Чуковский К. Высокое искусство

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. БЕДНЫЙ СЛОВАРЬ - И БОГАТЫЙ

I

Плохие переводчики страдают своеобразным ма локровием мозга, которое делает их текст худосочным. Каково Хемингуэю, или Киплингу, или Томасу Манну, или другому полнокровному автору попасть в обработ ку к этим анемичным больным! Похоже, что они толь ко о том и заботятся, как бы обескровить гениальные подлинники. У таких переводчиков нищенски убогий словарь: каждое иностранное слово имеет для них одно-единственное значение. Запас синонимов у ник скуден до крайности. Лошадь у них всегда только лошадь. Почему не конь, не жеребец, не рысак, не во роной, не скакун? Лодка у них всегда лодка и никогда не бот, не челнок, не ладья, не шаланда. Дворец — всегда дворец. Почему не замок, не палаты, не хоромы,

96

не чертог? Почему многие переводчики всегда пишут о человеке — худой, а не сухопарый, не худощавый, не тщедушный, не щуплый, не тощий? Почему не стужа, а холод? Не лачуга, не хибарка, а хижина? Не кавер за, не подвох, а интрига? Почему печаль всегда печаль, а не скорбь, не тоска, не кручина, не грусть? Плохие переводчики думают, что девушки бывают только /с/?а- сивые. Между тем они бывают миловидные, хорошень кие, смазливые, пригожие, недурные собой, привлека тельные и мало ли еще какие!

Множество у этих людей всегда только множество. Почему не прорва, не уйма, не бездна, не тьма? Препятствие — только препятствие, а не помеха, не пре града, не препона.

Словесное худосочие надо лечить. Конечно, если болезнь запущена, окончательное выздоровление едва ли возможно. Но все же мы должны озаботиться, что бы анемия приняла менее тяжелую форму, а для этого переводчикам следует изо дня в день пополнять свои скудные запасы синонимов.

Даль — вот кого переводчикам нужно читать, а так же тех русских писателей, у которых был наиболее богатый словарь: Крылова, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Сергея Аксакова, Льва Толстого, Турге нева, Лескова, Чехова, Горького. Перечитывая русских классических авторов, переводчики должны запоми нать те слова, которые могли бы им при переводе при годиться, они должны составлять для себя обширные коллекции этих слов — не вычурных, цветистых, об ластных, а самых простых, заурядных, которые хоть и употребляются в русской обыденной речи, но пере водчикам почему-то несвойственны. Я редко встречаю в переводных повестях и романах такие простые сло ва, как зря, невпопад, невзначай, привередливый, взбалмошный, неказистый, угодливый, беззаветный, досужий, разбитной, прыткий, отпетый, озорной.

И до сих пор существует порода переводчиков, ко торые никогда не скажут сумасброд, а непременно — безумец.

Недавно мне попался один перевод, который мог бы служить образцом и подспорьем для молодых пе-

97

реводчиков, желающих расширить диапазон своей речи.

Едва только я раскрыл книгу, мне бросились в глаза такие слова, которые при всей своей простоте и обычности почти никогда не встречаются у середняков переводчиков: умасливать, дошлый, преспокойно, страшноватый, нашкодивший и пр.

Этих выразительных слов не найти ни в одном из англо-русских словарей. Никакому словарю не угнаться за всеми оттенками живой человеческой речи. По этому задача переводчика, если только он настоящий х\дожник, заключается именно в том, чтобы возмож но чаще отыскивать такие соответствия иностранного и русского слова, какие не могут вместиться ни в од ном словаре.

Переводчики, о которых я сейчас говорю, — С. П. Бобров и М. П. Богословская. Книга, переведен ная ими: Чарльз Диккенс. «Повесть о двух городах» '.

Я называю их перевод образцовым именно потому, что у них — богатейший язык, меткий, пластичный, гибкий, изобилующий свежими словесными красками.

В подлиннике, например, вульгарно-грубый Кран- чер кричит своему сыну, чтобы тот замолчал:

— Drop it ! (208).

По словарям это значит: «перестань», или «прекрати», или «брось». Так и написал бы середняк переводчик. Это вполне правильно передало бы смысл серди того крика, но не его стилевую окраску. Между тем Бобров и Богословская, сообразуясь с характером Кранчера, переводят:

— Заткнись! (187).

И, конечно, в данном случае это наиболее точный синоним. Не сомневаюсь, что если бы Кранчер загово рил каким-нибудь чудом по-русски, он непременно ска зал бы: «Заткнись!»

'Чарльз Диккенс. Повесть о двух городах. Роман. Перевод с английского С. П. Боброва и М. П. Богословской. — Собрание сочинений в тридцати томах, т. 22. М ., 1960. —D i с k e n s, A Tale of Two Cities (Allyn and Bacon). Boston , New York , Chicago , 1922 Далее цифры в скобках указывают страницы русского и английского текстов.

98

Точно так же, когда в самом начале «Повести о двух городах» Диккенс говорит о витиях, восхваляю щих свою эпоху или клянущих ее, он называет их the noisiest (1), что по всем англо-русским словарям озна чает наиболее шумный или наиболее крикливый, но насколько экспрессивнее (опять-таки в данном кон тексте) тот эпитет, который дан переводчиками: самые горластые (9).

У Диккенса говорится, что дилижанс поднимался uphill (5).

Слово uphill имеет словарное значение «в гору». Но так как подъем был крутой, переводчики предпочли колоритное русское косогор: «вверх по косогору» (12). И думается, что Диккенс, пиши он по-русски, непре менно написал бы косогор.

И вот наиболее наглядный пример. Тот же Кран- чер, суеверный и глупый тиран, все время опасается, как бы его жена не упала на колени и не вымолила ему у господа бога какую-нибудь злую напасть. При этом он употребляет выражение to flop down — шле паться (на пол во время молитвы). Это выражение не раз повторяется в его обращении к жене и всегда с комическим эффектом (70, 71).

Переводчики нашли очень точное (и такое же мет кое) соответствие: бухаться.

«А ежели тебе непременно надо бухаться... бухай ся так, чтобы сыну и мужу польза была, а не вред» (70).

Бухаться, горластый, заткнись, косогор — не такая уж это экзотика. Это самые простые, обыкновенные слова, и все их достоинство заключается в их незатасканности: их не знают середняки переводчики. То же можно сказать и о другом слове: vengeance . Судя по всем лексиконам, оно означает мщение, месть. Но наши переводчики и здесь пренебрегли лексиконами и дали свой синоним, наиболее выразительный и, я сказал бы, наиболее русский: расправа (190). Причем эти высокие мастера перевода не щеголяют богатством своего словаря, не перегружают свой текст нарочито свежими формами речи: мобилизация выражений и слов, выходящих за пределы переводческой речи, ока зывается у них совершенно естественной. Когда в их

99

переводе встречаешь такие слова, нетипичные для пе реводческого стиля, как зануда, куролесить, настро иться на молитвенный лад, обуреваемый жаждой, ору довать, буркнуть, цацкаться, тараторить, окаянный и т. д. и т. д. и т. д., нельзя не прийти к убеждению, что это и есть наиболее точное воспроизведение стилисти ки Диккенса, корни которой пропитаны могучими со ками плебейской простонародной фразеологии и лек сики.

Оттого-то я и назвал их перевод превосходным. От сюда, конечно, не следует, что я считаю его идеаль ным. Хотелось бы, например, чтобы в репликах вуль гарного Кранчера было больше отступлений от нор мальной грамматики: в подлиннике они очень далеки от нее. Хотелось бы, чтобы первые строки романа были так же подчинены стихотворному ритму, как и первые-строки подлинника.

Но это другая тема, другая забота. Здесь же я го ворю исключительно об изобилии словарных запасов, которыми так умело владеют эти мастера перевода. В этой области М. П. Богословская и С. П. Бобров — богачи.

II

Такими же богачами представляются мне другие переводчики, участвовавшие в новом тридцатитомном издании Диккенса: Н. Волжина, Н. Дарузес, Е. Ка лашникова, М. Лорие, В. Топер, О. Холмская, Т. Литвинова — вся эта могучая кучка «англистов», выработавших такой обширный и гибкий словарь, что лучшие из их переводов производят впечатление подлинников '.

Переводчики, принадлежащие к этой артели, уже дали советским читателям отличные переводы Хемин-

1 К сожалению, в этом тридцатнтомном издании «Пиквик», «Оливер Твист», «Николас Никльби», «Копперфильд» и «Домбн» — наиболее характерные произведения Диккенса — переведены бук валистами А. В. Кривцовой и Евг. Ланном, что привело к умалению и замутнению писательского облика Диккенса.

100

гуэя, Колдуэлла, Уолдо Франка, Амброза Бирса и дру гих американских писателей. «Фиеста» в переводе В. Топер, «Прощай, оружие», «Иметь и не иметь» в пе реводе Евг. Калашниковой принадлежат к высшим достижениям советского переводческого искусства. Таков же перевод Сомерсета Моэма, сделанный М. Лорие.

Нельзя достаточно налюбоваться мастерством, с которым Н. Волжина перевела английского писателя Грэма Грина.

Теперь благодаря их мастерству и таланту русские читатели получили такие блистательные переводы «Тя желых времен», «Крошки Доррит», «Мартина Чезлви-та», «Эдвина Друда», «Лавки древностей», «Больших надежд», каких они никогда не имели. Прежние пере воды этих романов пришлось забраковать — все до единого, так безнадежно были они плохи и так потускнели по сравнению с новыми. Зато новые переводы —• те, о которых я сейчас говорю, — можно рекомендо вать молодым переводчикам, желающим усовершенствоваться в своем трудном искусстве.

Для молодежи они могут служить в качестве об разцовых учебных пособий.

Советую также возможно скорее достать книгу Джона Стейнбека «Путешествие с Чарли» в переводе той же Наталии Волжиной. Это один из самых талант ливых переводов, какие приходилось мне встречать за всю мою долгую жизнь. И по стилю, и по богатству душевных тональностей, и по яркой идирматичностн речи перевод «Путешествия с Чарли» — я утверждаю это с полной ответственностью — не уступает ни в чем чудесному подлиннику. Идиомы не навязчивы, непри нужденны, естественны: «дороги, набитые намертво», «ударился в панику», «диву давался», «ум за разум зашел», «на всякий пожарный случай», «праздновать труса» и т. д. и т. д. и т. д. И множество метких выра зительных слов (уж конечно почерпнутых не в слова рях!): «окаянство», «осоловело», «индюшки кудлачат», пес «выхлестал полплошки еды», и очень тонкое ис пользование живых славянизмов: «им же несть чис ла», «родное чадо невежеству», «уготована ему жизнь»

101

и т. д. И то же мастерство в переводе современного сленга: «Расположился тут один тип — видно, псих».

Словом, с какой стороны ни смотреть, — это шедевр «высокого искусства». Никак невозможно понять, по чему наши рецензенты и критики не поспешили при ветствовать этот перевод как одно из больших достижений нашей современной словесности.

Следовало бы им также порадоваться растущему мастерству Татьяны Литвиновой (см. ее переводы по следних рассказов Джона Чивера) '. И было бы очень неплохо, если бы они догадались встретить горячей хвалой дарование Виктора Хинкиса, преодолевшего тысячи трудностей при воссоздании на родном языке многостильного романа Апдайка «Кентавр».

Да и мало ли существует у нас переводов, которые могли бы пригодиться молодым переводчикам в каче стве образцов и учебников, — например, русский перевод книги Харпер Ли «Убить пересмешника», испол ненный Норой Галь и Раисой Облонской.

Евгения Калашникова, уж на что первоклассный художник, поднялась на новую высоту мастерства в своем переводе знаменитого романа Фицджеральда «Великий Гэтсби».

Читаешь, радуешься каждой строке и думаешь с тоской: почему же ни в США, ни в Англии, ни во Франции не нашлось переводчика, который с такой же пристальной любовью и с таким же искусством пере вел бы нашего Гоголя, Лермонтова, Грибоедова, Кры лова, Маяковского, Пастернака, Мандельштама, Блока?

Каждому начинающему было бы очень полезно взять подлинный текст ну хотя бы «Мартина Чезлви- та» и сравнить его строка за строкой с переводом, сде ланным Ниной Дарузес.

Первое впечатление — отличное: несметное богат ство синонимов.

В подлиннике, например, одну девушку называют wild . По словарю это значит дикая, буйная, необуэдан-

'Джон Чивер. Ангел на мосту. Перевод и предисловие Т. Литвиновой. М., 1966.

102

пая, неистовая, раздраженная, бешеная, И до чего приятно найти в переводе шальная (62, 156) '.

Или взять хотя бы слово very . В словарях у него единственное значение: очень. Так и перевел бы любой буквалист: «Пассажиры казались очень промерз шими». Но Дарузес находится в постоянной вражде с буквализмом, для нее каждое слово имеет очень много значений, и эту фразу перевела она так: «Пассажиры, видимо, порядком промерзли» (61, 150).

И вот какими словами изложил бы переводчик-бук валист жалобы одной героини романа:

«Забота постоянно держит в напряжении ( upon the stretch ) мой ум».

Таков тот мертвый переводческий жаргон, с кото рым борется вся эта группа мастеров перевода. Вместо накрахмаленной фразы в новом переводе читаем:

«Из-за нее одной (из-за этой заботы. — К.. Ч.) вечно душа не на месте» (69, 170).

И конечно, это чудесное, русское, образное «душа не на месте» по своему стилю и смыслу гораздо ближе к подлиннику, чем буквальное: «держит в напряжении мой ум».

Там, где всякий буквалист непременно напишет:

«Великие люди охотно раздают то, что принадле жит другим»,— в переводе у Дарузес говорится:

«Великие мира сего раздают направо и налево чу жое добро» (2, 12).

И хотя у Диккенса нет ни «направо и налево», ни «мира сего», мысль и стиль гениального автора пере даны этими словами гораздо точнее, чем передал бы переводчик-буквалист.

Оттого и происходит такой парадокс. В тех случаях, когда кажется, что, расширяя границы своего словаря, переводчик чересчур своевольничает, слишком далеко

1 Первая цифра указывает страницу английского текста : «The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, by Charles Dickens». London , Chapman and Hall (Household Edition). Вторая цифра указывает страницу русского перевода : Чарльз Дик кенс . Жизнь и приключения Мартина Чезлвита. Роман. Перевод с английского Н. Л. Дарузес. Собрание сочинений в тридцати томах, т. 10. М., 1959. В дальнейшем римская цифра в скобках указывает номер тома этого собрания сочинений.

103

отступая от подлинника,' на самом деле это отступле ние от подлинника и есть наибольшее приближение к нему.

В первую минуту иные строки переводов Дарузес могут показаться искажением оригинального текста.

У Диккенса, например, сказано portal . Это значит главный вход, ворота. Она же переводит: «дверь в свя тая святых» (69, 171).

Так как в подлиннике слов «святая святых» не имеется, найдется, пожалуй, педант, который назовет эти слова отсебятиной.

Между тем здесь вернейшее воспроизведение авторской мысли. Дверь, о которой идет речь, была кро шечная, и вела она в ничтожную каморку, где взорам открывалась неубранная постель двух девиц'«во всем своем чудовищном неприличии». Вот эту-то жалкую дверь Диккенс иронически называет portal ' oM — тер мин, применяющийся главным образом к величавому входу в храм, к высоким и пышным церковным воро там. Так что ироническое слово «святая святых» здесь совершенно оправдано.

Диккенс говорит об одном страховом обществе, что оно возникло сразу не как infant Institution , а как зре лое коммерческое учреждение. Infant по англо-русско му словарю проф. В. К. Мюллера — «детский, началь ный, зачаточный». Отвергая эту бледную словарную лексику, переводчица нашла для слова infant такое значение, какого нет ни в одном словаре, — желторо тый, и тогда у нее получилось: «компания... возникла из небытия... не желторотой фирмой, а вполне солид ным предприятием на полном ходу» ( XI , 13).

И еще пример такой же словарной находчивости.

В подлиннике наглый грубиян кричит своей безза щитной жене:

— Why do you show your pale face? (224)
В буквальном переводе это значит:

— Почему ты показываешь свое бледное лицо?
Но насколько ближе к стилю подлинника тот пере
вод, который мы находим у Дарузес:

— Чего ты суешься со своей постной рожей?
( XI , 45).

104

«Постная рожа» это именно то, что, судя по кон тексту, сказано в подлиннике.

Ни в одном словаре вы не найдете, что animal это не только животное, но и скотинка, что extravagant это не только сумасбродный, но и чудаческий, что a drink не только напиток, но и пойло ( XI , 73, 114, 129) '.

Неписаный закон этой группы мастеров перевода: переводи не столько слова, сколько смысл и стиль. Применять этот закон нужно с большой осторожно стью.

В большинстве случаев так и поступает Дарузес. Но иногда она выходит за пределы дозволенного и вносит в свои переводы такие образы, которые были бы немыслимы в подлиннике. Таков, например, козь- ма-прутковский «фонтан красноречия», внесенный ею в текст «Чезлвита», где этого образа нет (61, 153).

Правда, такие отсебятины редки. Вообще в «Чезл- вите» нет тех вопиющих ошибок, которые буквально кишели в довоенных изданиях Диккенса, когда в ка честве человека выступал военный корабль ( man of war ), а в качестве телосложения — цвет лица ( com plexion ).

В двух томах я нашел лишь одну — да и то неболь шую— ошибку. По словам переводчицы, человека «выводят из комнаты за ухо», в то время как на са мом-то деле его бьют по щекам (66, 164), ибо в под линнике сказано box on his ears , а это всегда означало оплеуху, затрещину.

Недавно богатыми ресурсами речи порадовала чи тателей Рита Райт-Ковалева в своем отличном пере воде знаменитого романа Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (« The CaTcTief ' in the Rye ») *. Роман

1 В подлиннике соответствующие страницы: 247, 261, 268.

! Дж. Д. Сэлинджер. Над пропастью во ржи. Выше стропила, плотники. Хорошо ловится рыбка-бананка и др. Перевод с английского и предисловие Р. Райт-Ковалевой. М., 1965. О мето дах своей работы над этой книгой поведала сама Р. Райт-Кова лева в содержательной статье «Нить Ариадны». Сб. «Редактор и перевод». М., 1965, стр. 7 и след. Позднейший анализ перевода дан Вл. Россельсом в «Тетрадях переводчика». М., 1966.

105

написан на том грубом, но живописном жаргоне, на каком вообще изъясняются между собой подростки и в США и порою — у нас. Грубость этого жаргона не мешает изображенному в романе подростку хранить в потаенных глубинах души романтически светлые чувства и стремиться к человечности и правде.

Рита Райт-Ковалева слегка ослабила грубость его языка, но всю выразительность этого жаргона, всю силу и красочность его попыталась полностью пере дать в переводе. Здесь она обнаружила такое искус ство, какое свойственно лишь первоклассным масте рам. Например, слово apiece , которое, судя по всем словарям, означает на каждого, она переводит на бра та («по инфаркту на брата»), слова hot - shot guy пере водит этакий хлюст, слово stuff (вещество, материал, пренебрежительно — дрянь) переводит вся эта пет рушка, has stolen — спёр, to tiff — поцапаться, a stupid hill , который у бездарных переводчиков был бы «глупым холмом», — здесь (в полном соответствии с тональностью текста) треклятая горка. У бездарных пе реводчиков fighting всегда — сражение, драка, война, но Рита Райт, подчиняя весь свой богатый словарь плебейскому стилю романа, написала не драка, но буча, а когда герой говорит, что некая реклама — на дувательство, переводчица, верная стилю романа, пи шет сплошная липа.

Если бы нужно было несколькими словами опреде лить переводческий метод Райт-Ковалевой, я сказал бы, что она добивается точности перевода не путем воспроизведения слов, но путем воспроизведения пси хологической сущности каждой фразы. (Так переводились ею и Кафка, и Фолкнер, и др.)

Вообще Рита Райт-Ковалева — сильный и надеж ный талант. Здесь я говорю только о ее словаре, но нельзя забывать, что у нее, как и у других переводчи ков, которых я называю в настоящей главе, такое же богатство ритмов, интонаций, синтаксических форм. В юности она переводила стихи Маяковского на не мецкий язык. Написанная ею биография Роберта Бернса, вышедшая в серии «Жизнь замечательных людей», — одна из лучших книг этого нелегкого жанра^

106

Кстати напомню, что в той же серии вышла биогра фия Диккенса, написанная Хескетом Пирсоном. Таких биографий он создал немало. Среди его книг есть и «Оскар Уайльд», и «Сидней Смит», и «Эразм Дарвин», и «Самюэль Джонсон». В каждой — полуиронический тон, воспроизведение которого доступно не всякому мастеру. Переводчица М. Кан (имя для меня ноъое) отлично уловила этот тон в своем переводе биографии Диккенса для «Жизни замечательных людей». По сво ей сложной эмоциональной окраске ее перевод вполне соответствует подлиннику.

III

Теперь, когда вслед за М. Лозинским, Б. Пастерна ком и С. Маршаком в нашей литературе возникло но вое поколение таких крупных мастеров стихового пе ревода, как С. Липкин, В. Левик, Леонид Мартынов, Лев Гинзбург, Татьяна Гнедич, Н. Гребнев, Вера Звя гинцева, Мария Петровых, Вера Потапова, Лев Пень- ковский, А. Гитович, М. Комарова, А. Адалис, чита телю легко убедиться, что при всем несходстве их та лантов все они обладают целыми россыпями всевоз можных синонимов и фразеологических форм.

Отдельные слова их переводов далеко не всегда соответствуют отдельным словам оригинального текста, между тем как и смысл, и чувство, и стиль часто бы вают переданы ими с абсолютной верностью. Это и есть наиболее распространенный в настоящее время переводческий метод: полное тождество целого при отсутствии сходства между отдельными его элемен тами.

Триумфом этого труднейшего метода представ ляется мне перевод травестийной «Энеиды» И. П. Кот- ляревского, сделанный Верой Потаповой.

Наконец-то у русских читателей появилась возмож ность почувствовать всю буйную красоту этой широко плечей, краснощекой поэмы, в которой уже второе столетие слышится голос запорожских «троянцев» — прямодушных, отчаянных и несокрушимо здоровых людей.

Много потребовалось переводчице творческой сме лости, чтобы, отказавшись от калькирования украин ских стихов, передать с такой силой и правдой их необузданный дух. Этого она никогда не могла бы до стигнуть, если бы не обладала тем безошибочным чувством литературного стиля, благодаря которому внеш няя грубость не лишает ее перевод ни красоты, ни изящества.

Это чувство и дало ей возможность, бережно сохра нив украинский колорит эпопеи, переплавить ее всю в русской печи, придать ей русский простонародный чекан и тем самым добиться того, чтобы она превратилась в произведение русской поэзии.

•Конечно, Вере Потаповой нечего было бы и думать о выполнении этой нелегкой задачи, если бы ее лекси ка не была так богата. Свободно черпая из своих изо бильных словарных запасов, она то и дело находит возможность воссоздать украинскую поэму строфа за строфой при помощи своих собственных слов; пусть этих слов не имеется в подлиннике, но они так род ственно близки ему, так соответствуют его смыслу и стилю, что благодаря им читатель получает более вер ное представление о подлиннике, чем если бы ему дали буквальный подстрочник. Особенно удались ей те двустишия подлинника, которые дважды встреча ются в каждой строфе. Четкие и звонкие, словно посло вицы, они для перевода труднее всего. Верная своему методу перековки иноязычного текста, переводчица че канит их так, что они сверкают и звенят, как и в под линнике:

И нам, и храброму Энею Накостылялн греки шею.

Со мной побьешься на кулачках, Домой вернешься на карачках.

С поклоном подступивши, бабку Схватил Энеевич в охапку.

Пришли почтить ее особу И облегчить ее хворобу.

Венера устремилась к мужу, Все прелести у ней наружу.

108

Кому что вздумается — сразу Появится, как по заказу.

И так далее. Возьмите любую десятистрочную строфу «Энеиды» — всюду то же преображение пере водчика в автора, в создателя русских поэтических ценностей. Вот, например, как звучит у Потаповой знаменитое воззвание Энея к Зевесу:

Небось, проклятый старичище, С небес на землю не сойдешь. Ругнул бы я тебя почище, Да ты и усом не моргнешь. Придется пропадать мне, видно! И как тебе, Зевес, не стыдно! Людских не замечаешь мук! Иль на глазищи сели бельма? Чтоб ты ослеп навеки, шельма! Ведь я тебе как будто внук!

Особенно удались переводчице те страницы поэмы, где изображается ад. Здесь у нее много счастливых находок, вполне передающих стилистический строй украинского подлинника. Эней и Сивилла приблизи лись к Стиксу:

Уж пекло было недалечко,

Но путь им пересекла речка.

У причала был перевозчик, «засаленный старичи на» Харон. Он,

.. .многолюдством не смущенный, Обкладывал народ крещеный, Как водится в шинках у нас.

Но в конце концов смилостивился, и путники вошли в демократическое деревенское пекло:

Панов за то и мордовали И припекали в свой черед, Что людям льготы не давали, На них смотрели, как на скот.

Лгуны лизали сковородку. Дрожащим за свое добро Богатым скрягам лили в глотку Расплавленное серебро.

Головорезы, прощелыги, Бродяги, плуты, болтуны, Все сводники и забулдыги,

109

Гадальщики и колдуны. Разбойники и живодеры, Мошенники, пропойцы, воры Кипели в огненной смоле.

Конечно, в понятие стиля должна входить также большая или меньшая текучесть поэтической речи, обусловленная в первую голову ее синтаксическим строем. Здесь опять-таки сказывается незаурядная сила Потаповой: стих ее струится легко и свободно, в нем нет тех опухолей и вывихов синтаксиса, которые неизбежно встречаются у переводчиков, гоняющихся за призраком формалистической точности. Те почти всегда обрекают свой стих на косноязычную дикцию.

Таким косноязычием нисколько не страдает Пота пова. Ее стих по своей живой и естественной дикции равен украинскому подлиннику. Ее перевод «Энеиды» хочется читать и перечитывать вслух:

Не унывайте, молодицы! Я вам отличный дам совет, И белолицые девицы Теперь избавятся от бед. Доколе нам сидеть над морем? За горе мы отплатим горем! Сожжем постылые челны. Тогда мужья — как на приколе: Куда деваться? Поневоле Они прижятьгя к нам должны.

Богатый словарь нужен переводчику именно для того, чтобы переводить не дословно. Здесь своеобраз ный парадокс диалектики: если хочешь приблизиться к подлиннику, отойди возможно дальше от него, от его словарной оболочки и переводи его главную суть: его мысль, его стиль, его пафос (как выражался Белин ский). Не букву буквой нужно воспроизводить в пере воде, а (я готов повторять это тысячу раз!) улыбку — улыбкой, музыку — музыкой, душевную тональность — душевной тональностью.

И сколько предварительной работы приходится порою проделывать над иностранными текстами, что бы впоследствии в процессе перевода найти подлин ные, вполне адекватные (а не приблизительные) эпи теты для изображаемых в тексте предметов и лиц.

110

Такой предварительной работы настойчиво требует Р. Райт-Ковалева, передавая свой опыт молодым пе реводчикам.

При этом она приводит поучительный эпизод.

Недавно ей пришлось работать над книгой «Дере вушка», первой частью трилогии Фолкнера. «В этом романе, — рассказывает она, — впервые появляется героиня всей трилогии Юла Уоркер. Она пока еще ребенок, рано созревшая девочка, ленивая, пассивная, медлительная. Переводчики романа сначала упусти ли, что в этой девочке уже дремлет будущая «Елена Прекрасная» — неотразимое воплощение «вечной жен ственности», почти языческое божество. Из-за этой за бывчивости лексика была взята более «сниженная» и образ будущей Елены упрощен и огрублен.

В чем тут заключалась работа редактора? Конеч но, не в том, чтобы править перевод. Мы обсудили всю «линию» Юлы, так сказать, сделали ее портрет во всех деталях, и сразу появилась другая интонация, другой ряд слов: губы стали не «толстые», а «пухлые», походка не «ленивая», а «с ленцой» и кожа не «бес цветная», а «матовая». Никаких «вольностей» мы себе не позволили: но по-английски слова « husky voice » могут относиться и к пьяному матросу (тогда это «хрип лый голос»), и к неземной красавице — тогда голос может стать, смотря по контексту, грудным или сдав ленным, глухим, придушенным и даже невнятным. И оттого, что талантливые переводчики, прислушав шись к советам редактора, увидели эту неулыбчивую, медлительную и спокойную красавицу именно так, как ее видел Фолкнер, отбор слов пошел по другому руслу и Юла посмотрела на мир «волооким» взором, а не «коровьими» глазами»'.

Отбор синонимов находится в постоянной зависи мости от той концепции, которую составил себе пере водчик путем предварительного изучения фигурирую щих в переводимом тексте предметов, людей и собы тий.

'Р. Райт-Ковалева. Нить Ариадны. Сб. «Редактор и перевод». М., 1965, стр. 9.

111

IV

Переводчики часто попадают впросак из-за того, что им остаются неведомы самые элементарные идио мы и прихоти чужого языка.

Следовало бы составлять особые словари таких языковых причуд.

В этих словарях было бы указано, что « tall hat » отнюдь не «шляпа с высокой тульей», а цилиндр, что « evening dress » — не вечерний туалет, а фрак, что « fair girl » не Столько красавица, сколько блондинка, что « traveller » часто коммивояжер, а не путник, что « minister » чаще всего не министр, а священник и что « genial » отнюдь не гениальный.

В книге Ч. Ветринского «Герцен» на странице 269 приведена цитата из лондонского журнала « Critic » за 1855 год: «Высшие достоинства Герцена — его гени альный дух». Конечно, это вздор. Читателю не следует думать, что англичане уже в 1855 году догадались о гениальности Герцена. В подлиннике, должно быть, сказано: « genial spirits », то есть открытая душа, сер дечность, приветливость. Ветринский, не зная идиомы, превратил сдержанный комплимент в восторженную похвалу.

Впрочем, я знаю перевод, где «оспа» (« small - pox ») оказалась «маленьким сифилисом».

Если собрать тс ошибки, которые попались мне в течение месяца при чтении английских книг, переве денных на русский язык, получится приблизительно такая таблица:

Broad axe — не «широкий топор», но плотничий то пор.

Red herring — не «красная селедка», но копченая.

Dago — не «дагомеец», но итальянец, живущий в Америке. В устах американца — «итальяшка».

Sealing - wax — не «восковая печать», но сургуч.

Night —не только «ночь», но и вечер, и это чаще всего.

China — не только «Китай», но и фарфор.

Highwayman — не столько «высокий путник», сколько разбойник.

112

Old George — не столько «старый Джордж», сколько дьявол.

Tower of Babel — не «башня Бабеля», а Вавилон ская башня. В одном переводе романа Голсуорси читаем: «О, башня Вабеля! — вскричала она».

Compositor — не «композитор», но типографский наборщик. В приключениях Шерлока Холмса, издан ных «Красной газетой», знаменитый сыщик, увидев у кого-то выпачканные типографскою краскою руки, сразу догадывается, что этот человек... композитор!

Месяц миновал, но ошибки нисколько не реже про должали бросаться в глаза.

Chair —не только «кресло», но и кафедра. Когда, во время какого-нибудь митинга, англичане обраща ются к председателю, они кричат ему: « chair ! chair !», и тогда это слово нужно переводить «председатель». Я так и перевел это слово в романе «Живчеловек» Чес тертона. Другой (переводчик того же романа передал это восклицание: «кресло! кресло! кресло!» И, дол жно быть, сам удивился, почему его герой кричит бес смыслицу.

Public house (буквально: публичный дом) у англи чан отнюдь не притон для распутства, а всего лишь скромная пивная.

Complexion — не «комплекция», но цвет лица.

Scandal — скандал, но чаще всего злословие, сплетня.

Intelligent — не интеллигент, но просто смышле ный. Когда жена Поля Робсона сказала по московско му телевидению, что внучонок у нее неглупый ребенок, невежда-переводчик заставил ее назвать малыша ин теллигентом. Странно прозвучало ее заявление:

— Мой крохотный внук — интеллигент.

Novel — не «новелла», а роман.

Gross — не «великий», но грубый, постыдный, от талкивающий.

Выше мы видели, что Бальмонт принял английское gross за немецкое. Оказывается, в этой ошибке пови нен не он один. Переводчик избранных рассказов Р. Киплинга, вышедших под редакцией Ивана Бунина,

113

точно так же не понял этого слова и переводил его то «большой», то «колоссальный» '.

Переводчик «Домби и сына», не догадываясь, что « sweetheart » есть просто ласковое слово («милый», «милая»), перевел: «общая (!) услада нашего сердца».

Переводчики с французского не отстают от пере водчиков с английского. Оказывается, не все из них чияют, что:

Le pont (на пароходе) —не «мост», но палуба.

Le trompe des journeaux — не «газетный рожок», но выкрики газетчиков.

La poudre — не «пудра», но пыль. Между тем, по словам М. Горького, один переводчик напечатал о ста рике пролетарии: «Покрытый пудрой и мрачный». Можно подумать, что каждый безработный во Фран ции употребляет парфюмерию Котй.

Les grains de beaute — не «проблески красоты», но родники.

Le trousseau de clefs — не «целое приданое ключей», как выразился один переводчик Золя, а всего только связка ключей.

L ' adresse de singe — не «обезьяний адрес», а лов кость обезьяны.

Точно так же peler des regimes de bananes отнюдь не значит «перевернуть вверх дном обычную жизнь бананов», а «снимать кожуру с бананов».

Le plongeur a I ' hotel — не «пловец в гостинице», но судомойка.

Французское artiste , равно как и английское ar tist , — не «актер», но живописец.

Все эти промахи подмечены мною в середине двадцатых годов при чтении тогдашних переводов с фран цузского. Теперь такое изобилие ошибок немыслимо. Но все же они порою встречаются, главным образом у неопытных молодых переводчиков, может быть пото му, что еще слишком мало словарей иноязычных фра зеологизмов, идиом и т. д.

1 Р. Киплинг. Избранные рассказы, кн. 2. М., 1908, стр. 15 и 270. Не верится, что эти книги редактировал Иван Бунин.