Успенский Л. Ты и твое имя

ОГЛАВЛЕНИЕ

В МИЛОЙ СКАНДИНАВИИ

Немецкий языковед Рудольф Клейнпауль рассказывает в своей книге о
человеческих именах, будто он, путешествуя по Швеции, остановился в одном
городке. Тотчас же ему пришлось столкнуться с целым цветником шедевров
скандинавского именословия. Впрочем, неизвестно, был ли это цветник,
зоологический сад или какая-нибудь еще более удивительная кунсткамера.
Хозяин дома, где он поселился (утверждает Клейн-пауль), носил фамилию
Розенлеве, то есть Розовый лев, и был женат на очень милой даме, урожденной
Лилиенвассер, иначе говоря -- Лилейная вода. Одну служанку звали Липовый
цвет, другую -- Луч чести (Эренштраль). Тут же около дома процветали: кучер
Серебряный столп, портной Орлиное стропило, сапожник Тигровый шлем. К
хозяевам в гости заходили то капитан Кедровый поток, то граф Бычья звезда,
то трое студентов: Пальмовый лист, Ореховый прут и Лавровая ветка
(Пальмблатт, Хазельгерте и Лорберцвейг).
Немец сам, Клейнпауль (то есть "Маленький Павел" по фамилии) * дает эти
причудливые имена в немецком переводе, не сообщая, кроме одной или двух, как
они звучат по-шведски; но от этих, может быть отчасти сочиненных или
нарочито подобранных, фамилий можно довольно легко перейти ко всем известным
и подлинным фамилиям исторических лиц Швеции.
------
* Фамилии типа Клейнпауль, Клейнпетер в Германии -- скрытые отчества: "Малый
Петр" значит "сын Большого (старшего) Петра", Петров.
------
Графский род Оксеншерна вы найдете во многих энциклопедиях: его
фамилия, действительно, переводится как "Бычья звезда" (Oxenstjerna). В
"Полтаве" Пушкина упоминается "пылкий" генерал Шлиппенбах; значение этой
фамилии не покажется вам особенно прекрасным: она означает "ечто вроде
"Канавный поток". Швеция и Норвегия знают великого писателя Бьернстьерне
Бьернсона, то есть Звезду-Медведицу-Медвежьего-Сына . Рядом со Шлиппенбахом
в русский плен под Полтавой попал генерал граф Адам-Людвиг Львиная голова
(Левенхаупт).
Всем хорошо известна замечательная шведская писательница Лагерлеф,
автор удивительной книги про маленького Нильса, путешествовавшего по Швеции
с дикими гусями; но ведь "Лагерлеф" означает "Лавровый лист". Почему же не
поверить Клейнпаулю, что ему попался на пути человек с фамилией Лагерквист --
"Лавровая ветка" -- или другой, называвшийся, скажем, Пальменлеф -- "Пальмовый
лист"?
Что тут всего любопытнее? Пожалуй, не то, что в Швеции так много
громкозвучных фамилий, а то, что в соседней Дании, да и в Норвегии, их почти
нет. Вспомните главку "100 крон за фамилию": в Дании перепроизводство
всевозможных простонародных "-сенов". Ларсены, Свенсены, Иоргенсены
буквально замучили датчан. А тут же рядом за узким Эресунном, в соседней
Швеции, что ни портной или кучер, -- то Серебряная шпора да Пальмовая роща...
В чем дело? Разумеется, найти причину можно, и я уже называл ее
Надо полагать, дело в истории обеих этих стран. В Швеции куда большее
значение имели дворянство, военная аристократия: по сравнению с гордым
королевством Карлов и Густавов маленькая Дания была мирной
сельскохозяйственной страной. Тут не на чем было развернуться пышным
феодалам, с их понятиями о наследственной чести, родословной гордости; не
создалось здесь и привычки к громким фамилиям или чванливым гербам. А там, в
Швеции, для всего этого нашлось место.

РОЗАЛИЯ АРОМАТ

Вероятно, Антон Павлович Чехов просто-напросто выдумал такую фамилию...
Как сказать, -- выдумал; не совсем... Тот же Рудольф Клейнпауль, удивляясь
странностям еврейского именословия, приводит такие, кажущиеся ему особенно
поразительными, фамилии: Центнершвер (Весом в центнер), Ихзельбст (Я самый),
Шувихсе (Сапожная вакса) и Вольгерух (Благоухание, Аромат). Значит, это не
выдумка.
Каждый, кому приходилось изучать удивительный пестроцвет еврейских
фамилий, почти обязательно задавался вопросом: как и откуда могли взяться
они, почему они так не похожи одна на другую, почему среди них такое
множество как будто выдуманных нарочно с целью произвести озадачивающее,
странное впечатление, -- Риндкопф (Телячья голова), Пульфер-махер (Делающий
порох), Температурвехзель (Изменение температуры), Канегиссер (Поливальщик
из лейки) и тому подобное?
Еще более поражает разнородность этого списка: рядом встречаются и
такие, которые, безусловно, как-то связаны с русскими или польскими корнями
(Спивак, Плотник, Пашерстник, Черномордик) и, несомненно, происходящие от
корней немецкого языка, например, Шварц (Черный), Гольдберг (Золотая гора),
Рубинштейн (Рубиновый камень), Фрейман (Вольный человек). И тут же вы
наталкиваетесь на сочетания звуков, не объяснимые ни из каких европейских
языков: Раппопорт, Хейфец, Лифшиц, Меламед, Шамес, Зархи и т. д.
Все эти тайны имеют свои разгадки, и коренятся они в сложном и трудном
прошлом еврейского народа. Известно, что за период так называемой новой
истории он много раз переселялся из страны в страну, видоизменяя свои
обычаи, свою внешность и даже самый язык. Не говоря уже о странах Востока,
евреи самой Европы делятся на две резко отличающиеся по языку ветви -- южных,
испанских евреев ("сефардим") и северных, немецких, так называемых
"ашкеназим". Первые говорят на языке, имеющем много общего с испанским (с
примесью мавританских слов); вторые пользуются так называемым "идиш"; он
построен на основе немецкого языка, с изрядным количеством славянских
элементов. В одном романе, написанном французским евреем и описывающем жизнь
евреев Франции, недаром трое братьев, сидя в парижском кабачке, поют
шутливую народную песенку:
"Дрей хазерим тринкен квас" ("Три свинушки хлещут квас"),
в которой, как легко понять, первое слово первой строки немецкое
("дрей" -- три), второе -- древнееврейское ("хазер" -- свинья), третье -- опять
немецкое ("тринкен" -- пить) и четвертое -- русское (квас).
Вполне естественно, что в такой сложной языковой среде могли
образоваться самые разнообразные, ничуть друг на друга не похожие фамилии.
Если очень распространенные фамилии Соколик, Резник, Белоцерковский,
например, родились, несомненно, на востоке Европы, в Польше, на Украине или
в России, то столь же бесспорно, что такие фамилии, как Рейнгольд (Золото
Рейна или Чистое золото), Фогельгезанг (Птичье пение) или Берлинер (Житель
Берлина) могли создаться только в Германии. Многие носят ясный отпечаток
испанского языка; так, Раппопорт, весьма вероятно, надо расшифровать, как
искаженное "ребе дОпорто", то есть "Португальский раввин"; другие же
восходят к древней, полузабытой стихии подлинного древнееврейского
семитического языка; Клейзмор (Музыкант), Шамес (Служитель в синагоге),
HexaiviKec (сын Нехамы)... Надо сказать, что очень часто составные части,
взятые из совершенно разных языков, великолепно уживаются тут в одном
имени-слове: корень еврейский, а суффиксы русские; основа немецкая,
окончания же типично славянские. Фамилия Рохлин состоит, например, из
древнееврейского слова-имени Рахиль (в идиш -- Рохэл), означающего "овца", и
типично русского суффикса патронимической принадлежности "-ин", того же
самого, что в наших "Марф-ин" или "Шуб-ин". Точно так же фамилия Рабинович
сложена из древнееврейского "ребе" (учитель), звучащего в русской передаче
как "раввин", и нашего "-ович"; оно значит, как мы хорошо знаем, "сын
такого-то", "Раввинович".
То же самое можно сказать про такие еврейско-не-мецкие гибриды, как
Цфасман, Янкельзон или Гольд-манн-Леви.
Все это понятно. Но, спрашивается, каким же все-таки образом возникли
фамилии, удивляющие уже не формой, а значением, смыслом своим, такие, как те
же "Я самый" (Ихзельбст) или "Изменение температуры" (Температурвехзель)?
Объяснение этому следует искать опять-таки в истории еврейского народа.
Как и многие другие народы, евреи очень долго не знали того, что мы
называем фамилиями. Подобно арабам, они отлично обходились без них, именуя
друг друга только по личному имени и имени отца: Хисдаи-бен-Исаак, Манассе
бен-Израиль; частица "бен" в точности соответствует тут арабскому "ибн", с
которым мы уже знакомы.
До поры до времени это не вызывало никаких особых неудобств; ведь и те
народы, среди которых жили евреи, тоже долгое время не пользовались родовыми
именами. Но постепенно положение изменилось; в мире, где жизнь сильно
усложнилась, где с каждым днем все более развитыми и запутанными становились
отношения между людьми, фамилии стали не только удобным, но и необходимым
обыкновением. Их употребление стало в Западной Европе всеобщим: по фамилиям
выдавались паспорта, по фамилиям набирались рекруты в армии, взимались
налоги, по тем же фамилиям полиция производила свои розыски. И то, что среди
большинства людей, имевших эти фамилии, жил народ, у которого их не было,
стало выглядеть недопустимым с точки зрения властей беззаконием.
Вот почему в конце XVIII и начале XIX века в европейских государствах
был опубликован ряд законов, по которым предписывалось всем евреям
добровольно избрать себе те или иные фамилии. Эта непривычная мера вызвала
сопротивление со стороны большинства еврейского населения: пользы для себя
от новых имен они не видели никакой, а хлопот и неудобств предугадывали
множество. Тогда по отношению к непокорным были приняты насильственные меры.
Специальные чиновники получили, например, в Австрии уже в восьмидесятых
годах XVIII столетия право награждать каждого еврея любой фамилией по своему
собственному усмотрению, если те отказываются придумывать их для себя сами.
Вот тут-то и началась сущая свистопляска сочинительства. Австрийские
"аудиторы" быстро обнаружили в новом законе источник получения всяческих
выгод: ведь они могли навязать человеку такую фамилию, которую было неловко,
противно или оскорбительно носить. В то же время они имели право утвердить
или запретить фамилию красивую, благозвучную; значит, за такое благодеяние
можно было получить взятку. Естественно, что люди побогаче и необразованнее
готовы были идти на всякие расходы, лишь бы к ним не приклеивалось навек
какое-нибудь дурацкое прозвище; в то же время беднота, мало знакомая с новым
обыкновением, довольно равнодушно относилась к этим именам, придерживаясь
старинного правила: "Меня хоть горшком назови, только в печку не ставь!"
Почти у каждого человека в те времена было, кроме имени, еще и прозвище --
чаще насмешливое или презрительное, чем уважительное. "Аудиторы" охотно
закрепляли за человеком нелепую или юмористическую кличку совершенно
бесплатно; вот если он назывался благозвучно, за сохранение этого прозвища в
виде фамилии требовалась уже уплата денег. А часто возникала угроза, что
прозвище более или менее сносное заменят другим, противоположным по смыслу,
или так исказят, что рад не будешь. Словом, все стало возможным и за все
теперь приходилось платить.
Одни скрепя сердце шли на эти неожиданные расходы. Тогда, скажем,
человек, по прозвищу Кноблаух (то есть "Чеснок"), за некоторое
вознаграждение становился господином Вольгерухом, то есть "Благовонием", или
"Ароматом". Зато, если он был скуп и не желал заплатить жадному "аудитору",
его навсегда превращали, скажем, в Канальгеруха, то есть в "Канавную вонь".
Из господина Кестлиха (Дорогого) делали господина Биллига (Дешевого); за
тучным человеком навек закрепляли имя Центнершвера (Пудовика) и вообще
издевались как хотели. Зато щедрые богачи именно в это время легко
приобретали такие звонкие, душистые, сверкающие всеми цветами радуги
фамилии, как Вейльхендуфт (Запах фиалок), Ро-зеншток (Розовый ствол) или
Маздельблюм (Цвет миндального дерева).
Так обстояло дело в Австрии. Известен случай, когда один несчастный
житель Львова поплатился сотней флоринов только за то, чтобы в приданную ему
совершенно неблагозвучную фамилию вставили лишнюю букву, делавшую ее хоть
такой же некрасивой, но по крайней мере хоть сносной, превратив, скажем, его
из Потноногого в Плотноногого. 100 флоринов, золотых монет, за одну букву!
Каково?
Но примерно то же самое происходило и в других странах Европы. Во
Франции такой же закон опубликовал Наполеон, стремившийся не упустить ни
одного новобранца для своих армий, ни одного налогоплательщика для сбора
пошлин; в Пруссии, в 1812 году,-- министр Гарденберг. Новые фамилии
создавались сотнями и тысячами; в спешке где уж было долго размышлять над
ними? Даже не имея корыстных намерений, чиновники ке задумывались над этим
вопросом. Один брал подряд названия всех известных ему животных, и из-под
его пера выходили на свет, бесчисленные господа Гирши (олени), Бэры
(медведи), Фуксы Длисы): именно поэтому теперь насчитывается около дюжины
типичных для немецких евреев "звериных" фамилий. Другой призывал на помощь
перечень известных ему ц-ветов, растений, металлов или минералов и создавал
людей с фамилиями Купфер. (Красная медь), Мессинг (Латунь), Эйзенштейн
(Железная руда), Блейман (свинцовый человек), Зильберман (Серебряный
человек), Гольдман или Гольдштейн ("гольд" -- золото). Третий прибегал к
домашней утвари,--появились Мессеры (ножики), Габели (вилки), Леффели
(ложки). Словом, каждый резвился как хотел, а в результате вновь созданные
фамилии начинали жить своей, уже не зависимой от воли чиновника жизнью: они
вместе со своими владельцами переселялись из страны в страну, записывались
новыми людьми в новые документы на новом языке, изменялись и искажались на
сотни ладов. Если вы поставите в один ряд фамилии известного московского
дипломата времен Петра I, барона Шафирова, многочисленных наших
современников, именующихся Шапиро, писательницы начала XX века Ольги Шапир и
американского языковеда Эдуарда Сепира, -- вы вряд ли заподозрите, что у всех
у них одно и то же имя, восходящее к древнееврейскому слову, означающему
"прекрасный".
А между тем это, несомненно, так. Точно так же, встретившись с
еврейской фамилией Зеличенок, редко кто из людей, не искушенных в
ономатологических расследованиях, сразу сообразит, что видит перед собою
несомненное слово Зееле (Seele -- душа). Из немец-ко-еврейского ласкательного
словечка "мейне Зееле", "душечка", "душенька", оно стало сначала таким же
ласкательным, но уже обрусевшим словом: "мой зе-лик", "душончик". Потом --
сделалось одним из своеобразных, только еврейскому языку свойственных
"народных" или "дополнительных" имен, которые существуют у евреев рядом со
"священными" или "основными" именами и называются "кинуим" (священные имена
-- вроде Исаак, Израиль, Соломон -- носят специальное название "икор"). Теперь
оно стало звучать уже как Зелик, а в дальнейшем появилось великое множество
производных от него фамилий как с немецким оформлением (Зеликсон, Зеликман),
так и со славяне русским: Зеличенок. Зеличенок -- это и есть Зеликсон, "сын
душки". Подите догадайтесь обо всем этом, если вы не знаток вопроса!
Вот почему языковед Клейнпауль, который посмеивается, подбирая длинные
списки нелепых на его взгляд еврейских фамилий, поступает, с точки зрения
науки, довольно наивно и легкомысленно. Во-первых, сами немцы в этом
отношении не отстают: смешных и странных фамилий у них ничуть не меньше, чем
у других народов. Чем Хмелев с Виноградной горы (Рауш фон Траубенберг)
лучше, нежели Фогелыезанг (Птичье пение), или почему еврейско-немецкая
фамилия Питчпатч (Шлепай-смазывай) более заслуживает удивления, нежели
просто немецкая Вайншенкер (Виночерпий) ? Во-вторых же, он только смеется, а
в данном случае куда разумнее было бы заглянуть в историю этого явления и
понять, что причины, по которым оно возникло, не столько забавны, сколько
поучительны и, пожалуй, печальны.