Успенский Л. Ты и твое имя

ОГЛАВЛЕНИЕ

"ВИЧ" И "ВНА"

Наши Вичи
Едят куличи...
Поговорка

АЛЕКСАНДР ФИЛИППЫЧ И НАПОЛЕОН КАРЛЫЧ

Все помнят превосходный довоенный фильм "Цирк". Там есть трогательная
сцена: молодой циркач разбился во время смелого, но неудачного упражнения;
его подруга, американская артистка, в отчаянии ломает руки над неподвижным
телом. "Петрович! Петрович! Что с тобой?" -- лепечет она.
Мы, русские зрители, смахнув слезу умиления, не можем все же удержаться
и от улыбки: вот ведь чудачка иностранка! Ну можно ли юношу звать
"Петровичем"? Юноши бывают "Пети", "Петечки"; "Петровичи" совсем не так
выглядят...
А как?
"Сначала он назывался просто Григорий и был крепостным человеком у
какого-то барина; Петровичем, он стал называться с тех пор, как получил
отпускную и стал попивать довольно сильно по всяким праздникам, сначала по
большим, а потом без разбору, по всем церковным, где только стоял в
календаре крестик..."
Вот это настоящий "Петрович": у него, по свидетельству Н. В. Гоголя,
небритые щеки, один-единственный глаз и какой-то изуродованный ноготь на
большом пальце ноги, толстый и крепкий, как у черепахи череп.
Он женат, мрачен и лет ему за сорок. Именно такими и бывают Петровичи,
Савельичи, Анкудинычи... Как могла не понимать этого милая героиня "Цирка"?
Очень естественно. В одном из самых солидных французских
энциклопедических словарей до недавнего времени можно было прочесть: "Ivan
IV -- tsar de la Russie, nomme "Bazilewitch" pour sa cruaute...", то есть:
"Иван IV -- русский царь, прозванный "Васильевич" за свою жестокость..."
Возможно ли это? Безусловно да! Дело в том, что французу (как и
англичанину) нелегко понять, зачем нам нужны наши "отчества" и что они
обозначают: ведь на Западе ничего подобного нет.
И впрямь, отец Людовика XIII звался Генрихом (Четвертым). Но никому
никогда и в голову не приходило величать его сына Людовиком Генриховичем;
Луи Бурбон -- имя и фамилия, -- и с короля достаточно этого.
Наполеон Бонапарт удивился бы несказанно, если бы кто-либо почтительно
назвал его "Наполеон Карлович". "Что вы? Я же корсиканец, а не русский!" А
ведь отец у него действительно был Карл. Скажите: "Александр Македонский",
каждый поймет: это -- славный полководец древности. Но произнесите: Александр
Филиппыч Македонский", -- и у вас спросят: "А где он живет?" Раз у человека
есть отчество, раз его зовут с "вичем", значит, это наш, русский...
Выходит, "отчество" -- чисто русское изобретение; так думают на Западе,
так думаем и мы сами. Но справедливо ли это?
Чтобы разобраться в вопросе, попробуем, прежде чем говорить о фамилиях,
заняться отчествами: это пригодится в дальнейшем.

ВОЛЬКА-ИБН-АЛЕША

Вы читали книжку писателя Лагина "Старик Хоттабыч"?
Случилось чудо: школьник Костыльков открыл старую бутылку, и оттуда
выскочил длиннобородый старец в пестром халате, -- настоящий восточный джинн.
Возникло некоторое замешательство; затем спасенный и спаситель приступили ко
взаимному ознакомлению.
Освобожденный дух отрекомендовался длинно и сложно.
"Гассан-Абдуррахман-ибн-Хоттаб", -- произнес он, стоя на коленях. Пионер
Костыльков буркнул, наоборот, с излишней краткостью: "Волька!"
Удивленному старцу этого показалось мало. "А имя счастливого отца
твоего?" -- спросил он. И, узнав, что отец у Вольки -- Алеша, начал именовать
своего новообретенного друга так: "Волька-ибн-Алеша".
Даже глупец (а Волька-ибн-Алеша отнюдь не был глуп) сообразил бы после
этого, что "ибн" по-арабски -- "сын". И вполне естественно, если он стал
звать своего собственного джинна "Хоттабычем": "ибн-Хоттаб" -- это "сын
Хоттаба", а "сын Хоттаба" и есть "Хоттабыч". Логика безупречная! Так русский
мальчишка и арабский джинн обменялись свойственными их языкам
"патронимическими" обозначениями, -- отчествами.
Оба они были людьми сообразительными, но не . вполне осведомленными, не
лингвистами во всяком случае. Гассан Абдуррахман, например, не знал, что
"Алеша" обозначает "Алексей" и что, кроме имени, у человека может быть еще и
фамилия. А Волька Костыльков даже не подозревал высокого смысла тех арабских
имен, которые он столь небрежно отбросил. Ведь "Гассан"-- это нечто вроде
"Красавчик", слово "Абдуррахман" пишется в три приема: "Абд-ур-рахман" и
означает "раб Аллаха всемилостивого", а "Хоттаб" следует переводить как
"ученый мудрец, способный читать священное писание".
Однако дело не в этом; главное они поняли. И арабское "ибн" и русское
"вич" имеют один и тот же смысл -- значат "сын такого-то". Очевидно, отчества
разного типа существуют не только в России; пользуются ими и другие народы.
А зачем?
Вообще говоря, это просто. Разве не почетнее иметь отца-летчика, чем
сына-первоклассника, даже если этот первоклассник -- семи пядей во лбу? Люди
в простоте своей склонны думать, что у желудя больше оснований гордиться
отцом-дубом, чем у дуба -- чваниться сыном-желудем. Жильцы того московского
дома, где жила семья Костыльковых, тоже, наверное, полагали, что скорее
мальчишка Волька принадлежит своему почтенному отцу Алексею Ивановичу (или
Владимировичу; неизвестно ведь, как его звали), чем наоборот. А так как
подобные мысли приходили людям в голову везде и всюду, то и возник
давным-давно обычай, обращаясь к сыну, дополнять его имя именем его отца,
уважения ради: тебя-то, мол, мы еще не знаем, но авансом уважаем в тебе
заслуги отца твоего. Вот почему "отчество"-- очень распространенное явление.
А если нам кажется порою, что это не так, то лишь потому, что не всегда и не
везде его легко обнаружить: наряду с отчествами явными бывают другие,
тайные; их не каждый умеет замечать.

РОДИТЕЛЬСКИЙ ПАДЕЖ

"Родительский"? Может быть, -- "родительный"? Про "родительский" мы
что-то не слыхали...
А замечали ли вы, кстати, как хитро придуманы вообще названия наших
падежей: хитро и неспроста.
"Именительный" падеж действительно служит для "именования" существ и
предметов: "ракета", "слон", "тумба".
"Творительный" падеж очень часто используется, когда говорят о том
орудии, которым что-то делают, творят: рубят топором, болтают языком,
работают руками. Очень подходящее название, -- недаром в других языках
сходный падеж так и зовут: "инструментальный", "орудийный".
"Дательный". Но ведь он не зря отвечает на вопрос: кому? Кому вручить,
кому подарить, кому дать... Тоже название, приданное не без основания.
А теперь подумайте и о родительном падеже. Ветка (чего?) сосны
порождена сосною. Стихи (кого?) Пушкина -- порождены Пушкиным. Сын своего
отца тоже есть его порождение: родительный падеж тут как тут!
Вот почему, если мы хотим объяснить, что из двух Костыльковых, Алексея
и Владимира, один является сыном, а другой отцом, мы и прибегаем прежде
всего к родительному падежу. Мы могли бы, конечно, сказать либо полно и
подробно: этот Волька -- сын Алексея, этот Гассан -- ибн Хоттаба; но можем
выразиться и проще: это Волька Алексея Костылькова; в скрытом виде уже и тут
присутствует отчество, выраженное.в подразумеваемом "сын".
Однако есть и другие, более совершенные способы; можно обойтись совсем
без слов, обозначающих родство.
Вот я говорю: "Это Алексеев Волька". Занятное слово "Алексеев":
полуприлагательное, полусуществительное какое-то. С одной стороны, оно явно
напоминает слово "Алексей", а с другой, -- является несомненным
прилагательным в краткой форме.
Поразмыслите над этим. Если есть слово "дубов" (ну, скажем, "дубов
сук"), это значит, что рядом с ним обязательно имеется его полная форма
"дубовый". Можно сказать: "зашумел сыр-темен бор", но ведь можно же
выразиться, и иначе: "зашумел сырой темный бор". Да, но таких слов, как
"алексеевый", "карповый", "спиридоновый" не существует?
Верно. И тем не менее их возможность как бы чувствуется за спиной всем
известных "кратких форм". Мы ощущаем это так, как если бы две строчки:

Ус кита -- китовый ус-- китов ус
Волька Алексея -- Алексеевый Волька-- Алексеев Волька

были, так сказать, равноправными. Разумеется, никто никогда не говорит
"ивановая Маня" или "никифоровый Гриша", но эти воображаемые слова все же
как бы редут где-то, за пределами языка, свое нереальное, призрачное
существование.
Что же до краткой формы, оканчивающейся на "-ов", "-ова" (а также на
"-ин", "-ина"), то она играет у нас важнейшую роль при образовании фамилий,
притом самых распространенных. Александров, Григорьев, Мартынов. Но ведь это
фамилии-отчества: "Александров" начит, по сути дела, "сын Александра" и
"Федоров" -- "сын Федора". Мы знаем больше: даже "Волков" может обозначать
"сын человека, по имени Волк", мы уже сталкивались с такими фамилиями. Да,
да, это тоже отчества, только не вполне обычные, "засекреченные"!
И, наконец, -- третий способ называния сына именем отца. Вместо того
чтобы сложно рассказывать: этот Юра есть сын некоего Андрея, мы можем
применить самый обыкновенный "-вич". Мы скажем просто: он Юрий Андреевич, --
и дело будет сделано; мы добились своего, не употребив ни слова "сын", ни
слова "отец". Вот это-то и есть самое настоящее русское отчество.
Однако если даже в нашем языке мы можем понятие "сын своего отца"
выражать столькими различными способами, то что же можно ожидать, когда речь
заходит о разных языках? Там таких приемов и способов уйма. Очень часто мы
имеем дело с иноязычными отчествами и даже не подозреваем, что это они.
Попробую показать вам это на примерах.

РАСПРЕБЕШЕН НЕВПОПАДОВИЧ

У греков было много имен, звучавших по-разному: Перйкл, Одиссей, Приам;
Гектор и Фемистокл, Сократ и Платон. Но среди этих имен выделяются имена
одного типа, кончающиеся на "ид": Леонид, Аристид, Эврипйд, Фукидйд.
Встречая ряд имен с одинаковым окончанием, мы, естественно, начинаем
подозревать: что-то это окончание да значит; не понапрасну же оно так упорно
повторяется. Обычно так и бывает.
Если рядом со Святославом мы видим и Ярослава, и Мечислава, и
Вячеслава, и Владислава, можно сказать с уверенностью: это "-слав" имеет
определенный смысл. Так оно и есть: "слав" значит "славный", "слава".
Находя во множестве немецких имен слог "-ольф" или "-вольф" (а иногда
"-ульф" и "-вульф": Руд-ольф, Ад-ольф, Вольф-ганг, Арн-ульф, Вульф-ила), мы
быстро докапываемся до истины: эти "ольф", "ульф", "вольф" значат "волк",
"волчий". Что же может означать в древнегреческих именах их окончание "-ид"?
Может быть, было бы не так уж легко узнать его значение, если бы оно
дошло до нас только в самих личных именах. Но мы постоянно встречаем и его и
некоторые другие, похожие на него окончания не в именах, а в словах,
означающих ту или иную степень родства, отцов и детей, предков и потомков.
У царя Даная было пятьдесят злополучных дочерей. Каждая из них убила по
приказу отца своего мужа тотчас после свадьбы. Несчастные данаиды обречены
были за это в царстве Плутона наполнять водою бездонную, страшную "бочку
Данаид". Слово "данаиды" значит "данаевны", -- "дочери Даная".
Дочь Тантала Нибба так гордилась своими детьми, что разгневанные боги
уничтожили все ее потомство. "Ниобйды" -- дети Ниобы -- до сих пор вдохновляют
художников и поэтов своими страданиями.
Сыновей Геракла греки звали Гераклйдами. Царь египетский Птолемей, сын
Лага, известен в истории под именем Птолемея Лагйда. Потомки Селевка, одного
из военачальников великого Македонца, прославили в Азии династию Селевкйдов.
Теперь гм ясно, что означает греческий суффикс "йд": он очень точно
соответствует нашему "-вич"; "-ид" -- значит: "сын", "дитя" такого-то.
Что же получается? Очевидно, в древней Греции употреблялись и такие
имена, которые сами в себе содержали уже признаки отчества: Леонйдэс было
именем спартанского героя, но значило-то оно не Лев, а Львович, сын Льва.
Аристид --сын Ариста; Эврипид -- сын реки Эврипа... Вообще говоря, довольно
удобно: имя и отчество -- в одном слове.
Допустим, такие своеобразные сочетания были. Но существовали ли в
Греции также и "отчества" в нашем смысле; был ли там обычай не только звать
сына его собственным именем, но и "величать" его еще именем отца?
Безусловно, был. В гомеровской "Илиаде" хитроумный Одиссей-Улисс,
наряжая в караул своих воинов, строго-настрого приказывает им быть с каждым
встречным учтивым, именовать любого грека по имени и отчеству.
Греческие историки сохранили нам рассказ о том, как уже не легендарный,
а реальный воин, флотоводец Никон, разбитый возле Сиракуз, побуждая своих
"капитанов" к сопротивлению, обращался к ним, чтобы пробудить в них
гордость, тоже по именам-отчествам.
Больше всех своих героев старец Гомер уважает и любит сурового Ахилла;
говоря о нем, он то и дело называет его "Ахйллеус Пелейдэс", "Ахилл
Пелеевич": ведь отцом грозы троянцев был старец Пелей.
Можно сказать даже больше: как мы, русские, делаем порою наше отчество
из почетной добавки к имени самостоятельным и дружеским обращением,
употребляя его само по себе, без самого имени -- "Петрович", "Фомич",
"Савельич", -- так и эллины применяли свои отчества и в дружеской беседе, в
самом простецком и фамильярном роде речи.
Языковед и журналист прошлого века Осип Сенков-ский, более известный
под курьезным псевдонимом "барон Брамбеус", очень сердился на современных
ему переводчиков, -которые, переводя поэмы Гомера, оставляют без перевода
имена и отчества его героев. Сенков-ский утверждал, что все эти непонятные
для нас, "звучные" и торжественные обращения -- Зевс Кронид, или Зевс
Кронион, Агамемнон Атрид, Гектор Приамид -- только сбивают-русского читателя
с толку. Читатель начинает считать Гомера напыщенным певцом шлемобле-щущих
воинов, тогда как на самом деле, по мнению Сенковского, он сочинял свои
рапсодии в совершенно ином, ничуть не высокопарном духе.
"Греческое "йдэс", -- настаивает Сенковский, -- в точности равнозначно
нашему "-вич"; точно так же их "-ион" соответствует украинскому "отчеству"
"-емко". И только искажает правду тот, кто пишет, будто Афина, дочь
громовержца Зевса, называла его, в олимпийских беседах, торжественным
"Кронид". Она обращалась к нему совершенно запросто, примерно так:
"Ты посмотри-ка, мой Кроныч, на этих неистовых греков.
Что они делают там -- обрати-ка вниманье, Кроненко!.."
"Именно так, -- утверждает Сенковский, -- в этом, далеко не
торжественном, стиле должны были воспринимать такие речи слушатели Гомера:
для них-то ведь "Кронид", действительно, звучало, как для нас "Кроныч" --
"сын Кроноса, титана"; только и всего..."
Сенковский шел и дальше. Ему хотелось доказать, что Гомер писал вовсе
не пышные героические картины; нет, он был-де большим шутником; о" весело
издевался над историей давних войн. Вы не верите этому? Да ведь стоит
перевести на русский язык имена его самых прославленных героев. В наших ушах
они звучат суровым медным звоном старины: Агамемнон Атрид, Клитемнестра
Тидареида, Орест Агамемнонид, Гектор Приамид. Но ведь это лишь потому, что
мы их не понимаем, не знаем, что они значили для самих эллинов. Так, француз
или англичанин может счесть очень звучными и красивыми фамилии Скотинина или
Простаковой, не зная их значения в нашем языке.
А каково же было это значение?
"Агамемнон Атреидес, -- радуется, Сенковский, -- значит Распребешен
Невпопадович; Клитемнестра Тидареида -- по-гречески -- Славноприданиха
Драчуновна; Гектор Приамид -- Шестерик Откупщикович".
"Вам нравятся, -- злорадствует он, -- такие пышные имена, как Орест,
Электра, Ифигения? Но ведь Ифиге-ния в греческом понимании это
"Толстоподбородиха", Орест -- "грубиян, дикарь", а, скажем, Калипсо,
богоравная нимфа, просто "тайная кокетка"... Хорошо?
Оставим "барона Брамбеуса" с его изысканиями; пусть соглашаются или не
соглашаются с ним знатоки греческого языка и литературы; одно у него
бесспорно: у греков тоже были отчества, как у нас, и пользовались они ими
примерно по-нашему: то почтительно, то фамильярно.