Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава I. ПРИРОДА МЫСЛИТЕЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ.
КОДИРОВАНИЕ ИНФОРМАЦИИ В ЯЗЫКЕ И МЫШЛЕНИИ

Психология, логика и языкознание в процессе исследования человеческой активности

На уровне чувственного отражения действительности между психологией, логикой и языкознанием не было существенных противоречий. По мере абстрагирования мыслительных процессов каждая из областей знаний определяла свои границы и свои цели исследований, осуществляя процесс познания с разных сторон и по разным направлениям человеческой активности.
Основу психологического направления составило предметно-деятельностное отражение действительности. Психология исследует такие сферы жизнедеятельности человека, как труд, познание и общение. Вопросы, рассматриваемые в психологии, затрагивают проблемы сознания, соотношение деятельности и психики, динамику психических процессов в индивидуальной деятельности, проблемы коммуникации [4]. Соответственно мышление в психологии рассматривается как способность к решению практических задач и осуществлению коммуникационной связи между членами сообщества на бытовом уровне. Возникающий в сознании индивидуума «психический образ есть продукт жизненных, практических связей и отношений субъекта с предметным миром, которые являются несопоставимо более широкими и богатыми, чем любое модельное отношение» [Леонтьев: 1975, 56].
Объектом рассмотрения логики являются формы теоретического мышления. С переходом от наглядно-чувственного к абстрактному мышлению утрачивается непосредственная материальная связь между субъектом и предметами материального мира, возникает необходимость в выработке определенных законов или руководств к действию, которые бы позволили индивидууму оперировать понятиями без обращения к опыту, без проверки на практике результатов мыслительного процесса. «Теоретическое мышление не может обходиться без руководства некими предписаниями или правилами, которые служили бы для него ариадниной нитью. Без этого, писал Лейбниц, наш разум не смог бы проделать длинного пути, не сбившись с дороги … В связи с усложнением и "удлинением" того пути, который проходит процесс познания во внутреннем только мысленном плане, возникает необходимость сознательно контролировать и регулировать этот процесс: иначе говоря, возникает задача сделать предметом познания само мышление. Этой задачи и служит наука о мышлении – логика» [Леонтьев: 1964, 92-93].
Процесс познания осуществлялся эмпирически на протяжении многих тысячелетий, и его результаты находили свое отражение в языке как в единственной доступной человеку структуре, способной к закреплению и воспроизведению полученных знаний. Задача логики заключалась в том, чтобы обнаружить и систематизировать выработанные на практике мыслительные схемы осуществления познания, ведущие к постижению истины. Стихийно осуществляемый процесс мышления необходимо было поставить на промышленную основу, то есть создать структурные формы, позволяющие без особых усилий «отливать» готовые истины. То, что могло быть проверено лишь на практике, интуитивно или при обращении к здравому смыслу, в рамках логического рассуждения должно выводиться на уровне формул. Если исходный материал (суждения) соответствовали определенным параметрам, то не могло быть сомнения в правильности конечного результата (умозаключения):
Все люди мыслят (первое суждение).
Я человек (второе суждение).
Следовательно:
Я мыслю (умозаключение).
Мышление в логике выступает как способность индивидуума к осуществлению познавательных процессов, конечной целью которых является постижение истины.
Несмотря на всю свою мощь и абсолютную непогрешимость, выработанные логикой схемы правильного рассуждения не обеспечивали универсального подхода при решении задач на многих направлениях человеческой деятельности. Как любые искусственно созданные структуры, производимые логикой «истины» были значительно yже отношений, существующих в реальной действительности, и отражали лишь часть работы человеческого сознания. Изолированная система и оторванность от реальной жизни сделали логику инструментом точных наук и существенно отдалили ее от гуманитарных областей исследования. «Логика, изучающая формы и законы общечеловеческого мышления, не интересуется ни эмоциональной, ни волевой стороной сознания, ни формами словесного выражения эмоций и волевых побуждений» [Виноградов: 1954, 12]. А именно эта сторона человеческой активности чаще всего и находит выражение в языковых структурах, особенно на уровне стилистического и синтаксического их оформления и, следовательно, не может не контролироваться сознанием: «понятно, что выражение эмоций в языке не может не быть осознанным» [там же].
Кроме эмоционально-волевого фактора логика не учитывала целый ряд других моментов, изначально свойственных психике человека или возникающих в процессе его практической деятельности. Непреложные в логике законы мышления: закон противоречия («высказывание и его отрицание не могут быть вместе истинными»), закон двойного отрицания («если неверно, что Аристотель не знал закона двойного отрицания, то Аристотель знал этот закон»), закон тождества («если утверждение истинно, то оно истинно» [Ивин: 1997а, 14]) и другие – не обладают обязательным статусом, особенно если дело касается человеческой психики. Например, на улице в одно и то же время и в одном и том же месте дождь может или идти, или не идти. Но в то же самое время мы можем испытывать по отношению к другим людям или предметам одновременно весьма противоположные чувства. «Почему закон противоречия, имеющий большое значение в рациональной логике, не приложим к логике чувств? … Есть люди, очень разумные, которые боятся темноты, считая в то же время совершенно невозможным появление каких-либо призраков или привидений» [Рибо, 46].
Конвенционально-знаковый характер языковых средств дает возможность «прочитывать» за каждым языковым знаком сложные комбинационно-ассоциативные значения, что практически исключено в логических построениях, стремящихся к унификации и однозначности. Широко использующиеся в разговорной практике фразы тавтологического характера типа «Жизнь есть жизнь», «Война есть война», «Дети есть дети» и др., в которых предикат и субъект выражены одной и той же лексемой, но отличаются заложенными в них значениями, не имеют никакого смысла в логике. «Тавтологии бессодержательны и пусты, они не несут в себе никакой информации» [Ивин: 1997а, 37]. На этом же основании из объекта логических исследований должны быть исключены метафоры и любые другие единицы языка, не обладающие способностью к постижению истины, а выражающие субъективное отношение говорящего к описываемым событиям. «Оценочные и нормативные высказывания не являются истинными или ложными. Их функция – не описание действительности, а направление человеческой деятельности, преобразующей действительность» [Ивин: 1997б, 195]. Если цель логического описания заключается в том, чтобы слова соответствовали окружающему миру, то цель субъективной оценки заключается в том, чтобы сделать мир соответствующим словам: описать ситуацию реальной действительности таким образом, чтобы не только мы сами, но и окружающие поверили, что дела обстоят именно так, а не иначе. И хотя обращение к оценочным категориям в последнее время свойственно логическим исследованиям вообще, «вопрос о том, приложим к оценкам термин "истинно" и "ложно" или нет, был и остается предметом оживленных споров» [Ивин: 1970, 43].
Несмотря на выработанные логикой критерии установления истинности, основным из которых является практика, само понятие истины нуждается в уточнении. При общем подходе к истине как к способу верного отражения действительности не раз обращалось внимание на относительный характер этой категории. «Исследовать истину в одном отношении трудно, в другом легко. Это видно из того, что никто не в состоянии достичь ее надлежащим образом, но и не терпит полную неудачу, а каждый говорит что-то о природе и поодиночке, право, ничего или мало добавляет к истине, но, когда все это складывается, получается заметная величина» [Аристотель: 1975, 94].
Дж.Лакофф и М.Джонсон отметили то, что некоторые предложения (например «Франция шестиугольна» или «Италия имеет форму сапога») не могут быть истинными или ложными вне ситуации, которую мыслит субъект речи. Если ориентироваться на форму той или иной страны на карте, то данные фразы, безусловно, относятся к разряду истинных. Вырванные из ситуационного контекста, они могут быть рассмотрены как ложные или бессмысленные. «Мы понимаем предложение как истинное, когда понимание предложения достаточно тесно соотносится с пониманием ситуации» [Лакофф и Джонсон, 157]. Еще более расширяет границы истинности Д.Болинджер, указывая на зависимость этого понятия не только от ситуации, но и от интенциональных намерений говорящего: «истина (правда) – это такое свойство языка, которое дает нам возможность информировать друг друга» [Болинджер, 29]. Таким образом, понимание истинности как способа верного отражения действительности в ряде случаев зависит не только от ситуации, определяющей эту действительность, но и от личности говорящего – субъекта речи, от его желания или способности к более или менее верному ее отражению.
Если рассматривать познание как процесс, включающий все стороны человеческой активности, результатом которых является приобретение новых знаний, то становится очевидным явно недостаточный характер существующих логических предписаний для его (процесса познания) регламентации [5]. Возможно, это связано с тем, что выработанные еще в античности законы мышления на протяжении тысячелетий не подвергались никаким значительным изменениям, составляя нечто вроде философской догмы: «со времен Аристотеля ей (логике – О.Г.) не приходилось делать ни шага назад … Примечательно в ней также, что она до сих пор не могла сделать ни шага вперед и, судя по всему … кажется наукой вполне законченной и завершенной» [Кант, 82], в то время как язык претерпевал постоянные количественные и качественные изменения, отражающие эволюцию в сознании человека – особенно на стадии бурного развития письменных форм речи в XVIII – XIX вв., позволяющих закреплять и совершенствовать структурно-комбинаторные языковые возможности.
Комментируя процессы, которые осуществляются в рамках языка, логики часто игнорируют тот факт, что из основного объекта их рассмотрения – из суждений (а в этот разряд попадает всякая «относительно законченная мысль, отражающая вещи, явления, материалы мира с их свойствами, связями и отношениями» [Копнин, 279 – 280]) – выпадает весь пласт художественной литературы на том основании, что данная продукция мыслительной деятельности не соотносит мыслимого содержания с действительностью. В то время как соотношение с действительностью, то есть возможность на практике проверить истинность или ложность полученных результатов, является необходимым условием осуществления всякой логической формы мысли.
С логической точки зрения, в произведениях художественной литературы «заведомо исключено то, с чем может быть сопоставлена мысль, чтобы определиться в качестве истинной или ложной. Здесь мысль, хотя она и сохраняет форму утвердительного суждения, уже не является полаганием чего-нибудь в качестве существующего или несуществующего в действительности и поэтому не является суждением» [Ахманов: 1957, 201], а следовательно, и не может рассматриваться в качестве элемента познания, то есть в эволюционном плане является вещью абсолютно бесполезной.
Вопрос о логическом и референциальном статусе содержания художественных произведений, как это ни странно, волнует и языковедов. В настоящее время при решении этой проблемы принято говорить о существовании особого рода действительности – вымышленного мира художественного произведения. Процесс создания такого рода действительности заключается в том, что «автор художественного произведения делает вид, или "притворяется", что рассказывает о реальном мире» [Шмелев, 116].
Исключая из объекта рассмотрения литературные произведения, логика автоматически исключает из рассмотрения вопросы, связанные с художественным мышлением, а следовательно, и весь комплекс психологических ассоциативных связей, составляющих основу внутреннего мира человеческой личности. Существующие противоречия между художественным мышлением, в основе которого лежат эстетические законы развития мысли, и логическим мышлением, основу которого составляют законы познания истины, можно охарактеризовать как «борьбу против околдования нашего разума средствами нашего языка» [Wittgenstein: 1953, 47]. В то же время нельзя не отметить, что средства языка были созданы нашим разумом и, следовательно, не могут игнорироваться в пользу других, более перспективных направлений познания.
Художественное мышление, так же как и мышление логическое, направлено на преобразование окружающей действительности и в этом отношении не может рассматриваться изолированно от познавательных процессов, осуществляемых сознанием. К художественному мышлению следует относить не только поэтическое мышление, результатом которого является создание литературных произведений, а любой процесс отображения окружающей действительности, включающий элементы субъективно-авторского видения мира, то есть осуществляемый через призму индивидуального сознания. «Неудобство» художественного мышления заключается в его комплексности и непредсказуемости получаемых с его помощью результатов, но как раз эти качества: комплексность и непредсказуемость, – так же как способность к логическому анализу, составляют основу человеческой психики.
Итак, мышление в логике направлено на отражение истинного положения дел в окружающем мире; мышление в психологии – на решение практических задач в процессе человеческой деятельности (на практическое преобразование действительности); мышление в языке – на теоретическое преобразование действительности в результате субъективного его осмысления. Но сколь бы различными ни были задачи, осуществляемые логикой, психологией и лингвистикой, средством выражения объектов исследования во всех структурах является язык как наиболее развитая система отражения результатов мыслительных операций, как общедоступная форма человеческого общения, хранения и передачи информации. Разница заключается в том, что в логике и психологии язык выступает как вспомогательная система информационного кодирования, а в языкознании он составляет непосредственный объект исследования. В логике и психологии анализ проводится от мыслительных операций к языковой форме их воплощения, а в зародившемся на базе логических исследований языкознании – от языковых форм к заложенному в них мыслительному содержанию.
Таким образом, процесс соотношения языковых и мыслительных категорий имеет давнюю традицию и широкие перспективы для исследования. Выработанным логикой формам отражения мыслительного содержания соответствуют языковые единицы разных уровней. И наоборот, в языкознании существует тенденция, в соответствии с которой под языковые единицы принято подводить определенную логическую базу. Рассмотрим механизмы установления соответствий между мыслительными и языковыми категориями в логике и лингвистике.

Комментарии (1)
Обратно в раздел языкознание