Касаткин А. Культ латыни в эпоху Возрождения (генезис и исход)

Роль латыни в истории духовной жизни Европы, ее науки и культуры, функции латинского языка как языка международного общения в эпоху средних веков и Возрождения достаточно хорошо известны (как, впрочем, и наличие некоторых региональных особенностей этого языка: есть ирландская, есть польская, есть шведская латынь, есть даже словари этих локальных разновидностей, правда, очень близких).

В истории Италии и ее духовного развития, как и в истории итальянского языка, роль латыни была особенно велика. И это понятно: Италия исторически - метрополия Римской империи, "сад Империи", Италия - прямая наследница Древнего Рима, колыбель европейского Возрождения. Именно здесь на протяжении веков латынь процветала как письменный язык, здесь необычайно долго длились противостояние и взаимодействие латыни и народного языка. 1 Любопытно отметить, что даже еще в начале нашего столетия в Италии можно засвидетельствовать реликты присутствия латыни в литературной жизни, отголоски исторического конфликта двух языков. Имеется в виду, с одной стороны, латинская поэзия Джованни Пасколи (1855-1912), а с другой стороны, тот факт, что только в 1912 г. королевское правительство Италии официально узаконило переход итальянской высшей школы на итальянский язык, т. е. отмену преподавания наук по-латыни. Изначальная и притом особая устойчивость латыни в средневековой Италии имела и много других причин: заинтересованность консервативных общественных сил в поддержании монополии в сфере письменности, соперничество разных городов, региональных столиц, при котором именно латынь могла выступать.

Будучи давно вытесненной из живого общения простых смертных, латынь стойко держалась как официальный язык письменности и в этом смысле никогда не умирала в Италии. Однако золотой век латыни был еще впереди. "Величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством", 2 т. е. Возрождение, имманентным образом включало в себя рецепцию античной культуры как целого, в единстве содержания и формы, ее вербальное восприятие через тексты, ее актуализацию, осознание исторической преемственности по отношению к этой культуре. Именно здесь и находятся истоки нового отношения к латыни как идеальному языку Италии, символизирующему непрерывность традиции и законность владения античным наследием. Иными словами, непрекращавшееся использование латыни в письменности освящается в эпоху Возрождения авторитетом вновь открытой античной культуры, и это требует "очищения" латыни, ее сублимации, возвращения к классическим образцам. Активной рецепции классической латыни способствовали также политические идеи итальянского Возрождения, учения его теоретиков о государстве, идея римской общности, духовного сплочения вокруг Рима, утопия некоей идеальной Римской империи, скрепленной единством книжного языка. Провозглашая свою программу впервые все-таки по-итальянски, идеологи Возрождения сознательно переходят на классическую латынь и доводят свой язык, язык Рима, до совершенства. Это путь Петрарки, а за ним Колюччо Салютати и других мыслителей и деятелей Ренессанса.

Эволюция общественной жизни Италии в конце XIV и в XV столетии, кризис городских коммун, черты регресса в общественном развитии привнесли новые моменты в языковую ситуацию, выдвинули новые факторы усиления позиций латыни. Итальянский гуманизм, порождение золотого века идейного развития Италии, в этих условиях, в обстановке поляризации классовых сил, эволюционировал в сторону аристократизации, разрыва с народной средой, эзотерического любомудрия. Интеллектуальная элита, какой были и какой в еще большей степени становятся гуманисты, отдает себя на службу могущественным меценатам и презирает толпу. "Я всегда подозрительно относился к массе" ("mul-titudinem... semper suspectam habui"), - признавался в 1400 г. один из апостолов гуманизма Леонардо Бруни Аретино. 3 В сфере языковых отношений это находит свое выражение в том, что гуманисты, продолжая создавать выдающиеся духовные ценности, отказываются от volgare и ратуют за латынь в качестве единственно возможного литературного языка, а некоторые из них даже слышать не хотят о народном языке. Говоря словами акад. А. Н. Веселовского из "Виллы Альберти", "знание... уединяется... в блестящую латинскую фразу". 4 Оживление латыни, ее "третья жизнь", особенно в пору кватроченто, объясняется действием (н в этом заключается парадокс языковой истории!) как прогрессивных, так и регрессивных факторов, не вполне совмещенных хронологически. Именно в этой связи мы должны вспомнить суждение А. Грамши о двойственной природе итальянского гуманизма.

Объективным проявлением культа латыни становится богатая литература на этом языке - эпистолярная, публицистическая, историческая и философская проза, новеллистика (флорентиец Поджо Браччолини и его "Фацеции", неаполитанец Джироламо Морлини), поэзия (снова неаполитанец Джованни Поптано и флорентиец Анджело Полициано и др. ).

Культ латинского языка находит свое выражение и в прямом его прославлении, которое сочетается с глубоким филологическим изучением. Здесь, конечно, должно быть названо имя Лоренцо Баллы, автора трактата "О красотах латинского языка", вершины филологической мысли гуманизма (примечательно, что только в XV в., т. е. в пору инкунабул, трактат Баллы выдержал 24 издания в Италии и во Франции). Особой заслугой гениального филолога и критика "Константинова дара" нужно признать его глубокий историзм в трактовке латыни и ее развития, открытие им категории "история языка". 5

Другой видный представитель гуманизма Гаспарино Барцицца выступил как теоретик подражания Цицерону, как филолог (это было отмечено еще в XV в. ), "при содействии которого Цицерон оказывается любимым, читаемым, и имя его реет, овеянное славой, благодаря высшим стараниям итальянцев", т. е. как основоположник принципа imitatio, столь важного для языковой доктрины латинистов Возрождения и их эстетики языка. 6

Известно, что в философских и моралистических трудах гуманистов Италии много места занимало понятие фортуны, судьбы, участи - участи великих мужей, народов, империй. Эрудиты Возрождения, конечно, знали два противоположных значения латинского слова fortuna - fortuna secunda и fortuna adversa. И вот на протяжении все той же исторической эпохи, которую мы именуем Возрождением, фортуна латыни в ее блистательном беге на пути к статусу признанного общего языка Италии изменилась.

И дело здесь, разумеется, не в том, что по-итальянски именуется le vicende della fortuna (превратности судьбы), и не в коварной двусмысленности слова fortuna.

Нисходящая линия в использовании и функционировании латинского языка, определившаяся отчасти уже во второй половине кватроченто и в прогрессии также далее, была детерминирована социальными и собственно языковыми факторами в их взаимодействии. Взлет латыни, ее воскрешение имели свой внутренний и внешний предел. Очищенная и тщательно отделанная подражательная латынь, отрешившаяся от традиционной открытости этого языка на протяжении столетий, изгнавшая все то, чего не было у Цицерона или Тита Ливия, риторически сублимированная, отдалилась от общественной практики, пришла к своему пес plus ultra. Латинская ученость, уединившаяся в "башне из слоновой кости", презиравшая по только живой язык обыкновенных людей, но и будничную латынь цеховых статутов, обрекла себя па то, чтобы быть лишь временным, преходящим явлением в истории итальянской культуры. Опасный разрыв между письменным и живым языком в конечном счете оказался невыгодным и для господствующих классов, ибо угрожал их культурной гегемонии. Так возникали предпосылки для новой языковой ориентации, в том числе в среде гуманистов. То из них, кто в наибольшей степени был связан с практикой, с реальными нуждами общества, с городской жизнью, становятся поборниками народного языка. Возникает новый ( в применении к языку) этап гуманистического движения, известный как шпа-nesimo volgare. Он использует достижения латинского и греческого (грецизирующего) гуманизма в области культа формы и проецирует их на итальянский язык. Характерными представителями umanesimo volgare, идеологически подготовившими этот поворот, были Леон Баттиста Альберти, инициатор "состязания ради венка" итальянских поэтов, и Пъетро Бембо, петраркист и теоретик языка, петраркизм которого являлся в сущности все той же imitatio, но в применении к итальянскому языку и его авторитетам и в этом смысле излучал отраженный свет античного слова.

Смена вех отчетливо проявилась в такой области, как перевод. Вторая половина кватроченто и XVI век - это время, когда гуманисты разных поколений ("кающиеся грешники", как назвал их когда-то Филипп Монье 7) усиленно занимаются "вульгаризацией" латинских книг и в том числе иногда переводят с латыни на итальянский сами себя (как, например, Марио Эквикола, автор трактата "О природе любви").

Важным фактором, который приближал полный триумф vol-?fare в его конфликте с гуманистической латынью, во второй половине XV столетия стала печатная книга. И хотя первой итальянской печатной книгой был "христианский Цицерон" Лактанций, латинский писатель IV в., собственно итальянские печатные книги, имевшие, если можно так сказать, потенциально массового читателя, высокий коэффициент действенности, завоевывали гораздо большую аудиторию и поднимали шансы и престиж народного языка. 8

Отрицательная реакция на культ латыни не была ни мгновенной, ни радикальной. Латынь еще надолго осталась языком науки, и понадобился творческий подвиг Галилея, чтобы наука Италии уверенно заговорила народным, итальянским языком. Латынь продолжала господствовать в сфере права, и лишь теоретики юриспруденции XVIII в. Лодовико Муратори, Гаэтано Филанджери и особенно Чезаре Беккариа помогли праву облечься в форму живого языка. Латынь на длительное время, вплоть до нашей поры, осталась в Италии официальным языком церкви. Однако монополия латинского языка на высокую письменность утратилась, презумпция превосходства латыни, утвердившаяся в течение веков, в период Высокого Возрождения оказалась развенчанной, социальный престиж латыни был основательно поколеблен.

Одним из частных, но важных симптомов нового положения вещей явилась позиция знаменитого венецианского гуманиста и типографа Альда Мануция, который еще на рубеже XV и XVI столетий признал право volgare быть языком печатной книги. Речь идет об издании у Альда в 1499 г. произведения загадочного автора Франческо Колонны, известного как "Сон Полифила" ("И sogno di Polifilo"), а точнее "Любовные борения во сне Полифила" ("Hypnerotomachia Poliphili"), - книги, которая была шедевром типографского искусства, достойно венчала период инкунабул и признана лучшей книгой Возрождения. Именно "Сон Полифила", как это ни удивительно, проложил путь к печатным станкам Альда Мануция великим тречентистам и другим итальянским писателям.

Гораздо более широким объективным, притом чисто языковым симптомом кризиса адорации латыни, кризиса латинизирующих тенденций явилось искажение гуманистической латыни, ее гибридизация, т. е. широкая интерференция латыни и volgare под пером даже известных писателей, не говоря о меньшей братии. Одним из множества примеров может быть письмо уже названного видного эрудита XVI в. Марио Эквиколы, адресованное Джованни Муццарелли, где причудливо (по всей видимости, с пародийной целью) смешаны разные языки. 9 В известном смысле повторялось то, что наблюдалось в период "от латыни к итальянскому", когда романизмы, т. е. слова и обороты живой народной речи, проникали в тексты прежде всего деловой письменности и существенно преображали их латинский облик, с той разницей, конечно, что здесь мы имеем дело не с первичной манифестацией народного языка, а с его своего рода" реваншем, его стихийной "реконкистой".

Еще одним симптомом, тесно связанным с предыдущим, было появление макаронической литературы, парочито пародирующей ученую речь гуманистов, их нисходящую латынь. Блестящим образцом этой литературы стала поэма Теофило Фоленго "Бальдус", написанная, так сказать, раблезианской латынью (в последней редакции она вышла в Венеции в 1552 г. ), где рядом стоят латинские и итальянские вокабулы и где торжественным гекзаметром повествуется о проделках Бальдуса в юности - о battalia saxorum и baruffa pugnorum - "швырянии камнями" и "кулачных схватках". В литературе возникает в эту пору, таким образом, новая, ранее немыслимая антитеза: настоящая эпическая поэма (имеется в виду "Неистовый Роланд" Л. Ариосто) создается на volgare, т. е. на итальянском языке, а пародийная поэма прибегает к латыни, но, правда, к латыни, нарочито деформированной и сниженной,

Итогом чинквеченто в сфере языка явилось новое соотношение сил между латынью и volgare. Сублимированная и набальзамированная латынь как идеал языка утратила свое обаяние в глазах писателей и ученых, она окончательно отрешилась от реальной жизненной практики и общественных нужд. Упрямые адепты этого рафинированного языка оказались в изоляции. Позиции народного, т. е. литературного итальянского, языка, наоборот, окрепли, и именно этот язык вновь становится выразителем идейной программы Возрождения. Уместно вспомнить в этой связи суждение проницательного итальянского лингвиста прошлого столетия Уго Канеллы: "Языком литературы не мог оставаться латинский, слишком универсальный в отношении своего территориального распространения, слишком узкий для социальных классов, которые могли бы им пользоваться. Латынь не могла заменить сотню областных итальянских volgari. Литературный язык должен был обладать популярностью диалекта и в то же время универсальностью латыни: он должен был быть итальянским языком". 10 Таким и оказался в итоге исход конфронтации языков и стоящих за ними общественных сил.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Klein H. W. Latein und Volgare in Italien. Miinchen, 1957. 124 S. 36 с роли конвенционального языка-посредника, своего рода lingua franca, мощное влияние католической церкви и учения о трех священных языках - древнееврейском, греческом, латинском.

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 346.

3. Bruni L. Ad Petrum Paulum Istrum dialogus. Greifswald, 1889, p. 60.

4. Веселовский А. II. Вилла Альберти: Новые материалы для характеристики литературного и общественного перелома в итальянской жизни XIV-XV столетия. Критическое исследование. - Собр. соч. СПб., 1908, т. 3, с. 358. (Сер. II. Италия и Возрождение; Т. 1).

5. Хоментовская А. И. Лоренцо Валла - великий итальянский гуманист. М.; Л., 1964, с. 97.

6. "Cuius ductu et auspiciis Cicero amatur, legitur et per Italorum gymnasia summa cum gloria volitat" (Sabbadini R. Storia del ciceronianisino e di altre question! letterarie nell'eta della Rinascenza. Torino, 1886, p. 13).

7. Монье Ф. Опыт литературной истории Италии XV века: Кваттро-чонто. ГЖ, 1904, с. 458.

8. Касаткин А. А. Очерки истории литературного итальянского языка XVIII-XX вв. Л., 1976, с. 12-13.

9. Dionisottl С. GH umanisti e il volgare fra Quattro e Cinquecento. Firenze, 1968, p. 118,

10. Цит. по: Шишмарев В. Ф. Избранные статьи: История итальянской литературы и итальянского языка. Л., 1972, с. 114.