Жуков Г. Воспоминания и размышления

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава четвертая. Командование полком и бригадой

Приступив к мирному строительству после героической победы в
гражданской войне, советский народ столкнулся лицом к лицу с колоссальными
трудностями восстановления разрушенного народного хозяйства. Почти все
отрасли пришли в крайний упадок. Критическое состояние промышленности,
сельского хозяйства, транспорта требовало сосредоточения всех сил страны на
хозяйственном фронте. Необходимо было направить несколько миллионов из числа
демобилизованных солдат на восстановительные работы, уменьшить расходы на
содержание армии. И в то же время нужно было сохранить и упрочить оборону
страны. "Сейчас мы целый ряд могучих держав отучили от войны с нами, но
надолго ли, мы ручаться не можем"{21}, - говорил В. И.Ленин.
Уже в 1920 и 1921 годах начался перевод полностью или частично на
трудовое положение армий, непосредственно не участвующих в боевых операциях.
Для этой цели при Совете Труда и Обороны была создана комиссия, которую
возглавляли М. И. Калинин и Ф. Э. Дзержинский. Трудовые армии много сделали
для увеличения добычи топлива, сырья, подъема сельского хозяйства.
В целом в результате демобилизации к концу 1924 года численность
вооруженных сил сократилась с 5,5 миллиона до 562 тысяч человек.
Конечно, демобилизация отвечала интересам миллионов солдат. Тянуло к
земле, станку, хотелось вернуться в семью, домой. Удержать кадровых солдат в
армии было очень трудно, тем более что среди них большинство составляли
крестьяне. Этот процесс мог далеко зайти, "размыть" ядро армии. В феврале
1921 года по решению Оргбюро ЦК РКП(б) демобилизация коммунистов из армии
была прекращена{22}. Несколько ранее ЦК РКП(б) обратился ко всем
парторганизациям с циркулярным письмом "О Красной Армии", в котором
решительно предупредил все партийные организации о недопустимости ослабления
заботы о Красной Армии. Вообще же в армии оставались в основном те, кто в
соответствии с наклонностями и способностями решил посвятить себя военному
делу. [77]
В условиях мирного строительства того времени было необходимо
разработать единую военную доктрину, упрочить регулярную Красную Армию,
решить новые сложные вопросы организационного строительства, наладить
подготовку военных и политических кадров. Особое внимание уже тогда
обращалось на необходимость укрепления специальных технических частей
(пулеметных, артиллерийских, автоброневых, авиационных и др.), обеспечения
их всем необходимым.
Эти проблемы обстоятельно обсуждались на X, XI, XII съездах РКП(б).
Дело не обошлось без острых споров. По поручению ЦК партии М. В. Фрунзе и С.
И. Гусев подготовили тезисы "Реорганизация Красной Армии", в которых
отстаивали сохранение кадровой армии и намечали постепенный переход к
милиционным формированиям, ратовали за развитие советской военной науки.
Другие утверждали, что нужно немедленно переходить к милиционной системе
комплектования армии. X съезд РКП(б) принял ленинский курс военного
строительства в мирное время. В постановлении съезда было прямо записано:
"Неправильной и практически опасной для настоящего момента является агитация
некоторых товарищей за фактическую ликвидацию нынешней Красной Армии и
немедленный переход к милиции"{23}.
Несмотря на все усилия, предпринятые партией для укрепления армии,
чувствовалось, что необходимы какие-то более радикальные меры, и чем скорее,
тем лучше.
С июня 1922 по март 1923 года я работал в должности командира эскадрона
38-го кавалерийского полка, а затем заместителем командира 40-го
кавалерийского полка 7-й Самарской кавалерийской дивизии. Во главе этих
полков стояли опытные командиры Димитров и Косенко, и я у них многому
научился. Командный состав, партийная организация и политический аппарат
полков составляли хороший и работоспособный коллектив.
Благоустроенных казарм, домов начальствующего состава, столовых, клубов
и других объектов, необходимых для нормальной жизни военного человека, у
большинства частей Красной Армии тогда еще не было. Жили мы разбросанно, по
деревням, квартировали в крестьянских избах, пищу готовили в походных
кухнях, конский состав размещался во дворах. Все мы считали такие условия
жизни нормальными, так как страна наша переживала исключительные трудности.
В начальствующем составе армии люди были главным образом молодые и
физически крепкие, отличавшиеся большой энергией и настойчивостью. К тому же
большинство из нас были холостыми и никаких забот, кроме служебных, не
знали. Отдавались мы работе с упоением, посвящая ей по 15-16 часов в сутки.
Все же и этого времени не хватало, чтобы везде и во всем успеть. [78]
Весной 1923 года телефонограммой из штаба дивизии меня вызвали к
комдиву. Причины не знал и, надо признаться, несколько волновался: уж не
натворил ли чего?
Комдив Н. Д. Каширин принял меня очень хорошо, угостил чаем и долго
расспрашивал о боевой и тактической подготовке в нашем полку. А потом вдруг
спросил:
- Как вы думаете, правильно у нас обучается конница для войны будущего
и как вы сами представляете себе войну будущего?
Вопрос мне показался сложным. Я покраснел и не смог сразу ответить.
Комдив, видимо, заметив мою растерянность, терпеливо ждал, пока я соберусь с
духом.
- Необходимых знаний и навыков, чтобы по-современному обучать войска, у
нас, командиров, далеко не достаточно, - сказал я. - Учим подчиненных так,
как учили нас в старой армии. Чтобы полноценно готовить войска, нужно
вооружить начальствующий состав современным пониманием военного дела.
- Это верно, - согласился комдив, - и мы стараемся, чтобы наши
командиры прошли военно-политические курсы и академии. Но это длительный
процесс, а учебных заведений у нас пока маловато. Придется первое время
учиться самим.
Он прошелся по кабинету и неожиданно объявил, что меня решено назначить
командиром 39-го Бузулукского кавалерийского полка.
- Я вас не очень хорошо знаю, но товарищи, с которыми разговаривал,
рекомендуют вас на эту должность. Если возражений нет, идите в штаб и
получите предписание. Приказ о назначении уже подписан.
Прощаясь с комдивом, я был очень взволнован. Новая должность была
весьма почетной и ответственной. Командование полком всегда считалось
важнейшей ступенью в овладении военным искусством.
Полк - это основная боевая часть, где для боя организуется
взаимодействие всех сухопутных родов войск, а иногда и не только сухопутных.
Командиру полка нужно хорошо знать свои подразделения, а также средства
усиления, которые обычно придаются полку в боевой обстановке. От него
требуется умение выбрать главное направление в бою и сосредоточить на нем
основные усилия. Особенно это важно в условиях явного превосходства в силах
и средствах врага.
Командир части, который хорошо освоил систему управления полком и
способен обеспечить его постоянную боевую готовность, всегда будет передовым
военачальником на всех последующих ступенях командования как в мирное, так и
в военное время.
В самом конце гражданской войны в армии насчитывалось более 200 курсов
и школ, готовивших кадры для всех родов войск. В 1920 году командные курсы
уже выпустили 26 тысяч красных командиров. Постепенно создавалась широкая
сеть курсов, школ, [79] академий, зарождалась единая система обучения и
воспитания пролетарского командного и политического состава. Младший
комсостав готовился поначалу в полковых школах в течение семи - десяти
месяцев, средний комсостав - в военных школах и военно-морских училищах, а
старший - в военных академиях. В республиках открывались национальные
военные школы. Большое значение приобрели затем курсы усовершенствования
комсостава. На таких курсах я тоже учился. Об этом речь еще впереди.
Сейчас хотелось бы заметить, что не менее важную, на мой взгляд, роль в
подготовке квалифицированного комсостава, особенно младшего и среднего
звена, играла учеба, самообразование непосредственно в лагерных условиях,
так сказать, без отрыва от производства. Десятки, сотни тысяч военных
пополняли таким образом свои знания, совершенствовали боевую закалку, тут же
отрабатывая их в учениях, маневрах и походах. И тот, кто не смог по тем или
иным причинам пойти в учебное заведение, упорно занялся
самоусовершенствованием непосредственно в частях.
Конечно, были тогда командиры, которые после успешного завершения
гражданской войны чувствовали себя знатоками военного дела, считали, что им,
собственно говоря, нечему учиться. Некоторые из них потом поняли свои
заблуждения и перестроились. Другие же так и остались со старым багажом и,
естественно, вскоре уже не соответствовали возросшим требованиям и вынуждены
были уйти в запас.
Когда в конце мая 1923 года я вступил в командование полком, он
готовился к выходу в лагеря. Это был первый выход частей конницы на лагерную
учебу после гражданской войны, и многие командиры не имели ясного
представления о работе в новых условиях. При приеме полка обнаружились
недостатки в боевой готовности. Особенно плохо обстояло дело с огневой и
тактической подготовкой, поэтому внимание подразделений было сосредоточено
на организации учебно-материальной базы в лагерях.
В начале июня лагерь в основном был готов. Полк получил хорошо
устроенный палаточный городок, прекрасную летнюю столовую и клуб. Были
оборудованы навесы и коновязи для лошадей. Гордостью полка было стрельбище
для огневой подготовки из всех видов оружия.
Началась напряженная боевая и политическая учеба. Все мы были довольны,
что затраченные труд и средства на подготовку лагеря не пропали даром.
Дружно и инициативно работали командиры эскадронов и политруки. Творческая
энергия и инициатива коммунистов чувствовались во всех делах и начинаниях.
Душой парторганизации был секретарь партбюро полка Школьников. Чудесный
человек, он был полон творческих дерзаний и умел быстро зажечь сердца
коммунистов полка.
Особенно хотел бы отметить нашего комиссара Антона Митрофановича Янина.
Это был твердый большевик и чудесный человек, знавший душу солдата, хорошо
понимавший, как к кому [80] подойти, с кого что потребовать. Его любили и
уважали командиры, политработники и красноармейцы. Жаль, что этот выдающийся
комиссар не дожил до наших дней - он погиб смертью храбрых в 1942 году в
схватке с фашистами на Кавказском фронте. Погиб он вместе со своим сыном,
которого воспитал мужественным защитником Родины.
В середине лета в командование дивизией вступил герой гражданской войны
Г. Д. Гай.
Я с удовольствием вспоминаю совместную работу с комдивом Г. Д. Гаем.
Первая наша встреча произошла в его лагерной палатке, куда были вызваны на
совещание командиры и комиссары частей. После официального представления Г.
Д. Гай пригласил всех расположиться у его рабочего стола. Я увидел красивого
человека, по-военному подтянутого. Его глаза светились доброжелательностью,
а ровный и спокойный голос свидетельствовал об уравновешенном характере и
уверенности в себе. Я много слышал о геройских делах Г. Д. Гая и с интересом
в него всматривался. Мне хотелось проникнуть в его душевный мир, понять его
как человека и командира.
Беседа затянулась надолго. Когда мы расходились, у всех осталось
хорошее впечатление от первой встречи с комдивом. Прощаясь со мной, он
сказал, что через несколько дней хочет посмотреть конно-строевую и
тактическую подготовку. Я был польщен вниманием к полку и признался, что у
нас еще много недостатков.
- Будем вместе устранять недостатки, - сказал Г. Д. Гай улыбаясь и
добавил: - Это хорошо, что вы не хотите ударить лицом в грязь.
Через три дня согласно распоряжению штаба дивизии полк был выведен в
полном составе на смотр. Комдив на белоногом вороном коне поднялся на
пригорок и внимательно следил за учением полка. Конь под комдивом был очень
горяч, но всадник твердой рукой и крепкими шенкелями решительно подчинял его
своей воле.
Учение шло вначале по командам голосом, потом по командам шашкой (так
называемое "немое учение"), а затем по сигналам трубы. Перестроения,
движения, захождения, повороты, остановки и равнения выполнялись более
четко, чем я того ожидал. В заключение полк был развернут "в лаву" (старый
казачий прием атаки), и я направил центр боевого порядка на высоту, где
стоял комдив. Сомкнув полк к центру и выровняв его, я подскакал к комдиву,
чтобы отрапортовать об окончании показа. Не дав мне начать рапорт, комдив
поднял руки вверх и закричал:
- Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь! - а затем, подъехав ко мне, тепло сказал: -
Спасибо, большое спасибо.
Поравнявшись с центром полка, комдив встал на стремена и обратился к
бойцам:
- Я старый кавалерист и хорошо знаю боевую подготовку конницы. Сегодня
вы показали, что свой красноармейский долг [81] перед Родиной выполняете
добросовестно, не жалея сил. Так и должно быть. Хорошая боевая подготовка,
высокое сознание своего долга перед народом - залог непобедимости нашей
героической Красной Армии. Спасибо вам, порадовали вы меня.
Повернувшись ко мне, комдив пожал руку, улыбнулся и сказал:
- Вторую часть учения увидим в другой раз. Пусть полк идет
отдыхать, а мы с вами посмотрим, как устроен лагерь.
Более двух часов ходил он по лагерю, вникая в каждую мелочь, а потом
долго сидел с бойцами. Г. Д. Гай рассказал много боевых эпизодов из
гражданской войны. Только когда дежурный трубач просигналил к обеду, он
поднялся и распрощался с нами.
Проводив комдива, мы с комиссаром А. М. Яниным и секретарем партбюро
Школьниковым тут же обсудили, что надо сделать, чтобы "не закружилась
голова" от успехов и похвалы.
Надо отдать должное личному составу: похвала комдива воодушевила всех,
и это было видно по результатам лагерной учебы. Для нас же, командиров,
пример простого товарищеского обращения с рядовыми красноармейцами был
достоин подражания.
Г. Д. Гай потом часто бывал в полку, подолгу беседовал с солдатами и
командирами и всегда был не только начальником, но и желанным старшим
товарищем- коммунистом.
Лагерную учебу мы закончили с хорошими оценками, и в конце сентября
наша 7-я Самарская кавалерийская дивизия выступила в район Орши для участия
в окружных маневрах. Маневры эти проводились, так же как и лагерная учеба,
после гражданской войны впервые.
По масштабу маневры были небольшие, так сказать, попутные, при
возвращении частей из лагерей. Однако на нашу дивизию выпала довольно
тяжелая задача. Ей предстояло совершить форсированный марш-бросок в район
Орши. А вверенный мне полк был назначен комдивом в авангард главных сил
дивизии. Это означало, что мы должны были не только пройти большое
расстояние за короткое время, но и выполнить задачу походного охранения,
быть в постоянной готовности, чтобы быстро развернуться к "бою" с
"противником" и создать наиболее благоприятные условия для вступления в
"бой" главных сил дивизии.
Марш-бросок дивизии был завершен за 30 часов. Мы прошли около 100
километров, сделав два пятичасовых привала. Для конского состава это было
тяжелое испытание на выносливость. А кавалеристам на привалах еще нужно было
кормить, поить лошадей и приводить в порядок всю амуницию и снаряжение.
Несмотря на усталость, настроение у всех было приподнятое, так как стало
известно, что по окончании маневров вся 7-я кавалерийская дивизия будет
расквартирована в Минске.
На рассвете высланная вперед разведка доложила, что за железнодорожной
линией Москва-Орша движутся в направлении станции Орша войска "противника".
На подступах к Орше завязался [82] "бой" с частями, прикрывавшими подступы к
железнодорожному узлу.
Как это всегда бывает на маневрах, со всех сторон подскакали к полку
посредники с белыми повязками на рукавах. Посредники - это командиры,
которые помогают руководству разыгрывать учения.
- Что вам известно о "противнике"?
- Ваше решение? - посыпались вопросы.
Я ответил, что сейчас выеду к головному отряду, произведу личную
рекогносцировку и там приму решение. Дав шпоры коню, через несколько минут я
прискакал в головной отряд, которым командовал очень энергичный,
инициативный командир эскадрона Константин Тюпин.
Он доложил, что до двух полков пехоты "противника" развернулись в
предбоевые порядки и движутся за линией железной дороги в общем направлении
на лежащие впереди высоты. Там идет "бой" с нашей пехотой. Пехота
"противника", видимо, не знает, что наши части вышли в этот район, так как
мы не встретили ни охранения, ни его разведки.
Не успел командир головного отряда закончить доклад, как показалась
группа всадников, которая приближалась к нам. По вороному белоногому коню мы
издали узнали комдива Г. Д. Гая. Коротко повторив данные обстановки, доложил
комдиву, что случай крайне благоприятный для внезапной атаки "противника" и
что я решил незамедлительно развернуть полк в боевой порядок и атаковать во
фланг, тем более что атаке благоприятствует характер местности.
Посмотрев в бинокль, комдив сказал:
- Редкий случай, действуйте смелее. Атаку предварите всеми средствами
артиллерийско-пулеметного огня. Главные силы дивизии подойдут через 20-30
минут. Их удар будет направлен в тыл этой группировки, с тем чтобы нанести
ей окончательное поражение.
Через час все поле "сражения" сплошь было затянуто дымом и пылью,
кавалерийские полки 7-й дивизии, развернувшиеся в боевые порядки, с громкими
криками "ура" мчались на "врага". Картина была поистине красочная и
захватывающая: лица у бойцов разгоряченные, глаза устремлены вперед, как в
настоящем бою. Дальнейшее "сражение" было прервано сигналом "отбой". На этом
эпизоде и закончились маневры. Общего разбора не было.
Нам сказали, что за ходом "боя" наблюдал М. Н. Тухачевский, который дал
очень хорошую оценку нашим частям. Но особенно похвалил он 7-ю кавалерийскую
дивизию за форсированный марш-бросок и за стремительную атаку. А пехота
заслужила одобрение за то, что сумела быстро развернуться к флангу, откуда
она была атакована частями 7-й кавдивизии.
Мы были довольны, что нас похвалил М. Н. Тухачевский, и рады, что и наш
"противник" также заслужил благодарность за хорошую маневренность. [83]
Отдохнув, через несколько дней мы выступили походом в Минск, к месту
постоянного расквартирования частей дивизии.
Тысячи минчан вышли на улицы города. Крики "ура", приветствия
сопровождали нас по всем улицам. Вообще я думаю, ни в одной другой стране
армия не пользуется такой симпатией и всеобщей любовью народа, как наша
Советская Армия.
Я и сейчас с волнением вспоминаю, как встречали нас бывшие бойцы
дивизии, участники знаменитых походов и сражений в районе Царицына, Кизляра,
Астрахани, Пугачевска, Бузулука и др. Это они, не жалея своей жизни, дрались
за советскую власть с белогвардейскими частями и контрреволюцией. Их
дружеские, идущие от всего сердца слова вызывали радостное волнение в наших
сердцах... Многие бойцы нашей дивизии сами прошли тяжелые испытания на
фронтах гражданской войны, и каждому были понятны и близки воспоминания о
боевых делах.
Отведенные полку казармы оказались заняты 4-й стрелковой дивизией,
которая не успела еще передислоцироваться в Слуцк. Пришлось временно
расквартировываться по частным домам в предместье города. Личный состав
разместили по 3-4 человека на частных квартирах, как правило, в
малопригодных помещениях.
Положение усугублялось тем, что начались обильные осенние дожди, а с
ними наступила непролазная грязь. Надо было в этих условиях спасать конский
состав, строить конюшни, ремонтировать казарменные и хозяйственные помещения
и готовить учебно-материальную базу для зимней учебы.
Собрали коммунистов, а затем и весь полк, разъяснили создавшееся
положение.
Вспоминая те далекие и нелегкие годы, хочется отметить, что люди были
готовы на любое самопожертвование, на любые лишения во имя лучшего будущего.
Конечно, были и отдельные нытики, но их сразу же ставила на место
красноармейская общественность. Какая это большая сила здоровый армейский
коллектив! Там, где действует энергичный общественный актив, там всегда
будет настоящая коллективная дружба. А в ней залог творческого энтузиазма и
успехов в боевой готовности части.
В конце ноября, когда уже выпал снег, нам удалось перебраться в
казармы, а лошадей разместить в конюшнях. Конечно, предстояло провести еще
большую работу по благоустройству, но главное уже было сделано.
Перед нами стояла следующая задача - правильно организовать боевую и
политическую подготовку в новых условиях.
Теперь все это кажется простым. А тогда, в 26 лет командуя
кавалерийским полком, что я имел в своем жизненном багаже? В старой царской
армии окончил унтер-офицерскую учебную команду, в Красной Армии -
кавалерийские курсы красных командиров. Вот и все. Правда, после окончания
гражданской войны усиленно изучал всевозможную военную литературу, особенно
книги по вопросам тактики. [84]
В практических делах я тогда чувствовал себя сильнее, чем в вопросах
теории, так как получил неплохую подготовку еще во время Первой мировой
войны. Хорошо знал методику боевой подготовки и увлекался ею. В области же
теории понимал, что отстаю от тех требований, которые сама жизнь предъявляет
мне, как командиру полка. Размышляя, пришел к выводу: не теряя времени, надо
упорно учиться. Ну, а как же полк, которому надо уделять двенадцать часов в
сутки, чтобы везде и всюду успеть? Выход был один: прибавить к общему
рабочему распорядку дня еще три-четыре часа на самостоятельную учебу, а что
касается сна, отдыха - ничего, отдохнем тогда, когда наберемся знаний.
Так думал не я один. Так думало большинство командиров, выросших во
время гражданской войны из рядовых красноармейцев, солдат старой армии и
бывших унтер-офицеров.
К тому времени кадровое ядро армии значительно окрепло. Тем не менее
текучесть личного состава не была преодолена, серьезно хромало снабжение,
недостаточно высоко стояла мобилизационная готовность войск. Крупные
недостатки были в работе военного ведомства, которое тогда возглавлял
Троцкий.
В январе 1924 года Пленум ЦК РКП(б) решил провести проверку
деятельности военного ведомства, которая была поручена военной комиссии ЦК
партии во главе с В. В. Куйбышевым, а затем С. И. Гусевым. В подготовке
материалов о положении в армии к Пленуму ЦК участвовали М. В. Фрунзе, К. Е.
Ворошилов, А. С. Бубнов, Г. К. Орджоникидзе, А. А. Андреев, И. С. Уншлихт,
Н. М. Шверник и другие. Общие выводы из анализа собранных фактов были
безрадостны и резки.
Стало ясно, что задачи укрепления вооруженных сил страны требуют
коренной военной реформы. Предложения комиссии, утвержденные ЦК РКП (б), и
легли в основу военной реформы.
Одним из наиболее важных мероприятий реформы явилось введение
территориального принципа комплектования Красной Армии в сочетании с
кадровым.
Территориальный принцип распространялся на стрелковые и кавалерийские
дивизии. Сущность этого принципа состояла в том, чтобы дать необходимую
военную подготовку максимальному количеству трудящихся с минимальным их
отвлечением от производительного труда. В дивизиях примерно 16-20 процентов
штатов составляли кадровые командиры, политработники и красноармейцы, а
остальной состав был временным, ежегодно призывавшимся (в течение пяти лет)
на сборы сначала на три месяца, а потом по одному месяцу. Остальное время
бойцы работали в промышленности и сельском хозяйстве.
Такая система обусловила возможность быстрого развертывания в случае
необходимости достаточно подготовленного боевого состава вокруг кадрового
ядра дивизий. Причем расходы на обучение одного бойца в территориальной
части за пять лет были гораздо меньшими, чем в кадровой части за два года.
Конечно, [85] лучше было бы иметь только кадровую армию, но в тех условиях
это было практически невозможно.
Мероприятия военной реформы были закреплены в Законе о военной службе,
принятом в сентябре 1925 года ЦИК и СНК СССР. Это был первый общесоюзный
закон об обязательном несении военной службы всеми гражданами нашей страны,
одновременно определивший и организационную структуру вооруженных сил.
Были реорганизованы центральный и местный аппараты военного управления.
Новый штаб РККА во главе с М. В. Фрунзе (помощники - М. Н. Тухачевский и Б.
М. Шапошников) становился основным организующим центром Красной Армии.
Управление упростилось, повысилась оперативность и ответственность в работе.
Новую организационную систему руководства вооруженными силами партия
укрепила сверху. В январе 1925 года народным комиссаром по военным и морским
делам и председателем Реввоенсовета СССР стал выдающийся
полководец-большевик Михаил Васильевич Фрунзе.
Однажды в нашем полку побывал легендарный герой гражданской войны В. К.
Блюхер. До революции он был рабочим Мытищинского вагоностроительного завода,
затем унтер-офицером царской армии. В.К. Блюхер- член партии большевиков с
1916 года. Я очень много о нем слышал, но встретился с ним впервые. Встреча
с В. К. Блюхером была большим событием для всех бойцов и командиров полка. К
нам его пригласил посмотреть учебно-воспитательную работу комдив Г. Д. Гай.
Для полка это была большая честь.
Прежде всего В.К. Блюхер тщательно ознакомился с организацией питания
личного состава и остался доволен приготовлением пищи. Уходя из кухни, он
крепко пожал руки всем поварам. Надо было видеть их лица! Потом он обошел
все общежития и культурно-просветительные учреждения полка и в заключение
осмотра спросил:
- Как у вас обстоит дело с боевой готовностью? Ведь вы стоите недалеко
от границы.
Я ответил, что личный состав полка хорошо понимает свою задачу и всегда
готов выполнить воинский долг перед Родиной.
- Ну что ж, это похвально. Дайте полку сигнал "тревоги".
Этого я, откровенно говоря, не ожидал, но не растерялся. Обращаясь к
дежурному по полку, приказал:
- Дайте сигнал "боевой тревоги".
Через час полк был собран в районе расположения. В. К. Блюхер очень
внимательно проверил вьюки всадников, их вооружение, снаряжение и общую
боевую готовность. Особенно тщательно он осмотрел пулеметный эскадрон и
сделал довольно суровое замечание одному пулеметному расчету, у которого не
была, как положено по тревоге, залита вода в пулемет и не имелось никакого
ее запаса. [86]
- Вы знаете, к чему эта оплошность приводит на войне? - спросил В. К.
Блюхер.
Бойцы молчали и порядком краснели.
- Учтите эту ошибку, товарищи.
Осмотрев боевую готовность, В. К. Блюхер предложил вводную тактическую
обстановку: условный "противник" находится на подходе к очень важному
тактическому рубежу, стремится быстро захватить его. Расстояние от
"противника" до рубежа 12 километров, расстояние между полком и
"противником" приблизительно 25 километров, то есть тактически выгодный
рубеж был на одинаковом расстоянии как от "противника", так и от полка.
Терять время на ознакомление-командного состава с обстановкой и
разъяснение боевой задачи было неразумно: "противник" выйдет к рубежу раньше
нас. Принимаю решение: 1-му эскадрону с четырьмя станковыми пулеметами и
одним орудием в качестве головного отряда двигаться за мной рысью. Боевая
задача будет поставлена в пути. Главным силам полка под командой моего
заместителя идти вслед за головным отрядом в трех километрах в готовности к
встречному бою.
Двигаясь переменным аллюром, а где и галопом, головной отряд сумел
захватить раньше "противника" тактически выгодный рубеж и организовать
огонь, чтобы встретить его.
После отбоя В. К. Блюхер обратился к полку:
- Спасибо вам, товарищи бойцы и командиры, за честный солдатский труд.
Все, что ваш полк показал сегодня, достойно похвалы. Я призываю вас свято
хранить и приумножать боевые традиции славной Самарской кавалерийской
дивизии, которая отлично дралась с белогвардейцами и интервентами. Будьте
всегда готовы выполнить боевой приказ нашей великой Родины!
В ответ раздалось громовое "ура". Было видно, что бойцов тронули и
взволновали теплые слова В. К. Блюхера.
Я был очарован душевностью этого человека. Бесстрашный боец с врагами
Советской республики, легендарный герой, В. К. Блюхер был идеалом для
многих. Не скрою, я всегда мечтал быть похожим на этого замечательного
большевика, чудесного товарища и талантливого полководца.
Кто мог бы тогда подумать, что через тринадцать лет этот прославленный
и безгранично преданный всеми фибрами своей души нашей Родине и партии
знаменитый Блюхер будет оклеветан и бездоказательно обвинен во вражеской
деятельности, а затем и уничтожен.
В конце июля 1924 года меня вызвал комдив Г. Д. Гай и спросил, как я
работаю над совершенствованием своих знаний. Я ответил, что много читаю и
занимаюсь разбором операций Первой мировой войны. Много материалов готовил к
занятиям, которые проводил с командным составом полка.
- Это все хорошо и похвально, - сказал Г. Д. Гай, - но этого сейчас
мало. Военное дело не стоит на месте. Нашим военачальникам [87] в изучении
военных проблем нужна более капитальная учеба. Я думаю, вам следует поехать
осенью в Высшую кавалерийскую школу в Ленинград. Это весьма полезно для
вашей будущей деятельности.
Я поблагодарил и сказал, что постараюсь приложить все усилия, чтобы
оправдать доверие.
Возвратившись в полк, не теряя времени, сел за учебники, уставы и
наставления и начал готовиться к вступительным экзаменам. Экзамены оказались
легкими, скорее даже формальными, и я был зачислен в первую группу. Тогда же
на курсы поступили К. К. Рокоссовский, М. И. Савельев, И. X. Баграмян, А. И.
Еременко и многие другие командиры полков.
В Ленинграде, как и большинство других слушателей, я был впервые. Мы с
большим интересом знакомились с достопримечательностями города, ходили по
местам исторических боев Октябрьской революции. Мог ли я тогда предположить,
что через 17 лет мне придется командовать войсками Ленинградского фронта,
защищавшими город Ленина от фашистских войск!
Высшей кавшколой руководил В. М. Примаков, легендарный герой
гражданской войны, командир прославленной 8-й кавалерийской дивизии
Червонного казачества, наводившей в годы гражданской войны страх на
белогвардейские войска. Плотный, среднего роста, с красивой шевелюрой,
умными глазами и приятным лицом, В. М. Примаков сразу завоевал симпатии
слушателей. Это был человек широко образованный. Говорил он коротко, четко
излагая свои мысли.
Через некоторое время В. М. Примаков получил назначение на Украину, на
должность командира казачьего корпуса, а вместо него был назначен М. А.
Баторский, известный теоретик конного дела. Мы все были рады повышению В. М.
Примакова и были уверены, что с его способностями он будет военачальником
большого масштаба.
Нам тогда никому не могла прийти в голову мысль, что В. М. Примаков
вместе с другими талантливыми советскими полководцами будет оклеветан и
безвинно уничтожен в 1937 году.
Вскоре наша Высшая кавшкола была переформирована в Кавалерийские курсы
усовершенствования командного состава (ККУКС), и время обучения сократили с
двух лет до года.
Учебная нагрузка была очень велика. Приходилось после лекций много
заниматься самостоятельно. Теперь, на склоне лет, порой удивляешься
тогдашней выносливости и фанатическому упорству в освоении военных знаний.
Припоминаю случай, когда мне было поручено сделать в Военно-научном
обществе доклад на тему "Основные факторы, влияющие на теорию военного
искусства". Теперь эта тема не вызвала бы затруднений, ну а тогда... тогда я
просто не знал, с какой стороны к ней подступиться, с чего начать и чем
закончить. Помогли мне товарищи из нашей парторганизации. Доклад даже
напечатали в бюллетене, издававшемся для слушателей ККУКС. [88]
Хорошо запомнилась большая дружеская взаимопомощь в
общественно-политической работе партийной организации Ленинграда и
парторганизации наших курсов. Частыми гостями у нас были участники великих
Октябрьских событий - рабочие ленинградских заводов и фабрик. Жадно слушали
мы их рассказы о встречах с Владимиром Ильичем Лениным, о штурме Зимнего. В
свою очередь, мы выступали перед рабочими на предприятиях и рассказывали о
борьбе против иностранных интервентов и белогвардейщины на фронтах
гражданской войны. Многие из нас в недавнем прошлом сами были такими же
рабочими, так что мы друг друга понимали с полуслова и дружба у нас была
крепкая.
Часто у нас устраивались конноспортивные соревнования, на которых
всегда бывало много ленинградцев. Особой популярностью пользовалась наша
фигурная езда, конкур-иппик и владение холодным оружием, а летом гладкие
скачки и стипль-чез. Во всех этих состязаниях непременными участниками были
мы с К. К. Рокоссовским, М. И. Савельевым, И. X. Баграмяном, Рыбалко,
Тантлевским, Тросковым, Никитиным, Синяковым (к сожалению, не помню их имен)
и другими спортсменами ККУКС.
В осенне-зимнее время занятия велись главным образом по освоению теории
военного дела и политической подготовке. Нередко проводились теоретические
занятия на ящике с песком и упражнения на планах и картах. Много занимались
конным делом - ездой и выездкой, которые в то время командирам частей нужно
было знать в совершенстве. Уделяли большое внимание фехтованию на саблях и
эспадронах, но это уже в порядке самодеятельности, за счет личного времени.
Летом 1925 года мы были заняты главным образом полевой тактической
подготовкой, которая проходила под непосредственным руководством начальника
курсов Михаила Александровича Баторского. Очень много знаний и опыта передал
он нам.
Приходится с болью в душе сожалеть, что и его не миновала тяжелая
судьба. В 1937 году он был оклеветан и трагически погиб.
Учеба на ККУКС заканчивалась форсированным маршем на реку Волхов. Здесь
мы обучались плаванию с конем и форсированию водного рубежа.
Плавание с конем через реку - дело довольно сложное. Мало самому уметь
хорошо плавать в одежде, нужно еще научиться управлять плывущим конем. В
подготовке конницы овладению этими навыками уделячось большое внимание.
Припоминаю один забавный случай во время учений на реке Волхов. Когда
закончились занятия, слушатель нашего отделения командир 42-го кавполка
Михаил Савельев, желая блеснуть кавалерийской удалью, предложил показать
технику переправы, стоя на седле, чтобы не замочить обмундирования и
снаряжения.
Начальство согласилось, но дало указание на всякий случай держать на
реке пару лодок для страховки. Перекинув стремена через седло, Савельев
смело въехал в реку. Лошадь, пройдя мель, [89] поплыла, а всадник уверенно
стоял на седле, держась за трензельные поводья. Вначале все шло хорошо, но
примерно на середине реки лошадь, видимо, утомившись, стала волноваться. И
как ни балансировал на седле всадник, он все же полетел вниз головой и
скрылся под водой. Если бы не страховочные лодки, быть беде. Лошадь одна
выплыла на берег, а вскоре причалила лодка с Савельевым, с которого ручьями
стекала вода. Конечно, его встретили громким смехом и шутками, но ему-то
было не до смеха - с переправой осрамился да еще в воде сапоги потерял. Они
у него во время переправы были перекинуты через шею. Так и пришлось до
казармы ехать в одних носках...
По окончании курсов М. Савельев, командир эскадрона 37-го Астраханского
полка Н. Рыбалкин и я решили возвратиться к месту службы в Минск не поездом,
а пробегом на конях. Предстояло пройти 963 километра по полевым дорогам.
Маршрут намеченного пробега проходил через Витебск, Оршу, Борисов.
Представив командованию ККУКС свой план, мы получили разрешение на
пробег, но, к сожалению, организовать контрольные пункты, обслуживание и
питание в пути нам не могли. От своего решения мы все же не отказались, хотя
заранее знали трудности, с которыми придется встретиться, тем более что уже
вступала в свои права холодная и дождливая осень. Расстояние 963 километра
мы решили пройти за 7 суток. Такого группового спортивного пробега ни у нас
в Советском Союзе, ни в других странах тогда еще не было. При благоприятных
условиях мы рассчитывали установить мировой рекорд в групповом конном
пробеге.
Основной целью этого эксперимента являлась проверка пригодности
скакового тренинга к форсированным переходам на дальние расстояния.
Ранним осенним утром 1925 года у Московской заставы Ленинграда
собрались наши друзья и представители командования ККУКС, чтобы пожелать нам
счастливого пути.
Двинувшись в путь-дорогу, мы решили идти переменным аллюром, то есть
шаг рысь, и изредка применять галоп. В первый День мы прошли меньше, чем
планировали, на 10 километров, так как чувствовалось, что лошади устали, да
к тому же захромала моя лошадь, чистокровная кобылица Дира: ей было уже 12
лет, а для лошади это преклонный возраст.
Мы порядком устали, хотелось скорее отдохнуть. Крестьяне встретили нас
радушно: накормили нас как следует, покормили лошадей.
Утро для меня началось неудачно - лошадь все еще хромала. Залив воском
прокол и забинтовав копыто, я решил провести Диру в поводу. К счастью, скоро
лошадь перестала прихрамывать. Сел верхом. Нет, ничего, не хромает. Пошел
рысью - хорошо. Чтобы уменьшить нагрузку на правую больную ногу, решил идти
Дальше только шагом и галопом с левой ноги. [90]
Моим товарищам было значительно легче идти на здоровых конях, я чаще
спешивался, вел лошадь в поводу и сам, разумеется, больше уставал физически.
Зато друзья на остановках брали на себя заботу по розыску корма и уходу за
лошадьми.
На седьмой день пробега, оставив позади Борисов, мы подошли к Минску.
На окраине города увидели множество людей с красными флагами и
транспарантами. Оказалось, нас встречают однополчане и местные жители. Дав
шпоры, на полевом галопе подскакали к трибуне и отрапортовали начальнику
гарнизона и председателю горсовета о благополучном завершении пробега. Нас
приветствовали овацией.
Через два дня состоялась контрольная двухкилометровая скачка с
препятствиями, смотр и взвешивание. Они показали хорошие результаты, и
пробег наш получил положительную оценку. Кони за семь суток потеряли в весе
от 8 до 12 килограммов, а всадники - 5-6 килограммов.
Получив правительственные премии и благодарность командования, мы
отбыли в краткосрочные отпуска. Я поехал в деревню повидать мать и сестру.
Мать за годы моего отсутствия заметно сдала, но по-прежнему много
трудилась. У сестры уже было двое детей, она тоже состарилась. Видимо, на
них тяжело отразились послевоенные годы и голод 1921 - 1922 годов.
С малышами-племянниками у меня быстро установился контакт. Они, не
стесняясь, открывали мой чемодан и извлекали из него все, что было им по
душе.
Деревня была бедна, народ плохо одет, поголовье скота резко
сократилось, а у многих его вообще не осталось после неурожайного 1921 года.
Но, что удивительно, за редким исключением, никто не жаловался. Народ
правильно понимал послевоенные трудности.
Кулаки и торговцы держались замкнуто. Видимо, еще надеялись на возврат
прошлых времен, особенно после провозглашения новой экономической политики.
В районном центре - Угодском Заводе вновь открылись трактиры и частные
магазины, с которыми пыталась конкурировать начинающая кооперативная
система.
Возвратившись в дивизию, я узнал, что она переходит на новые штаты и
вместо шести кавалерийских полков будет иметь четыре. Вверенный мне 39-й
Бузулукский кавполк вливался в 40-й, а 41-й и 42-й кавполки
переформировывались в новый, 39-й Мелекесско-Пугачевский кавполк.
Для меня и М. И. Савельева - командира 42-го кавполка этот вопрос имел
личное значение. Один из нас должен был получить новый, 39-й полк, а второй
подлежал откомандированию в другое соединение. Понятно, каждому хотелось
остаться в своей дивизии, к которой мы привыкли, как к родной семье.
Начальство остановило свой выбор на мне, а М. И. Савельев получил
другое назначение. Я понимал его огорчение, но расстались мы по-приятельски
и потом встречались как старые друзья. [91]
Прежние кавполки дивизии были четырехэскадронного состава, а новые в
соответствии с перестройкой, вызванной военной реформой, формировались в
шестиэскадронном составе, каждые два эскадрона объединялись в кавалерийский
дивизион. Кроме того, в полку были пулеметный эскадрон 16-пулеметного
состава, полковая батарея, отдельный взвод связи, отдельный саперный взвод,
отдельный химический взвод и полковая школа по подготовке младшего
командного состава.
Для меня и для всего коллектива полка вновь наступила горячая рабочая
пора.
Важнейшим мероприятием военной реформы явилось практическое введение
единоначалия в Советских Вооруженных Силах. Оно проводилось в двух основных
формах. В тех случаях, когда командир был коммунистом, он обычно становился
одновременно и комиссаром, объединяя в своих руках руководство боевой
подготовкой, административно-хозяйственной деятельностью и всей
партийно-политической работой. У него имелся помощник по политической части.
Такая важная мера укрепления дисциплины и боевой готовности в армии уже
могла быть в те годы осуществлена с полным основанием, ибо значительно
изменился к лучшему состав командиров.
Если же командир был беспартийным, он отвечал только за боевую
подготовку и административно-хозяйственные функции, а партийно-политической
работой руководил комиссар, который вместе с командиром нес ответственность
за моральное состояние и боевую готовность части.
В одном из приказов Реввоенсовета того времени по этому поводу
говорилось: "Постоянно помня, что задачей Советской власти в области
военного строительства является установление единоличного командования,
комиссар должен, с одной стороны, всемерно вовлекать командира, с коим
связан, в сферу коммунистических идей, а с другой стороны, сам должен
внимательно изучать военное дело, дабы с течением времени занять командную
или административную должность"{24}.
Помнится, весной 1925 года мы получили директивное письмо ЦК партии,
направленное всем партийным организациям, "О единоначалии в Красной Армии".
В нем разъяснялось, что в результате всей предшествующей работы партии и
военных органов по укреплению Красной Армии в целом и ее командных кадров в
частности создались вполне благоприятные условия для проведения в жизнь
принципа единоначалия.
Некоторые товарищи, их, правда, было меньшинство, полагали тогда, что
единоначалие может привести к уменьшению влияния партии в армии. Но ведь
командиром-единоначальником становился коммунист. Поэтому роль партии не
только не ослаблялась, [92] а, наоборот, усиливалась. Возрастала
ответственность командира перед партией за все стороны жизни в армии. При
этом значительно укреплялась дисциплина и повышалась боевая готовность наших
вооруженных сил.
В практической работе взаимоотношения командира и комиссара,
политработника все время упрочивались и совершенствовались. Забегая вперед,
напомню, что в 1928 году по указанию ЦК партии приказом РВС было введено
Положение о комиссарах, командирах-единоначальниках и помощниках по
политической части. Этим положением за комиссаром закреплялись партийное и
политическое руководство и ответственность за морально-политическое
состояние части (соединения), он полностью освобождался от контрольных
функций.
После окончания ККУКС мне легче работалось. Появилась уверенность и
самостоятельность в вопросах боевой и политической подготовки и управления
полком.
Тем временем дела в нашем полку пошли неплохо. Зимой 1926 года я был
вызван комиссаром 3-го кавкорпуса А. П. Крохмалем и комкором С. К.
Тимошенко, который вступил в командование корпусом в феврале 1925 года.
Войдя в кабинет, я увидел, что там находятся также наш комдив К. Д.
Степной-Спижарный, комиссар дивизии Г. М. Штерн и начальник политотдела Л.
И. Бочаров.
- Мы вас вызвали, чтобы предложить вам взять на себя одновременно с
обязанностями командира полка и обязанности комиссара полка, то есть быть
единоначальником, - сказал С. К. Тимошенко. - Командование дивизии и
политотдел считают вас для этого подготовленным. Что вы по этому поводу
думаете?
Помолчав, кажется, несколько дольше, чем следует, ответил, что при
надлежащей помощи командования и политотдела дивизии надеюсь справиться с
новыми для меня обязанностями.
Через несколько дней я был назначен единоначальником. В 7-й кавдивизии
это был первый такой опыт, что ко многому обязывало.
Моим заместителем по политчасти был назначен Фролков (к сожалению, не
помню его имени), и я был обязан ему за практическую помощь. Секретарем
партийного бюро полка был избран политрук школы А. В. Щелаковский. Он вместе
с Фролковым крепко помогал мне, и оба они были принципиальными коммунистами.
Они не стеснялись, когда меня надо было по-партийному поправить, дать добрый
совет. Не имея опыта в новой работе, я, естественно, на первых порах
допускал некоторые ошибки, и дело от этих поправок только выигрывало.
Чтобы правильно руководить политическим воспитанием, старшие начальники
должны быть в этой области намного образованнее своих подчиненных. В те годы
мы, строевые командиры, в вопросах боевой подготовки росли быстрее и были
сильнее, чем в овладении основами марксистско-ленинской теории. [93]
С одной стороны, происходило это потому, что каждый из нас был
перегружен административной работой, вопросами боевой подготовки и военного
самообразования, а с другой стороны - многие недооценивали необходимость
глубокого изучения марксистско-ленинской теории и организационно-партийной
работы в армии. Конечно, политработники в этом отношении были подготовлены
лучше нас, строевых командиров.
Вскоре дивизию принял комдив Д. А. Шмидт, прибывший с Украины. По
своему характеру, опыту и стилю работы он резко отличался от своего
предшественника К. Д. Степного-Спижарного. Тот был суетлив, любитель
многословия, даже, можно сказать, излишне болтлив. Д. А. Шмидт - умница,
свои мысли выражал кратко, но, к сожалению, не любил кропотливо работать.
Летом 1926 года дивизия выехала в лагеря. Нам был отведен живописный
участок в районе Ждановичей, примерно в 20 километрах от Минска.
В лагерях шла напряженная боевая подготовка. Особое внимание уделялось
полевой тактической подготовке подразделений, командного состава, штаба и
части в целом. Надо сказать, что из всех военных дисциплин я больше всего
любил тактику и всегда с особым удовольствием ею занимался.
Как известно, армия - это инструмент войны, она существует для
вооруженной борьбы с врагами Родины, и к этой борьбе она прежде всего должна
быть подготовлена тактически. В противном случае она будет вынуждена
доучиваться в ходе сражений, неся при этом большие потери.
Для выработки тактических навыков в нашем полку проводилось много
показных и инструктивно-методических занятий по обучению разведке,
организации боя и взаимодействию с техническими средствами борьбы.
Венцом всей тактической подготовки для частей, как известно, являются
маневры. Начиная с 1925 года, в Белорусском военном округе маневры
проводились ежегодно после лагерного периода.
В этих маневрах принимала участие и 7-я кавалерийская дивизия, и я не
помню ни одного случая, чтобы она получила от руководства плохую оценку за
тактическую подготовку. Это в значительной степени определялось отношением
наших командиров к тактическим занятиям. Надо сказать, что все командиры
полков нашей дивизии были довольно грамотными в области тактики и занимались
ею с увлечением.
37-м кавполком в то время командовал В. Т. Вольский. В ноябре 1942 года
он командовал мехкорпусом в составе Сталинградского фронта, вместе с 51-й
армией его корпус наносил удар в общем направлении на Калач, где соединился
с частями Юго-Западного фронта. Во главе 38-го кавполка стоял В. А.
Гайдуков. В Великую Отечественную войну он командовал корпусом и другими
соединениями. Конноартиллерийским дивизионом командовал [94] Адамович - брат
Председателя СНК Белоруссии И. А. Адамовича. Короче говоря, это были весьма
опытные и тактически грамотные командиры, имевшие опыт войны. Опытные
командиры были и в других частях дивизии.
Большое внимание уделялось спортивной и физической подготовке. Все мы,
бывалые солдаты, лучше, чем кто-либо другой, знали, что только закаленные,
крепкие бойцы способны вынести тяжесть войны. От подготовки каждого бойца
зависит и успех части в целом. На войне, как известно, приходится в любую
погоду, днем и ночью, по дорогам и вне дорог совершать напряженные и
форсированные марши и марш-броски, с ходу развертываться в боевые порядки
для стремительной атаки на врага и часто преследовать его после боя до
полного разгрома и уничтожения. В случае неудачного исхода сражения важно
быстро выходить из боя и производить новые перегруппировки. Все это под силу
лишь физически подготовленной части. Иначе она быстро "выдохнется" и везде и
всюду будет опаздывать, нести большие потери, а может и просто стать жертвой
своей неподготовленности.
Надо сказать, что 39-й кавалерийский полк во всех видах конного спорта
был главным конкурентом на призовые места среди лучших частей конницы
Белорусского военного округа. Нам удалось сколотить в полку активную группу
спортсменов, в которую входили многие командиры. Я и сам постоянно занимался
всеми видами конного спорта.
Несколько слабее шло дело со стрельбой из всех видов оружия. Здесь нас
всегда били снайперские команды 40-го кавполка. А по конному спорту,
наоборот, мы всегда оставляли его позади, и не только этот полк, но и другие
части корпуса.
Видимо, наших соперников это очень "заедало", и они стремились
"обскакать" нас любой ценой, пускаясь даже на хитрости и недозволенные
приемы.
Как-то на окружных конных состязаниях, желая блеснуть мастерством и
показать особую физическую выносливость коня, один из командиров 6-й
кавдивизии на полпути пробега заранее спрятал в лесу другого коня, схожего
по масти с тем, на котором он вышел со старта. Проскакав с предельной
резвостью первую половину пробега, этот ловкач отдал полузагнанного коня
своему ординарцу, а сам пересел на спрятанную лошадь и так же лихо закончил
дистанцию. При всеобщем ликовании болельщиков ему вручили первый окружной
приз. Однако счастье оказалось недолгим: вскоре эта проделка была раскрыта и
виновник получил по заслугам. Но соперники наши все же не успокоились: то во
время скачек "зажмут" явного конкурента в "коробочку", то во время рубки
своим спортсменам ставят сырую лозу, а нам засушенную, чтобы затруднить ее
рубку клинком, и т.д.
Помню приезд в полк Семена Михайловича Буденного. Раньше мне не
приходилось встречаться с Семеном Михайловичем. Но я хорошо знал его заслуги
перед Родиной в борьбе с белогвардейшиной [95] и интервентами, и мне очень
хотелось познакомиться с легендарным командармом Первой конной.
Как-то утром весной 1927 года раздался телефонный звонок. Звонил комдив
Дмитрий Аркадьевич Шмидт.
У вас в полку, наверное, будет Семен Михайлович Буденный, надо его
встретить.
- В какое время и как надо встретить?
Когда - точно не знаю. Вначале он будет в 37-м полку, потом будет в
38-м, а затем у вас, в 39-м. А как встретить - решайте сами, вы командир.
Я понял, что комдив не имеет в виду какие-либо особо торжественные
церемонии и что С. М. Буденного надо встретить обычно, как положено
встречать по уставу старшего начальника.
Днем мне позвонил командир 38-го полка В. А. Гайдуков:
- Встречай гостей, поехали к тебе.
Разговаривать не было времени. Собираю своих ближайших помощников:
заместителя по политчасти Фролкова, секретаря партбюро полка А. В.
Щелаковского, завхоза полка А. Г. Малышева. Выходим вместе к подъезду и
ждем. Минут через пять в ворота въезжают две машины. Из первой выходят С. М.
Буденный и С. К. Тимошенко. Как положено по уставу, я рапортую и представляю
своих помощников. С. М. Буденный сухо здоровается со всеми, а затем,
повернувшись к С. К. Тимошенко, говорит: "Это что-то не то". С. К. Тимошенко
ответил: "Не то, не то, Семен Михайлович. Нет культуры". Я несколько был
обескуражен и не знал, как понимать этот диалог между С. М. Буденным и С. К.
Тимошенко, и чувствовал, что я допустил какой-то промах, что-то недоучел при
организации встречи.
Обращаюсь к С. М. Буденному:
- Какие будут указания?
- А что вы предлагаете? - спрашивает, в свою очередь, Семен Михайлович.
- Желательно, чтобы вы посмотрели, как живут и работают наши бойцы и
командиры.
- Хорошо, но прежде всего хочу посмотреть, как кормите солдат.
В столовой и кухне Семен Михайлович подробно интересовался качеством
продуктов, их обработкой и приготовлением, сделал запись в книге столовой,
объявив благодарность поварам и начальнику продовольственной службы полка.
Затем, проверив ход боевой подготовки, Семен Михайлович сказал:
- Ну, а теперь покажите нам лошадей полка.
Даю сигнал полку "на выводку". Через десять минут эскадроны
построились, и началась выводка лошадей. Конский состав полка был в хорошем
состоянии, ковка отличная.
Просмотрев конский состав, Семен Михайлович поблагодарил красноармейцев
за отличное содержание лошадей, сел в машину и сказал: "Поедем, Семен
Константинович, к своим в Чонгарскую" [96] - и уехал в 6-ю Чонгарскую
дивизию. Когда машины ушли мы молча смотрели друг на друга, а затем
секретарь партбюро полка А. В. Щелаковский сказал: "А что же мы - чужие, что
ли?" Фролков добавил: "Выходит, так".
Через полчаса к полк приехал комдив Д. А. Шмидт. Я ему с исчерпывающей
полнотой доложил все, что было при посещении С. М. Буденного. Комдив
улыбнувшись сказал: "Надо было построить полк для встречи, сыграть встречный
марш и громко кричать "ура", а вы встретили строго по уставу. Вот вам и
реакция". Замполит полка Фролков сказал: "Выходит, что не живи по уставу, и
живи так, как приятно начальству. Непонятно для чего и для кого пишутся и
издаются наши воинские уставы".
Приезжал к нам в полк и командующий Белорусским военным округом
Александр Ильич Егоров. Из рассказов товарищей, которым довелось работать
вместе с Александром Ильичем, я знал, что он выходец из крестьянской семьи,
работал кузнецом-молотобойцем. Образование получил собственными усилиями, а
после призыва в царскую армию поступил в военную школу и заслужил офицерское
звание. Последний период в старой армии он служил в чине подполковника. В
июле 1918 года А. И. Егоров вступил в партию большевиков и до конца своих
дней был верным и стойким членом партии.
В годы гражданской войны А. И. Егоров проявил себя талантливым
полководцем, командуя Южным фронтом до полного разгрома белогвардейских
армий Деникина, а затем Юго-Западным фронтом, действовавшим против
белополяков.
После успешного окончания гражданской войны прославленный полководец А.
И. Егоров командовал различными военными округами и в 1931 году был назначен
начальником Штаба РККА. А. И. Егоров был награжден четырьмя орденами
Красного Знамени и почетным революционным оружием. В 1935 году ему было
присвоено звание Маршала Советского Союза.
В наш полк А. И. Егоров приехал неожиданно. Это было в 1927 году после
Пленума ЦК Компартии Белоруссии, в котором он участвовал. Я проводил
очередное занятие по тактике, когда мне доложили о приезде командующего.
А. И. Егоров захотел присутствовать на занятиях, тема которых была
"Скрытый выход кавполка во фланг и тыл противника и стремительная атака на
врага".
Все шло довольно гладко, решения командиров подразделений были смелыми
и инициативными. Командующий был в хорошем настроении, много шутил, это
способствовало непринужденному настроению у всех присутствовавших.
После моего заключения А. И. Егоров сделал ряд замечаний и пожеланий.
Особенно запомнилось его указание о том, что мало учить наших командиров
только тактике, надо обязательно учить их разбираться в оперативном
искусстве, учитывая, что война, если она будет развязана врагами нашей
Родины, обязательно потребует [97] от многих из нас знаний и в области
оперативного искусства.
После занятий командующий спросил:
- А как обстоят дела с разработкой мобилизационного плана полка?
- Над мобпланом полка мы много работали, но у нас возникли некоторые
вопросы, на которые высшее начальство ответа пока не дало,- ответил я.
- Ну что же, давайте посмотрим мобплан полка и ваши вопросы, - сказал
А.И. Егоров.
Примерно час мы с начштаба докладывали о разработке мобплана и отвечали
на вопросы командующего, после чего он сказал:
- Неплохо, неплохо. Что же вам не ясно?
- Сложность нашего положения заключается в близости государственной
границы. По тревоге мы вынуждены были бы выступать в большом некомплекте.
Кроме того, полк должен был еще выделить из наличного состава кадры на
формирование вторых эшелонов. Вступление в первый бой с врагом в ослабленном
составе может отразиться на моральном состоянии личного состава, - заключил
я.
- Это верно, - сказал А. И. Егоров, - но у нас нет иного выхода. А
формировать вторые эшелоны частей необходимо. Врага нельзя недооценивать.
Надо готовиться к войне по-серьезному, готовиться драться с умным, искусным
и сильным врагом Ну, а если враг на деле окажется менее сильным и
недостаточно умным - это будет только нашим преимуществом.
А. И. Егоров интересовался многим: и состоянием неприкосновенных
запасов, и общежитием солдат, и тем, как устроен начальствующий состав. Мы
доложили, что командный состав в основном живет по частным квартирам,
занимая, как правило, одну комнату на семью.
В то время, помнится, мы добровольно сдавали личные ценности в золотой
фонд страны на строительство фабрик и заводов. А. И. Егоров поинтересовался
и этим.
- Ну, а что сдал сам командир полка? - спросил он.
- Четыре призовых серебряных портсигара, полученных мною на
конноспортивных состязаниях, золотое кольцо и серьги жены. Собственно
говоря, так поступали все.
Командующий оглядел нас и сказал:
- Очень хорошо, товарищи, иначе и быть не может!
Если не ошибаюсь, в 1927 году в дивизию приезжала делегация английских
рабочих, которая выразила желание взять над ней шефство. Они вручили нам
Красное знамя. С тех пор 7-я кавалерийская дивизия стала называться дивизией
"Имени английского пролетариата".
Дела в дивизии особенно оживились, когда комдива Д. А. Шмидта сменил
серб Данило Сердич, прославленный командир [98] Первой конной армии. Д.
Сердич сразу развил активную деятельность и сумел завоевать авторитет у
командиров частей. Мне он нравился своей высокой требовательностью,
беспокойной заботливостью о постоянном совершенствовании боевой и
политической подготовки. Д. Сердич активно вникал во все вопросы партийной
жизни и был полноценным единоначальником. В личной жизни он был весьма
скромен.
Все полевые учения дивизии и участие в окружных маневрах при Даниле
Сердиче проходили поучительно и неизменно приносили 7-й Самарской
кавалерийской дивизии заслуженную славу. Все мы чувствовали свой
оперативно-тактический рост и знали, что в этом большая личная заслуга
нашего комдива. Словом, он был достойным командиром и умелым воспитателем. К
сожалению, в период культа личности он был оклеветан и в 1937 году
трагически погиб.
В январе 1930 года командиром 7-й Самарской кавалерийской дивизии был
назначен К.К. Рокоссовский. Несколько позднее, в мае того же года, я был
назначен командиром 2-й кавалерийской бригады 7-й Самарской кавдивизии.
С Константином Константиновичем Рокоссовским, как я уже упоминал, мы
вместе учились в 1924-1925 годах в Ленинграде на ККУКС и хорошо знали друг
друга. Ко мне он относился с большим тактом. В свою очередь, я высоко ценил
его военную эрудицию, большой опыт в руководстве боевой подготовкой и
воспитании личного состава. Я приветствовал его назначение и был уверен, что
К. К. Рокоссовский будет достойным командиром старейшей кавалерийской
дивизии. Так оно и было. Кавалерийским полком я командовал почти семь лет.
Это была хорошая школа. Кроме богатой практики, за этот период я получил
значительную теоретическую, оперативно-тактическую подготовку, участвуя в
окружных маневрах, дивизионных и корпусных учениях и военных играх. Как
командир-единоначальник, глубже понял руководящую, организующую роль нашей
партии в строительстве и в повседневной деятельности частей Красной Армии.
Конечно, все это давалось нелегко, были в работе и ошибки. Но кто не
ошибается? Разве тот, кто работает только по указке сверху, не проявляя в
работе творческой инициативы. Вообще говоря, дело, на мой взгляд, не столько
в ошибках, сколько в том, как скоро они замечаются и устраняются.
Меня упрекали в излишней требовательности, которую я считал непременным
качеством командира-большевика. Оглядываясь назад, думаю, что иногда я
действительно был излишне требователен и не всегда сдержан и терпим к
проступкам своих подчиненных. Меня выводила из равновесия та или иная
недобросовестность в работе, в повелении военнослужащего. Некоторые этого не
понимали, а я, в свою очередь, видимо, недостаточно был снисходителен к
человеческим слабостям. [99]
Конечно, сейчас эти ошибки стали виднее, жизненный опыт многому учит.
Однако и теперь считаю, что никому не дано права наслаждаться жизнью за счет
труда другого. А это особенно важно осознать людям военным, которым придется
на полях сражений, не щадя своей жизни, первыми защищать Родину.
2-я бригада, которой я должен был командовать, состояла из двух
кавалерийских полков - 39-го и 40-го. Мне предстояло тщательно изучить
состояние дел в 40-м кавполку, которым в то время командовал Ивлев - выходец
из бывших офицеров царской армии, человек малообщительный. Конное дело он не
любил. Однако хорошо знал огневую подготовку и внимательно занимался ею. В
этом отношении его полк всегда был впереди.
Может быть, вследствие многолетней привычки к 39-му кавполку, с людьми
которого сроднился, мне казалось, что 39-й полк лучше подготовлен в боевом
отношении и более организован. Однако я понимал, что командиры и
политработники 40-го кавполка, которым также дорога честь своего полка,
могут болезненно реагировать, если я буду выставлять 39-й кавполк как
образец, по которому нужно равняться.
Поэтому все хорошее, что было у 40-го кавполка, даже мелочи, старался
отмечать, ставить в пример другим частям. Мы часто устраивали различные
показательные занятия обоих полков по тактической, огневой, конной
подготовке, а также по вопросам политической подготовки и воспитательной
работы. И этот метод очень скоро дал положительные результаты, 2-я бригада
стала ведущей в 7-й Самарской кавалерийской дивизии, что не раз отмечалось,
и это всех нас радовало.
Короче говоря, все мы работали дружно, с увлечением. Командиры в своей
работе умело опирались на партийные организации, направляли активность и
энергию всего личного состава на повышение постоянной боевой готовности.
Можно было бы привести много примеров, но я думаю, что в этом нет
необходимости. Ограничусь лишь тем, что хорошо запомнилось.
Как-то зашел ко мне секретарь партбюро 39-го полка с предложением
расширить обмен опытом работы полков в масштабе всей бригады.
На совместном совещании партбюро полков решено было провести
методическое занятие с группой бойцов, где показать, как надо разъяснять
наиболее отстающим красноармейцам линию партии в сложных вопросах.
Первое занятие провел политический руководитель эскадрона 39-го полка
Борис Афанасьевич Жмуров и, надо отдать ему должное, провел блестяще.
Затем по инициативе политработников 40-го полка были собраны самые
недисциплинированные красноармейцы, с тем чтобы в откровенной беседе
выяснить причины их проступков. Оказалось, что значительное число нарушений
совершалось не [100] столько по вине самих красноармейцев, но и потому, что
их командиры и политработники не знали характера и индивидуальных
особенностей своих бойцов, не всегда справедливо расценивали их поведение. В
результате эти командиры теряли свой авторитет. И красноармейцы нередко
поступали назло таким начальникам.
Надо сказать, что подобные откровенные беседы были очень полезны и
красноармейцам, и их начальникам.
В конце 1929 года я был командирован в Москву для прохождения курсов по
усовершенствованию высшего начальствующего состава (КУВНАС). Разместили нас
в гостинице ЦДКА. Занятия проходили на улице Фрунзе в здании Наркомата
обороны, где были учебные классы и кабинеты. Учеба на КУВНАС проводилась на
весьма высоком уровне. Нашим групповым руководителем был заместитель В. К.
Блюхера Михаил Владимирович Сангурский, очень знающий человек. Все лекции и
доклады, которые он читал по вопросам военной науки, были хорошо
аргументированы примерами из Первой мировой и гражданской войн. И другие
наши преподаватели были большими специалистами как в области тактики, так и
в области оперативного искусства.
Все слушатели курсов увлекались военной теорией, гонялись за каждой
книжной новинкой, собирали все, что можно было собрать из литературы по
военным вопросам, чтобы увезти с собой в части. В то же время уже
складывалась советская военная наука. Первое место в ней по праву
принадлежало трудам М. В. Фрунзе.
В собрании его сочинений, которое появилось в 1929 году, развивались
вопросы о соотношении человека и техники в будущей войне и о характере этой
войны, о гармоническом развитии всех видов вооруженных сил, роли тыла и
фронта. М. В. Фрунзе отстаивал необходимость создания единой военной
доктрины, устанавливающей характер строительства вооруженных сил, методы
боевой подготовки войск, их вождение на основе господствующих в государстве
взглядов на характер и способы разрешения военных задач. М. В. Фрунзе
глубоко обобщил опыт гражданской войны, развил положения, которые потом
легли в основу системы уставов и наставлений, без которых существование
армии нового типа - советской Красной Армии - было бы невозможно.
В конце 20-х годов вышел в свет серьезный труд Б. М. Шапошникова "Мозг
армии", в котором был проанализирован большой исторический материал,
всесторонне обрисована роль Генерального штаба, разработаны некоторые важные
положения по военной стратегии. Им были написаны также такие известные
работы, как "Конница", "На Висле".
Дело прошлое, но и тогда, и сейчас считаю, что название книги "Мозг
армии" применительно к Красной Армии неверно. "Мозгом" Красной Армии с
первых дней ее существования являлся ЦК ВКП(б), поскольку ни одно решение
крупного военного вопроса не принималось без участия Центрального Комитета.
Название [101] это скорее подходит к старой царской армии, где "мозгом"
действительно был генеральный штаб.
Несколько крупных военно-исторических произведений, в том числе
"Разгром Деникина", принадлежат перу А. И. Егорова.
К тому же времени относится начало публикации работ одного из самых
талантливых наших военных теоретиков - М. Н. Тухачевского. Ему принадлежит
много прозорливых мыслей о характере будущей войны. М. Н. Тухачевский
глубоко разработал новые положения теории, тактики, стратегии, оперативного
искусства, показал неразрывную связь принципов и практики военного
строительства с общественным строем и производственной базой страны.
Бурные обсуждения вызвала у нас книга заместителя начальника Штаба РККА
В. К. Триандафиллова "Характер операций современных армий", которая сразу
приобрела широкую популярность. В книге высказывались смелые и глубокие
взгляды на состояние и перспективы развития армий того времени,
обрисовывались основные пути их технического оснащения и организации.
Относительно роли танков в будущей войне В. К. Триандафиллов писал:
"В крупном тактическом значении танков для будущей войны теперь никто
не сомневается. Имеющиеся к данному времени увеличение автоматического
оружия в пехоте, тенденция дальнейшего увеличения и качественного улучшения
этого оружия, широкое распространение искусственных препятствий в обороне и
отставание средств подавления (артиллерии) от средств обороны выдвигают
танки как одно из могущественных наступательных средств для будущей
войны"{25}.
Во второй части работы В. К. Триандафиллова исследовались проблемы
оперативного искусства, данные о наступательных и оборонительных
возможностях дивизии, корпуса, армии, группы армий, рассматривались вопросы
подхода к полю сражения, длительности и глубины операции, ширины фронта
наступления, оборонительных операций и т.д. В. К. Триандафиллов очень рано
умер- он трагически погиб в 1931 году в авиационной катастрофе. Его
разработки, связанные с будущей войной, важнейшими положениями советской
военной стратегии и оперативного искусства, к сожалению, так и не были
доведены до конца.
Много ценного и по-настоящему интересного для каждого профессионального
военного содержалось в работах С.С. Каменева, А. И. Корка, И. П. Уборевича,
И. Э. Якира и других наших крупных военачальников и теоретиков. Одним
словом, пищи для ума нам хватало, не успевали только все это освоить...
На занятиях на КУВНАС царила творческая обстановка, часто разгорались
споры. Помню, больше всего мы спорили с Александром Васильевичем Горбатовым.
В то время он командовал бригадой [102] во 2-м кавкорпусе. А. В. Горбатов
был хорошо подготовленным и эрудированным командиром, с ним было интересно
подискутировать.
Здесь, на КУВНАС, слушатели основательно проработали ряд важнейших
оперативно-тактических и специальных тем, познакомились с образцами новой
техники и вооружения, которые поступали в части Красной Армии.
Как была в то время технически оснащена Красная Армия? В 1920-1925
годах нам в основном приходилось довольствоваться вооружением, оставшимся от
старой царской армии, слабой и отсталой в этом отношении. Современной боевой
техникой промышленность еще не могла снабдить Красную Армию. Однако
принимались всевозможные меры но улучшению технического состояния армии и
флота.
На III Всесоюзном съезде Советов специально обсуждался вопрос о
создании прочной экономической базы обороны СССР и обеспечении Красной Армии
новой военной техникой. Тогда же по указанию ЦК партии начался пересмотр
стрелкового, артиллерийского и авиационного вооружения старых систем, для
того чтобы отобрать лучшее и усовершенствовать его. Увеличиваются
ассигнования на техническое оснащение армии, восстанавливаются предприятия
металлопромышленности, в том числе оборонные.
Создание отечественной авиации и флота партии удалось с самого начала
превратить буквально во всенародное дело. Еще в 1921 году Совет Труда и
Обороны принял специальное постановление о разработке программы-минимум в
строительстве воздушного флота. На его развитие отпускались десятки
миллионов золотых рублей. Весной 1923 года создается добровольное общество
друзей воздушного флота, которое за два года собрало 6 миллионов рублей
золотом. На эти средства было построено свыше 300 боевых самолетов. В итоге
уже в 1925 году были прекращены закупки самолетов за рубежом.
С 1922 года комсомол - шеф Военно-Морского Флота. За три призыва
добровольцев на флот прибывают 8 тысяч комсомольцев. Происходит
восстановление и организационное укрепление военно-морских сил, которые
тогда состояли из Балтийского и Черноморского флотов, отрядов кораблей на
Баренцевом, Каспийском и Белом морях, а также несколько озерных и речных
флотилий. Модернизацию и капитальный ремонт на Балтике проходят линейный
корабль "Октябрьская революция" (бывший "Гангут"), семь эскадренных
миноносцев, достраивается крейсер "Профинтерн", на Черном море входят в
строй крейсер "Червона Украина", около 60 отремонтированных кораблей и
вспомогательных судов. В целом же восстановление и модернизация кораблей
Военно-Морского Флота в основном заканчиваются к 1928 году.
Для создания отечественной военной техники, разработки новых
современных образцов вооружения необходим был подъем творческой
конструкторской мысли. В 1924 году РВС СССР утверждает [103] Положение о
комиссии по военным изобретениям и состав комиссии, в которую вошли С. С.
Каменев, М. Н. Тухачевский, И. С. Уншлихт и другие. Создается ряд
научно-исследовательских и проектно-конструкторских организаций. Работу
Косартопа (Комиссии особых артиллерийских опытов) консультируют такие видные
ученые, как А.Н. Крылов и С.А. Чаплыгин, организуется опытное строительство
новых отечественных образцов самолетов и авиационных двигателей в знаменитом
ЦАГИ (Центральном аэрогидродинамическом институте). Здесь талантливые
конструкторы Н. Н. Поликарпов, А. Н. Туполев и другие конструируют опытные
образцы истребителей и бомбардировщиков, среди них- ТБ-1, по
летно-техническим данным превосходивший зарубежные самолеты этого типа.
Выдающимися трудами в области реактивного двигателя и космических
полетов обогащают советскую науку К. Э. Циолковский и Ф. А. Цандер, всемерно
поддерживаются работы в области стрелкового оружия талантливых изобретателей
Н. И. Тихомирова. Ф. В. Токарева и других. В 1927 году В. А. Дегтярев
совместно с В. Г. Федоровым создают ручной пулемет новой системы, который по
конструктивным и боевым качествам превосходил пулеметы иностранных марок.
Тогда же мы получили отечественную полковую пушку калибра 76 миллиметров, а
затем - зенитную пушку.
Однако в целом техническая оснащенность Красной Армии двадцатых годов
была, конечно, на низком уровне. Сказывалось трудное экономическое положение
страны, недостаточное развитие военной промышленности. Не хватало станковых
и особенно ручных пулеметов, еще не было автоматической винтовки, а старая
"трехлинейка" нуждалась в модернизации. Конструктивно устарела и была
изношена артиллерия. К концу 20-х годов она насчитывала только 7 тысяч
орудий, и то в основном легких. Зенитной, танковой и противотанковой
артиллерии не было вовсе. К 1928 году имелось лишь 1394 военных самолета, в
основном старой конструкции, и около 100 танков и бронемашин. Армия была
очень слабо моторизована: к концу 1928 года в войсках было лишь 350 грузовых
и 700 легковых автомобилей, 300 гусеничных тракторов. Но ведь до 1928 года у
нас не было ни автомобильной, ни тракторной промышленности{26}.
А в это время крупные империалистические государства усиленно
наращивали свои вооруженные силы. В случае войны Англия, например, могла бы
выпускать 2500 танков в месяц, Франция - 1500, десятки тысяч самолетов
насчитывались в их военно-воздушных силах, быстро осуществлялась моторизация
войск. Словом, наши недавние (и потенциальные) противники далеко ушли вперед
в области вооружения по сравнению с Первой мировой войной. [104]
Сопоставляя эти данные, еще и еще раз думаешь: с каких же разных
позиций, объективно определенных нам историей, мы начинали свое соревнование
с капиталистическим миром! И, естественно, рождается чувство большой
патриотической гордости за тот общественный строй, благодаря которому
удалось и догнать и перегнать в военном отношении, притом в кратчайшие
сроки, наиболее развитые мировые державы, за тот народ и армию, которые
сумели разгромить потом самого мощного империалистического противника.
Итак, было ясно: только создание в стране развитой промышленности могло
дать Красной Армии и Флоту современное вооружение. Только индустриализация
могла обеспечить обороноспособность Советского Союза. Техника должна была
решить все. И наши военные руководители того времени не обманывались на этот
счет, они верно представляли себе характер и специфику будущей войны.
Еще в 1925 году, докладывая на январском Пленуме ЦК РКП(б) об итогах
военной реформы, М. В. Фрунзе говорил: "Многие из наших товарищей, и, я
думаю, особенно те, которые побывали на фронтах гражданской войны, вероятно,
живут настроениями, созданными эпохой нашей гражданской войны. Я утверждаю,
что эти настроения очень опасны, так как война, которая будет в дальнейшем,
будет не похожа на гражданскую войну. Конечно, она будет носить характер
классовой гражданской войны, в том смысле, что будем на стороне противника
иметь белогвардейцев, и наоборот - будем иметь союзников в лагере наших
врагов. Но по технике, по методам ведения ее это не будет война, похожая на
нашу гражданскую войну. Мы будем иметь дело с великолепной армией,
вооруженной всеми новейшими техническими усовершенствованиями, и если мы в
нашей армии не будем иметь этих усовершенствований, то перспективы могут
оказаться для нас весьма и весьма неблагоприятными. Это следует учесть,
когда мы будем решать вопрос об общей подготовке страны к обороне"{27}.
...Весной 1930 года после КУВНАС мы возвратились в свои части.
2-й кавалерийской бригадой я командовал более года и должен сказать,
что эта работа дала мне очень много и значительно пополнила мой
теоретический и практический багаж.
В конце 1930 года стало известно, что моя кандидатура рассматривается
на должность помощника инспектора кавалерии РККА. Деятельность инспекции в
то время высоко ценилась в частях конницы. Однако признаюсь, что это
известие нисколько меня не обрадовало. Я очень привык к своей дивизии и
считал себя непременным членом дружной семьи самарцев.
Но вопрос был решен, и надо было собираться в Москву. Собственно
говоря, собирать-то нужно было шинель да несколько пар [105] белья. Все наши
семейные пожитки вполне вмещались в один чемодан. Другого какого-либо
имущества никто из нас тогда не имел, и это считалось совершенно нормальным
явлением.
Однажды вечером мне позвонил Константин Константинович Рокоссовский и
сказал, что из Москвы получен приказ о моем назначении на новую должность.
- Сколько вам потребуется времени на сборы? - спросил он.
- Часа два, - ответил я.
- Мы вас так не отпустим, - сказал К.К. Рокоссовский, - ведь вы ветеран
7-й дивизии, и проводим вас, как положено, таково общее желание
командно-политического состава второй бригады.
Я, разумеется, был очень тронут.
Через несколько дней состоялся обед всего командного и политического
состава 39-го и 40-го кавполков, на котором присутствовало командование
дивизии. Я услышал много хороших, теплых слов в свой адрес. Шли они от
чистого сердца и запомнились на всю жизнь.
На утро следующего дня был готов к отъезду. Еще раз зашел в
подразделения, попрощался с бойцами и командирами.
Перед отъездом побывал в Минске, который очень полюбил. Здесь прожил я
восемь лет, близко узнал добродушный, трудолюбивый белорусский народ. На
моих глазах Белоруссия успешно ликвидировала последствия двух войн.
Вечером с женой Александрой Дневной (ныне покойной) и двухлетней дочкой
Эрой мы выехали в Москву. [106]

Глава пятая. В инспекции кавалерии РККА.
4-я кавалерийская дивизия Первой Конной армии

Инспекцию кавалерии в те годы возглавлял Семен Михайлович Буденный.
Явившись на место моего нового назначения, я отправился представиться
будущему руководству. Однако С. М. Буденного в инспекции не было. Его личный
секретарь П. А. Белов (тот самый, который прославился в Великую
Отечественную войну) сказал мне, что Семен Михайлович сейчас практически не
занимается делами инспекции, а учится в особой группе академии. Все дела
ведет его первый заместитель комкор И. Д. Косогов.
Я представился И. Д. Косогову, а затем познакомился с помощниками
инспектора кавалерии Б. К. Верховским, Ф. Р. Жемайтисом, П. П. Собенниковым,
И. В. Тюленевым, А. Я. Трейманом. Это были знающие свое дело командиры.
После предварительного знакомства И. Д. Косогов сказал, что,
по-видимому, мне лучше всего взять на себя вопросы боевой подготовки
конницы, поскольку в этой области я имею достаточную практику.
Примерно через месяц я полностью вошел в курс новой работы. Месяца
через три состоялось общее партийное собрание коммунистов всех инспекций и
управления боевой подготовки тогдашнего Наркомата по военным и морским
делам{28}. На этом собрании я был избран секретарем партийного бюро, а
заместителем секретаря - Иван Владимирович Тюленев. [107] Коммунисты нашей
парторганизации, много сил и сверхурочного времени отдавая своим служебным
обязанностям, не забывали и о делах общественных. Очень распространены были
выступления на фабриках, заводах и в других гражданских организациях и
учреждениях. Рабочие и служащие хорошо принимали военных коммунистов и с
удовольствием слушали их, особенно когда речь шла о международном положении
и о последних решениях партии и правительства.
В конце двадцатых - начале тридцатых годов международная обстановка
обостряется. Яснее обозначается группа империалистических государств -
прежде всего Германия, Япония, Италия, - правительства которых, выполняя
волю монополистических кругов, все активнее готовятся к выходу из
экономического кризиса с помощью нового передела мира. В 1931 году японские
войска без объявления войны вторгаются в Китай и оккупируют Маньчжурию.
Конечно, в планы тогдашнего японского правительства входило создание
плацдарма для нападения на Советский Союз.
В январе 1933 года в Германии к власти пришел фашизм, который с самого
начала взял курс на завоевание мирового господства. Вряд ли народы Англии,
США. Франции подозревали тогда, какую плохую услугу оказывают им
империалистические силы их стран, активно помогая Германии восстанавливать
тяжелую промышленность. 70 процентов всех долгосрочных кредитов предоставили
немецким монополиям США. Поток зарубежных финансовых "вливаний" усиливается
после прихода к власти Гитлера.
Германия, Япония, Италия переводят свою экономику на военные рельсы.
Военные бюджеты возрастают до крайности. Взят такой разбег, который позволит
потом, во второй половине 30-х годов, агрессивным государствам Европы
практически быть готовыми к большой войне. Численность вооруженных сил
Германии переваливает за миллион человек, около двух миллионов состоит в
фашистских военизированных организациях. В случае войны войска фашистской
Германии могли быть быстро увеличены в 5- 6 раз. В Италии в мирное время в
войсках было занято 400 тысяч человек, но в военное время они легко
увеличивались в 5 раз.
Конечно, в подобной обстановке необходимо было принимать решительные
меры по наращиванию оборонной мощи нашей [108] страны. При этом речь шла не
только и не столько о количественной стороне дела. Наши вооруженные силы
должны были подняться на новую качественную ступень. Принимается множество
мер, направленных на развитие армии и флота. Главным звеном становится
техника. Насытить, оснастить современной техникой Советские Вооруженные
Силы - эту задачу можно было решить только на путях индустриализации.
Курс на социалистическую индустриализацию - всемерное развитие тяжелой
индустрии на основе электрификации, техническое перевооружение и
реконструкция промышленности, транспорта, сельского хозяйства был взят
партией на XIV съезде в конце 1925 года. Через два года XV съезд партии
записал в директивах по составлению первого пятилетнего плана:
"Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических
государств на пролетарское государство, необходимо при разработке
пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех
отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые
выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной
устойчивости страны в военное время"{29}.
Здесь мне хотелось бы сделать одно отступление. В общем и целом
народами мира признано, что от чумы фашизма Европу спасли прежде всего
советские солдаты, советское оружие, что разгром гитлеровской Германии -
величайший исторический подвиг советского народа. Я думаю, что фундамент для
этого был заложен уже в те годы, когда советские люди по зову партии взялись
за индустриализацию своей страны.
У меня нет под рукой необходимых данных, да это и не моя задача, чтобы
всесторонне показать значение индустриализации для развития народного
хозяйства, роста благосостояния народа, укрепления колхозного строя и т.д.
Что же касается судьбы вооруженных сил и исхода борьбы за нашу свободу и
независимость в годы Великой Отечественной войны, то все это находилось в
прямой зависимости от темпов индустриализации, от активности, с которой она
проводилась в жизнь.
Ведь можно было бы на пять-семь лет отложить такой крутой подъем
тяжелой индустрии, дать народу, который стократ заслужил это, побыстрее и
побольше товаров широкого потребления, продукции легкой промышленности.
Разве это не было соблазнительно? Но поступи мы так, кто знает, когда бы
завершился тот тяжелейший период, который мы называем начальным периодом
войны, где, под каким городом или на какой реке были бы остановлены
фашистские войска?..
Мудрость и прозорливость партии, окончательную и высшую оценку которой
дала сама история, правильное направление развития страны и трудовой героизм
народа заложили в те годы основы наших побед в Великой Отечественной войне.
[109]
XVI и XVII съезды партии решительно потребовали сосредоточить внимание
народа на усилении мощи Красной Армии и Флота, указав на все более
нарастающую угрозу новой войны. Дается прямая директива ускорить темпы
развития промышленности, особенно металлургии, накапливать государственные
резервы, коренным образом реконструировать транспорт. Поставлена задача
расширить мобилизационные возможности всего народного хозяйства, строить и
размещать промышленные объекты таким образом, чтобы в случае нападения можно
было быстро перевести промышленность на военные рельсы и обеспечить ее
срочное мобилизационное развертывание.
В нашу партийную организацию, кроме коммунистов Инспекции кавалерии,
входили коммунисты инспекций стрелковых войск и огневой подготовки,
артиллерии, войск связи, инженерных войск, Управления боевой подготовки РККА
и других подразделений наркомата. Мы старались мобилизовать личный состав
управлений и инспекций на выполнение требований, поставленных партией,
правительством и наркомом. Многими большими вопросами занимался в то время
Наркомат по военным и морским делам, его руководящее партийное ядро.
Вот некоторые проблемы того времени.
Военная реформа Красной Армии и Флота была завершена, в жизни
вооруженных сил произошли значительные изменения. Улучшился весь процесс
обучения и воспитания войск, возросла дисциплина, управление войсками сверху
донизу основывалось на принципе единоначалия, были созданы условия для
совершенствования военных кадров. Можно было идти дальше.
В середине 1929 года Центральный Комитет партии принимает постановление
"О состоянии обороны страны", в котором излагается линия на коренную
техническую реконструкцию армии, авиации и флота. Реввоенсовету СССР и
Народному комиссариату но военным и морским делам было предложено наряду с
модернизацией существующего вооружения добиться в течение ближайшего времени
получения опытных образцов, а затем и массового внедрения в армию
современных типов артиллерии, химических средств защиты, всех современных
типов танков и бронемашин, осуществить серийный выпуск новых типов самолетов
и моторов.
Это постановление легло в основу первого пятилетнего плана военного
строительства, который, кроме всего прочего, предусматривал создание новых
технических родов войск, моторизацию и организационную перестройку старых
родов войск, массовую подготовку технических кадров и овладение новой
техникой всем личным составом. В январе 1931 года Реввоенсовет уточнил план
строительства РККА на 1931 - 1933 годы, чем и завершился процесс разработки
первого пятилетнего плана военного строительства{30}. [110]
В связи с новыми задачами были внесены некоторые важные изменения в
центральный военный аппарат. Большую роль сыграло, в частности, учреждение
должности начальника вооружений РККА, на которого возлагалось руководство
всеми вопросами технического перевооружения армии. До 1931 года этот пост
занимал И. П. Уборевич, а после него М. Н. Тухачевский. В 1929 году в
системе Наркомата по военным и морским делам создается Управление
моторизации и механизации РККА. Это управление ряд лет возглавляли большие
знатоки, энтузиасты создания танков И. А. Халепский и К. Б. Калиновский. В
военных округах были организованы отделы бронетанковых войск.
Практически до 1929 года мы еще не имели танковой промышленности,
необходимых кадров конструкторов и танкостроителей. В то же время партия и
правительство понимали, что танкам в будущей войне принадлежит важная роль.
Перед военным ведомством были поставлены соответствующие задачи. Специальным
постановлением Реввоенсовета СССР предусматривалось создание следующих типов
боевых машин: танкетка, средний, большой (тяжелый) и мостовой танки, были
определены их тактико-технические характеристики. В кратчайшие сроки
конструкторы создают новые образцы танков отечественного производства. На
вооружение Красной Армии в 1931 - 1935 годах поступают танкетка Т-27, легкие
танки Т-24 и Т-26, быстроходный гусеничный танк БТ, средний танк Т-28, потом
тяжелый танк Т-35 и плавающая танкетка Т-37. Около 4 тысяч танков и танкеток
выпускает промышленность за первую пятилетку.
Активно принимается советское военное руководство за разработку нового
плана строительства военно-воздушных сил РККА. В начале 1930 года
Реввоенсовет СССР утверждает программу создания различных видов сухопутных и
морских самолетов, аэростатов, аэрофотоаппаратов и приборов, причем главное
внимание уделяется бомбардировочной и истребительной авиации. Через два года
принимаются к исполнению основы организации военно-воздушных сил РККА, в
которых стратегические и оперативно-тактические вопросы рассматриваются с
точки зрения защиты страны в случае нападения. Дальняя бомбардировочная
авиация сводится в крупные соединения, способные самостоятельно решать
оперативные задачи. Еще через год тяжелые бомбардировочные авиаотряды
объединяются в корпуса.
Инспекция кавалерии РККА работала в тесном контакте с Управлением
боевой подготовки Красной Армии. Там я впервые познакомился с Александром
Михайловичем Василевским, с которым нас в годы Великой Отечественной войны
объединяла совместная работа на фронтах в качестве представителей Ставки
Верховного Главнокомандования. Уже тогда Александр Михайлович превосходно
знал свое дело, так как долгое время командовал полком и досконально изучил
специфику боевой подготовки. В управлении к нему относились с большим
уважением. Хорошо [111] известна плодотворная деятельность возглавлявших это
управление А. Я. Лапина, а затем его преемника А. И. Седякина, который стал
жертвой клеветы и трагически погиб в 1938 году.
В середине 1931 года ЦК ВКП(б) принял постановление "О командном и
политическом составе РККА", в котором были сформулированы основные успехи и
недостатки в воспитании и боевой подготовке военных кадров.
Особое внимание уделялось в постановлении расширению объема технической
подготовки, увеличению числа инженерно-технических кадров старшего звена,
улучшению политического воспитания в армии. К тому времени общая система
подготовки командного состава РККА в основном сформировалась.
Что касается нормальных военных школ, то упор делается на школы
авиационные, бронетанковые, артиллерийские и технические. По сравнению с
1924 годом число курсантов (тогда их было около 25 тысяч) увеличивается в 2
раза. Для расширения подготовки старшего начсостава решено создать на базе
факультетов Военно-технической академии Военную академию механизации и
моторизации, Артиллерийскую, Военно-химическую, Военно-электротехническую,
Военно-инженерную академию, основать новую Военно-транспортную академию,
значительно увеличить прием в Военную академию имени М. В. Фрунзе и
Военно-политическую академию. Таким образом, количество высших военных
учебных заведений увеличивается в полтора раза, а число слушателей - с 3200
в 1928 году до 16 с половиной тысяч в 1932 году.
Управление боевой подготовки строило свою деятельность, исходя из новых
указаний партии и ясного понимания, что усиление боеспособности армии прежде
всего зависело от овладения техникой и сложными формами современного боя.
При этом разрабатывались и проводились в жизнь десятки мероприятий, которые
касались не только подготовки кадров в военно-учебных заведениях и на
различных курсах усовершенствования, но и напряженной боевой учебы
непосредственно в войсках.
К тому времени почти 100 процентов командиров получили специальное
военное образование. На командирскую подготовку отводилось уже 42 часа в
месяц вместо 6-8 часов в 1929 году. Важное место наряду с тактической и
огневой подготовкой начала занимать техническая подготовка, которая
проводилась по программе обязательного технического минимума для каждого
рода войск и каждой категории комсостава. На сборах командно-начальствующего
состава запаса вводилось изучение новой техники и оружия.
Огромную работу вел коллектив Инспекции артиллерии во главе с
инспектором артиллерии Н. М Роговским. Он хорошо знал артиллерийское дело и
пользовался большим авторитетом в войсках. Командующие войсками округов,
командиры соединений, инженеры артиллерийской службы считались с Н. М.
Роговским, прислушивались к его мнению. [112]
Тем, кто занимался тогда вопросами артиллерии, пришлось решать трудные
задачи. Материальная часть артиллерии была сильно изношена, значительно
устарела по своим тактико-техническим данным. Все это в основном было то,
что мы получили в наследие от старой армии.
Однако уже в середине 1929 года Реввоенсовет СССР разрабатывает
рассчитанную на пять лет систему артиллерийского перевооружения РККА,
предусматривающую увеличение огневой мощи, дальнобойности, скорострельности
и меткости орудий, создание крупных артиллерийских конструкторских бюро.
Закладываются артиллерийские заводы, которые потом позволили организовать
производство новых и модернизированных артиллерийских систем и боеприпасов к
ним, принимаются меры к подготовке квалифицированных инженеров и техников. С
1928 по 1933 год мощность артиллерийских заводов возросла более чем в 6 раз,
а по малокалиберным орудиям - в 35 раз.
К концу моей работы того периода в аппарате Наркомата обороны мы
приступили к разработке второго пятилетнего плана строительства РККА на
1934-1938 годы. Основные указания партии в этой связи состояли в том, чтобы
завершить начатую техническую реконструкцию и перевооружение войск
современной боевой техникой путем широкого внедрения решающих средств борьбы
авиации, танков, артиллерии, обеспечить Красной Армии возможность отражения
агрессии. Во исполнение этой линии Совет Труда и Обороны принимает
постановления "О программе военно-морского строительства на 1933-1938 гг.",
"О системе артиллерийского вооружения РККА на вторую пятилетку", утверждает
план развития ВВС на 1935-1937 годы.
Говоря о Наркомате обороны начала тридцатых годов, я не могу не
отметить деятельность центрального партийного бюро наркомата, которое
пользовалось высоким авторитетом, творчески руководило нашими
парторганизациями. Все центральные управления наркомата и инспекции Красной
Армии работали активно, творчески, жили полнокровной жизнью. Хорошо были
поставлены изучение марксистско-ленинской теории, общеобразовательная и
культурно-массовая работа. Партийные собрания проходили активно и
самокритично.
Инспекция кавалерии РККА в тот период была весьма авторитетна в
кавалерийских частях, так как, кроме инспектирования, проводила поучительные
командно-штабные игры, полевые учения, различные сборы и занятия по обмену
передовым опытом боевой подготовки войск.
Вообще в те времена части кавалерии РККА были в первых рядах до своей
боевой подготовке, и не случайно во вновь нарождающиеся рода войск, особенно
танковые и механизированные, направлялись лучшие кадры командного состава
конницы.
По роду обязанностей в инспекции я участвовал в разработке уставов и
наставлений различных родов и служб войск. [113]
Должен сказать, что содержанию уставов в РККА придавалось серьезное
значение. В них каждый раз закреплялись достижения военной науки, они
основывались на современном уровне техники, учитывали изменения в характере
военных операций. Первую группу уставов, обобщавших опыт мировой и
гражданской войн, а также преобразования, связанные с военной реформой,
войска получили в 1924-1925 годах. По преимуществу это были временные
уставы - внутренней службы, устав корабельной службы, боевые уставы
кавалерии, артиллерии, бронесил РККА.
Основной линией этих уставов, которая нашла наиболее полное отражение
во Временном полевом уставе РККА (1929 год), часть II (дивизия, корпус),
было требование рассматривать бой в качестве общевойскового, успех которого
основывается на взаимодействии всех родов войск. Устав уже говорил о порядке
использования танков, организации противотанковой, противовоздушной и
противохимической обороны, использовании авиации, инженерных войск.
Теперь вводится в действие ряд новых уставов и наставлений, заменивших,
дополнивших уставы 1924-1925 годов. Это Временное наставление по войсковой
маскировке РККА, Боевой устав военно-воздушных сил РККА, наставления по
телефонно-телеграфному, подводно-минному делу и другие.
Чтобы не возвращаться более к этой теме, замечу, что, по общему
признанию, высокой оценки заслужил Временный полевой устав 1936 года, в
котором были разработаны и обоснованы важнейшие вопросы ведения современного
боя. В целом же в середине 30-х годов Красная Армия имела передовую и
основательную военную теорию, закрепленную в системе квалифицированных
уставов и наставлений.
В 1931 году, как я уже писал, Штаб РККА принял А. И. Егоров. Инспекции
кавалерии по роду своей деятельности мало приходилось иметь дело со Штабом
РККА, но нам хорошо было известно, что большинство работников с
удовлетворением встретили назначение А. И. Егорова на пост начальника Штаба
РККА.
Мы считали, что М. Н. Тухачевский, занимавший пост первого заместителя
наркома, начальник Штаба РККА А. И. Егоров и такой талантливый военный
теоретик, как заместитель начальника Штаба РККА В. К. Триандафиллов, будут
хорошо помогать наркому К. Е. Ворошилову.
Надо сказать, что Климент Ефремович пользовался авторитетом среди
командно-политического состава армии и флота, как один из ближайших
соратников Владимира Ильича Ленина, как один из старейших активных
работников нишей большевистской партии, не один риз отбывавший тюремное
заключение за активную борьбу с царизмом. Но, как знаток военного дела, он,
конечно, был слаб, так как, кроме участия в гражданской войне, он никакой
практической и теоретической базы в области военной науки и военного
искусства не имел, поэтому в руководстве [114] Наркоматом обороны, в деле
строительства вооруженных сил, в области военных наук он должен был прежде
всего опираться на своих ближайших помощников, таких крупных военных
деятелей, как М Н. Тухачевский, А. И. Егоров. С. С. Каменев. В. К.
Триандафиллов, И. Э. Якир, И. И. Уборевич, и других крупнейших знатоков
военного дела.
В период работы в Инспекции кавалерии мне посчастливилось ближе
познакомиться с Михаилом Николаевичем Тухачевским. Личное мое знакомство с
Михаилом Николаевичем, как я уже упоминал, состоялось еще во время
ликвидации кулацкого восстания Антонова в 1921 году. Человек атлетического
сложения, он обладал впечатляющей внешностью. Мы еще тогда отметили, что М.
Н. Тухачевский не из трусливого десятка: но районам, где скрывались бандиты,
он разъезжал с весьма ограниченным прикрытием.
Теперь на посту первого заместителя наркома обороны Михаил Николаевич
Тухачевский вел большую организаторскую, творческую и научную работу, и все
мы чувствовали, что главную руководящую роль в Наркомате обороны играет он.
При встречах с ним меня пленяла его разносторонняя осведомленность в
вопросах военной науки. Умный, широко образованный профессиональный военный,
он великолепно разбирался как в области тактики, так и в стратегических
вопросах. М. Н. Тухачевский хорошо понимал роль различных видов наших
вооруженных сил в современных войнах и умел творчески подойти к любой
проблеме.
Все свои принципиальные выводы в области стратегии и тактики Михаил
Николаевич обосновывал, базируясь на бурном развитии науки и техники у нас и
за рубежом, подчеркивая, что это обстоятельство окажет решающее влияние на
организацию вооруженных сил и способы ведения будущей войны.
Вспоминая в первые дни Великой Отечественной войны М. Н. Тухачевского,
мы всегда отдавали должное его умственной прозорливости и ограниченности
тех, кто не видел дальше своего носа, вследствие чего наше руководство не
сумело своевременно создать мощные бронетанковые войска, и создавали их уже
в процессе войны.
Еще в 30-х годах М. Н. Тухачевский предупреждал, что наш враг номер
один - Германия, что она усиленно готовится к большой войне, и, безусловно,
в первую очередь против Советского Союза. Позже, в своих печатных трудах, он
неоднократно отмечал, что Германия готовит сильную армию вторжения,
состоящую из мощных воздушных, десантных и быстроподвижных войск, главным
образом механизированных и бронетанковых сил. Он указывал на заметно
растущий военно-промышленный потенциал Германии, на ее возможности в
массовом производстве боевой авиации и танков.
Летом 1931 года, находясь в лагерях 1-го кавалерийского корпуса, я
разрабатывал проекты Боевого устава конницы РККА [115] (часть I и часть II)
при участии командира кавалерийского полка Николая Ивановича Гусева и других
товарищей из 1-й кавдивизии. Осенью после обсуждения в инспекции они были
представлены на рассмотрение М. Н. Тухачевскому.
Вместе с заместителем инспектора И. Д. Косоговым мне не раз приходилось
отстаивать те или иные положения уставов. Но, признаюсь, мы часто бывали
обезоружены вескими и логичными возражениями М. Н. Тухачевского и были
признательны ему за те блестящие положения, которыми он обогатил проекты
наших уставов.
После поправок М. Н. Тухачевского уставы были изданы, и части конницы
получили хорошее пособие для боевой подготовки.
Последний раз я видел Михаила Николаевича в 1931 году на партийном
активе, где он делал доклад о международном положении. М.Н. Тухачевский
убедительно говорил о растущем могуществе нашего государства, о широких
перспективах нашей социалистической экономики, науки, техники и расцвете
культуры. Говоря о роли нашей большевистской партии в строительстве нового
государства и армии, Михаил Николаевич тепло вспоминал о В. И. Ленине, с
которым ему довелось много раз встречаться и вместе работать.
Меня тогда поразило то, что он почти ничего не сказал о Сталине.
Сидевший рядом со мной начальник войск связи Красной Армии, старый
большевик-подпольщик Р. В. Лонгва сказал мне, что Тухачевский не подхалим,
он не будет восхвалять Сталина, который несправедливо обвинил Тухачевского в
неудачах наших войск в операциях под Варшавой.
На этом активе Михаил Николаевич поделился своими соображениями,
изложенными в монографии, над которой он тогда работал. Ее суть сводилась к
исследованию новых проблем войны. Тогда мы были менее искушены в вопросах
военной науки и слушали его как зачарованные. В М. Н. Тухачевском
чувствовался гигант военной мысли, звезда первой величины в плеяде
выдающихся военачальников Красной Армии.
Позднее, выступая в 1936 году на 2-й сессии ЦИК СССР, М.Н. Тухачевский
снова обратил внимание на нависшую серьезную опасность со стороны фашистской
Германии. Свою яркую, патриотическую речь он подкрепил серьезным анализом и
цифрами вооружения Германии и ее агрессивной устремленности.
Однако голос М. Н. Тухачевского остался "гласом вопиющего в пустыне", а
сам он был взят под подозрение злонамеренными лицами, которые, клевеща на
Михаила Николаевича, обвинили его во вражеских и бонапартистских замыслах, и
он трагически погиб в 1937 году.
Инспекция кавалерии провела большую работу по пересмотру организации
кавалерийских частей и соединений, системы вооружения и способов ведения
боя.
После длительных дебатов внутри инспекции и детального обсуждения с
командирами соединений конницы было решено, что [116] дивизия должна иметь в
своем составе четыре кавалерийских, один механизированный полк и один
артиллерийский полк. Кавалерийские полки должны состоять из четырех
сабельных эскадронов, одного пулеметного, полковой батареи, отдельного
взвода ПВО, отдельного взвода связи, отдельного саперного взвода, отдельного
химического взвода и соответствующих хозяйственных органов. Артиллерийскому
полку следовало иметь в своем составе дивизион 122-мм гаубиц и дивизион
76-мм пушек. Механизированный полк вооружался танками БТ-5.
Таким образом, конница Красной Армии получала на свое вооружение такие
технические и огневые средства, которые значительно изменяли характер ее
организации и способы ведения боя. Теперь она могла своими огневыми
средствами, ударом танков прокладывать дорогу вперед с целью разгрома
противостоящего противника.
Новые боевые уставы и ряд инструкций, разработанных Инспекцией
кавалерии, вытекали из основных положений по ведению глубокой операции и
глубокого боя.
Обоснование теории глубокой наступательной операции было серьезным
достижением нашего военного искусства. В целом операция характеризовалась
массированным применением танков, авиации, артиллерии и воздушных десантов,
так как была рассчитана на ведение боевых действий современными, технически
оснащенными армиями. Существо же глубокой операции состояло в следующем.
Первая задача - взлом фронта противника одновременным ударом на всю его
тактическую глубину, вторая - немедленный ввод в прорыв механизированных
войск, которые во взаимодействии с авиацией должны наступать на всю глубину
оперативной обороны противника до поражения всей его группировки.
При этом учитывалось, что в целом война будет вестись многомиллионными
армиями на огромных пространствах, а успех глубокой операции обеспечит
поражение авиацией и артиллерией всей глубины обороны противника плюс
решительные действия на флангах и в тылу группировок врага с целью их
окружения и уничтожения.
Военная наука, которой руководствовались кадры командного состава
Красной Армии, модифицировалась с появлением новой техники, нового оружия,
новых возможностей страны, ну и, конечно, в связи с уровнем боеспособности
вероятного противника.
Вооружая армию современными средствами борьбы, ЦК партии помогал
военному руководству глубже осмыслить изменения в области военных наук. С
этой целью в Политбюро и на Главном военном совете систематически
обсуждались проблемные вопросы военной стратегии, оперативного искусства и
технического перевооружения армии и флота. На этих совещаниях, как правило,
присутствовали командующие войсками округов, флотов и ВВС. Итоги и установки
совещания доводились до всего руководящего состава армии, флота и ВВС. [117]
Для нас, работавших в инспекции, перевооружение конницы и освоение
частями новой организации и боевых уставов имели особое значение, так как
большинство частей тогда дислоцировалось на важнейших стратегических
направлениях и вблизи государственных границ, а эти обстоятельства требовали
от кавалерии повышенной боевой готовности.
Однажды меня вызвал первый заместитель инспектора кавалерии И. Д.
Косогов и сообщил, что моя кандидатура представляется К. Е. Ворошилову для
назначения на должность командира 4-й кавалерийской дивизии.
И. Д. Косогов спросил, как я отношусь к предполагаемому назначению и
устраивает ли меня работа в Белорусском военном округе. Я ответил, что
назначение на должность командира такой прославленной дивизии рассматриваю
как особую честь. Белорусский военный округ знаю, в его составе проработал
много лет. С командиром 6-го корпуса Е. И. Горячевым знаком, он весьма
опытный кавалерийский начальник, и я с большим удовольствием буду работать
под его командованием. Хорошо знаком с командиром 3-го кавалерийского
корпуса Л. Я. Вайнером, считаю его способным военачальником.
На этом разговор с И. Д. Косоговым закончился. Прощаясь, он сказал, что
со мной будет еще беседовать С. М. Буденный.
Беседа состоялась через несколько дней, когда приказ о моем назначении
уже был подписан наркомом. Прощаясь, С. М. Буденный с волнением сказал:
- 4-я дивизия всегда была лучшей в рядах конницы, и она должна быть
лучшей!
Хочется с удовлетворением отметить, что эти пожелания Семена
Михайловича сбылись. Но до того как дивизия вышла вновь в первые ряды, всем,
особенно командному, политическому составу и партийным организациям,
пришлось много потрудиться.
В книге С. М. Буденного "Пройденный путь" достаточно подробно описаны
блистательные победы 4-й кавалерийской дивизии. Я хочу ограничиться лишь
некоторыми личными воспоминаниями, относящимися к периоду моего командования
этой славной дивизией.
4-я кавалерийская имени К. Е. Ворошилова дивизия была ядром легендарной
Первой конной армии. В жестоких боях в годы гражданской войны она показала
чудеса храбрости и массового героизма.
До 1931 года дивизия дислоцировалась в Ленинградском военном округе и
располагалась в местах, где раньше, при царской власти, стояли
конногвардейские части (Гатчина, Петергоф, Детское Село). Как и в годы
гражданской войны, 4-я дивизия осталась одной из лучших в нашей кавалерии.
Личный состав дивизии бережно хранил ее славные боевые традиции, успешно
воспитывал у молодых конников чувство высокой ответственности и воинского
долга. [118]
В 1932 году дивизия была спешно переброшена в Белорусский военный
округ, в город Слуцк. Как мне потом стало известно, передислокацию объясняли
чрезвычайными оперативными соображениями. Однако в тот период не было
никакой надобности в спешной переброске дивизии на совершенно
неподготовленную базу. Это важно подчеркнуть, так как в течение полутора лет
дивизия была вынуждена сама строить казармы, конюшни, штабы, жилые дома,
склады и всю учебную базу. В результате блестяще подготовленная дивизия
превратилась в плохую рабочую воинскую часть. Недостаток строительных
материалов, дождливая погода и другие неблагоприятные условия не позволили
вовремя подготовиться к зиме, что крайне тяжело отразилось на общем
состоянии дивизии и ее боевой готовности. Упала дисциплина, часто стали
болеть лошади.
Командование 3-го корпуса, куда входила 4-я кавалерийская дивизия,
ничем не могло помочь, так как в аналогичном положении находились и другие
части этого корпуса, также спешно переброшенные в округ.
Весной 1933 года командующий Белорусским военным округом И. П. Уборевич
после краткого инспектирования частей дивизии нашел ее в состоянии крайнего
упадка. Надо заметить, что в свое время командующий не оказал надлежащей
помощи дивизии в вопросах строительства и не принял во внимание условий, в
которых находились части. Теперь он поспешил определить главного виновника
плохого состояния дивизии - ее командира Г. П. Клеткина.
Безусловно, ответственным за дивизию является командир, на то он и
единоначальник. Но высший начальник по долгу своей службы и как старший
товарищ обязан быть объективным. Со свойственной ему горячностью И. П.
Уборевич доложил народному комиссару обороны К. Е. Ворошилову о состоянии
4-й дивизии и потребовал немедленного снятия комдива Г. П. Клеткина.
Конечно, в дивизии имели место недостатки. Однако И. П. Уборевич все же
сгустил краски, утверждая, что дивизия растеряла все свои хорошие традиции и
является небоеспособной.
Сообщение И. П. Уборевича для К. Е. Ворошилова было крайне неприятным:
он был кровно связан с дивизией долгие годы, не раз ходил в ее рядах в
атаку. Дивизия воспитала целую плеяду талантливых командиров и
политработников. Для инспектора кавалерии С. М. Буденного 4-я дивизия также
была любимым детищем. В свое время он ее формировал и водил в бой.
К. Е. Ворошилов информировал С. М. Буденного о том, что ему доложил И.
П. Уборевич, и предложил подыскать нового командира.
И вот настал день, когда мы с женой и дочерью сели в поезд, который
снова повез нас в знакомые места, в Белоруссию. Я знал и любил Белоруссию,
белорусскую природу, богатую чудесными лесами, озерами, реками, и как
охотник и рыбак радовался, что [119] вновь попаду в эти живописные места. За
время работы в Белоруссии я изучил характер ее местности - от северных до
южных границ. Как это мне потом пригодилось! А самое главное, в Белорусском
военном округе имел много друзей, особенно в частях и соединениях конницы.
Правда, 4-ю дивизию я знал мало. В той дивизии был всего лишь один раз
в 1931 году, и то очень недолго. Людей дивизии почти не знал, за исключением
командира Г. П. Клеткина, его заместителя по политической части Н. А. Юнга,
начштадива А. И. Вертоградского, командира механизированного полка В. В.
Новикова и нескольких других командиров. А без знания людей, их слабых и
сильных сторон, без знания способностей начальствующего состава нельзя
успешно руководить войсками, особенно большим воинским коллективом.
В Слуцк мы попали в период весенней распутицы. На станции была
непролазная грязь, и, пока добрались до тачанки, жена не раз оставляла свои
галоши в грязи. Сидя у меня на плечах, Эра спросила:
- Почему здесь нет тротуара, как у нас в Сокольниках? Я ей ответил:
- Здесь тоже будет тротуар и красивая площадь, но только позже...
Мне с семьей пришлось временно приютиться в 8-метровой комнате у
начальника химслужбы дивизии В. М. Дворцова, который был так любезен, что
сам с семьей остался в одной небольшой комнате, уступив нам эту комнатушку.
Все мы понимали трудности с жильем, и никто не претендовал на лучшее, пока
это "лучшее" мы сами не построим.
Через полчаса я был уже в штабе дивизии, который располагался тут же во
дворе. Командира дивизии Г. П. Клеткина в штабе не было: он сообщил, что
нездоров и принять меня не может. Я, конечно, понимал его душевное состояние
и не настаивал на немедленной встрече.
С положением дел в дивизии меня подробно ознакомили заместитель
командира по политической части Николай Альбертович Юнг и начальник штаба
дивизии Александр Иванович Вертоградский. Я был признателен им за то, что
они сумели все быстро и обстоятельно изложить. Однако мне предстояло
главное: самому досконально разобраться в обстановке непосредственно в
частях и подразделениях, определить недостатки, найти их причины и вместе с
командирами и политработниками наметить пути их ликвидации.
В тот же день я поехал в 19-й Манычский кавалерийский полк - головной,
старейший полк дивизии, которым командовал Федор Яковлевич Костенко, один из
первых конармейцев. Лично его я раньше не знал, но много слышал об этом
добросовестном командире, большом энтузиасте кавалерийского дела,
непременном участнике всех конноспортивных состязаний, которые в тот период
широко практиковались в коннице. [120]
Великая Отечественная война застала Ф. Я. Костенко в должности
командующего 26-й армией, защищавшей наши государственные границы на
Украине. Под его командованием части и соединения этой армии дрались столь
упорно, что, неся колоссальные потери, фашистские войска так и не смогли в
первые дни прорваться в глубь Украины. К большому сожалению, Федору
Яковлевичу Костенко не посчастливилось дожить до наших дней. Он пал смертью
героя в ожесточенном сражении на харьковском направлении, будучи
заместителем командующего Юго-Западным фронтом. Вместе с ним погиб его
любимый старший сын Петр. Петра Костенко нельзя было не любить. Помнится,
еще совсем мальчиком Петр изучал военное дело, особенно нравились ему
верховая езда и рубка. Федор Яковлевич гордился сыном, надеялся, что из
Петра выйдет достойный командир-кавалерист, и не ошибся.
После 19-го Манычского полка я подробно познакомился с 20, 21-м и 23-м
кавалерийскими полками, 4-м конноартиллерийским и 4-м механизированным
полками, а затем с отдельными эскадронами дивизии. В самом тяжелом положении
оказался 20-й кавполк, стоявший в деревне Конюхи, в 20 километрах от города
Слуцка. Полком командовал Владимир Викторович Крюков, который потом, в
Отечественную войну, возглавлял кавалерийский корпус, не раз отмечавшийся в
приказах Верховного Главнокомандующего. Полк был расположен близко к
государственной границе и являлся как бы авангардом дивизии.
Несмотря на тяжелые условия, настроение всего личного состава полка
было бодрым. Даже жены офицеров, покинувшие хорошие квартиры под
Ленинградом, и те не унывали. Жаловались только на одно: негде учить детей,
нет школ.
21-м кавалерийским полком командовал Иван Николаевич Музыченко. Его я
знал по 14-й отдельной кавалерийской бригаде, где он был в период
гражданской войны помощником военного комиссара полка. Отечественная война
застала его командующим 6-й армией на Украине, штаб которой стоял во Львове.
По ряду обстоятельств И. Н. Музыченко не посчастливилось в начале войны.
Вынужденно отходя в глубь Украины под натиском значительно превосходивших
сил врага, он, будучи тяжело раненным, попал в плен к противнику и всю войну
томился в лагерях военнопленных в Германии.
21-й кавалерийский полк произвел несколько лучшее впечатление своей
организованностью, состоянием службы и общим порядком. Чувствовалась хорошая
организационная работа командно-политического состава.
23-м кавалерийским полком командовал Леонид Николаевич Сакович. Это был
безукоризненно честный и дисциплинированный человек, верный сын нашей
Коммунистической партии и мужественный воин. Л. Н. Сакович погиб 27 мая 1942
года в Харьковской операции, командуя 28-й кавалерийской дивизией. [121]
4-м механизированным полком командовал Василий Васильевич Новиков. В
период Великой Отечественной войны В. В. Новиков командовал мехкорпусом и не
раз был отмечен в приказах Верховного Главнокомандующего. В. В. Новиков,
ветеран Конармии, долгое время работал начальником оперативного отдела 4-й
кавалерийской дивизии. Комиссаром полка был замечательный большевик Артем
Сергеевич Зинченко, старейший конармеец, дравшийся под знаменем Первой
конной армии с первых дней ее создания. В Отечественную войну Артем
Сергеевич работал комиссаром ряда крупных фронтовых госпиталей.
В рядах 4-го мехполка выросли многие отличные командиры и
политработники, занимавшие потом ответственные должности в Генеральном
штабе, центральных управлениях наркомата обороны и в войсках. В прошлом
рабочие или крестьянские парни, они стали крупными военными специалистами,
старшими офицерами и генералами.
Поскольку механизированные части, особенно корпуса, сыграли выдающуюся
роль в годы Великой Отечественной войны, а накануне войны с формированием
мехкорпусов были связаны известные трудности, мне хотелось бы в двух словах
коснуться истории возникновения мехкорпусов, подчеркнув приоритет нашей
армии в этом деле.
В 1929 году Реввоенсовет СССР (по докладу В.К. Триандафиллова)
утверждает постановление, в котором говорится:
"Принимая во внимание, что новый род оружия, каким являются бронесилы,
недостаточно изучен как в смысле тактического его применения (для
самостоятельного и совместно с пехотой и конницей), так и в смысле наиболее
выгодных организационных форм, признать необходимым организовать в 1929-1930
гг. постоянную опытную механизированную часть".
Во исполнение постановления в тот же год был сформирован опытный
механизированный полк. Этот полк уже в 1929 году принимает участие во
всеармейских учениях в нашем Белорусском военном округе. Учениями руководили
К. Е. Ворошилов, Б. М. Шапошников и В. К. Триандафиллов.
В 1930 году полк развертывается в механизированную бригаду, которая
сразу же отрабатывается в окружных учениях. В 1932 году создаются первые в
мире механизированные корпуса, каждый из которых включает в себя две
механизированные, одну стрелково-пулеметную бригаду и отдельный
зенитно-артиллерийский дивизион. В корпус входило более 500 танков и более
200 бронеавтомобилей. К началу 1936 года было создано уже 4 механизированных
корпуса, 6 отдельных механизированных бригад и столько же отдельных танковых
полков, 15 мехполков кавдивизий, более 80 танковых батальонов и рот в
стрелковых дивизиях.
Создание и практическое опробование наших первых механизированных
соединений послужили хорошей базой для дальнейшего развития теории широкого
применения механизированных войск. [122]
Проверку 4-го мехполка мы начали с подъема людей по боевой тревоге.
Этого, конечно, не ожидало командование, ибо полк только что закончил
переброску последних эшелонов из Ленинградского военного округа. Пришлось
для первого знакомства подчеркнуть командирам подразделений, что главное для
механизированного полка - это умение быстро развернуть полк, отлично знать
материально-техническую часть и владеть особым искусством стрельбы из
бронетанкового оружия. Конечно, как и следовало ожидать, боевая тревога,
проведенная дождливой ночью, выявила много недостатков, особенно в вождении
машин по незнакомой местности и стрельбе.
Изучая дела в частях, я успел тщательно познакомиться со штабом
дивизии, командирами подразделений и политработниками.
В штабе и политотделе дивизии также было немало недостатков в
практическом руководстве частями. В частности, плохо был налажен контроль за
ходом боевой подготовки, отсутствовала должная требовательность в исполнении
приказов. Особенно отставало изучение, обобщение и распространение
передового опыта боевой подготовки. Каждая часть "варилась в собственном
соку", и бывали случаи, когда одна часть в результате больших усилий
"открывала" новые, более совершенные методы того или иного вида обучения,
тогда как другая часть уже давно ими пользовалась.
Как я уже сказал, штаб дивизии возглавлял Александр Иванович
Вертоградский. Это был всесторонне грамотный в военном деле бывший офицер
царской армии. Во главе политического отдела дивизии был очень способный
политработник Н. А. Юнг. Вскоре он был выдвинут на должность заместителя
командира по политчасти 3-го конного корпуса и уехал в Минск.
Подведя итоги и обсудив их с руководящим составом дивизии, мы решили
для начала собрать партийный актив и поговорить с коммунистами о всех
положительных и отрицательных сторонах жизни дивизии. Затем предполагалось
собрать широкое совещание всего начальствующего состава, на которое решили
пригласить старшин подразделений - роль их в организации всей внутренней
службы была исключительно велика.
Партактив прошел очень хорошо. В выступлениях коммунистов чувствовалась
нетерпимость к имеющимся недостаткам и давался решительный отпор тем, кто
пытался оправдать плохую дисциплину и слабую подготовку объективными
причинами.
После актива стало ясно, что общий упадок в состоянии дивизии наступил
в результате недостаточной политической работы и боевой подготовки. Занятия
были почти полностью приостановлены, поскольку все силы переключились на
строительство. Следовательно, надо было немедленно организовать плановую
боевую подготовку, развернуть в полном объеме партийно-политическую работу,
а что касается строительства и хозяйственно-бытовых дел, [123] то решать их
в специально отведенные планом дни. Кроме того, мы надеялись добиться от
командования округа значительно большей помощи, чем та, которую оно
оказывало до сих пор.
Мнение партийного актива и предложения командования дивизии были очень
хорошо приняты и поддержаны всем совещанием командно-политического состава.
В области боевой подготовки главные усилия предполагалось сосредоточить
на методической подготовке всех звеньев командного состава. По тактической
подготовке серию показательных занятий мы взяли на себя. Показательные
занятия по огневой подготовке поручались 21-му полку, по конному делу -
19-му полку и персонально прекрасному знатоку конного дела Ф. Я. Костенко.
По строевой и физической подготовке такие занятия взялся провести В.В.
Крюков. 23-му полку было приказано подготовить и провести
инструктивно-методические занятия по подготовке младшего командного состава,
а 4-му конноартиллерийскому и 4-му механизированному полкам - занятия по
взаимодействию артиллерии и танков с конницей в условиях наступательного
боя.
Предстояла очень большая организационная и методическая работа, так как
положительных результатов можно было ожидать только тогда, когда занятия
будут проведены на самом высоком уровне и произведут впечатление на всех
тех, кому они будут показаны.
Главные усилия в тактической подготовке мы сосредоточили на личной
подготовке среднего и старшего звена командного состава. Я был убежден
опытом своей долголетней практики в том, что только тактически грамотные
командиры могут подготовить хорошую боевую часть в мирное время, а в войну
выигрывать сражение с наименьшими жертвами.
Должен вновь отметить, что меня лично всегда увлекала тактическая
подготовка, как важнейшая отрасль всей боевой подготовки войск. Я усиленно
занимался ею на протяжении всей своей долголетней военной службы, от солдата
до министра обороны.
Большую часть учебного времени дивизия находилась в поле, детально
изучая организацию и ведение боя в сложных условиях. Стремительные
марш-броски в исходное положение, острые моменты в создавшейся обстановке
шли на пользу начальствующему составу. Мы настойчиво добивались от
командиров и политработников овладения искусством четкого управления частями
в бою, без чего невозможно осуществить разгром противника в условиях большой
динамичности современного боя.
Конница в то время была самым подвижным массовым родом наземных войск.
Она предназначалась для быстрых обходов, охватов и ударов по флангам и тылам
врага. В условиях встречного боя от нее требовалась стремительность
развертывания боевых порядков, быстрота в открытии огня по противнику,
смелый бросок главных сил в исходный район для атаки и неотступное
преследование отходящего врага. [124]
Усиление конницы бронетанковыми средствами, наличие в
конноартиллерийских полках гаубичной артиллерии уже позволяли не только с
успехом ломать сопротивление противника, но и решать задачи наступательного
боя и эффективной обороны.
Конечно, освоение новой техники, особенно ее использование в операциях,
не всегда проходило гладко. Мешал недостаточно высокий общеобразовательный
уровень многих красноармейцев и командиров, часто бывали аварии, технические
неурядицы, не все понимали, как необходимы технические знания, не хватало
грамотных кадров. Нужно было перестраивать старые рода войск, создавать
новые войсковые соединения, переучивать пехотных и кавалерийских командиров
на авиаторов и танкистов и в то же время поддерживать боевую готовность
армии на случай агрессии. Параллельно шла организационная перестройка войск.
Тем не менее новая техника тянула к себе, привлекала новыми
возможностями, возбуждала интерес в армейских массах. В печати, по радио, с
помощью кино широко пропагандировались военно-технические знания. Под
руководством партийных организаций красноармейцы и командиры с увлечением
занимались в многочисленных военно-технических кружках (в армии и на флоте
насчитывалось тогда около 5 тысяч военно-технических кружков, в одном только
нашем округе в 1932 году в таких кружках и на курсах обучалось около 80
процентов личного состава), слушали лекции и доклады на военно-технические
темы, участвовали в конкурсах и соревнованиях на лучшее знание техники и
оружия.
Повсюду в частях можно было увидеть сооруженные армейскими
комсомольцами щиты и фотовыставки, популяризировавшие технические знания,
проводились летучие митинги и собрания о бережном отношении к технике,
устраивались обсуждения военно-технических книг, организовывались смотры
техники, массовая кампания за сдачу норм на отличного стрелка.
С помощью ЦК комсомола и различных добровольных оборонных обществ
активно приобщалась к военной технике молодежь призывных возрастов. Так, в
1934-1935 годах более полутора миллионов юношей и девушек сдали нормы по
изучению мотора, один миллион - по противовоздушной и химической обороне.
Одним словом, призыв партии "Овладеть техникой!" был главным в
деятельности армейских партийных, профсоюзных, комсомольских организаций,
командиров и политработников. При этом солдаты и командиры не только с
успехом осваивали технику, по и сами старались ее улучшить. Только в нашем
военном округе в 1933 году было реализовано более 4 тысяч предложений,
способствовавших улучшению техники. Естественно, этот процесс всячески
поощрялся.
Одной из главных задач в подготовке командного состава и штабов мы
считали овладение искусством управления в условиях встречных, внезапных
действий. Это требовало отказа от привычного [125] управления посредством
письменных приказов, телефонов и всего, что связано с прокладкой проволочных
линий связи. Надо было решительно переходить на радиоуправление, на систему
коротких боевых распоряжений - "управление с седла", как тогда любили
говорить конники.
При тактическом обучении всех звеньев командного состава в дивизии и
полках мы стремились выработать у наших командиров умение тщательно
маскировать действия частей и подразделений, для того чтобы обеспечить
внезапность нанесения ударов по противнику.
Я до сих пор не забыл одно интересное двустороннее учение, проведенное
нами в 1933 году.
В качестве обороняющейся стороны действовал усиленный 21-й
кавалерийский полк под командованием И. Н. Музыченко. Он был выведен в поле
на двое суток раньше наступающего 20-го кавполка и в течение этого времени
реально строил оборону на всю тактическую глубину, 20-й кавполк ничего не
знал о предстоящем учении и о том, что 21-й кавполк находится где-то в поле
и организует оборону. Он был поднят по тревоге.
В районе сосредоточения к 20-му кавполку присоединились средства
усиления: танковый эскадрон и гаубичный конноартиллерийский дивизион. Здесь
же командованию полка была объяснена тактическая обстановка, требовавшая
немедленного выступления. Предстояло совершить 46-километровый марш в
качестве передового отряда дивизии с целью захвата плацдарма, на котором
была построена оборона 21-го кавалерийского полка.
К исходу дня передовые подразделения 20-го кавполка вошли в
соприкосновение с боевым охранением 21-го кавполка. Темнело. Не успев
засветло произвести разведку обороны "противника", командир полка В.В.
Крюков принял решение в течение ночи разведать "противника", а на рассвете
атаковать его. Конечно, другого решения и быть не могло.
История показывает, что исход боя в конечном итоге зависит от того,
насколько целеустремленно, организованно и внимательно командир и его штаб
подготовят атаку. Во всей этой сложной работе первостепенное значение имеет
разведка. Выяснив расположение противника, его силы и средства, а также
характерные особенности той местности, где находится противник, можно точно
определить способ его действий.
Из практики я знаю, как важно, чтобы разведка проводилась тщательно.
Особенно это необходимо, если наступление на оборону противника проводится
на рассвете, так как в течение ночи, под покровом темноты, он легко может
изменить расположение своих боевых порядков. Такая разведка тем более
необходима в тех случаях, когда приходится действовать против опытного
врага.
Командир 20-го кавполка В. В. Крюков, конечно, теоретически знал это,
но проявил непозволительную небрежность и не Учел, что его "противник" тоже
имел свою боевую задачу: не до- [126] пустить прорыва подходящего
"противника", а при благоприятных условиях разбить его.
Командир 21-го кавполка И. Н. Музыченко решил:
1) до наступления темноты огнем с переднего края при поддержке
артиллерии отбить попытки "противника" прорвать оборону и не допустить
вклинивания его в первую позицию;
2) под шум боя, соблюдая все меры маскировки, с наступлением темноты
начать отвод боевых порядков полка на вторую оборонительную позицию, которая
была заранее предусмотрена и соответственно подготовлена;
3) чтобы не дать "противнику" разгадать свой маневр, снять боевые
порядки, расположенные на первой траншее переднего края обороны полка,
только перед самым рассветом, оставив для наблюдения за "противником"
разведывательные дозоры.
С наступлением темноты командир 20-го кавполка выслал усиленную
разведку к переднему краю обороны. Встреченные огнем, разведчики залегли
перед проволокой и начали вести наблюдение. В течение ночи командир 20-го
кавполка получал регулярные донесения о том, что "противник" находится
по-прежнему в первой траншее и даже пытается захватить пленных. В. В. Крюков
был убежден в том, что его "противник", закопавшись в землю, будет
обороняться на занятых позициях.
На рассвете, после артиллерийской подготовки, предвкушая победу,
командир полка просигналил ракетами начало атаки. Артиллерия усилила огонь,
началась энергичная атака. Вот уже танки на больших скоростях с ходу прошли
первую траншею, ворвались во вторую. Первая траншея занята! Но что это?
Почему остановились танки?
- Товарищ комдив, - обращается командир 20-го кавполка к руководителю
учения, - разрешите пройти вперед и лично установить, почему произошла
остановка атакующих боевых порядков.
- Ну что ж, "свой глаз - алмаз", посмотрите, разберитесь.
У второй траншеи В. В. Крюкова встретил командир 2-го эскадрона Э. М.
Буш.
- В чем дело? Почему остановились?
- Да вот, товарищ комполка, мы советуемся с командиром танкового
эскадрона, что делать дальше.
- Как что? Громить "противника"!
- Да, но его здесь нет.
- Как нет?! Куда же он девался? Разведка доносила всю ночь, что
"противник" занимает оборону.
- Разрешите доложить! - обратился к командиру полка
посредник-танкист. - Вот здесь в траншее на палке висела эта бумажка, может
быть, она кое-что раскроет?
Взяв в руки листок, командир полка прочел вслух: "Привет сальцам, ищите
нас, как ветра в поле. На будущее советуем быть более бдительными!"
Надо было видеть растерянные лица всех окружающих и ту [127]
неловкость, которая создалась в результате обманного маневра 21-го кавполка,
заставившего атакующих расстрелять боевой комплект снарядов по пустому
месту. А главное - куда же отошел "противник"?
- Это Иван Николаевич по злобе устроил тебе, Владимир Викторович, такую
"кувырк-комедию", - иронически заметил старший посредник при 20-м кавполке
Ф. Я. Костенко.
- Бывает и хуже, - размышлял вслух В. В. Крюков, то всматриваясь в
карту, то оглядывая впереди лежащую местность. И как бы в подтверждение этих
слов посредники обозначили взрывами удар артиллерии 21-го кавполка по
остановившимся боевым порядкам 20-го кавполка.
Конфуз был полный.
На разборе учения во всех деталях были рассмотрены действия той и
другой стороны и особенно проанализированы ошибки 20-го кавполка,
допустившего в своих действиях непростительную пассивность в разведке
"противника". Что касается действий 21-го кавполка, они были отмечены как
образец для обучения обманным действиям.
Это учение надолго запомнилось участникам и потом повторялось в
различных вариантах.
В подготовке и воспитании частей особое внимание уделялось умению
определять цели и задачи в сложных условиях. Что для этого предпринималось?
Обычно замысел учения мною держался в строгом секрете. Обучаемый полк
поднимался по тревоге, и ему указывался район, где надлежало
сосредоточиться. В этом районе командованию вручалась тактическая обстановка
и боевой приказ, требовавший совершить марш-маневр через труднопроходимые,
заболоченные или лесные районы. Маршрут избирался такой, который требовал
больших работ по расчистке и прокладке дорог, постройке из подручного
материала гатей и переправ. При этом никаких инженерных средств усиления
обычно не давалось, с тем чтобы научить командование всех степеней находить
выход из тяжелого положения своими силами и местными средствами.
Такие учения в физическом отношении были чрезвычайно тяжелыми. Иногда
люди буквально валились с ног, часто оставаясь без сна и нормального питания
несколько суток подряд. Но какая радость охватывала бойцов и командиров,
когда их часть, выполнив труднейшую задачу, достигала поставленной цели! В
другой раз, оказавшись в трудной обстановке, они уже не сомневались в
возможности добиться своего. Командование, штабы и весь личный состав
приобретали практические навыки с честью выходить из любого трудного
положения.
Большую пользу в воспитании моральных качеств бойцов и командиров
приносили товарищеские вечера, организованные политработниками после учений.
Участники "сражений" делились своими впечатлениями, критиковали недостатки,
по-товарищески [128] высмеивали тех, кто пасовал перед препятствием или по
своей беспечности и безразличию создавал дополнительные трудности.
Благодаря усилиям всего личного состава дивизии в 1935 году было
завершено строительство: все части получили хорошие квартиры,
учебно-материальную базу. Значительно улучшился и конский состав.
К этому времени были достигнуты неплохие результаты и во всех видах
политической и боевой подготовки. Имелись высокие показатели по дисциплине,
службе и общей организованности сдельных частей и подразделений.
1935 год ознаменовался для нас большими событиями. Во-первых, на
инспекторских смотрах все части дивизии получили высокие оценки, в том числе
и по самому трудному виду боевой подготовки конницы - по огневой подготовке.
Во-вторых, дивизия была награждена за свои успехи в учебе и боевой
подготовке высшей правительственной наградой - орденом Ленина.
Орденами был награжден ряд командиров, младших командиров и
красноармейцев. Орденом Ленина был награжден и я. Все это взволновало меня
до глубины души. Я крепко задумался над тем, что мы должны сделать, чтобы
еще выше поднять боевую подготовку и общее состояние дивизии.
Тот год памятен для нас, военных, и еще одной мерой, принятой партией
для повышения авторитета командных кадров, - введением персональных воинских
званий. Первыми Маршалами Советского Союза стали В. К. Блюхер, С. М.
Буденный, К. Е. Ворошилов, А. И. Егоров, М. Н. Тухачевский.
Большим событием был приезд в дивизию Семена Михайловича Буденного.
Семен Михайлович тщательно проверил боевую подготовку дивизии, особенно
конную, строевую и тактическую. Все смотровые учения прошли блестяще и как
бы еще раз подтвердили состояние высокой выучки личного состава.
Для вручения ордена Ленина дивизия была собрана в конном строю на одном
из плацев города. Весь личный состав в приподнятом настроении, на флангах
каждой части развевались боевые знамена, под которыми ветераны дивизии
ходили в бой с белогвардейцами и белополяками.
В торжественной тишине после встречного марша и рапорта С. М. Буденный
поднялся на трибуну. По его знаку подъезжаю с ассистентами, держа боевое
знамя дивизии. С. М. Буденный прикрепляет к нему орден Ленина, и мы со
знаменем скачем полевым галопом перед строем.
В многотысячном "ура", мощном артиллерийском салюте слышалась самая
сердечная благодарность всего личного состава дивизии партии и
правительству, отметившим высокой наградой успехи дивизии в учении и боевой
подготовке в мирное время.
После объезда строя с кратким словом к дивизии обратился Семен
Михайлович. Было заметно его волнение. Да и как же не [129] волноваться! Это
выпестованная им дивизия получила самую высокую награду. Надо сказать, что
бойцы-конники с большим уважением относились к С. М. Буденному, особенно те,
кто вместе с ним прошел тяжелый путь гражданской войны.
После С. М. Буденного, который произнес в наш адрес много хороших,
теплых слов, выступил я и от имени всех бойцов просил Семена Михайловича
передать Центральному Комитету партии, правительству, что 4-я дивизия, свято
храня и умножая боевые традиции, всегда будет готова выполнить любой приказ
Родины.
В заключение состоялось торжественное прохождение частей. После парада
у командира дивизии был обед, на котором Семен Михайлович и старые
конармейцы вспоминали эпизоды гражданской войны, походы и отважных героев,
которым не довелось дожить до наших дней. И на этот раз лучшим рассказчиком
был ветеран дивизии Василий Васильевич Новиков, командир 4-го
механизированного полка. В его удивительной памяти сохранились даже самые
мелкие детали из боевой жизни.
В последующие годы моего командования Семен Михайлович трижды посетил
дивизию, и каждый его приезд был исключительно приятным для всего личного
состава. Надо сказать, что С. М. Буденный умел разговаривать с бойцами и
командирами. Конечно, занятий, учений или штабных игр с личным составом он
сам не проводил. Но ему этого в вину никто не ставил.
Несколько раз посетил дивизию и командующий войсками Белорусского
военного округа И. П. Уборевич. Это был настоящий советский военачальник, в
совершенстве освоивший оперативно-тактическое искусство. Он был в полном
смысле слова военный человек. Внешний вид, умение держаться, способность
коротко излагать свои мысли, - все говорило о том, что И. П. Уборевич
незаурядный военный руководитель. В войсках он появлялся тогда, когда его
меньше всего ждали. Каждый его приезд обычно начинался с подъема частей по
боевой тревоге и завершался тактическими учениями или командирской учебой.
Первый раз И. П. Уборевич прибыл в дивизию еще в 1934 году.
Поздоровавшись со мной, он сказал, что приехал посмотреть, как учится
дивизия. Я ответил, что очень рад, хотя, откровенно говоря, все же
волновался.
- Ну, вот вам четыре часа, - сказал И. П. Уборевич, - выведите 21-й
кавалерийский полк в поле и покажите, чего достигла дивизия. Тема - по
вашему усмотрению. Я буду ждать вашего адъютанта в штабе 4-й стрелковой
дивизии.
- Мало времени для организации тактического учения, - попробовал
возразить я, - мы не успеем даже проинструктировать посредников и обозначить
"противника".
- Да, времени немного, - согласился И. П. Уборевич, - но в боевой жизни
все бывает.
Я понял, что возражения бесполезны, надо действовать. [130]
Передав командиру 21-го кавполка И. Н. Музыченко по телефону пароли
учебной тревоги и место исходного положения, продиктовал по карте короткое
тактическое задание. Пока его печатали, начштадив и его помощник быстро
заготовили карты-задания и лично повезли в 21-й кавполк для ознакомления
командного состава. В назначенное время все было готово.
Ровно через 4 часа в поле на исходное положение прибыл И. П. Уборевич с
посланным мною адъютантом.
Поздоровавшись с командиром 21-го кавполка, он приказал доложить
обстановку и решение.
И. Н. Музыченко умело доложил И. П. Уборевичу свое решение. По улыбке
командующего я понял, что начало учения ему понравилось.
- Ну что ж, по коням, - сказал он. - Посмотрим полк в действии.
Учение продолжалось 5 часов. За это время командующий сумел объехать
все подразделения полка, действовавшего в условиях "передового отряда
дивизии". Он проскакал более 80 километров и, видимо, устав, приказал дать
отбой.
После моего разбора, который я сделал прямо с седла перед строем полка,
И. П. Уборевич поблагодарил всех за учение, а затем, прощаясь с
командованием дивизии, сказал:
- Обучаете части по-современному. Желаю успеха. Я не могу задержаться,
спешу на госграницу, но буду у вас перед маневрами.
Все были довольны результатами учения и, честно говоря, тем, что
командующий не имел времени дольше оставаться в дивизии.
В 1935 году 4-я кавалерийская дивизия была передана из 3-го
кавалерийского корпуса в 6-й казачий корпус, командиром которого был
назначен Е. И. Горячев. С апреля 1936 года 4-я кавалерийская дивизия была
переименована в 4-ю Донскую казачью дивизию и для нее была установлена
казачья форма.
Мне пришлось неоднократно участвовать в окружных маневрах. Но особо
ценный оперативно-тактический опыт я получил, участвуя в больших окружных
маневрах. Надо отдать должное И. П. Уборевичу, начальнику штаба округа Б. И.
Боброву, начальнику отдела боевой подготовки округа Н. А. Шумовичу и всему
окружному аппарату - они умели поучительно организовать маневры, мастерски
провести розыгрыш действий сторон и разобрать итоги.
Особенно запомнились мне маневры 1936 года, и в частности форсирование
реки Березины, той самой, на которой в 1812 году Наполеон погубил остатки
своей армии, отступавшей из России.
Нам было известно, что на маневры прибыли нарком обороны К. Е.
Ворошилов и другие военачальники. Естественно, что каждая часть, каждое
соединение ожидали приезда К. Е. Ворошилова. Ну, а мы, командиры 4-й
казачьей дивизии, считали в порядке вещей, что нарком обязательно будет у
нас. Но когда! Хотелось, чтобы это произошло в хорошую погоду, когда все мы
будем [131] выглядеть веселее, красочнее. К сожалению, как это чаще всего
бывает осенью, зарядили дожди.
Закончив сосредоточение частей дивизии в районе переправы, хорошо
замаскировав их в лесных массивах в 4-5 километрах от реки, мы вызвали на
командный пункт командиров, чтобы дать им устное указание о тактическом
взаимодействии с соседними частями после форсирования. Не успели еще
развернуть карты, как к командному пункту подъехала вереница машин. Из
первой машины вышли К. Е. Ворошилов, А. И. Егоров и И. П. Уборевич. Я
представился наркому обороны и кратко доложил о том, что 4-я дивизия
подготовилась к форсированию реки, а командиры частей собраны на местности
для получения последних указаний.
- Хорошо, - сказал нарком, - послушаем ваши указания.
Климент Ефремович очень подробно интересовался техникой форсирования
реки танками своим ходом при глубине, превышающей высоту танка БТ-5. После
детального доклада командира механизированного полка нарком обратился к
знакомым по Конной армии командирам и комиссарам частей.
- Как изменилась наша конница! - сказал он. - В гражданскую войну мы с
Буденным на всю Конную армию имели несколько примитивных броневиков, а
теперь в каждой кавалерийской дивизии - целый полк замечательных танков,
способных своим ходом преодолевать сложные речные преграды. Ну, что ты,
старый дружище, думаешь насчет танков, - обратился нарком к Федору
Яковлевичу Костенко, - не подведут они нас? Может быть, конь вернее, а?
- Нет, Климент Ефремович, - ответил Ф. Я. Костенко. - Коня, шашку и
пику мы пока не забываем - думается, рано еще хоронить конницу, она еще
послужит Родине, но танкам мы уделяем серьезное внимание, это новый
подвижной род войск.
- Ну, а как думает комиссар? - спросил нарком А. С. Зинченко, которого
также знал по Первой конной.
- Я считаю, что Федор Яковлевич прав, - ответил он и добавил: - Я был
бы плохим, вернее, никуда не годным комиссаром мехполка, если бы сомневался
в большом будущем бронетанковой техники. Мое мнение: надо смелее
развертывать механизированные войска, особенно танковые соединения, которых
у нас маловато.
- Ну что ж, Александр Ильич, - обратился к начальнику Генерального
штаба К. Е. Ворошилов, - не будем мешать командованию дивизии. Желаю всем
вам удачи, мы еще увидимся и потолкуем.
Мы поняли, что нарком будет лично наблюдать форсирование реки, так как
вся колонна машин направилась в район предстоящих действий нашей дивизии.
После 30-минутной артиллерийской подготовки передовые отряды частей дивизии
на широком фронте подошли к реке. Низко пролетевшее вдоль реки звено
самолетов [132] поставило дымовую завесу, удачно прикрыв от "противника"
действия первого десантного эшелона. Когда дым начал рассеиваться, передовые
подразделения уже зацепились за противоположный берег. Кое-где были слышны
крики "ура", частая стрельба и пушечные выстрелы. А когда дым окончательно
растаял, стало хорошо видно, как 15 танков мехполка, с ревом выбравшись на
берег "противника" и, стреляя на ходу, быстро подходили к подразделениям,
наступавшим на захваченном плацдарме. Скоро вся дивизия была на другом
берегу и, опрокинув "противника", успешно продвигалась вперед.
На разборе маневров нарком дал высокую оценку нашей дивизии, похвалив
за хорошую организацию форсирования реки и новаторство танкистов, рискнувших
своим ходом преодолеть такую глубокую реку, как Березина.
На полковых собраниях мы рассказали об этом солдатам, сержантам и
командирам. Они долго не расходились по квартирам, продолжая с увлечением
делиться впечатлениями о прошедших маневрах.
Утром следующего дня состоялся большой парад. Погода была чудесная,
солнышко как-то особенно согревало наши сердца. Войска, участвовавшие в
окружных маневрах, закончив построение, ждали команды "смирно", чтобы
встретить наркома обороны.
Мне показалось, что командиры частей 4-й Донской казачьей дивизии
волнуются больше других. Да нет, солдатские лица, лица командиров спокойны,
уверены - все будет хорошо. Раздалась команда: "Смирно!", "Равнение
направо!". К войскам приближался нарком обороны.
Короткий рапорт командующего округом И. П. Уборевича - и нарком
направился к войскам. Объезд стрелковых войск окончен. Оркестр дивизии
заиграл встречный марш. Полевым галопом на рыжем коне нарком подскакал к
нашей дивизии. Первую остановку К. Е. Ворошилов делает около 19-го
Манычского кавполка, в строю которого он не раз ходил в атаку на
белогвардейские и белопольские части.
- Здравствуйте, товарищи! - с какой-то особой теплотой произнес К. Е.
Ворошилов, окинув взглядом бойцов.
После объезда 4-й дивизии нарком тем же аллюром поскакал в 6-ю
Чонгарскую казачью дивизию. Эта дивизия не меньше прославилась в годы
гражданской войны. Вместе с нашей она хорошо сражалась под знаменами Первой
конной армии.
Позже К. Е. Ворошилов, поднявшись на трибуну, произнес речь, в которой
коротко сказал о политике и мероприятиях партии в деле строительства
социализма, о международном положении, о необходимости крепить оборону нашей
страны и поздравил войска с успешным завершением осенних маневров. Затем под
мощные звуки оркестра двинулась пехота, отбивая шаг. После пехоты пошла
конница. [133]
Обычно конница на парадах шла рысью, но на этот раз мы уговорили
командующего разрешить пройти манежным галопом. Но как-то так получилось,
что манежный галоп при подходе к трибуне наркома перерос в полевой галоп, а
когда подошла колонна пулеметных тачанок, то их аллюр усилился до карьера.
Комкор С. К. Тимошенко начал беспокоиться, поглядывая в мою сторону, но я
уже ничего не мог поделать. Тачанки летели, как стрелы, выпущенные из лука.
Боялись мы лишь одного: как бы не соскочило колесо у какой-нибудь тачанки,
что иногда бывало на парадах даже в Москве. Я посмотрел на наркома, и у меня
отлегло от сердца. Он от души улыбался и приветливо махал рукой лихим
пулеметчикам дивизии.
В последующие годы 4-я Донская казачья дивизия всегда участвовала в
окружных маневрах. Она выходила на маневры хорошо подготовленной, и не было
случая, чтобы дивизия не получила благодарности высшего командования.
Хочется вспомнить одно из предманевренных учений, которое было
проведено в районе города Слуцка под руководством И. П. Уборевича и его
заместителя С. К. Тимошенко
Тема учения была "Встречный бой стрелковой дивизии с кавалерийской
дивизией".
В ту пору стрелковая дивизия была уже хорошо оснащенным боевым
соединением. Если десять лет назад при штатной численности 12 800 человек
стрелковая дивизия имела 54 орудия, 189 станковых и 81 ручной пулемет и была
совсем без танков и зенитных средств, то стрелковая дивизия 1935 года
примерно при той же численности имела уже 57 танков, до сотни орудий, 180
станковых, более 350 ручных и 18 зенитных пулеметов.
Учение началось ранним сентябрьским утром. Стояла хорошая погода.
Осенняя свежесть бодрила бойцов, все были в приподнятом настроении. С
тактическим заданием личный состав ознакомился еще с вечера, а в течение
ночи части дивизии готовились к выступлению На первом этапе предстояло
захватить и преодолеть узкое дефиле.
Этот маневр имел важное значение, особенно для передовых частей, так
как за болотистым массивом находился тактически важный рубеж высот, с
которых открывался хороший обзор местности. Сама местность обеспечивала
рассредоточение дивизии на широком фронте, что всегда немаловажно в условиях
встречных сражений. В качестве передового отряда кавдивизии нами было решено
назначить часть сил 4-го механизированного полка, состоявшую из легких
танков, бронемашин, моторизованной пехоты и артиллерии. Благодаря своей
подвижности такой отряд обеспечивал быстрый захват и преодоление дефиле и
последовательный выход на важнейшие рубежи, не говоря уже о том, что нам
было необходимо быстрее войти в соприкосновение с "противником". [134]
По кратчайшим расстояниям, в стороны от направления движения, там, где
был плохой обзор местности, выехали кавалерийские отдельные разъезды. Как
только получили радиосигнал от передового отряда о прохождении дефиле и
выходе передовых подразделений на первый рубеж, мы дали радиосигналы главным
силам: немедленно начать поэшелонное передвижение через дефиле с целью
выхода в исходные районы для захвата основного рубежа.
Через два часа все главные силы, преодолев болотистое пространство,
вышли на свои направления. Штаб дивизии и командование к этому времени
находились в центре этих сил. Из донесений передового отряда и его
разведорганов стало известно, что навстречу нашей дивизии двинулась по
основному направлению колонна в составе двух полков с артиллерией, отдельной
колонной один стрелковый полк, усиленный артиллерией. Разведывательные
органы "противника" находятся впереди авангардов на удалении 6-8 километров.
А судя по тому, что и разведывательная авиация не летала, мы были уверены:
"противник" пока еще не обнаружил нашу группировку на марше.
Как всегда неожиданно, к штабу подъехал командарм 1 ранга И. П.
Уборевич в сопровождении С. К. Тимошенко.
- Что вам известно о "противнике"? Где части вверенной вам дивизии? -
спросил он.
Я показал на своей карте, где части "противника", где и в какой
группировке находится вверенная мне дивизия, а также доложил свое решение.
И. П. Уборевич попросил показать и отметить на его карте район, где я думаю
атаковать "противника", и направление ударов полков.
- Это предварительное решение, если, конечно, не будет серьезных
изменений обстановки, - сказал я.
По улыбке С. К. Тимошенко понял, что попал в точку. Это придало мне
больше уверенности.
- Как будете доводить свой приказ до полков и где будете сами в период
сближения и завязки боя? - спросил И. П. Уборевич.
Я ответил:
- В правую колонну 20-го кавполка, который имеет задачу сковать
"противника", в составе стрелкового полка поедет начальник оперативного
отдела Архипов, 19-й кавполк, усиленный дивизионом артиллерии и эскадроном
танков, будет действовать против главных сил "противника" с фронта. Туда
приказ передаст мой заместитель комбриг Дрейер. Главным силам дивизии,
которые должны обойти с фланга группировку "противника" и атаковать ее с
тыла, приказ передам сам. Там же буду находиться до конца боя. Сейчас
одновременно с выездом в части моих делегатов будут переданы короткие
приказы по радио.
- Желаю успеха, - сказал И. П. Уборевич и, сев вместе с С. К. Тимошенко
в машину, уехал в сторону "противника". [135]
Как мы и рассчитывали, 19-й и 20-й кавполки завязали с фронта жаркий
бой с подошедшим "противником", что облегчило нашим главным силам
ориентирование в обстановке.
Но каким беспечным оказался наш "противник"! При обходе его с фланга и
при развертывании наших главных сил у него в тылу нас никто не обнаружил.
Остановившись на одной из высот, мы видели: один стрелковый полк
"противника", развернувшись фронтом на запад, ведет бой с нашим 19-м
кавполком, который занял очень хороший огневой рубеж. Другой совершает
обходное движение по пахоте, видимо, с целью выхода во фланг 19-го кавполка,
который "противником" был принят за нашу главную группировку.
В это время из-за перелесков, развернувшись в боевые порядки, двинулись
наши танки, за которыми следовали в предбоевых порядках главные силы
дивизии. Открылся шквальный огонь танков и артиллерии. А затем послышалось
громкое тысячеголосое "ура". Как это и бывает во встречном бою, что
произошло дальше - понять было трудно.
Что же все-таки случилось? Какая сторона лучше маневрировала, быстрее
развернулась и удачнее нанесла удар? Об этом мы узнали только на разборе,
который состоялся тут же в поле. Разбор произвел лично командующий И. П.
Уборевич. Минут пять он ходил молча перед строем командиров обеих дивизий, и
затем, остановившись, начал так:
- Я сегодня ночью в вагоне с удовольствием прочитал книгу "Канны",
которую вы, товарищ Иссерсон, написали. (Иссерсон был командиром 4-й
стрелковой дивизии.) Но вот здесь, в полевой обстановке, у вас "Канн" не
получилось, да и, вообще говоря, ничего не получилось.
А затем, разгорячившись, продолжал:
- Как это можно допустить, чтобы стрелковая дивизия дала себя окружить
и разбить во встречном бою с кавалерийской дивизией? Как могло получиться,
что сам комдив и его штаб были захвачены во время завтрака на поляне, когда
обстановка требовала от них особой бдительности и разведки "противника"?
Указав на ряд серьезных недостатков в действиях 4-й стрелковой дивизии,
И. П. Уборевич сказал, что 4-я кавалерийская дивизия произвела на него
хорошее впечатление.
Нам, кавалеристам, было приятно слышать похвалу командующего, но в то
же время мы были искренне расстроены неудачей 4-й стрелковой дивизии, с
которой находились в одном гарнизоне и очень дружили.
На маневрах командованию 4-й стрелковой дивизии вновь не повезло. В
районе Тростянца (недалеко от Минска) в числе других дивизия опять попала в
окружение. Но это еще полбеды, а главное было в том, что она крайне неумело
выходила из окружения. И на этот раз главным ее "противником", как и на
учении в районе Слуцка, оказалась наша 4-я кавалерийская дивизия. [136]
Выход из окружения - это, пожалуй, самый трудный и сложный вид боевых
действий. Чтобы быстро прорвать фронт противника, от командования требуется
высокое мастерство, большая сила воли, организованность и особенно четкое
управление войсками.
Скрытная перегруппировка частей к участку прорыва, мощный огневой и
авиационный налет, стремительный удар по боевым порядкам противника, лишение
его артиллерийского наблюдения путем дымовых завес являются гарантией
успешного прорыва и выхода частей из окружения. К сожалению, такие действия
не смогло организовать командование стрелковой дивизии.
Всего этого можно было бы и не касаться, но недостатки в боевой
подготовке 4-й стрелковой дивизии, к сожалению, не были изжиты до самой
Великой Отечественной войны, и она за них поплатилась ценой гибели многих
воинов на полях Белоруссии, попав в окружение в начальном периоде войны.
Последний раз И. П. Уборевич проверял нашу дивизию в 1936 году.
Благодаря усилиям всего личного состава дивизия была в прекрасном
состоянии. Ее политическая подготовка, дисциплина, общая организованность,
постоянная боевая готовность оценивались только на "хорошо" и "отлично".
Всегда скупой на похвалу И. П. Уборевич тепло благодарил личный состав и
многих наградил ценными подарками.
В связи с арестом И. П. Уборевича в 1937 году командующим Белорусским
военным округом был назначен командарм 1 ранга И. П. Белов, хорошо
разбиравшийся в оперативных вопросах. Начальником штаба стал А. М.
Перемытое, а членом Военного совета - армейский комиссар А. И. Мезис.
Однако, оглядываясь назад, я должен все же сказать, что лучшим
командующим округом был командарм 1 ранга И. П. Уборевич. Никто из
командующих не дал так много в оперативно-тактической подготовке командирам
и штабам соединений, как И. П. Уборевич и штаб округа под его руководством.
Я проработал командиром дивизии более четырех лет, и все эти годы жил
одной мыслью: сделать вверенную мне дивизию лучшей в рядах Красной Армии,
самой передовой. В подготовку дивизии было вложено много сил, энергии и
труда, чтобы вытянуть ее из прорыва, научить командирские кадры и штабы
искусству современной тактики, организации и методам управления
подразделениями, частями и дивизией.
Не берусь утверждать, что тогда нами было сделано все. Были ошибки,
промахи и просчеты с нашей стороны, но со спокойной совестью могу сказать,
что в подготовке дивизии командиры и политработники тогда большего дать не
могли, а все, что имели, отдали сполна.
В целом жизнь армии в 1929-1936 годах была прежде всего связана с
осуществлением ленинской программы построения социализма [137] . На базе
экономического подъема страны, успехов науки и техники армия, авиация и флот
насыщались новым оружием, совершенствовалась организационная структура
войск, развернулась техническая подготовка кадров. Благотворно сказывалось
на патриотическом воспитании армии значительное укрепление
социально-политического и идейного единства народа, связанное с победой
социализма.
В этой и предыдущей главах я не случайно несколько раз останавливался
на различных учениях и маневрах. Дело в том, что линия практического
овладения армией новой техникой, всеми видами уже довольно сложных форм
военного дела была в те годы господствующей.
Реввоенсовет СССР, центральный и окружной аппараты Наркомата обороны,
высший, средний и младший комсоставы, политорганы, партийные и комсомольские
организации, бойцы всех родов войск настойчиво и, я бы сказал, рьяно, с
энтузиазмом решали задачи, поставленные ЦК ВКП(б) и наркомом обороны по
овладению новой техникой и совершенствующейся в этой связи тактикой. Многие
летчики прямо-таки блестяще освоили авиационное дело, в сухопутных войсках
выросли тысячи отличников боевой и политической подготовки.
Конечно, не везде все шло одинаково хорошо. Боевая выучка личного
состава войск в ряде случаев оказывалась недостаточной в сложных условиях,
во многих частях хромало управление, штабы еще не научились быстро и четко
организовывать взаимодействие в бою различных родов войск. Но в целом
благодаря упорной работе с кадрами в течение последних лег удалось
осуществить перелом в овладении командирами, штабами и войсками военным
искусством.
В этом отношении были очень показательны осенние маневры 1936 года,
проведенные в нашем Белорусском военном округе с целью проверки боевой
подготовки войск. В маневрах принимали участие крупные соединения,
насыщенные техникой. Командиры и войска в целом продемонстрировали умение
управлять боем во взаимодействии всех родов войск в условиях быстро
меняющейся обстановки. Эти и многие другие учения и маневры
свидетельствовали о растущей мощи Красной Армии, о том, что она превращается
в первоклассную армию.
После назначения меня на должность командира 3-го конного корпуса
дивизию принял командир 21-го кавполка И. Н. Музыченко.
С тех пор прошло более 30 лет, но по сей день у меня сохранились самые
лучшие воспоминания о командирах и бойцах 4-й Донской казачьей дивизии имени
К. Е. Ворошилова.
В конце Отечественной войны после проведения операции по освобождению
Белоруссии от немецких оккупантов я специально поехал в город Слуцк, о
котором у меня сохранилось так много воспоминаний, чтобы посмотреть, что же
от него осталось. Не [138] преувеличивая, скажу, что сердце сжалось от боли
при виде руин - результатов зверства фашистских войск, предавших огню и
уничтожению город и его население.
В 1956 году, во время командно-штабных полевых учений, я вновь посетил
Слуцк Город родился заново и стал еще более красивым и благоустроенным.
[139]
.

Комментарии (1)
Обратно в раздел история