Тихомиров М. Древнерусские города

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть 1. ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ И ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОИ ДРЕВНЕРУССКИХ ГОРОДОВ

Глава VII. Городская культура

1. Грамотность в среде горожан

Городская культура Древней Руси почти не изучена; мало отведено ей места даже в большом двухтомном издании по истории культуры Древней Руси в домонгольское время, ещё меньше - в книгах по истории архитектуры, живописи и литературы. В этом смысле очень показателен раздел о «культуре Древней Руси» в таком обобщающем труде, как «Очерки истории СССР» (IX-XIII вв.). Здесь совершенно правильно провозглашается тезис, что «русская деревенская и городская материальная культура, культура крестьян и ремесленников, составляла основу всей культуры Древней Руси» 1). И тут же письменность, литература и искусство, правда в несколько неясной форме, объявляются достоянием «землевладельцев-феодалов» и только фольклор признаётся достоянием поэтического творчества русского народа.
Конечно, памятники литературы, архитектуры, живописи, прикладного искусства, дошедшие до нашего времени от Древней Руси XI-XIII вв., - это произведения, сделанные по преимуществу по заказу феодалов. Но ведь и они отражают народные вкусы, притом в большей степени даже вкусы ремесленников, чем самих феодалов.
_________
1) «Очерки истории СССР. Период феодализма. IX-XV вв.», ч. 1, стр. 206.

-261-

Произведения искусства делались по замыслу мастеров-ремесленников и руками мастеров-ремесленников. Феодалы, естественно, выражали общие пожелания, какими бы они хотели видеть здания, оружие, украшения, но сами ничего не делали, а воплощали свои пожелания чужими руками. Крупнейшая роль в создании предметов искусства в Древней Руси принадлежала мастерам-горожанам, а эта роль пока ещё не только не выяснена, но даже не изучалась. Поэтому культура Древней Руси и представляется такой однобокой во многих исторических работах. Тщетно мы стали бы искать хотя бы параграфа о городской культуре в наших общих и специальных изданиях. Город и его культурная жизнь выпали из поля зрения историков и историков культуры Древней Руси, тогда как городская культура средневекового западноевропейского города привлекала и продолжает привлекать внимание исследователей 1).
Одной из предпосылок для развития городской культуры было распространение грамотности. Широкое распространение письменности в городах Древней Руси подтверждается замечательными открытиями, сделанными советскими археологами. И до них уже были известны надписи-граффити, начертанные неизвестными руками на стенах Софийского собора в Новгороде, на стенах Выдубицкой церкви в Киеве, Софийского собора в Киеве, церкви Пантелеймона в Галиче и т. д. Эти надписи сделаны на штукатурке острым орудием, известным в древнерусской письменности под названием «шильца». Детали их не феодалы и не церковники, а обычные прихожане, следовательно - купцы, ремесленники и другой люд, посещавший церкви и оставлявший по себе память в виде этой своеобразной настенной литературы. Обычай делать надписи на стенах сам по себе уже говорит о распространении грамотности в городских кругах. Обрывки молитв и молитвенных обращений, имена, целые фразы, выцарапанные на церковных стенах, показывают, что создатели их были грамотными людьми, и эта грамотность если не имела всеобщего распространения, то и не была уделом слишком ограниченного круга горожан. Ведь сохранившиеся надписи-граффити дошли до нас
_________
1) См. Н. А. Сидорова, Очерки по истории ранней городской культуры во Франции. М. 1953.

-262-

случайно. Можно представить, сколько их должно было погибнуть при различного рода возобновлениях древних церквей, когда во имя «благолепия» покрывали новой штукатуркой и красили стены замечательных построек Древней Руси.
За последнее время надписи XI-XIII вв. обнаружены были на различных предметах обихода. Они имели бытовое назначение, следовательно, были предназначены для людей, которые могли эти надписи прочитать. Если надписи-граффити можно в какой-то мере приписывать представителям духовенства, пусть даже низшего, то какие же князья и бояре делали надписи на горшках для вина и на колодках для обуви? Ясно, что эти надписи были сделаны представителями совершенно иных кругов населения, письменность которых становится теперь нашим достоянием благодаря успехам советской археологической и исторической науки.
Особенно распространены надписи на пряслицах, т. е. небольших грузиках, сделанных для веретён. Пряслица изготовлялись из розового шифера, который добывался около города Овруча (древнего Вручего). Отсюда они расходились по Восточной Европе. В Рязани на таком пряслице находим надпись «Молодило», в Новгороде - «Мартин», в Вышгороде, поблизости от Киева, - «невесточь», в Киеве - «Потворин пряслень» и пр. Существование надписей на пряслицах показывает, что письменность была связана с широкими бытовыми потребностями. Надписи были именными, наподобие того как это позже делалось с кольцами. Возможно, такие пряслица имели значение подарков для невест, вследствие чего и носят личные имена, а одно так и называется «невесточь». Следует особо отметить, что многие из пряслиц найдены в городах (в Киеве, Чернигове, Старой Рязани и пр.) 1). Надписи делались грамотными людьми и в какой-то, если не в полной, мере для грамотных людей.
Ещё более замечательные находки были сделаны в Новгороде. Здесь найдено было днище одной из бочек с чёткой надписью XII-XIII вв. - «юрищина». Бочка, следовательно, принадлежала какому-то Юрию, «Юрищу», по древнерусскому обычаю уменьшать или усиливать имя. На деревянной сапожной колодке для женской
_________
1) Б А Рыбаков. Ремесло Древней Руси, стр. 188-202

-263-

обуви встречаем надпись «Мнези» - невидимому, женское имя. Две надписи являются сокращениями имён, они сделаны на костяной стреле и на берестяном поплавке. Но, пожалуй, самая интересная находка - это открытие в Новгороде так называемого Иванского локтя, найденного при раскопках на Ярославовом дворище в Новгороде. Это небольшой кусок дерева в виде обломанного аршина, на котором оказалась надпись буквами XII-XIII вв.
Замечателен деревянный цилиндр, также найденный в Новгороде. На нём вырезана надпись «емьця гривны 3». Емец - княжеский слуга, собиравший судебные и другие пошлины. Цилиндр, видимо, служил для хранения гривн и был снабжён соответствующей надписью 1).
Новгородские находки показывают, что распространение письменности было значительным в ремесленном и торговом быту, по крайней мере так можно сказать о Новгороде. Однако применение письменности на предметах домашнего обихода не являлось только новгородской особенностью. Б. А. Рыбаков описал фрагмент корчаги, на которой сохранилась надпись. Большую часть её ему удалось разобрать. Полностью надпись, видимо, читалась так: «благодатнеша плона корчага си». Слова «неша плона корчага си» полностью сохранились на остатках этого сосуда, найденного в старой части Киева при земляных работах 2). О такой же, только более обширной, надписи на обломке горшка, в котором хранилось вино, сообщает А. Л. Монгайт. По краю этого сосуда, найденного в Старой Рязани, начертана надпись буквами XII или начала XIII в. В. Д. Блаватский обнаружил фрагмент сосуда из Тмутаракани, на котором сделано несколько неясных букв древними начерками. Разобрать эту надпись не удалось ввиду её отрывочности.
Говоря о письменности в древнерусских городах, нельзя забывать о том, что в ряде ремесленных профессий письменность была необходимым условием, потребностью, вытекавшей из особенностей самого производства.
_________
1) А. В. Арциховский и М. Н. Тихомиров, Новгородские грамоты на бересте, стр. 44-45.
2) Б. А. Рыбаков, Надпись киевского гончара XI века («Краткие сообщения ИИМК», XII, 1946 г., стр. 134-138).

-264-

Такими прежде всего были иконное мастерство и стенопись. На иконах, как правило, помещались буквы и целые фразы. Мастер-иконник или церковный живописец мог быть полуграмотным человеком, но начатки грамоты должен был знать при всех условиях, иначе он не мог бы с успехом выполнить получаемые заказы. В некоторых случаях художнику приходилось заполнять изображения открытых страниц книг или свитков длинными текстами (см., например, икону боголюбской богоматери середины XII в.). Изучение надписей на иконах и стенописях в отношении их языковых особенностей почти не производилось, а могло бы дать любопытные результаты. Так, на храмовой иконе Дмитрия Селунского, стоявшей в соборе города Дмитрова едва ли не со времени его основания, читаем подпись «Дмитрей» рядом с греческими обозначениями (о agios - святой). Здесь типично русское, простонародное «Дмитрей» сочетается с условным греческим выражением. Тем самым обнаруживается, что художник был русским, а не иноземцем.
Количество малых и больших надписей на иконах и фресках настолько велико, сами надписи сделаны так тщательно и так отражают развитие живого древнерусского языка с его особенностями, что не требуется особых доказательств, чтобы сделать вывод о широком развитии письменности среди мастеров-художников.
Знание хотя бы элементов грамотности было необходимо и для серебряников и оружейников, изготовлявших дорогие изделия. Об этом свидетельствует обычай отмечать имена мастеров на некоторых предметах XI - XIII вв. Имена мастеров (Коста, Братило) сохранились на новгородских кратирах, на медной арке из Вщижа (Константин), на кресте полоцкой княгини Евфросинии (Богша). Последний мастер, Богша, сделал на кресте ряд надписей для обозначения отдельных святынь и большое заклятье против возможных похитителей креста. Он же отметил время сооружения креста: «в лето 6000 и 669 (т. е. в 1161 г.) покладаеть Офросинья честный крест в монастыри своемь в цръкви святого спаса» 1). Имя Богши - древнерусское, оно известно по Новгородской летописи. Создателем драгоценного креста был полоцкий мастер.
_________
1) «История русского искусства», т. I, М. 1953, стр. 444-475.

-265-

Письменность имела немалое распространение и среди каменщиков-строителей. Специальные исследования показали, что кирпичи, употреблявшиеся для строительства каменных зданий в Древней Руси, обычно имеют метки. Так, на нескольких кирпичах собора в Старой Рязани оттиснуто имя мастера: Яков.
Распространение письменности находим также у резчиков по камню. Древнейшие образцы кирилловских надписей представляют собой каменные плиты с остатками букв, найденные в развалинах Десятинной церкви в Киеве конца X в. Одна из древнейших надписей сделана на известном Тмутараканском камне. К 1133 г. относится Стерженский крест; почти одновременно с ним был поставлен Борисов камень на Западной Двине. Распространённость подобных крестов и камней с памятными записями XI-XIII вв. указывает на то, что письменность прочно внедрилась в обиход Древней Руси. Об установившемся обычае ставить на межах камни с надписями говорит и так называемый «камень Степана», найденный в Калининской области.
Напомним также о существовании надписей на различного рода сосудах, крестах, иконах, украшениях, которые дошли до нас от XI-XIII вв. Невозможно допустить, что ремесленники, делавшие эти надписи, были людьми неграмотными, так как в этом случае мы имели бы ясные следы неуменья воспроизвести надписи на самих вещах. Следовательно, надо предполагать, что среди ремесленников были люди с определёнными навыками письменности.
Можно предполагать, что надписи на предметах обихода князей или высшего духовенства, как это отчётливо видно, например, из уже упомянутой надписи на старорязанском сосуде, делались иногда княжескими тиунами или какими-либо другими домашними слугами. Оклад Мстиславова евангелия был сделан между 1125-1137 гг. на средства князя. Некий Наслав ездил по княжескому поручению в Константинополь и был княжеским слугой. Но даёт ли это право отрицать существование письменности среди тех ремесленников, которые занимались производством других, менее драгоценных изделий, чем новгородские кратиры и полоцкий крест? Деревянные сапожные колодки, костяная стрела, берестяной поплавок,

-266-

деревянная чашка с надписью «смова», найденные в новгородских раскопках, свидетельствуют о том, что письменность в (Киевской Руси не была достоянием только феодалов. Она имела распространение среди торговых и ремесленных кругов древнерусских городов XI-XIII вв. Конечно, распространение письменности среди ремесленников не приходится преувеличивать. Грамотность была необходима для мастеров немногих профессий и была распространена по преимуществу в больших городах, но и в этом случае археологические находки последних лет уводят нас далеко от обычных представлений о бесписьменной Руси, по которым только монастыри да дворцы князей и бояр являлись очагами культуры.
Потребность в грамоте и письменности особенно сказывалась в купеческой среде. «Ряд» - договор - известен нам и по Русской Правде и по другим источникам. Древнейший частный письменный «ряд» (Тешаты и Якима) относится уже ко второй половине XIII в., но это не значит, что подобных письменных документов не существовало раньше.
Об этом свидетельствует употребление терминов, связанных с письменностью, в юридических памятниках древнего времени. Обычно в доказательство того, что Древняя Русь не знала широкого распространения частных актов, ссылались на Русскую Правду, которая будто бы не упоминает о письменных документах. Однако в пространной редакции Правды назван «мех», особый сбор, который шёл в пользу писца: «писцю 10 кун, перекладного 5 кун, на мех две ногате». Такой знаток древней письменности, как И. И. Срезневский, переводит термин «мех» в Русской Правде именно как «кожа для письма». Сама Русская Правда указывает, что и «перекладное» и пошлина «на мех» шли писцу. Указание на пошлину с письменных сделок и записей имеем в Рукописании Всеволода Мстиславича («Руская пись»).
Среди городского населения была и такая прослойка, для которой письменность являлась обязательной, - это приходское духовенство, в первую очередь попы, дьяконы, дьячки, читавшие и певшие в церкви. Попов сын, не научившийся грамоте, представлялся для людей Древней Руси своего рода недорослем, человеком, потерявшим право на свою профессию, наряду с задолжавшим

-267-

купцом или холопом, выкупившимся на свободу 1). Из числа духовенства и низших церковных причетников вербовались кадры переписчиков книг. В их числе найдём и попа Упыря, и дьякона Григория (Остромирово евангелие) 2), и дьяка Иоанна (Изборник 1073 г.), и просто «грешных» (Домку, Михаила и пр.).
В свою очередь среди заказчиков книг найдём князей и бояр, порой связанных с тем или иным городом, монахов и игуменов, епископов и пр. Если же вспомнить, что монастыри Древней Руси были в первую очередь монастырями городскими, то категория городских жителей, среди которых была распространена грамотность, представится довольно значительной: в неё входили и ремесленники, и купцы, и духовенство, и бояре, и княжеские люди. Пусть распространение грамотности не было повсеместным; по крайней мере, в городе было значительно больше грамотных, чем в деревне, где потребность в грамотности в это время была крайне ограничена.
Среди князей XII-XIII вв. был широко распространён обычай обмениваться так называемыми крестными грамотами, представлявшими собой письменные договоры. О крестной грамоте, которую галицкий князь Владимирке «возверже» киевскому князю Всеволоду, сообщается под 1144 г. В 1152 г. Изяслав Мстиславич прислал тому же Владимирку крестные грамоты с упрёками в вероломстве; в 1195 г. киевский князь Рюрик отослал крестные грамоты Роману Мстиславичу; на основании их Рюрик «обличи» измену Романа; в 1196 г. о таких же крестных грамотах упоминается по отношению к Всеволоду Большое Гнездо. Известно о крестных грамотах князя Ярослава Всеволодовича и т. д. Таким образом, обычай письменных междукняжеских договоров прочно утвердился на Руси в XII в. Уже в это время появляются и грамоты-подделки. Известно о ложной грамоте, посланной от имени Ярослава Осмомысла в 1172 г. галицким воеводой и его товарищами 3). Грамота в этом известии является одним из необходимых атрибутов междукняжеских сношений.
_________
1) «Изгои трои: попов сын грамоты не умееть, холоп из холопьства выкупится, купець одолжаеть» (Новгород, лет., стр. 487).
2) См. И. И. Срезневский, Древние памятники русского письма и языка (X-XIV веков), СПБ 1882, стр. 22.
3) Ипат. лет., стр. 225, 318, 461, 375.

-268-

Сохранившиеся до нашего времени княжеские грамоты позволяют говорить о том, что они уже в XII в. составлялись по определённому формуляру. Две грамоты новгородского князя Всеволода Мстиславича, данные им Юрьеву монастырю в 1125-1137 гг., имеют одинаковое введение и заключение. Примерно по такой же форме написаны грамоты Мстислава Владимировича (1130 г.) и Изяслава Мстиславича (1146-1155 гг.) 1). Эти документы, вышедшие из княжеской канцелярии, написаны по определённым образцам опытными писцами. Навыки княжеских канцелярий не могли сложиться мгновенно. Следовательно, им должен был предшествовать какой-то период развития. Существование договоров Руси с Греками говорит нам о том, что княжеские канцелярии на Руси появились не позднее X в.
Относительно широкое распространение грамотности в городской среде подтверждается открытием новгородских берестяных грамот. Материалом для письменности в Древней Руси служил такой предмет, как береста. Его нельзя даже назвать дешёвым, он был просто общедоступным, потому что берёзовая кора имеется всюду, где растёт берёза. Обработка же коры для письма была крайне примитивной. Свойства бересты, легко распадающейся и ломкой, делали её удобным письменным материалом только для переписки, имеющей временное значение; книги и акты писали на прочном пергамене, позже - на бумаге.
Находка берестяных грамот А. В. Арциховским развеяла легенду о крайне слабом распространении грамотности в Древней Руси. Оказывается, и в это время люди охотно переписывались по разным вопросам. Вот письмо Гостяты к Василью о тяжёлом семейном случае. В другом письме речь идёт о спорной или украденной корове, в третьем - о мехах, и т. д. Таковы находки 1951 г. 2)
Ещё полнее и ярче рисуется нам переписка горожан XI-XIII столетий в грамотах, найденных при раскопках 1952 г. Тут и требования прислать «веретища» и «медведна» (мешки и медвежьи шкуры), переписка о бесче-
_________
1) «Грамоты Великого Новгорода», стр. 139-141. Все эти грамоты начинаются словами «се аз князь» и кончаются заклятиями.
2) А. В. Арциховский и М. Н. Тихомиров, Новгородские грамоты на бересте, стр. 36-42,

-269-

стии какого-то дворянина, распоряжения по торговле и даже сообщения о военных действиях 1).
Грамоты на бересте тем и ценны, что они дают понятие о повседневной жизни и деятельности горожан с их мелкими заботами личного и общественного порядка. Вместе с тем они являются бесспорным доказательством относительно широкого распространения грамотности в городах Древней Руси XI-XIII столетий.

2. Городские книгохранилища и ризницы

Основные книжные хранилища Древней Руси также сосредоточивались в городах. Небесполезно будет напомнить о нескольких.подобных хранилищах в древнерусских городах. Повесть временных лет говорит об Ярославе Мудром, как о великом книголюбце XI в. «Ярослав любил церковные уставы и собрал писцы многие и переводил с греческого на славянское письмо, и написал книги многие», - пишет летописец об его деятельности 2). Из дальнейших летописных сведений мы узнаём, что Ярослав любил книги и многие из них положил в церкви св. Софии в Киеве 3).
Современник только отметил особую любовь Ярослава к письменности. Но книжные собрания на Руси возникли ещё до него. Летописец приписывает любовь к книжным словесам («бе бо любя словеса книжная») и его отцу, Владимиру Святославичу.
Уже И. И. Срезневский отмечал некоторые переводы, которые, по его мнению, были сделаны на Руси и отличаются русскими языковыми особенностями. Количество таких произведений сильно увеличилось в результате исследований А. И. Соболевского и других историков древнерусской литературы. Таким образом, у нас нет никакого сомнения в истинности летописных слов о переводах
_________
1) А. В. Арциховский, Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.), М. 1954, стр. 65 и далее.
2) «И бе Ярослав любя церковный уставы... и прекладаше от грек на словеньское писмо, и списаша книгы многы» (Лаврент. лет., стр. 148).
3) «Ярослав же сей яко же рекохом, любим бе книгам и многы написав, положи в святей Софьи, церкви, юже созда сам» (Лаврент. лет., стр. 149).

-270-

многих греческих произведений на славянский язык, сделанных уже в первой половине XI в.
Нет сомнений и в существовании библиотеки при Софийском соборе в Киеве, от которой до настоящего времени, повидимому, ничего не осталось. «Велика ведь бывает польза от учения книжного; книгами мы мудрость обретаем; это реки напояющие вселенную; в книгах ведь пеисчетная глубина; и ими в печали утешаемся» - эти изречения принадлежат летописцу XI в. В них высказывается та же мысль о пользе книжности и наук, которую впоследствии выразил великий русский учёный М. В. Ломоносов: науки «в счастливой жизни украшают, в несчастный случай берегут».
Софийская библиотека не была исключением в самом Киеве. Есть прямое указание на другую обширную библиотеку, где имелись не только русские, но и греческие книги, - это библиотека Киево-Печерского монастыря. На хорах, «полатях», соборной церкви этого монастыря хранились греческие книги, которые были принесены мастерами, расписывавшими эту церковь. «Суть же и ныне свиты их на полатах и книгы их греческие блюдомы» (сохраняемы), - пишет автор XII-XIII в. 1)
Такие же библиотеки существовали в других русских городах. Одна из них с давнего времени была собрана при новгородском Софийском соборе. Эта библиотека находилась под наблюдением новгородского владыки. Праздничный Стихирарь, хранящийся теперь в Публичной Библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, был написан при епископе Аркадии и тиуне Тупочеле (1156-1163 гг.). На одной из пергаменных книг той же библиотеки отмечено, что новгородский архиепископ Климент смотрел в 1276 г. соборную ризницу («сосудохранильницу») и поручил книги некоему Назарию 2).
В Полоцке также существовала соборная библиотека. Здесь перепиской книг не гнушались даже лица княжеского рода. Полоцкая княжна Евфросиния сама переписывала книги и продавала их за деньги. Известно также о высокой учёности смоленского епископа Клима и о тех
_________
1) «Печерский патерик», стр. 9.
2) Е. Э. Гранстрем, Описание русских и славянских пергаменных рукописей Публичной Библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л. 1953, стр. 19, 16.

-271-

спорах по богословским вопросам, в которых принимал участие Смоленск начала XIII в.
Об одном из ростовских епископов, Кирилле, летопись говорит, как о ревностном собирателе рукописей и различных богатств: «был (Кирилл зело богат деньгами и селами и всяким имуществом («товаром») и книгами» 1). Ему, возможно, принадлежало житие Нифонта, написанное в 1219 г. в городе Ростове. В записи Кирилл обращается с молитвенным воззванием о князе Васильке и о себе самом. Кирилл, судя по записи, был владельцем рукописи, а не переписчиком. Писцы рукописи (Иоанн и Олексей) отмечены тут же 2).
Книжные хранилища, служившие и местами хранения документов («ларь» в Троицком соборе в Пскове), а также ризницы с церковными сосудами и казной рассматривались горожанами как их городская собственность. Горожане ревниво смотрели на их расхищение. Сокровища Десятинной церкви были поручены попу Анастасу Корсунянину вместе с другими корсунскими (херсонесскими) попами. Бегство Анастаса в Польшу особо отмечается летописцем. Владимирский летописец с негодованием говорит о «молодых» князьях Ростиславичах, слушавших своих бояр, подучивших их «на многое именье». В первый же день своего княжения во Владимире князья отняли ключи от церковных хор, где хранилась ризница («первый день, ключе полатнии церковныя отъяста»). По мнению владимирских горожан, так можно было поступать лишь во вражеских городах. «Точно не собираются княжить у нас, грабят не только область всю, но и церкви», - восклицали владимирцы, призывая к выступлению против таких князей («промышляйте, братья!») 3).
Но не только соборные церкви были богаты книгами. Из летописей и других источников мы знаем о существовании книгохранилищ и ризниц при ряде монастырей. Например, в Юрьевом монастыре жил и работал монах Кирик, принимавший участие в составлении летописей. В этом монастыре с большой тщательностью сохранялись письменные документы на монастырские земли.
_________
1) Лаврент. лет., стр. 429-430.
2) И. И. Срезневский, Древние памятники русского письма и языка, стр. 93.
3) Лаврент. лет., стр. 355-356.

-272-

Драгоценный сборник копий с владельческих актов этого монастыря, написанный скорописью XVII в. и пропавший после оккупации Новгорода немецкими фашистами, заключал в себе копии с владельческих документов на монастырские земли начиная с XII в. Такие же владельческие акты сохраняли другие новгородские монастыри (Хутынский, Антониев). Отдельные книги из библиотек этих монастырей сохранились до нашего времени.
Наконец, и это особенно интересно, книжные богатства хранились и в отдельных церквах. Их заказывали знатные горожане и церковные старосты. В так называемом «Пантелеймонове евангелии», рукописи XII- XIII вв., помещена миниатюра с изображением святых Пантелеймона и Екатерины, имена которых носили заказчики книги. Тут же помещена запись с пожеланием благополучия заказчику и его жене (подружию): «Яко много муж той учини еще на потребу церкви, преж учини икону святую богородицу, потом колокол... и на-писа пролог, потом же и сия книгы» 1). Заказчиком книг, написанных для церкви Ивана Предтечи, был богатый горожанин, судя по тому, что он просто назван «мужем», как обычно называли друг друга новгородцы.
Записи на рукописях показывают, что книги хранились в церквах, переписывались для церквей, считались их богатством. Отсюда жалобы летописцев на разграбление церквей и их ризниц при взятии городов, когда из церквей выносили служебные сосуды, ризы, иконы и книги. Остатки ризниц и книгохранилищ тех городов, которые не были разрушены татарами (Новгорода, Пскова) сохранились и до сих пор. Они немые свидетели высокой культуры Древней Руси.

3. Городская литература

Изучение древнерусского письменного богатства XI-XIII вв. неизбежно приводит к выводу, что письменность была распространена в различных кругах русского общества. Купцы и ремесленники нередко были грамотными, а в некоторых случаях и образованными людьми своего
_________
1) Е. Э. Гранстрем, Описание русских и славянских пергаменных рукописей, стр. 21-22.

-273-

времени. Письменность вошла в общественный быт, была непосредственно связана с жизненными потребностями, по крайней мере в условиях городской жизни.
Возникает вопрос: были ли городские круги безучастны по отношению к литературным движениям на Руси XI-XIII вв.?
Если судить по трудам о летописании А. А. Шахматова и М. Д. Присёлкова, то на этот вопрос пришлось бы ответить отрицательно. Шахматов придавал громадное значение деятельности церковных кругов в области летописания. Его основной труд по истории летописного дела - «Разыскания о древнейших летописных сводах», по существу говоря, связывает всё летописное дело с епископскими кафедрами и большими монастырями. На смену церковникам киевского Софийского собора, которым Шахматов приписывает составление древнейшего летописного свода на Руси, приходит Киево-Печерский монастырь. В нём составляются своды 1073 г. и 1093 г., а затем Повесть временных лет. Повесть редактируется в Выдубицком монастыре в Киеве и заново исправляется в Киево-Печерском монастыре. В XI же веке появляется летописный свод при новгородском Софийском соборе.
Дальнейшие исследователи истории летописания в основном идут по стопам Шахматова, с той только разницей, что, по М. Д. Присёлкову, в составлении летописных сводов XII-XV вв. принимали участие преимущественно князья. Таким образом, не остаётся места для участия в летописании каким-либо другим кругам населения.
Стремление объяснить всё летописание с точки зрения церковного или княжеского участия в составлении летописей, несомненно, затемняет правильное представление о характере русской литературы древнего времени. Между тем такая точка зрения ещё держится в литературе.
Известно, что Галицко-Волынская летопись XIII в., составляющая последнюю часть Ипатьевской летописи, отличается необычным расположением материала, который не укладывается в наше представление о летописном своде. Так, указания годов в Ипатьевском списке внесены уже в готовый летописный текст и плохо отвечают действительной хронологии событий. Существуют

-274-

и такие списки Галицко-Волынской летописи (Хлебниковский список), в которых годы совершенно не указаны.
Гражданский характер Галицко-Волынской летописи неоднократно подчёркивался исследователями, да и в ней самой находим прямое указание на то, что её составители заботились о сплошном, а не о погодном изложении исторических событий: «Хронографу же нужно писать о всем бывшем, иногда писать раньше, иногда же отступать к позднейшему, мудрый читающий поймет; числа же годам здесь не писали» 1).
Несмотря на такое замечание самих составителей Галицко-Волынской летописи, В. Т. Пашуто, написавший недавно книгу по истории Галицко-Волынской земли, считает, что в Галицко-Волынской летописи мы имеем, в сущности, несколько летописных сводов, которые были составлены по преимуществу при княжеских или епископских дворах. Так, появляется «княжеский Холмский свод митрополита Кирилла, составленный, вероятно, до отъезда его в Никею, т. е. около 1246 г.». Другая часть Галицко-Волынской летописи признаётся летописью епископа Ивана, хотя этот епископ только трижды упомянут в наших источниках. Впрочем, и сам В. Т. Пашуто, рассказав о деятельности епископа Ивана, приходит к печальным выводам: «Последующие редакции настолько деформировали Холмскую летопись владыки Ивана, что сделать ещё какие-либо выводы относительно её состава, а также датировки едва ли возможно» 2). Так малоизвестный епископ оказывается одним из творцов великолепного памятника древнерусской письменности, брызжущего светской жизнерадостностью, столь характерной для Галицко-Волынской летописи.
Теперь, когда мы знаем о распространении письменности в кругах городского населения, купцов и ремесленников, уместно поставить, вопрос о пересмотре наличного богатства нашей древней письменности. Среди дошедших до нас памятников письменности, которые попали в поле зрения историков литературы, мы как раз и найдём про-
_________
1) «Хронографу же нужа есть писати все и вся бывшая, овогда же писати в передняя, овогда же воступати в задняя; чьтый мудрый разумееть; число же летом зде не писахом» (Ипат. лет., стр. 544).
2) В. Т. Пашуто, Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М. 1950, стр. 91-92 и 101.

-275-

изведение, составленное в городской среде, - это «Моление Даниила Заточника».
В «Слове» Даниила, адресованном князю Ярославу Владимировичу, перед нами выступает яркий образ русского феодала: «Гусли бо страяются персты, а тело основается жилами; дуб крепок множеством корениа; тако и град нашь твоею дръжавою. Зане князь щедр отець есть слугам многиим, .мнозии бо оставляють отца и матерь, к нему прибегают» 1). Князь - это правитель города; подобно тому как гусляр настраивает гусли, он направляет деятельность горожан. В Барсовском списке на месте слов «тако и град нашь» читаем «тако и градницы». Градник - гражданин, горожанин. Это слово встречается в древнейших русских памятниках с XI в. Поэтому нет основания предполагать, что оно появилось в Барсовском списке в виде позднейшей поправки 2). Из числа градников и выходят те «слуги», оставляющие отца и мать и переходящие на княжескую службу. Это жилы, которыми укреплено тело, корни, питающие дуб, т. е. княжескую власть.
Тема о слугах, которых должен привлекать и князь и боярин на свою службу, занимает важное место в Слове Даниила Заточника. В Академическом списке, принятом в печатном издании за основу, читаем, что многие «оставляют» отца и матерь, тогда как в других списках находим на этом месте слово «лишаются». Вероятно, именно это слово и стояло в первоначальном тексте.
Напрасно видеть в термине «слуга» человека, прислуживающего в домашнем хозяйстве. Понятие слуги в качестве феодально зависимого человека, чаще всего мелкого вассала, хорошо известно по нашим источникам XII в. и более позднего времени. Психологию такого зависимого человека и рисует перед нами Слово Даниила Заточника. Слуга находится в зависимости от своего господина: «Доброму бо господину служа, дослужится слободы, а злу господину служа, дослужится большей работы». Важное значение имеет «щедрость» князя или боярина. Щедрый князь сравнивается с рекою, щедрый
_________
1) «Слово Даниила Заточника», стр. 19.
2) И. И. Срезневский, Материалы, т. I, стб. 576; Г. Е. Кочин, Материалы для терминологического словаря Древней России. Слово «градьник» отсутствует в многочисленных памятниках, использованных для материалов.

-276-

боярин - с колодцем со сладкой водой; скупой князь уподобляется реке в каменных берегах, скупой боярин - солёному колодцу. В такой же среде, вероятно в среде мелких княжеских слуг, зародились памятники, подобные житию Александра Невского, автор которого близко стоял к дружинным кругам и не мог забыть княжеской милости, так же как и Даниил Заточник.
Некоторые известия в летописях были написаны людьми, вышедшими из демократических кругов русского общества. Кому иному могут принадлежать знаменитые слова Новгородской летописи под 1255г. о боярах, которые творили себе добро, а «меньшим» зло: «и был в вятших (людях) совет зол, како победити менших, а князя ввести на своей воли» 1).
Народные массы не оставались безмолвными свидетелями больших политических событий своего времени. Они помнили о злом тысяцком Путяте, двор которого был разграблен в киевское восстание 1113 г. Путята Вышатич под искажённым именем Мышатички Путятина сохранился в русских былинах, как сохранились в них имена защитника новгородских прав Ставра Годиновича и посадника Мирошки.
Конечно, трудно предполагать, что гражданская литература в Древней Руси преобладала над литературой церковной. Но были особые условия для гибели памятников гражданской литературы, которые действовали на протяжении ряда веков и которые до сих пор слабо отмечены в нашей исторической литературе. Хранителями церковной письменности, как это хорошо известно, были монастыри. За их крепкими стенами скапливались рукописные богатства, но самые условия монастырской жизни мало способствовали сохранению памятников гражданской литературы. Монастырские библиотеки (Чудова монастыря, Троице-Сергиева монастыря и пр.) в большом количестве сохраняли различного рода церковные книги и произведения церковных писателей. Менее тщательно сберегались светские произведения (кроме летописей, хронографов). Повидимому, дошедшие до нас древнерусские сочинения гражданского характера сохранились только в виде исключения, в том случае если они были объединены в сборнике с каким-нибудь
_________
1) Новгород. лет., стр. 81.

-277-

летописцем, хронографом или с церковными статьями. Рукопись, заключавшая «Слово о полку Игореве», представляла собой сборник, в который входили хронограф и Временник, «еже нарицается летописание Русских князей и земля Русская». «Поучение Владимира Мономаха» дошло в составе Лаврентьевской летописи. «Слово о погибели Русской земли» оказалось в соседстве с житием Александра Невского, как это показывают оба его сохранившихся списка.
Иными словами, памятники гражданской литературы Древней Руси сохранились до нашего времени преимущественно при посредстве летописных или церковных произведений. Между тем гражданская литература Киевской Руси вовсе не исчерпывалась одиночными памятниками вроде «Слова о полку Игореве» или «Моления Даниила Заточника». В этом убеждают русские летописи XI-XIII вв., которые сохранили немалое количество памятников гражданской литературы, представлявших собой когда-то особые повести.
Уже К. H. Бестужев-Рюмин подметил, что некоторые повести, известные нам теперь по летописи, когда-то представляли собой отдельные сочинения. Между тем в курсах истории русской литературы такие повести редко изучаются в виде отдельных произведений, а рассматриваются под общей рубрикой летописей, чем создаётся неверное представление об односторонности русской литературной традиции.
Можно указать несколько повестей, включённых в состав летописей XI-XIII вв., которые не имеют никакого отношения к церкви и не могут быть приписаны официальным княжеским историографам. Так, Бестужев-Рюмин указывал на существование особого сказания об Изяславе Мстиславиче, положенного в основание известий за 1146-1152 гг. в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях 1).
Действительно, события названных лет описаны в Ипатьевской летописи не только подробно, но и с определённой точки зрения, враждебной Юрию Долгорукому и его союзникам, черниговским князьям Ольговичам. Но не эта черта сказаний об Изяславе, давно уже
_________
1) К. Бестужев-Рюмин, О составе русских летописей до конца XIV века, СПБ 1868, стр. 79-105.

-278-

отмеченная в литературе, привлекает наше внимание, а вопрос о том, в каких кругах возникло подобное повествование. Автор его не мог быть представителем духовенства, так как рассказ лишён почти всякого намёка на церковность, за исключением обычных слов о победе Изяслава «пособьем божиим». Наряду с этим известие о разграблении домов и монастырей в Киеве оставлено без всяких замечаний о неприкосновенности церковных имуществ 1). М. Д. Присёлков считал, что выделяющееся «талантом изложения, живостью и жизнерадостностью описание времени Изяслава Мстиславовича» было составлено «весьма близким к князю лицом, едва ли не дружинником князя». В этом высказывании ярко выразилась тенденция Присёлкова приписывать памятники летописания лишь духовенству и феодалам. Между тем в тексте Ипатьевской летописи очень мало говорится о самом Изяславе, по крайней мере нет ничего похожего на те похвальные отзывы, которые помещает о владимирских князьях Лаврентьевская летопись. Зато некоторые другие черты заставляют предполагать в авторах рассматриваемых летописных известий горожан.
Главное действующее лицо повествования Ипатьевской летописи о междоусобных распрях князей в середине XII в. - это киевские горожане. «Кияне» (киевляне) ведут переговоры с Игорем Ольговичем, жалуясь на княжеских тиунов, «вси кияне» приносят присягу Игорю и потом изменнически переходят на сторону его противника Изяслава. Во всём рассказе нет и намёка на обычные рассуждения о нарушении крестного целования, имеется только ссылка на слова черниговского епископа о клятвопреступлениях.
Ещё интереснее рассказ Ипатьевской летописи об убийстве Игоря Ольговича. Тема рассказа о насильственной смерти князя от разъярённой толпы давала простор для церковных рассуждений о мученических кончинах и пр. Действительно, в летописном тексте помещены предсмертная молитва Игоря и другие отступления церковного характера, но трудно оспаривать их вставное происхождение 2). Первоначальный рассказ об убийстве
_________
1) Ипат. лет., стр. 233.
2) Там же, стр. 228-232. Рассказ о низвержении Игоря с княжеского стола написан с определённой симпатией к Игорю, а не к Изяславу. Вставка начинается от слов «Игорь же, услышав» и кон-

-279-

Игоря лишён налёта церковности. В нём «кияне вси» сходятся на вече во дворе Софийского собора, «от мала и до велика», подробно переданы переговоры между киевлянами и послом Изяслава Мстиславича. Та социальная среда, в которой возникла мысль о необходимости убить Игоря, выясняется из речей, произнесённых на вече. «Един человек» напоминает о восстании 1068 г., поднятом киевскими ремесленниками и торговцами. В убийстве Игоря принимает участие «народ», тогда как митрополит и тысяцкие выступают против решения киевлян, что щл «не кончати добром» с Ольговичами.
В рассказе об убиении Игоря нет прямых или косвенных указаний на то, что он написан дружинником, на первом месте в нём стоят не феодалы, а «вси кияне». Автор рассказа даже не считает нужным порицать киевлян. Он приписывает приближённым Изяслава фразу, складывающую вину за убийство на самого Игоря и его родичей: «не ты его убил, но убили суть братия его» 1).
Если нельзя настаивать на том, что автором рассказа о смерти Игоря был безусловно горожанин, средневековый торговец или ремесленник, то нельзя и отрицать такой возможности. Во всяком случае, такое предположение легче объясняет происхождение рассказа о смерти Игоря из городской среды, чем домыслы о княжеском дружиннике Изяслава как авторе летописного текста. Выражение «бог за нашим князем и святая Софья» 2) напоминает соответствующие выражения новгородских летописей.
Историки литературы, обращавшие внимание главным образом на церковную окраску летописных известий, почти игнорировали гражданские повести, включённые в летописные своды в виде особых повествований. Впрочем, за некоторыми из них утвердилось название «воинские повести», которое заставляет думать, что такие повести вышли из феодально-военной среды, в частности из среды княжеских дружинников. Но это
_________
чается фразой «и то ему глаголющю». Восклицание Игоря «ох брате, камо мя ведуть» осталось несогласованным со вставкой о славах Игоря, что он будет «мученик» (стр. 247-248). В Лаврентьевской летописи, где первоначальный рассказ об убийстве Игоря подвергся сокращению, вставим церковного характера отсутствуют.
1) Ипат. лет., стр. 250.
2) Лаврент. лет., стр. 302.

-280-

определение содержания повестей чрезмерно сужает их значение и может быть применено далеко не ко всем произведениям гражданского характера, включённым в летопись. Да и само военное дело было знакомо средневековым купцам и ремесленникам. Поэтому, например, авторство повести о взятии Царьграда латинянами, вставленной в Новгородскую летопись под 1204 г., с равным успехом может быть приписано как дружиннику, так и новгородскому купцу.
В повести о взятии Царьграда, в частности, проявляется особый интерес к междоусобной борьбе за византийский престол, употребляются выражения, характерные для новгородской действительности XIII в. По смерти императора Исаакия, читаем в повести, «людие на сына его восстали за поджог города и ограбление монастырей; и собралася чернь и влекли («волочаху») добрых мужей, обсуждая с ними, кого поставить в цесари». «Вси люди» не дали Мурчуфлу оставить царский венец, «люди» собрались в св. Софии, цесарь Мурчуфл «много жаловался на бояр и на всех людей». Повесть лишена типично церковных терминов и даёт суммарное описание богатств св. Софии, измеряя их количественно (40 кубков великих, 40 кадий чистого золота и т. д.). Крайне показательны заключительные слова повести о гибели земли Греческой «в сваде» (в распрях) цесарей 1).
Почти уже прямое указание на автора, вышедшего из среды торговых людей, имеем в сказании об убийстве Андрея Боголюбского, помещённом в Ипатьевской летописи. Сказание это сложное по составу. Начало его представляет церковную похвалу Андрею, изображённому в виде мученика. В сущности, рассказ о самом убийстве вводится словами: «се же бысть в пятницу». Этот рассказ написан лицом, хорошо знакомым с описываемыми им событиями. Единственным человеком, позаботившимся о теле убитого князя, изображён некий Кузьмище Киянин. Имя его говорит о происхождении из Киева, на его социальное положение указывает припоминание об убитом князе, который показывал богатства церкви в Боголюбове «гостям» (купцам), приходившим из Царьграда и из иных стран. Кузьмище Киянин - это заезжий
_________
1) Новгород. лет., стр. 47-49.

-281-

киевский гость, свидетель трагических событий в Боголюбове 1).
И приведённые примеры показывают вероятность участия городских кругов в создании русской литературы XI-XIII вв. При более внимательном изучении это положение получит ещё большее подтверждение, чем раньше. Например, сказание о Липецкой битве 1216 г. при беглом взгляде может быть отнесено к воинским повестям. Но такое заключение будет очень поспешным. В краткой и подробной редакции этого сказания главными героями являются новгородцы и смольняне, предпочитающие сражаться пешими, а не конными. Воины слезают с коней, сбрасывают с себя верхнюю одежду и сапоги. В отличие от них «сами князи и вси вой поидоша по них на коних» 2). Пешие воины не профессионалы-дружинники, а ополченцы; между тем они показаны главными героями победы на Липецком поле, а о подвигах дружинников нет ни слова. Особый интерес проявляется автором сказания к судьбе новгородцев и смольнян, «которые зашли гостьбою» в земли враждебных князей.
При более детальном изучении древнерусской литературы выявится немалое количество произведений, возникших в городской среде - среди городских ремесленников, купцов, приходского духовенства. Городская письменность и литература - немаловажный фактор древнерусской культуры; им должно быть отведено достойное место и в нашей исторической литературе.
_________
1) Ипат. лет, стр. 397-401.
2) ПСРЛ, т. XXV, стр. 113.

-282-

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история