Тихомиров М. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 16. Пространная Правда в Новгородско-Софийских Кормчих

Чудовский и Мясниковский изводы Пространной Правды, как мы видели, примыкают по своему характеру к Троицкому изводу, представленному списком XIV века. Но существует еще один извод Пространной Правды, также встречающийся в Кормчих, но по своим особенностям восходящий не к Троицкому, а к древнейшему Синодальному списку 1280 года. Этот извод встречается в Кормчих особого состава.
Как и в других случаях, такие Кормчие отличаются довольно однородным составом, о котором дает представление рукопись Ленинской Публичной Библиотеки (Москва), описанная А. X. Востоковым, а также Кормчая Новгородско-Софийской библиотеки, по которой в академическом издании она и названа Новгородско-Софийской. По своему составу эта Кормчая очень близка к Новгородской Синодальной Кормчей 1280 года, на что указал В. П. Любимов в академическом издании (стр. 44—47). В этом нас убеждает сличение статей Кормчей 1280 года с Кормчими
Новгородско-Софийского типа. Впрочем составитель Кормчей Новгородско-Софийского типа взял только часть статей из своего источника, общего для нее и для Синодального списка. Поэтому Новгородско-Софийские Кормчии обладают меньшим количеством статей, чем Кормчая 1280 года. Интересно отметить, что составитель Новгородско- Софийской Кормчей переписал также оглавление, помещенное в Синодальной Кормчей со всеми особенностями, поставив его в конце рукописи. Как и в Кормчей 1280 года, это оглавление в Новгородско- Софийских Кормчих оканчивается на статье „правило Кирила митрополита роусьскаго“.
В настоящее время известно 18 списков Кормчей Новгородско-Софийского типа. Из этого числа по крайней мере 5 списков могут быть отнесены к концу XV века, 7 — к первой половине и 6 — ко второй половине XVI века.
Древнейший датированный список Новгородско-Софийской Кормчей относится к 1518 году (ОвчинниковскиЙ II). Он принадлежал „Изотьей пустыни“, местонахождение которой неясно. Более определенное указание находим в другой Кормчей (Соловецкой III). Из записи в конце рукописи можно установить, что Кормчая была написана в 1519 году в Новгороде: „а писал сию книгу Климентовской диак с Ыворовы улицы . -                 . Сава Данилов сын“. Эта запись послужила образцом для
послесловия в конце так называемой Фроловской или Браиловской Кормчей. Писец, воспользовавшись записью Соловецкой Кормчей, соответственно изменил все собственные и географические имена (как и год записи) и приурочил их к городу Браилову и времени польского короля Сигизмунда III. Таким образом оказывается, что Браиловская Кормчая в сущности является списком с Новгородской (Соловецкой III) рукописи 1519 года. Следовательно, в 1519 году Кормчие Новгородско- Софийского типа уже имели распространение в новгородских пределах. Еще более ясное указание на Новгородское происхождение подобных кормчих находим в любопытной рукописи (Егоровской I), написанной двумя полууставными почерками: 1) конца XV — начала XVI века и 2) половины XVI века. Вторая часть этой рукописи, написанная более поздним почерком (с л. 468), имеет в самом начале приписки: „от зд& не бысть в Новгородском правил^ и сие недостатьство наполнил архиепископ Феодосий Великого Новагорода и Пскова". Действительно, в то время как первая часть рукописи представляет собой Новгородско-Софийскую Кормчую, вторая часть содержит ряд дополнительных статей. Феодосий был новгородским архиепископом с 1542 по 1551 год. Ранее он был игуменом Хутынского монастыря и, повидимому, происходил из новгородцев. Таким образом, уже во времена Феодосия Кормчая Новгородско-Софийского типа носила название „новго- родской“. Этим объясняется то обстоятельство, что в одном списке такой Кормчей (Егоровской III) среди дополнительных статей находим послание митрополита Макария к новгородскому архиепископу Пимену от 6 февраля 1558 года. На новгородскую область указывают и другие списки Кормчей того же состава. Так, рукопись Ленинской библиотеки в Москве была написана в Прилуцком монастыре в 1532 году, а списана „с Каменских правил болших“. Под Каменскими правилами едва ли можно разуметь что-либо другое, чем Кормчую Спасо-Каменского монастыря.
О времени возникновения Кормчей Новгородско-Софийского типа можно судить только предположительно. Вероятнее всего, она воз-
никла в конце XIV века. На это намекает следующее обстоятельство. Востоков указывает, что статья о речи „жидовского" языка в Румянцевской Кормчей Новгородско-Софийского типа „вдвое полнее" по сравнению с такой же статьей в Кормчей 1280 года и содержит против текста Кормчей 1280 года „лишние 140 слов". В числе этих новых еврейских слов с переводом на русский в Новгородско-Софийских Кормчих показан термин „стригольник", живо напоминающий о борьбе со стригольниками в Пскове во второй половине XIV века. Кроме того, в Румянцевской Кормчей встречаем предисловие с рассказом об установлении в Сербии патриаршества в XIV веке.
Может быть на более точное время возникновения Новгородско- Софийской Кормчей указывает известие Никоновской летописи под 1383 годом (П. С. Р. Л. XIII, 85—86) о постановлении Новгородского веча не ездить на митрополичий суд в Москву, а судиться у Новгородского архиепископа „по закону гречьскому и в правде и в вине быти у них по вере". Закон греческий, по которому должен был судить архиепископ, несомненно являлся Кормчей, имевшей такое большое значение в Новгороде. Летопись добавляет: „а посаднику и тысяцкому судити свои суды по Рускому обычаю". Этот „русский обычай", несомненно, совпадал с некоторыми статьями Русской Правды, не потерявшими свое значение и в конце XIV века.
Интересные выводы дают наблюдения над одной Кормчей Новгородско-Софийского типа, стоящей несколько особняком, так называемой Рогожской (№ 256), написанной полууставом первой половины XVI века*
Рогожская Кормчая отличается особым составом, начинаясь словами: „о всих святых сборах и о времени чину их, который по котором бысть“. Эти слова являются лишь продолжением заглавия одной статьи, которая в более полном виде находится в Румянцевской Кормчей. Между тем эти слова в Рогожской Кормчей помещены под заставкой балканского плетения. Поэтому можно думать, что протограф Рогожской Кормчей уже не имел начала. Некоторые листы этого протографа, повидимому, были перепутаны. Так на л. 196 об. в Рогожской Кормчей находим устав Владимира, занимающий ровно 2 страницы текста и разрывающий на две половины статью о вселенских соборах. Устав Владимира начинается с середины страницы и, таким образом, находился уже не на месте в протографе Рогожской Кормчей, в котором были перепутаны листы. В основном же состав первой части Рогожской Кормчей сходен с составом Кормчих Новгородско-Софийского типа. Это сходство продолжается, примерно, до 594 листа, после чего в Рогожской кормчей следует ряд дополнительных статей, имеющихся в составе Синодальной Кормчей 1280 года, но отсутствующих в Кормчих Новгородско-Софийского типа. Таким образом, можно думать, что Рогожская рукопись представляет собой соединение Кормчей Новгородско-Софийского типа с Кормчей, близкой по составу к Синодальному списку 1280 года.
Но Рогожская рукопись имеет и ряд других статей, дополняющих первоначальный состав Кормчей и не относящихся непосредственно к ее содержанию. После Русской Правды в Рогожской Кормчей помещены (на л. л. 688—729) грамоты во Псков и Новгород митрополитов Кип- риана и Фотия, а также новгородских архиепископов Иоанна и Евфимия: Из общего числа 13 грамот только одна имеет отношение к Новгороду, тогда как все остальные адресованы в Псков. Хронологически грамоты не заходят дальше эпохи архиепископа Евфимия. Поэтому надо думать, что протограф Рогожской Кормчей едва ли восходил ранее половины XV века, но едва ли был написан и на много позже этого времени.
Подбор же грамот определенно указывает на Псков как на место, где возник протограф Рогожского списка, точнее на собор Троицы в Пскове. Так, к заглавию грамоты митрополита Киприана в Исков о церковной службе киноварью добавлено — „дано святки Троици“. Это позволяет сделать догадку, что протограф Рогожской Кормчей мог быть дополнен по Кормчей, хранившейся в Псковском соборном храме Троицы.
В состав Кормчих Новгородско-Софийского типа как особая статья входит Русская Правда, дающая текст особого Новгородско-Софийского извода.
Близость состава Кормчих Новгородско-Софийского типа и Кормчей 1280 года объясняет нам особенности текста Пространной Правды Новгородско-Софийского извода. В основу этого текста был положен список, имеющий ближайшее сходство с Синодальным списком 1280 года. Но Новгородско-Софийский извод имеет особенности, которые не позволяют считать его протограф копией с Синодального списка. Так, Новгородско-Софийские Кормчии не придерживаются расположения статей Синодального списка, давая в этом случае обычный порядок всех остальных списков Правды, в первую очередь Троицкого. Новгородско-Софий- ский извод имеет и некоторые другие отличия от Синодального списка, прежде всего выделяясь большей полнотой текста Правды. Как и в других списках Пространной Правды, в нем находим статью „о поклейЬ и о вир’Ь", соответствующую такой же статье Троицкого извода („о поклепн^и вир^) и имеющей с ней ближайшее сходство. Кроме того, в ряде случаев Новгородско-Софийский извод отступает от Синодального списка и сближается не только с Гроицким изводом в целом, но и с Троицким списком XIV века в частности.
Эта близость Новгородско-Софийского извода к Троицкому могла бы 'быть объяснена тем, что редактор Новгородско-Софийского извода исправил текст Правды по Троицкому. Но такое предположение должно быть отвергнуто. В самом деле, совершенно непонятно, почему составитель Новгородско-Софийского извода взял только немногие чтения из Троицкого извода, оставив остальной текст без исправления. Некоторые общие отличия Новгородско-Софийского и Троицкого изводов от Синодального списка настолько незначительны, что не могут быть объяснены ^сознательной работой редактора, оставившего остальной текст без существенной обработки. Это заставляет думать, что некоторая близость Новгородско-Софийского и Троицкого изводов и общие их отличия от Синодального списка зависели от особенностей того протографа, который лег в их основу. Предполагаемый протограф был близок к Синодальному списку, но в ряде случаев отличался от него большей древностью, сближаясь с Троицким. Характерно, что Новгородско- Софийский извод, так же как и Троицкий список XIV века, употребляет слово „оукоръ“ вместо встречающегося в других списках Пространной Правды термина „оурокъ". Как и Троицкий, Новгородско-Софийский извод восполняет некоторые пропуски Синодального списка. Вместе с тем он позволяет судить о тех изменениях, которые были внесены редактором Синодального списка в текст Правды, и дает возможность объяснить ряд отличий Троицкого извода, происшедших в результате более поздней редакторской работы. Поэтому чтения Новгородско- Софийского извода имеют важное значение и для восстановления текста первоначального протографа Пространной Правды.
Впрочем этот протограф не дошел в чистом виде и в Новгородско- Софийском изводе,-который носит следы позднейшей переработки. Так, в статье о съезде Ярославичей к слову „сынове“ добавлено „роустии* („съвокупившеся роустии сынове"). Древнее слово „потокъ" переделано на „погнание" („на погнание и на разграбление"). На позднейшую переработку указывает и непонимание древнего термина „колбяг", вместо .которого читаем „кол^бягь".
Количество подобных переделок невелико, но тем не менее она имеют важное датирующее значение. Слово „колбяг", повидимому, еще было понятно в XIII—XIV веке, как показывают Синодальный, Троицкий и Пушкинский списки. В списках XV—XVI веков оно уже подвергается ряду изменений. Термин „колйбягь" в подобной транскрипции встречается во всех списках Новгородско-Софийского извода, показывая, что так он был передан составителем извода. Это также указывает на относительно позднюю переделку Новгородско-Софийского извода Однако эта переделка коснулась только отдельных слов и не внесла существенных изменений в текст Новгородско-Софийского извода, который сохранил основные особенности своего древнейшего оригинала. В этом нас убеждает параллельное сличение текста Новгородско-Софийского извода с текстом Правды в Рогожской Кормчей, который не имеет еще позднейших добавлений. Вместе с тем, при большом сходстве с Новгородско-Софийским изводом, текст Правды в Рогожской Кормчей имеет и некоторые отличия, показывающие, что он стоит ближе к Синодальному списку 1280 года, чем протограф Новгородско-Софийского извода- Так, в нем вместо слова „оукоръ", столь характерного для Троицкого списка XIV века и Новгородско-Софийского извода, имеем, как и в Синодальном списке, „оурокъ". В то время как в Новгородско- Софийском изводе и в Троицком списке читаем „что оу него будеть погибло", в Рогожском, как и в Синодальном списке, находим „а что с нимь погыбло" и т. д. Эта большая древность текста Правды в Рогожской Кормчей подтверждается характером самого списка, который был сделан, повидимому, с дефектной и, возможно, древней рукописи. Так, писец Рогожской Кормчей явно не разобрался в некоторых словах переписываемого им оригинала „врнику" вместо „вирнику" (9), „палицекЛ вместо „по лицю" (30), „потерь" вместо „портъ" (33), „сведано" вместо „всЬдано" (44), „должити" вместо „должьбити" (54), „кои били ино что будет" и т. д.
Сличение Новгородско-Софийского извода (в том числе и Рогожского списка) с Синодальным и Троицким приводит к мысли о том, что текст Новгородско-Софийского извода имеет важное значение для восстановления того протографа, который лежал в основе Синодального списка. Вместе с тем можно считать, что представление о большей древности текста Синодального списка по сравнению со всеми остальными списками Правды должно быть оставлено, так как сам Синодальный список носит уже на себе некоторые черты переработки конца XIII века.
Общие выводы, которые можно сделать из нашего изучения первой ветви Пространной Правды, приводят к следующему.

.