Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты

Тихомиров М. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов

Глава 13. Особенности протографа Синодального и Троицкого изводов

Уже Калачов указал на большую близость текстов Синодального и Троицкого списков, отнеся их к одной и той же фамилии. Эти списки действительно можно было бы отнести к одному и тому же изводу,, если бы не различия в расположении статей во второй части Правды. Сличение Троицкого и Синодального списков дает возможность установить особенности их общего протографа. В случае разногласия чтений
этих двух списков решающими являются показания списков другой ветви Пространной Правды, в первую очередь Пушкинского списка XIV века.
Далеко не все разночтения Синодального и Троицкого списков имеют для нас значение, так как многие из них произошли от своеобразной
орфографии XIII века.
Синодальный список по своей орфографии целиком относится к той эпохе, когда по мнению Карского „сильные „ъ“ и „ь“ уже начали заменяться посредством „о“ и „е“, а слабые исчезать... Рядом с „дължь- бити“ уже имеем „портъ“, „отобиються“, рядом с „дьржать“, „смьрда-- смердъ4*. Для писца во многих случаях было безразлично — написать „ь“ или „е“, „ъ“ или „о^Ч Такую манеру письма мы встречаем и в других памятниках XIII века. Таковы, например, договоры Смоленска с Нем- цами. Еще ближе к Синодальному списку Русской Правды стоит известная духовная новгородца Климента конца XIII века, в недавнее время вновь открытая и теперь хранящаяся в Историческом музее в Москве. Троицкий список имеет уже другое правописание (XIV века). Между тем количество разночтений, зависевших от правописания писцов Синодального и Троицкого списков (или их протографов) очень велико. К ним относятся подобные разночтения (первое чтение Синодального, второе Троицкого списка): „вирьвноую — виревную, вьрвь—вервь, овьсь — овесъ, кльпалъ — клепалъ, мьнй — мн&, мьнЬ —- мене, мьчь — мечь, тьрпя — терпя, пьрьстъ — перстъ, кръвавъ — кровавь, търгоу, — торгу, пъртъ — портъ“ и т. д.
Эти разночтения представляют интерес для лингвиста, но дают мало материала для выяснения вопроса о происхождении Синодального и Троицкого списков. Другие разночтения Троицкого и Синодального списков объясняются ошибками писцов или своеобразным пониманием ими текста. К числу таких ошибок принадлежит пропуск отдельных слов. В статье „а се о борти“ (75) в Синодальном после слов „подът- неть, то 3" пропущено слово „гривны“, имеющееся в Троицком и Пушкинском списках, что можно объяснить простым недосмотром писца. Несомненной ошибкой писца является чтение Синодального списка (99) „то токмо имъ“. Слово „токмо“ образовалось из чтения (см. Троицкий и Пушкинский списки) „то кто имъ“, более понятного и исправного.
К числу ошибок писцов принадлежит и характерная разница в статье об уроках скоту. В то время как в Троицком списке (45) стоят слова „аже за кобылу 7 кунъ“, в Синодальном и Пушкинском списках согласно показано 60 кунъ. Эта разница была бы мало объяснима, если бы мы не предположили здесь описку писца. В рукописях XIII века цифра 60 писалась как £, но в тех же рукописях цифра 7 изображалась как Эта незначительная разница при недосмотре писца легко могла привести к переделкам 60 на 7. Наше предположение подтверждается и самим текстом статьи об уроках скоту, где за корову во всех списках показана плата в 40 кун. Плата 7 кун за лошадь и в 40 кун за корову, при явной большей стоимости лошади, была бы необъяснима. Такое же различие, но уже в обратном смысле находим между Синодальным, с одной стороны, и Троицким и Пушкинским списками, с другой. В то время как Синодальный список (59) устанавливает платежи за обиду закупа в 7 кун, Пушкинский и Троицкий ставят здесь цифру 60. Подобного же происхождения и разночтения в Троицком и Синодальном списках в статье об уставе Владимира Мономаха. В Синодальном (53) здесь стоит „оустави люди до третьяго р^за“, в Троицком и Пушкинском списках .вместо этих слов написано „оуставили**. Множественное лицо в данном
случае больше соответствует тексту, где говорится о совещании Мономаха с тысяцкими. Писец мог неправильно прочесть текст „уставили до", как „устави люди".
Такой же опиской представляется чтение Троицкого списка в статье „о долзЪ" (55)—„а пришедъ господь из иного города". Вместо малопонятного „господь" в Синодальном и Пушкинском поставлено слово „гость". Чтение „господь^ едва ли не образовалось из слова „гость",
написанного с титлом (гтъ), что дало писцу представление о слове „господь".
Но существует ряд других отличий между текстом Синодального и Троицкого списков, которые не могут быть объяснены особенностями графики и орфографии.
Прежде всего мы встречаем ряд отличий в заголовках Синодального и Троицкого списков. Так, в Троицком списке (10) отсутствует заголовок „о вирах", имевшийся в первоначальном протографе, как показывает Синодальный и Пушкинский списки. Однако, как указано было уже В. П. Любимовым, этот заголовок был написан в Троицком списке, но позже был счищен. Вместо заглавия Синодального списка „о княжи отроцЬ" в Троицком (11) написано „о княжи мужЪ". Что чтение Синодального в данном случае предпочтительнее, доказывается следующим. В тексте самой статьи упоминается не мужи, а отроки, в Пушкинском же списке имеется заголовок „о отроцк". Такой же характер носит и заголовок Троицкого списка (15) „о ремествениц&" и о ремественицЬ", тогда как Синодальный и Пушкинский согласно пишут только „о ремьстьвеницЬ".
В Троицком (23) отсутствует заголовок „оже кто оударить мечемь", имеющийся в Синодальном и, как показывает Пушкинский список, находившийся уже в протографе Пространной Правды. Далее вместо заголовка Троицкого списка (38) „аже познаеть кто челядь" в Синодальном, как и в Пушкинском, имеем просто „о челядинЬ". Интересное различие находим и далее в заголовке, которым в Троицком списке отделяется вторая часть Пространной Правды. Этот заголовок звучит в Троицком списке (53) так: „оуставъ ВолодимЬрь Всеволодича", причем на полях здесь отмечена глава 28. Некоторую аналогию этому находим в Пушкинском списке с его заголовком: „оуставъ Володимира князя", тогда как в Синодальном мы имеем: „А се устави Володимиръ". Таким образом, по Синодальному списку вторая часть Правды ничем не выделена и заголовок может относиться к ближайшему тексту. Любопытно, что в Троицком списке совершенно исчезли слова, имеющиеся в самой статье: „А се оуставилъ", хотя они имеются в Синодальном и в Пушкинском.
Не вполне ясно происхождение различий другого заголовка Пространной Правды. В Синодальном списке (54) мы имеем „а се о коупци, оже истопиться", тогда как в Троицком написано „аже который купець истопиться". В Пушкинском здесь стоит просто: „о купцЬ". Заметное различие между Синодальным и Троицким списками находим и в заголовке о бегстве закупа. В Троицком списке (56) здесь имеем заголовок „аже закупъ б&жить", тогда как в Синодальном написано „о закуиЬ, а в Пушкинском совсем нет особого заголовка. Можно предположить, что в данном случае заголовки Троицкого и Синодального списков произошли самостоятельно и вне связи с их общим протографом, где такого заголовка могло и не быть.
Не менее любопытно происхождение заголовка „о бърти", имеющегося в Синодальном списке (69) и пропущенного в Троицком и Пушкинском. Этот заголовок показывает, что чтение „бобръ" вместо „борть имелось уже в источнике Синодального списка.
Сравнение заголовков статей Синодального и Троицкого списков приводит нас к мысли, что некоторые заголовки возникли вне связи этих списков между собой. Это независимое происхождение Синодального и Троицкого списков еще яснее выступает при сравнении главных разночтений этих списков. Количество таких разночтений, меняющих смысл самих статей Правды сравнительно не велико, но в то же время и показательно.
Остановимся прежде всего на тех чтениях, которые обнаруживают большую древность и исправность Синодального списка.
В Троицком списке (20) имеем чтение — „а от виры помечнаго 9*, тогда как вместо слов „помечного* в Синодальном написано „помоченаго 9 коун“. В данном случае, как показывает Пушкинский список, чтение Синодального списка должно быть предпочтено, так в Пушкинском находим „помоцного* (из „помочного*, новгородская смена „ц* и „ч*). В статье о челядине в Троицком списке (38) нет слов „не в^дЬ*, которые имеются в Синодальном. Чтение Синодального списка находит себе подтверждение в Пушкинском, где также читаются слова „не видквъ*. Нет никакого сомнения, что в общем протографе читалось также „не в^дЬ*.
Более исправное чтение встречаем в Синодальном списке (54) в статье о купце, где находим чтение—„чье то куны*. Этому чтению имеется аналогия в Пушкинском („чьи куны*), тогда как в Троицком имеем—„чии то товаръ*. Чтение Синодального и Пушкинского списков находит подтверждение в тексте самой статьи о купце, где речь идет о купце, идущем „сь чюжими коунами“.
Такое впечатление оставляет и начало статьи „о послушьствЬ*, начинающейся в Синодальном списке (66), как и ft Пушкинском, „напослушь- ство холопа*..., тогда как в Троицком имеем позднейшее осмысление „а послушьства на холопа*.
В Синодальном списке (57) имеется слово „боудеть* в статье о закупе („ролеиныи закупь боудеть*), отсутствующее как в Троицком, так и в Пушкинском.
Особый интерес представляют те чтения Троицкого списка, которые подвергались позднейшему изменению и были в рукописи подчищены. Честь открытия этих разночтений принадлежит В. П. Любимову. Таково чтение Троицкого списка „оукоръ* в статье об убийстве холопа (86) вместо „оурокъ“ Синодального и Троицкого списков, а также „смертию“ Троицкого (98) вместо „с материю* в Синодальном и Пушкинском. Эти чтения Троицкого списка не были в его протографе, как доказывают другие списки Троицкого извода. Из всего сказанного можно сделать только тот вывод, что Синодальный список возник независимо от протографа Троицкого списка, восходя к общему с ним источнику. Вместе с тем некоторые чтения Троицкого списка не были в этом общем источнике и произошли в результате дальнейшей редакционной работы.
Теперь остановимся на тех многих случаях, когда обнаруживается большая исправность Троицкого списка. Так, в статье о кровавом муже Троицкий список (29) дает чтение — „а вылЪзуть послуси*, тогда как в Синодальном встречаем „а выстоупять послоуси*. Пушкинский список дает испорченный вариант „вылизу*, доказывая, что в протографе Пространной Правды было написано „выл&зуть*, как в Троицком списке.
Такую же близость к Пушкинскому списку и к общему протографу дает^ чтение Троицкого списка (35) в статье „о вседении на чюжего коня „кдЬ есть взялъ,* тогда как в Синодальном „есть* заменено словом „еси*, вследствие чего меняется вся конструкция фразы.

В смысле разночтений особый интерес представляет статья о закупЬ, за которого должен платить господин. Приведем текст этой статьи по всем трем спискам.

СИНОДАЛЬНЫЙ
О закупЬ, оже оувЬдеть что, то господине въ томь, не оже господине индЬ нал*Ьзоуть, то заплатить передний господине его конь или ино что боудеть взялъ (64).
ТРОИЦКИЙ
Аже закупъ выведеть что, то господине в немь, но оже кдЬ и налЬзуть, то преди заплатить господине его конь или что будеть ИНО ВЗЯЛЕ (64).
ПУШКИНСКИЙ
Аще закупЕ выв еде что, то господину в томе не платитк, но оже гдЬ налЬ- зуть, то переди заплатить господине его конь или что . будеть взяле.

Прежде всего бросается в глаза большая исправность Пушкинского списка и близость его к Троицкому. В Синодальном, наоборот, дается испорченный текст. Так, несомненно, испорчено начало статьи „о закупе, оже оувЬдеть что" вместо слов „аже закупъ выведеть что“. Чтение Синодального списка „индЪ“ вместо „кдЬ и" могло произойти из переставленного „и кдЪ", чему помогала некоторая близость начертания букв „к" и „и". Во всяком случае чтение Троицкого списка в данном случае невозможно вывести из чтения Синодального.
В смысле спорности чтения особый интерес имеет статья о краже борти или бобра. В Синодальном списке (69) читаем „аже оукрадеть кто борть, то 12 гривнЪ продаже/* тогда как в Троицком и Пушкинском вместо слова „борть" написано „бобр". Повидимому, речь шла первоначально о бобре, как показывает дальнейший текст о поисках татя по верви. В этой части опять проявляется характерная близость Троицкого и Пушкинского списков. На ряду с этим, именно, в Синодальном списке в тексте этой статьи имеются пропущенные в Троицком и Пушкинском слова „на земли" и „въ соб&".
В статье „о, задницЬ боярьстЬи" в Синодальном списке (92) читаем: „аже кто оумирая разделить домъ, на томъ же стоять". В Троицком и Пушкинском списках после слова „дом" добавлено „свои д-Ьтемь".
В конце этой же статьи находим опять характерное отличие Сино- .дального списка от Троицкого и Пушкинского. Вместо слов „не надобЪ", поставленного в Синодальном списке, в Троицком читаем „не имати", а в Пушкинском „не имать".
Важное различие имеем между Троицким, Пушкинским и Синодальным списками в статье о закупе. В Синодальном списке (57) здесь написано слово „ковоу", в Троицком „купу" и в Пушкинском „копу". Не входя в исследование о происхождении слова „ковоу", можем согласиться с мнением Карского, считающего более правильным чтение Троицкого и Пушкинского списков. Слово „купу" в Троицком списке могло произойти из Пушкинского „копу", или обратно.
Такое же различие имеем и ниже в другой статье о закупе (59). Синодальный список дает чтение „а оуводить враждоу". Троицкий имеет вместо этого текст „а оувидить купу", а Пушкинский — „а въведеть копу". Таким образом, совершенно ясно, что Троицкий список в данном случае ближе к Пушкинскому, причем чтение „купу" не могло произойти из слова „враждоу^ и обратно.
Краткий обзор разночтений Синодального и Троицкого списков позволяет нам сделать следующие выводы об их взаимоотношении. Как показывает их близость, Синодальный и Троицкий списки ведут свое происхождение от общего источника. В этом нас убеждает то
обстоятельство, что Синодальный и Троицкий списки имеют общие и крупные отличия от Пушъинского. Нет никаких оснований думать, что Синодальный список является источником Троицкого, как и обратно. Синодальный и Троицкий списки произошли совершенно самостоятельно. Однако, в тех случаях, когда Троицкий список дает чтение, отличающееся от Синодального, это чтение находит себе аналогию в Пушкинском списке. Эта большая близость Пушкинского и Троицкого списков может быть объяснена прежде всего тем, что Троицкий список (или его протограф) мог быть выправлен по протографу Пушкинского. Но такое предположение не находит себе подтверждения, так как в ряде мест Синодальный список сам сближается с Пушкинским, имея с ним общие отличия от Троицкого. Поэтому следует предположить, что черты Троицкого списка, сближающие его с Пушкинским, зависели от общего протографа Синодального и Троицкого списков. Черты этого протографа во многих случаях точнее отразились в Троицком списке, чем в Синодальном, Поэтому никак нельзя согласиться с мнением Карского, что Синодальный список „лучше других отражает основной текст Русской Правды, появившейся в основных частях в XI веке и дополненной в начале XII века".
Ряд особенностей Синодального списка позволяет говорить о том, что первоначальный текст Пространной Правды был изменен редактором Синодального списка или его ближайшего протографа, что и вызвало появление новых чтений, отличающихся от Троицкого списка. Таково начало статьи „о бърти: Аже оукрадеть кто борть, то 12 гривн& продажей Как было указано выше, слово „борть^ заменило собой первоначальный текст, где стояло „бобръ* вследствие чего понадобился заголовок „о бърти“, отсутствующий как в Троицком, так и в Пушкинском списках. Этот заголовок отсутствует и в Синодальном II, Синодальном III, Кирилло-Белозерском III, хотя там вместо слова „бобръ также стоит „борть“, показывая, что это чтение имелось уже в общем протографе Синодального и Троицкого списков. Таким же редакционным изменением представляется и слово „ковоу“, вместо которого в Троицком имеем „к/пу“, а в Пушкинском „копу“. Непонятное „ковоу“ могло быть произведено редактором Синодального списка (или его ближайшего протографа) от глагола ковать в применении к плугу и бороне. Таким образом, следует предполагать, что общий протограф Синодального и Троицкого списков еще не имел некоторых отличий Синодального списка, внесенных в него позже. Но такие же изменения внесены были и редактором Троицкого списка, как показывает чтение „оукоръ“ и „смертию“, что не мешает считать Троицкий список имеющим самостоятельное происхождение.
Признание за Троицким списком равной ценности по сравнению с Синодальным позволяет нам сделать и некоторые выводы об их общем протографе. Выше указывалось, что Синодальная Кормчая, в которую внесена была Правда, была составлена около 1280 года. Официальный характер этой Кормчей подчеркивается тем, что она была составлена „повелением" князя Дмитрия Александровича, а „стяжанием^ (т. е. на средства и под руководством) новгородского архиепископа Климента. Это официальное значение Синодальной Кормчей подчеркивается записью митрополита Макария и пометкой „Манаканун владыци“ имеющейся на самой рукописи. О „Манакануне“ говорится и в Новгородской Судной грамоте владыке „судити судъ свои судъ святительски по святыхт> отець правилу, по манакануну“ .2 В Новгородской Судной грамоте речь
идет о церковном суде, как видно из продолжения статьи о владычном суде „а судити ему всйхъ ровно, какъ боярина, так и житьего, такъ и молодчего человека**. Однако Номоканон имел значение, не только для церковных, но и для светских судов. Это доказывается позднейшим отношением к нему московских великих князей (Ивана Даниловича Калиты и Василия Дмитриевича). Таким образом, участие князя Дмитрия Александровича в составлении Новгородской Кормчей не является случайностью. В свою очередь переписка в Синодальную Кормчую такого, несомненно ростовского памятника, каким является летописец Никифора, доведенный до 1278 года, показывает, что в числе источников Синодальной Кормчей были памятники владимиро-суздальского происхождения. Новгородская Кормчая включила в себя и отдельные статьи из Рязанской Кормчей, происхождение которой связано с именем митрополита Кирилла.
Почти одновременно с созданием Новгородской Кормчей возник тот юридический сборник, который известен теперь под названием Мерила Праведного, в основу которого была положена более ранняя юридическая компиляция. Назначение Мерила, указанное в его заглавии, подчеркивается владельцами рукописей, содержащих этот памятник. Древнейший Троицкий список Мерила не имеет записи о владельце, но при-, надлежал Троицкому Сергиеву монастырю. Богатая внешность памятника, украшенного миниатюрой в красках, говорит о том, что в нем надо видеть рукопись, переписанную для богатого заказчика. Троицкое Мерило, повидимому, было написано по заказу какого-либо видного официального лица, после которого рукопись попала в монастырь. Московский Академический список принадлежал митрополиту Иоасафу. Синодальный II список находился в XVI веке во владении митрополита Макария. В начале XVII века его владельцем сделался архимандрит Хутынского монастыря Киприан, впоследствии новгородский митрополит и составитель чиновника Софийского собора. После Киприана рукопись находилась во владении патриарха Никона. Синодальный III список был написан по приказанию митрополита Дионисия. Таким образом, владельцами 3 из 5 известных списков Мерила были московские митрополиты и патриархи (Иоасаф, Макарий, Дионисий и Никон). Уже одно это обстоятельство говорит о той среде, в которой имели обращение рукописи Мерила Праведного. Это была среда высшего духовенства, нуждавшегося в подобных сборниках, среди которого они должны были находить большое распространение.
Можно предполагать, что Мерило Праведное было составлено при митрополичьей кафедре в эпоху митрополита Кирилла, недаром и в соборных постановлениях 1274 года находим дословные выписки из Мерила Праведного. Время возникновения Мерила Праведного ведет нас к концу XIII века. Характер памятника говорит против его новгородского происхождения, так как в Мериле Праведном отсутствуют новгородские статьи (за исключением двух выписок из Правил Илии Новгородского). Большинство статей Мерила Праведного находится и в Рязанской Кормчей, которую можно считать одним из источников этого сборника. Вместе с тем некоторые статьи Мерила обнаруживают свое владимиро-суздальское происхождение. Таково, например, „наказание Семена епископа Тверского. Как показывают заимствования из Мерила Праведного, имеющиеся в послании черноризца Иакова, сборники типа Мерила были распространены во Владимиро-Суздальской, точнее в Ростовской земле. Сам сборник, повидимому, был связан с именем вели* кого князя Дмитрия Александровича. Таким образом, как Новгородская
Кормчая, так и Мерило Праведное связаны с деятельностью великого князя Дмитрия Александровича.
Почти одновременное возникновение двух сборников юридического характера —Новгородской Кормчей и Мерила Праведного, связанных к тому же с именем одного и того же князя (Дмитрия Александровича), нельзя считать случайным. Перед нами определенная и вполне сознательная деятельность, направленная на создание юридических пособий, несомненно имевших практический характер. Создание Новгородской Кормчей, написанной по повелению князя Дмитрия и стяжанием архиепископа Климента, не было явлением исключительным. Такая же работа происходила в других русских землях, как нас убеждает в этом Рязанская Кормчая. Вот что говорится в записи этой Кормчей о времени и причинах ее возникновения:
„Во дни благов’Ьрнаго христолюбца князя Ярослава и брата его Федора, Рязаньскихъ князь и великы^ княгыни матере ихъ Анастасьи, благодать и истина Иисуса Христа и спаса нашего посетивши святую церковь Рязаньскую... Не пр^зр-Ь богъ въ державЬ нашей церковь вдовьствующь, сир&чь безъ епископа и безъ оучЪнья святыхъ отецъ; благодаримъ о семь бога и преосвященого Максима митрополита, исполни бо желание богомь избраному пастырю и оучителю словеснаго стада правов^рныя в-кры нашея отцю нашему по духу священому епископу Иосифу богоспасеноЪ области Рязаньски& ... Буди в любви писание се господьству князии нашихъ, миръ ти о господ^, пресвященныи епископе Иосифе... Мы же раздЬливше на 5 частей, исписахомъ 80 днии, почахомъ ноября I, а кончахомъ декамбря 19 въ лЬто 6792 [1284] солнечного круга 5, а луньного 13, законние 19-е, индикта въ 13“ ? Такова эта замечательная запись.
Таким образом, Рязанская Кормчая предназначалась не только для духовенства, но и для светской власти, в первую очередь для князей („буди въ любви писание се господьству князии нашихъ^). Поэтому составление Кормчей нельзя объяснить частной инициативой отдельных представителей духовенства или даже епископских кафедр. Первоначальный оригинал Рязанской Кормчей был списан „повел&ниемъ же и по цЬнЪ. великого господина Иякова Святослава деспот^ болгаромь“.:} Этот оригинал получил митрополит Кирилл и с него позже был сделан Рязанский список. Таким образом, Рязанская Кормчая 1284 года, Новгородская Корадчая 1280 года, Мерило Праведное конца XIII века являются памятниками северо-восточной Руси второй половины XIII века. Большое значение придавалось созданию надежных юридических пособий и в южной Руси. Известен Номоканон, написанный для князя Владимира Васильковича. Книга поучений Ефрема Сирина была написана для тиуна того же князя некоего Петра. Запись говорит об этом тиуне: „о таковых бо рече пророкъ: блажени милостивии до сиротъ яко то помилованы будуть*4. Новгородские грамоты указывают „на насилье", которое Новгород терпел от великого князя Александра. На - насильство тиунов указывают многие памятники XIII—XIV веков. Против них направлено „наказание* Семена Тверского, о котором шла речь ранее; в том же Мериле Праведном помещена особая статья „наказание княземь, ш&е дають волость и судъ небогобоинымъ и лоукавымъ моужемъ“. Сборник поучительных статей против неурядиц в социальной жизни XIV века, связан с именами митрополита Максима и СараЙского епископа Феогноста. Таким образом, составители Кормчей и Мерила Праведного, включая в их состав Русскую Правду, преследовали совершенно определенные практические цели.

Е. Ф. Карский, Русская Правда по древнейшему списку, Лм 1930, стр. 14.

В. П. Любимов, „Палеографические наблюдения над Троицким списком Рус > скои Правды (Доклады Академии Наук СССР, 1929, Хя 6).

Более подробный разбор этих разночтений будет сделан в приложении о про тографе Пространной Правды.
^ Ev*p-: Ка Р с кий. Русская Правда по древнейшему списку. Л. 1930, стр. 21.

- г.. Кочин, Памятники истории Великого Новгорода и Пскова, стр. 96.

А. Павлов. Кциги законные, СПб, 1885, стр.37.

Повидимому с именем этого князя надо связывать и еще один памятник-послание владимирского епископа к местному князю. Имя князя не названо, но указан отец его, великий князь Александр, Владимирский епископ напоминает князю, что церковь Богородицы Владимирской „ограблена и дома ее пусты" (Русская историческая библиотека, том VI, стр. 118). Макарий понимает слова об ограблении церкви в буквальном смысле, полагая, что речь идет о нападении на Владимир татар. Но епископ ни слова не говорит о бедствии от татар, указывая только, что прежние князья богатили церковь „домы великими, десятинами по всЬмь градомъ и суды церковными". Далее епископ еще подробнее говорит об епископских судах. В этом сыне великого князя Александра также можно видеть великого князя Дмитрия Александровича.

См. И. И. Срезневский. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках, т. VI, стр. 37—38.

Памятник древней русской словесности (Московитянин на 1851 год, ч. II, М. 1851, № 6, март, кн. 2). Этот сборник „Поучение ко всЬмъ крестьяномъ“ помещен уже в „Златой Чепи“ XIV века, принадлежавшей Троицкому монастырю.

Комментарии (1)
Обратно в раздел история

Список тегов:
наказания по русской правде

Библиотека Гумер - история