Срезневский находит, что Синодальная Кормчая зависела от Рязанской, так как „расположение статей в этой (Синодальной Кормчей) своею неправильностью сравнительно с Кормчей 2-го разряда указывает неопровержимо, что Кормчая 2-го разряда была главным источником при ее составлении, а русские статьи доказывают, что она в том виде, как теперь известна, была обделана на русской почве''. Зависимость Синодальной Кормчей от Рязанской особенно заметна по статье „Отъ различныхъ тителъ, рекше грании Оустиньяна цесаря новых заповЪдии главы", где в Синодальной Кормчей поставлено число 47. Срезневский по этому поводу замечает, что цифра 47 в Синодальной Кормчей непонятна, а в Рязанской обозначает главу 47-ю.
Признание зависимости Синодальной Кормчей от Рязанской имеет большое значение для разрешения вопроса о появлении в этой Кормчей списка Русской Правды, но не решает вопроса об его происхождении, так как в Рязанской Кормчей текста Русской Правды не имеется. Но для суждения о происхождении Синодального списка Правды у нас имеются другие данные, извлекаемые из состава самой Синодальной Кормчей.
Одной из особенностей Синодальной Кормчей является несоответствие между ее содержанием и оглавлением статей, помещенным в начале. Это может быть объяснено только тем обстоятельством, что первая часть Синодальной Кормчей была списана с законченной рукописи, имевшей оглавление статей и послужившей одним из источников Синодальной. В конце этой рукописи (судя по оглавлению) находились следующие русские статьи:
1) Правило Ильи архиепископа Новгородского с Белогородским епископом,
2) Правило Иоанна митрополита русского;
3) Вопрошание Кириково,
4) Правило митрополита русского Кирилла. Вопрошание Кирика и правило Ильи ведут нас к новгородским пределам и второй половине XII века. К более позднему времени относится правило митрополита Кирилла 1274 года, в составлении которого принимал участие новгородский архиепископ Далмат. Таким образом, одним из источников Синодальной Кормчей была рукопись, написанная не раньше 1274 года, и притом, по всей видимости, в новгородских пределах. Повидимому, продолжение синодальной Кормчей было заимствовано из каких-то других источников. Для определения происхождения этих заимствований очень важным пособием являются опять-таки русские статьи. В продолжении Синодальной Кормчей мы находим:                                                         1) Ле

тописец Никифора патриарха (л. 567 об.), 2) Сказание о черноризче- * ском чине Кирилла Туровского, 3) Русскую Правду (л. 615 об.), 4) церковный устав Владимира (л. 628), 5) устав князя Святослава Новгородского. Две последние статьи по указанию Срезневского написаны на особой тетради и другим более поздним почерком XIV века. Следовательно, они не входили в состав первоначальной Кормчей.
Таким образом, в продолжении Синодальной Кормчей мы имеем три русских статьи. Сказание Кирилла Туровского указывает только на русский характер этой статьи и на возникновение ее во второй поло-
вине XII века. Более датирующие указания дает Летописец Никифора, начинающийся словами: „Никифора патриарха Царяграда л^тописйиь в'ьскор'Ь*. После рассказа о библейских, римских и византийских событиях в этом летописце с известия 6370 [862] года о призвании варягов приводятся уже русские события на ряду со счетом византийских царе г. Последним из греческих царей указан „Иван Порфирогенит“, после чего следуют только русские события. Изложение русских событий обнаруживает в их авторе жителя Суздальской, точнее Ростовской земли. Так, в заметках упоминается о Васильке, сидевшем в Ростове, после чего говорится: „По съм&рти ОльксандровЪ братъ его Ярославъ л'кт 10, и оумре; Василии братъ его л&т 4, и оумре; в 1-е лгкто княжения его 2-е число бысть. От Адама 6781 [1273] лЪто сЬде въ Володим’Ьри Ярославъ братъ Юрьевъ лЪт 9, а Ростов^ сЬде княгыни Васильковая съ сы- нома Борисомь и Гл^бомь*. Заметки оканчиваются словами: „И нача в'Ьдати великое княжение Дмитрии Ольксандровичь, Борись Ростовьскыи княжи л^т 40 и оумре въ татарехъ и сЬдоста въ Ростов^ сына его Дьмитрии и Костяньтинъ, а Гл’кбъ, приехавъ - ис татаръ, княживъ 7 м&- сяць и оумре“. Глеб Ростовский умер в июне или в июле 1278 года. Таким образом, заметки были написаны не раньше этого времени. Характерно отметить полное игнорирование даже важнейших новгородских известий, проявленное авторами заметок.
Внесение этих заметок в состав Синодальной Кормчей может быть объяснено тем обстоятельством, что составители Синодальной Кормчей нашли их в одном из своих источников, причем этот источник был владимиро-суздальского и, вероятно, даже ростовского происхождения. Заметки не могли быть написаны слишком поздно, так как автор их еще ничего не знает о соперниках Дмитрия Александровича на великое княжение и борьбе с ним его брата Андрея (с 1281 г.), в которой принимал участие Дмитрий Борисович Ростовский, а также о войне между Дмитрием и Константином Ростовскими, происшедшей уже в 1281 году.
Летописец Никифора дает важные датирующие указания на время написания и условия происхождения Синодальной Кормчей, которая не могла быть написана раньше 1278 года, смерти Глеба Ростовского. Едва ли она была написана и спустя долгое время после 1281 года, когда против великого князя Дмитрия Александровича, по повелению которого написана была Кормчая, выступил его брат Андрей. Наиболее вероятным временем написания Синодальной Кормчей надо считать 1280 год. По указанию Никоновской летописи, новгородский архиепи- ’ скоп Климент в 1280 году „прииде к Кир илу, митрополиту Киевскому и всеа Русии, и благословися у него, тоже иде к великому князю Дмитрию Александровичу внуку Ярославлю о мирЪ и любви от Новгородцевw. Эту поездку Климента в Суздальскую землю можно считать тесно связанной со словами записи о написании Кормчей „повелй- ниемь" князя Дмитрия. Поэтому с большим вероятием можно думать, что Кормчая была написана не в 1282, а в 1280 году, тем более, что после буквы \[г в ней достаточно места не для одной, а для двух цифр (например могло быть sj/пи ). Все сказанное, однако, решает вопрос только о происхождении Синодальной Кормчей, а не списка Русской Правды, внесенного в него. Для решения этого вопроса необходимо привлечь материал Чудовской Кормчей, сходной по составу с Синодальной, но не имеющей текста Правды.

Чудовская (Варсонофьевская) Кормчая № 4, написана в 1°, в два столбца, на пергаменте, красивым полууставом конца XIV века. Чудовская Кормчая, совпадая с Синодальной по составу, имеет тем не менее ряд отличий. Так, в ней нет текста вопрошания Кирикова (в Син. на л. 518), двух небольших статей (в Син. на л. 563 и 564), а также отсутствуют следующие статьи Синодальной Кормчей: 1) речь жидовь- ского языка переложена на Русскую, 2) Правда Русская (л. 615 об.) и две последние статьи — церковный устав Владимира и устав Святослава. В конце Чудовской Кормчей помещено несколько дополнительных статей, не имеющихся в Синодальной. В тексте также добавлены: на л. 134 об. выписка из Постникова Номоканона, а на л. 189 — статья под названием „Поученье к попомъ святаго великого Василья“.
Возникает вопрос, отчего зависели эти различия между Синодальной и Чудовской Кормчей. В этом отношении показательна дополнительная статья Чудовской Кормчей — Поученье к попом (на л. 189). Несмотря на имя Василия Великого в ее заголовке, мы имеем в этой статье известное поучение к попам, приписываемое митрополиту Кириллу, после которого следует (на л. 190 об.) без заглавия — поучение епископа сыну великого князя Александра^. Датировка этого послания очень сложна. Макарий относит ее к концу XIII века (после 1292 года). Но, если датировка этого памятника неясна, то происхождение его определяется довольно точно — Владимирско-Суздальской землей. После этого послания помещено слово епископа, начинающееся словами: „А се пишю ти другое слово“, в котором говорится о церковных судах.
Таким образом, Чудовская Кормчая имеет дополнительные статьи владимиро-суздальского происхождения. Этот владимиро-суздальский характер объясняет отсутствие в Чудовской Кормчей Вопрошания Кирикова, хотя этот памятник указан в Чудовской в оглавлении к Кормчей. Вопрошание Кириково, как памятник новгородский, не было включено в состав Чудовской Кормчей.
Наиболее важным представляется вопрос об окончании Синодальной и Чудовской Кормчих. Статьи в конце Чудовской Кормчей (на л. л. 322— 328), отсутствующие в Синодальной, могут быть признаны позднейшими добавлениями. Но в конце Синодальной Кормчей в свою очередь помещены статьи, отсутствующие в Чудовской, а последняя статья Синодальной Кормчей — устав Владимира — имеет различный текст в обоих памятниках. Это различие между Синодальной и Чудовской Кормчей, как мне кажется, указывает на то, что в общем протографе Синодальной и Чудовской Кормчих этих лишних как в том, так и в другом памятнике, статей не было, а они были приписаны позже, причем текст оканчивался уставом Владимира. Текст этого устава в Чудовской носит характер более древний и заменен более полным в Синодальной. Поэтому можно думать, что в общем источнике Синодальной и Чудовской Кормчих, не имелось списка Русской Правды, взятого, таким образом, из какого-то другого источника.
Срезневский, как было указано выше, доказал, что одним из источников Синодальной Кормчей была Рязанская Кормчая, вернее ее протограф, полученный митрополитом Кириллом из Болгарии. Ягич, изучавший язык Рязанской Кормчей, пишет следующее: „В Рязанской Кормчей (1284 года) нет единства языка. Это понятно. Несколькими годами раньше только что был получен митрополитом Кириллом II первый экземпляр этой редакции Кормчей с юга из Болгарии... Но и сербизмы попадаются в рязанском списке, для южнославянских памятников второй половины XIII века это не удивительно... Наконец вышеприводимые примеры форм южнорусских не допускают ни малейшего сомнения в том, что из Киева в Рязань был доставлен не подлинный южнославянский, болгаро-сербский экземпляр, а один из списков, сделанных с него в Киеве... Замечательное свидетельство южнорусского говора заключается в триичи, как известно до сих пор по малорусски говорится трейчи, а в Киевской губернии даже тричи“.х Но в Рязанской Кормчей отсутствует текст Русской Правды. Следовательно, текст Правды не был внесен в состав Кормчей в Киеве, как не был он внесен, согласно показанию Чудовской Кормчей и во Владимиро-Суздальской земле. Поэтому можно предполагать, что Русская Правда попала в состав Кормчей при ее составлении на севере Руси, в Новгороде, а не была принесена из Киева. Карский отмечает в языке Синодального списка Правды яркие новгородские особенности и думает, что этот список был переписан уроженцем северной Новгородской Руси. Он указывает, что орфография Синодального списка еще сохраняет употребление „ъ“ и „ь“ „в тех местах в середине слов, где они стоят, в самых древних русских и старославянских памятниках^. Но рядом с этим Карский отмечает, что в языке Правды „сильные „ъ“ и „ь“ уже начали заменяться посредством „о" и „е“, а слабые исчезать.» Это указывает на определенное переходное время.
Синодальный список, подобно многим другим, отличается некоторой неисправностью текста, зависевшей как от невнимательности писца, так и от недостатков оригинала, с которого был списан текст. Но общее количество таких описок и пропусков киноварных букв относительно невелико, во всяком случае не больше, чем в остальных статьях Кормчей. Писец в некоторых местах поправлял текст, повидимому на основании каких-то дополнительных материалов. Так, к заголовку „оже боу- доуть холопи татье" добавлено „Соуд княж". К заголовку „о задници боярьст^и и о дружинн&“ сделан значок вставки и внизу несколько иным почерком написано „а сЪ о заднЬцЬ“. Такая же вставка сделана к заголовку „о задници“, на нижнем поле написано „о холопъихь дй- теи“. Упомянутые вставки были сделаны несколько иным почерком, чем основной, и внесены уже после переписки рукописи, следовательно заимствованы из особого источника, который нам в достоверности пока полностью неизвестен.
Как известно, важнейшей отличительной особенностью Синодального списка Пространной Правды является расположение материала во второй половине памятника. Уже Тобин указывал, что несходство Синодального списка с другими списками Русской Правды произошло от неверной сшивки отдельных листов Кормчей. Замечание Тобина вызвало возражения Н. В. Калачова, который считал мнение Тобина о причинах отличия Синодального списка от других „особенно важным** промахом. Калачов замечает по этому поводу: „зачем автор (т. е. Тобин) не хотел покороче познакомиться с нашими памятниками древности в их подлинниках, к которым доступ теперь уже не так труден, особенно в Петербурге; а если он не имел случая, то как решился так самонадеянно толковать о подлинных рукописях, которых никогда не видел. Вот, по крайней мере урок для будущих объяснителей Русской Правды и памятников древности вообще".
Это замечание Калачова, к сожалению, заставило исследователей отказаться от попытки наиболее простого объяснения различий в расположении Синодального списка по сравнению с остальными. Поэтому
В.  Сергеевич выставил искусственное объяснение, что переписчик „перепутал последовательность статей". Это позволило Е. Ф. Карскому высказать положение: „настоящий вид Русской Правды в Новгородской Кормчей 1282 года — рукописи древнейшей — указывает, как при Владимире Мономахе и после него постепенно нарастали статьи в этом памятнике".
Карский рассматривает тексх Троицкого списка как уже более или менее кодифицированный памятник XIV века, списанный с оригинала, послужившего для всех дальнейших изводов.
Однако вопрос решается не так, как думал Карский. В самом деле, на ряду с Троицким списком существует еще Пушкинский список XIV века, текст которого возник независимо от Синодального и Троицкого списков, и в отдельных местах их дополняет. Между тем расположение Пушкинского списка соответствует Троицкому, а не Синодальному. Следовательно, в первоначальном протографе Пространной Правды расположение текста соответствовало Троицкому и Пушкинскому спискам.
У нас нет никаких данных, говорящих за то, что листы в Синодальном списке были перепутаны. Но такое предположение может быть сделано об оригинале, с которого делался Синодальный список, внесенный в Новгородскую Кормчую 1280 года. Синодальный список, как уже было указано, написан в два столбца, имея по 25 строк в столбце. Никаких перерывов в тексте Русской Правды не имеется. Однако отличия в расположении статей Синодального списка от других списков, в первую же очередь от Троицкого, связаны с определенной последовательностью статей. Синодальный список местами сохраняет полное сходство с Троицким списком, местами в нем статьи расположены в другом порядке, но целыми комплексами статей, внутри которых -сохраняется сходство с расположением статей в других списках. В Синодальном списке можно насчитать 8 комплексов статей, расположенных в таком порядке: 1) статья о закупе („Оже закоупъ бЪжить"), занимающая в тексте 12 строк или 1(2 столбца; 2) статьи о послуше- стве, о бороде, о зубе, о борти, о накладах, занимающие 65 строк или 23/2 столбца; 3) статьи о жене, о заднице („аже оумреть смердъ"), о заднице боярстей, в 59 строк или в 2*/2 столбца; 4) статьи о жене („оже върчеться с-ЬдЬти"), о судебных уроках, о заднице, об уроках ротных в 76 строк или 3 столбца; 5) статьи о купце и о долге в 54 строки или 2 столбца; 6) статьи о закупах, о холопе („аже хо- лопъ оударить") — 74 строки или 3 столбца; 7) статьи о борти, о смерде, о перевесех, о гумне —125 строк или 5 столбцов; 8) статьи об уроках городнику, об уроках мостнику, о задници („аже боудоуть робье д&ги") — 70 строк или 3 столбца. Конец же Синодального списка не отличается от других списков по расположению матерьяла и таким образом имеет с ними полное сходство.

Наблюдая размеры комплексов этих статей, мы найдем в их, объеме закономерность, которая будет ясна из следующей таблицы: