Соловьев С. Наблюдения над исторической жизнью народов

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая. ДРЕВНИЙ МИР

I. ВОСТОК

2. ЕГИПЕТ

Мы переходим в Африку. Здесь, на северо-востоке, по берегам большой
реки Нил, находим государство, подобное китайскому, такой же пчелиный улей
или муравейник, но имеющее некоторые замечательные особенности. Египет с
двух сторон окружен морем, и одно из этих морей - Средиземное -
историческое море древности по преимуществу; несмотря на то, египтяне
питают отвращение к морю; страна их долго остается замкнутою, подобно
Китаю. Народонаселение припало к своей реке Нилу, дающему своим разливом
необыкновенное плодородие стране, припало, как ребенок к груди матери, и
ожирело, остановилось в своем развитии. Нил, заботы, с целью
воспользоваться богатыми следствиями его разлива, поглотили все внимание
народа.
Опять, как в Китае, мы имеем дело с народом земледельческим, рабочим по
преимуществу, народом, который славился своею мудростью. Было время, когда
и Китай славился в Европе мудростью своих учреждений и ставился в образец.
Отцам-иезуитам особенно нравился китайский быт как соответствующий их
общественному идеалу, нравилась огромная фабрика под строгим полицейским
надзором, толпа людей, преданных в тишине материальной работе, не
рассуждающих; нравился народ, похожий на труп или на палку в руках
старика, и отцы-иезуиты прославили Китай в Европе.
Хотя заблуждение насчет превосходства китайского быта и не было
продолжительно в Европе, однако и теперь еще есть люди, которым нравится
кое-что китайское, которые, видя в китайских религиозных воззрениях
условие отсутствия религиозного принуждения, восклицают: "Сколько времени,
сколько фаз развития было необходимо, чтобы народ мог достигнуть до такого
состояния, до такой терпимости!" Эти господа забывают, что для человека и
народа, живущего не о едином хлебе, сильно принимающего к сердцу
нравственные интересы, готового на все пожертвования для проведения своих
убеждений, надобно долго жить и пройти много фаз развития, чтобы
достигнуть убеждения в необходимости свободы для чужих убеждений.
Но человеку или народу, думающему только о хлебе, равнодушному к
нравственным интересам, можно очень легко и скоро достигнуть религиозной
терпимости; да ему и не для чего достигать ее, он с нею родится. Разве вы
замечаете в ребенке религиозную нетерпимость? но попробуйте не накормить
его вовремя!
Народ, который остановился на этой ступени, и будет отличаться
религиозною терпимостью.
Но если заблуждение насчет китайской мудрости было непродолжительно в
новой Европе, если вместо мудрого старца в Китае увидали едва лепечущего
ребенка, то что же удивительного, что в древности сохранялось уважение к
египетской мудрости. Древность народа, древность его муравьиной или
пчелиной цивилизации, громадные постройки, исчерченные какими-то
таинственными, никому не понятными знаками, фокусничество жрецов - все это
воспламеняло воображение, заставляло видеть и предполагать чудеса.
Чудес не было, но все же Египет представляет любопытное явление. Прежде
всего мы не видим здесь китайского равенства, не того равенства, которого
достигает живой народ, прошедший строгую политическую школу, выдержавший
долгую борьбу, ознаменовавший себя гражданскими подвигами, но равенства
младенческого, господствующего в первоначальном обществе, не знающем
движения, подвига. В египетской истории мы должны предположить движение,
подвиг, поведший к выделу из массы лучших людей, более способных к
подвигу, иначе мы не можем объяснить происхождения каст; притом же
памятники указывают нам на различие племен, господствующего и подчиненных.
Произошло движение, произошло развитие, выдел различных органов из
сплошной прежде массы, и вот уже работа для историка - узнать, в каком
отношении находились эти органы между собою. Мы упомянули слово "касты",
под которым разумеются части народонаселения, живущие в совершенной
отчужденности друг от друга при невозможности перехода для членов их из
одной в другую.
Различие племен и завоевание одного другим объяснят нам происхождение
высших и низших каст, но не объяснят происхождение высших каст, жрецов и
воинов, принадлежавших к одному господствующему племени.
Здесь, разумеется, прежде всего мы должны обратить внимание на
экономическое положение частей народонаселения, являющихся нам в виде
каст. Высшие касты, жрецов и воинов, по самому характеру своему должны
получать содержание, обеспечивающее их в исполнении их обязанностей. В
государстве первоначальном, земледельческом они должны быть наделены
земельными участками. И действительно, в Египте мы видим этот надел для
воинов и жрецов; они были помещиками на этих участках, которые таким
образом были тесно соединены с исполнением известных обязанностей; переход
из одной землевладельческой части народонаселения в другую произвел бы
смуту в землевладении и потому не мог быть допущен.
Этому содействовало религиозное уважение к раз установившемуся, к
старине, господствовавшее в древней жизни; для древнего человека идеал был
назади, в далеком прошедшем, которое было ближе к царству богов и
богоподобных людей; в Египте сначала царствовали боги, отсюда нарушение
старых, установившихся отношений было делом греховным. Такое религиозное
освящение и неподвижность установившихся отношений, разумеется, более
всего зависели от жрецов, а жрецы находили в них свою выгоду, потому что в
их руках находилась большая часть земельной собственности, чем у воинов.
Когда народонаселение раздроблено на такие резко отделенные друг от
друга части, или касты, то понятно, что для достижения государственных
целей, для общего направления деятельности оно нуждается в объединяющей
силе; таким образом, касты необходимо уже предполагают большую власть в
руках царя. Действительно, египетский царь, или, как мы привыкли называть
его, фараон (фра - солнце), имел в руках своих обширную власть, которая
основывалась на землевладении: ему принадлежала третья часть всей земли;
две трети ее были поделены в неровной, как мы видели, мере между жрецами и
воинами. Фараон не упускал случая усиливать свои средства на счет
землевладельческой касты воинов.
"Иосиф собрал все серебро, какое было в Земле Египетской, за хлеб,
который покупали, и внес Иосиф серебро в дом фараонов. И серебро
истощилось в Земле Египетской, и пригоняли они к Иосифу скот свой. И
пришли к нему на другой год и сказали ему: "Ничего не осталось у нас,
кроме тел наших: купи нас и земли наши за хлеб". И купил Иосиф всю Землю
Египетскую для фараона, только земли жрецов не купил. И сказал Иосиф
народу: "Я купил теперь для фараона вас и землю вашу; вот вам семена, и
засевайте землю. Когда будет жатва, давайте пятую часть фараону"".
Влияние касты воинов сдерживалось влиянием другой, высшей касты,
жреческой; пользуясь соперничеством этих землевладельческих каст, фараону
легко было усиливать свою власть. Жрецы, представители нравственной силы,
желая охранить себя и взять перевес над представителями силы материальной,
воинами, должны были соединить свои интересы с интересами фараона, давши
его власти религиозное значение; как наместник богов, фараон, естественно,
сделался охранителем интересов служителей религии; из их касты назначались
правители и судьи.
С торжеством жреческой касты и с упадком касты воинов соединен упадок
внешнего блеска и могущества Египта. Встречаем любопытное известие о
фараоне Сетосе из касты жрецов, который обнаружил свою вражду к воинам
тем, что отнял у них земельные участки, и когда ассирийский царь Санхериб
приблизился к границам Египта с завоевательными намерениями, то воины
отказались выступить в поход против неприятеля и Сетос должен был набирать
войско из людей низших каст. Встречаем также известие о покорении Египта
эфиопскими царями, по изгнании которых Египет является разделенным на 12
отдельных владений.
Один из 12 государей, Псамметих, покоряет остальных и восстановляет
единовластие, но он это делает посредством иностранных наемных войск
(ионийских и карийских) и возбуждает неудовольствие в касте воинов,
которые в огромном числе удаляются в Эфиопию. Правнук Псамметиха, Гофра,
лишился престола и жизни вследствие восстания воинов, заподозривших его в
недоброжелательстве к своей касте и провозгласивших царем Амазиса. Но и
Амазис был верен системе своих предшественников, которая состояла в
недоверии и вражде к воинам; он образовал себе гвардию из ионийских и
карийских наемников. При сыне Амазиса, Псаммените, Египет был покорен
персами.
Таким образом, несмотря на скудость и мутность источников египетской
истории, нельзя не усмотреть в ней этого внутреннего движения, бывшего
следствием столкновения интересов фараона и двух высших землевладельческих
каст, жрецов и воинов, причем именно земельное владение, имевшее такое
важное значение в Египте, играло главную роль. Египет по физическим
условиям был государством земледельческим по преимуществу; все внимание
народа было обращено внутрь страны, на своего доброго кормильца -
плодоносный Нил, к которому необходимо явилось религиозное отношение.
Обращать внимание за пределы священной земли Нила было непростительно,
греховно; отсюда торговля и городская промышленность не могли развиться и
не могла подняться часть народонаселения, которая основывала бы свое
значение на богатстве движимом, не говоря уже о том, что по характеру
племени, к которому принадлежат низшие касты Египта, они и не могли быть
способны к широкой торговой предприимчивости. Благодаря этим условиям
произошла замкнутость Египта и ожирение его народонаселения, привыкшего
хорошо есть и пить и получавшего возможность к этому внутри страны.
Возможность движения, подвига, столкновения с другими народами лежала в
касте воинов, и действительно, эта каста давала средства фараонам
предпринимать походы, делать завоевания, но это явление было какою-то
случайностью в истории Египта,- случайностью, остававшеюся без
последствий: продолжительные и отдаленные походы фараонов в Азию не
доставляли им более или менее прочных завоеваний, так что воинственное
движение государей оседлого и цивилизованного народа совершенно сходно с
опустошительными и бесплодными движениями номадов.
Можно подумать, что фараоны, охотники занимать и утомлять излишек
народонаселения огромными постройками, египетскими работами, придумавшие
умерщвлять новорожденных младенцев мужеского пола в случае опасного
размножения подданных,- можно подумать, что фараоны предпринимали походы с
единственною целью занять и утомить касту воинов, уменьшить ее опасное
число. Но воинственные фараоны - редкое явление в египетской истории;
касте воинов редко дается возможность развить свои силы, приобрести важное
значение посредством движения, подвига.
Жреческая каста сдерживает силы опасных воинов.
Наконец, Египет благодаря Псамметиху и последующим фараонам выходит из
прежней замкнутости, сближается с иностранцами, но здесь не происходит
никакого важного переворота в египетской жизни: прежний порядок вещей
остается ненарушимым; вся новизна направлена против касты воинов, которые
принуждены выселяться, и это обстоятельство, разумеется, должно было более
всего содействовать падению Египта.
Жреческая каста явно берет преимущество перед кастою воинов: воины в
презрении, у воинов отнимают земли, воины должны выселиться из Египта.
Относительно жрецов не встречается подобных известий: жрецы до конца
сохраняют свое важное значение. Жрецы славились своею мудростью, своими
обширными познаниями, но свою мудрость они берегли для себя, своих
познаний они не распространяли в народе и не спасли государства от
падения. Но каким же божествам служили жрецы египетские?
В Египте мы встречаем множество имен божеств; это множество происходит
оттого, что одно и то же божество в разных местностях чествовалось под
разными именами. Из египетских мифов, наиболее известных, оказывается, что
и здесь было поклонение началам мужескому и женскому - в Озирисе и Изиде и
началам доброму и злому - в Озирисе и Тифоне. Мы имеем полное право
успокоиться на известии Геродота, что из всех божеств только Изида и
Озирис пользовались одинаковым поклонением во всем Египте, тогда как о
других божествах сказать этого нельзя.
Диодор Сицилийский говорит, что существует великое несогласие в именах
египетских божеств: одно и то же божество называется Изидою, Церерою,
Тесмофорою, Луною, Юноною, а некоторые величают ее всеми этими именами
вместе. Озирис одно и то же, что Серапис, Вакх, Плутон, Аммон, Юпитер,
Пан. Но из слов самого же Диодора оказывается, что великое несогласие
разрешается в согласие, когда под разными именами является одно и то же
божество. Для нас важно известие Геродота, что женское божество, Изида,
почиталось в Египте более всех других божеств. В связи с этим находится
известие, что женщины пользовались в Египте особенно выгодным положением,
даже преимуществом перед мужчинами.
Несмотря на успехи, какие, по-видимому, сделаны в изучении Древнего
Египта, мы знаем о нем немного более прежнего; разногласие,
противоположность во мнениях ученых о Египте, о его историческом значении
всего лучше показывают, на какой шаткой почве находимся мы здесь. Великие
исторические народы не проживают молча, тайком от других, не оставляют в
своих памятниках загадок для потомства и предмета для ученых споров.
Несмотря на наше убеждение, что дело не в количестве, а в качестве,
громадность всегда сохраняет способность поражать воображение; так
поражают воображение рукотворные горы Египта, пирамиды, переживающие
тысячелетия, и вселяют невольное уважение к цивилизации, высказавшейся в
таких памятниках.
Но Египет внушал уважение не одними своими громадными бессмертными
могилами; греки, которые так хвастались обыкновенно своею цивилизацией,
преклонялись пред мудростию жрецов египетских. Посмотрим же, что такое
египетские жрецы, скрывавшие свои знания от своего народа, сообщали из них
чужим, грекам.
Мы не будем отвергать предания о египетских колониях в Греции и о том,
что эти колонисты сообщили сведения о разных полезных вещах дикому еще
тогда народонаселению Греции. Но дело идет о другого рода заимствованиях,
именно о заимствованиях в области религии и философии.
Мы не отвергнем и этих заимствований, только позволим себе сказать
несколько слов насчет осторожности, какую историк должен соблюдать в
вопросах о заимствовании.
Мы привыкли рассматривать племена и народы в их отдельности, и
действительно, мы должны обращать особенное внимание на их особенности,
различия друг от друга; но при этом мы не должны упускать из виду
общечеловеческого, не должны забывать, что имеем дело с человеком, который
повсюду, в каких бы обстоятельствах ни находился, смотрит на известные
явления и действует в известных случаях одинаково, выражает при известных
условиях одинаковые нравственные требования.
От этого мы необходимо должны встречать у различных народов одинаковые
представления, должны встречать одинаковые рассказы в произведениях
фантазии, одинаковые известия в памятниках исторических. На каком же
основании мы, встретив у двух различных народов два одинаковые рассказа,
известия, воззрения, предполагаем сейчас же заимствование, предполагаем,
следовательно, что самое простое, естественное отношение могло раз
произойти только у известного народа и никак не могло произойти у другого;
если же встречаем известие о нем у другого, то это будет непременно
заимствование?
Но этого мало; если мы встречаем у разных народов и в разные времена
известия об одинаковом явлении, то, вместо того чтобы увериться в
возможности этого явления, мы немедленно отвергаем эту возможность, из
действительности переносим явление в область вымыслов и здесь заставляем
один народ непременно списывать у другого. Таким образом, выходит, что
если один только свидетель говорит нам о явлении, то мы признаем
возможность этого явления, но стоит только явиться нескольким свидетелям,
которые скажут нам, что явление повторилось в разные времена у разных
народов, как мы сейчас же начнем отрицать возможность явления и передадим
его в область вымыслов.
Хотят, чтобы греки заимствовали у египтян верование в бессмертие души,
потому только, что греческий миф о Миносе, судье мертвых, сходен с
египетским мифом об Озирисе, исправляющем ту же должность! Отнять у греков
верование в бессмертие души было бы слишком странно. Но как скоро
допускается верование в бессмертие души, то естественно рождается
представление об отчете, который должны отдать души по разлучении с телом,
о суде. От суда необходим переход к судьям; почему же такое движение
мысли, возможное у одного народа, было невозможно у другого?
Хотят, чтобы и перевозчик душ, Харон, с его лодкой были заимствованы
греками у египтян, потому что миф носит отпечаток местности Египта,
изрезанной каналами, но известно, что представление о реке как пути для
душ в недра земли и обратно есть представление общее, встречающееся у
народов, не имевших никакого соприкосновения с египтянами. Геродот пустил
в ход мысль, что все заимствовано у египтян. Громадность египетских
памятников произвела на восприимчивого грека самое сильное впечатление.
"Ни одна страна не заключает в себе столько чудес! ни в одной другой
стране нельзя найти таких удивительных памятников!" Всматриваясь
внимательнее, он находит сходное со своим. "Не может же это сходство быть
случайным,- рассуждал он,- и, так как Египетское государство древнее всех
государств, следовательно, все заимствовано из Египта". Жрецы ловко
берутся за дело: "Все, что занято у нас, все ваши поэты и мудрецы были у
нас и у нас выучились всему". Жрецы ни перед чем не останавливались в
развитии своего основного положения.
Упомянет им грек о древнем афинском устройстве. "Да это все взято у
нас,- говорят они. - Эвпатриды - да это наша каста жрецов!"2 Геродот не
уступает жрецам и серьезно утверждает, что египтяне первые установили
праздники, религиозные процессии и все богослужебные приемы и греки все
это заимствовали у них. Утверждают, что учение о переселении душ Пифагор и
Платон заимствовали у египетских жрецов, но этого предмета мы еще коснемся
в наблюдениях над историческою жизнию греков.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история