Соловьев С. Наблюдения над исторической жизнью народов

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая. ДРЕВНИЙ МИР

I. ВОСТОК

1. Китай

Перед нами одна из самых обширных и самых богатых стран в мире, страна
чайного дерева и шелкового червя; страна, которая с незапамятных пор
составляет одно государство, самое обильное трудолюбивым и промышленным
народонаселением, долго славившимся своими шелковыми, хлопчатобумажными и
фарфоровыми изделиями, знавшим, как говорят, порох, компас и
книгопечатание прежде европейцев.
Но это государство с незапамятных пор не имеет истории; Китай и
неподвижность сделались понятиями, неразрывно связанными друг с другом. С
неподвижностью, страхом перед новым соединена замкнутость, страх перед
чужим. Причины этих явлений находят, во-1-х, в природных условиях; во-2-х,
в характере монгольского племени, к которому принадлежит народ китайский.
Будем наблюдать над действиями этих условий.
Указывают, что замкнутость Китая происходит оттого, что он окружен
высочайшими горами и бурными, туманными, имеющими много мелей морями; с
другой стороны, указывают на необыкновенное плодоносие и роскошь страны,
вполне удовлетворяющей народонаселение и отнимающей у него охоту к
движению, исканию нового, чужого.
Говорят также, что свойства монгольского племени условили остановку
китайцев в развитии; в китайской цивилизации монгольское племя достигло
высшей степени развития, к какой только оно могло быть способно.
Мы, разумеется, не будем отвергать влияния ни одного из означенных
условий, хотя приговор относительно племени нам кажется слишком резок;
если мы видим, что племя остановилось на известной степени развития под
влиянием таких-то могущественных условий, то естественно рождается вопрос:
остановилось ли бы оно на этой степени при других условиях? Что же
касается до влияния природы, то имеем право спросить: такие же ли
оказались бы результаты, если бы Китай был резко отделен с сухого пути,
представлял такую же плодоносную страну и простирался небольшою узкою
полосою по берегу моря?
Признавая всю законность этого вопроса, мы считаем себя вправе
выставить новое условие, именно: обширность страны, в которой в
продолжение многих веков народонаселение могло расширяться и устраиваться
без столкновения с другими народами, без внешней деятельности, без
подвига, с одной только внутреннею деятельностью. Все силы народа,
особенно с быстрым его увеличением при благоприятных условиях, ушли в это
необычайное трудолюбие, отличающее китайцев. Но одно трудолюбие при
однообразной будничной жизни не разовьет народа: для развития необходим не
труд только, но подвиг, сильное, широкое движение, которое условливается
внешними столкновениями.
В Китае всего лучше можно видеть влияние на народ исключительно
внутренней жизни, как бы она сильно развита ни была, влияние труда без
подвига, необходимого для вскрытия и упражнения высших способностей
человека; в китайцах мы видим людей, в высшей степени способных к труду и
нисколько не способных к подвигу, трусливых, легко подлегающих внешнему
натиску. Преобладание внутренней жизни ведет к тому, что государство
становится похожим на муравейник или на пчелиный улей: трудолюбия очень
много в муравьях и пчелах.
Как устроил китайский народ свое государство? Вопрос этот связан с
вопросом:
как устраивает свое государство всякий большой народ, живущий в
обширной стране без внешних столкновений? Первоначальный родовой быт может
держаться во всей чистоте только при малочисленности народонаселения и
обширности страны, когда каждый род может жить отдельно, не сталкиваясь с
другими, когда и усобицы, возникающие в отдельном роде, легко погасают
чрез удаление недовольных, притесненных членов рода. Но когда
народонаселение увеличивается, когда отдельные роды необходимо
приближаются друг к другу, то естественно происходят между ними
столкновения, ведущие к устройству нового порядка вещей. Или один род
благодаря личности своих членов и другим благоприятным обстоятельствам
усиливается на счет других, и старшина его делается старшиной их всех; или
когда столкновения, войны между родами не оканчиваются таким образом и
сильно наскучивают оседлому, земледельческому народонаселению, то оно
добровольно подчиняется одному человеку, чтобы чрез это подчинение избыть
от внутренних войн. Иногда это делается, чтобы получить вождя для дружного
отбития внешнего неприятеля. Подчинение это могло быть временное и
пожизненное; пожизненное пользование властию легко могло превратиться в
наследственное.
В Китае первоначально были владельцы, или, как мы привыкли называть их,
богдыханы, пожизненные, а с императора Ю (2205 г. до Р. X.) -
наследственные (первой династии Гиа). Власть этих первых государей,
естественно, неограниченная; добыта ли она силою или избранием? Ее
неограниченность условливается потребностью нового народа получить крепкую
связь; новый государь должен быть вождем на войне против внутренних и
внешних врагов и судьею верховным; в том и другом случае ограничение его
власти неудобно для народа, создающего у себя гражданский порядок.
Мы знаем, что в последующие времена усиление монархической власти
является после сильных движений, которые истомляют народ и заставляют его
искать успокоения в диктатуре. "Где нет царя,- говорится в одной древней
поэме1,- там нет ни у кого собственности; люди пожирают друг друга, как
рыбы; не строятся дома, не воздвигаются храмы, не приносятся жертвы; никто
не пляшет на празднествах, никто не слушает певца, земледелец и пастух не
могут:
спать при открытых дверях; купцам нет безопасной дороги". Образца
власти нет никакого другого, кроме власти естественной - отца над детьми и
потом власти господина над рабами.
Обратимся к сознанию древних о господствовавших у них формах правления.
"Каждый дом,- говорит Аристотель,- управляется старшим, поэтому и
народы управляются царями, ибо составились из управляемых (то есть из
домов, семейств); монархия есть домашняя форма правления, ибо дом
управляется монархически".
Мы не можем не принять объяснения Аристотеля, хотя не можем
ограничиться им, тем более что знаменитый философ, противополагая народ,
составившийся из семейств или домов и потому управляемый монархически,
городу, состоящему из людей свободных и равных и управляемому политически,
не объясняет, откуда произошла эта противоположность. Здесь мы должны
обратить внимание на то, что в народе многочисленном, на большом
пространстве живущем и преданном земледелию, мирному труду, не может
возникнуть начало, способное ограничивать царскую власть. Собрание всего
многочисленного народа, на обширных пространствах живущего, для совещания
о делах невозможно; посылка избранных представителей - дело тяжелое и
невозможное в первые времена без другого представительства, образуемого
какой-нибудь выдающеюся частью народонаселения, имеющего особенное
положение, особые права.
Происхождение такой части народонаселения условливается сильным и
продолжительным воинственным движением, и то, как увидим, в дружинной
форме совершающимся; в народе же невоинственном, преданном мирным
земледельческим и промышленным занятиям, этого быть не может.
Народонаселение города, где живет владыка народа, может оказывать на него
влияние, ограничивать его власть своими собраниями, вечами. Но для этого
нужно особенно сильное развитие торговое в известном месте, особенная
подвижность народонаселения вследствие торговой деятельности, развивавшей
силы человека наравне с воинскою деятельностью, особенно в первобытные
времена, когда купец по отсутствию безопасности путей должен был
превращаться в воина.
Если такого условия нет, если мы имеем дело с народом многочисленным,
занимающим обширное пространство в стране уединенной и своими
произведениями удовлетворяющей народ, который потому предан мирным
занятиям; если при умножении своего числа, ведущем к уничтожению родовой
особности, народ хочет обеспечить свои занятия установлением единой и
крепкой власти, способной защитить от врагов внешних и прекратить усобицы
внутренние, то в таком народе мы имеем право ожидать сильной,
неограниченной верховной власти.
Пройдут века, и укоренится привычка, известные отношения войдут в
народное умоначертание, получат освящение свыше и лягут таким образом
препятствием к образованию условий, могущих повести к перемене.
Такие отношения мы видим у китайцев, которых природа оградила от
внешних влияний и дала нам любопытное и поучительное зрелище, как улей под
стеклом для наблюдений естествоиспытателя. Мы можем здесь понять, до чего
может достигнуть уединенный народ земледельцев, работников, поставленный в
выгодные условия для работы, народ трудолюбивый, понятливый, расчетливый,
благоразумный, но с крайне узким горизонтом, народ, весь преданный "злобе
дня", заботам о хлебе насущном, ничем не развлекаемый в этих заботах и не
терпящий быть развлекаемым. Все отношения, разумеется, должны иметь связь
с этим главным стремлением.
Китайцы признают над собою неограниченную власть своего богдыхана,
потому что эта власть обеспечивает им их работу; отношение основывается на
расчете, никакой другой религиозной, нравственной, исторической связи нет.
Хотя богдыхан и называется Сыном Неба, но это только титул; хотя ему и
воздаются божеские почести, но это церемонии, необходимые для обозначения
ранга.
Богдыхан должен быть хороший правитель, добродетельный человек, иначе
он не обеспечивает для народа спокойствия и порядка; как же быть в
противном случае? Другого средства нет, кроме восстания против дурного
лица, против испортившейся династии, и китайская история не бедна такими
движениями, нисколько, впрочем, не уничтожающими ее однообразия. Как скоро
перемена лица произошла и оказалась удовлетворительною, все пошло
по-прежнему, "улей"
зашумел в обычной работе.
Чтобы работа была обеспечена, нужен самый строгий порядок; нужно, чтобы
все было определено с необыкновенною точностью: чтобы никто не позволял
себе ни в чем ни малейшего произвола, ни малейшей перемены; чтобы все
происходило одинаково, как раз заведено: китайское законодательство
отличается точностью, обстоятельностью определений всего, относящегося к
поведению человека, к его нравственным действиям и отношениям, к формам
общественных приличий, к покрою одежды и стрижке волос. Закон соблюдается
строго, произвола нет.
Демократическое начало господствует; все китайцы равны друг перед
другом; наследственных сословий нет; подняться на высшие места, места
надзирателей за рабочими, блюстителей установленного порядка на этой
громадной фабрике, называемой Китаем, можно только посредством испытанного
знания, приобретаемого тяжелым трудом. Цель управления сознана ясно:
"Хорошее управление должно доставить народу необходимые для жизни вещи:
воду, огонь, металлы, дерево и хлеб; потом должно сделать его
добродетельным и научить полезному употреблению всех этих вещей, должно
остеречь его от всего того, что может повредить его здоровью и жизни".
И больше ничего не нужно для китайца. Громадная фабрика, наполненная
трудолюбивыми работниками, идет века по раз заведенному порядку под
строгим надзором знающих дело людей. Все, что может нарушить этот порядок,
необходимый для спокойной и потому богатой результатами работы, отстранено:
рабочий не развлечен ничем; мысль его с малолетства приучена вращаться
в тесном кругу одних и тех же предметов и направляться к одной цели -
исканию удовлетворения материальным потребностям; всякий выход отдельного
лица из очерченного круга, всякое проявление личности, личной
самостоятельности, новой мысли и взгляда не позволяется, невозможно.
Полицейский порядок развит был в Китае тысячи лет назад; тысячи лет назад
ни один китаец не мог выйти без паспорта за городские ворота.
Правительственная система, которая недавно проповедовалась в Европе
некоторыми государственными людьми и которая нравилась многим, измученным
революционною качкой,- система ограничения народа заботами о насущном
хлебе с исключением всех других потребностей, с удалением от него всего,
что могло бы развлечь его внимание, возбудить мысль, нарушить спокойствие
и порядок обычных занятий,- эта система, неприменимая в Европе,
осуществлена с незапамятных пор в Китае, не выдумана здесь каким-нибудь
богдыханом или мандарином, но вытекла из условий жизни народа, принята и
усвоена им; народ воспитался, образовался по ней, она вошла в его
существо, и может ли он когда-нибудь жить без нее - неизвестно.
Мы видели, что Китай испытывал потрясения, нарушения спокойствия и
установленного порядка вследствие слабости и недостоинства богдыханов. Но
эти потрясения, не могшие по характеру своему повести ни к каким
живительным преобразованиям, не могшие расширить горизонт народной жизни,
возбуждали только в народе желание возвратиться как можно скорее к
спокойной и потому счастливой старине, восстановить все, как прежде было.
Отсюда понятно, что имя человека, особенно потрудившегося над таким
восстановлением старины в области мысли, знания и самопознания народа,
будет особенно популярно.
Таково знаменитое имя Конфуция (жившего ок. 550-479 гг. до Р. X.),
собравшего и приведшего в порядок древние народные предания. "Мое учение,-
говорил Конфуций,- есть учение, переданное нам предками; я ничего не
прибавил и не убавил, но передаю их учение в первобытной чистоте". Из этих
преданий старины для нас важны религиозные представления по связи их с
религиозными представлениями других языческих народов. В религиозных
представлениях языческих народов, известных в истории, мы замечаем
следующие общие основные черты: во-первых, дуализм, и притом двойной,
именно - обоготворение двух начал" доброго и злого; во-вторых, поклонение
душам умерших предков. В различных отношениях того или другого народа к
этим основным представлениям выражается характер народа и его историческое
значение.
В китайской религии мы находим первый дуализм, поклонение мужескому
началу, первоначальной силе - небу, и женскому началу, первоначальной
материи - земле. Подле этого поклонения существует поклонение душам
умерших предков.
Но, говоря о религиозном поклонении китайцев, мы не должны представлять
себе форм поклонения, встречаемых у других народов: у китайцев нет ни
храмов, ни жрецов, ни праздничных дней в неделе. Китаец - работник,
погруженный весь в заботы о материальном существовании; он не чувствует
потребности в освежении, восстановлении сил праздником, духовным занятием;
праздник нарушает порядок и потому не полезен. Для китайца "небо не
говорит, но заявляет свою волю только через народ или чрез людей!".
Впрочем, в религиозной жизни китайцев не обошлось без протеста против
этого пренебрежения духовными потребностями.
Самостоятельно или под влиянием учения, занесенного как-нибудь с юга,
из Индии,- все равно, только протест явился в так называемом учении Тао,
основанном Лао-Тзе, который подчинял физический дуализм неба и земли
высшему началу Тао (разума). Протестуя против полного погружения в заботы
о материальном благосостоянии и в чувственные наслаждения,
господствовавшего в Китае, Лао-Тзе требовал освобождения от страстей и
духовной созерцательной жизни в удалении от общества и его волнений,
указывая на цель такой жизни - возвращение в лоно первоначального
существа, из которого вышел человек.
Мы еще возвратимся к этим представлениям, в которых выказалась реакция
чувственным стремлениям народов в различных странах Востока. Здесь же
заметим, что в Китае учение Лао-Тзе явилось сектою и не могло сильно
противодействовать господствующему направлению жизни; гораздо сильнее
распространился искаженный буддизм, удовлетворявший потребности народа во
внешнем богослужении.
Трудолюбивейший народ не мог предохранить себя от рабства. На это
важное явление, как оно существовало в древнем мире, мы должны обратить
особенное внимание. Происхождение рабства, происхождение разных видов
частной зависимости человека можно проследить в преданиях народов.
Конечно, война должна была доставлять значительное число рабов; победитель
имел право или убить побежденного, или подарить ему жизнь, и в последнем
случае побежденный делался рабом, собственностью победителя. Экономическая
неразвитость первоначальных обществ содействовала сильно к распространению
рабства: для человека было чрезвычайно удобно иметь разумное орудие,
разумную животненную силу для работ всякого рода при невозможности
вольнонаемного труда.
Скоро оценили выгоду охотиться за человеком, добывать его с оружием в
руках и торговать им. Но кроме захвата и купли число рабов увеличивалось и
другим способом: обеднение от голода или другого физического бедствия,
лишение семьи или рода, бессемейность и безродность, страшное бедствие в
древнем обществе, где человек мог держаться самостоятельно только с
помощью первоначального кровного союза,- все эти бедствия должны были
принуждать человека просить принятия в чужую семью или род для получения
средства к существованию; но единственное условие, при котором он мог быть
принят, это - работа, рабство; молодой человек для получения руки девушки
должен был работать будущему тестю несколько лет, как мы это видим в
истории патриарха Иакова.
Рабство продолжалось и в новом, христианском мире; мы с ним хорошо
знакомы; но все же в христианстве, поднявшем личное значение человека как
храма Духа Св., существа, искупленного кровию Спасителя, мы все более и
более отвыкали от представления о рабе, господствовавшего в языческой
древности. В древности мы видим, например, такое явление: жена дает в
наложницы мужу рабу свою, и когда раба родит ребенка, то госпожа в
восторге принимает его на колени и говорит, что Бог дал ей сына. Поймем ли
мы теперь это явление?
Оно объясняется только таким представлением, что раб не имеет
совершенно никакой личности и составляет часть господина, имеет с ним
совершенно одно существование.
Знаменитый наблюдатель над общественными явлениями древнего мира
Аристотель приходит к нам на помощь; он говорит: "Раб есть одушевленная
собственность и как бы орган. Собственность есть как бы часть, ибо часть
есть не только часть другого, но имеет с ним одно существование. Подобно
тому и собственность; поэтому раб не только есть раб своего господина, но
и имеет с ним одно существование". Это уяснение представления древности о
рабе поможет нам объяснить и некоторые другие явления древней жизни. Если
человек, сделавшийся собственностью, считался частью, имевшею одно
существование с целым, с господином, то при отсутствии прав личности дети,
обязанные существованием родителям, естественно составляли их
собственность, часть, не могли иметь никаких прав, находились к родителям
совершенно в отношении рабов.
Между китайцами, как народом мирным и земледельческим, сначала не было
рабства; но оно явилось, когда вследствие тяжких бедствий родителям
позволено было продавать детей своих.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история