Скрынников Р. Россия накануне смутного времени

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 9 Кабала и барщина

Значительную часть населения в новгородском поместье составляли помещичьи «люди», обрабатывавшие барскую пашню и служившие при барском дворе. Их связывали с феодалами различные формы зависимости. Личные архивы новгородских помещиков XVI в. не сохранились до наших дней, но их следы можно обнаружить в записных и кабальных книгах по Новгороду за 90-е годы XVI в. В связи с обязательной регистрацией «крепостей» на холопов и кабальных людей, проведенной властями в конце XVI в., новгородские помещики представили в съезжую избу все имевшиеся в их распоряжении документы, удостоверявшие их право на «людей», включая духовные, деловые и холопьи грамоты, служилые кабалы. Помещики, чьи предки водворились на новгородских землях при Иване III, зарегистрировали все свои «крепости», накопившиеся в их личных архивах в течение века. Тщательное сопоставление документов помещичьих архивов, отразившихся в поздних записных книгах, с последовательными описаниями земельных владений тех же помещиков в писцовых книгах позволяет реконструировать историю «двора» ряда новгородских феодалов с большой степенью точности и полноты.
Дворяне Новокрещеновы владели новгородским поместьем с конца XV до начала XVII в. Ранние документы из их «архива» восходят к 70–80-м годам XV в., поздние – к 90-м годам XVI в. Сохранились описания их поместий в писцовых и «отдельных» книгах. Все это позволяет проследить состав помещичьего «двора» на протяжении века. В 1472–1473 гг. Федор Новокрещенов составил духовную грамоту, на основании которой его наследники поделили дворню: «По приказу и по духовной мужа своего, Федора Новокшенаго, Огрофена Федорова, жена Новокшенова, да Федоровы дети Новокшенова по приказу отца своего, Федора, Олексей, да Иван, да Яков, да Григорий, да Борис поделили со своей матерью, с Огрофеною, людьми отца своего Федоровыми холопи и робами». Старший сын Федора, Иван Новокрещенов, получил поместье в Водской пятине и в 80–90-х годах XV в. осел на земле: выстроил себе «большой двор» в сельце Холуи и завел барскую пашню – около 48 десятин в трех полях. Старая дворня – несколько унаследованных от отца холопов и «роб» – не удовлетворяла помещика, и он набрал себе новую. В 1501 г. ему продался Д. Якушев: «…а взял на собе у него 2 рубля, а за те деньги дался в селцо Холуи на ключ, а по ключу в холопи». На протяжении трех десятилетий помещик сделал следующие приобретения: за 3 руб. купил «в полницу» Ф. Савелова, за 5 руб. – И. Андреева с женой, за 2 руб. – К. Бугарова, за 2 руб. – И. Савелова, за 2½ руб. – «робу» Арину с дочерью, за 3 руб. – А. Мануйлова, за 1½ руб. – «робу» Мавру, за 1 руб. – двух детей новгородца, Федотку и Обросимка, за 3 руб. – К. Лутьянова, за 2 руб. – второго ключника и, наконец, за 2 руб. – Б. Васюкова . На протяжении 1488–1511 гг. помещик истратил на покупку холопов 16,5 новгородских рублей.
Сын и наследник помещика, А. И. Новокрещенов, продолжил дело отца. В 1554 г. он купил «в полницу» двух братьев, дав за них 3 руб., в 1567 г. приобрел себе в сельцо Холуи нового ключника Давидко, который «по докладной в холопи… продался и 2 рубли на себе денег взял» .
Сын Афанасия Воин Новокрещенов не получил от отца сельцо Холуи и вынужден был самостоятельно устраивать свою судьбу. После разрухи 70-х годов помещичья семья растеряла почти всю старую дворню. По старинным полным грамотам, у В. А. Новокрещенова жило всего четыре человека: один холоп и три «жонки-робы». Новая дворня, набранная помещиком в 80–90-х годах, состояла исключительно из кабальных людей. Вот перечень приобретений В. Новокрещенова: в 1585 г. – 1 кабальный (7 руб.); в 1588 г. – 1 кабальный с женой (?); в 1589 г. – 1 кабальный с сыном (5 руб.), 1 кабальный (5 руб.), 1 кабальный с женой (5 руб.); в 1591 г. – 1 кабальный с женой (5 руб.), 1 кабальный (5 руб.); в 1593 г. – 1 кабальный с детьми (15 руб.), 1 кабальный с женой (6 руб.), 1 кабальный с женой (7 руб.), 1 кабальный с женой (6 руб.), 1 кабальный с семьей (8 руб.), 1 кабальный (5 руб.) .
В течение восьми лет В. Новокрещенов затратил на кабальных номинально более 79 руб., т. е. сумму весьма значительную по тем временам. Приобретение «людей» было обусловлено потребностями как хозяйства, так и службы.
Анализ своего рода «каталогов» феодальных документов обнаруживает любопытный факт: помещичьи архивы сравнительно хорошо сохранили холопьи грамоты конца XV – 30-х годов XVI в. Казалось бы, по мере приближения к концу XVI в., т. е. ко времени составления записных книг, число «полных» грамот должно возрасти. На самом деле помещичьи архивы сохранили лишь единичные экземпляры «полных» грамот, относящихся к середине XVI в., а от более позднего времени их вовсе нет. Обратная картина наблюдается в отношении кабал. Среди помещичьих «людей» кабальные встречались уже в начале XVI в. Но в записные книги попали единичные кабалы, составленные ранее 50-х годов XVI в. В книгах имеется значительное число кабальных грамот, датированных 60-ми годами, в последующее десятилетие их количество продолжает увеличиваться. Эти наблюдения свидетельствуют, что в новгородском поместье второй половины XVI в. кабала интенсивно вытесняла холопские формы зависимости .
Полное холопство существовало со времен Киевской Руси. На протяжении шести веков оно составляло главный ствол рабства. Поэтому замена полного холопства кабалой стала крупным явлением экономической истории XVI в. Причиной падения полного холопства, вероятно, была его малая экономическая эффективность. Этот факт получил отражение в русской публицистике уже в середине XVI в. С осуждением «рабства», и прежде всего полного холопства, выступали И. С. Пересветов, Сильвестр, рязанский епископ Касьян и некоторые другие писатели . Замена полного холопства кабалой была ускорена такими факторами, как широкое развитие ростовщичества и кризис 70– 80-х годов XVI в. «Великое разорение» подвергло подлинному экзамену эффективность различных форм труда. Тот факт, что исходный рубеж кризиса по времени совпадает с началом быстрого роста служилой кабалы, по-видимому, не случаен. Экономическая катастрофа расчистила почву для кабалы, а позже и для крестьянской барщины.
На первых порах по сравнению с полным холопством кабальная служба представляла несколько смягченную форму эксплуатации. Кабальный сознавал свою зависимость как временную: уплата долга могла вернуть ему свободу. Однако по мере развития кабальных форм зависимости и их превращения в постоянный экономический институт участились случаи передачи кабальных людей по наследству, их перепродажи и т. п. Помещики эксплуатировали кабальных в тех же экономических условиях, что и полных холопов, что неизбежно вело к нивелировке этих двух основных категорий помещичьих «людей».
Исследование категории помещичьих «людей» по новгородским писцовым книгам привело автора к выводу о том, что наибольшее распространение получили два типа взаимоотношений помещиков и их «людей» независимо от различий юридической формы (старинные, полные, приданые холопы, кабальные люди и пр.). Олицетворением первого типа был слуга на «служнем» наделе, олицетворением второго – страдник на барской запашке.
Во второй половине XVI в. основную массу кабального люда помещики эксплуатировали на барской пашне. Кабальных «деловых» людей чаще всего держали в людских избах на месячине в непосредственной близости от господского поля, в «усадище». Значительно реже «деловых» людей сажали в отдельные дворы на пашенный надел. Трудовая прослойка кабального люда постоянно пополнялась за счет разоренных крестьян, посадских людей и т. д. Кроме того, существовал привилегированный слой кабальных людей, которые несли службу в боярских свитах и помещичьих дворах в качестве боевых слуг. В соответствии с Уложением о службе дворяне с поместьем свыше 100 четвертей должны были выступать в поход «конно, людно и оружно». Как правило, бояре выступали в поход в сопровождении многих десятков таких слуг. В поместье военные слуги пользовались особым положением: им нередко выделяли отдельные дворы и «служнюю» пашню, которую они, по точному выражению писцовых книг, пахали «на себя». Этот слой кабальных людей нередко пополнялся за счет оскудевших служилых людей, покинувших свои запустевшие поместья и государеву службу.
Кабальная служба просуществовала как массовое явление по крайней мере 20–30 лет, прежде чем приказной аппарат приступил к разработке правовой основы нового института. Значительное влияние на законодательство о кабальных холопах оказали социальные движения 80–90-х годов, непосредственное участие в которых принимали кабальные и прочие холопы. В мае 1586 г. в Москве произошли крупные волнения, а спустя один-два месяца власти спешно обнародовали первое развернутое законодательное постановление о кабальных людях. Уложение 1586 г. ввело процедуру неукоснительной регистрации сделок на кабальных людей. Приказ Холопного суда в Москве и провинциальная администрация должны были впредь записывать кабальные сделки в особые книги с обязательным представлением копий в московский Казенный приказ . Эта мера носила двойственный характер. Регистрация кабальных сделок, с одной стороны, укрепляла владельческие права феодала на кабальных людей, а с Другой – вводила некоторые гарантии против злоупотреблений, угрожавших закабаляемым людям. Обязательным условием кабальной сделки стало присутствие лица, взявшего на себя кабалу. Если выяснялось, что кабала взята принудительно, сделка объявлялась недействительной. Уложение 1586 г. получило непосредственное отражение в документации Разрядного приказа. В Разрядных книгах появилась запись о том, что с 1 июля 1586 г. «начели кабалы имат на служивые люди и в книги записыват» . Разрядная запись не оставляет сомнения в том, какую прослойку имели в виду правительственные распоряжения, отданные на другой день после волнений. Власти старались успокоить оскудевшую служилую мелкоту, легко попадавшую в сети кабальной неволи. Правительству удалось справиться с городскими движениями, но выступления низов не прекратились. В 1595–1596 гг. власти впервые направили в провинцию войска для подавления движения «разбоев». Год спустя правительство опубликовало развернутое Уложение о холопах. Скорее всего новое законодательство санкционировало сложившуюся практику. По служилой кабале должник отрабатывал во дворе господина не долг, а лишь проценты на сумму долга. Поэтому он не располагал реальной возможностью освободиться от кабальной зависимости путем выплаты долга. Уложение 1597 г. устранило формальную возможность освобождения кабального путем выплаты долга, обязав его «служить» владельцу кабалы до смерти последнего. Эта санкция воплотила в себе крепостнический дух законодательства конца XVI в. Она сблизила кабальную форму зависимости с холопской.
Но кабальный все же не был холопом в полном смысле слова. Его связывала с господином личная зависимость, которая прекращалась со смертью господина. В силу Уложения 1597 г. держатель кабалы не мог передать кабального своим наследникам вместе с прочим имуществом. Его власть не распространялась также и на детей кабального. И в этом случае власти лишь санкционировали практику освобождения холопов по смерти господина, сложившуюся в XIV – начале XVI в. Эта практика ускорила падение полного холопства, но не предотвратила стремительного развития служилой кабалы. Очевидно, сам по себе обычай роспуска дворни не имел решающего значения перед лицом более важных экономических факторов. Если помещики к концу XVI в. решительно отказались от эксплуатации на пашне труда холопов-страдников и заменили их «деловыми» кабальными людьми, то отсюда с неизбежностью следует, что такая замена обеспечивала им определенные экономические выгоды. Те же причины определили обращение помещиков к эксплуатации барщинного труда крестьян .
Анализ новгородских писцовых книг показывает, что лишь в самых ранних описях московские писцы отмечали барщинные повинности крестьян на барских сенокосах и очень редко – на барской пашне. Во второй половине XVI в. программа описания была значительно упрощена, и писцы перестали фиксировать какие бы то ни было данные о барщине . В результате в писцовых книгах образовался пробел, восполнить который помогает многочисленная родственная документация, а именно поместные «отдельные», ввозные, послушные грамоты, постановления Судебников и т. п.
Правовое положение крестьян к концу XV–XVI в. наиболее подробно определялось Судебником 1497 г. (ст. 57) и Судебником 1550 г. (ст. 88). И. И. Смирнов назвал статью 88 Судебника 1550 г. «комментированной» статьей первого Судебника. Дополнения и поправки, внесенные в Судебник 1550 г., имели, по его мнению, характер комментариев к «крестьянской» статье Судебника 1497 г. «Что касается вопроса о крестьянах, – пишет И. И. Смирнов, – то следует констатировать, что Судебник 1550 г. занимает здесь консервативную позицию… При всей исключительной важности этой статьи, по существу, она не дает почти ничего нового по сравнению со ст. 57 Судебника 1497 г.» . С таким мнением трудно согласиться, поскольку в ст. 88 есть новелла, в которой впервые регламентировалась крестьянская барщинная повинность в связи с детализацией норм выхода крестьян в Юрьев день. Приведем целиком эту имеющую принципиальное значение новеллу ст. 88 Судебника 1550 г.: «А останется у которого крестьянина хлеб в земли, и как тот хлеб пожнет, и он с того хлеба или с стоячего даст боран да два алтына. А по кои места была его рожь в земли, и он подать цареву и великого князя платит со ржи; а боярского ему дела, за кем жил, не делати» . Освобождение от барщинных повинностей в пользу старого землевладельца было связано с тем, что крестьянин должен был делать «боярское дело» на нового господина, на земли которого он перешел.
Факт появления в общерусском законодательстве указания на барщину, или «боярское дело», нельзя считать случайным. Очевидно, это симптом экономических перемен, связанных с развитием отработочных форм ренты в середине XVI в. Судные дела 60-х годов XVI в., составленные в Новгороде на основании норм Судебника 1550 г., подтверждают этот вывод.
Помещик Плещеев в 1555 г. пожаловался в суд на помещика Русина Головачева: «Продал-деи ему тот Русин… с трех обеж доход хлебной и денежной и дело на 8 лет, а взяли-деи у него 30 рублив московских денег наперед, да того-деи ему доходу и дела с трех обеж не дадут, а денег ему 30 рублив не отдадут же». Итак, вместе с оброками Плещеев купил у Головачева право на использование отработок крестьян. В том же году помещики Бровцын и Воронин били челом на помещика Зезевитова, обвинив его в свозе крестьян не «по сроку», без «отказу» и беспошлинно. Судьи распорядились вернуть крестьян и велели им «за Иваном Бровцыным да за Ворониным жити по нашему Уложению по Судебнику до сроку, и на помещика дела делати и доход давати» . Приведенные примеры показывают, что «дело» (барщина) становится реальной повинностью новгородских крестьян в середине XVI в.
Очень важно установить как можно точнее содержание термина «дело». Поскольку он употреблен в Судебнике и судных делах 50-х годов XVI в. применительно к крестьянам, то, следовательно, этим понятием обозначались в первую очередь земледельческие работы – косьба, пахота, молотьба и пр. Существовало выражение «делать землю». С 70-х годов XVI в. новгородские помещики повсеместно стали взимать особую плату «за дело» («за пашню», «за страду»). Очевидно, они могли ввести новый побор, неизвестный ранее, лишь после того, как барщина на пашне («дело», «страда», «пашня») получила более или менее широкое распространение. Среди поместной документации, дополняющей писцовые книги, исключительное значение имеют так называемые отдельные и послушные грамоты, определявшие взаимоотношения помещика с крестьянским населением поместья. Уже самые ранние «отдельные» грамоты на поместье (начала XVI в.) утверждали право помещика как на заведение барской запашки, так и на увеличение оброка: «А что ис тех обеж Семен (помещик. – Р. С.) возмет себе или своим людем обеж на пашню… а что прибавит на крестьян своего доходу, и он в том волен…» Эта формула получила дальнейшее развитие в «отдельных» грамотах 60–70-х годов XVI в. В них обязательства крестьян определялись двояким образом:

КРАТКАЯ ФОРМУЛА

Чтобы крестьяне «пашню их (помещиков. – Р. С.) пахали и оброк им платили».

ПОЛНАЯ ФОРМУЛА

Чтобы крестьяне «пашню его (помещика. – Р. С.) пахали, где собе учинит, и оброк платили, чем вас (крестьян. – Р. С.) изоброчит».

Итак, полная формула послушной грамоты недвусмысленно говорит о том, что крестьянин был обязан пахать помещичью пашню, где помещик «собе учинит» . Изменения в формуляре «послушных» грамот отразили сдвиг, связанный с развитием барской запашки и появлением барщины.
Новые исследования по экономической истории Новгорода заставляют отказаться от вывода о том, что широкое развитие барщины привело к падению холопского труда в новгородском поместье. Однако было бы ошибкой отрицать барщину как значительное экономическое явление в истории новгородского поместья второй половины XVI в. Если в первой половине XVI в. новгородские помещики обрабатывали свою пашню почти исключительно холопским трудом, то к концу века наряду с холопами и кабальными людьми они широко эксплуатировали также труд барщинных крестьян. В конце XVI в. развитие барщины достигло такого уровня, когда значительные участки и наделы обрабатывались исключительно трудом барщинных крестьян. В Бежецкой пятине чисто барщинным способом обрабатывалась уже седьмая часть помещичьей пашни . На прочей пашне помещики эксплуатировали как холопский труд, так и «комбинированный труд» – холопов и барщинных крестьян.
При оценке барщины не следует исходить из предположения, будто она могла развиваться преимущественно в рамках крупного хозяйства, товарное производство которого расширялось под воздействием внутреннего и отчасти внешнего рынка. В новгородских писцовых книгах конца XVI в. обрисовываются контуры совсем иного типа барщинного поместья – это мелкое помещичье хозяйство, сохранившее замкнутый натуральный характер и начавшее применять крестьянскую барщину на господской пашне. Конечно, при изучении новгородского поместья нельзя не учитывать общие особенности аграрного развития северо-западной окраины России. В силу особых природных условий и исторических традиций барщинная система даже в более поздний период никогда не получала здесь такого развития, как в черноземной полосе.

.

Комментарии (1)
Обратно в раздел история