Пестковская Е. Великий гончар

ОГЛАВЛЕНИЕ

На одной из площадей Парижа стоит памятник. Человек в фартуке держит в руке фаянсовое блюдо. В глубоком раздумье он опустил голову с высоким лысеющим лбом. Свободная рука его указывает на раскрытую книгу. У его ног обломки минералов и раковин. На постаменте надпись «Бернар Палисси».

Замечательный французский художник, гончар и учёный Бернар Палисси был свидетелем и участником многих знаменательных событий. На протяжении всей второй половины XVI в. во Франции почти не прекращались кровавые гражданские войны. По стране, озарённой отблесками пожаров, рыскали орды вооружённых наёмников. Во славу католической и протестантской религии озверевшие солдаты грабили и убивали мирных жителей. Но, несмотря на разруху и одичание, вызванные беспрерывными войнами, Франция, так же как и другие страны Европы, двигалась вперёд. Старая феодальная культура, скованная по рукам и ногам всесильной церковью, доживала свои последние дни. Под натиском новой, буржуазной культуры, зародившейся в XIV—XV вв., она сдавала одну позицию за другой.

До эпохи Возрождения во Франции, как и везде в Европе, наука находилась в зачаточном состоянии. Католическая церковь прилагала все усилия к тому, чтобы задержать её развитие. Учёные писали на непонятном народу латинском языке и выбирали отвлечённые, не имеющие практического значения темы. Привыкнув слепо доверять утверждениям библии и некоторых древних авторов, они почти никогда не пытались проверить то или иное положение на практике. Тех из них, которые осмеливались противоречить священному писанию и мнениям богословов, жестоко карала инквизиция. Зато такие шарлатаны, как астрологи и алхимики, пользовались всеобщим признанием и уважением.

Средневековое искусство было так же далеко от жизни, как и средневековая наука. Рабская зависимость от католической церкви вынуждала художников и скульпторов того времени выбирать для своих произведений религиозные темы, ибо в средние {268} века искусство служило преимущественно украшению храмов. Замки феодальных сеньёров и дома зажиточных горожан поражали бедностью своей обстановки. Охотничьи трофеи да грубая золотая и серебряная утварь — вот почти единственные украшения замка французского сеньёра XIV—XV вв. Что же касается картин и статуй религиозного характера, то они не отличались большой художественностью. Средневековые художники стремились лишь к тому, чтобы подчеркнуть в своих произведениях религиозное, или, как они выражались, «духовное», начало и совершенно не заботились о правдивом изображении природы.

Так продолжалось до тех пор, пока на сцену не выступил новый класс — буржуазия. Для развития промышленности и сельского хозяйства ей нужна была такая наука, которая объясняла бы явления природы и помогала бы ей практическими указаниями. Не следует забывать, что буржуазия была молодым и полным веры в своё будущее классом. Ей тогда не нужно было искажать науку и действительность, как она это делает теперь.

Средневековое искусство удовлетворяло буржуазию не больше, чем средневековая наука. Стремясь всесторонне использовать накопленные богатства и насладиться жизнью, разбогатевшие буржуа и дворяне предъявляли спрос на художественные произведения светского характера. Они охотно покупали красивые картины и скульптуры, которые должны были украсить их дворцы и замки. Выше всего они ценили правдивое, реалистическое изображение людей и природы, основанное на высоком художественном мастерстве.

Вызванная к жизни этими требованиями, во Франции, так же как и в других странах, расцвела новая, буржуазная культура. Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того человечеством, пишет об этом времени Энгельс. Люди, совершившие этот переворот, «...были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не совершил бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких областях творчества»   1 .

Именно таким человеком был один из создателей французского фаянса и крупнейший естествоиспытатель своего времени Бернар Палисси.

* *

*

Труден и мучителен был жизненный путь Бернара Палисси, закончившийся в Бастилии. О первых тридцати годах его жизни известно немногое. Лишь приблизительно можно установить, что он родился в 1510 г . в семье крестьянина. Как только мальчик немного подрос, родители отдали его в ученье. Семь лет обучался Бернар Палисси сложному искусству живописи по стеклу. Из кусочков разноцветного стекла нужно было составлять изображения святых. Такие цветные стёкла — витражи — шли на украшение храмовых окон. Уже тогда проявились отличительные черты характера Палисси — необычайная трудоспособность, любознательность и железная воля.

Окончив ученье, Палисси, по обычаю подмастерьев того времени, отправляется странствовать. С мешком за плечами и палкой в руках он обошёл многие провинции Франции, Нидерландов и Германии. Перед ним расстилались необозримые леса и поля, деревни и города. Пытливый юноша внимательно присматривался ко всему окружающему. Диковинные камни, горячие источники и другие неразгаданные тогда тайны природы надолго приковывали к себе его внимание. В молодом подмастерье рано просыпается страстная жажда знаний. Но бедняк, которому надо зарабатывать на жизнь, не может поступить в школу или университет. С большим трудом ему удаётся изучить геометрию и черчение, необходимые для межевания. Таким образом, у него появляется вторая специальность — землемерие. Не ограничиваясь этим, Палисси и в дальнейшем старается расширить свой скудный запас знаний. Он читает все научные книги на французском языке, которые ему удаётся достать, и пополняет недостаток школьного образования наблюдениями над людьми и природой.

В 1538 г . странствованиям Палисси приходит конец. Он женится и открывает собственную мастерскую в Сенте. На одной из окраин живописного города четыреста лет назад стоял домик. Из его окон открывался чудесный вид на плодородные поля Юго-Западной Франции. В этом домике около развалин крепостной башни Палисси прожил двадцать лет.

Сначала дела Палисси шли неплохо. Он был молод, силен и работал не покладая рук. Но постепенно ремесло живописца по стеклу начинает выходить из моды. А между тем семья Палисси быстро увеличивалась. Нужно было искать дополнительных средств к существованию. В поисках новой специальности Палисси обращает свой взор на развитое в Сенте гончарное производство. Но сосуды, которые здесь выделывались, были слишком грубы и некрасивы, чтобы внушить художнику желание создать что-либо подобное. Судьбу Палисси решила «чаша изумительной красоты», случайно попавшая в его руки. Мы с вами вряд ли удивились бы, увидав подобную чашу. Но во Франции XVI в. фаянсовая посуда была редкостью.

Фаянс, т. е. глиняная посуда, покрытая красивой стекловидной глазурью выделывалась тогда преимущественно в Италии. Центром фаянсового производства был город Фаэнца, от которого фаянс заимствовал своё название. Сосуды, которые там производились, славились своей ослепительной белизной и красоч- {270} ной росписью. Лучшие художники того времени не гнушались создавать орнаменты для их украшения. Неудивительно, что, увидав такой сосуд, Палисси загорелся желанием во что бы то ни стало открыть секрет белой глазури. Ведь если ему это удастся, он будет делать сосуды и другие красивые вещи из глины и сможет хорошо заработать.

Нужно было обладать огромной силой воли и неистощимым терпением, чтобы осуществить подобное решение. Достаточно сказать, что Палисси не знал ни гончарного производства, ни химического состава глазури, ни способов его обжига. Все эти сведения передавались от поколения к поколению в семействах гончаров и были тайной для посторонних.

«Я начал искать глазурь, — рассказывает о своих первых опытах Палисси, — как человек, который движется в потёмках. Не имея никакого представления о том, из каких материалов делается глазурь, я растирал тогда все вещества, которые, по-моему, могли пригодиться». Растёртые вещества Палисси смешивал в самых разнообразных пропорциях и сочетаниях и покрывал ими черепки глиняных горшков. Теперь оставалось положить их в печь, которую мастер построил «по своему разумению», и развести сильный огонь, чтобы посмотреть, не сплавятся ли вещества в глазурь.

Первый же опыт принёс Палисси жестокое разочарование. Печь, построенная неумелыми руками, не давала достаточного жара, и вещества не сплавлялись. Не понимая, в чём дело, Палисси комбинирует всё новые и новые материалы, но всё напрасно. В конце концов он отказывается от мысли построить собственную печь и начинает обжигать свои черепки в печи соседнего гончара.

В мучительных поисках проходят годы за годами, а глазурь всё не получается. На покупку материалов и топлива уходят все сбережения прежних лет. Волей-неволей приходится на время прекратить опыты и вернуться к прежнему ремеслу. Но едва накопив некоторую сумму денег, Палисси снова начинает поиски секрета глазури. Теперь он обжигает свои образцы уже не в гончарных печах, а в стекольных. Ведь стекольные печи, рассудил он, дают более высокую температуру, чем гончарные.

Первый же опыт, проведённый в новых условиях, показал Па- {271} лисси, что он находится на правильном пути. На некоторых черепках, обожжённых в печи стекольщика, образовалось какое-то подобие глазури. Окрылённый удачей, Палисси ещё более настойчиво продолжает работу. Он хочет найти такой состав, который дал бы совершенно белую глазурь. Годы за годами тянутся нескончаемые опыты. И вот, когда почти уже не остаётся надежды, среди трёхсот или четырёхсот черепков, только что вынутых из печи, находится один, покрытый совершенно белой глазурью.

«Я испытал такую радость, — пишет о своём открытии Палисси, — что почувствовал себя совершенно новым человеком». Ему казалось, что все испытания остались теперь позади и он сможет вознаградить себя за годы тяжёлого труда. Но он ошибался. «Я был таким глупцом тогда, — рассказывает об этом времени Палисси, — что, получив эту удивительную красивую белую глазурь, сразу же принялся изготовлять глиняные сосуды, хотя я никогда не был знаком с гончарным делом».

Восемь месяцев потребовалось неопытному в гончарном искусстве мастеру, чтобы изготовить сосуды и построить печь «наподобие тех, какие употребляют стекольщики». «Я сам должен был разводить известь, носить для этого воду и таскать на собственной спине кирпичи, так как у меня не было денег, чтобы нанять хотя бы одного рабочего», — вспоминает о пережитых трудностях Палисси. Больше месяца потребовалось ему на то, чтобы растереть и смешать материалы для глазури и покрыть ими сосуды. Шесть суток Палисси не отходил от топок, поддерживая в печи ровный и сильный огонь. И после всех этих испытаний, после десятимесячного неустанного труда глазурь не сплавилась!

Предполагая, что причиной был недостаток веществ, которые сплавляют глазурь, Палисси снова повторяет опыты, но в критическую минуту ему не хватает дров. В отчаянии Палисси сжигает изгородь своего сада, пол и даже мебель, но всё напрасно.

«Невозможно передать моё горе, — описывает Палисси своё состояние. — От изнурительного труда и жара я совершенно извёлся и высох, моя рубашка уже более месяца как не просыхала и, в довершение всего, вместо утешений я встречал лишь одни насмешки. Даже те, кто должны были мне помогать, ходили по всему городу и кричали, что я сжёг полы в своём доме».

Соседи покачивали головами, встречая на улицах осунувшегося и небритого мастера. Многие из них откровенно называли его безумцем, другие подозревали в нём фальшивомонетчика. Подавленный несправедливыми подозрениями, Палисси ходил по городу, не подымая глаз, как человек, сгорающий от стыда. Никто не хотел давать ему в долг. Дома плакали голодные дети. «Мне не только не помогали, — с горечью рассказывает Палисси, — наоборот, надо мной смеялись». «Так ему и надо, {272} пускай помирает с голоду за то, что оставил своё ремесло», — говорили обыватели.

Но лишения, так же как преследования и насмешки, не могли сломить духа непреклонного мастера. Проходит некоторое время, и он снова принимается за работу. На этот раз, чтобы сберечь время и труд, Палисси нанимает себе в помощь опытного гончара. В течение шести месяцев он со своим подмастерьем изготовляет новую партию глиняных сосудов. Всё это время ему приходится кормить своего помощника в трактире, так как дома ничего нет. Этот трактир едва ли не единственное место в городе, где ему ещё отпускают в долг. Закончив лепку сосудов и рассчитавшись с гончаром (за неимением денег пришлось отдать ему собственное платье), Палисси перестраивает печь и приступает к обжигу.

Сначала всё шло хорошо, но непредвиденный случай испортил дело. От сильного жара известковая обмазка печи потрескалась, и расплавленная глазурь покрылась крошечными осколками щебня. Велико было отчаяние Палисси, когда он увидал испорченные сосуды. Его не утешило даже то, что, несмотря на свой недостаток, они получились очень красивыми, и нашлись люди, предложившие за них большие деньги. Слишком гордый и требовательный к себе, чтобы продавать недоброкачественный товар, Палисси предпочёл уничтожить всю партию. Соседи увидели в этом новое доказательство его безумия. «Этот дурак уничтожил товара больше, чем на восемь франков», — говорили они.

Измученный нечеловеческим трудом, Палисси заболел от огорчения. Да и как было не огорчаться, когда его со всех сторон осаждали кредиторы. «У меня не было средств, чтобы поддержать свою семью, — вспоминает он об этом времени. — Вместо утешений на меня обрушивались проклятия!» Но Бернар Палисси был не из тех людей, которые долго предаются отчаянию. «Человек, который упал в яму, должен попытаться встать», — говорил он себе. Прежде всего нужно расплатиться с многочисленными долгами и запастись средствами. Тут на его счастье подворачивается выгодная работа по межеванию. Поправив несколько свои дела, он снова возобновляет свои опыты.

Хотя теперь Бернар Палисси знает, из чего делается глазурь и как она обжигается, его испытания на этом не кончаются. Вследствие несовершенства печи глазурь нередко покрывается пеплом, сосуды обжигаются неравномерно, полива получается то слишком плотной, то чересчур прозрачной. «Как только я придумывал способ предотвратить одну опасность — тотчас же возникала новая, непредвиденная», — рассказывает изобретатель.

Бернару Палисси приходилось постоянно совершенствовать свои печи, что вызывало бесконечные насмешки соседей. «Он строит лишь затем, чтобы разрушать», — посмеивались они. Но что значили насмешки для человека, который не останавливался перед самыми тяжкими лишениями, чтобы добиться своей цели! {273} Вот что рассказывает Палисси в своём трактате «О гончарном искусстве» о выпавших на его долю испытаниях. «В течение долгих лет, не имея чем покрыть свои печи, я проводил целые ночи под дождём и ветром, не встречая ни в ком поддержки и сочувствия, если не считать сов, которые кричали с одной стороны, и собак, завывавших с другой. Подчас разыгрывались ветры и бури, которые с такой силой бушевали вокруг моих печей, что я вынужден был бросать там всё, теряя весь свой труд. Нередко случалось и так, что, бросив там всё и не имея на себе сухой нитки из-за лившихся дождей, я отправлялся спать в полночь или на рассвете в такой одежде, точно меня таскали по всем лужам города. И, отправляясь в таком виде спать, я брёл без свечки, шатаясь из стороны в сторону, как пьяный...» Непосильный труд и лишения совершенно истощили Палисси. Он походил на скелет. От нужды и болезней у него умерло шестеро детей. Но несокрушимая воля и талант в конце концов победили. После шестнадцати лет непрестанного труда он научился делать фаянсовые сосуды.

Кто-нибудь другой на его месте, возможно, и удовлетворился бы достигнутым, но Палисси не хотел быть простым подражателем итальянских мастеров. Он ставит перед собой новую задачу — получить невиданную дотоле глазурь, и после нескольких лет поисков приходит к мысли комбинировать глазурь различных цветов. Это было нелёгкое дело, так как глазурь различных цветов плавится при разной температуре. Но благодаря свойственному ему упорству Палисси преодолел и это затруднение. Так появилась на свет знаменитая «крапчатая» глазурь, напоминающая мрамор с разноцветными искрами. Тайну этой замечательной глазури Палисси унёс с собой в могилу.

Дальнейшие поиски наталкивают нашего мастера на мысль украшать свои блюда и вазы различными изображениями растений и животных. Пользуясь этим приёмом, он создал совершенно новый вид фаянсовых сосудов — так называемую «сельскую посуду». Фаянсовые сосуды с изображением змей и ящериц и других животных имели большой успех у современников. В короткое время они стяжали своему создателю громкую славу.

Неустанно совершенствуя своё искусство и осваивая технику лепки, Палисси создал в последующие годы много замечательных произведений. В этих произведениях он предстаёт перед нами как законченный и зрелый художник. С глубоким знанием природы и подлинным мастерством изображает он на своих сосудах животных, насекомых и растения. Данные в натуральную величину и покрытые разноцветной глазурью, они производили впечатление живых. Как подлинный художник эпохи Возрождения, Палисси превыше всего ставил жизненность. «Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как собаки, лающие на своего фаянсового собрата в моей мастерской», — говаривал он. Его девиз — «всё должно быть как в жизни». {274}

И действительно, когда смотришь на блюда и вазы, сделанные его рукой, то кажется, что все эти рыбы, раковины и растения попали сюда случайно. Вот, например, блюдо овальной формы, в центре которого находится изображение змеи. Змея лежит на песчаном островке, поросшем травой и листьями, вокруг островка протекает струя прозрачной воды с плавающими в ней серебристыми рыбками, по краю блюда расположены ящерицы, лягушки и бабочки в обрамлении растений. Очень интересен кувшин крапчатой глазури, украшенный белыми раковинами, и круглое блюдо со сквозным орнаментом из цветов и листьев, напоминающее тонкостью своей работы кружево. Другой образец «сельской посуды» Палисси это фонтаны и гроты, которыми украшались в то время парки знатных сеньёров. Один из таких фонтанов представлял собой большую плоскую чашу с изваянными на дне змеями, черепахами, рыбами и прочими обитателями вод. В центре фонтана возвышалась скала с сидевшими на ней лягушками. Лягушки выбрасывали из своих ртов струи воды.

Несмотря на то, что «сельская посуда» приносила Палисси большой доход, его скоро перестаёт удовлетворять простое подражание природе. Постепенно изображения растений и животных отступают в его творчестве на задний план. Подобно многим другим художникам Возрождения, Палисси начинает украшать свои сосуды композициями из греческой мифологии.

На блюдах и вазах, созданных рукой несравненного мастера, появляются фигуры Дианы, Прозерпины, Плутоса и других греческих богов. Растения и животные служат здесь уже деталью фона или рамкой.

Наибольшей известностью среди произведений этого рода пользуется блюдо с изображением Дианы-охотницы. Всю центральную часть блюда занимает фигура богини в длинной голубой тунике. Одной рукой она обнимает шею оленя, другая её рука опирается на лук, у её ног расположилась свора собак. К числу лучших произведений Палисси относится также большая фаянсовая доска под названием «Милосердие». В овальной раме из белых раковин красивая молодая женщина кормит грудью ребёнка. Одной рукой она ласково прижимает к себе мальчика постарше, другая её рука протянута к мальчику, стоящему слева, два других мальчика выглядывают из-за её спины. Замечательно лицо женщины, исполненное глубокой материнской нежности. С поразительным искусством Палисси комбинирует здесь белую, голубую и фиолетовую глазурь.

Много других красивых вещей создал Бернар Палисси. Самые знатные сеньёры поручали ему украшение своих дворцов и парков. Но период относительного благоденствия длился недолго.

Ещё в 40-х годах XVI в. во Франции начал распространяться кальвинизм. Сначала эта буржуазная церковь не имела здесь {276} большого успеха. Ведь французская буржуазия была гораздо слабее английской или голландской. Но в последующие годы к кальвинистам присоединилось много мелких и средних дворян и знати. Большинство их было недовольно усилением королевской власти и завидовало огромным богатствам католической церкви. Наибольшим успехом пользовался кальвинизм в южных и юго-западных провинциях. Эти области были присоединены к французскому королевству позже других, и ненависть к абсолютизму и католической церкви была здесь особенно сильна. В 1562 г . вспыхнула гражданская война. Гугенотское дворянство, возглавляемое крупнейшими феодалами юга Бурбонами, делало попытку завоевать власть. Оно встретило ожесточённое сопротивление дворян-католиков, во главе которых стояли крупнейшие феодалы севера — родственники короля Гизы. Начались кровопролитные войны, которые вошли в историю под именем «религиозных». Несмотря на то, что обе стороны уверяли, что борьба ведётся в защиту католической или протестантской религии, на самом деле речь шла о существовании Франции как централизованного государства.

Однако наряду с феодальными сеньёрами, мечтавшими вернуть себе былую самостоятельность, и обедневшими дворянами, для которых война была средством наживы, были среди гугенотов и такие люди, которые участвовали в борьбе по идейным соображениям. Именно таким человеком был Бернар Палисси, который одним из первых примкнул к «новой религии». Злоупотребления королевских чиновников и гнёт католической церкви давно возмущали смелого мастера. Особенное негодование возбуждали в нём насилия властей над сторонниками новой религии. Несмотря на свою занятость (это было в самый разгар его работы над глазурью), Палисси активно участвует в общественной жизни родного города. Он становится одним из самых горячих сторонников веротерпимости, т. е. права каждого чело- {277} века свободно выбирать себе религию. Когда власти города Сента решили арестовать одного из проповедников-кальвинистов, Палисси не побоялся явиться в городское управление и потребовать отмены смертного приговора. В то время, когда людей посылали на костёр за малейшее подозрение в «ереси», это было неслыханной смелостью.

В 1562 г . католические войска вступили в город Сент, и среди приверженцев кальвинистов начались аресты и казни. В числе многих других был приговорён к смертной казни и Бернар Палисси. От смерти его спасло вмешательство одного знатного вельможи — большого почитателя его таланта. По его ходатайству Палисси был даже присвоен титул «изобретателя сельских ваз короля и королевы-матери». Вскоре после этого его освободили.

Выйдя на волю, Палисси не решился оставаться в Сенте, где по-прежнему хозяйничали католики, и переехал в Ла Рошель. В Ла Рошели он снова открыл свою мастерскую и создал много замечательных произведений. В свободное от работы время Палисси занимался научными исследованиями и работал над своей первой научной книгой. Спустя несколько лет он по приглашению матери короля Екатерины Медичи переселился в Париж. Здесь на него дождём посыпались заказы от короля, королевы и знатнейших придворных столицы. Так, по поручению Екатерины Медичи Палисси соорудил в дворцовом парке Тюильри великолепный грот.

Однако в 1572 г . жизнь Палисси снова подверглась опасности. В ночь на 24 августа Париж пробудился от звуков набата. Толпы вооружённых людей врывались в дома, отмеченные меловыми крестами, и убивали их обитателей. Несколько тысяч гугенотов было перебито в эту ночь предательски напавшими на них католиками. Но и на этот раз, по счастливой случайности, Палисси уцелел.

Несколько лет спустя, на перекрёстках и площадях Парижа появились афиши. Они сообщали, что некий Бернар Палисси прочтёт «учёным и любознательным мужам» цикл лекций. Первая лекция будет посвящена свойствам и действиям воды, вторая — теориям алхимиков, третья — различным явлениям природы. Послушать Палисси пришли крупнейшие учёные столицы, в том числе знаменитый хирург Амбруаз Пар . В числе слушателей было и несколько придворных, которых заинтересовало, чему может научить учёнейших людей своего времени «простой ремесленник». Но тех, кто пришёл на лекцию в надежде посмеяться, ожидало жестокое разочарование. Ни на первой лекции, ни на последующих не нашлось человека, который возразил бы лектору. Несмотря на то, что Палисси назначил за вход довольно высокую плату, на его лекциях присутствовало свыше тридцати человек — по тому времени немалая цифра.

Но каким образом «простой гончар» сумел стать одним из {278} крупнейших учёных своего времени? Ведь мы знаем, что он никогда не учился ни в школе, ни в университете и не знал греческого и латинского языка, на которых были написаны учёные книги? Разгадка заключалась в том, что главным учителем Палисси была природа. Во время своих юношеских странствований и позже, будучи уже известным художником, Палисси обошёл и объехал всю

Францию и значительную часть Нидерландов и Германии. Всюду, где ему приходилось бывать, он внимательно изучал почву, климат и недра страны, знакомился с её производством и земледелием. «У меня не было другой школы, кроме известной всем книги неба и земли, а эту прекрасную книгу может читать и изучать каждый», — рассказывал он. Таким образом, благодаря врождённой наблюдательности и замечательным способностям Палисси сумел приобрести солидные познания в химии, физике, геологии и агрономии. В отличие от большинства своих современников, которые изучали эти науки, не выходя из своих кабинетов, Палисси знал их из практики. «Сорок лет я копался в недрах земли, чтобы узнать, какие вещи она производит», — с гордостью писал он. Его любимым занятием было собирание камней и минералов причудливой окраски и формы, кусков окаменелого дерева и других редких вещей. В скором времени у него образовался подлинный геологический музей, который он охотно показывал всем желающим. Коллекции этого музея были большим подспорьем в его научной работе. В занятиях Палисси химией большую роль сыграла его почти двадцатилетняя работа над тайной глазури. Она помогала ему изучить химические свойства веществ и минералов и действие их друг на друга. Не следует думать, что, изучая со страстным увлечением природу, Палисси пренебрегал книгами. Напротив, он внимательно следил за всеми работами, выходившими на французском языке, и неоднократно сетовал на то, что их издаётся так мало. Таким путём ему удалось ознакомиться с некоторыми трудами древних и средневековых учёных. {279}

Немалую роль в расширении научного кругозора Палисси сыграло, по-видимому, и общение с такими выдающимися учёными того времени, как хирург Амбруаз Пар , врачи Себастьян Колан и Франсуа Шуанeн и другие. Все они были большими друзьями Палисси, делились с ним результатами своих научных наблюдений и неизменно присутствовали на его лекциях.

Нелегко приходилось гениальному самоучке, который должен был, по своему собственному выражению, буквально вырывать знания зубами. Одним из самых больших его врагов была бедность. Недаром на первой своей книге, изданной в 1563 г ., т. е. в зените своей славы, он поместил изображение мальчика, который поднимает к небу руку с крыльями, как бы собираясь взлететь, в то время как другая его рука прикована к земле огромной тяжестью — бедностью.

Палисси приходилось много работать, и на занятия почти не оставалось времени. Но сильная воля, замечательные способности и неистощимое трудолюбие, которые так ярко проявились во время его работы над глазурью, и тут взяли своё. «Необразованный ремесленник» стал одним из самых выдающихся учёных своего времени.

В эпоху Возрождения новая наука одержала блестящие победы. Коперник, Бруно, Галилей и другие титаны научной мысли ниспровергли существующие представления об устройстве вселенной и заложили основы новой механики и астрономии. Однако такие отрасли естествознания, как физика, химия и геология, продолжали оставаться в плену у предрассудков, охраняемых церковью. Так, например, даже в XVI в. считалось бесспорной истиной, что земля и всё существующее созданы богом за шесть дней и с тех пор оставались неизменными. Растения и животные, горы и долины, реки и моря, недра земли и её поверхность — всё это, по мнению почти всех учёных того времени, было таким же, как в день творения. Именно эти отрасли естествознания привлекли к себе внимание Палисси. Его неоспоримой заслугой является то, что он впервые поколебал господствовавшие здесь с незапамятных времён заблуждения. Наряду с другими крупнейшими учёными эпохи Возрождения Палисси был одним из основателей нового революционного естествознания.

Революционный характер научных воззрений Палисси особенно ярко выступает в его философских высказываниях.

В противоположность учёным, считавшим, что земля и всё существующее были созданы богом в том самом виде, в каком они находятся сейчас, Палисси высказывал мысль, что бог создал не самые вещи, а лишь их «семена», из которых в результате бесконечных изменений образовались окружающие нас вещи. «Бог создал вещи в шесть дней, — поясняет свою мысль Палисси, — но он создал их не для того, чтобы оставить в бездействии... Нет такой вещи под небом, которая находилась бы в состоянии по- {280} коя. Всё работает, все вещи создаются и распадаются, нередко меняя форму и цвет».

Этот правильный взгляд на природу, как на нечто беспрестанно изменяющееся, позволил Палисси сделать ряд чрезвычайно важных открытий в геологии. Так, он первый среди учёных Западной Европы доказал, что на поверхности и в недрах земли идёт неустанная работа. «Земля, по-видимому, никогда не находится в покое, — читаем мы в сочинениях Палисси. — Всё, что в ней естественным образом потребляется, тут же возобновляется и в той или иной форме преобразуется... Подобно тому как поверхность земли рождает в неустанном труде разные вещи, точно так же и чрево земли ведёт беспрерывную созидательную работу. В иных местах оно производит весьма полезный уголь, в других рождает железо, серебро, свинец, олово, золото, мрамор, яшму и прочие виды минералов и глины.

...Беспрестанным изменениям подвергается также и поверхность земли... Если бы все камни были созданы богом в день творения, то сегодня от них ничего бы не осталось». Под действием ветров, дождей, морозов, рек и морей камни разрушаются и создаются. Вода и ветры превращают их в пыль и переносят эту пыль на новые места. Наслаиваясь друг на друга, пыль цементируется водой и создаёт новые камни и целые горы. В свою очередь, существующие горы, а подчас и целые территории опускаются в результате землетрясений.

Постоянно меняются и очертания морей, которые то вторгаются в сушу, то отступают. Там, где теперь суша, некогда были «большие озёра солёной воды». В этих озёрах, или точнее морях, водились вымершие ныне породы морских животных. Об этом свидетельствуют окаменелые остатки рыб и морских животных, находимые вдали от моря.

Интересно, что современники Палисси объясняли нахождение этих окаменелостей самым фантастическим образом. Некоторые из них приписывали их появление действию звёзд, другие уверяли, ссылаясь на библию, что они остались со времён всемирного потопа. Возражая последним, Палисси доказывал, что во время штормов моллюски обычно присасываются к подводным скалам и поэтому не могли быть занесены на сушу волнами. За несколько десятков лет до Палисси мысль о том, что в тех местах, где находят раковины, были когда-то моря, высказал знаменитый итальянский художник и учёный Леонардо да Винчи.

Таким образом, Палисси не только утверждал, что «земля всегда находит себе работу во вне и внутри» и что там, где теперь суша, некогда были моря, но допускал при этом, что прежде существовали такие породы рыб и морских животных, каких теперь уже нет. Следовательно, он первый из западноевропейских учёных допускал возможность изменяемости животного мира.

Заслуга Палисси как геолога тем более велика, что не только почти для всех его современников, но и для учёных, живших {281} несколько столетий спустя, земля оставалась символом косности и неподвижности. Остаётся лишь удивляться наблюдательности и научному чутью Палисси, который во многом предвосхитил открытия позднейших учёных.

Другой большой заслугой Палисси как учёного и мыслителя было то, что он энергично протестовал против слепого подчинения каким бы то ни было авторитетам и отстаивал право учёного на независимость. «Я знаю, что многие будут смеяться надо мной, — писал он, — и скажут, что с моей стороны большая дерзость высказываться против мнений стольких славных и древних философов, которые... наполнили своей мудростью всю землю... На это я отвечу, что древние были такие же люди, как нынешние, и так же могли ошибаться, как и мы». Не искать подтверждения своим взглядам в трудах богословов и древних учёных, а наблюдать и изучать природу на практике — вот в чём, по мнению Палисси, заключаются обязанности истинного учёного.

«Не позволяй своему духу опьяняться наукой, созданной в кабинетах учёными-фантазёрами, — предупреждает он читателя. — Остерегайся верить мнениям тех, кто говорит, что теория породила практику... Осмелюсь заметить к стыду сторонников этого взгляда, что они не сумели бы сделать себе башмаки, или хотя бы каблуки для башмаков, даже если бы в их распоряжении имелись все теории мира. У тех, кто придерживается этого мнения, я спрошу: допустим, что они проведут пятьдесят лет за изучением книг по космографии и морской навигации и что в их распоряжении будут карты всех областей и морей, астрономические инструменты и компас. Смогут ли они после всего этого повести корабль так, как это сделает человек практически опытный?»

Не освящённые веками авторитеты и оторванная от жизни наука, а сама природа должна быть «наставницей и образцом» учёного. Надо научиться помогать природе, подражая ей, и тогда господство человека над природой обеспечено. «Подражая природе, искусство может творить то, что многие считают вымыслом».

Все эти истины кажутся нам совершенно очевидными и само собой понятными. Сейчас никто не стал бы возражать против этого. Но во времена Палисси мысль о том, что учёный должен руководствоваться не авторитетом священного писания и Аристотеля, а самой природой, была новой и смелой. Не менее смелым был и призыв Палисси к учёным покинуть душные кабинеты и помогать природе. Ведь в XVI в. нельзя было и мечтать о преобразовании природы, без которого немыслимо истинное господство человека над природой. Такое преобразование природы возможно лишь в социалистической стране.

Придерживаясь своего правила неустанно наблюдать и изучать природу, Палисси сделал много ценных открытий. Так, например, он первый подметил, что почва состоит из нескольких {282} слоев, что сталактиты образуются из солей, содержащихся в воде, что горячие источники — результат подземного тепла. Любопытное объяснение дал он таким явлениям природы, как вулканические извержения и землетрясения. Не гнев божий обрушивает на людей раскалённую лаву, как внушали простым людям церковники, а подземный огонь, встречаясь с подземными водами, образует пар, поднимающий землю и камни. Интересно, что здесь Палисси правильно подметил огромную силу пара.

Глубокое негодование возбуждают в Палисси досужие вымыслы некоторых средневековых «учёных» о «волшебных» свойствах драгоценных камней. Утверждения этих средневековых геологов о том, что алмаз приносит победу и делает того, кто его носит, сильным и могущественным, что опал охраняет от опасностей на море, а яшма останавливает кровь, Палисси с возмущением объявляет ложными.

Средневековых учёных давно занимал вопрос, откуда берутся подземные источники. Многие из них считали, что они образуются в подземных пещерах благодаря сгущению воздуха. Возражая им, Палисси впервые высказал мысль, что подземные источники — результат скопления под почвой атмосферных осадков. Вода, выпавшая в виде дождя и снега, просачивается сквозь землю, пока не наталкивается на водонепроницаемый слой камней или глины, и тогда она образует подземные ручьи. Эта теория Палисси имела большое значение для устройства водоёмов и рытья колодцев.

Верный своему взгляду, что всё существующее непрерывно движется, Палисси первый установил и круговорот воды в природе. «Не желая оставить что-либо в праздности, господь приказал им [водам] двигаться туда и сюда и производить, что они беспрерывно делают... Лучи солнца и высасывающие влагу ветры, ударяющие о землю, подымают большие массы воды, которая собирается в воздухе и образует тучи. И когда богу угодно, чтобы тучи эти, которые являются не чем иным, как скоплением воды, рассеялись, пары превращаются в дождь и падают на землю».

Бернар Палисси намного опередил своих современников и в другом отношении — он самым отрицательным образом относился к алхимии. Алхимики — либо шарлатаны, либо безумцы, так как они хотят добывать золото и серебро не из чрева земли, и, что ещё хуже, они не знают веществ, из которых те состоят, говорил Палисси. Длительные наблюдения над разными веществами навели его на мысль, что в природе большую роль играют соли. Ничто не может существовать без солей, соли необходимы для произрастания растений — таков был его вывод.

Низкий уровень развития тогдашней науки не мог не отразиться на научных взглядах Палисси. Многое в них неправильно и наивно. Но природная наблюдательность и чутьё учёного помогли ему угадать и многое такое, что было открыто сотни лет {283} спустя. Так, например, Палисси замечает, что кипящая вода занимает большее место в котелке, чем холодная. Эти высказывания свидетельствуют о том, что Палисси стоял на грани открытия закона расширения тел и жидкостей при нагревании.

Крупным достоинством Палисси как учёного является его неустанное стремление поставить науку на службу людям. В своих работах он не только объясняет те или иные явления природы, но даёт одновременно практические указания, как использовать их в интересах людей. Наука должна научить людей умножать и увеличивать богатство, не раз говорил он. Его первая книга так и называлась «Подлинный рецепт, по которому жители Франции научатся умножать и увеличивать свои богатства». В этой книге Палисси предлагал провести ряд мер, которые должны были содействовать развитию сельского хозяйства. Интересно, что здесь он впервые обосновал необходимость научных методов земледелия.

«Вести сельское хозяйство без философии (под философией Палисси подразумевал науку) значит ежегодно насиловать землю и вещи, которые она производит», — говорит он. Отсталость сельского хозяйства вызывает в нём глубокое возмущение: «Я удивляюсь тому, что земля и плоды, ею производимые, не мстят своим невежественным и неблагодарным осквернителям, которые только и делают, что портят и уничтожают деревья и растения без всякой пользы», — с горечью замечает Палисси. Цель его книги — научить земледельцев «философии» сельского хозяйства, побудить их «стать достойными людьми и полюбить праведный труд... Так как я вижу, что земля обрабатывается чаще всего людьми невежественными... я вставил в свою книгу много поучений», — говорит он в предисловии.

Основываясь на своём непоколебимом убеждении, что задача науки — помогать природе, Палисси предлагал осуществить меры, которые могут поднять уровень сельского хозяйства. Прежде всего нужно покончить с небрежным отношением к удобрениям. У современников Палисси были самые туманные представления о действии удобрений. Так, например, большинство их считало, что навоз полезен для семян только потому, что своим теплом согревает землю. Иного мнения был Палисси, исходивший из своей теории о необходимости солей для растений. «Вынося навоз на поле, ты делаешь это затем, чтобы возместить частично отнятое у него», — говорил он. Навоз, который является не чем иным, как перегнившим зерном и соломой, возвращает почве те самые соли, которые растения извлекли из неё во время своего роста. «Если кто-нибудь будет засевать своё поле, не унавоживая его, — писал Палисси, — семена извлекут из земли соли, необходимые для их произрастания, и земля не сможет больше производить. Поэтому нужно или унавозить её, или дать ей несколько лет отдохнуть». Таким образом он впервые научно обосновал необходимость удобрений и пара. {284}

К числу удобрений Палисси относил не только навоз, но и золу. Крестьяне в Арденнах, которые ежегодно выжигают и засевают новый участок леса, повышают урожайность не тем, что согревают почву (как думали они сами), а тем, что в золе сожжённых деревьев и растений содержатся соли.

Обосновав научно необходимость удобрений, Палисси тут же делает практический вывод. Хранить навоз нужно не под открытым небом, как это сплошь и рядом делают крестьяне, а в крытых, выложенных камнями ямах. Таким образом дожди не будут вымывать из него питательные вещества и навоз сохранит свои ценные свойства.

Большое значение для развития сельского хозяйства и промышленности имеют, по мнению Палисси, леса. Хищническое истребление лесов неминуемо приведёт к самым пагубным последствиям. «Мне кажется, — пишет Палисси, — что нет на свете большего сокровища и ничто не должно пользоваться большим уважением, чем маленькие побеги деревьев и растений, пусть даже самых презираемых. Я уважаю их гораздо больше, чем золотые и серебряные россыпи. Размышляя о ценности крохотного побега дерева или тернового куста, я не перестаю удивляться великому невежеству людей, которые думают сегодня, по-видимому, лишь о том, как бы вырубить и уничтожить эти великолепные леса, так заботливо охранявшиеся нашими предками. Я не осудил бы вырубку лесов, если бы вслед за этим где-нибудь насаждались новые. Но люди совершенно не думают о будущем и не видят огромного вреда, который сами же уготовляют своим детям».

С уничтожением лесов исчезнут все ремёсла, так как нет такого ремесла, которое не требовало бы дерева. С уничтожением лесов прекратится и рыбная ловля, исчезнет лесная дичь и понесёт урон скотоводство. Чтобы избежать этой беды, земледельцы должны засевать часть своих полей каштанами и орехами, которые, помимо своей общественной пользы, принесут им «лёгкий доход». Другая мера, которая должна повысить урожайность сельского хозяйства, это искусственные водоёмы. Исходя из своей теории образования подземных источников, Палисси предлагает земледельцам вымащивать часть своих полей на некоторой глубине камнем. Просачиваясь сквозь землю, покрывающую камни, осадки натолкнутся на непроницаемый для воды каменный слой, устроенный наклонно, и соберутся в специальных водоёмах.

Большим препятствием к развитию сельского хозяйства Палисси считал несовершенство сельскохозяйственных орудий. «Я не мог не бранить самого себя, — пишет он, — при виде их [крестьян] громоздких орудий. Мне кажется, что следовало учредить специальные должности, почести и награждения для тех, кто изобретёт какое-либо хорошее земледельческое орудие. Если бы это было так, все стали бы в погоне за этими наградами {285} изобретать орудия... и подобно тому, как теперь презирают устарелые моды, так тогда презирали бы устарелые орудия...»

Все эти меры, будучи проведены в жизнь, должны, по мнению Палисси, повысить урожайность на четыре миллиона буасс (старинная мера ёмкости). Таким образом, в агрономии, так же как и в других науках, Палисси стремился не только доискаться до причин того или иного явления, но во всеоружии знания и опыта помочь людям практическими указаниями. Несмотря, однако, на то, что он сделал всё от него зависящее, чтобы его советы стали достоянием всех земледельцев Франции, ему не удалось добиться осуществления своей мечты. Причина его неудачи коренилась в общественных условиях того времени, в господствовавших тогда феодальных порядках. Ведь сельское хозяйство феодальной Франции было основано на подневольном труде крепостных и зависимых крестьян, в большинстве своём нищих, забитых и невежественных людей. Обречённые на изнурительный и отупляющий труд, они не могли и помышлять о применении научных методов обработки земли.

Лишь в XVIII в., когда французская буржуазная революция смела феодальный строй и отобрала у помещиков земли, открылись возможности для развития сельского хозяйства. Но, хотя земледелие и сделало при капитализме большие успехи, этими успехами воспользовались только капиталисты да горсточка кулаков. Огромное большинство крестьян в капиталистических странах слишком бедно, чтобы применять дорогостоящие удобрения и сложные машины. Только в Советском Союзе и других странах, свергнувших ярмо капитализма, возможен подлинный расцвет сельского хозяйства, о котором четыреста лет назад мечтал старый мастер. Только здесь агрономическая наука, поднятая на недосягаемую высоту трудами гениальных русских учёных — Докучаева, Тимирязева, Мичурина, Лысенко, — имеет все возможности для коренного переустройства сельского хозяйства.

Стремясь как можно шире распространить свой опыт, Палисси в течение двух с лишним лет читал в Париже свои лекции. В 1580 г . вышла из печати его вторая и последняя книга — «Замечательные рассуждения о характере воды и источников, как естественных, так и искусственных, о металлах, солях, солеварнях, камнях, землях, огне, глазури и других замечательных тайнах природы». Это как бы расширенное издание его лекций. Дальнейшая жизнь Палисси вплоть до его ареста в 1588 г . нам почти неизвестна. Можно лишь догадываться, что причиной ареста Палисси были не только его протестантские убеждения, но и смелые научные выводы, расходившиеся с учением церкви.

В Бастилии Палисси — тогда уже восьмидесятилетний старик — содержался в самых тяжёлых условиях. Тёмная камера с сырыми стенами, плохая пища, издевательства и побои — всё это вконец подорвало его здоровье. Но как ни тяжелы были {286} условия, как ни близка угроза смерти, ничто не могло поколебать несокрушимое мужество этого замечательного человека.

Однажды, когда исхудалый и оборванный Палисси лежал по своему обыкновению на соломенной подстилке, заменявшей ему постель, дверь его камеры распахнулась и в камеру вошёл король. Он хотел спасти жизнь своему придворному гончару и просил только одного: отказаться от своих убеждений. «В противном случае я вынужден буду покинуть вас и вы умрёте», — уговаривал он старика.

Но Палисси был не из тех людей, которых можно испугать угрозой смерти. «Вам не удастся заставить гончара преклоняться перед статуей [т. е. перед изображением католического святого], — ответил он королю, — я сумею умереть». И действительно, болезни, нужда и дурное обращение скоро свели его в могилу. В 1590 г . Палисси умер. Так окончил свою жизнь один из тех «титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености» ( Энгель с), которых породила эпоха Возрождения.

* *

*

Так же как другие художники эпохи Возрождения, Палисси требовал от искусства правдивого изображения действительности. Это стремление сделать свои произведения как можно более реалистичными помогло ему создать выдающиеся по своей красоте и жизненности вещи. Наряду с полотнами Леонардо да Винчи и скульптурами Микеланджело, блюда и вазы Палисси можно найти в лучших музеях мира, в том числе и в нашем Эрмитаже. Перед творениями великого гончара останавливаются тысячи людей, привлечённых свежестью красок и совершенством исполнения.

Так же как другие выдающиеся учёные эпохи Возрождения, Палисси не был кабинетным учёным. Он не просто исследовал то или иное явление природы, но всегда ставил перед собой практические цели. В своём трактате о воде он не только раскрывает механику образования подводных источников, но даёт указания относительно устройства водоёмов и колодцев. В своей книге «Подлинный рецепт» он не только исследует роль солей в произрастании растений, но даёт советы по агрономии. В своём трактате «О металлах» он не только доискивается до процесса образования металлов, но и борется с ложными учениями алхимии.

Так же как другие видные деятели эпохи Возрождения, Палисси не замыкался в мире науки и искусства. Подобно им, он принимал самое активное участие в политической борьбе своего времени; он принадлежал к той части гугенотов, которые участвовали в религиозных войнах не из-за личных, шкурнических интересов, а в силу своей непримиримой ненависти к душительнице всего живого — католической церкви. {287}

Но в сравнении с другими крупнейшими представителями эпохи Возрождения у Палисси много и своеобразного. В отличие от многих учёных, писателей и художников того времени, вышедших из недр буржуазии или дворянства, Палисси происходил из небогатых крестьян. Вынужденный с ранних лет бороться за существование и полагаться лишь на самого себя, добившийся всего собственными силами и учившийся по «книге природы», Палисси решительнее, чем другие его современники, разрывал со старым. Авторитет библии и древних писателей, представления о неизменности природы и оторванность средневековой науки от жизни — всё это подвергалось его ожесточённым нападкам. Не теория рождает практику, а практика рождает теорию, впервые сформулировал он принцип новой науки.

Крестьянское происхождение Палисси ещё сильнее сказывается в тех местах его книг, где он касается своих политических убеждений. В своих произведениях Палисси бичует алчность и продажность священников, для которых сутана служит источником наживы. Вместе с тем он сурово порицает и паразитов-дворян, проводящих свои дни при дворе в праздности и роскоши, вместо того чтобы «есть лук со своими держателями и учить их правильно жить». Буржуа, которые накапливают огромные богатства и покупают должности, вместо того чтобы вкладывать свои деньги в сельское хозяйство, и продажные чиновники, злоупотребляющие своим положением, — все они вызывают ненависть Палисси. Его симпатии целиком на стороне крестьян и трудовых людей. «Земледелие — праведное и достойное занятие, заслуживающее всяческой похвалы и почёта», — пишет он. Палисси удивляет, что находятся земледельцы, которые, едва разбогатев, сразу же начинают стыдиться своего звания и воспитывают своих детей как баричей. «Мне кажется, что если бы люди вкладывали в обработку земли такое же рвение, с каким они приобретают должности, бенефиции и почести, то на землю и труд того, кто её обрабатывает, снизошло бы благословение». Земледелие не только самое достойное, но и самое нужное и полезное занятие. Без него немыслима жизнь. Развитие земледелия повысит материальное благосостояние населения и принесёт большую пользу всей Франции.

1 Ф. Энгель с, Диалектика природы, М., 1952, стр. 4.