Коган-Бернштейн Ф. Путешествие Афанасия Никитина

ОГЛАВЛЕНИЕ

Конец XV в. был временем усиленных поисков новых путей на Восток — в Китай, Японию и особенно в Индию. Люди хотели найти во что бы то ни стало прямой путь в манившую всех сказочными богатствами Индию. Ещё в XIII—XIV вв. о ней рассказывали всякие чудеса: для одних Индия была страной диковинных животных и змей, другие уверяли, что здесь когда-то был «рай»; но все одинаково думали об Индии, как о сказочно богатой стране, откуда шли в Европу заморские товары и драгоценности.

Индия издавна привлекала воображение европейцев своими неисчислимыми богатствами. И вот в XV в., когда в Европе ремесло и торговля сильно выросли и приобрели широкий размах, понадобился для торгового обмена драгоценный металл: серебро и золото, из которых чеканились монеты. Между тем добыча драгоценных металлов развивалась в Европе медленно. Деньги становились редкими и дорогими, и под влиянием этого разгорается та, по выражению одного современника великих географических открытий, «жажда золота», которая вскоре погонит толпы отважных авантюристов — завоевателей-конкистадоров на покорение целых царств в Новом Свете. «Погоня за золотом» стала, таким образом, страстью людей, искавших новых путей в Индию. Но из Индии везли не только драгоценности, а и такие товары, как перец, имбирь, корица, гвоздика, мускатный орех и другие так называемые пряности. Одни из этих пряностей необходимы были для приготовления пищи, другие являлись составными частями тогдашних лекарств. К этим товарам надо прибавить также квасцы, красители, хлопок, которые чрезвычайно нужны были растущей буржуазии Европы для промышленных целей, а также жемчуг, дорогие шелка и другие предметы роскоши, получившие широкое распространение при дворах феодалов. Всё это получалось с Востока, и прежде всего из Индии. Впрочем, люди того времени под Индией понимали вообще страны Востока.

Между тем торговля с Востоком издавна находилась в руках итальянских городов, в основном Венеции. Торговый путь к Индо- {42} стану шёл через Сирию и Месопотамию или же более дальними дорогами — через черноморский порт Адалию, затем через Армению и Месопотамию. Итальянские купцы были монополистами торговли пряностями и поэтому продавали их по очень высоким ценам.

В 1453 г . турки завладели Константинополем. Чёрное и Азовское моря с их портами и торговыми отделениями оказались закрытыми для итальянцев. Турки заградили также путь через Сирию и Месопотамию. Осталась ещё одна дорога в страну пряностей — через Египет, через порт Александрию. Арабские купцы вели очень оживлённую торговлю через Красное море и Индийский океан с Индостаном, привозили затем купленные там товары в Александрию и продавали их венецианцам. Разумеется, арабские купцы продавали эти пряности втридорога, но венецианцы в свою очередь брали за них с европейских покупателей во много раз дороже, чем они стоили на Индостане, и таким образом с избытком покрывали свои расходы.

Между тем, как уже указывалось, золота в Европе было мало, да и из этих недостаточных запасов огромные суммы уплывали для расплаты с арабскими купцами за привезённые ими с Востока товары. Вот почему европейские купцы хотели избавиться от этих дорогих посредников и найти новый непосредственный путь в страну пряностей, в страну, которая рисовалась им, к тому же, как страна золота.

Одними из первых на поиски прямого пути в Индию устремились оба пиренейских приатлантических государства — Испания и Португалия и прежде всего Португалия. Россия не состязалась с Португалией в этих поисках; тем замечательнее, что одно из наиболее ранних и лучших описаний Индии конца XV в. принадлежит нашему соотечественнику, тверскому купцу Афанасию Никитину, который отправился в Индию в 1466 г ., задолго до прибытия туда португальцев. Никитин при этом не ограничился одними приморскими городами, а забрался вглубь Индии и воочию познакомился с рядом мест, где до него ещё не ступала нога ни одного европейца.

Связи Востока с Русью были постоянными и при том весьма старинного происхождения. Русские купцы со своей стороны пытались установить прямые торговые связи с Ираном, с Индией и другими восточными странами. Привычным делом для русских купцов было ездить со своими товарами в «отъезжий торг» — на рынки Крыма, Ближнего Востока, Средней Азии, Персии. Среди описаний путешествий такого рода особое место занимают путевые записки Афанасия Никитина, привезённые, по летописным сведениям, в 1475 г . в Москву и включённые в летопись.

Афанасий Никитин первым из русских побывал в Индии в 1466—1472 гг. в поисках «на Русскую землю товара» и обнаружил живейший интерес к возможности расширить экономические и политические связи Русского государства. {43}

Интерес Афанасия Никитина к странам Востока был рожден тем ярким оживлением, какое мы наблюдаем в Восточной Европе и, конечно, на Руси с конца XV века. Окрепшая экономически, Русь стала играть в европейских делах заметную роль. Интересы русских людей значительно расширились. Появилось новое поколение людей, энергичных и предприимчивых в области дипломатии, политики внутренней, экономики. Афанасий Никитин — один из примеров деловитости и широкой предприимчивости. Он не боится дальних расстояний. Его тянет «за три моря» в страны, ещё почти в Европе не известные. Он горит желанием послужить своей родной земле.

Афанасий Никитин — один из передовых людей своего времени. Он на голову выше своих современников — западноевропейских купцов и путешественников, оставивших нам свои описания; кстати сказать, таких описаний было немного в XV в. Как купец, Афанасий Никитин, разумеется, интересовался прежде всего возможностью установления торговых связей, но при этом он во что бы то ни стало желал установить их обязательно для всей своей родины. Характерным для Никитина является то, что он сумел подняться до высот общерусского патриотизма, он мыслит родину не как свою родную Тверь, а как всю Русскую землю, которая для него ни с чем не сравнима: «На этом свете, — заявляет он, — нет страны подобной ей».

Самое важное и интересное место в путевых записках Никитина занимает описание Индии, и это описание, сделанное вдумчивым, проницательным наблюдателем, представляет огромную ценность, ибо это рассказ о настоящей Индии того времени. Как мы уже говорили, в прежних описаниях Индия изображалась как диковинная страна. «Как и вся средневековая Европа, — пишет один из знатоков древнерусской литературы, — древняя Русь знала Индию, как страну чудес, страну сказочного изобилия и богатства, населённую чудовищными животными и необыкновенными людьми, живущими среди невиданной природы». Рассказ {44} Афанасия

ПУТЕШЕСТВИЕ АФАНАСИЯ НИКИТИНА В ИНДИЮ (1466 — 1472 гг. )

Никитина существенно отличался от того, что издавна известно было русским читателям по литературным памятникам. Это было деловитое, трезвое, реалистическое описание подлинной Индии XV в.

Вот как излагает Никитин свои первые впечатления от страны:

«И есть тут, — пишет он, — Индийская страна, и люди ходят все голые: голова не покрыта, груди голы, волосы в одну косу плетены... детей у них много. Мужи и жёны все черны. Куда бы я ни пошёл, так за мной людей много, — дивятся белому человеку. А князь их, — фата на голове, а другая — на бёдрах; бояре у них ходят — фата на плече, а другая — на бёдрах; княгини ходят — фатой плечи обёрнуты, а другой — бёдра. Слуги же княжие и боярские — фата на бёдрах обогнута, щит да меч в руках...».

Тотчас же по приезде в Индию Никитин охвачен был сильнейшим разочарованием при виде товаров страны, от которой он столько ожидал. «Меня обманули псы-басурмане, — с негодованием отмечает он, — они говорили про множество товаров, но оказалось, что ничего нет для нашей земли... Дешевы перец и краска... А пошлина большая, да и разбойников на море много».

Однако очень скоро Никитин, подавив своё первое разочарование, стал внимательно присматриваться и изучать окружавшую его действительность. Простого русского человека, каким был Афанасий Никитин, в Индии интересовало всё: и жизнь индийских крестьян, что они сеют, когда пашут, как живут, и какие процветают ремёсла, каковы города и особенности торговли в них, и каковы нравы и обычаи незнакомой страны. Есть замечательная черта в характере Афанасия Никитина: это его интерес к народу, к простым людям. Никитин старался сжиться с индийцами, чтобы иметь возможность лучше узнать их и расспросить их обо всём, что его интересовало. Он сам рассказывает об этом следующее:

«Тут познакомился со многими индусами и объявил им, что я христианин, а не бусурманин и имя моё Афанасий, по-бусурмански же — ходжа Исуф Хорасани. Они не стали от меня таиться ни в чём: ни в еде, ни в торговле, ни в молитве, ни в иных вещах; жён своих также не скрывали».

Благодаря этому русский читатель получил в «Хожении за три моря» Афанасия Никитина яркое и живое изображение почти всех сторон жизни тогдашней Индии.

Никитина поразило множество городов в одном из крупнейших государств Индии: «Между ... большими городами, — пишет он, — много других городов, каждый день встречалось по три города, а в другой и по четыре». И проезжая по этим городам, Никитин обстоятельно отмечал, что продаётся на их рынках. Он даёт подробный перечень товаров, продающихся в каждом городе, их цены, способы перевозки. Особое внимание Никитина {46} привлекли крупные морские портовые города, большие ежегодные базары.

«Есть у них, — рассказывает Никитин, — одно место, где однажды в году устраивается базар, куда съезжается вся Индийская страна торговать и торгуют там 10 дней». Или же в другом месте он сообщает: «...а от Сури пошёл к Дабулу — пристани великого Индийского моря.

Дабул же весьма большой город, и к нему съезжается всё поморье. Индийское и Ефиопское».

Никитин тщательно описывает, чего в Индии много и что дёшево, что из местных товаров может пригодиться «Русской земле». Но у наблюдательного нашего соотечественника нет никакого преклонения перед иноземными товарами. Так, например, прибыв в крупный торговый центр, старинный индийский город Бидар, где продавались шёлковые ткани, персидская шёлковая золототканная ткань — камка, арабские и татарские кони и в большом количестве индийские и привозные рабы, Никитин сообщает:

«В Бидаре происходит торг на коней и на товар: на камки, на шёлк и на всякий другой товар; можно купить на нём также чёрных людей. Другой купли здесь нет. А товар их весь индостанский. Съестное же — всё овощи. На Русскую землю товара нет».

Итак, первое разочарование Никитина не заглохло, его не оставляет мысль, что «на Русскую землю товара нет». Но он продолжает тщательно изучать индийские товары и одновременно с жадной любознательностью присматривается к «индостанской жизни». Вот, например, какие, казалось бы, интересные только для исследователя стороны жизни он отмечает: «Индийцы совсем не едят мяса, ни яловичины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы; ни вина, ни сыты не пьют. С бусурманами не пьют и не едят». Никитина поразила эта воздержанность индийцев в еде. Он пишет далее: «А еда у них плохая, и друг с другом не пьют, и не едят, даже с женой. Едят рис, да кичири (блюдо из риса) с маслом, да травы разные, а варят их с маслом и молоком. А едят всё правою рукой, левою же ни за что не возьмутся; ножа не держат, а ложки не знают. В дороге у каждого по горнцу и варят себе кашу».

Ту же неустанную пытливость обнаруживает Никитин и по отношению к религии индийцев: «Я расспросил, — рассказывает Никитин, — всё об их вере, и они говорили: веруем в Адама, а Буты [от слова «Будда», у Никитина же — в смысле «языческий идол»], говорят, это есть Адам и весь его род. Всех же вер в Индии 84, и все веруют в Бута». Бросилась в глаза Никитину борьба между различными религиями: «Вера с верою, — сообщает он нам, — не пьёт, не ест, не женится; некоторые едят баранину, кур, рыбу и яйца, но воловины не ест никакая вера». «А молитва у них, — пишет Никитин в другом месте, — на восток, по-русски; подымают высоко обе руки и кладут их на темя, {47} да ложатся ниц на землю и растягиваются по ней — то их поклоны. А когда садятся есть, то некоторые обмывают руки и ноги, да и рот прополаскивают». Эта чистоплотность индийцев, очевидно, пришлась Афанасию Никитину по вкусу.

И наш соотечественник настолько проникся живейшим интересом к чужеземной незнакомой ему стране, что, не ограничиваясь одними только расспросами индийцев, он решил пуститься в длинное утомительное месячное путешествие, чтобы присутствовать на одном из индусских празднеств и ознакомиться там с торговлей, которая велась около их главного святилища.

«В Бидаре, — пишет он, — пробыл я 4 месяца, и сговорился с индийцами пойти в Парвату — их Иерусалим, а по-бусурмански — Мекка, где их главное идольское капище [«бутхана», т. е. храм]. Там же ходил с индийцами месяц до бутханы. Торг у бутханы 5 дней. А бутхана весьма велика, с пол-Твери, каменная, и вырезаны по ней бутовы деяния, всего вырезано 12 венцов, как Бут чудеса творил, как являлся индийцам во многих образах: первое — в образе человека; второе — в образе человека, но с хоботом слона; третье — человеком в виде обезьяны; четвёртое — человеком в образе лютого зверя. Являлся им всегда с хвостом, а хвост на камне вырезан с сажень. К бутхане на бутовы чудеса съезжается вся Индийская страна». И вслед за этим Никитин даёт подробнейшее описание количества съезжающихся, размеры оплачиваемой пошлины при входе в бутхану и, наконец, описание изображения самого «Бута»: «Бут в бутхане вырезан из камня и весьма велик, хвост у него перекинут через плечо, а руку правую поднял высоко и простёр, как царь Юстиниан в Царьграде, в левой же руке у него копьё; а на нём нет ничего, только зад у него обвязан ширинкою, — облик обезьяний». Отметил Никитин и почитание вола у индуистов. «А перед Бутом,— сообщает он тут же, — стоит огромный вол, а высечен он из чёрного камня и весь позолочен. Его целуют в копыто и сыплют на него цветы; на Бута также сыплют цветы».

Обратил Никитин внимание и на особый, отличный от знакомого ему, обряд погребения у индийцев. «А кто у них умрёт, — рассказывает он, — и тех жгут, а пепел сыплют на воду». Не мог Никитин удержаться и от описания некоторых чудес, которыми так славились отдалённые заморские страны. Вот что мы читаем у него по этому поводу: «Есть на том Алянде [город] птица гукук, она летает ночью и кричит «гукук»; на которую хоромину она сядет, то тут человек умрёт; а кто захочет её убить, тогда у неё изо рта огонь выйдет. А мамоны   1 ходят ночью и хватают кур; живут они в горе или каменьях. Обезьяны же живут в лесу, и есть у них князь обезьянский, ходит со своей ратью. И если кто их обидит, тогда они жалуются своему князю, и он посылает на того свою рать. И обезьяны, напав на город, дворы {48} разрушают и людей побивают. Говорят, что рать у них весьма большая и язык у них есть свой...» В этом рас-

сказе Афанасия Никитина причудливо переплелись некоторые впечатления от подлинной действительности с легендарными рассказами из древней индийской поэмы «Рамаяна», где имеется сказание о царе обезьян Сугриве и его полководце Ханумане. Это сказание было популярно в Индии и Никитин мог услышать его от местных жителей. Как видим, Никитин отвёл «чудесному» весьма малую роль, он отдал этому очень и очень скромную для XV века дань.

Тонкий и пытливый наблюдатель, тверитин Афанасий Никитин не мог равнодушно пройти мимо общественных зол представшей перед ним страны. Он дал мастерское описание разительной противоположности между бедностью и богатством в Индии, противопоставив нищету эксплуатируемой крестьянской массы роскоши феодалов и султанского двора.

«Земля, — пишет Никитин, — весьма многолюдна: сельские люди очень бедны, а бояре — богаты и роскошны; носят их на серебряных носилках и водят перед ними до 20 коней в золотых сбруях; и на конях же за ними 300 человек, да пеших 500 человек, да трубников 10, да литаврщиков 10 человек, да свирельников 10 человек. Султан же выезжает на потеху с матерью и с женой, да с ним на конях 10 тысяч человек, да пеших 50 тысяч. А слонов водят 200 человек, наряженных в золочёные доспехи. Да перед султаном идёт 100 человек трубников, да плясунов 100 человек, да коней простых 300 в золотых сбруях, да обезьян за ним 100.

В султанов дворец ведёт семеро ворот, а в воротах сидит по сто сторожей, да по сто писцов — кафиров   1 . Одни записывают, кто войдёт, другие — кто выйдет; чужестранцев же во дворец не {49} пускают. А дворец его очень красив, всюду резьба да золото, и последний камень вырезан и очень красиво расписан золотом; да во дворце же разные сосуды».

Это сопоставление нищеты народа и пышности вельмож и султанского двора отмечено с такой силой, что его трудно забыть.

Не ускользнуло от внимания Никитина и приниженное бесправное положение индийцев — не мусульман, находившихся под владычеством мусульман. Среди господствующих мусульманских феодалов Индии было много пришлых иноземцев, в особенности персов, среди которых преобладали выходцы из Хорасана, занимавшие видные государственные должности и тесно связанные с богатым купечеством. По сравнению с этими «хорасанцами» «гуньдостаньци», как их называет Никитин, были в жалком бесправном положении. На это мусульманское иго русский купец обратил особое внимание потому, что он на своём опыте знал, как тяжело татарско-монгольское иго:

«Князья в Индийской земле, — пишет он, — все хорасанцы, и все бояре также. А индостанцы все пешие, ходят быстро, и все наги и босы». Таким образом, столь пленявшая воображение западноевропейских путешественников роскошь восточных государств не смогла заслонить от острого взора нашего соотечественника того факта, что эта роскошь покупалась ценой ограбления и нищеты разоряемой крестьянской массы.

И, подводя итог всему виденному на чужбине, Афанасий Никитин обращается мысленно к своей горячо любимой родине и задумывается над её судьбами. Эта дума выливается у него в пламенный призыв:

«Русскую землю бог да сохранит. Боже сохрани... На этом свете нет страны, подобной ей, хотя вельможи (бояре) Русской земли несправедливы. Но да устроится Русская земля и да будет в ней справедливость...»

В этом замечательном по своей силе и искренности призыве Афанасий Никитин скорбит по поводу социального неустройства своей родины, по поводу засилья бояр, и жаждет прежде всего устроения «своей земли», устроения, которое мыслится им непременно в виде общерусского объединения.

Благородный патриотизм Афанасия Никитина, его пламенная мечта об объединении Русского государства, его страстный призыв к устранению общественных зол, терзавших его родину, выделяют Афанасия Никитина из ряда западноевропейских путешественников и купцов того времени, умственные горизонты которых не выходили за рамки торговых выгод.

Простой, бесхитростный и в то же время деловитый и обстоятельный рассказ Афанасия Никитина поражает своей политической зоркостью, поднимающей его на большую принципиальную высоту. «На этом свете нет страны подобной ей» (т. е. Руси) — как перекликаются эти любовные слова Никитина о своей родине с нашей современностью. {50}

1 Полагают, что мамоны — это особые породы обезьян.

1 Все цифры, приводимые Афанасием Никитиным в этом отрывке, явно преувеличены.