Пушкарев С. Россия в XIX веке (1801 – 1914)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава III. ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА И ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ

В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX-го ВЕКА

1. «Дней Александровых прекрасное начало».

Внезапный конец мрачного и жестокого царствования Павла и вступление на престол молодого, гуманного и либерального монарха, привлекавшего взоры и сердца (особенно женские) своей наружностью и обращением, вызвали в столичном обществе бурный взрыв восторженной радости. — «...В домах, на улицах, люди плакали от радости, обнимая друг друга, как в день Светлого Воскресения» (Карамзин). Поэты воспевали Александра в одах, петербургские дамы называли его не иначе как «наш ангел».

Первые мероприятия молодого царя (см. гл. I, § 1), его приветливое обращение с подданными и всё его поведение (он гулял по улицам столицы один, без всякой охраны) увеличивали его популярность. Литература и публицистика пробудилась от летаргического сна, в который погрузил ее Павел, и заговорила. Эти годы были годами рождения русской журналистики, которая затем играла столь выдающуюся общественно-культурную роль в течение всего XIX-го века. С 1802 г . Карамзин начал издавать «Вестник Европы», сделавшийся вскоре самым распространенным журналом .

(Вигель красочно описывает «муки родов» русской независимой журналистики: «С воцарением Александра, после тягостного сна, всё благородное воспрянуло, и Карамзин... прилежно и сильно принялся за дело. Он сделался первым издателем первого у нас журнала, достойного сего названия... Какое мужество, какое терпение и какое бескорыстие были потребны Карамзину! Какая бедность в материалах! Какой недостаток в сотрудниках! Какое малое число подписчиков, и какая низкая цена за издание! Едва прикрывались издержки, а труд шел почти даром. Он принужден был почти один постоянно заниматься, сочинять, переводить. Но великий писатель достигнул своей цели: он водрузил знамя, под которое стали собираться молодые таланты и развиваться под его сенью» (Вигель, 11, 197-8).).

— Вскоре возникают в {104} Петербурге журналы: «Северный Вестник», «Журнал Российской Словесности», «С.-Петербургский Вестник», «Сионский Вестник» (масонский журнал), «Северная Почта» (официальное издание) и ряд журналов в Москве: «Новости русской литературы», «Друг Просвещения», «Московский Курьер», «Ученые Ведомости», изд. при Московском университете.

Правительство в начале XIX в. оказывало покровительство науке и литературе. В первое десятилетие XIX в. была издана (частью — с правительственной поддержкой) масса новых книг — экономических, политических и философских трактатов, из которых огромное большинство представляло собою изложение или переводы (с разных европейских языков) произведений второй половины XVIII века. Тогда появились русские переводы сочинений Монтескье, Беккариа, Бентама, Канта, Адама Смита и др. — Карамзину, который решил приняться за составление «Истории Государства Российского», был в 1803 г . пожалован титул «историографа» и назначена ежегодная пенсия в 2 000 рублей.

Но особенно много было сделано в первые годы XIX в. для насаждения в России высшего и среднего образования.

{105}

2. Образование: университеты и средняя школа. Прогресс и реакция.

При учреждении министерств в 1802 г . было учреждено совершенно новое ведомство, именно «министерство народного просвещения, воспитания юношества и распространения наук». Министром был назначен старый екатерининский вельможа граф Завадовский, но действительным руководителем работы по организации школьного дела был товарищ министра, способный и деятельный

M. H. Муравьев. Органом, который должен был руководить делом образования, было «главное правление училищ» (в него входили шесть попечителей учебных округов), а непосредственную подготовку школьной реформы вела особая «комиссия об училищах». Уже к началу 1803 г . был выработан и 26 янв. 1803 г . был утвержден закон «об устройстве училищ». Законом устанавливается четыре рода училищ:

1) приходские училища в сельских местностях, 2) уездные училища в уездных городах, 3) губернские гимназии и 4) университеты.

Россия разделяется на шесть учебных округов с «попечителями» во главе; в каждом округе должен быть университет, который должен руководить средними и низшими школами своего округа. К трем прежним университетам — Московскому, Виленскому (польскому) и Дерптскому (немецкому) учреждались три новых — в Петербурге, в Харькове и в Казани (Харьковский и Казанский университеты были открыты в 1804 г ., а в Петербурге был в этом году открыт педагогический институт, который был преобразован в университет в 1819 году.) .

В 1804 г . были изданы университетские уставы, а также «устав учебных заведений, подведомственных университетам» (гимназий и уездных училищ). Университеты разделялись на 4 факультета или отделения : 1) нравственных и политических наук, 2) физических и математических наук, 3) медицинских наук, 4) словесных наук (в том числе исторических).

Совет университета {106} составляется из ординарных и «заслуженных» профессоров; Совет избирает профессоров, почетных членов и адъюнктов, деканов факультетов и ректора университета (последний представляется затем «на высочайшее утверждение», а деканы — на утверждение министра народного просвещения).

Органы университетского самоуправления — совет и правление (Правление состоит из ректора, деканов и «непременного заседателя», назначаемого попечителем из ординарных профессоров.) — не только пользуются автономией в университетских делах, но они наблюдают за деятельностью других учебных заведений в пределах своего округа и назначают их директоров и их педагогический состав. — Университетам же была поручена цензурным уставом 1804 года цензура книг и иных печатных произведений, выходящих в их округе.

В гимназиях должны были преподаваться следующие предметы: языки латинский, немецкий и французский; география и история; статистика; «начальный курс философии и изящных наук»; начальные основания политической экономии; курс математики чистой и прикладной; курс опытной физики и естественной истории; основания коммерческих наук и технологии; рисование. «Учение в гимназиях начинается с тех предметов, которые следуют за оконченными в уездных училищах». — Учение в гимназиях продолжается 4 года (В уездных училищах должны преподаваться следующие предметы: закон Божий и священная история, «должности человека и гражданина»; «российская грамматика, а в тех губерниях, где в употреблении другой язык, сверх грамматики российской, грамматика местного языка»; чистописание и правописание; «правила слога»; география; история; арифметика и «начальные правила» геометрии, физики, естественной истории и технологии; рисование; курс обучения в уездных училищах — двухлетний.) .

К 1808 г . в России было 32 губернских гимназии и 126 уездных училищ, к 30-м годам XIX в. было около 50 гимназий и 400 уездных училищ. Кроме университетов и гимназий, в царствование Александра I был открыт ряд иных учебных заведений, некоторые из них по {107} частной инициативе и на частные средства: «гимназия высших наук» кн. Безбородко в Нежине (1805), «высшее училище правоведения» (1805), Демидовский лицей в Ярославле (1805), Царскосельский лицей (1811), Ришельевский лицей в Одессе (1817). — В 1814 г . получили новые уставы духовные школы: духовные академии, семинарии и уездные духовные училища.

В общем, в первую половину Александровского царствования в деле насаждения высшего и среднего образования были достигнуты несомненные и значительные успехи (Отметим еще, что второе десятилетие XIX в. было в России временем увлечения «ланкастерскими школами», или школами по методу взаимного обучения. Обучение по «ланкастерскому» методу вводилось в петербургских гвардейских полках и в школах, устроенных для солдатских детей. — Что касается жизни новосозданных университетов, то она, конечно, наладилась не сразу. Был недостаток студентов и недостаток профессоров. Лишь Московский университет был сравнительно многолюдным; в нем было в 1811 г . 215 студентов, в 1820 г . около 500, а в 1825 г . немного менее 900 чел. В провинциальных университетах — Харьковском и Казанском — первое время было лишь по несколько десятков студентов, и Казанский университет начал полностью действовать лишь с 1814 года. За недостатком русских профессоров, главным контингентом учащих сначала были иностранные ученые (приглашенные из Германии и Франции), которые читали лекции на немецком, французском или латинском языке.) .

Русская высшая школа не успела еще прочно стать на ноги, как над ее головой скопились тяжелые тучи. Реакционный поворот во внешней и внутренней политике Александра и его мистические увлечения скоро коснулись непосредственно высшей школы. — В 1817 г . явился манифест об учреждении «министерства духовных дел и народного просвещения», которому было поручено заботиться о том, «дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения».

Мысль неплохая, но исполнение ее было весьма неудачным. Министром нового министерства, которое должно было управлять одновременно и делами народного просвещения и «делами всех вероисповеданий», был назначен друг Александра князь А. Н. Голицын, сам по себе человек {108} религиозный и благодушный, но мягкий и слабовольный; его помощники (как пресловутые Магницкий и Рунич) — ханжи, лицемеры и карьеристы — взялись насаждать «христианское благочестие» путем злобных преследований всяких проявлений «безбожия» и «вольнодумства» в университетах, и их политика повела к разгрому свободной науки в некоторых университетах

( В 1819 г . Магницкий был послан на ревизию Казанского университета и, усмотрев в нем бездну лжемудрия и вольнодумства, предложил царю... разрушить университет; Александр не согласился на эту дикую меру, но придумал тоже не очень удачное решение вопроса: он поручил «исправление» университета тому же Магницкому, назначив его попечителем казанского округа. Магницкий уволил из университета 11 профессоров (около половины всего профессорского состава), заменил власть избранного ректора властью назначаемого директора, изъял из университетской библиотеки все книги «вредного направления», а для студентов ввел полумонастырский, полутюремный режим. — Рунич, назначенный попечителем Петербургского округа, изгнал из университета четырех профессоров и предал их суду; нелепое дело по обвинению их в несуществующих преступлениях долго тянулось по инстанциям и было прекращено лишь в царствование Николая I. — Харьковский университет меньше пострадал от «нового курса», а Московский вовсе не пострадал, ибо московский попечитель Муравьев был искренним другом просвещения.) .

В 1824 г . «мистическое министерство» князя Голицына было упразднено, ведомство исповеданий было снова отделено от ведомства просвещения. Однако, ни просвещению, ни литературе от того не стало легче. Министром народного просвещения был назначен престарелый адмирал Шишков, идейный и упрямый реакционер, который систематично и настойчиво продолжал борьбу с «вольным духом» во всех его проявлениях. В его руках было теперь и цензурное ведомство, и его цензоры изощрялись в охранительном усердии, которое «было бы смешно, когда бы не было так грустно»...

Имп. Николай I, вскоре по своем вступлении на престол, прогнал со службы Магницкого и Рунича, но Шишков оставался министром до 1828 г ., когда его заменил на этом посту кн. Ливен, а в 1833 г . министром народного просвещения стал гр. С. С. Уваров, остававшийся на {109} этом посту до 1849 года. Уваров был автором (или, во, всяком случае, усердным проповедником) знаменитой «триединой» формулы т. наз. «официального национализма»: православие, самодержавие и народность, составляющие, по его мнению, исконные основные начала русской жизни, «верный залог силы и величия нашего, отечества», должны были служить также главными руководящими принципами воспитания российского юношества.

В 1835 г . был издан новый «Общий устав императорских российских университетов», который не отменил вполне автономии университетских советов, но существенно ее ограничил. Изданное незадолго перед тем «положение» об учебных округах исключало из компетенции университетов управление средними учебными заведениями в округах и передало его попечителям. Университеты также «вверяются особенному начальству попечителя» (заметим мимоходом, что Николай иногда назначал попечителями учебных округов — генералов). Университет состоит из трех факультетов: 1) философского, который разделяется на два отделения: гуманитарное и математическое. (В 1850 г . эти два отделения были сделаны самостоятельными факультетами, под именем 1) историко-филологического и 2) физико-математического.) ,

2) юридического и 3) медицинского.

Для всех православных студентов учреждаются кафедры богословия, церковной истории и церковного законоведения. Для надзора за поведением и успехами студентов назначается попечителем инспектор. Из отдельных фактов университетской жизни при Николае I надлежит упомянуть о закрытии Виленского (польского) университета (в 1832 г .) и об учреждении «Университета св. Владимира» в Киеве (в 1833г.) (В 1828 г . был учрежден в Петербурге технологический институт, преобразованы горный и лесной институты.) .

Говоря об общем положении университетской науки в России в 30-х и 40-х гг. (до 1848 года), надлежит признать, что «попечительное» управление Уварова не лишено было элемента благожелательности и не подавляло {110} плодотворной и успешной научной и преподавательской деятельности профессорского состава.

Полезным для развития русской университетской науки мероприятием были при Уварове командировки молодых русских ученых, готовящихся к профессуре, в Дерпт и заграницу. (см. Николай Пирогов Из «Дневника старого врача» на ldn-knigi.narod.ru)

Из командированных заграницу кандидатов профессуры вышел потом целый ряд выдающихся деятелей русской науки и университетского преподавания (Грановский, Редкий, Буслаев, Неволин и др.). 30-е и 40-е годы были в русских университетах временем подготовки и начального развития той научно-общественной традиции, которая стремилась соединить самостоятельное научное исследование с проповедью идеалов гуманности и общественного блага. Профессора в университетских аудиториях были в то время «не цеховыми учеными, а миссионерами человеческой религии» (Герцен).

В сумерках и спячке николаевского царствования университеты были теми оазисами культуры, которые не только «двигали науку», но и будили общественную мысль и нравственное сознание. Руководящую роль в этом отношении играл Московский университет. Среди московских профессоров наибольшей популярностью и влиянием на молодежь пользовался знаменитый «профессор-гуманист» Т. Н. Грановский (читавший лекции по всеобщей истории); он был учителем и воспитателем целого поколения русского образованного общества («Влияние Грановского на университет и на всё молодое поколение было огромно и пережило его; длинную и светлую полосу оставил он по себе» (Герцен, Былое и Думы, 278). — К. С. Аксаков писал о влиянии Грановского: «он воспитывал своих слушателей; он поднимал их над обыденной жизнью в высшие сферы духа; он будил в них благородные движения и чувства; он образовывал и устремлял их силы... И вот почему эта всеобщая любовь к Грановскому»...) .

Революционные события в Европе в 1848-49г. напугали правительство Николая I, и побудили его обратить сугубое внимание на русские университеты и принять особые меры для недопущения в них вольного духа. Даже гр. Уваров для этого времени оказался слишком {111} либеральным и был заменен на посту министра народного просвещения мрачным реакционером кн. Ширинским-Шихматовым.

Генерал-губернаторам было поручено управление некоторыми учебными округами и, следовательно, находящимися в них университетами. Выборных ректоров заменили назначаемые. Некоторые «неблагонадежные» предметы, как государственное право (иностранных держав) и философия, были исключены из университетского преподавания. Число «своекоштных» студентов в каждом университете (за исключением медицинских факультетов) было ограничено комплектом в 300 человек. Наконец, университетскому начальству было предписано иметь постоянный строгий надзор за преподаванием ( Согласно инструкции 23 янв. 1851 г ., ректор и деканы должны были ежедневно посещать лекции профессоров и «сличать» их с утвержденными программами, от которых не допускалось никаких отступлений. Стеснения, введенные в университетскую жизнь в 1849-51 гг., были отменены по вступлении на престол Александра II.) .

В 1828 г . был издан новый устав гимназий. Гимназии были сделаны 7-классными (низшие три класса, по программе, соответствовали уездным училищам). В программу гимназического преподавания были введены закон Божий и церковная история, российская словесность и логика; философия, политическая экономия, технология и коммерция были исключены из программы. Упомянем еще, что в 1831 году было запрещено воспитание российского юношества (до 18 лет) заграницей, в виду «вредных последствий» «чужеземного воспитания».

{112}

3. Политическая оппозиция. Тайные общества. Декабристы.

Нашествие Наполеона «и с ним двадесяти язык» на Россию, превратившее в пепел «матушку-Москву» и закончившееся бегством и уничтожением «великой армии», вызвало широкое народно-патриотическое движение (Декабрист И. Д. Якушкин говорит в своих «Записках»:

«Война 1812 г . пробудила русский народ к жизни... Не по распоряжению начальства жители при приближении французов удалялись в леса и болота, оставляя свои жилища на сожжение. Не по распоряжению начальства выступало всё народонаселение Москвы вместе с армией из древней столицы. По рязанской дороге, направо и налево, поле было покрыто пестрой толпой, и мне теперь еще помнятся слова шедшего около меня солдата: «Ну, слава Богу, вся Россия в поход пошла!» Каждый сознавал себя участником великого дела — защиты Родины».) , а последовавшая затем война за освобождение Европы, приведшая русскую армию в Париж, вызвала в участниках великой борьбы «чувство своего достоинства и возвышенной любви к отечеству» (Фон-Визин). С другой стороны, долговременное пребывание заграницей ознакомило интеллигентные круги русского офицерства с идейными течениями, социальными отношениями и политическими учреждениями разных европейских стран, и вызвало (или укрепило) в них «вольнодумство» и либеральные настроения

(«В походах по Германии и Франции наши молодые люди ознакомились с европейскою цивилизациею, которая произвела на них сильнейшее впечатление... многие из них познакомились в походе с германскими офицерами, членами прусского тайного союза (Tugendbund), который приготовил восстание Пруссии и содействовал ее освобождению, и с французскими либералами. В откровенных беседах с ними, наши молодые люди нечувствительно усвоили их свободный образ мыслей и стремление к конституционным учреждениям, стыдясь за Россию, так глубоко униженную самовластием» (Фон-Визин). — В феврале 1816 г . полковник барон Дибич в секретном донесении фельдмаршалу Барклаю-де-Толли писал: «Офицеры в прусской королевской гвардии открыто говорят, что никаких королей не нужно и что состояние мирового просвещения делает необходимым республики. Говорят, что в нашей армии распространяется такой же дух... и что подобные же выражения употребляют даже офицеры свиты вашего сиятельства».) .

Возвратившись в Россию, офицеры победоносной русской армии нашли здесь аракчеевский режим, крепостное рабство, политическое бесправие и полицейский гнет, всевозможные злоупотребления власти, «повсюду царствующий произвол» (Фон-Визин).

{113} Когда (после событий 1820-21 гг.) окончательно восторжествовал курс «аракчеевщины» во внутренней политике и «меттерниховщины» во внешней, прежние чувства любви и преданности императору Александру, вождю России и Европы в борьбе с Наполеоном, сменяются в сердцах либеральных офицеров сначала разочарованием, а потом — прямою ненавистью или ожесточением («Во всех членах Союза Благоденствия, — пишет Якушкин, — проявилось какое-то ожесточение против царствующего императора; и в самом деле он с каждым годом становился всё мрачнее и всё более и более отчуждался от России». — А П. Г. Каховский писал Николаю I из тюрьмы: «Император Александр много нанес нам бедствия, и он собственно причина восстания 14 декабря. Не им ли раздут в сердцах наших светоч свободы и не им ли она была после так жестоко удавлена не только в отечестве, но и во всей Европе?») .

Не только внутренняя, но и внешняя политика Александра I в последние годы его царствования вызывала недовольство среди либеральных и патриотических кругов русского общества. Александра обвиняли в том, что он во всем отдает предпочтение иностранцам перед русскими, которых он презирает и унижает; национально-патриотическое чувство оскорблялось тем, что государь даровал конституционные учреждения присоединенным к России областям, Польше и Финляндии, но победительницу — Россию считал недостойною политической свободы. В общеевропейской политике Александр в 1820-21 гг., в полном согласии с Меттернихом, стремился подавить все революционно-освободительные движения. Когда в 1821 г . началось греческое восстание против {114} турецкого владычества, то все свободолюбивые элементы в Европе и в России горячо сочувствовали героической борьбе греков за независимость. Однако Александр, по внушениям Меттерниха, решительно отказался от какой-либо помощи греческим «мятежникам» и этим окончательно оттолкнул от себя все либеральные круги русского общества, и усилил в офицерских кругах революционные тенденции, «подогретые» европейскими событиями 1820-1821 гг.

Лица, возглавлявшие тайные общества второго и третьего десятилетий XIX века, были интеллектуальным цветом тогдашнего русского общества. Значительная часть из них принадлежала к кругам высшей аристократии и имела перед собою блестящую служебную карьеру. Среди участников движения не было стариков, но не все принадлежали к «зеленой» молодежи; было несколько человек средних лет, имевших уже генеральские и полковничьи чины. Среди декабристов были писатели и поэты — К. Рылеев, кн. Одоевский, Александр Бестужев-Марлинский, Вильг. Кюхельбекер; другие дали ряд научных и публицистических трудов (Ник. Тургенев, бар. В. И. Штейнгель,

П. И. Пестель, Г. С. Батеньков) и впоследствии — ряд ценных «записок» и воспоминаний.

Либеральное настроение и оппозиционное отношение к правительству Александра — Аракчеева не было монополией будущих декабристов, в начале 20-х гг. оно захватывало широкие круги русского общества и особенно офицерства, по крайней мере, в столицах (Батеньков говорит о настроении в Петербурге, куда он возвратился в 1821 г . после нескольких лет службы в Сибири: «В сие время Петербург был уже не тот, каким оставил я его прежде за 5 лет. Разговоры про правительство, негодование на оное, остроты, сарказмы встречались беспрестанно, как скоро несколько молодых людей были вместе». — В обществе, особенно среди молодежи, были широко известны и заучивались наизусть вольнолюбивые стихотворения Пушкина («К Чаадаеву», «Сказки», «Вольность», «Кинжал», эпиграммы на Аракчеева и Александра), которые по цензурным условиям не могли быть напечатаны и распространялись в рукописях.) .

{115} В начале XIX века в Европе существовали два типа национально-политических организаций, ставивших себе освободительные цели:

1) немецкое национально-патриотическое общество «Tugendbund» (основанное в 1808 г .) ставило своей целью национально-морально-культурный подъем немецкого народа, как предпосылку его будущего освобождения от Наполеонова ига, и 2) политические конспиративные организации (как итальянские «карбонарии» и греческие «гетеристы»), ставившие своей непосредственной целью национально-политические революции и введение либеральных конституций. Оба эти типа организаций нашли потом свое отражение и своих сторонников в кругах будущих русских декабристов.

В России начало тайных политических обществ относится ко времени, непосредственно следовавшему за окончанием Наполеоновских войн. В 1816-17 гг. группа гвардейских офицеров образовала общество, получившее название «Союза Спасения» или «истинных и верных сынов отечества». Основными целями Союза (по показаниям его участников) были введение в России представительного правления и освобождение крестьян от крепостной зависимости.

Прием в члены союза был обставлен сложными обрядами, формами и клятвами, в духе современных масонских организаций. Члены союза разделялись на три разряда: «братии», «мужей» и «бояр»; только бояре и мужи знали все тайные цели и планы Союза. Жизнь первого союза не была продолжительной. Среди членов союза скоро возникли разногласия и требования перемены устава. За основу было решено принять устав немецкого Tugendbund, приспособив его к русским условиям.

Вновь организованный (в 1818 г .) Союз был назван «Союзом Благоденствия». Устав союза (точнее его первая часть, дошедшая до нас и известная всем членам) признавал «первым естественным законом» «при совокуплении людей в общество» «соблюдение общего блага», почему правительство («ежели оно справедливо») «должно иметь целью благо управляемых».

С своей стороны, «Союз Благоденствия в святую себе вменяет обязанность, распространением между соотечественниками истинных {116} правил нравственности и просвещения, споспешествовать правительству к возведению России на степень величия и благоденствия, к коей она самим Творцом предназначена» (Якушкин по поводу этого места устава замечает: «В этих словах была уже наполовину ложь, потому что никто из нас (в то время) не верил в благие намерения правительства».) . Деятельность членов Союза Благоденствия, по уставу, должна была охватывать «следующие четыре главные отрасли: 1-е человеколюбие, 2-е образование,

3-е правосудие, 4-е общественное хозяйство». В деле образования и воспитания юношества члены союза должны были бороться с «нелепою приверженностью к чужеземному» и развивать в учащихся интерес и любовь к отечественному, а также «стараться распространять изучение грамоты в простом народе»; они должны были бороться с злоупотреблениями власти чиновников и помещиков и «стараться склонять помещиков к хорошему с крестьянами обхождению, представляя, что подданные такие же люди»...; в управлении подвластными члены союза должны быть «добросердечными и человеколюбивыми». Вторая, не дошедшая до нас, часть устава, известная только основателям союза, ставила целью введение в России представительного правления.

В 1818-19 гг. происходил быстрый рост союза в Петербурге (где число его членов доходило до 200) и в Москве, а также в Тульчине, где находилась южная «управа», организованная полковником П. И. Пестелем (на Юге в Союз входили между прочим ген.-м. князь С. Г. Волконский и начальник 16-й пехотной дивизии ген. М. Ф. Орлов).

Однако просветительная и «человеколюбивая» деятельность не могла удовлетворить всех членов Союза и некоторые из руководящих членов Союза (с Пестелем во главе) полагали, что вопрос о политическом преобразовании России должен быть поставлен в порядок дня теперь же, а не только в неопределенно-далеком будущем. — В 1820 г . Союз переживал всесторонний кризис: часть членов Союза отошла от него, не видя реальных {117} результатов его деятельности и реальных перспектив в будущем; среди руководящих членов Союза не было согласия по вопросам политической тактики и по вопросам, касающимся будущего политического строя; к внутренним несогласиям присоединилось известие о том, что правительству стало известно о существовании Союза, и оно следит за его деятельностью.

(В 1821 году начальник штаба войск гвардии Дибич представил по начальству подробное донесение о тайном обществе, с длинным списком его участников; доклад Дибича был представлен Александру, но царь положил его «под сукно», не дав делу никакого хода.) .

В январе 1821 г . в Москве состоялся съезд делегатов Союза (из Петербурга, Москвы и Тульчина), который вынес постановление о закрытии Союза; «но уничтожение общества было сделано лишь для видимости, чтобы обмануть бдительность правительства и удалить неблагонадежных членов» (Семевский). После этого формального закрытия Союза Благоденствия произошло образование тайных обществ с характером уже прямо политически-революционным. Большинство членов Тульчинской «управы», с Пестелем во главе, не признали московского постановления о ликвидации Союза, и решили продолжать существовать в качестве самостоятельного, т. наз. Южного общества. Во главе общества стояла «директория» из двух лиц — Пестеля и генерал-интенданта 2-й армии Юшневского; в 1825 г . в состав директории был введен подполковник Черниговского полка Сергей Муравьев-Апостол

(В непосредственном заведывании директории находилась тульчинская «управа»; кроме нее, существовали «управы» в Каменке (под руководством ген. кн. С. Г. Волконского и местного помещика, отставного полковника Вас. Давыдова) и в Василькове (под руководством С. Муравьева-Апостола и М. Бестужева-Рюмина).) .

В Петербурге в 1822 г . также произошло восстановление тайного общества, которое получило название Северного; «правителем» общества был избран гвардии капитан Никита Муравьев, который, впрочем, был занят {118} более выработкой будущей конституции Российского государства, чем подготовкой каких-либо революционных выступлений. В 1823 г . Северное общество получило более определенную организацию; круг основателей общества образовал «верхнюю думу», которая должна была избрать правление или «дирекцию» общества из 3-х членов (первыми «директорами» были избраны Н. Муравьев, полковник кн. С. Трубецкой и поручик кн. Е. Оболенский); в 1824 г . взамен одного из уехавших директоров, в «дирекцию» вступил К. Ф. Рылеев, поэт романтик и пламенный революционер, ставший скоро душою Северного общества.

Независимо от Южного тайного общества, возглавляемого Пестелем, в некоторых воинских частях, расположенных в южных областях России, образовалось в 1823 г . тайное общество, носившее название «Общество Соединенных Славян». В отличие от знатного и чиновного офицерства, возглавлявшего Северное и Южное общества, «Общество Соединенных славян» составляли незнатные и небогатые младшие офицеры нескольких провинциальных армейских частей.

Во главе общества стояли подпоручики братья Петр и Андрей Борисовы и Иван Горбачевский. Последний в своих «записках» так формулировал программу общества: «Общество имело главною целью освобождение всех славянских племен от самовластья, уничтожение существующей между некоторыми из них национальной ненависти и соединение всех обитаемых ими земель федеративным союзом. Предполагалось с точностью определить границы каждого государства, ввести у всех народов форму демократического представительного правления, составить конгресс для управления делами союза и для изменения в случае надобности общих коренных законов, предоставляя каждому государству заняться внутренним устройством и быть независимым в составлении частных своих узаконений».

— В сентябре 1825 г . (во время стоянки войск в Лещинском лагере) пламенные речи одного из вождей Южного общества, М. П. Бестужева-Рюмина, побудили членов «Общества Соединенных славян» присоединиться к Южному обществу и избрать представителей для постоянной связи с ним.

{119} О планах тайных обществ относительно будущего государственного и общественного строя России наиболее полное представление дают нам конституция Никиты Муравьева (Конституция Никиты Муравьева сохранилась в трех, известных нам, вариантах: первый текст, найденный в бумагах кн. С. П. Трубецкого, относится к 1822 г .; второй, более полный и разработанный вариант, найденный в бумагах И. И. Пущина, относится к 1824 г .; третий и последний вариант был написан Муравьевым в тюрьме, в январе 1826 г ., по требованию следственной комиссии (см. статью Н. Дружинина о конституции Н. Муравьева в сборнике «Декабристы и их время», М. 1927).) и «Русская Правда» Пестеля.

В первых статьях конституция Н. Муравьева декларирует, что «источник верховной власти есть народ», и что «русский народ, свободный и независимый, не может быть принадлежностию никакого лица и никакого семейства».

Император Всероссийский есть только «верховный чиновник Российского правительства» (Пущ. 10), и объем его власти точно определяется конституционным законом. Правление Российской Империи должно быть федеративным или союзным, ибо только такое правление «согласило величие народа и свободу граждан». Россия разделяется на 13 «держав» и 2 области, составляющие, в совокупности, Российскую Империю. Все русские граждане равны перед законом, — крепостное состояние и разделение на сословия отменяется, «поелику оно противно вере, по которой все люди братья» (По третьему варианту конституции Муравьева, «помещичьи крестьяне получают в свою собственность дворы, в которых они живут, скот и земледельческие орудия... и по две десятины земли на каждый двор для оседлости их»; «остальные земли они обрабатывают по договорам обоюдным, которые они заключают с владельцами оных. Они получают право приобретать земли в потомственное владение».) .

Всем гражданам обеспечивается личная неприкосновенность, свобода выбора занятий, право составлять «всякого рода общества и товарищества», свобода «в отправлении своего богослужения», свобода печати и право петиций. «Право собственности, заключающее в себе {120} одни вещи, священно и неприкосновенно» (Пущ. 23). — Политическими правами (т. е. правом избирать чиновников и народных представителей) пользуются лишь граждане, обладающие имущественным цензом — «имеющие недвижимой собственности на 500 рублей серебром или движимой на 1.000 рублей серебром» (Те, которые пользуются землями «в общественном владении», т. е. крестьяне-общинники, избирают для участия в выборах уполномоченных, по одному на 500 жителей муж. пола.) .

Законодательная власть в государстве принадлежит Народному Вечу, состоящему из двух палат: верховной Думы и палаты народных представителей. Верховная Дума состоит из 42 членов, избираемых (по три) представительными собраниями отдельных держав на срок 6 лет; каждые 2 года переизбирается одна треть из них. Палата представителей (в составе 450 членов) избирается на два года гражданами отдельных держав, имеющими политические права (В организации народного представительства и в определении его прав и полномочий конституция Н. Муравьева весьма тесно примыкает к конституции Северо-Американских Соединенных Штатов, и многие из статей муравьевской конституции представляют собой точный перевод конституции американской.) .

Верховная исполнительная власть принадлежит, по конституции Муравьева, Императору; его власть наследственная, но его права и полномочия соответствуют, приблизительно, правам и полномочиям президента С. Ш. А.; в частности, он заключает трактаты с иностранными державами и назначает верховных судей и высших государственных чиновников — с согласия Верховной Думы. — Каждая из держав имеет свое представительное собрание, состоящее из двух палат: Державной Думы и Палаты Выборных. Высшая исполнительная власть в державах принадлежит Державному Правителю, которого избирает (на 3 года) центральное Народное Вече из списка кандидатов, представленных представительными собраниями Держав.

Судьи и чиновники (включая «тысяцкого», главного администратора уезда) должны быть избираемы. В суде {121} все уголовные дела и более крупные гражданские тяжбы должны производиться с участием присяжных, которым принадлежит решение дела по существу.

Конституция Н. Муравьева была политической программой большинства членов Северного общества, хотя не была принята и одобрена всеми его членами. Она встречала возражения с разных точек зрения; особенно энергичным критиком ее выступил вождь Южного общества П. И. Пестель, который склонил на свою сторону многих из «северян». В своих показаниях Пестель свидетельствует: «Сия конституция Никиты Муравьева многим членам общества весьма не нравилась по причине федеративной его системы и ужасной аристокрации богатств, которая оною созидалась в обширнейшем виде». Третьим принципиальным разногласием было то, что все «южане» и часть «северян» отвергали Муравьевскую наследственную монархию (хотя бы и с весьма ограниченной властью) и предпочитали республиканский строй.

Политическая и социальная программа П. И. Пестеля была изложена в его известном трактате «Русская Правда». «Наказ Временному Верховному Правлению» (Трактат Пестеля не закончен. По плану он должен был состоять из 10 глав, из которых были написаны только первые пять; из ненаписанных наиболее важной для нас должна была бы быть 6-я глава, которая «долженствовала рассуждать о верховной власти»; некоторой заменой этой главы служит сохранившийся в делах декабристов «государственный завет», дающий краткое изложение программы Пестеля относительно организации власти в государстве.) .

В «Русской Правде» Пестель, прежде всего, формулирует принципы демократического правления, опираясь и на естественное право и на религию: «постановления государственные должны быть в таком же согласии с неизменными законами природы, как и со святыми законами веры». Государство должно доставлять «возможное благоденствие всем и каждому», иначе правительственная власть превращается в «зловластие». «Великий народ российский, с подвластными ему народами, должен составлять «государство единое и неразделимое»; при разнородности частей России федеративное устройство {122} могло бы повести к распадению государства и потому «всякая мысль о федеративном устройстве» для России «отвергается совершенно, яко пагубнейший вред и величайшее зло».

— Республика Пестеля носит централизованно-якобинский характер (После успешного переворота должно быть учреждено в России «временное правление», с диктаторскими полномочиями, на продолжительный срок, лет на десять, для полного переустройства государства по составленному Пестелем плану.) , — его план предполагает сильную центральную власть и совершенно однородное устройство всех частей государства, которые должны быть нивелированы не только в административно-политическом, но даже в культурном отношении, — «все племена должны слиты быть в один народ»; во всем государстве должны господствовать одинаковые законы, учреждения, социальные и культурные отношения и даже «один только язык российский»

(Пестель соглашается предоставить «независимое существование» Польше, но лишь при условии, чтобы она находилась в тесном военно-политическом союзе с Россией и чтобы политическое и государственное правление было устроено «по тем же точно правилам в Польше, как и в России». — Что касается еврейского народа, то наилучшее, по мнению Пестеля, решение вопроса состояло бы «в содействии евреям к учреждению особенного отдельного государства в какой-либо части Малой Азии».) .

В области социальных отношений планы Пестеля были широки и радикальны. Прежде всего, конечно, он требовал полного и немедленного уничтожения крепостного права, ибо «обладать другими людьми, как собственностью своею,... есть дело постыдное, противное человечеству, противное законам естественным, противное святой вере христианской». — Вместе с отменой крепостного права и с уравнением в правах всех граждан Российского государства должна быть произведена широкая аграрная реформа.

Пестель признает, с одной стороны, что «земля есть общая собственность всего рода человеческого», что «человек может только на земле жить и только от земли пропитание получать», и потому никто не может быть лишен права пользования землею; с {123} другой стороны, для процветания и усовершенствования земледелия необходимы частная предприимчивость, упорный труд и значительные издержки, которые будут прилагаться к земле только в том случае, если сельский хозяин «в полной своей собственности землю иметь будет». Для того, чтобы согласовать эти два различных принципа, надлежит разделить земли каждой волости на две половины: «Одна половина получит наименование земли общественной, другая земли частной. Земля общественная будет всему волостному обществу совокупно принадлежать и неприкосновенную его собственность составлять; она ни продана, ни заложена быть не может»; земля эта разделяется на участки, достаточные для прокормления одной семьи, и «земские сии участки должны раздаваться членам волостного общества» во временное пользование; таким образом «каждый россиянин будет совершенно в необходимом обеспечен». Другая половина — земли, находящиеся в частной собственности, «служить будут к доставлению изобилия » .

Признавая право собственности «священным и неприкосновенным», Пестель, однако, возражает против предоставления богатым людям особых политических преимуществ, ибо в таком случае «аристократию феодализма» заменит «аристократия богатства» и положение народной массы нисколько не улучшится. Поэтому «все российские граждане должны одинаковым образом пользоваться всеми правами частными, гражданскими и политическими», в частности, избирательными правами. (Пестель заявляет, что «личная свобода есть первое и важнейшее право каждого гражданина». Однако, в соответствии с его якобинско-централистическими принципами, в «Русской Правде» находим и существенные ограничения свободы граждан. Воспитание юношества должно быть исключительно в руках государства. Далее, «всякие частные общества, с постоянною целью учреждаемые, должны быть совершенно запрещены, как открытые, так и тайные, потому что первые бесполезны, а вторые вредны». Пестель полагал, что общегосударственное правительство, с одной стороны, и волостная организация (обнимающая всё население), с другой, совершенно достаточны для удовлетворения всех законных потребностей и интересов всех россиян.) .

{124} Будущий общественно-политический строй России представляется Пестелю в таком виде: основной общественно-политической единицей является волость, все члены которой «составляют вместе так сказать одно политическое семейство под названием волостного общества»; все граждане каждой волости образуют «земское народное собрание», которое выбирает членов «наместных» (т. е. представительных) собраний — волостного, уездного и окружного (губернского) и таким образом «все члены всех наместных собраний будут во всей точности и в полной мере самим народом избираемы». Окружные (губернские) собрания избирают членов «Народного Веча», которому принадлежит верховная законодательная власть в государстве (и право объявлять войну и заключать мир). Власть «верховно-исполнительная» принадлежит «державной думе», состоящей из 5-ти членов, избираемых на 5 лет «Народным Вечем» из кандидатов, предлагаемых окружными собраниями. Особо стоит «власть блюстительная», которую осуществляет «верховный собор», состоящий из 120 «бояр», избираемых таким же порядком, но на всю жизнь и наблюдающий за законностью действий и постановлений правительства и Народного Веча.

Кроме программы Муравьева и Пестеля, в среде декабристов обсуждались и другие планы будущего государственного устройства, но определенной, принятой всеми политической программы не было. Пестель свидетельствует в своих показаниях: «весьма часто то, что сегодня было решено, завтра опять поступало на суждение и спор».

В общем можно сказать, что Южное общество принимало программу республиканскую, северное — конституционно-монархическую, но у отдельных членов того и другого общества нередко наблюдались колебания между республикой и монархией. Еще менее согласия было по вопросам тактики; много говорили о путях или способах достижения намеченных целей, но определенного плана действий общество не имело. Больше всего споров и разговоров возбуждал вопрос о цареубийстве. В Южном обществе Пестель и большинство членов склонялись к необходимости цареубийства, северяне, в большинстве, относились к цареубийству отрицательно. В {125} отношении перспектив будущей революции, в Южном обществе «все говорили, что революция не может начаться при жизни государя императора Александра Павловича и что надобно или смерть его обождать или оную ускорить» (Пестель). Члены Южного общества предполагали «ускорить» смерть Александра I во время царского смотра на летних маневрах 1826 года, а затем восставшая южная армия должна была двинуться на Москву, «провозглашая конституцию».

Будущая революция, в представлении значительного большинства декабристов, должна была носить характер чисто военной революции, без всякого участия народных низов. Большинство офицеров-декабристов относилось отрицательно к революционной агитации среди солдатской массы. Члены тайных обществ надеялись, что справедливым и гуманным обращением с солдатами они приобретут любовь и доверие последних в такой степени, что солдаты, в нужный момент, пойдут за своими командирами всюду, куда те поведут их (Только «славяне», более радикальные и более решительные революционеры, считали необходимым участие всего народа в революции и пытались вести революционную агитацию среди солдат.).

27-го ноября 1825 года курьер привез в Петербург известие о смерти императора Александра I в далеком Таганроге. Брат умершего царя, Николай Павлович, не счел возможным воспользоваться тайным манифестом Александра, от 16 авг. 1823 г ., о передаче ему престола, помимо цесаревича Константина; он распорядился, чтобы войска, правительственные учреждения и население столицы принесли присягу новому императору Константину Павловичу, и послал курьера в Варшаву к новому императору с донесением о всем происшедшем.

Константин подтвердил в письме к брату свой отказ, но Николай сначала не хотел удовлетвориться частным письмом; переписка между Петербургом и Варшавой продолжалась, и таким образом в Петербурге образовалось напряженное и тревожное состояние междуцарствия.

12-го декабря {126} утром было получено в Петербурге экстренное донесение из Таганрога от генерала Дибича, который, разбирая бумаги покойного государя, нашел в них два подробных доноса о существующем в армии обширном революционном заговоре (с указанием имен заговорщиков). В тот же день получилось письмо от Константина из Варшавы с подтверждением его отречения, и Николай, наконец, решил действовать.

Был заготовлен манифест о вступлении его на престол и на 14-е декабря назначена в Петербурге новая присяга — на этот раз императору Николаю. Дни 12-го и 13-го декабря Николай провел в большой тревоге (Он писал князю П. М. Волконскому: «Воля Божия и приговор братний надо мной совершается! 14-го числа я, буду государь или мертв...») . Он не был уверен в повиновении гвардейских полков и, призывая к себе их командиров, стремился всячески их задобрить и привлечь на свою сторону, чтобы подготовить петербургские полки к принесению новой присяги.

Смерть имп. Александра застала врасплох не только высшие правительственные круги, но и членов Северного тайного общества и его «верховную думу», не имевшую никакого конкретного плана революционных действий. Наступившее неожиданно междуцарствие открывало непредвиденные реальные возможности для совершения политического переворота. После продолжительных совещаний накануне 14-го декабря заговорщиками был намечен следующий план действий: склонив гвардейские полки к отказу от присяги Николаю, которого в гвардии не любили за жестокое и придирчивое обращение с подчиненными, потребовать, чтобы Сенат назначил «временное правление». «Первым действием временного правления было бы созвание представителей России от всех свободных сословий, которые бы и определили будущую судьбу ее и образ правления» (Фон-Визин). Был составлен проект манифеста, который должен был бы быть изданным от имени Сената.

В манифесте этом провозглашалось уничтожение крепостного права и военных поселений; «равенство всех сословий перед законом»; {127} свобода выбора занятий, свобода печати и «свободное отправление богослужения всем верам»; сокращение срока солдатской службы (до 15 лет); образование «судной части с присяжными»; «учреждение волостных, уездных губернских и областных правлений» с выборными членами, «кои должны заменить всех чиновников доселе от гражданского правительства назначаемых». — Для руководства восстанием, назначенным на 14-е декабря, был избран «диктатором» гвардии полковник князь С. П. Трубецкой.

Николай, с своей стороны, принял все меры, чтобы обеспечить легальность своего воцарения. Вместе с манифестом о его восшествии на престол были опубликованы манифест Имп. Александра I от 16 авг. 1823г. об отказе цесаревича Константина в пользу Николая, а также полученные от Константина письма, которыми он подтверждал свое отречение.

Государственный Совет, Сенат и большинство гвардейских полков принесли присягу Николаю рано утром 14-го (хотя в некоторых полках были колебания и промедления), но некоторые части офицерам-заговорщикам удалось отклонить от присяги, убедив их в том, что Константин в действительности не отрекался от престола, и что присяга Николаю является незаконной. Несколько восставших рот лейб-гвардии Московского полка (около 700 человек) пришли на Сенатскую площадь; через несколько часов к ним присоединились лейб-гренадеры (около

1.100 чел.), а затем матросы гвардейского экипажа (около 1.000 чел.). Построившись в два каре, восставшие заняли выжидательное положение. Скоро они были окружены густыми толпами простонародья, выражавшими им свое сочувствие и также выжидавшими развития событий.

Тем временем, новый император стягивал со всех сторон полки, присягнувшие ему, и окружал мятежников своими войсками, силы которых, по количеству, во много раз превышали силы восставших. Обе стороны долго занимали пассивно-выжидательное положение (Намеченный в диктаторы князь Трубецкой, узнав о том, что огромное большинство гвардии присягнуло Николаю, потерял всякую надежду на успех восстания и не явился на Сенатскую площадь, чем сразу внес растерянность и замешательство в ряды восставших, не знавших, что им делать дальше.) .

Николай не был уверен в преданности своих {128} войск и в их готовности стрелять по своим, и потому долго не решался приступить к военным действиям против мятежников; он посылал к восставшим, с увещаниями покориться, одного за другим — своих генералов, великого князя Михаила Павловича, митрополита Серафима с духовенством; все увещания были безуспешны, а подъехавший к каре петербургский военный генерал-губернатор Милорадович (один из героев 12-го года) был убит одним из заговорщиков.

Ввиду безуспешности переговоров, Николай приказал конной гвардии атаковать мятежников; конница шла в атаку вяло и неохотно, и ее атаки были легко отбиты. Приближались сумерки и являлось опасение, что силы восставших могут увеличиться присоединением к ним солдат из присягнувших полков. Тогда, наконец, Николай приказал выдвинуть пушки и открыть по мятежникам огонь картечью, — и восставшие быстро рассеялись, понеся большие потери.

В середине и в конце декабря правительство производило аресты среди членов Южного тайного общества, причем был арестован и подполковник Черниговского полка С. Муравьев-Апостол, один из «директоров» Южного общества. Остававшиеся на свободе офицеры-участники заговора освободили его из-под ареста и затем, под его командой, подняли восстание в Черниговском полку; к восстанию примкнуло около 1.000 солдат и 10 офицеров; 31-го декабря восставшие заняли г. Васильков и, отслужив молебен на площади, двинулись по направлению к Белой Церкви, объявив, что «российское воинство грядет восстановить правление народное», и надеясь, что к ним примкнут другие части войск, разбросанные в разных городах и местечках южного края; однако, 3-го января 1826 г . отряд Муравьева был встречен отрядом правительственных гусар с конной артиллерией и рассеян картечным огнем.

{129} Для расследования действий и намерений «злоумышленных обществ» Николай учредил особую следственную комиссию, в работах которой он и сам принимал непосредственное участие, добиваясь от арестованных наиболее откровенных и подробных показаний то угрозами и кандалами, то ласковым обращением и обещанием милости. Число всех арестованных, главным образом офицеров, простиралось, по некоторым сведениям, до 600 (а по другим, значительно превышало эту цифру).

В результате почти 6-месячной работы комиссия нашла нужным привлечь к суду 121 члена трех тайных обществ (в том числе было 61 член Северного общества, 37 членов Южного общества и 23 члена Союза «соединенных славян»). — 1-го июня последовал указ об учреждении «верховного уголовного суда», который 11-го июля представил государю свой приговор, основываясь только на докладе следственной комиссии и даже не видев обвиняемых.

Лишь немногим из них могло быть вменено судом «личное действие в мятеже», другим вменялось в вину лишь «знание о приуготовлениях к мятежу», а особенно многие пострадали за «умысел на цареубийство», за «участие в умысле согласием» или даже только за «знание умысла»... Из 120 подсудимых суд приговорил 36 человек к смертной казни. После конфирмации приговора императором, значительно смягчившим назначенные судом наказания, приговор получил следующий вид: пять человек были приговорены к смертной казни повешением; 88 человек были присуждены к каторге (от бессрочной до 2-хлетней); 14 человек — к ссылке в Сибирь на поселение; 13 чел. — к отдаче в солдаты. — 13-го июля была совершена смертная казнь пяти декабристов (это были П. И. Пестель, К. Рылеев, П. Каховский,

С. Муравьев-Апостол и М. Бестужев-Рюмин)

(Современники свидетельствуют, что казнь эта произвела потрясающее и удручающее впечатление в русском обществе, отвыкшем в предшествовавшее царствование от казней; даже Ви гель, далекий от сочувствия революции и революционерам, свидетельствует в своих Записках: «в этот день жители Петербурга исполнились ужаса и печали». Кошелев пишет, что известие о казни произвело «потрясающее действие»: «описать... ужас и уныние, которые овладели всеми, нет возможности; словно каждый лишился своего отца или брата».) , а затем началась {130} отправка в Сибирь, небольшими партиями, осужденных в каторгу и в ссылку (Иркутскому губернатору было послано предписание, «дабы сии преступники были употребляемы как следует в работу и поступлено было с ними во всех отношениях по установленному для каторжников положению». Однако, и население, встречавшее ссылаемых декабристов проявлениями симпатии и участия, и даже представители местной администрации понимали, что «сии преступники» не суть обыкновенные преступники. Только первой партии декабристов, сосланных сначала в Нерчинские рудники, пришлось сначала плохо, но потом, когда все «сии преступники» были собраны в Читинском остроге под управлением благородного и гуманного коменданта ген. Лепарского, их положение значительно улучшилось и работами их совсем не изнуряли. К 9-ти «преступникам» приехали в Сибирь их жены и через них они поддерживали сношения с Россией, получали оттуда письма, деньги, книги, журналы и газеты (русские и иностранные). У них образовалась прекрасная библиотека, и они занимались чтением, науками, ремеслами (кто хотел) и взаимным обучением. В 1830 г . они были переведены из Читы в Петровский завод и скоро начали выходить из тюрьмы на поселение, за истечением срока каторжных работ. Так как сроки каторжных работ неоднократно сокращались, то в 1839 г . и последние «каторжники» перешли на поселение.

В течение 30 лет Николаевского царствования многие декабристы умерли в Сибири, некоторые получили уже при Николае разрешение возвратиться в Россию. А все дожившие в Сибири до воцарения Александра II (всего в числе 32 человек) в 1856 г . получили разрешение возвратиться в Россию и были восстановлены в гражданских правах.

{131}

4. Духовные течения среди русской интеллигенции.

Славянофилы и западники.

Известно, что господствующим культурным влиянием в России в конце XVIII-го и в начале XIX-го века было влияние французское — французский язык, французская литература, французский театр, французские моды. Галломания, «вольтерьянство», космополитизм и религиозный индифферентизм господствуют в это время среди русской аристократии и зарождающейся разночинной интеллигенции (Даже будущий националист и консерватор H. M. Карамзин писал в «Письмах русского путешественника» (в 1791- 92 г .), что «путь просвещения один для всех народов», что «всё народное ничто перед человеческим», и что «главное дело стать людьми, а не славянами».) .

— Рядом с этим главным течением (отчасти соприкасаясь или переплетаясь с ним) с конца XVIII в. является в России масонство, которое, впрочем, в идеологическом и общественно-политическом отношении не представляло единого течения; общим именем «масонов» назывались весьма отличавшиеся одни от других организации и направления

(Идейным центром русского масонства в конце XVIII в. был кружок Новикова и Шварца, находившийся под влиянием немецких «розенкрейцеров» и ставивший основной целью своей деятельности нравственное самоусовершенствование. Это течение отрицательно относилось к рационализму и материализму французской «просветительной» философии, но другие масонские кружки или «ложи» принимали идеологию «эпохи просвещения». В царствование Александра I в России (преимущественно в столицах) образовалось множество масонских «лож» разных школ и систем; личный состав лож был многочисленным и чрезвычайно пестрым, включая и высших сановников Империи и будущих декабристов; столь же различны были и их направления: в отношении религиозном среди масонов были и мистики, и пиэтисты, и люди, индифферентные ко всякой религии; в одних ложах господствовала «обыкновенная масонская мораль братолюбия и благотворительности» (Пыпин), в других проявлялись политические тенденции либерализма и даже радикализма. В 1822г., в эпоху «аракчеевщины» и начинающейся церковно-православной реакции, велено было закрыть все масонские ложи и обязать подписками всех чиновников, «что они ни к каким (масонским) ложам или тайным обществам не принадлежат и впредь принадлежать не будут ».) . (см. Т.А. Б акунина «Р усские Вольные Каменщики» ldn-knigi)

{132} В начале XIX в. в некоторой части русского общества возникает национально-консервативная реакция против господствующего французского влияния. Она усиливается политическими обстоятельствами того времени — начинающейся борьбой против Наполеоновской Франции.

В 1802 г . Карамзин пишет «рассуждение» «о любви к отечеству и народной гордости», в котором он призывает русское общество к национальной самобытности и народному самосознанию, стремится пробудить в нем патриотизм, отвергает и порицает «рабское подражание» всему иноземному («Хорошо и должно учиться, — писал Карамзин, — но горе человеку и народу, который будет всегдашним учеником». «Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою». — Впоследствии, в 1811 г . в записке «О древней и новой России» Карамзин дает законченную систему национально-консервативной политической философии. Он нападает на Петра Великого, который «увидев Европу, захотел сделать Россию Голландиею», возражает против заимствования чужих правовых норм и против проектов ограничения самодержавия и отмены крепостного права.) .

Противниками французского влияния в литературе и в жизни выступают также старый поэт Державин и адмирал Шишков (В «рассуждении о любви к отечеству» Шишков призывал бороться с идейным влиянием Запада, с теми «развратными нравами, которым новейшие философы обучили род человеческий и которых пагубные плоды, после толикого пролития крови, поныне еще во Франции гнездятся».) . И. А. Крылов обличал французоманию в своих комедиях («Модная лавка» и «Урок дочкам»). — Скоро в хор антифранцузских обличений ворвался резкий и крикливый голос гр. Ростопчина (будущего московского главнокомандующего), который в своем сочинении «Мысли вслух на Красном Крыльце» ( 1807 г .), написанном свойственным ему псевдонародным жаргоном и переполненном балаганными остротами, поносил французов и французоманию.

{133} В журналистике консервативное национально-патриотическое и антифранцузское направление было представлено журналами «Русский Вестник» и «Сын Отечества». «Русский Вестник» (основанный С. Н. Глинкой в 1808 г .) уделял большое внимание русской (идеализированной) старине, возвеличивал русскую мощь и русскую самобытность и боролся против французского воспитания и французского влияния вообще. «Сын Отечества», который в 1812 году (во время войны) начал издавать Н. И. Греч (с пособием от правительства) был боевым патриотически-шовинистическим органом и вел резкую агитацию против Наполеона, Франции и французской философии (XVIII век — утверждал журнал — «столь неправильно названный веком просвещения, покрыл вселенную мраком ложной философии». Наполеон, по мнению журнала, был «величайший убийца и зажигатель всемирной истории», «фабрикант мертвых тел».) .

Однако французское влияние в России оказалось весьма живучим, и даже Отечественная война не смогла уничтожить его. Приехавший в Москву в 1814 году Вигель нашел всё общество — снова говорящим по-французски: «В городе, который нашествие французов недавно обратило в пепел, все говорили языком их». Нападки Чацкого в знаменитой комедии Грибоедова «Горе от ума» на французоманию показывают, что последняя была жива в московском обществе и в 20-х годах XIX века.

После неудачи декабрьского восстания и связанного с нею крушения надежд на политический переворот или преобразование «по французским образцам» верхушка русского интеллигентного общества подпадает влиянию немецкой идеалистической философии. Но между Отечественной войной и декабрем 1825 года лежала еще полоса мистически-религиозных увлечений части русского общества. Причина этого частью лежала в общей, так сказать, религиозно-покаянной атмосфере эпохи реставрации, частью это было подражание тому направлению, которое господствовало в то время в душе и при дворе Александра I.

{134} В 1812 г . в Петербурге было основано «Библейское общество», по образцу лондонского Библейского общества. Основной целью общества было печатание и распространение Библии в массе населения. Общество до начала 20-х годов пользовалось покровительством правительства и успешно развивало свою деятельность, открыв к 1824 г . 89 отделений в провинциальных городах. Общество имело христианский, но интерконфессиональный характер.

В это время в Петербурге находят приют и преуспевают в своей деятельности религиозные деятели и проповедники самых различных направлений: и мистики — баронесса Крюднер и г-жа Татаринова, — и глава скопческой секты Кондратий Селиванов, и члены ордена иезуитов, создавшие в Полоцке иезуитскую академию, а в Петербурге открывшие институт для обучения детей русской аристократии. Это религиозное «многогласие» в петербургском обществе вскоре вызывает против себя церковно-православную реакцию, во главе которой становится митрополит Серафим, а главным деятелем является пресловутый архимандрит Фотий. В 1820 г . последовал указ об изгнании иезуитов из России и об упразднении основанных ими школ — за пропаганду католицизма и совращение православных. В 1822 г . велено было закрыть масонские ложи. В 1824 г . митрополит Серафим подал Александру I записку о необходимости закрыть Библейское общество; деятельность его была прекращена Николаем I.

Неудача декабрьского восстания и суровая кара, постигшая его участников, произвели потрясающее впечатление на русское интеллигентное общество, цвет которого внезапно очутился в Сибири... Общество, подавленное, запуганное, поставленное под бдительный надзор «3-го отделения», погрузилось на некоторое время в духовную спячку, в личные дела или в светские «удовольствия» (Герцен пишет об этом времени: «Первые десять лет после 1825 года были страшны не только от открытого гонения всякой мысли, но от полнейшей пустоты, обличившейся в обществе; оно пало, оно было сбито с толку и запугано. Лучшие люди разглядывали, что прежние пути развития вряд ли возможны, новых не знали. Серое осеннее небо тяжело И безотрадно заволокло душу» (Былое и Думы, 291).).

{135} Мыслящая часть общества, потеряв надежду на политическое преобразование России и отвращая взоры от неприглядной действительности, погрузилась (или пыталась погрузиться) в глубину отвлеченной философии, изучая немецких философов-идеалистов — сначала Шеллинга, потом Фихте и Канта, наконец, — Гегеля. Впрочем интерес к немецкой идеалистической философии пробудился в России еще до декабрьской катастрофы: в 1824 г . был основан в Москве кн. В. Ф. Одоевским журнал «Мнемозина», интересовавшийся специально философскими вопросами, а в 1825 г . образовался в Москве кружок молодых русских «любомудров» (в него входили братья Киреевские, Веневитинов, кн. Одоевский, Шевырев, Кошелев и др.) (Кошелев вспоминает в своих «Записках»: «Немецкая философия и особенно творения Шеллинга нас всех так к себе приковывали, что изучение всего остального шло у нас довольно небрежно, и всё наше время мы посвящали немецким любомудрам».) .

С университетских кафедр в столицах «проповедывали» шеллингианство профессора Велланский, Галич, Павлов, Давыдов, Надеждин. — Центром умственной жизни и духовного горения с начала 30-х гг. становится Московский университет. Студенты образуют кружки, в которых живо обсуждаются морально-философские вопросы и проповедуется служение знаменитой идеалистической триаде: истина, добро и красота. Наибольшим успехом среди идеалистической университетской молодежи пользовался кружок Н. В. Станкевича, который имел огромное влияние на окружающих и оставил по себе светлую память в сердцах всех, знавших его (он умер в 1840 г ., 27-ми лет). Но в те же 30-е годы другой кружок, во главе с Герценом и Огаревым, снова обращает свой интерес к общественно-политическим вопросам, изучает произведения французских писателей-социалистов (главным образом Сен-Симона) и развивает свое миросозерцание в направлении позитивизма и социализма.

Среди философствующей молодежи в 30-х гг. {136} влияние Шеллинга сменяется господством гегелевской философии — «Гегель полновластно царил над умами и делил свое господство только с представителями немецкой поэзии и искусства» (Сакулин) («Бакунин и Белинский стояли во главе московских гегелианцев. К ним примыкали Аксаковы, Хомяков, Киреевские, В. Боткин и др.» (Сакулин). Мы видим, что в 30-х гг. под знаменем немецкой идеалистической философии стояли и будущие «западники» и будущие «славянофилы», столь резко и далеко разошедшиеся в своих воззрениях в следующее десятилетие.) .

В 1836 году произошло литературное событие, которое произвело огромное впечатление в обществе, поставило на очередь обсуждение основных вопросов русской истории и русской жизни и дало толчок к кристаллизации двух основных направлений русской общественной мысли середины XIX века. Это было «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева, появившееся в 1836 году в журнале Надеждина «Телескоп».

Письмо это было, по выражению Герцена, «мрачным обвинительным актом против России». Автор письма не видит ничего светлого ни в прошедшем, ни в настоящем, ни в будущем России. «В западной Европе и именно в католицизме Чаадаев видел мощного и верного хранителя начал христианства и христианской цивилизации» (Корнилов). Между тем Россия, приняв христианство из упадочной Византии, отколовшейся от истинного, т. е. западного христианства, оказалась «отторгнутой от мирового братства» и не участвовала в «величественном шествии» всего христианского мира. «У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса». «Мы живем... без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя». Россия не сделала никакого взноса в общечеловеческую культуру и является каким-то «пробелом в нравственном миропорядке» (Письмо Чаадаева произвело переполох в официальных сферах, журнал «Телескоп» был закрыт, а Чаадаев объявлен сумасшедшим. — Впоследствии Чаадаев значительно смягчил многие из своих мрачных «приговоров».) .

Чаадаев остался одинокой, хоть и крупной фигурой в истории развития русской общественной мысли. {137} Настоящим «властителем дум» молодого поколения во второй половине 30-х гг. и в 40-х гг. стал его современник Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848), знаменитый критик и публицист, талантливый, бурный, порывистый — «неистовый Виссарион».

В своем идеологическом развитии Белинский прошел несколько стадий. В студенческие годы он написал трагедию, содержавшую резкий протест против крепостного права. Настоящим литературным дебютом Белинского была его статья «Литературные мечтания» ( 1834 г .), за которой следовал ряд других его статей в московских журналах. В эти годы Белинский является проповедником возвышенной личной морали, нравственного самоусовершенствования, самопожертвования «для блага ближнего, родины, для пользы человечества». — В 1837 году познакомившись с философией Гегеля (в одностороннем и неточном ее толковании), Белинский провозгласил примирение с «разумной действительностью», и в ряде статей (особенно характерна для этого периода его статья 1839 года о «Бородинской годовщине») защищал и оправдывал современную российскую действительность и, в частности, доказывал прогрессивность и благодетельность для России монархической власти.

В 1839 г . Белинский переехал из Москвы в Петербург и взял на себя ведение отдела критики и библиографии в «Отечественных Записках» (Краевского). В 1840 г . мировоззрение его совершает новый резкий поворот, он порывает с «философским колпаком» Гегеля, проклинает свое «гнусное стремление к примирению с гнусной действительностью», признает «идею либерализма» «в высшей степени разумной и христианской», ибо ее задача есть обеспечение прав и свободы личности и восстановление попранного человеческого достоинства, — и наконец усиленно призывает литературу к общественному служению («В наше время, писал Белинский в 1847 г ., искусство и литература больше, чем когда-либо прежде, сделались выражением общественных вопросов... Отнимать у искусства право служить общественным интересам — значит не возвышать, а унижать его, потому что это значит — лишать его самой живой силы, т. е. мысли, делать его предметом какого-то сибаритского наслаждения, игрушкой праздных ленивцев». Временами Белинский склонялся к социализму, усматривая в нем наилучший способ обеспечения прав личности. Знаменитое письмо Белинского к Гоголю, написанное по поводу книги Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», представляет резкий и страстный обвинительный акт против Николаевской России; его невозможно было, по цензурным условиям, напечатать, но в рукописях оно разошлось по всей России, производя всюду сильнейшее впечатление.) .

{138} Как знаток и ценитель современной литературы, обладатель яркого литературного таланта, проповедник идей свободы, справедливости и гуманности, Белинский пользовался огромной популярностью, особенно у молодежи; не только в столицах, но и в глухих медвежьих углах молодая читающая публика с нетерпением ожидала очередной книжки журнала со статьей Белинского, жадно проглатывала его статьи и проникалась его идеями.

Вместе с знаменитым профессором-гуманистом Грановским, Белинский возглавлял то течение русской общественной мысли, которое принято называть «западниками». «Левый фланг» западников в течение 40-х гг. двигался в направлении социализма и позитивизма. Политическим проявлением этого движения был образовавшийся около 1845 г . кружок М. В. Буташевича-Петрашевского; довольно широкий круг «петрашевцев» собирался по пятницам у своего лидера, читал и обсуждал сочинения французских социалистов (преимущественно Фурье) и создавал планы социального и политического переустройства России.

Среди «петрашевцев» были Ф. М. Достоевский и поэт

А. Н. Плещеев, к их кружку примыкал также М. Е. Салтыков-Щедрин. — Кружок не был, по существу, политической организацией и не имел определенного плана действий, это был только «заговор идей», однако, напуганное европейской революцией 1848 года, правительство Николая I усмотрело в «петрашевцах» опасных заговорщиков: в 1849 г . 20 членов кружка были арестованы, преданы суду и присуждены — к смертной казни, которая была затем заменена ссылкой в каторжные работы.

«Вынося за скобку» общие элементы в учении {139} «западников», можем сказать, что западники верили в единство человеческой цивилизации и утверждали, что Западная Европа идет во главе этой цивилизации, наиболее полно и успешно осуществляет принципы гуманности, свободы и прогресса, и указывает правильный путь всему остальному человечеству. Поэтому задача России, отсталой, невежественной, полуварварской страны, которая лишь со времени Петра Великого вступила на путь общечеловеческого культурного развития, как можно скорее изжить свою косность и азиатчину и, примкнув к европейскому Западу, слиться с ним в одну общечеловеческую культурную семью.

Против этой системы взглядов решительно выступила в 40-х и

50-х гг. группа талантливых и убежденных писателей и публицистов, получивших название «славянофилов». Это были А. С. Хомяков, И. В. и П. В. Киреевские, К. С. и И. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин, А. И. Кошелев, кн. Черкасский и некоторые другие, полностью или частично примыкавшие к этому течению. Славянофилы утверждали, прежде всего, что единой общечеловеческой цивилизации и, следовательно, единого пути развития для всех народов, не существует. Каждый народ, или группа родственных народов, живет своей самостоятельною, «самобытною» жизнью, в основе которой лежит глубокое идейное начало, «народный дух», проникающий все стороны народной жизни.

(А. И. Кошелев утверждает, что отношение к славянам «вовсе не составляло главного, существенного отличия нашего кружка от противоположного кружка западников», — «называть нас следовало не славянофилами, а, в противоположность западникам, туземниками или самобытниками».) . Культура каждого народа растет на своей почве и питается своими корнями, и ее нельзя пересадить на чужую почву. Между Россией и Западом существует, по мнению славянофилов, глубокое принципиальное различие.

Основным идейным началом жизни русского народа является православная христианская вера, которая определяет характер народа и проникает весь его быт («Русский народ поставил христианскую веру главным основанием всего в жизни... Не даром Русь зовется святая Русь» (К. Аксаков). — «мы на учении Христовом, хранящемся в нашей православной церкви, основывали весь наш быт, всё наше любомудрие» (Кошелев).) .

С православием, как религией {140} любви и соборности, тесно связаны принципы внутренней правды, духовной свободы и братского общения. Воплощением этих начал в русской жизни является община, крестьянский мир, «как добровольный союз взаимной помощи и поддержки» (Идеализируя историческую действительность, все славянофилы поют восторженные гимны русской общине, крестьянскому «миру»: «Мир по существу своему есть самозаконное, верховное явление народа, вполне удовлетворяющее всем требованиям законности, общественной правды, общественного суда, одним словом, общественной воли» (К. Аксаков). — «Община представляет нравственный хор, и как в хоре не теряется голос, но, подчиняясь общему строю, слышится в согласии всех голосов: так и в общине не теряется личность, но, отказываясь от своей исключительности для согласия общего, она находит себя... в согласии равномерно самоотверженных личностей» (К. Аксаков). — «Русский дух утвердил навсегда мирскую общину, лучшую форму общежительности» (Хомяков).

— «Такого мирского устройства в других землях нет; у нас же, к счастью, оно есть, в нем наша сила в настоящем, и залог нашей крепости и нашего могущества в будущем» (Кошелев). — «Общинное начало составляет основу, грунт всей русской истории, прошедшей, настоящей и будущей, и корни всего великого, возносящегося на поверхности, глубоко зарыты в его плодотворной глубине» (Ю. Самарин).) .

Ставя так высоко русскую общину, славянофилы, особенно

К. Аксаков, относятся отрицательно к государству в его западноевропейских формах. Аксаков усматривает на Западе «поклонение государству», торжество идеалов внешнего порядка, внешней стройности, «механического устройства», гарантированного государственными законами и, как результат этого, обеднение человека внутреннего.

В отличие от морально-религиозной основы русской жизни, западный или германо-романский мир строит свою жизнь на принципах формально-юридической справедливости и внешней организации, — и потому, ни западные принципы, ни западные организационные формы не нужны и неприемлемы для России. Дело государства есть лишь защита Земли от врагов, без вмешательства в ее внутреннюю жизнь; народу должна {141} принадлежать «полная свобода жизни и духа», свобода мысли и слова.

Правильное отношение между государством и «землей» существовало, по мнению К. Аксакова, в Московской Руси, но Петр Великий нарушил добровольный союз «земли» и государства, подчинил «землю» государственной власти и «захотел втолкнуть Россию на путь Запада, путь ложный и опасный». Однако, за ним пошли лишь люди государственные, люди служилые, тогда как «народ собственно, простой народ остается при прежних началах». К этому «простому народу» славянофилы относятся с живым интересом и глубокой симпатией (С этим связан их интерес к русскому фольклору, собирание народных былин, сказаний, песен и сказок.) , тогда как отношение их к бюрократической петербургской монархии (построенной по европейским образцам) было совершенно отрицательным. Их политическим идеалом была патриархальная народная монархия, не ограниченная формальной конституцией, но опирающаяся на добровольную поддержку «земли», с которой царь совещается во всех важных случаях, созывая земские соборы, по примеру царей московских.

При всех идейных разногласиях славянофилы и западники близко сходились в практических вопросах русской жизни: оба течения отрицательно относились к крепостному праву и к современному бюрократически-полицейскому строю государственного управления, оба требовали свободы слова и печати, и значит, в глазах николаевского правительства, оба были одинаково «неблагонадежными».

Выдающийся публицист и политический деятель середины XIX века, А. И. Герцен, родоначальник русского социализма и политического радикализма, занимает особое место между славянофилами и западниками. Он отвергает религиозную философию славянофилов, их преданность «византийской церкви», их монархизм, национализм, их отрицательное отношение к демократическим политическим формам. Но он вполне разделяет их симпатии к простому народу и к «стихиям» русской народной жизни, их стремление к духовной свободе, их, {142} высокую оценку русской общины; он видит в общине зародыш будущего справедливого социального строя, который, однако, может развиться лишь в том случае, если будет оплодотворен «западной мыслью», т. е. западными теориями социализма, — разочаровавшись в западном «мещанстве», Герцен продолжал верить в западный социализм

(Герцен говорит о славянофилах: «Важность их воззрения, его истина и существенная часть вовсе не в православии и не в исключительной народности, а в тех стихиях русской жизни, которые они открыли...» «Артель и сельская община, раздел прибытка и раздел полей, мирская сходка и соединение сел в волости, управляющиеся сами собой — всё это краеугольные камни, на которых зиждется храмина нашего будущего свободно-общинного быта. Но эти краеугольные камни — всё же камни... и без западной мысли наш будущий собор остался бы при одном фундаменте». — «Разумное и свободное развитие русского народного быта совпадает со стремлениями западного социализма» («Былое и Думы»). Предваряя надежды русских «народников» второй половины XIX в., Герцен надеялся, что Россия перейдет от общинного быта к социализму, минуя буржуазно-мещанскую стадию европейского развития.) .

На крайнем левом фланге русского и европейского революционного движения стоял аристократ-революционер, романтик-анархист, неутомимый бунтарь М. А. Бакунин. Впрочем, он не стоял, а непрерывно метался по Европе, сражаясь на баррикадах то в Праге, то в Дрездене (во время революции 1848-49 гг.), произнося речи на всевозможных конгрессах и митингах, сочиняя зажигательные статьи и воззвания, словом, прилагая нечеловеческие усилия к тому, чтобы разжечь пожар мировой революции.

Сначала он проектировал образование революционным путем свободной всеславянской федерации, но впоследствии его планы расширились, и он проповедывал «разрушение всех государств и основание на их развалинах всемирной федерации свободных производственных ассоциаций всех стран». (см. о Михаиле Бакунине – ldn-knigi.narod.ru)

На крайнем правом фланге русской общественности 30-х и 40-х гг. стояли последователи и защитники так называемой «официальной идеологии», формулированной в 1833 г . графом Уваровым в известной триаде {143} «православие, самодержавие и народность». С 1841 г . начал выходить журнал «Москвитянин», под руководством двух консервативных профессоров московского университета, Погодина и Шевырева, принимавших, в общем, «официальную идеологию». — Среди журналистов, стремившихся писать в духе, желательном для начальства, действовала известная тройка Сенковского, Греча и Булгарина.

— За прочими журналистами и писателями этого времени внимательно следило недреманное око николаевской цензуры, стремившейся, как выражался цензурный устав 1826 года, дать произведениям печати «полезное, или, по крайней мере, безвредное для блага отечества направление».

Цензура при Николае I была изъята из ведения университетов и передана в руки правительственных чиновников (хотя цензоры часто назначались из профессоров).

{144}

5. Литература, наука, искусство.

Несмотря на бдительный цензурный и жандармский надзор, публицистика, критика и литература достигли в середине XIX в. значительной высоты развития. Мы видели богатство и разнообразие публицистических и философских течений, — изящная литература в это время обнаружила не меньшую жизненность и достигла не меньших успехов. «Николаевская эпоха, несмотря на все драконовские строгости полицейской опеки, чрезвычайно богата умственными и литературными течениями» (Сакулин).

На рубеже XVIII и XIX в. на русском поэтическом Олимпе возвышался, как общепризнанный «патриарх» русской поэзии, старый екатерининский вельможа-поэт Г. Р. Державин. Хорошо известен был своими комедиями и сатирическими журналами И. А. Крылов (1768-1844), который с 1806 г . начал писать и печатать свои басни, написанные прекрасным народным языком и заключающие в себе квинтэссенцию простой бесхитростной «народной мудрости» и здравого смысла; очень многие выражения из его басен превратились в пословицы и поговорки и вошли в разговорный язык.

Двумя восходящими звездами на русском литературном небе на рубеже двух столетий были H. M. Карамзин (1766-1826) и В. А. Жуковский (1783-1852). Карамзин, обративший на себя внимание «Письмами русского путешественника», дебютировал в художественной литературе в 1792 г . сентиментальной повестью «Бедная Лиза», которая имела огромный успех; публика, особенно барышни и молодые дамы, зачитывалась ею до слез. Потом Карамзин написал еще несколько сентиментальных повестей; в начале XIX века он занялся больше публицистикой, и с 1802 г . начал издавать журнал «Вестник Европы», а с 1803 г . приступил к подготовке своего знаменитого исторического труда «История Государства Российского».

Карамзину принадлежит большая заслуга, как реформатору русского литературного языка; оставив {145} тяжелый «славяно-российский» стиль Ломоносова и Державина, Карамзин приблизил литературный язык к разговорному и, кроме того, ввел в русский язык множество новых слов (неологизмов), или прямо заимствованных из других языков, или образованных от русских корней (Эпоха, катастрофа, момент, процесс, эстетический, моральный; влияние, обстоятельство, развитие, представитель, промышленность, будущность, потребность и др.)

Литературные «староверы», во главе с Шишковым и под покровительством Державина, выступили против новаторства Карамзина. Для защиты старого русского языка Шишков с друзьями основал в Петербурге в 1810 г . «Беседу любителей русского слова». В 1815г. литературные новаторы основали в противовес «Беседе» общество, под названием «Арзамас» (1815-1818), в которое входили Жуковский, Батюшков, кн. Вяземский и др., и в котором появился только что окончивший лицей А. С. Пушкин.

Жуковский (1783-1852) поэт-романтик, начавший свою литературную деятельность переводной элегией «Сельское кладбище» (1801), скоро сделался знаменит своими балладами, оригинальными и переводными, и занял одно из первых мест на русском поэтическом Олимпе. В конце своей жизни он совершил огромный труд — перевод на русский язык Одиссеи.

Из других писателей начала XIX-го века надлежит упомянуть Озерова, автора многочисленных трагедий, и кн. Шаховского, автора популярных в свое время (но скоро забытых) комедий.

Двадцатые годы XIX в. были временем появления множества поэтических талантов; на первом месте стоит, конечно, А. С. Пушкин (1799-1837); первое его стихотворение («К другу стихотворцу») появилось в печати в 1814 г .; в 1820 г . — его поэма-сказка «Руслан и Людмила», в 1821 г . — «Кавказский пленник»; многие из его «вольнодумных» стихотворений этого времени («К Чаадаеву», «Сказки», «Вольность», «Кинжал», «Деревня») не могли быть напечатаны по цензурным условиям, но ходили по рукам во множестве списков, а высылка его из Петербурга на юг только увеличила его популярность.

{146} Выдающимся среди многих талантов был А. С. Грибоедов (1795-1829), автор знаменитой комедии «Горе от ума», которая была окончена им в 1824 г . но, по цензурным условиям, не могла быть напечатана и так же, как стихотворения Пушкина, долгое время ходила по рукам в списках и заучивалась наизусть (она появилась в печати лишь в 1833 г .).

— Кроме того, 20-е годы дали много талантливых, но теперь в большинстве забытых (несправедливо) поэтов: Баратынский, Батюшков, Языков, кн. Одоевский, кн. Вяземский, Дельвиг, Веневитинов, Рылеев, А. Бестужев (К. Рылеев и А. Бестужев (будущие декабристы) в 1823-25 гг. издавали литературный альманах «Полярная Звезда», пользовавшийся большим успехом.) ; упомянем еще Гнедича, переводчика «Илиады».

Конец 20-х годов и 30-е годы ознаменовались расцветом поэтического таланта Пушкина и всеобщим признанием его царем русской поэзии («Борис Годунов» был написан в 1825 и напечатан в 1830; «Полтава» — в 1829; «Евгений Онегин» окончен в 1831; «Медный всадник» в 1833 г .; «Капитанская дочка» — в 1834 г .) . — По убиении Пушкина (в янв. 1837 г .), его поэтический трон занял, как известно, молодой М. Ю. Лермонтов (1814-1841), скоро также убитый на дуэли (Первая из его кавказских поэм, «Измаил Бей» вышла в 1832 г .; «Герой нашего времени» — в 1839- 40 г .) .

Третьим великаном русской литературы 30-х гг. был Н. В. Гоголь (1809-1852); в 1831 г . вышли его «Вечера на хуторе близ Диканьки», в 1836 г . — «Ревизор», в 1842 г . — 1-й том «Мертвых душ»; явившиеся в 1847 г . «Выбранные места из переписки с друзьями» вызвали, как известно, гневную отповедь Белинского и возмущение в либеральных кругах.

Из других поэтов и писателей 30-х и 40-х гг. надлежит упомянуть поэтов Кольцова (1808-1842), Майкова, Полонского, Никитина, Шевченко, Плещеева; популярными в 30-х гг. романистами были Загоскин, Лажечников, А. Бестужев-Марлинский (декабрист).

Во второй половине 40-х гг. и в начале 50-х начинает свою литературную деятельность большинство {147} выдающихся писателей эпохи «золотого века» русской литературы. В области поэзии выдвигается поэт-философ Ф. И. Тютчев (1803-73), поэт-гражданин Н. А. Некрасов (1821-77) и жрецы «чистого искусства» А. А. Фет (1820-92) и гр. А. К. Толстой (1817-75). В художественной литературе конца 40-х гг. господствующим направлением является реализм, господствующим содержанием — социальные мотивы, симпатии к «меньшей братии», сочувствие и сострадание к «униженным и оскорбленным».

— В 1846 г . вышли «Бедные люди» Ф. М. Достоевского (1821-1881) и «Деревня» Д. В. Григоровича (1822-1899); в 1847 г . — рассказ И. С. Тургенева (1818-1883) «Хорь и Калиныч» (первый рассказ из серии «Записки охотника»); роман Герцена (1812-70) «Кто виноват» и повесть Григоровича «Антон Горемыка».

В эти годы вышло также несколько очерков крестьянской жизни А. Ф. Писемского (1820-81) («Горькая судьбина», «Плотничья артель», «Питерщик»). — С 1848 г . начали выходить очерки М. Е. Салтыкова-Щедрина (1826-1889), сатирические по форме, иногда злоязвительные, иногда добродушно-юмористические, но всегда проникнутые духом гуманности, всегда обличающие неправду, произвол и угнетение, всегда исполненные симпатии к угнетенным и обиженным.

В это же время начинали свою литературную деятельность другие великаны русской литературы: Л. Н. Толстой (1828-1910) (в 1852 вышло его «Детство и отрочество»), И. А. Гончаров (1812-91) (в 1847 г . была напечатана его «Обыкновенная история», в 1849 г . — «Сон Обломова); А. Н. Островский (1823-86) (его пьесы начали выходить в свет с 1850 года).

{148} Первая четверть XIX в. была временем зарождения самостоятельной русской науки, питавшейся до тех пор «от щедрот» европейского ученого мира (блестящим, но единственным исключением в XVIII в. был великий русский ученый М. В. Ломоносов (1711-1765).

Центрами русской научной деятельности естественно становятся университеты. Вокруг университетов и прямо при университетах в начале XIX в. возникает ряд ученых и литературных обществ. «Общество истории и древностей Российских» при Московском университете получает «высочайше утвержденный» устав в 1811 году; с 40-х гг. XIX в. до революции 1917 г . общество это регулярно издавало свои «Чтения», заключавшие ценные исторические исследования и материалы. В Москве же возникает (в 1811 г .) «Общество любителей российской словесности». В 1805 г . возникло Московское «Общество испытателей природы». В 1811 г . был «высочайше утвержден» устав «Общества математиков». В 1817 г . образовалось «Минералогическое общество».

В 1827 г . в Петербурге возникло «Общество естественных наук». В 1845г. «Русское географическое общество»; в 1846г. — «Археологическо-нумизматическое общество».

В 1810г. была основана и в 1814г. открыта для пользования Императорская Публичная библиотека в Петербурге, которая должна была оказать существенное содействие научной работе. Конечно, при каждом университете была своя библиотека, непрерывно разраставшаяся.

На рубеже XVIII и XIX вв. не только естествознание, но даже разработка русской истории находились в руках иностранных ученых, преимущественно немцев (в 1805 г . Шлецер издал — по-немецки — свое известное исследование о летописи Нестора). С 1803 г . за разработку русской истории взялся (при поддержке правительства) русский историограф Карамзин. Он собрал {149} огромное количество исторических документов (которые потом напечатал в виде примечаний к своему труду); и в 1818 г . вышли в свет 8 томов его «Истории Государства Российского» (Труд Карамзина имел огромный успех у публики. Пушкин писал о впечатлении, произведенном появлением «Истории» Карамзина: «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия казалась найдена Карамзиным, как Америка Колумбом».) . Всего Карамзин написал 12 томов своей Истории, доведя ее до смутного времени.

Из русских ученых трудов этого времени следует упомянуть «Право естественное» проф. Куницына (1818-1820); «Опыт теории налогов» Н. И. Тургенева (1818); «История философских систем» Галича (1818); «Рассуждение о славянском языке» А. X. Востокова (1820).

В 30-х и 40-х гг. XIX в. наиболее важную роль в культурной жизни России играл Московский университет, не только в воспитательном, но и в научном отношении. Неутомимым тружеником на поле русской истории был долгое время московский профессор М. П. Погодин (1800-75). В конце 40-х гг. начинает свою научную деятельность основоположник новой русской исторической науки — С. М. Соловьев (1820-79), с 1846 года профессор Московского университета. С 1851 г . он начал выпускать «Историю России с древнейших времен» и, выпуская ежегодно по одному тому, успел выпустить всего 29 томов (доведя изложение до 1775 года) (Этот колоссальный труд, заключающий в себе необъятное количество исторических материалов, является и теперь необходимым пособием для всякого, серьезно занимающегося историей русского государства.) .

— Другими замечательными деятелями в стенах Московского университета были профессора всеобщей истории Грановский и Кудрявцев, историки-юристы Кавелин, Беляев и Калачов, «словесники» и языковеды Буслаев, Тихонравов, Бодянский; наконец выдающимся педагогом-гуманистом был хирург Н. И. Пирогов (1810-81).

{150} В Петербурге работали, между прочим, выдающийся языковед

А. X. Востоков и историк-юрист К. А. Неволин.

Для научного изучения русской истории в начале 30-х гг. было осуществлено весьма важное предприятие, положившее начало научной разработке русской истории на твердом основании исторических источников. В 1829-34 гг. т. наз. «Археографическая экспедиция Академии наук» (под руководством Строева) объездила всю Россию для отыскания исторических источников — летописей, договоров, актов публичного и частного права и вообще всякого рода документов; экспедиция нашла и собрала огромное количество документов (преимущественно в монастырских архивах), и в 1834 году была образована особая «Археографическая комиссия» для издания собранных «экспедициею» актов (После издания в 1836 г . 4-х томов «актов собранных археографическою экспедициею», «Археографическая комиссия» в течение XIX-го и начала ХХ-го века издала множество важных источников по русской истории: «Полное собрание русских летописей» (более 20-ти томов), «Акты Исторические» (5 томов «Актов» и 12 томов «Дополнений» к ним); «Акты Юридические»; Акты, относящиеся к истории Западной России; свыше 30-ти томов разных материалов в серии «Русской Исторической Библиотеки» и т. д.) .

Науки физико-математические получили в России свое самостоятельное и быстрое развитие лишь во второй половине XIX в.

Но и в первой половине столетия в этой области были значительные достижения: это было, во-первых, создание замечательной Пулковской астрономической обсерватории близ Петербурга (построенной в 1835-39 гг.) и деятельность ее устроителя и директора, известного астронома В. Я. Струве (1793-1864); далее, научная деятельность профессора Казанского университета, знаменитого математика Н. И. Лобачевского (1793-1856), создавшего начала «неэвклидовой геометрии». Выдающимся и заслуженным биологом первой половины XIX в. был К. Э. Бэр, выдающимся химиком —

Н. Н. Зинин (открывший в 1842 г . анилин).

В области русской живописи при Александре I {151} наиболее выдающимся художником был Венецианов (ум. в 1847 г .), «отец русской бытовой живописи». При Николае I выдающимися художниками «классической» или «академической» школы были К. П. Брюлов (1799-1852) (его известные картины: «Последний день Помпеи» и «Нашествие Гензериха») и Ф. А. Бруни (1800-75) («Медный змий»). — Отклоняется от классической традиции А. А. Иванов (1806-58) в картине: «Явление Христа народу», над которой он работал 20 лет (1836-57). В стиле свободного бытового и юмористического жанра пишет свои картины

П. А. Федотов («Сватовство майора» и др.).

В области духовной музыки в первой половине XIX в. является ряд видных композиторов: Д. С. Бортнянский (1751-1825),

П. И. Турчанинов (1779-1856), А. Ф. Львов (1798-1870). В области светской музыки далеко возвышается над всеми Мих. Ив. Глинка

(1804-57), творец опер «Жизнь за царя» (1836) и «Руслан и Людмила» (1842). В это время начинает свою творческую деятельность

А. С. Даргомыжский (1813-69) (его опера «Эсмеральда» была поставлена в 1847 г ., «Русалка» в 1856 г .).

{152}

6. Церковь.

Со времени Петра Великого русская церковь находилась под управлением «Святейшего Синода» (коллегии из нескольких епископов), а сам Синод находился под наблюдением обер-прокурора, назначаемого царем в качестве «ока государева». Власть и влияние обер-прокурора св. Синода в церковном управлении постепенно возрастали и из наблюдателя «дабы Синод в своем звании праведно и нелицемерно поступал» (как предписывала ему инструкция Петра Великого), обер-прокурор становится как бы министром церковных дел. При этом государи первой половины XIX в. (и Александр I и его преемник), не довольствуясь наблюдением обер-прокурорского ока, весьма внимательно наблюдали за церковной жизнью своими собственными очами, и в результате имело место постоянное вмешательство правительственной власти в церковные дела — правительство стремилось регулировать и контролировать все стороны церковной жизни и церковного управления, — начиная с архитектурного стиля православных храмов. В начале николаевского царствования министерством внутренних дел была издана книга «Собрание планов, фасадов и профилей для строения каменных церквей», которая должна была служить обязательным образцом и руководством при постройке новых церквей.

Царское око в это время оценивало «благовидность церковных зданий», а царский слух оценивал благолепие церковного пения, и по этому поводу следовал ряд соответствующих указов и распоряжений, регулировавших вокальную сторону богослужения (14-го февраля 1816 г . был издан синодский указ (вследствие «именного», т. е. царского указа) «о неупотреблении в церквах для пения рукописных нот и о печатании нотных книг известных сочинителей с одобрения директора придворного певческого хора, действительного статского советника Бортнянского». — В 1833 последовал синодский указ «о введении в церквах круга церковного пения, употребляемого в придворных церквах»: «Г. министр императорского двора сообщил г. синодальному обер-прокурору, что Государь Император, желая чтобы церковное пение везде согласовалось с придворным напевом, высочайше повелеть соизволил: предложить святейшему Синоду о предписании епархиальным архиереям снабдить сими нотными книгами вверенные им епархию.).

{153} Император был верховным покровителем церкви, светское правительство следило за целостью церковной паствы и за исполнением православными обывателями их религиозных обязанностей. Отпадение от православия было запрещено законом, исполнение религиозных таинств и обрядов было обязательным — традиционной формулой письменных показаний было выражение «...имярек, вероисповедания православного, у исповеди и св. Причастия бываю ежегодно».

Полиции предписывалось следить за соблюдением в церквах, во время богослужений, должного порядка, благочиния и тишины, за нарушение которых полагался штраф или арест (от 3 до 7 дней).

Местное церковное управление в XIX в. было организовано на тех же бюрократических началах, как и светское. Каждая епархия соответствовала губернии. Государь назначал епархиальных архиереев (по представлению Синода), а с конца XVIII в. стал награждать их орденами (наравне со своими министрами, губернаторами и генералами). Архиерей назначал приходских священников и управлял «вверенной ему» епархией посредством «духовной консистории», церковно-бюрократического учреждения, ведавшего всё «духовное сословие», а по некоторым делам (брачным и бракоразводным) и мирян. Высочайше утвержденный (27 марта 1841 г .) устав духовных консисторий подробнейшим образом регулировал их судебно-административную деятельность. Старые традиции общественно-приходской жизни и выбора мирянами приходских священников были в эту эпоху совершенно забыты, и духовенство в синодский период превращается в замкнутое «духовное сословие».

{154} Должно отметить, что в конце XVIII и в начале XIX в. правительство принимает серьезные меры для поднятия образовательного уровня православного духовенства. В конце XVIII в. были открыты четыре духовных академии — в Петербурге, под Москвой (в Троице-Сергиевой лавре), в Киеве и в Казани.

30 авг. 1814 года были изданы уставы духовных школ, организовавшие систему духовных школ, параллельную системе светских учебных заведений: духовные академии соответствовали университетам, духовные семинарии в губернских городах соответствовали гимназиям, в уездных городах были (уездные) духовные училища. — Получение специального духовного образования было сделано обязательным для приходского духовенства.

В 1840 году в России было около 31 тыс. православных церквей и 53 тыс. священников и диаконов (состав всего «духовного сословия» был, конечно, значительно больше). В то же время числилось 547 монастырей с 15 тыс. монашествующих (и послушников) обоего пола (Милюков, Очерки, II, 169).

Тогда как образовательный уровень приходского духовенства, несомненно, поднялся, его материальное положение, в большинстве случаев, было недостаточно обеспечено; это вынуждало священников повышать плату за требы, что возбуждало, конечно, недовольство населения, особенно крестьянского. В помещичьих селениях священники находились в полной зависимости от помещиков, которые, зачастую, обращались с ними пренебрежительно и грубо, и тем подрывали их авторитет в глазах крестьянского населения.

Великая община русской православной церкви, соприкасаясь с другими религиозными организациями, имела в первой половине XIX в. успехи в некоторых областях, испытывала потери в других. Число православных в Сибири и на Дальнем Востоке увеличивалось благодаря деятельности православных миссионеров среди туземного населения.

Далее, среди части старообрядцев обнаружилось стремление к соглашению с «синодальной» церковью, и около 1800 г . возникло т. наз. «единоверие»: старообрядцы «единоверцы» признавали иерархию и догматы синодальной церкви, а взамен получали {155} священников, обязанных служить согласно со старыми книгами и обрядами.

—Наибольшим успехом для православной церкви было совершившееся в 1839 году воссоединение с православием западнорусских униатов; собор униатских епископов, во главе с митрополитом Литовским Иосифом Семашко, состоявшийся в Полоцке в 1839 г ., постановил просить о присоединении «к прародительской православной всероссийской церкви», и Синод, с дозволения государя, принял униатскую церковь в «полное и совершенное общение» с православною церковью и «в нераздельный состав церкви Всероссийския».

С другой стороны, некоторая часть православного населения отпадает от церкви в старообрядчество или в разные секты (каковыми были хлысты, скопцы, молокане, духоборы, меннониты). Определить, хотя бы с некоторою точностью, количество отпавших от церкви в сектантство не представляется никакой возможности, ибо сотни и тысячи сектантов, опасаясь репрессий, сохраняли свою новую веру в тайне, оставаясь, по внешности, членами господствующей православной церкви.

Отношение к сектантству со стороны власти, светской и церковной, было совершенно различным при Александре I и при Николае. При Александре правительство проявляло полную религиозную терпимость, и никаких преследований сектанты не испытывали (Глава скопческой секты Кондратий Селиванов в начале XIX в. проживал в Петербурге, виделся с самим царем, принимал у себя знатных вельмож.

Духоборцам и молоканам было велено отвести в северной Таврии из свободных казенных земель по 15 десятин на каждую душу муж. пола и освободить их на 5 лет от всех государственных податей (ПЗС, XVIII, 21556).) .

При Николае I отношение правительства к сектантам резко изменилось. Начались жестокие (совсем нехристианские) преследования не только сект, признанных «особенно вредными», но даже и «раскольников» — старообрядцев (Высочайше утвержденным 20-го октября 1830 г . «мнением государственного совета» — «о духоборцах, иконоборцах, молоканах, иудействующих и других признанных особенно вредными ересях» было постановлено сектантов изобличенных «в распространении своей ереси», а также «в буйстве и дерзостях против церкви и православного духовенства», годных — отдавать в солдаты, иных «отсылать для водворения в Закавказские провинции». За заведение раскольнических скитов Уложение о наказаниях (ст. 215) назначало тюремное заключение от 1 года до 2 лет. — Полицейская практика в отношении сектантов и старообрядцев и инквизиторское усердие некоторых «миссионеров» составляют одну из самых темных сторон Николаевского царствования.) .

{156} Должно заметить, что не вся церковь и не всё в церкви в XIX веке обюрократилось и обездушело. Среди духовенства и монашества в это время были и праведники и подвижники. В это время жил светлый праведник св. Серафим Саровский (1760-1833), в это время подвизались подвигом духовным старцы Оптиной пустыни. В это время профессора духовных академий издавали ценные труды и занимались переводом на русский язык и изданием творений св. отцов Церкви...

Вопрос об общей роли православия в жизни русского народа и общества в XIX веке не может быть рассмотрен на пространстве двух-трех страниц и мы вынуждены ограничиться лишь несколькими замечаниями на эту тему.

В конце XVIII в. среди офранцуженного русского барства «неверие почиталось непременным условием просвещения» (Вигель). Второе десятилетие XIX в. было временем пробуждения религиозных интересов и религиозности в ее самых разнообразных проявлениях, хотя трудно установить, что в это время было искренними религиозными исканиями и что — модой, шедшей из императорского дворца.

В среде декабристов мы видим борение двух противоположных начал — позитивистически-материалистического мировоззрения и горячей религиозности (даже якобинец Пестель надеялся окончить свою жизнь, после успешной революции — схимником в Киево-Печерском монастыре).

Большинство провинциальных «пошехонских» помещиков, конечно, воспринимали православие больше с обрядовой, внешней его стороны: «Религиозный элемент был сведен на степень простой обрядности. Ходили к обедне аккуратно каждое воскресенье... Колени {157} пригибались, лбы стукались об пол, но сердца оставались немы» (Салтыков, Пошехонская старина).

Среди части интеллигенции 40-х гг., особенно в среде «западников», проявляются позитивистические и даже атеистические тенденции, но среди «славянофилов» живо сознание святости православия и религиозное чувство горит ярким пламенем, а вождь славянофилов Хомяков становится выдающимся светским богословом.

А что сказать о народной массе? Константин Аксаков писал, что «история русского народа есть единственная во всем мире история народа христианского», что православная вера есть главное начало и основание всей его жизни, что история русского народа читается как жития святых. А Белинский и Герцен писали, что русский народ есть, по существу, народ атеистический (хотя и не свободный от «суеверий»...)

Где же правда? Несомненно, что большинство русского крестьянства (как и всякого другого) воспринимало религию, главным образом с внешней, обрядовой стороны, ибо религиозное горение всегда и везде (по крайней мере, в «нормальные» времена) было уделом лишь немногих праведников. Но из среды русского народа всегда выходило не мало таких праведников и подвижников, типы которых столь часто встречаются в русской литературе (напр., «Влас» Некрасова, «Живые мощи» Тургенева, «Пахомовна» Щедрина). А сколько было в России странников и богомолок, совершавших пешком далекие и трудные паломничества!

Наконец, был в России один день в году, когда весь народ от царя до последнего нищего, превращался, действительно, в одну христианскую семью, исполненную доброты, любви и благоволения: это был праздник Светлого Христова Воскресения.

(Призовем во свидетели писателя-западника и радикала, больно бичевавшего старую Русь: — в «Губернских очерках» M. E. Салтыкова-Щедрина есть рассказ «Христос Воскресе!», в котором с необыкновенной силой и яркостью рисуется то «светлое чувство дружелюбия, милосердия и снисхождения», которое охватывает всех в эту святую ночь, когда «все мы, большие и малые, богатые и убогие, иудеи и эллины, все мы встанем и от полноты душевной обнимем друг друга»...) .

{161}

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история