2.6 Совместное влияние циклов Кондратьева и поколенческой динамики на военную активность

Существуют диаметрально противоположные представления о причинно-следственной связи между ритмами военной активности и цикличностью других - социальных, экономических и политических - сторон жизни человеческих сообществ. Согласно наиболее распространенным представлениям цикличность развития сообществ является первичной, а ритмы военной активности вторичны (см.обзор [177]). Согласно другим представлениям войны являются первопричиной экономической и иной цикличности; предполагается, что войны, нанося ущерб экономике стран-участниц, вынуждают последних сосредотачиваться на решении внутренних проблем и восстановлении экономического потенциала, который затем вновь используется для новых войн за гегемонию [там же]. Ранее было показано, что процессы смены социально-исторических поколений в сочетании с процессами пространственного структурирования порождают на первой фазе 500-летнего цикла два типа независимых циклов – длинные волны и поколенческие циклы; при этом каждому из этих двух типов свойственна своя особая динамика военной активности [52; 177; раздел 2.2]. Анализ общей картины военной активности с позиций возможного вклада двух процессов позволяет утверждать, что ритмы военной активности вторичны по своему происхождению. Этот же анализ позволяет объяснить особенности военной активности в регионе Западной Европы в первой половине XX в. и в конце XIV- начале XV вв., и приводит к выводу о возможности крупных международных кризисов в регионе Юго-Восточной Азии примерно на рубеже первого и второго и в начале и четвертого десятилетия XXI в.; в системном смысле эти кризисы аналогичны европейским событиям первой половины XX в.

Как циклам Кондратьева, так и социально-историческим циклам свойственна своя особая динамика военной активности. В первом случае максимум военной активности приходится на восходящую фазу цикла [52], при этом более детальный анализ данных конца XV- конца XX вв. позволил установить, что в девяти случаях из десяти собственно пик военной активности пришелся на конец восходящей фазы цикла [177, с.239]. Что касается социально-исторических циклов, то здесь максимум военной активности приходится на переход от одного цикла к другому в случае единственного регионального "центра сил" и на начало цикла в случае системы из нескольких "центров сил" [Раздел  2.2].

Важно иметь в виду, что в отношении западноевропейского региона, для которого известна динамика военной активности для обеих типов циклов, результаты получены при анализе одной и той же сводки данных [там же].

Анализ общей картины военной активности с точки зрения возможного вклада двух типов циклов с присущей им цикличностью военной активности позволяет обнаружить два факта, говорящие о вторичном характере военной активности по отношению к циклам Кондратьева и социально-историческим поколениям.

Первый факт состоит в том, что один и тот же ритм социально-исторических циклов в разных сообществах связан с разными типами военной активности; анализ показывает, что различие обусловлено различием строения сообществ [там же]. Если предположить, что первична военная активность, то из этого будет следовать, что разная военная активность в двух разных сообществах порождает один и тот же синхронный спектр социально-исторических циклов. Совершенно очевидно, что это не так: достаточно вспомнить, что спектр социально-исторических циклов одинаков на всей территории Старого Света (см Раздел 2.4), тогда как военная активность на территории Старого Света крайне разнородна. Поэтому предположение о первичном характере военной активности должно быть признано неверным.

Второй факт состоит в том, что на протяжении XIX и XX вв. оба типа циклов демонстрируют хорошую стабильность своей длительности, однако военная активность имеет странную аномалию в хронологическом положении Второй мировой войны, свидетельствующую об отчетливом нарушении ритма [177, с.242-243]; связанный с Второй мировой войной пик военной активности отделен от предшествующего пика всего двумя десятками лет вместо полустолетия во всех других случаях (подробнее см. ниже). Если бы военная активность была первичной по отношению к названным циклам, то задача превращения военной динамики в циклическую динамику развития сообществ должна была бы иметь два независимых и при этом близких решения. В качестве чисто теоретического решения подобное, вообще говоря, допустимо, но как реально существующий феномен представляется крайне маловероятным. Более того: в случае первичности военной активности неравномерная военная активность должна была бы инициировать два гораздо более регулярных процесса, чем сама военная активность. Чисто теоретически и это возможно, но с исчезающе малой вероятностью. Гораздо более вероятным представляется противоположное решение: что два регулярных процесса независимо друг от друга влияют на формы одного и того же третьего явления,- в данном случае на военную активность, ритм которой есть сумма двух ритмов, что и вызывает неравномерность военной активности.

Тем самым ритм военной активности должен быть признан вторичным по отношению к ритму названных двух типов циклов (циклов Кондратьева и поколенческих циклов).

Данный результат позволяет не только объяснить упомянутую выше аномалию военной активности в первой половине XX в., но и объяснить некоторые особенности развития военных действий в годы Столетней войны, на рубеже XIV-XV вв., когда должна была иметь место аналогичная аномалия в ритмах военной активности. Также данный результат позволяет прогнозировать международные кризисы в любом регионе, где вновь будет наблюдаться похожее "взаимодействие" двух циклических процессов. Как будет показано далее, указанное "взаимодействие" двух циклов имеет место в первой половине XXI в. в регионе Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии.

Как уже упоминалось выше, пик военной активности в циклах Кондратьева приходится на конец восходящей фазы, а в социально-исторических циклах приходится или на переход от одного цикла к другому или на начало цикла (раздел  2.2). Поэтому при совпадении или конца восходящей фазы или середины цикла Кондратьева с началом социально-исторического цикла следует ожидать особенно сильной военной активности. Данные Рис.9А,9Б вполне подтверждают это предположение: двум совпадениям около 1389 и 1917 гг. соответствует пики военной активности, после которых наступает длительный, на два десятка лет, перерыв в военных действиях в 1396-1415 и 1918-1939 гг. соответственно. (Судя по данным о военных потерях Англии и Франции в Столетней войне [177, с.255, рис.11.6], первый перерыв фактически начинается еще в 1389 г.).

Особенно интересно наличие перерыва после пика военной активности: в обоих случаях его появление объясняется серьезными внутренними проблемами, с которыми столкнулись страны-участницы войн, вынуждающими их на некоторое время прекратить военные действия [45, т.2, с.537-541; 199, с.297-302,1120-1132]. Стоит подчеркнуть, что перерыв появляется в обоих случаях, хотя поражающая сила оружия в XIV-XV вв. была неизмеримо меньше поражающей силы оружия в XX в. и позволяла вести военные действия буквально десятилетиями [177, с.242]; последнее также видно по Рис.9А и 9Б.

Особую ожесточенность военных действий около 1389 и 1917 гг. можно объяснить не только совпадением поворотов военной динамике двух типов циклов, но и тем обстоятельством, что третьему циклу Кондратьева, на который выпадают соответствующие события, соответствуют экономические институты третьего ранга (раздел 2.5). Это способствует концентрации ресурсов в рамках национальных государств, которые являются системами третьего ранга (раздел 2.4). К середине третьего цикла Кондратьева утверждается основное состояние экономических систем национальных государств и вся эта мощь направляется правительствами на пересмотр порядка международных отношений. В частности, в исторических исследованиях причин I Мировой войны отмечается, что именно бурный экономический рост в 1893-1914 гг. стал одной из причин неустойчивости политического положения в Европе [117].

Итак, военные действия после пика военной активности около 1389 и 1917 гг. прекращаются по причине слишком большого урона, понесенного сторонами. Новое устойчивое положение так и не возникает и потому после периода восстановления экономики военные действия возобновляются. Как легко видеть из Рис.9А, 9Б, этот момент совпадает с очередным поворотом в динамике циклов Кондратьева. Подобно всякому повороту, он вносит дополнительную неустойчивость в сложившееся положение вещей и этой неустойчивости оказывается достаточно для возобновления войны.

Кроме того, сравнение Рис.9А и 9Б показывает, как по-разному влияет изменившаяся мощь оружия на характер возобновившихся военных действий. Если в XV в. они растягиваются на три десятка лет до очередного пика военной активности в 1444 г., то в XX в. вся мощь вооруженного противостояния выплескивается всего за несколько лет и это порождает такой взрыв военной активности, который воспринимается как аномалия в общей динамике военной активности,- а именно аномалия, связанная с хронологическим положением II Мировой войны, как ее характеризует Дж.Голдстайн [177, с.242-243].

Положение географического эпицентра событий I и II Мировых войн тоже может быть объяснено на основе анализа взаимодействия двух ритмов - это регион, где данные ритмы взаимодействуют наиболее тесно. Эпицентром событий обеих Мировых войн была территория Германии. Геополитически она расположена таким образом, что через нее проходит раздел так называемой Средней Европы на восточную и западную части, которые отличаются друг от друга особенностями своего исторического развития [44; 119]. Для целей данной главы важно подчеркнуть факт восточного происхождения той "затравки" - Пруссии - на основе которой на протяжении XVIII и XIX вв. вырастала Германия первой половины XX в. с характерными для неё особенностями властного режима, которые являются генетически присущими для всей Европы за пределами региона империи Каролингов [44] (см. также раздел 2.0).

Ритм социально-политических изменений режима власти в Германии, связанный со сменой поколений зрелых индивидов, испытывал мощное влияние Восточной Европы и в период XIX-XX вв. был синхронизован с ритмом российских социально-исторических циклов не только в силу единства этого ритма для всей Европы, но и в силу особой близости с Восточной Европой, что видно по ритму смены первых лиц; последнее не наблюдается более ни в одной другой стране Западной Европы. (Правда, являясь лишь частью западной цивилизации, то есть не обладая полностью самоценным ритмом, свойственным только самостоятельным локальным цивилизациям, Германия демонстрирует этот ритм менее строго, чем российская цивилизация.)

Хронологическая сетка номинальных дат начала и середины 65-летних циклов (даты середины указаны в скобках)  в Германии в сравнении с соответствующей сеткой для России выглядят следующим образом:

- Германия (В.Пашинский, неопубликованная работа) :

1806 -(1840) - 1861 -(1888) - 1918 -(1949) - 1989 гг.,

- Россия [Раздел  2.1]:

1801 -(1825) - 1855 -(1881) - 1917 -(1953) - 1985 гг.

Соответствующий ритм циклов Кондратьева имеет следующий вид [177, с.67]:

1790 -( 1814) - 1848 -( 1872) - 1893 -( 1917) - 1940 -( 1968)  гг.

Моменты середины цикла или перехода от цикла к циклу, то есть поворотные моменты ритма, являются моментами самых значительных перемен в эволюции циклически функционирующих систем. Если говорить о социально-исторических циклах, то в эти моменты развертываются активные процессы смены одного поколения, распоряжающегося всею мощью подчиняющегося ему сообщества, другим поколением, на стороне которого - назревшая необходимость смены форм функционирования общества. Это противоборство двух поколений и отзывается на конъюнктуре внешне- и внутри- политических процессов. Что касается циклов Кондратьева, то динамика смены основного и дополнительного состояний пространственного структурирования, то есть смена состояний уровней возможной организации субсистем внутри локальной цивилизации тоже представляет собой моменты ломки пространственных социальных структур. В случае совпадения поворотных моментов двух ритмов накопившаяся инерция основного состояния одного ритма, динамично перестраивающегося на "изломе" и мощь устоявшихся форм полного цикла другого ритма, сменяемого переходом к новому циклу, то есть двойное сочетание динамизма и косности, создает своего рода "резонирующее взаимодействие" перемен. Именно такое взаимодействие и определило географическое (и хронологическое)  положение эпицентра двух мировых войн.

Важная роль в этих процессах принадлежит примерно 16-летним циклам самоутверждения молодежи, когда формирование нового поколения в изменившихся условиях жизнедеятельности сообщества может мощно сказаться на конъюнктуре внутриполитических процессов. Тем самым одно событие, изменившее условия жизнедеятельности сообщества, порождает своего рода "эхо" спустя 15-20 лет. Так, мощный восход фашизма в Германии в 1930-е ( "эхо" поражения в I Мировой войне) , апогей террора в СССР во второй половине 1930-х ( "эхо" гражданской войны) , так называемая "культурная революция" в Китае в 1958-1966 гг. ( "эхо" утверждения коммунистов в гражданской войне 1945-1949гг.) ,- все это последствия появления и самоутверждения нового поколения молодежи ( напомним, что согласно логике 16-летних циклов "типичный" возраст самоутверждающейся молодежи составляет 17-32 года) . В последующих главах будет показано, что названные процессы ("эхо")  связаны и с другим механизмом социально-исторической цикличности - с 20-летними периодами перемен, которые завершаются 4-летними циклами обновления элит. На это 4-летие и приходится основной период побед тех, кто представляет собой "эхо" (в данной работе указанная связь детально не рассматривается).

"Кумулятивное" воздействие двух ритмов наблюдается не только в Европе. Как видно из Рис.9В, совпадение середины цикла Кондратьева с началом социально-исторического цикла имело место около 1917 г. в регионе Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Именно с этим совпадением были связаны мощные трансформации, пережитые Китаем в 1911-1949 гг. и действия Японии в 1930-х - 1940-х гг. Несколько более раннее начало трансформаций Китая - 1911 г. вместо 1914 г. в Европе - можно объяснить перенаселенностью этой страны и ее особой чувствительностью к нарушениям устойчивости внутреннего порядка, что хорошо известно по демографической истории Китая. На 1911 г. приходится начало короткого (18-летнего) социально-исторического цикла, что и привело к сдвигу начала перемен на 1911 г.

Особое внимание привлекает вероятное совпадение середины цикла Кондратьева с началом социально-исторического цикла в регионе Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии в первой половине XXI века (Рис.9В) . Судя по динамике циклов Кондратьева в XIX-XX вв., середина пятого цикла Кондратьева придется примерно на 2010-2020 гг., а начало социально-исторического цикла на период 2007-2015 гг. Пятому циклу Кондратьева соответствуют экономические институты пятого ранга, то есть экономические системы всемирного масштаба. Правда, этот цикл попадает в переходную фазу 500-летнего цикла, поэтому подлинного перехода к экономическим системам всемирного масштаба не произойдет, однако сам по себе цикл от этого не исчезнет. Тем самым вероятный кризис, вызванный борьбой за гегемонию в регионе Юго-Восточной Азии, по крайней мере если и не способен реально охватить весь мир, то способен угрожать таким охватом и вызывать такую мощную реакцию вовлеченных сторон, которые сопоставимы с Мировыми войнами; в частности, данный кризис может противопоставить азиатский и европейский и американский центры экономического развития. Наиболее вероятное время кризиса – 2010-2015 гг., однако, учитывая особую чувствительность Китая к нарушениям устойчивости внутреннего порядка, кризис может разразиться ближе к 2010 г., то есть с началом второго десятилетия текущего столетия. Затем в соответствии со стандартной логикой развития событий возможен перерыв на два десятка лет и повторение кризиса в первой половине четвертого десятилетия. Наличие серьезных демографических проблем в Китае и в некоторых других странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии уже в наше время может привести к тому, что кризисы 2010-х и 2030-х гг. станут причиной неконтролируемого спада численности населения в этом регионе.

Рис.9 Динамика циклов Кондратьева и 65-летних циклов.

Комментарий к Рис.9.

Динамика циклов Кондратьева и 65-летних циклов сопоставлена с военной активностью: Рис.9А и 9Б - Европа, Рис. 9В - Дальний Восток и Юго-Восточная Азия. Сплошные линии соответствуют фактической хронологии циклов [177, с.67-69,72; раздел 2.1], точечные линии - вероятному ходу циклов. В отличие от раздела 2.5 вычисление среднего арифметического для датировок поворотных моментов циклов Кондратьева не производилось. Длительность поворотных моментов социально-исторических циклов считалась равной 8 годам ( это соответствует длительности цикла массовых групп, см. материалы следующего раздела настоящего исследования) . Военные действия изображены горизонтальными отрезками или точками в зависимости от их длительности. Военная активность на Рис.9А отражает графические данные [177, с.255, рис. 1.6], так как оригинальная работа П.Сорокина оказалась недоступной. Военная активность на Рис.9Б отражает "войны большой мощности" из списка Леви ( список воспроизведен в работе Дж.Голдстайна [177, с.236-237]). Военная активность на Рис. 9В отражает участие Китая в войнах согласно списку Леви. Военные пики обозначены согласно данным Голдстайна [177, с.241 (табл. 11.3), с.255] и соответствуют 1347, 1389 и 1444 гг. на рис.9А и 1815, 1871, 1918 и 1945 гг. на Рис.9Б.

В то же время имеется обстоятельство, которое может существенно смягчить характер предполагаемых кризисов,- а именно унитарная организация собственно китайского цивилизационного региона в отличие от многосубъектной организации западноевропейского цивилизационного региона. Именно соперничество разных стран Западной Европы стало основной причиной западноевропейских кризисов первой половины XX века. Тогда в результате неодновременного развития национальных государств при относительно более однородном социально-политическом и экономическом развитии соответствующих регионов одно из наиболее поздно образовавшихся государств опоздало к "дележу" мировых ресурсов среди западноевропейских участников этого процесса. Это государство и стало той силой, которая трансформировала ситуацию социально-политической неустойчивости в регионе в форму вооруженных столкновений между странами.

Китай является единым государством, поэтому неустойчивость 2010-х и 2030-х гг. является в первую очередь его внутренней проблемой. Неустойчивость превратится в вооруженное противостояние на международном уровне в том случае, если для решения внутренних китайских проблем китайское руководство решит использовать ситуацию, обозначенную С.Хантингтоном как "столкновение цивилизаций".

Циклические процессы, порождающие неустойчивость, носят объективный характер, поэтому отменить их невозможно, но от самих людей зависит, какую форму приобретут эти процессы. Будут ли они иметь вид затяжного, но сдержанного кризиса типа "холодной войны" или приобретут явные формы вооруженного противостояния глобального масштаба - все это зависит от самих участников. Есть здесь по крайней мере одно уже упоминавшееся ранее обстоятельство, способное ослабить силу кризиса. Поскольку пятый ранг пространственной структуризации в текущем веке принципиально недостижим (раздел 2.3), постольку невозможно создание устойчивых экономических структур, концентрирующих ресурсы аналогично монополиям в третьем цикле Кондратьева или транснациональным корпорациям и подобным им системам в четвертом цикле Кондратьева (именно последним принадлежала немалая роль в период "холодной войны" 1946-1991 гг.). Тем самым полномасштабного мирового противостояния не должно быть. Однако остается проблема концентрации мощи в системах четвертого ранга, то есть проблема "столкновения цивилизаций".