Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

129

хотя и восходящей к прошлым векам. Первая мировая война выявила разного рода противоречия и проблемы, которые следовало решать, вновь обращаясь к ним как к опыту, подлежащему рассмотрению и исправлению, но не полному отрицанию.
Хотя способ действий создателей Версальской системы допускал критический анализ как с политической, так и с экономической точки зрения, результаты такого анализа не могли быть плодом размышлений одного или нескольких теоретиков системы. Это могло быть верным в отношении антикапиталистических концепций, выводивших из критики экономической системы ряд субъективных предложений в пользу создания другой, частично или радикально модифицированной, системы. При этом не ощущалась необходимость aprioriпроводить сравнение с другими явлениями, кроме проявившихся в экономической жизни последних лет. Деятели, которые после 1919 г. должны были в рамках существующей системы отвечать на вызовы времени, то есть на периодически возникавшие проблемы, не могли иметь в своем распоряжении набора уже опробованных средств, поскольку проблемы были новыми, а готовых рецептов их решения не существовало.
Иными словами, мировая финансовая система управлялась крупными частными банкирами, руководителями наиболее значительных государственных банков, министрами финансов ведущих держав, которые впервые оказались перед необходимостью реагировать на глобальный вызов, не обладая проверенными способами «лечения». План Дауэса инициировал процесс краткосрочного оздоровления экономики. В начале 1929 г., года окончания его действия, никто не мог предусмотреть, будет ли это временное средство эффективным также и с точки зрения структуры в целом и решит ли новые проблемы, которые оставила в наследство война, а они вовсе не ограничивались только вопросами долгов и репараций. Вопреки односторонним интерпретациям, больше всего в этой ситуации поражает неспособность согласовать в своих решениях финансовоэкономические аспекты с политическими, неспособность представителей деловых кругов воспринимать новые проблемы или же их медленная адаптация к новым обстоятельствам, а также способность политиков «придумывать» кризисные ситуации.
Для того, чтобы привести некоторые примеры таких противоречий, достаточно вспомнить, что финансовая система задумывалась как независимая, в то время как торговая система формировалась со все большими трудностями. Только англичане и только до 1931 г. последовательно придерживались принципов свободной торговли. Соединенные Штаты, сделавшие принципы свободной

130

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

131

132

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

133

ностям в системе социального обеспечения, существовавшей для преодоления кризисных моментов, канцлер Брюнинг и министр финансов Лютер начали проводить дефляционную политику, лишившую их поддержки социалистов. В течение нескольких месяцев Брюнинг управлял посредством декретов, затем он попытался обойти растущую оппозицию в рейхстаге, назначив на сентябрь 1930 г. новые выборы. Результат оказался обеспокаивающим, поскольку нацистская партия Адольфа Гитлера, которая до того момента имела незначительное представительство, получила более чем 100 мест. Сочетание национализма с экономическим кризисом дало свой первый результат. Брюнинг пытался найти выход с помощью проведения более динамичной внешней политики, не добившись никакого успеха, но нанеся при этом серьезный ущерб финансовой сфере, поскольку иностранные банки и, в особенности, американские, поспешно вывели свои капиталы, вложенные в экономику Германии и Австрии.
Пытаясь создать таможенный союз двух стран, Брюнинг только взбудоражил их, добившись роста недоверия к намерениям немцев. Другой сигнал был послан полупровалом займа, предоставленного по плану Юнга.
В Великобритании кризис характеризовался безработицей, явившейся следствием снижения конкурентоспособности британских товаров в результате искусственно завышенного курса фунта стерлингов. Тот же самый феномен был характерен для Италии как следствие политики «квоты 90», введеной Муссолини. Летом 1930 г. ряд итальянских банков столкнулся с серьезными трудностями, вынудившими правительство и Банк Италии осуществить меры по вмешательству, сохранявшиеся в секрете (и, следовательно, не повлиявшие на общественные настроения), в результате которых был запущен механизм спасения сначала банков, а затем промышленности, давший впоследствии жизнь Институту промышленной реконструкции (IRI).
В течение 1930 г. американский кризис начал, следовательно, сказываться на странах Европы, не проявляясь, однако, в шокирующих формах (за исключением Германии). Именно стремительное развитие ситуации в Австрии вновь поставило этот вопрос и привело к проявлению непосредственной и очевидной связи между положением в Европе и Америке, сведя на нет частичное восстановление экономики по ту сторону Атлантики в конце 1930  начале 1931 г.
Австрийская экономика так и не оправилась от ударов, нанесенных политическим урегулированием в ДунайскоБалканском регионе по СенЖерменскому договору, и не восстановила спо

134

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

собность существовать автономно. В Австрии экономическая система основывалась на тесных связях между банками и промышленностью, позволявших осуществлять движение капиталов, необходимое для инвестиций. С утратой территории империи и, в особенности, порта Триест и района Судет, наиболее выгодных для австрийской промышленности, зоны торговли оказались оторванными от производителей, сталкивавшихся с постоянными трудностями и пережившими существенное сокращение рабочей силы. Безработица до момента кризиса колебалась в диапазоне 1015% рабочей силы; некоторые промышленные предприятия были вынуждены уступить ценные бумаги, стоимость которых падала, банкам, оказавшимся обремененными этими обязательствами. Только займы, предоставленные Лигой Наций, создавали минимальный зазор в этих экономических тисках.
Главным австрийским банком был Кредитенштальт, объединивший под своим контролем ряд небольших банков. Он получил от них в качестве взноса промышленные акции, приносившие больше потерь, чем прибылей. Когда в мае 1931 г. руководство банка оказалось перед необходимостью проверить состояние своих финансов, то выяснилось, что пассивы превышали активы, а это вело к краху. Затем последовали попытки спасения, как внутри страны, так и извне, тесно связанные с полемикой по поводу австрогерманского таможенного союза, который пытались создать и отказом от которого французы обусловили свое вмешательство. Только в августе Лиге Наций удалось собрать сумму в 250 млн австрийских шиллингов, в результате чего австрийская финансовая жизнь была практически поставлена под иностранный контроль  так, как будто бы речь шла о протекторате. Тем временем случилось самое худшее. Из австрийского банка и из Австрии вывели капиталы все те, кто мог это сделать (как австрийцы, так и иностранцы), приведя в движение волну паники, охватившей весь мир, за исключением Советского Союза, осуществлявшего в изоляции свой первый пятилетний план (19281932 гг.). Кризис, до того являвшийся только американским и лишь частично европейским, превращался в великую мировую депрессию, мощный удар для всей финансовой системы, настолько сильный, что приходилось сомневаться в самой возможности ее выживания.
Летом 1931 г., в то время как происходили попытки спасти Кредитенштальт, весь механизм, связанный с репарациями и межсоюзническими долгами, оказался заблокированным. Платежи были прекращены, инвестиции и перемещение капиталов парализовано, банки один за другим терпели крах. В Америке финансовый кризис перерос в экономический кризис.

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

135

136

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

билась ощутимых результатов. На выборах 1932 г. он потерпел поражение от Франклина Д. Рузвельта, который вновь привел к власти демократическую партию, но которому не удалось сразу же осуществить поворот. Подъем экономики с трудом начался после отказа также и со стороны Соединенных Штатов от «золотого стандарта» и начала проведения политики «нового курса». Однако только в период Второй мировой войны были окончательно стерты следы пережитого потрясения.
«Новый курс» был сочетанием политики государственного вмешательства кейнсианского образца и социальных мер, направленных на облегчение положения самых обездоленных с гуманитарной точки зрения слоев. Он отвечал также ожиданиям профсоюзов, которые в те годы достигли наибольшего влияния. Таким образом был постепенно запущен производственный механизм, хотя, впрочем, мир американских финансистов вовсе не был склонен поддерживать ту смесь реформизма и осторожности, что лежала в основе рузвельтовской правящей коалиции.
Важно, однако, заметить в данном случае, что в самый драматичный момент кризиса международные согласования по видимости стали более частыми, в то время как в реальности каждая страна старалась найти внутренние ресурсы для преодоления кризиса и соответствующие рецепты. В июне 1933 г. Лига Наций предприняла последние усилия, и даже с участием Советского Союза, и созвала международную финансовоэкономическую конференцию, которая должна была перестроить валютнофинансовую систему в соответствии с золотым содержанием различных валют. Однако Рузвельт отправил в Женеву однозначное послание: «Прочность внутренней экономической ситуации государства, а не стоимость его валюты, — говорил он, — является самым важным элементом благосостояния... Старые фетиши международных банкиров постепенно заменяются усилиями по созданию национальных валютных систем с целью придать валюте постоянную покупательную способность... Соединенные Штаты стремяться к устойчивому доллару, который и через поколение имел бы такую же покупательную способность и такую же способность оплаты долгов, какую мы надеемся приобрести в ближайшем будущем.... В широком смысле наша цель  стабилизация валюты каждой нации... Когда во всем мире будут согласованы варианты политики, способные достигнуть равновесия платежного баланса с помощью собственных ресурсов, тогда мы сможем обсуждать лучшее распределение золота или серебра в мире».
Речь шла о жесткой позиции, контрастировавшей со свободой торговли, о приверженности к которой заявляли тогда Соединенные

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

137

138

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

в ДунайскоБалканском. Франция постаралась создать своего рода дунайскую зону свободного обмена, способную регулировать свою внешнюю торговлю благодаря стабилизационному валютному фонду, формируемому богатыми странами, что на деле в 1932 г. означало финансирование единственной страной  Францией.
Немецкий ответ на кризис был сконцентрирован на двух основных моментах: дефляционной политике и строгом контроле за биржевыми операциями. Иными словами, создавалась система, в которой опасности рецессии компенсировались тенденциями к протекционистской защите внутреннего производства и внушительного экспортного потока на Балканский полуостров на основе компенсационных принципов, делавших возможным сбыт товаров по отложенным платежаи, но способствовавших подъему германской экономики и приемлемых для странклиентов. Позднее, после прихода Гитлера к власти, подъем экономики ориентировался еще более на протекционизм, с акцентом на крупные программы внутренних инвестиций в инфраструктуру и в военную промышленность. Это была политика, не лишенная риска, поскольку в основе перестройки экономики лежало почти насильственное изъятие внутренних ресурсов. Однако импульс этой политики исходил от протекционистского выбора Соединенных Штатов, Великобритании и Франции. Она также вдохновлялась ревизионистскими замыслами Гитлера, и именно ими и определялась.
Что касается Италии, то в равной степени и ее экономический подъем достигался авторитарными методами, типичными для фашистского режима. Система биржевых операций была поставлена под государственный контроль через создание Национального института внешней торговли (Istituto nazionale per i cambi con l’Estero), а проблему концентрации финансовых ресурсов должен был решить Итальянский институт движимого имущества (Istituto mobiliare italiano  IMI), в обязанности которого входил банковский контроль за инвестиционными капиталами. Наконец, главная задача вновь созданного Института промышленной реконструкции (Istituto per la ricostruzione industriale  IRI), определялась как содействие возобновлению заблокированной экономической деятельности или облегчение положения предприятий, оказавшихся в кризисе изза рецессии. Однако ИРИ быстро превратился из инструмента спасения в инструмент автаркической экономической политики фашистского правительства. Когда он создавался в 1933 г., то рассматривался как временный институт, предназначенный для регулирования продаж частным лицам улучшенных им активов. В 1936 г. от этого пути отказались. «Банковский закон» запретил депозитным коммерческим банкам предоставлять

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

139

140

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

В тот момент, когда каждая страна захотела защитить непосредственно собственные национальные интересы, общемировые интересы были погублены, а вместе с ними  и частные интересы всех”.
Таким образом, близорукость государственной политики доминировала над экономическими решениями. В 1924 г. некоторые американские финансисты рассматривали вопрос о необходимости вмешательства в Европе, поскольку это отвечало не только их краткосрочным интересам, но и долгосрочным интересам всей мировой рыночной системы. Это вмешательство не являлось бы плодом теоретического, научного осмысления проблемы. Литература, касавшаяся необходимости вмешательства и его форм в ситуации кризиса экономического цикла, еще не была в достаточной степени систематизирована, чтобы иметь то значение, которое она приобрела лишь с появлением работ Кейнса и более поздних исследований, ставших отражением депрессии 1929 г. Вмешательство американских государственных деятелей и банкиров вдохновлялось тонким и открытым по отношению к внешнему миру пониманием уникальности системы и необходимости вмешиваться даже в отдаленные зоны кризиса, поскольку общее благосостояние системы было полезно и необходимо прежде всего для тех, кто занимал в системе центральное место. Но именно потому, что вмешательство являлось результатом определенного процесса, а не долгосрочного проекта, оно было ограничено временным характером принимаемых мер и осторожностью, с какой они осуществлялись. По существу, план Дауэса  это удачная попытка внушить, вопреки всяким ожиданиям, доверие американским вкладчикам к выпущенным ценным бумагам для предоставления займа Германии.
Несмотря на эту ограниченность, американское вмешательство вызвало ответы двоякого рода: с одной стороны, участие с целью привести в движение буксующий механизм; с другой участие с целью выявления способности Соединенных Штатов принимать решения и доминировать. После того, что произошло во время Первой мировой войны, когда все союзники прибегали к американскому кредиту для поддержания военных усилий, это не выглядело большим новшеством. Но в определенном смысле новшеством было то, что несмотря на политику изоляционизма, американцы захотели продемонстрировать свои финансовые «мускулы». И это «открытие» повлияло на принятие решений Великобританией и Францией в 19251926 гг., направленных на сохранение, насколько это было возможно, центральной роли Европы в мировой финансовой системе, то есть превалирования лондонской биржи и господства фунта стерлингов в качестве средства обмена, а также особого положения франка, подкрепленного солидными золотовалютными ресурсами.

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

141

В этих вариантах действий, когда политика брала верх над экономикой, подсказывавшей, напротив, необходимость уменьшения стоимости фунта, просматривалось недостаточное понимание глобального значения данной проблемы (как было очевидно уже в 1923 г. в ходе оккупации Рура и реакции на это Германии, состоявшей в «пассивном сопротивлении» и свободном падении марки). Существовало два ограничителя, не позволявших понять необходимость такой связи: иллюзия того, что удалось изолировать революционную опасность, сведя ее к внутреннему делу Советской России, и неспособность предвидеть результаты, которые этот разрыв рыночной системы может иметь в момент, когда движение в направлении деколонизации еще только делало свои первые шаги, но уже проявилось вполне отчетливо и было достаточно изучено, чтобы наиболее опытные политики могли осмыслить то влияние, которое оно будет оказывать на мировые финансы. Поэтому американское финансовое участие казалось неким вмешательством и лишь обозначило направление, по которому должна была следовать европейская экономическая жизнь для того, чтобы действительно начался процесс оздоровления. Однако ни в Америке, ни в Европе оно не сопровождалось последовательными согласованными действиями. В результате возродились старые противоречия, к которым война добавила неприязнь и ненависть.
Таким образом, после 1932 г. началось оздоровление, однако оно пошло путями, усугубившими противоречия и обострившими их до крайности. При этом почти исчезла способность Европы выжить до того момента, пока действительно не появится повсеместное стремление встать над вечным межнациональным соперничеством и решать проблемы с точки зрения общих интересов, как это и произошло в 1947 г.
Атмосфера периода 19241929 гг. породила надежду на обновление способности находить мирные решения политических проблем, поскольку эти решения строились на преодолении экономического наследия, которое оставила война. Немцы согласились выплачивать репарации, поскольку знали, что они являлись частью спасительного круга, созданного Соединенными Штатами. Когда этот спасительный круг был разорван, и стало понятно, что националистические политические интересы берут верх над международным экономическим сотрудничеством, американцы первыми отступили и отказались от своего плана (или отложили его) стать гарантами экономической стабильности, финансового мира и, в конечном счете, политического порядка в системе международных отношений. В результате кризис стал распространяться подобно масляному пятну за пределы той области, где он

142

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

143

Несмотря на глубокие политические противоречия и непомерные экономические трудности, культурная жизнь Веймарской республики представляла собой своего рода горнило, в котором переплавлялись культурные тенденции и различные течения европейской мысли. Значительная часть того, что было выработано общественной мыслью Австрии в период, предшествовавший распаду империи (а в некоторых случаях  также и в последующие годы), или Франции в первые годы XX века, вновь зазвучала в Германии в устах выдающихся представителей культуры и искусства, способных, казалось, вдохнуть в молодые республиканские установления необычайную жизненную силу. Однако достаточно было обжигающего дыхания кризиса, чтобы продемонстрировать, что все это  лишь тонкий слой иллюзий интеллектуалов. Немцы уже в 1928 г. почувствовали результаты движения американских капиталов. Приостановка предоставления долгосрочных займов привела к значительному росту безработицы и возродила призраки 1923 г. Со смертью Штреземана в октябре 1929 г. закончилась эпоха сотрудничества с западными державами с целью восстановления позиций Германии в Европе. Впрочем, ликвидация иностранного военного присутствия в стране по плану Юнга стала важным шагом в направлении освобождения от выполнения условий Версальского договора.
Спустя несколько недель правительство Германа Мюллера, возглавлявшееся социалдемократами, было распущено. В марте 1930 г. президент Гинденбург поручил формирование правительства Генриху Брюнингу, лидеру партии «Центра». Так начался период, когда социалдемократы перешли в оппозицию, правительство оказалось в ситуации нараставшей нестабильности, а его внешняя политика приобретала более явно ревизионистский характер. Этот поворот был связан с ростом влияния Националсоциалистской рабочей партии (NationalsozialistischedeutscheArbeitparteiNSDAP), которая, получив 107 мест на выборах в сентябре 1930 г., превратилась в одну из главных германских политических групп — силу, выступавшую против всех аспектов политики правительства. Во время выборов июня 1932 г. Националсоциалистская партия получила 230 депутатских мест и стала ведущей партией в стране. Лишь в конце 1932 г., на новых выборах в ноябре, проявились признаки исчерпанности ресурсов, и численность депутатов НСДАП снизилась до 196. Но поскольку она продолжала оставаться самой значительной по сравнению с другими партиями, то канцлерство Адольфа Гитлера становилось неизбежным.
Фигура Гитлера, который в течение двенадцати лет доминировал в политической жизни Германии, оставив после себя неиз

144

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

гладимый след, не может быть перечеркнута несколькими росчерками пера и осуждена как проявление безумия человека, движимого экстремистскими идеями и антиеврейским фанатизмом и вовлекшего свою страну в самый обширный и кровавый конфликт, когдалибо имевший место в истории человечества, оставив за собой след из нескольких десятков миллионов жертв и ужас предумышленного убийства шести миллионов евреев. Господство Гитлера уходило корнями в глубинную жизнь Германии и Европы. В его фигуре, которая может показаться потомкам даже карикатурной, причудливым образом слились воедино основные мотивы политической и культурной жизни Германии с элементами, относившимися также и к роли Европы в мировой истории.
Гитлер родился в Австрии в среде, пропитанной антисемитским фанатизмом, пангерманизмом и враждебностью к либералдемократической культуре. В молодые годы он испытал в Вене бедность и одиночество, что повлияло на формирование его характера и личности — вспыльчивой, интровертной, жестокой, с неуправляемыми эмоциями, которые он способен был передавать другим и отравлять ими, что было доказано уже в двадцатые годы. Заядлый и беспорядочный читатель книг, созвучных его менталитету, он, в конце концов переварил их и жил в своего рода абсолютном и последовательном мистицизме, вожделенной целью которого было утверждение превосходства «арийской расы» и освобождение Германии, Европы и человечества от врагов, которые мешали их самоутверждению и способствовали их деградации. Этими врагами были прежде всего евреи и принадлежавшие к «низшим расам»: евреикапиталисты, осуществлявшие свою грабительскую финансовую деятельность (которых Гитлер противопоставлял германским капиталистам, выполнявшим творческую и плодотворную задачу); славяне  в любом случае, а также поскольку они испытали влияние марксистской идеологии и ленинской практики; рабочие, которых Гитлер знал по Вене как воплощение «кошмаров» развращающего социализма.
Идеи примата нации, ее очищения и миссии, извлеченные из беспорядочного чтения, составили нагромождение программных положений, к которым Гитлер добавил свой суровый жизненный опыт. Пойдя добровольцем в немецкую армию и получив ранение на французском фронте, он счел себя предназначенным для выполнения миссии отмщения за Германию темным силам, унизившим ее. Он возродил старые мечты и мифы о величии, придав им искаженную и патологическую форму и утверждая их при этом с огромной энергией, придававшей его обращениям безграничную силу убеждения. Как оратор он был способен довести

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

145

толпу до пароксизма и заставить ее вслепую «загореться» какойлибо целью.
Оправившись от ран войны и поражения, он сразу же бросился в политику, сначала устроив попытку путча, участником которого оказался маршал Людендорф, а затем занявшись созданием Националсоциалистской партии. За участие в провалившемся путче, предпринятом в конце 1923 г. Густавом фон Каром в Мюнхене, его приговорили к тюремному заключению сроком на пять лет. Сидя в камере он написал свое «евангелие»  «Mein Kampf» («Моя борьба»), два тома, появившиеся в 1925 и 1927 гг., в которых развивалась нацистская программа 1920 г., переработанная в соответствии с видением мира, где доминировало стремление бороться за спасение Германии, Европы и всего человечества. Это должно было стать делом немецкого руководящего класса, «избранного народа», которому следовало использовать безо всяких ограничений программу очищения расы и переустройства всего континента с целью спасти его будущее от господства еврейских финансов и плутократии и тем самым предопределить его грядущее величие, в центре которого засияет возрожденная европейская цивилизация. Цивилизация, построенная на трупах жертв, необходимых для очищения, подобно тому, как это происходит в скандинавских сагах,  безумная мечта, которая развивала, однако, элементы, уже в течение десятилетий присутствовавшие в британской, французской, немецкой культуре. Именно этот момент не позволяет утверждать, что Гитлер был изолированным проявлением личной харизмы и способности манипулировать массовым сознанием, а, напротив, вынуждает отметить, что нацистская «культура»  это результат (конечно, побочный и эсктремистский) семян, пустивших корни в цивилизации Западной Европы и приносивших плоды благодаря скрещинию людей, идей и политикоэкономических ситуаций, которые придавали неожиданную силу этому смешению и необычайную отравляющую способность нацизму. Такой эффект усугублялся еще и тем, что Гитлер утверждал, что он является немецким последователем своего итальянского предшественника Муссолини, тогда как у Муссолини и фашизма, являвшегося плодом авторитарной инволюции итальянской буржуазной мысли, общими с нацизмом были лишь политические формы режима, который уже установился в Италии и который еще предстояло установить в Германии.
Когда в 1930 г. нацизм стал одной из основных сил в германской политической жизни, никто не мог питать иллюзий, что ситуация останется неизменной. Жизнь страны уже определялась ревизионистской истерией, являвшейся прелюдией к соответствую

146

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

147

ными намерениями и вели себя поразному. В Париже австрийская проблема рассматривалась как аспект общего центральноевропейского урегулирования. Для Италии этот вопрос имел двойное значение: с одной стороны, подтверждался факт исчезновения Габсбургской империи, исторического противника итальянской нации, но, с другой стороны, он служил также элементом, осложняющим отношения между Италией и Германией. Последние могли бы быть прекрасными, как в годы Тройственного союза, если бы этому не препятствовало то обстоятельство, что Италия рассматривала австрийскую независимость как безусловное благо для итальянской безопасности. Поэтому после аннексии в 1919 г. Южного Тироля (АльтоАдидже) она развернула в этой провинции политику насильственной итальянизации, создавшей противоречия как с венским правительством, вынужденным защищать национальные права своих соотечественников, находящихся под суверенитетом другой страны, так и с берлинским правительством. Последнее, едва только после заключения Локарнских соглашений улучшились отношения с Францией, не колеблясь стало защищать интересы немцев, оказавшихся на территориях, аннексированных Италией. В результате австрийский вопрос и вопрос об АльтоАдидже превратился в фактор расхождений, препятствовавший италонемецкому сближению и вынуждавший Италию Муссолини ограничить свою дипломатическую деятельность франкобританской альтернативой.
На этом потенциальном противоречии между итальянским и французским подходами к австрийской независимости играла начиная с 1930 г. австрийская дипломатия, которая в улучшении отношений с Италией искала противовес прохладному отношению Франции к стремлению существенно укрепить отношения между двумя странами с целью защитить Австрию от никогда не скрывавшейся склонности немецкой стороны (и многих австрийских кругов) к аншлюсу. 6 февраля 1930 г. устремления Австрии, повидимости, увенчались подписанием в Риме договора о дружбе с Италией, лишенного, однако, реального политического смысла, за исключением того, какой хотели придать ему австрийцы в связи со своими проектами соглашения с Германией.
Инициатива Брюнинга вписывалась в этот контекст и быстро привела к разрушительным последствиям. Идея таможенного союза (Angleichung) между Австрией и Германией также восходила к февралю 1930 г., когда австрийский министр иностранных дел Шобер и преемник Штреземана на Вильгельмштрассе Курциус договорились о заключении соглашения по этому вопросу. Это была, как можно догадаться, процедура, требовавшая одновре

148

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

менно осторожности и готовности к риску. Осторожности, поскольку надо было изощренным образом обойти запрет на аншлюс, наложенный мирными договорами, готовности к риску — поскольку процесс переговоров, прерванный на некоторое время, был завершен затем соглашением, которое должно было оставаться секретным и которое было скреплено обменом нотами между двумя правительствами 19 марта 1931 г.
Однако эта новость не осталась в тайне, и оба правительства были вынуждены сообщить ее официально Франции, Великобритании и Италии 2123 марта, раскрыв таким образом, что они действовали скрытно для того, чтобы с помощью проекта «своего рода таможенного союза» (как его определили в Берлине) уклониться от выполнения важных обязательств. Если не юридически, то фактически этот союз мог нарушать мирные договоры. Как бы то ни было, он означал поворот в германской внешней политике в направлении, которое не могло понравиться ни Парижу, ни Риму. Кроме того, с итальянской точки зрения, он приобретал характер давления на Италию с тем, чтобы она выбирала поддерживать ли Австрию, и, если поддерживать, то как,  укрепляя при этом отношения с Германией в соответствии с только что заключенным договором о дружбе, или же присоединиться к французской дипломатии в ее противодействии соглашению.
Проблема осложнилась другими аспектами того фона, на котором развивались события. Франция и Чехословакия немедленно выступили против соглашения, в то время как реакция Италии сначала казалась гораздо более мягкой именно изза необходимости дистанцироваться от реакции Франции. Однако по существу Италия в 1931 г. была очень далека от того, чтобы одобрительно отнестись к изменению своей политики, направленной против аншлюса. Не подействовали ни обещания немцев, что это сможет улучшить отношения между Берлином и Римом, ни намерения австрийцев превратить угрозу создания таможенного союза в инструмент для получения более определенной итальянской (и французской) поддержки. Основополагающие долгосрочные интересы возобладали над краткосрочными дипломатическими соображениями.
В середине 1931 г. вопрос был передан на рассмотрение Лиги Наций на основе соглашения с британским правительством и в результате итальянскобританской инициативы, проявленной двумя странами как «гарантами» системы Локарно, в которую австрийский вопрос не входил юридически, но вписывался политически. Французы продолжали придерживаться уже упоминавшегося подхода, в соответствии с которым Лига Наций должна подготовить

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

149

план общего экономического соглашения, основанного на французской финансовой помощи, при условии, что обе стороны откажутся от проекта таможенного союза. Англичане, отметив, что они не имеют принципиальных возражений против австрогерманского таможенного союза (поскольку они считали аншлюс «фатальным событием»), предложили в качестве выхода из положения передать вопрос в Международный суд в Гааге. Позиция Англии, направленная на оказание помощи Брюнингу в его затруднениях, оставляла итальянцев одних перед лицом австрийского вопроса. Тем самым Италия вынуждена была искать соглашения с Францией в момент, когда балканская политика и морское разоружение противопоставляли интересы обеих держав на европейской арене. Идея итальянцев сводилась к использованию возможности для приобретения Римом той решающей роли, которую он мог бы сыграть в случае присоединения к одной из заинтересованных сторон. Вынужденное сближение с французами стало, напротив, показателем наличия общего интереса, состоявшего в защите statusquoв Европе от ревизионистских поползновений, к которым Муссолини был столь чувствителен.
Так начинало выявляться одно из стратегических противоречий, приведших ко Второй мировой войне. Это было противостояние, вынуждавшее Францию и Италию сделать принципиальный выбор перед лицом реального наступления германского ревизионизма. Конкретно вопрос был решен 5 сентября 1931 г., когда Гаагский суд 8 голосами против 7 (среди которых был голос британского представителя) вынес решение о несовместимости проекта таможенного союза и протокола, подписанного Австрией с Лигой Наций в 1922 г. в качестве условия предоставлявшегося тогда займа. Курциус вынужден был подать в отставку, и его сменил Брюнинг, сохранив также пост канцлера. Австрийский вопрос оставался открытым и поставил перед Италией новые проблемы, тем более что действия Германии все в большей степени приобретали ревизионистский характер.
Предложение о создании австрогерманского таможенного союза, тот факт, что в то же самое время (между принятием плана Юнга и Лозаннской конференцией) изживала себя система репараций в атмосфере обид по поводу лишь частичного выполнения Германией обязательств, наложенных на нее в связи с ответственностью за развязывание Первой мировой войны, а также тот факт, что этому предшествовало полное освобождение немецкой территории от войск союзников, которые должны были гарантировать выполнение условий мирного договора, — все это явные аспекты и симптомы первого кризиса, который испытала Версальская система и который быстро привел к ее разрушению.

150

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

151

уровня международного присутствия СССР, сделавшемуся возможным в результате завершения первого пятилетнего плана.
Вплоть до начала кризиса положение в этой зоне определялось доминированием Франции и Италии и их противоречиями. Несмотря на военные соглашения, связывавшие Францию с Малой Антантой, ни одна из сфер влияния не была устойчивой и стабильной. В самом деле, три государства, входившие в Малую Антанту, заметно отличались друг от друга и не могли составлять единое целое. Чехословакия, создавшая достаточно прочные демократические институты, которые, однако, по существу мало соблюдались в области охраны прав словацкой нации, была не только политически связана с Францией, разделяя с ней общие антиревизионистские устремления, но проявляла также склонность одобрительно относиться к улучшению отношений с Советским Союзом, что как бы уравновешивало польские претензии на ведущую роль в регионе (страсти, кипевшие вокруг района Тетина, еще не улеглись).
Со своей стороны Румыния, которую разделял с Советским Союзом спор изза Бессарабии, отличалась от Чехословакии, поскольку ее внутренний режим все более отчетливо тяготел к авторитарным формам. И если она оставалась в рамках Малой Антанты по причинам принципиального антиревизионизма, то в то же время не отказывалась и от сохранения хороших отношений с Италией, с коей ее связывал договор о дружбе 1926 г. и традиционное совпадение позиций.
Что касается Югославии, то и эта страна испытывала сильное притяжение общности геополитических интересов с Францией, однако она должна была всегда учитывать свою близость к Италии и последствия возможного вмешательства Рима в албанскую жизнь. Близость Австрии, которая в перспективе делала Белград открытым для давления Германии, внутреннее политическое устройство, со слабым проявлением, в отличие от Чехословакии, демократического духа, сильное неурегулированное соперничество различных наций, составлявших Королевство сербов, хорватов и словенцев (как вплоть до 1929 г. официально называлась Югославия),  все это осложняло положение страны.
Поэтому в целом Малая Антанта представляла собой ненадежного союзника для Франции. Ее активность могла, впрочем, интенсивно развиваться в направлении консолидации по мере того, как начиная с 1926 г. во внешней политике Германии возобладала ее традиционная направленность на юговосток.
Система итальянских союзов также не была особенно прочной, хотя на бумаге она и могла показаться устойчивой благодаря

152

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

153

только что описанные международные союзы, не останавливаясь здесь, за исключением отдельных случаев, на внутреннем развитии стран ДунайскоБалканского региона, слишком сложном для того, чтобы убедительно реконструировать его в сжатом виде, и к тому же всегда испытывавшем доминирующее воздействие международной политики. Действительно, Балканский полуостров являлся тогда характерным примером того, каким образом так называемый «международный контекст» влиял на внутреннюю политическую жизнь малых стран.
Кризис затронул разные страны региона в различной степени. Австрия и Чехословакия, тесно связанные с индустриальной и финансовой системой Запада и принадлежавшие к индустриальному миру, пострадали от него в разной степени [одна драматическим (как уже было показано), другая  тяжелейшим образом]. Безработица в Австрии в период 19291933 гг. почти утроилась; промышленное производство упало почти вдвое; уровень цен свидетельствовал о дефляционной политике правительства. В Чехословакии безработица, практически отсутствовавшая накануне кризиса (42 тыс. безработных на всю совокупность рабочей силы), в 1932 г. возросла более чем в десять раз и достигла 552 тыс. человек, а в 1933 г. она увеличилась еще больше  до 738 тыс. Напротив, в Румынии, Югославии, Болгарии  странах с преобладанием сельскохозяйственного производства, и, в любом случае, где сельскохозяйственный сектор все еще представлял становой хребет экономики  эти же самые явления оставались гораздо более ограниченными, поскольку ни в одном из случаев численность безработных не превысила в период рецессии нескольких десятков тысяч человек. Это означало, что отсталая сельскохозяйственная экономика, безусловно, гораздо легче переносила промышленные кризисы. Следовательно, только Австрия была подвержена воздействию всего комплекса отрицательных последствий экономического и политического кризиса, поскольку Чехословакию от него защищали дипломатические аспекты. В преимущественно аграрных странах кризис отразился прежде всего на ценах как в результате падения мирового спроса (прежде всего европейского), так и вследствие протекционистских мер, часто составлявших костяк правительственной политики.
С международной точки зрения поиск возможного ответа на кризис проходил в двух направлениях: поиск схем общего соглашения, которое стало бы всеобщей надеждой на спасение или же заключение двусторонних соглашений между различными державами. Путь двусторонних соглашений, по которому пошли только после того, как общие договоренности оказались невозможны,

154

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

был выражением политического противостояния крупнейших европейских держав в ДунайскоБалканском регионе, то есть отражением экономического национализма и политических амбиций Франции, Италии, Великобритании, а затем и Германии. Однако именно изменение политической ситуации делало невозможным достижение общего соглашения.
Вероятно, общая договоренность по вопросу об экономической стабилизации в регионе была бы возможна, если бы существующее соотношение сил не изменило появление нового (или возрожденного) фактора германского влияния, заставившего Францию предпринимать изнурительные (и почти всегда бесполезные) усилия, чтобы сочетать поиск общих договоренностей с дипломатическими гарантиями, которые подтвердили бы силу гарантий в отношении Германии. Французское правительство предприняло шаги в этом направлении в 1927 г., когда предложило создать конфедерацию государств–преемников АвстроВенгерской империи, однако предложение не имело успеха изза оппозиции Штреземана и враждебного отношения Италии, обусловившего отрицательную позицию Австрии. На данном этапе французская политика все еще представляла собой зондаж возможности объединить усилия европейских государств, с которым Бриан связывал надежды на безопасность Франции. Эта ориентация была возобновлена в 19291930 гг. в форме его предложений по созданию Европейского союза.
В 1931 г. французы в сотрудничестве с чехословацким правительством вновь выдвинули свои предложения по созданию конфедерации, учитывая опыт только что провалившегося проекта австрогерманского таможенного союза. По существу, их план предусматривал создание системы таможенных, тарифных, торговых и финансовых связей между Австрией, Чехословакией, Югославией, Румынией и Венгрией с перспективой все более тесной экономической, а затем и политической интеграции. Как отмечает Д’Амойя, «консервативные цели плана были даже слишком очевидны. Австрия и Венгрия, более слабые в экономическом отношении изза промышленного и торгового превосходства Чехословакии и, кроме того, зависящие от финансовой поддержки Франции, оказались бы в подчиненном положении по отношению к Малой Антанте и вынуждены были бы признать statusquo».
На стороне Франции была мощь ее финансовых ресурсов. Не будучи еще серьезно затронута рецессией и обладая внушительными запасами золота, она могла предоставлять «политические» займы на хороших условиях. С противоположной стороны ни Италия, ни Германия (которые по этому поводу попытались пред

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

155

принять согласованные шаги в противодействие Франции) не располагали сравнимыми ресурсами. Кроме того, они занимали соперничающие позиции в отношении Angleichung. Реализация французского проекта несколько продвинулась вперед, и в апреле 1932 г Франция и Великобритания приняли решение организовать международную конференцию по проблемам «оздоровления» Дунайской Европы. Такая конференция открылась 5 сентября 1932 г. в г. Стреза с целью выработать предложения по оздоровлению рынка капиталов, улучшению условий торгового обмена, сбалансированию цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию и контролю за ними в регионе Дунайского бассейна и в сопредельных странах.
Концепции проблем региона, противостоявшие друг другу с самого начала, проявлялись во время работы конференции. Ее главные участники сделали все возможное для утверждения соответствующих точек зрения. В какойто момент показался возможным компромисс относительно предложения, допускавшего принцип заключения многосторонних соглашений при условии, что будут соблюдаться уже существующие двусторонние соглашения. Однако такая концепция, поддерживавшая позиции Франции и Италии, оспаривалась немцами, которые стремились истолковать ее как способ сдерживать их инвестиции в Австрии увязав это с общим сотрудничеством на Балканском полуострове. Таким образом, конференция завершилась практически ничем, приняв решения о мерах общего характера, богатых по концепциям, но чрезвычайно бедных по своей эффективности. «Спасение дунайских государств,  замечают по этому поводу Жиро и Франк, происходило посредством их вхождения одного за другим в “клиентелу" одной из великих держав». Чехословакия, Югославия и Румыния (но эта последняя с множеством оговорок) были связаны с Францией; Венгрия, Австрия и Болгария, в большей степени выбивавшаяся из общего ряда, сближались с Италией, однако были готовы также воспользоваться плодами германского подъема; Албания контролировалась Италией и Великобританией; Греция была частью британской средиземноморской системы.
Ощущение (более или менее обоснованное), что французы хотели воспользоваться своим финансовым превосходством для того, чтобы извлечь из него политические преимущества, в конце концов обернулось им во вред. За несколько недель, в то время как Чехословакия оставалась связанной с Францией, весь Балканский полуостров вступил в этап развития, сопровождавшийся важными новшествами, и чреватый серьезными последствиями. В Югославии, где в начале 1929 г. король Александр I осуществил

156

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

преобразование королевства в авторитарном духе, отменив сербохорватословенское деление и распустив политические партии, набирали силу этнические противоречия. Ужесточение авторитарной политики, инициированное королем в середине 1932 г., привело к обострению противостояния с оппозицией. Враждебное отношение хорватов к централизации выражалось частично легально, частично нелегально. Сепаратистская группа раскололась, а ее лидеры Густав Перчеч и Анте Павелич укрылись один в Болгарии, другой в Италии, где они искали поддержку для борьбы против белградского правительства. Югославы в ответ попытались затруднить положение албанского короля Зогу и вывести его изпод итальянского контроля. Подобным же образом изменилась ситуация и в Румынии, где король Кароль II способствовал замене либерального правительства авторитарным, важную роль в котором играл министр иностранных дел Николае Титулеску. Договор о дружбе с Италией, срок которого уже истекал, был продлен, и румыны продолжали колебаться в своей ориентации между Малой Антантой, Италией, а теперь  и Германией. Титулеску отстаивал возможность италофранцузского соглашения, в результате которого обе державы оказались бы во главе Малой Антанты.
Более важными были изменения в Венгрии и в Австрии, а также поворот, который совершила в это время в своей международной политике Италия в результате того, что пост министра иностранных дел снова занял Муссолини. В Венгрии министерство Карольи (август 1931  сентябрь 1932 г.) заняло не столь явно ревизионистскую позицию по сравнению с графом Бетленом, его предшественником. Экономический кризис вынудил Будапешт не обострять отношения с Францией. Однако не случайным было то, что окончание конференции в Стрезе, продемонстрировавшее отсутствие результатов в этом направлении, подтолкнуло крайние силы венгерского ревизионизма к тому, чтобы способствовать приходу к власти генерала Дьюлы Гёмбёша, главы контрреволюционного движения, подавившего в 1919 г. режим Бела Куна. Гёмбёш был ярым националистом, поклонником Муссолини, антисемитом и, следовательно, потенциальным союзником Гитлера. При Гёмбёше  одном из вдохновителей секретных военных соглашений с Италией, сопровождавших договор о дружбе 1927 г.,  ревизионистская политика возобновилась в полную силу. Первый осуществленный им визит за границу был визит в Рим, в октябре 1932 г. Гёмбёш намеревался поставить взаимодействие с Италией на новую основу и продвигался в направлении, указанном Бетленом,  очень тесного экономического сотрудничества между Венгрией, Австрией и Италией.

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

157

Внутренняя ситуация в Австрии изменилась с середины 1932 г., когда канцлером был назначен Энгельберт Дольфус, представитель Христианскосоциальной партии. В течение некоторого времени Дольфус, не располагавший твердым парламентским большинством, размышлял над созданием правительства национального сотрудничества, которое включило бы в коалицию социалдемократов и сделало бы страну управляемой. Австрия, глубоко потрясенная экономическим кризисом, оказалась в весьма тяжелых международных условиях, связанных с отчаянной потребностью в финансовых ресурсах и с озабоченностью, вызванной проектом Angleichung. В международной сфере первым шагом Дольфуса было сближение с Францией, от которой зависела поддержка независимости Австрии и финансирование нового международного займа, который просило венское правительство. Франция благосклонно ответила на эти avarices, однако обусловила предоставление займа в 300 млн австрийских шиллингов (который должен был состоять из вкладов различных стран) обязательствами выступать против аншлюса и поддерживать проекты, предлагавшиеся французами для Дунайского региона. Дольфус согласился с условиями займа, но позднее осознал, что по воле французов страна оказалась под контролем со стороны Лиги Наций, еще более суровыму, чем тот, что был установлен в отношении займа 1922 г., и предоставившем юридический повод прибегнуть к помощи Гаагского суда в борьбе с Angleichung.
К тому же Дольфус должен был признать, что французы (с мая месяца во Франции вернулся к власти левый блок) двояко относились к австрийской социалдемократии: поддерживали ее в усилиях по созданию в Австрии правительства национального единства (необязательно во главе с Дольфусом), но не доверяли ей изза склонности к объединению с Германией, которая была свойственна австрийским социалдемократам вплоть до прихода нацизма к власти.
Эта двойственность привела к отсрочке ратификации французами соглашения о займе, что встревожило Дольфуса. Существование его правительства опиралось в парламенте на поддержку крайне правых и, в особенности,  группы депутатов, принадлежавших к организациям хеймвера (Heimwehren  «Союз защитников родины»), националистической и антикоммунистической группировки, возглавляемой таким весьма сомнительным персонажем, как Эрнст Штаремберг, антинацистски настроенный сторонник независимости, который хотел стать героем возрождения своей родины  Австрии. Поэтому когда Муссолини установил с ним контакт, ему было легко настроить Штарембера против Гитлера и подтолкнуть к поддержке политики Дольфуса.

158

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Контакты Штаремберга с Муссолини укрепились начиная с июня 1932 г., месяц спустя после создания кабинета Дольфуса. Муссолини пригласил главу австрийского правительства в Рим, и тот после периода колебаний, предшествовавшего конференции в Стрезе, когда он пытался держать открытыми двери французской и одновременно итальянской ориентации, в конце октября принял приглашение. Это было начало сотрудничества, которое впоследствии станет все более тесным и перерастет в личную дружбу (если об этом можно вообще говорить применительно к международным отношениям). Однако Дольфус отнесся к итальянскому лидеру на первых порах с осторожностью. Поддержка хеймвера была нужна ему в парламенте; поддержка же Италии могла бы стать в переходный период слишком стесняющей.
Неудача конференции в Стрезе, приход к власти Гитлера и его непосредственные последствия в Австрии, где сразу же заметно активизировалась нацистская и пангерманская деятельность, подтолкнули Дольфуса к поиску все более решительной поддержки со стороны Муссолини. Это сближение прошло через этап непосредственного сотрудничества между Австрией и Венгрией, которые в 1932 г. начали переговоры о заключении нового торгового договора, быстро завершившиеся в декабре этого же года.
Событие, произошедшее в январе 1933 г., сделало сближение более отчетливым и более спорным. Речь идет о «деле Хиртенберга», то есть о посылке Италией оружия хеймверу под легальным прикрытием, но в нарушение статей СенЖерменского и Трианонского договоров, поскольку транспортировка осуществлялась через венгерскую территорию. Отправка оружия велась почти открыто, поскольку оно принадлежало к итальянским военным трофеям 1918 г., а предлогом служило объяснение, что оружие следовало отправить на место изготовления с целью вновь привести его в боеготовность. В действительности, намерения итальянцев состояли в том, чтобы более прочно вовлечь австрийцев в тройственный союз с Венгрией. Муссолини подтолкнул Дольфуса, ослабленного полемикой по «делу Хиртенберга» в парламенте, к установлению авторитарного правления с опорой на «патриотический фронт», дистанцировавшийся от традиционных политических сил. Это была попытка почти повторить в Австрии то, что было сделано в Италии. Дольфус подтвердил свой политический курс, когда в феврале 1934 г. подавил в Вене силой выступления социалистов против его политики. Таким образом, всякая связь с прошлым была оборвана, а Дольфус действительно превратился в инструмент итальянской политики. 17 марта 1934 г. в Риме были подписаны пакт о консультациях и экономические

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

159

160

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

161

французов. Тем временем правительство Лаваля пало, и 20 февраля сам Тардье сформировал новое министерство, в котором он занял пост министра иностранных дел, что являлось подтверждением французской непримиримости. Брюнинг потребовал освобождения Германии от обязательств, которые налагал на нее Версальский договор. Основываясь на невыполнении другими сторонами требований Лиги Наций в сфере разоружения, он предложил ряд односторонних гарантий с немецкой стороны (таких, как отказ от выдвижения территориальных вопросов в течение определенного периода и согласие на разоружение под международным контролем) в обмен на признание принципа Gleichberechtigung, то есть равенства прав немцев на вооружение с другими державами. Признание такого принципа сделало бы возможным заключение обязывающих стороны соглашений ранее, чем любые принципы заменит суровый факт одностороннего перевооружения Германии в обход договоров.
Впрочем, германский Генеральный штаб уже тайно проводил перевооружение, в том числе и благодаря секретным военным соглашениям с Советским Союзом, заключенным начиная с 1921 г. Они позволяли немецким подразделениям испытывать новые виды вооружений и проводить учения на территории СССР. Следовательно, наступил момент чрезвычайной важности, поскольку постоянному требованию французской стороной безопасности была противопоставлена реальность происшедшего в Германии поворота и необходимость выработки позиции, которую европейские державы должны были занять в отношении этого поворота: сопротивляться ли ему; противостоять ли с помощью силы, которая впрочем отсутствовала; или же идти на уступки в надежде смягчить германский ревизионизм, способствуя выполнению канцлером Брюнингом роли посредника с учетом давления, оказываемого на него нацистами. Начиналась эпоха выбора между политикой твердости по отношению к ревизионизму и политикой гибкости, предварявшей то, что несколько лет спустя будет названо appeasement(умиротворение).
Англичане и американцы, отдавая себе отчет в трудностях Брюнинга, были не прочь согласиться с предложениями немцев. Итальянцы занимали промежуточную позицию, поскольку они готовились вести переговоры по интересующим их проблемам (как уже было в прошлом и как будет в ближайшем будущем) в условиях благоприятного отношения западных держав к международным амбициям Муссолини. Гранди открыто связывал проблему разоружения с проблемой итальянской колониальной экспансии: «Если постепенно придти к признанию новых ситуаций

162

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

и новых политических потребностей,  заявил он 4 мая в своей речи в палате депутатов,  то невозможно пренебречь признанием колониального фактора, представленного Италией». Однако Тардье не изменил позицию и Франция сохраняла категорическую враждебность в отношении принципа равенства. В мае 1932 г. конференция была заблокирована этими непримиримыми позициями. Изменению ситуации не помогло и то, что в результате выборов во Франции 8 мая вместо правой коалиции к власти пришли представители левого блока, все еще возглавляемого Эррио.
В действительности Эррио стремился сблизить французскую позицию с англоамериканской, смягчая не только принципиальные противоречия, выявившиеся в Женеве, но также и разногласия между двумя сторонами по проблеме Маньчжурии. Если бы англофранкоамериканская позиция 1919 г. была какимто образом восстановлена, тема безопасности предстала бы совершенно поиному, и даже возросла бы расположенность французов к уступкам в сфере разоружения. Эррио обсудил проблему отдельно с англичанами и американцами, и в начале июня, казалось, стала вырисовываться общая позиция. Эта позиция выводила Францию из изоляции, мешала Италии наращивать свои амбиции до роли посредника и открывала диалог (на определенных условиях, касавшихся приоритета действующих норм в области безопасности) по проблемам качественного и количественного разоружения, хотя и не содержала ответа на главный вопрос, поднятый немцами.
Однако если позиция французов была смягчена, то германская, напротив,  ужесточена. Брюнинг, под давлением экономической ситуации и полемики, которую вызвали его предложения по аграрной реформе, а также неудач во внешней политике, в конце мая подал в отставку. Был распущен рейхстаг и назначены новые выборы. В результате было сформировано правительство «национального согласия» с преобладанием правых, возглавленное Францем фон Папеном, способным манипулятором, лишенным самостоятельного политического веса, ранее принадлежавшим к партии «Центра», но постепенно приблизившимся к авторитарным позициям, пользовавшимся благосклонностью президента Гинденбурга и поддержкой Гитлера.
Последний со своей стороны одержал громкую победу на выборах, состоявшихся 3 июня, и стал лидером самой влиятельной политической силы в Германии. В стране стало невозможно править, выступая против нацизма. Запреты, наложенные правительством Брюнинга на нацистские военизированные формирования, были немедленно отменены. В международной сфере фон Папен мог лишь с возросшей непримиримостью отстаивать позиции

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

163

своего предшественника. В серии встреч один на один Эррио пытался найти промежуточное решение. В свою очередь президент Гувер, связанный целями предстоящей президентской избирательной кампании (в ходе нее произойдет громкое избрание Рузвельта президентом Соединенных Штатов), счел необходимым предпринять одностороннюю инициативу, которая имела безусловный пропагандистский эффект с точки зрения общественного мнения его страны, но которая не учитывала реального хода дискуссий в Женеве. 22 июня он представил проект, предусматривавший общее сокращение всех вооружений приблизительно на одну треть. Таким образом Гувер демонстрировал, что он не считает пересмотр соглашения между французами и англичанами серьезным компромиссом. Единственным делегатом, горячо одобрившим его предложения, был итальянец Гранди, для которого главная проблема состояла в привязке позиции Италии к позиции какойлибо другой великой державы. Для других делегатов это означало бы необходимость начать все сначала.
В конце июня конференция, работавшая параллельно с конференцией по репарациям в Лозанне, оказалась в тупике. В Лозанне принятие решения об окончании выплаты репараций сопровождалось англофранцузским пактом о консультациях, частично секретным и направленным на согласование соответствующих действий в случае, если Германия вознамерится разорвать обязательства, наложенные на нее Версальским договором. Очевидно, что англичане проводили крайне двойственную и нечеткую политику, поскольку заявляли об отсутствии принципиальных возражений в отношении пересмотра определенных статей мирных договоров, а затем демонстрировали желание сделать уступки позициям французов, диаметрально противоположным такому пересмотру. Надежда на то, что можно возродить 1'ententecordiale, была иллюзорной, так как Великобритания в эти месяцы «создавала» своего рода протекционистскую крепость, получившую название «стерлинговый блок», и каждое политическое соглашение должно было подчиняться этой цели, которую Лондон считал главной.
Поэтому Женевская конференция стала постепенно заходить в тупик. Когда 20 июля главный докладчик министр иностранных дел Чехословакии Бенеш представил свой доклад, то ни на один из главных вопросов в нем не было четких ответов. Доклад был поставлен на голосование, и делегации четко разделились: итальянцы воздержались, немцы голосовали против. 22 июля делегат от Германии Надольный объявил о своей позиции, сопроводив это заявлением о том, что Германия не будет участвовать в работе конференции до тех пор, пока не будет признано ее юридическое

164

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

и фактическое равноправие. Хотя большинство одобрило почти неоспоримым большинством доклад Бенеша (41 голос за, 2 против  среди которых вместе с немецким был также советский голос  и 8 воздержавшихся), было очевидно, что перерыв в работе конференции до конца сентября являлся не только технической мерой, но и «политическим перерывом». Будущее конференции зависело от решения германского вопроса.
Когда конференция возобновилась, позиции остались без изменений. Появилась необходимость еще раз отложить ее работу на три месяца, в течение которых германский внутренний кризис лишь усугубился. В ноябре канцлер фон Папен назначил новые выборы, и несмотря на то, что они показали некоторые подвижки в результатах, полученных Националсоциалистской партией, ему пришлось отказаться от власти. Канцлером был назначен генерал Курт фон Шлейхер, покровительствовавший Гитлеру. В этот момент французы осознали необходимость сделать наконец уступку, которая, впрочем, была уже бесполезной. В декларации, обнародованной 11 декабря 1932 г., французское, английское и итальянское правительства заявили о признании принципа Gleighberechtigung. Практически предшественнику Гитлера уступили в том, в чем отказывали Брюнингу, консервативно настроенному канцлеру, который, впрочем, еще был склонен попытаться возродить демократический опыт правительств левоцентристской коалиции. Это был бесполезный и ошибочный шаг. Когда Гитлер 30 января 1933 г. стал канцлером, он не приказал своему министру иностранных дел Константину фон Нейрату немедленно прекратить участие в работе конференции. Еще в течение девяти месяцев ее работа продолжалась почти в сюрреалистической атмосфере взаимных обвинений и протестов, которые не стоит анализировать. Очевидно, что Гитлер стремился заставить конференцию признать не только равноправие, но прямотаки право Германии на перевооружение.
В мае 1933 г. конференция оказалась в состоянии полного кризиса. Гитлер уже занял позиции, делавшие невозможным соглашение, поскольку он требовал, чтобы решение, принятое 11 декабря, было реализовано, и уровень вооружений союзников был немедленно снижен до уровня вооруженной Германии. Иными словами, он требовал разоружения Франции в качестве условия того, что Германия не будет перевооружаться, и отталкиваясь от обоснованных юридических позиций, пошел на политический шантаж. 14 октября 1933 г. немцы покинули конференцию по разоружению. В тот же день они заявили, что Германия выходит из Лиги Наций. 12 ноября результаты плебисцита подтвердили, что 99% немцев были согласны с этим шагом.

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

165

166

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

ориентировались на экономически стабильные пути, сколько диктовались националистическими соображениями.
В этой атмосфере конец репараций в результате экономического кризиса и отказа немцев от их уплаты, а также неудача попытки напрямую увязать тему германских долгов с проблемой межсоюзнических долгов, подтвердили неспособность политических деятелей быстро построить, помимо политических связей, также и связи в экономической и финансовой сфере между Соединенными Штатами и Европой. Различные системы сосуществовали поотдельности, и каждая руководствовалась своими собственными интересами. Противоречия одержали верх над осознанием необходимости создания глобальной взаимозависимой системы, которая могла бы противостоять внешним вызовам только в случае, если бы она признала свое существование в качестве единого целого.
В политическом плане поворот начала 30х годов выявил исчезновение духа Локарно. Некоторые формальные моменты соглашений могли еще действовать, но начиная с 19291930 гг. Германия демонстрировала, что в своей внешней политике она стремится отойти от сотрудничества с Францией и формировать собственную политику в другом направлении. В первую очередь это означало  в направлении Австрии и Балканского полуострова. Затем  также и Польши. В этот поворот  вызванный смертью Штреземана, но более глубоко уходивший корнями в практический поиск Германией самостоятельного пути, который вернул бы ей пространство для внешней политики и торговой экспансии, отобранное в результате контроля французов,  вписалась новая позиция Великобритании. Неоднократные выступления англичан, ставшие еще более откровенными после конференции в Оттаве в 1932 г. и начала создания Содружества, отчетливо демонстрировали, что в Лондоне смотрели на аншлюс как на неизбежное событие и что в целом англичане оставались скорее индифферентными в отношении планов ревизии территориального устройства стран Восточной Европы и Балканского полуострова.
Италия, со своей стороны, продолжала проникновение на Балканы и вела военную подготовку колониальных кампаний, проводя неоднозначный курс во внешней политике, требовавший многочисленных издержек. Новый немецкий самостоятельный курс способствовал воспроизводству еще не совсем отчетливого дуализма, который возвращал Италии то поле для маневра, которое было отнято у нее соглашением Бриан–Штреземан. Отношения с Францией колебались между моментами жестких столкновений и

Глава 2. «Великая депрессия» и первый кризис...

167