Костюков В. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»?

Одно из стержневых положений золотоордынской историографии — как отечественной, так и зарубежной — состоит в том, что установление монгольского господства над западной половиной Степи мало повлияло на ее демографию. Автохтонные племена и кланы кипчаков стали главным компонентом кочевого населения Золотой Орды и сравнительно быстро ассимилировали завоевателей. Параллельно со сплошной «кипчакизацией» той части Степи и ее периферии, которые оказались под властью Джучидов, кипчаки активно участвовали в этнических процессах во многих странах за пределами Золотой Орды — от Китая до Египта. Справедливость тезиса «кипчаки суть абсолютное большинство золотоордынского кочевого населения», сформулированного еще в первых опытах изучения Золотой Орды, по существу, никогда не ставилась под сомнение. Это неудивительно, учитывая экстраординарно солидный фундамент исторических, археологических, лингвистических и антропологических аргументов, на котором он покоится.
Однако когда автору в целях этнокультурной интерпретации археологических памятников с предполагаемой территории Улуса Шибана пришлось, по необходимости особо тщательно, проверять надежность отождествления его населения с кипчаками, появилась почва для сомнений. К немалому удивлению ни в письменных сообщениях, которыми исследователи давно и привычно пользуются, ни в данных других источников, освещающих этническую проблематику Золотой Орды, должного подтверждения указанного тезиса найдено не было. Более того, обнаружилось, что многие находящиеся в научном обороте материалы часто прямо ему противоречат. Оценками и наблюдениями,
сделанными при рассмотрении основных доводов в пользу означенного тезиса, мне и хотелось бы поделиться в предлагаемой статье.
Первоочередного внимания заслуживают наиболее важные, так сказать, окончательные аргументы. В их ряду фрагмент из сочинения ал-Омари не имеет аналогов, поскольку без его воспроизведения не обходится ни одна работа, касающаяся этнического пейзажа Золотой Орды. Такая популярность во многом объясняется совершенством формы, в которой мысль ал-Омари была передана В.Г.Тизенгаузеном: цитирование становится привлекательным из одних эстетических побуждений1. Не обойтись без него и здесь, но в интересах последующего обсуждения знаменитую цитату придется привести в чуть более пространном, чем обычно, виде, позволив ал-Омари высказаться до конца: «В древности это государство было страною Кипчаков, но когда им завладели Татары, то Кипчаки сделались их подданными. Потом они (Татары) смешались и породнились с ними (Кипчаками), и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их (Татар), и все они стали точно Кипчаки, как будто они одного (с ними) рода, оттого что Монголы (и Татары) поселились на земле Кипчаков, вступали в брак с ними и оставались жить в земле их (Кипчаков). Таким образом, долгое пребывание в какой-либо стране и земле заставляет натуру человеческую уподобляться ей и изменять прирожденные черты согласно ее природе, как мы сказали уже выше. Иногда же замечается большая или меньшая разница цвета (тела) вследствие другой (какой-нибудь) причины, помимо влияния страны» [Тизенгаузен, 1884, с. 235].
Если бы процитированный текст был единичным свидетельством этнических процессов в Золотой Орде, то требования критического анализа заставили бы любого исследователя сделать по меньшей мере два самоочевидных заключения. Во-первых, в рассказе нет ничего, что прямо указывало бы на количественное преобладание в государстве Узбека кипчаков над монголами (татарами) как на причину «кипчакизации». Среди причин приобретения монголами сходства с кипчаками есть свойства земли или страны, брачные связи, фактор времени, но нет
1 Чтобы ощутить вклад В.Г.Тизенгаузена в приобретение известности суждения ал-Омари, полезно посмотреть, как оно изложено Й.Марквартом, отличавшимся стремлением к буквальной точности перевода: «Кипчаки, которые прежде имели соб-ственное государство, были побеждены. Поскольку победители поселились в этой стране и путем браков объединились с ее жителями, в сочетании с воздействием климата это привело к тому, что их внешность изменилась, так что в настоящее время оба народа внешне уже не различаются» [Маркварт]. Как видно, в переводе Й.Маркварта нет и тени стилевой изысканности, зато он явственно обнаруживает истинный смысл высказывания ал-Омари. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 201
многочисленности кипчаков. При этом автор особо подчеркивает роль, которую играли в описываемом процессе свойства земли. Речь, несомненно, идет о воздействии природной среды, «климата».
Во-вторых, ал-Омари говорит об уподоблении монголов кипчакам лишь в самом общем виде. Какие именно черты и свойства восприняли монголы в земле кипчаков, автор не раскрывает. Упоминается лишь один признак — цвет кожи, но при этом остается не вполне ясным, относится ли это замечание к сюжету об уподоблении монголов кипчакам или же просто представляет собой ремарку эрудита. Если слова о цвете кожи относятся все-таки к населению Золотой Орды, то не ясно, свелись ли перемены только к изменению пигментации или оно выделено лишь как одна из многих сторон предполагаемой метаморфозы.
Нетрудно заметить, что в словах ал-Омари нет данных об ассимиляции монголов, как она в причинно-следственной и содержательной части трактуется исследователями и для доказательства которой эту цитату обычно привлекают. Разумеется, ее можно интерпретировать в том смысле, что малочисленные монголы постепенно растворились в массе кипчаков, утратив свои физические черты, язык и традиции. К такому пониманию, кстати, подвигает нарочито мягкая характеристика завоевания: монголы «завладели» страной кипчаков, а кипчаки «сделались их подданными». Тем не менее и при столь дипломатичной оценке захвата Дешти Кипчака2 необходима дополнительная аргументация. Следовательно, с точки зрения строгой критики умозаключение ал-Омари само по себе исчерпывающим обоснованием тезиса о растворении монголов среди кипчаков служить не может.
Но о чем в таком случае сообщает или намеревался сообщить автор? На мой взгляд, смысл рассуждения становится более рельефным на фоне общего восприятия и оценок ал-Омари государства Узбека. Прежде всего следует отметить, что цитата является органичной частью текста, значительная доля которого касается различных аспектов торговли людьми в Золотой Орде. Как раз после рассказа о самом свежем событии в этой актуальнейшей для мамлюкского Египта
2 Ср. описание причины появления кипчаков в Египте современником ал-Омари, ан-Нувейри: «[Монголы] обрушились на них [кипчаков] и принесли им смерть, рабство и захват. В это время торговцы купили [этих пленников] и привезли их в [различные] страны и города» [Amitai-Preiss, 1995, с. 18]. Да и сам ал-Омари в главе о Чагатайском улусе пишет, что Туркестан — «истинная родина тюрков», «страна героев» — первым стал жертвой натиска татар и подвергся яростному опустошению: «меч собрал там богатый урожай, и лишь немногие избежали его» [Lech, 1968, с. 132–133]. В.П.Костюков 202
теме — доставке крупной партии рабов (в 1338 г.)3 — ал-Омари и вы-сказывается по поводу кипчаков и монголов. Рабы, привлекшие его внимание, были приобретены купцом ал-Кербелаи, добравшимся до отдаленнейших, едва доступных иноземным купцам местностей — «Акчакермана и земли Булгарской». Ал-Кербелаи оказался в Золотой Орде в тот момент, когда ее население было обременено чрезвычайным налогом и многие были вынуждены продавать своих детей. Удачливый купец не только поведал о том, при каких счастливых обстоятельствах он скупил живой товар, но и дал ему самую высокую оценку, охарактеризовав привезенных рабов как «лучших и дорогих».
Позволительно допустить, что ал-Омари лично ознакомился с профессионально отсортированным на невольничьем рынке человеческим материалом, но, впрочем, и без того понятно, что сановник такого ранга прекрасно разбирался в тонкостях спроса и предложения этой отрасли коммерции. За доказательством далеко идти не нужно. Специфический интерес многих информаторов ал-Омари и его самого к населению Дешт-и Кипчака более чем наглядно проступает, например, в описании обитателей «земель Сибирских и Чулыманских»: «несмотря на стесненную жизнь (их)… нет между (разными) родами рабов [курсив мой. — В.К.] красивее их телом и лучше их по белизне. Фигуры их — совершенство создания по красоте, белизне и удивительной прелести; глаза у них голубые» [Тизенгаузен, 1884, с. 238–239].
Таким образом, знаменитый этюд о монголах и кипчаках, следуя непосредственно за рассказом ал-Кербелаи, либо навеян этим рассказом, либо, что вероятнее, прямо относится к сюжету рассказа, пред-
3 Событие, надо думать, было неординарным, так как, по словам ал-Омари, тюрки Дешт-и Кипчака продавали своих детей мужского пола неохотно, лишь будучи в край-ности [Тизенгаузен, 1884, с. 241]. В правление Узбека недовольство Сарая или Каира политикой партнера выражалось введением запрета на вывоз рабов из Золотой Орды или их продажу в Египте [Тизенгаузен, 1884, с. 329, 523]. Наконец, Джанибек «приказал не возить (более) рабов в Египет» [Тизенгаузен, 1884, с. 263]. В источниках, по суще-ству, нет фактов, которые подтверждали бы часто высказываемое мнение о регу-лярных масштабных поставках из Золотой Орды в Египет кипчакских рабов. Шесть невольников, присланных Узбеком египетскому султану в 717 г.х., характеризуются летописцем как необычно щедрый подарок [Тизенгаузен, 1884, с. 325]. Приводимые Ч.Гальпериным цифры покупки рабов на джучидской территории: «200 в 1262 г., 1300 в 1263 г. и еще больше в 1264 г.» [Halperin, 2000, с. 232] — на самом деле относятся к другому сюжету — прибытию из Ирана остатков джучидского корпуса. Крупные пар-тии рабов поступали на рынок во время междоусобиц (например, в 667 и в 669 г.х.), но об этнической принадлежности продаваемых в рабство пленных источники не говорят ничего, кроме того, что это жители «земель Татарских» и «Северных областей» [Ти-зенгаузен, 1884, с. 122–123]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 203
ставляя собой его, так сказать, теоретическую обработку, причем, я думаю, не столько этнологическую, сколько политическую. «Лучшие и дорогие» юноши-рабы, надо полагать, должны были максимально соответствовать понятиям египтян о мужской красоте, идеал которой в то время воплощала тюркская элита египетского государства4. Поэтому рассуждение ал-Омари — это не научное осмысление свидетельств надежных информаторов и уж тем более не репортаж путешественника и очевидца, как нередко оно подается в литературе. Его действительный статус — ситуативное умозаключение, содержащее оценку качества доставленных в Египет рабов, в котором автору с бесспорным мастерством удалось соединить глубокую эрудицию и завидную полит-корректность.
В труде ал-Омари среди народов державы Узбека упомянуты монголы, татары, тюрки, кипчаки, русские, ясы и черкесы. Кочевое население именуется, как правило, тюрками, а термин «кипчаки» в качестве этнонима встречается лишь однажды — в рассматриваемом эпизоде. Важно, что своими познаниями о народах Золотой Орды ал-Омари обязан не только рассказам египетских купцов и послов. Среди его информаторов был человек, осведомленный в демографии Золотой Орды лучше, чем кто бы то ни было другой, — высокообразованный посол Узбека, уроженец Хорезма, шейх Ала ад-Дин ан-Номан. Однако в рассказах ан-Номана кипчаки вовсе не упоминаются. Состав населения государства Узбека он характеризует следующими словами: «…большая часть подданных этого царя — обитатели западной части Севера. Их несметное множество народов; самый многочисленный из них Русские; потом, за ними, Тюрки Дешт-и Кипчака. Это большие племена, между которыми есть и мусульмане, и неверные» [Тизенгау-зен, 1884, с. 241].
На первый взгляд «тюрков Дешт-и Кипчака» ан-Номана допустимо отожествить с кипчаками, и тогда его сообщение стало бы веским аргументом в пользу их многочисленности. Однако у ал-Омари «тюрки» не равнозначны «кипчакам»: он весьма строго различает тех и других5, более того, в годы его службы на посту государственного секретаря их
4 Когда мамлюкский султан хотел похвалить своих тюркских воинов, он называл их «чистыми кипчаками» [Halperin, 2000, с. 232].
5 Так, в главе о Чагатайском улусе ал-Омари называет его войско тюркским и в под-тверждение самых лестных отзывов о нем позволяет себе повторить, ссылаясь на рассказ торговца рабами ас-Саллами, персидскую оценку золотоордынского войска, согласно которой боевая ценность кипчаков и тюрков Трансоксании соотносится как 1 к 100 [Lech, 1968, с. 117]. В.П.Костюков 204
также хорошо различали в официальных документах. Это надежно засвидетельствовано сочинением ал-Мухибби, являющимся дополнением и исправлением письмовника ал-Омари. В нем сказано, что Узбек в дипломатической переписке египтянами чествовался помимо прочих титулов султаном «Монголов, Кипчаков и Тюрков» [Тизенгаузен, 1884, с. 343]. Порядок расположения поименованных народов в этом списке имеет, несомненно, иерархический характер, не связанный с их численностью (в противном случае на первом месте, в соответствии с данными ан-Номана, должны были бы размещаться русские). О причинах, по которым кипчаки были поставлены письмоводителями на второе место после истинных хозяев Золотой Орды, будет сказано ниже. В краткости же списка, я полагаю, отразились не только тонкости дипломатического протокола, но и косвенно весьма ограниченный интерес египетских чиновников к деталям племенной номенклатуры царства Узбека.
Возвращаясь к отправной точке рассуждения ал-Омари, резонно предположить, что если бы среди тюркских племен Золотой Орды преобладали кипчаки или большинство кочевого населения являлось бы потомками кипчаков, то представители этого этноса среди рабов, привезенных ал-Кербелаи, как-то наличествовали. Однако их в этой партии, по всей вероятности, не было, почему и понадобилось разъяснять, как случилось, что доставленные в Египет подданные Узбека, хотя и не являются кипчаками или их потомками, тем не менее очень похожи на кипчаков. О том, кого предпочитали скупать работорговцы в Золотой Орде, можно судить по следующему замечанию ал-Омари: «Хотя они (Кипчаки) одержали верх над ратями Черкесов, Русских, Маджаров и Ясов, но эти народы похищают детей их и продают их купцам» [Тизенгаузен, 1884, с. 234]. Конъектура (Кипчаки) принадлежит В.Г.Тизенгаузену и не должна вводить в заблуждение читателя. Ясно, что речь здесь идет о детях завоевателей, т.е. монголов, и при-веденных ими из восточной части Степи тюркских племен.
В неприкрытой симпатии ал-Омари к кипчакам нет загадки. В про-странной вставке он повествует, что еще Айубиды стали усердно скупать невольников из Дешт-и Кипчака, вследствие их непревзойденности «по своей добросовестности, храбрости, избеганию обмана, совершенству своих станов, красоте своих фигур и благородству своих характеров», и формировать из них войско. Расходы вскоре целиком оправдались, потому что во всем исламском мире только мамлюки смогли дать отпор монголам. Монголы пытались внести раскол в египетское войско, апеллируя к расовой солидарности кипчаков, но те не Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 205
соблазнились посулами коварных «родичей и соплеменников» и, раз за разом побеждая монголов, избавили-таки мусульманские народы от угрозы полного порабощения. Если бы не стойкость и мужество кипчаков, подытоживает ал-Омари, то «пробрались бы всадники поклонников солнца до крайних пределов Запада и покорились бы все правители земли» [Тизенгаузен, 1884, с. 232–233].
Дифирамб небезосновательный, поскольку кипчаки, точнее, выходцы из Дешт-и Кипчака действительно спасли Египет. Масштабы этого подвига особенно впечатляют, если учесть горький опыт, вынесенный кипчаками из прежних столкновений с монголами, и вероятную степень деморализации после длинной череды избиений, начавшейся с 1216 г. Вместе с тем ясно, что для кипчаков Сирия и Египет были, по существу, последним рубежом, и поэтому среди причин их побед из-лишне предполагать некое нравственное или профессиональное превосходство над противником6, еще меньше испорченным цивилизацией и обладавшим столь же простой и надежной солдатской натурой. Кстати, и сам ал-Омари достаточно объективен в оценке кочевых подданных Узбека: с одной стороны, это «тупоумный и жалкий народ», дурно питающийся и скверно одевающийся, допускающий продавать своих детей в рабство [Тизенгаузен, 1884, с. 231], а с другой — «тюрки этих стран — один из лучших родов Тюркских по своей добросовест-ности, храбрости, избеганию обмана…»7.
6 Такое мнение высказывал Дж.М.Смит [Smith, 1984]. Но кипчакские предводители мамлюкского войска на совещании с султаном Кутузом решаются вступить в сражение с монголами, лишь убедив себя в отсутствии спасительной альтернативы: бежать дальше на запад уже нельзя (между Мисром и Магрибом «лютая пустыня и дальнее расстоя-ние»), а в примирении с монголами проку нет — их обязательства и обещания не ис-полняются [Рашид ад-Дин, 1957, с. 51].
7 В изложении Й.Маркварта, ал-Омари говорит о кипчаках так: «Тюрки-кипчаки отличаются от других тюрков, то есть в первую очередь каи-османов, отвагой, легко-стью в беге, красотой, ростом, неутомимостью в походах и благородством» [Маркварт]. Высокую оценку тюркам Дешт-и Берке дает Ибн Арабшах, в начале XV в. побывавший в южных регионах Золотой Орды: «Это область исключительно Татарская, переполненная разными животными и Тюркскими племенами… Люди ее — мужи [в полном смысле], воины ее — [превосходные] стрелки. По языку это самые красноречивые Тюрки, по жизни — самые праведные, по челу — самые прекрасные, по красоте — самые совершенные… Нет в них ни лжи, ни обмана, нет между ними ни хитрости, ни лукавства» [Тизенгаузен, 1884, с. 459]. Все эти качества долгое время обеспечивали высокий спрос на дештских рабов. По свидетельству Перо Тафура, посетившего Каффу между 1435–1439 гг., «если среди рабов продается татарин или татарка, цена на них на треть больше, ибо с уверенностью можно сказать, что ни один татарин никогда не пре-давал своего хозяина» [Tafur, 1926, гл. XV]. В.П.Костюков 206
Таким образом, позволительно сделать вывод, что рассуждение о восприятии монголами (татарами) отличительных черт кипчаков лишь разъясняет, почему привезенный купцом товар обладает теми же высокими потребительскими свойствами, какие отличают собственно кипчаков. Конечно, вряд ли у ал-Омари имелись основания всерьез полагать, будто только долгое пребывание в Дешт-и Кипчаке облагородило монголов настолько, что их можно сравнить с кипчаками. Ал-Омари слегка слукавил, но его лукавство понятно и извинительно, так как он жил в государстве, в котором кипчаки являлись военной и административной элитой: «из них были светила государевой свиты, председатели собраний, предводители войск и вельможи земли» [Тизенгаузен, 1884, с. 232], и до 1342 г. служил государственным секретарем при султане – кипчаке по происхождению. По замечанию И.Ю.Крачков-ского, обширный географический труд ал-Омари благодаря своим литературным достоинствам вполне мог быть книгой для чтения не только «специалистов», но и, вообще, образованных людей [Крачков-ский, 1957, с. 409]. Интерес к своему произведению со стороны властей предержащих автору было полезно предусмотреть еще и потому, что в пору написания книги он пребывал в опале8.
Не менее важно, что придворная служба ал-Омари пришлась на период, когда прочность союза Золотой Орды и Египта подвергалась серьезным испытаниям. Сближение с Египтом обратившихся в ислам Хулагуидов привело к утрате одного из главных мотивов партнерства Каира и Сарая — священной борьбы против врагов ислама — и понуждало главу не вполне исламского государства Узбека и ан-Насира как к конкретным шагам, демонстрирующим заинтересованность в дружбе, так и к поиску дополнительных «идеологических» аргументов в пользу поддержания прежних связей. Именно через призму новых потребностей, вероятно, следует рассматривать целый ряд относящихся к этому времени фактов: показательно радикальные меры, предпринятые Уз-беком для превращения ислама в государственную религию; небывалую интенсивность дипломатических контактов между Каиром и Са-раем9; неожиданно щедрые подарки султану из столицы обычно ску-
8 Из биографии ал-Омари известно, что в 1337 г. он был отстранен от службы и до 1339 г. находился под арестом, после чего вновь получил должность начальника сул-танской канцелярии. Согласно исследованию К.Леха, главы, посвященные Монгольской империи, были написаны в период с 1338–1339 по 1340–1341 гг. [Lech, 1968, с. 40].
9 С 1314 по 1340 гг. в Египет прибыло не менее 12 посольств Узбека [Тизенгаузен, 1884, с. 265–268, 440], в то время как за всю 200-летнюю историю отношений Каир и Сарай обменялись лишь примерно 50 посольствами [Холи, 1962, с. 15]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 207
поватых Джучидов; миссию блистательного ан-Номана, помимо про-чего передавшего от Узбека деньги на содержание богомольцев и му-сульманских обителей; замысловатую историю женитьбы султана на родственнице Узбека и попытку Узбека получить в жены дочь султана; осведомленность египтян в том, что «во всех владениях его (Узбека) с амвонов молились за султана Эльмелик-Эннасыра, после молитвы за царя их (Татар)» [Тизенгаузен, 1884, с. 198].
В ситуации, которая то и дело осложнялась не способствующими взаимопониманию инцидентами [Тизенгаузен, 1884, с. 523, 524], очень кстати пришлось дештское происхождение элиты египетского госу-дарства, которое сами египетские историки с полным основанием называли «тюркской державой», а его главу — «тюркским царем» [Тизенгаузен, 1884, с. 327, 385, 437]. Не случайно именно в этот период египетская сторона, как отмечено выше, официально име-нует Узбека султаном «Монголов, Кипчаков и Тюрков», намекая на этническую близость и родственность союзников. Упоминание кип-чаков в титулатуре золотоордынских ханов, видимо, следует понимать так, что намеки ал-Омари на то, что кипчаки под властью монгольских ханов обрели второе рождение, являются не просто кабинетными упражнениями в диалектике, а практическим дипломатическим прие-мом10.
Восприятие Улуса Джучи как государства, населенного в основном кипчаками, на мой взгляд, отчасти опирается еще и на конъектуры, внесенные В.Г.Тизенгаузеном в переводы сочинений ал-Омари и Ибн Баттуты. В самом деле, везде, где эти авторы, имея в виду кочевое на-селение Золотой Орды, писали «они», переводчик, как правило, пояс-нял: (Кипчаки). Какими соображениями он руководствовался, избирая эту конъектуру, судить трудно, но ее неправомерность в отдельных случаях абсолютно очевидна. Например, в цитировавшемся выше фрагменте сочинения ал-Омари — «Хотя они (Кипчаки) одержали верх над ратями Черкесов, Русских, Маджаров и Ясов, но эти народы по-хищают детей их и продают их купцам» — вставка переводчика ос-тавляет читателя в полном недоумении, как понимать это сообщение. То ли названные народы были покорены не монголами, а кипчаками, то ли монгольская армия состояла исключительно из кипчаков? Но и то и другое не соответствует действительности.
10 В то же время султан ан-Насир, извещая посланников короля Франции о прими-рении с Хулагуидами и запугивая их солидарностью мусульман, подчеркивал родство мамлюков с иранскими монголами [Холи, 1962, с. 11; Ayalon, 1972, с. 122]. В.П.Костюков 208
Еще более бросается в глаза некорректность такой же конъектуры в изложении формы дипломатической переписки султана с Хулагуи-дами: «…без прибавления слова „царское“, вследствие неуважения их (Кипчаков) к нему (этому титулу)…» [Тизенгаузен, 1884, с. 248]. Ведь, если признать ее сообразность контексту, то придется сделать совсем невероятный вывод о преобладании кипчаков и в хулагуидском Иране11.
Ибн Баттута считается не менее, чем ал-Омари, солидным свиде-телем кипчакизации Джучидского государства. Правда, сам он кочевых подданных Узбека называет тюрками, а кипчаки в его сочинении по- явились по преимуществу благодаря конъектурам В.Г.Тизенгаузена. Имя кипчаков у Ибн Баттуты встречается всего дважды. Они были первыми, кого путешественник встретил около Кафы: «…один из купцов, наших товарищей, отправился к тем в этой степи, которые принадлежат к народу, известному под именем Кипчаков — они хри-стианской веры, — и нанял у них телегу»12 [Тизенгаузен, 1884, с. 279]. Еще раз кипчаков Ибн Баттута упоминает при перечислении обитате-лей Сарая: «В нем (живут) разные народы, как то: Монголы — это (настоящие) жители страны и владыки (ея); некоторые из них мусуль-мане; Асы, которые мусульмане; Кипчаки; Черкесы; Русские и Визан-тийцы, которые христиане» [Тизенгаузен, 1884, с. 306]. Из второго отрывка видно, что кипчаки в согласии с характером уточнений о конфессиях населения государства Узбека, а также и с первым их упоминанием, вероятнее всего, отнесены к христианам. Во всяком случае, они определенно не причислены к мусульманам13. Поэтому слова Ибн Батуты «Они (Кипчаки) ханефийского толку и опьяняющий напиток у них дозволен» [Тизенгаузен, 1884, с. 284] следует отнести на счет тех жителей Золотой Орды, которые исповедовали ислам, но не кипчаков, как поясняет переводчик. В не меньшее заблуждение вводит
11 Рашид ад-Дин упоминает «несколько тысяч турок-кипчаков», живших вблизи Багдада. В 1264 г. один из приближенных Хулагу — Джелал ад-Дин, ввиду предстоящей войны с Берке, собрал их вместе «с женами, детьми, домочадцами, приверженцами, пожитками и добром» якобы для расселения «во владениях Дербента, Ширвана и Ше-махи» в качестве передового отряда (таньмачи), но вместо того увел в Египет [Рашид ад-Дин, 1957, с. 61, 62].
12 Здесь нельзя определенно заключить, подразумевал ли Ибн Баттута, говоря «в этой степи», всю степь, «известную как Дешт-и Кипчак», или только крымскую степь.
13 Так считает, в частности, П.Голден: «…кипчаки накануне их исламизации в глазах арабского путешественника в значительно большей степени идентифицировались с христианством, нежели с исламом» [Golden, 1998, с. 220]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 209
конъектура переводчика в констатации «строгости постановлений их (Кипчаков) за воровство» [Тизенгаузен, 1884, с. 282]: речь в данном случае идет, конечно же, о Ясе Чингис-хана, а не о степном обычном праве.
Примечательно, что Ибн Баттута в числе жителей Сарая не называет тюрков, но упоминает кипчаков. Можно было бы подумать, что эти этнонимы у него равнозначны, если бы не характеристика кипчаков как христиан и не определение тюрков как кочевников, а не горожан. Не-сколько отступая от порядка изложения, позволю себе заметить, что факт предоставления кипчаками путешественнику транспортных услуг и их упоминание рядом с другими этническими ассоциациями Сарая, по преимуществу купеческими, заставляет предположить активное участие кипчаков в обслуживании торговых путей. Подобная специа-лизация естественна, если учесть несомненное проживание кипчаков в прибрежных районах — в Крыму и Приазовье. Оно прямо или кос-венно фиксируется разнородными источниками, как ранними, так и сравнительно поздними.
Например, по представлениям египетских географов, отраженным в «Истории» ан-Нувейри, «место обитания кипчаков находится в горах и тростниковых зарослях по ту сторону прохода (Дербентского) от Ширвана, вблизи от Русского моря. Они владеют городом, именуемым Сурдак, по которому именуется и море. Там они запасаются всем не-обходимым, поскольку купцы привозят туда ткани и другие товары на продажу, а закупают там рабынь, рабов, шкурки бобра и черно-бурой лисы. По воле Аллаха многие из этого племени попали в Египет и Сирию (в качестве рабов). Это люди, которые подобны ангелам, когда их покоряют, но в бою подобны дьяволам» [Маркварт]. Кипчаков, вместе с русскими и аланами населяющих «местечко» Крым близ Су-дака, называет Ибн Абд аз-Захир, причем кипчаков в этом перечне ставит первыми, а при описании дальнейшего пути посольства их уже не упоминает [Тизенгаузен, 1884, с. 63]. Самого серьезного внимания заслуживает свидетельство хорошо осведомленного в географии Тата-рии Иоганна Шильтбергера, ограничивающего «страну Кипчак» тер-риторией Крыма [Путешествия, 1866, с. 56, 57].
О том же говорят и позднейшие картографические материалы, локализующие страну Куман в Северо-Западном Приазовье. Эти дан-ные, на мой взгляд, дополнительно проливают свет на причины ши-рокой известности кипчаков — в немалой степени она была обуслов-лена их вовлеченностью в международную торговлю. В таком случае становятся более понятными и практическая необходимость «Codex В.П.Костюков 210
Сumanicus»14, и совет Пеголотти при начале коммерческого вояжа в Китай нанимать в Тане помимо переводчика таких слуг, которые знают куманский язык (а явится желание взять временную жену, то тоже предпочесть такую, что знакома с куманским языком) [Yule, 1916, с. 151].
Нередко очевидцами вполне благополучной инкорпорации кипча-ков в структуру государства Джучидов называют Карпини и Рубрука. На самом же деле если рассматривать их сообщения во всей полноте, то толкование исключительно в указанном смысле окажется едва ли возможным. У Карпини информации о коренном населении Дешт-и Кипчака немного. Она исчерпывается описанием границ и размеров «страны Команов», подробностями проезда через «землю Кангитов»; упоминанием о «двух команах, бывших из числа Татар», которые по приказу Коренцы проводили его до Киева; «одного воина из Руссии, по имени Сангора», который «родом Коман, но теперь христианин»; ука-занием на то, что «Биссермины… говорили и доселе еще говорят ко-манским языком, а закона держатся Сарацинского»; рассказом о раз-громе татарами города, «который они сами поставили над русскими в земле Команов»; упоминанием кангитов и команов в числе более 40 зе- мель, которые одолели татары; двумя короткими, но емкими замеча-ниями о судьбе завоеванных народов Дешт-и Кипчака. О кипчаках: «Этих Команов перебили Татары. Некоторые даже убежали от их лица, а другие обращены ими в рабство; однако весьма многие из бежавших возвращаются к ним». О канглы: «В этой земле [Кангитов. — В.К.], а также в Комании мы нашли многочисленные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле подобно навозу... Эти люди были язычники... Их также истребили татары, и живут [они] в их земле, а те, кто остался, обращены ими в рабов» [Карпини, 1993, с. 50–51, 61, 63–64, 71–72].
14 П.Голден пишет, что в домонгольское время «кипчакская гегемония охватывала и большую часть Крыма. Как и в других областях, их интересы в Крыму были преиму-щественно коммерческими. …Благодаря политическому господству куманов, их язык стал lingua franca этого региона. Он распространился и среди других проживавших там народностей. Так, крымские армянское и караимское сообщества переняли этот язык и сохраняли его веками даже вдали от Крыма, который они вынуждены были покинуть в результате монгольского завоевания кипчакских земель, завершившегося в конце 30-х годов XIII в.» [Golden, 1992]. Показательно, что кипчакский язык в Крыму стал достоянием, прежде всего тех народов, которые занимались торговлей. Учить язык кочующих племен купцам не было особой нужды, потому что в «степи», как отмечали средневековые путешественники, ничего купить нельзя. Зафиксированная в «Codex Cumanicus» загадка о птичьем молоке, которого «нет у тебя, нет у меня, нет в заоб-лачных горах, нет в каменных городах, нет даже у кипчаков», довольно метко харак-теризует кипчаков как купцов, у которых, казалось бы, должны быть любые товары.Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 211
Несколько больше данных о домонгольском населении Дешт-и Кипчака содержит сочинение Рубрука. В самом начале своей поездки пытливый францисканец узнал подробности страшной трагедии, разы-гравшейся при захвате монголами Крыма: «…когда пришли Татары, Команы, которые все бежали к берегу моря, вошли в эту землю в таком огромном количестве, что они пожирали друг друга взаимно, живые мертвых…». Далее, рассказывая о своем пути к Сараю, Рубрук очер-чивает территорию, которую занимали кипчаки: в степи, по которой он ехал, покинув Крым, «прежде пасли свои стада Команы, именуемые Капчат», в землях между Доном и Волгой «до занятия их Татарами жили Команы Капчат», и, вообще, степь от Дуная до Волги в прошлом «вся заселена была Команами Капчат». Правда, кипчаки (хотя в этой части записок о них и говорится как об уступивших степные просторы завоевателям) не остались для Рубрука совсем неведомым народом. После долгой езды по безлюдной местности он наконец прибыл к «ста-новищам Команов», а в ставке Бату встретил «некого Комана», ок-рещенного в Венгрии; этот человек, судя по тому, что именно у него Бату выяснял подробности о францисканцах, мог занимать видное положение при дворе хана [Рубрук, 1993, с. 79, 94, 97, 106].
Тем не менее много общаться с кипчаками Рубруку, похоже, не пришлось, во всяком случае, их погребальные обычаи описаны у него явно с чужих слов. Поскольку на этот счет в литературе существует прямо противоположное мнение, есть необходимость привести соот-ветствующий фрагмент главы «Об их судопроизводстве, судах, смерти и похоронах» целиком:
«Возле погребения усопшего они ставят всегда один его дом, если он из знатных лиц, то есть из рода Чингиса, который был их первым отцом и государем. Погребение того, кто умирает, остается неизвест-ным; и всегда около тех мест, где они погребают своих знатных лиц, имеется гостиница для охраняющих погребения. Я не знаю того, чтобы они скрывали с мертвыми сокровища. Команы насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руке пред пупком чашу. Они строят также для богачей пирамиды, то есть остроконечные домики, и кое-где я ви-дел большие башни из кирпичей, кое-где каменные дома, хотя камней там и не находится. Я видел одного недавно умершего, около которого они повесили на высоких жердях 16 шкур лошадей, по четыре с каждой стороны мира; и они поставили пред ним для питья кумыс, а для еды мясо, хотя и говорили про него, что он был окрещен. Я видел другие погребения в направлении к востоку, именно большие площади, вы-В.П.Костюков 212
мощенные камнями, одни круглые, другие четырехугольные, и затем четыре длинных камня, воздвигнутых с четырех сторон мира по сю сторону площади» [Рубрук, 1993, с. 88–89].
Погребальный обряд команов здесь, несомненно, охарактеризован Рубруком всего одним предложением, а все другие сюжеты иллюст-рируют обычаи «татар» и «моалов», которых Рубрук, как и на других страницах своей книги, называет «они». Поскольку Рубрук еще долго после процитированного описания продолжает называть объект своего описания «они», традиционная интерпретация отрывка обязывает за-подозрить автора в совершенно неожиданном и немотивированном переключении с монгольской темы на кипчакскую. В действительности строгость повествования, конечно же, не нарушена. Если обратить внимание, что в начале цитаты акцент сделан на описании погребений «богачей», то вставка об обычаях команов оказывается совершенно естественной, свидетельствуя об интересе, проявленном автором к «сокрытию сокровищ». Его информаторы не знали или не хотели ска-зать что-нибудь определенное о богатстве погребений монгольской знати и в то же время, очевидно, были убеждены в том, что могилы прежних хозяев степи скрывают немалые сокровища. Для подобной уверенности было по меньшей мере одно веское основание — колос-сальные размеры курганов, приписываемых новым населением кома-нам. За таковые принимались те самые «усыпальницы Команов», о которых Рубрук говорит, живописуя свой путь от Крыма до Дона. Правда, видел он их с расстояния 2 лье (около 9 км), из чего следует, что речь здесь идет не о половецких, а о скифских «царских» курганах.
Следующий за коротким пассажем о погребальных обычаях кома-нов рассказ об «одном недавно умершем» традиционно считается жи-вой зарисовкой половецкого погребального ритуала. Это мнение обычно аргументируется секретностью монгольских захоронений: коль скоро погребение не может быть монгольским, то оно наверняка кип-чакское. Между тем из текста сообщения Рубрука абсолютно очевидно, что секретность соотносится исключительно с практикой погребения монгольской знати — Чингисидов. Здесь же, как и выше, речь идет о захоронении «богача». Его состоятельность убедительно выявляется на контрасте между приводимыми Рубруком данными о весьма скромном рационе питания рядового населения Золотой Орды и экстраорди-нарным количеством лошадей, сопровождающих покойного15. Поэто-
15 Ср.: Карпини, описывая погребение «знатного лица», говорит лишь об одной лошади, чучело которой после похорон вывешивалось «на двух или четырех деревяш-ках» [Карпини, 1993, с. 28]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 213
му никаких оснований считать этого «богача» половцем нет, тем более что даже отдаленные соответствия описанному Рубруком объекту до сих пор среди западнокипчакских и восточнокипчакских памятников не выявлены. Вместе с тем оно замечательно точно соответствует реалиям исследованных в урало-казахстанской степной зоне поздне-тюркских поминальных оградок. Эти сооружения являются культур-ным маркером выходцев из Центральной Азии, продолжавших в XIII в. придерживаться обрядов, отличавших от прочих народов их героиче-ских предков — алтае-телеских тюрков [Костюков, 1998].
Отправившись от Волги далее на восток, Рубрук на протяжении полутора месяцев ехал «через землю Кангле». О коренных жителях он говорит кратко и в прошедшем времени: «прежде там были некие Ко-маны, называвшиеся Кангле», «по всей той земле и еще дальше, жили Канглы, какие-то родственники Команов», а «ныне живут Татары». Последнее находит отражение в подробностях путешествия по «земле Кангле»: Рубрук и его спутники часто останавливались во дворах «бо-гатых Моалов», которые «ежедневно множатся и распространяются по пустыне, обширной как море», путешественникам пришлось оставить дорогу на восток, так как «Татары уже значительно опустились к югу» [Рубрук, 1993, с. 102, 107–109].
Как видно, в рассказах Карпини и Рубрука нет свидетельств мно-гочисленности кипчаков или канглы в Улусе Джучи середины XIII в. Наоборот, оба автора говорят об этих народах в прошедшем времени, как о прежних обитателях степи, ныне заселенной монголами и тата-рами. Характерно, что Карпини использует термин «Комания» только в географическом смысле: «И при выезде из Комании мы нашли князя Романа, который въезжал в землю Татар…» [Карпини, 1993, с. 72]. В оценке наблюдаемой этнической ситуации наши очевидцы делают явный акцент на смене населения, а не на политическом господстве монголов, на масштабной депопуляции, а не на «иге». В этом отно-шении показательна такая мелкая деталь: приверженность «Бессерми-нов» команскому языку Карпини расценивает как некий анахронизм16.
Конечно, нельзя оставить без внимания слова Карпини об обраще-нии в рабство части команов и канглы и о возвращении «весьма многих из бежавших». Последнее, впрочем, вполне объяснимо: когда возве-дение Гуюка на имперский престол стало делом практически решен-
16 Для того чтобы считать этих «Бессерминов» исламизированными кипчаками, как это делает П.Голден [Golden, 1998, с. 224, 225]), нет должных оснований. Я думаю, что под «команским» языком Карпини, как и более поздние европейские путешественники, понимал язык тюрков. В.П.Костюков 214
ным, Бату пришлось серьезно позаботиться об увеличении своего войска. Но информация о возвращении кипчаков не имеет никаких количественных параметров. Карпини, по всей видимости, имел в виду остатки орды Котяна, бежавшей в Венгрию, а затем в Болгарию. По одним сведениям, в орде было 40 тыс. человек, по другим — 20 тыс. Какая часть половцев уцелела и сколько из уцелевших решились вер-нуться в родные степи, неизвестно. Но в любом случае маловероятно, чтобы возвратившиеся могли серьезно повлиять на этнический баланс в Золотой Орде и обеспечить численное превосходство кипчакам. Ха-рактерно, что, рассказывая о прибытии в Египет из Ирана остатков джучидского корпуса, арабские историки называют беглецов «Тата-рами», «Монголами», «Монголами и Бахадурами», но никогда «Кип-чаками», хотя, казалось бы, кипчаки, будь они в большинстве в Улусе Джучи, да с учетом их расположенности к христианству, должны были абсолютно преобладать в корпусе.
Не менее важным, чем упоминание Карпини о возвращении бегле-цов, представляется замечание о лежащих в Дешт-и Кипчаке «подобно навозу» человеческих костях — убедительное свидетельство отсутст-вия в степи людей, которые бы чувствовали себя обязанными погрести убитых соплеменников17. Нет нужды гадать, о чьих костях идет речь, ибо Карпини как раз здесь и говорит об истреблении татарами канглы, а равно и команов. Проезжавший через Среднюю Азию в то же время, что и Карпини, Смбат Спарапет тоже пишет, что видел там «несколько удивительных гор, состоящих из груды костей тех, кого умертвили татары», при этом он называет убитых язычниками, а не сарацинами [Армянские источники, 1962, с. 65]. Сопоставляя известие Смбата Спарапета с данными Рашид ад-Дина, которые будут приведены ниже, резонно предположить, что эти горы были сложены из костей тюркских воинов хорезмшаха, т.е. кипчаков и канглы.
Столь же красноречива поведанная Рубруком крымская трагедия. Пусть это всего лишь локальный эпизод войны, но картина гибельного скопления смертельно напуганных, бросивших свои стада людей недвусмысленно иллюстрирует цели и характер кампании монголов в Дешт-и Кипчаке. Конечно, можно возразить, что сочинения евро-пейских путешественников вообще грешат неприязнью к монголам, что уничтожение команов и канглы Карпини отмечает как бы мимо-ходом, а Рубрук об этом прямо вовсе не говорит. Но, во-первых, время и цели миссий францисканцев в Монгольскую империю не вызывали
17 Косвенно на малочисленность автохтонного населения указывает использование русских и «их малюток» в качестве пастухов [Карпини, 1993, с. 94]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 215
особой необходимости в сгущении красок, во-вторых, та же версия судьбы домонгольского населения Дешт-и Кипчака дана практически всеми авторами, которые жили в ту эпоху. Кроме того, разрешение вопроса о том, какое впечатление о характере завоевания Дешт-и Кипчака в действительности вынесли из своего путешествия Карпини и Рубрук, облегчается ясным и последовательным изложением автора, добросовестность которого не вызывает сомнений.
Роджер Бэкон, знавший положение дел на территории Монгольской империи как из отчетов путешественников, так и из личных бесед с Рубруком, записал следующее: «И эта земля вся принадлежала куманам, которые назывались каптаки; но тартары совершенно разорили ее и перебили куманов, кроме части их, бежавших в Венгерское королев-ство и ставших его данниками»; «аланов же не существует, ибо тартары вторглись в эту землю и вынудили куманов бежать до самой Венгрии; а куманы — язычники, и такими же были аланы, но они истреблены»; «тартары же населяют землю аланов и куманов от Дуная и далее, почти до самых отдаленных областей востока»; «и в этой земле (между Та-наисом и Этилией. — В.К.) жили куманы, но тартары всех уничтожили, как и с другой стороны Танаиса, до самого Дуная, как говорилось»; «а вся эта земля тартарская от Танаиса до самой Этилии принадлежала куманам, которые назывались канглами, [но] они все были истреблены тартарами»; «далее, за Этилией, находится третье тартарское княже-ство; и ими уничтожены местные народы, а жили там куманы-канглы, как выше [говорилось]»; «Кумания была величайшей из земель. Ведь куманы обитали от Дуная до той самой земли, в которой пребывает император, и все они перебиты тартарами, кроме тех, которые бежали в Венгерское королевство» [Матузова, 1979, с. 212, 213, 215].
Аналогичную информацию содержат многие европейские источ-ники периода монгольского штурма Европы. Император Фридрих II: «И вот, убивая и грабя... упомянутые татары пришли в обильно насе-ленную местность куманов. И так как они не щадят своей жизни… [то] они наголову разбили [куманов]. А тех, кого не спасло бегство, сразил их кровавый меч» [Матузова, 1979, с. 142]. Тюрингский ландграф Генрих Распе: «Даже команы, люди воинственные, не смогли в земле своей выстоять против них, но двадцать тысяч команов бежали к христианам; и готовы они сражаться против каждого народа, кроме вышеупомянутого [т.е. татар]» [Матузова, 1979, с. 155]. Сплитский архидиакон Фома: «У них имеется великое множество воинов из раз-ных покоренных ими в войнах народов, прежде всего куманов, которых они насильно заставляют сражаться. Если же они видят, что кто-либо из В.П.Костюков 216
них немного страшится и не бросается в исступлении навстречу гибели, они немедленно отрубают ему голову» [Фома Сплитский, 1997, с. 114].
Все процитированные авторы описывают финал драмы, но, как можно судить по рассказам Рашид ад-Дина о разгроме государства хорезмшахов, ее начало было не менее кровавым. Захватив Бухару, «[монголы] из [тюрков]-канглыйцев оставили в живых только по жребию; умертвили больше тридцати тысяч мужчин, а женщин и детей увели [с собою] рабами» [Рашид ад-Дин, 1952б, с. 206]. После взятия Самарканда «остаток населения и гарнизона цитадели они выгнали в степь, отделили тюрков от тазиков и всех распределили на десятки и сотни. По монгольскому обычаю тюркам они [приказали] собрать и закрутить волосы. Остаток [тюрков]-канлыйцев [в числе] больше тридцати тысяч человек и предводителей их… они умертвили» [Рашид ад-Дин, 1952б, с. 208]. Первым же в списке обреченных на уничтоже-ние оказался Отрар, гарнизон которого, по-видимому, полностью со-стоял из кипчаков. Защитники города понимали, что инцидент 1218 г. оставил им мало надежды на снисхождение, и после того как монголы предали немедленной казни сдавшиеся 10 тысяч Караджа-хаджиба, 20 тысяч кипчаков продолжали сражаться, пока не погибли до единого [Рашид ад-Дин, 1952б, с. 198, 199]. Такая же участь постигла тюркские гарнизоны и других городов на южной окраине Дешт-и Кипчака, в частности Бенакета, Сыгнака и Ашнаса [Рашид ад-Дин, 1952б, с. 199–201]18.
За приведенными известиями отчетливо просматривается неук-лонно осуществлявшееся избиение населения Дешт-и Кипчака. Такая политика была предопределена целым рядом причин. Первой среди них, видимо, нужно считать отказ кипчаков последовать благоразумному примеру уйгуров, кыргызов, карлуков и подчиниться стремительно набиравшей силу монгольской державе. Ввиду скудости источников оценка реальных возможностей кипчакских вождей отстоять свои по-зиции в Восточном Дешт-и Кипчаке и Средней Азии представляет со-бой едва ли разрешимую задачу19. Ясно лишь, что предоставление убежища меркитам, нападение на армию Джучи20 и «отрарская траге-
18 Во время среднеазиатской кампании население не менее трех десятков городов было подвергнуто «всеобщей резне» [Петрушевский, 1970, с. 115]. В первую очередь, как видно из вышеприведенных цитат, победители уничтожали наемных воинов, т.е. тюрков.
19 Обстоятельный анализ политического состояния Дешт-и Кипчака накануне мон-гольского нашествия см. [Allsen, 1983; Golden, 1991].
20 В литературе сложилось мнение о случайности столкновения хорезмийцев и монго- лов в 1216 г. Однако то, что известно о постановке разведки у монголов вообще и об организации карательной экспедиции против меркитов в частности, заставляет сомне-Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 217
дия» перевели отношения кипчаков с монголами в жестко конфрон-тационное русло. А когда для монголов стала очевидной роль кипчаков в обеспечении могущества государства хорезмшаха Мухаммеда21, по-мимо мести появилась еще одна причина их методичного преследо-вания. По словам ан-Насави: «кипчакские племена были связаны с этим домом (хорезмшахов) дружбой и любовью, ибо в давние времена и ныне у них рождались дети только от матерей из числа посватанных и введенных в этот дом дочерей кипчакских владык. Поэтому Чингиз-хан и его сыновья сделали все для (их) полного уничтожения, т.к. те были опорой силы хорезмшахов, корнем их славы и основой многочислен-ности войск» [Насави, 1973, с. 87].
ваться, что два огромных войска могли быть в неведении относительно перемещений друг друга. Цель выхода армии хорезмшаха на север степи, надо полагать, как раз и состояла в том, чтобы разгромить монгольский корпус, дерзко вторгшийся в кипчак-ские владения. Но результаты разрешения конфликта вряд ли могли удовлетворить вождей кипчаков, и, видимо, не зря ан-Насави возлагает вину за его продолжение на отрарского наместника.
Рядом с сообщением такого информированного автора, как ан-Насави, широко представленное в литературе мнение о родственных отношениях и даже «союзе мира и родства», издревле существовавших между «народом Чингис-хана» и кипчаками, выглядит шатким. Едва ли не единственным аргументом в его пользу служит известие Ибн Халдуна, будто бы Чингис-хан считал кипчаков однородцами, но оно, по всей видимости, было вынесено автором из окружения Тимура и потому является скорее фактом дипломатии, нежели этнологии. Тимур, нашедший своих предков среди сородичей Чингис-хана, таким образом, мог намекать на свое родство с правителями Египта. Характерно, что в то время, когда Египтом управляли кипчакские султаны, золотоордынские ханы к подобной аргументации не прибегали. О том, что Чингисиды в противоположность хорезмшахам не стремились породниться с кипчаками, говорит простой факт — среди множества поименованных Рашид ад-Дином джучидских хатуней лишь одна про-исходит из кипчакского племени22, а каких-либо сведений о женах кипчакских вождей в источниках нет и вовсе.
Что же касается время от времени адресовавшегося кипчакам на-поминания — «мы и вы — одного рода», то, конечно, оно содержало долю истины, поскольку между монголами (на деле — тюрко-мон-
21 По мнению Р.Ирвина, армия Хорезма не менее чем наполовину состояла из кипчаков [Irwin, 1986, с. 13].
22 Турбарчин-хатун, одна из старших жен седьмого сына Орды — Хулагу [Рашид ад-Дин, 1960, с. 71]. В.П.Костюков 218
голами) и кипчаками как носителями центральноазиатской кочевой культуры было больше общего, чем между кипчаками и их партнерами в политических альянсах — таджиками, аланами, арабами и т.д., при-надлежавшими к иным культурным системам. Но эти уверения всегда оказывались лишь одной из уловок для внесения разлада в стан противника. И если, например, Джелал ад-Дину во время военных действий в Закавказье оказалось достаточным послать кипчакам хлеб-соль и напомнить им о прежних своих благодеяниях, чтобы они «немедленно свернули поводья и отошли в сторону», оставив своих союзни-ков — грузин, армян, аланов, абхазов и др. [Рашид ад-Дин, 1960, с. 28], то монгольским военачальникам обращение к родственным чувствам всегда приходилось дополнять либо угрозами, либо подарками.
В повествовании Рашид ад-Дина об иранской кампании есть любопытный эпизод: в багдадском передовом отряде был кипчак по имени Карасонкур, а некий Султанчук, родом хорезмиец, состоял в монгольском езеке. Он послал Карасонкуру письмо: «Мы-де с тобою одной породы. Я после долгой беготни по немощи и нужде подчинился, примкнул к служению его высочеству, и меня жалуют. Пожалейте и вы свою жизнь, сжальтесь над своими детьми и покоритесь, дабы ваши семьи, жизнь и достояние были пощажены этим народом» [Рашид ад-Дин, 1957, с. 40]. Нельзя не обратить внимание на доводы, приводимые Султанчуком, и на обстоятельства его собственного подчинения монголам — «после долгой беготни и по немощи и по нужде». И то и другое весьма показательно и типично.
Уговоры Султанчука тем не менее не возымели желаемого действия, а вот Джэбэ и Субэдэй в 1222 г. были более убедительны и успешны, подкрепив ссылки на родство богатыми подарками. Но, как известно, тотчас после разгрома аланов монголы набросились на не в меру меркантильных и доверчивых «родичей» и «перебили всех, кого нашли» [Рашид ад-Дин, 1952б, с. 229]. Наличие материального стимула, естественно, оставляет без ответа вопрос о том, насколько большое значение придавали сами кипчаки апелляциям к родственным чувствам23. Вряд ли такие чувства вообще могли возникать у кипчаков в период монгольского натиска. По свидетельству ан-Насави, воины хорезмшаха из числа гурцев и афганцев «жаловались друг другу, что эти тюрки считают, что татары не из рода людского, они не знают страха, так как мечи не оставляют на них следа, и они не отступают, ибо на них не
23 Ч.Гальперин, впрочем, пишет, что в 1222 г. кипчаки поверили монгольской пропаганде «в первый и последний раз» [Halperin, 2000, с. 235] Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 219
. Монголы же, преследуя кипчаков, искавших спасения среди других народов, начисто забывали родственную терминологию и никогда не называли кипчаков иначе как своими «рабами» и «конюхами». действуют копья» [Насави, 1973, с. 121]24
Еще одна побудительная причина, обусловившая направление и характер монгольских завоеваний, заключалась «в стремлении приобрести большие необитаемые пространства земли» [Сафаргалиев, 1960, с. 93]. В случае с кипчаками это желание, возможно, подогревалось еще и тем, что когда Джучи «увидел воздух и воду Кипчакской земли, то он нашел, что во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих» [Тизенгаузен, 1941, с. 14]. Трудно не согласиться с замечанием B.A.Гордина, что здесь смертный приговор хозяевам земли написан почти в стихах. Действительно, хотя Джучи, как передает Джузджани, и был противником тотального истребления населения завоеванных территорий, на кипчаков его милосердие вряд ли распространялось, ведь этот спор в семье Чингис-хана шел прежде всего о судьбе оседлого населения. Впрочем, даже если допустить, что Джучи и в самом деле про-являл снисхождение к обитателям Дешт-и Кипчака, его участь должна была стать суровым уроком для наследников, поскольку, как полагают многие исследователи, именно «мягкотелость» Джучи стала причиной его смерти.
Согласно рассказу такого глубокого знатока летописей и степной истории, как Абу-л-Гази, обретение монголами Восточного Дешт-и Кипчака привело к фактической замене его населения: после окончания среднеазиатской кампании «Джучи с приданными ему нукерами пошел в Дешт-и-Кипчак. Кипчакский народ собрался, и произошла битва. Джучи-хан победил и перебил всех попавших ему в руки кипчаков, те из них, которые спаслись, ушли к иштякам. ...Джучи-хан, взяв в плен всю кипчакскую молодежь, поселился в кипчакском юрте. Из монгольской страны он переселил сюда свою семью и все или, которые дал ему отец. Из каждого упруга узбеков были переселенцы в кыпчакский юрт» [Кононов, 1958, с. 44].
Точно так же Абу-л-Гази обрисовывает и судьбу Канглы: «Чингиз-хан, во время нашествия на Телаш, всех живших там Канглиев захватил и истребил все юрты. Канглиев ныне уже нет, как и народа того, который составлял царство Хорезмское. Скитавшиеся в этом царстве
24 Тот же ужас кипчаков перед монголами отмечает Матфей Парижский: «Даже команы, люди воинственные… готовы сражаться против каждого народа, кроме вышеупомянутого (т.е. татар. — В.К.)» [Матузова, 1979, с. 155]. В.П.Костюков 220
Канглии в последующее время соединились между собою и представляют в себе остаток прежде бывшего поколения» [Абулгази, 1906, с. 34–35].
Таким образом, справедливо признать, что рассмотренные источники не дают оснований для оценки завоевания Дешт-и Кипчака как легкого кровопускания, к тому же, по распространенному мнению, якобы коснувшегося только кипчакской аристократии25. Все они солидарно повествуют о массовом истреблении рядового населения, за которым отчетливо видна целенаправленная политика, обусловленная, как показано выше, целым рядом причин. Кипчаки явились для монголов, пожалуй, наиболее упорным из всех противников: между первым столкновением и окончательным их разгромом прошло почти четверть века. Для того чтобы сломить сопротивление этого, бесспорно, свободолюбивого и мужественного народа, в конечном счете понадобилась общеимперская акция, значимость которой подчеркивалась намерением Угадаю лично возглавить западный поход. Длительное ожесточенное противоборство оставляло кипчакам мало надежды на примирение. Если бы не прагматизм монгольской военной доктрины да не раскол в стане Чингисидов, последовавший за смертью Угэдэя, когда Бату пришлось обеспокоиться срочным укреплением своих сил, решение кипчакской проблемы, вероятно, могло принять самые крайние формы.
Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов, что часть сведений об уничтожении населения Дешт-и Кипчака исходит от авторов, враждебных монголам и потому склонных преувеличивать бедствия монгольских завоеваний. Точно так же ясно, что отдельные известия принадлежат авторам, писавшим спустя значительное время после монгольской экспансии, опираясь на не вполне беспристрастные оценки событий. Иными словами, в детальном анализе нуждается, конечно же, любое сообщение, независимо от того, как оно освещает рассматриваемую здесь тему. Однако такая задача вряд ли может быть исчерпывающе решена в формате статьи. К тому же предпринятое здесь
25 Действительно, Юлиан предупреждает венгерского короля Белу IV, что «во всех завоеванных странах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь могут оказать какое-либо сопротивление», но ведь далее он говорит о рядовом населении то же самое, что и другие современники европейского похода монголов: «Воинам же, которых гонят в бой, если даже они хорошо сражаются и побеждают, благодарность невелика; если погибают в бою, о них нет никакой заботы, но если в бою отступают, то безжалостно умерщвляются татарами. Поэтому, сражаясь, они предпочитают умереть в бою, чем под мечами татар, и сражаются храбрее, чтобы дольше не жить, а умереть скорее» [Аннинский, 1940, с. 87–88]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 221
обращение к источникам не имеет цели доказать абсолютную ничтожность или заведомо меньшую в сравнении с любой другой этнокультурной единицей долю кипчаков в массе кочевого населения Золотой Орды. И уж тем более не ставится да и не могла ставиться цель доказать полную смену населения Дешт-и Кипчака в монгольское время. Подобное намерение было бы абсурдным.
Сохранение части домонгольского населения Дешт-и Кипчака является данностью, не нуждающейся в специальном подтверждении: некоторые группы кипчаков покорились без сопротивления и, будучи почти всегда на переднем крае, все же сумели уцелеть, другие бежали, а после окончания «семилетнего похода» по тем или иным обстоятельствам предпочли вернуться под руку Джучидов.
Вместе с тем такие факторы, как экстраординарная продолжительность борьбы и ее ожесточенность26, вырисовывающиеся масштабы потерь и бегства, методы использования военнопленных и практика переселений, несомненно коснувшаяся кипчаков27, заставляют усомниться в том, что покорившиеся сразу или смирившиеся «после долгой беготни» (Рашид ад-Дин) могли обрести роль ведущего этноса Золотой Орды.
При отсутствии в письменных источниках ясных и неоспоримых свидетельств многочисленности кипчаков необходимым становится хотя бы краткий обзор косвенных аргументов. К ним относятся прежде всего общеупотребительность термина «кипчак» в современной Золотой Орде литературе, малочисленность монголов, выделенных во владение Джучи, быстрая утрата золотоордынскими монголами своего
26 Достоин внимания эпизод из биографии Субэдэя в «Юань-ши», в котором Чингис-хан распорядился казнить «рабов» Юрия Кончаковича, выдавших своего хана монголам и за то отпущенных Субэдэем в качестве «вольного народа» [Храпачевский, 2004, с. 500]. По мнению Р.П.Храпачевского, когда положение Чингис-хана упрочилось, он отказался от прежнего правила предавать смерти простолюдинов, изменивших «природным ханам», пусть даже последние были его врагами [Храпачевский, 2004, с. 93], однако, как видно, для рядовых кипчаков в 1223 г. было сделано исключение. Не менее показателен финал упорной охоты 20-тысячного корпуса Менгу и Бучека за Бачманом — «его схватили, и уничтожили его войско», «его сообщников истребили» [Тизенгаузен, 1941, с. 24; Рашид ад-Дин, 1960, с. 38].
27 В частности, Субэдэю все-таки было позволено набрать армию из ободков «меркитов, найманов, кирей, канглов и кипчаков» [Allsen, 1983, с. 13; Храпачевский, 2004, с. 500, 501]. Т.Олсен полагает, что эта армия, включавшая представителей кипчакского племени ольбери, воевала на восточных фронтах вплоть до финальной кампании против Северного Китая. Примечательно, что она оказалась не слишком надежной. В феврале 1232 г. кипчаки дезертировали и перешли к неприятелю, услужливо предложив ему план разгрома монголов [Allsen, 1983, с. 14]. В.П.Костюков 222
языка, а также ряд аргументов археологического и антропологического профиля.
Использование летописцами для обозначения Золотой Орды наименований Кипчак, царство Кипчакское, земли Кипчакские, страна Кипчаков и т.п. считается одним из наиболее надежных доводов. Однако, как убедительно показала на примере персидских летописей А.А.Арсланова, в золотоордынское время «привычный географический термин Дешт-и Кипчак стал употребляться некоторыми персидскими историками с оттенком, придающим ему название государства. Последнее приобрело черты своеобразной историографической традиции, которая закрепилась и сыграла в дальнейшем свою роль в исторических исследованиях, опиравшихся на сведения этих источников» [Арсланова, 1990, с. 11]. Другими словами, вышеназванные термины в персидских источниках утратили этническое содержание, превратившись в территориально-государственное определение.
Аналогичная тенденция, обусловленная присущим средневековым авторам обыкновением удревнять этнонимию, прослеживается также в арабских сочинениях. И хотя она осложнена здесь еще и кипчакским происхождением мамлюкских султанов, все же нетрудно заметить, что и в арабских сочинениях в подавляющем большинстве случаев термин «Кипчак», используемый для обозначения Улуса Джучи, имеет исторический, а не этнографический оттенок. В частности, для ал-Омари владения потомков Джучи это чаще всего «Хорезм и Кипчак», в то время как владения Хулагуидов — «Иран», «Ирак и Аджем», а владения Чагатаидов — «Трансоксания» и «Туркестан».
Необходимо отметить, что указанный феномен архаизации в европейских источниках не проявился, причиной чему, надо полагать, была лучшая осведомленность европейцев о переменах, происшедших в Ко-мании. Ее название в европейских сочинениях прочно замещается термином «Татария» в различных его модификациях28. По той же при-чине с началом монгольской кампании в Восточной Европе имя половцев практически полностью исчезает со страниц русских летописей29. Новые хозяева Половецкой земли именуются «татарами», а их государство «Ордою». И лишь в Куликовском цикле повествований
28 Приведенная А.Н.Поляком ссылка на Мандевиля (ок. 1300 — 1372), обозначившего «царство Команию» как «самое большое на свете» [Поляк, 1964, с. 42], учитывая зависимость этой части сочинения нигде не путешествовавшего «сэра Джона» от Карпини, не может быть принята.
29 Заслуживает упоминания сообщение Ипатьевской летописи (под 1253 г.) о половецком хане Тегаке, бывшем в союзных отношениях с Даниилом Галицким и, следовательно, тоже не подчинившемся монголам [ПСРЛ, 1962, стб. 802–818]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 223
половцы вдруг появляются вновь. Согласно Троицкой и некоторым другим летописям, возникшим на ее основе, Мамай собрал «всю землю половечьскую и татарьскую…» [ПСРЛ, 1965, с. 57], а в «Сказании о Мамаевом побоище» Сергий велит Дмитрию пойти «на поганыа половцы» [Повести, 1959, с. 52]. Реанимация этнонима, бывшего в полном забвении почти полтора века, была вызвана, скорее всего, актуализацией героической тематики со свойственным средневековой литературе клишированием апробированных образцов описания военного противостояния. Красноречивое подтверждение тому — дефиниция поединщика, с которым сражался Пересвет, как «злого печенега» [Повести, 1959, с. 68, 69].
Другим веским аргументом, обосновывающим преобладание кипчаков в Золотой Орде, считается ничтожное число коренных монголов, переданных Чингис-ханом Джучи. Рашид ад-Дин сообщает, что Джучи, точно так же как Угэдэю, Чагатаю и Кулькану, досталось всего четыре тысячи человек [Рашид ад-Дин, 1952б, с. 274–276], а в «Сокровенном сказании» говорится о девяти тысячах, пришедшихся на долю Джучи [Сокровенное сказание, 1941, § 242]. По мнению многих исследователей, скромность обеих цифр сама по себе снимает всякие вопросы относительно предопределенности этнических процессов и конечного торжества кипчаков.
На мой взгляд, рассматриваемый аргумент и делаемые на его основе выводы не бесспорны. Во-первых, без должного внимания остается заключительная часть сообщения Рашид ад-Дина о «четырех тысячах» Джучи, в которой он пишет: «В настоящее время большая часть войск Токтая и Бояна есть потомство этих четырех тысяч (курсив мой. — В.К.), а что прибавилось к ним за последнее время, то — из войск русских, черкесских, кипчакских, маджарских и прочих, которые присоединились к ним. [Кроме того], во время междоусобиц среди дальних и близких родичей часть также должна была уйти туда [во владения Токтая и Баяна]» [Рашид ад-Дин, 1952б, с. 275]30. Хотя в цитате идет речь о войске, по сути это характеристика этнического состава Золотой Орды (в первую очередь его кочевого сегмента) на начало XIV в. Попутно отмечу: это характеристика, оставляющая кипчакам гораздо более скромное место в этническом ландшафте золото-ордынского Дешт-и Кипчака и тем самым, радикально отличающаяся от привычной интерпретации высказывания ал-Омари.
30 Вассаф говорит, что четыре личные тысячи Джучи к тому времени, когда они перешли под начало его старшего сына Орды, составляли «более одного тумана живого войска» [Тизенгаузен, 1941, с. 84]. В.П.Костюков 224
Во-вторых, следует допустить, что в отношении сыновей Чингис-хана доля размером в четыре тысячи воинов (примерно 20 тыс. человек) имела в известной степени символический смысл, задавая административно-племенную структуру выделяемых улусов. Как известно, позже в монгольских государствах такая структура станет едва ли не универсальной: четыре нечингисидских эмира будут образовывать при хане подобие «государственного совета», представлявшего интересы четырех крупных массивов населения, объединенных на этнической основе. Так, по информации поздних авторов, Бату, наделяя улусами своих братьев по окончании западного похода, Шибану передал омаки кушчи, найман, карлык и буйрак, Тукай-Тимуру — минг, тархан, ушун и ойрат, в то время как домен самого Бату, возможно, составили омаки кыйат, мангыт, салджиут и конграт [Шамильоглу, 2001, с. 24].
В-третьих, буквальное истолкование доли Джучи оставляет без ответа, так сказать, прагматические вопросы: можно ли было поручать ему реализацию амбициозных планов экспансии на запад со столь ничтожным контингентом надежных воинов и много ли было шансов у «четырех тысяч» уцелеть в «кипчакском море»? В-четвертых, как уже отмечалось исследователями, в перечне «тысяч» Джучи нет «лесных народов», подчиненных им в 1207 г. и составивших его первый улус [Лубсан Данзан, 1973, с. 183].
Наконец, в-пятых, племенная номенклатура золотоордынского и постзолотордынского Дешт-и Кипчака не дает ни малейших оснований полагать, что ее монгольский компонент исчерпывался племенами сиджиут, кингит и хушин, названными в числе «четырех тысяч». Одновременно она не обнаруживает сколько-нибудь заметного присутствия кипчакских родоплеменных имен31.
С сожалением нужно признать, что перспективного метода для исчисления реальной доли монголов в Улусе Джучи на основе письменных данных сейчас нет. В этой ситуации в качестве весьма условного ориентира можно выставить свидетельство брата Юлиана: «Та-тары… говорят, что в войске у них с собою 240 тысяч рабов не их за-кона и 135 тысяч отборнейших [воинов] их закона в строю» [Аннинский, 1940, с. 90]. Аналогичная пропорция получилось у Р.П.Храпачевского, попытавшегося учесть все доступные данные для
31 Например, в списке родов и племен, входивших в Узбекский улус в 30–60-е годы XV в., значатся: алчин, барак, буркут, дурман, ички, йджан, каанбайлы, карлук, кенегес, конграт, кыйат, кипчак, куйун, курлаут, кушчи, маджар, мангыт, масит, найман, ойрат, таймас, тангут, тубай, тубай-туман, туман, туман-минг, уйгур, уйсун, украш-найман, утарчи, хытай, чат, чинбай, чубурган, шадбаклы, шункарлы [Султанов, 1982, с. 15, 16]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 225
подсчета численности армии, подготовленной для западного похода: «…соотношение монголов с тюрками, финноуграми и прочими народами (в основном северокитайскими) в составе армии Бату и Субэдэя было …примерно как один к двум» [Храпачевский, 2004, с. 181]. По окончании похода неджучидские царевичи вернулись в свои улусы, но увели ли они с собой всех воинов, в экстраординарном порядке набранных для европейской кампании, неизвестно32. Согласно подсчетам Н.Ц.Мункуева, исполнение приказа Угэдэя отправить в западный поход старших сыновей всех монголов обеспечивало формирование армии численностью в 139 тыс. человек [Мункуев, 1970, с. 369]. Почти такой же оставалась численность джучидской армии и к 1256 г., когда в соответствии с имперской разнарядкой (по два человека с каждого десятка) в Иран были отправлены три тумена во главе с Кули, Тутаром и Балаканом [Рашид ад-Дин, 1960, с. 81].
Непрезентабельность кипчакской этнонимии в различных списках дештских племен иногда объясняют целенаправленным социальным и политическим инжинирингом: монголы реструктурировали кипчакские племена, преобразовывая их в новые военные и племенные группировки с монгольскими названиями. В результате раскассирования и переселений кипчаки утратили собственную этнонимию и стали называться именами тех монгольских племен, в нутагах которых им было определено кочевать. Что же до кипчаков, сохранивших свое племенное название, то это, видимо, те счастливцы, которым монголы милостиво оставили небольшую часть прежних владений. Подтвердить эти, несомненно, остроумные предположения какими-либо ссылками на источники, увы, невозможно.
Кроме того, даже оставаясь в статусе сугубой гипотезы, они встречают трудноразрешимые логические препятствия. Во-первых, при подобном течении этногенетических процессов резонно было бы ожидать полного господства монгольской этнонимии, чего на самом деле нет. Следовало бы ожидать также, что племена с монгольскими именами станут наиболее крупными племенами, но и это трудно доказуемо. Во-вторых, совершенно не ясно, какими мотивами руководствовались Джучиды, осуществляя или допуская массовую «запись» в монголы кипчаков. Можно понять стремление крепостных стать господами, но где здесь интересы господствующего этноса? Слова Ибн Баттуты «монголы — это (настоящие) жители страны и владыки (ея)» следует
32 Мобилизованная по такому же раскладу для завоевания Ирака армия, как известно, осталась в распоряжении Хулагу, но политическая ситуация в Монгольской империи уже отличалась от ситуации 1242 г., когда Бату получил известие о смерти Угэдэя. В.П.Костюков 226
понимать так, что Золотая Орда была этнически жестко стратифицированным государством, подобным юаньскому Китаю, и в ней вряд ли приветствовалось этническое самозванство.
Ссылки на Рашид-ад Дина, на мой взгляд, не вполне корректны. Его довольно едкое разъяснение, почему тюрки (и не только тюрки33) стали именовать себя татарами, а позже — монголами, не подразумевает, что тюркские роды и племена стали менять свои названия на названия татарских или монгольских родов и племен и подправлять свою генеалогию, предавая забвению предков. Эту замену Рашид ад-Дин совершенно определенно относит к обобщающим, надплеменным, ставшим престижными, этнонимам и не приводит ни одного примера, который бы заставлял думать иначе.
Как указание на многочисленность и влиятельность кипчаков в Золотой Орде нередко расценивается любое замеченное в источниках упоминание этнонима «кипчак», к каким бы историческим периодам и районам Степи оно ни относилось. Особое внимание оказывается примерам удачной карьеры кипчаков в Китае и Трансоксании. Их привлекательность заключается в возможности экстраполяции на Золотую Орду: уж если кипчаки имели такой политический вес вдали от своего отечества, то в Золотой Орде он был им просто гарантирован. Но, как уже отмечалось выше, в Китае кипчаки (в большинстве — на положении рабов) оказались в начале 1220-х после рейда корпуса Джэбэ и Субэдэя, и сомнительно, чтобы с тех пор их карьера как-то зависела от политической и этнической ситуации в Улусе Джучи.
Судя по имеющейся информации, лишь много десятилетий спустя кипчаки становятся заметным элементом юаньской администрации. В интервале от начала монгольского наступления на Китай по 1259 г. в китайских источниках И. де Рахевилцем идентифицированы всего четыре видных кипчака, а за все годы монгольского господства — около 60 [Halperin, 2000, с. 240]. Среди помещенных в «Юань ши» 209 биографий главных военачальников только 12 принадлежат кип-
33 Соответствующее место в сочинении Рашид ад-Дина: «Так как внешность, фигура, прозвание, язык, обычаи и манеры их были близки у одних с другими и хотя в древности они имели небольшое различие в языке и обычаях, ныне дошло до того, что монголами называют народы Хитая и Джурджэ, нангясов, уйгуров, кипчаков, туркмен, карлуков, калачей, всех пленных и таджикские народности, которые выросли в среде монголов. И эта совокупность народов для своего величия и достоинства признает полезным называть себя монголами» [Рашид ад-Дин, 1952а, с. 103]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 227
чакам [Чхао, 1995, с. 51], что, учитывая другие данные34, предполагает более сдержанные оценки величины кипчакского компонента в юаньской арм
Едва ли большей была доля кипчаков в Чагатайском Улусе35. Хотя часть его территории составляли земли, населенные прежде кипчаками, в обширной тимуридской литературе обнаруживаются лишь отдельные упоминания о кипчаках.
Довольно часто отношения между Золотой Ордой и такими государствами как Египет, Венгрия, Болгария, рассматриваются через призму родства правящих династий указанных стран с кипчакским большинством Золотой Орды. Об использовании фактора «этнической близости» монголами говорилось выше. Имеющиеся факты свидетельствуют о том, что обращение к теме родства, будучи дежурным приемом монгольской дипломатии, само по себе, без материального стимула, оказывалось недостаточным для завоевания доверия кипчаков. Но оно, видимо, нередко и не преследовало этой цели, выполняя провокационную роль: контакты между монголами и кипчаками, становясь известными союзникам последних, заставляли их сомневаться в надежности монгольских «родичей» и ослабляли или вовсе расстраивали союз. Иногда эксплуатация фактора родства обретала более изощренную форму. Так, перед среднеазиатской кампанией были изготовлены фальшивые письма тюркских военачальников хорезмшаха Мухаммеда к Чингис-хану, заставившие хорезмшаха «разъединять их союз и рассеивать их сборище», что предопределило сокрушительное поражение Хорезма [Насави, 1973, с. 77, 78]. Венгерско-половецкий альянс тоже был разрушен не без участия монгольской дипломатии. Бату не только пугал Белу IV тем, что половцам будет гораздо легче избежать его гнева, нежели венграм, но и, по всей видимости позаботился о том, чтобы усилить возникшие у венгров сомнения в надежности половцев (по Д. Синору, основанием для подозрений в измене могло послужить внешнее сходство монголов с куманами [Sinor, 1999, с. 13]).
Союз Золотой Орды и Египта против хулагуидского Ирана в качестве свидетельства силы кипчакского фактора эксплуатируется особенно интенсивно — вплоть до утверждения, что «кипчакские узы
34 Так, знаменитый полководец Тутуха был начальником только одного из 12 гвардейских корпусов, сформированных из кочевых племен [Кадырбаев, 1997, с. 126]. Его отец Баньдуча, представитель ханской династии, перешедший к монголам с подчинёнными ему людьми, в армии Хубилая командовал всего лишь сотней кипчаков.
35 Кипчак Сары-Буга, ставший доверенным лицом Тимура, был предводителем лишь одного из 40 племен (впрочем, вероятно, замыкавшего первую дюжину самых влиятельных из них) [Уложение, 1992, с. 139]. ии. В.П.Костюков 228
оказались сильнее монгольской солидарности» [Sinor, 1999, с. 23]. В отечественной литературе мотивация тесных золотоордынско-египетских связей кровной заинтересованностью мамлюкских султанов в добрых отношениях со своими родичами уже характеризовалась как явное преувеличение [Закиров, 1966, с. 36]. Действительно, в замечании ал-Омари, что мамлюкские султаны «чувствуют склонность к своим родичам и хлопотали об увеличении числа их, так что Египет заселился и стал охраняемым ими со всех сторон» [Тизенгаузен, 1884, с. 232], речь идет о предпочтениях в комплектовании армии, а не о сотрудничестве с Золотой Ордой, которое стимулировалось причинами более основательными, нежели мнимое родство с хозяевами Дешт-и Кипчака или заинтересованность в скупке соплеменников. Выше цитировался рассказ Рашид ад-Дина о том, как бывшие соратники султана Джелал ад-Дина, попрятавшиеся было «по сторонам», когда монголы двинулись в Сирию, все же дерзнули сопротивляться [Рашид ад-Дин, 1957, с. 51].
Решившись «по необходимости» на войну с монголом Хулагу, египетские кипчаки вскоре обрели нечаянного союзника в лице монгола Берке, который с самого начала выступал против похода, во главе которого был поставлен Хулагу. Трудно сказать, что больше беспокоило Берке — назревающая угроза политическим интересам Джучидов или судьба его единоверцев на Ближнем Востоке, но предотвратить поход, в котором монголы сполна использовали взаимную враждебность христиан и мусульман, он не смог. Когда же конфликт с Хулагу перешел в военную фазу, естественным союзником Берке стал мусульманский Египет. Надо полагать, союз, замешанный на принципе «враг моего врага — мой друг» и на религиозной экзальтации Берке, состоялся бы независимо от происхождения египетских султанов, и как было показано выше (при анализе популярного высказывания ал-Омари), кипчакская тема появилась в арсенале египетско-золотоордынской дипломатии лишь с утратой главных мотивов дружбы.
Что касается проявлений этнической симпатии в отношениях Золотой Орды с Венгрией и Болгарией, то действительно убедительным фактом такого рода мог бы стать, например, массовый исход теснимых церковью и местной аристократией половцев в Золотую Орду, чего, как известно, не случалось36.
Отдельного рассмотрения требуют те письменные известия, которые используются для этнической идентификации археологических
36 О численности венгерских половцев, бежавших в 1282 г. к Ногаю и в 1285 г. принявших участие в золотоордынском набеге на Венгрию, ничего не известно. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 229
памятников золотоордынского времени. В частности, из отмечаемой Карпини, Рубруком, Джузджани и другими авторами секретности места монгольских погребений делается вывод, что все или почти все известные погребения второй половины XIII — XIV в. являются кипчакскими. Но названные авторы, говоря о тайне места захоронения и мерах по ее обеспечению, ясно показывают, что имеют в виду исключительно ритуалы, сопровождавшие похороны Чингисидов и других «важных лиц»37. Следовательно, в массе рядовых захоронений золото-ордынской эпохи, совершенных по языческому обряду, целесообразно и перспективно искать и выделять погребения, несущие черты монгольской погребальной традиции. Не исключено, что такая работа, проведенная на максимально полной выборке погребений, позволит уточнить и расширить комплекс типических монгольских признаков и тем самым даст возможность предметнее судить об удельном весе монгольского компонента в Улусе Джучи38.
Уже цитировавшееся выше предупреждение брата Юлиана о репрессивной политике монголов в отношении «князей и вельмож», внушающих малейшие сомнения в лояльности, прочно осмыслено как указание на поголовное истребление кипчакской аристократии и раскассированные рядовых кочевников по монгольским племенам. В археологии оно напрямую связывается с наблюдениями, согласно которым половецкая традиция устанавливать в святилищах каменные изваяния умерших вождей с приходом монголов резко обрывается. Предполагается, что с тех пор половцы могли лишь тайком чествовать усопших предводителей, скрывая их изображения в глубоких ямах, причем по
37 Карпини: «Когда же он умрет, то, если он из знатных лиц, его хоронят тайно в поле…» [Карпини, 1993, с. 28]; Рубрук: «Возле погребения усопшего они оставляют всегда один его дом, если он из знатных лиц, то есть из рода Чингиса, который был их первым отцом и государем. Погребение того, кто умирает, остается неизвестным; и всегда около тех мест, где они погребают своих знатных лиц, имеется гостиница для охраняющих погребение» [Рубрук, 1993, с. 102]; Джузджани: «У этого народа принято, что если кто из них умирает, то под землей устраивают место вроде дома или ниши, сообразно сану того проклятого, который отправился в преисподнюю. Место его украшают ложем, ковром, сосудами и множеством вещей; там же хоронят его с оружием его и со всем его имуществом. Хоронят с ним в этом месте и некоторых жен и слуг его, до (того) человека, которого он любил более всех. Затем ночью зарывают это место и до тех пор гоняют лошадей над поверхностью могилы, пока не останется ни малейшего признака того места (погребения)» [Тизенгаузен, 1941, с. 16].
38 В фонде золотоордынских погребальных памятников урало-казахстанской степ-ной зоны комплексом черт, интерпретируемых как монгольские (северная и северо-восточная ориентировка, отсутствие останков коня, включение в состав инвентаря элементов конской сбруи и пр.), характеризуются около 20% погребений [Костюков, 1997]. В.П.Костюков 230
бедности и приниженному положению нередко были вынуждены делать вместо полноценных каменных изваяний деревянные. Однако в последнее время появились исследования, с одной стороны, доказывающие, что закапывание изваяний было нормой завершающего этапа поминального цикла и практиковалось половцами в домонгольское время, а другой — дающие примеры сооружения святилищ с каменными изваяниями по меньшей мере до конца XIII в. [Гуркин, 1998; Нарожный, 2003].
Новые факты и интерпретации овеществления половецкого культа предков в золотоордынское время, на мой взгляд, удовлетворительно разрешают те вопросы, которые возбуждал традиционный подход. Они свидетельствуют о том, что численность половцев действительно резко сократилась, но никаких ограничений в сфере культа, бросающих тень на знаменитую религиозную толерантность монголов, покорившиеся (не говоря о вернувшихся, надо полагать, со своими вождями) не испытывали. Существенный вклад в затухание половецкого культа предков могли внести фиксируемая с домонгольского времени христианизация половцев, а в золотоордынское время — исламизация, хотя приобщавшиеся к мировым религиям кочевники, как правило, очень медленно расставались с языческими верованиями и обрядами.
Заметную устойчивость в археологической литературе приобрело отнесение к специфически кипчакским такого признака, как применение в надмогильных конструкциях камня. Оно обосновывается прежде всего тем, что в восточноевропейской степи использование камня в сооружении курганов стало обычным с приходом половцев, а в золото-ордынское время количество каменных курганов значительно увеличилось. Приверженность же кипчаков к камню в погребальной обрядности связывают с якобы присущим им культом камня.
В принципе с предположением о твердом предпочтении, которое кипчаки отдавали камню при возведении курганов, можно согласиться. Но при этом, во-первых, следует брать в расчет, что использование камня в погребальных обрядах существенно зависело от природных условий. Наиболее наглядный пример — практически полное отсутствие каменных курганов XII–XIV вв. на огромной территории, включающей Волго-Уральское междуречье и правобережье Волги, т.е. как раз там, где в домонгольское и монгольское время должны были оби-тать кипчаки. Во-вторых, кипчаки, конечно же, не были монопольными носителями рассматриваемой традиции. И сами монголы, и значительная часть перемещенных ими в Дешт-и Кипчак тюркских племен Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 231
вышли из регионов, для которых в средневековье характерны именно каменные надмогильные сооружения.
Следует отметить, что после захвата монголами Дешт-и Кипчака здесь резко сокращается количество погребений с восточной ориентировкой, которая с достаточным основанием считается одним из важнейших признаков кипчакской погребальной обрядности домонгольского периода и которая сохраняется в половецких погребениях в Венгрии еще и в XIV в. [Golden, 1998, с. 202]. Предлагаемое в литера-туре объяснение смены восточной ориентировки на преимущественно западную исламизацией кипчаков в силу приведенных выше письменных свидетельств о религии кипчаков, а также данных о времени, этапах и масштабах исламизации золотоордынских кочевников и общих закономерностей ее отражения в погребальной обрядности представляется не слишком убедительным.
Для доказательства неизменности этнической основы Дешт-и Кипчака в монгольское время приводятся также данные антропологии. Главный факт, предоставляемый исследованием больших антропологических серий, — доля монголоидного компонента по сравнению с предшествующим временем существенно не увеличилась; главный вы-вод — местное население в основном сохранилось. При этом подразумевается, что немногочисленные переселенцы были монголоидами, в то время как кипчаки — европеоидами.
Между тем, как демонстрирует одна из немногих специальных работ, посвященных этнической интерпретации антропологических материалов золотоордынского времени, выделение комплекса антропологических признаков кипчаков даже без учета возможной расовой гетерогенности различных кипчакских групп представляет собой крайне сложную проблему [Алексеев, 1985]. Кроме того, для получения убедительных результатов такого рода исследований необходимо существенное приращение информации об антропологическом облике на-селения домонгольского Дешт-и Кипчака, а также восточных регионов Степи предмонгольского и монгольского времени. До сих пор нет выполненных на больших выборках работ, в которых антропология домонгольского населения тех или иных местностей сравнивалась бы с антропологией золотоордынского населения.
Наконец, важнейшим аргументом в пользу утверждения о много-численности кипчаков и конечном их триумфе считается быстрая тюркизация золотоордынских монголов, особенно наглядно выразившаяся в утрате ими своего языка. Ведущая роль кипчаков в победе тюркской культуры запечатлена, в частности, в том, что языки почти В.П.Костюков 232
всех крупных тюркских народов, сформировавшихся на постзолото-ордынском пространстве, получили общее наименование кипчакских. Оговорюсь сразу: любые вопросы о степени родства тюркских языков, роли в их сложении разнообразных контактов и взаимовлияний, языковой ситуации в домонгольском Дешт-и Кипчаке, лексическом со-ставе литературных памятников золотоордынского круга, механизмах смены языка и многом другом — о всем том, что учитывается в лингвистических классификациях, находятся далеко за пределами моей компетенции. Вместе с тем не является секретом, что классификации, выделяющие кипчакскую группу, исходят из бесспорности тезиса об абсолютном преобладании кипчаков в Золотой Орде и прямой генетической связи с ними современных тюркских народов, населяющих Дешт-и Кипчак. Здесь мне кажется уместным сомнение Н.З.Гаджиевой в корректности тесного увязывания языковых фактов с историей на-родов, «в то время как сами сведения по истории тюркских народов и языков, содержащиеся в тех или иных источниках, требуют тщательной проверки» [Гаджиева, 1980, с. 109].
Хотелось бы обратить внимание также на то, что многие тюркологи, затрагивая проблемы языковой ситуации в Золотой Орде, воздерживаются от однозначных этнических определений39.
Решительным противником тезиса о кипчакской природе языка, возобладавшего в Улусе Джучи, как известно, был видный исследователь казахского языка С.Аманжолов. Критикуя такие сентенции, как «кипчакское объединение племен послужило основой образования казахской народности», «в X–XIII вв. существовала единая основа группы кипчакских языков», «единый казахский язык формировался (в X–XIII вв.) как крупнейший язык кипчакской группы», С.Аманжолов указывал, что их авторы «условное деление тюркских языков лишь по некоторым признакам (по классификации В.В.Радлова и др.) на северо-западные,
39 Так, В.Г.Гузев, поясняя, что «литературным языком Джучиева улуса, т.е. Золотой Орды, был среднеазиатский литературный тюркский язык», находит необходимым сделать следующее замечание: «О языке ярлыка золотоордынского хана Тохтамыша великому князю Ягайлу (датирован 1392–1993 гг.) В.В.Радлов писал: „…ярлык Тохтамыша писан западным татарином, знавшим хорошо официальный язык ханских канцелярий, но тем не менее писавшим с сохранением большей части особенностей родного своего говора“. К этому выводу В.В.Радлов пришел после тщательного анализа „лексического и грамматического материала языка ярлыка“, поэтому утверждение А.Н.Самойловича о том, что рассматриваемый ярлык написан «на местном кипчакском языке», выглядит некоторым огрублением точки зрения В.В.Радлова» [Гузев, 1972, с. 238–239]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 233
иначе кипчакские, и др. превращают в безусловное, действительное»40, что «т.н. кипчакские письменные памятники (грамматика Абу-Хаяна, словарь Ибн-Муханны, Кодекс Куманикус и т.д.) по последним данным науки оказались, скорее всего, относящимися к языку огузской группы, а не кипчаков», что «многие казахские племена (аргыны, дулаты, уйсуны, канглы, найманы, кытаи, кереи, алшыны и др.) до монгольского нашествия (XIII в.) не жили в Дешти-кипчаке, они жили в пределах гор Алтая, Тарбагатая и Ала-Тау. Следовательно, их диалекты оформились в пределах тюркского каганата. Они представляют большинство» [Аманжолов, 1997, с. 156]. Сопоставив численность различных казахских племен в конце XIX в. (Старший жуй — всего около 71 тыс. семейств, среди них кипчаков — несколько сот семейств; Средний жуз — около 160 тыс. семейств, в том числе кипчаков — 13,5 тыс.; Младший жуз — около 160 тыс. семейств, из них кипчаков — несколько сот семейств), С.Аманжолов заключил: «Если даже все племена казахов в XII–XIV вв. назывались кипчаками, иначе тюрками (см. надпись на Селенгинском камне), как это было с названиями „татар“, „монгол“ или „узбек“, мы не можем сказать, что собственно кипчакское племя в период образования казахского народа сыграло ведущую роль. Наоборот, ныне мы можем утверждать, что племенной диалект кипчаков Средней Орды подвергся влияниям диалектов более многочисленных племен (аргынов, алшынов, найманов, киреев и др.)» [Аманжолов, 1997, с. 109– 110].
Ибн Арабшах, хорошо знавший Золотую Орду по собственным впечатлениям, о населении Дешт-и Кипчака и его языке писал следующее: «У Тюрков [разные] племена и наречия, как у Арабов» [Тизенгаузен, 1884, с. 457–458]. Надо полагать, слова очевидца заслуживают доверия, тем более что даже современные тюркские языки, по мнению специалистов, по похожести скорее напоминают диалекты. Поэтому европейским купцам и миссионерам, начинавшим свои путешествия в Крыму, кипчакский язык обеспечивал возможность общения практически на всей территории Монгольской империи. Одни, как цитировавшийся выше Пеголотти, нанимали переводчиков или знающих язык слуг, другие, как францисканский миссионер Пасхалий, на-
40 Причем, видимо, следует говорить не только об условности названия «кипчакская группа тюркских языков» в схеме А.Н.Самойловича, но и об определенной условности самой классификации, построенной на фонетическом и морфологическом принципах. Использование других методов, например метода глоттохронологии, выявляет иную конфигурацию близости и удаленности различных тюркских языков, в которой кипчакский фактор едва ли заметен [Дьячок, 2001]. В.П.Костюков 234
чинали с изучения «чаманского» языка и уйгурского письма, «ибо этот язык и письмо наиболее употребительны во всех царствах и империях татар, персов, халдеев, медов, а также в Китае» [Купцы, 1996, с. 134].
Языковые процессы, протекавшие в Дешт-и Кипчаке в золотоордынское время, определялись в первую очередь преобладанием тюрков, среди которых кроме кипчаков было множество других не менее многочисленных племен, говоривших на едва начавших расходиться языках. В то же время направление и скорость процессов зависели не только от степени фертильности тюрков и монголов, но и от других факторов, в совокупности облегчавших победу тюркского языка: близость культур и развитый билингвизм, отсутствие у монгольского языка литературной традиции, огромная роль Средней Азии как культурного центра, потребности государственного строительства, в частности, принятие ислама в качестве государственной религии.
В заключение следует отметить, что главная цель предпринятого здесь обзора аргументов состоит в том, чтобы вновь привлечь внимание коллег к данным источников, ибо они в большинстве плохо согласуются с утвердившимся в науке взглядом на Золотую Орду как на государство кипчаков. Конечно, имя «Золотая Орда» имеет беллетристический оттенок, но предлагаемое ему на замену название «Кипчакское ханство» вызывает еще большие сомнения. И не только потому, что кипчаки ни до ни после монгольского вторжения не создали своей государственности, но и потому, что этнический состав Улуса Джучи был гораздо более мозаичным, чем декларируется на-званием «Кипчакское ханство». 25-летние усилия монголов, направленные на покорение кипчаков, было бы более справедливо охарактеризовать как демографическую катастрофу, а не легкую встряску, всего лишь «приостановившую» политический и культурный рост кипчаков. Разумеется, было бы неправильно утверждать, что доля кипчаков в массе кочевого населения Золотой Орды была абсолютно ничтожной, а их роль в этнических процессах, протекавших в Золотой Орде, была меньшей в сравнении с любой другой этнокультурной единицей. Вопрос о племенном составе Улуса Джучи, очевидно, должен решаться отдельно для каждого региона с привлечением всех доступных источников. Но, для того чтобы начать такого рода исследования, необходима критическая оценка сложившейся практики сведения этнических процессов в масштабах всего Улуса Джучи единственно к «кипчакизации». Вероятно, она могла иметь место в некоторых частях Золотой Орды, но, в целом, утрата монголами своей Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 235
этнической идентичности и усиление элементов тюркской культуры, наблюдаемые в золотоордынское время на периферии Дешт-и Кипчака, являлись следствием преобладания тюркоязычных племен, в массе которых кипчаки не выделялись ни особой многочисленностью, ни влиятельностью.
Абулгази, 1906 — Родословное дерево тюрков. Сочинение Абул-Гази, хивинского хана. Казань, 1906.
Алексеев, 1985 — Алексеев В.П. О расселении монголоидов на Северном Кавказе в эпоху средневековья // Культурное наследие Востока. Л., 1985.
Аманжолов, 1997 — Аманжолов С. Вопросы диалектологии и истории казахского языка. Алматы, 1997.
Аннинский, 1940 — Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII и XIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. Т. II. М.; Л., 1940.
Армянские источники, 1962 — Армянские источники о монголах. М., 1962.
Арсланова, 1990 — Арсланова А.А. Кипчаки и термин «Дешт-и Кипчак» (по данным персидских источников XIII–XIV вв.) // Национальный вопрос в Татарии дооктябрьского периода. Казань, 1990.
Гаджиева, 1980 — Гаджиева Н.З. К вопросу о классификации тюркских языков и диалектов // Теоретические основы классификации языков мира. М., 1980.
Гузев, 1972 — Гузев В.Г. О ярлыке Мехмеда II // Тюркологический сборник. 1971. М., 1972.
Гуркин, 1998 — Гуркин С.В. Святилища половецкого времени с деревянными из-ваяниями из раскопок Волго-Донской археологической экспедиции ЛОИА АН СССР // Донская археология. 1998. № 1. Ростов-на-Дону
Дьячок, 2001 — Дьячок Т.М. Глоттохронология тюркских языков (предварительный анализ) // Наука. Университет. Материалы 2-й науч. конф. Новосибирск, 2001.
Закиров, 1966 — Закиров С. Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом. М., 1966.
Кадырбаев, 1997 — Кадырбаев А.Ш. За пределами Великой степи. Алматы, 1997.
Карпини, 1993 — Джиованни дель Плано Карпини. История монгалов // Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Алматы, 1993.
Кононов, 1958 — Кононов А.Н. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-Гази, хана хивинского. М.; Л., 1958.
Костюков, 1997 — Костюков В.П. Памятники кочевников XIII–XIV вв. Южного Зауралья (к вопросу об этнокультурном составе улуса Шибана). Автореф. канд. дис. Уфа, 1997.
Костюков, 1998 — Костюков В.П. О хронологической позиции поминальных оградок Южного Зауралья // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара, 1998.
Крачковский, 1957 — Крачковский И.Ю. Арабская географическая литература // Избр. соч. Т. 4. М.; Л., 1957.
Купцы, 1996 — Купцы и миссионеры Западной Европы в Кульдже // Каспийский транзит. Альманах «Арабески истории». Т. I. Вып. 5–6. М., 1996.
Лубсан Данзан, 1973 — Лубсан Данзан. Алтан тобчи. М., 1973. В.П.Костюков 236
Маркварт — Маркварт Й. О происхождении народа куманов. Пер. А.Немировой // http://steppe.hobi.ru/books/markvart1-00.shtml
Матузова, 1979 — Матузова В.И. Английские средневековые источники IX–XIII вв. М., 1979.
Мункуев, 1970 — Мункуев Н.Ц. Заметки о древних монголах // Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1970.
Нарожный, 2003 — Нарожный Е.И. О половецких изваяниях и святилищах XIII–XIV вв. Северного Кавказа и Дона // Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 3. Донецк, 2003.
Насави, 1973 — Шихаб ад-Дин ан-Насави Мухаммад. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны. Баку, 1973.
Олдридж, 1970. — Олдридж Д. Каир. Биография города. М., 1970.
Петрушевский, 1970 — Петрушевский И.П. Поход монгольских войск в Среднюю Азию в 1219–1224 гг. и его последствия // Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1970.
Повести, 1959 — Повести о Куликовской битве. М., 1959.
Поляк, 1964 — Поляк А.Н. Новые арабские материалы позднего средневековья о Восточной и Центральной Европе // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. М., 1964.
ПСРЛ, 1962 — Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1962.
ПСРЛ, 1965 — Полное собрание русских летописей. Т. 15. Вып. 1. М., 1965.
Путешествия, 1866 — Путешествия Ивана Шильтбергера по Европе, Азии и Африке с 1394 по 1427 год. Одесса, 1866.
Рашид ад-Дин, 1952а — Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 1. М.; Л., 1952.
Рашид ад-Дин, 1952б — Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. М.; Л., 1952.
Рашид ад-Дин, 1957 — Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. III. Баку, 1957.
Рашид ад-Дин, 1960 — Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. II. М.; Л., 1960.
Рубрук, 1993 — Рубрук Г. Путешествие в восточные страны // Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Алматы, 1993.
Сафаргалиев, 1960 — Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960.
Сокровенное сказание, 1941 — Козин С.А. Сокровенное сказание. М.; Л., 1941.
Султанов, 1982 — Султанов Т.И. Кочевые племена Приаралья в XV–XVII вв. (Вопросы этнической и социальной истории). М., 1982.
Тизенгаузен, 1884 — Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. СПб., 1884.
Тизенгаузен, 1941 — Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. М.; Л., 1941.
Уложение, 1992 — Уложение Тимура // Тамерлан. Эпоха. Личность. Деяния. М., 1992.
Фома Сплитский, 1997 — Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита. М., 1997.
Холи, 1962 — Амин аль-Холи. Связи между Нилом и Волгой в XIII–XIV вв. М., 1962.
Храпачевский, 2004 — Храпачевский Р.П. Военная держава Чингис-хана. М., 2004.
Чхао, 1995 — Чхао Чху-Ченг. К вопросу о составе народностей армии Монгольской империи XIII–XIV вв. // Идель. Казань, 1995. №5–6. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 237
Шамильоглу, 2001 — Шамильоглу Ю. Направления в исследовании Золотой Орды // Источниковедение Улуса Джучи (Золотой Орды). От Калки до Астрахани. 1223–1556. Казань, 2001.
Allsen, 1983 — Allsen Th. T. Prelude to the Western Campaigns: Mongol Military Operations in the Volga-Ural Region, 1217–1237 // Archivum Eurasiae medii aevi. Wiesbaden, 1983. № 3.
Amitai-Preiss, 1995 — Amitai-Preiss R. Mongols and Mamluks: The Mamluk-Ilkhanid War, 1260–1281. Cambridge, 1995.
Ayalon, 1972 — Ayalon D. The Great Yasa of Chingiz Khan. A Reexamination (Part C1) // Studia Islamica, 1972, №36.
Golden, 1991— Golden P.B. The Qipcaqs of Medieval Eurasia: An Example of Stateless Adaptation in the Steppes // Rulers from the Steppe. State Formation on the Eurasian Periphery. Los Angeles, 1991.
Golden, 1992 — Golden P.B. «The Codex Cumanicus» // Monuments of Central Asia. Istanbul, 1992. http://eurasia-research.com/erc/002cam.htm
Golden, 1998 — Golden P.B. Religion among the Qipchaqs of Medieval Eurasia // Central Asiatic Journal. The Hague; Wiesbaden, 1998. Vol. 42.
Halperin, 2000 — Halperin Ch. The Kipchak Connection: The Ilkhans, the Mamluks, and Ayn Jalut // Bulletin School of Oriental and African Studies. L., 2000. Vol. 63.
Irwin, 1986 — Irwin R. The Middle East in the Middle Ages: the Early Mamluk Sultanate, 1250–1382. Carbondale, 1986.
Lech, 1968 — Lech K. Das mongolische Weltreich. Al-?PUmari’s Darstellung der mongolischen Reiche in seinem Werk Masalik al-absar fi mamalik al-amsar. Wiesbaden, 1968.
Sinor, 1999 — Sinor D. The Mongols in the West // Journal of Asian History. Bloom-ington, 1999. Vol. 33. № 1.
Smith, 1984 — Smith J.M. Ayn Jalut: Mamluk success or Mongol failure? // Harvard Journal of Asiatic Studies. Cambridge (Mass.), 1984. Vol. 44. № 2.
Tafur, 1926 — Pero Tafur: Travels and Adventures 1435–1439. Ed. and transl. by M.Letts. L., 1926 (http://chass.colostate-pueblo.edu/history/seminar/tafur/tafur3.htm).
Yule, 1916 — Yule H. Cathay and the Way Thither. Vol. 3. L., 1916.
Тюркологический сборник. 2005: Тюркские на-роды России и Великой степи. М.: Вост.лит., 2006, с.199-237

© В.П.Костюков, 2006
.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история