Милов Л. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая. Великорусский пахарь в XVII столетии

Очерк девятый. ИЗБА И ПОДВОРЬЕ ДВА ВЕКА НАЗАД

Русская изба

Материал и форма русского крестьянского жилища в XVIII в., как и в более раннее время, были довольно жестко детерминированы природно-географическими условиями России.

Строительного камня в стране было очень мало. А в условиях суровой и долгой зимы каменное строение потребовало бы столь большое количество дров, что его заготовить крестьянину, пользуясь одним лишь топором, было просто не под силу. Единственной альтернативой камню было дерево.
Экономия дров была важным фактором, влияющим и на конструкцию жилища из дерева — этого более доступного и хорошо удерживающего тепло материала. Исстари повелось строить крестьянские дома из боровой сосны или ели (так называемого "красного" дерева), так называемый "пресный" лес, росший в низинах, считался менее пригодным. Причина тому не только в отменных строительных качествах боровых пород деревьев (толщина и длина бревен, их прямослойность, смолистость, а следовательно, прочность, легкость обработки и т.д.), но и в их безвредности (экологической чистоте — сказали бы мы сейчас) для здоровья человека. А.Т. Болотов, например, писал, что если строили жилье из березы, то у людей, как правило, возникали сильные головные боли, тошнота, а иногда даже вылезали волосы на голове.
Изба строилась из крупных, до трех саженей длиною (ок. 6,36 м) круглых бревен, которые по четыре соединялись в четырехугольник — венец. Воздвигая венец на венец, строители делали остов или сруб дома, который у двух противоположных стен с высотою постепенно, уменьшаясь в длине, сводился на нет, образуя основу для возведения двускатной крыши. Иногда крышу делали "костром", то есть четырехскатной. Изба нижним венцом (самым мощным, сделанным из толстых бревен, иногда дубовых или лиственичных) опиралась на низкий фундамент, деревянный (например, из вкопанных пней) или каменный. Изба имела деревянный пол из полубревен или тесаных толстых досок. Сам пол, а соответственно и жилье располагались либо близко к земле (и даже на земле), либо на довольно большой высоте. И. Георги замечает: "Избы большей частью строятся высоко, около сажени от земли и имеют подполья или подвал, род кладовых или погребов теплых для поклажи запасов съестных и других". В одном из описании по Тверской губернии встречается прямое подтверждение этому: в Краснохолмском у. крестьяне в такие подполья "на зиму ставят квас, капусту и грибы".

Всякая избушка своей
кровлей крыта

Конечно, для разных районов конструкции избы и подполья были разными. В топографическом описании Севера России отмечается, что, в частности, в Холмогорском у. "избы не равныя (то есть разной величины, — Л. М.), не высоки, но широки, с подпольями..." "Широта" избы, видимо, означала большую, чем обычно, жилую площадь, а обширные высокие подполья хорошо известны нам по более поздним, сохранившимся от XIX в. крестьянским постройкам.
Наличие в избах высоких подполий подтверждается документами XVIII века, в частности по Владимирской губернии. Наблюдатель отмечает здесь основную тенденцию в архитектуре крестьянских изб: "Главное ныне (речь идет о 80-х годах, — Л. М.) при построении оных (то есть крестьянских домов, — Л. М.) украшение состоит в высоте избы". В Тверской губ. почти всюду крестьянские избы также строились с высокими подпольями (Кашинский у., Корчевский у., Краснохолмский у., Весьегонский у., Вышневолоцкий у., Осташковский у., Новоторжский у., Зубовский у.). В Бежецком у. высокие с подпольями избы строились в лесных местах, ближе к Вышневолоцкому и к Тверскому уездам, а около самого Бежецка принято было строить невысокие избы, хотя также имеющие подполья. Наоборот, в Ржевском у. возле города строили высокие избы с подпольями, "а в прочих местах — низкия". Невысокие избы преимущественно строили в Тверском, Старицком и Калязинском уездах (в последнем даже изб с подпольями было мало). Видимо, такова была давняя традиция, сложившаяся под влиянием чисто местных условий.
Внешне высокие крестьянские избы с подпольями воспринимались как двухэтажные. У. Кокс писал, например, что "в двухэтажных (избах, — Л. М.) низ служил кладовой".
В южных безлесных районах дома русских крестьян были и тесны, и низки. А.Т. Болотов отмечал, что в степных местах зимою "к дворам прибивает такие субои, что прямо с улицы можно въехать в санях в избу". Конечно, это возможно было не только за счет высоты "субоев", но и в силу того, что сами избы были низкими, летом в них было даже сыро ("низкие избы, навоз, лужи и болота под окнами"). Подполье в такой избе нередко было ниже уровня земли.

Что такое горница?

Русская изба, как правило, состояла из одного "покоя", или помещения. У. Кокс, проехавший в 1778 г. из Смоленска в Москву, а из Москвы в Петербург, отмечал: "В редком доме было два покоя". В этом случае возможно, что изба была "пятистенной", то есть с длинной передней стороной избы величиною в два бревна и врубленной бревенчатой перегородкой внутри дома. Эта перегородка соединяла два сруба (см, рис. 22).

Иногда крестьянский дом имел не только собственно "жилую избу", но и холодную горницу, отделяемую от теплой избы сенями. Об этом пишет И. Георги, отмечая в доме "светлицу" (или горницу) и "стряпущую" (или "поварню"), которые "разделяются сеньми". Здесь "поварня" — это жилая изба. О том, что холодная горница расположена "чрез" сени, — сообщает и наблюдатель по Владимирской губернии. В некоторых районах холодные горницы были частым явлением. Так, в описании Клинского у. Московской губ. отмечено, что избы строят "с холодною горницею или сенником для поклажи всякой рухляди". Если горница это сооружение из бревен, то есть рубленое помещение с окнами, то "сенник" — сооружение, видимо, более легкое, "дощатое". В Волоколамском у. той же губернии "чрез сени поставлены вышки для клажи платья и прочаго крестьянского прожитка". Под вышкой здесь имеется в виду та же холодная горница, построенная на очень высоком подклете. Поэтому ее окна были заметно выше окошек жилой избы (отсюда и название "вышка").

Чулан — другая изба.
Без ухожей не дом,
а булдырь

Однако часто за сенями строили просто клеть (бревенчатый чулан, кладовую). Так, от наблюдателя по Бронницкому у. Московской губ. узнаем, что "пред избою — сени и клеть, за клетью — навесы и для скота клевы (хлевы, — Л. М.)". В Воскресенском у. той же губернии строение состоит "из черной избы и сеней, против коих находятся клети... "
Подчеркнем, что и клеть и холодная горница — это элементы двора. Вся эта комбинация сооружений позже, в XIX в., именовалась "связью", так как могла быть под единой крышей (изба + сени + клеть, или изба + сени + горница, или изба + сени + сенник. См. рис. 20).

Двором жить —
не лукошко шить

Принадлежность клети (или вышки, или горницы, или сенника) двору особенно четко видна из описания дворов Тверской губ. Так, в самом Тверском у. "дворы строят не весьма пространными с холодною горницею или сенником, для поклажи всякой рухляди". По Кашинскому у. отмечены "дворы, построенные с холодною горницею для поклажи всякой рухляди". В Зубцовском у. "дворы делаются просторные, на коих ставится горница или сенник, омшанник и другия разныя перегородки". Заметим, что часто холодная горница и омшанник, служащий для разных целей, в том числе и для зимовки мелкого скота, совмещались в одном срубе. Так, наблюдатель отмечал, что в Краснохолмском у. "подле избы делаются сени, а против нея клеть, или горница, где лежит всякое платье. Внизу, под клетью — омшанник, где также держат квас, "буде подполье холодно". Вместо горниц сенники отмечены по Весьегонскому и Ржевскому уездам Тверской губ.
В северных районах холодные горницы, как элемент двора встречались, видимо, реже ("горницы — изредка").

Русская печь

По расположению печи русская изба в XIX в. и, по всей вероятности, в XVIII в. имела четыре типа внутренней планировки: северно-среднерусский, восточный южнорусский, западный южнорусский и западнорусский (см. рис. 21).

Первый тип был широко распространен на русском Севере, в Центре и Поволжье. Второй тип бытовал в Тамбовской, Воронежской губерниях, на востоке Тульской и Орловской губерний. Третий тип господствовал на основной территории Орловской и Курской губерний, а также на юге Калужской губернии. Наконец, четвертый тип был принят в Псковской и на юге Новгородской губернии, хотя отчасти встречался и в ее северных районах (этот тип по сути совпадает с так называемой белорусско-украинской планировкой).

Печь нам мать родна

В центральных районах России печь стояла в правом углу от входа. И. Георги называет ее "очень большой". Соответственно пространство перед устьем печи вплоть до фасадной стены избы называлось собственно "стряпущей" или "поварней" ("варильней"). Строили печь на отдельном фундаменте, чтобы печь не покосила избу. Как правило, он представлял собой небольшой сруб, набитый песком, камнями, кирпичом и т.д. Печь сооружалась либо из кирпича, либо из особо прочной глины. Судя по одной из зарисовок А.Т, Болотова, низ печи составлял довольно мощное подпечье с полым внутри пространством, имеющим выход в поварню. Устье печи размещалось довольно высоко и имело большой шесток, составлявший единую плоскость с подом печной топки. Передняя стенка печи, имевшая арочное отверстие топки, называлась челом. На высоте примерно двух метров или несколько ниже печь завершалась плоской поверхностью, в которую иногда встраивалась лежанка. Бывали печи, весь верх которых использовался под лежанку. Г.Г. Громов полагает, что в XVIII в. у верха печи был специальный дощатый настил, на котором спали. Настил этот опирался на угловые брусья-опоры. А.Т. Болотов подтверждает широкое распространение в XVIII в. не только кирпичных, но и глиняных печей. "Я могу, — пишет он, — из собственной своей и многолетней опытности смело утверждать, что глиняный печи прочнее и лучше деланных из кирпича и каменьев... Наконец ... и самыя отчолки нет ни малой нужды делать и сводить из кирпичей, а можно и их по сделанным из дерева дугам и кружалам поделать из той же глины и обгоревши будуть столь же хороши, как лучшия своды".

Всего дороже честь
сытая, да изба крытая

В XVIII в. в русской крестьянской избе появился потолок. Раньше его не было, и пространство внутреннего помещения избы уходило под самую крышу.

Чтобы в избе было тепло, в такой ситуации крышу делали особо прочной и не пропускающей холод. Часто крыша имела в основе берестяное покрытие (для этого широкие полосы бересты долго варили в воде, пока они не становились эластичными и прочными). Сверху, на крыше, сооружали плотное соломенное (из ржаной соломы) покрытие. Реже (у богатых крестьян, однодворцев и т.п.) крыши покрывались тесом или дранью (широкой и длинной щепой). В России были районы, где таких добротных покрытий было много. Так, в топографическом описании по Тверской губернии 1783—1784 гг. специально отмечено, что в Корчевском у. "крестьянское строение хорошо (а обычная оценка "посредственно", — Л. М.), крыто по большей частью тесом или дранью". Крестьянские избы "кроются по большей частью дранью" в Весьегонском и Осташковском уездах. В Московской губ. в большинстве уездов тесом и дранью крыли крестьянские избы лишь в некоторых местах (в Московском, Рузском, Серпуховском, Звенигородском, Клинском и других уездах). В Воскресенском у. избы крыли тесом в селениях на больших дорогах и частично в селениях государственных крестьян. В Коломенском у. крестьянские избы крылись дранью в селениях, "близ лежащих к городу".
Иногда на крышу насыпали слой земли (чаще это делали на хозяйственных постройках).

Топка избы
и появление потолка

Традиционно изба топилась "по-черному", то есть дым из устья печи выходил ("курился") прямо в помещение избы и только потом через отверстия в крыше (специальные деревянные трубы — "дымники") и в стенах (через окошки) выходил наружу.

В описании по Архангельскому уезду прямо отмечено, что "печи в прежних (то есть старой постройки, — Л. М.) домах черныя и с деревянными трубами", то есть "дымниками". Топка по-черному была непосредственно обусловлена суровыми природно-географическими условиями: долгая и морозная зима, холодные осенне-весенние погоды. Такой способ топки печи, даже при открытых дверях и окнах, быстро нагревал помещение при сравнительно небольшом расходе дров. Неудобства, связанные с этим способом топки, сказывались не столь ощутимо, так как нижний уровень дымового слоя во время топки избы в помещении без потолка был на довольно большой высоте и позволял находиться в избе. К тому же дым постоянно дезинфицировал помещение, сводя к минимуму число тараканов, сверчков и т.п.
Но вот в XVIII в., главным образом во второй его половине, в деревенских избах стал появляться потолок. О потолках в избах русских крестьян как об обязательном элементе конструкции дома пишет С.В. Друковцев. Приурочивая по обычаю к ноябрю месяцу крестьянские работы по ремонту избы, он замечает: "Крестьянин должен осмотреть свою избу, пол и потолок сколотить (то есть поправить, — Л. М.). Во всякой избе должно быть три перевода, чтобы потолок не гнулся". "Переводы" — это балки, опирающиеся на стены сруба избы. Сам потолок составлялся из тонких бревнышек или полубревен. Сверху щели замазывались глиной, закрывались сухим листом и т.п. О потолке как обычном элементе крестьянской избы пишет И.И. Лепехин. Сетуя на высокую опасность возникновения в деревнях пожаров, ученый восклицает: "Вообразите по надызбицам (то есть чердакам, — Л. М.) развешанные кудели, изсохшие веники и другие удобно загориться могущие припасы..." О заполнении крестьянских чердаков льном, пенькой, пряжей, соломой, прутьями, деревянной стружкой и даже сеном также пишет и А.Т. Болотов. Конечно, раньше все это тоже висело на шестах в верхнем пространстве избы, не имеющей потолка. Теперь же внутренность избы стала много опрятнее, и, конечно, в избе стало намного теплее (даже жарко!).

Дымно, да сытно

Вместе с тем с появлением потолка резко снизилась комфортность помещения во время топки печей. Дым стал стлаться чуть ли не до самого полу, находиться в нем во время топки было трудно. Эта типичная ситуация описана, в частности, в мемуарах А.Т. Болотова. В одной из поездок в свои шацкие деревни он замечает: "Самая избушка, в которой мне надлежало жить... по несчастию встретила... нас дымом... в избу за дымом войтить было не можно..." Сами же крестьяне, видимо, "к тому и привычны", хотя, конечно, и для них дым был "сверх беспокойства..." В Тверской губернии во время топки, пользуясь отсутствием людей, хозяйка даже вводила в избу дойную корову и мелкий скот. "В избах их, — пишет наблюдатель по Старицкому у., — бывает во время топления печей дымно и хладно, а притом весьма нечисто по причине, что во время топления кормят в избе скотину, и что б(ы) дым выходил, отворяют все окошки и двери. После обеда, когда печь истопиться, скотина накормиться, тогда выметают избу, закрывают окошки и в избе становится жарко". Видимо, подобный обычай был не только там, где были черные избы. Как уже говорилось, русские крестьяне кормили ценный скот главным образом в избе ради того, чтобы корм не остыл, что считали очень важным для здоровья животных.
Дым в черной избе нещадно коптил стены и потолок дома. И. Георги пишет, что "избы столь закопчены, что походят на агатовыя". И.И. Лепехин упоминает о "черной и от дыму изсохшей крестьянской хижине" .
Особенно неуютно выглядела черная изба там, где, за неимением дров, топили соломой. В южных районах с исчезновением леса практика топки избы соломой становилась все более распространенной: "Во многих местах у нас деды топили дровами, а ныне внучаты соломкою или пометом топить начинают", — горько замечает И.И. Лепехин. Об одной из таких изб в Козловском у. очевидец пишет: "...вошел я в избу и обогревшись увидел, что потолок и стены покрыты были не токмо сажею, но оная всюду висела бахромами... от тово, что... дровиц нет и принуждены топить соломою и собираемым бурьяном или толстобылою соломой ".
Конечно, опрятные хозяйки постоянно обметали потолки твердым голиком, скоблили стены, следили за чистотою устья печи, состоянием пола и т.д.

Появление
"белых" изб

С распространением потолка в XVIII в. (а может быть, наряду с этим) в практику постепенно входит топка "по-белому , то есть стали все шире распространяться печи с дымовыми трубами, выходящими на крышу. Этот процесс во второй половине века нарастает несмотря на то, что топка побелому требовала гораздо больше дров. В частности, по инструкции П.А. Румянцева, на каждый покой, где была печь, требовалось в год 24 м3 дров, и речь здесь идет о топке по-белому. Значительное распространение "белых изб" среди крестьянства России подтверждают и исторические источники. Так, в Холмогорском уезде Архангельской губ. в 80-х годах XVIII в. были "в избах у многих печи с выкладными из кирпичей трубами, а у иных — простые" (курсив мой, — Л. М.).

В описании собственно Архангельского у. подчеркнуто, что черные избы — это старые, прежние дома, а ныне довольно с трубами, кирпичем выкладенными". Для новгородских земель, ближайших к большой дороги из Москвы в Петербург, англичанин У. Кокс отмечает, что здесь "крестьяне жили с большими удобствами... курные избы почти не встречались". В Московской губернии, пожалуй, только по Клинскому у. наблюдатель отмечает, что "во многих же селениях делают печи с трубами". В Московском, Волоколамском, Дмитровском уездах избы с трубами делают лишь "в некоторых местах", "в некоторых селениях", "у некоторых". В Серпуховском у. белые избы бывают в экономических (бывших монастырских) селах , также и в
Воскресенском у. белые избы выстроены "на больших дорогах и частию в селениях казенного ведомства". В Рузском у. "бывают и белые избы". По двум уездам Московской губернии наблюдатели сделали четкий вывод: "избы... без труб", "домы имеют без труб" (Никитский и Верейский уезды).
Видимо, в первую очередь наблюдение И. Георги о бытовании в России не только запущенных неказистых деревень с черными избами, но и деревень, которыми можно гордиться, относится прежде всего к Центру России, к районам развитых промыслов и отходничества ("есть целыя деревни, в коих домы каменныя или деревянныя, с таким вкусом выстроенные, какое редко и в самой Немецкой Земле найти можно").
Составители топографических описаний отмечали в Нижегородской губернии чистоту изб, где топили по-белому", и, наоборот, неопрятность в "черных" избах. Так, в Сергачском у. "живут нечисто", избы содержат черные, в Перевозском у. "живут нечисто, избы черные", в Лукояновском у. "живут весьма дурно, в черных избах". Все это преимущественно южные безлесные районы. И, наоборот, в Нижегородском у. "народ живет с отменною чистотою, ибо в избах их видима белизна". Вероятнее всего, это объясняется наличием печей с трубами. В Княгининском у. "живут порядочно, соблюдают чистоту". В Васнльском у. "живут с некоторою чистотою, сохраняя в домах своих белизну". В Гороховском у. "живут очень чисто". В Семеновском у. "живут хорошо и в домах своих соблюдают чистоту". Все это не только районы, богатые лесом, но имеющие развитые крестьянские промыслы, отходничество, что являлось источником крестьянских приработков, дававших возможность постройки белой избы. Конечно, такие районы были и на юге губернии. Скажем, в Ардатовском у. "живут в домах чисто и содержат белизну", а в соседнем Арзамасском у. "народ... живет не такою уже чистотою, как в Нижегородском округе... избы содержат черные".
Итак, в нечерноземных районах, особенно там, где развивались крестьянские отхожие промыслы, топка изб по-белому охватывала довольно большие массы крестьянского населения. Во всяком случае, по приволжскому Нерехтскому у. Костромской губернии, где было сильно развито ткачество, наблюдатель прямо отмечает: "Строение изб большею частию с трубами". По Владимирской губ., где также были широко распространены ткацкие промыслы и развивались крестьянские текстильные мануфактуры, наблюдатель также отмечает: "Печи во многих местах делают белыя с трубами, а прочия без труб".
Та же тенденция, хотя и нечетко, видна и в характере отопления крестьянских изб Тверской губернии, где население активно занималось промыслами. В Вышневолоцком у. "труб... кроме большой Санкт-Петербургской дороге и по (реке, — Л. М.) Мете (где шла трасса Вышневолоцкого канала, — Л. М.) мало делают". В самом Тверском уезде "во многих селениях делают печи с трубами". В Зубцовском у. "печи большею частию с трубами", в Старицком у. "избы невысокие, печи с трубами". В остальных уездах печи с трубами редкость (в Кашинском у. избы "большею частию без труб", в Краснохолмском у. "трубы... у редких", в Осташковском у. "изб с трубами... мало", в Корчевском у., где избы очень хороши (с тесовой крышей и т.п.), лишь "у некоторых" были печи с трубами, в Калязинском у. "печи большею частию без труб"). Наконец, в Бежецком, Весьегонском, Ржевском уездах крестьянские избы были только курными, т.е. печи были без труб.

Черные избы —
агатовые стены

Как уже говорилось, в южных безлесных районах России топили печи соломою и, конечно, "по-черному", экономя топливо. Так, наблюдатель по Пензенской губ. отметил, что в Пензенском, Саранском, Мокшанском, Чембарском и других уездах крестьяне живут в черных избах (по Чембарскому у.: "печи топят соломою", по Саранскому у.: "степные поселяне — в черных избах" и т.д.).

Однако отсутствие леса сказывалось не только на топке по-черному и на характере топлива (солома, бурьян, кизяк и т.п.). Отсутствие леса имело следствием массовое распространение строительства очень маленьких, тесных, имевших убогий вид хижин крестьянских домов. И. И. Лепехин, проезжая Курмышский и Алатырский уезды Нижегородской губ., отмечал не только топку по-черному, но и этот убогий вид крестьянских жилищ. Здесь были богатые черноземы, дающие высокий урожаи, обеспечивающий крестьян хлебом. "Однако между ними бедность наиболее глазам представляется. Причиною тому безлесныя места... Не можно без сожаления смотреть на бедныя их хижины, на безприют их скота в ненастливыя погоды..." Общий вид такого строения можно представить по описанию А.Т. Болотовым домика в степных краях, где он квартировал одно время. "Избушка с небольшим только в сажен (то есть, видимо, шириною около 2,5—3 м, — Л. М.), закопченная не только снутри, но и снаружи... Двери вышиною немногим более аршина" (то есть 72—100 см, и влезать в избушку нужно было чуть ли не ползком, — Л. М.). (В Центре России в избах двери были немного выше, но также приходилось входить нагибаясь.) Далее А.Т. Болотов пишет: "Печь занимает собою большую часть избы, из худых не последняя, заслонка деревянная... Пол хоть воском натирай, так гладок... Стол у нас изрядной с пузушком... Пузо его составляет у нас шкаф или хранилище как хочешь назови... ибо полочки не важивались" . В избе находилась широкая скамья "коник , на которой спал хозяин, и две лавки высокие: "ногами до земли не достать". В избе "потолок наш таков: ...ежели б сметать всю ту крупную и черную дрянь, которая с него на постели и на все места навалится, то думаю, — пишет А.Т. Болотов, — что с доброй бы гарнец набралось" (то есть объемом с нашу трехлитровую стеклянную банку, — Л. М.). Автор "Деревенского зеркала" подчеркивал, что "в низеньких тесных избах часто живут, особливо зимою, целыми семьями, и такие избы редко или совсем не проветриваются".
Причина распространенности во второй половине XVIII в. тесных низких изб в степных регионах в массовом уничтожении лесов промышленниками — владельцами винокуренных заводов. А.Т. Болотов, имея в виду винокурение, писал: "Нигде не было сие так ощутительно, как в провинциях безлесных и лежащих от Москвы к югу... не можно изобразить, какое великое множество наипрекраснейших рощей и заказов, заводимых еще дедами нынешних жителей и многие десятки лет с великим рачением береженых и могущих целую сотню лет продовольствовать собою многих, переведено и искоренено при сем случае... а сколько претерпела главная Тульская государева засека и в тамбовских местах государев ценной лес, составляющий собою... государственный сокровища, о том и упоминать нечего... цена на лес час от часу поднималась и дороговизна оному, а особливо строельному, сделалась так велика и несносна, что все стали кричать и вопить..."
В 1785 г. в Фатежском у. Курской губ., куда лес привозили из Брянской округи, десяток трехсаженных бревен (длиною около 6,36 м) стоил 7 руб., а десяток половых трехсаженных досок — 23 руб., тес той же меры — 25 руб. На севере Курской губ., куда лес шел из Орла, он несколько дешевле: сотня бревен длиною в 8 аршин (5,76 см) стоила 25 руб. Но в то же время половые доски этого размера — 61 руб. за сотню. В то же время в Краснохолмском у. Тверской губ. сотня девятиаршинных бревен стоила 13—14 руб., в Вышневолоцком у. сотня бревен той же меры продавалась по 10 руб., а сотня пятисаженных бревен (около 15 аршин) — 25—30 руб. В Калязинском уезде готовый сосновый сруб избы стоил от 18 до 30 руб. (еловый — 15—20 руб.), а в южных безлесных местах деревенский дом нормальной величины мог стоить не менее 100 руб. В конце XVIII в. в своем "Деревенском зеркале" А.Т. Болотов писал: "Деревянное строение дошло уже в малолесных местах до того, что крестьянская изба без других пристроек сотню рублей стоит". А ведь это составляло огромную непосильную сумму даже для небедного крестьянина. Из-за дороговизны леса крестьяне "для нескольких бревен принуждены ездить верст за 100 и больше".

Лишь наиболее состоятельное население степного юга России могло строить нормальные избы. Правда, это уже были не срубные постройки, а мазанки из плетей и глины. В первую очередь эти просторные дома стали строить однодворцы. И.А. Гильденштедт отмечал, в частности, что они "уже не живут (речь идет о 70-х годах XVIII в., — Л. М.) в курных избах, а строят свои избы на малороссийский лад с печами, снабженными дымовыми трубами". В отличие от украинских домов, где был земляной пол, в домах однодворцев пол был дощатый. Заметим при этом, что быт и одежда воронежских крестьян оставались великорусскими. В 1773 г. А.Т. Болотов отметил, что в Шацком уезде переведенцы из Епифани и Козлова "поставили домики себе изрядные и дворы их были несравненно лучше старинных степных наших олухов". По дороге в Шацк в одной из своих поездок он ночевал в однодворческом селе Коптево, где у хозяина "светличка была... беленькая", то есть топилась по-белому. Видимо, в тех селах, где были богатые дома однодворцев, топка по-белому была обычной. А.Т. Болотов в путевых заметках отметил одно из таких сел однодворцев — Лысые Горы под Раненбургом. В селе было около 4 тыс. душ мужского пола (то есть около 8 тыс. человек), и "все домы у них крыты дранью", а не соломой, что было признаком богатого дома. В домах такого типа "печь хотя и была русская из кирпичей, однако известкою выбелена, с наклонным на шестке колпаком или отвесом, чтоб дым из чела в избу не валил, а проходил весь в трубу".

Что такое
"красное окошко"?

 В русской крестьянской избе в XVIII в. Все чаще стали появляться "красненькие окошки взамен окон старого типа ("волоковых").

"Волоковое окно" — это продолговатое отверстие, образуемое путем вырубания его в стене сруба. Обычно оно было высотою в бревно, хотя образуется оно из вырубок по полбревна в обоих смежных бревнах сруба, О волоковых окнах речь идет в описании домов Архангельской губернии Шенкурского уезда: "окна узкие, в них окончины стекляные и слюдяные". Часто волоковые окна закрывались просто доскою, укрепленною в пазах. Доску "волочили'' туда или сюда, открывая или закрывая окно: "У нас в избушке все поползушки".
"Красным" окно называлось, пожалуй, оттого, что оно было несравненно лучше волоковых и имело настоящие рамы — "окончины" со стеклами. К тому же оно часто украшалось. В Холмогорском у. такие окна были "чистою смолою и красками выкрашенный". Красные окна были таковыми и потому, что располагались к тому же в передней стене избы. И. Георги пишет: "Окон в избах к большому или переднему углу бывает по два, от полуаршина (ок. 30 см) до полутора (ок. 1 м), с стеклами, вставленными в рамы. Да одно перед печью, в полы против тех (то есть вдвое меньше, — Л. М.), и одно подле печи (сие часто без стекол, а только что закрывается небольшою доскою, для того приделанною)". Последние два окна, описанные И. Георги, были, видимо, волоковые. Во Владимирской губ. в селах на больших дорогах в крестьянских избах на улицу выходило и по два, и по три красных окна. По всей Московской губернии "построение домов... состоит из избы, которая построена переднею стеною на улицу с двумя небольшими волоковыми и одним красным окошками" (данные по Бронницкому, Никитскому, Звенигородскому, Дмитровскому, Рузскому, Можайскому, Серпуховскому, Подольскому и другим уездам). Для уездов Тверской губернии мы можем лишь фиксировать отсутствие в крестьянских избах красных окошек или практики их устройства. Здесь лишь "имущие и в промыслах упражняющиеся крестьяне строят избы с красными окнами, а в некоторых местах и печи с трубами". Причем, наблюдатели здесь приметили довольно ощутимую сопряженность топки по-белому и наличия красных окошек.

Так, по Тверскому у. отмечены печи с трубами, "избы с красными окошками", в Зубцовском у. печи "большей частью" с трубами, а "избы с красными окнами". Там, где мало и редко встречаются печи с трубами (Кашинскин, Корчевский, Осташковский, Краснохолмский, Калязинский уезды), редко и мало встречаются избы с красными окошками. Наконец, в Ново-торжском у. избы с красными окнами были "у редких", хотя печей с трубами не было. В Старицком у., где избы имели печи с трубою, красные окна делали мало. В Ржевском и Бежецком уездах избы были черные и без красных окон. В Вышневолоцком уезде избы с красными окнами, как и печи с трубами, встречались в избах по Санкт-Петербургскому тракту и реке Мсте.
Красные окна были очень небольшими, длина их косяка, то есть боковины коробки окна (отсюда их иногда называли "косящатыми"), чаще всего достигала 30—70 см. Конечно, они были больше волоковых. Англичанин У. Кокс отмечал, что в избах новгородских крестьян "окна были не такие крошечныя , как волоковые, т.е. речь шла о красных окнах.
Расположены были красные окошечки высоко от пола. На гравюрах того времени видно, что окна чаще были на уровне плеч человека, то есть в окно выглядывала лишь голова. Вполне возможно, что в таких случаях при топке печей по-черному дым мог выходить и из этих окон, а нижний уровень слоя дыма тем самым повышался, что создавало больше удобств в доме во время топки.

Где оконенки брюшинны,
тут и жители кручинны

Крайне ограниченное число окон создавало вечные сумерки в избе, но тем самым изба была теплее и экономилось топливо.
В степных районах красные окна имели, по-видимому, одну окончину, а не двойную, как обычно, притом не всегда со стеклами. А.Т. Болотов пишет о степной избе, где он квартировал, что у красного окна "...вместо окончины натянута кожуринка какая-то на лучок". В Поволжье, возле Саратова, И.И. Лепехин отметил, что в белых избах тамошних жителей оконницы были "из требушины коровьей, из сомовой или белужей кожи". В более северных районах окончины зимою были двойные. С.В. Друковцев, например, наставлял помещиков следить за крестьянами, чтобы окончины были двойные, светлые и плотные, "дабы... ветер и стужа проходить не могла".

Жилья с локоток,
а житья с ноготок

Ограниченность пространства избы заставляла крестьян иметь в помещении лишь крайне необходимые вещи. У. Кокс всюду отмечает в домах лавки по стенам, деревянные столы, глиняные горшки на палках и т.п.

И. Георги пишет, что "в избе около стен деревянные прилавки или скамьи на деревянных ножках... К переднему углу избы находится длинный деревянный стол. А в углу, на стене изображения или угодников божиих, почитаемых российскою церковью, или же лик Спасителя и Богоматери на полках... К полкам прикреплены восковыя свечи..., а инде лампады с деревянным маслом". У. Кокс всюду видел "по средине избы" лампаду, сосуд со святой водой и, конечно, "иконы, грубо писанныя на дереве". Есть упоминания и о наличии в крестьянских избах стульев. В описании Владимирской губернии обращается внимание на то, что лавки и полки часто украшены фигурными вместо карнизов досками. На полках стояла разнообразная утварь: деревянные блюда, чашки и ложки, ножи, плошки глиняные, глиняные мисы, деревянные кружки (вместо десертных тарелок), чаши, глиняные горшки, железные сковороды и другая поваренная и столовая посуда. В самой поварне стояла на полках, лавках и полу кухонная утварь, молочная посуда (крышки, кувшины), ведра, кадки. Иногда бывала у крестьян медная и оловянная посуда (не для кислых блюд!).
Вещи, в том числе одежда, часто висели в самой избе на стенах и шестах. Шесты, видимо, были элементом старой конструкции дома, где не было потолка. Вещи хранились и в холодных горницах, клетях, сенниках, в сундуках и поставках с веревочными рукоятками. "Некоторые к тяжелым сундукам приделывают колесцы или широкия полозы, как у саней". Разумеется, такие элементы обстановки были лишь у богатых крестьян. У бедных немощных крестьян было иначе. Бедный крестьянин имел "мало рубах и один кафтан. "
В русской крестьянской избе в страшной тесноте жили, как правило, 8—10 человек. Так было, в частности, в большинстве уездов Тульской губернии. В одном из вариантов топографического описания этой губернии 1780 г. есть точные цифры числа жилых изб в уездах. Соотнеся эти данные с числом душ мужского пола, можно более или менее точно установить населенность этих изб (принимая женскую половину населения примерно равной мужской). Такие данные охватывают как помещичьих, так и государственных крестьян. Сделанные расчеты показали, что в Тульском, Каширском и Чернском уездах на крестьянский дом приходилось 4,8—5,0 душ муж. пола или 9—10 чел. обоего пола. В Крапивенском, Белевском, Епифанском, Веневском и Алексинском уездах — 4,0—4,5 душ муж. п. или по 8—9 человек на дом. А в Новосильском и Богородском уездах по 5,6 души муж. пола или по 11 человек на дом. По Московской губернии мы располагаем более точными данными на 1787 год. На крестьянский дом в Московском у. в среднем приходилось 6,45 души обоего пола (чел.). Это, видимо, наиболее комфортные условия жилья. В Воскресенском, Никитском, Богородицком, Клинском и Дмитровском уездах 7,37—7,77 чел. В Подольском, Волоколамском, Рузском, Бронницком, Коломенском, Верейском и Можайском уездах 8,14—8,68 чел. Наибольшая скученность была в Серпуховском и Звенигородском уездах (9,14—9,87 чел.). Тот же очень высокий уровень плотности населения в жилом помещении отмечают наблюдатели по Тверской губернии. В Зубцовском, Краснохолмском, Вышневолоцком, Осташковском и Ржевском уездах в одном доме живут по 2 семьи. Если на среднюю семью приходилось 4 человека, то 2 семьи составят 8 человек. В Старицком, Тверском, Кашинском, Корчевском в одном доме "живут по большей части две семьи". Наибольшая скученность была в Бежецком и Весьегонском уездах, где в одном доме жили "по две и по три семьи", т.е. до 12 человек на избу. Разумеется, часть крестьян (прежде всего зажиточные, часть дворцовых, государственных крестьян) жила в лучших условиях. Но так было далеко не везде.
Составители топографических описаний по северу России (Архангельская губ.) практически дают те же сведения и по государственным крестьянам. В Шенкурском уезде, например, "в одной избе от 6 до 10 человек и более живут".

В головы кулак,
а под боки — и так

В связи с этим самая острая проблема в избе — место для сна. Разумеется, в условиях крайней тесноты о кроватях не было и речи (исключения, конечно, были).

Спали на лавках и прилавках. Стоящие в красном углу избы лавки — "коники" были специально рассчитаны для сна. Спали, конечно, и на печи, но главным образом старики и дети. Условия в избе были очень неблагоприятными для всех, особенно для детей. Наблюдатель по Тверской губернии отмечает: "Зимою все генерально страждут кашлем и простудою: неминуемым следствием их образа жизни в черных избах, в коих по утрам бывает очень холодно, а по вечерам и во всю ночь чрезвычайно жарко". Дети же спали, как правило, нагими (тот же автор подчеркивает "суровое детей в черных избах и почти без всякой одежды содержание") и, разумеется, часто простуживались. Взрослые простуживались еще и из-за того, что по ночам из "необычайного жара", "вспотевши, выходят из избы неодетые, подвергаясь припадкам, происходящим от простуды"*1*.
Поиск более комфортных условий для сна привел к тому, что в избе исстари устраивались под потолком возле печи (где изба остывала меньше всего) специальные настилы-полати. Это было основное место сна для семьи. И. Георги писал: "Под потолком, подле печи палати для обнощевания семьи". Живописную картину ночной крестьянской избы, полной заночевавших гостей, дает У. Кокс. Особенно поразили его воображение свисающие с полатей руки, ноги и даже головы спавших на полатях людей. "Нам, — писал У. Кокс, — никогда не видавшим подобного зрелища, ежеминутно казалось, что они свалятся на пол". Путешественникам в дороге приходилось спать прямо на полу, где расхаживали цыплята (дело было в начале сентября). Однажды ночью У. Кокса обеспокоили бывшие в избе, топившейся по-белому, свиньи. Он вскочил и при тусклом свете лучины увидел: "В одном углу товарищи Кокса спали на соломе, а неподалеку от них на другом ворохе соломы помещались слуги. Трое длиннобородых мужиков в своих мешковатых одеждах растянулись на голом полу. У дверей одетые женщины дремали на лавке; одна крестьянка расположилась на печи с четырьмя почти совершенно голыми детьми". В дополнение надо упомянуть о душной жаре и отнюдь не приятных запахах, переполнявших избу. На больших дорогах в таких избах на ночь могло собираться до 20-ти человек.

Конечно, это не столь типичная ситуация. Обычно же, как уже говорилось, зимой в избе спало 8—10 человек. Разумеется, спали в одном помещении и мужчины, и женщины, и дети ("нередко в самых первобытных костюмах"). "Российский народ, простолюдины, не заботясь слишком, как чужиестранцы, — писал И. Георги, — о пуховиках или мягких перинах и матратах, но спят без постели, особливо холостые: на полу, на скамьях, подмостках, залавках, кутниках, казенках, на печках — зимою, а летом и на открытом воздухе, подослав соломы или сена и покрыв оную дерюгою, а иногда на войлоке, без подушки или с небольшою (подушкою, — Л. М.), под жидким из дерюги одеялом, а больше под тем же одеянием, в котором днем ходят. Но зажиточныя имеют постели перяные и пуховыя, одеяла теплые для зимы, а для лета легкия, пологи или кровати с занавесками..."
Наблюдения И. Георги подтверждаются местным материалом. В Топографическом описании Краснохолмского у. Тверской губ. читаем, что крестьяне "спят по лавкам и на полу. Старики на печи, старухи — на полатях. Одеваются (то есть накрываются, — Л.. М.) шубами, кафтанами и дерюгами, вытканными из хлопяного холста; употребляют иногда подушки, набитые хлопками (клоками, очесьем льна, — А. М.), и постельники — мелкою яровою соломою". В описании Корчевского уезда той же губернии отмечено, что крестьяне в избах спят на войлоках под дерюгами и на соломе", то есть на соломенных постельниках. В описаниях Тверского у. сказано: "спят на постелях, набитых соломою, а летом сверх того и под пологами". В Кашинском у. "спят на войлоках по лавкам и на полу на соломе".

Хоть лыком шит,
да мылом мыт

Столь стесненные условия жизни диктовали необходимость поддерживать чистоту в доме.
Опрятная крестьянская хозяйка "не токмо стол и лавки очищала, но и пол выскребала до суха и, выкинув сор, курила в избе, зажегши веточку можжевельника, или клала с орех величины смолы на жар". Кроме курения можжевельником, весною и осенью печи поливали на горячий камень "то уксусом, то квасом... чтоб шел пар без пригары и чтоб был здоровой воздух". Летом пол усыпали не только соломой, но и березовыми листками, свежею травою (например, донником), полевыми цветами, "а зимою сухим песком и нарубленным ельником". Конечно, бывало и иначе. На Севере России, например, пол в избе не мыли. Старательная крестьянская женка "детей своих каждую неделю мыла... раза по два и по три... Белье каждую неделю на них переменяла, а подушки и перины часть проветривала на воздухе, выколачивала". Для всей семьи обязательна была еженедельная баня. Недаром в народе говорилось: "Баня парит, баня правит. Баня все поправит". В некоторых краях в бане "вспотев натирались редькой или диким перцем, излечиваясь от простуд". "Ужасно (особливо для чужестранцев) видеть, — пишет И. Георги, — когда россияне, распарясь в бане до красного цвету, выбегают и бросаются в холодную воду, в реку, озеро, купаться или ложаться на снег, которой под ними во мгновение растаевает". Там, где бани располагались далеко от деревни, как это часто случалось в районах южнее Москвы, крестьяне "босоногие, гологрудые, без шапок с полверсты... (шли, — Л. М.) домой с обледенелыми головами и с сосульками на бородах". Даже русский человек XVIII в., пишущий об этом, восклицал: "Смотря на вас, ужас кожу подирает и кажется, что смерть на носу сидит.
Несмотря на то, что такая закалка вела и к осложнениям ("сильнейшим от того горляных и грудных распалений, колик и распадений всей внутренности..."), обычай и необходимость брали свое, и из поколения в поколение русский крестьянин исполнял эти суровые процедуры. Иначе в условиях жилищного уплотнения народ не выжил бы из-за эпидемий, которые в итоге были не столь часты.
Конечно, в рабочее дневное время семья была главным образом в деле, на улице, в поле, во дворе. Даже лютой зимой, "назябшись на морозе то в леску за дровицами, то в пуне за соломою и сенцом или хотьбою за конями и скотиною, да и виль на печку, а после опять с печки на трескучий мороз". Топили жарко, но не все. В черноземных местностях у бедных дров не хватало, "иныя бабы... в холодной избе ставят под сарафан горшок с калеными углями и лишь тогда выполняют нужную работу.

Крестьянский двор

Летом помещения было больше прежде всего за счет холодной горницы, сеней или "пристенка".
Об одной из летних поездок А.Т. Болотов пишет: "Добродушная старушка, хозяйка того дома, предложила нам свои сени, как обыкновенное их летнее обиталище". Конечно, сквозь "неплотные стены" поддувал ветер, и путешественники отказались от предложения.
Непосредственно к сеням или "пристенку" пристраивалось крыльцо, "на которое возходят по лестнице деревянной". Крыльцо обычно было "досчатым", т.е. не имеющим никаких украшений. Но иногда их украшали. Так, наблюдатель по Владимирской губернии отмечает " балясчатые" крыльца деревенских изб.

Двор — что город,
изба — что терем

За избой или рядом с ней располагался двор, имевший в разных районах различное устройство (см. рис. 23).

Русский крестьянский двор по планировке имел несколько типов (1 — крытый двор в однорядной связи, 2 — крытый двор, 3 — полузакрытый двор, или двор "покоем", 4 — двор "глаголем", 5 — двухрядная и 6 — рядная застройка двора, 7 — "круглый" двор).
Первый тип был преобладающим видом постройки во всей нечерноземной полосе, а на Севере был единственным типом русского крестьянского двора. Второй тип имел распространение лишь на южнорусских окраинах, Дону и степном Предкавказье. Третий тип (покоеобразная связь, т.е. в виде буквы "П") преобладал в Среднем Поволжье вплоть до Саратова, а также в Вятской, Пермской и Казанской губерниях. "Глаголеобразная связь" концентрировалась главным образом в междуречье Оки и Волги. Пятый тип распространен в Центральном районе, включая Смоленскую и Калужскую губернии. Трехрядная постройка двора была локализована в западнорусских районах. Наконец, замкнутая связь, образующая своего рода "круглый двор", была преобладающим типом постройки в Смоленской, Калужской, Орловской, Курской, отчасти Тульской, Рязанской, Воронежской, Тамбовской и Пензенской губерниях.
У. Кокс по дороге от Твери к Новгороду обратил внимание, что в изредка встречающихся деревнях "все здания имели продолговатую форму, и к избе неизменно примыкал сарай с навесом". Это был типичный крытый крестьянский двор (видимо, это первый тип). В описании Старицкого уезда Тверской губернии можно прочесть описание двора четвертого или пятого типа: "Дворы их (то есть крестьян, — Л. М.) строятся продолговатыми четвероугольниками — ворота подле избы; напротив избы (то есть зa нею, — Л. М.) ставят холодныя горницы для поклажи своего платья и других вещей; на дворе делается омшанник для мелкой скотины, сарай для крупной. Двор весь покрывается соломою, а для навоза по всему двору стелется солома". Как видим, крестьянский двор в XVIII в. еще не имел бревенчатых стен и выглядел как навес, под которым были помещения для скота и так называемые "разгородки" для крупной скотины. Особенно четко это видно из аналогичного описания крестьянского двора во Владимирской губернии: "...весь двор кругом стараются сколько возможно закрыть [над] хлевами и сараями до самых ворот и до избы драньем и соломою, оставляя к крыльцу небольшое для свету пространство без крышки. А сие делают они более для теплоты скотины зимою". В Краснохолмском у. Тверской губ. летом в крыше двора делали отверстие "для свету , но на зиму все покрывали наглухо. Однако по-настоящему тепло было лишь в омшанниках, где был мелкий скот. "Крупная [скотина] по всю зиму ходит по двору и от стужи много претерпевает".
Ворота были рядом с домом и выходили на деревенскую улицу. Наблюдатель по Владимирской губернии отмечает: "Ворота у них — не последнее украшение, которое составляется из двух претолстых верей, иногда гладко, а иногда резьбою сделанных и накрытых тесом или дранью. В заднюю двора часть делают другия ворота, где у них находится коноплянник, а за оным сажен через 30 от двора — овин и сараи для молотьбы хлеба". Такая организация крестьянского двора и усадебной земли типична. Встречаются отклонения лишь в деталях. Скажем, в Весьегонском у. Тверской губ. "за дворами следуют огороды, на коих ставятся житницы для хлеба; за ними в некотором разстоянии делают овины". В Тверской губ., как и во многих иных районах, овины были расположены близко от крестьянского двора, поэтому частые пожары овинов кончались гибелью всей деревни.
Обилие построек на дворе — один из основных признаков богатства. Это амбар или кладовая, сарай или стойло, "навес или поветь, баня, овин, хлев, птичник и иногда домашний колодец". У бедных это лишь клеть. На севере России эта клеть или чулан была прямо при доме. "Дворы, смотря по количеству скота, бывают тесные и пространные, которые или изнутри или снаружи пристраиваются" (то есть или сзади избы или рядом с нею); "для овец и телят — мшоные хлевы", то есть проконопаченные мхом. В хлевах зимою в этих краях были и дойные коровы. "Прочая скотина стоит и бродит по дворам и улицам, много притерпевает от стужи".
Правда, в южных безлесных краях такого обилия построек на дворе иногда не было и у состоятельных крестьян. А.Т. Болотов, описывая однодворческое село Лысые горы Рязанской губернии, замечает: "Дворы их истинно грех и назвать дворами. Обнесены кой-каким плетником и нет ни одного почти сарайчика, ни одной клетки, да и плетни: иной исковеркан или иной на боку, иной избоченяся стоит и так далее".

Чтоб было дворно
и не проторно

В заключение дадим общую характеристику крестьянского двора на русском Севере. Изобилие здешних лесов создает, как говорили современники, "удобность строить дворы и избы свои высокия и пространныя.

Достаточнейшия из крестьян живут в белых избах, имея печи с трубами. Все же вообще покрывают жилища свои тесом и дранью". "Здесь все дворы покрывают сплошь и делают внутри помост наравне с полом высоких своих изб, разделяя двор, так сказать, в два жила, из которых в нижнем помещен скот в теплых и мшоных хлевах, а в верхнем, в которой находится наружной с улицы въезд (взвоз, — A.M.), сохраняет солому, сено, повозки, земледельческие орудия и всякую крестьянскую збрую". Нетрудно заметить, что это описание типичного крестьянского двора Олонецкой провинции почти полностью "повторяет" конструкцию известного экспоната крестьянской народной архитектуры в Кижах, на Онежском озере (дом Елизарова из дер. Середки, 1880 г.). Описание, приведенное нами, датируется примерно 1785—1789 гг., то есть старше на целое столетие, что дает уверенность предполагать, что перед нами традиция, уходящая в глубь веков.
Между прочим у тверских корел, в частности в Вышневолоцком уезде, дворы в 80-х годах XVIII в. были точно такие же ("внутри над всем двором помосты и взъезд, куда на зиму убирают корм для скота").

Планировка
деревни

Наконец, следует упомянуть, что построение деревень на громадных просторах России было подчинено единой структуре. На пути от Твери до Новгорода У. Кокс писал о характере деревень: "Все они были похожи между собою и состояли из одной улицы". Другой путешественник, И.И. Лепехин, следуя из Петербурга через Москву и далее в Среднее Поволжье также отметил, что "деревни у русских улицами". Впрочем, такая конфигурация поселений не мешала деревне быть по-настоящему красивой. И. Георги пишет: "...есть целые деревни, в коих домы каменныя или деревянные, с таким вкусом выстроенные, какое редко и в самой Немецкой Земле найти можно". На севере России, в частности в Архангельской губернии, крестьяне не всегда сохраняли уличный порядок, а избы были "разсеяны на малые околодки". Свободная застройка встречалась и к югу от Москвы. В том же селе Лысые Горы, описанном А.Т. Болотовым при проезде через г. Раненбург Рязанской губ., не было и следов какой-либо планировки: ...там двор, здесь другой, инде дворов пять в кучке, инде десяток. Те туда глядят, сии сюда, иной назад, другой наперед, иной боком".
Хотя еще при Петре I указом от 7 августа 1723 г. предписывалась общая перестройка деревень по планам, но реализация его была затруднена. Особенно это касалось идеи уравнивания всех усадебных участков, чтобы дома стояли друг к другу на равных, безопасных для пожара интервалах. Но равные участки усадебной земли приходили в противоречие с давней общинной традицией землю под дворы разделять по тяглам (это особенная, очень важная отличительная черта русской передельной общины).

При семи домах
восемь улиц

В 80-е годы XVIII в. в Тверской губернии построенных по петровскому указу деревень было ничтожное количество (несколько процентов). Все деревни уличной планировки были тесными, то есть дворы стояли очень близко друг к другу, а сами улицы были узки и кривы (Вышневолоцкий, Тверской, Ржевский, Осташковский, Кашинский и другие уезды).

Часто и уличная структура нарушалась (видимо, из-за разновременности построек, пожаров и т.п.). В Бежецком у. в деревнях "улицы кривы и не порядочны", в Корчевском у. "деревни... тесны, безпорядочны", в Зубовском у. дворы, построенные не по плану, "сидят весьма тесно и без всякого порядка". Так было во многих районах России. Даже на русском Севере "во всех селениях улицы кривы и уски и жители строят дворы свои, не наблюдая никакого порядка и соотношения к другим". Наблюдатель отмечает грязь на улицах селений. Более того, "дворы строятся тесно, улицы узки и кривы, отчего по веснам и по осеням воздух в селениях бывает нездоровой и производящий болезни". Эту же мысль проводит и автор "Деревенского зеркала".
Само поселение и лежащие вокруг угодья были тщательно огорожены. Наиболее подробно об этом сообщает "Хозяйственное описание Пермской губернии", сделанное Н.С. Поповым в конце XVIII — начале XIX в.: "Каждое селение (а иногда и несколько вместе) во всех уездах ограждается со всех сторон в довольном от него разстоянии огородом из жердей или плетьня вделанным. Сию работу производят все того селения крестьяне, разделя длину городьбы на число душ. Огражденное сим образом пространство называется поскотиною, где разный скот сего селения пропитывается, начиная с самой весны, дотоле, пока находящиеся за поскотиной на нивяных полях хлебы убраны будут в клади и огородятся, как сенные зароды, стоги и скирды остожьем... При редких селениях пространство поскотин соразмерно бывает числу содержимого крестьянского скота; отчего происходит, что в некоторых поскотинах терпит скот почти настоящий голод..." В разных районах России городьба эта была разной. В частности, в районе г. Твери и Вышнего Волочка У. Кокс обратил внимание на множество "деревень, а равно полей и огородов, огороженных деревянными палисадами в 12 футов высоты". Это были гигантские сооружения до трех метров высоты, дававшие полную гарантию сохранности скота.

Разумеется, русские люди, веками жившие в России, настолько привыкли к конструкции своих домов, к устройству двора, что перестали замечать относительность их удобств и комфорта. По существу же даже беглое знакомство с материалами XVIII столетия свидетельствует о том, что великорусский крестьянин всегда жил в крайне стесненных условиях без малейших признаков комфорта. Строительный материал для жилища — это всегда дерево, ибо на кирпичный дом не было средств даже у богатых крестьян. Каменные дома в деревне появились в XIX — начале XX в., и строились они на доходы от промысловой деятельности и в крайне ограниченном количестве. Длина срубных бревен предопределяла крайнюю тесноту в "теплом жиле". А отсюда главное неудобство жизни — отсутствие условий для комфортного ночного отдыха. Не менее важный момент — температурный режим избы. Извечная занятость русского мужика ограничивала возможность заготовки дров. Ручные пилы стали изредка проникать в быт лишь где-то во второй половине века, и заготовка длинных поленьев секирным топором была делом хлопотным. Дрова экономили, и лучшим средством для этого была топка печи по-черному. Как мы видели, малейшие сдвиги в доходах крестьянина (а они в России той эпохи были связаны только с промыслами) тотчас вели к благоустройству его "деревянного жила": появлялись "белые избы, а в них — потолки, у богатых крестьян заводились кровати, подушки, одеяла и т.д.
В целом же анализ жилищных и хозяйственных условий крестьянского быта свидетельствует о сравнительно низком уровне благосостояния основной массы крестьян.
Кроме того, безраздельное господство эфемерных деревянных построек и топка по-черному (не говоря уже об овинах без печей) вели к частым пожарам, к потере всего нажитого годами. Если, скажем, в некоторых регионах Англии основная масса сельских зданий сохранилась с XVI—XVII вв., то в России такого явления не могло быть в принципе. Столь своеобразная черта уклада деревенской жизни отражалась фундаментальным образом на менталитете русского человека.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история