Милов Л. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая. Великорусский пахарь в XVII столетии

Очерк четвертый. ЖАТВА И ХРАНЕНИЕ ЗЕРНА. ЛЕН ДОМАШНИЙ И ТОВАРНЫЙ. КОНОПЛЯ

Бабки, суслоны, крестцы

Основные  зерновые  культуры   (рожь, овес, пшеницу, иногда ячмень) по всей России жали серпами и вязали в снопы (см. рис. 9). "Жнец делает сперва, — писал современник об этих работах в Тверской губернии, — из того же хлеба... пояс и на земле оной расстилает, потом жнет, набирая столько в руку его, сколько захватить может, и таковыя наборочки кладет на пояс до тех пор, покуда не увидит, что сноп полон.

Тогда связывает поясом и ставит на землю колосьем вверх. Снопы, так оставленные, стоят часа два, три, а иногда и до самого вечера. А тогда забирают их и кладут в крестцы". Чисто внешне все это выглядит крайне просто (см. рис. 10). На самом же деле, за каждым движением жницы или жнеца стоит опасность потери зерен. Шанс этой потери А.Т. Болотов видел в каждом жесте: "С какою проворностию захватывает жнец в пясть свою былины. С какою силою срезывает их серпом; как машет срезанными из них, покуда нажнет полную горсть, и с какою силою кладет или паче бросает их в кучку для собрания снопа целого; и сколь многократное и сильное потрясение должны при сем одном случае вытерпеть колосья".. "Посмотрите, как жнец станет вязать сноп и как потом таскать их в кучи и складывать в копны... Посмотрите, не потащат ли бедные снопы не за волосья, а за гузу". Иначе говоря, жатва была крайне напряженной, требующей ежесекундного внимания работой. Сноп обычно был размером в 5 горстей (наборочков).
Во время жатвы готовые снопы в Нечерноземье ставили первоначально в суслоны или бабки. В пределах Архангельской губ. они были в 8, 10 и 13 снопов. В Тверской губ. суслоны, как правило, состояли из 10 снопов (Ржевский, Краснохолмский, Весьегонский, Вышневолоцкий, Осташковский, Старицкий и Бежецкий уезды).

В Тверском уезде и в некоторых уездах Московской губ. (Московском, Серпуховском, Клинском) бабки ставили из 15 снопов.
Из суслонов снопы перекладывали в крестцы (см. рис. 11). В Тверской губ. крестец формировался из сложенных плашмя на поле четырех снопов крестом, где колосья располагались в перекрестье (отсюда "крестец"). Один крест из 4 снопов образовывал нижний ряд, а всего в крестец клали 20 снопов (в 5 рядов) . И этот обычай был всюду: и в Московской, и в Тверской губерниях крестец слагался из 20 снопов. Нижний сноп (двадцать первый) в основе крестца перегибался вдвое и клался к земле огузьями ("вязкою"). В Старицком уезде Тверской губ. крестцы были огромными — в 50 снопов. В целом же в Центральной России в крестец шло 12—14 снопов, то есть он был в 3—4 ряда, сверху крестец покрывали еще одним снопом колосьями вверх. Иногда крестцы именовали копнами. По свидетельству А.Т. Болотова, копны были разных размеров: 1) в 15—17 снопов, 2) в 52 снопа и 3) в 60 снопов.  Если в Подмосковье, как и вообще в Нечерноземье, при жатве сразу же сами жнецы вязали снопы, ставя их стоймя, то южнее Калуги и далее на юг уборка была несколько иной. В. Зуев, в частности, пишет, что "во всем Калужском уезде... сельский образ в убирании хлеба... совсем особливый от московского. Оный различествует не только величиною снопов, которые по большому плодородию несравненно больше, так что два оных едва сильному человеку стащить можно, но и кладкою в копны. Бабы по снятии хлеба серпом раскладывают его по полу, чтоб он сох на земле на воле. Потом его вяжут в снопы и оные кладут крест на крест колосьем врознь". Упор в технологии этого вида сделан прежде всего на сушку колосьев. Поэтому сжатые горсти и снопы долго лежат не связанными, поэтому и крестцы кладутся по-особому, так что два снопа, положенные друг на друга крестом, торчат колосьями наружу.

В большинстве черноземных районов четыре таких огромных снопа вместе с пятым, поставленным "крышей", образовывали копну. В Оренбургской губ. их звали "пятками". Обычно копны стояли недели две для перевяливания попавшей в них травы и подсушки соломы. Однако в той же Оренбургской губ. "пятки" уже вечером того же дня перекладывали в скирды или копны. В северных районах, в условиях большой влажности (Вологодская губ. и др.) снопы формировались в "суслоны", где стоймя помещалось, включая навершие, 17 снопов. В Олонецких землях в суслон клали всего 10—12 снопов. В Холмогорском районе в суслоне было от 8 или 10 до 13 снопов, но потом снопы развешивали по шестам. Только потом клали в кучи или кладни. В Шенкурске в суслон кладут 10—13 снопов, а ячменя по 7—8 снопов. На Урале, в Пермской губ. снопы клали, как и в Центре России, в бабки ("бабками называются: снопов 12 ставят вместе, [а] сверху закрывают тринадцатым"). Такие бабки ставили в Пермском, Обванском, Оханском уездах. В поле бабки обычно стояли недели две и более, "чтобы солома и трава завяли". Это время используется земледельцами для второй вспашки под озимь. В Ирбитском у. снопы складывали в суслоны (озимые — по 6-ти снопов, а яровые — по 10-ти снопов в суслон). В ведро, т.е. в ясную погоду, суслоны стоят здесь всего 4 дня и лишь в ненастье — по неделе и более.

Скирды. Одонья —
хранилища под
открытым небом  

В Центре России, в частности в Переяславской провинции, копны снопов также стоят 2, а иногда и более недель. Из копен хлеб перевозили на гумно и клали стога и скирды с "одоньями" или без них. Одонье — специальный настил из жердей и плетеного из сучьев пола, поднятого над землей на три четверти аршина и выше. Столбами-опорами одонья могли служить бревна или дерновые столбы. В Костромской губ. в круглые одонья помещали от 2-х до 3-х тысяч снопов. В Тверской губ. в копны укладывали по 1—1,5 тысячи снопов, а в скирды — по 4,5 тыс. и по 8 тыс. снопов. Там, где места низкие, как в Осташковском у., снопы убирают в "за[го]роды" традиционной конструкции. "В гумне ставятся два высокие столба продолбленые, один от другого в 4-х и 5-ти саженях, сквозь которые продеваются толстые жерди: одна от другой по аршину до самого верха. Жердей кладется до десяти и более. На оныя убирают снопы, укладывая с обеих сторон колосьями в середину. Таким образом укладенные снопы сверху до низу представляют стену. А загороды перед копнами и скирдами имеют ту выгоду, что хлеб на оных, хотя бы и складен был и мокрой, не слеживается, ибо, лежавши тонко и между жердями, имеет довольно пустоты для прохождения воздуха". Вполне возможно, что в нечерноземной и дождливой по летне-осеннему времени обширной зоне такие загороды были повсеместны, так как обеспечивали хлеб от загнивания.
Крестьяне же, как правило, клали снопы в копны, а помещики в скирды. Скирд в Оренбуржье клали в два ряда снопов зерном внутрь. Длина скирды была произвольной. В так называемую "большую кладь" загружалось около 200 телег снопов, в "одонье" шло от 80 до 100 телег снопов25 . Видимо, такого же рода "клади" были в употреблении в Пермской губернии. Располагались они либо на гумнах, либо, если пашни отдаленные, то прямо на полях. От скота их огораживали "остожьями". В телегу ("одрец") помещались примерно три суслона или около 50 снопов. Во второй половине века телеги были и четырех- и двухколесные (см. рис. 12).

И. Комов резко критикует русские телеги: "Наши телеги очень худы; во-первых, чрезмеру малы; во-вторых, или диравы, или мелки". Основные элементы телеги: "четыре колеса, две оси, четыре чеки, тяжи, подтяжки, оглобли" , "колеса у них чрезмерно низки" и т.д. Но тем не менее такие телеги были всюду. А полсотни лет пораньше их решительно внедряли в хозяйство вместо двухколесных. Так, в инструкции П.М. Бестужева-Рюмина управителю его имения под Череповцом (1733 г.) сказано: "Телеги, конечно, которые были одры двоеколесные, все изрубить без остатку, а держать телеги четвероколесные, что самим будет прибыльнее и лошадям легче. А ездить — с возжами, а будет верхом — подстилая подушку или войлок. А для навозу хотя и держать по одной малой телеге по одноколеске, возить навоз..."  В Костромской губ., например, "особливые составляются повозки на 4-х колесах с их осями, кои берут из под обыкновенных телег. На оси кладут рамы, у коих по концам стоячие бруски перевязаны вверху поперечными, вышиною, сколько должно вместить на нее снопов. Таким образом с передней и задней стороны оными рамами снопы на ней удерживаются. А кладут их с обеих боков колосьями в средину повозки, чем сберегаются зерна, чтоб не высыпались. На кладенной воз прижимают сверху вдоль толстою жердью или веревками. Сколь сия повозка в сложении своем проста, столь для прямого своего на осях основания и длины не подвергается, едучи по неровной пашне, быть опрокинутой, ибо передняя ось не [с]только отягощена, как у обыкновенной телеги, а потому и лошадь в ней вести может больше"*1*.
Особо драматична была перевозка снопов на гумна в черноземных степных районах, так как сама процедура влекла огромные потери зерна. А.Т. Болотов писал по этому поводу, что обколачиваются "бедные снопы и при накладывании их на телеги, и при увязке снопов, и паки при складке скирдов и вскидывании на одонье... А во время самого везения на телегах посмотрите, какое трясение, какие толчки и какое отрепывание колосьев об колеса и бирюльки происходит". В степных уездах "ужасное... множество всякого рода хлебов пропадает... от того, что пашенные поля в иных местах лежат весьма далеко (до десяти верст и более, — Л. М.) от селений".
В Вологодском краю первый нижний ряд скирда ставили вверх колосьями на "вязку" ("огузья"). Остальные клали плашмя колосом внутрь. Формировали скирд обычно 2—3 человека, стоя на самом верху. Сверху стлали ряд снопов колосьями вниз. Так начиналось формирование "навершия" или соломенной непромокаемой крыши скирда. Каждый скирд вывершивался опытными скирдовщиками. Сверху скирд укрепляли жердями. В Воронежских краях, по свидетельству И.А. Гильденштедта, хлеб клали в стога в форме усеченного конуса. Такой стог имел в окружности около 10 саженей. Стога ставились на досках в 25—33 см от земли (т.е. на одоньях). Так же как в скирдах, в стогу снопы укладывались внутрь колосом; сверху стог покрывали соломой ("вывершивали"). И.А. Гильденштедт подчеркивал, что "если умело поставить стог, то хлеб сохраняется в нем невредимым около 10 лет и все еще бывает пригоден для посева". Гильденштедт считал скирдование и стогование хлеба лучшим способом его хранения (лучше, чем в амбарах) (см. рис. 13).

Того же мнения придерживался и И. Комов: "Самый простой и лучший способ есть тот, чтобы беречь его (т.е. хлеб, — Л. М.) немолоченный в скирдах, на столбах складенных", "сим способом... множество хлеба на многа лета сберечь можно без повреждения".
Хранение снопов в одоньях и скирдах характерно для южных, заокских земель. Как заметил А.Т. Болотов, обычай "сей происходит от подражания обыкновению наших предков — беречь хлебы по нескольку лет в скирдах и одоньях немолоченным". Во второй половине XVIII в. это "обыкновение" — уже "далеко не так повсеместно, как было в прежние времена "не только у помещиков, но и у самых крестьян, а особливо однодворцев". Вероятно, основной фактор, ведущий к исчезновению этого обычая, — рост товарности крестьянского хозяйства, необходимость для хозяина хлебного урожая знать, сколько же у него реального запаса зерна. Имея хлеб в скирде, на это трудно ответить. Да и за несколько лет это "богатство на показ" "со всяким годом приметно уменьшается". В степных краях, там, где сохранялось еще натуральное хозяйство, большая часть жителей "не делает с осени ни малейшего рассмотрения, сколько у них всего хлеба намолотится, сколько им потребно на годовой расход и сколько у них за расходом останется". "В случае хорошего урожая... ни мало не берегут онаго", "тратят много без всякой бережки и множество излишнего" (здесь А.Т. Болотов имеет в виду прежде всего тамошних помещиков): "и скоту, и дворовым, и диким птицам дают волю обивать и выклевать его в своих одоньях и гумнах". Нередко и свиней кормили целыми снопами. В итоге запасы кончаются задолго до нового урожая.

Косьба яровых

Как известно, указами Петра  I в практику сельского хозяйства была внедрена косьба яровых хлебов косами со специальными крючьями на древке для одновременного с косьбой сгребания хлеба в рядки (см. рис. 1). К середине XVIII в. этот способ уборки прочно вошел в крестьянский быт. В Воронежском у. хлеб жали серпами, а "при большом урожае — косами", гречу и жали серпами, и "косили косою с граблями" (т.е. вышеназванной конструкции).

Горох же, как лен и коноплю, теребили руками. Интересно, что даже столь недавнее новшество по-разному прививалось и закреплялось традицией. В соседнем с Воронежским у. Задонском уезде, наоборот, при урожае хлеб жали серпами, а в неурожай — косили косами. В Калужской провинции в 60-х гг. XVIII в. такими косами косили овес и гречу. Во Владимирском уезде косою косили гречу, чечевицу и горох. В Каширском у. — овес, гречу и "худой ячмень". В Оренбургской губ. — гречу и горох. Горох часто косили и простыми косами. В Костромской губ. горох теребили (драли руками), а косили простыми косами низкорослый овес и любую гречу. При косьбе овес, гречу и горох сушили в скошенных рядах. Овес только потом вязали в снопы. Горох же и гречу сгребали прямо в копны. Во Владимирском у. в копны ставили гречу и чечевицу, а горох — на "козлах, сделанных из кольев", в Кашинском у. Тверской губ. для сушки гороха делали полати, называемые "островом". В Оренбургской губ. гречу также не вязали в снопы, а сгребали в копны, горох сгребали в так называемые "шиши". Чечевицу, горох и мак, как правило, молотили прямо в поле. Особого внимания требовала в Оренбуржье жатва ячменя: "жнут (его, — Л. М.) всегда в прозелень, для того, что у спелого солома и колос пополам ломятся и спадают". Жнут его серпом и расстилают горстями, чтобы дозрел. Потом вяжут в снопы ржаной соломой или осокой и ставят в так называемые "боровки". После сушки везут на гумно и формируют клади или одонья.

Практичность хлебных ям

Одонья и скирды не единственный способ хранения зерна. Во Владимирском у., в частности, в скирдах и одоньях держали лишь основные серые хлеба — рожь и овес. А пшеницу, ячмень, гречу, чечевицу хранили в обмолоченном виде в амбарах". Практически так было всюду в Нечерноземье. В Смоленщине и в южных черноземных районах зерно хранили в земляных ямах. Для устройства таких ям нужен был непременно глинистый и сухой грунт. Наиболее подробное описание устройства такого зернохранилища дает И.А. Гильденштедт. "Отверстие ямы бывает в 3 фута длины (около метра, — Л. М.) и 4 фута ширины"*2* ("отверстие делают так велико, чтоб свободно одному человеку проходить можно было"). Под землею яма расширяется "по произволу". Прежде чем высыпать в нее хлеб, она "накаливается и таким образом высушивается" *3* ("покуда прогорит по стенам на четверть и сделается как железная изгора"). В Кромском уезде Орловской губ. такие ямы роют обычно у тока. Причем "вырывают они не всегда на высоких местах". Больше того, иногда роют хлебные ямы "и в гумне, и во дворе". Глубина ямы более двух саженей, то есть около 4,5 метров. Засыпанный в нее хлеб покрывается соломой, и отверстие крепко забивается землей *4* (или закрывается плотно досками и землей). В каждую из таких ям вмещается до 300 четвертей хлеба (около 40 тонн). "По словам жителей, хлеб может храниться в них невредимо лет десять; для посева же он уже через 3 года едва годится". По другим сведениям, годность на семена может быть до 30 лет. В том же районе в Гремячем или в Печерниках, как сообщает А.Т. Болотов, нашли старую яму с рожью, и "она совсем цела и невредима". А хозяев ямы не нашли: так давно она была заложена. Тот же автор сообщает о распространенности земляных хлебных ям "в разных местах за Курском" и в Малороссии. Популярность хлебных ям на юге, где лес был очень дорог, подтверждает и А.В. Друковцев. Если И.А. Гильденштедт отмечал, что бывали случаи, когда зерно оставалось съедобным и через 15 лет хранения, то А.Т. Болотов со всей определенностью утверждает, что "в таких ямах лежит он (хлеб в зерне, — Л. М.) лет сто без повреждения и без опасности от пожара" при условии устройства ямы непременно "на высоком и сухом месте". Гарантия от пожара была в конечном счете самым большим достоинством этого хранилища.
Но главный феномен хорошо сработанных зерновых ям заключался в том, что они хранили и не высушенное, сырое зерно. М.Г. Левкович пишет, что бывает иногда, что пшеница, рожь и другие хлебные зерна кладутся в ямы не только сырыя, но даже и перемешанный с снегом, что случается от того, когда молотьба оных произведена была в зимнее время и в открытых крестьянских токах без осторожности от метелей и в ту же зиму оныя вложены". Такое зерно "высушивали" сами ямы, и оно хранилось несколько лет. Однако после семилетнего хранения подобное зерно уже отдавало в хлебе "противным погребным духом".

Овины и подовянники

Обмолот снопов в большинстве районов России, кроме черноземных и степных, был сопряжен со специальной процедурой сушки снопов в так называемых овинах, так как зерно в колосьях в климатических условиях Нечерноземья не дозревало (впрочем, традиция сильна, и овины действовали даже в Воронежском уезде). Широко распространенные по всему Нечерноземью вплоть до Урала овины в России XVIII в. были двух основных типов: с подовинником и без него. Вот, в частности, как описывает овин в районе г. Твери С.Г. Гмелин.

"Сперва копают яму, которая называется подовинником, и дабы земля в ней не осыпалась, то опускают сруб. Над ямою кладут толстыя и долгая перекладины, которыя ее совсем закрывают, а для пропущения воздуха оставляются по сторонам продолговатый отдушины. Сверх ямы ставят потом деревянную избушку и покрывающий ее потолок обмазывают глиною, а находящиеся по обеим сторонам отдушины закрываются двумя досками так, чтобы вдоль оставалась скважина, через которую может проходить воздух. Сии скважины называются пазушина. И с обеих сторон кладется поперек их пластина. А на сей лежат тонкия гладкия жерди, отстоящий на поларшина. Сии тонкия жерди называются колосниками. В поставленной поверх ямы избушке ставят впрям снопы один на другой: и как накладут ее полну, то, скрыв окошечки, разводят в яме огонь... Поднимающийся жар, проходя сквозь пазушины, сушит сырой хлеб". Там, где близко стояли грунтовые воды, и вообще в низких местах овины строили без подовинников. В этом случае овин строился "гораздо выше обыкновенных, по крайней мере, в 33 ряда такого лесу, каков заборник, и вместе с подовинником". На подовинник отводилось нижнее пространство овина: "с низу на 14 ряду настилается в овине потолок, под которым огонь разводится просто на земле". "В потолке провертываются дырочки, дабы жар и дым через них проходили и снопы сушили". Видимо, такого же типа овины были в пойменных районах Костромской губ. Их строят, не копая ямы для подовинника, но делают выше сруб и пол, под которым раскладывают огонь на поверхности земли". Овины обоих типов были крайне опасными сооружениями, и при сушке снопов необходим был постоянный сторож, следивший за огнем. Поэтому в северных районах стала распространяться практика постройки в подовинниках печей. В той же Костромской губ. "некоторые земледельцы в овинах делают печи, но без труб, из коих дым и тепло проходят вверх к насаженному хлебу". В Архангельском у. эти печи клали из серого камня, а на Мезени "овины имеют сбитые из красной земли печи, не подверженные пожару". Вверху овина температура доходила в среднем до 50—55°, в средней части до 38—39°, а у пола 12—14° Цельсия. При этом условии семена сохраняли всхожесть. Срок сушки в разных местностях при разных модификациях овинов был разный. В южной части Олонецкой провинции в овине сушили 3 суток, иногда несколько меньше (если снопы не плотные и не большие). Хорошо выстоявшийся в крестцах хлеб мог высохнуть при хорошем жаре за 8—9 часов.
Обычно овин загружали с вечера, а ранним утром начинали молотить. В Переяславль-Залесской провинции "всякой хлеб сажается для сушки в овин всегда с половины дня и сушится... ночным временем, который в ту ночь часов в 8 высушивается, а часа за 3 до света начинают молотить... даже до половины дня".
В 80-х годах в некоторых уездах Московской и Тверской губерний стали появляться овины с печами, которые клали в подовинной яме, а сбоку овина рыли "приемник" для доступа к печи. Такие овины с печами отмечены в некоторых селах Можайского уезда, а в Зубцовском у. Тверской губ. "овины здешния делаются большею частию с печами и приемниками". Однако правилом оставался овин без печи с открытым огнем в подовиннике (см. рис. 14), что вызывало частые пожары, которые уничтожали целые селения. В XVIII в. в помещичьих хозяйствах с 80-х годов уже широко распространились вместо овинов "риги", то есть сушильные сараи со специальными печами. Причем практически одновременно помещики строили и молотильные сараи (Московский, Серпуховской, Клинский уезды Московской губ.), а в Тверской губ. у помещиков строились риги и крытые гумна (Осташковский, Краснохолмский, Калязинский, Старицкий уезды). В Весьегонском у. по левую сторону р. Мологи, к Вышневолоцкому у. "как у помещиков, так и у крестьян, а особливо у кореляков риги, и гумна крытые и мощеные". У помещиков и корел Вышневолоцкого уезда также были ригн и крытые мощеные гумна. Мощенные досками тока были большой редкостью, так как стоили дорого и всюду крестьянские тока были грунтовыми, лишь с уплотненной, "убитой" площадкой. Но земляная основа была все же мягкой, и зерно плохо вымолачивалось. Больше того, в степных краях оно густо обволакивалось черноземной пылью. На севере, в Холмогорском у. наряду с овинами были и риги. Молотильные сараи и крытые гумна — это огромные крытые тока с двумя воротами. Такие были распространены в Нечерноземье и даже в Заволжье и Оренбуржье, где их, правда, было, по свидетельству П. Рычкова, еще довольно мало. Крытые тока были и в Тульской губ., но использовались только в непогоду. В овины обычно загружалось от 300 до 400 снопов ржи или пшеницы, овса около 500 снопов, а если снопы мелкие, то до 600—700 снопов и больше.

Молотьба и разбор обмолота

Молотили, как правило, на открытых токах. Работали в овине и на току 6—8 человек. "Сушильщик  опускает   из   овинного   окошка снопы, которые выстилаются на токе в 2 ряда колосьями в средину и молотятся дубовыми цепами, проходя раза по 2 и по 3 с одного краю на другой (см. рис. 15). Потом переворачиваются на другую сторону и опять молотятся". Потом "разрезывают ножем поясы у снопов и опять молотят, ударяя цепом уже не по колосьям, но по огусьям, ибо и в оных мелкия соломенки с колосьями имеются. Напоследок берет один мужик грабли, коими перебивает солому, отбрасывая оную по небольшому количеству молотильщикам, которые оную еще несколько раз цепами бьют. И тогда уже, усмотря, что ничего зерен в колосьях не осталось, сгреблют солому". Зерна вместе с отходами молотьбы сгребали в ворох.

Солому сгребают отдельно, как и пустые колосья, которые хранили в прутяных корзинах-плетюхах. Зерно из вороха веяли на открытых токах при хорошей, умеренно ветреной погоде. Веяли деревяными лопатами, кидая по ветру. Крупно, полновесное зерно, падавшее сразу же, называли "семянным", падавшее подальше в Тверской губ. называли другое, а мелкие зернышки, отлетавшие дальше всего, — "ухвостное". Еще дальше приземлялась "мякина", т.е. чешуя, сбитая с зерен. Наконец, последний вид отходов — "спашки" (зернышки костеревых семечек, мышиного гороха, сметаемые с провеянного зерна тоненькими метелочками). "Стлань" или "посад" из снопов могли молотить и 3—4 раза, смотря по крепости колосьев. Снопы пшеницы и ячменя, кроме того, еще и толклись в специально сметанных после молотьбы цепами "в размах" узких грядочках. Вся работа требовала большой тщательности и труда. А.Х. Болотов отмечает громадную трату времени на веяние зерна. Мало того, что надо было выжидать погоду, на четверть зерна (8 пудов) иногда требовалось 4—5 часов работы. При плохом ветре приходилось перевевать 3—4 раза. И. Комов подчеркивал огромную трудоемкость сушки в овинах и молотьбы. Однако даже большие затраты труда часто были бессильны сделать зерно более или менее чистым. В тех случаях, когда ветра вовсе не было, лопаты очень плохо помогали делу. Зерно, а потом и мука были полны примесей (спорынья, от которой мука становится "темна и синевата", головня, которая остается в пшенице, костер во ржи и т.д.). Еще один важный недостаток — выход копченой соломы, как ржаной, так и яровых хлебов. Копченая солома была плохим кормом для скота. И все же достоинства такого рода обмолота, пожалуй, покрывали его недостатки. Первое из них — возможность молотить хлеб по мере надобности в течение осени и даже зимы. Так, в Архангельском у. и Холмогорах молотили обычно зимой как в крытых, так и открытых гумнах, а в Шенкурске и Онеге — на открытых гумнах (см. рис. 16).

На Мезени же молотили даже осенью в крытых гумнах. Нередко зимнее молочение происходило на заледенелом току. Иногда молотили просто на льду. Второе достоинство продленного обмолота — наибольшая сохранность урожая. Нередко хлеб оставляли в овинах на длительный срок, но осыпавшееся зерно все шло в дело. Третье — тщательно высушенное в овинах зерно долго не портилось и даже иногда годилось на посев.

Обмолот на Черноземье

В Черноземье обмолот шел на гумнах (и на полях), на открытых токах. Первое появление их наблюдалось уже около Коломны. Высохшие на поле снопы или сразу, или из скирдов по мере надобности молотили так называемым "сыромолотом" обычными дубовыми цепами "в размашку". Процедура обмолота была той же. Но современники вместе с тем отмечали, что такой способ обмолота давал больше потерь зерна (оно не вымолачивалось до конца). Кроме того, сыромолотное зерно при неблагоприятных условиях могло скорее портиться, чем высушенное в овинах. Молотьба "сыромолотом" могла быть только при хорошей сухой солнечной погоде. "Но кому из деревенских жителей неизвестно, коль часто она нас обманывает и непогоды, застигая посреди самой работы, не только изгаживают нередко наши хлебы и делают их к лежанию непрочными, но, принуждая работных людей поспешать, подают чрез то повод к недомолачиванию дочиста и к великим растерям". В то же время устройство крытых токов или молотильных сараев было мало кому под силу, так как в степных местах был острейший дефицит леса. В итоге обмолот затягивался, а непогода приводила к тому, что крестьяне "сами при множестве хлеба часто сидят без онато и претерпевают зимою голод и нужду единственно от того, что зимния непогоды молотить его их недопускают". В районах Тамбовской, Воронежской губернии молотьба была, как правило, по окончании зяблевой пахоты. Главным образом это декабрь — февраль. Сыромолотом в большинстве районов России получали также семена на посев.

Особенности агрикультуры и уборки льна

Ряд местных особенностей в агрикультуре в середине и второй половине XVIII в. формируются и под влиянием новых факторов, в основе которых лежат явления, генетически связанные с рынком. В свое время И. Комов писал: лен и коноплю в России много "сеют и за обеими ходить толь хорошо у нас разумеют, что мы большую часть Европы снабдеваем оными".
Можно сопоставить разницу влияния на агрикультуру возделывания одного и того же сельскохозяйственного продукта (продукта земледелия) розных факторов — традиционных и новых. Ярче всего это видно на культуре возделывания льна. Андреи Тимофеевич Болотов в свое время проделал такое сравнение, взяв два района — Каширский уезд (тогда еще Московской провинции) и Псковщину. В Каширском уезде лен разводили в силу так называемых "домашних потребностей". Это был элемент воспроизводства натурального крестьянского хозяйства. Природно-климатические условия этого района для культуры льна были не весьма благоприятны. Земли большей частью покатые, почва серая с подслоем глины (так называемой "хомяковины"), мешающей плодородию. Лен на такой почве короток стеблем (27—36 см), и былинка его довольно тонка. Часто он затягивается илом и пропадает. Сеют лен в Каширском уезде в полях трехпольного севооборота на ненавозной, "простой, только двоеной земле". Да и в яровом поле специально для льна землю не выбирают. Сеется лен либо по вспаханному сохой, т.е. по бороздам, полю с последующим боронованием, либо при посеве ограничиваются простой заборонкой. Время сева общее для всех яровых культур, очередность высева которых отчасти определяется и важностью в хозяйстве. Чаще сев бывает рано, примерно ri половине мая (Болотов считает лучшее время сева льна около 20 июня). Густота сева очень большая, поэтому лен растет с тонким стеблем. Густота высева, возможно, объясняется тем, что лен в этих краях забивает сорняк "роженчик", который мало отличен внешним видом от льна. Кроме того, сами крестьяне стремятся к тому, чтобы стебель был тоньше, а стало быть, и пряжа. Теребят лен, когда созревают головки. Его сразу везут на двор и там "растыкивают по кольям" на несколько дней для первой обсушки. Потом снопики льна сушат в овинах, а иногда и в избах (см. рис. 17).

Затем лен молотят, собирая семя. После этого лен выстилают на лугу на 3 недели или несколько дольше. Лежащий лен периодически переворачивают, однако иногда он на стлище загнивает. Далее следует сушка в овинах или избах. Наконец, лен мнут мялками, треплют, чистят и вяжут в вязки *5*.

Эталон агрикультуры — "псковик"

На Псковщине процедура возделывания льна гораздо сложнее и требует не столько большего времени, сколько внимания и тщательности в крестьянском труде.
Во-первых, для льна выбирают особую землю. Вблизи селений ("в ободворках") это лучшая земля — чернозем, серая, на худой конец — "суглея". Сухая и гористая земля не годилась. Лучше всего считались низкие и влажные почвы. Часто под лен выделяли "новины", т.е. луговые земли и пожни.
"На пашенной же земле, — писал А.Т. Болотов, — пашут и боронят... три раза и потом по забороненой в третий раз сеют и заборанивают в четвертый раз". На мягких землях ограничиваются двоением, но при многократном ("прилежном") бороновании после каждой вспашки. Сроки сева разные для разных почв — на глинистых и худых — около 4 июня, на "доброй земле" — около середины июня (т.е. за 7 и 9 недель до Ильина дня). Сеют в тихую погоду, утром или вечером, не сразу после дождя, но и не в сушь. Сеют редко, не горстью (пястью), а тремя первыми пальцами. Там, где четверть овса сеялась бы, льна сеяли четверик, т.е. один пуд. Лен вырастает высокий с толстым стеблем (естественно, во многом помогает здесь прополка). С десятины урожай семян сам-3, сам-4, а волокна до 10 пудов (в урожайный год). В жаркую сухую погоду "берут леи еще недозрелой, когда только нижние листочки станут обваливаться". Снопы вяжут под самыми головками и у комля. Затем при хорошей погоде ставят в бабки по 10 снопов. После обмолота головок наступает операция мочки льна для получения особого бело-серебристого оттенка будущей пряжи. Для этого свозят лен к реке и выбирают тихие заводи (течением обычно несет песок, который "переедает" волокно). В крайнем случае мочка производится в больших лужах, калугах, прудах. Кладут снопы рядами в воду друг на друга головками к берегу. Сверху накрывают хворостом и жердями и даже камнями. Через 2 дня, когда лен вздувается, его топчут ногами и погружают глубже в воду. Срок мочки зависит от погоды (5—9 дней). Болотов пишет о том, что крестьяне контролируют ход вымокания льна следующим образом. Берут прядок по 5 или 6 и гнут их, следя, ломается ли оболочка ("костер") вся от корня до вершины или нет. Иные поступают иначе. Берут по 10 прядок и бьют ими трижды по воде. Готовое волокно отделяется от костера целиком и делается как паутинка. Готовые снопы льна вынимают на берег и на сутки ставят стоймя к специальным кольям для подсушки. Потом выстилают на пологих, закрытых от ветра лугах, стараясь не перетолстить стлани, т.к. при толстом слое белизна льна не удается. Лежит лен недели 2—4. И снова точный срок зависит от проб. Пробные снопы сушат в избах и ломают, следя, "целыми ли трубками выпадает кострика или еще плющится". Готовый лен вяжут в большие снопы — "кубами". Потом везут на гумно и кладут на подмостки кучами, накрыв ржавой соломой. Сушат лен и в избах, и в овинах. В овинах сушат обычно зимой, употребляя наиболее жаркие дрова — ольху, осину, лозняк. Потом лен мнут мялками, вычищают "перепалками", треплют, чистят, вяжут в связки по 20 фунтов. Лен готов к продаже.
Влияние товарного производства на агрикультуру сказывается уже в самом процессе обработки снятого урожая льна. Головки не молотят, а срезают сначала самые крупные и красноватые на семена, часто идущие на продажу. Перед мочкой лен сортируют по длине, отделяя короткий от длинного. При мялке льна его сортируют на 3 "разбора" — белый или серебряный лен является лучшим, и шел он не столько на внутренний, сколько на внешний рынок. Лен так называемого водяного цвета или синеватого (от долгой мочки) являлся вторым "разбором" (сортом) и шел также на продажу. Наконец, третий сорт — черный или красный лен (от пересушки), т.к. он был наиболее хрупок и редко шел в продажу. Была у псковичей и традиционная сортировка, обычная для всех районов. От трепания льна отходом служила пакля, а от чесания — так называемая верхница, из которой ткался хрящевый холст. Тонкое же льняное волокно у каширских крестьян шло только на изготовление своей одежды. Таким образом, в основе местных особенностей производства льна в Псковской губернии лежат наиболее благоприятные природно-климатические условия. Однако сложность и строгость агрикультуры принадлежат несомненно к новым явлениям, органично связанным с новым критерием — котировкой качества товара на рынке.
Во второй половине XVIII в. псковский лен считался лучшим в России, но он был дорог. Главное же — его было мало.

Кашинский "плавун"
и псковский "ростун"

Тем не менее в ряде районов России весьма сильно ощущается влияние псковской агрикультуры льна, прежде всего в плане интенсификации процесса производства, — явление качественно новое для XVIII столетия. Примером могут служить льноводческие районы Тверской губ., в частности Кашинский уезд. По наблюдениям В. Приклонского, здесь четко разделены два направления агрикультуры льна — местного, называемого "плаун" ("плавун"), и привозного — псковского, который именовался здесь "ростун". Технология возделывания "псковика" была несколько сложнее ("ростун... имеет больше за собой старания", но "сеют его здесь очень много"). "Плауны" же требовали значительно меньших затрат труда ("меньше требуют за собой работы"). В том же Кашинском уезде "плаун" чаще называли "карельским" льном (возможно, название это идет от местных тверских карел, подчиненных дворцовому ведомству). Тот и другой сеяли одинаково (по псковским обычаям). В одном из руководств читаем: "Лен сеять в теплой и тихой день в полной [месяц] или ущерб месяца, когда ясно светит, на чорной не мокрой, а лучше на луговой земле. В полном [месяце] и ущербе месяца [достаточно] немного семени, а лну доволно приносит. Севы по Кашинскому уезду: ранней — около 15 [мая], поздней — около 23 майя. Семена [надо] иметь сковиковые (то есть псковские, — Л. М.), а лутче — корелския. Сеять [следует]: год — на переложной, а другой [год] — тех же семян — на мяхкой земле. А ежели по нескольких годах ис того семени рождающийся лен будет рости короче, то старые семена не сеять, а покупать вновь". Как свидетельствует В. Приклонский, "ростуном" (псковиком) занималось исключительно помещичье хозяйство края, сбывая на рынок, в частности в Москву, тонкие льняные полотна высокого качества и льняные нитки, идущие на кружева и плетеные изделия. В. Приклонский сообщает, что семена псковика-ростуна (а высота его былинок достигала целого аршина, то есть 72 см, а корельский "плаун" лишь 54 см) "теряли доброту" через каждые два года. Однако сеяли его очень много, правда, пользуясь и "домашними ростунами". Как мы видим, норма высева "псковика-ростуна" гораздо меньше, чем местного корельского плауна, который сеялся "чаще ржи". Тот и другой сеяли на полях, "что повыше", на двоеной, иногда удобренной земле. Главным же было качество сева, "чтобы севец был знающий, брал в горсть и бросал на пашню умеренно и ровно семя, чтоб на всходах лен ровен, а не прогалами и не кустами был. И [от] ветру беречса". Много времени отнимала прополка: "когда посеянной лен выростает нечист, и как он с головицами будет, и зелен, то всякую траву из него бережно, чтоб не измять ... выполоть".
"Плаун" корельский теребили недозрелым. "Когда... головицы начнут желтеть, а не вовсе пожелтеют, в сухой красной день, а не в здозж, бабам выбрать и класть рядами горстми на той же земле. И к вечеру горсти перевязать. А на другой день головки со лну с семенем на зделанные деревянные, а лучше — железные, грабли оборвать. И, ежели случитца ненастье — те головки разослать в молотильном сарае на ветру (а в сухой день — на току) и мешать часто, чтоб не сопрели и не згорели. И, как высохнут, обмолотить нарошно зделанными валками и вывеять". В других селениях даже с "плауном", урожайность которого была сам-5, сам-6, то есть выше, чем у "ростуна", обращались проще: бабки или снопики плауна молотят сыромолотом, то есть не высушивая, и выбивают из оных семя вальками, положа бабку на веретено". Зато потом семя "плауна" корельского обрабатывают тщательнейшим образом. Его "вычищают, веют, просеивают, выплавливают и пропускают и, очистивши от всякой нечистоты, а более от рыжика, лучшее самое берегут на семена, другое употребляют на расходы" . В первом же случае, когда головицы тщательно сушили, после обмолота и веяния семена высыпали в мешки, чтобы "роспустя в них подсушить в ызбе на полатях в вольном духе, только не в дыму" . В конечном итоге семена помещали в большие колоды в амбары, во время всего хранения периодически (каждые две недели) "помешивали, чтоб не слежалося" ("особливо весною, когда оттепели пойдут").
"Ростун"-псковик теребили только зрелым: "а кашинский сковик, который от корельского лном отменнее, когда поспеет и головки пожолкнут и высохнут и семя дозреет , то лен теребят, перевязывают в снопики и ставят в бабки "в ведро дней [на] десять", а в ненастье снопики, лежащие на поле, необходимо "переворачивать на поле, чтоб не сгнил". И как семя в головках высохнет, везут на гумно и обмолачивают.

Льняные стлища
и трепание тресты       

"Ростун"-псковик и "плаун" корельский стелется на озимых полях и по лугам между кустами, в защищенных от ветра местах. Срок ростуновых стлищ значительно больше (4—5 недель), чем у плауна (3—4 недели). Его тщательно контролируют: "для сего берут на последних днях почасти опытки", т.е. здесь полная аналогия с псковской льняной трестой. Потом лен сажают в бани для просушки, мнут обыкновенными мяльцами, а треплют треплами (см. рис. 18).

Примерно та же технология и для плавуна. Но далее ростун в господских хозяйствах обрабатывается гораздо тщательнее: "весьма прилежно за тем смотрят и стараются вычищить как можно чище". Треплют его несколько раз. Потом, если "не хорош", чешут специальными щетками из свиной щетины, оставляя "одну только жилку". "Чрез то приводят, что и худой лен бывает мягок и идет в тонкую нитку". При этом отход льняного волокна очень велик*6*. Такой лен очень дорог (пуд 4 руб. в 60-е гг. XVIII в.). Таким образом, влияние товарного производства на агрикультуру льна в Тверской губ. было очень сильным.

Обыкновенные льны

Более или менее близок к этому уровню был ярославский лен, а также лен из некоторых районов Владимирской губ. (Переяславль, Владимир, Киржач и др.). Впрочем, технология возделывания была здесь, видимо, проще, а основную роль играли благоприятнейшие почвенно-климатические условия. Во Владимирском у. лен сеяли в мае, всходы, как и всюду, пропалывали. После уборки вязали в снопы и сушили на солнце, повесив на специальные "остроги", иногда, впрочем, сушили и на земле. Семена вымолачивали после сушки снопов в овинах. "После того, — писал современник, — стелют его на лугах, под дозжик, и лежит он в сухую погоду по шесть, а в дождливую по 5 недель, а потом высушивают на овине, мнут и треплами треплют и вяжут в десятки". В Переяславле господствовали очень редкие высевы льна, чтобы он рос "выше и чище". Брали его, так же как тверской "плавун", — с прозеленью. Семена дозревали в "побочках" на поле. В остальном технология была общей. Точно так же делали и в Костромской губ., где посевы льна были весьма обширные. Недозрелый лен "ставят в бабки головками кверху, дабы семя ево дозрело, а стебель на корени не пересох и сохранил крепость волокна". Зрелые головки околачивают, а стебли расстилают по лугам, "оставляя дозжамн способствовать в лежанье ево, чтоб отделялась кострика от волокна". Поскольку лен здесь теребят еще до жатвы, т.е. примерно в середине июля, то лежит он 5—6—7 недель до сентября. Сушат лен в избах и банях.
Растущая текстильная мануфактура очень быстро поглощала сырьевые ресурсы льна в Центре России. Уже в 50-х годах XVIII века крупные русские мануфактуристы в погоне за дешевым льняным сырьем обратили свои взоры в районы Нижегородского и особенно Казанского Поволжья. В 60-х гг. XVIII в. их закупочные операции фиксируются уже в западнорусских районах Полоцка, где льны не уступали своим качествам псковским, в Белоруссии и т.д. Таким образом, растущая потребность промышленности хотя и медленно, но способствовала повышению агрикультуры льна в других районах. Уровень агрикультуры псковского льна был уже реальным рычагом в развитии производства льна других районов. Однако механизм этих процессов был еще крайне замедленным. Лучший псковский лен сеялся в крайне ограниченных рамках ярового поля, теснимый необходимыми крестьянину другими яровыми культурами (овсом, ячменем и т.п.), и лишь иногда на перелогах и новине.

Великорусская конопля

Не менее интересны изменения процессов агрикультуры конопли, ибо здесь также факторы товарного производства сильно воздействовали и изменяли земледельческую традицию. Эта культура в XVIII в. получила широкое распространение в ряде губерний России (Калужская, Тульская, Орловская, Курская и др.), причем в силу не только благоприятных для нее природно-климатических условий, но и благоприятной рыночной конъюнктуры на конопляное масло и особенно на пеньку, имевшую спрос как на внутреннем рынке, в силу интенсивного развития парусно-полотняных мануфактур, так и на рынке внешнем.
Технология возделывания конопли сравнительно несложна. Сеяли ее весной. В Орловской, Курской, Воронежской губерниях обычная норма высева на указную десятину — 8—10 четвериков. Считалось, что "на доброй земле надлежит сеять гораздо чаще, потому что оный хлеб ростет одно-быльно и чем чаще конопля, тем лучше бывает пенька". Загущенные посевы конопли достигали 16 четвериков на десятину. Редкие высевы были рассчитаны на выращивание особо прочного волокна. Урожайность конопли в названных районах сам-6, сам-8. В более южных краях (Воронежская и др. губ.), сам-3, сам-4. Пеньки при хорошем урожае получали с дес. один берковец (10 пудов), иногда и больше.

Дранье конопли

В июне — июле брали так называемый "дергунец" — пустоцвет конопли, стебель которого раньше зреет. Он шел на тканье поскони — особо грубого холста.
Во многих уездах Воронежской губ. выбранный "дергунец", или, как здесь называли, — "посконь", "вяжут в снопы и высушив мочат в воде. Потом сушат на колах или в кучах. Мнут в мялках, треплят, связывают в "круги" или "керпы". В одной керпе щитается по 100 горстей". Потом посконь прядут на гребне и делают посконные холсты.

Конопляники —
проблема удобрений

Товарный характер производства конопли повлиял на интенсификацию ее агрикультуры. Повсюду, даже на тучных черноземах, это выразилось главным образом в обильном удобрении навозом земли, отводимой под посев конопли. "Сей продукт, — писал А.Т. Болотов, — как известно, требует много навоза". Конопля — одна из немногих сельскохозяйственных культур, которая выдерживает большие дозы удобрений. На десятину посева конопли в лучших помещичьих хозяйствах вывозили св. 3 тыс. пудов навоза. Но так было, конечно, не везде. "Одинакой", т.е. малосемейный (что чаще означало — бедный) крестьянин в Калужской губернии мог, например, ежегодно унавоживать не более трети десятины конопляника. Обычно же под коноплю старались, чтобы навоза шло вдвое больше, чем под рожь. Конопля требовала даже на тучном черноземе почти ежегодного обильного удобрения.
Это важнейшее обстоятельство создавало множество проблем. Помещики и отчасти крестьяне там, где это было возможно, стали практически весь навоз вывозить под коноплю. Исключением были земли, особенно подходящие под коноплю. А.Т. Болотов свидетельствует, что на юге Тульского края "многими сеется она (конопля, — .Л. М.) на самых полевых и ненавозных землях и родится хотя и не таково хорошо, как на навозных, однако нарочито изрядно". Ежегодные обильные удабривания давали устойчивую и высокую урожайность, но не давали, так сказать, расширения площадей, отводимых под коноплю. В ответах по Калужской провинции на анкету ВЭО прямо заявлялось о невозможности расширить посевы конопли, для того, что оную сеют на одобренных и на унавоженных землях, чего земледельцы за малоимением навоза исполнить не в состоянии". В конце XVIII в. во многих уездах Орловской губернии конопля в яровом поле занимала одно из основных мест, уступая по площади посева таким культурам, как овес и греча (Карачевский, Севский, Мценский, Трубчевский уезды Брянской округи)*7*. "В здешних местах, — писал об Орловской губернии А.Т. Болотов, — главнейший предмет хозяйства составляют конопли". В Кромском уезде посевы в яровом поле были больше только по грече. Однако в большинстве уездов конопля составляла лишь 3—8% ярового поля. Препятствием для расширения уже в 80-х гг. XVIII в. в Орловской губернии посевов конопли в помещичьем хозяйстве, по мнению Болотова, была также нехватка навоза, что объяснялось дефицитом скота. Большинство помещиков держало здесь на 100 дес. пашни 30—50 голов скота. Из-за этого типичный размер посевов конопли не превышал 10—15 десятин, редко достигая 20 десятин. Да и урожаи на имеющихся конопляниках становились небольшими.
Практика осенней вывозки навоза с последующей двукратной весенней вспашкой Конопляников прослеживается в середине XVIII в. и в более южных однодворческих поселениях Слободской Украины, хотя здесь агрикультура конопли заметно уступала великорусской. Конопля здесь была с тонким стеблем и низкая.

"Моченец" —
продукт особый

В некоторых районах возделывания конопли довольно отчетливо видно, как постепенно традиционная технология выращивания и первичной обработки этой культуры подвергалась корректировке в силу особой товарной специализации продукта. При господстве полевого трехпольного севооборота выделение конопляников в особые участки приусадебной земли вынудило в интересах рыночного сбыта не только повысить нормы удобрений, но и внести всякого рода новшества в процесс уборки, то есть первичной обработки конопляных былинок. Так, в Калужской и особенно Рязанской губернии коноплю после сушки в овинах и обмолота семян сразу везли мочить в прудах и болотах (также "мочили", "ежели болот нет, в реках'). Конопля в рязанских землях бывала в воде по месяцу и больше. В калужских краях, видимо, несколько меньше. Очевидцы писали, что коноплю "...потом, вынувши из воды, сушат в избах и мнут в ручных мяльцах". Так приготовлялся особо прочный вид пеньки, который на Рязанщине звали "моченец". "Моченец" шел в продажу преимущественно "для конопачения судов и в пряжу на неводы и бредни". Средняя цена такой пеньки в 60-х гг. XVIII в. 40—45 коп. Сверхдлительное вымачивание волокна — это уже шаг к появлению в области товарного земледелия так называемых "секретов производства" (по аналогии с промышленностью), т.е. к выработке особой, уникальной технологии специализированного земледельческого труда.

Калужская пенька

Однако в XVIII в. роль таких "секретов производства в возделывании уникального по тем или иным качествам сельскохозяйственного продукта по сути все еще играло неповторимое сочетание почвенно-климатических условий, впрочем, теперь уже усиленное культурой земледельческого труда. При том, например, что в "сеянии и приготовлении" конопли в Калужской губернии отличий от других районов не было (т.е. все делали "равно как и в других провинциях"), конопля и соответственно пенька здесь выделывалась, пожалуй, лучшая в России. Единственное резкое отличие в производстве — чрезвычайно высокие нормы унавоживания конопляников (навоз на десятину конопляника в теоретических расчетах тамошних знатоков стоил 8 р. 50 коп. — цифра громадная, если не фантастическая). При нормальном урожае доход с десятины конопляника (а они были в калужских краях чаще всего на приусадебных землях) в 60-е гг. XVIII в. доходил до 13 р. 50 коп. В соседних рязанских землях доход с десятины конопляника был равен в те же годы лишь 5-ти рублям. Посевы конопли в 10 четвериков здесь считались (сравнительно с зерновыми) густыми. В калужских краях сеяли сверхгусто — 2 четверти на десятину конопляника. В Рязанской провинции пеньки "моченца" получали 10 пудов (т.е. берковец), а в Калужской — наиболее частый урожай — 20 пудов с десятины конопляника. Берковец же калужской очищенной пеньки в 60-х годах стоил 8 руб. (пуд 80 коп.), т.е. вдвое дороже рязанского " моченца". В главных великороссийских районах производства конопли средняя цена пуда пеньки была в это время на уровне 60 коп. за пуд. Естественно, что разные цены отражали не только разное качество пеньки, но и разные затраты труда. В рязанских землях обработка десятины конопляника (т.е. весь цикл пашенных работ, уход за культурой вплоть до дерганья конопли) стоил в 80-е гг. XVIII в. 2 руб. В Калужской губернии такая же работа наймом оценивалась в 5 руб. с десятины, т.е. в 2,5 раза дороже. Разумеется, за этим стоит высокая интенсивность агрикультуры возделывания конопли. Недаром в ответах на анкету ВЭО по Рязани о возделывании конопли или льна сказано, что льна сеют мало, а "пеньки довольно", "а чтоб... прилагаемо было совершенное старание, сего сказать не можно". В Калужской провинции, наоборот, "весьма стараются о разведении пеньки". Даже не в "конопляных" районах, там, где, в частности в Тверской губ., конопля давала неплохое семя на масло, резко повышалась интенсификация обработки земли. На конопляниках Кашинского уезда практиковалось "троение" пашни. "С начала весны первый раз кладут навоз, пашут и боронят. Спустя недели 2 пашут и опять боронят, потом в третьи по окончании ячменного сева пашут, засевают и боринят и борозды делают".

Итак, изложенный в данном очерке материал раскрывает практику одной из тяжелейших крестьянских работ — уборки озимых и яровых. В крестьянском календаре эта изнурительная, в основном женская работа занимала длительный, почти двухмесячный период, причем работа, которую нельзя было прервать, так как в этом случае слишком велики оказались бы потери хлеба. Трагизм данного положения в полную меру познали русские люди еще в эпоху Древней Руси. Уже в 1166 г. новгородский архиепископ вынужден был установить церковное правило: "если жены, делающие страду" (то есть полевую работу), надорвавшись, получат выкидыш, то их вины в том нет, если только не принимали зелья. Иначе говоря, в таких случаях с женщины снималось обвинение в душегубстве. Примечательно, что постановление принято епархией, находящейся в Нечерноземье, ибо жатвенная пора в этой зоне была наиболее тяжелой, и такие случаи, видимо, были отнюдь не редкостью.
По сути, главная тема очерка в том, что зерно в этой огромнейшей части страны не дозревало и масса усилий была направлена на то, чтобы довести его до необходимой кондиции. Это и суслоны, и крестцы, и копны, и одонья или скирды. Это, наконец, овины с многочасовой горячей сушкой снопов. По сравнению с такой технологией жатва в черноземных районах была более упрощенной процедурой, хотя тяжесть труда самих жней была не меньше, чем в Нечерноземье. Нередко погодные условия вынуждали участвовать в этой работе и взрослых мужчин, и детей. Участие же мужчин неизбежно сказывалось на качестве работ по севу озими — самого основного продукта питания крестьянской семьи.
Жатва — это завершающий этап в сельскохозяйственной страде России, вечно и неизбежно носящей "авральный" характер.

1). Одры сходной конструкции дожили в деревне до XX века.
2). По свидетельству М.Г Левковича. "шея" ямы или ее горловина достигает 7—9 фунтов (около 2,5—3 м).
3). Левкович М.Г. дает более подробное описание этой процедуры: накануне жгут лишь немного соломы, а потом поддерживают с утра до вечера малый огонь.
4).   По Ленковичу, перед загрузкой ямы стены ее обкладывают плотным слоем яровой соломы, очищенной от колосьев. Солому закрепляют,  прокладывая сухие прутья,  которые  прибиваются специальными колышками — "ключками". Иногда вместо соломы идет в дело березовая кора или береста. Отверстие или "шею" ямы закладывают кроме соломы еще и мякиною до половины высоты "шеи" или устья ямы. а потом уже трамбуют землей. Наверху делают холмик для стока дождевой воды.
5). Почти так же выращивали лен и в рязанских землях, где он бывал несколько выше (до 54 см), а треста вылеживалась "в осеннее время с месяц". Здесь после мятья и выбивания кострики лен толкут в ступах и несколько около столпа трепят, чтоб напоследок весь сор и кострика выбились".
6).  Воздействие законов товарного производства иногда вело к еще более изощренной первичной обработке льняной тресты и волокна. В Петрозаводской округе, но свидетельству Гарша, грубо расчесанный лен кладут в белую вощанку. Потом связывают суровой ниткой в большие пуки и кладут в погреб на 8 суток. Далее пуки льна последовательно трижды кладут под тяжелейший специальный каток (отягощенный камнями), а в промежутках прочесывают каждый раз все более частым гребнем (последний уже подобен обычным гребням для волос). "Сей лен столь мягок, что коснувшись [с] закрытыми глазамы к сырому шелку и к сему льну, чувством различить не можно". Такой лен сбывался для производства наилучших тончайших батистов и других белых тканей.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история