Максименков Л. Очерки номенклатурной истории советской литературы. Западные пилигримы у сталинского престола (Фейхтвангер и другие)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть I

Город: Москва.
Отделение милиции: № 1.
Строительный квартал № 6.
Проезд Коммунистический, Кремль.
Грамотность. На каких языках читает и пишет — на русском, грузинском, или только читает — немецком и английском.
Сталин. Из личного листка Всесоюзной
переписи населения 1926 года1 .

Дорога к Сталину — не сказка…
О. Мандельштам. «Стансы».

Илель увидел череп, плывущий по реке: «За то, что ты утопил, тебя утопили, но и тебя утопившие под конец утоплены будут».
«Пиркей авот», глава 2, стих 7.

Паломничество в СССР — ритуал

В 30-е годы помпезный ритуал посещения Советского Союза интеллектуальными вождями своего поколения стал одним из самых рекламируемых шоу сталинского режима. В списке пилигримов были: Бернард Шоу, Анри Барбюс, Эмиль Людвиг, Герберт Уэллс, Ромен Роллан, Андре Жид, Лион Фейхтвангер, Рафаэль Альберти...

Апогеем поездок большинства из этих вояжеров становились встреча и беседа со Сталиным. Исключениями оказались Андре Жид и Андре Мальро. Сталин их не принял, и через несколько месяцев после возвращения Жида в Париж появится его крамольная книга «Возвращение из СССР»2. Другие посланники — прогрессивные выразители мирового общественного мнения — отрицательных отчетов по возвращении из Москвы, как правило, не составляли. Если судить по зафиксированным на бумаге документальным свидетельствам, итоги поездок были разными (книги, брошюры, статьи, молчание). Тексты бесед Сталина с Людвигом2а и Уэллсом были опубликованы незамедлительно после встреч с вождем и переизданы в собрании сочинений Сталина. Беседа с Ролланом пролежала в архиве пятьдесят лет3. О встрече с Шоу известны лишь скупые свидетельские показания из его собственной посмертной книги4.

Наступил черед и для публикации беседы Сталина с Лионом Фейхтвангером, состоявшейся 8 января 1937 года в Кремле. Все эти годы текст хранился в так называемом Кремлевском архиве в Москве и в конце 90-х был передан в фонды Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) в части подраздела произведений Сталина, не вошедших в Собрание сочинений.

2 ноября 1936 года один из высших офицеров цековского агитпропа Алексей Ангаров5 обратился к наркому внутренних дел Николаю Ежову по поводу того, что казалось рутинным событием культурно-полицейской жизни Страны Советов. Если бы факт был экстраординарным, то обращался бы не Ангаров и не к Ежову. В те предпраздничные дни Николай Иванович чуть больше месяца провел в кабинете в здании на Лубянской площади. При этом суровое время не дало ему возможности четко определиться в собственных непростых номенклатурных отношениях. Со времен Феликса Дзержинского у главного ключника лубянского замка не было такого букета должностей. Ежов — главный полицейский страны (нарком НКВД), главный полицейский партии (председатель Комиссии партийного контроля), секретарь ЦК (куратор НКВД и КПК) и член Исполкома Коминтерна. Для человека с незаконченным низшим образованием тяжесть стольких мундиров изначально была слишком рискованной.
На этот раз Ангаров обращался к наркому Ежову как к секретарю ЦК. Такова была партийная практика.

«Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Ежову Н. И.

Тов. Кольцов Мих. просит разрешения пригласить на октябрьские торжества писателя Людвига Маркузе6 с женой.

Людвиг Маркузе — левобуржуазный литературный критик, работавший в левой группе Союза защиты немецких писателей. Людвиг Маркузе написал следующие книги: «Людвиг Берне7 — революционер и патриот», «Генрих Гейне», а также краткую историю литературы. Сотрудничал в журнале «Нейе Дейтше Блеттер»8. В издательстве «Керидо» (Амстердам)9 выпустил книгу о И. Лаполе10 (так в тексте. — Л. М.). Сейчас сотрудничает в журналах «Интернациональная литература», «Дас ворт», «Нейе Вельт Бюне», «Дас Нейе Тагебух»11, выступал на Парижском конгрессе писателей в защиту культуры. В 1933 году Маркузе эмигрировал из Германии во Францию, где живет и сейчас.

Отдел культпросветработы ЦК просит разрешить Союзу писателей пригласить Л. Маркузе в СССР на Октябрьские дни.
Зам. Зав. Отделом культпросветработы ЦК ВКП(б)
А. Ангаров
2.11.36»12.

Иерархическая традиция предписывала подчиненным не только озвучивать перед вождями проблемный вопрос, но и предлагать пути для его творческого разрешения. На бланке для «голосования вкруговую» Ангаров заготовил проект постановления Оргбюро ЦК. На левой стороне бланка — «Слушали»: «Просьба т. М. Кольцова разрешить приезд в СССР немецкому писателю Людвигу Маркузе с женой на празднование 19 годовщины Октябрьской революции». На правой — «Постановили»: «Разрешить». На обороте — краткая справка по истории вопроса. Справка в основном повторяла челобитное ходатайство на имя Ежова, но добавляла один факт, важный в случае проведения оперативно-розыскной деятельности: Маркузе живет на Юге Франции в Санари-Вар-сюр-Мер13 . Для нас сегодня другая деталь представляется важнее целого документа. На записке рукой неизвестного написано: «Фойхтвангер».
В переписке Ежова появилась фамилия едва ли не самого популярного в середине 30-х годов в СССР иностранного писателя. Почему? Цековские функционеры чаще всего не были поставщиками информации. Они ее передавали и редактировали. Авторами новостей были профессиональные практики (часто чекисты) или индивидуальные стрелки и охотники в окопах идеологической войны, в том числе и войны гражданской. Ангарову информацию о Маркузе подал Михаил Аплетин14. В доме № 12 по Кузнецкому мосту (в нескольких шагах от Лубянки) он заседал в иностранной комиссии Союза советских писателей. Географическая близость к Лубянке мистически помогала правильному оформлению документов ССП. Для Ежова много значила та деталь, что «Кольцов Мих.» (характерна бюрократическая постпозиция имени журналиста по отношению к его фамилии) «просит» за Маркузе. К ноябрю тридцать шестого Кольцов уже два с половиной месяца организовывал и руководил советско-коминтерновской агентурой в Испании. На время с него была снята маска председателя иностранной комиссии Союза советских писателей — одной из важных должностей в номенклатуре госбезопасности. Эта карнавальная маска была заменена на скромную должность «специального корреспондента» «Правды» в Испании, утвержденную Политбюро в молниеносном порядке. В действительности Кольцов был едва ли не главным сталинским эмиссаром в республиканской Испании. Из прекрасного мадридского далека Кольцов, готовя масштабные акции и перформансы для западноевропейской интеллигенции и при этом обладая исключительным правом прямой апелляции к Сталину и к военному наркому Ворошилову, находит время заняться судьбой поездки в Москву Маркузе — автора книги о создателе ордена иезуитов святом Игнатии Лойоле. Заменять Кольцова по Союзу писателей в Москве оставался Михаил Аплетин. Именно он подал в ЦК прошение о поездке Маркузе.

«В[есьма] срочно
Не п/о [не подлежит оглашению]
27.10.1936 г.
В Культ. Просвет. Отд. ЦК ВКП(б)

Тов. Ангарову.

Сегодня, 27 октября, получена телеграмма от Михаила Кольцова о том, что к Октябрьским праздникам в Москву приезжают немецкие писатели — Лион Фейхтвангер и Людвиг Маркузе с женой.

Лион Фейхтвангер едет по приглашению, разрешенному ЦК ВКП(б).

Людвиг Маркузе (с женой) в списке писателей, приглашение которых разрешено в нынешнем году, не имеется.

Имеет большое значение, чтобы Фейхтвангер, который отрицательно относится к процессу14а, и Людвиг Маркузе, у которого возникли в связи с процессом сомнения в подлинности советской демократии, чтобы они оба именно к октябрьским дням были у нас.

Тов. Кольцов, придавая особо важное значение визиту этих двух немецких писателей, телеграфирует, чтобы им оказано было исключительное внимание, примерно, как и Андре Жиду.

Принимая все это во внимание, Иностранная Комиссия Союза советских писателей СССР просит Вас довести об этом до сведения товарища А. А. Андреева15 и принять меры, чтобы было дано указание соответствующим органам, чтобы Лион Фейхтвангер, Людвиг Маркузе и жена Людвига Маркузе получили без задержки визы.
Мих. Аплетин
Зам. Председателя Инокомиссии ССП СССР»16 .

Похоже, что за три месяца пребывания в Испании Кольцов начинал терять ощущение советской реальности. События по эту, кремлевскую сторону мраморного занавеса он оценивал неадекватно. После августовского показательного процесса партийная информационная машина переставала называть вещи в нейтральном телеграфном ключе. Упоминание об «отрицательном отношении» Фейхтвангера к процессу уже не могло по определению фигурировать в тексте обращения в ЦК. До выхода скандальной книги Жида в парижском «Галлимаре» оставалось чуть более месяца, а Кольцов, находясь в десяти часах от Парижа, не знал о приближении сомнительной развязки в поездке французского писателя в СССР, которую Кольцов организовал и персональную ответственность за которую нес перед Сталиным. Но главный просчет депеши Кольцова (а Аплетин лишь тиражировал ее в качестве гектографа) видится в том, что он в шифротелеграмме разгласил две тайны власти: «Лион Фейхтвангер едет по приглашению, разрешенному ЦК ВКП(б)», и, оказывается, существуют списки писателей, которым разрешен въезд в СССР в 1936 году.

Решение высших партийных органов о поездке Фейхтвангера не найдено в виде записанного на бумаге и сохраненного в препарированных, отретушированных и, вероятнее всего, фальсифицированных для потомков тетрадях под названием «Протоколы ЦК ВКП(б)». «ЦК» в депеше Кольцова может означать и то, что добро было дано вождем устно или нацарапано на письме-обращении и занесено в альбом сталинских резолюций под номером и датой.

Вождь реально правил страной с помощью такого рода «альбомного» права. Даже сегодня, в начале XXI века, через полстолетия после смерти тирана, хранители остатков его архивов отрицают сам факт существования подобных альбомов в прошлом и их архивное наличие в настоящем. Но альбомы были! Кольцов знал об этом, знал о самом решении и, нарушив конспиративный закон, сообщает этот факт Аплетину через всю кишащую шпионами Европу. Аплетин передает новость Ангарову, который в тайну именно этой салонно-альбомной резолюции посвящен не был. Последний прерывает цепочку разглашения сверхконфиденциальной информации, не решившись доложить о ней Ежову, но приказывает провести внутреннее расследование, ход которого по счастливой случайности остается материально зафиксированным на документе.

Секретарь засекреченной структуры Технического секретариата Организационного бюро ЦК Н. Макаров перепроверяет факт подготовки визита немецких писателей-антифашистов и составляет записку:

«Тов. Рыжова! Доложи Ник[олаю] Ив[ановичу Ежову]

1. Как мне сообщил т. Ангаров, тов. Андреев дал указание о том, чтобы этот вопрос был дан Н. Ив.

2. Ни в ОБ, ни в ПБ решения о приезде писателей вообще и Фейхтвангера нет.

3. Если сегодня вопрос не решится (а решать его нужно обязательно в ПБ), то вопрос отпадает. Н. Макаров. 3.11.36 г. 20 ч.»17.

Рукописная записка Макарова подтверждает предположение о том, что вопрос о визите Людвига — Фейхтвангера обсуждался и был решен в запредельных сферах, на которые и намекал Кольцов из своего шифротелеграфного испанского далека. Даже член Политбюро и секретарь ЦК, ответственный за идеологию, Андрей Андреевич Андреев не знал о разрешении приглашать Фейхтвангера. Возможно, не знал этого и Ежов. Визит оказался в компетенции засекреченного в структурах Особого сектора ЦК реального Министерства иностранных дел личного правительства Сталина, которым ведал Борис Двинский. На бланке решения пометка Макарова: «Архив — сняты (секретари не голосовали). Н. Макаров. 9.11.36 г.»18 . Для номенклатурной истории советской и западноевропейской литературы здесь важен не заурядный бюрократический факт, а то, на каком уровне готовилась поездка немецкого писателя-антифашиста в Советский Союз.

Через месяц Фейхтвангер приедет в Москву. Значит, решение было или изначально, или принято вслед за перепиской Кольцова — Аплетина — Ежова — Андреева! Еще через месяц Фейхтвангер встретится со Сталиным в Кремле. Через два месяца возвратится в Париж. Осенью в Амстердаме выйдет книга о поездке. В ноябре ее переведут и издадут в Москве. Иностранцы встречались с вождем до немецкого писателя-антифашиста и после него. Но эта встреча станет в чем-то уникальной.
С вероятного разрешения Сталина Фейхтвангер в своей книге «Москва 1937» (изданной в Амстердаме в том же издательстве «Керидо», что и книга Людвига Маркузе о иезуите Лойоле) передаст сталинские мысли своими собственными словами как авторский текст. Эта вольность станет исключительным событием в безбрежном океане сталинианы. Сегодня же впервые публикуемый текст беседы будет для нас поводом для разговора на тему о западноевропейских пилигримах на кремлевском дворе.

«ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ ТОВАРИЩА СТАЛИНА С ГЕРМАНСКИМ ПИСАТЕЛЕМ ЛИОНОМ ФЕЙХТВАНГЕРОМ

8 января 1937 года

Фейхтвангер. Я просил бы вас подробнее определить функции писателя. Я знаю, что вы назвали писателей инженерами душ.

Сталин. Писатель, если он улавливает основные нужды широких народных масс в данный момент, может сыграть очень крупную роль в деле развития общества. Он обобщает смутные догадки и неосознанные настроения передовых слоев общества и инстинктивные действия масс делает сознательными.

Он формирует общественное мнение эпохи. Он помогает передовым силам общества осознать свои задачи и бить вернее по цели. Словом, он может быть хорошим служебным элементом общества и передовых устремлений этого общества. Но бывает и другая группа писателей, которая, не поняв новых веяний эпохи, атакует все новое в своих произведениях и обслуживает таким образом реакционные силы общества. Роль такого рода писателей тоже не мала, но с точки зрения баланса истории она отрицательна. Есть третья группа писателей, которая под флагом ложно понятого объективизма старается усидеть между двух стульев, не желает примкнуть ни к передовым слоям общества, ни к реакционным. Такую группу писателей обычно обстреливают с двух сторон: передовые и реакционные силы. Она обычно не играет большой роли в истории развития общества, в истории развития народов, и история ее забывает так же быстро, как забывается прошлогодний снег.

Фейхтвангер. Я попросил бы вас разъяснить, как вы понимаете разницу между призванием научного писателя и писателя-художника, который передает свое мироощущение, самого себя.

Сталин. Научные писатели обычно действуют понятиями, а писатели-беллетристы образами. Они более конкретно, художественными картинами изображают то, что их интересует. Научные писатели пишут для избранных, более квалифицированных людей, а художники для более широких масс. Я бы сказал, что в действиях так называемых научных писателей больше элементов расчета. Писатели-художники — люди более непосредственные, в их деятельности гораздо меньше расчета.

Фейхтвангер. Хотел бы спросить, что означает ваше определение интеллигенции как межклассовой прослойки в докладе о Конституции СССР19 . Некоторые думают, что интеллигенция не связана ни с одним классом, имеет меньше предрассудков, большую свободу суждения, но зато меньше прав. Как говорил Гете — действующий не свободен, свободен только созерцающий.

Сталин. Я изложил обычное марксистское понимание интеллигенции. Ничего нового я не сказал, класс — общественная группа людей, которая занимает определенную стойкую, постоянную позицию в процессе производства. Рабочий класс производит все, не владея средствами производства. Капиталисты — владеют капиталом. Без них, при капиталистическом строе, производство не обходится. Помещики владеют землей — важнейшими средствами производства. Крестьяне владеют малыми клочками земли, арендуют ее, но занимают в сельском хозяйстве определенные позиции. Интеллигенция — обслуживающий элемент, не общественный класс. Она сама ничего не производит, не занимает самостоятельного места в процессе производства. Интеллигенция есть на фабриках и заводах — служит капиталистам. Интеллигенция есть в экономиях и имениях — служит помещикам. Как только интеллигенция начинает финтить — ее заменяют другими. Есть такая группа интеллигенции, которая не связана с производством, как литераторы, работники культуры. Они мнят себя «солью земли», командующей силой, стоящей над общественными классами. Но из этого ничего серьезного получиться не может. Была в России в 70-х годах прошлого столетия группа интеллигенции, которая хотела насиловать историю и, не считаясь с тем, что условия для республики не созрели, пыталась втянуть общество в борьбу за республику20. Ничего из этого не вышло. Эта группа была разбита — вот вам самостоятельная сила интеллигенции!

Другая группа интеллигенции хотела из русской сельской общины непосредственно развить социализм, минуя капиталистическое развитие21 . Ничего из этого не вышло. Она была разбита. Таких примеров можно привести много также и из истории Германии, Франции и других стран.

Когда интеллигенция ставит себе самостоятельные цели, не считаясь с интересами общества, пытаясь выполнить какую-то самостоятельную роль, — она терпит крах. Она вырождается в утопистов. Известно, как едко Маркс высмеивал утопистов22 . Всегда, когда интеллигенция пыталась ставить самостоятельные задачи, она терпела фиаско.

Роль интеллигенции — служебная, довольно почетная, но служебная. Чем лучше интеллигенция распознает интересы господствующих классов и чем лучше она их обслуживает, тем большую роль она играет. В этих рамках и на этой базе ее роль серьезная.

Следует ли из всего этого, что у интеллигенции должно быть меньше прав?

В капиталистическом обществе следует. В капиталистическом обществе смотрят на капитал — у кого больше капитала, тот умнее, тот лучше, тот располагает большими правами. Капиталисты говорят: интеллигенция шумит, но капитала не имеет. Поэтому интеллигенция там не равноправна. У нас совершенно иначе.

Если в капиталистическом обществе человек состоит из тела, души и капитала, то у нас человек состоит из души, тела и способностей трудиться. А трудиться может всякий: обладание капиталом у нас привилегий не дает, а даже вызывает некоторое раздражение. Поэтому интеллигенция у нас полностью равноправна с рабочими и крестьянами. Интеллигент может развивать все свои способности, трудиться так же, как рабочий и крестьянин.

Фейхтвангер. Если я вас правильно понял, вы также считаете, что писатель-художник больше апеллирует к инстинкту читателя, а не к его разуму.

Но тогда писатель-художник должен быть более реакционным, чем писатель научный, так как инстинкт более реакционен, чем разум. Как известно, Платон хотел удалить писателей из своего идеального государства.

Сталин. Нельзя играть на слове “инстинкт”. Я говорил не только об инстинкте, но и о настроениях, о неосознанных настроениях масс. Этo не то же, что инстинкт, это нечто большее. Кроме того, я не считаю инстинкты неизменными, неподвижными. Они меняются.

Сегодня народные массы хотят вести борьбу против угнетателей в религиозной форме, в форме религиозных войн. Так это было в XVII веке и ранее в Германии и Франции23. Потом через некоторое время ведут борьбу против угнетателей более осознанную — например, французская революция.

У Платона была рабовладельческая психология. Рабовладельцы нуждались в писателях, но они превращали их в рабов (много писателей было продано в рабство — в истории тому достаточно примеров) или прогоняли их, когда писатели плохо обслуживали нужды рабовладельческого строя.

Что касается нового, советского общества, то здесь роль писателя огромна. Писатель тем ценнее, что он непосредственно, почти без всякого рефлекса отражает новые настроения масс. И если спросить, кто скорее отражает новые настроения и веяния, то это скорее делает художник, чем научный исследователь. Художник находится у самого истока, у самого котла новых настроений. Он может поэтому направить настроения в новую сторону, а научная литература приходит позже. Непонятно, почему писатель-художник должен быть консерватором или реакционером. Это неверно. Этого не оправдывает и история. Первые попытки атаковать феодальное общество ведутся художниками — Вольтер, Мольер раньше атаковали старое общество24. Потом пришли энциклопедисты.

В Германии раньше были Гейне, Бьерне[Бёрне], потом пришли Маркс, Энгельс. Нельзя сказать, что роль всех писателей реакционна. Часть писателей может играть реакционную (так в тексте. — Л. М.) роль, защищая реакционные настроения.

Максим Горький отражал еще смутные революционные настроения и стремления рабочего класса задолго до того, как они вылились в революцию 1905 года.

Фейхтвангер. В каких пределах возможна в советской литературе критика?25

Сталин. Надо различать критику деловую и критику, имеющую целью вести пропаганду против советского строя.

Есть у нас, например, группа писателей, которые не согласны с нашей национальной политикой, с национальным равноправием26. Они хотели бы покритиковать нашу национальную политику. Можно раз покритиковать. Но их цель не критика, а пропаганда против нашей политики равноправия наций. Мы не можем допустить пропаганду натравливания одной части населения на другую, одной нации на другую. Мы не можем допустить, чтобы постоянно напоминали, что русские были когда-то господствующей нацией.

Есть группа литераторов, которая не хочет, чтобы мы вели борьбу против фашистских элементов, а такие элементы у нас имеются. Дать право пропаганды за фашизм, против социализма — нецелесообразно27.

Если элиминировать попытки пропаганды против политики Советской власти, пропаганды фашизма и шовинизма, то писатель у нас пользуется самой широкой свободой, более широкой, чем где бы то ни было.

Критику деловую, которая вскрывает недостатки в целях их устранения, — мы приветствуем. Мы, руководители, сами проводим и предоставляем самую широкую возможность любой такой критики всем писателям28.

Но критика, которая хочет опрокинуть советский строй, не встречает у нас сочувствия. Есть у нас такой грех.

Фейхтвангер. Получилось некоторое недоразумение. Я не считаю, что писатель должен быть обязательно реакционным. Но так как инстинкт отстает, как бы хромает за разумом, то писатель может оказаться реакционным, сам того не желая. Так, у Горького иногда образы убийц, воров вызывают чувство симпатии. И в моих собственных произведениях есть отражение отсталых инстинктов. Может быть, поэтому они читаются с интересом. Как мне кажется, раньше было больше литературных произведений, критикующих те или иные стороны советской жизни. Каковы причины этого?

Сталин. Ваши произведения читаются с интересом и хорошо встречаются в нашей стране не потому, что там есть элементы отставания, а потому, что там правдиво отображается действительность. Хотели ли вы или не хотели дать толчок революционному развитию Германии, на деле, независимо от вашего желания, получилось, что вы показали революционные перспективы Германии. Прочитавши ваши книги, читатель сказал себе: так дальше жить в Германии нельзя.

Идеология всегда немного отстает от действительного развития, в том числе и литература. И Гегель говорил, что сова Минервы вылетает в сумерки29 .

Сначала бывают факты, потом их отображение в голове. Нельзя смешивать вопрос о мировоззрении писателя с его произведениями.

Вот, например, Гоголь и его «Мертвые души». Мировоззрение Гоголя было бесспорно реакционное. Он был мистиком. Он отнюдь не считал, что крепостное право должно пасть. Неверно представление, что Гоголь хотел бороться против крепостного права. Об этом говорит его переписка, полная весьма реакционных взглядов30. А между тем, помимо его воли, гоголевские «Мертвые души» своей художественной правдой оказали огромное воздействие на целые поколения революционной интеллигенции сороковых, пятидесятых, шестидесятых годов.

Не следует смешивать мировоззрение писателя с воздействием тех или других его художественных произведений на читателя. Было ли у нас раньше больше критических произведений? Возможно. Я не занимался изучением двух периодов развития русской литературы.

До 1933 года мало кто из писателей верил в то, что крестьянский вопрос может быть разрешен на основе колхозов. Тогда критики было больше.

Факты убеждают. Победила установка Советской власти на коллективизацию, которая сомкнула крестьянство с рабочим классом.

Проблема взаимоотношений рабочего класса и крестьянства была важнейшей и доставляла наибольшую заботу революционерам во всех странах.

Она казалась неразрешимой: крестьянство реакционно, связано с частной собственностью, тащит назад, рабочий класс идет вперед. Это противоречие не раз приводило к революции. Так погибла революция во Франции в 1871 году, так погибла революция в Германии. Не было контакта между рабочим классом и крестьянством.

Мы эту проблему успешно разрешили. Естественно, что после таких побед меньше почвы для критики. Может быть, не следовало добиваться этих успехов, чтобы было больше критики? Мы думаем иначе. Беда не так велика.

Фейхтвангер. Я здесь всего 4—5 недель31. Одно из первых впечатлений: некоторые формы выражения уважения и любви к вам кажутся мне преувеличенными и безвкусными. Вы производите впечатление человека простого и скромного. Не являются ли эти формы для вас излишним бременем?

Сталин. Я с вами целиком согласен. Неприятно, когда преувеличивают до гиперболических размеров. В экстаз приходят люди из-за пустяков. Из сотен приветствий я отвечаю только на 1—2, не разрешаю большинство их печатать, совсем не разрешаю печатать слишком восторженные приветствия, как только узнаю о них. В девяти десятых этих приветствий — действительно полная безвкусица. И мне они доставляют неприятные переживания32.

Я хотел бы не оправдать — оправдать нельзя, а по-человечески объяснить, — откуда такой безудержный, доходящий до приторности восторг вокруг моей персоны. Видимо, у нас в стране удалось разрешить большую задачу, за которую поколения людей бились целые века — бабувисты, гебертисты33, всякие секты французских, английских, германских революционеров. Видимо, разрешение этой задачи (ее лелеяли рабочие и крестьянские массы): освобождение от эксплоатации вызывает огромнейший восторг. Слишком люди рады, что удалось освободиться от эксплоатации. Буквально не знают, куда девать свою радость.

Очень большое дело — освобождение от эксплоатации, и массы это празднуют по-своему. Все это приписывают мне, — это, конечно, неверно, что может сделать один человек? Во мне они видят собирательное понятие и разводят вокруг меня костер восторгов телячьих.

Фейхтвангер. Как человек, сочувствующий СССР, я вижу и чувствую, что чувства любви и уважения к вам совершенно искренни и элементарны. Именно потому, что вас так любят и уважают, не можете ли вы прекратить своим словом эти формы проявления восторга, которые смущают некоторых ваших друзей за границей?

Сталин. Я пытался несколько раз это сделать. Но ничего не получается. Говоришь им — нехорошо, не годится это. Люди думают, что это я говорю из ложной скромности.

Хотели по поводу моего 55-летия поднять празднование. Я провел через ЦК ВКП(б) запрещение этого34. Стали поступать жалобы, что я мешаю им праздновать, выразить свои чувства, что дело не во мне. Другие говорили, что я ломаюсь. Как воспретить эти проявления восторгов? Силой нельзя. Есть свобода выражения мнений. Можно просить по-дружески35 .

Это проявление известной некультурности. Со временем это надоест. Трудно помешать выражать свою радость. Жалко принимать строгие меры против рабочих и крестьян.

Очень уже велики победы. Раньше помещик и капиталист был демиургом, рабочих и крестьян не считали за людей. Теперь кабала с трудящихся снята. Огромная победа! Помещики и капиталисты изгнаны, рабочие и крестьяне — хозяева жизни. Приходят в телячий восторг.

Народ у нас еще отстает по части общей культурности, поэтому выражение восторга получается такое. Законом, запретом нельзя тут что-либо сделать. Можно попасть в смешное положение. А то, что некоторых людей за границей это огорчает, тут ничего не поделаешь. Культура сразу не достигается. Мы много в этой области делаем: построили, например, за одни только 1935 и 1936 годы в городах свыше двух тыс. новых школ36. Всеми мерами стараемся поднять культурность, Но результаты скажутся через 5—6 лет. Культурный подъем идет медленно. Восторги растут бурно и некрасиво37.

Фейхтвангер. Я говорю не о чувстве любви и уважения со стороны рабочих и крестьянских масс, а о других случаях. Выставляемые в разных местах ваши бюсты — некрасивы, плохо сделаны. На выставке планировки Москвы, где все равно прежде всего думаешь о вас, — к чему там плохой бюст?38 На выставке Рембрандта, развернутой с большим вкусом39 , к чему там плохой бюст?

Сталин. Вопрос закономерен40 . Я имел в виду широкие массы, а не бюрократов из различных учреждений. Что касается бюрократов, то о них нельзя сказать, что у них нет вкуса. Они боятся, если не будет бюста Сталина, то их либо газета, либо начальник обругает, либо посетитель удивится. Это область карьеризма, своеобразная форма “самозащиты” бюрократов: чтобы не трогали, надо бюст Сталина выставить.

Ко всякой партии, которая побеждает, примазываются чуждые элементы, карьеристы. Они стараются защитить себя по принципу мимикрии — бюсты выставляют, лозунги пишут, в которые сами не верят. Что касается плохого качества бюстов, то это делается не только намеренно (я знаю, это бывает), но и по неумению выбрать. Я видел, например, в первомайской демонстрации портреты мои и моих товарищей: похожие на всех чертей. Несут люди с восторгом и не понимают, что портреты не годятся. Нельзя издать приказ, чтобы выставляли хорошие бюсты — ну их к чорту! Некогда заниматься такими вещами, у нас есть другие дела и заботы, на эти бюсты и не смотришь41.

Фейхтвангер. Я боюсь, что употребление вами слова «демократия» — я вполне понимаю смысл вашей новой конституции и ее приветствую — не совсем удачно. На Западе 150 лет слово “демократия” понимается как формальная демократия. Не получается ли недоразумение из-за употребления вами слова “демократия”, которому за границей привыкли придавать определенный смысл. Все сводится к слову “демократия”. Нельзя ли придумать другое слово?

Сталин. У нас не просто демократия, перенесенная из буржуазных стран42. У нас демократия необычная, у нас есть добавка — слово “социалистическая” демократия. Это другое. Без этой добавки путаница будет. С этой добавкой понять можно. Вместе с тем мы не хотим отказываться от слова демократия, потому что мы в известном смысле являемся учениками, продолжателями европейских демократов, такими учениками, которые доказали недостаточность и уродливость формальной демократии и превратили формальную демократию в социалистическую демократию. Мы не хотим скрывать этот исторический факт.

Кроме того, мы не хотим отказываться от слова демократия еще и потому, что сейчас в капиталистическом мире разгорается борьба за остатки демократии против фашизма. В этих условиях мы не хотим отказываться от слова демократия, мы объединяем наш фронт борьбы с фронтом борьбы рабочих, крестьян, интеллигенции против фашизма за демократию. Сохраняя слово “демократия”, мы протягиваем им руку и говорим им, что после победы над фашизмом и укрепления формальной демократии придется еще бороться за высшую форму демократии, за социалистическую демократию.

Фейхтвангер. Может быть, я, как литератор, придаю слишком много значения слову и связанным с ним ассоциациям. Мне кажется, что буржуазная критика, основывающаяся на неправильном понимании слова “демократия”, приносит вред. Советский Союз создал столько нового, почему бы ему не создать нового слова и здесь?

Сталин. Вы неправы. Положительные стороны от сохранения слова демократия выше, чем недостатки, связанные с буржуазной критикой. Возьмите движение Единого фронта во Франции, в Испании. Различные слои объединились для защиты жалких остатков демократии. Единый фронт против фашизма — есть фронт борьбы за демократию43. Рабочие, крестьяне, интеллигенция спрашивают: как вы, советские люди, относитесь к нашей борьбе за демократию, правильна ли эта борьба? Мы говорим: “Правильно, боритесь за демократию, которая является низшей ступенью демократии. Мы вас поддерживаем, создав высшую стадию демократии — социалистическую демократию. Мы наследники старых демократов — французских революционеров, германских революционеров, наследники, не оставшиеся на месте, а поднявшие демократию на высшую ступень”.

Что касается критиков, то им надо сказать, что демократия придумана не для маленьких групп литераторов, а создана для того, чтобы дать новому классу — буржуазии возможность борьбы против феодализма. Когда феодализм был побежден, рабочий класс захотел воспользоваться демократией, чтобы вести борьбу против буржуазии. Тут для буржуазии демократия стала опасной. Она была хороша для борьбы буржуазии с феодализмом, она стала плоха, когда рабочий класс стал пользоваться ею в борьбе против буржуазии.

Демократия стала опасна, выступил фашизм. Не напрасно некоторые группы буржуазии соглашаются на фашизм, ибо раньше демократия была полезна, а теперь стала опасна.

Демократизм создает рабочему классу возможность пользоваться различными правами для борьбы против буржуазии.

В этом суть демократии, которая создана не для того, чтобы литераторы могли чесать языки в печати.

Если так смотреть на демократию, то у нас трудящиеся пользуются всеми мыслимыми правами. Тут тебе и свобода собраний, печати, слова, союзов и т. д.

Это надо разъяснить и нашим друзьям, которые колеблются. Мы предпочитаем иметь меньше друзей, но стойких друзей. Много друзей, но колеблющихся — это обуза.

Я знаю этих критиков. Некоторые из этих критиков спрашивают: почему мы не легализуем группу, или, как они говорят, партию, троцкистов. Они говорят — легализуете партию троцкистов, — значит, у вас демократия, не легализуете — значит, нет демократии. А что такое партия троцкистов? Как оказалось — мы это знали давно — это разведчики, которые вместе с агентами японского и германского фашизма взрывают шахты, мосты, производят железнодорожные крушения. На случай войны против нас они готовились принять все меры, чтобы организовать наше поражение: взрывать заводы, железные дороги, убивать руководителей и т.д. Нам предлагают легализовать разведчиков, агентов враждебных иностранных государств.

Ни одно буржуазное государство — Америка, Англия, Франция — не легализуют шпионов и разведчиков враждебных иностранных государств.

Почему же это предлагают нам? Мы против такой “демократии”.

Фейхтвангер. Именно потому, что демократия на Западе так уже выщерблена, плохо пахнет, надо было бы отказаться от этого слова.

Сталин. А как же Народный фронт дерется за демократию? А во Франции, в Испании — правительство Народного фронта44, — люди борются, кровь пролива-
ют, это — не за иллюзии, а за то, чтобы был парламент, была свобода забастовок, свобода печати, союзов для рабочих.

Если демократию не отождествлять с правом литераторов таскать друг друга за волосы в печати, а понимать ее как демократию для масс, то тут есть за что бороться.

Мы хотим держать Народный фронт с массами во Франции и др. странах. Мост к этому — демократия, так, как ее понимают массы.

Есть разница между Францией и Германией? Хотели бы германские рабочие иметь снова настоящий парламент, свободу союзов, слова, печати? Конечно, да. Кашен в парламенте, Тельман — в концентрационном лагере, во Франции могут рабочие бастовать, в Германии — нет и т. д.45.

Фейхтвангер. Теперь есть три понятия — фашизм, демократизм, социализм. Между социализмом и демократией есть разница.

Сталин. Мы не на острове. Мы, русские марксисты, учились демократизму у социалистов Запада — у Маркса, Энгельса, у Жореса, Геда, Бебеля. Если бы мы создали новое слово — это дало бы больше пищи критикам: русские, мол, отвергают демократию.

Фейхтвангер. О процессе Зиновьева и др. был издан протокол46. Этот отчет был построен главным образом на признаниях подсудимых. Несомненно, есть еще другие материалы по этому процессу. Нельзя ли их также издать?

Сталин. Какие материалы?

Фейхтвангер. Результаты предварительного следствия47. Все, что доказывает их вину помимо их признаний.

Сталин. Среди юристов есть две школы. Одна считает, что признание подсудимых — наиболее существенное доказательство их вины. Англосаксонская юридическая школа считает, что вещественные элементы — нож, револьвер и т. д. — недостаточны для установления виновников преступления. Признание обвиняемых имеет большее значение.

Есть германская школа, она отдает предпочтение вещественным доказательствам, но и она отдает должное признанию обвиняемых. Непонятно, почему некоторые люди или литераторы за границей не удовлетворяются признанием подсудимых. Киров убит — это факт. Зиновьева, Каменева, Троцкого там не было. Но на них указали люди, совершившие это преступление, как на вдохновителей его. Все они — опытные конспираторы: Троцкий, Зиновьев, Каменев и др. Они в таких делах документов не оставляют. Их уличили на очных ставках их же люди, тогда им пришлось признать свою вину.

Еще факт — в прошлом году произошло крушение воинского поезда на ст. Шумиха в Сибири48. Поезд шел на Дальний Восток. Как говорилось на суде, стрелочница перевела стрелку неверно и направила поезд на другой путь. При крушении были убиты десятки красноармейцев49. Стрелочница — молодая девушка — не признала свою вину, она говорила, что ей дали такое указание. Начальник станции, дежурный были арестованы, кое-кто признался в упущениях. Их осудили. Недавно были арестованы несколько человек в этом районе — Богуславский, Дробнис, Князев50. Часть aрестованных по делу о крушении, но еще не приговоренных, показали, что крушение произведено по заданию троцкистской группы. Князев, который был троцкистом и оказался японским шпионом, показал, что стрелочница не виновата. У них, троцкистов, была договоренность с японскими агентами о том, чтобы устраивать катастрофы. Чтобы замаскировать преступление, использовали стрелочницу как щит и дали ей устный приказ неправильно перевести стрелку. Вещественные доказательства против стрелочницы: она перевела стрелку. Показания людей доказывают, что виновата не она. У нас имеются не только показания подсудимых. Но мы придаем показаниям большое значение. Говорят, что показания дают потому, что обещают подсудимым свободу. Это чепуха. Люди это все опытные, они прекрасно понимают, что значит показать на себя, что влечет за собой признание в таких преступлениях. Скоро будет процесс Пятакова и др.51. Вы сможете много интересного узнать, если будете присутствовать на этом процессе52.

Фейхтвангер. Я написал пьесу из жизни Индии, в которой изображается, как лорд Гастингс поступил с противником, который действительно хотел произвести государственный переворот, приписав ему не это, а совершенно другое преступление53.

Критики за границей (не я) говорят, что они не понимают психологию подсудимых, почему они не отстаивают своих взглядов, а сознаются.

Сталин. 1-й вопрос — почему они так пали? Надо сказать, что все эти люди — Зиновьев, Каменев, Троцкий, Радек, Смирнов и др. — все они при жизни Ленина вели с ним борьбу. Теперь, после смерти Ленина, они себя именуют большевиками-ленинцами, а при жизни Ленина они с ним боролись.

Ленин еще на Х-м съезде партии в 1921 г., когда он провел резолюцию против фракционности, говорил, что фракционность против партии, особенно если люди на своих ошибках настаивают, должна бросить их против советского строя, в лагерь контрреволюции. Советский строй таков — можно быть за него, можно быть нейтральным, но если начать бороться с ним, то это обязательно приводит к контрреволюции54 .

Эти люди боролись против Ленина, против партии:

Во время Брестского мира в 1918 году.

В 1921 году по вопросу о профсоюзах.

После смерти Ленина в 1924 году они боролись против партии.

Особенно обострили борьбу в 1927 году.

В 1927 году мы произвели референдум среди членов партии. За платформу ЦК ВКП(б) высказалось 800 тысяч членов партии, за платформу Троцкого — 17 тысяч55.

Эти люди углубили борьбу, создали свою партию. В 1927 г. они устраивали демонстрации против советской власти, ушли в эмиграцию, в подполье.

Осталось у них тысяч 8 или 10 человек.

Они скатывались со ступеньки на ступеньку. Некоторые люди не верят, что Троцкий и Зиновьев сотрудничали с агентами Гестапо. А их сторонников арестовывают вместе с агентами Гестапо. Это факт. Вы услышите, что Троцкий заключил союз с Гессом56, чтобы взрывать мосты и поезда и т. д., когда Гитлер пойдет на нас войной. Ибо Троцкий не может вернуться без поражения СССР на войне.

Почему они признаются в своих преступлениях? Потому что изверились в правоте своей позиции, видят успехи всюду и везде. Хотят хотя бы перед смертью или приговором сказать народу правду. Хоть одно доброе дело сделать — помочь народу узнать правду. Эти люди свои старые убеждения бросили. У них есть новые убеждения. Они считают, что построить в нашей стране социализм нельзя. Это дело гиблое.

Они считают, что вся Европа будет охвачена фашизмом, и мы, советские люди, погибнем. Чтобы сторонники Троцкого не погибли вместе с нами, они должны заключить соглашение с наиболее сильными фашистскими государствами, чтобы спасти свои кадры и ту власть, которую они получат при согласии фашистских государств. Я передаю то, что Радек и Пятаков сейчас говорят прямо. Наиболее сильными фашистскими государствами они считали Германию и Японию. Они вели переговоры с Гасом (так в тексте, должно быть “с Гессом”. — Л. М.) в Берлине и с японским представителем в Берлине. Пришли к выводу, что власть, которую они получат в результате поражения СССР в войне, должна сделать уступки капитализму: Германии уступить территорию Украины или ее часть, Японии — Дальний Восток или его часть, открыть широкий доступ немецкому капиталу в Европейскую часть СССР, японскому — в Азиатскую часть, предоставить концессии; распустить большую часть колхозов и дать выход “частной инициативе”, как они выражаются; сократить сферу охвата государством промышленности. Часть ее отдать концессионерам. Вот условия соглашения, так они рассказывают. Такой отход от социализма они “оправдывают” указанием, что фашизм, мол, все равно победит, и эти “уступки” должны сохранить максимальное, что может остаться. Этой “концепцией” они стараются оправдать свою деятельность. Идиотская концепция. Их «концепция» навеяна паникой перед фашизмом.

Теперь, когда они все продумали, они считают все это неправильным и хотят перед приговором все рассказать, раскрыть.

Фейхтвангер. Если у них такие идиотские концепции, не считаете ли вы, что их надо скорее посадить в сумасшедший дом, чем на скамью подсудимых.

Сталин. Нет. Есть немало людей, говорящих, что фашизм все захватит. Надо пойти против этих людей. Они всегда были паникерами. Они пугались всего, когда мы брали власть в Октябре, во время Бреста, когда мы проводили коллективизацию. Теперь испугались фашизма.

Фашизм — это чепуха, это временное явление. Они в панике и потому создают такие “концепции”. Они за поражение СССР в войне против Гитлера и японцев. Именно поэтому, как сторонники поражения СССР, они заслужили внимания гитлеровцев и японцев, которым они посылают информацию о каждом взрыве, о каждом вредительском акте.

Фейхтвангер. Возвращаясь к старому процессу, хочу сказать, что некоторых удивляет, почему не 1, 2, 3, 4 подсудимых, а все признали свою вину.

Сталин. Как это бывает конкретно? Зиновьева обвиняют. Он отрицает. Ему дают очные ставки с пойманными и уличенными его последователями. Один, другой, третий уличают его. Тогда он, наконец, вынужден признаться, будучи изобличен на очных ставках своими сторонниками.

Фейхтвангер. Я сам уверен в том, что они действительно хотели совершить государственный переворот. Но здесь доказывается слишком многое. Не было бы убедительнее, если бы доказывалось меньше.

Сталин. Это не совсем обычные преступники. У них осталось кое-что от совести. Вот возьмите Радека. Мы ему верили57. Его оговорили давно Зиновьев и Каменев. Но мы его не трогали. У нас не было других показаний, а в отношении Каменева и Зиновьева можно было думать, что они нарочно оговаривают людей. Однако через некоторое время новые люди, два десятка низовых людей, частью арестованные, частью сами давшие показания, выяснили картину виновности Радека. Его пришлось арестовать. Сначала он упорно все отрицал, написал несколько писем, утверждая, что он чист. Месяц назад он написал длинное письмо, опять доказывая свою невиновность. Но это письмо, очевидно, ему самому показалось неубедительным, и через день он признался в своих преступлениях и изложил многое из того, чего мы не знали. Когда спрашиваешь, почему они сознаются, то общий ответ: “надоело это все, не осталось веры в правоту своего дела, невозможно идти против народа — этого океана. Хотим перед смертью помочь узнать правду, чтобы мы не были такими окаянными, такими иудами”.

Это не обычные преступники, не воры, у них осталось кое-что от совести. Ведь Иуда, совершив предательство, потом повесился.

Фейхтвангер. Об Иуде — это легенда.

Сталин. Это не простая легенда. В эту легенду еврейский народ вложил свою великую народную мудрость»58.

Судьба текста беседы с Фейхтвангером

В сообщении ТАСС, опубликованном в «Правде» 9 января 1937 года, указывалось, что беседа Сталина с Фейхтвангером продлилась три часа. Из пометки заведующего Отделом печати ЦК ВКП(б) Бориса Таля известно, что Сталин спросил: «Не хотите ли вы сняться с Фейхтвангером»59. Благодаря этому предложению большую фотографию Сталина, Фейхтвангера и Таля также поместили в «Правде»60. Таль участвовал в беседе вождя в качестве переводчика, референта, стенографа — в той роли, которую летом 1934 года во время встречи Сталина с Гербертом Уэллсом сыграл пресс-секретарь НКИД Константин Уманский, а 1935 году на беседе с Роменом Ролланом — директор Всесоюзного общества культурных связей с заграницей Александр Аросев61.

9 января 1937 года Таль послал Сталину набросок записи беседы с Фейхтвангером62. Записи представляют собой правленую скоропись вопросов немецкого писателя и ответов Сталина. Помимо этой и чистовой машинописи, на которых не обнаружено следов правки Сталина, сохранилась еще и вторая запись беседы: нерасшифрованная и на больших листах. В начале рукописи зафиксирована реплика Сталина: «2 часа. Если с перевод[ом], не так много». По-видимому, эта запись — синхронная самой беседе, поскольку тезисная форма передачи вопросов Фейхтвангера записана на немецком языке. Но так как следов сталинской правки не обнаружено и здесь, вероятнее всего, беседу не готовили для печати и предварительной рассылки членам Политбюро (как в случае с беседой Людвига, Уэллса и Роллана).

Почему в случае с Фейхтвангером беседа Сталина не будет обнародована? Она начала устаревать уже в момент своего фиксирования на бумаге. Коррективы в ее текст и в контекст, в судьбы двух главных действующих лиц театрализованного действа и самого Таля, начала вносить трагическая летопись тридцать седьмого года. Бурные события большой чистки требовали многих, постоянных, кардинальных и противоречивых изменений в издательской деятельности Политбюро вообще и в работе по популяризации трудов и заявлений Сталина в частности.

Через девять месяцев, 5 сентября, Таль в посылке, отправленной на имя начальника Особого сектора ЦК Александра Поскребышева63 , возвратит все имевшиеся у него записи этой беседы с припиской: «Быть может, они вам понадобятся». Дата 5 сентября примечательна потому, что в те дни уже решался вопрос о судьбе самого Таля. Сгущались тучи над летописцем встречи. Таль, не дожидаясь своего ареста, когда «комиссия по приему и сдаче дел» войдет в кабинет арестованного и вскроет сейфы, инкриминируя владельцу офиса хранение секретной информации, и прежде всего сталинских документов, решил сам сдать документы высшей государственной важности. Они все равно попали бы в архив Особого сектора, но уже с пометкой «Поступило из НКВД», а возможно, и с каплями запекшейся крови… Записи действительно понадобятся, когда при подготовке очередного тома Собрания сочинений Сталина будет рассматриваться гипотетическая возможность опубликования текста беседы с Фейхтвангером.

Партийный функционер полувысшего звена, Таль сгорел без остатка за неполный календарный год. А в сталинской науке жертвоприношений фигура жреца — летописца и интерпретатора слов вождя должна была быть незапятнанно-безукоризненной с точки зрения политической лояльности и полицейской проверенности. Хроникер беседы Сталина с Фейхтвангером таковым не оказался. После его ареста под сомнение попадала и вся его номенклатурная деятельность: подготовленные им проекты постановлений (почему он их предлагал?), докладные записки, информация (дезинформация?), утвержденные по его рекомендации кадры (не шпионы ли они тоже?). В число прочих произведений партийно-литературного творчества, заподозренных в неблагонадежности, безусловно, должен был попасть и текст беседы Сталина с Фейхтвангером, записанной для истории Талем. Согласно подобной логике, и эта запись могла оказаться вредительской. Ведь сталинский режим отождествлял носителя информации с самой информацией, форму с содержанием задолго до того, как эту теорию выдвинул, обосновал и проиллюстрировал Маршалл Маклюэн64.
Тем не менее в январе 1937 года все было готово для публикации беседы. Ее текст с оперативной быстротой отпечатали на машинке. 16 января Таль направил Сталину письмо, ходатайствуя за гостя, который все еще находился в СССР:

«Тов. Сталину

Лион Фейхтвангер просит дать ему запись Вашей беседы с ним. Особенно, как он говорит, его интересуют вопросы, касающиеся литературы.

Мне кажется, что было бы целесообразно дать ему запись беседы, так как его атакуют иностранные корреспонденты (он уже принимал американского корреспондента Родмана) и, не имея документа, Л. Фейхтвангер может что-либо перепутать. Если Вы согласны, можно было бы просмотренный Вами набросок записи перевести на немецкий язык и дать Л. Фейхтвангеру.
Прошу указаний.
Б. Таль»65.

После обнародования на первых полосах советских газет фотографии и краткого сообщения ТАСС немедленно началась борьба за право на первую публикацию беседы. Редактор журнала «Знамя» Всеволод Вишневский в день обнародования радостной вести обратился к Поскребышеву с просьбой разрешить напечатать беседу вождя на страницах редактируемого им полувоенного литературного официоза. Аргументация заключалась в том, что Фейхтвангер — «постоянный сотрудник» этого журнала65а.

В свою очередь заведующий Агитпропом ЦК Алексей Стецкий, преследуя ведомственные интересы, 10 января попросил Сталина передать запись беседы для опубликования в теоретическом органе ЦК «Большевик», где в свое время публиковалась беседа с Уэллсом. Нам не известен ответ ни на одно из этих ходатайств. После скандальной истории с антисоветской книгой Андре Жида, ответа на которую ждали от Фейхтвангера, Кремль не спешил связывать себя обязательствами еще с одним неподконтрольным пилигримом к сталинскому престолу.

Бескорыстие любви к Сталину и к Советскому Союзу

Западные гости, как правило, не соблюдали правил конспиративности в хранении и обращении с полузашифрованными документами, с финансовыми расписками, недопонимали сакральной природы сталинского слова. По советскую сторону занавеса все это становилось полуврожденным инстинктом и второй натурой большинства особ, на протяжении трех с половиной десятилетий приближенных к вождю и больше жизни любивших «начальство». Неутвержденный текст беседы немецкому писателю давать было ни в коем случае нельзя. Борясь с несанкционированным пересечением границ Советского Союза информацией, НКВД проверял содержимое почтового багажа всех высокопо­ставленных гостей Страны Советов. Даже у такого лояльного автора, как Анри Барбюса, в 1932 году были найдены нарушения в хранении секретных документов.

5 октября 1932 года в Кремле Сталин встречается с Анри Барбюсом66. Речь идет о состоявшемся в августе Амстердамском антифашистском конгрессе левой интеллигенции, который открыл новые горизонты в разведывательной и подрывной деятельности Кремля за рубежом. На встрече с вождем Барбюс просит денег. Уже 12 октября пламенному писателю-антимилитаристу сообщают, что он получит без малого четыреста тысяч французских франков на нужды Амстердамского конгресса. Это деньги, собранные советскими трудящимися67.

Находясь все еще в Москве, в благодарственном письме на имя Сталина Барбюс пишет: «Как Вы дали мне понять, два товарища Е. Стасова и Шверник привезли мне деньги, собранные по подписке советскими рабочими для амстердамского движения. Эта значительная сумма, которая составляет около 385 000 франков, будет передана в Париж Наркоминделом, и я получу ее в посольстве <…> Я благодарю Вас от всего сердца, дорогой и великий товарищ, за великолепный прием, который был мне здесь оказан и который является для меня такой гордостью. Трудно оказаться достойным его, но я попытаюсь это сделать»68.

Барбюс благополучно покинул Москву, а 17 октября заведующий Третьим (западным) отделом НКИД Гельфанд сообщает Поскребышеву о том, что экземпляр беседы Барбюса со Сталиным «изъят из документов, подлежащих пересылке Барбюсу в Париж». Опись при документах составлена ВОКСом69 и уничтожается или посылается диппочтой через полпредство: «Я условился с т. Лернер (зам. пред. ВОКСа), что если Барбюс, установив отсутствие записи беседы с т. Сталиным, обратится с запросом в ВОКС, то редакция ответного ему письма будет предварительно согласована с нами и представлена на Ваше одобрение»70.

Остальные материалы были признаны «совершенно безобидными». Потенциально самой инкриминируемой, попади она в руки «противника», была часть беседы о советской субсидии в триста тысяч франков и о подрывной работе в вооруженных силах западноевропейских государств. Если к этому добавить, что в маниакальной постоянной зашифровке всего и вся сумма, вид свободно конвертируемой валюты, да и сам факт «субсидии» могли быть символическими значками для чего-то другого, о чем мы не имеем понятия, не догадываемся и, возможно, никогда не расшифруем, то полицейская акция выемки и зачистки архива даже такого лояльного попутчика, как Барбюс, удивлять не должна.

С другой стороны, полицейский контроль не обязательно становился литературной цензурой. 4 ноября редактор «Правды» Мехлис сообщает Сталину о том, что Барбюс прислал статью «Меж двух культур». Мехлиса смущает формулировка о «независимости литературного и политического движения». Просит вождя просмотреть статью. Сталин выносит резолюцию: «Нужно опубликовать без изменений. За ошибки в статье ответствен автор статьи, ибо статья подписана. И. Сталин»71.

В отличие от скандального финала визита Андре Жида (в конце августа 1936 года французский писатель благодарственную телеграмму Сталину не отправлял, а выехал из Союза тихо, без лишней помпы), прощание Фейхтвангера было афишированным. 5 февраля 1937 непотопляемый Лев Мехлис направляет Поскребышеву для вождя оригинал прощального письма-телеграммы Фейхтвангера на немецком языке (Сталин в анкетах упорно настаивал на своем знании немецкого, а иногда и английского языков): «Письмо надо хранить, оно может потребоваться. т. Сталин о нем знает», — резюмировал редактор «Правды»72.

Телеграмма Фейхтвангера отправлена со станции Негорелое 5 февраля в 11 ч. 53 мин. утра. Получена в Москве в 12 ч. 07 мин. дня. Она была негласным обязательством или гарантией того, что позиция писателя, прежде всего в оценке второго московского показательного процесса, будет предсказуемо правильной и просталинской.
«Товарищу Сталину.
Кремль.
Москва.

Покидая Советский Союз, я чувствую потребность сказать Вам — достойному представителю советского народа, каким глубоким переживанием было для меня это путешествие в Вашу страну. Тот, кто изучает Вашу страну и Ваш народ без предубеждения, должен радостно восторгаться всем тем, что достигнуто за эти двадцать лет. Человеческий разум одержал здесь блестящую победу. Кто видел, с какой мощью и с каким умом Вы и Ваш народ защищаете и расширяете свои достижения, тот, покидая Советский Союз, полон счастливой уверенности, что нет на свете такой силы, которая смогла бы уничтожить осуществленный в Вашей стране социализм.

Лион Фейхтвангер».

Письмо могло потребоваться на случай повторения истории с Жидом. Но просто хранить в архиве его не стали. На следующий день, 6 февраля, оно было опубликовано в «Правде». Такова, вероятнее всего, была воля Сталина.

Позднее в этом году Сталин отредактирует информационную записку для печати, озаглавленную «От издательства», которая предварит опубликование перевода на русский язык книги Фейхтвангера о поездке в Москву. Сохранился и черновик написанного Ждановым уведомления73. В нем советские читатели извещаются о выходе в свет в Амстердаме книги немецкого писателя-антифашиста. Предвосхищая ее неминуемый перевод на русский язык в виде советского издания, информационное коммюнике предупреждало о необходимости правильного прочтения книги Фейхтвангера «Москва 1937»:

«Книжка содержит ряд ошибок и неправильных оценок. В этих ошибках легко может разобраться советский читатель. Тем не менее, книжка представляет интерес и значение как попытка честно и добросовестно изучить Советский Союз».

В Стране Советов сам вождь именовал литературную продукцию исключительно словом «книжка». Сталиным была зачеркнута итоговая фраза сообщения: «В этом несомненная заслуга автора».

К положительным (то есть просоветским) качествам писателя было отнесено то, что он — «один из немногих некоммунистических писателей Запада не сложил оружия перед фашизмом, не боится правды». Главной его заслугой в глазах Сталина стало то, что «в то время, когда буржуазные разбойники пера, в угоду капитализму и фашизму, состязаются в фабрикации отравленной лжи и клеветы против СССР, Фейхтвангер старается доискаться правды об СССР и понять его особенности»74. Это был намек в сторону Андре Жида и компании. На заметке — итоговая пометка Сталина: директивное указание, которое из простого газетного сообщения делало своего рода директивное решение Политбюро: «Гослитиздат (200 тысяч)». Определялось не только издательство, но и тираж для субсидируемой советским бюджетом попутнической книги иностранного писателя. По тем временам он был немалым.

Возможно, Сталин расценил акцию с визитом и книгой Фейхтвангера как элемент предвыборной агитационной пропаганды. Полным ходом шла подготовка к выборам в Верховный Совет СССР первого созыва. Впервые всем без ограничений (кроме заключенных тюрем и лагерей) было предоставлено право избирать и быть избранными во всесоюзный «парламент». Публикация книги Фейхтвангера именно в данный момент создавала иллюзию возможности и реального существования конструктивной критики сталинского режима.

Беседа Сталина с Фейхтвангером стала предпоследней в череде философских встреч с западными гуру. Гибель организаторов и кураторов визитов западных пилигримов (Аросева, Бухарина, Таля, Кольцова, Бабеля и др.) и станет ответом на пасквильную книгу Жида и на безответные призывы Ромена Роллана к Сталину проявить гуманизм в отношении жертв террора. А после беседы с Рафаэлем Альберти и Марией Тересой Леон в марте 1937 года Сталин вообще прекратит тратить время на общение с кумирами западной интеллигенции75. Ритуал паломничества интеллектуальных вождей поколения к кремлевскому трону станет еще одной, на этот раз концептуальной, жертвой великой чистки. Помпезный ритуал, рождение которого казалось таким многообещающим….

Советская классификация западных писателей образца 1934 года

Вожди сталинского призыва постоянно составляли иерархические списки деятелей искусства — своих (подсудных и подконтрольных режиму) и заграничных (контролируемых весьма условно). В 1934 году Александр Фадеев назвал советских лидеров людьми, спаянными «исключительным новым видом дружбы» — «мужественной, принципиальной, железной и веселой богатырской»76. С другой стороны, Осип Мандельштам за год до этого увидел в сталинской богатырской дружине «сброд тонкошеих вождей».

«Богатыри» или «сброд» — категории эстетическо-моральные. Если эти люди — богатыри и были примитивными, то все же прагматиками. Сталинских вождей, помимо маниакальной мелочной скопидомности в финансовых делах, преследовало нормированное, «списочное» видение мира как внутри собственной страны, так и во взглядах на зарубежье. Видимо, человеческий Вавилон казался им пирамидальной структурой с ячейками наподобие квадратов с фигурками пионеров, доярок, шахтеров, милиционеров, зэков, партработников из известной картины Гриши Брускина «Фундаментальный лексикон» (1986). Такое видение мира требовало во всех областях жизни постоянной практической инвентаризации и уточнения номенклатурных списков живых душ: престижных (непрестижных), первостепенных (второстепенных), вменяемых (неуправляемых), фигур ценных и ненужных. В каждый конкретный момент происходил тотальный бухгалтерский учет и переучет, сортировка на людей необходимых и на тех, которыми можно было пренебречь, на лиц перспективных и, наоборот, недостойных приложения финансовых, полицейских и политических усилий Страны Советов.

В разделе «деятели культуры» в Советском Союзе 20—30-х годов, в царивших тогда условиях отсутствия минимального подобия независимых СМИ, индустриального шоу-бизнеса или коммерческой поп-культуры, во времена, когда окружающий мир еще не стал неоглобалистской всемирной деревней, именно иностранные писатели-попутчики оказались в глазах Кремля едва ли не самой престижной номенклатурной категорией. В то время Сталин не без подсказки со стороны еще не уничтоженного, просвещенного и западнического партийно-идеологического истеблишмента посчитал, что западные интеллектуалы — это ценный, достойный коллекционирования товар. Это объясняло повышенное внимание учреждений сталинского режима и его чиновников к зарубежным работникам пера. Кроме того, вождь полагал, что театр — это важнейшее из искусств, а газеты и журналы — важнейшие из СМИ. Результатом комбинаций этих приоритетов и стал жанр бесед Сталина с иностранными писателями, тексты которых частично опубликованы, а частично все еще упрятаны в архивы.

К моменту созыва Первого съезда советских писателей в августе 1934 года был составлен достаточно полный по тем временам номенклатурный список иностранных литераторов, особо ценных для советского режима, в культивировании которых он был заинтересован. До этого наиболее благоприятная возможность для инвентаризации западных попутчиков представилась в 1928 году, когда праздновали столетие со дня рождения Льва Толстого. Однако тогда пацифистская и непротивленческая составляющая празднества (в чем была заслуга Александры Львовны Толстой) и бюрократические конфликты в партийно-государственном аппарате (между наркомом просвещения Анатолием Луначарским и менее рафинированными чиновниками из Агитпропа ЦК) помешали Кремлю полностью использовать идеологический КПД «зеркала русской революции» и допущенных к этому зеркалу иностранцев. Соответственно гостевое присутствие на торжествах в Москве и в Ясной Поляне не соответствовало ни значению «глыбы» и «матерого человечища» (по словам Ленина), ни рекламно-коммерческому потенциалу продажи за рубеж результатов десятилетнего социалистического эксперимента в Советской России.

Михаил Яковлевич Презент — работник аппарата ЦИКа, негласный помощник фактического советского президента Авеля Енукидзе77 и конфидент главного пролетарского поэта Демьяна Бедного — современник тех событий и особа, приближенная к власти, — отметил тогда в своем полуофициальном «дневнике» (запись от 18 сентября 1928 года):

«Несколько записей о толстовских торжествах. Торжества начались 10. IX. В этот день вечером в Большом театре состоялось открытое заседание юбилейного комитета78. Было огромное количество желающих попасть в театр, но билеты, распределяющиеся юбилейным комитетом, фактически секретарем [начальника Главискусства Наркомпроса РСФСР] Свидерского — Богоевской и Всес. О-вом культ. связи с заграницей, были так умело разверстаны, что четверть театра пустовала и заседание началось с опозданием на (нрзб.) часа. Это было не торжество, а интернациональный провал, ибо Запад был представлен смехотворно. Франция и Англия отсутствовали. Америку представлял проф. Дана79, который уже давно, года полтора, кажется, находится в России и которому в театрах, как говорят досужие журналисты, не дают уже бесплатных мест. Австрию представлял Стефан Цвейг, встреченный овацией, — его произведения русские любят. Он говорил и писал, что, к сожалению, поздно получил приглашение, он даже не подготовился к выступлению перед русской публикой. То же повторил и Бернхард Келлерман80. Он чуть ли не из газет узнал, что он приглашен на Толстовские торжества. На вечере присутствовал Сергей Львович Толстой, но ни он, ни «толстовцы» и «толстоведы» не выступали. Назначенный на 13. IX вечер в Большом зале консерватории был отменен, т. к. в юбилейном комитете (правительственном) не хватило денег, чтобы заплатить за зал 1800 р. 14. IX состоялось два вечера — один казенный в Академии Худож. Наук, другой — в Политехн. музее — вечер вегет[арианского] О-ва и толстовского музея. На этом последнем было «весело»: Горбунов-Посадов81 потребовал отмены смертной казни, прекращения милитаристской политики и прочих вещей, противоречащих толстовским идеям. Речь его прерывалась аплодисментами. За два дня до этого в антракте на спектакле в Малом театре вышел какой-то гражданин и тоже произнес аналогичную речь. Его быстро вывели какие-то люди».

Во время Толстовских торжеств в 1928 году тактический провал с использованием иностранных попутчиков не перечеркнул стратегической правильности наступательной инициативы. Практика определения значения каждого отдельно взятого представителя всемирной интеллектуальной элиты (какой ее представляло советское руководство) продолжилась без ограничения во времени. После Великой Отечественной войны аппарат Кремля и Старой площади время от времени давал четкие ориентировочные указания в вопросе об утилитарности западноевропейских и американских писателей. Так, на заседании Оргбюро ЦК 27 августа 1947 года было заслушано сообщение главного редактора «Литературной газеты» Владимира Ермилова82 о планах публикаций на страницах газеты статей и других произведений иностранцев. Ермилов скажет: «Нельзя помещать Франсуа Мориака». Наоборот, приветствовалось «обращение к тем людям, которые не сожгли мосты: Хемингуэй, Стейнбек, Шоу, Пристли»83. Характерно, что по метафорической ассоциативности на этом же заседании, через один пункт, в повестке дня в «порядке контроля» поставят вопрос «О ходе выполнения решения Политбюро от 14 сентября 1946 года “О выписке и использовании иностранной литературы”»84. Всегда наготове имелся список подлежащих сожжению книг авторов, «сжегших мосты».

Через несколько лет Политбюро примет предложение так называемого Комитета информации при МИД СССР (супершпионского ведомства СССР) об использовании французской газеты «Трибюн де насьон» в нужных для сталинского режима целях85. Инструкции: «избегая выступлений с просоветских позиций», газета «должна обеспечивать свою политическую линию в соответствии с интересами советской внешней политики». На месте этой работой должен был руководить корреспондент «Правды», а позднее незабвенный ведущий телеразговоров с советскими зрителями 60—70-х годов Юрий Жуков86 (привлечен Комитетом информации к разведывательной работе). Решено привлечь Пертинакса87 (за «антиамериканские взгляды»), Эмиля Бюре [Буре] — бывшего редактора «Ордре»88, Ива Фаржа — бывшего министра снабжения89, Луи Мартена Шофье — католика из «Летр Франсез»90 и т. д. В политической области декретировался союз с английскими лейбористами и партией Уоллеса в США. На 1949 год на эти цели предполагалось выделить для газеты 39 тысяч 500 американских долларов91 (около восьмисот тысяч долларов в ценах 2003 года).

После антирапповского постановления 1932 года на международном литфронте были сделаны организационные выводы, а в расстановку сил внесены коррективы. Культурно-агитпроповский аппарат отныне стал избегать услуг бездарных и полуграмотных пролетарских крикунов, валютных эквивалентов РАПП из Международного бюро писателей или из Международной организации революционных писателей. Был сделан однозначный выбор в пользу признанных и безусловных авторитетов — формально беспартийных попутчиков. Был взят курс на отказ от мелочного и тотального контроля из Москвы, от культивирования всего и всех из пролетарской Мекки, в сторону узурпирования, присвоения или даже покупки состоявшихся талантов, уже занявших престижное место на мини-олимпах в своих собственных странах. Отныне авторы должны были завоевать признание именно у себя на родине. Желательно — вне официальных структур местных компартий, организаций — спутников Коминтерна и связанных с ними ассоциаций и обществ. Только затем это признание сертифицировалось в Москве.

Первый съезд советских писателей, помимо организационного оформления в единый союз инженеров человеческих душ отечественного производства, документально зафиксировал наличие весьма представительной группы интеллектуалов всеевропейского и даже мирового масштаба, готовых служить стране побеждающего социалистического реализма. Время после провального празднования столетия Толстого не было растрачено зря. Не вина съезда ССП, что об одних из этих светочей никто не слышал у них на родине, а другие очень быстро покинули ряды попутчиков сталинского эксперимента. Модель шлифовалась.

В резолюции съезда по докладу Карла Радека о международной литературе, которую частично составил Андрей Жданов (а сам доклад просмотрел Каганович), было выделено несколько категорий западных писателей, на коих предлагалось ориентироваться режиму92. Первая группа — гости съезда, симпатии которых к СССР, социалистическому строительству, новой культуре были «глубоко» оценены съездом. Это: датчанин Мартин Андерсен-Нексё93, французы Мальро, Луи Арагон, Жан Ришар Блок94, турецкий писатель Якуб Кадри Караосманоглу95, немецкие эмигранты Бредель96, Бехер97, Теодор Пливье98 , а также китаец Ху Ланьчи и Анабель Эллис99.

Вторая, более ценная, когорта писателей физически отсутствовала на съезде: Ромен Роллан, Андре Жид, Анри Барбюс, Бернард Шоу, Теодор Драйзер, Эптон Синклер100, Генрих Манн и Лу Синь. Эти люди были на порядок более престижным «кадровым капиталом». Однако под разными предлогами они вежливо отказались от приглашения в Москву. Делегаты посылали им «братский» привет и присуждали почетный титул «лучших друзей трудящегося человечества»101.

Подобная классификация делила друзей советского народа на две группы. Одна — более молодая по возрасту, оперативно-мобильная, доступная для вызова в Москву по первому требованию. Вторая — своеобразная каста солидных мастеров, которые были оберегаемы для значительных акций. Но была еще и третья категория — группа стратегического резерва. В мае 1934 года Кремль утвердил несколько иной список приглашенных на писательский съезд иностранных гостей («Разрешить Оргкомитету ССП пригласить на съезд в качестве гостей следующих иностранных писателей»102 ): французы Барбюс, Роллан, Вайян-Кутюрье103 и Мальро, испанцы Альберти, Сендер104 , Хоакин Ардериус105, Сесар Муньоз Арконада106 , американцы Майкл Голд107, Драйзер, Дос Пассос, Синклер, Андерсон108, Хьюз109, австриец Киш110, немцы Брехт, Манн, Фейхтвангер, Оскар Мария Граф111, австриец Цвейг, а также китаец Лу Синь, датчанин Нексё и англичанин Бернард Шоу.

Сличение трех списков образца 1934 года (приехавших на съезд писателей, платонических друзей человечества и первоначально намечавшихся к приглашению) подтвердит наличие представительной третьей группы: буржуазно-демократических попутчиков и симпатизирующих наблюдателей советского эксперимента, к которым режим также мог обратиться за помощью. В этой третьей, особой группе самым ценным капиталом представлялись Томас Манн, Стефан Цвейг и не названные по имени Герберт Уэллс и Эмиль Людвиг. Последние имели беспрепятственный доступ к Франклину Рузвельту, Бенито Муссолини, Яну Масарику и т. д.

Мистер Твистер и интуристы

В том же решении Политбюро отмечалось: «обслуживание приглашенных иностранных писателей возложить на “Интурист” (под личную ответственность т. Курца)»112 .

Сегодня может возникнуть вопрос: почему оперативно-чекистское обслуживание иностранных писателей поручалось «Интуристу», а не иностранной комиссии ССП, ВОКСу или Наркомпросу? Потому что в середине 30-х годов «Интурист» находился под тотальной опекой НКВД. Легализованная чекистская структура обслуживала видных иностранных гостей — реальных и вымышленных, таких, как мистер Твистер Самуила Маршака, немецкого импресарио-циркача из кинофильма «Цирк» Григория Александрова или Воланда (с группой сопровождающих) Михаила Булгакова. Сам же Мастер и его романный герой проходили по другому ведомству — четвертому отделению Четвертого (Секретно-политического) отдела Главного управления государственной безопасности Народного комиссариата внутренних дел СССР, а на чекистском жаргоне: «4 отд. СПО ГУГБ НКВД СССР».

15 июля того же предгрозового 1934 года в другом решении Политбюро об «Интуристе» особо отмечалось, что план «Интуриста» утверждается Культпропом ЦК ВКП(б). При этом предлагалось «обратить особое внимание на качество работы гидов, обеспечив при проведении экскурсий с интуристами толковые, исчерпывающие и политически выдержанные объяснения». Главный редактор Страны Советов зачеркнул нереалистическую инициативу: «12. И немедленно отменить по всей системе прием чаевых»113. 4 октября 1935 года, в последний год лубянского наместничества Генриха Ягоды, Политбюро зафиксировало следующее: «Поручить НКВД проверить специально деятельность “Интуриста”, связанную с показом наших заводов и фабрик». Отныне Воланда, Андре Жида, Лиона Фейхтвангера должны были встречать на должном уровне, во всеоружии, показом заводов и фабрик и правом одаривать чаевыми.

После смещения Ягоды, а затем и Ежова новый нарком — Лаврентий Берия одной из своих первых законодательных инициатив воспротивится планам формальной передачи «Интуриста» в систему НКВД. 7 декабря 1938 года он советует Сталину и Молотову: «Факт перехода “Интуриста” в ведение НКВД безусловно станет известен за границей. Капиталистические туристические фирмы и враждебная нам печать этот факт постараются использовать для развертывания травли вокруг представительств “Интуриста”, будут называть их филиалами НКВД и тем самым затруднят их нормальную работу, а также своей провокацией будут отпугивать лиц из мелкой буржуазии и интеллигенции от поездок в СССР. Исходя из указанных соображений, считаю целесообразным “Интурист” изъять из ведения НКВД». Сталин поддержит реалистическое предложение Берия: «ТТ. Молотову, Микояну. Кажется, т. Берия прав. Можно бы передать “Интурист” Наркомвнешторгу.
И. Сталин. 10/ I — 39 г.»114 . Начиная с 1939 года иностранные туристы на территории страны победившего социализма формально попадают под опеку Наркомата внешней торговли, что соответствовало валютно-экономическому статусу гостей…

Карманные расходы иностранных писателей

Оставался нерешенным вопрос с карманными расходами иностранных писателей во время их путешествий по СССР. Он также рассматривался индивидуально, согласно табели о рангах. В зависимости от этой виртуальной бухгалтерской ведомости иностранные писатели получали соответственные тиражи переведенных на русский язык книг и гонорары за них.

13 декабря 1935 года заведующий Отделом печати и издательств ЦК Таль информировал вождя и секретарей ЦК о том, что за весь 1935 год в Советском Союзе было издано «сто книг иностранных названий». На 1936-й год предполагалось увеличить эту цифру до 138. Авторы по странам делились следующим образом. Франция — Арагон, Барбюс, Блок, Жид, Мальро, Роллан; Германия — Бехер, Вольф, Генрих и Томас Манны, Фейхтвангер, Франк (все они беженцы от гитлеровского режима); США — Дос Пассос, Драйзер, Синклер Льюис; Англия — Гексли [Хаксли], Форстер, Шоу. Все эти авторы так или иначе фигурировали в согласованных номенклатурных списках «друзей». Случайных людей, а тем более «врагов» здесь быть не могло. Координация цензурно-издательских инициатив производилась четко.

Таль вносил в статистический обзор элемент идеологической демагогии: «Для антифашистских писателей, изгнанных или эмигрировавших из своих стран — а иногда просто бойкотируемых на родине буржуазными издательствами, такое издание становится часто единственным путем широкого общения писателя с массовым читателем, для многих из них оно становится весьма существенным источником средств к существованию».

Гослитиздат выплачивал все гонорары в советских деньгах — «совдензнаками» (на языке тех лет) после приезда авторов в СССР. Все это иллюстрировано в незабываемых сценах продления контракта в фильме «Цирк» Александрова. В валюте допускалась оплата в пределах 5—10 % от суммы гонорара. Например, за шесть томов собрания сочинений Андре Жиду выплатили 1500 валютных рублей (обменный курс, естественно, устанавливал Сталин). Столько же — Генриху Манну. Самым оплачиваемым автором в тот год был Лион Фейхтвангер — 1800 рублей. В абсолютных цифрах в 1935 году выплаты составили 21 тысячу золотых руб., помимо 10 тысяч, ассигнованных на оплату валютных обязательств Горького и «оплаченных по его указанию за границей». Отдел печати предлагал на 1936 год удвоить сумму валютных дотаций попутчиков и оставить без изменения 10 тысяч горьковских золотых. Это соответствовало бы тем минимальным суммам, «какие выплачивают наиболее культурные издательства Европы или Америки советским писателям при опубликовании их произведений за границей»115 .
На советской номенклатурной, акцизной и товарно-сырьевой бирже в зданиях ЦК на Старой площади в Москве постоянно корректировались рыночные котировки всемирных носителей политико-интеллектуальной ценности. Не случайно, что до революции на месте городка ЦК находился московский Сити с банками, конторами и купеческими гостиницами. Стены серых зданий и особняков учреждений аппарата, булыжники мощеных улиц и переулков в черте Ильинки, Варварки и Никольской как бы обязывали бухгалтеров нового режима производить постоянные арифметические пересчеты. С той разницей, что, в отличие от буржуазно-купеческой пореформенной и освобождавшейся от крепостнического рабства России, Советы с большим размахом возрождали такой старинный русский бизнес, как торговлю живым товаром (в том числе и для ГУЛАГа). В случае с иностранцами она была скорее арендой. Хотя абсолютных и постоянных величин здесь не существовало, самым ценным капиталом в сталинской России действительно оказывались люди, вернее их кадрово-номенклатурное (для своих) и «рабоче-силовое» (для врагов) измерение.

Примечания к I части

1 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1291. Л. 15.

2 Андре Жид (1869—1951) — французский писатель, в середине
30-х годов играл ведущую роль в антифашистском движении западноевропейской интеллигенции. В июле-августе 1936 года посетил Советский Союз. Написанная под впечатлением этой поездки книга «Возвращение из СССР» стала одним из важнейших свидетельств против сталинского режима, появившихся в 30-е годы (Gide Andre. Retour de l’URSS. Paris: Gallimard, 1936. В 1937 году в том же парижском издательстве вышло в свет дополнение к первой книге: Retouches a mon Retour de l’URSS).

2а Эмиль Людвиг (1881—1948) — немецкий писатель. В декабре 1931 года посетил СССР, где имел беседу с И. В. Сталиным.

3 См.: Роллан Ромен. Московский дневник / Перевод с французского М. Ариас, комментарии Н. Ржевской // Вопросы литературы. 1989.№ 3—5.

4 Shaw George Bernard. The Rationalization of Russia / Edited with an Introduction by Harry M. Geduld. Bloomington: Indiana University Press, 1964.

5 Алексей Иванович Ангаров (1898—1939?). В 1936—1937 годах вплоть до ареста исполнял обязанности заведующего Отделом культурно-просветительной работы ЦК. Расстрелян.

6 Людвиг Маркузе (1894—1971) — в 20-е годы работал в Берлине и Франкфурте как театральный критик. Кроме указанных далее в письме Ангарова биографий, написал биографии Георга Бюхнера (1922) и Стриндберга (1922). Его собственная автобиография выйдет в свет в 1960-м году. В середине 20-х годов познакомился и женился на Эрне (Саше) Рейх. В 1933-м они были вынуждены бежать из Германии, а в 1939-м — из оккупированной нацистами Франции. Они переехали в Лос-Анджелес. В 1944 году Маркузе станет американским гражданином, а на следующий год начнет преподавать немецкую литературу и философию в Университете Южной Калифорнии. После выхода на пенсию чета возвратится в Германию (Западную).

7 Карл Людвиг Бёрне (1786—1837) — публицист и критик, выросший в семье состоятельного франкфуртского еврея. Бёрне не знал жизни в гетто. Он говорил: «Счастье быть одновременно и немцем, и евреем». Его идеи легли в основу идеологии «Молодой Германии».

8 «Neue Deutsche Blдtter» («Новый немецкий журнал») — выходил в Москве, но выпуск его был приостановлен.

9 Издательство «Керидо» — основано в 1915 году в Амстердаме португальским евреем Эммануэлем Керидо (1871—1943). С 1933 до 1940 года одна из редакций этого издательства публиковала произведения немецких писателей-эмигрантов, покинувших Германию из-за гитлеровского террора. Осенью 1937 года здесь вышло первое издание книги Фейхтвангера «Москва 1937». Издательство существует и в наши дни.

10 Речь идет об Игнатии Лойоле (1491?—1556) — испанском дворянине, основателе ордена иезуитов.

11 Совместно с В. Бределем и И. Бехером Фейхтвангер был редактором издаваемых в Москве немецких журналов «Дас Ворт» (1936 — 1939) и «Интернационале Литератур». См. также: Мюллер Р., Коля-
зин В. Ф. «Я охотно принимаю приглашение к сотрудничеству». Переписка В. Беньямина с редакцией журнала «Дас Ворт». 1936—1937 гг. // Исторический архив. 1998. № 1. С. 105—123.

12 Машинописный подлинник. Подпись — автограф. РГАСПИ.
Ф. 17. Оп. 114. Ед. хр. 956. Л. 46.

13 В информации о дипломатической или чекистской шифровке по принципу «испорченного телефона» перепутано несколько географических понятий. Не «Санари-Вар-сюр-Мер», а городок Санари-сюр-Мер, который находится на реке Вар во французской провинции Приморские Альпы — Лазурный берег в районе Ниццы.

14 Михаил Яковлевич Аплетин (1885—1981) — после ухода с поста председателя иностранной комиссии Союза советских писателей занимался литературной критикой.

14а Дело так называемого «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра», по которому были привлечены 16 человек, в том числе Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов и др. Обвинение было сфабриковано. Суд состоялся 19—24 августа 1936 года. Все обвиняемые приговорены к расстрелу.

15 Андрей Андреевич Андреев (1895—1971) — член Политбюро и секретарь ЦК. В середине 30-х годов был главным штатным куратором литературы и искусства по линии Политбюро.

16 Машинописный подлинник на бланке Инокомиссии ССП на Кузнецком мосту, дом № 12. Документ оприходован в Техническом секретариате Оргбюро ЦК 9 ноября 1936 года № 366 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Ед. хр. 956. Лл. 48, 48об.).

17 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Ед. хр. 956. Л. 50.

18 Там же. Л. 46.

19 В «Докладе о проекте Конституции Союза ССР» Сталин так расшифровал свое понимание интеллигенции: «инженерно-технические работники», «работники культурного фронта» и «служащие вообще». Говоря о классах в советском обществе, Сталин сказал: «Остался рабочий класс. Остался класс крестьян. Осталась интеллигенция» (Правда. 1936. 26 ноября). В выступлении на пленуме ЦК ВКП(б) 12 октября 1937 года Сталин дал четкое указание по предстоящим выборам в Верховный Совет СССР: «Нельзя переполнять Верховный Совет трактористами, трактористками, комбайнерами и теребильщиками и забывать, что у нас есть интеллигенция партийная, есть искушенные политики не только в Москве, но и в областях» (РГАСПИ. Ф. 558.
Оп. 11. Ед. хр. 1120. Л. 89). В октябре 1938 года при редактировании лозунгов к очередной годовщине Октябрьской революции в лозунге № 39 предлагалось прославление-здравица: «Советская интеллигенция — это новая интеллигенция, подобно которой не знала еще история человечества!» Сталин снизил cтепень следовавшей за этим экзальтации: «Да здравствует наша советская, народная интеллигенция!» Из предлагавшегося варианта лозунга: «Больше внимания политическому воспитанию и большевистской закалке советской интеллигенции!» Сталин зачеркнул важное уточнение: «интеллигенции — кадров нашего государственного аппарата» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 1203. Л. 89).

20 «Соль земли» — слова Чернышевского из романа «Что делать?». Сталин имеет в виду народнические группы. К середине 30-х годов Сталин стал резко отрицательно относиться к деятельности народовольцев, видя в их террористической деятельности, в акте цареубийства недопустимые ассоциации с убийством Кирова, обвинение в котором было предъявлено многим бывшим руководителям большевистской партии на московских показательных процессах.

21 Сталин имеет в виду социалистическую партию «Земля и воля», основанную в 1876 году. В программу этой организации входила национализация земли, отмена налогов и свободная община. Аграрный вопрос выдвигался как основной. Раскол в «Земле и воле» привел к созданию двух партий: «Народной воли» и «Черного передела».

22 Энгельс говорил об упадке сен-симонизма (1843): «Сен-симонизм <…> который, точно сверкающий метеор, приковал к себе внимание мыслящих людей, исчез затем с социального горизонта… Его время миновало» (цит. по: История философии в 4-х томах, т. II. М.: Изд. Академии Наук СССР, 1957. С. 170). Маркс и Энгельс отмечали в Вильгельме Вейтлинге его склонность быть пророком, который носит в кармане «готовый рецепт осуществления царства небесного на земле» (Там же. С. 187).

23 Имеются в виду религиозные войны во Франции (1562—1594) между католиками и гугенотами, Тридцатилетняя война в Германии (1618—1648) между поддержанными папой князьями и антигабсбургской коалицией протестантских князей.

24 За девять месяцев до этого Политбюро с санкции Сталина запретило постановку на сцене МХАТа пьесы «Мольер» Михаила Булгакова.

25 Зачеркнуто: «Как мне кажется, раньше было больше литературных произведений, критиковавших те или иные стороны советской жизни».

26 Возможно, Сталин имеет в виду Павла Васильева (1910—1937) и ряд русофильских поэтов и писателей: Николая Клюева (1884—1937), Петра Орешина (1887—1938) и Сергея Клычкова (1889—1940). В данном случае, перед лицом немецкого писателя-антифашиста, Сталин намекает на то, что для его режима приоритетна борьба за «равноправие» наций, то есть против русского великодержавного шовинизма, и сама критика этой борьбы недопустима.

27 Сталин постоянно классифицирует и группирует. В начале беседы он говорит о трех группах писателей вообще: писатели «за» (подразумевается, что за советскую власть), писатели «против» и «воздержавшиеся». Здесь же он рассуждает о существовании двух групп оппозиционных писателей: русских (подразумевается) националистах и тех, кто не хочет вести борьбу против «фашистских элементов». Возможно, что в последней группе зашифровывается часть бывших руководителей РАПП, которые группировались вокруг спецпайков, квартир и мебели из распределителей ОГПУ — НКВД смещенного наркома внутренних дел Генриха Ягоды. Под «фашизмом» в данном случае подразумевается «троцкизм». Именно обвинения в фашизме предъявят перед расстрелом Владимиру Киршону (1902—1938), Леопольду Авербаху (1903—1938) и другим руководителям бывшей РАПП.

28 Эту мысль почти дословно Сталин высказал в августе 1934 года во время беседы с Гербертом Уэллсом: «Это называется у нас, большевиков, “самокритикой”. Она широко применяется в СССР».

29 «Мы диалектику учили не по Гегелю», — сказал Маяковский. Сталин учил Гегеля по Плеханову. В 1937—1938 годах в ходе работынад главой о диалектическом и историческом материализме для «краткого курса истории ВКП(б)» Сталин прочитает (или перечитает) том Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». Сталин отметит следующие слова: «Сова Минервы начинает летать только ночью. Когда философия начинает выводить свои серые узоры на сером фоне, когда люди начинают вдумываться в свой собственный общественный строй, вы можете с уверенностью сказать, что этот строй отжил свое время и готовится уступить место новому порядку, истинный характер которого опять станет ясен людям лишь после того, как сыграет свою историческую роль: сова Минервы опять вылетит только ночью. Нечего и говорить, что периодические воздушные путешествия мудрой птицы очень полезны: они даже совершенно необходимы» (выделенное курсивом подчеркнуто Сталиным) (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 251. 1938. М.: Государственное политическое издательство. С. 67. Пометки простым карандашом).

30 Сталин имеет в виду «Избранные места из переписки с друзьями».

31 Фейхтвангер прибыл в Москву 1 декабря 1936 года. «Правда» приветствовала приезд «германского антифашистского писателя» статьей Е. Книпович «Творчество Лиона Фейхтвангера».

32 В сталинском архиве сохранились документы середины 30-х годов, которые одновременно подтверждают и опровергают этот тезис. В 1937 году вождь действительно запретил публикацию нескольких приветствий: работников ИЗОГИЗа, коллектива МХАТа и Краснознаменного ансамбля Красной Армии во время гастролей на Парижской выставке. В то же время десятки приветствий и рапортов были опубликованы. Например, 10 ноября 1937 года, в разгар «предвыборного» ажиотажа, Мехлис сообщает Сталину: «В “Правде” имеется огромнейшее количество резолюций собраний рабочих, колхозников, служащих о выдвижении кандидатами в Верховный Совет членов Политбюро. Мы не использовали и половины поступивших материалов. В связи с опубликованным сегодня письмом прошу указаний — можно ли продолжать печатание списков. Л. Мехлис». Речь идет о письме членов Политбюро с согласием баллотироваться в определенных избирательных округах. Сталин подчеркнул слова «продолжать печатание списков» и написал: «Нужно продолжать печатание. Ст.». Поток экзальтированных резолюций продолжился (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 203. Л. 157; подлинник на бланке «Правды». Автографы Мехлиса и Сталина).

33 Бабувисты — последователи Гракха Бабефа (1760—1797), французского коммуниста-утописта. Гебертисты — в эпоху французской революции группа единомышленников Жака Рене Гебера (1757—1794), одного из решительных сторонников террора, который вел борьбу с христианством за культ Разума. По настоянию Робеспьера он был казнен.

34 19 декабря 1934 года по заявлению Сталина Политбюро принимает решение: «Уважить просьбу т. Сталина о том, чтобы 21 декабря в день пятидесятипятилетнего юбилея его рождения никаких празднеств или торжеств или выступлений в печати или на собраниях не было допущено» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 1048. Л. 26). Выписки были посланы в Тифлис, в Киев, в газеты «Правда» и «Известия», в Ташкент, редакторам газет: «Заря Востока» — Григорьян, «Коммунист» — Попов, «Правда Востока», «Ленинградская правда» и т.д. Сталин по этому вопросу не голосовал. Решение, напечатанное на гектографе в тетрадях протоколов заседаний Политбюро, становилось достоянием местной политической элиты. Данный номенклатурный маневр неофициально мог быть связан с убийством Сергея Кирова в Ленинграде 1 декабря. После похорон Кирова немедленно началась кампания многочасовых партийных активов, которые стали подготовкой к первому этапу массовой чистки. В подобной исторической конъюнктуре празднование 55-летия вождя виделось неуместным. В 1939 году 60-летие Сталина совпадет с «зимней» советско-финляндской войной, ход которой окажется неблагоприятным для Красной Армии. Торжества также не состоятся. Во время 65-летия будет идти Вторая мировая война. Логично, что грандиозные празднества смогут быть организованы только в 1949 году во время 70-летия Сталина.

35 В конспективной записи зав. Отделом печати и издательств ЦК Б. Таля (который выступил на беседе переводчиком, стенографистом, а затем и редактором текста) эта идея передана следующим образом: «Пытался несколько раз, ничего не выходит. Говоришь: нехорошо, неприлично, из скромности. 55-летие праздновать, решение воспретить, жалобы мешают праздновать победу, дело не во мне. Что я ломаюсь. Должно быть приятно, но я ломаюсь».

36 ТАСС в своем сообщении «Школьные новостройки 1937 года» информировало, что к 7 ноября 1936 года в городах и рабочих поселках были готовы 1025 новых школ. Заканчивались еще 52 постройки. В 1937-м в Москве собирались дополнительно построить 80 новых школьных зданий (Правда. 1936. 15 ноября). Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б) на своем заседании 19—21 мая 1936 года также рассматривала ход выполнения постановления ЦК и СНК о новых школьных зданиях. Докладывал ревизор области культуры в этом высшем органе партийной полиции А. П. Шохин. В отличие от восторженного сообщения ТАСС, ход строительства был признан неудовлетворительным. Как горсоветы, так и наркоматы отставали от графиков. Строилось 860 школ вместо 912. В Ленинграде из 100 школ не приступили к строительству 26 (РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 4. Ед. хр. 63. Л. 1. Протокол № 37 17 мая 1936 года).

37 В конспективной записи Таля этот фрагмент выглядит так: «А то, что за границей недовольны, что делать? Нельзя сразу сделать людей культурными. 3000 школ. 1000 школ. В одной Москве 250 школ. Ленинград 150 школ. Стараемся поднять культурность. 5—6 лет. Культурный подъем медленно. Бурно и некрасиво».

38 См.: «Выставка “Архитектура СССР”», заметка профессора Д. Аркина (Правда. 1936. 16 декабря).

39 Выставка была организована Союзом советских архитекторов и открылась в Московском государственном музее изобразительных искусств 11 ноября 1936 года. На выставке были собраны все работы Рембрандта, имеющиеся в Советском Союзе. На ней были представлены 23 картины из Эрмитажа, 6 картин из Музея изобразительных искусств в Москве. На открытии выступил председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР Платон Керженцев, который сказал: «Рембрандту <…> было тесно в рамках буржуазной Голландии, которая его не признавала» (Правда. 1936. 12 ноября).

40 В записи Таля вопрос писателя зафиксирован следующим образом: «строит. выст. Рембр. выст. Keine Stalin-Buste».

41 В качестве конкретной иллюстрации передачи беседы Сталина в косвенной форме в книге Фейхтвангера приведем фрагмент из нее. В случае возникшего интереса в сравнительном анализе других фрагментов читатель сможет сам удостовериться в том, как немецкий писатель зашифровал в книге иные сталинские мысли. Шифровка была самым престижным видом литературного творчества большевистской партии, и немецкий писатель не мог не оценить подобного стилистического приема. Фейхтвангер в книге «Москва 1937»:

«Сто тысяч портретов человека с усами.

На мое замечание о безвкусном, преувеличенном преклонении перед его личностью он пожал плечами. Он извинил своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты другими делами и не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу сотен тысяч увеличенных до чудовищных размеров портретов человека с усами — портретов, которые мелькают у него перед глазами во время демонстраций. Я указываю ему на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляют его бюсты и портреты — да еще какие!— в местах, к которым они не имеют никакого отношения, как, например, на выставке Рембрандта. Тут он становится серьезен. Он высказывает предположение, что это люди, которые довольно поздно признали существующий ре­жим и теперь стараются доказать свою преданность с удвоенным усердием. Да, он считает возможным, что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его. “Подхалимствующий дурак, — сердито сказал Сталин, — приносит больше вреда, чем сотня врагов”. Всю эту шумиху он терпит, заявил он, только потому, что он знает, какую наивную радость доставляет праздничная суматоха ее устроителям, и знает, что все это относится к нему не как к отдельному лицу, а как к представителю течения, утверждающего, что построение социалистического хозяйства в Советском Союзе важнее, чем перманентная революция» (Фейхтвангер Лион. Москва 1937. М.: Захаров, 2001. С. 62—63).

42 При подготовке новой программы ВКП(б) в конце 30-х — первой половине 40-х годов Сталин составил заметки «О буржуазной демократии», в которых, в частности, запечатлел такую глубокую мысль: «2) Буржуазная демократия обанкротилась, она превратилась в политику (зачеркнуто: систематического) демократич[еского] обмана народа: обманывают во всем, по всем вопросам врут: и внешней политики, обманывают насчет мира, обманывают насчет войны, обманывают на выборах, обманывают после выборов, обманывают народ во всем» (заметки Сталина «К программе ВКП (б)». РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 11. Ед. хр. 122. Лл. 42—43).

43 Тезис VII конгресса Коминтерна (август 1935 года). О том, что «вопрос о создании правительства единого фронта станет в порядок дня как непосредственная практическая задача», что вопрос этот «сделается решающим, пробным камнем для политики социал-демократии данной страны», заявил на конгрессе Георгий Димитров (cм. его доклад «За единство рабочего класса, против фашизма» в кн.: VII конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны. Сборник документов. М.: Изд. политической литературы, 1975.
С. 204).

44 Правительство Народного фронта в Испании пришло к власти в результате победы на выборах в кортесы 16 февраля 1936 года коалиции коммунистов, социалистов, профсоюзов и левых республиканцев.

45 Марсель Кашен, (1869—1958) — член Политбюро ЦК Французской компартии, член Президиума Исполкома Коминтерна. Сыграл значительную роль в организации движения Народного фронта во Франции. Эрнст Тельман (1886—1944) — председатель ЦК компартии Германии, член Президиума Исполкома Коминтерна; 3 марта 1933 года был арестован гестаповцами и погиб в концлагере Бухенвальд.

46 Отчет о процессе публиковался в «Правде», а затем, по решению Политбюро, принятому еще до судебного фарса, вышел отдельной книгой. Сталин редактировал некоторые материалы этого процесса. См.: Процесс антисоветского троцкистского центра (23—30 января 1937 года). Судебный отчет по делу антисоветского троцкистского центра <…> по обвинению Пятакова Ю. Л., Радека К. Б., Сокольникова Г. Я. <…> и др... М.: Верховный суд СССР. 1937.

47 С августа 1936-го до конца года Сталин радикально изменил свое отношение к драматургии процесса. В августовские дни Ежов в черновике своего программного письма к вождю утверждал: «Стрелять придется довольно внушительное количество. Лично я думаю, что на это надо пойти и раз навсегда покончить с этой мразью». В то же время он пояснял: «Понятно, что никаких процессов устраивать не надо <…> Очень туго подвигается исполнение вашей директивы по прощупыванию военной линии троцкистов». В ЧК в 1933 и 1934 годах «были также сигналы и о существовании блока. Все это, однако, прошло безнаказанно <…> очень хочу вас подробно проинформировать о внутренних делах в ЧК <…> Сейчас, мне кажется, нужно приступить и к кое-каким выводам из всего этого дела для перестройки работы самого наркомвнудела <…> В среде руководящей верхушки чекистов все больше и больше зреют настроения самодовольства, успокоенности и бахвальства <…> люди мечтают теперь только об орденах за раскрытое дело <…> Трудно даже поверить, что люди не поняли, что в конечном счете это не заслуги ЧК, что через пять лет после организации крупного заговора, о котором знали сотни людей, ЧК докопалось до истины» (РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 52. Л. 188). Однако, став наркомом внутренних дел, Ежов по заданию Сталина приступит к подготовке нового, январского (1937 года) процесса.

48 Крушения на советских железных дорогах происходили постоянно. Воинский эшелон на станции Шумиха потерпел крушение 27 октября 1935 года. Во время катастрофы погибли 29 красноармейцев и столько же были ранены. Этот эпизод будет фигурировать на январском (1937 г.) процессе в Москве: «…обвиняемый Князев по указанию руководителя диверсионно-вредительской работы на железнодорожном транспорте Лифшица и по прямому заданию агента японской разведки г-на Х...» и так далее. Например, 26 октября 1935 года Политбюро рассмотрело вопрос «О крушении поезда на станции Шимановская».

Решено: «а) Привлечь к судебной ответственности по делу о крушении на станции Шимановская наряду с другими виновниками начальника второго железнодорожного отделения Кирьянова. б) Исключить из партии и привлечь к судебной ответственности парторга куста Шимановская — Бобрик. в) В отношении непосредственного виновника крушения машиниста Ребеко признать необходимым применение высшей меры наказания». Менее чем через десять дней, 5 ноября, — новое решение Политбюро «О крушении поезда на ст. Стальной Конь Московско-Курской ж. д.»: «Утвердить приговор выездной сессии линейного суда Московско-Курской железной дороги о расстреле машиниста Ноздрина, главного виновника крушения поезда 6 октября на станции Стальной Конь» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 18. Лл. 182, 185). Следует подчеркнуть, что Сталин в разные годы по-разному решал проблемный вопрос о квалификации железнодорожных и иных катастроф. В понимании террористического режима в зависимости от политической целесообразности авария могла быть объявлена: несчастным случаем, техногенной катастрофой, итогом саботажа спецев, акцией троцкистов, диверсией террористов, подрывом немецких шпионов и т. д. до бесконечности. Объединяло эти классификации то, что нередко после их применения в судебной практике расстреливали невинных людей.

49 В двух черновых конспективных записях данные о количестве погибших в железнодорожной катастрофе красноармейцев разнятся: «Убито при крушении 35 красноармейцев»; «убито 25—30». В окончательном варианте стало: «десятки» (Там же. Л. 50).

50 М. С. Богуславский, Л. Н. Дробнис и И. А. Князев — фигуран-
ты московского январского процесса «антисоветского троцкистского центра».

51 Процесс Пятакова и др. начнется 23 января 1937 года. В черновике письма Сталину, помеченного 11 августа 1936 года, Ежов докладывал, что вызывал Пятакова и сообщил ему мотивы, по которым отменено решение ЦК о назначении его обвинителем на августовском процессе... Согласно Ежову, Пятаков «виновным себя считает в том, что не обратил внимания на контрреволюционную работу своей бывшей жены и безразлично относился к встречам с ее знакомыми». Ежов добавил, что Пятаков «просит лично расстрелять приговоренных к расстрелу, в том числе и бывшую жену». Вместо этого отдали под суд самого Пятакова, и в числе других он был расстрелян (РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 52. Лл. 174—175).

52 В черновой записи последняя реплика Сталина выглядит несколько иначе: «Товарищ Фейхтвангер сможет много интересного узнать, если он сможет присутствовать на этом процессе» (Там же. Л. 53). Здесь характерно употребление слова «товарищ» по отношению к некоммунистическому писателю, который в самых благоприятных для советской действительности обстоятельствах мог считаться лишь попутчиком. 22 января 1937 года Политбюро примет решение: «14. Не возражать против присутствия на процессе иностранных писателей Фейхтвангера и Андерсена-Нексё» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 20. Л. 166).

53 Пьеса «Калькутта, 4-е мая» была издана массовым тиражом в СССР в 1936 году в Журнально-газетном объединении (руководителем Объединения был Михаил Кольцов).

54 В заключительном слове по Отчету ЦК на Х съезде РКП(б) Ленин говорил: «Не надо теперь оппозиции, товарищи, не то время! Либо — тут, либо — там, с винтовкой, а не с оппозицией. Это вытекает из объективного положения, не пеняйте» (Ленин о партийном строительстве. М.: Госполитиздат, 1956. С. 610—611).

55 В дни накануне XV съезда партии Сталин с дотошной скрупулезностью следил за ходом внутрипартийного голосования. 31 октября 1927 года в 22 часа 30 мин. (расшифровано 1 ноября в 9 часов утра) секретарь Ленинградского комитета партии Н. К. Антипов (1894—1938) направил шифровку в Москву на имя Сталина: «Сообщение о выводе из Цека Троцкого и Зиновьева было сделано 24 октября на нескольких крупных рабочих коллективах, в том числе на Треугольнике и Красном Выборжце, первом из них из 2000 человек против решений ЦК голосовало 22 и трое воздержалось. Во втором семь против». С целью перепроверить эту информацию Сталин немедленно направляет запрос Кирову (начальнику Антипова в Ленинграде): «Ты сообщил мне ночью, что на Треугольнике было 1500, из коих за оппозицию голосовало 24. Я так и передал в Правду. А сегодня Антипов сообщает, что на Треугольнике было 2000, из них 22 голосовало за оппозицию. Кому верить. Сталин» (№ 5123/ш. 1 ноября. 17 час 10 мин) (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 63. Л. 29).

56 Рудольф Гесс (1894—1987) — личный секретарь Гитлера, с 1933 года — его заместитель по нацистской партии.

57 В апреле 1935 года Бухарин уже сообщал Сталину о том, во что обходилась такая «вера» Радеку: «Радек болен и нервно истощен: он опухает, его вдруг одолевает сонливость, покрывается симметрической нервной сыпью». Просит отпустить на шесть недель на юг Франции. Во Францию Радека не отпустили, а Сталин переслал это письмо «на контроль» (как тогда говорили) Николаю Ежову (РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 52. Л. 28).

58 Машинописный экземпляр. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 820. Лл. 3—22.

59 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 820. Л. 58об.

60 Б.М. Таль (1898—1938) — в 1935—1937 годах заведующий Отделом печати и издательств ЦК. 11 августа 1936 года Политбюро утвердило кадровые назначения в газете «Известия». Бухарин был фактически отстранен от руководства газетой, Таль одновременно стал первым заместителем ответственного редактора главной правительственной газеты страны. Постановили: «…коллегиальную систему руководства ликвидировать <…> 14 августа доложить о результатах <…> Поручить т.т. Талю, Стецкому, Мехлису и Ежову привести в порядок аппарат “Известий”, в частности, секретарский аппарат “Известий”». (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1118. Л. 73). В 1933 — 1935 годах Таль был редактором газеты «За индустриализацию». Расстрелян. Алексей Иванович Стецкий (1896—1938) — заведовал Агитпропом ЦК в 1930—1938 годах. Расстрелян.

61 Александр Яковлевич Аросев (1890—1938) — старый большевик. 17 августа 1933 года Аросев подарил Сталину свой роман «Корни» (М.: Госиздат «Художественная литература», 1933). Дарственная надпись на экземпляре: «Учитель и вождь Иосиф Виссарионович! Этой и последующими работами хотел и хочу показать механизм и настроение в нашей подготовительной к революции работе, чтобы яснее был виден наш тип и не наш тип. Сердечный привет А. Аросев. 17 VIII — 33. Москва». Книга из коллекции Государственной общественно-политической библиотеки Министерства культуры РФ была представлена в марте 2003 года на выставке «“Дорогому товарищу Сталину…” (книги, подаренные И. В. Сталину с автографами авторов)». Расстрелян.

62 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 820. Л. 2.

63 Поскребышев Александр Николаевич (1891—1965) — заведующий Особым сектором ЦК ВКП(б), которого Хрущев в докладе на ХХ съезде назовет «верным оруженосцем» Сталина. Одно из отделений Особого сектора было так называемым «личным архивом» Сталина, другое выдавало цензурные разрешения на публикацию любых материалов, связанных с реальным или мифическим Сталиным-Джугашвили (документов, воспоминаний, фотографий), а также произведений искусства сталинианы (стихотворений, киносценариев, повестей, романов и т. д.).

64 Маршалл Маклюэн (1911—1980) — канадский философ, теоретик исследований средств связи и новых СМИ в век электроники. Объявил о конце «галактики Гуттенберга» — линейного, последовательного восприятия действительности, столетиями навязываемого человеку образом и смыслом печатного слова. По мнению Маклюэна, вместе с телевидением наступила эра синхронного, нелинейного и хаотичного восприятия мира, когда возникал конфликт между печатным словом и визуальным образом. В своем ставшем классическим труде «Understanding media» («Познание СМИ»; 1964) Маклюэн делает парадоксальный вывод о том, что в век электронных СМИ средство передачи информации и есть сама информация. То есть информация — это диктор или политик на экране телевизора, а не текст их сообщения или заявления. Этот вывод определил стратегию и тактику политической рекламы последней трети ХХ века. Оказалось, что телезрители не вникают в смысл сообщений, останавливаясь на поверхностном образе (политик хорошо выглядит, говорит четко, внятно и т. д.).

65 Машинописный подлинник. Подчеркивания рукой неизвестного. Подпись и дата — автограф Таля (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 820. Л. 84).

65а Там же. Л. 82.

66 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 699. Лл. 35—50.

67 Там же. Л. 52.

68 Там же. Лл. 53—54. Рукописный автограф на французском языке.

69 10 июля 1932 года анонимный сотрудник Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС) докладывал Молотову о том, что во время пребывания турецкой делегации «т. Петров сообщил мнеразговор с Вами и Ваши директивы ВОКСу о том, что сейчас имеет место особое оживление деятельности шпионажа, поэтому ВОКСу нужно быть особо бдительным» (РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1448. Л. 78).

70 РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1448. Л. 55.

71 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 699. Л. 60. Пометка на Л. 60об.: «Возвращено т. Мехлисом 8 мая 1939 г. без статьи».

72 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 820. Л. 85.

73 РГАСПИ. Ф. 77. Оп 1. Ед. хр. 840. Л. 1.

74 РГАСПИ. Ф. 77. Оп 1. Ед. хр. 820. Л. 91.

75 Рафаэль Альберти (1902—1999), Мария Тереса Леон (1903—1988) — испанские поэты и литераторы. Муж и жена. После победы Франко в гражданской войне в Испании эмигрировали во Францию, затем переехали из Марселя в Аргентину. Возвратятся в Испанию измноголетнего изгнания только 27 апреля 1977 года. Поэт будет избран в национальный парламент, но быстро откажется от статуса депутата. В августе 1934 года Альберти был гостем Первого съезда советских писателей. Именно после встречи с Альберти и Леон в марте 1937 года в Москве Сталин потеряет интерес к контактам с левой западноевропейской интеллигенцией. Занятый разрешением головоломок большой чистки и деталями стратегического курса на сближение с нацистской Германией, он перестанет считать победу Народного фронта в Испании и в других западноевропейских странах реальной перспективой и сделает окончательный выбор в пользу внешнеполитического агрессивного тоталитаризма (будущий раздел Польши, оккупация Прибалтийских государств, аннексия Молдавии, война с Финляндией и т. д.).

76 Первый Всесоюзный съезд советских писателей. 1934. Стенографический отчет. М., 1934. С. 234.

77 Авель Сафронович Енукидзе (1877—1937). Будучи секретарем Президиума ЦИК Союза ССР, почти единолично контролировал финансовые потоки Кремля и ведал специальной кассой для высшей советской номенклатуры. Председатель комиссии по руководству академическими театрами СССР (1930—1935), член первого комитета по празднованию столетия со дня гибели Пушкина, по строительству Дворца советов и других комиссий. В конце 1934 — начале 1935 года он впадет в немилость и будет привлечен к ответственности за нераскрытие так называемого «заговора» в Кремлевской библиотеке и среди охраны Кремля. Расстрелян.

78 На торжественное заседание правительственного Толстовского комитета был приглашен весь дипломатический корпус, аккредитованный в Москве, члены правительства СССР и РСФСР, представители партийных, научных и советских организаций Союза. Заседание открылось большим докладом Луначарского, затем последовали доклады П. Н. Сакулина (1868—1930, историк и литературовед, академик с 1929 года) и представителя Академии наук. Заседание открылось в 18 часов (Накануне толстовской недели. Торжественное заседание в Большом театре в Москве // Правда. 1928. 9 сентября). См. также: Вечер памяти Толстого в Большом театре // Правда. 1928. 11 сентября.

79 Имеется в виду Гарди Ден.

80 Бернхард Келлерман (1879—1951) — немецкий писатель.

81 Иван Иванович Горбунов-Посадов (1864—1940) — русский писатель, издатель и педагог. Руководил издательством «Посредник», основанным Львом Толстым.

82 Владимир Владимирович Ермилов (1904—1960) — бывший рапповец, литературный критик и литературовед. Сталинская премия (1950).

83 Заметки Поспелова с заседаний Секретариата и Оргбюро ЦК ВКП(б) (РГАСПИ. Ф. 629. Оп. 1. Ед. хр. 95а. Л. 71). Петр Николаевич. Поспелов (1898—1979) — член редколлегии и заведующий отделом партийной жизни газеты «Правда», в 1934—1937 годах — руководитель группы печати Комиссии партийного контроля. В 1955 году, будучи секретарем ЦК, станет главным автором всемирно известного «секретного» доклада Хрущева на ХХ съезде «О культе личности и его последствиях».

84 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 116. Ед. хр. 317. Л. 3.

85 Работа эта продолжится и после смерти Сталина. «Трибюн де насьон» в номере от 20 февраля 1959 года, например, писала о том, что роман «Туманность Андромеды» советского фантаста Ивана Ефремова войдет в мировую литературу наравне с романами Уэллса.

86 Георгий (Юрий) Александрович Жуков (1908—1991) — журналист и писатель, политический обозреватель газеты «Правда» и чекист, Герой Социалистического Труда и кандидат в члены ЦК КПСС, председатель Советского комитета защиты мира. 19 мая 1952 года в Политбюро вносят предложение: назначить Жукова «членом редколлегии и заместителем главного редактора газеты “Правда” по вопросам международной жизни, освободив его от обязанностей корреспондента газеты “Правда” во Франции». Сталин переправляет название должности на качественно новый для списка номенклатурных реестров пост: «членом редколлегии и главным редактором газеты “Правда” по вопросам международной жизни» (РАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 1620. Л. 151).
30 июня 1952 года заместитель главного редактора «Правды» Ильичев направляет Сталину просмотренные министром иностранных дел А. Вышинским и заместителем премьера Молотовым так называемые «Указания редакции “Правды” корреспондентам “Правды” в капиталистических странах». Их сообщения «носят крикливый характер» (Сталин заменил на «поверхностный»), написаны они в «крикливо-агитационном стиле», отмечаются «грубые и оскорбительные выпады в адрес правительств и официальных лиц» («в ряде корреспонденций т. Жукова»). Должны быть изжиты «фальшивая крикливость», «механическое воспроизведение публикаций в коммунистической прессе», а также прекратиться «участие в различных собраниях, митингах, демонстрациях, носящих антиправительственный характер». Предлагалось «советоваться с послами и посланниками» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 1624. Лл. 148—151). В конце 50-х годов Жуков будет работатьпредседателем Государственного комитета (министерства) по культурным связям с зарубежными странами (ГККС).

87 О ком идет речь, установить не удалось.

88 Эмиль Буре был издателем и журналистом.

89 Ив Фарж (1899—1953) — французский общественный и политический деятель, один из руководителей французского и международного движения сторонников мира. Публицист, писатель, художник. Во время оккупации Франции активный участник движения Сопротивления. В июне — ноябре 1946 года, работая министром снабжения, разоблачил ряд крупных спекуляций вином, хлебом, боролся с коррупцией чиновничества. В 1948 году становится одним из организаторов французского филиала просоветского движения в защиту мира. Был председателем Национального совета мира Франции (основан в 1950) и со времени создания членом Всемирного Совета Мира и его Бюро (1950). Международная Сталинская премия (1952). Погиб в результате автомобильной катастрофы в Тбилиси, когда в марте 1953 года приехал в СССР на похороны Сталина. Похоронен в Париже.

90 Луи Мартен Шофье (1902—1975). В 1920-х начал карьеру журналиста-хроникера религиозной жизни Франции для газеты «Фигаро». Затем работал главным редактором журналов «Вю», «Лю» и «Ванерди». В 1938 году становится сотрудником «Пари Суар» и «Пари-матч». Автор многих романов. Во время нацистской оккупации Франции был основателем Национального совета писателей. Арестованный гестаповцами в мае 1944 года, был отправлен в концлагерь Берген Белзен. Эта трагическая глава в биографии католика-журналиста отражена в его романе «Человек и зверь» (1947). В 1956 году стал основателем Союза писателей за свободу. В 1957-м ему присуждена Большая национальная премия по литературе.

91 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Ед. хр. 40. Лл. 183, 195—196.

92 Доклад Радека «Современная мировая литература и задачи пролетарского искусства» по решению Сталина был отправлен на цензуру Кагановичу и Молотову. Кагановича смутили несколько моментов стилистического и концептуального порядка. Например, тезис о том, что в 1914 году «мировая литература пела песнь войны. Только в тоненьком ее слое, на самом левом фронте мелкобуржуазных писателей, слышен был жалобный писк человеческой креатуры, размалеванной (так в тексте. — Л. М.) жерновами войны». На полях отмечен знаком вопроса и более сомнительный тезис: «Большинство буржуазных писателей мира будут готовы принять фашизм. Если бы германские фашисты не поспешили со своим походом против литературы, что объясняется тем фактом, что большинство германских писателей евреи, они бы имели не только Герхарта Гауптмана на своей стороне, они бы имели целые хоры, воспевавшие германский фашизм» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 792. Л. 83. Пометка: «Доклад поступил из секретариата т. Кагановича в Особый сектор 26.3.39 г.»).

93 Мартин Андерсен-Нексё (1869—1954) — датский просоветский писатель, автор социал-реалистических романов о датском пролетариате. Умер в Дрездене (ГДР).

94 Жан Ришар Блок (1884—1947) — французский писатель и общественный деятель. Автор романов «На грузовом пароходе», очерков «Испания! Испания!», а также книги «Земляные орехи и бананы».

95 Якуб Кадри Караосманоглу (1889—1975) — турецкий писатель.

96 Вилли Бредель, (1901—1964) — немецкий писатель-коммунист, участник гражданской войны в Испании. В 1962 году будет назначен президентом Академии искусств ГДР.

97 Иоганнес Роберт Бехер (1891—1958) — немецкий писатель, основатель и президент Культурбунда в ГДР, министр культуры ГДР и президент Академии наук. 3 августа 1933 года Культпроп ходатайствует перед высшим руководством страны о выдаче Бехеру 600 долларов на два месяца для поездки в Прагу, Швейцарию и Францию. Цель поездки была явно конспиративной: для «организации передаточных пунктов по связи с Германией и Японией». В сопроводительной справке Алексей Стецкий объяснял: «Целью поездки тов. Бехера является объезд немецких писателей, находящихся в эмиграции, и установление связи, как с революционными, так и с левобуржуазными и антифашистскими кругами; организация общего Союза антифашистских немецких писателей с комфракцией, действительно руководящей этим союзом, и основание заграничного антифашистского немецкого журнала с привлечением крупных антифашистских писателей». Какое отношение имело «основание заграничного антифашистского немецкого журнала» к «передаточным пунктам по связи с Германией и Японией», можно только догадываться (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 385. Лл. 74. 74об.).

98 Теодор Пливье (1892—1955) — немецкий писатель-антифашист. Автор романа «Кули германского кайзера». В последние годы жизни отойдет от прокоммунистических позиций. В Западной Германии выйдут его романы «Москва» (1952) и «Берлин» (1954). Умер в Лозанне (Швейцария).

99 Данные о Ланьчи и Анабель Эллис установить не удалось.

100 Эптон Синклер Билл (1878—1968) — американский писатель. Кроме прочего, известен своим сотрудничеством с Эйзенштейном по съемке фильма «Да здравствует Мексика!». Умер в штате Нью-Джерси (США).

101 Правда. 1934. 27 августа.

102 РГАСПИ. Ф.17. Оп. 163. Д. 1022. Л. 126. Решение Политбюро от 9 мая.

103 Поль Вайян-Кутюрье (1892—1937) — французский левый литератор, один из основателей ФКП, редактор органа компартии газеты «Юманите».

104 Рамон Сендер (1901—1982) — испанский писатель, умер в эмиграции в Калифорнии (США).

105 Хоакин Ардериус (1885—1969) — испанский писатель. Активно участвовал в борьбе против диктатуры Примо де Риверы. Основатель журнала «Новая Испания» (1930). Во время гражданской войны был председателем испанского МОПРа (Международная организация помощи рабочим). После победы Франко жил в эмиграции в Мексике, исполнял обязанности пресс-секретаря посольства Испании в изгнании. Один герой его романа «Преступление» (1934) говорит: «Книга должна быть дешевой, социальной и революционной. Но издательств для таких книг нет. Мы, социально-революционные писатели, должны есть свои рукописи, в то время когда они так нужны массам». Умер в изгнании в Мексике.

106 Сесар Муньоз Арконада (1898—1964) — самый известный представитель литературы социалистического реализма в Испании. Член компартии Испании с 1931 года (для интеллигенции в то время это было редкостью). Характерны названия его романов: «Турбина» (1930) — о конфликте новой технологии в отсталой испанской деревне, «Бедные против богатых» (1932), «Раздел земли» (1934). Был литературным редактором газеты «Mundo obrero» — органа КПИ. В 1938-м ему присуждена Национальная литературная премия. После победы Франко был заключен в концлагерь для перемещенных лиц во Франции. Затем приехал в СССР. Переводил на испанский классиков русской и советской литературы: Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Маяковского, Александра Блока. Работал над романом о жизни генерального секретаря компартии Испании Хосе Диаса (1895—1942). Умер в изгнании в Москве.

107 Майкл Голд (1894—1967) — американский писатель, автор романа «Евреи без денег». Отечественный историк джаза Алексей Баташев в интернет-статье «Как Америка чуть не присоединилась к СССР под звуки джаза» пишет о событиях середины 20-х годов: «А в то время в редакции американской просоветской газеты “Дейли уоркер” был литератор по имени Майкл Голд. Еще в 20-е годы, вскоре после возникновения РАПП, он объявил себя главой Американского филиала Ассоциации пролетарских писателей <…> он участвует в проходящем в Харькове Конгрессе пролетарской культуры <…> громогласно и с большим апломбом заявляет, что джаз — пролетарское искусство,рожденное угнетенными беднейшими слоями американского общества — неграми и евреями <…> Свой тезис Майкл Голд подкрепил своей же повестью “Евреи без денег”, уже в 1931 году изданной у нас по-русски. В своей газете он публикует серию статей о джазе “афро-идиш”, его революционном содержании и народных пролетарских корнях».

108 Шервуд Андерсон (1876—1941) — американский писатель. Один из его романов — «Белый бедняк» — повествует о сельскохозяйственной общине в индустриальную эпоху.

109 Ленгстон Хьюз (1902—1967) — американский негритянский писатель, историк, публицист.

110 Эгон Эрвин Киш (1885—1948) — чешско-австрийский писатель, сражался в Интербригаде, в 1940—1946 годах — в антифашистской эмиграции.

111 Оскар Мария Граф (1894—1967) — немецкий писатель, с 1938 года — в эмиграции в США.

112 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 1022. Л. 126.

113 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 1029. Лл. 11, 13.

114 Там же. Ед. хр. 1207. Лл. 70—72.
115 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Ед. хр. 948. Лл. 188 — 189. 13 января 1936 года Поскребышев передаст этот вопрос на рассмотрение Оргбюро. 31 января вопрос будет снят с обсуждения. Остается гадать, из резервных фондов каких советских учреждений оплачивались расходы лояльных авторов.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история