Мадоль Ж. Альбигойская драма и судьбы Франции

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Об альбигойском крестовом походе и катаризме написано много; об инквизиции, победившей катаров, также. Сколько-нибудь значительная библиография по одному из этих трех вопросов заняла бы бессчетное количество страниц. Однако, если основные факты достаточно хорошо известны, то многие детали пока покрыты мраком, который все еще не рассеялся, а к исследованиям примешиваются страсти. В качестве доказательства приведу лишь работу Пьера Бельперрона 1942 г . «Крестовый поход против альбигойцев и присоединение Лангедока к Франции (1209-1249)» Прежде всего нужно воздать должное объему и достоверности информации. Бельперрон был не только издателем, он был историком, который умел работать. Он с полным основанием полагал, что надо наконец отреагировать на романтический рассказ Наполеона Пейра , доставлявший наслаждение нашим дедам. Протестантский пастор, ученик Мгапле , тот взял многое от пламенной натуры своего учителя. Он страдал с гонимыми катарами, как если бы они были его отцами по вере. Он видел в римской церкви Зверя Апокалипсиса, бесстыдно восседающего на водах и попирающего правосудие и истину. Он давал аргументы антиклерикалам Юга, полагавшим, что они должны отомстить церкви за давнее оскорбление. Жорес и Комб , лангедокцы, тоже были знакомы с книгой Наполеона Пейра.

Однако когда слишком страстно борются за правду, случается, что ее искажают. Пейра наивно верил во все, что включил в свой труд, и с тем же простодушием отбрасывал остальное. Он стоял у истоков долгой традиции, вскормившей много душ, но большей частью постным мясом. Беллетрист вроде Мориса Магра волен принимать всерьез легенду об Эсклармонде де Фуа; но серьезный историк обязан вернуть этой личности ее истинное значение. На самом деле мы немного знаем об этой знаменитой женщине. Возможно, легенда о ней содержит некоторые достоверные факты, но никаких доказательств этого нет. Мы должны смириться с тем, что плохо представляем себе человеческий облик глав катарского движения. В большой степени в этом вина инквизиторов, которые мало интересовались человеческой сущностью своих жертв, иначе у них не хватило бы духу послать их на костер. Но это и благородная вина самих катаров, не придававших никакого значения своей смертной оболочке.

Можно было бы заполнить эти белые пятна при помощи воображения, но тогда незачем писать исторические труды. Историю после Наполеона Пейра следовало переписать, что и сделал Пьер Бельперрон. Но если историк не должен быть легковерным, то он все же должен испытывать хоть немного сочувствия к тем, о ком он рассказывает, иначе он рискует совсем их не понять, у Бельперрона же не было ни малейшей симпатии ни к катарам, ни к южанам, о несчастьях которых он повествует. Он писал в то время, когда Франция была растоптана нацистами, а правительство Виши утверждало, что поражение было для доверившегося ему народа справедливой и необходимой карой. Так думает и Бельперрон об Окситании начала XIII в. Победы де Монфора и французских королей просто свидетельствовали о моральном превосходстве северных французов над южными. В конце концов победили наилучшие. Кроме того, поскольку в этих жестоких событиях рождалось французское единство, цель, казалось, оправдывала средства, и в конечном счете следовало радоваться уничтожению культуры, приносившей прекрасные плоды.

Столь пристрастная история требовала ответа. Его взяла на себя Зоя Ольденбург. В 1959 г . в «Костре Монсепора» Бельперрон получил отповедь, которой заслуживал; к красивому названию обязывал характер серии, начало которой положила книга . Зоя Ольденбург по сути дела заново рассказала об этих трагических событиях. Она вложила в книгу все сочувствие, недостающее ее предшественнику, одновременно избежав фантазий Наполеона Пейра. Ее история точна, но она также и правдива той особой правдой, куда более глубокой, нежели формальная точность, которая дорожит именно сочувственным пониманием предмета. Думаю, г-же Ольденбург долго нечего было противопоставить, даже когда некоторые мелочные критики и находили в ее книге кое-какие неточности. Их допускают все, и было бы странно, если бы их не оказалось в такой важной работе.

Годом позднее в Барселоне на каталонском языке появилась еще одна серьезная книга, и можно только пожелать, чтобы ее перевели на наш язык: Жорди Вентура «Педро Католик и Симон де Мон-фор» . Для Юга роль короля Педро Арагонского , убитого под стенами Мюре в 1213 г ., известна. Видный каталонский историк задался вопросом: почему человек, ортодоксальность которого всегда была бесспорной, человек, считавший самого себя вассалом Святого престола, мог вступить в откры тую борьбу с Симоном де Монфором и северными крестоносцами? Совершенно очевидно, что это произошло не по религиозным мотивам. Разве не упрекал Педро Арагонский своего вассала Пьера-Роже Транкавельского , виконта Безье и Каркассо-на, что тот оказался в подобном затруднении «из-за безрассудных людей и их безумной веры»?

Итак, мотивы Педро Арагонского были политическими. Его род правил в Провансе, он держал Монпелье и множество сеньорий на север от Пиренеев, его вассалами были Транкавели, для Педро речь шла о создании окситано-каталонского государства по обе стороны Пиренеев, от Эбро до Ниццы. Два препятствия стояли на пути: прежде всего французский король, суверенитет которого теоретически простирался вплоть до Пиренеев на все страны языка «ок»; затем — граф Тулузский, также желавший править суверенным государством. Сложность ситуации заключалась не только в соперничестве Тулузы и Парижа, но также Тулузы и Барселоны . Жорди Вентура, не испытывающий никакой особой симпатии к катарам, но сожалеющий, что окситано-каталонское государство не было создано, написал книгу живую и хо рошо документированную, и она была мне хорошим подспорьем.

На следующих страницах не будет ни новой истории крестового похода против альбигойцев, ни истории сопровождавшей его инквизиции. В работе Жана Гиро , к сожалению, незаконченной, и в совсем недавнем труде каноника Анри Мезон-нева о последней сказано самое главное. Приверженцы катаров, называющие себя неокатарами и пишущие в «Ученых записках о катарах» («Cahiers d'Etudes Cathares»), Деодат Роше и некоторое другие писатели, среди которых в первую очередь следует назвать Рене Нелли, с определенной резкостью упрекают Жана Гиро в том, что он описал катаризм главным образом по протоколам инквизиции. Это правда; но протоколы — ценный источник и часто единственный, имеющийся в нашем распоряжении. Во всяком случае, можно утверждать, что Жану Гиро, тоже уроженцу Лангедока, хотя и пламенному католику (разве не был он главным редактором «Круа» ?), достало и понимания, и сочувствия к жертвам инквизиции. Я считаю, что историю инквизиции со времени Гиро и Ме-зоннева переделывать нечего.

Что же касается самого катаризма, то это предмет более тонкий. Книги катаров, за небольшим исключением, исчезли. Однако открытия еще возможны. Недавние находки пролили свет на проблему природы и происхождения катаризма. Прежде всего это манихейские тексты , прекрасно про комментированные и интерпретированные Эме Пюэшем ; затем «Книга о двух началах», открытая отцом Донденом ; наконец, недавно обнаруженная в Верхнем Египте гностическая библиотека откомментированная Жаном Дорессом Появились многочисленные работы, посвященные болгарским богомилам , несомненным предшественникам наших катаров. Наконец, работы, в течение десяти лет публикуемые «Обществом по изучению катаров» («Sociйtй des Etudes Cathares»), хотя порой и отличаются некоторой предвзятостью, заслуживают самого пристального внимания. Но, к сожалению, они чаще ставят проблемы, чем разрешают их. В самом деле, выдвигаются два положения, доказательства которых трудно привести: 1) катары принадлежат к гностическому и манихейскому течению первых веков церкви; 2) через розенкрейцеров , наследников уничтоженных тамплиеров, и философию Рудольфа Штейнера их влияние дошло до наших дней. Это возможно, но не бесспорно.

Немецкий ученый Арно Борет несколько лет назад посвятил катарам значительную работу, учитывающую все опубликованное до него. «Ученые записки о катарах» справедливо упрекали его в полном отсутствии сочувствия и, как следствие, понимания тех, кого он так тщательно изучал. И все же его книга — неисчерпаемый источник впервые собранных ценных сведений, и все, изучающие катаров после Борста, многим обязаны ему. Я сам хочу выразить здесь ему признательность.

Это лишь краткий обзор всего имеющегося на этом чудовищно загроможденном поле деятельности. Бросаясь в свой черед в битву, что же хотел сделать я? Рассмотреть эту трагедию в аспекте всеобщей истории, ее роль не только для нашей страны, но и для истории западноевропейской цивилизации в целом. Сразу же встают деликатные вопросы: каким именно было положение Юга Франции, когда над этим краем разразилась гроза? Действительно ли там расцвела подлинная культура? Каков был ее характер? Существовало ли на Юге что-то похожее на то, что мы, современные люди, называем национальным чувством? Каковы были действительные связи между Южной и Северной Францией до их жестокого противостояния?

Это, возможно, прояснит причины, по которым катаризм обрел на Юге оптимальные условия для существования. Затем мы могли бы спросить себя, чем же был сам катаризм, но при этом стараясь изучать его конкретно-исторически. Я полагаю, что историк — это тот, кто расставляет реалии по местам, которые они занимали в свою эпоху. Доктрина катаров интересна сама по себе и, разумеется, занимает свое место в истории мысли. Но историка занимает прежде всего то, как она жила, влияя на людей определенной эпохи и круга. И, как всегда в истории, именно так все было только один раз. Богомилы Болгарии и Константинополя вовсе не были катарами Окситании, даже если установлен факт тесных связей между ними. То же относится к позднейшим розенкрейцерам. И катаризм, такой, как мы его изучаем, расцвел только один раз.

Реакция церкви на катарскую угрозу, реакция Франции на южный сепаратизм назывались крестовым походом и инквизицией. Это тоже институты эпохи, которые должно оценить с ее точки зрения, а не с нашей. Пристрастные суждения о крестовом походе и инквизиции не учитывают феномена христианства, глубоко определяющего особенности средневековья в его апогее. Быть может, необходимость бороться средствами инквизиторов против катарского раскола обрекла на смерть само христианство и подготовило рождение наций. Все это мы собираемся рассмотреть.

Наконец, то, как побежденная и униженная земля, превращенная во французскую провинцию Лангедок, реагировала на свалившееся на нее несчастье, станет последним вопросом, который мы поставим. Это касается характера нашего национального единства. С этой точки зрения история каждой нации совершенно уникальна. Нигде нет ничего похожего на наш Лангедок ни по способу, которым он был объединен с Францией, ни по роли, которую он играл впоследствии во французском единстве.

Мы видим, что здесь речь не идет о собственно истории, если понимать под ней более или менее детальное изложение серии событий. Большая часть тех, что будут упомянуты, достаточно хорошо известны. Мы их кратко напомним, если сочтем необходимым, и сопроводим этот очерк хронологической таблицей, позволяющей, полагаю, без особого труда ориентироваться в нем. Общая библиография даст необходимые указания желающим продолжить изучение.

Я только что назвал эту работу очерком, потому что ее цель — ответить на ряд спорных вопросов. Эти вопросы, как я уже показал, — исторические, потому что они точно зафиксированы во времени и в пространстве. Но они актуальны и в другом смысле. Лангедок не только всегда являлся одной из важных составляющих французского единства, что постоянно оборачивалось другой стороной, порой опасной, когда речь шла об определенных исторических понятиях — таких, например, как христианство. Крестовый поход против альбигойцев и учреждение инквизиции как его следствие — существенные явления христианства, однако действия французской королевской власти определенно не исчерпываются этим. Сначала бессознательно, а с царствования Филиппа Красивого все более и более целеустремленно она готовит появление совершенно новой реалии. Через потрясения XIII в. средние века из детства вступают в современный мир. Это уже материал для размышлений, намного превосходящий сам предмет этого исследования.

См. Список литературы.

Peyrat Napoleon. Histoire des Albigeois. Les Albigeois et l'Inquisition. Paris. 1870-1872. 3 vol. Peyrat Napoleon. Histoire des Albigeois. La Civilisation Romane. Paris. 1880-1882. 2 vol. Пейра, Наполеон (р. в 1809) — французский писатель и историк, протестант, пастор реформатской церкви в Сен?Жермен-ан-Ле. Автор многих исторических трудов.

Мишле, Жюль (1798-1874) — французский историк романтичес кого направления, республиканец и антиклерикал. Крупнейшие ею труды — многотомная «История Франции» и «История французской революции».

См. прим. на с. 270-271.

Магр, Морис (р. в 1877) — французский литератор, поэт, писатель и драматург. В частности, автор романов «Кровь Тулузы. Альбигойская история XIII века» (Париж, 1931) и «Сокровище альбигойцев» (Париж, 1938).

Правительство Виши стояло во главе Франции во время второй мировой войны. Подписало капитуляцию перед Германией. На Юге Франции была создана зона марионеточного правительства маршала Петена со столицей в Виши.

Окончания — страна языка «ок», область, где говорили на диалектах старопровансальского языка. Аквитания (Гиень), Гасконь, Наварра, Лимузен, Прованс, Альбижуа и др. Родственным был старокаталонский язык. Северная Франция — это страна языка «ойль» (различались по произношению слова «да»).

См. Список литературы.

«Folio/Histoire».

См. Список литературы.

См. прим. на с. 37.

См. прим. на с. 111.

Графство Барселонское входило в Испанскую марку Карла Великого. После смерти императора Людовика Благочестивого (814-840) вошло в королевство его младшего сына Карла Лысого (823-877, король западных франков с 840, император с 875 г .). В 1109 г . граф Раймон Беренгьер женился на Дуче Прованской, дочери последней графини Герберги. В 1134 г . его сын Раймон Беренгьер женился на Петронилле, дочери короля Арагона Рамиро Монаха, и Прованс оказался соединен с Арагонским королевством. Формально Каталония (графство Барселонское) находилось в вассальной зависимости от Франции вплоть до XVIII в.

См. Список литературы.

См. Список литературы.

«Круа» («Крест») — католическая газета, основанная в Париже в 1880 г .

Манихейство — еретическое течение в зороастризме, государственной религии Ирана. Возникло в III в. Основателем его был пророк Мани, которому покровительствовал персидский царь Шапур I (240?272). Мани родился в парфянской семье, но вырос в Палестине, где его отец вступил в какую?то иудео?христианскую секту. В его учении догматы зороастризма (о двух началах мира, злом и добром, Ормазде и Аримане) сочетались с верованиями христиан?гностиков (см. ниже). Мани полагал, что этот мир сотворен злым духом, проповедовал аскетизм, целомудрие и отказ от собственности; тем не менее его последователей, живших в монастырях, обвиняли в разврате. Манихеи преследовались и христианами, и зороастрийцами как еретики. Мани был казнен при сыне Шапура Вахраме I в 273 г .

Puech, Aimй. Histoire de la littйrature grecque chrйtienne depuis les origines jusqu'а la fin du IVe siиcle. Paris: Sociйtй d'йdition desBelles?Lettres. 1928?1930. 3 vol. Пюэш, Эме (р. в 1860) — французский историк?эллинист, специалист по раннему христианству.

См. Список литературы.

Гностики — христианская секта, заимствовавшая многое как из зороастризма, так и из древнеязыческих культов, например, Гермеса Трисмегиста (Трижды величайшего). Они полагали, что земля и телесный мир — это воплощение злого начала и созданы не Богом, а Демиургом (творцом). Логос (разум), Демиург и человек происходят от Бога. Душа из космических сфер облекается телом и теряет свое совершенство, приходя в мир тьмы. С помощью знания (гносиса) человек до;гжен пробудить в себе свет и воссоединиться с божеством. Библиотека гностиков была случайно обнаружена во время земляных работ близ древнего города Хенобоскиона в Египте в 1946 г . Среди книг бьши апокрифические (не включенные в канон христианской церкви) Евангелие Истины, Евангелие от Фомы и Евангелие от Филиппа.

Doresse, Jean. Les livres secretes des gnostiques d'Egypte. T. I. Introduction aux йcrits gnostiques coptes dйcouverts а Khйnoboskion. T. II. L'Evangile selon Thomas, ou les paroles secrиtes de Jйsus. Paris: Pion. 1958?1959.

Богомилы — христианское еретическое течение в Болгарии X в., входившей тогда в состав Византийской империи. Его возникновение связывают с переселением манихеев во Фракию Константином V (741?775) и с переселением павликиан в окрестности Филиппополя при Иоанне Цимисхии (969?978). И те, и другие были обязаны военной службой на границах империи в обмен на религиозную свободу. Расцвета достигли в XI в., когда предводитель богомилов Василий проповедовал при дворе самого императора Алексея Комнина, где был схвачен и казнен. Как и многие поздние катарские проповедники, он был врачом Богомильские обряды явно прослеживаются у катаров. В частности, богомилы сами совершали исповедь; не только мужчины, но и женщины участвовали в посвящении неофитов. Их обвиняли в безнравственности, так как мужчины ходили на проповедь вместе с женщинами. Некоторые воззрения богомилов — например, что лучшие люди не умирают, а становятся единотелесньши с Христом — присутствуют у современных иеговистов.

Розенкрейцеры — мистическое религиозное братство, возникшее в XVII в. Символами его были Роза и Крест, откуда, судя по всему, и название. Основателем считался мифический Христиан Розенкрейц, живший якобы в конце XIV — начале XV вв. Считались хранителями тайного знания рыцарского орденатамплиеров, разгромленного королем Филиппом Красивым.

Штепнер, Рудольф (1861?1925) — немецкий философ?мистик, основатель антропософии — учения, включившего элементы гностицизма, манихейства, каббалы в сочетании с идеями Гете и Гегеля.

См. Список литературы.

Филипп IV Красивый (126&?1314) — король с 1285, внук Людовика Святого.