Лихт Г. Сексуальная жизнь в Древней Греции

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА III . ПРАЗДНЕСТВА

1. ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРАЗДНЕСТВА

ДАЖЕ В НАШИ дни мы восхищаемся (и всегда будем восхищаться) греческой культурой, живя воспоминаниями о ней, ибо связь нашей цивилизации с античностью нерасторжима. Сколь многим греческие наука и искусство обогатили и продолжают обогащать нашу жизнь, возможно, не очень заметно на первый взгляд — именно потому, что их наследие в ходе веков превратилось в общее место. Но нет совершенства на этой земле; даже греки не были совершенны — в политике они были величайшими дилетантами, и их внутренняя раздробленность, их мелочная партийная борьба, их непрестанные жаркие распри находят, возможно, свое отражение только во внутренней политической истории Германии. Одним словом, греки были лишены политического или общенационального центра. Даже знаменитые атлетические состязания в Элиде, местности на северо-западе Пелопоннеса, не были таким центром, хотя, вне всяких сомнений, с течением времени они утратили свой локальный характер и стали достоянием всего народа, так что с 776 г. до н.э. во всей Греции отсчет времени велся по Олимпиадам, или четырехлетним промежуткам между празднествами. Эти и другие игры называют общенациональными только потому, что в них принимала участие вся нация (правильнее выражаясь, все племена); тем не менее они не могли привести к общенациональному объединению, хотя, пока длилась Экехейрия (охранямое богами перемирие), т.е. в течение пяти праздничных дней, определенное единство действительно существовало.

Но в то время как движущим импульсом этих атлетических состязаний было похвальное соперничество городов и областей, партикуляристские раздоры, порожденные ревностью, лишь приглушались, чтобы вспыхнуть с новой силой и еще большим ожесточением. И все-таки жизнь, разворачивавшаяся в праздничную неделю на берегах Алфея, была, конечно же, бесподобно красочна и свежа.

Исчерпывающее описание праздника в Олимпии и других общенациональных игр не входит в задачи настоящей книги, посвященной описанию морали, то есть сексуальной жизни, греков. Здесь может быть упомянуто только самое важное, чтобы сориентировать читателя или освежить его память. Поскольку культ Зевса в Олимпии был очень древним, существовало поверье, что эти игры были учреждены Гераклом или Пелопом; находясь некоторое время в забвении, они были возрождены около 800 г. до н.э. Ифитом, царем Элиды. Праздник проводился каждый пятый год, в первое полнолуние после летнего солнцестояния, то есть в начале июля. Во время игр оружие должно было бездейство-

вать; земля Элиды, на которой располагалось общенациональное святилище, во все времена находилась под покровительством бога и была неприкосновенной.

Состязания (или agones ) были отчасти гимническими, т.е. такими, где все решали сила и проворство обнаженного тела, как в беге, борьбе, кулачном бою, метании диска и т.д., отчасти — гиппическими (от hippos — конь), как скачки на конях или мулах, соревнования двойных и четверных упряжек или скакунов. Благочестиво напоминая о тех временах, когда проводились только состязания в беге, Олимпиада получала свое название по имени победителя, завоевавшего первый приз в этом виде атлетики.

В древнейшую эпоху наградой победителю был любой сколько-нибудь ценный предмет; позднее, по указанию дельфийского оракула, победитель получал в дар лишь простой венок из ветвей оливы. Ветви эти — что характерно для эллинского чувствования — со священного дерева венков славы золотым ножом срезал статный юноша, чьи родители были еще живы и для которого греки придумали прекрасное прозвище цветущий с обеих сторон ( ????????? ). Атлеты состязались единственно ради чести и славы, и, по словам Цицерона, «олимпийский победитель почитался среди греков едва ли не выше, чем справивший триумф полководец в Риме». «Венки выставлялись на столе из золота и слоновой кости в храме Зевса перед изображением бога. Здесь, у ног божества, дарующего победу, стояли также кресла элланодиков, распределявших награды. Победители приходили, окруженные друзьями, родственниками и толпой народа, которая, насколько позволяло место, втискивалась в залы и галереи храма. Затем глашатай еще раз объявлял имя и родину победителя, один из элланодиков обвивал его чело шерстяной повязкой ( taenia ) и возлагал на него победный венец.

«Священные гимны, — говорит Пиндар ( Olympia , Hi , 10), — низли-ваются [на победителя], когда строгий этолийский судья венчает чело блеском зеленой оливковой ветви по древним уставам Геракла». Затем увенчанные победители вместе с друзьями здесь же приступали к жертвоприношению; тем временем сопровождавшие их хоры гремели победными напевами; для этого случая песнь иногда составлялась поэтом — другом победителя, но при отсутствии такового обычно пели старинный напев Архилоха, прославлявший победоносного Геракла и его товарища Иолая:

Слава тебе, в победном венке, мощный Геракл,

Слава тебе, Иолай, слава паре бойцов,

Тенелла, слава тебе, победитель.

Затем следовало пиршество, устраивавшееся элейцами в честь победителей в пиршественном зале, или пританее, у очага святилища. Всеми собравшимися внутри и вне пританее овладевало шумное праздничное веселье. «Когда сияет милый вечерний свет прекрасной Селены, тогда вся прихожая вторит победным песням праздничного пира». (Пиндар).

Эллины ценили победу на Олимпийских играх едва ли не выше,

чем римские полководцы свой триумф; муж, ее добившийся, достигал, по слову Пиндара, Геракловых Столпов; ему выпадало величайшее земное счастье, и мудрый поэт предостерегал его от стремления подняться еще выше и сравняться с богами. Хилон из Спарты, один из семи мудрецов, умер от радости, узнав о победе сына. Диагор Родосский, принадлежавший к семье, которая возводила свое происхождение к Гераклу и славилась искусством кулачного боя, дважды побеждал в Олимпии и несколько раз — на других общенациональных состязаниях. Когда он присутствовал в Олимпии при победе двух своих сыновей, некий спартанец, обращаясь к нему, воскликнул: «Умри, Диагор, ведь тебе все равно не взойти на небо!» И он умер, когда оба юноши обняли его и возложили на него свои венки. Друзья и родственники победителя имели право воздвигнуть его статую в Альтисе (священной роще Зевса), а троекратному победителю разрешаюсь поставить свою статую в натуральную величину, максимально похожую на оригинал.

Обычно победитель изображался участником того вида состязаний, в котором ему удалось отличиться; нередко он был запечатлен в самый миг победы. Должно быть, в Альтисе имелось весьма большое количество подобных статуй, потому что Павсаний, упоминающий только наиболее выдающиеся, насчитывает их более двухсот. Богатые победители колесничных состязаний заказывали увековечить в бронзе себя, своих возниц, лошадей и колесницы.

Великие почести ожидали олимпийского победителя в родном городе, ведь своей победой он способствовал также прославлению родины. В пурпурном одеянии восседал он в колеснице, запряженной четверкой белых коней, его сопровождали друзья и родственники, •верхом и на колесницах; под ликование народа он въезжал в город. Чтобы создать широкий проезд для его колесницы, сносили часть городской стены и ворот: по словам Плутарха, город, обладавший такими мужами, считал, что стены ему не нужны. Праздничное шествие двигалось по главной улице к храму верховного божества, где победитель оставлял свой венок как обетное приношение. Затем в честь победы устраивался великий пир. Во время шествия и пиршества раздавались торжественные хоровые песни. Великой удачей считали, если выдающийся поэт — например, Пиндар — сочинял победителю триумфальную песнь для такого празднества, ибо тогда он мог быть уверен в том, что слава его будет прочной. Обычно пир с победными песнями повторяли и в последующие годы. На долю победителя выпадали и другие награды: в гимнасиях и палестрах, на рыночной площади или у входа в храм ему возводились почетные статуи. В Афинах, по закону Солона, олимпийский победитель получал в дар 500 драхм (около 20 фунтов ), а также почетное место на всех публичных зрелищах; кроме того, ему предоставлялась привилегия обедать в пританее. В Спарте наряду с подобными отличиями победитель получал также почетное право сражаться рядом с царем 24 .

24 ? W. Stall, Bilder aus dem altgriechischen Leben, 1875, S. 230.

Многие государства направляли на игры особых посланников (??????), которые нередко являлись на них с большой помпой, чтобы придать общему празднеству славы и представить свою родину во всем ее блеске. Вместе с праздником проводилась также большая ярмарка, на которую устремлялись всевозможные путешественники и толпы благожелательных юношей и девушек. Здесь можно было слышать все диалекты греческого языка, здесь встречались друзья, не видевшиеся многие годы, совершались знакомства с великими людьми, завязывались новые дружественные, деловые и семейные узы. Со второй половины пятого столетия в Олимпии можно было услышать также лекции риторов, софистов, историков и поэтов, и с течением времени в Олимпии все явственнее чувствовался дух сенсационности. Так, в 165 г. н.э. полусумасшедший странствующий философ Перегрин Протей вящей славы ради объявил о том, что совершит на олимпийском празднике самосожжение на глазах у публики. Что под нажимом толпы и было им исполнено, неважно — раскаивался он в своем поспешном решении или нет.

В связи с нашей темой интересен также вопрос об одежде атлетов, состязавшихся в Олимпии. Наши сведения на этот счет восходят к важному, но безусловно спорному месту в историческом труде Фукидида ( i , 6; ср. Геродот, i , 10), согласно которому в древнейшие времена участники соревнований выходили на арену обнаженными, если не считать повязки вокруг бедер. Все это вполне правдоподобно, но мы должны проявлять осторожность и — в согласии с моральным кодексом нашего времени — не приписывать это прикрытие половых органов угрызениям нравственного чувства, но видеть в нем скорее рудимент ориентального воззрения, которое в глубокой древности оказывало на греков очень серьезное влияние. Жители Азии, как говорилось ранее, считали постыдным обнажать тело, и если мы свяжем этот страх перед видом наготы с весьма древней верой в духов, то едва ли погрешим против истины. Как бы то ни было, то, что греческие атлеты в Олимпии, по меньшей мере, бегуны, начиная с пятнадцатой Олимпиады, или с 720 г. до н.э., отказались от ношения этой повязки и выходили на арену полностью нагими, является установленным фактом.

Пифийские игры — праздник Аполлона Пифийского в Дельфах — первоначально проводились раз в девять лет и сопровождались музыкальными состязаниями, т.е. состязаниями певцов под аккомпанемент кифары, называвшихся поэтому кифаредами ( citharoedi ). Но'после 586 г. до н.э. праздник стали устраивать раз в пять лет, на третий год Олимпиады, и музыкальный агон был расширен: в состязаниях отныне принимали участие авлеты ( auletae , флейтисты) и авлоды ( aulodae ), певшие под аккомпанемент флейты. Были также добавлены гимнические и гиппические состязания, на которых в качестве победного венка использовался священный лавр Аполлона.

Истмийские и Немейские игры также были общенациональными: Истмии проводились на Коринфском Истме (перешейке) близ святилища Посидона, а Немей — в немейской роще Зевса; и те и другие устраивались раз в три года. Наряду с перечисленными существовало

известное число местных игр, которые не могли сравниться с великими играми, особенно Олимпийскими; из них в рамках нашего повествования следует упомянуть лишь две. В Коринфе наряду с великими Истмийскими играми в честь Афины Паллады праздновались Геллотии; на них прекрасные юноши состязались в беге с факелами (Пиндар, Olympia , xiii , 40; см. схолии). В Мегарах в начале весны устраивались Диоклии в честь национального героя Диокла. О Диокле рассказывали по-разному; о его смерти сообщалось, что в битве он сражался рядом со своим любимцем, в момент опасности прикрыл его своим щитом и спас ему жизнь, отдав свою. Эти игры были учреждены для увековечения памяти о пожертвовавшем жизнью афинском чужестранце; на них молодежь состязалась в поцелуях. Феокрит ( xii , 30) так описывает этот турнир:

Возле могилы его собираются ранней весною

Юноши шумной гурьбой и выходят на бои поцелуев.

Тот, кто устами умеет с устами всех слаще сливаться,

Тот, отягченный венками, идет к материнскому дому,

[перевод ? ? Грабарь-Пассек]

Похожее состязание в поцелуях, разумеется, приукрашенное романическим слогом, но живое и в целом верное духу античности, описано в романе Эме Жирона и Альберта Тоцца «Ангиной», где речь идет об аналогичном празднике в египетских Фивах, являющихся местом действия романа.

С Элевсинскими таинствами были связаны гимнические состязания, народные игры, пение и танцы, а позднее и театральные представления. Если Элевсинии — несмотря на свой священный характер или скорее благодаря ему — не были лишены эротической окраски, то в еще большей степени она была присуща пятидневному празднику Фесмофорий, справлявшемуся исключительно женщинами в честь двух фесмофор ( thesmophoroi ), или богинь — подательниц закона, — Деметры и Персе-фоны. Хотя некоторые его детали весьма неясны, все же в целом можно говорить о том, что основной идеей праздника было памятование о Деметре, которая, будучи изобретательницей сельского хозяйства, впервые сделала возможной для человека оседлую жизнь и в частности оказала влияние на жизнь женщины и супружество. Сеяние и зачатие детей были для греков идентичны как понятийно, так и в языковом обиходе. Поэтому праздник справлялся в месяц сеяния, на Крите и Сицилии называвшийся фесмофорион, в Беотии — даматрион, в Афинах — пианепсион, и более или менее соответствовавший нашему октябрю. Если верить Геродоту ( ii , 71), этот культ был широко распространен уже среди догреческого автохтонного населения Эллады — пеласгов. В любом случае он праздновался по всей Элладе и отмечался даже в отдаленных колониях на Сицилии и берегах Черного моря, во Фракии и в Малой Азии.

В Аттике Фесмофории, которые отчасти известны нам по веселой комедии Аристофана «Женщины на празднике Фесмофории» ( Thesmopho -

riazusai ), праздновались с девятого по тринадцатое число месяца пианеп-сиона. Всем женщинам, желавшим участвовать в празднике, вменялось в обязанность отказаться от полового общения за девять дней до его начала; здравомыслящие жрецы называли это актом благочестия, тогда как действительной причиной этого требования было, конечно же, то, что истомленные долгим воздержанием женщины охотнее будут участвовать в эротических оргиях. Чтобы укрепиться в требуемой от них чистоте, сохранение которой женщины находили, вероятно, задачей не из легких, они раскладывали на своем ложе остужающие страсть травы и листья, особенно agnus castus ( ????? ????? , или ?????? , — делающий неплодным) и другие растения (такие, как ??????? , ?????? ). Согласно Фотию (И, 228, Naber ), в эту пору женщины ели чеснок, чтобы неприятным запахом изо рта отпугнуть от себя мужчин.

2. ДРУГИЕ ПРАЗДНЕСТВА

На сельских Дионисиях торжественная процессия проносила один или несколько гигантских фаллосов. Здесь имели место всевозможные деревенские развлечения, гротескные танцы и шуточные поношения, изобиловавшие более или менее грубыми непристойностями. На второй день праздника особый повод для развлечения предоставляли Асколии 25 . Во время Асколии обнаженные юноши на одной ноге прыгали на винном мехе или бурдюке, который был наполнен до краев и смазан маслом; их задачей было удержаться наверху и не соскользнуть вниз, что, несомненно, приводило к чрезвычайно забавным позам, хотя статные «прыгуны на винном мехе» были поистине прекрасны. Согласно Вергилию ( Georgica , ii , 384), схожая забава пользовалась популярностью и в Италии.

Вскоре после сельских Дионисий в самих Афинах праздновались Леней, праздник винодавилен. Главным номером в его программе было большое пиршество, мясо для которого поставляло государство, и танцы на улицах города наряду с более или менее незамысловатыми шутками, свойственными праздникам Диониса. Многие участники процессии (которую можно сравнить с современным балом-маскарадом) появлялись в карнавальных нарядах, особенно предпочитая костюмы нимф, ор, вакхантов и сатиров; вполне очевидно, что предписываемые мифологической традицией легкие одеяния подвигали на всевозможные эротические шалости. Не было, разумеется, недостатка и в чувственных танцах, столь ярко и хорошо описанных Лонгом ( ii , 36) в прелестной повести о любви Дафниса и Хлои. У него мы читаем: «Все, наслаждаясь, лежали в глубоком молчаньи. Тогда встал Дриас и, сыграть попросив Дионисов напев, стал пред ними плясать виноградарей пляску. И он подражал, как виноградные гроздья срезают, как в корзине несут, как эти гроздья жмут, как бочки соком наполняют, а затем и вино молодое пьют. И слова ????? , винный мех все так

25 Возможно, происходит от

красиво и ясно пляской Дриас показал, что, казалось, своими глазами видели все виноград, и точило, и бочки, и будто и вправду пил сам Дионис» [перевод С. П. Кондратьева]. Многие участники праздника разъезжали при этом на повозках, с которых разыгрывались всевозможные трюки и шутки, так что выражение «шутить с повозки» (?? ?????? ????????) вошло в поговорку. В этом празднике можно видеть прообраз римского карнавала с его разъездами по главной улице города, разбрасыванием конфетти и тому подобными забавами. Едва ли нужно особо напоминать о том, что новое вино текло рекой так же, как и на празднике Диониса, однако следует отметить тот факт, что здесь проводилось состязание певцов священного дифирамба (тот же обычай существовал и на сельских Дионисиях), а также давались драматические представления в Ленеоне, от которого праздник и получил свое название. (Ленеон — район на юге Акрополя, посвященный Дионису, с двумя храмами и театром.)

В следующем месяце анфестерионе ( Anthestherion ) справлялся праздник Анфестерии ( Anlhestheria ); на нем починались бочки с перебродившим вином. На второй день, в праздник Кружек, за общим застольем пили наперегонки новое вино, а тайное жертвоприношение Дионису, совершавшееся женой архонта-басилевса, второго по значению должностного лица в городе, символизировало ее брак с этим богом. Третий день назывался праздником Горшков; в этот день в качестве дара Гермесу Хтонию (Подземному) и душам умерших выставлялись горшки с вареными овощами.

Наконец, в месяце элафеболионе ( Elaphebolion ; март-апрель) наступали великие или городские Дионисии, которые длились несколько дней и своим великолепием привлекали множество деревенских жителей и чужеземцев. Здесь также можно было подивиться пышному шествию, во время которого хоры мальчиков пели радостные дифирамбы в честь Диониса и исполняли красивые танцы. Мы располагаем документом ( Corpus Insertptio пит Atticarum , ii , i , 203, No . 420), в котором выносится благодарность мальчикам и наставнику, научившему их пению и танцам. После захода солнца процессия пускалась в обратный путь, на улицах устраивались импровизированные ложа, народ напивался допьяна, и свою роль в увеселениях играли один или несколько фаллосов (Филострат, Vitae sophistarum , II , i , 235). Кульминацией праздника были два-три дня, когда перед огромной толпой зрителей исполнялись трагедии и комедии, на постановку которых заграчивались немалые средства.

Можно еще упомянуть тот факт, что во многих частях Греции, особенно на Кифероне и Парнасе, на островах и в Малой Азии, раз в два года проводилось ночное празднество в честь Диониса, в котором принимали участие только женщины и девушки. Облаченные в одежды вакханок, в оленьи шкуры, с распущенными волосами, с тирсом и тамбурином в руках, женщины совершали на вершинах неподалеку от дома всевозможные жертвоприношения и танцы, которые — из-за вина, в остальное время потреблявшегося весьма редко, — очень скоро выродились в дикие оргии, ясное представление о которых мы можем

получить из многочисленных памятников изобразительного искусства и поэзии.

В задачу этой книги не входит подробное описание других многочисленных праздников, справлявшихся в разных уголках Греции; вместо этого мы дадим краткий обзор тех греческих праздников, в которых играл свою роль сексуальный импульс.

В месяце гекатомбеоне ( Hekatombaion ; июль-август) в честь Гиакинта праздновались Гиакинтии ( Hyacinthid ). Гиакинт был любимцем Аполлона; но Зефир, бог ветра, также любил мальчика, и поэтому, когда Аполлон забавлялся со своим любимцем метанием диска, ревнивый ветер направил тяжелый круг диска в голову Гиакинта, от чего мальчик и погиб. Праздник длился три дня: в первый день в память о прекрасном юноше приносились торжественные и скорбные жертвы умершим; два оставшихся дня проводились радостные шествия и состязания в честь Аполлона Карнея. Афиней ( iv , 139 d ) дает подробное описание Гиакинтии: «Спартанцы справляют праздник Гиакинтии в течение трех дней. Скорбя о смерти Гиакинта, они никогда не увенчивают себя на своих трапезах, не подают на стол хлеба или других печеностей; они не поют богу пеанов и не совершают ничего такого, что обычно сопровождает другие жертвоприношения, но, поев, сдержанно удаляются. На второй день устраиваются различные зрелища и проводится достойное внимания величественное собрание. На нем выступают юноши, которые, высоко подпоясав хитоны, играют на кифарах и, пением вторя флейтам, пробегают плектром по всем струнам, двигаясь в анапестическом ритме и славя бога звонкими голосами. Другие юноши в прекрасном убранстве скачут через место собрания на конях; после этого выходят многочисленные хоры юношей, распевая некоторые местные песни, с ними смешиваются танцорът и под аккомпанемент флейты и песен исполняют старомодный танец. Некоторые из девушек разъезжают в это время в пышно украшенных плетеных колясках и словно бы приготовленных к бою колесницах, и весь город находится в состоянии радостного возбуждения от разворачивающегося у него на глазах зрелища. В этот день приносится великое множество жертв, и граждане угощают всех своих знакомых и даже рабов. Не найдется такого, кто не принял бы участия в священном празднике, и город кажется пустым, ибо все отправились смотреть представление».

Гимнопедии ( Gymnopaedia ; буквально — танец нагих мальчиков) являлись гимнастическим праздником, который с 670 г. до н.э. ежегодно проводился в Спарте; позднее они были посвящены памяти спартанцев, павших при Фирее (544 г. до н.э.), и сопровождались танцами и телесными упражнениями нагих мальчиков. Характерно, что этот праздник, служивший прославлению юношеской красоты и длившийся от шести до десяти дней, настолько высоко почитался спартанцами, что даже самые тревожные события не могли отвлечь их от него 26 .

Относительно гимнопедий существуют большие неясности, однако следующие замечания совершенно бесспорны. Беккер ( Anecdota , i , 234)

26 Описание танца юношей см. у Афинея, ??? , 63 lb .

рассказывает, что на спартанских гимнопедиях обнаженные мальчики пели пеаны и танцевали в честь Аполлона Карнейского, а у Гесихия ( s . v . ??????????? ) мы читаем: «По мнению некоторых, это — спартанский праздник, во время которого мальчики обегают вокруг алтаря в Амиклах, хлопая друг друга по спине. Но это ошибочное утверждение, потому что они проводят этот праздник на рыночной площади; кроме того, не наносится никаких ударов, но устраиваются шествия, и хоры обнаженных мальчиков поют песни». 27 Это сообщение находится в согласии с недавно найденной в амиклейском святилище бронзовой статуэткой обнаженного корифея с характерным венком (См. Wolters , Archaologie , i , ii , 96, 70).

В боэдромионе ( Boedromion ; сентябрь-октябрь) праздновались издревле славные и в высшей степени сакральные Элевсинии. Особые подробности праздника, длившегося более девяти дней, установить непросто, однако входить в их детальное рассмотрение нет никакой необходимости. Со временем, когда к представлениям о смерти и последующем возрождении семени-зерна, имеющим свой мифологический прототип в рассказе о Персефоне, которая была похищена Аидом и обречена проводить полгода под землей, а полгода под лучами солнца, присоединилась более глубокая идея бессмертия, исконный сельский праздник приобрел глубоко религиозный, эзотерический характер. Он развился в тайный культ, посвящение в который можно было получить, пройдя особые мистериальные обряды, не подлежащие разглашению ни при каких обстоятельствах. Уже тогда свою мистическую роль в страстях, смерти и воскресении божества играли вино, хлеб и кровь.

В первые дни праздника участники торжественного шествия к морю совершали жертвоприношения, очищения и омовения; имели место также и шумные процессии. На шестой день по Священной дороге из Афин в Элевсин (около пятнадцати километров) выходила большая праздничная процессия. Ее предводителем выступал якобы сам Иакх, именем которого на языке Элевсинских мистерий зватся Дионис. В шествии принимали участие тысячи людей, увенчанных плющом и миртом, с факелами, сельскохозяйственными орудиями и колосьями в руках. Иакх, словно яркая звезда, вел мистов (посвященных) на священную церемонию в Элевсинском заливе, и несколько ночей окрестные горы оглашались воодушевленными песнями, а в морских волнах отражалось сияние факелов.

В месяце пианепсионе ( Pyanepsion ; ноябрь-декабрь) в Афинах, Спарте, Кизике и других местах справлялись Пианепсии ( Pyanepsia ). Они получили свое имя от слова pyanos — тарелка с бобами или очищенным ячменем — и представляли собой праздник урожая, посвященный Аполлону и Артемиде. На нем был принят обычай, согласно которому юноши носили эиресиону ( eiresione 28 ) — оливковую ветвь, обвитую

27 Ср. также Павсаний. ш, 17, 9: Суда, s . v .; Афиней, xv , 678 b .

2 S Такое же название носила и песня-моление: ср. Песню ласточки, исполнявшуюся родосскими юношами ( Ath .. vin , 360).

шерстью и связанную на манер венка, — из дома в дом, распевая при этом народные песни и выпрашивая милостыню.

В том же месяце в Афинах справлялись Осхофории ( Oschophoria 29 ). Они получили свое название от слова oshoi (виноградные ветви с гроздьями на них). Такие осхи несли во главе шествия два прекрасных мальчика, избиравшиеся от каждой филы, которые были одеты женщинами 30 и чьи родители были еще живы. Осхи проносили также выдающейся красоты эфебы, которые участвовали в забеге от храма Диониса до святилища Афины Скирады в фалеронской гавани. Победитель получал в качестве приза чашу с напитком (напиток назывался ??? - ?????? : содержащий пять ингредиентов; Ath ., xi , 4950, который готовили из пяти продуктов сельскохозяйственного года: вина, меда, сыра, муки и масла, и вместе с хором других юношей танцевал веселый народный танец.

Об облачении двух мальчиков, кажущемся для нас странным, Плутарх ( Theseus , 23), возводящий учреждение праздника к Тесею, сообщает следующее: «...отправляясь на Крит, он увез с собою не всех девушек, на которых пал жребий, но двух из них он подменил своими друзьями, женственными и юными с виду, но мужественными и неустрашимыми духом, совершенно преобразив их наружность теплыми банями, покойною, изнеженною жизнью, умащениями, придающими мягкость волосам, гладкость и свежесть коже, научив их говорить девичьим голосом, ходить девичьей поступью, не отличаться от девушек ни осанкой, ни повадками, так что подмены никто не заметил. Когда же он вернулся, то и сам и эти двое юношей прошествовали по городу в том же облачении, в каком ныне выступают осхофоры. Они несут виноградные ветви с гроздьями — в угоду Дионису и Ариадне, или же (и последнее вернее) потому, что Тесей вернулся порою сбора плодов» [перевод С. П. Маркиша].

Из письма Алкифрона (ш, 1), в котором девушка, явившаяся в Афины посмотреть этот праздник, описывает его матери, явствует, что для несения ветвей винограда отбирались прекраснейшие из юношей: «Я совершенно растеряна, матушка, и не перенесу теперь брака с этим капитанским сынком из Мефимны, за которого, как недавно говорил отец, я должна выйти замуж, — с тех пор как увидала этого юношу из Афин с виноградными ветвями, шедшего в процессии в тот день, когда ты послала меня в город на праздник. Он прекрасен, матушка, как он мил и прекрасен! Его кудри гуще лесного мха, его улыбка пленительней летнего моря. Когда он смотрит на тебя, его глаза сверкают темным блеском, как сверкают зыби океана под лучами солнца. А его лицо! Ты сказала бы, что на его щеках восседали сами Грации, а на губы осыпались розы с груди Афродиты».

Настоящим мальчишеским праздником были справлявшиеся в Афи-

29 Название праздника послужило поводом для всевозможных шуток, потому что слово ??????????? (несущие виноградные ветви) напоминало греческому уху слово ?????? (мошонка).

30 Другими словами, они были облачены в старинное ионийское платье, создававшее впечатление, будто они являются девушками (см. Bottiger , Baunkult , S 339, fig . 42: многие детали этого праздника остаются неясными; ср. также Прокл, Хрестоматия, 28).

нах на следующий день после Осхофорий Тесейи ( Theseia ). Главным их событием был парад афинской молодежи, сопровождавшийся гимничес-кими состязаниями. Здесь толпились мальчики всех возрастов, четырехкратно превосходившие своей численностью молодых людей и мужчин, ведь Тесей был идеальным типом юноши, и именно к нему они устремляли свои взоры и ему мечтали подражать. Всякий, кто отличился в гимнастических упражнениях, гордо называл себя Тесеидом и так же, как достойный сын и ученик Тесей, служил образцом для мальчиков Аттики. Забеги и гимнастические состязания были обычным явлением даже и на Эпитафиях ( Epitaphia ) — празднике мертвых.

В мунихионе ( Munichion ; апрель-май) в различных частях древнего мира праздновались Адонии ( Adonia ). Согласно мифу восточного происхождения, Адонис — юноша, чья красота вошла в пословицу, любимец Афродиты — был растерзан вепрем во время охоты. Зевс сжалился над горько оплакивавшей своего возлюбленного богиней и позволил, чтобы раз в год Адонис на короткое время возвращался к ней из мира мертвых. Этот миф нашел свое символическое выражение в празднике Адониса: в первый день оплакивался его уход из мира, а на второй преобладали радость и веселье по случаю его возвращения. С особой пышностью этот праздник отмечался женщинами. Выставлялись или проносились по улицам изображения Адониса и Афродиты; распевались заплачки о смерти юноши и радостные гимны о его возвращении; их прекрасные образчики сохранились в стихотворениях Феокрита и Биона (Феокрит, xv ; Бион, i ).

В таргелионе ( Thargelion ; май-июнь) раз в девять лет праздновались Дафнефории ( Daphnephoria ). Название означает «праздник лавроносцев» и объясняется тем фактом, что, выступая в священной процессии, дафнефор (лавроносец) — прекрасный юноша, чьи 'мать и отец были живы, нес к храму Аполлона Исмения так называемое копо (см. Прокл у Фотия, «Библиотека», cod . 239), или украшенную лавром, цветами и шерстяными лентами ветвь оливы. Храм был увенчан бронзовым шаром, к которому были подвешены меньшие шары; у его подножия лежал похожий на верхний, но меньший шар; эти шары якобы символизировали небесные тела.

В праздник Мунихии ( Munichia ), отмечавшийся в честь знаменитой саламинской победы, афинские эфебы отправлялись на Саламин, где проводились парусная регата, праздничные шествия, жертвоприношения и гимнические состязания. У нас имеются также сведения о забеге на длинную дистанцию, в котором афинские эфебы состязались с юношами Саламина, и о факельном шествии.

Во время Таргелий, посвященных Аполлону и Артемиде, выступали хоры мужчин и мальчиков, и, по всей видимости, хоры мальчиков пользовались особенной популярностью.

Во время колофонских Таргелий, в случае если после голода, мора или другого подобного бедствия город нуждался в очищении, по улицам проводился так называемый pharmakos — человек, приносимый в искупительную жертву за других, козел отпущения, на роль которого, как правило, избирали самого ненавистного горожанина; он принимал на

себя всю скверну и изгонялся за пределы города. За городской стеной ему в руки вкладывали хлеб, сыр и смоквы, и, согласно Гиппонакту ( PLG , фрагм. 4—9; Tzetzes , Chiliades , 5, 726), под особую мелодию флейты хлестали по гениталиям ветвями дикой смоковницы и морского лука.

Поразительно часто сообщают древние писатели о распутных танцах. Так, в Элиде существовал танец в честь Артемиды Кордаюи, причем любой человек, знающий греческий язык, вполне способен сделать выводы о непристойном характере танца из самого имени богини (ср. Павсаний, vi , 22, 1).

Другие эротические танцы перечисляются Нильссоном, который замечает: «Таким образом, непристойные танцы, иногда также песни и маскарады во служение богине-деве, засвидетельствованы для большей части греческого мира — Лаконии, Элиды, Сицилии, Италии. Сексуальная жизнь вводится в культ грубым и неприкрытым образом. Фаллическое снаряжение играет известную роль в жертвоприношении Артемиде, хотя в других случаях мы ожидали бы встретить его только в культах Деметры и Диониса».

Свита Диониса состоит из итифаллических демонов, духов плодородия и вегетации, пляски которых служили предметом подражания для почитавших их людей; представляется, что устраивались также маскарады, сопровождавшие этих демонов повсюду.

Итак, нет ничего странного в том, что нечто похожее мы находим в культе богини плодородия Артемиды. Ее свита была, разумеется, женской, за исключением одного неясного случая. Женские духи, соответствовавшие сатирам и тому подобным существам, были облагорожены настолько, что их происхождение перестали осознавать; но мы должны помнить о гомеровском гимне к Афродите ( ? , 262: «Нимфы сочетались любовью ? силенами») и вазовых рисунках, которые музеи не решаются выставлять на всеобщее обозрение.

Такие танцы были свойственны также культу Артемиды Корифалии; но ее празднество, Титенидии ( Tithenidia ), называлось Праздником кормилиц. Возможно, танцы исполнялись на другом празднике этой же богини; однако ничто не мешает нам видеть в них часть Титенидии, потому что культ богини имел гораздо большее распространение, чем подсказывает название праздника. След этого сохранился в том, что Титенидии были также и праздником плодородия, имевшим всеобъемлющее значение. Пока кормилицы относили маленьких мальчиков к Артемиде Корифалии, в городе, как и во время Гиакинтий, устраивалось нечто вроде «праздника кущей» ( ????? ; ср. Ath ., iv , 138 e , 139 a ). Такие хижины встречаются на праздниках богов плодородия, особенно на праздниках урожая, и за пределами Греции; с ними можно сопоставить также и хижины на Карнеях ( ??????? ; ? . Ath ., iv , 141 e ). Мы не знаем, почему к богине относили только детей мужского пола, причем относили не матери, но кормилицы, однако трудно отделаться от впечатления, что праздник несколько выродился. Как бы то ни было, существовало поверье, что богиня одарит малышей своими милостями, и под ее покровительством они достигнут большего преуспеяния.

Оргиастические танцы были обычным явлением также на других праздниках Артемиды, но вникая в подробности, мы лишь повторили бы уже сказанное.

Едва ли необходимо вновь указывать на безумное неистовство менад, которое достаточно хорошо известно; о том, что большую роль играл здесь фаллос, уже говорилось. На красно фигурной вазе с Акрополя мы видим полностью обнаженную менаду, размахивающую фаллосом в экстатическом исступлении танца. Фаллосы из камня или другого материала, как и фаллические статуи или статуэтки, в больших количествах обнаруживаются в ходе раскопок. Если дионисийские оргии первоначально были обращены к богу плодородия, то со временем они стали символизировать нечто более высокое — чаемое и достигаемое посредством экстаза слияние с божественным, глубоко укорененный в человеческом сердце порыв, обеспечивший Дионису его победное шествие по греческому миру 31 .

Из одной — несомненно, испорченной — надписи ( Corpus Inscriptio -пит Graecarum , ii , 321) мы узнаем, что даже во время войны принимались меры, обеспечивавшие безопасный проход фаллического шествия в город. Уже упоминалось о том, что колонии должны были присылать фаллосы на великие афинские Дионисии; интересно отметить, что имеется сообщение с острова Делос, согласно которому приготовленный однажды для этой цели деревянный фаллос стоил 43 драхмы; он был вырезан неким Каиком и раскрашен Состратом ( Bulletin de Correspondence Hellenique , xxix , 1905, p . 450).

К сожалению, Павсаний, рассказывающий о мистериях, справляемых в честь Диониса и Деметры, говорит, что «считается нечестием разглашать непосвященным ночные обряды, ежегодно совершаемые в честь Диониса». В другом месте он сообщает, что на празднике Скиерея в Аркадии женщины подвергались бичеванию — женский аналог бичевания спартанских мальчиков и юношей (Павсаний, ii , 37, 6; viii , 23, 1).

Как на Фесмофориях, так и на празднике Деметры Мисии неподалеку от Пеллены на Пелопоннесе запрещалось присутствовать мужчинам; на него не пускали даже псов (Павсаний, viii , 27, 10). Праздник длился семь дней; на третьи сутки ночью проходили главные торжества; а на следующий день уже и мужчины, и женщины предавались весьма грубым забавам и потехам.

Нередки свидетельства о том, что мужчины,· по крайней мере временно, не допускались на праздники Деметры: например, на праздник в лаконской Эгиле (Павсаний, iv , 17, 1), на мистерии Деметры на острове Кос ( Paton - Hicks , Inscriptions of Cos , No . 386) и многие другие, которые нет нужды упоминать, поскольку о них невозможно сказать что-нибудь существенно новое.

31 О фаллосе ср. Плутарх, De cupiditate divitiarum , 527 d : «В древности праздник Дионисий справлялся на веселый народный лад: [по улицам] проносили кувшин с вином и виноградную ветвь; затем кто-нибудь приводил козла, а другой приносил корзину, полную смокв; и надо всем — фаллос». Величественную процессию, организованную Птолемеем Филадельфом в Александрии, «сопровождгш исполинский фаллос» (Калликсен у Афинея, ? , 196).

Также и Афродита — великая подательница любви — была изначально богиней вегетации и плодородия; нигде в Греции не встречала она такого поклонения, как на Кипре.

Известно, что в Пафосе на Кипре ежегодно проводились праздничные собрания, на которые приходили мужчины и женщины со всего острова; представители обоих полов сообща выступали в Палепафос, находившийся неподалеку, где справлялись всевозможные эротические мистерии; о них мы слышим главным образом от Отцов Церкви ( Clem . Alex . Protrepticon , p . 13; Arnobius , Adversus Gentes , 5, 19; Firmicus Maternus , Err . Prof . Rel ., 10), которые в своем христианском негодовании, разумеется, скорее сбивают с толку, чем дают вразумительное и связное описание того, что на них происходило. Посвященным вручали соль и фаллос, а они взамен дарили богине монету. С этим был связан обычай религиозной проституции, которая, согласно Геродоту (1, 198; ii , 64), была распространена не только в Пафосе, но на всем острове. Сравнивая ее со сходным обычаем в Вавилоне, мы должны заключить, что раз в жизни девушки удалялись в святилище Афродиты (Милитты) и отдавались первому, кто к ним подойдет (см. роман о Нитокрис, жрице Иштар: H , V . Schumacher , Berlin , 1922).

3. АНДРОГИНИЗМ

В последующих главах мы будем говорить о греческой гомосексуальности подробнее. Однако уже здесь мы должны заранее сказать о том, что греки обладали по-настоящему поразительным представлением о двуполой (гермафродитической) природе человеческого существа в эмбриональном состоянии и андрогинным представлением о жизни вообще. Потому-то в истории греческой культуры мы нередко встречаем идеи и обычаи, имеющие свое начало в представлении об исконной двуполости человека и отдельных богов.

В Амафунте на Кипре почиталось мужеженское божество, в чьем культе юноша должен был раз в году подражать роженице и ее родовым мукам. Это совершалось в честь Ариадны, которая высадилась вместе с Тесеем на Кипре и, как рассказывали, умерла здесь, так и не разрешившись от бремени; об этом свидетельствовал историк Пеон (Плутарх, «Тесей», 20; Гесихий, s . v . ????????? ), который также упоминает гермаф-родитического бога Афродита. Согласно Макробию («Сатурналии», ш, 8, 2), скульптор запечатлел его с бородой, женскими формами и в женском платье, но с мужскими половыми органами; принося жертвы, мужчины носили женское, а женщины мужское платье. Чтобы понять эти обычаи, следует сначала сказать о Гермафродите.

Согласно самому подробному рассказу Овидия («Метаморфозы», iv , 285), Гермафродит рос поразительно красивым юношей и в пятнадцать лет зажег любовь в Салмакис, нимфе одноименного источника в Карий; она насильно увлекла его под воду, и ему пришлось вступить с ней в связь; по просьбе нимфы, желавшей никогда не разлучаться со своим любовником, боги соединили их в одно двуполое существо. По желанию

Гермафродита, Гермес и Афродита наделили источник волшебным свойством: омывшийся в нем мужчина выходил на берег как semivir (полу-муж, полу-женщина), превращаясь в женоподобное существо 32 . При этом весьма вероятно, что представления об андрогинном начале жизни в народном подсознании и контакт с восточными андрогинными культами были в известном смысле взаимообусловлены. Подобное распространение восточных воззрений весьма характерно для Греции; в этой связи можно вспомнить о перемене платья на свадьбе. Так, в Спарте невеста надевала мужскую одежду, на острове Кос жених (Плутарх, «Ликург», 15; относительно Коса см. Moralia , 394), как жрецы Геракла и сам герой, носил женское платье. В Аргосе ежегодно справлялся праздник под названием Гибристика ( Hybristica ), на котором и мужчины и женщины носили одеяния противоположного пола; о нем речь еще впереди.

Изучение мифов показало, что представление об андрогинных божествах возникло уже в глубокой древности и не было результатом так называемого декаданса, хотя имя Гермафродита не встречается ни у Гомера, ни у Гесиода, а впервые мы его находим только у Теофраста («Характеры», 16). Из этого отрывка явствует, что одно или несколько изображений Гермафродита, поставленных внутри дома, убирались венками в пятый и седьмой дни месяца; в связи с этим можно отметить, что четвертый день был посвящен Гермесу и Афродите и, согласно Проклу (Комм, к Гесиоду, 800), считался особенно благоприятным для любовных наслаждений. Таким образом, мы вправе видеть в Гермафродите существо, чье происхождение коренится в смутном осознании андрогинной идеи жизни, которое получило свой облик благодаря художественно преломленным чувственно-эстетическим стремлениям и почиталось скорее как добрый дух-покровитель дома и частной жизни, чем объект официального культа. Поэтому нам ничего не известно об особых святилищах или даже храмах гермафродита; нечто подобное, — возможно, всего лишь часовня — засвидетельствовано только для аттического дема Алопеки (Алкифрон, «Письма», ш, 37). Однако для пластического и изобразительного искусства значение гермафродита гораздо серьезнее. С четвертого века до н.э. комнаты в частных домах, гимнасиях и банях украшались статуями и изображениями Гермафродита ( Anth . Pal ., ix , 783; Martial ., xiv , 174), чаще всего представлявшегося в облике прекрасного цветущего юноши с женской грудью, по-женски пышными ягодицами и мужскими гениталиями. Особенно прекрасны дошедшие до нас многочисленные спящие гермафродиты; удобно покоясь в пленительной позе, рельефно подчеркивающей все прелести муже-женского тела, наполовину повернувшись на бок, гермафродит со скрещенными под головой руками дремлет на роскошно убранном ложе. Этот тип был особенно популярен, как показывают многочисленные реплики: прекраснейшего из них можно видеть в Галерее Уффици во

12 В других рассказах нет существенных расхождений с версией Овидия: ср. Hygmus, Fabulae, 271; Martial., vi, 68, 9; ? , 4, 6; xiv, 174: masculus intravit fontes, emersit utrumque; pars est una patris, cetera matris habet. Ausonius, Epigrammata , 76, 11; Statius, Silvae, i, 5, 21; Diodorus Siculus, iv, 6; Anthol. Pal, ix, 317, 783; ii, 101; Hans Licht, Untersuchungen zur GeschicMe der antiken Erotik in der Bearbeitung van Lukians Emtes, Mimchen, 1920.

Флоренции и на Вилле Боргезе в Риме, другие — в римском Музее Терм, в Лувре, в петербургском Эрмитаже. Культовые изображения Гермафродита редки по вышеупомянутым соображениям; одно из них было отлито в Риме Поликлом Старшим (Плиний, Hist ., Nat ., xxxiv , 80); ее копией является прекрасная статуя в Берлинском Музее ( No . 192). Гораздо более распространены такие изображения Гермафродита, в которых исключительное внимание обращено на его чувственные прелести. Можно вспомнить гермафродитические формы Эроса, Диониса, сатиров и часто Приапа. В Риме и Афинах можно видеть рельефы с гермафродитическими плясунами. На статуях и гермах Гермафродит часто изображается задирающим одежду, чтобы привлечь внимание к своему восставшему члену. На прекрасной помпейской фреске" запечатлены Гермафродит, облаченный в праздничный наряд, и держащий перед ним зеркало Приап.

Более чувственными и, на современный взгляд, в высшей степени непристойными являются изображения соития Гермафродита с Паном или сатирами. То его платье задирает распутник Эрот, то похотливые сатиры с вожделением разглядывают его прелести или сплетаются с ним в объятиях, овладевая или уже полностью овладев им .

Другим гермафродитическим божеством был Левкипп (Антонин Либерал, 17), в честь которого в критском Фесте отмечался праздник Аподисии ( Apodysia ; праздник раздевания). Первоначально Левкипп был девушкой, которую в ответ на мольбу ее матери Лето превратила в молодого человека. Таков рассказ Антонина Либерала, который добавляет, что в Фесте приносились жертвы Лето Фитии (создательнице), так как она сотворила для девушки мужские гениталии, и что в преддверии первой брачной ночи невест укладывали на ложе рядом с деревянной статуей Левкиппа, который имел женское тело и платье, но мужские половые органы. Название праздника может быть выведено из обычая раздевать деревянную статую во время этой церемонии; нетрудно предположить, что еще должна была делать молодая невеста, если вспомнить то, что нам уже известно о храмовой проституции.

Эти странные обычаи, кажется, нашли свое выражение также и в комедии. От комедии Менандра «Алдрогин, или Критяне» сохранились только скудные фрагменты, но двойное название позволяет нам заключить a posteriori , что она содержала гермафродитические сцены, тем более что в одном фрагменте известную роль играет купающаяся невеста ( CAP , iii , pp . 18, 19; frag . 57). Цецилий Стаций также написал комедию «Андрогин» ( Ribbeck , Com . Rom frag . 37). Когда аргивяне были разбиты спартанским царем Клеоменом, их женщины, под предводительством

33 О помпейских фресках см. W Helbig , Wandesgema / de der vom Vesuv verschutteten Stadte Campamens , где помещены несколько изображений Гермафродита О фигуре Гермафродита см. статью Германна в Мифологическом лексиконе Рошера ( ? , 2319). Reinach . Cultes , rnvthes et religions , 11, 319; Clarac , Musee de Sculpture , pi 666 ( Pans , 1836). Монографий по этому вопросу более поздних, чем работа К ? Гейнриха (1805), не существует; эта книга может быть дополнена статьями в энциклопедиях Паули-Виссова-Кролть и Рошера, а также важной работой Е. S . А. М. von Romer , « Uber die androgymsche Idee des Lebens ,»// Jahrbuch fur sexuelle Zwischenstufen , hrsg . ? Hirschfeld (5 Jahrgang , Bd . II ." Eeipzig , 1903)

Телесиллы, взялись за оружие и спасли город. В память об этом (Плутарх, De mulierum virtute , 245 e ) и проводился праздник Гибристика, на котором мужчины и женщины менялись одеждами. Для увеличения численности населения в Спарте были разрешены браки между имевшими полные гражданские права женщинами и периэками (класс неполноправных свободных). Но так как последние не считались равными женам по рождению, женщины, согласно Плутарху, перед тем как возлечь с такими мужьями, надевали накладные бороды. Схожий обычай существовал на острове Кос (Плутарх, «Греческие вопросы», 304е), где молодые мужья принимали жен, надевая женскую одежду; жрецы здесь приносили жертвы Гераклу, который также был одет в женское платье. В Спарте (Плутарх, «Ликург», 15) невеста поджидала супруга в мужском наряде, т.е. в гиматии и сандалиях, с коротко стриженными волосами.

Все попытки объяснить эти и схожие обряды и обычаи кажутся мне ошибочными. Я убежден в том, что они предлагают нам новое доказательство концепции, основанной на андрогинном представлении о жизни, которое было укоренено в подсознании греческого народа (Плутарх, An seni , 875 e ; Non posse suaviler vivi secundum Epicurum , 1097 e ).

4. ДАЛЬНЕЙШИЕ ЗАМЕЧАНИЯ О НАРОДНЫХ ПРАЗДНИКАХ

Праздновавшиеся по всей Греции Афродисии ( Aphrodisia ). несомненно, не пользовались признанием со стороны государства, но тем более были любимы народом. Как показывает их название, первоначально это были праздники, справлявшиеся в честь Афродиты, на которых не могли не присутствовать служительницы Афродиты — проститутки и гетеры. Из сообщения Плутарха следует, что по крайней мере в позднюю эпоху это слово обозначало необузданное распутство, которому предавались моряки после долгих лишений на море вдали от женского общества.

Настоящим праздником гетер были Афродисии на острове Эгина, где они являлись заключительной частью праздника Посидона. На них Фрина разыгрывала знаменитую сцену, описанную Афинеем ( xiii , 590 f ): «Но еще более прекрасны были сокровенные места Фрины, которую было нелегко увидеть обнаженной, потому что обычно она носила на теле плотно облегающий хитон и не пользовалась общественными банями. Однако на праздниках Элевсинии и Посидонии на виду у всех эллинов она снимала с себя гиматии, распускала волосы и входила в море; именно это зрелище вдохновило Апеллеса на создание Афродиты Анадиомены. К числу ее поклонников принадлежал также и знаменитый скульптор Пракситель, который избрал ее моделью для своей Афродиты Книдской».

Насколько можно понять, самым чувственным и игривым образом Афродисии праздновались в шумной гавани Коринфа с его вавилонским смешением языков, где, согласно Алексиду ( Ath ., xiii , 574 b ; Kock , ii , 389,

frag . 253), многочисленные проститутки даже справляли свои собственные Афродисии. Конечно же, такие праздники продолжались и ночью, когда гетеры, «жеребята Афродиты», распущенными стайками носились по городу. Такой ночной праздник звался Паннихидрй ( Pannychis ), словом, которое позднее стало ихтобленным именем гетер. Последние, выражаясь словами Евбула, «почти голые в своих тонкотканых нарядах, выстроившись рядами, за гроши продавали свою благосклонность, которой каждый мог насладиться спокойно и в безопасности».

Праздник Афродиты Аносии (Ath., xiii, 589a; schol. in Aristoph. Plutm , 179; Plut ., Amatonus , 767 f ), справлявшийся в Фессалии, имел, возможно, гомосексуальную подоплеку, так как от него были отстранены мужчины, хотя подробности его нам не известны; единственное, о чем мы можем говорить, так это о том, что свою роль играло здесь также эротическое бичевание.

Обаятельному, дружелюбному, почти всегда влюбленному богу Гермесу посвящалось в Греции относительно немного праздников; однако, с другой стороны, о нем чуть ли не на каждом шагу напоминали так называемые Гермесовы колонны, или, выражаясь точнее, Гермесовы столбы — каменные столбы с вырезанной сверху головой, которая поначалу изображала Гермеса, а потом и другие божества, и фаллосом.

После всего, что -уже было сказано, нетрудно догадаться, что немногочисленные праздники, принадлежавшие Гермесу, были не лишены эротической подоплеки. При этом Гермес олицетворял для греков цветущую мужскую красоту, какой она предстает в период преображения юноши в молодого мужчину. Вспомним строки Гомера ( Od , x , 277; также Аристофан, «Облака», 978; Платон, «Протагор», начало), в которых рассказывается об Одиссее, приставшем к острову Кирки и вышедшем на берег узнать, обитаема ли эта земля и каким народом. На пути его встречает Гермес, который, конечно, остается неузнанным:

... пленительный образ имел он

Юноши с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном

Младости цвете.

Поэтому отнюдь не случайно, что на празднике Гермеса в Танагре самый красивый и блестящий из эфебов должен был на своих плечах обнести вокруг городских стен барана. Об этом говорит Павсаний ( ix , 22, 1), который добавляет, что этот обычай был установлен в память о Гермесе, некогда таким способом отвратившем от города мор. Баран, которого обносили вокруг и затем предположительно приносили в жертву или загоняли вне городских стен, как бы принимал на себя все грехи целого города, тем самым их искупая. Этот же обычай известен нам и в других странах, причем характерно, что для исполнения обряда избирался самый красивый юноша города.

На Крите ( Ath ., xiv , 639 b ; vi , 263 f ) проводился праздник Гермеса, напоминающий римские Сатурначии. Господа и слуги менялись местами; господин прислуживал рабу, который имел право даже побить его; в этот день допускались любые сексуальные вольности.

Далее, нам известны праздники Гермеса, к которым были приурочены гимнические состязания мальчиков и юношей; более точными подробностями мы не располагаем, однако они едва ли отличались от других общепринятых гимнических игр. Вряд ли нужно напоминать о том, что вместе с Гераклом, Аполлоном и Музами Гермес был богом-покровителем гимнасиев, а равным образом и о том, что во всех гимнасиях можно было видеть изображения Эроса, которому воздавались здесь особые почести. На острове Самос ему были посвящены Элевтсрии в память о политическом освобождении, причиной которого стали узы любви между мужчинами, так часто вдохновлявшей греков на героические и патриотические деяния ( Eleutheria , Ath ., xiii , 561) 34 . Мы не знаем ничего конкретного о празднике в честь Гиласа, справлявшегося жителями Киоса-Прусии на Черном море (Антонин Либерал, 26; Стра-бон, xii , 564); однако нам известно, что и он имеет гомосексуальные корни. Гилас был прекрасным юношей, которого Геракл любил больше всего на свете 35 . Он сопровождал героя в путешествии аргонавтов; но когда он пил из ручья, его утащили на дно нимфы, воспылавшие к нему жгучей страстью.

Вот и все, что мы должны были сказать о праздниках, справлявшихся на земле эллинов. Из необозримого материала мы отобрали то, что показалось наиболее соответствующим теме настоящей работы. Мы не достигли полноты, но такая задача нами и не ставилась. Нам известны и другие праздники, упоминать которые значило бы только повторять уже сказанное.

34 О гамнических праздниках Гермеса в Фенее см. Павсаний, xiii , 14, 10; в Аркадии — Пивдар, Olympia , vi , 77, и схолии к vii , 153; в Пеллене — schol . in Find ., Olympics , vn , 156; ix , 146; Аристофан, «Птицы», 1421; в Спарте — Пивдар, Nemea , x , 52.