Кошель П. История сыска в России

ОГЛАВЛЕНИЕ

КОМКОРЫ В ЗАСТЕНКАХ НКВД

"Дело военных" - так назвала мировая печать судебный процесс над
военачальниками Красной Армии, проходивший в Москве летом 1937 года, - имело
далеко идущие и трагические последствия.
Осуществленные Сталиным и его ближайшим окружением репрессии в армии
накануне второй мировой войны нанесли огромный ущерб Советским Вооруженным
Силам, всей обороноспособности Советского государства.
Внутриполитическая обстановка в стране во второй половине 30-х годов,
обострение и расширение репрессий вызвали у Сталина определенные опасения в
отношении позиции крупных военачальников, авторитет которых в народе и армии
был очень высоким еще со времен гражданской войны. Их независимость в
суждениях, открытая критика выдвиженцев Сталина - Ворошилова, Буденного,
Кулика, Щаденко и других, не понимавших необходимости создания современной
армии, - вызывали раздражение, подозрительность и определенные опасения, что
армия может проявить колебания в поддержке проводимого им курса. Отсюда
стремление убрать из армии всех колеблющихся, всех, кто вызывал у Сталина и
его ближайшего окружения хоть малейшие сомнения.
Раскрытием органами НКВД во второй половине 30-х годов так называемой
антисоветской троцкистской военной организации явилось полной неожиданностью
для советских людей, привыкших видеть в М.Н. Тухачевском, И.Д. Якире, И.П.
Уборевиче и других крупных военачальниках прославленных полководцев Красной
Армии, чьи имена были известны каждому. Большинство военных различных рангов
и положений, объявленных врагами народа, имели большие заслуги перед
Советской страной и Коммунистической партнер! Многие из них являлись
участниками революции, борцами за Советскую власть, защищали ее в годы
иностранной военной интервенции и гражданской войны, сражаясь в рядах
Красной гвардии и Красной Армии с момента ее создания.
Большинство из них прошли путь от организаторов и командиров отдельных
частей и соединений до командующих армиями и фронтами, выросли в крупных
политических и штабных работников, стали гордостью Советских Вооруженных
Сил.
Им были присвоены высшие воинские звания: Тухачевскому - Маршала
Советского Союза, Уборевичу и Якиру - командарма 1-го ранга. А. И. Корку -
командарма 2-го ранга, Р. П. Эйдеману, Б. М. Фельдману, В. М. Примакову, В.
К. Путне - комкора. Я. Б. Гамарник был армейским комиссаром 1-го ранга.
Они неоднократно награждались орденами Красного Знамени, а Тухачевский
и Гамарник - и орденами Ленина. Тухачевский, Гамарник, Уборевич, Якир
избирались в состав Центрального Комитета ВКП(б), а также Корк, Эй-деман,
Примаков являлись членами ЦИК СССР.
Тухачевский был заместителем наркома обороны СССР. Якир и Уборевич
командовали Особыми военными округами - Киевским и Белорусским.
Всем этим военачальникам были свойственны широкое политическое мышление
и дальновидный творческий ум. Они уделяли исключительное внимание новым
видам вооружения. Тухачевский, Якир, Уборевич и их соратники придавали
большое значение развитию военно-теоретической мысли и сами внесли большой
вклад в развитие советской военной науки как выдающиеся практики и авторы
ряда крупных военно-теоретических работ. И вот эти люди предстали перед
судом как злейшие враги народа и Советской власти, предатели Родины, агенты
иностранных разведок
Стране было объявлено о существовании в Красной Армии конспиративной
антисоветской троцкистской военной организации.
Следует сказать, что репрессии и до этого не раз потрясали Красную
Армию, но прежде они не задевали военачальников столь высокого ранга. В
середине 20-х годов была проведена чистка командного состава и политических
работников, подозреваемых в сочувствии троцкистской оппозиции.
Спустя несколько лет - в конце 20-х - начале 30-х годов - были
осуществлены мероприятия по чистке РККА от бывших офицеров старой армии.
Дело не ограничилось только увольнением их из Вооруженных Сил. По
фальсифицированным обвинениям были сфабрикованы дела о заговоре бывших
офицеров. По ним было осуждено более трех тысяч командиров Красной Армии.
А всего за 20-е и первую половину 30-х годов, по словам Ворошилова,
было уволено из армии 47 тысяч человек, в том числе 5 тысяч бывших
оппозиционеров.
Со второй половины 1936 года вновь возобновились аресты среди
командного состава Красной Армии.
Под руководством и при прямом участии Ежова органы НКВД начали активно
собирать различные провокационные показания против ряда военачальников.
Так, у арестованных заместителя директора челябинского завода
"Магнезит" ЕА Дрейцера, начальника строительства железной дороги Караганда -
Балхаш Мрачковского, начальника хлопкового управления Южного Казахстана И.И.
Рейнгольда и других будущих участников параллельного троцкистского центра
были добыты показания о суще-ствоэании в армии военно-троцкистской
организации. В нее, судя по этим показаниям, входили, в частности,
заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа Примаков и
военный атташе при полпредстве СССР в Великобритании В.К Путна,
Все эти показания - весьма противоречивые и не внушающие доверия - были
получены незаконными методами.
14 августа 1936 года органами НКВД в Ленинграде был арестован и
доставлен в Москву Примаков, а 20 августа в Москве арестовали Путну. Обоим
предъявили обвинение в участии в боевой группе троцкистско-зиновьевской
организации.
Путна обвинялся также в связях с Троцким, от которого якобы получал
директивы о терроре.
На всех допросах вплоть до мая 1937 года Примаков категорически отрицал
свое участие в какой-либо контрреволюционной деятельности. 29 августа 1936
года в заявлении на имя заместителя наркома внутренних дел Агранова он
писал:
"Я очень прошу Вас лично вызвать меня на допрос по делу о троцкистской
организации. Меня все больше запутывают, и я некоторых вещей вообще не могу
понять сам и разъяснить следователю. Очень прошу вызвать меня, так как
совершенно в этих обвинениях невиновен. У меня ежедневно бывают сердечные
приступы".
Примаков, в 20-х годах примыкавший к троцкистской оппозиции, под
давлением следствия в конце концов назвал многих известных ему
оппозиционеров. 16 октября 1936 года он написал письмо Сталину, где
указывал:
"Я не троцкист и не знал о существовании военной организации
троцкистов. Но я виновен в том, что, отойдя от троцкизма в 1928 году, я не
до конца порвал личные связи с троцкистами, бывшими моими товарищами по
гражданской войне и при встрече с ними (с Кузьмичевым, Дрейцером, Шмидтом,
Зюком) вплоть до 1932 года враждебно высказывался о тт. Буденном и
Ворошилове... Личные отношения сбывшими троцкистами после моего отхода от
троцкистской оппозиции прервались и со многими я совершенно перестал
встречаться...
Заявление об отходе от троцкизма я написал в 1928 году, в Кабуле, в
полной изоляции от троцкистов - написал честно, без двурушничества, без
обмана.
Когда осенью 1930 года вернулся я из Японии и виделся с Пятаковым, меня
поразила одна фраза в нашем разговоре. Говоря о линии партии, Пятаков
сказал: "Делается то, что надо, но мы, вероятно, сделали бы это лучше". Я
ответил на это: "Как можно делить на мы и не мы, раз делается то, что
надо?".
Раньше я часто бывал у Пятакова, с этого времени перестал бывать - не
было доверия к его честности...
После возвращения из Японии я очень активно работал в партии и армии...
Я не троцкист и не контрреволюционер, я преданный боец и буду счастлив,
если мне дадут возможность на деле, работой доказать это".
На первом допросе 24 - 25 августа 1936 года Путна признал, что в 1926 -
1927 годах он участвовал в троцкистско-зиновьевской оппозиции, но полностью
от нее отошел и никакой контрреволюционной деятельностью не занимается.
Однако уже на следующем допросе, 31 августа, Путна дал показания о
существовании всесоюзного, параллельного и московского центров
троцкистско-зиновьевского блока и о своем, совместно с Примаковым, участии в
военной организации троцкистов.
Репрессии в армии особенно усилились после февраль-ско-мартовского
(1937 г.) Пленума ЦК ВКП(б).
По вопросу о положении с кадрами в армии на Пленуме ЦК выступили
Ворошилов и Гамарник
По их оценке, политико-моральное состояние личного состава в армии не
вызывало тревоги. "...К настоящему моменту, - заявил Ворошилов, - армия
представляет собой боеспособную, верную партии и государству вооруженную
силу... отбор в армию исключительный. Нам страна дает самых лучших людей".
Однако Молотов совсем иначе оценивал положение дел с армейскими
кадрами, дав по существу установку о необходимости вскрыть вредительскую,
шпионскую и диверсионную деятельность троцкистов в армии. В заключительном
слове на пленуме Молотов заявил следующее:
"Было вначале предположение по военному ведомству здесь особый доклад
заслушать, потом мы отказались от этого, мы имели в виду важность дела, но
пока там небольшие симптомы; шпионско-диверсионно-троцкистской работы. Но я
думаю, что и здесь, если бы внимательнее подойти, должно быть больше..; Если
у нас во всех отраслях хозяйства есть вредители, можем ли мы себе
представить, что только там нет вредителей. Это было.бы нелепо...
Военное ведомство - очень большое дело, проверяться его работа будет не
сейчас, а несколько позже, и проверяться будет очень крепко",
Как свидетельствуют архивные документы, эта установка Молотова, равно
как и его утверждение о широком распространении вредительства в народном
хозяйстве, не имела под собой никаких оснований. Тем не менее требование о
проверке военного ведомства было воспринято руководством Наркомата обороны и
НКВД как прямые директивы по чистке армии, по ликвидации "врагов народа",
якобы проводивших в рядах Красной Армии вражескую работу.
Подчиняясь этой директиве, руководство НКВД стремилось любыми путями
добиться от арестованных военачальников и бывших сотрудников НКВД показаний
о существовании военно-троцкистской организации в армии и о том, что во
главе ее стоят Тухачевский, другие видные военные деятели.
В апреле 1937 года Политбюро ЦК приняло решение об отмене поездки
Тухачевского в Лондон на коронацию английского короля Георга VI. Формально
это решение основывалось на спецсообщении Ежова от 21 апреля 1937 года
Сталину, Молотову и Ворошилову. Вот текст этого сообщения:
"Нами сегодня получены данные от зарубежного источника, заслуживающего
полного доверия, о том, что во время поездки товарища Тухачевского на
коронационные торжества в Лондон над ним по заданию германских
разведывательных органов предполагается совершить террористический акт.
Для подготовки террористического акта создана группа из четырех человек
(трех немцев и одного поляка). Источник не исключает, что террористический
акт готовится с намерением вызвать международные осложнения.
Ввиду того, что мы лишены возможности обеспечить в пути следования и в
Лондоне охрану товарища Тухачевского, гарантирующую полную его безопасность,
считаю целесообразным поездку товарища Тухачевского в Лондон отменить. Прошу
обсудить".
На этом документе имеется резолюция Сталина: "Членам ПБ. Как это ни
печально, приходится согласиться с предложением товарища Ежова. Нужно
предложить товарищу Ворошилову представить другую кандидатуру. И. Сталин".
Рядом надпись Ворошилова: "Показать М. Н. 23IV.37 г. KB".
На этом же экземпляре сообщения расписался Тухачевский, подтвердив
этим, что он ознакомился с документом.
22 апреля 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление:
"1. Ввиду сообщения НКВД о том, что товарищу Тухачевскому во время
поездки на коронационные праздники в Лондон угрожает серьезная опасность со
стороны немецко-польской террористической группы, имеющей задание об
убийстве товарища Тухачевского, признать целесообразным отмену решения ЦК о
поездке товарища Тухачевского в Лондон.
2. Принять предложение НК обороны о посылке товарища Орлова на
коронационные праздники в Лондоне в качестве представителя СССР по военной
линии".
22 - 25 апреля 1937 года от бывшего начальника Особого отдела НКВД СССР
М. И. Гая и бывшего заместителя наркома внутренних дел СССР Г. Е.
Прокофьева, к этому времени арестованных, были получены показания о
преступных связях Тухачевского, Уборевича, Корка, Шапошникова, Эйдемана и
других с Ягодой.
Однако попытки получить тогда же показания на военных у арестованного
Ягоды успеха не имели. На допросе Ягода показал:
"Личных связей в буквальном смысле слова среди военных у меня не было.
Были официальные знакомства. Никого из них я вербовать не пытался".
27 апреля 1937 года работники НКВД получили показания от арестованного
заместителя начальника отдела НКВД З.И. Воловича на Тухачевского, как на
участника заговора, обеспечивающего поддержку этого заговора воинскими
частями.
Показания Гая, Прокофьева и Воловича носили общий характер и
противоречили друг другу. Они были добыты с помощью обмана, провокаций и
насилия. В суде эти показания проверены не были, так как Гай, Прокофьев и
Во-лович были расстреляны в 1937 году без суда, "в особом порядке".
В своих объяснениях в КПК при ЦК КПСС от 20 декабря 1961 года ИД.
Суровицких, бывший работник НКВД, сообщил: "Все, что творилось в органах
НКВД в то время, было от начала до конца продуманной и подготовленной
провокацией... Поведение Воловича на следствии свидетельствовало о том, что
он был подготовлен в даче нужных показаний... Воловича допрашивал Ежов...
Абсолютное большинство фамилий подсказывалось Воловичу Ярцевым или мною по
его указанию...
Логичность показаний арестованных также диктовалась следствием. Так
было и с показаниями Воловича на Тухачевского, как на участника заговора,
подготавливавшего войска к военному захвату власти заговорщиками... Я и
Ярцев получили от Воловича развернутые показания на Тухачевского, как на
участника заговора, готовившего армию для обеспечения военного переворота,
то есть добились подтверждения о наличии воинской силы и закрепили нужную
Ежову солидность и серьезность заговора".
Несмотря на то, что никаких достоверных доказательств о наличии
заговорщиков среди руководящих военных кадров не было, Сталин на обеде у
Ворошилова, состоявшемся после первомайского парада 1937 года, в присутствии
многих военных руководителей открыто высказал свои угрозы в адрес врагов,
имевшихся якобы среди военных.
Об этом заявлении Сталина напомнил 27 сентября 1937 года бывший
начальник разведуправления РККА комкор СП. Урицкий в письме к Ворошилову.
"...1 мая 1937 года, - писал Урицкий, - после парада у Вас на квартире
вождь сказал, что враги будут разоблачены, партия их сотрет в порошок, и
поднял тост за тех, кто, оставаясь верным, достойно займет свое место за
славным столом в октябрьскую годовщину".
Такие угрозы стали сигналом для расширения репрессий в армии и
фальсификации дела о военном заговоре.
6 мая 1937 года Управление НКВД по Московской области арестовало
комбрига запаса М.Е. Медведева, бывшего до 1934 года начальником ПВО РККА и
исключенного из партии за разбазаривание государственных средств. В тот же
день от него были получены показания на некоторых работников ПВО, которые,
как записано в протоколе допроса, вызывали у Медведева "сомнения в их
искренности и преданности". 8 мая 1937 года он заявил о своем участии в
троцкистской военной организации, возглавляемой заместителем командующего
войсками Московского военного округа Б.М. Фельдманом.
На допросе 10 мая 1937 года Медведев рассказал о существовании в РККА
военной контрреволюционной организации, ставившей своей задачей свержение
Советской власти, установление военной диктатуры с реставрацией капитализма,
чему должна была предшествовать вооруженная помощь интервентов. В состав
руководящего центра этой организации входили, по его словам, Тухачевский
(возможный кандидат в диктаторы), Якир, Путна, Примаков, Корк.
О том, как появились эти и подобные показания, можно судить по рассказу
сотрудника НКВД тех лет Радзивиловского.
Будучи арестованным после смещения Ежова, он сообщил на допросе 16
апреля 1939 года:
"Фриновский (заместитель наркома внутренних дел) в одной из бесед
поинтересовался, проходят ли у меня по материалам какие-либо крупные военные
работники. Когда я сообщил Фриновскому о ряде военных из Московского
военного округа, содержащихся под стражей в УНКВД, он мне сказал о том, что
первоочередная задача, в выполнении которой, видимо, и мне придется принять
участие, - это развернуть картину о большом и глубоком заговоре в Красной
Армии. Из того, что мне тогда говорил Фриновский, я ясно понял, что речь
идет о подготовке раздутого военного заговора в стране, с раскрытием
которого была бы ясна огромная роль и заслуга Ежова и Фриновского перед
лицом ЦК Как известно, это им удалось..."
Позднее, 1б июня 1937 года Медведев в судебном заседании военной
коллегии Верховного суда СССР виновным себя не признал и заявил, что он в
троцкистскую организацию не входил, а показания о существовании в РККА
военно-фашистского заговора являются ложными. Тем не менее, Медведев был
приговорен к высшей мере наказания и расстрелян.
Арестованный 14 августа 1936 года комкор Примаков содержался в
Лефортовской тюрьме в Москве и на протяжении 9 месяцев ни в чем не признавал
себя виновным.
В архиве Сталина сохранилось несколько заявление Примакова, в которых
он протестовал против его незаконного ареста, однако, не выдержав тяжелых
испытаний, Примаков 8 мая 1937 года написал в Лефортовской тюрьме следующее
заявление на имя Ежова:
"В течение 9 месяцев я запирался перед следствием по делу о
троцкистской контрреволюционной организации. В этом запирательстве дошел до
такой наглости, что даже на Политбюро перед товарищем Сталиным продолжал
запираться и всячески уменьшать свою вину. Товарищ Сталин правильно сказал,
что Примаков - трус, запираться в таком деле - это трусость". Действительно
с моей стороны это была, трусость и ложный стыд за обман.
Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 году, я связался в
Дрейцером и Шмидтом, а через Дрейцера и Путну - с Мрачковским и начал
троцкистскую работу, о которой дам следствию полные показания".
Из этого документа видно, что Сталин сам участвовал в допросе
Примакова, и, уступая домогательствам следствия и давлению Сталина, Примаков
встал на путь обмана и самооговора.
Уже на допросе 14 мая 1937 года он, называя своих "соучастников",
сообщил о Якире:
"Троцкистская организация считала, что Якир наиболее подходит на пост
народного комиссара вместо Ворошилова... Считали, что Якир является
строжайшим образом законспирированным троцкистом, и допускали, что он, Якир,
лично связан с Троцким и, возможно, он выполняет совершенно секретные, нам
неизвестные самостоятельные задачи".
Продолжая обработку Примакова, органы НКВД 21 мая 1937 года сумели
получить от него "собственноручные показания" о том, что во главе заговора
стоял Тухачевский, который был связан с Троцким.
Кроме того, на этом допросе Примаков назвал 40 видных советских
работников участниками военно-троцкистского заговора в армии. Он дал, в
частности, показания, компрометирующие таких видных военных деятелей, как
Шапошников, Каменев, Гамарник, Дыбенко, Урицкий и другие.
Мучительному ночному допросу был подвергнут арестованный комкор В.К
Путна. 14 мая 1937 года он был переведен из тюремной больницы Бутырской
тюрьмы в Лефортовскую тюрьму, где его допрашивали в течение всей ночи. В
результате Путна дал показания на Тухачевского и других видных военных
работников, как участников военной антисоветской троцкистской организации.
Позже стало известно, какими методами добывались подобные показания.
Бывший сотрудник органов НКВД В. И. Бударев на допросе в прокуратуре 3
июня 1955 года показал, что в период расследования дел Примакова и Путны ему
было известно, что оба эти лица дали показания об участии в заговоре после
избиения их в Лефортовской тюрьме, что он сам по поручению АА. Авсеевича
(сотрудника Особого отдела НКВД) часами сидел с Примаковым, не давал
возможности ему спать, что это делал он еще до признания Примаковым своей
вины.
Бывший заместитель министра госбезопасности СССР Н.Н. Селивановский 10
декабря 1962 года сообщил в ЦК КПСС:
"В апреле 1937 года дела Путны и Примакова были переданы Авсеевичу.
Зверскими, жестокими методами допроса Авсеевич принудил Примакова и Путну
дать показания на Тухачевского, Якира и Фельдмана. Эти показания Путны и
Примакова послужили основанием для ареста в мае 1937 года Тухачевского,
Якира, Фельдмана и других крупных военных работников".
Производивший допросы Авсеевич в своем объяснении в ЦК КПСС в 1962 году
сообщил:
"...Мне, как и многим другим сотрудникам, пришлось работать в Особом
отделе НКВД в 1937 - 1938 годах, то есть в период массовых арестов военных
работников, и принимать участие в допросах, а также избиении арестованных...
На допросе вопросы и ответы формулировал Леплевский (начальник Особого
отдела НКВД СССР), причем фамилии в протоколе заносились те, что называл
Примаков, но значение разговоров и встреч, о которых говорил Примаков, в
формулировках усиливалось, возводилось в степень заговорщицкой деятельности.
Таким образом были сформированы показания Примакова на большую группу
крупных военных работников".
В середине мая 1937 года были проведены новые аресты видных военных
работников.
Среди арестованных оказались начальник Военной академии им. Фрунзе
командарм 2-го ранга Корк и назначенный заместителем командующего войсками
Московского военного округа комкор Фельдман.
На первых допросах Корк, арестованный в ночь на 14 мая 1937 года, свое
участие в антисоветской деятельности отрицал, однако 16 мая его
сопротивление было сломлено, и он подписал на имя Ежова два заявления. Корк
сообщал, что в организацию правых он был вовлечен Енукидзе, что военная
организация правых включала и троцкистскую военную группу Путны, Примакова и
Туровского. С военной организацией правых был связан якобы и Тухачевский.
Далее Корк писал, что основная задача группы состояла в проведении
военного переворота в Кремле, а возглавлял военную организацию правых штаб
переворота в составе его (Корка), Тухачевского и Путны.
Комкор Фельдман был арестован 15 мая 1937 года. В своем заявлении он
просил ознакомить его с имеющимися у следствия материалами и выразил
готовность в соответствии с этими материалами давать показания. Представляя
Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу протокол допроса Фельдмана, Ежов
20 мая 1937 года просил обсудить вопрос об аресте "остальных участников
заговора", названных Фельдманом.
В число "остальных участников заговора", еще не арестованных к тому
времени, входили Тухачевский, Якир,
Эйдеман и другие командиры. Аресты их были проведены в 20-х числах мая
1937 года.
В протоколах допроса Фельдмана от 19, 21 и 23 мая 1937 года участниками
военно-троцкистской организации называется более 40 командиров и
политработников армии.
22 мая 1937 года был арестован Тухачевский, в тот же день был арестован
председатель центрального совета Осо-авиахима Эйдеман, 28 мая - Якир, 29
мая - Уборевич.
Аресту Тухачевского и Якира предшествовали мероприятия по линии
Наркомата обороны. Суть их состояла в следующем. 9 мая 1937 года Ворошилов
обратился в Политбюро ЦК ВКП(б) с письмом о подтверждении новых назначений.
10 мая 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение.
"Утвердить:
1. Первым заместителем народного комиссара обороны Маршала Советского
Союза товарища Егорова А.И.
2. Начальником Генерального штаба РККА - командующего войсками
Ленинградского военного округа командарма 1 -го ранга товарища Шапошникова
Б.М.
3. Командующим войсками Ленинградского военного округа - командующего
войсками Киевского военного округа командарма 1-го ранга товарища Якира Н.Э.
8. Командующим Приволжским военным округом - Маршала Советского Союза
товарища Тухачевского М.Н. с освобождением его от обязанностей заместителя
наркома обороны".
13 мая 1937 года, как это установлено по книге регистрации, Сталин
лично принял в Кремле Маршала Тухачевского. Никаких материалов о существе
разговора Сталина с Тухачевским обнаружить в архивах не удалось.
О том, как вел себя на допросе Тухачевский в первый день пребывания в
НКВД, достаточных данных нет. Протоколы первичных допросов Тухачевского или
вовсе не оставлялись, или были уничтожены следствием.
Однако сохранившиеся отдельные следственные документы свидетельстеуют о
том, что Тухачевский в начальной стадии следствия отрицал участие в
заговоре. Подтверждением такого поведения Тухачевского в этот период могут
служить заявления Фельдмана о том, что Тухачевский все отрицал.
Имеется также заявление Тухачевского от 26 мая 1937 года об очных
ставках с Примаковым, Путной и Фельдманом. Протоколов этих очных ставок
Тухачевского с Примаковым, Путной и Фельдманом в его архивно-следственном
деле и в других делах не обнаружено. Архивные материалы следствия
показывают, что поведение Тухачевского, отрицавшего свое участие в заговоре,
было крайне непродолжительным. Были приняты все меры, чтобы сломить его
сопротивление.
Следствием по делу Тухачевского непосредственно руководил Ежов, в
качестве следователей им были использованы Леплевский, Ушаков и другие.
29 мая 1937 года Тухачевского допросил Ежов. В результате этого допроса
были получены "признательные показания" Тухачевского:
"Еще в 1928 году я был втянут Енукидзе в правую организацию. В 1934
году я лично связался с Бухариным, с немцами я установил шпионскую связь с
1925 года, когда я ездил в Германию на учения и маневры... При поездке в
1936 году в Лондон Путна устроил мне свидание с Седовым (сыном Троцкого). Я
был связан по заговору с Фельдманом, Каменевым С.С., Якиром, Эйдеманом,
Енукидзе, Бухариным, Караханом, Пятаковым, Смирновым И.Н., Ягодой, Осипяном
и рядом других".
В процессе изучения дела Тухачевского на отдельных листах его показаний
обнаружены пятна буро-коричневого цвета. В заключении Центральной
судебно-медицинской лаборатории Военно-медицинского управления Министерства
обороны СССР от 28 июня 1956 года говорится:
"В пятнах и мазках на листках 165,166 дела № 967581 обнаружена кровь...
Некоторые пятна крови имеют форму восклицательного знака. Такая форма пятен
крови наблюдается обычно при попадании крови с предмета, находящегося в
движении, или при попадании крови на поверхность под углом..."
Комкор Эйдеман, арестованный 22 мая 1937 года одновременно с
Тухачевским, был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД СССР, а на следующий
день перемещен в Лефортовскую тюрьму. 25 мая появилось заявление Эйдема-на
на имя Ежова, в котором он сообщал о своем согласии помочь следствию в
раскрытии преступления. Судя по внешнему виду (неровный почерк и пропуски
букв в словах), это заявление было написано в состоянии нервного потрясения.
Бывший заместитель начальника отделения НКВД ЯЛ. Кар-пейский на допросе
в прокуратуре 4 июля 1956 года показал, что принимал участие в следствии по
делу Эйдема-на. Он пояснил, что, кроме него, Эйдемана допрашивали Леплевский
и В. С. Атас, что "...в отношении Эйдемана до моего прихода были применены
угрозы и даже физические меры воздействия. Следует учесть, что во время
допроса Эйдемана из соседних кабинетов доносились крики, стоны людей и
шум... Через день или два я... вызвал Эйдемана на допрос в Лефортовской
тюрьме. В этот раз Эйдеман на допросе вел себя как-то странно, на вопросы
отвечал невпопад, вяло, отвлекался посторонними мыслями, а услышав шум
работавшего мотора, Эйдеман произносил слова: "Самолеты, самолеты". Протокол
допроса я не оформлял, а затем доложил, что Эйдеман находился в каком-то
странном состоянии и что его показания надо проверить... После этого Эйдеман
был от меня по существу откреплен и его впоследствии допрашивал Агас".
30 мая 1937 года была проведена очная ставка между Корком и Уборевичем,
в которой Корк утверждал, что Уборевич в 1931 году входил в
правотроцкистскую организацию. Возражая Корку, Уборевич заявил:
"Категорически отрицаю. Это все ложь от начала до конца. Никогда
никаких разговоров с Корком о контрреволюционных организациях не вел".
Но показания Уборевича были крайне необходимы, и эти показания были
вырваны у него силой.
Бывший сотрудник НКВД СССР Авсеевич показал:
"В мае месяце 1937 года на одном из совещаний помощник начальника
отдела Ушаков доложил Леплевскому, что Уборевич не хочет давать показания.
Леплевский приказал на совещании Ушакову применить к Уборевичу физические
методы воздействия".
Вскоре после этого Уборевич подписал два заявления на имя Ежова, в
которых он признавал свое участие в военном заговоре. Подписал он и протокол
допроса с признанием своей вины.
Сталин повседневно лично занимался вопросами следствия по делу о
военном заговоре. Получал протоколы допросов арестованных и почти ежедневно
принимал Ежова, а 21 и 28 мая 1937 года и заместителя наркома Фриновского,
непосредственно участвовавшего в фальсификации обвинения.
Случалось и так, что допросы подследственных проводились с участием
членов Политбюро ЦК Отдельные данные об этом содержатся в некоторых
показаниях арестованных бывших работников НКВД. Так, бывший начальник отдела
охраны НКВД И.Я. Дагин 15 ноября 1938 года показал:
"Как обставлялись очные ставки, на которых по решению ЦК присутствовали
члены Политбюро? Об очных ставках заранее предупреждали всех следователей,
которые не переставали "накачивать" арестованных вплоть до самого момента
очной ставки. Больше всех волновался всегда Ежов, он вызывал к себе
следователей, выяснял, не сдадут ли арестованные на очной ставке,
интересовался не существом самого дела, а только тем, чтобы следствие не
ударило лицом в грязь в присутствии членов Политбюро, а арестованные не
отказались бы от своих показаний. Уговаривания и запугивания продолжались
даже в комнатах, где рассаживали арестованных перед самым вызовом на очную
ставку. Известные мне очные ставки с присутствием членов Политбюро готовили
Николаев, Рейхман, Листенгурт, Ушаков - сотрудники Особого отдела НКВД СССР,
принимавшие участие в расследовании дел по военному заговору, и другие.
Накануне очных ставок срочно заготовлялись новые протоколы, подкреплявшие те
показания, которые должны были дать арестованные на самой очной ставке. То
же самое делалось и после очных ставок".
Через два дня после ареста Тухачевского 24 мая 1937 года Политбюро ЦК
ВКП(б) вынесло постановление:
"Поставить на голосование членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК
следующее предложение: "ЦК ВКП получил данные, изобличающие члена ЦК ВКП
Рудзутака и кандидата ЦК ВКП Тухачевского в участии в антисоветском
троцкистско:право-заговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в
пользу фашистской Германии. В связи с этим Политбюро ЦК ВКП ставит на
голосование членов и кандидатов ЦК ВКП предложение об исключении из партии
Рудзутака и Тухачевского и передачи их дела в Наркомвнудел".
25 - 26 мая 1937 года опросом членов ЦК и кандидатов в члены ЦК было
оформлено и подписано Сталиным соответствующее постановление. ~ После ареста
Якира и Уборевича решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 мая 1937 года, а затем
от 30 мая - 1 июня 1937 года опросом членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены
ЦК было оформлено и подписано Сталиным постановление:
"Утвердить следующее предложение Политбюро ЦК: . ввиду поступивших в ЦК
ВКП(б) данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Якира и кандидата в члены ЦК
ВКП(б) Уборевича в участии в военно-фашистском троцкистском правом заговоре
и в шпионской деятельности в пользу Германии, Японии, Польши, исключить из
рядов ВКП и передать их дела в Наркомвнудел".
30 мая 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение:
"Отстранить тт. Гамарника и Аронштама от работы в Наркомате обороны и
исключить из состава Военного совета, как работников, находящихся в тесной
групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в
военно-фашистском заговоре".
Гамарник в это время в связи с болезнью находился у себя на квартире.
По приказанию Ворошилова 31 мая 1931 года заместитель начальника
Политуправления РККА А.С. Булин и начальник управделами НКО И.В. Смородинов
выехали к Гамарнику и объявили ему приказ НКО об увольнении его из РККА
Сразу же после их ухода Гамарник застрелился.
На следующий день в "Правде" и других газетах было опубликовано:
"Бывший член ЦК ВКП(б) Я.Б. Гамарник, запутавшись в своих связях с
антисоветскими элементами и, видимо, боясь разоблачения, 31 мая покончил
жизнь самоубийством".
С 1 по 4 июня 1937 года в Кремле на расширенном заседании Военного
совета при наркоме обороны СССР с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б)
обсуждался доклад Ворошилова "О раскрытом органами НКВД контрреволюционном
заговоре в РККА".
Кроме постоянных членов, на Военном совете присутствовало 116 военных
работников, приглашенных с мест и из центрального аппарата Наркомата
обороны. Необходимо отметить, что к 1 июня 1937 года двадцать членов
Военного совета уже были арестованы как "заговорщики".
Перед началом работы Военного совета все его участники были ознакомлены
с показаниями Тухачевского, Якира и других "заговорщиков". Это создало
напряженную атмосферу с самого первого дня работы совета.
Широко использовав сфабрикованные следствием ложные показания
арестованных, Ворошилов в докладе утверждал (цитируется по стенограмме):
"Органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существовавшая й
безнаказанно орудовавшая, строго законспирированная контрреволюционная
фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе
армии... О том, что эти люди - Тухачевский, Якир, Уборевич и ряд других
людей - были между собой близки, это мы знали, это не было секретом. Но от
близости, даже от такой групповой близости до контрреволюции очень далеко...
В прошлом году, в мае месяце, у меня на квартире Тухачевский бросил
обвинение мне и Буденному в присутствии тт. Сталина, Молотова и многих
других в том, что я якобы группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с
ними веду, направляю всю политику и т.д. Потом на второй день Тухачевский
отказался от всего сказанного... Тов. Сталин тогда же сказал, что надо
перестать препираться частным образом, нужно устроить заседание ПБ и на
заседании подробно разобрать, в чем тут дело. И вот на этом заседании мы
разбирали все эти вопросы и опять-таки пришли к прежнему результату".
Сталин: "Он отказался от своих обвинений".
Ворошилов: "Да, отказался, хотя группа Якира и Убо- ревича на заседании
вела себя в отношении меня довольно агрессивно. Уборевич еще молчал, а
Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно".
К.Е. Ворошилов в докладе призывал "проверить и очистить армию буквально
до самых последних щелочек...", заранее предупреждая, что в результате этой
чистки "может быть, в количественном выражении мы понесем большой урон".
Далее Ворошилов заявил:
"Я, как народный комиссар, откровенно должен сказать, что не только не
замечал подлых предателей, но даже когда некоторых их них (Горбачева,
Фельдмана и других) уже начали разоблачать, я не хотел верить, что эти люди,
как казалось, безукоризненно работавшие, способны были на столь чудовищные
преступления.
Моя вина в этом огромна. Но я не могу отметить ни одного случая
предупредительного сигнала и с вашей стороны, товарищи... Повторяю, никто и
ни разу не сигнализировал мне или ЦК партии о том, что в РККА существуют
контрреволюционные конспираторы..."
2 июня 1937 года на Военном совете выступил Сталин. Сославшись на
показания самих арестованных, он сделал вывод, что в стране был
военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и
финансировавшийся германскими фашистами. По его утверждению, руководителями
этого заговора были Троцкий, Рыков, Бухарин, Рудзутак, Карахан, Енукидзе,
Ягода, а по военной линии - Тухачевский, Корк, Эйдеман и Гамарник.
"Это - ядро военно-политического заговора, - говорил Сталин, - ядро,
которое имело систематические сношения с германскими фашистами, особенно с
германским рейхсвером, и которое приспосабливало всю свою работу к вкусам и
заказам со стороны германских фашистов".
Сталин уверял, что из 13 названных им руководителей заговора десять
человек, то есть все, кроме Рыкова, Бухарина и Гамарника, являются шпионами
немецкой, а некоторые и японской разведок Так, говоря о Тухачевском и других
арестованных военных, Сталин заявил:
"Он оперативный план наш, оперативный план - наше святое святых передал
немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера.
Шпион? Шпион... Якир - систематически информировал немецкий штаб...
Уборевич - не только с друзьями, с товарищами, но он отдельно сам лично
информировал, Карахан - немецкий шпион, Эйдеман - немецкий шпион, Корк (в
стенограмме ошибочно повторно назван Карахан) информировал немецкий штаб,
начиная с того времени, когда он был у них военным атташе в Германии".
По словам Сталина, Рудзутак, Карахан, Енукидзе были завербованы
Жозефиной Гензи (Енсен), немецкой разведчицей-датчанкой, состоявшей на
службе у германского рейхсвера. И она же помогла завербовать Тухачевского.
Эти утверждения Сталина, как видно сейчас из материалов проверки,
основывались на ложных показаниях, не заслуживавших никакого доверия, причем
в отношении Тухачевского не было даже и таких показаний.
Используя ложные следственные материалы, Сталин в своем выступлении
оклеветал многих советских военных деятелей, назвав их участниками военного
заговора, созданного якобы немецким рейхсвером. Обвиняя этих лиц в шпионаже,
Сталин на Военном совете заявил:
"Это военно-политический заговор. Это собственноручное сочинение
германского рейхсвера. Я думаю, эти люди являются марионетками и куклами в
руках рейхсвера.
Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор, и эти господа взялись за
заговор. Рейхсвер хочет, чтобы эти господа систематически доставляли им
военные секреты, и эти господа сообщали им военные секреты. Рейхсвер хочет,
чтобы существующее правительство было снято, перебито, и они взялись за это
дело, но не удалось. Рейхсвер хотел, чтобы в случае войны было все готово,
чтобы армия перешла к вредительству с тем, чтобы армия не была готова к
обороне, этого хотел рейхсвер, и они это дело готовили.
Это агентура, руководящее ядро военно-политического заговора в СССР,
состоящее из 10 патентованных шпиков и 3 патентованных
подстрекателей-шпионов. Это агентура германского рейхсвера.
Вот основное. Заговор этот имеет, стало быть, не столько внутреннюю
почву, сколько внешние условия, не только политику по внутренней линии в
нашей стране, сколько политику германского рейхсвера.
Хотели из СССР сделать вторую Испанию и нашли себе и завербовали
шпиков, орудовавших в этом деле. Вот обстановка".
Сообщив, что по военной линии уже арестовано 300 - 400 человек, Сталин
высказал обвинение, что дело о военном заговоре все-таки "прошляпили, мало
кого мы сами открыли из военных". Он заявил, что наша разведка по военной
линии плоха, слаба, она засорена шпионажем, что внутри чекистской разведки у
нас нашлась целая группа, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу.
Выразив недовольство отсутствием разоблачающих сигналов, Сталин заявил:
"Если будет правда хотя бы на 5 процентов, то и это хлеб".
Поверив утверждениям Сталина и Ворошилова и приняв за достоверные
показания самих арестованных, участники Военного совета резко осуждали
"заговорщиков", заверяли в своей безграничной преданности партии и
правительство.
Однако из 42 выступивших по докладу Ворошилова 34 были вскоре
арестованы как "заговорщики".
5 июня 1937 года Сталин принял Молотова, Кагановича и наркома
внутренних дел СССР Ежова.
В тот же день из большой группы арестованных в апреле-мае 1937 года
военнослужащих были отобраны для судебного процесса по делу о военном
заговоре Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич, Эйдеман и Фельдман, а для
придания делу троцкистской окраски в эту же группу были включены Примаков и
Путна, действительно разделявшие до 1927 года троцкистские взгляды.
Индивидуальные уголовные дела на всех этих лиц 5 июня 1937 года были
объединены в одно групповое дело.
7 июня 1937 года Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов приняли Ежова и
Вышинского. В этот же день был отпечатан окончательный текст обвинительного
заключения по делу. Вслед за этим в НКВД были приняты меры к немедленному
окончанию следствия по делу о военном заговоре.
7 июня 1937 года было предъявлено обвинение Примакову, а 8 июня -
Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Корку, Фельдману и Путне по статьям 58-1,
58-3, 58-4, 58-6, 58-8 и 58-9 Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине,
шпионаж, террор и т. п.).
9 июня 1937 года Вышинский и помощник главного военного прокурора Л. М.
Суббоцкий провели в присутствии следователей НКВД короткие допросы
арестованных, утвердив прокурорскими подписями достоверность показаний,
данных арестованными на следствии в НКВД.
8 архиве Сталина находятся копии этих протоколов допроса. На протоколе
допроса Тухачевского имеется надпись:
"Т. Сталину. Ежов. 9.VI. 1937 г.

В день окончания следствия по делу о военном заговоре 9 июня 1937 года
Вышинский два раза был принят Сталиным. Во время второго посещения,
состоявшегося в 22 часа 45 минут, присутствовали Молотов и Ежов. В тот же
день Вышинский подписал обвинительное заключение по делу.
В обвинительном заключении утверждалось, что в апреле - мае 1937 года
органами НКВД был раскрыт и ликвидирован в г. Москве военно-троцкистский
заговор, в руководство которым входили Гамарник, Тухачевский и другие.
Военно-троцкистская организация, в которую вступили все обвиняемые по этому
делу, образовалась в 1932 - 1933 году по прямым указаниям германского
Генштаба и Троцкого. Она была связана с троцкистским центром и группой
правых - Бухарина, Рыкова. Занималась вредительством, диверсиями, террором и
готовила свержение правительства и захват власти в целях реставрации в СССР
капитализма.
После приема Вышинского в 23 часа 30 минут Сталиным, Молотовым и Ежовым
был принят редактор "Правды" Мехлис.
11 июня 1937 года в "Правде" было опубликовано сообщение об окончании
следствия и предстоящем судебном процессе по делу Тухачевского и других,
которые, как говорилось в сообщении, обвиняются в нарушении воинского долга
(присяги), измене Родины, измене народам СССР, измене рабоче-крестьянской
Красной Армии.
10 июня 1937 года состоялся чрезвычайный пленум Верховного Суда СССР,
заслушавший сообщение Вышинского о деле по обвинению Тухачевского и других.
Пленум постановил для рассмотрения этого дела образовать Специальное
судебное присутствие Верховного Суда СССР. В его состав были введены
председатель военной коллегии Верховного Суда СССР Ульрих, заместитель
наркома обороны Алкснис, командующий Дальневосточной армией Блюхер,
командующий Московским военным округом Буденный, начальник Генштаба РККА
Шапошников, командующий Белорусским военным округом Дыбенко и командующий
Северо-Кавказским военным округом Каширин.
Инициатива создания специального военного суда для рассмотрения дела
Тухачевского и других и привлечения в состав суда широко известных в стране
военных руководителей принадлежала Сталину. Выбор их был не случаен, все они
участники Военного совета при наркоме обороны СССР и выступали на июньском
заседании совета в присутствии Сталина с резким осуждением Тухачевского,
Якира, Уборевича как "заговорщиков".
Бывший член военной коллегии Верховного Суда СССР И.М. Зарянов,
участвовавший в судебном процессе по делу Тухачевского в качестве секретаря
суда, в своем объяснении в 1962 году написал:
"Из разговоров с Ульрихом я понял, что Особое присутствие, членами
которого являлись только маршалы и командармы, создано по инициативе
Сталина. Целью создания этого специального военного суда Сталин ставил
поднять этим авторитет суда и убеждение в правильности приговора".
10 июня 1937 года состоялось подготовительное заседание Специального
судебного присутствия Верховного Суда СССР, вынесшего определение об
утверждении обвинительного заключения, составленного Вышинским, и предании
суду Тухачевского и других. После передачи дела Тухачевского и других в суд
от них требовали показания на различных военачальников, и в частности на
самих судей Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР.
Так, 10 июня 1937 года от Примакова были получены показания,
компрометирующие трех членов суда: командармов Каширина, Дыбенко и
Шапошникова. Допрашивавший Примакова следователь Авсеевич в объяснении в
1962 году сообщил:
"На последнем этапе следствия Леплевский, вызвав к себе Примакова, дал
ему целый список крупных командиров Советской Армии, которые ранее не
фигурировали в показаниях Примакова, и от имени Ежова предложил по каждому
из них написать... Так возникли показания Примакова на Каширина, Дыбенко,
Гамарника, Куйбышева, Грязнова, Урицкого и других.
Перед судом обвиняемым разрешили обратиться с последними покаянными
заявлениями на имя Сталина и Ежова, создавая иллюзию, что это поможет
сохранить им жизнь. Арестованные написали такие заявления.
Какое к ним было отношение, показывает такой факт. На заявлении И.Э.
Якира имеются следующие резолюции:
"Подлец и проститутка. И. Ст.
Совершенно точное определение. К Ворошилов и Молотов.
Мерзавцу, сволочи и бляди одна кара - смертная казнь. Л. Каганович".
Незадолго до начала судебного процесса было проведено в Особом отделе
НКВД СССР совещание, на котором Леплевский дал указание следователям еще раз
убедить подследственных, чтобы в суде они подтвердили свои показания, и
заявить, что признанием в суде облегчит им участь. Следователи,
фабриковавшие дело, сопровождали своих обвиняемых в суд, находились с ними в
комнатах ожидания и были в зале суда. Накануне процесса арестованные
вызывались к Леплевскому, который объявил, что завтра начнется суд и что
судьба их зависит от их поведения на суде.
11 июня 1937 года в Москве специальное судебное присутствие Верховного
Суда СССР в закрытом судебном заседании рассмотрело дело по обвинению
Тухачевского и других. После зачтения обвинительного заключения все
подсудимые, отвечая на вопросы председателя суда, заявили, что они признают
себя виновными. В дальнейшем они, выполняя требования работников НКВД,
подтвердили в суде в основном те показания, которые дали на следствии.
Вот некоторые моменты, характеризующие ход судебного процесса.
Выступление Якира на судебном процессе в соответствии с замыслами
организаторов должно было подсказать линию поведения другим подсудимым -
разоблачать происки Троцкого и фашистских государств против СССР. При этом
всячески подчеркивалась роль Тухачевского в заговоре.
Однако, когда Блюхер, пытаясь конкретизировать подготовку поражения
авиации Красной Армии в будущей войне, задал об этом вопрос, то Якир
ответил: "Я вам толком не сумею сказать ничего, кроме того, что написано
следствию".
На вопрос председателя суда о том, в чем выразилось вредительство по
боевой подготовке, Якир уклончиво заявил: "Я об этом вопросе говорил в
особом письме".
Тухачевский в суде некоторые обвинения не подтвердил.
Когда же Уборевич стал отрицать обвинение во вредительстве и шпионаже,
тогда суд прервал его допрос, а после перерыва, продолжавшегося один час,
перешел к допросу других подсудимых.
При допросе в суде Якир и Уборевич отрицали обвинения в шпионаже. Так,
на вопрос Дыбенко, обращенный к Якиру: "Вы лично когда конкретно начали
проводить шпионскую работу в пользу германского Генерального штаба?",
подсудимый Якир ответил: "Этой работы лично непосредственно я не начинал".
Когда Дыбенко спросил Уборевича; "Непосредственно шпионскую работу вы вели с
немецким Генеральным штабом?", Уборевич ответил суду: "Не вел никогда". На
вопрос Ульриха, адресованный Тухачевскому: "Вы утверждаете, что к
антисоветской деятельности примкнули с 1932 года, а ваша шпионская
деятельность, ее вы считаете антисоветской, она началась гораздо раньше?",
последовал ответ Тухачевского: "Я не знаю, можно ли было считать ее
шпионской..."
Эйдеману при допросе в суде было задано всего три вопроса.
Судьба подсудимых была предрешена заранее. Бывший секретарь суда
Зарянов в 1962 году сообщил: "О ходе судебного процесса Ульрих информировал
Сталина. Об этом мне говорил Ульрих, он говорил, что имеется указание
Сталина о применении ко всем подсудимым высшей меры наказания - расстрела".
Объяснения Зарянова о встрече Сталина с Ульрихом подтверждаются
регистрацией приема Сталиным Ульриха 11 июня 1937 года. Из записи видно, что
при приеме Ульриха Сталиным были Молотов, Каганович и Ежов.
В день суда в республики, края и области Сталиным было направлено
указание:
"Нац. ЦК, крайкомам, обкомам. В связи с происходящим судом над шпионами
и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам
организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги
красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения
высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью.
Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т.е. двенадцатого июня.
11.VI. 19 37 г. Секретарь ЦК Сталин".
В 23 часа 35 минут 11 июня 1937 года председательствующим Ульрихом был
оглашен приговор о расстреле всех восьми осужденных.
Приговор приведен в исполнение 12 июня 1937 года.
После казни Тухачевского и других по указанию Сталина повсеместно были
проведены собрания и митинги, на которых создавалось против них общественное
мнение. Сообщение о приговоре и приведении его в исполнение были
опубликованы во всех газетах и объявлены в приказе Ворошилова по армии. Все
это вело к дезинформации военных организаций и советской общественности о
положении в Красной Армии.
Как отмечалось выше, решения февральско-мартовско-го Пленума ЦК ВКП(б)
1937 года, требования Сталина и Молотова о проверке военного ведомства были
восприняты органами НКВД как прямая директива по массовой чистке кадров
армии и флота от имевшихся якобы там вредителей, уже через девять дней после
суда над Тухачевским были арестованы как участники военного заговора 980
командиров и политработников, в том числе 29 комбригов, 37 комдивов, 21
комкор, 1б полковых комиссаров, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров.
С ведома и разрешения Сталина органы НКВД по отношению к арестованным
широко применяли физические меры воздействия, шантаж, провокации и обман, в
результате чего добивались ложных показаний о "преступной деятельности"
целого ряда видных военных работников, находившихся на свободе. Показания
многих арестованных направлялись Сталину, который единолично, без
какого-либо разбирательства, решал вопрос об аресте невинных людей.
Так, например, ознакомившись с протоколом допроса от 5 августа 1937
года арестованного заместителя начальника Разведуправления РККА М.К.
Александровского, Сталин написал Ежову: "Арестовать: 1) Каширина, 2)
Дубового, 3) Якимовича, 4) Дорожного (чекист), 5) и других".
В этом протоколе отметки "арестовать, взять" были сделаны Сталиным
против 30 фамилий.
Значительное число военачальников было арестовано также и с санкции
Ворошилова. Так, 28 мая 1937 года НКВД СССР составил список работников
Артуправления РККА, на которых имелись показания арестованных, как на
участников военно-троцкистского заговора. В этот список были включены
помощник начальника Артиллерийского управления РККА комбриг Я.М. Железняков
и многие другие, всего 26 командиров Красной Армии. На списке имеется
резолюция Ворошилова: "Тов. Ежову. Берите всех подлецов. 28.V.1937 года. К
Ворошилов".
В августе 1937 года из Наркомата обороны СССР в НКВД СССР было
направлено письмо об аресте ряда видных руководящих военных работников, В
данном случае Ворошиловым без какого-либо разбирательства были приняты
решения об аресте руководящих военных работников. Активное участие в решении
вопроса об аресте командиров и видных руководящих военных работников
принимали в 1937 - 1938 годах начальник Управления Наркомата обороны по
начсоставу Е.А. Щаденко, начальник Главного политического управления РККА
Мехлис (на эту должность он был назначен вместо Гамарника), заведующий
отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков.
В декабре 1937 года и январе 1938 года НКВД направил представление на
имя Ворошилова об аресте ряда военачальников, в числе которых были член
Военного совета Сибирского военного округа Н. А. Юнг, член Военного совета
Северо-Кавказского военного округа КГ. Сидоров, старший инспектор Главпура
РККА, дивизионный комиссар Я.Г. Индриксон, заместитель начальника
политуправления Северо-Кавказского военного округа корпусной комиссар А.М.
Битте, член Военного совета Уральского военного округа А.В. Тарутинский и
другие. На этих документах имеются резолюции Щаденко, Мехлиса и Маленкова.
Все эти командиры были арестованы и затем осуждены.
Из девяти военных работников (Ворошилов, Гамарник, Якир, Тухачевский,
Егоров, Буденный и Уборевич), избранных XVII съездом ВКП(б) в состав
Центрального Комитета партии, семеро были объявлены в 1937 - 1938 годах
врагами народа, участниками военного заговора, и только Ворошилов и Буденный
сохранили свое положение, хотя на Буденного органы НКВД тоже сфабриковали
показания о принадлежности его к заговору.
Среди членов ЦИК СССР, избранных на VII Всесоюзном съезде Советов, было
36 видных командиров и армейских политработников. Из этого числа 30 человек
в 1937 году были объявлены "врагами народа". Из 108 членов Военного совета
при наркоме обороны СССР к ноябрю 1938 года от прежнего состава сохранилось
только 10 человек.
О характере и размерах репрессий, постигших Красную Армию, можно судить
по выступлению Ворошилова на заседании Военного совета при наркоме обороны
СССР 29 ноября 1938 года:
"Когда в прошлом году была раскрыта и судом революции уничтожена группа
презренных изменников нашей Родины и РККА во главе с Тухачевским, никому из
нас и в голову не могло прийти, не приходило, к сожалению, что эта мерзость,
эта гниль, это предательство так широко и глубоко засело в рядах нашей
Армии. Весь 1937 и 1938 год мы должны были беспощадно чистить свои ряды,
безжалостно отсекая зараженные части организма до живого, здорового мяса,
очищались от мерзостной предательской гнили...
Вы знаете, что собою представляла чистка рядов РККА.. Чистка была
проведена радикальная и всесторонняя... с самых верхов и кончая низами...
Поэтому и количество вычищенных оказалось весьма и весьма внушительным.
Достаточно .сказать, что за все время мы вычистили больше 4 десятков тысяч
человек. Эта цифра внушительная. Но именно потому, что мы так безжалостно
расправлялись, мы можем теперь с уверенностью сказать, что наши ряды крепки
и что РККА сейчас имеет свой до конца преданный и честный командный и
политический состав".
В ноябре 1937 года из НКВД Сталину был направлен список на 292 человека
с предложением об их расстреле. Список состоял из видных деятелей Красной
Армии, имевших большие заслуги перед партией и государством.
В июле 1938 года Ежов направил Сталину список на 138 человек, а в
сопроводительной записке, исполненной карандашом на клочке бумаги, писал:
"С. секретно, тов. Сталину. Посылаю список арестованных, подлежащих суду
Военной коллегии по первой категории. Ежов. 26.VII.1938 г.". На списке
имеется резолюция: "За расстрел всех 138 человек И. Ст. В. Молотов".
Репрессированными оказались заместители наркома обороны СССР Егоров,
Алкснис, Федько и Орлов, заместители начальника Генерального штаба РККА
Левичев и Меженинов, заместители начальника Главпура РККА Булин и Осенян.
Подвергались репрессиям 22 начальника и 30 ответственных работников
управлений Наркомата обороны и Генштаба: Ковтюх (командное), Каширин (боевой
подготовки), Халепский (вооружение), Вольпе
(административно-мобилизационное), Берзин (разведывательное), Бокис
(автобронетанковое), Роговский (артиллерии), Седякин (ПВО), Степанов и
Фишман (военно-химическое), Лон-гва (связь), Тодорский (высших военных
учебных заведений), Медников (военно-строительное), Аппога (военных
сообщений), Максимов (топографическое), Базенков (материально-технического
снабжения), Мовчин (снабжения горючим), Косич (обозно-вещевого снабжения),
Жильцов (продовольственного снабжения), Баранов (санитарное), Никольский
(ветеринарное), Перцовский (финансовое); командующие войсками военных
округов Урицкий (Московский), Дыбенко (Ленинградский), Белов (Белорусский),
Великанов (Забайкальский), Куйбышев (Закавказский), Горь-кавый
(Северо-Кавказский), Грязное (Среднеазиатский), Горбачев и Гайлит
(Уральский), Дубовой (Харьковский) и другие.
Были репрессированы 88 старших командиров округов, а также 8
начальников военных академий, институтов и школ: Кучинский (Академия
Гентштаба), Немерзелли (Военно-политическая академия), Смолин
(Военно-инженерная академия), Авиновицкий (Академия химической защиты),
Егоров (Школа им. ВЦИК), Брынков (НИИ РККА), Ми-лейковский
(Научно-испытательный технический институт АККА), Бажанов
(Научно-испытательный институт ВВС) и другие; 26 профессоров и
преподавателей.
Не миновал репрессий и Военно-Морской Флот. Были арестованы и осуждены
нарком ВМФ Смирнов, его заместитель Смирнов (Светловский), начальник морских
сил РККА Викторов, начальник штаба морских сил Стасевич, командующие флотами
Кожанов (Черноморский), Душе-нов (Северный), Киреев (Тихоокеанский),
командующий Амурской флотилией Кодацкий-Руднев, начальник Военно-морской
академии Лудри, начальник НИИ военного кораблестроения Алякринский, а также
22 военно-морских командира высокого ранга.
Были репрессированы, кроме того, 4 сотрудника советских военных
представительств за рубежом и 7 руководящих работников Осоавиахима. По
обвинению в участии в военном заговоре в 1937 - 1938 годах арестованы и
осуждены секретарь Совета Союза ЦИК СССР Уншлихт, секретарь Комитета Обороны
при Совнаркоме СССР и уполномоченный ЦК ВКП(б) в Монголии Таиров
(Тер-Григорь-ян), заместитель наркома оборонной промышленности СССР Муклевич
и начальник 8-го главного управления этого наркомата Нейман.
Всего в тот период было арестовано и осуждено военной коллегией
Верховного Суда СССР 408 человек руководящего и начальствующего состава РККА
и ВМФ, 386 из них являлись членами партии. К высшей мере - расстрелу - был
приговорен 401 человек, 7 - к различным срокам исправительно-трудовых
лагерей.
Изучение документальных материалов, хранящихся в партийных и
государственных архивах, а также опрос лиц, причастных к событиям тех лет,
позволили установить, что дело по обвинению Тухачевского и других военных
фальсифицировано, а признания.обвиняемых на следствии получены от них
недозволенными методами. В те годы органы зарубежной разведки систематически
направляли по различным каналам сфабрикованный ими дезинформационный
материал, который должен был свидетельствовать о предательстве Тухачевского
и других советских военных руководителей.
В архивах Сталина обнаружены документы, подтверждающие стремление
германских разведывательных кругов довести до него дезинформационные
сведения о Тухачевском. Одним из последних документов такого рода было
письмо корреспондента "Правды" в Берлине А. Климова, которое было направлено
Сталину редактором "Правды" Мехлисом. В середине января 1937 года А. Климов
передает, как якобы достоверное, сообщение о том, что в Германии "среди
высших офицерских кругов упорно говорят о связи и работе германских фашистов
в верхушке командного состава Красной Армии в Москве. В этой связи
называется имя Тухачевского".
Следует заметить, что его имя упоминается и в других дезинформационных
материалах. В связи с этим в то время неоднократно обстоятельно проверялась
достоверность подобных сведений, которые отвергались как полностью
вымышленные и несостоятельные.
В начале 20-х годов за рубежом было распространено мнение о нелояльном
отношении Тухачевского к Советской власти. Определенное основание этому
могло быть положено его участием в начале 20-х годов в известной операции
"Трест", осуществленной органами ОГПУ для разложения монархически
настроенной российской эмиграции. Желая придать фиктивной конспиративной
монархической организации, которая якобы действовала в стране, больший
авторитет, за границу было сообщено о вовлечении в ее состав Тухачевского.
Однако в конце 1923 - начале 1924 года выяснилось, что органы ОГПУ
переиграли с именем Тухачевского. Им было дано указание о выводе его из
операции "Трест". Это было сделано, но след в зарубежных разведывательных
кругах, очевидно, остался.
Необходимо отметить, что ни в следственном деле, ни в материалах
судебного процесса дезинформационные сведения зарубежных разведок о
Тухачевском и других военных деятелях не фигурируют. Свидетельств о том, что
они сыграли какую-либо роль в организации дела военных, не обнаружено.
Материалы зарубежных разведок в значительной степени были рассчитаны на
такие черты характера Сталина, как болезненная мнительность и крайняя
подозрительность, и, по всей вероятности, в этом они свою роль сыграли.
В суде обстоятельства "дела" были исследованы крайне поверхностно и
неполно. Вопросы, задававшиеся подсудимым, носили тенденциозный и наводящий
характер. Суд не только не устранил наличие существенных противоречий в
показаниях подсудимых, но фактически замаскировал эти противоречия. Суд не
истребовал никаких объективных документальных доказательств и свидетельств,
необходимых для оценки правильности тех или иных обвинений, не вызвал
никаких свидетелей и не привлек к рассмотрению дела экспертов. Весь судебный
процесс стенографировался, однако правкой и корректировкой стенограммы суда
занимались те же работники НКВД, которые вели следствие.