Библиотека
Теология
КонфессииИностранные языкиДругие проекты |
Кокорев В. Экономические провалыОГЛАВЛЕНИЕМЫСЛИ РУССКОГО, ПОРОЖДЕННЫЕ РЕЧЬЮ КНЯЗЯ БИСМАРКАРечь князя Бисмарка справедливее будет назвать очерком политических событий со дня образования Германской империи. Читая эту речь, невольно погружаешься в глубокое раздумье, во время которого внутренний голос твердит: какое мировое произведение! Какое замечательное проявление ума и твердой воли, устремленных на возвеличение своего отечества! Какое смелое сочетание слова с делом! Слово великого патриота гласит, что созданная в его время Германская империя требует твердой охраны своих границ для упрочения и развития роста на многие годы, и дабы слово это не было бесплодным звуком, следует и самое дело: на западной и восточной границах Германии выставлено по миллиону войск. Таким образом - мост мира сразу поставлен на двух твердых устоях: один - в виде двухмиллионной армии, а другой - в виде также двухмиллионного резерва. Великий патриот своего отечества, соединяя свое слою с делом, не остановился перед неимоверною трудностью предположенной задачи - достижения мира. Трудность состояла в решимости одну десятую часть германского населения поставить под ружье и не задуматься над потребными на это миллиардными расходами. Но и этого мало: громадные военные силы Германии увеличены еще союзами с Австро-Венгрией и Италией. Воздадим дань удивления глубокой попечительности Бисмарка об охране своего отечества, устраиваемой не в то время, когда беда на носу, а при первом ощущении самых слабых и едва заметных противодействующих дуновений. За силою фактов нет надобности заглядывать в наши старые счеты с Пруссией; их надо предать вечному забвению, не затемняя разбором прежней путаницы ясность настоящего положения. Станем лицом к лицу к событиям, преобразившим скромную Пруссию в обширную Германскую империю, составляющую теперь среди европейского материка силу, решающую вопросы о мире или войне. Что же нам выгоднее: помочь ли этой силе возрастать под сенью мира и тишины или колебать ее разными противодействиями? Некоторые, конечно, скажут - колебать; но ведь это невозможно, не втягивая себя в европейскую войну, которая повлечет за собою кровопролитие и денежные разорения. Многие скажут: худой мир лучше доброй ссоры. Среди этих кратких соображений весы рассудительности сами собой склоняются на мир, с удалением всех поводов (вроде пустословного дружелюбия с Францией), могущих его нарушить. Наши права на равный раздел с Германией политического значения давно потеряны, и все сроки для получения этого значения пропущены. Что значит Бисмарк при определении в одном слове его цельного значения? Бисмарк - это дальнозоркость ума. А разве в этом смысле фельдмаршал князь Барятинский, убеждавший участвовать в прусско-австрийской войне в 1866 г ., не был дальнозорким Бисмарком? Разница в том, что Бисмарка слушали и слушались, а Барятинского отвергали и отрицали. Если бы голос Барятинского был в свое время обращен в дело, тогда бы речи Бисмарка, по меньшей мере, были предварительно присылаемы на рассмотрение в Зимний дворец. Все это произошло оттого, что между Бисмарком и верховным вождем Германии не было никакого разделяющего пространства, а между Барятинским и Александром II лежало наслоение формальностей, соединенное с вмешательством в дело других недальнозорких и нерешительных лиц. Положим, что дальнозоркость Барятинского, заявленная им в 1866 г ., была единичная, т.е. принадлежащая только ему, но у нас было множество и таких случаев, что дальнозоркость целых масс не удостаивалась никакого внимания. Множество дворян, купцов и крестьян говорили в 60-х годах: "кредитуйтесь дома у себя, не ходите за деньгами в чужие земли". А мы действиями и словами что ответили? "Вы глупы, не понимаете мудрой финансовой системы, и ваше дело не рассуждать, а выплачивать все те займы, которые насчет ваш будут сделаны за границей". Что же из всего этого вышло? Вышло то, что наше экономическое сражение давно уже проиграно и мы находимся в полном экономическом плену, так что и многотрудное сведение бюджета на 1888 г . без дефицита, стоившее министру финансов необыкновенных усилий, ни к чему не повело и наш плен, т.е. наша несостоятельность, не только не уменьшился, но еще более увеличился и принял самое угнетательное положение. Европе, конечно, нет расчета выпускать нас из экономического плена, ее интересы требуют, чтобы держать нас в тисках. Но теперь, находясь под давлением тисков, выразим, по крайней мере, чувства признательности всем тем многочисленным чисто русским людям, которые предвидели бедствия России от внешних долгов и которые по своей дальнозоркости могли бы спасти Россию от экономического расстройства. Восхваляя Бисмарка, как удивительного патриота и как редкое явление в истории государств, вместе с тем нельзя не сказать, что это явление могло образоваться и разрастись только в той атмосфере, в которой Бисмарк действует. Один из высокопоставленных лиц, лет 10 назад, сказал: "любовь императора Вильгельма к своему отечеству выражается тем, что он может выносить упрямого Бисмарка". У нас в России, конечно, нет Бисмарков, но в зародышах есть масса простых русских людей, чутких и прозорливых от природы. Каждый город и каждый уезд изобилует такими людьми. Про них в народе говорят: его же не оплетеши. Мы видели, как Бисмарк оплетал многих дипломатических деятелей, и потом, в своей последней речи, выставил их на всесветное посмеяние, но пусть он попробует оплести такого русского человека, который от природы чует всякое намерение к подвоху. Все сводится к тому, что система Бисмарка состоит в том, чтобы мысли и действия шли впереди событий, а у нас, наоборот, из событий рождаются мысли для отграждения себя от затруднений и бедствий, и какие еще мысли, вовсе не творческие, а основанные на пустых канцелярских справках. Из болота этих справок никто и никогда чистой ключевой воды не добудет. Все помещенные здесь вводные рассуждения надобно порешить тем, что Бисмарка создала сама Россия, потому что утопила всех своих носителей таланта дальнозоркости в море пренебрежения и неведения. Переходя к вопросу о том, можно ли верить в прочность мира, устраиваемого Бисмарком, возьмем в соображение ту величину, в которой выражается Бисмарк настоящего времени; величина эта не допускает мысли о том, чтобы мировой человек перед лицом всей Европы говорил одно, а делал другое. Будем искренно верить тому, что у него нет никакого помышления идти войною на Россию. Зачем ему завоевывать польские болота и литовские пески и возрождать в этих местностях вторую Эльзас-Лотарингию с враждебными к Германии чувствами? А вдобавок, можно быть твердо убежденными в том, что Бисмарк лучше всех знает устойчивость русского оружия, действовавшего в 1612 и 1812 г ., равно знает и то, что оно еще не заржавело и ясно сохраняет на себе начертанную рукою истории надпись: "да встретит неприятель в каждом духовном - Палицына, в каждом дворянине - Пожарского и в каждом гражданине - Минина". Это оружие спасло в 1812 г . Пруссию от поглощения ее Наполеоном I. Бисмарк, вполне верующий в правдивое и твердое слово Александра III, очень хорошо знает, что, в случае крайности, Русский Царь будет окружен тьмочисленною массою Палицыных, Пожарских, Мининых, как Царь, олицетворяющий в себе первое проявление народного Императора. А наше доблестное войско, многократно являвшее всему свету свою храбрость и стойкость на полях Европы, в огне Севастополя, в снегах Альпийских и Балканских гор и в безводных степях Азии, составляет нашу славу и гордость и наш твердый оплот. Нетрудно убедиться в том, что тот, кто, уподобляясь нашему Иоанну III (не без примеси в современной форме значительной доли и Иоанна IV), в смысле собирания Германии в одно целое, охраняет ее составлением заблаговременно многочисленных полчищ, не захочет поставить на карту все то, чего он достиг, и поставить совершенно безрасчетно, разумея эту ставку в смысле нашествия на Россию. Весьма многие скажут, что беспримерно громадная численность германских войск в совокупности с силами союзников ставит Россию как бы в отчужденное положение, в смысле политического значения. Ответим на это: слава Богу, даровавшему нам такое счастье! Это политическое отчуждение составляет дорогой подарок для России на новый год; никто не будет огорчен тем, если этот подарок увеличится присоединением к германо-австрийско-итальянскому союзу Румынии, Сербии и Болгарии (говоря это, я убежден, что попадаю прямо в мысли народного большинства, не желающего наступательной войны и в то же время готового лечь костьми на защиту отечества). О, тогда бы ничто не помешало нам пожить лет 20 в совершенном отчуждении от европейских и восточных волнений и заняться внутренним благоустройством, требующим осмысленной и усиленной работы на всех ступенях правительственной и народной жизнедеятельности. После этой работы мы вышли бы в начале XX века из позорной опеки европейских банкиров, освободив Россию от тяжести заграничных долгов, этого наследия ложной финансовой системы (60-хгодов), запрещавшей Русскому Царю кредитоваться у своего народа. Неужели для нас не поучителен пример Пруссии, не воевавшей 50 лет и, в глубокой тишине, развившей свою внутреннюю силу до степени ее настоящего значения. Из всего, что сказано, выходит, однако же, весьма странный вывод, как будто бы все усилия Германии по сбору громадной массы войск были задуманы и выполнены в видах попечения и заботливости о нас, дабы Россию вдвинуть в рамы ее внутренней жизни с целью направить ее на путь домашнего благоустройства. Да, сколь ни странно это, но на поверку выходит так. Не удивляйтесь. Древняя и новая истории представляют нам множество таких примеров, в которых являющееся извне угнетение давало сильный рост угнетаемым. Недаром старые летописи говорят, что в периоды угнетений народная жизнь утешала себя священным изречением: благо мне, яко смирил мя ecu, и в этом смирении, очищаясь от всех заносчивых помыслов, вырастала на целую голову выше прежнего. Каждое государство выражает свою силу по-своему, сообразно географическому положению. Сила Англии - окружающий ее океан, сила Германии, находящейся в средине Европы, - 2 млн. войск, но сила России совсем особая и вовсе не сходная с силою других государств. Ее сила - в сохранении своей силы под спудом. Ее могущество - сто миллионов народа с Самодержавным Царем во главе. Россия, при ее полном и целесообразном для внутреннего благоденствия устройстве, представляет такую мощь, которую нет надобности заявлять никакими доказательствами тяготения над Европой и уже совершенно непозволительно думать о подкреплении этой силы какими-то союзами. Силу России каждый обязан знать по учебникам, и чем менее мы будем проявлять ее, тем искреннее будет к нам доверие и сочувствие всей Европы. Натянутая сила требует союзных подпорок, а действительная должна возвеличивать себя мощным великодушием и выразительным безмолвием. Если у нас хватит характера сдерживать свою силу, тогда, какие бы ни существовали противорусские союзы, по словам Пушкина, славянские ручьи сольются в русском море, если только это море удалит от себя иссушающие его вредные последствия, порожденные заграничными займами и зловредным влиянием канцелярских воззрений. Войдем еще в обозрение нашего положения с других сторон: независимо от составленных против нас союзов, мы находимся под угнетающим давлением упадка ценности русского кредитного рубля. Возникающий вопрос - что нам делать - разрешается сам собою: ничего более, как дружить с Германией и устраиваться внутри себя. А затем что? Также продолжать дружить и постепенно вырастать, переходя из силы в силу. А потом, когда уже вырастем, в смысле внутреннего благоустройства, в полную величину, подобающую стомиллионному населению, тогда без всяких заявлений и доказательств нашей силы будет понято и оценено в Европе наше политическое значение, к достижению которого ключ-пригодник находится в финансовом и экономическом устройстве русской жизни, с непременным сохранением притом главной нашей силы - верно-преданности Монарху. При этом первою заботою должно быть освобождение будущей России, т.е. всего нашего юношества, от гнета бедности и от всех вредных влияний, навеянных на него отчаянием и лжеучениями последнего времени. Что же затем? Все та же задача: дружить и дружить с Германией, доводя эту дружбу до полного искреннего забвения всех старых счетов, и в то же время как можно удовлетворительнее и полнее устраиваться в нашей внутренней жизни и довести это устройство до того, чтобы без всяких с нашей стороны угроз мы выражали ту силу, про которую говорят: с богатым не судись, с сильным не борись. Вспомним известное изречение Соломона: всякой вещи - время. Теперь наступило для нас благодатное время смирения, то время, в которое жизнь требует освобождения ее от всех крайних стремлений, хотя бы в основании их лежало даже патриотическое усердие; словом, мы должны плыть по течению, но в то же время уметь создавать плодотворную экономическую почву. Идя этим путем и не впадая ни в гордость, ни в раболепие, мы должны неуклонно сознавать то, что власть существует для созидания всего полезного, а не для разрушения давно сложившихся основ, к видоизменению которых мы часто стремимся, вследствие пристрастных увлечений. Для возрождения твердой отечественной силы нам нужно укоренить в себе глубокое уважение к прозорливым помыслам отчизнолюбителей, потому что эти помыслы составляют руководящие судьбы отечества. Да, только из этих помыслов может соорудиться здание прочного государственного бытия, а все иное носит в себе начало разложения, как бы с первого раза ни казалось привлекательным. Немцы заявляют, что они боятся только одного Бога, а мы, если окинем строгим взором несколько минувших десятилетий, то не можем не вынести совестного упрека за то, что богобоязнь была в нашей интеллигентной и канцелярской жизни в полном забвении. К первоначальным всемирным праотцам Всетворящее Слово нисходило от уст Самого Вседержителя, а потом оно выражалось в пророческих вещаниях и, наконец, в Новом Завете перешло в народообладание, выразившись, между прочим, в известном правиле: не угашайте духа, в нем бо сила. Мы совсем отвергли этот завет. Вспомним, как мы отнеслись в 1866 г . к дальнозоркому духопредвидению князя Барятинского и каким презрением ответили на заявление русских людей, умолявших не занимать денег за границей. Отвергнув сердобольные советы, мы последовали внушениям петербургской канцелярии и вырастили над собою угнетающую политическую силу Германии, с накоплением неоплатных долгов, причем выказали совершенное неумение даже в составлении самых условий для займов, обязавшись платить в течение полстолетия не по тому курсу, по которому сделан заем, а по курсу того дня, в который будет производима уплата, следовательно на спину русского народа взвалили всю выражающуюся теперь и впредь могущую выразиться злобу дня. Эта преступная ошибка произвела то, что корабль русской жизни, лишенный самостоятельного хода, двигается на буксире европейских бирж. В народной жизни существует полное верование в то, что каждая страна имеет своего Ангела Хранителя, осеняющего властительные думы светом разума, и что это осенение умаляется по мере того, как властительность, забывая установленные заветы, начинает впадать в великий грех духоугашения. Поклонники верования в высшую силу, кроме многих доводов, ставят в пример нынешнее положение Испании. Они говорят: давно ли Испания, как страна вечного раздора, изгнала королеву Изабеллу, давно ли доны Карлосы раздирали ее на части и давно ли призванный из Италии король Амедей не мог устоять против народного волнения и должен был оставить свой престол. Все это совершилось на нашей памяти; но вот теперь на престоле младенец - и все тихо и спокойно. Не ясно ли, что Ангел мира и тишины парит над страною, следовательно есть сила свыше видимой земной силы. Да, есть сила, возвышающая и устраивающая величие государств, и эта сила является только там, где народный ум не подавлен силой канцелярии. На сколько, с одной стороны, преобразования Петра I были велики, на столько же они и губительны для России, потому что ими положен раздел между властью Царя и народным созерцанием, раздел, возникший от учреждения канцелярщины, которая в течение двух столетий до того разрослась и окрепла, что усвоила себе право действовать во всех мероприятиях без всякого соглашения с народными потребностями. А чтобы определить величину зла, от этого происходящую, то пусть какой-либо внимательный счетчик постарается - хотя приблизительно - исчислить в цифрах одну статью, а именно: в какую сумму обошлись для России в течение трех последних лет потери на курсах при платеже заграничных долгов, равно и потери на всех бумагах правительственных и частных, порожденные существованием Баттенберга и Кобургского. Перейдем теперь к западной границе Германии: тут совсем другое дело, тут нельзя ручаться, чтоб не разыгралось желание овладеть такими пунктами, каковы Антверпен и Амстердам, с их доками и выходами прямо в океан; равно нельзя отвечать и за то, чтоб не возродилась мысль вдосталь ослабить возрождающуюся силу Франции и угасить тлеющие в ней искры отмщения; но нам до всего этого нет никакого дела, и мы можем без всякой тревоги и ущерба, в то время, когда прорвется плотина скопления военных сил на западной стороне Германии, продолжать свои домашние занятия в полном безмятежном спокойствии. А после всего этого что будет? Что возвестит еще Европе законодательный голос Бисмарка? Будет, конечно, что-либо великое и совершенно новое, изменяющее общую постановку экономической европейской жизни. На чем основано такое ожидание? Отвечаем: на логическом соображении о движении тех обстоятельств и явлений, среди которых находится теперь европейская жизнь. В сознании самого Бисмарка неизбежно возникнет мысль о том, что нельзя вечно охранять мир массою вооруженных войск и что было бы прочнее и величественнее внедрить в воззрения правительств и народов убеждение в выгодности мирной жизни и затем перейти к значительным разоружениям, дабы освободить человечество от тягостных расходов и затруднений в правильном росте. Отсюда один шаг до появления в голове знаменитого Бисмарка желания увековечить свое имя новою прочною славой введения в общеевропейскую жизнь таких экономических начал, которые при малозначительных вооружениях поставляли бы сильную преграду к побуждениям начинать войну. Для обсуждения предварительной программы этих начал нельзя не предвидеть образования в Берлине будущего европейского конгресса, чтобы выработать в его заседаниях альфу и омегу общего бытия, положив в основание жизни совершенное уничтожение международной зависти, существующей ныне по столкновению государств и народов в материальных соприкосновениях. Без такого поворота вся 30-ти-летняя государственная деятельность Бисмарка не имеет значения вековечносга. Если предположить, что настоящая статья дойдет до князя Бисмарка, то едва ли он будет в глубине своей души отрицать возможность установить (под влиянием вооружения, как сильной временной меры) твердый мир на силе экономических устоев. Дай Бог, чтобы на берлинском конгрессе представителями России оказались люди, исполненные верных воззрений и разумной заботливости об интересах своего Отечества, а не выдохшиеся изношенные губошлепы. Чувствую, как на этом месте читатель невольно восклицает: что же это за туманные предсказания? Отвечаю: при настоящем положении, когда весь политический небосклон обложился густыми тучами, нельзя требовать совершенной ясности. Едва-едва возможно всмотреться в очертание надвинувшихся туч и в их фигурах прочесть завершение совершающихся событий экономическим конгрессом в Берлине. А коль скоро этот конгресс образуется, то уже нетрудно догадаться, кому достанется львиная доля выгод от будущего экономического новозакония. При этом мы должны преследовать одну цель - свалить с плеч русского народа угнетающую его тягость по платежу заграничных долгов. Слышу, как читатель опять говорит: да это еще новый туман? Да, новый, но освежительный, и мы можем достигнуть этого, идя путем смиренномудрия и направления в новую полосу благоприменительного течения воздуха. Добавим несколько слов о печати. Бисмарк отвергает значение в делах государственных печатного слова, не видя в нем никакой пользы. Никто с этим согласиться не может, и здесь вполне применима поговорка, что нет умного человека без некоторой доли заблуждений. Печать можно сравнить с золотоносными россыпями, при промывке которых из ста пудов простого песку получается в золотниках чистое золото. Излишне доказывать неоспоримое влияние этих золотников на ход жизни во всех ее видах - нравственном, политическом, экономическом и т. д. Самая речь Бисмарка осязательно все это подтверждает, потому что все изложенные в ней воззрения и даже мероприятия построены на значении золотников, промытых из песчаной массы печатного слова. В. Кокорев 17 февраля 1888 г . С.-ПетербургОбратно в раздел история |
|