Интеллигенция - Власть - Народ. Антология

ОГЛАВЛЕНИЕ

Ильин И. О русской интеллигенции

"Вы - соль земли.

Если же соль потеряет

силу, то чем сделаешь

ее соленою? Она уже ни

к чему не годна, как

разве выбросить ее вон

на попрание людям".

Еванг. от Мтф. Y. 13.

Русская интеллигенция стоит на великом, идейном и волевом распутии. У обрыва, у бездны пресеклась ее прежняя дорога: нельзя идти далее в том же направлении. Есть лишь крутой поворот в сторону, на новые, спасительные пути; и есть скользкие, обрывающиеся тропинки - на дно... Надо понять и выбрать; решить и идти. Но нельзя выбирать долго: сроки коротки, а время идет. Или вы не слышите, как зовет Россия? Или вы не видите, как развертывается и назревает мировой кризис? Поймите же: Россия должна быть освобождена и очищена до того, как мировой кризис назреет и разразится!..

Не раздумье опасно, а безволие; не самоуглубление, а нерешительность. Русской интеллигенции есть над чем задуматься; и без религиозного и духовного самоуглубления ей не найти верного исхода. Честно и мужественно она должна сказать себе, что революционное крушение русского государства есть прежде всего ее собственное крушение: это она вела и она привела Россию к революции. Одни вели сознательною волею, агитацией и пропагандой, покушениями и экспроприациями. Другие вели проповедью непротивленчества, опрощения, сентиментальности и равенства. Третьи безыдейною и мертвящею реакционностью,

276

умением интриговать и давить, и неумением воспитывать, нежеланием духовно вскармливать, неспособностью зажигать свободные сердца... Одни разносили и вливали яд революции; другие готовили для него умы; третьи не умели (или не хотели) - растить и укреплять духовную сопротивляемость в народе...

Здесь все должно быть мужественно додумано до конца и честно выговорено. Горе упрямым и трусливым! Позор самодовольным лицемерам! Беспристрастная история заклеймит их, как слепцов и разрушителей, а восстановление России будет обусловлено вымиранием их поколения...

Ныне русская интеллигенция или задавлена и обессилена в стране, или извергнута из России, или погублена революционерами. Не в суде над нею дело; хотя каждый из нас всегда призван к суду над самим собою. Не обвинять нам надо друг друга; хотя прозреть и обновиться сможет лишь тот, кто сумеет найти и свою собственную вину в событиях. Мы не ищем "обвинения"; но мы не можем замалчивать правду, ибо правда необходима сейчас России, как свет и воздух...

Зоркий и честный диагноз есть первая основа лечения. Но этот диагноз должен быть не клеймящий, а объясняющий. И те, кто ныне особенно склонны к клейму и злопыхательству, пусть помнят, во-первых, что они сами пребывают на скамье подсудимых; во-вторых, что умственные и духовные течения слагаются медленно и бывают устойчивы, как психоз, так, что не подчиняться им и плыть против течения могут только исключительно сильные натуры; и в-третьих, что ныне нам дан новый исторический опыт, которого не имели наши отцы. Отвергать людей надо не за их прошлые неудачи или заблуждения, а за их нынешнее злостное нежелание прозреть...

277

Я говорю совсем не об "отцах" и "детях". И перед революцией были мудрые и сильные отцы; они имеются у нас и теперь, это наш кладезь государственного опыта, залог и гарантия того, что мы идем по верному пути. А молодежь и перед революцией вопила, что она "понимает все лучше отцов"; и вот - довопилась... Только ослепленные и одержимые не мудреют с годами; только гению дается сразу, от молодых ногтей, семь пядей во лбу. И всегда так было, и всегда так будет, что юная самоуверенность чревата бедою.

Итак, я говорю совсем не об "отцах" и "детях"...

Да, одна из причин революции - в настроении ума и в направлении воли русской интеллигенции. Вся беда в том, что русская интеллигенция неверно поняла свое предначертание и свою задачу в жизни России, и потому не нашла своего органического места и не делала своего органического дела в стране. Мы говорим не о служилом, военном и гражданском кадре, который всегда был богат сильными и верными людьми, а о партийных (левых и правых) "политиках" и о заражавшейся от них обывательской массе. Эта интеллигенция делала обратное своему призванию и не только не строила здоровый дух русской государственности, но вкладывала свои усилия и свой пафос в его разложение. Отсюда ее органическое бессилие в час испытания и беды, ее растерянность, ее поражение и крушение.

В час испытания и беды, в час изнеможения, уныния и соблазна масса простого русского народа пошла не за русской интеллигенцией, а за международной полуинтеллигенцией; пошла не спасать Россию, а губить ее; пошла не к национальногосударственной цели, а к частному обогащению; изменила русской и православной идее и предалась нелепой и кощунственной

278

химере. Это есть исторический факт, которого нельзя вытравить из истории России, но который наше поколение обязано осмыслить до конца; осмыслить и сделать из него волевые выводы для будущего...

Этот неоспоримый исторический факт есть сам по себе приговор. Совсем не потому, что простой народ будто бы "всегда и во всем прав", или - что дело интеллигенции только прислушиваться к его желаниям и угождать ему; все это лживые и льстивые, растленные слова, извращающие дело в самом корне; но потому, что задача интеллигенции состоит именно в том, чтобы вести свой народ за национальной идеей и к государственной цели; и образованный слой, неспособный к этому, всегда будет исторически приговорен и свергнут. Но при этом интеллигенция не смеет слагать с себя вину и возлагать ее на простой народ. Ибо если народ "темен" - то это не его "вина", это творческая, но еще не разрешенная задача национальной интеллигенции; и если в народе живут и вскипают дурные страсти, то к облагорожению и направлению их и призван национальный образованный слой. Воспитатель, жалующийся на своего воспитанника, должен начать с самого себя; да и не русскому интеллигенту, хотя бы в раздражении и растерянности, поносить добрую, терпеливую и даровитую душу русского простого человека...

Если масса простого русского народа пошла не за своим национальным образованным слоем, а за чужеродными, интернациональными авантюристами, то причину этого русская интеллигенция должна искать прежде всего в себе самой. Это значит, что она не была на высоте и не справилась со своею задачей. Пусть левые и правые партии взаимно обвиняют теперь друг друга; пусть они спорят о том, кто погубил больного - эконом-управитель, заставлявший его перенапрягаться в работе при дурном питании, или недоучка-фельдшер,

279

отравлявший его ядами и заражавший его бактериями. Нам, ищущим правды и верных решений для будущего, надо установить, что обе стороны шли по ложным путям, обе вели к погибели; и что впредь необходимо делать обратное в обоих отношениях.

Русская интеллигенция не справилась со своей задачей и довела дело до революции потому, что она была беспочвенна и лишена государственного смысла и воли.

Эта беспочвенность была одновременно и социальною, и духовною: интеллигенция не имела здоровых и глубоких корней в русской народной толще, но она не имела их потому, что ей нечего было сказать русскому простонародью, такого, что могло бы зажечь его сердце, увлечь его волю, озарить и покорить его разум. Русская интеллигенция в своей основной массе была религиозно мертва, национально-патриотически холодна и государственно безыдейна. Ее "просвещенный" рассудок, вольтериански опустошавшийся и материалистически отравлявшийся в течение нескольких поколений, тянул к отвлеченному доктринерству и отвращался от религии; он разучился видеть Бога, он не умел находить Божественное в мире и именно потому он перестал видеть Божественное в своей родине, в России. Россия стала для русской интеллигенции нагромождением случайностей, народов и войн; она перестала быть для нее историческою национальною молитвою, или живым домом Божиим. Отсюда это угасание национального самочувствия, эта патриотическая холодность, это извращение и оскудение государственного чувства и все связанные с этим последствия интернационализм, социализм, революционность и пораженчество. Русская интеллигенция перестала верить в Россию; она перестала видеть Россию в Божием луче, Россию, мученически выстрадывавшую свою духовную самобытность; она перестала слышать

280

священные глаголы России, ее священное пение в веках. Россия перестала быть для нее религиозною проблемою, религиозно-волевым заданием. Кого же она могла воспитывать и куда она могла вести? Утратив веру и Бога, она утратила священный смысл своей родины, а вместе с тем и самую родину в ее истинном и великом значении; от этого ее государственное разумение стало пустым, плоским и безыдейным. Она утратила религиозный смысл государственного строительства и тем в корне извратила свое правосознание. Ее душа стала духовно беспочвенною.

Но именно отсюда возникло ее беспочвенное положение в пределах ее собственного народа.

От Бога и от природы русский народ одарен глубоким религиозным чувством и могучим политическим инстинктом. Богатства его духовных недр могут сравниться только с богатствами его внешней природы. Но эти духовные богатства его остаются подспудными, нераскрытыми, как бы неподнятою и незасеянною целиною. На протяжении веков Русь творилась и строилась инстинктом, во всей его бессознательности, неоформленности и, главное, удобосовратимости. Страсть, незакрепленная силою характера, всегда способна всколыхнуться, замутиться, соблазниться и рвануться на ложные пути. И спасти ее только и может, по глубокому слову Патриарха Гермогена, "неподвижное стояние" в правде народных вождей.

Русский народ, по заряду данных ему страстей и талантов и по неукрепленности своего характера, всегда нуждался в сильных и верных вождях, религиозно почвенных, зорких и авторитетных. Эту особенность свою он сам всегда смутно чуял и потому всегда искал себе сильных вождей, верил им, обожал их и гордился ими. В нем всегда жила потребность найти себе опору, предел, форму и успокоение в сильной и благой воле

281

призванного к власти повелителя. Он всегда ценил сильную и твердую власть; он никогда не осуждал ее за строгость и требовательность; он всегда умел прощать ей все, если здоровая глубина политического инстинкта подсказывала ему, что за этими грозами стоит сильная патриотическая воля, что за этими суровыми понуждениями скрывается большая национальногосударственная идея, что эти непосильные подати и сборы вызваны всенародною бедою или нуждою. Нет пределов самопожертвуемости и выносливости русского человека, если он чует, что его ведет сильная и вдохновенная патриотическая воля; и обратно - он никогда не шел и никогда не пойдет за безволием и пустословием, даже до презрения, до соблазна шарахнуться под власть волевого авантюриста.

Русская предреволюционная интеллигенция не имела за душою того, что могло пробудить и повести за собою этот здоровый государственный инстинкт простого народа. Лишенная в самой себе духовной почвы, она не могла приобрести и общественно-политической почвы в массах; оторвавшаяся от Бога, разучившаяся строить и поддерживать монархическое правосознание, применившаяся к классовым интересам и утратившая от этого национально-государственный смысл, - она не имела великой национальной идеи, способной зажигать сердца, заряжать волю и покорять умы; она не умела верно стоять, бодро идти и крепко вести; она утратила доступ к святилищу народной совести и народного патриотизма; и, суетясь на "политической" поверхности, она была способна только подрывать веру народа в спасительность монархии, правопорядка и частной собственности. Перед революцией у нас не было интеллигенции, способной к волевому воспитанию народа; у нас были только "обучавшие учителя", снабжавшие учеников "сведениями"; и наряду с этим - демагоги

282

слева, успешно мобилизовывавшие вокруг себя чернь для переворота, и демагоги справа, не умевшие сделать даже и этого.

То, что интеллигенция говорила простому народу, будило в нем не совесть, а бессовестность; не патриотическое единение, а дух раздора; не правосознание, а дух произвола; не чувство долга, а чувство жадности. И могло ли быть иначе, когда у интеллигенции не было религиозного восприятия родины, не было национальной идеи, не было государственного смысла и воли. Ключ к глубокому и здоровому инстинкту русского простого народа, ключ к его живому духу - был потерян; а доступ к его низким, жадным и свирепым влечениям был открыт и легок.

Так случилось это, что инстинкт национального самосохранения иссяк в русской интеллигенции и потому она оказалась неспособною будить инстинкт национального самосохранения в русских массах и вести их за собою. Русский образованный слой глотал европейскую культуру, не проверяя ее выдумки и "открытия" - ни глубиною религиозной, христианской совести, ни глубиною национального инстинкта самосохранения. Умственные химеры и противоестественные утопии Запада пленяли его беспочвенную душу, не сдержанную спасительным внутренним упором здорового инстинкта, этого великого учителя в вопросах жизненного реализма и политической целесообразности; а слепое доверие к рассудку и освободившийся в безрелигиозной душе запас фанатизма превращали эти утопии и химеры в какое-то противоестественное и безбожное "евангелие" для массы. И весь этот блуд и бред нуждался только в воле, чтобы возникла волевая одержимость большевистской революции.

В таком состоянии русская интеллигенция не могла вести русское дело, не могла строить Россию.

283

Потеряв живое отношение к Богу, она исказила свое понимание христианства, сведя все к животной сентиментальности, к социализму и отрицанию национального начала. Этим она потеряла орган для русского дела, ибо русское дело есть сразу дело религиозное, национальное и государственное; и тот, кто упускает хотя бы одну из этих сторон, тот упускает все сразу.

Вместе с тем, следуя рассудку, материализму и западным теориям, она извратила свое понимание человеческой природы и народной жизни. Она как бы ослепла и оглохла для того, что говорит голос инстинкта, голос органической целесообразности, голос духа, голос личности, голос национальности. Все распалось для нее на механические составные части и на механические законы. Тайна живого, органического единения и творчества ушла от нее, стала ей недоступна: народ распался для нее на своекорыстные "атомы" и "классы", на "угнетателей" и "угнетенных"; и смысл великой, национальной, органической и духовной совокупности, строившей себя в веках и именуемой Россией - стал для нее мертвым звуком...

Так случилось это, что русская интеллигенция инстинктом и разумением своим отделилась от русского простого народа и сознательно противопоставила себя ему. Она перестала чувствовать его - своим народом, а себя - его интеллигенцией. Она перестала ощущать свое единое с ним национальное мы; она разучилась видеть в себе национальноволевой орган единого русского народа, призванный воспитывать и обязанный вести; она сама себя измерила и оценила плоским мерилом социалистической морали и, измерив, осудила; она уверовала в физический труд и потеряла веру в святыню духовного творчества; и, почувствовав свою мнимую "вину" перед простым народом, пошла "вещать"

284

ему трупную "мудрость" безбожия и социализма. Она понесла ему начала духовного тлена и разложения, религию раздора и мести, химеру равенства и социализма. И весь этот бред и блуд ждал только сильной воли для того, чтобы большевистская революция завладела страною...

Сущность русской революции состоит в том, что русская интеллигенция выдала свой народ на духовное растление, а народ выдал свою интеллигенцию на поругание и растерзание. И конец революции придет тогда, когда русская интеллигенция и русский народ возродят в себе верную глубину религиознонационального инстинкта и воссоединятся: когда интеллигенция докажет, что она не только не изменила волею национальной идее, но что она умеет умирать за нее и за национальную власть; а народ убедится в том, что интеллигенция необходима ему именно как носительница национальной идеи, как строительница здоровой и великой национальной государственности.

Видим и верим, что час этот близится. Верим и знаем, что кончены духовные блуждания русской интеллигенции; что ей предстоят впереди волевые свершения и духовные достижения: ибо великий народ велик прежде всего в своих вождях и творцах. В беззаветной любви к национальной России найдут друг друга русские люди; по этой любви они узнают друг друга и восстановят свое доверие и единство...

1927 г.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история