Хэммонд И. Конкистадоры: История испанских завоеваний XV-XVI веков

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть четвертая. ИТОГИ

Границы испанской колониальной империи расширились уже до Перу и Чили, однако значительную часть внутренней территории Южной Америки еще только предстояло исследовать и покорить. Однако с убийством Писарро в 1541 году время конкистадоров заканчивалось. Период открытий и завоеваний, известный под названием конкисты, был относительно недолог. Всего за полвека был открыт новый мир, громадный, охватывающий два континента. При этом большинство людей, личные качества которых сделали возможными столь необычайные достижения, отнюдь не принадлежали к породе строителей империй. Даже роль исследователя выпадала тому или иному человеку достаточно случайно. Основным же занятием этих людей всегда была война; и успех не избавлял их от этой привычки — большинство их умерло насильственной смертью в борьбе за власть, неизменно следовавшей за каждым новым завоеванием. Задача консолидации завоеванных ими земель была уже делом других людей.
В Перу после смерти Писарро возник вакуум власти, заполненный сперва молодым Альмагро, а затем и Гонсало Писарро. Оба они утвердились в качестве военных предводителей не только в нарушение приказов из Испании, но даже путем вооруженного сопротивления представителям короны. Против Альмагро играли его молодость и отсутствие опыта, да еще мешал конфликт с Вакой де Кастро, намечавшимся на пост губернатора в случае смерти Писарро из-за своей неколебимой лояльности короне. Когда дошло до столкновения, он оказался лицом к лицу с одним из самых грозных конкистадоров старой школы — Франсиско де Карбахалем. Карбахаль был уже стар и ожирел. У него «были шутки на все случаи жизни — и на неудачи других людей, и на его собственные. Он смотрел на жизнь как на фарс — хотя сам слишком часто превращал ее в трагедию». Ему приписывают невероятное количество казней, однако люди шли за ним с отчаянной храбростью, и именно это решило исход сражения на равнине Чупас. Молодой Альмагро был захвачен и казнен, и под управлением Ваки де Кастро страна на некоторое время обрела мир.
Власти метрополии, однако, этого не знали из-за затрудненного сообщения между Испанией и Перу. Они все еще получали доклады о гражданской войне, убийствах и безоглядном истреблении и ограблении индейцев. Чтобы разобраться со всем этим, вице-королем назначили Бласко Нуньеса Велу. Он отправился в свою провинцию в сопровождении королевской комиссии из четырех судей, призванной ввести новый умеренный кодекс законов, результат прошений Лас Касаса. К тому моменту, когда вице-король добрался наконец до Лимы, Гонсало Писарро оставил свои исследования серебряных рудников Потоси и перебрался в Куско, где сделался признанным лидером всех недовольных конкистадоров. При поддержке Карбахаля он осадил Лиму. Закончилось все совершенно бескровно: четверо судей комиссии назначили Гонсало генерал-губернатором и отложили введение нового кодекса законов до получения дальнейших инструкций из Испании.
Каждый прибывающий из Индий корабль теперь привозил в Испанию слухи о волнениях в Перу, и в 1545 году император назначил нового вице-короля — Педро де Гаску. Однако де Гаска добрался до Панамского перешейка только к июлю, а к тому времени Нуньес уже потерпел поражение, лишившись головы на поле битвы. Гонсало Писарро стал властителем Перу, Эквадора и Чили. Он обладал первоклассной колониальной армией, поддерживавшей его в своих интересах, и флотилией под командованием Инохосы, господствовавшей над всем западным побережьем Южной Америки. Де Гаска выложил свой единственный козырь — личное повеление императора. Время и его спокойная уверенность взяли свое. Он действовал изощренными политическими методами и, по словам Прескотта, обладал «моральной силой, более могучей, чем его [Гонсало] одетые в сталь полки». Отправленные в Лиму письма обещали прощение, однако не предлагали никаких гарантий в том, что Гонсало будет утвержден в своем положении генерал-губернатора. Предложенные условия были отвергнуты, однако, когда его посланец Альдана прибыл в Панаму с этим ответом, де Гаска убедил его верноподданнически признать волю императора. Его примеру последовал адмирал Инохоса, передавший де Гаске флотилию и вместе со своими офицерами присягнувший на верность короне в обмен на полное прощение. Путь на Лиму оказался открыт, но де Гаска, которого опыт инквизиторской службы сделал специалистом по ведению психологической войны, не стал торопиться и дал время на то, чтобы его политика умиротворения и авторитет стоявшей за ним королевской власти подорвали положение Гонсало. Он отправил своих агентов с флотилией, отплывшей в феврале 1547 года в Кальяо, порт Лимы. Люди Гонсало начали дезертировать, и Карбахаль в шутку припомнил слова известной песенки: «Ветер уносит волосы с моей головы, мамочка; уносит их сразу по два».
Де Гаска высадился в Тумбесе 13 июня; Гонсало отступил на юг в Арекипу. Пораженный неудержимым ростом подвластных де Гаске сил, он решился на переговоры. Он согласен был покинуть Перу в обмен на Чили. Он направился к озеру Титикака и послал свои предложения Диего Сентено, старому товарищу по оружию, державшему по поручению де Гаски проходы в Андах. Однако Сентено ответил, что служит королю, и посоветовал безоговорочно капитулировать. У Гонсало не осталось другого выхода, кроме как сражаться, и 26 октября две армии встретились при Уарине, индейском городе на юго-восточном берегу озера Титикака. У Сентено было около тысячи человек, у Гонсало примерно вполовину меньше, причем сражение происходило на головокружительной высоте более \3> 000 футов. К счастью для Гонсало, Сентено был болен плевритом и не мог лично командовать сражением. Несмотря на это, Гонсало и его кавалерия терпели поражение, и только Карбахаль, старый, неукротимый и совершенно непоколебимый Карбахаль со своей пехотой принес бунтовщикам победу в этом сражении.
Потребовалось почти шесть месяцев, чтобы де Гаска достаточно оправился от этого удара и возобновил свой поход на Куско. Армия его к тому времени увеличилась почти до двух тысяч человек. Гонсало не сумел достаточно быстро ответить на действия де Гаски, и это стоило ему контроля над Апуримаком; армия де Гаски пересекла поток на бальсовом плоту. 8 апреля 1548 года два войска встретились у Сакисагуана. Армию Гонсало сопровождало множество индейцев, однако их вряд ли можно было назвать эффективной силой; исход встречи оказался предрешен еще до сражения, когда на виду у обеих армий Гонсало покинули сперва Сепеда, командовавший частью пехоты, а затем Гарсиласо де ла Вега (отец писателя). Их примеру тут же последовал отряд аркебузиров. Примеры эти оказались заразительны, и силы Гонсало буквально растаяли. Сам он был захвачен в плен, как и Карбахаль, пытавшийся без лошади переплыть стремнину. Только вмешательство Сентено спасло его от толпы солдат. Карбахаль, однако, не пожелал признать Сентено, а когда тот назвал его по имени, старый боевой конь, как утверждают, ответил: «Прошу прощения; я так давно не видел ничего, кроме твоей задницы, что успел забыть твое лицо». Старику тогда было восемьдесят четыре года. Он был приговорен к колесованию и четвертованию. Гонсало был обезглавлен.
Наступал конец эпохи конкистадоров. Наплыв чиновников, так донимавший Кортеса в Новой Испании, теперь достиг не только Центральной Америки, но и Южной. Однако вводимые ими новые законы уже не могли остановить истребления индейцев. Манко, выбранный Писарро как марионеточный Инка, которому чуть было не удалось перебить испанцев у Куско в 1536 году, продолжал вести партизанскую войну до самой своей гибели через восемь лет от рук Альмагро-младшего. Впоследствии немногочисленные индейцы, продолжавшие сопротивление, вынуждены были отступать все глубже и глубже в Анды. Их последние твердыни находились в горах между Урубамбой и Апуримаком. Несомненно, одним из них был Мачу-Пикчу. Непроходимые горы не привлекали испанцев, основной целью которых являлось быстрое обогащение. Само существование районов, куда никогда не заходили испанцы, привело к возникновению слухов о затерянных городах и пропавшем золоте Инков. Большинство индейцев, однако, пассивно приняли разрушение собственной цивилизации. С точки зрения пуриков, испанская система encomiendas не слишком отличалась от подобной же системы инков; и та и другая существовали за счет жестокой эксплуатации населения.
Не все вице-короли и губернаторы, управлявшие колониями от имени короны, принадлежали к людям калибра де Гаски или двух последовавших за ним в Перу представителей семейства Мендоса. Колониальный режим, основанный на принципе верховной королевской власти, не был однороден. Индии фактически представляли собой конгломерат королевств, вассально зависимых от Кастилии, а не от Испании, а их законы издавались от имени суверена Королевским и Верховным Советом по делам Индий. Alter ego короля являлся вице-король, а юридическую сторону Совета по делам Индий представляли audiencias, или высшие суды, располагавшиеся в центрах колоний. Колониальная audiencia представляла собой сплав апелляционного суда, административного совета, местной законодательной власти и королевской пятой колонны и обладала колоссальной властью. В ее функции входили надзор за чиновниками и защита индейцев. Это было, несомненно, важнейшее звено в системе мер и противовесов, встроенных в законодательную систему Индий; через его посредство неэффективное правительство быстро заменялось другим; и что еще более важно — достигалась лояльность Индий далекому и занятому европейскими делами императору.
Следует помнить, что в истории Испании не было прецедента, на основе которого она могла бы организовать управление столь огромными и отдаленными территориями. И тем не менее ее колониальная империя просуществовала триста лет. Это в значительной степени объясняется тем фактом, что Испания обладала двумя весьма развитыми бюрократическими инструментами, способными удержать завоеванное конкистадорами, — церковь и Совет по делам Индий.
Авторитет католической церкви в Испании в тот период, после победы над маврами и учреждения инквизиции под началом Торквемады, становился непререкаемым. Из стен ее семинарий выходили высокообразованные молодые люди, искусные в дипломатии и администрировании; а поскольку церковная система образования была, по существу, монопольной, то доктрины церкви регламентировали всю деятельность испанского правительства. К несчастью, некоторые представители церкви в Индиях автоматически переносили на новую почву те приемы и методы, которые применялись ими для подавления мавританского и еврейского влияния в Испании, и зачастую стремились полностью уничтожить культуру и цивилизацию индейцев. Тем не менее без вмешательства церкви положение коренных жителей колоний, без сомнения, оказалось бы еще тяжелее. Лас Касас — самый известный из многих добросовестных священников, неустанно пытавшихся облегчить положение индейцев.
Основу для создания новых законов в Перу дало законодательство более старых колоний, в особенности Мексики, или Новой Испании, где злоупотребления в системе encomiendas, введенной Кортесом и поддерживаемой всеми представителями короны в качестве единственного средства удовлетворить потребности поселенцев в рабочей силе, сделали законодательный контроль необходимым. Совет по делам Индий первоначально основывался на бюрократической машине, созданной единолично епископом Фонсекой. Он был назначен главой соответствующего комитета Совета Кастилии вскоре после первого путешествия Колумба и в 1503 году учредил Палату по делам Индий для регулирования торговли, навигации и заселения Нового Света. Этот прототип колониальной администрации со штаб-квартирой в Севилье ко времени вступления на престол Карла был уже достаточно хорошо отлажен, чтобы расширить его до полномасштабного правительственного департамента. В 1524 году управление колониями перестало быть прерогативой одного человека; образовался комитет из шести советников и секретаря. Под руководством таких сильных личностей, как канцлер Соваж и кардинал Адриан, новоиспеченный Совет по делам Индий приобрел достаточное влияние, чтобы начать оспаривать властные полномочия людей, завоевавших эти земли для своего короля. Применялись обычные бюрократические методы — огромное количество законов, налогов, чиновников и бумаг. Волокита, черствость и произвол чиновников были вопиющими. Случай Ваки де Кастро вполне типичен. Если бы через его голову не назначили вице-королем Нуньеса Велу, его разумное управление Перу, вполне возможно, спасло бы страну от последовавшей анархии. Тем не менее после возвращения в Испанию он был арестован и провел двенадцать лет в тюрьме, прежде чем с него были сняты все выдвинутые против него откровенно ложные обвинения. Отношения Совета с Кортесом еще более показательны. Последние страницы «Истории» Гомары читать грустно.
Кортес умер 2 декабря 1547 года в возрасте шестидесяти трех лет, жалким больным стариком, безнадежно пытающимся добиться от правительства компенсации за нанесенные ему обиды. Произошедшая с ним перемена поразительна в сравнении с той абсолютной властью, которой обладал этот человек после падения Те-ночтитлана двадцать пять лет назад. На примере Кортеса мы ясно видим, как зависть способна очернить, а безликая официальная «политика» окончательно погубить репутацию великого человека. Кортес вполне мог сделать то, что сделал Писарро и в замышлении чего обвиняли его недоброжелатели при императорском дворе: он мог основать независимое королевство, ибо в 1524 году он контролировал большую часть Центральной Америки; и индейцы, и испанцы подчинялись ему как абсолютному правителю. Взамен этого он, под влиянием семейного воспитания и врожденной верности своего класса короне, подчинялся законам, сносил от присланных из Испании выскочек многочисленные унижения и добивался лишь законного вознаграждения. Отчасти это была его собственная ошибка, ибо когда в Гондурасе взбунтовался Олид, он решил сам повести свои войска, вместо того чтобы поручить усмирение мятежников одному из своих капитанов. «Я подумал, что сам я давно нахожусь в бездействии», — написал он в начале своего пятого письма императору. Дух конкисты, очевидно, не давал ему покоя, но в то же время он, возможно, ощущал схожесть действий Олида и собственного своего поведения в отношении Веласкеса. Отсутствовал он почти два года, и только известие о раздорах между оставленными в Мехико офицерами помешало ему отправиться походом в Никарагуа, а возможно, и дальше на юг в поисках приключений. Эти два года метаний подорвали не только здоровье Кортеса, но и его положение в целом. Слухи о его смерти и доклады о хаосе в Мехико посеяли сомнения и даже серьезные подозрения в умах Карла и его советников. В результате Совет по делам Индий рассмотрел назначение губернатором на его место Диего Колумба.
К счастью для Кортеса, именно в этот момент Диего де Сото привез в Испанию значительные ценности, собранные перед походом Кортеса в Гондурас. «Посылаю в дополнение, — писал Кортес в своем четвертом письме к императору, — серебряную голубку, отлитую из 24,5 центнера серебра, которая обошлась мне в 24 500 песо за металл». Она была украшена изображениями Феникса и надписью, возможно слишком откровенной: «Никто не властен над этой птицей от рождения, никто не властен над тобой на земле, никто не властен над величием моей службы». Голубка отправилась на переплавку в угоду вечно алчущему казначейству Карла, однако сокровища сделали свое дело. Назначение Колумба не было подписано; вместо этого в Америку отправился Понсе де Леон в качестве судьи residencia, королевской комиссии по расследованию, а также в качестве губернатора. Он умер почти сразу же по прибытии в Мехико, и как и в случае со смертью Гарая, Кортеса обвинили в отравлении. Последовавшие затем унижения вынудили его удалиться из города в свои имения в добровольное изгнание.
Пятое, и последнее, письмо Кортеса императору завершается горькими жалобами на «многочисленных и могущественных соперников и врагов», которые «затуманили глаза Вашему Величеству... объявляя, что я отказался повиноваться королевским указам и держал эту землю не могуществом Вашего имени, а тираническим и отвратительным способом, с каковой целью они приводят низкие и дьявольские причины, которые являются не чем иным, как ложными и бессмысленными предположениями». Завершая свой ответ на эти обвинения в измене, он пишет: «Однако в недавнее время злонамеренность тех, кто выдвинул подобные обвинения, вскрылась еще более ясно и очевидно, ибо если бы их обвинения были истинны, я никогда не отправился бы за шестьсот лиг от этого города через ненаселенные земли и по опасным дорогам и не оставил бы землю в распоряжение чиновников Вашего Величества, а они, как можно предположить, являются людьми, от которых следует ожидать наибольшего рвения в служении Вашему Величеству, хотя их действия далеко не соответствовали тому доверию, которое я на них возложил». Остальная часть письма представляет собой детальный ответ на обвинение в растрате в собственных целях причитающихся короне средств. Однако его утверждение, что он по-прежнему беден и находится в долгах на сумму более полумиллиона золотых песо, «не имея даже имения, с которого можно было бы заплатить долг», едва ли согласуется с великолепием его антуража при возвращении в Испанию в 1528 году, когда он приехал, чтобы лично представить свое дело Карлу V.
Отдадим должное Совету по делам Индий: существовала и другая сторона вопроса, представленная столь же горькими жалобами Диего Веласкеса. Сам Фонсека не только был вовлечен в эту историю финансово, но и до самого своего падения оказывал мощную поддержку губернатору Кубы как чиновнику, способному наилучшим образом управлять материковыми владениями в интересах короны. В четвертом письме Кортеса содержится один из наиболее откровенных его пассажей: «Я намереваюсь направить армию на Кубу, арестовать Диего Веласкеса и отправить его Вашему Величеству в качестве пленника; ибо, стоит устранить корень всех зол, а этот человек воистину является их причиной, исчезнут и все остальные ветви». Фонсека считал Веласкеса надежным, Кортеса опасным, и этот пассаж, наглядно показывающий, какое сильное влияние на Кортеса оказала абсолютная власть, позволяет предположить, что с точки зрения долговременных интересов государства Фонсека, вероятно, был прав. В любом случае человек, подобный Кортесу, неизбежно должен был вызвать подозрения и зависть государственных чиновников метрополии.
Однако его успех и отчаянная нужда Карла в деньгах помогли Кортесу добиться большей части желаемого. Карл принял его в Толедо, утвердил в должности капитан-генерала и пожаловал титул маркиза дель Валье де Оашака и множество земель, включавших, в частности, города Оашака и Куэрнавака. Однако вместо командорства ордена Сантьяго ему досталось лишь членство в этом ордене — и он никогда не упоминал об этом своем титуле. Не стал он и губернатором Новой Испании, а только этот титул способен был полностью его обезопасить. И в Новую Испанию после своей женитьбы на представительнице герцогского семейства Суньига он вернулся отнюдь не абсолютным властителем. Кортес прибыл в Вера-Крус 15 июля 1530 года и обнаружил, что Нуньо де Гусман, президент audiencia, или высокого суда, управлявший Мексикой, довел страну до состояния анархии и поощрял всяческие обвинения против него, Кортеса, включая даже обвинение в убийстве первой жены, Каталины. Кортесу угрожал арест, и в Тешкоко, по сообщению Гомары, он получил приказание не входить в Мехико «под угрозой конфискации имущества и неудовольствия короля». Тем не менее он, по-видимому, пользовался властью капитан-генерала вплоть до прибытия в 1531 году, согласно достигнутому еще в Испании соглашению, новой audiencia. Хотя в состав ее входили более разумные чиновники, все же вокруг пожалованных Кортесу императором земель и вассалов разгорелась юридическая баталия. В результате был достигнут компромисс, и Кортес удалился в Куэрнаваку, где и по сей день сохранился его дворец. Карл предусмотрительно оставил Кортесу поле для приложения его сил, даровав власть над побережьем Южного моря. Следующие восемь лет, вплоть до окончательного возвращения в Испанию в 1540 году после конфликта с вице-королем, Кортес занимался исключительно исследованием Тихого океана; его корабли ходили от Теуантепека до Калифорнии.
К моменту его ухода из Мехико управление полностью перешло в руки бюрократии; индейцы, по закону, объявлялись свободными людьми; принудительный труд был запрещен, а за клеймение рабов введена смертная казнь. Первым вице-королем, занявшим этот пост в 1535 году, стал дальновидный Антонио де Мендоса; позже его направили в Перу на смену де Гаске. Таким образом, две наиболее важные испанские колонии с самого начала своего существования стали пользоваться преимуществами либерального правления. Со смертью Кортеса в 1547 году и казнью через год Гонсало Писарро Совет по делам Индий наконец обрел полный контроль над заморскими колониями; по крайней мере, некоторые из злоупотреблений, следовавших за завоеванием империй ацтеков и инков, наконец прекратились. Для Испании это имело огромное значение, ибо именно богатства Мексики и Перу поддерживали ее лидирующее положение в Европе и делали возможными войны Карла V и Филипа II. Штаб-квартира Совета по-прежнему располагалась в Севилье, а торговля в Атлантике велась исключительно в интересах Испании.
О важности этой торговли и о ее стремительном росте можно судить по портовым записям — до 1540 года, например: «семьдесят девять судов вышло, сорок семь прибыло». К середине XVI века европейские войны стали наносить огромный урон транспортным потокам. Это привело к введению в 1564 году системы конвоев. К концу столетия вся экономика Испании и ее положение в Европе практически полностью зависели от золота и серебра Нового Света. К этому моменту косность колониальной системы привела к тому, что колонии оказались буквально изолированы, и не только от других государств, но и друг от друга. Существовала масса законов, запрещавших им торговать, выращивать определенные растения и даже производить товары для собственного потребления. Сырье следовало отправлять в Испанию на испанских судах. И только беспримерная верность испанских колонистов короне позволила столь бесстыдной эксплуатации продолжаться три века.
Современная мексиканская поговорка гласит: конкисту сделали индейцы, а революцию — испанцы. В 1810 году Идальго предложил в Мексике лозунг «Viva, viva»; в 1811 году Боливар начал в Каракасе активные революционные действия и повел атаки на испанские гарнизоны Южной Америки. За десять с небольшим лет была завоевана независимость, кое-где с помощью «наемников», высвобожденных с европейской службы поражением Наполеона. Однако, подобно современным государствам Африки, освобожденные колонии столкнулись с отсутствием опыта самоуправления эффективного механизма реализации власти. В результате — вновь анархия, которой воспользовались наиболее могущественные семейства колоний Испании. Богатые креолы стали еще богаче; индейцы были низведены до положения крепостных в больших поместьях; люди смешанной крови жили немногим лучше. В Мексике, где условия были наихудшими, создалась взрывоопасная ситуация, приведшая к кровавой бане революции 1910—1917 годов и сегодняшнему оголтелому национализму. В Перу, как и в других южноамериканских колониях, за отделением от Испании следовали военные диктаторские режимы. Новые республики постоянно терзаемы гражданской войной.
Современный путешественник по Южной Америке, пожелавший заглянуть чуть глубже в ее историю, убедится, что события последних четырех с половиной столетий изменили эту землю гораздо более значительно, чем это может показаться при созерцании архитектурных памятников и чтении справочников. В Мексике наблюдается почти полное смешение испанской и индейской крови, давшее миру новую активную расу, обладающую значительным потенциалом. Мексика стала первой латиноамериканской республикой, добившейся прорыва к финансово здоровой экономике. Перу вполне может стать следующей, однако Анды делают транспортное сообщение дорогим и сдерживают разработку минеральных ресурсов.! Кроме того, большое индейское население Перу, в основном живущее натуральным хозяйством, представляет проблему, разрешить которую способно лишь время. Как и в Панаме, жизнеспособной лишь благодаря построенному американцами каналу, проблемы каждой из этих стран своими корнями уходят в географические условия и прошлое края.
Примечательно различие в отношении этих стран к своим испанским основателям. В Мексике Куаутемок, лидер ацтеков, казненный Кортесом во время похода в Гондурас, считается национальным героем, а сам Кортес узурпатором. По стандартам того времени, он был либеральным и справедливым человеком, и тем не менее почти все следы его пребывания в Мексике стерты с лица земли, его статуи разрушены, улицы переименованы, в его дворцах в Тлашкале и Куэрнаваке представлена мексиканская версия конкисты, его образ превращен в гротескную карикатуру фресками Диего Риверы.
В Перу, напротив, никакой позор не пятнает гораздо более жестокого завоевателя, основателя Лимы: Писарро верхом на своем боевом коне, очень похожий на статую в его родном городе Трухильо, по-прежнему смотрит на Пласа-де-Армас; часовня его имени и огромный собор сохранились и полны людей, как самих перуанцев, так и иностранных туристов. Более того, в Перу испанская колониальная архитектура, еще более претенциозная и вычурная, чем в Мексике, не тронута псевдоиндейским обновлением. Во всем этом находит отражение разница политических систем: Перу по-прежнему в значительной степени управляется белым меньшинством в своих интересах, и многие представители его являются прямыми и чистокровными потомками испанских колонистов.
Мексика же представляет собой поразительный контраст Перу: ее современная скульптура и архитектура обернулись назад к ацтекам в сверхъестественном стремлении вернуть доиспанское состояние духа и вычеркнуть из истории страны четыре с половиной века. Теперешние настроения мексиканцев как будто зеркально отражают настроение испанских завоевателей, и кажется, что из глубины веков доносятся слова Кортеса, завершающие его последнее письмо: «...ибо невозможно, чтобы со временем Ваше Величество не признало моих заслуг; и хотя время это никак не наступает, все же я удовлетворен тем, что выполнил свой долг, и сознанием того, что ни перед одним человеком я не был в долгу...» Написано в городе Теночтитлане, 3 сентября 1526 года.

Примечания автора

ИНДЕЙСКИЕ ИМЕНА И НАЗВАНИЯ

Рисуночное, или пиктографическое, письмо не могло, разумеется, отразить произношение ацтекских имен и названий; Кортесу в своих донесениях и другим испанцам, позже писавшим о конкисте, лишь весьма приближенно удавалось воспроизводить чуждые звуки индейского языка. Следует иметь в виду, что и в целом письма в этот период не отличались строгими правилами и единообразием. Однако в наше время географические названия практически установились, и везде, где только возможно, я принял местный вариант произношения. То же относится и к именам ведущих индейских деятелей. Было бы ошибочным продолжать использовать форму имени Монтесума, которую Прескотт сто лет назад ввел в качестве общеупотребительной, тогда как в Мексике его теперь называют исключительно Моктесума, и это имя бросается в глаза на каждом шагу в названии популярного сорта пива. Если возникали сомнения, я пытался совместить простоту произношения с единством подхода. Результат не всегда удовлетворителен. Например, Моктесуме (Moctezuma) наследовал Куитлауак (Cuitlahuac), а после его смерти от оспы сопротивление испанцам возглавил Куаутемок (Cuauhtemoc). Этот вариант имени не настолько прост, как Guatemoc (хотя лучше, чем прочие возможные варианты: Quauhtemoc, Guatemozin, Quatemucin, Guatemuza, Guatemuz), но он, по крайней мере, последователен. Следует также иметь в виду, что в разработанном испанскими миссионерами алфавите майя буквы произносились следующим образом: х = sh = ш; qu = k — к; hu и gu = w = в. Если применять эти правила, то чрезвычайно причудливые сочетания согласных и обилие гласных в испанском написании индейских слов, имен и названий времен XVI века превращаются в значительно более понятные и вполне произносимые фонетические структуры. Это относится также и к языку перуанских индейцев.

БИБЛИОГРАФИЯ

К настоящему моменту о Кортесе и его завоевании Мексики написано очень много, и архивы Мадрида и Севильи уже предоставили исследователям массу документов. Ученые считают эти архивы благодатным полем для исследований, однако в них в большей степени содержится информация об индейской цивилизации либо о последствиях конкисты, нежели о конкисте как таковой. Для ее изучения основными источниками остаются уже известные нам — сам Кортес, Гомара и Берналь Диас. Для каждого из троих характерна определенная предвзятость, во всех записях встречаются сомнительные утверждения и даже фактические ошибки. И все же, хотя все они из своих соображений искажали факты, эти искажения значительно менее грубы и откровенны, чем в работах позднейших хронистов. Овьедо, прибывший в Индии в качестве королевского инспектора по переплавке золота, завершил свою обширную «Общую историю Индий» к 1535 году; Саагун, приехавший в Мехико не позднее 1529 года, был озабочен в первую очередь обращением индейцев в христианство; он несколько лет прожил среди тешкоко и даже писал свои рукописи на языке науатль. Есть и несколько индейских авторов: Тесосомок писал через сорок лет после конкисты, а наиболее известный из них, Фернандо де Альва Иштлильшочитль, завершил свои «Ужасающие жестокости конкистадоров в Мексике» к концу XVI века. Только фрей Бартоломе де лас Касас был подлинным очевидцем событий во время конкисты. Он прибыл в Новый Свет с Овандо в 1502 году, на два года раньше Кортеса. Он находился в наилучшем положении и имел максимум возможностей для написания правдивой истории, но он был человеком Веласкеса и враждебно относился к выскочке-завоевателю. Его «Общая история Индий» не может выступать в качестве надежного источника, частью по этой причине, но главным образом потому, что он принадлежал к «крайне левому крылу» священнослужителей, как это назвали бы политики; эти люди стали более индейцами, чем сами индейцы. Его враждебность к Кортесу и темпераментные обвинения в адрес представителей собственного народа за их обращение с индейцами делают его труд привлекательным для более поздних испанских авторов, желавших возложить вину за упадок империи на тех, кто стоял у ее истоков. Позиция брата Бартоломе, безусловно, отчасти оправданна в свете последовавших за конкистой событий, однако если мы обратимся к краткой тираде Кортеса в защиту систем encomienda и repartimiento, в конце его третьего послания к императору, мы ясно увидим, что сам он испытывал к ним отвращение и защищал их, только уступая давлению, как со стороны своей армии, так и со стороны армии чиновников, наседавших на него.
Кортес написал императору Карлу пять писем, представлявших собой смесь военных донесений, отчетов о захвате и дележе добычи и политических просьб. Второе и третье письма, покрывающие период с того момента, когда испанцы покинули побережье, и до падения Мехико, были опубликованы в Севилье в 1522-м и 1523 годах, в каждом случае примерно через два года после написания. Четвертое, рассказывающее о событиях, имевших место непосредственно после разрушения Мехико и датированное 15 октября 1524 года, было опубликовано в Толедо и Сарагосе в 1525 году. Триста лет первое и пятое из этих писем считались утерянными. Шотландский историк XVIII века д-р Робертсон отыскал их в Императорской библиотеке в Вене, которая была вполне подходящим местом их хранения, поскольку Карл являлся правителем империи Габсбургов (в музее Volkerkunde в Вене находится единственный головной убор из перьев, который мог принадлежать жителю древнего Мехико). Первое письмо, однако, вовсе не то, которое Кортес написал из Вера-Круса (то письмо так и не было обнаружено), но очень сходное по содержанию послание, направленное императору Советом новообразованного поселения. Таким образом, письма покрывают всю историю событий в Новой Испании, с начала их в 1519 году и до 1527 года, и в основном написаны главным участником этих событий.
Второе письмо (первое из написанных непосредственно Кортесом) начинается так: «Великому и могущественному католическому государю, в высшей степени неуязвимому императору, нашему господину...» и заканчивается: «От Вашего священного Величества самого покорного слуги и вассала, целующего королевские руки и ноги Вашей Милости, — Эрнана Кортеса». Все его письма изобилуют преувеличенными эпитетами, с которыми принято было обращаться к всемогущим феодальным правителям того времени — «царское величество», «священное величество», «целую ваши ноги тысячу раз» — и это, вместе с необходимостью оправдывать действия, предпринятые без законной санкции короны, придает письмам определенную холодность, почти искусственность. Тем не менее это подробная летопись конкисты, написанная непосредственно во время событий. Мы уже привыкли читать донесения и дневники генералов, однако в отношении кампаний четырехсотлетней и более давности мало найдется столь подробных и содержательных описаний и ни одного описания, автором которого был бы генерал, принимавший столь же активное участие в сражениях, как Кортес. Вследствие этого я рассматривал эти письма как основной источник фактов, дат и сведений о количестве участников событий. Но в отношении причин и протекания сражений, а также в отношении некоторых деталей письма значительно менее подробны — в конце концов, это военные донесения, они политически окрашены.
«История Индий» Франсиско Лопеса де Гомары вместе со второй частью, названной «История завоевания Мексики», была напечатана в Сарагосе в 1552 году. Годом позже она была запрещена. Гомара встретился с Кортесом во время неудачной экспедиции в Алжир, когда тот потерпел крушение и потерял пять своих бесценных изумрудов. Гомара стал секретарем и личным капелланом Кортеса, и поскольку у него была возможность обращаться лично к Кортесу за деталями и разъяснениями, его работу следует рассматривать как своего рода дополнение к письмам. В 1541 году Кортес, сделавшись маркизом дель Валье, уже не был абсолютным правителем Новой Испании. Власть перешла к священникам и бюрократам; здоровье Кортеса также начинало сдавать, а слава меркнуть. К моменту публикации книги его уже не было в живых; сказались тяготы и лишения, перенесенные им на службе неблагодарному монарху. Гомара первым из авторов опубликовал историю завоевания Мексики отдельной книгой. Естественно, значение этой книги как источника информации снижается из-за ее очевидной пристрастности. Поскольку Гомара лично не был на месте событий, его изложению часто недостает ясности, а цифры в его книге, в особенности в отношении числа участников событий, иногда расходятся с цифрами, приводившимися Кортесом в его донесениях. Если Кортес, как предполагают некоторые исследователи, буквально продиктовал книгу своему секретарю в качестве своего рода оправдания через вторые руки своих притязаний на признание заслуг перед короной, то остается только предположить, что у него не было копий донесений, а память иногда ему изменяла. Вообще это предположение вряд ли можно принимать полностью всерьез, так как стиль Гомары очень отличается от стиля Кортеса. В то же время в течение шести лет у него был постоянный доступ к единственному человеку, в памяти которого сохранялась полная картина конкисты; так что есть основания принять оценку Прескотта, назвавшего эту книгу одним из двух «китов», на которых зиждется труд историков конкисты.
Вторым «китом» является «Подлинная история завоевания Новой Испании» Берналя Диаса дель Кастильо. Это, вне всякого сомнения, один из самых примечательных документов, когда-либо написанных участниками великих войн в истории человечества.
«Я, Берналь Диас дель Кастильо, гражданин и городской советник верноподданнейшего города Сантьяго-де-Гватемала, один из первых открывателей и завоевателей Новой Испании и ее провинций, и мысов Гондурас и Игуэрас, уроженец благороднейшего и знаменитого города Медины-дель-Кампо и сын его бывшего городского советника Франсиско Диаса дель Кастильо, известного под прозвищем Любезный, и его законной жены Марии Диэс Рехон — да упокоятся их души в раю! — расскажу вам историю свою и своих товарищей: всех подлинных завоевателей, служивших Его Величеству в открытии, завоевании, умиротворении и заселении провинций Новой Испании; одного из чудеснейших районов Нового Света, открытых до сих пор; экспедиция эта предпринята была нашими собственными усилиями и без ведома Его Величества».
Ему было семьдесят лет, когда он написал эти вступительные строки к своему объемному и скрупулезнейшему описанию открытий, приключений и испытаний, и через шесть лет он завершил свой труд. Он родился в 1492 году, в год открытия Америки Колумбом, и отправился в Новый Свет в качестве рядового наемника в 1514 году, когда ему было двадцать два года. Он жил в Дарьене, затем на Кубе. Он служил у Кордобы, Грихальвы, наконец, у Кортеса. Поразительна его памятливость к деталям. Это бесхитростное неполитизированное повествование; он видел и перенес в тех походах настолько много, что все события этих лет, несомненно, до конца жизни стояли у него перед глазами. Он успел написать шестнадцать глав, когда его внимание привлек труд Гомары. Его задело, что этот человек, никогда не бывавший в местах описываемых событий, игнорировал заслуги людей, сражавшихся столь долго и столь храбро за столь малое вознаграждение, и приписывал все достижения конкисты одному Кортесу. Вследствие этого Берналь Диас, к несчастью, в своем стремлении восстановить справедливость, иногда ударяется в другую крайность: Кортес у него никогда не принимает решения, если оно сперва не рекомендовано ему его людьми; каждому слуху о незаконном присвоении добычи, каждому обвинению против лидера придается неоправданно большое значение, да и сам Берналь Диас выглядит в книге более значительным, нежели на самом деле. Однако он слишком неискушенный автор, чтобы нельзя было прочесть правду между строк его книги, а поскольку Диас участвовал во всех событиях — он единственный, кроме Кортеса, очевидец этих событий, оставивший пространные записки, — он не пытается преуменьшить проявляемую командиром в бою храбрость. Хотя похоже, что он смягчает некоторые наиболее одиозные проявления жестокости своих компаньонов, никто из читателей его книги не может не отметить его честности как писателя. Его «Правдивая история» дополняет политическую историю Гомары, а обе книги вместе дают настолько полную картину, насколько это возможно в отношении кампаний того времени. Детали в его книге настолько ярки, фон происходящих событий настолько живописен, что работа этого автора навсегда останется классикой. То же можно сказать и о работе Уильяма Хиклинга Прескотта. Ни одна библиографическая статья о конкисте не была бы полной без ссылки на этого блестящего американского историка, практически ослепшего (как известно, он лишился одного глаза до того, как начал работу) над исследованиями оригинальных материалов для двух своих шедевров описательного жанра — «Завоевание Мексики» и «Завоевание Перу». Он продолжал работу до самой своей смерти в 1859 году; и хотя с тех пор обнаружено множество новых источников, все они, как и находки археологов, скорее подтверждали, нежели опровергали выводы Прескотта более чем вековой давности.
Изучая события, связанные с открытием и завоеванием империи инков, каждый студент сталкивается с тем прискорбным фактом, что Писарро не оставил никаких документов. В отличие от Кортеса он был неграмотен. Да и в рядах его соратников не нашлось человека, подобного Берналю Диасу дель Кастильо, хотя уже в 1534 году отчет о захвате в плен и казни Атауальпы, автор которого неизвестен, был опубликован в Севилье под заголовком «La Conquista del Peru» («Завоевание Перу»). Однако над историей Перу работали два крупных писателя: Педро де Сьеса де Леон и Гарсиласо де ла Вега. Жизнь каждого из этих писателей сама по себе захватывающая история.
Сьеса де Леон родился в 1520 году в Льерене, городке в Южной Испании с преобладающим арабским населением. В возрасте четырнадцати лет, путешествуя с отцом-торговцем, он видел в Севилье, как разгружали сокровища из выкупа Атауальпы. Годом позже, в 1535 году, он отплыл в Картахену, откуда попал прямиком на поле боя и сражался с индейцами. К двадцати годам он уже не только сражался, но и писал. К 1547 году он оказался на севере Перу. Сьеса .де Леон участвовал в гражданских войнах конкистадоров как член отряда Белалькасара. Изучив Колумбию, он продолжил исследования в Перу, и это происходило в тот период, когда ковалась история конкисты, и вся картина гибели цивилизации инков разворачивалась перед глазами этого испанского солдата и летописца. В 1548 году он был назначен официальным хронистом колонии. К 1550 году, когда Сьеса де Леон вернулся в Испанию, громадная работа была завершена — это восемь томов, примерно 8000 листов размера 13 х 16 дюймов. За пятнадцать лет, проведенных в Южной Америке, он прошагал пешком и проехал верхом тысячи и тысячи лиг; сражался, терпел лишения — и писал; это один из наиболее добросовестных летописцев, когда-либо бравших в руки перо. Именно из его рукописей черпали свой материал большинство позднейших историков, «забывая» при этом указать источник — в особенности это относится к рукописям, опубликованным после его смерти в 1554 году; а они включали и тексты «официального» описания открытия и завоевания земель, а также гражданских войн.
Второй автор трудов по истории инков, создавший столь же классические «Подлинные комментарии», — Гарсиласо де ла Вега. Его часто называют Эль Инка, ибо мать его, принцесса Исабель Чимпу Оккло, принадлежала к королевскому роду. Отец его, капитан Гарсиласо де ла Вега, был идальго и конкистадором; он являлся губернатором Куско с 1533 года до своей смерти в 1559 году. Гарсиласо родился в 1539 году, а вскоре после смерти отца отправился в Испанию. Именно эти двадцать лет, прожитые в Перу, обеспечили его материалом для его книг, ибо он никогда уже не возвращался на родину. Впечатления юности отразились в описаниях жизни народа, к которому принадлежала его мать, включенных им в «Комментарии», опубликованные через сорок восемь лет после его отъезда из Перу. Эту работу почти два столетия воспринимали как истинную историю Перу. Однако на самом деле Гарсиласо обладал богатым воображением и весьма субъективным подходом, так что позже его авторитетность в этой области была поставлена под сомнение. «Однако предубеждения Гарсиласо, его умолчания, преувеличения и путаница не могут изменить того факта, что в своей философии и в самой своей концепции истории Перу он остается удивительно оригинальным и опережает свое время». Это выдержка из предисловия Алена Гирбранта к французскому изданию «Комментариев». Гарсиласо в настоящее время превозносят в Перу как оригинального писателя и певца великого прошлого. Как напоминает нам Гирбрант, Гарсиласо умер в 1616 году, в год смерти Шекспира и Сервантеса, и его труд не только незаменим как источник информации о народе инков и его обычаях, но по своему стилю и художественным достоинствам по праву может считаться одним из великих произведений своего времени.

Предисловие автора
Оформление художника И.А. Озерова
Иннес Хэммонд
И66
Конкистадоры: История испанских завоеваний XV- XVI веков / Пер. с англ. Н.И. Лисовой. — М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2002. — 391 с.

УДК 820
ББК 84(4Вел)
(c)   Перевод, ЗАО "Издательство "Центрполиграф", 2002
(c)   Художественное оформление,
ЗАО "Издательство "Центрполиграф",
ISBN 5-227-01811-1    2002

OCR & SpellCheck: Ustas PocketLib
Форматирование: Ustas PocketLib
Исходный электронный текст:
http://www.pocketlib.ru/
Частная библиотека приключений