Гуревич А. Норвежское общество в раннее Средневековье

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. АРХАИЧЕСКИЕ ФОРМЫ ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ И СЕМЕЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

Большая семья и одаль

Для уяснения характера земельной собственности у норвежцев в наиболее ранний период их социального развития, следы которого можно уловить в памятниках права, нужно начать с вопроса о структуре родственных связей (16). Но прежде всего требуется одно терминологическое разъяснение.

В древнескандинавских источниках часто встречается термин "aett", который переводят то как "род", то как "семья", или "поколение". По-видимому, было бы анахронизмом считать обозначаемую этим термином группу "родом" в строгом смысле слова. Рода как института общинно-родового строя, как естественного союза связанных кровными узами людей, которые могли быть объединены общими хозяйственными и общественными интересами и целями, а равно и культом (17), в Норвегии в период записи и последующего редактирования областных судебников не существовало (18). Группа, образовывавшая отдельное поселение (обычно хутор), владевшая скотом и другим имуществом и обрабатывавшая земельный участок, представляла собой семью. Ниже мы обратимся к вопросу о структуре и составе этой семьи, сейчас нужно лишь подчеркнуть, что именно семья представляла у скандинавов основную производственную ячейку. Однако термин "aett" прилагался не обязательно к семье, возможно, даже по большей части не к ней, а к более обширной общности родственников. Между входившими в эту общность лицами и семьями имели место связи родства и свойства; они сознавали свою близость и оказывали друг другу взаимную помощь и поддержку. Особенно существенной была защита от посягательств на личные права членов aett, которая выражалась в обычае кровной мести, сочетавшемся с ее заменой – уплатой и получением материальных возмещений. Именно эта сторона жизни родственных объединений отчетливо видна в исландских сагах, обычным их сюжетом является рассказ о мести, представлявшей собой священную обязанность сородича, неисполнение которой налагало на него неизгладимое пятно позора. В определенных случаях лица, составлявшие aett, обладали взаимными имущественными правами, в том числе и ограниченным правом наследования. Тем не менее aett, в отличие от семьи, не образовывал сплоченной социальной и тем более хозяйственной единицы (19). Может быть, термин "aett" следовало бы передать как "патронимия" (20).

В этой связи значительный интерес представляет носящий следы большой древности обычай введения незаконнорожденного сына в aett его отца (21), зафиксированный как в "Законах Гулатинга" (22), так и в "Законах Фростатинга" (23). Различия между этими записями имеют, второстепенный характер, преимущественно в форме описания; в "Законах Гулатинга" оно более подробное. "Ввести в род" незаконнорожденного сына можно было с согласия ближайшего наследника, который выражает его от имени всех сыновей, несовершеннолетних или даже еще не рожденных. "Тот, кто имеет право на одаль (24), должен выразить согласие на [получение им права] одаля". Согласие всех наследников на допуск в "род" незаконнорожденного сына было необходимо, ибо, как сказано в "Законах Гулатинга", "никто не должен отдавать на сторону наследство другого... и никто не должен лишать другого его наследства". В "Законах Фростатинга" говорится о согласии ближайших наследников. Процедура "введения в род" осуществлялась на специально с этой целью устроенном пиршестве. Отец должен был заколоть трехгодовалого быка и из его шкуры сделать башмак. Вводящий в "род" первым надевал этот башмак на ногу, затем – тот, кого вводили в род (aettleidingr), после него башмак последовательно надевали тот, кто согласился на получение новым членом рода наследства, тот, кто согласился на приобретение им права одаля, и, наконец, прочие родичи (frendr) (25). В судебниках несколько раз подчеркивается различие между тем лицом, которое имело право получить наследство, и тем, кто имел право на одаль, а также различие между законнорожденным сыном и этими двумя лицами. В действительности же это мог быть один и тот же человек. Но такое противопоставление одаля остальному наследству само по себе показательно. Из этого постановления также видно, что наследство и одаль при отсутствии сына получали другие родичи мужского пола.

Процедура надевания башмака символизировала наделение "вводимого в род" полнотою прав сородича. Затем его отец произносил следующую формулу: "Я ввожу этого человека в права на имущество, которое я даю ему, на деньги и подарки, на сидение и поселение, на возмещения и виры и во все личные права (26), как если бы его мать была куплена за мунд" (т. е. если бы он был законнорожденным). Таким образом, ставший теперь полноправным aettleidingr получал от отца некоторое движимое имущество, приобретал право жить в его доме и участвовать в хозяйстве. Право же на наследство и на одаль "вводимый в род" получал не от отца, а от тех родственников, которые обладали соответствующими правами, хотя не вызывает сомнения, что, пока был жив отец, он и распоряжался всем имуществом. Следовательно, "введение в род" не было равноценно усыновлению и осуществлялось не одним отцом, а всем коллективом сородичей, поскольку касалось их всех. Отец выступал в роли представителя семьи, причем, согласно "Законам Гулатинга", при его отсутствии незаконнорожденный мог быть "введен в род" братом и даже сестрой (27), братом отца и другими родственниками, которые также могли дать ему право наследования, при условии, что ближайший наследник выразит свое согласие (28). Собственность на имущество и на одаль принадлежала, следовательно, не одному лишь главе семьи, но всему коллективу родственников.

Отныне "введенный в род" мог пользоваться переданным ему имуществом, а после смерти тех, кто надевал вместе с ним башмак, получал наследство и одаль. Описанная выше процедура могла быть применена как к незаконнорожденному сыну от свободной женщины (hrisungr, hornungr), так и к сыну рабыни (?yborinn), однако о последнем в "Законах Гулатинга" сказано, что, если отец хотел ввести его "в род", он должен был дать ему свободу прежде, чем ему исполнится 15 лет. На свободнорожденных внебрачных сыновей подобные ограничения не распространялись, и "введение в род" могло произойти тогда, когда у aettleidingr'a уже была своя семья, которая включалась в хозяйство его отца. Это хозяйство в определенных случаях принадлежало, судя по изложенному выше, домовой общине (большой семье).

Представления о родственных связях распространялись на широкий круг лиц, вплоть до находившихся в шестой степени родства (считая от братьев и сестер) (29). Это чрезвычайно обширное объединение сородичей состояло из нескольких групп, различавшихся характером и близостью родственных связей. Представители каждой из них имели неодинаковые права и обязанности в отношении участия в уплате и получении вергельда, оказания взаимной помощи и наследования. Изучение состава, функций и прав этих родственных групп, взятых в отдельности, а также терминологии, применяемой к каждой из них в памятниках, позволяет выделить тот коллектив сородичей, который и был обладателем земли и субъектом хозяйственной деятельности.

Довольно подробно структура родственных связей рисуется в разделах судебников, в которых речь идет об уплате вергельда. Важнейшую часть его, которая уплачивалась в первую очередь, составляли так называемые baugar (30). Эти baugar должны были платить убийца или его сын, "если только он не имеет visendr". В "Законах фростатинга" поясняется термин "visendr": "Они называются так потому, что каждый из них знает, уверен (viss), что он должен уплатить положенную часть возмещения" (31). Объяснение это выглядит несколько искусственным, но интересно, что у составителей судебника возникла потребность как-то объяснить термин: по-видимому, он появился чрезвычайно давно, и при редактировании записи обычаев его уже не понимали; в судебнике отмечается, что "спрашивали, кого называли таким именем".

Эти лица составляли особую группу, на них лежала главная обязанность платить вергельд, и, соответственно, они обладали преимущественным правом получать такую же его часть, какую им было положено платить, хотя эта обязанность не в равной мере ложилась на отдельных visendr. Структура всех платежей – baugar – обнаруживает среди visendr, или baugamenn (людей, плативших и получавших baugar), определенные градации. Самыми близкими родственниками считались сын и отец, после них шел брат. Это были члены одной семьи: но к ним тесно примыкали братья отца и племянники – сыновья братьев, а также сыновья братьев отца и их сыновья. Включение всех этих лиц в число baugamenn свидетельствует о том, что отношения взаимопомощи распространялись в первую очередь на кровных родственников трех поколений. Поскольку уплата вергельда являлась заменой кровной мести, то платить и получать его могли только те родичи, которые ранее должны были мстить за убитого, т. е. мужчины.

Было тем не менее одно исключение для женщин, относившееся, судя по всему, к более позднему времени, но интересное по своей мотивировке. После перечисления visendr в "Законах Фростатинга" указывается, что "есть одна девушка, именуемая госпожой кольца (baugrygr); она должна платить и получать baugr, если она единственный ребенок и участвует в наследовании до того, как взошла на свадебное сидение. После этого она должна бросить возмещение обратно на колени своих родственников, и впоследствии она не будет ни платить, пи получать baugr" (32). Таким образом, дочь входила в число baugamenn только в том случае, если не было сыновей и других прямых наследников мужского пола. Право получать и обязанность платить baugr, как видно из этого предписания, были связаны с правом наследования.

Это явствует также и из того, что, выходя замуж, дочь утрачивала право на долго в вергельде, вероятно, одновременно лишаясь и права наследовать имущество, которое в противном случае могло бы перейти в собственность ее мужа – представителя другой семьи (33).

Вторую группу родственников, плативших и получавших долю в вергельде, составляли так называемые sakaukar, "увеличивающие плату". Самое название группы свидетельствует о том, что эти родственники убийцы (убитого) играли второстепенную роль в уплате и получении виры. Среди них названы сын, рожденный от рабыни (34), брат, имевший с убийцей (убитым) одну мать, но разных отцов (35), дед по отцу и сын сына, а также сыновья sakaukar и сыновья их сыновей (36). Нетрудно видеть, что в состав "увеличивающих вергельд" включались люди, в своей совокупности не представлявшие единства, в отличие от тесно сплоченной группы baugamenn.

После перечисления родственников мужского пола по мужской линии (bauggilldismenn) "Законы Фростатинга" называют еще две группы лиц, также принимавших участие в уплате и получении вергельда, а именно nefgilldismenn, родственников мужского пола по женской линии, которые подразделяются на получающих "большие возмещения" (mycla nefgilldi) и получающих "малые возмещения" (lytla nefgilldi) (37). Как отметил П. Г. Виноградов, к числу nefgilldismenn принадлежали различные родственники, примыкавшие к агнатам с разных сторон и не находившиеся между собою в близком родстве (38). В их число входили, например, дед и дядя со стороны матери, сын дочери, сын сестры, сыновья теток, сын дочери сына и т. д.

Из изложенного видно, что в Трандхейме тесно сплоченную группу родственников, которые платили и получали значительную часть вергельда, составляли лишь visendr, в своей совокупности образовывавшие органически возникший коллектив. В его состав входили мужчины – главы или члены нескольких связанных близким родством индивидуальных семей. Перед нами группа семей, происходивших от одного предка и включавших в себя представителей трех поколений: старшее поколение – отец и дядья убитого или убийцы, второе поколение – сам убийца или убитый, его братья и его двоюродные братья со стороны отца, третье поколение – их сыновья. В отличие от bauggilldismenn, другие родственники, nefgilldismenn, не образовывали столь же органичной группы и не были связаны между собой близким родством (39).

Обратимся теперь к анализу зафиксированного в судебниках порядка наследования. Не есть ли самый факт возникновения порядка наследования имущества уже свидетельство глубоких перемен в отношениях собственности? Первоначально порядок наследования, видимо, был ограниченным и лишь постепенно, по мере развития индивидуально-семейной собственности, видоизменялся: с одной стороны, приобретали и расширяли свои права ближайшие родственники женского пола и по женской линии, с другой – сокращались права более отдаленных родственников, в том числе и по мужской линии. Поэтому в нормах, сохранившихся в поздних редакциях судебников, мы встречаемся с системой наследования, чрезвычайно отдаленной от первоначальной. Разделы судебников о наследовании содержат ряд запутанных статей, истолкование которых вызывает трудности, возрастающие вследствие того, что здесь старинные обычаи переплетаются с более поздними постановлениями.

Переход имущества отца к сыну назван "первым наследованием". Сын выступает в качестве естественного наследника умершего владельца. При этом в древненорвежском праве имеет силу принцип неделимости имущества при его наследовании. Согласно "Законам Гулатинга", в случае, когда имеются два брата – наследники одаля, земля достается одному из них по жребию, хотя другая ветвь (kvisl) не утрачивает своих прав, которые ее представители смогут осуществить при условии, если в первой ветви больше не будет наследников (40). Запрещение раздела имущества касалось, однако, только земли одаля, не распространяясь на движимость, что проще всего объяснить стремлением избежать дробления хозяйства. Однако порядок наследования этим не ограничивается и развит далее, охватывая большее число родственников. Женщина вступала, во владение имуществом лишь в случае, если соответствующие наследники мужского пола не обладали полнотой прав или их вовсе не было. Объектом раздела между мужчинами и женщинами служило не все наследство, а лишь движимость. Если же в состав наследства входил одаль, то братья – внуки умершего могли его выкупить у дочери их деда (41). Следовательно, земля в раздел не включалась. Итак, существовали различия в порядке распоряжения одалем и прочим имуществом.

Разрешение братьям выкупить одаль у их тетки, свидетельствуя о том, что мужчины обладали преимущественным правом владеть землей, доставшейся по наследству, вместе с тем служило и признанием известных прав на одаль за женщиной, ибо в противном случае у нее не нужно было бы выкупать землю: она попросту исключалась бы из числа наследующих одаль. Однако получить одаль она могла лишь при отсутствии у умершего владельца сыновей и внуков. Налицо тенденция передавать имущество по наследству по нисходящей линии с целью сохранять его в пределах семьи.

Первые три категории наследников, названных судебником Фростатинга: сын (или его отец); сын сына и Дочь, а при отсутствии их – дочь сына; брат и, если его не было, сестра, – включали в себя ближайших родственников, членов индивидуальной семьи. Преимущество мужчин в правах перед женщинами все же не настолько сильно, чтобы совсем исключить женщину из порядка наследования, и в тех случаях, когда из-за отсутствия прямых мужских потомков возникал вопрос о том, сохранить ли имущество в пределах семьи или передать его в руки боковых родственников, торжествовала семья, даже если в качестве ее представительницы выступала женщина. Таким образом, отражаемое в "Законах Фростатинга" право наследования (в его первых трех случаях) свидетельствует о значительном приближении к отношениям индивидуально-семейной собственности. Можно, однако, предположить, в связи с тенденцией не допускать раздела хозяйства, что, хотя в качестве наследника выступал, как правило, один человек, фактически земля оставалась во владении всей группы ближайших родичей. В частности, запрещение делить хозяйство между братьями следует, по-видимому, истолковывать в том смысле, что приобретал права на пего один из них, но пользовались землей они совместно.

Этому предположению не противоречат данные исландских родовых саг, в ряде случаев рисующих общественные отношения и в Норвегии. Например, в "Саге об Эгиле" (гл. 7) упоминается зажиточный и знатный человек Бьяргольв из Халогаланда (север Норвегии). Он женил своего сына Брюньольва и поручил ему управление своим хозяйством. Усадьбу Бьяргольва населяли также его сожительница с сыновьями. Раздел имущества произошел лишь в третьем поколении, после смерти Брюньольва, когда его сыновья разделили наследство. В Южной Норвегии, на о-ве Хисинг, братья Торд и Торгейр "совместно распоряжались в своем владении, унаследованном от отца" ("Сага об Эгиле", гл. 18) (42). В Исландии земля уже стала отчасти объектом купли-продажи, завещания, раздела между наследниками, и поэтому я воздержусь от ссылок на кажущие ся соблазнительными упоминания в сагах случаев совместного проживания и хозяйствования двух или нескольких сородичей: эти указания вряд ли можно истолковать в том смысле, что и в Исландии сохранилась или даже доминировала патриархальная большая семья (43).

Приведу лишь высказывание в "Саге о Гисли", которое, на мой взгляд, выражает принцип, действовавший на прежней родине исландцев. В ответ на предложение брата поделить имущество Гисли вспоминает поговорку: "Самое лучшее для братьев – сообща заботиться о своей собственности" (Saman er broedra eign bezt at lita) (44). Любопытно, что раздел, который в конце концов все-таки произошел, был совершен таким образом, что Гисли сохранил всю землю в своих руках, а его брат получил движимое имущество.

Торжество "малой" семьи и соответствующей ей формы индивидуальной собственности отнюдь не было полным, и следы большой семьи, несмотря на серьезную перестройку порядка наследования, все же можно обнаружить. Но большая семья оттеснялась "малой" и сохраняла позиции только в более отдаленных степенях наследования, где ее представители еще могли предъявлять свои права.

Порядок наследования, зафиксированный "Законами Гулатинга", обнаруживает значительное сходство с порядком наследования "Законов Фростатинга". Некоторые особенности свидетельствуют, как мне кажется, о несколько дальше, чем в Трёндалаге, зашедшем развитии этой системы. В "Законах Гулатинга" насчитывается уже 22 возможных случая наследования, в то время как в "Законах Фростатинга" их 14. Тем не менее и в "Законах Гулатинга" порядок наследования еще содержит следы существования патриархальной большой семьи.

В заключение соответствующего раздела составители "Законов Гулатинга" пишут: "Теперь назван порядок наследования, но родственные отношения столь многоразличны, что никто не в состоянии определить полного порядка наследования, и те правила, которые мы применяем, кажутся более всего разумными (45). Перечислены все те, кто, состоя в родстве по мужской линии, имеют право наследования. Так, каждый должен наследовать сообразно своему положению, исключая случай, когда дочь наследует преимущественно перед отцом" (46). Последняя фраза свидетельствует об изменениях в порядке наследования, направленных на упрочение прав Детей обоего пола, и, следовательно, отражает победу индивидуальной, "малой" семьи, все члены которой, включая и женщин, приобрели преимущественные права перед другими родственниками.

Показательно, что ближайшие родственницы приобрели права на землю. К их числу судебник относит дочь, сестру отца, дочь брата и дочь сына умершего владельца. Нетрудно убедиться, что эти родственницы соответствовали тем родичам мужского пола, которые первыми могли предъявить свои права на наследство. Перечисленные женщины обладали правом одаля и назывались odals konor; их никто не мог лишить земли посредством ее выкупа. Две из них, дочь и сестра, наряду с мужчинами участвовали в уплате и получении вергельда, вследствие чего назывались baugrygjar. О них в судебнике сказано, что они пользуются правом выкупа земли, подобно мужчинам. "Если же они [две дочери?] должны наследовать своему отцу и у одной имеется дочь, а у другой – сын, сын может выкупить [землю] у своей родственницы, как установлено законом, но если положение изменится и у него родится дочь, а у нее [у его двоюродной сестры] – сын [или: сыновья], он [или: они] может выкупить землю за такой же платеж, какой следовало дать, когда ее нужно было выкупить у матери. И [после этого] земля должна остаться в руках того, у кого она находится, ввиду того, что она трижды попадала в руки катушки и веретена" (47). Таким образом, после того как земля трижды побывала в руках замужней женщины, т. е. трижды переходила из одной семьи в другую, она утрачивала качество одаля и превращалась в собственность, не подлежащую выкупу; женщины имели теперь на нее не меньшие права, чем мужчины. Укрепление индивидуальной семейной собственности на землю проявляется в этом постановлении также и в том, что члены малой семьи – дочь и сестра – могли предъявить права на одаль, по-видимому, раньше, чем более дальние родственники мужского пола.

Сопоставление порядка уплаты и получения baugar с тем, в какой последовательности во владение наследством вступали полноправные мужчины – родственники по мужской линии, обнаруживает немаловажные различия. Важнейшим различием между обеими системами является то, что при уплате и получении вергельда родственники действовали как коллектив, все члены которого несли, хотя и не в одинаковой мере, обязанности и пользовались соответствующими правами, в то время как при наследовании имущества они выступали в порядке определенной очередности и индивидуально, либо вместе с другими сородичами равной степени родства. Обычай уплаты-получения виры был заменой кровной мести, возникшей в условиях родового строя, порядок же наследования сложился лишь в процессе его распада. С другой стороны, при имеющихся определенных различиях между обеими системами в глаза бросается значительное их сходство. Родственники в обеих системах в основном одни и те же. Очередность, в которой родственники выступают в качестве наследников и при уплате или при получении вергельда, также одинаковая. В обоих случаях вовлекались одни и те же мужские сородичи по мужской линии до третьей степени родства включительно (48).

Таким образом, и порядок наследования предполагал на первой стадии после его возникновения, по-видимому, исключительное участие в нем мужчин – членов большой семьи. Включение в число наследников женщин и других лиц, рапсе в него не входивших, привело к перестройке всей системы, к увеличению прав членов индивидуальной семьи и к оттеснению в далеко отстоящие группы представителей второй и третьей степеней родства. При этом большая семья, естественно, стала утрачивать определяющую роль, которую она ранее играла в отношениях собственности.

***

Рассмотренная система наследования соответствовала той стадии развития норвежского общества, когда уже стала формироваться индивидуальная собственность на землю. На предшествующей стадии, характеризуемой преобладанием большой семьи, наследования земли, по-видимому, вообще не существовало: земля оставалась во владении целой группы родичей, совместно ее обрабатывавших. Можно ли обнаружить указания на подобный характер землевладения в судебниках? Вследствие консерватизма обычного права и живучести архаических черт земельной собственности такая попытка не представляется безнадежной. В судебниках отразились разные стадии эволюции земельной собственности, в связи с чем их анализ представляет особый интерес.

Прежде всего – о термине odal. Невольно напрашивается сопоставление его с аллодом (49). В "Салической правде", содержащей наиболее раннее упоминание об аллоде, этим понятием обозначаются, по-видимому, как собственность, так и порядок ее наследования. Подобно этому и термин "одаль" применяется в памятниках права для обозначения как земельной собственности, так и прав, связанных с обладанием ею. Однако, в отличие от раннефранкского аллода, термин "одаль" не прилагался к какому-либо имуществу, помимо земли; памятники не содержат таких указаний.

Понятие "одаль" отнюдь не тождественно понятию "собственность". Последняя имела несколько других обозначений – fe, aurar, eign, причем первые два термина прилагались, как правило, к движимому имуществу, а eign – к земельному владению. Понятие же "одаль" имело более сложное содержание. Если всякая приобретенная в собственность земля могла быть названа eign (50), то одалем в Трёндалаге становилось только такое земельное владение, которое находилось в обладании трех последовательно сменявшихся наследников – родственников с отцовской стороны в непрерывной нисходящей линии и перешло к четвертому, – в его руках земля приобретала качество одаля (51). В Вестланде же одалем считали землю, переходившую по наследству в составе одной семьи на протяжении шести поколений (52). Следовательно, одалем считалась не всякая земельная собственность, но наследственное владение, длительное время находившееся в обладании одной семьи. В постановлении о закладе земли предписывалось, что если человек, заложивший свою землю, не возвращал ссуженных ему под ее обеспечение денег, то кредитор мог добиться на тинге передачи этой земли ему в собственность; в случае если согласие на эту передачу будет выражено всеми участниками тинга и подкреплено процедурой vapnatak (53), "земля будет принадлежать ему столь же полно, как и его собственный одаль" (54). Здесь сравнение с одалем должно было выразить полноту права обладания землей. Актовый материал в свою очередь содержит указания относительно специфики одаля. Для того, чтобы подчеркнуть полноту прав на землю, о ней писали как о "постоянной" или "нерушимой" собственности (aefiligrar eignar, ubrigdiligar eignar) и "старинном одале" (alda odal) (55), демонстрируя таким образом, неразрывную связь земли с ее обладателями.

Немалый интерес для расшифровки понятия "одаль" представляют постановления судебников, в которых идет речь о поземельных тяжбах. Если один из тяжущихся приводил свидетелей, удостоверявших его право одаля (odalsvitni), а другой – свидетелей о фактическом пользовании землей (hafnarvitni), то выигрывал первый (56). В другом постановлении предусматривается казус, когда обе стороны имели свидетелей относительно владения землей (hafnarvitni), но ни та, ни другая не могли представить odalsvitni, причем один из тяжущихся был одальманом (odalsmadr), а другой вновь приобрел землю (cauplendingr). В таком случае одальман мог первым доказывать свои права на оспариваемое владение, принеся индивидуальную присягу (без помощи соприсяжников), между тем как доказательства, приводимые купившим землю, имели силу лишь в том случае, если среди его свидетелей имелся человек, который обладал правом одаля на эту землю (57).

Строго наследственный характер собственности, полнота прав по отношению к ней, необычайная прочность обладания землей, не нарушающаяся целиком даже в результате ее отчуждения, связанные с этим правом преимущества, – все это предполагалось понятием "одаль", включалось в него. Чтобы уяснить специфику одаля, необходимо от анализа термина перейти к рассмотрению содержания отношений, связанных с этим институтом.

Мы сталкиваемся с одалем преимущественно в момент его раздела, заклада, выкупа, отчуждения, т. е. осуществления таких процедур, которые свидетельствуют о наличии отношений индивидуальной земельной собственности. Но нельзя ли обнаружить в "Законах Фростатинга" указаний на более раннюю стадию развития одаля? Ее отражение в изучаемом сборнике права можно ожидать встретить преимущественно в форме пережитков, в виде разрозненных упоминаний. С наибольшей ясностью такого рода указания обнаружатся при анализе порядка раздела одаля.

Постановление "Um jardarskipti" находится в главе судебника Фростатинга, регулирующей отношения между земельными собственниками и их управителями (umbodsmenn) и определяющей полномочия последних. Содержание главы, вне всякого сомнения, обусловлено развитием крупной собственности, здесь упоминается управляющий, который производит раздел в интересах собственника. Но процедура раздела, несмотря на позднейшую редакцию, в которой дошло это постановление, имеет немало архаических признаков (58).

Постановление предусматривает две различные формы раздела земли. Первая форма – hafnscipti, когда делили лишь пахотную землю в целях раздельной ее обработки. Раздел производился на ограниченное время, очевидно, на один сельскохозяйственный год: на это указывают слова постановления, что каждый владелец доли будет ею пользоваться до тех пор, пока обе они не будут использованы в равной степени, а также предписание производить раздел земли осенью (после снятия урожая). По истечении этого срока общее хозяйство могло быть восстановлено либо происходил новый раздел поля. Hafnscipti не затрагивает прав собственности; хотя отдельные владельцы земли обозначаются в сохранившейся редакции постановления термином lаndsdrottinn, "собственник", буквально – "господин земли", в действительности право собственности на эту землю по-прежнему принадлежало всем ее владельцам. Закон рассматривал их поэтому как коллектив.

Временный раздел – hafnscipti не распространялся на луг, лес, пастбище, воды и прочие угодья, остававшиеся в совместном пользовании владельцев выделенных долей пахотного поля. Это видно из ряда зафиксированных в "Законах Фростатинга" положений, которые регулируют отношения между лицами, совместно владеющими землей. В них, в частности, предписывается, что если одни из совладельцев позволят какому-либо постороннему лицу пользоваться лесом, тогда как другие будут возражать против этого, то возражавшим должно быть уплачено возмещение (59). Речь идет о лесе, который находился в общем пользовании. В другом постановлении, также касавшемся владельцев одной земли, читаем: "Никто не может запретить другому пользоваться неподеленным выгоном" (60). В отдельных случаях луг мог быть поделен между хозяевами, и тогда требовалось огородить выделенные участки (61). Но и в этих случаях сохранялись взаимные права таких владельцев на их пахотные участки: если один из них снял урожай со своей доли раньше, чем другой, то он должен пасти скот на своем участке, не выпуская его на землю соседа "до тех пор, пока обе части не будут объедены одинаково" (62). Предполагалось, что после этого они могут выгонять скот совместно на все сжатое поле.

Таким образом, изучение характера раздела земель, названного hafnscipti, обнаруживает факт совместного ведения хозяйства до раздела двумя пли несколькими лицами, являвшимися общими собственниками. При этом они сообща обрабатывали пахотную землю, ибо при hafnscipti впервые происходило выделение в поле отдельных участков по жребию. Как велико могло быть число таких совладельцев? Следует иметь в виду, что природные условия в Норвегии, в частности в Трандхейме, не допускали расселения деревнями. Преобладающим типом сельского поселения являлись хутора с ограниченным числом жителей. Этому вполне соответствует та картина, которую рисуют изучаемые предписания судебника, упоминающие, как правило, о разделах между двумя или несколькими хозяевами.

Интересно отметить, что наряду с лицами, домогавшимися раздела пахотной земли, в рассмотренном титуле упоминаются такие, которые ему противились. Очевидно, они были заинтересованы в сохранении совместного хозяйства. Однако желания даже одного из членов этого коллектива было достаточно для осуществления раздела; нужно было лишь пригласить в качестве свидетелей жителей фюлька и бросить жребий хотя бы даже и в отсутствии других собственников. Какого-либо решения тинга в случае hafnscipti не требовалось.

Поскольку раздел пашни производился на один сезон и мог время от времени или постоянно повторяться, то процедура hafnscipti позволяет предположить существование в Северо-Западной Норвегии системы временных переделов пахотной земли, сочетавшихся с ее коллективной обработкой в периоды, когда такие разделы не производились.

Эти переделы, возможно, не носили уравнительного характера. Во всяком случае, из предписаний, содержащихся в "Законах Гулатинга", можно заключить, что уже при временном разделе его участники получали иногда более крупные доли, чем другие; неравенство устранялось только при окончательном дележе, когда все его участники по жребию получали равные части одаля (63). По-видимому, причина переделов крылась не в стремлении уравнять доли, находившиеся в пользовании совладельцев, а была связана с конкретными хозяйственными условиями, исходя из которых члены коллектива в одних случаях находили более удобным и выгодным для себя выделять такие участки для пользования отдельных семей, а в иных случаях – вновь обрабатывали всю землю сообща. Существование в Норвегии в начале средневековья временных (обратимых) разделов земли свидетельствует о наличии общины иного и, возможно, более архаического типа, нежели та, которая нашла свое отражение в памятниках других стран Западной Европы раннефеодального периода.

Временный раздел земли с целью индивидуального пользования долями в пахотном поле мог быть превращен в окончательный раздел права собственности. Об этом говорится во второй части постановления судебника Фростатинга. В этом случае совместное хозяйство упразднялось уже окончательно, раздельное землепользование дополнялось индивидуальной собственностью на выделенные доли, хотя и после этого угодья могли оставаться в общем распоряжении всех хозяев. Отразившийся здесь момент перехода от коллективной собственности на землю к индивидуальной, очевидно, был обусловлен хозяйственной деятельностью отдельных лиц, самостоятельная роль которых возросла.

Процедура odalsscipti с внешней стороны, по-видимому, была такой же, как и при hafnscipti: опять-таки в присутствии свидетелей тянули из полы жребий, – но содержание ее было совершенно иным. Разделу подвергалась не только земля, но прежде всего право на нее. Вследствие этого, в случае отказа кого-либо из совладельцев принять участие в разделе, необходимо было просить санкции тинга в форме vapnatac. Эта процедура потрясания оружием, с которым члены тинга являлись на заседания, утверждала произведенный раздел и делала его нерушимым. Содержание постановления не оставляет сомнений в том, что раздел коллективной собственности – одаля был более сложным делом, чем раздел земли во временное пользование. Однако тинг вряд ли мог отказать в символическом обряде vapnatac человеку, чье право на одаль не встречало возражений; судя по всему, такой собственник мог добиться раздела земли (64). Решение тинга требовалось для того, чтобы придать разделу прав собственности бесспорный и окончательный характер.

Как видно из текста постановления, при odalsscipti имела место также связанная с vapnatac процедура скейтинга – формальной передачи земельной собственности. Термин "skeyting" является производным от skaut – "пола" и обозначал акт, при совершении которого прах или горсть земли бросали в полу приобретавшего владение (65). Как показал А. Тарангер, скейтинг применялся только при передаче odalsjord вместе с правом одаля (66). Однако в случае odalsscipti процедура скейтинга носила особый характер. Производилось не отчуждение земли в руки лица, не имевшего до этого на нее права собственности, но раздел ее между прежними владельцами. Насколько можно судить на основании приведенного выше текста, здесь эта процедура символизировала отказ выделяющегося собственника от права на часть одаля, переходившую в собственность других участников раздела. При отказе кого-либо из этих лиц совершить скейтинг, его заменял акт vaptanac тинга, в результате которого земля передавалась "сама собой" (sjalfsceytt).

Итак, процедура odalsscipti представляла раздел коллективной земельной собственности на индивидуальные доли отдельных собственников (67), причем отказ этих собственников от своих прав на участки, доставшиеся другим, принимал форму скейтинга, который всегда применялся при отчуждении одаля.

Неоднократно подчеркнутое в источниках различие между наследством и одалем объясняется тем, что порядок распоряжения движимым и недвижимым имуществом был неодинаков. Как мы убедились, одаль не подвергался при наследовании разделу, не передавался, как правило, в руки женщин. Одаль не являлся собственностью одного лица – главы семейства, но принадлежал коллективу сородичей. Одаль первоначально был основой хозяйства большой семьи.

Как в "Законах Фростатинга", так и в "Законах Гулатинга" имеется постановление о разделе одаля (68), отличающееся, однако, важными особенностями. "Если люди хотят поделить между собою землю одаля и произвести раздел права одаля и все на это согласны, пусть поделят землю, как им будет угодно, и пусть бросят жребий на тинге; впоследствии этот раздел нельзя оспаривать". Для производства раздела тот, чье право старейшее, – может быть, глава семьи (69), – должен был созвать заинтересованных лиц на судебное собрание, где они и должны были поделить землю, остававшуюся на это время неогороженной и незасеянной. "Тот, кто хочет поделить землю на большие участки, должен руководить разделом". Землю делили на глаз или с помощью веревки, после чего на межах по общему согласию ставили пограничные камни. Разделу подлежали, однако, не только земля, но и строения. "Нужно принести в подоле столько жребиев, сколько человек участвует в разделе, и необходимо проверить знаки на каждом [жребии] и знать, что обозначает он в доме или на земле". После этого участники раздела на тинге объявляли о том, что они поделили одаль; "тогда они разделили свой одаль так, как этого требует закон". Подобно "Законам Фростатинга", в этом титуле предусматривается, что некоторые из владельцев, одаля могли отказаться явиться для раздела его; в этом случае раздел производился без них, и их жребий тянули другие лица. "Никто не имеет права отвечать отказом на предложение другого промерить землю веревкой в течение трех лет и при условии, что земля не обмеривалась веревкой прежде". Очевидно, запрещался передел ранее поделенного владения; об этом же говорится и далее: "И с этого времени раздел останется навсегда в силе".

Изучение судебника Фростатинга обнаружило две формы раздела земельного владения, соответствовавшие двум стадиям эволюции большой семьи, которая вела хозяйство на этой земле: временный раздел пашни под индивидуальную обработку при сохранении общности права собственности на землю (hafnscipti) и окончательный раздел земли вместе с выделением собственности отдельных хозяев (odalsscipti). В "Законах Гулатинга" эти два случая не выделены, речь идет о разделе земли и права собственности на нее, производимом раз и навсегда. Но есть основания предполагать, что и здесь окончательному разделу прав одаля мог предшествовать временный раздел земли в пользование. Действительно, на время раздела судебник предписывает оставить землю "открытой", неогороженной; очевидно, до этого лица, ее возделывавшие, огораживали свои участки, хотя межевых камней, знаков собственности, до окончательного раздела не ставили: судя по всему, они делили ее на время, вследствие чего не производилось и обмера отдельных участков. Далее в постановлении содержится предписание: "Тот, кто имел больше земли, должен уступить часть; пусть он получит такой Участок, какой достался ему по жребию". Следовательно, еще до окончательного раздела владения члены семьи порознь пользовались его отдельными частями, причем некоторые из них могли иметь участки большей величины, нежели другие. Уже в этот период имело место известное неравенство в землепользовании, умерявшееся, однако, переделами пахотного поля, которые подразумеваются в "Законах Фростатинга" (70).

Судебник, рассматривая хозяев, живших на неподеленной земле, как один коллектив, изменял отношение к ним после раздела одаля. Так, в постановлении о возмещениях за нарушение права владения землей читаем: "Там, где земля не поделена, все получат одно возмещение, сообразно положению того из живущих на ней, кто имеет лучшие права... Если же в результате раздела права одаля земля поделена, то пусть каждый за свою землю получит полное возмещение" (71).

Таким образом, и в "Законах Гулатинга" удается вскрыть предшествующую окончательному разделу одаля форму временного выделения пашни в индивидуальное пользование. Но между этим судебником и записью обычаев для Трёндалага имеется существенное различие. Как мы видели, в "Законах Фростатинга" обнаруживаются кроме того следы еще более ранней стадии развития одаля: когда земля вообще не подвергалась разделу (даже в форме hafnscipti), а служила объектом приложения труда всего коллектива большой семьи. Подобных указаний в "Законах Гулатинга" нет, здесь подразумевается, что земля одаля, хотя и на время, но делилась уже на доли отдельных хозяев. Дробление домовых общин и выделение из них индивидуально-семейных хозяйств в Юго-Западной Норвегии ко времени записи народных обычаев зашло дальше, чем в северо-западной части страны.

В тексте изучаемого постановления упомянута "главная усадьба (hofudbol), куда приглашали тех, кто не был согласен на раздел. Это, очевидно, старый центр хозяйства, от которого при разделе отпочковывались дочерние хутора и меньшие усадьбы выделившихся родственников (72). Результаты такого дробления первоначальной усадьбы нашли свое отражение в топонимике (73).

Из рассмотренных положений судебников видно, что существовало различие между разделом земли одаля и разделом прав одаля. Первый мог носить временный характер, не отражаясь непосредственно на отношениях собственности, осуществлялся он посредством жеребьевки. Между тем для раздела прав одаля требовалось специальное оповещение о произведенном разделе на тинге, – только тогда считалось, что "они поделили свою землю согласно требованиям закона". Это различие, яснее рисующееся по "Законам Фростатинга", свидетельствует о том, что совокупность прав, охватываемых понятием "одаль", не исчерпывалась правом пользования землей, была шире его.

О взаимоотношениях между хозяевами, поделившими между собой усадьбу, говорится в ряде титулов судебника. Один из них специально посвящен вопросу о пограничных камнях, разделявших владения (marksteina) (74). Из этого текста явствует, что между собственниками происходили споры из-за межи, проведенной в пределах одной усадьбы с целью раздела пахотной земли и луга. Соседи, владения которых соприкасались, прибегали даже к тому, что тайно переносили пограничные камни с места на место, запахивая чужую землю, вследствие чего против них выдвигалось обвинение в "краже земли" (75).

Итак, судебники хранят указания на стадию общественного развития, когда земля была собственностью большой семьи, и ее члены первоначально совместно вели хозяйство, а затем начали переходить к обработке участков земли, выделяемых во временное пользование отдельных семей, прибегавших, по-видимому, к периодическим переделам своих долей. Следующий этап развития – переход от использования в течение определенного срока индивидуальных участков к окончательному разделу земли между "малыми" семьями. Закрепление участка за семьей рано или поздно вело к оформлению ее исключительного права собственности на него и, следовательно, к разделу одаля. Однако при характерной для Норвегии значительной устойчивости архаических порядков право одаля, постепенно приближавшееся к праву индивидуальной собственности, все же сохраняло отличия от него.

Именно тем, что земля одаля являлась собственностью большой семьи, которая на протяжении длительного периода оставалась основной ячейкой норвежского общества, объясняются особенности одаля, частично отмеченные при анализе этого понятия: полнота прав на землю, прочность обладания ею.

Таким образом, несмотря на существенную перестройку правовых отношений, которые нашли отражение в поздних редакциях судебников, удается под этими напластованиями вскрыть достаточно ясные указания на более раннюю стадию развития земельной собственности. На этой стадии земля находилась либо в совместном пользовании большой семьи, которая вела общее хозяйство, либо во временном пользовании индивидуальных семей, не выделившихся еще окончательно из этой домовой общины. Поскольку отдельные семьи оставались в составе домовой общины, последней принадлежало и право собственности на всю возделываемую ее членами землю. Анализ порядка наследования, как и системы уплаты и получения вергельда, при всех отклонениях и изменениях, обусловленных дальнейшим развитием общества, тем не менее обнаружил значительную роль, которую продолжала играть в этих отношениях большая семья. Мало этого, в "Законах Фростатинга" одаль еще выступает в качестве обычной, нормальной формы земельной собственности.

Начавшееся развитие индивидуальной собственности вело к установлению порядка наследования земли. Как мы видели, первоначально этот порядок был ограниченным и, возможно, предусматривал переход ее лишь к сыновьям. Принцип неделимости земельного наследства – одаля, согласно которому владение переходило целиком к одному сыну, свидетельствует о том, что хозяйство большой семьи сначала не подвергалось разделу между отдельными выделявшимися из нее "малыми" семьями. Однако поздняя редакция судебника рисует уже развитую систему наследования, распространявшуюся на родственников вплоть до пятой степени родства. Развитие этой системы происходило параллельно с переходом от общего хозяйства домовой общины к индивидуальному хозяйству выделявшихся из нее "малых" семей, что приводило к odalsscipti, разделу коллективной собственности.

Но и выделение хозяйств индивидуальных семей из домовой общины не сопровождалось утратой одальманами всяких взаимных прав на поделенный одаль. Об этом свидетельствуют, в частности, ограничения в отчуждении одаля. Система норм, регулировавших распоряжение землей, исходила из концепции о неотчуждаемости одаля (76). Это представление можно обнаружить даже в предписаниях о купле-продаже земли. Одаль мог быть передан и продан лишь на время и на определенных условиях. В титуле, озаглавленном "Если кто-нибудь хочет продать свой одаль" (77), читаем, что такой человек должен предложить его своим родственникам по мужской линии на тинге в том фюльке, где расположена земля. Из их числа ближайшие родичи имеют право купить землю первыми, хотя сделать предложение о покупке земли могут все bauggilldismenn.

Как указывал П. Г. Виноградов, понятие bauggilldi претерпело эволюцию: вначале оно обозначало круг родичей, плативших и получивших виру, – baugar, а затем было распространено и на более дальних родственников по мужской линии (78). Можно с основанием полагать, что под "ближайшими bauggilldismenn" подразумевались мужчины – представители большой семьи, так как именно они обладали правом получения виры и были обязаны платить ее. Они же пользовались правом преимущественной покупки продаваемого их сородичем одаля. Цель этого ограничения ясна: оно было направлено на то, чтобы не допустить отчуждения земли за пределы круга родственников, входивших ранее в состав большой семьи, хотя последняя уже не представляла из себя домовой общины и главы отдельных семейств, самостоятельные в хозяйственном отношении, могли распоряжаться своими участками земли, вплоть до отчуждения их.

Учитывая, что состав большой семьи мог быть довольно велик, придется признать, что даже при продаже земли кем-либо из ее членов, она подчас должна была оставаться в руках его сородичей. Однако отношения между членами распадавшейся большой семьи существенно изменились. Если раньше они совместно владели землей и вели одно хозяйство, то после раздела между отдельными семьями могло возникнуть значительное имущественное неравенство. В то время как один из родственников был принужден продать свой надел, другие имели возможность его купить, что еще более углубляло неравенство. Передача земли одним родичем другому происходит, как явствует из рассматриваемого постановления, не в кругу патриархальной семьи, но в официальной обстановке, на тинге, где они выступают как независимые контрагенты.

При продаже земли требовалось осуществить обряд скейтинга (79). Однако из текста постановления о продаже одаля можно сделать вывод, что эта процедура применялась только при передаче земли постороннему лицу, не являвшемуся одальмаиом, тогда как продажа земли одним родственником другому происходила, очевидно, без скейтинга, ибо и продававший и покупавший землю обладали по отношению к ней правом одаля, которое выражалось в данном случае в праве преимущественной покупки. Стремлением предотвратить окончательное отчуждение одаля его прежними владельцами продиктовано, по-видимому, и предписание: "Никто не должен предлагать землю при ее продаже королю, ни король какому-либо другому человеку" (80). При этом исходили из того, что передача земли во владение короля делала практически невозможным ее выкуп прежним владельцем.

Не следует ли рассматривать эту обязанность предлагать продаваемую землю в первую очередь своим родственникам, прежде чем можно было обратиться с подобным предложением к посторонним лицам, как изменение более раннего порядка, при котором владелец земли должен был просить у своих одальманов разрешения продать ее? Так или иначе, право одаля, перестав быть правом коллективной собственности на землю после раздела хозяйства большой семьи, продолжало существовать в форме права преимущественной покупки земли родственниками.

Отчуждение земли было обставлено и другими ограничениями. В изучаемом титуле указывается далее, что, если купивший одаль будет его продавать, он должен предложить его опять-таки лицу, у кого он его приобрел, "если это его одаль".

Как видим, продажа земли не сопровождалась немедленно ее окончательным переходом в собственность купившего, так как прежний владелец сохранял в течение довольно длительного срока право ее выкупа. В норвежском праве, отражавшем тогда еще весьма архаические общественные отношения, долго отсутствовало понятие полного отчуждения земельной собственности, ее можно было передать лишь в пользование на срок. Приведенные постановления свидетельствуют о том, что при переходе земли в другие руки право одаля на нее оставалось за прежним владельцем. В другом титуле судебника указывалось, что о праве выкупа проданной земли необходимо было объявлять в течение 20 зим в фюльке, где расположена земля; в противном случае продавший землю лишался возможности ее выкупить (81). При выкупе следовало возвратить такую же сумму денег, какая была уплачена при ее продаже, если только на земле не были возведены какие-либо строения, за что нужно было уплатить компенсацию.

Для осуществления права выкупа земель (jardarbrigd) следовало начать осенью (когда урожай был снят) процесс в суде. Истец должен был выставить свидетелей, которые могли бы подтвердить, что "он, вне сомнения, тот, кто имеет право выкупить землю, и что одаль принадлежит ему" (82). Из этой формулы явствует, что право выкупа ранее проданной земли было обусловлено правом одаля, сохранявшимся, несмотря на ее продажу, за прежним владельцем.

Рассматривая порядок выкупа одаля, следует иметь в виду, что и по истечении 20 лет после продажи земли ее новый владелец не мог еще приобрести на нее полноты прав, соответствовавшей праву одаля, которое возникало только через три поколения (в Трёндалаге) или даже через пять поколений (в области Гулатинга). Это открывало для прежних одальманов возможность оспаривать права купившего землю. Упомянутое выше постановление о тяжбе из-за обладания землей (83), предполагая возможность столкновения притязаний на одно и то же владение со стороны одальмана и лица, купившего землю, отдает безусловное предпочтение претензиям первого. Таким образом, право на купленную землю не считалось бесспорным до тех пор, пока потомки лица, которое ее приобретало, не стали одальманами. Это дает некоторые основания для предположения, что первоначально право одаля на проданную землю сохранялось в течение более длительного срока, чем 20 лет. Такое предположение подтверждается анализом "Законов Гулатинга".

Право одаля начало пониматься преимущественно как право выкупа земли. На это указывает, в частности, постановление, содержащее перечень предметов, которые можно было отдавать в счет уплаты вергельда.

Наряду с домашними животными, деньгами, оружием, тканями и рабами, здесь названа и земля; однако лишь "одаль, но не купленная земля" (84). Это ограничение, вероятно, объяснялось тем, что у родичей, принимавших участие в уплате виры, сохранялась возможность выкупить одаль. Но допустимо и другое объяснение. В перечне предметов и существ, которые могли быть включены в сумму вергельда, всякий раз указывается, что они должны быть безупречного качества: корова должна быть не старой и вполне здоровой; также без изъянов должны быть и конь и другие животные; корабль, если он пойдет в уплату, не должен нуждаться в ремонте; оружие не должно быть повреждено; рабы должны быть мужского пола и молодые и т. п. В этом контексте и содержится указание, что виру можно платить одалем, но не "купленной землей". Следовательно, одаль отличается, с точки зрения авторов судебника, полнейшей доброкачественностью, чего нельзя сказать о благоприобретенной земле. Настоящая земельная собственность, очевидно, такая, которая наследственно принадлежит семье и не переходила в чужие руки; земля же, которая служит объектом купли-продажи, не может считаться полноценным владением!

Дальнейшее укрепление индивидуальной собственности также нашло отражение в судебниках. Оно проявилось в облегчении отчуждения одаля, в приравнивании к нему других форм земельной собственности и в связанном с этим частичном изменении самого содержания понятия "одаль". Ломка старого права была столь значительна, что возникла потребность в том, чтобы определить, на какие категории земель распространяется право одаля. В "Законах Гулатинга" дан целый перечень видов земельных владений, которые надлежало считать одалем, причем их круг был явно расширен. "Нужно перечислить, какие земли должны считаться одалем. Первое – земля, которая переходит от человека к человеку на протяжении поколений. Второе – земля, которая отдана в счет уплаты вергельда. Третье – наследство, полученное от подопечного. Четвертое – почетный дар. Пятое – земля, полученная от короля в качестве дара за гостеприимство. Шестое – земля, полученная в виде вознаграждения за прокормление. Седьмое – если землю одаля обменяли на другое владение. Эти [виды земельных владений] должны передаваться по наследству как одаль, а также все земли, поделенные при посредстве odals skipti между братьями и сородичами; а все другие – как купленные" (85).

Одалем теперь считались весьма различные по своему происхождению земельные владения. На первом месте все же остается наследственное владение. Здесь не указано число поколений, которые должны были владеть землей, прежде чем она становилась одалем (86).

Составителям судебника было важно подчеркнуть сам принцип наследственной передачи земельного владения. На первоначальное значение одаля указывает и заключительная фраза рассматриваемого постановления – об odalsskipti, разделе одаля в обособленную собственность между родственниками. Среди них на первом месте названы "братья", очевидно, сыновья владельца, после смерти которого они наследовали землю (87). При их отсутствии владение переходило к другим сородичам в порядке, с которым мы уже знакомы. "Сестры"-дочери здесь не названы. Таким образом, одаль – наследственное владение и в этом постановлении не равноценно индивидуальной собственности, наследуемой также и женщинами. Как видим, и после odalsskipti, раздела земельной собственности большой семьи, выделенные владения индивидуальных семей оставались подчиненными праву одаля, т. е. наследовали их преимущественно лица мужского пола, при продаже их надлежало предлагать в первую очередь родственникам, наконец, их можно было выкупить.

Земля, отданная в счет уплаты вергельда, считалась одалем по той очевидной причине, что, как упоминалось выше, из земельных владений один только одаль и можно было давать в возмещение за убийство. Случай перенесения права одаля на владение, приобретенное в обмен на землю одаля, свидетельствует о том, что право одаля было связано не столько с определенным участком земли, сколько с группой родственников, им обладавших.

Однако наряду с наследственной собственностью большой семьи в титуле 270 "Законов Гулатинга" к категории одаля отнесены совершенно иные виды собственности. Прежде всего это касается земельных владений, которые определены здесь как подарки (laun). Детальное изучение этого вопроса в данный момент не входит в нашу задачу (88), и я ограничусь краткими замечаниями. Дарения, пожалованные королем, к которым, наряду с пятым видом одаля (dreckulaun) (89), возможно, относится и четвертый (heidlaun) (90), свидетельствуют о начавшемся уже вмешательстве королевской власти в отношения землевладения (91). Третья разновидность одаля – branderfd, определена в другом постановлении "Законов Гулатинга" таким образом: когда человек берет другого на свое содержание до самой смерти (92). Покровитель приобретал право наследовать имущество, в том числе и землю подопечного. Не исключено, что подобные отношения покровительства могли в определенных случаях служить источником возникновения личной и экономической зависимости. К этому, по-видимому, были близки и отношения, связанные с шестой разновидностью одаля, barnfostr laun; в них втягивались лица, экономически необеспеченные и лишенные поддержки родственников.

Распространение права одаля на все эти категории земельных владений было вызвано стремлением придать им такую же прочность, какой отличался одаль, и наделить их обладателей полнотой прав на землю, которая была характерна для одальманов. Недаром в другом постановлении судебника в перечне дарений (gjaver), которые должны сохранять свою силу, наряду с королевскими дарениями упомянуты fostrlaun и barnfostrlaun – платежи на содержание неимущего человека или несовершеннолетнего (93). Прибавим, что в "Законы Фростинга" в середине XII в. было внесено положение о том, что церковь приобретала право одаля на свои земли уже после 30 лет обладания ими – опять-таки с целью упрочить ее собственнические права.

Подобное расширенное понимание одаля лишало его того содержания, которое вкладывалось в него ранее. Но с другой стороны, на все категории земельных владений, не упомянутые в титуле 270 судебника Гулатинга, в том числе и на земли, являвшиеся объектом купли-продажи, право одаля не было распространено: его особенности отчасти все же сохранялись. Различия между одалем и aura заключались, судя по всему, не только в полноте прав владения, присущей одалю, но и в отсутствии той легкости, с какой происходило отчуждение "купленной земли". Одаль так и не стал свободно отчуждаемой собственностью (94).

Эволюция института одаля, вызванная изменением семейных отношений, ростом имущественного неравенства в среде бондов, внутренней колонизацией, в немалой мере ускорялась под влиянием таких носителей феодализации, как государственная власть и церковь. Это влияние проявилось в разрешении дарений имущества.

В вопросе об отчуждении земельных владений церковь – носительница идей римского права вступала в прямой конфликт с народными правовыми традициями. Отношение к земле как неограниченной и отчуждаемой собственности, как к объекту свободного распоряжения было совершенно чуждо скандинавам и вообще германцам (95). Нельзя упускать из виду и своеобразное понимание в древнем скандинавском праве передачи имущества в другие руки: последняя не могла носить характера одностороннего дара, но требовала равноценной компенсации. В "Законах Гулатинга" имеется формулировка этого принципа: "Каждый имеет право [отобрать] свой подарок (giof), если он не был возмещен лучшим платежом; дар не считается возмещенным, если за него не дано равного (engi er launad nema jammikit kome igegn sem gevet var) (96). Естественно, что при этом всякая передача имущества одним лицом другому по форме была близка к обмену или купле-продаже, хотя бы она и совершалась на время.

Судебники рисуют небезуспешные попытки духовенства пересмотреть старинное народное право в направлении отмены ограничений при распоряжении землею. Так, в раздел, определяющий порядок наследования, было внесено добавление, упоминающее дарения, в состав которых могла входить и земля. "Дарение должно сохранять силу, если о нем знают свидетели, хотя бы и не было окончательной передачи имущества" (97). Эта оговорка об отсутствии скейтинга свидетельствует, по-видимому, о том, что дарение первоначально рассматривалось как передача имущества лишь в пользование. Такого рода оговорки, скорее всего, вызывались сопротивлением со стороны лиц, которые в результате распространения практики дарений лишались наследства. Поэтому в постановлениях, разрешавших дарения, указывалось, что они не должны производиться без ведома наследников. В другом постановлении читаем: "Всякий, кто желает так поступить, может подарить десятую долю своего имущества и передать ее, кому пожелает, будь он в добром здравии или нет, для того чтобы тот, кому он передаст это имущество, употребил его для спасения души подарившего; а также четвертую часть благоприобретенного добра. Но нельзя брать больше из своего имущества, чем здесь разрешено, т. е. четверти имущества, без согласия наследника" (98). Что касается четверти благоприобретенного имущества и десятой доли наследственного владения, то их можно было дарить без согласия наследников, – подчеркивается в постановлении, принятом в 1152 г. по требованию высшего духовенства (99).

Естественно, церковь спешила закрепить за собой земельное имущество, приобретенное в виде дарений, закладов, покупок и другим путем. Чрезвычайно показательно постановление о том, что "церковь приобретает право одаля [на землю] после обладания ею в течение 30 зим, если это могут засвидетельствовать жители прихода" (100). Тем самым духовенство получило важную привилегию: в то время как миряне приобретали право одаля на землю по истечении нескольких поколений, церковь достигала этого в несравненно более короткий срок. При этом изменялось само понятие одаля. Одаль утрачивал характер наследственной собственности, ибо церковь владела имуществом по праву "мертвой руки", а земли ее были благоприобретенными. Смысл присвоения церковью права одаля на свои земли заключался, насколько можно судить, в установлении по отношению к ней неограниченной собственности, свободной от всяких притязаний со стороны кого бы то ни было, в том числе и со стороны прежних владельцев, их наследников и родственников. Если сопоставить это распоряжение с приведенным выше постановлением о том, что дарения земель, переданных без процедуры скейтинга, должны тем не менее сохранять свою силу, то можно прийти к заключению, что духовенство стремилось окончательно прибрать к рукам земли, которые передавались ему на, определенных условиях или на время.

Одаль утрачивал связь с учреждениями родового строя; понятие одаля стало приближаться к понятию индивидуальной собственности. Отчасти одаль сделался объектом купли-продажи, которая со временем была до известной меры освобождена от стеснений, связанных с правом родичей на преимущественную покупку земли и с правом ее выкупа. Землей можно было уплатить долг. Так, опекун над малолетними с ведома родичей должен был уплатить все имевшиеся долги и отдать в счет их погашения землю, если не было другого имущества (101). К полному отчуждению земли мог привести ее залог в обеспечение долга, если должник был лишен возможности возвратить ссуду (102).

Превращение одаля в собственность индивидуальной семьи открыло доступ к наследованию и обладанию им для женщин, до того имевших на него весьма ограниченные и практически редко осуществляемые права. Вспомним о девушке – baugrygr, получавшей, при отсутствии братьев, наследство. При изучении порядка наследования по "Законам Фростатинга" мы видели, что женщины уже заняли место среди родственников, имевших право на получение имущества, в тех случаях, когда не было мужчин соответствующей степени родства. Женщины могли наследовать и землю, хотя их права в этом отношении все же уступали правам мужчин. При продаже полученного по наследству одаля женщина должна была предлагать его своей сестре, но не могла предложить купить его мужчине, точно так же, как и мужчина не должен был предлагать землю женщине (103). Запрещение мужчине продавать одаль родственнице-женщине можно объяснить стремлением избежать отчуждения наследственного земельного владения (при выходе этой женщины замуж). Что касается запрещения женщине, получившей одаль по наследству, продавать его мужчине, то следует иметь в виду, что близкие родственники со стороны отца могли его выкупить у нее: так, при отсутствии сыновей прежнего владельца, его внуки могли выкупить одаль у его дочери (104). Следовательно, указанное запрещение имело силу лишь в отношении дальних родственников, поскольку женщина могла унаследовать одаль при условии, что не было близких родственников мужского пола. Это запрещение, по-видимому, преследовало цель воспрепятствовать переходу земли за пределы семьи, но уже "малой" (105)!

***

В отличие от большой семьи у других германских народов, сравнительно быстро растворившейся в "земледельческой", а затем окончательно в соседской общине, большая семья у норвежцев сохранялась в течение длительного периода и играла весьма существенную роль в общественных и производственных отношениях. На основании данных археологии и топонимики можно предположить, что распад больших семей на индивидуальные хозяйства "малых" семей получил распространение в Норвегии примерно в VIII-IX вв. (106), но даже и в более позднее время хозяйства домашних общин не представляли исключения (107).

Можно наметить две стадии в эволюции большой семьи, отражаемые в той или иной мере в "Законах Фростатинга". На первой стадии велось совместное хозяйство большой семьи, представлявшей, таким образом, производственный коллектив. Однако наличие в составе этой домовой общины нескольких семей делало возможным выделение во временное пользование каждой из них доли из совместной земельной собственности. Подобные доли выдавались, по-видимому, лишь на год, после чего мог последовать новый раздел земли в пользование отдельных семей. Можно предположить существование практики более или менее периодических разделов земли в пределах семейной общины. Переход от совместной обработки земли к возделыванию ее силами отдельных семей, входивших в состав домовой общины, не приводил, однако, непосредственно к ее распаду: хозяйственным целым оставалась все же большая семья.

Тем не менее начавшееся обособление индивидуальных семейств в хозяйственном отношении приводило рано или поздно к разделу совместной собственности большой семьи и к выделению индивидуальной собственности на землю. Но вследствие замедленности процесса социального развития Норвегии, особенно Трёндалага, даже и раздел одаля не сопровождался немедленным прекращением всех притязаний на землю бывшей семейной общины со стороны выделявшихся из нее индивидуальных хозяев. Последние длительное время сохраняли некоторые права на землю – в виде права преимущественной покупки продаваемой земельной собственности и в виде права выкупа проданного одаля. Эти ограничения препятствовали окончательному отчуждению собственности за пределы большой семьи. Вследствие этого право одаля, несмотря на неизбежную эволюцию в сторону превращения из права коллективной собственности на землю в право индивидуальной собственности, осталось специфическим институтом, сохранявшим отличия от права более свободного распоряжения иными видами земельной собственности.

Хотя "Законы Гулатинга" сохранились в редакции XII в., а имеющийся текст "Законов Фростатинга" относится к XIII столетию, этот последний хранит более ясные указания на раннюю стадию существования одаля и большой семьи, стадию, которая в судебнике Гулатинга уже почти не прослеживается. Действительно, в "Законах Фростатинга" еще удается вскрыть указания на совместное ведение хозяйства членами домовой общины, прибегавшими, – может быть, даже не систематически – к выделению на время пахотных участков в пользование отдельных семей. Между тем "Законы Гулатинга" рисуют хозяйство большой семьи, в которой входившее в нее "малые" семьи уже поделили землю между собой и более не знают коллективной ее обработки, прибегая еще, однако, к спорадическим или регулярным переделам участков. Вся совокупность приведенных выше данных свидетельствует о том, что обособление индивидуального хозяйства и, следовательно, развитие отношений индивидуальной собственности зашли в Юго-Западной Норвегии несколько дальше, нежели в Трёндалаге.
В заключение необходимо подчеркнуть, что изложенным не исчерпывается анализ отношений, которые охватывались термином odal. В других разделах работы мне придется возвращаться к его дальнейшему рассмотрению – уже под несколько иным углом зрения. Дело в том, что привычное для современного сознания вычленение института земельной собственности применительно к исследуемому периоду – процедура, не лишенная определенного риска. Собственность, семейные и родственные связи, с одной стороны, и миропонимание скандинавов, включая миф, религию, магию, – с другой, не были четко разграничены, объединяясь в более или менее целостную культурную "модель", отражавшую в идеализированном виде их социальную практику и вместе с тем налагавшую на нее свой неизгладимый отпечаток. Одаль принадлежал как к сфере семейных и имущественных отношений, так и к сфере культуры и идеологии, и только будучи изучен во всех этих аспектах, он может раскрыть нам свои тайны.

ПРИМЕЧАНИЯ

16. См. Vinogradoff P. Geschlecht und Verwandtschaft im altnorweffi schen Rechte, – ZSWG. VII. Bd., 1900; Maurer K. Vorlesunsen III. Bd., 1908.

17. Проблема соотношения общинно-производственной и кровнородственной функций в первобытном обществе сложна и продолжает вызывать споры исследователей. См. Крюков М. В. О соотношении родовой и патронимической (клановой) организации (К постановке вопроса). – СЭ, 1967, № 6; Козлов С. Я. К характеристике некоторых социальных структур родового общества (Заметки в связи с дискуссией). – СЭ, 1970, № 5; Тумаркин Д. Д. К вопросу о сущности рода. – Там же. См. статьи Н. А. Бутинова, В. Р. Кабо и других авторов в сборнике "Проблемы истории докапиталистических обществ", кн. I. M., 1968.

18. Phillpotts В. S. Kindred and Clan in the Middle Ages and After. A Study in the Sociology of the Teutonic Races. Cambridge, 1913, p. 55. 61, 63, 66-67. Иначе и, на мой взгляд, весьма неосмотрительно, толкует термин "aett" в древнешведских источниках С. Д. Ковалевский (Образование классового общества..., с. 115, след.).

19. См. Закс В. А. Правовые обычаи и представления в Северо-Западной Норвегии XII-XIII вв. – "Скандинавский сборник", XX, 1975, с. 42.

20. М. О. Косвен определяет патронимию как широкую группу родственников, связанных хозяйственными, социальными и идеологическими отношениями; она представляла собой "ограниченный круг действия права родства", членов которого объединяли право мести и соответствующее право композиции, институт соприсяжничества и "необходимого наследования", право предпочтительной покупки и право родового выкупа отчужденного семейного имущества (Косвен М. О. Семейная община и патронимия. М., 1963, с. 91, след.; он же. Патронимия у древних германцев. – "Известия АН СССР. Серия истории и философии", т. VI, № 4, 1949, с. 356).

21. Высказывалось предположение, что целью описанного здесь ритуала было наделение "вводимого в род" человека "удачей", магически присущей данной семье. Rehfeldt В. Recht und Ritus. – "Das deutsche Privatrecht in der Mitte des 20. Jahrhunderts. Festschrift fur H. Lehmann", I. Bd. Berlin, 1956, S. 57.

22. G. 58. Посвященная этому вопросу работа: Wergeland M. Aetteleiding. Zurich, 1890 – мне, к сожалению, осталась недоступна.

23. F. IX, 1.

24. Содержание термина "одаль" разъяснится в ходе дальнейшего изложения.

25. Согласно "Законам Фростатинга", "вводимый в род" должен был во время этой процедуры держать у себя на коленях малолетних сыновей своего отца.

26 Точный перевод в данном случае затруднен тем, что в подлиннике идет перечисление пар аллитерированных терминов; такая аллитерированная пара могла выражать одно понятие.

27. В отличие от "Законов Фростатинга", запрещавших введение в род женщиной мужчины или мужчиной женщины (F. IX, 21). В Вестланде женщина пользовалась большими правами, чем в Трандхейме.

28. Ср. F. IX, 1: "И таким же образом свободнорожденные родственники по мужской линии могут ввести человека в род, если нет в живых отца или брата".

29 F. III, I: "...никто не должен брать жену в пределах своего рода (i aett sina)... От двоих – брата и сестры – следует отсчитать шесть человек с каждой стороны и можно взять седьмую...". Не исключено, что строгие правила экзогамии, зафиксированные в древненорвежском праве, отражали уже церковное влияние.

30. Baugr – буквально "кольцо". Такое кольцо, серебряное или золотое, или свернутая спиралью проволока из драгоценного металла, – распространенное в Скандинавии эпохи викингов украшение. Конунги и предводители давали кольца в награду дружинникам и приближенным (см. Reallexikon der Germanischen Altertumskunde, Bd. I. Lieferung 4. Berlin – New York, 1972, s. 431 ff., s. v. Armring). Ср. англосаксонский healsfang ("кольцо на шее") – платеж, получаемый ближайшими родственниками убитого. Leges Henrici, I, 76 и др. Как норвежский baugr, так и англосаксонский healsfang являлись одновременно штрафами за тяжкие преступления, которые уплачивались в пользу короля.

31. F. VI, 2.

32. F. VI, 4.

33. А. Шульце (Schultze A. Zur Rechtsgeschichte der germanischen Brudergemeinschaft, S. 290) полагает, что дочь сохраняла право наследовать одаль и после выхода замуж. Шульце исходит из аналогии с G. 275. Но такая аналогия не представляется вполне убедительной.

34. Прижитые с рабынями дети играли не последнюю роль в хозяйствах зажиточных бондов в качестве рабочей силы. Общество не осуждало хозяев, имевших наряду с женами наложниц – рабынь, вольноотпущенниц или свободных женщин из бедных, и, не приравнивая их детей к законнорожденным, не лишало их вместе с тем всяких прав.

35. Единоутробных братьев сравнительно поздно включили в число получавших виру: при позднейшей редакции судебника такой родственник был упомянут в шкале возмещений с пояснением, что без него "вряд ли может быть достигнуто полное примирение... и убийца останется под угрозой, если этот [сородич] не получит возмещения" (F. VI, 6).

36. F. VI, 5.

37. Р. VI, 7, 8. Р. Майсснер перевел термины nefgildi, nefgildismenn соответственно "Nasenbu?e" и "Nasenbu?gemeinschaft" (Germanenrechte. Bd. 4. Norwegisches Recht. Das Rechtsbuch des Frostothings. Weimar, 1939, S. 99, 117, 165, 171, 172, 270; см. также: Robberstad K. Gulatingslovi (3. utg.). Oslo, 1969, s. 343). Подобное толкование ошибочно и вызвано, по-видимому, смешением двух разных слов. Термин nefgildi, означающий поголовный налог, буквально "платеж с носа" (от nef, "нос" и gildi, "платеж"), встречается в королевских сагах: такую подать якобы ввел в Норвегии Харальд Харфагр. Однако термин nefgildi в разбираемых нами судебниках происходит не от слова ср. p. nef (cp. др. англ, nebb, англ. neb, "нос", "клюв"), а от слова м. р. nefi, "родственник – когнат". Ср. др. англ. nebb, др. верхненем. nevo, нем. Neffe и англ. nephew, "племянник".

38. Vinogradoff P. Geschlecht und Verwandtschaft im altnorwegischen Rechte, S. 24. Cp. N. g. L., V, 2. Glossarium. s. v. nefgildi, nefgildismadr.

39. "Законы Гулатинга" рисуют в основном сходную картину родственных отношений, с тем, однако, отличием, что в Вестланде выделение малой семьи из состава более обширного родственного коллектива продвинулось несколько дальше, чем в Трёндалаге. Симптомом относительно быстрой трансформации архаических порядков в Юго-Западной Норвегии нужно, по-видимому, считать то, что в "Законах Гулатинга" содержатся три шкалы вергельдов, из коих одна, самая подробная, восходит к раннему периоду (G. 218-242), тогда как две другие были составлены позднее (G. 243-252 и 316-319).

40. G. 282.

41. F. VIII, 3.

42. "Исландские саги", с. 71, 91.

43. Как полагает Г. И. Анохин (Анохин Г. И. Общинные традиции норвежского крестьянства, с. 125).

44. Gisla saga Surssonar, X, 2. "Altnordische Saga – Bibliothek". 10. Halle a. d. S., 1903. Эту же поговорку встречаем в шведском Уппландслаге (см. Schultze A. Zur Rechtsgeschichte der germanischen Brudergemeinschaft, S. 321, if.; Haff K. Zu den Problemen der Agrargeschichte des germanischen Nordens. – H Z, 155 Bd., H. 1, 1936, S. 100-101).

45. Иное толкование этих слова: "Кроме разве лишь того, что нужно поступать с наибольшим благоразумием, когда кто-либо вступает в права наследника" (см. Germanenrechte. Bd. 6. Norwegisches Recht. Das Rechtsbuch des Gulathings. Ubers von R. Mei?ner. Weimar, 1935, S. 85).

46. G. 105.

47. G. 275.

48. Счет степеней родства начинался от братьев, составлявших первую степень.

49. В литературе высказывалось предположение, что термины odal и allodium (латинизированная форма древнегерманского alod) имеют общий корень od, audr, "богатство", "владение" и что в этих терминах произошла перестановка слогов (od – al -> al – od). См. Cleasby R and Vigfusson O. An Icelandic-English Dictionary, 2-d. ed. Oxford, 1957, p. 32, 470; Baton I. Ius Medii Aevi. Traite de droit salique, t. 1. Namur, 1965, p. 562. Однако О. Бехагель решительно отрицает этимологическую связь между этими терминами, считая ее невозможной с точки зрения фонетики (Behaghel О. Odal. – "Forschungen und Fortschritte", II. Jhg., N 29, 1935, s. 369-370; idem. Odal. – "Sitzungsberichte der Bayerischen Akademie der Wissenschaften". Philosophisch-historische Abteilung. Jhg. 1935, Heft 8. Munchen, 1935, S. 4).

50. Так, в F. XIV, 7 eign противопоставляется альменнингу – общей земле, как земля, находящаяся в индивидуальном владении.

51. F. XII, 4.

52. G. 266. Этот порядок был изменен во второй половине XIII в., когда срок, на протяжении которого на земельное владение можно было приобрести права одаля, был сокращен (MLL, VI, 2).

53. Vapnatak представлял собой выражение согласия или утверждение решения участниками собрания, которые потрясали поднятым оружием. Этот обычай упоминается еще Тацитом Germania, XI: "si placuit [sententia] frameas concutiunt, honoratissimum assensus genus est armis laudare". О потрясании и стуке оружием как знаке одобрения у скандинавов сообщают и хронисты эпохи викингов, например Дудо (De moribus et actis Normannorum, III, 96). Подобная процедура употреблялась на сходках скандинавов весьма часто, вследствие чего в завоеванных скандинавами областях Англии административные округа, жители которых собирались на судебные собрания, где применялись такие способы принятия решений, получили название wapentake.

54. F. XII, 2. Однако присужденная таким способом земля не становилась немедленно одалем нового обладателя, для этого необходимо было ею владеть по меньшей мере на протяжении трех поколений.

55. DN, I, 229; II, 17, 19; III, 88; IV, 119, 120; XII, 83 и др.

56. F. XIII, 23.

57. F. XIII, 25.

58. В этой связи считаю нужным отвести упрек С. Пекарчика (К вопросу о сложении феодализма в Швеции (до конца XIII в.). Опыт постановки проблемы. – "Скандинавский сборник", VI. Таллин, 1963, с. 19, примеч. 59) в том, что в статье "Большая семья в Северо-Западной Норвегии в раннее средневековье" (см. "Средние века", вып. VIII, 1956, с. 84, след.) я не обратил якобы внимания в рассматриваемом постановлении "Законов Фростатинга" на указания о крупном собственнике и его управляющем. Я считаю возможным и даже необходимым различать процедуру раздела земли, имевшую несомненно архаический характер, с одной стороны, и использование этой процедуры в интересах крупных собственников – с другой. На архаичность этой процедуры указывает, помимо прочего, другое изложение ее в титуле 87 "Законов Гулатинга", записанном на столетие раньше, чем данное постановление "Законов Фростатинга", и не отражающем влияния роста крупной земельной собственности.

59. F. XIII, 16.

60. F. XIII, 18

61. F. XIII, 19.

62. F. XIII, 20. Более подробный анализ постановлений об общинных правах см. ниже, гл. II.

63. G. 87: "Тот, кто имел больше земли, должен уступить часть; однако пусть он получит такой участок, какой достанется ему по жребию..." Здесь, несомненно, имел место передел участков, находившихся ранее во временном пользовании отдельных семей. Участники окончательного раздела получали не те же самые участки, которыми они владели до того, но наделялись вновь согласно жребию, причем каждый получал одинаковую долю. Иными словами, при последнем разделе земли производился уравнительный передел участков, носивший, однако, окончательный характер. О hafnscipti см.: N. g. L., V, 2. Glossarium, s. v. havneskifte; Olafsen O. Jordfaellesskab og sameie. Kristiania, 1914, s. 30-34; Schultze A. Zur Rechtsgeschichte der germanischen Brudergemeinschaft, S. 282.

64. См. F. XII, 4.

65. G. 292. Участник процедуры "должен взять прах, как предписывает закон… из четырех углов очага и из-под почетного сидения [хозяина в его доме] и с того места, где пахотная земля встречается с лугом и где лесистый холм встречается с выгоном…" (еще одна аллитерированная формула!). О соответствующей процедуре у шведов и датчан см.: Beauchet L. Histori e de la propriete fonciere en Suede. Paris, 1904, p. 244, sq.; Arup E. Danmarks historie. I. Kobenhavn, 1925, s. 84.

66. Taranger A. The Meaning of the Words..., p. 159.

67. Обычай hafnscipti (hamnscipti) близок шведскому hammarskipt – земельным переделам, которые производились в шведских деревнях до XIII в., когда эти переделы, имевшие, подобно норвежскому hafnscipti, временный характер, были заменены разделом земли "по солнцу" (solskipt, лат. distributio Solaris). На такую параллель разделов земель в Норвегии и Швеции указывал еще Л. Боше (Beauchet L. Op. cit., p. 29, 33), который отмечал, что hammarskipt производился с целью раздела прав пользования и без точного определения величины выделяемых участков, поскольку они впоследствии подлежали переделу, тогда как solskipt представлял собой окончательный раздел собственности и сопровождался установлением детальных границ наделов. Боше делал из этого заключение, что при режиме hammarskipt не существовало индивидуальной собственности на пахотную землю, находившуюся в распоряжении всей общины, члены которой лишь пользовались своими участками. Раздел "по солнцу" практиковался как в Швеции, так и в Дании. Он заключался в том, что владельцы усадеб в деревне получали в поле участки в том же порядке, в каком располагались их дома: усадьба, "ближайшая к солнцу" (т. е. находившаяся на восточном конце деревни), наделялась землею на восточном краю поля, соседний владелец получал следующий надел и т. д. Боше подчеркивал также употребление в шведском праве понятия одаль – aldao?al, o?olior?; см. формулы: fori fastae fae?rini ok aldao?al – "отчина и древний одаль" (Ibid., p. 32, 55, 112-113). О hammarskipt см.: Plekarczyk S. O spoleczenstwie i religii w Skandynawii VIII-XI w., s. 131. О разделах solskifte в Дании см. Das Jutsche Recht. Aus dem Altdanischen ubersetzt und erlauterl von K. von See. Weimar, 1960, I, 55, S. 60-61. См. также: Haff K. Die danischen Gemeinderechte. II. Teil. Leipzig, 1909, S. 31, ff.; Arup E. Danmarks historie, I, s. 215; Steensberg A. Den danske Landsby. Fra Storfamilie til Adelssamfund. Kobenhavn, 1940, S 40-41. Cp. Rhamm K. Die Grosshufen der Nordgermanen. Braunschweig. 1905, S. 31, ff., 37, f., 41, f., 494, 612-621, 633.

68. G. 87. Описание порядка раздела почти полностью повторяется дважды в этом титуле. Повторение объясняется, по-видимому, тем, что титул представлял собой дословную запись устного изложения обычая лагманом.

69. Однако нет основания видеть здесь обязательно старшего по возрасту, как полагает Э. Майер (Mayer E. Der ger m anische Uradel. – ZSSR. Germ. Abt, 32, Bd., 1911, S. 155). См. возражения против предложенной им интерпретации у А. Шульце (Schultze A. Zur Rechtsgeschichte der germanischen Brudergemeinschaft, S. 282, 283, 334, 335, 342, 343).

70. F. XIV, 4. См. выше.

71. G. 91.

72. См. N. g. L., V, 2. Glossarium, s. v. hofudbol. Э. Майер (Mayer E. Zur Lehre vom gertnanischen Uradel, – ZSSR., Germ. Abt., 37. Bd., 1916, S. 129) видит в hofudbol родовой двор (Stammhof), который якобы находился у германцев (он экстенсивно использует исторические памятники всех германских народов, относящиеся к разному времени и к неодинаковым стадиям общественного развития) в обладании старшего брата и превращался с распадом домовых общин в центр вотчинного владения, причем старшие братья становились знатью (Uradel). Ср. Mayer E. Der germanische Uradel, S. 155; idem. Germanische Geschlechtsverbande und das Problem der Feldgcmeinschaft. – ZSSR., Germ. Abt., 44. Bd., 3924, S. 54. А. Шульце (Schultze A. Zur Rechtsgeschichte der germanischen Brudergemeinschaft, S. 281, ff.) не усматривает в G. 87 никакой связи между hofudbol и старшим братом, и ее действительно здесь нельзя обнаружить.

73. См. Olsen M. Farms and Fanes of Ancient Norway, p. 119-122; idem. Norge. – "Nordisk Kultur", V, S. 16.

74. Такие межевые камни сохранились кое-где в Норвегии до сих пор. На камне в усадьбе Huseby в Lista (Зап. Агдер) можно прочитать руническую надпись: "Здесь раздел марки" (см. Joys Ch. Vart folks historie, Bd. II. Oslo, 1962, s. 129).

75. G. 89.

76. Это подтверждается, в частности, изучением многочисленных постановлений, касающихся вопроса о конфискации земли как мере наказания. В судебнике можно выделить два ряда постановлений. Одни свидетельствуют о том, что у человека, поставленного вне закона за совершенное им тяжкое преступление, конфисковалось движимое имущество, тогда как земля переходила к его наследникам; другие предусматривают конфискацию также и земельного владения. Постановления второго ряда, несомненно, относятся к более позднему времени; они принадлежат королю Магнусу Эрлингссону (60-70-е годы XII в.) или даже содержатся в вводной части судебника, принятой в 1260 г. (F. V, 44; Indl., I, 2).

77. F. XII, 4.

78. Vinogradoff P. Geschlecht und Venvandtschaft..., S. 27.

79. F. XII, 1. 4.

80. F. XII, 4. Напротив, в более позднее время "Ландслов" допускает такую сделку (MLL, VI, 6).

81. F. XII, 7.

82. F. XII, 8.

83. F. XIII, 25

84. G. 223.

85. G 270. Um o?als jar?er. Nu seal ?aer jarder telia. er odrlom scolo fylgia. Su er ein er ave hever leift. Su er annur er gollden er i mannzgjolld. Su er hinn ?ridda er i branderfd er tekin. Su er hin fjorda er heidlaunad er. Su er hin. V. er dreckulaun er. ef hann ?iggr af kononge. Setta barnfostr laun hverr sem gefr. Sjaunda ef madr skiptir odals jordu sinni i adra jord. ?aer scolo odrlom fylgia oc allar ?aer er i odal skipti hava komet. med brodrom oc med frendom ?eim. allar adrar aurum.

86. Добавление Л. М. Ларсоном в переводе данного текста цифры 5 перед словом "поколений" не имеет достаточных оснований (Larson L. M. The Earliest Norwegian Laws, p. 178). Ср. Robberstad K. The Odal Right according to the Old Norwegian Laws. – "Universitetet i Bergen. Arbok 1955". Historisk-antikvarisk rekke. Bergen, 1956, s. 35, f.

87. Ср. толкование А. И. Неусыхиным термина fratres в титуле 59 "Салической правды" (Неусыхин. А. И. Возникновение зависимого крестьянства..., с. 110-132).

88. См. Гуревич А. Я. Проблемы генезиса феодализма..., с. 66-82; он же. Категории средневековой культуры. М., 1972, с. 201 след.

89. Dreckulaun – от drecka, пить, устраивать пир, и launa, вознаграждать. Очевидно, этот вид дарения представлял собой королевское пожалование в вознаграждение за устроенное в честь короля угощение (см. N. g. L., V, 2. Glossarium, s. v, drekkulaun. Cp. Schultze A. Zur Rechtsgeschichte clcr germanischen Brudergemeinschaft, S. 307-308). Этот вид дарения встречается и в Англии в XI в., т. е. в период, когда на господствовавших в ней социально-правовых отношениях сказалось скандинавское влияние. В записи права, относящейся к области "датских" поселений вокруг Йорка и датируемой приблизительно 1028-1060 гг., так называемых Nordhymbra preosta lagu (67, 1), среди поземельных сделок и юридических норм, нерушимость которых закон утверждает, назван dryncelean. Этот акт издатель памятников англосаксонского права Ф. Либерман толкует как "земельное пожалование в награду за угощение" (Liebermann F. Die Gesetze der Angelsachsen. I. Halle a. S., 1898-1903, S. 385). Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в этой записи права dryncelean стоит, по-видимому, в непосредственной связи с "законным пожалованием со стороны господина" (hlafordes rihtgifu). Если такая связь действительно существовала, то можно отметить существенное различие между употреблением термина dreckulaun-dryncelean в "Законах Гулатинга" и в Nordhymbra preosta lagu: в Норвегии это пожалование совершал король (и только он), тогда как в скандинавских колониях в Англии его источником могла быть милость любого господина – глафорда.

90. См. Atnira К. v. Nordgermanisches Obligationenrecht, II. Bd. Westnordisches Obligationenrecht, S. 618-619, 633; N. g. L., V, 2. Glossarium, s. v. hei?launa?r.

91. Мне кажется весьма правдоподобным, что пожалование dreckulaun представляло собою разновидность вейцлы. О вейцле см.: Гуревич А. Я. Свободное крестьянство феодальной Норвегии, с. 117, след.; о drekkulaun – там же, с. 127, 147, прим. 238.

92. G. 108. Maurer K. Vorlesungen..., III, S. 314; Schultze A. Die Rechtslage des alternden Bauers nach den altnordischen Rechte. – ZSSR. Germanistische Abteilung. 51. Bd., 1931, S. 309-310; N. g. L., V. 2. Glossarium, s. v. branderfd; KHL, II. sp. 201, Branderfd; Robberstad K. Gulatingslovi, 3. utg. Oslo, 1969, s. 133, 359 f. Определение branderfd выражено в G. 108 с помощью аллитерированной формулы: "til brannz ос til bals". Буквально branderfd – "наследство, полученное у погребального костра", что свидетельствует о связи этого обычая с язычеством. Толкование формулы "til brannz ос til bals" Г. И. Анохиным (Анохин Г. И. Общинные традиции норвежского крестьянства, с. 131-144, в особенности с. 143-144) курьезно. Выразив недоумение, каким образом в XIII в., когда эта формула сохранялась в "Законах Гулатинга", можно было говорить о трупосожжении, да еще о "двойной кремации" (?!), Г. Анохин не понимает, что такое аллитерация (хотя она многократно встречается в использованных им, впрочем, в переводах, памятниках), и, видимо, не осведомлен о силе традиции и исключительной живучести в скандинавских языках архаических поэтических оборотов, хотя в G. 108 данное выражение сопровождено замечанием: "...как говорили на древнем языке". Следуя неверному толкованию Хелланн-Хансена (Н. Т., bd. 40, Н. 2. Oslo, 1960) и "развивая" его, он превращает "огонь" (brandr) в "бревно" или в "столб у входа в жилье", а "погребальный костер" (bal) – в... "домашний очаг"! Вся же формула понята им так: "ввести в дом и к очагу".

93. G. 129.

94. О живучести в Норвегии пережитков архаических форм землевладения см.: Borgedal P. Der Bauernbetrieb und die Bauernfamilie als Glied der Sozialverfassung. – "Internationale Konferenz fur Agrarwisscnschaft. Vortrage und Verhandlungen uber die Weltagrarkrise". Leipzig, 1934; Jordskifteverket gjennom 100 ar 1859-1958. Oslo, 1959.

95. См. Schultze A. Augustin und der Seelteil des germanischen Erbrechts. Studien zur Entstehungsgeschichte des Freiteilsrechtes. – "Abhandlungen der philologisch-historischen Klasse der Sachsischen Akademie der Wissenschaften", Bd. XXXVIII, N IV. Leipzig, 1928, S. 6 ff.. 172; Conrad H. Deutsche Rechtsgeschichte, Bd. I (2. Aufl.). Karlsruhe, 1962, S. 34, 41, 159 L; Hattenhauer H. Die Entdeckung der Verfugungsmacht. Studien zur Geschichte der Grundstucksverfugung im deutschen Recht des Mittelalters. Hamburg, 1969.

96. G. 129. На требование возместить дарение равноценным имуществом как норму древнешведского права указал еще К. Амира. Соответствующие постановления Эстётского и Вестётского судебников (lona gjaef, aejlaer gaef at lonae) находят, по его мнению, параллель в лангобардском launegild (см. Amira К. v. Nordgermanisches Obligationenrecht, I. Bd. Altschwedisches Obligationenrecht. Leipzig, 1882, S. 506, f.). Против этой точки зрения возражал Л. Боше, который выдвинул положение о невозместимости дарения (Beauchet L. Op. cit., p. 323 f.). Однако формулировку принципа возмещения подарка нетрудно найти и в шведском, и в норвежском, и в исландском праве. Мы сталкиваемся с нею в "Старшей Эдде": "...дар ждет возмещения" (еу ser til gildis gjof), – "Речи Высокого" (Havamal, 145): "Не знаю радушных / и щедрых, что стали б / дары отвергать; / ни таких, что, в ответ / на подарок врученный, / подарка б не приняли" (Fanca ее mildan mann / eda sva matargodan / at ei vaeri ?iggia ?egit / eda sins fiar / svagi … / at leid se laun, ef ?aegi (Ibid., 39); "Надобно, в дружбе / верным быть другу, / одарять за подарки..." (Vin sinom / seal madr vinr vera / oc gialda giof vid giof (Ibid., 42). Заслуживает внимания объяснение этого принципа, которое дает В. Грёнбек. Согласно представлениям скандинавов языческой эпохи, любой дар налагал на его получателя обязательства по отношению к подарившему. В основе благодарности принявшего дар лежало сознание, что через посредство полученного имущества он оказывался неразрывно связанным с тем, кто его дал. В случае, если дарение не сопровождалось компенсацией, получивший его оказывался во власти давшего. Связь между дающим богатство и получающим – один из ведущих мотивов поэзии скальдов, воспевающих щедрость конунгов и верность дружинников, служивших им за розданное золото, оружие и другие ценности (Gronbec h V. The Culture of the Teutons, Vol. II. London – Copenhagen, 1931, p. 6, f., 16, f., 54). Cp. Gurevich A. Wealth and Gift-Bestowal among the Ancient Scandinavians. – "Scandinavica", Vol. 7, N 2, 1968.

97. F. IX, 4.

98. F. IX, 18.

99. F. III, 17. Постановление было принято по настоянию папского легата кардинала Николая Брейкспира, посетившего Норвегию и добившегося укрепления позиций католической церкви в этой стране и расширения ее привилегий (см. Johnsen A. O. Studier vedrorende kardinal Nicolaus Brekespears legasjon til Norden. Oslo, 1945).

100. F. XIV, 3.

101. F. IX, 22.

102. F. XII, 2.

103. F. XII, 5.

104. F. VIII, 3.

105. В более позднее время это ограничение было отменено (MLL, VI, 7).

106. См. Гуревич А. Я. Некоторые вопросы социально-экономического развития Норвегии в I тысячелетии н.э. в свете данных археологии и топонимики, стр. 225, след., 233. Ср. Lyslo V. Utskifting i Vest-Noreg i Mellomalderen. – "Heimen", Bd. VIII. Oslo, 1950.
107. Одна из рунических надписей в местности Vang (Уппланд), датируемая М. Ульсеном первой половиной XI в., гласит: "Сыновья Гозы воздвигли этот камень в память о Гуннаре, сыне [их] брата" (Gasa synir reistu stein ?insi eptir Gunnar, bro?ursun). Norges innskrifter med de yngre runer, utg. ved M. Olsen. 1. bd. Oslo, 1941, N 84. Обращает на себя внимание то, что в данном случае камень с надписью воздвигли братья в память о своем племяннике – сыне их брата. По-видимому, между братьями – сыновьями Гозы, а также между ними и их племянником существовала тесная связь; не исключено, что они вместе жили и вели совместное хозяйство. Но это только догадка. Более прямое указание на совместное владение двумя братьями землей, которая, однако, затем была ими поделена, находим в другой рунической надписи XI в. (по Ульсену, не ранее 1050 г.) – из усадьбы Norstebo (Уппланд): "Финн и Скопти воздвигли этот камень, когда они разделили свою землю, сыновья Вала" (?eir Finnr ok Skopti reistu stein ?enna, ?a es ?eir skiptu londum sinum, soner Vala). Norges innskrifter med de yngre runer, 1. bd., N 29. Имеется в виду, очевидно, odalsskipti. В средневековой Норвегии значительное распространение получило право asaetesrett; наследники не делили владение с тем, чтобы не дробить хозяйства, а один из них (asaetesmann) получал целиком усадьбу с обязательством выплачивать другим родственникам, имевшим права на долю в наследстве, часть дохода с земли, обычно в виде поземельной ренты, собираемой с держателей (Frost J. Das norwegische Bauernerbrecht. Odels – und Aasatesrecht. Jena, 1938, S. 18, ff.; Borgedal P. Der Bauernbetrieb und die Bauernfamilie als Glied der Sozialverfassung, S. 154; idem. Vom Aasetesrecht und vom Odelsrecht. – "Forschungen und Fortschritte", 1935, N 1, S. 6, ff; KHL, VII, sp. 670 (Jordejendom)

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история