Гуревич А. Начало феодализма в Европе

ОГЛАВЛЕНИЕ

Заключение

Почему в Европе возник феодализм? На этот вопрос наука еще не дала достаточно убедительного ответа. Однако, по меньшей мере, один важный результат историками достигнут: был отвергнут целый ряд предложенных объяснений. Продемонстрирована несостоятельность попыток искать решение этого вопроса в классовых конфликтах античного мира1: борьба рабов и других угнетенных против господствующего класса была бесперспективна в социологическом смысле: она не открывала никакого выхода из кризиса позднеримского общества. Римская социально-политическая система потерпела крах не потому, что в недрах ее созрели новые общественные силы, — не исключено, что в этом случае она бы проявила способность к трансформации. Не находит никакой опоры в конкретных данных истории и мысль о том, что феодализм якобы сменил систему рабства вследствие развития производительных сил, сделавшего неизбежным переход к более прогрессивным производственным отношениям. В первые столетия после падения Империи в экономической жизни во многих отношениях наблюдался регресс по сравнению с древностью, прогресс становится заметным только при сопоставлении раннего средневековья с эпохой варварства, которая тогда закончилась для большинства народов Европы. Но и при таком сопоставлении вряд ли можно обнаружить значительные качественные сдвиги в экономике. Малое производство при господстве натурального хозяйства не создавало сколько-нибудь широких возможностей для повышения производительности труда. В целом уровень производства в период раннего средневековья не был выше уровня производства, достигнутого в античности; наоборот, долгое время он даже был ниже.

Но и развитие варварского общества само по себе не порождало феода лизма. Возможности этого общества изменяться, по-видимому, нередко переоцениваются. Ни в производстве, ни в социальной структуре, ни в по литической организации варварские племена Европы, в первую очередь германцы, не переживали коренных сдвигов на протяжении периода, предшествующего Великим переселениям народов. Их социальная струк-

336

тура была такова, что способность ее эволюционировать была чрезвычай но ограничена. То, что общественный строй варваров был очень консерва тивном, лучше всего доказывается анализом общественных отношений тех народов и племен, которые не переселились на территорию Империи. Сопоставление данных скандинавских источников XII — XIV вв. с сообщениями) античных авторов о древних германцах обнаруживает сходство по истине поразительное, если учесть, что между рассказом Тацита и запися ми права Норвегии и Швеции пролегло более тысячелетия!

Великий спор между романистами и германистами об истоках феода лизма не принес победы ни одной из сторон именно потому, что поиски истоков нового общества они вели в неверном направлении. Идея рома-но-германского синтеза, взаимодействия социальных отношений Рима и варваров представляется более перспективной. Однако конкретизация этой идеи — скорее пожелание, чем уже достигнутый наукой результат.

Очевидно, для разрешения «загадки» генезиса феодализма требуется выдвижение новых гипотез, подход к этой старой проблеме с разных сто рон.

Выше было высказано предположение, что взаимодействие варваров с покоренным ими населением Империи открыло путь к развитию феода лизма прежде всего потому, что вызвало крах традиционной социальной системы германцев, не пережившей перипетий завоеваний и переселений. Человек, не находя более поддержки со стороны сородичей и соплеменни ков, вынужден вступать в новые общественные связи, которые могли бы дать ему помощь и защиту и удовлетворить потребность в интеграции в со ставе «малой группы».

Человек варварского общества — всегда член органической группы. Вне таких групп он не был способен существовать в качестве полноправ ного деятельного члена общества. Устойчивые и в достаточной мере спло ченные социальные группы были необходимым условием как материаль ной, так и духовной его жизни. Не только в хозяйственном и имуществен ном отношениях, но и социально-психологически варвар нуждался во включении в определенную плотную сеть социальных связей. Распылен ность социальной практики члена варварского общества, который был и трудящимся, и членом народного собрания, и воином, и участником судебных сходок, находила отражение в отношениях индивида с социаль ным целым: варвар не представлял собой вполне обособленной личности. Неразвитость человеческой индивидуальности (в понимании ее, сложившемся в Новое время) в этом обществе и отсутствие частной собственно сти (опять-таки в буржуазном ее понимании) — явления, между собой свя занные: человек не представлял собой субъекта, четко и осознанно проти вопоставлявшего себя как социальному, так и природному и вещному окружению, в котором он видел бы только объект приложения собствен ных сил, способностей и прав. В своей духовной, моральной жизни он был ориентирование «вовнутрь», а «наружу»: ее центр находился не в нем, но в группе, к которой он принадлежал; его поведение в наименьшей степени определялось индивидуальным выбором или личными склонностями, он был подчинен системе регламентации, навязываемой обществом.

Расшатывание родовой структуры было вызвано завоеванием, которое

337

привело варваров в совершенно чуждую им по всем показателям среду и поставило перед необходимостью организовать над ней свое господство. Вековечные связи варварского общества ослабевали и рвались, окончате льно распадался род, большая семья делилась на малые (индивидуальные) семьи, изменилась община. Те социально-правовые разряды, которые со ставляли основу стратификации варварского общества — знать, свободные, зависимые, — дифференцировались, утрачивали былое определяю щее значение. Между тем социальная «валентность» человека — потреб ность его в обладании определенным набором общественных связей и способность их поддерживать — не ослабевала. Мы можем представить себе индивида, входившего в варварское общество, как «ядро», в которое стягивалось известное число социальных «нитей», связывавших его с дру гими индивидами. Если некоторые из старых «нитей» рвались, возникала необходимость завязать новые отношения.

Но в изменившихся общественных условиях уже не удавалось восстановить связи прежнего типа, возникали качественно новые связи. На сме ну связям по крови, родовым отношениям приходили отношения террито риальные, соседские, отношения между побратимами, членами защитных гильдий, товариществ. Люди, лишившиеся поддержки родственников, вынуждены были искать покровительства у могущественных особ. Место сородича в системе социальных связей начинал заступать господин. Отно шения между сеньором и вассалом первоначально строились в известной мере по образцу отношений родства; в памятниках раннего средневековья часто встречается прямое сопоставление первых и вторых. Таким образом, распад родовых отношений своей оборотной стороной имел создание со циальных связей сеньориально-вассального типа, отношений господства и подчинения.

В этих новых группах воспроизводилась традиционная ориентация человека на группу, по-прежнему подчинявшую его поведение строгому конформизму. Сама же группа, в которую входил индивид, была ориентирована «вовнутрь», представляла собой замкнутый, самостоятельный и са моудовлетворяющийся мирок, с относительно слабыми связями с други ми группами. Однако общество не может вовсе распасться на изолирован ные самодовлеющие ячейки. Поскольку мы говорим об обществе, предполагается какая-то форма общения между составляющими его груп пами; общество есть система социальных связей. Такая система существу ет в раннефеодальном обществе. Носителями межгрупповых связей здесь выступают лица, возглавляющие малые группы, прежде всего сеньоры. В их руках сосредоточиваются те социальные функции, которые прямо не связаны с производством: военная, судебная, управленческая, религиозная.

Таким образом, переход к феодальному разделению труда выражался в функциональной специализации членов общества. Отныне индивид был либо только земледельцем, либо исключительно воином, духовным ли цом. Круг его общественных интересов сужался, но поле деятельности ста новилось более интенсивно насыщенным. Внимание и навыки крестьяни на сосредоточивались на труде, рыцаря — не ратных занятиях, клирика — на общении с Богом и духовных заботах о пастве. Вырабатывались различ-

338

ные\ типы человеческих индивидов, соответствовавшие роду занятий и классовой принадлежности. Человек оказывался прикованным к той со циальной роли, которую он играл в обществе. Он подчинялся определен ным моральным требованиям, предъявляемым к нему его классово-со- словшцм статусом.

Переход от варварского общества к феодальному, следовательно, означал и смену типов индивидов. Этот переход в плане социально-психологическом был столь же сложным и длительным процессом, как и самый гене зис феодального строя, составной частью которого он являлся. Но невоз можно говорить о становлении человеческой личности в современном смысле слова. Индивид по мере углубления общественного разделения труда все более срастался со своей социальной ролью. Он представлял со бой крестьянина, ремесленника, купца, рыцаря, священника, но не лич ность, которая занимается сельским хозяйством, ремеслом, торговлей, не сет военную или церковную службу. Иначе говоря, его занятие, обще ственная роль, функция, которую он выполнял, принадлежность его к определенному классу и сословной группе определяли всю структуру его индивидуальности.

Феодальное общество — общество относительно жестких статусов, ста бильных сословных категорий. Социальная мобильность ему не свойст венна. В рамках статуса и профессии человек пользовался относительной свободой и мог выражать себя и свои личные качества в своей деятельно сти и в эмоциональной жизни. Но индивидуальная свобода как широкая возможность выбора жизненного пути и личного поведения в средние века была ограничена. В этом смысле в феодальном обществе никто не был лично свободен — от зависимого крестьянина до князя и государя. Само сознание человека могло развиться в той степени, в какой оно было связано с его социальной ролью. Поэтому феодальное сословное общество вос принималось его членами как естественный социальный порядок: инди вид не перерос его и вцяд ли мог вполне сознавать свою несвободу. Принадлежность к группе была важным источником сознания социаль ной устойчивости и чувства уверенности индивида, — как то было и в вар варском обществе.

Повторяем, перестройка структуры человеческого индивида — неотъемлемая сторона развития «дофеодального» общества к феодализму. Вы работка нового отношения индивида к обществу и нового типа человече ского самосознания была частью процесса становления механизма социа льного контроля, присущего феодальной системе.

Но очень многое в этом новом феодальном механизме было заимство вано — в измененной или даже в традиционной форме — у предшествовав шего общества. Феодальный строй не порывает полностью с варварской социальной структурой, он включает в себя ее элементы.

Пути формирования феодальных отношений были различны: все зави село от местных условий и исторических традиций. Во Франкском госу дарстве были распространены самоотдача крестьян под власть магнатов и дарения земель в пользу церкви: оказываясь в результате такого дарения и связанной с ним коммендации под властью духовного лица или церковно го учреждения, крестьянин продолжал владеть своим хозяйством, но по-

339

скольку он отныне не был полноправным свободным, то и не обязан был
исполнять военную службу; в этом заключалось определенное преимуще
ство прекариста перед мелким свободным аллодистом. /

В некоторых других странах самоотдача крестьян под власть магнатов не была столь распространена. Здесь функциональное общественное раз деление труда осуществлялось по преимуществу путем раздач государем служилым людям или церкви тех доходов, которые он собирал с крестьян. Получатели пожалований и дани приобретали возможность существовать за счет этих крестьян и в той или иной мере подчиняли их своей власти. Не что подобное нередко происходило и при пожаловании иммунитета.

Формы установления власти феодалов над крестьянами были разны ми, неодинакова была и степень подчинения крестьян и лишения их личной свободы; конечный результат повсеместно был один и тот же: созда ние отношений господства и подчинения, которые распространялись уже не на одних рабов, вольноотпущенников и других несвободных или полу свободных людей, но охватывали главную часть населения. Возникали классы феодальных господ и зависимых подданных. Общественное разде ление труда становилось источником эксплуатации и угнетения феодалами крестьян.

Нельзя не заметить: в этой книге нет определения феодализма. Оно не дано не потому, конечно, что автор, претендующий на рассмотрение ряда проблем генезиса феодального строя в Западной Европе, сам не знает, чтб именно возникало и формировалось. Напротив, внимательный читатель, несомненно, составил себе представление о понимании феодализма, ко торое лежит в основе книга. Но представление о феодализме и определе ние феодализма — не одно и то же. Первое может быть достаточно гибким, изменчивым, способным включать по мере необходимости различные от тенки и освещать разные стороны проблемы. Второе по необходимости от личается известной жесткостью, отработанностью, однозначностью; определить — значит «определить», «поставить предел». Но, призывая к новому рассмотрению проблемы генезиса феодального строя, автор как раз и не хотел исключать те или иные вопросы, которые не вытекают из принятого определения феодализма, но постановка которых, возможно, оказалась бы плодотворной для его понимания.

В характеристику феодальной формации, которая принята в нашей медиевистике, обычно включаются следующие основные признаки: (1) про тиворечие между крупной собственностью на землю и мелким производством крестьян; (2) внеэкономическое принуждение, необходимость ко торого проистекает из этого основного противоречия в производственных отношениях. Условный характер земельной собственности и ее иерархическая структура, а равно и иерархия самого господствующего класса счи таются «внешними, правовыми признаками» феодализма 2 : надстраиваясь над системой производственных отношений, они не входят в существо феодализма 3 .

340

Нельзя не согласиться с существенностью указанных основных при- знакрв феодального строя. Но, будучи принципиально важными, они сами\по себе еще недостаточны для его появления. Более того — эти при знаки характеризуют не один лишь феодализм. И крупное землевладение с эксплуатацией мелких производителей, и внеэкономическое принужде ние встречаются в других социальных системах, помимо феодальной, иг рая в них также чрезвычайно важную роль. Не по этой ли причине многие историки были склонны видеть феодализм в поздней Римской империи?

Дело, однако, не в отдельных признаках. Если понимать общественную формацию как систему, все основные элементы которой между собой взаимосвязаны и находятся в функциональном взаимодействии, то для ее характеристики недостаточно выделения одного-двух критериев, сколь бы существенными они ни были. Очевидно, необходимо принимать во вни мание и другие стороны этой социальной системы. Их соотношение и степень относительной важности вряд ли можно установить априорно. Иначе говоря, нужно выйти за пределы одних лишь производственных отноше ний и рассмотреть специфические, для данной именно формации харак терные формы общественных отношений вообще.

Неотъемлемая черта феодализма, как уже неоднократно подчеркивалось выше, — господство межличных, прямых социальных связей и их преобладание в раннефеодальном обществе над отношениями чисто вещного типа. Эта черта не есть специфический признак феодализма, ибо она характеризует любую формацию, в которой товарное производство не ста новится регулятором общественной жизни. Но без непосредственных личностных отношений между людьми нет феодализма. Недостаточный учет этого признака социальных систем в докапиталистических формациях — серьезное препятствие для достаточно глубокого их понимания.

Социальные отношения в феодальном обществе можно подразделить на несколько типов. Во-первых, это отношения господства и подчинения между землевладельцами и зависимыми крестьянами, антагонистические отношения между господствующим классом и классом угнетенным. Во-вторых, это отношения покровительства и службы, обмена услугами между представителями различных категорий в господствующем классе: вассалитет, сеньориальное господство, сюзеренитет. В-третьих, это отно шения сотрудничества и взаимной поддержки членов корпоративных и общинных групп. Нетрудно заметить, что если первый и второй типы фео дальных отношений составляют систему «вертикальных» общественных связей (господство и подчинение), то третий тип характеризуется преобла данием «горизонтальных» социальных связей (членство в общине, цехе, гильдии, сословии, союзе и т.д.), в той или иной мере переплетающихся со связями «вертикальными».

Мы полагаем, что для характеристики феодальной системы существен но учитывать все эти типы социальных связей. Их сочетание может быть различным. В одних обществах корпоративное начало выражено сильнее (в Западной Европе), в других — слабее (например, в Византии), и это не может не накладывать своего отпечатка на всю систему. Не исключено, что, исходя из указанной типологии общественных отношений, можно было бы построить и типологию феодализма. Мы полагаем, что подобная

341

типология имела бы преимущества перед той, о которой говорилось во Введении, когда северофранцузскую «модель» феодализма прилагают ко всем другим феодальным обществам, вынося им оценку «недоразвитый», «неклассический», «нетипический» феодализм 4 . Не случайно все чаще вы двигаются возражения против применения «западноевропейской модели» феодализма к обществам, расположенным за пределами Европы 5 . Типология социальных связей позволила бы с достаточной гибкостью оценить все конкретное многообразие общественных систем, которые, несмотря на их специфические черты, можно и нужно относить к феодальному типу. Не исключено, что к этому типу принадлежат некоторые общества не только средних веков, но и древности, и Нового времени. Мы слишком привыкли ставить знак равенства между понятиями «феодализм» и «средневековье», но ведь это уравнение, действительное для Европы, может оказаться и неверным для других частей земного шара.

Буржуазная историография обычно дает урезанное, лишенное сущест веннейших признаков определение феодализма, исключая из него систему отношений производства. Справедливо критикуя этот взгляд, истори ки-марксисты, как нам кажется, слишком поспешно вывели за рамки определения феодального строя в качестве «внешних» все его черты, не входящие в круг производственных отношений. По-видимому', при пони мании феодализма как целостной функционирующей системы необходи мо включать в его характеристику все типы социальных связей, устанавли вая формы их соотнесенности и взаимодействия.

Примечания

1 См.: КорсунскийАР. Проблема революционного перехода от рабовладельческого
строя к феодальному в Западной Европе. «Вопросы истории», 1964, № 5.

2 См.: «История средних веков», т. I . M ., 1966,с. 10— \\\БаргМА., СказкинСД.Ис-
тория средневекового крестьянства в Европе и принципы ее разработки, с. 69.

3 Во введении (см. стр.191) мы отправлялись от указанных двух признаков феода
лизма как исходных для дальнейшего анализа.

4 См.: Удапьцова З.В. Задачи изучения генезиса феодализма в странах Западной Ев
ропы. «Вопросы истории», 1966, № 9, с. 61, ел.; Бессмертный Ю.Л. Изучение ранне
го средневековья и современность. « Вопросы истории », 1967, № 12, с . 92—93.

5 См .: Coulborn R. (ed.). Feudalism in History. Princeton, 1956; HallJ. W. Feudalism in
Japan — a Reassessment. «Comparative Studies in Society and History», Vol. V, N 1,
1962; " Проблемы истории докапиталистических обществ ». Кн. I .

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история