Гумилёв Л. Древняя Русь и Великая степь

ОГЛАВЛЕНИЕ

XXXIII. Контуры

216. Начало нового времени

Эпохи, как и люди, смертны. Суперэтническая целостность, сопряженная с мироощущением и культурной традицией, возникая вследствие пассионарного толчка, неизбежно теряет инерцию, а следующий пассионарный толчок знаменует начало нового процесса. Однако культура может быть передана по эстафете, что часто заслоняет природные закономерности: современникам эпохи, на которую приходится разрыв между старым и новым этногенезом, кажется, что ничего особенного не произошло. А историки и литературоведы не могут заметить живой действительности уже потому, что объект их изучения — создания рук человеческих, которые могут либо сохраняться, либо разрушаться, но не взрослеть или стареть.
Да и как может заметить современник долгоидущий процесс этнической модификации? Это видно только историку, чье зрение охватывает века, а в них бурные эксцессы, поражающие современников, оказываются лишь зигзагами этногенеза. При этом некоторые спокойные эпохи — в действительности затишье перед бурей, подготовка к проявлению нового этноса, уже миновавшего свой инкубационный период.
Такой эпохой для России было время княжения Дмитрия Донского, Василия I и Василия Темного, когда набухшая пассионарность превратила Древнюю Русь в Великую Россию. Времени на эту перестройку понадобилось относительно немного — 70 лет.
Представим себе русского человека, родившегося в 1412 г., после последнего татарского вторжения на Русь. В годы его детства он узнает, что живет в Московском княжестве, находящемся в составе улуса Большой Орды, правитель которой считается «царем». На западе лежит Великое княжество Литовское, враждебное и опасное, а на севере — богатая Новгородская республика, где господствует беззаконие; оттуда на ушкуях приезжают злые разбойники, которым в лапы лучше не попадать.
Но политическое размежевание не влечет за собой культурного разделения. Православие остается господствующим мировоззрением и в Москве, и в Новгороде, и на большей части Литвы, несмотря на ее государственный контакт с католической Польшей. Ситуация представляется предельно устойчивой, а изменение ее — невозможным.
А через 70 лет, в 1482 г., уже не было ни Новгородского веча, ни Большой Орды, ни самостоятельной Литвы, превратившейся в окраину королевства Польского, угнетающего православных подданных. Зато появилось царство Российское, назвавшее себя Третьим Римом и претендующее на вечное процветание. Так ход этногенеза сломал этносоциальные системы, казавшиеся вечными.
Таким образом, намеченная нами тема исчерпывается XIV веком. Само описание XV в. требует уже иной методики изучения источников и событий. Предоставим это другим ученым, а сами ограничимся контурной обрисовкой хода событий лишь для того, чтобы уяснить, что именно произошло и как произошло.
С.М. Соловьев, рассматривая различные принципы периодизации русской истории, отмечает: «…в истории ничто не оканчивается вдруг и ничто не начинается вдруг; новое начинается в то время, когда старое продолжается».  Это мудрое обобщение относится к этнической истории еще в большей степени, нежели к истории социальной. Вспомним, как в Римской империи христианские общины — новорожденный этнос с собственной структурой и оригинальным стереотипом поведения — вытеснили на окраины ареала носителей старой традиции, причем победители унаследовали гордое название — ромеи, а побежденных стали называть pagani, т. е. деревенщина. Ныне мы вынуждены сами выдумывать этнонимы для нового этноса, чтобы не путаться; потому мы называем потомков разноплеменных христиан византийцами.
В XV в. древнерусская этническая традиция сошла на нет, а на ее месте возникли три этноса: великороссы, белорусы и украинцы, которые сами себя до XVII в. называли русскими. Украинцы — этноним условный, как и византийцы.

Граница мирного покоя Монголии XVI—XVIII вв.

Но так как в этом сложном процессе принимали участие, кроме древних русичей, литовцы, татары, угры и восточные финны, то уделить внимание началу XV в. целесообразно, тем более что сам С.М. Соловьев рубежом Древней Руси и Московской державы — будущей России — считает 1462 год.  В этом случае социальная, культурная и этническая периодизации совпадают.

217. Контур Орды

Раны, нанесенные Тимуром улусу Джучиеву, залечить не удалось. Потомки «людей длинной воли» погибли, защищая Великую степь от гулямов самаркандского владыки. Хотя Тимуру не удалось сломить Орду, но он оставил в ее теле «занозу» — мурзу Едигея, ставшего «правителем двора», т. е. главой правительства. По происхождению Едигей был мангут, но опорой его стали ногайцы — тюркское племя, кочевавшее между низовьями Волги и Яиком.  В домонгольское время эту территорию населяли гузы, и возможно, что ногайцы хотя бы частично были их потомками. Эта гипотеза объясняет враждебность ногайцев к поволжским и крымским татарам, потомкам кыпчаков, с которыми у них шли постоянные войны — степная вендетта. А если так, то понятно, что они признали своим вождем соратника Тимура — мудрого и храброго Едигея, легко возводившего ханов на престол Сарая и так же легко их убиравшего. Фактически еще при жизни Едигея ногайцы выпали из целостности Большой Орды, как она стала именоваться в XV в., но в 1438 г. Сарай еще был большим городом и крупным торговым центром.
Тем не менее развал Большой Орды продолжался. Претенденты на престол убивали друг друга, опираясь то на литовских Гедиминовичей, то на самаркандских Тимуридов, а этносы продолжали обособляться. В 1428 г. освободилась Тюмень, где хан Абульхайр и его улус приняли название «узбеки». Примерно в 1438 г. отделились от Большой Орды Крым и Казань. Все эти новообразовавшиеся ханства были врагами Большой Орды. Дольше всего союз с Ордой поддерживала Москва, хотя и уклонялась от регулярной выплаты дани. Деньги, которые продолжали взимать с крестьян якобы для татар, оставались в казне московского князя. Из-за распрей в Орде можно было и не платить.  Поэтому понятно, что русские князья воевали не против хана, а против мятежников, часто совершавших набеги на пограничные области. Даже сам Василий II в 1445 г. был разбит и пленен вышедшим из Орды Улуг-Мухаммедом, незадолго перед этим искавшим убежища на Руси.
Да и трагическая гибель Сарая в 1480 г. — дело рук не столько русских, сколько ногайцев и крымцев. Дезинтеграция этносоциальной системы улуса Джучиева была прямым следствием снижения уровня пассионарности за счет распрей и войн. Но снижался этот уровень медленно, и до конца XVI в. оставались островки высокой пассионарности, постепенно размытые отбором, т. е. перемещением пассионариев в окрестности Москвы.
И все-таки улус Джучиев продержался дольше других. Восточные монголы стали жертвой своих западных соседей — ойратов уже к 1434 г., когда Большая Орда на Волге еще держалась.
Ойраты — название союза четырех племен: дорбетов, хойтов, торгоутов и хошоутов, предки которых были сосланы в Западную Монголию Чингисом, а там смешались с тюркским этносом — ойратами.  и взяли их этническое название, благодаря чему в их языке много тюркизмов  Во время междоусобной войны 1259—1301 гг. западные монголы сражались на стороне Хайду против Хубилая. Это повело к отчуждению их от восточных монголов, которых стала поддерживать империя Мин. В 1449 г. ойраты наголову разбили китайское войско, но ограничились грабежом и были вынуждены отступить к северу, где они убили монгольского хана в 1451 г. Однако когда ойратский полководец Эсень попытался объявить себя ханом, князья восстали против попытки узурпации и убили Эсеня в 1454 г. Ойратское государство стало степной республикой, отказавшейся от завоевания Восточной Монголии, где власть вернулась к ханам Чингисидам.
Одновременно ойраты совершили грандиозный набег на запад. Между 1452 и 1455 гг. их войско прошло через Могулистан, северную окраину Джагатайского ханства, вторглось в Кыпчакскую степь, повернув на юг, долиной Сырдарьи прошло до Ташкента и вернулось домой с богатой добычей.  После этого разгрома с карты Азии исчезла Белая Орда, на месте которой оформились племенные союзы казахов (джузы). Подобно ойратам, казахи стали выделяться из орд  несколько раньше, в 1425—1428 гг., и уже тогда заменили ханскую власть советами князей. Ойраты называли своих правителей китайским словом «тайчжи» (царевич), а казахи — арабским словом «султан». В обоих случаях произошла реставрация дочингисовских социальных форм при сохранении этнических норм, присущих кочевникам. Снижение пассионарного напряжения отразилось на общественной жизни ойратов и казахов и вернуло их к идиллии, утраченной в XIII в. при построении мировой империи, созданной за счет избытка пассионарности. Теперь сил хватало лишь на междоусобицы и набеги, но не на внешние завоевания, сколь бы заманчивы они ни были.
А теперь сопоставим две системы отсчета: социальную и этническую. С позиции социальной истории, изменения, происшедшие в Великой степи, следует рассматривать как регресс, поскольку восторжествовали традиции родоплеменного строя. Пользы кочевникам от этого было мало потому, что межплеменные войны сопровождались постоянным угоном скота и, следовательно, нарушением хозяйства как у побежденных, так и у победителей, чья молодежь занималась не созидательным трудом, а бессмысленным кровопролитием. В социально-экономическом аспекте кочевой мир сделал шаг назад.
Но, рассматривая этногенные процессы,  мы видим, что рассеяние энергии — закономерный выход из перегрева акматической фазы. Число пассионариев резко снижается, равно как и субпассионариев, от которых здоровые коллективы стремятся избавиться. Повышается процент гармоничных особей, для которых наиболее желателен консерватизм. Этот порядок они готовы мужественно отстаивать и даже терпеть в своей среде пассионариев, не мешающих их привычному образу жизни.
К этому состоянию пришли в XV в. ойраты, казахи, ногайцы и причерноморские татары, за исключением крымцев, которые связали свою судьбу с Османской империей, и узбеков, одолевших врагов кочевого мира — Тимуридов — в 1507 г.

218. Контур древней Руси

Еще в XIII в. «светло-светлая и украсно украшенная русская земля» очаровывала современников, но уже в XIV в. от нее остались только осколки, быстро захваченные Литвой. Стремительный взлет Литвы кончился… присоединением ее к Польше, благодаря чему Литва была введена в западноевропейский суперэтнос. Но большая часть населения Великого княжества Литовского состояла из русских людей, хранивших православие как символ этнического самоутверждения. Высокая культура Древней Руси, пережившая древнерусскую пассионарность, привлекла многих литовских богатырей, и казалось, что литовцы и русские сольются в один народ, но и влияние Польши было не менее эффективным. Та часть литовцев, которая в XIV в. хранила веру предков, в 1386 г. была обращена в католичество Ягайло Ольгердовичем, но другая часть, связавшая свою судьбу с русскими, поддержала Витовта Кейстутовича, двоюродного брата Ягайло.
Борьба внуков Гедимина за престол Литвы — это цепь убийств, предательств, измен принципам и симпатиям; но история на персональном уровне заслуживает отдельного повествования. Обобщенно же ход этнической истории выглядит так. Русские хотели видеть на престоле своей страны православного князя, пусть литвина. Поляки готовы были уравнять права литовцев со своей шляхтой, но настаивали на католичестве как государственной религии, что обеспечивало Польше контакты с Западом. Помехой им были Тевтонский орден и татарская Орда, а русских они рассматривали как объект завоевания.
На этом этническом противоречии сыграл честолюбивый и беспринципный князь Витовт. Чтобы получить немецкую помощь, он уступил в 1398 г. ордену родную Жмудь и объявил себя королем Литвы и Руси, надеясь овладеть всеми русскими землями. Но уже в 1399 г. он был разбит татарами и принужден вернуться к польско-литовской унии.
Продолжение наступления на восток оказалось трудным. Правда, в 1402 г. литовцы разбили рязанцев у Любутска, взяли Вязьму и в 1404 г. усмирили Смоленск, но Москву выручили татары Шадибека, заставившие в 1406 г. литовцев отступить без боя.  Кроме того, православные литовцы массами переходили на сторону Москвы; в числе перебежчиков оказался даже сын Ольгерда — Свидригайло, правда, он в 1409 г. вернулся домой, предпочтя литовскую тюрьму милостям московского князя. О нем мы упомянули не зря — он еще себя покажет.
Успехи Витовта были остановлены также войной с орденом. Лишь в 1410 г. польско-литовско-русско-татарское войско разбило немецких рыцарей при Грюнвальде. После этого орден не оправился, так как приток добровольцев с Запада прекратился. Немцы воевали с чехами, англичане — с французами; лишних воинов при таком самопогашении пассионарности ни в одном королевстве Европы не осталось.
Итак, Москва оказалась неприступной. Новгород отбился от шведов без литовской помощи, а с орденом заключил в 1420 г. «вечный мир». Едигей сжег предместья Киева в 1416 г., и Витовту оставалось только вернуться к восстановлению унии с польской короной, что было против его желания и весьма непопулярно в Литве. А соперник Витовта, Василий I, в договоре с орденом в 1417 г. назван «императором русским», т. е. суверенным государем. О татарском «иге» забыли и в Москве, и в Риге.
Однако Витовт был упорен. Он добился у Сигизмунда, короля Венгрии и императора Германии, признания самостоятельности Литвы, но на следующий год (1430) умер, и престол Литвы достался Свидригайлу, вождю православных литовцев и русских.
И тут, казалось, наступил час возрождения Древней Руси. Все этому благоприятствовало. Поляки, отняв у Литвы Подолию, вызвали гражданскую войну между католиками и православными, в которой остались без союзников, так как чехи-гуситы опустошили католическую Германию, а польский ставленник в Литве — князь Сигизмунд — обрел ненависть казнями вельмож и наконец был сам убит заговорщиками — князьями Чарторыйскими, по происхождению русскими. Если бы Москва оказала помощь Западной Руси, то воссоединение славянства наступило бы уже в 1436 г., но в княжестве Московском шла столь же ожесточенная внутренняя война, и руки друзей Свидригайла были связаны. Сам же Свидригайло не проявил ни военных, ни государственных способностей, потерпел поражение в 1435 г. на р. Свенте (приток Вилии) и отказался от престола Литвы, удержав как княжество Восточную Подолию, где и умер в 1452 г.
Историки уделяют мало внимания Василию I, а зря. Этот князь сумел отразить натиск Витовта и набег Едигея, присоединить княжество Суздальское и, самое главное, подарить своему народу двадцатилетний мир, за время которого раздробленная Древняя Русь превратилась в Россию, чего многие современники не заметили.
Однако издалека видны экономический подъем, демографический рост, развитие искусства и, что для нас важно, повышение уровня пассионарности. В государстве Московском появились две идеологические доминанты, одну из коих представляли «внуки бойцов поля Куликова», а вторую — «ревнители старины».
Любопытно, что сторонники обоих направлений не искали себе вождей на стороне, а выбирали их из потомков Дмитрия Донского. Первое направление поддерживало юного князя Василия II, а второе — его дядю, Юрия Дмитриевича, и детей Юрия — Василия Косого и Дмитрия Шемяку. Все эти князья талантами не блистали, и следует заключить, что они слушались своих подчиненных, а не руководили ими. Значит, перед нами момент этнической истории — образование соперничающих субэтносов, с разными стереотипами и структурами. Эти субэтносы даже группировались на разных территориях: сторонники Василия II — в Подмосковье, его противники — на окраинах ареала — в Галиче и Вятке. Свидригайло, на свою беду, сдружился с вождями оппозиции великому князю, который, естественно, не подал ему помощи в решающий момент борьбы, а, наоборот, заключил мирный договор с Казимиром Литовским.
Открытая война с переменным успехом тянулась в княжестве Московском 20 лет — с 1432 по 1452 г. Описание ее перипетий лежит за пределами нашей темы. Отметим лишь, что она велась более свирепо, нежели предыдущие удельные усобицы. Теперь пленных князей стали ослеплять, а Шемяку, убежавшего в Новгород, отравил повар-предатель. Впрочем, было за что. Взяв в 1450 г. Устюг, Шемяка топил несимпатичных ему горожан в Сухоне не после штурма, сгоряча, а обдуманно, методично.
Шемяка проиграл потому, что народ и войско предпочли новые порядки, т. е. новый стереотип поведения, старому, традиционному, но уже искаженному наступившей дряхлостью системы. Обновленному этносу был омерзителен «Шемякин суд».
Агония Древней Руси закончилась в том же 1453 г., что и агония Византии. Разница была лишь в том, что Константинополь взяли славяне и пафлагонцы, принявшие взамен православия ислам и сменившие название «ромеи» на «турки». Казалось бы, это просто смена ярлыков, но нет! Изменились стереотип поведения и мировоззрение, а измена самому себе никогда не проходит бесследно. Аналогичная коллизия возникла в Литовской Руси. Католики были не добрее турок. И только Великое княжество Московское сумело сохранить из любимой, родной культуры то, что можно сберечь при смене витка-этногенеза, природного явления того же порядка, что и землетрясение, наводнение или цунами. Как ему это удалось?

219. Между востоком и западом

В середине XV в. на месте древнерусского этноса возникли три новых, молодых, непохожих на своего одряхлевшего предка.  Сам факт несходства неудивителен. Так бывало при смене суперэтносов всегда и везде. Ограничимся одним наглядным примером. Византия считала себя «вторым Римом»,  а по сути была «анти-Римом». Карл Великий в 800 г. назвал свое Франкское королевство «Священной Римской империей», но ему пришлось добавить эпитет: «германской нации», чтобы избежать терминологической путаницы. Галлия, Бургундия, Аквитания, Прованс превратились в королевство Францию, а жители этих стран стали французами. Для таких перемен был необходим пассионарный толчок, благодаря которому соседние этносы смешивались и образовывали новый, доселе не существовавший. Культуру же новорожденный этнос наследовал не от одного предка, имя которого он принимал, а от всех этнических субстратов, интегрированных в новую этническую систему.
Так было и на нашей Родине. Великороссы, белорусы и украинцы по отношению к древним русичам — это то же, что итальянцы относительно римлян, с той лишь разницей, что последние обрели новую культурную доминанту — католичество, а потомки русичей сохранили древнее православие, что определило направление их этногенеза, а тем самым и исторической судьбы. Как обычно бывает, здесь не обошлось без «рокового мгновения», имевшего место в 1439 г. и усугубившего дезинтеграцию Восточной Европы и Западной Евразии.
Для молодых этносов самую большую опасность представляют взрослые, т. е. хищные, соседние суперэтносы. Хищность их определяется уровнем пассионарного напряжения, заставляющего людей преодолевать пустыни и дебри, моря и океаны, что они и делают, если дома наступает покой, который водворяют «здравомысленные» особи со средней пассионарностью. Такая эпоха наступила в Западной Европе в 30-х годах XV в.
В 1434 г. чешские утраквисты (православные) разбили при Липанах чешских таборитов (экстремистов), после чего окончились войны, опустошившие и Чехию, и Германию. В 1436 г. коннетабль Франции Ришмон взял Париж, после чего наступил перелом в Столетней войне. Хотя она вяло тянулась до 1453 г., когда французы взяли Бордо, но лишние воины оказались и во Франции. Католическая Европа перестала аннигилировать внутри себя и обратилась опять на Восток.
Снова, как в 1095 г., папский престол возглавил Крестовый поход для отражения турок и обращения схизматиков. В 1438—1439 гг. начал свою работу Вселенский собор, открывшийся в Ферраре, а потом перенесенный во Флоренцию. На нем были приняты два решения: уния Восточной и Западной церквей и поход против турок. То и другое окончилось бедой.
Император Иоанн VIII, видя безнадежность защиты от турок без помощи с Запада, принудил греческое духовенство принять унию с Римом, но народ и простые попы отвергли компромисс с латинством. Епископы-латинофилы были вынуждены уехать в Рим. А Крестовый поход кончился поражением при Варне в 1444 г. Тем не менее официально уния не была отменена, что окончательно уронило авторитет Палеологов в глазах всех православных государств, равно как и собственного народа.
Зато решения Флорентийского собора пришлись по душе польско-литовскому правительству Ягеллонов, принявшихся насаждать унию среди своих православных подданных в Галиции и Белоруссии. В Москве же великолепно поняли, что покорение души народа предваряет покорение страны. Поэтому митрополит Исидор, упомянувший папу в литургии, был тут арестован и водворен в тюрьму. Но так как Василий II не знал, что с ним делать, то велел организовать ему побег и переход за литовскую границу. Таким образом создалась четкая граница между гуманистической Западной Европой и хранительницей православной ортодоксии — Россией. Россия была слабее, так как Литва имела глубокий тыл; если бы не победа турок при Варне, то, возможно, в поединке с Литвой Москва могла не устоять, но передышку она использовала умело: Москву выручил распад Большой Орды.
Два века татары приходили на Русь как агенты чужой и далекой власти. Они защищали Русь от Литвы, как пастухи охраняют стада от волков, чтобы можно было их доить и стричь. Но когда в Орде пассионарность упала ниже уровня гомеостаза и вооруженные до зубов субпассионарии резались друг с другом, многие татары хлынули на Русь, чтобы служить великому князю за скромное жалованье. Такой массовый прием на московскую службу означал необратимый конец Орды, система которой теряла заряд пассионарности, а Москва превращалась из княжества в царство. Многие современники осуждали за это Василия II, но ведь так же поступал Петр I, принимавший на службу немцев и голландцев как хороших специалистов. Ведь в XV в. татары тоже были лучшими в мире специалистами по конному строю и маневренной войне.
Однако полной аналогии Петра I с Василием II не было ни по личным их качествам, ни по фазам этногенеза. В XV в. Россия была на подъеме, ее пассионарность росла. Это давало русским ту пластичность, которая позволила им включить в состав своего этноса прибывших гостей, как принявших государственное мировоззрение — православие, так и оставшихся мусульманами — касимовских татар. Василий II получил новый контингент служилых людей, причем весьма квалифицированных. Этносоциальная система усложнилась. Боеспособность московского войска повысилась настолько, что удивила самих москвичей. Так, в 1456 г., во время очередного конфликта Москвы с Новгородом, московские воины разграбили Старую Руссу и повезли добычу домой, оставив заслон из 200 всадников. Тут появилось новгородское войско — 5 тыс. человек… и тут же было разбито наголову.  Новгород капитулировал.
Пусть эти рубаки и конные стрелки были для русских людей чужими, но они женились на русских женщинах, и их дети и внуки стали россиянами. А при Петре I и Екатерине II немцы, приходившие служить императору, а не России, сохраняли свой быт, мировоззрение, вкусы и нравы. Они жили изолированными колониями, общались вне службы друг с другом и входили не в русский этнос, а в российский суперэтнос, образуя в нем ксении — инородные включения. Присутствие ксений не вредит вмещающему этносу, но лишь до тех пор, пока они не начинают терять свою самобытность. Тогда они превращаются в химеры и стимулируют грядущий надлом.
Наряду с татарами в великорусский этнос вошли угро-финские племена — реликтовые этносы северной части Русской равнины. Одни из них, приняв православие, слились со славянскими настолько, что забыли свои былые самоназвания. Таковы меря, мурома, голядь и заволоцкая чудь. Другие удержали имена своих предков: чуваши, черемисы (мари), вотяки (удмурты), мордва, ижора, вепсы и др., но это не мешало их контактам с русскими. Поскольку они жили в своих привычных ландшафтах, т. е. «дома», их общение с великороссами следует назвать симбиозом, который тоже усложняет этническую систему и тем укрепляет ее.
Итак, Москва сумела возглавить обновленную пассионарным толчком Россию и вывести ее из состояния вассала Орды на широкий путь самоутверждения, чему весьма способствовала широкая терпимость к аборигенам и твердая позиция неприятия иноплеменных воздействий. Можно сказать, что в России возродилась… нет, не Византийская империя, а скорее мечта о царстве пресвитера Иоанна, которую не смогли осуществить центральноазиатские несториане. Сами русские люди давно забыли об этой легенде и о событиях, ее породивших, но природные процессы протекают независимо от того, сознают ли их наблюдатели и участники. Чаще всего им это слишком трудно, ибо «большое видится на расстоянии», но Наука для этого и существует, чтобы исправлять ошибки прямого восприятия путем критического отношения к сведениям источников и широких сопоставлений, где зигзаги истории взаимно компенсируются в ходе времени.
И теперь легко сделать вывод. Древнюю Русь погубила дестабилизация, явившаяся следствием снижения пассионарного напряжения этнической системы, или, что проще, увеличения числа субпассионариев — эгоистов, не способных к самопожертвованию ради бескорыстного патриотизма. Уцелело только Великое княжество Московское, целое столетие втягивавшее в себя пассионариев благодаря принципам митрополита Алексея и Сергия Радонежского. Их сподвижники и ученики завещали своим потомкам перспективный поведенческий стереотип и стабильную внутреннюю структуру. Так с 1380 по 1 452 г. Московское княжество стало Россией, а бывшая Русь — окраиной Литвы, которой руководила Польша.

220. Контуры Украин

Победа в междоусобной войне была одержана не Василием II, а его народом, категорически отвергшим традицию удельной Руси, точнее — ее одряхления и наступившего бессилия. Шемяка был побежден «беззащитным, слепым пленником своим»,  при котором исчезли все уделы в Московском княжестве. Князья уступили место служилым людям. Сын Дмитрия Шемяки ушел в Литву и получил от короля Казимира Рыльск и Новгород-Северский,  куда стеклись его немногочисленные сторонники. Совсем близко, на правом берегу Днепра, в Восточной Подолии, обосновались сторонники Свидригайла, друга Шемяки. Те и другие были храбрыми и стойкими людьми, а такие при проигрыше обычно не сдаются, а уходят на окраину ареала; так возникло наименование «Украина», хотя жители ее называли себя русскими.
По поводу происхождения этноса, принявшего название «украинцы», есть огромная литература, в которой легко выделить две противоположные точки зрения.  Польские историки XVI в. (Г.Ф. Миллер и др.) единодушно считают украинских казаков холопами или беглыми крестьянами. Украинские историки XVIII в. Г. Грабянка, П.И. Симоновский и анонимный автор «Истории русов» считают украинских казаков военной организацией, подобием рыцарских орденов (в которой не было социальных различий), предназначенной для войны с мусульманами.
Думается, что сама постановка проблемы некорректна. Крестьяне не могли обрести безопасность на степной границе, где так легко попасть на аркан ногайцам и крымцам. Защита и обучение военному искусству были им нужны как воздух и вода; обучить их могли только князья и их дружинники. С другой стороны, Шемятичи и Ольгердовичи нуждались в пополнении войска; следовательно, они должны были охотно принимать тех крестьян, которые предпочитали вечную войну на границе спокойной жизни около Витебска и Полоцка. Иными словами, на степной границе скапливались пассионарии, тяготившиеся жесткими порядками Москвы и бесправием Польши.
Для того чтобы адаптироваться в новых условиях и обзавестись семьями, которые возникали при браках с местными женщинами половецкого происхождения и православного исповедания, им понадобилось около ста лет.
За это время князья Рюрикова дома (князь Дмитрий Вишневецкий), польские магнаты (Предслав Лянцкоронский) и простые крестьяне, способные к обучению военному делу, одинаково превращались в «козаков»,  столицей которых стала Запорожская Сечь. Последнюю, по принятой нами терминологии, следует считать консорцией, из которой вырос малорусский субэтнос, превратившийся через 200 лет в украинский этнос, освободившийся в XVII в. от власти католической Польши, а в XVIII в. завоевавший ведущее место в Российской империи. Не следует забывать, что в число украинцев было инкорпорировано немало «красных девок половецких» и их потомков. Но дальнейшая история Украины выходит за хронологические рамки нашего повествования.
А теперь можно сделать вывод, предварительно напомнив, что в XIII в. Волго-Окское междуречье тоже называлось Украиной Залесской. Живые силы и традиции сохранились на окраинах ареала древнерусского этноса, а в центре его иссякли. Новые этносы возникли на стыках этносов древних путем контактов и переноса повышенной пассионарности. Конечно, не меньший подъем ее был и в середине ареала, на Среднем Днепре, но там давление соседнего суперэтноса — Западной Европы (через Польшу) — оказалось столь сильным, что «выдавило» пассионарных русичей в Москву и Запорожье.
Оба центра подъема ставили своей целью сохранение культуры и стереотипа поведения, т. е. обычаев Древней Руси. Первое удалось, ибо шедевры не подвластны времени. Второе было неосуществимо, потому что историческое время необратимо и неповторимо. Закономерности этногенеза как природного процесса подтверждены историей контакта Древней Руси и Великой степи, что и требовалось доказать.
Что же касается контакта России с Западной Европой, то каждый желающий сможет убедиться, что и тут законы природы останутся неизменными. Задача Науки лишь в том, чтобы своевременно предупредить сограждан о вероятных вариантах развития событий, а дело Политики — найти оптимальный выход из возможных, но необязательных, т. е. не предначертанных, коллизий. Вот почему фундаментальная наука и практика обоюдно нужны друг другу.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история