Григора Никифор. Римская история

ОГЛАВЛЕНИЕ

НИКИФОР ГРИГОРА И ЕГО РИМСКАЯ ИСТОРИЯ

Никифор Григора 1 родился около 1295 г . в Азии, в царствование Андроника старшего. Патриарх Филофей представляет его пафлагонцем 2 , а сам он 3 называет себя в своем разговоре «о Мудрости» ираклийцем. В самом деле, у него был дядя, Иоанн митрополит Ираклии, т. е. той, которая называется еще понтийскою и находится в пределах Пафлагонии. Под руководством этого-то родственника, Григора получил свое первоначальное образование. Он глубоко уважал и любил этого достойнейшего архипастыря и составил его жизнеописание 4 . О родителях же Григоры ничего неизвестно.

Из Ираклии перебравшись в Византию 5 , Григора поступил под руководство патриарха Иоанна Гликиса, ученейшего и красноречивейшего человека своего времени. Он так дорожил наставлениями и беседою патриарха, что и днем и ночью старался пользоваться {V} ими 6 ; а патриарх настолько был доволен слогом своего слушателя, что изнуренный болезнью, поручил Григоре изложить свою последнюю волю 7 . Впрочем изложение Григоры не таково, чтобы им можно было всякому довольствоваться и чтобы трудно было в нем заметить значительные недостатки. Оно слишком изысканно, отличается напыщенностью и преувеличениями, частым повторением не только слов, но и мыслей, неупотребительными оборотами, солецизмами.

Как в красноречии Григора имел наставником Иоанна Гликиса, так в астрономии великого логофета, Федора Метохита 8 . И этот наставник Григоры был очень доволен своим слушателем; потому что не раз называл его наследником своей учености 9 , что выразил с особенною силою и в стихах, написанных Григоре из ссылки. Мало того. Метохит любил его, как родного сына. Возобновив с большими издержками монастырь Хоры, Метохит поместил здесь Григору в особом доме 10 , предоставил ему надзор за тамошними, особенно дорогими, вещами и, умирая, поручил обитель его попечению 11 .

В свою очередь Григора учил детей Метохита, именно — сына и дочь, и объяснял им сочинения древних писателей, превращая, по его выражению, ночь трудных мест в день 12 . Как видно, его уроки не пропали даром. В речи, которую однажды говорила дочь Метохита {VI} своему отцу, слишком заметно влияние Григоры,— подражание его речи со всеми ее достоинствами и недостатками 13 . К самому Метохиту он относился с глубоким уважением и имел на него влияние: однажды, когда Метохит глубоко был поражен предвестиями для себя тяжкого бедствия, Григора его утешил и успокоил своею речью 14 . По смерти Метохита, он сказал надгробное слово, в котором сквозь высокопарные и напыщенные фразы проглядывает неподдельное чувство 15 .

При Андронике старшем, покровительствовавшем людям образованным, византийский дворец был приютом образования и учености 1 . Здесь часто собирались ученые, рассуждали о предметах, стоивших того, и входили между собою в прения. Григора овладев знаниями Метохита, захотел, как он говорит, более совершенной беседы,— царя и собиравшихся у него ученых. Поэтому на 27 году жизни 2 он представился императору, в надежде приобресть его расположение и достигнул короткости в обращении с ним. Принятый очень благосклонно, Григора сказал императору похвальное слово, в котором восхвалял два достоинства его — мудрость и красноречие 3 . Можно было бы осудить Григору за непомерную лесть, слишком резко высказывающуюся в этом слове, как и в другом подобном 4 , если бы он в одном месте не высказал замечания, что по правилам реторики в похваль- {VII}ных словах можно говорить все, что угодно 5 . С течением времени он приобрел такую любовь императора, что некоторые стали завидовать молодому человеку, не имевшему еще никакого чина и никакой степени священства. Чтобы заградить уста завистникам Григоры, Андроник хотел облечь его саном хартофилакса, и даже приготовил для него знаки этого сана, как бы это было делом уже решенным. Но Григора отказался от предложенной чести в благодарственном и похвальном слове царю, где ссылался на свою неопытность и на свою любовь к ученым занятиям в уединении. Андроник хотел было принудить его принять назначение, но раздумал 6 . Под покровительством императора, он мог высказывать смело все, что находил справедливым и полезным. Так: однажды в собрании ученых во дворце, поддержанный Андроником, он пространно развил мысль об исправлении юлианского календаря 7 . С ним был вполне согласен и император, но привести эту мысль в дело не посмел, опасаясь церковных смут. Это была самая лучшая пора в жизни Григоры. Впереди ожидало его много огорчений.

В 1328 г . Андроник младший ночью, при помощи предателей, взял Константинополь 8 . Андроник старший после этого лишен был всякой власти. Дом Федора Метохита был растащен вместе и с фундаментом, а сам он сослан в Дидимотих, откуда возвратился домой уже чрез два года 9 . Григора, державшийся той же {VIII} партии, лишен был своего имущества, но впрочем не был сослан. Ему определено было меньшее наказание; потому что он жил спокойно, занимаясь ученостью и не вмешиваясь в политику. Этот год принес Григоре и другое горе — смерть дяди его Иоанна, митрополита ираклийского, после Бога, как выражается Григора, его попечителя с самого детства.

До воцарения Андроника младшего, у Никифора Григоры было много учеников. С переменою положения дел, он отдался весь скорби, так что, бросив занятия учителя и распростившись с своими слушателями, решился наложить на себя постоянное молчание. Быть может, он и остался бы при своей решимости, если бы неожиданные обстоятельства не возвратили его к прежнему образу жизни. Как это случилось, он сам пространно рассказывает в своем разговоре, под заглавием «Флорентиец или о Мудрости» 10 . Сущность рассказа вот в чем. Калабриец Варлаам, прибыв из Италии в Грецию, чтобы точнее изучить философию Аристотеля по греческим источникам, остановился сперва в Этолии. Здесь он принял одежду и обычаи грека, и выучился говорить по-гречески. Отсюда перебрался в Фессалонику, которая тогда славилась ученостью, и, оставаясь в ней долгое время, еще более овладел греческим языком. После того он слишком возмечтал о себе и начал презирать других. Но вот явился и в Византию. По прибытии сюда, первою его заботою было — приобресть себе, как можно более, учеников 1 . Между тем в Византии было знаме-{IX}нито имя Федора Метохита, который тогда только что возвратился из ссылки; не менее ходила слава и об учености Григоры. Варлаам начал их унижать и выставлять себя, даже привлек к себе расположение некоторых, с которыми долгое время жил пустыми мечтами. Наконец честолюбивый человек не вынес славы, какою пользовался Григора, и решился, по совету некоторых, вызвать Григору открыто помериться с ним силами. Григора, подавленный и собственным горем и трудною болезнью дорогого ему человека, Метохита, поначалу отказывался от состязания; но потом, по просьбе друзей и по настоянию какого-то важного лица 2 , принял вызов. В происшедшем состязании он довел своего противника до того, что тот признался, что вовсе не знаком ни с астрономией, ни с грамматикой, ни с реторикой, ни с искусством поэзии. Кроме того Григора показал, что Аристотель, которого Варлаам, по его словам, знал в совершенстве, не раз противоречит сам себе. С отступлением Варлаама, выступил другой борец с защитою Аристотеля; но и он не имел успеха. Провозглашенный победителем 3 , Григора опять вошел в милость при дворе и занял прежнее почетное место. А Варлаам, видя свое унижение, удалился в Фессалонику. Так Григора возвратился к прежнему образу жизни, т. {X} е. к занятиям публичного профессора. К нему сходилось множество слушателей всякого звания, состояния и всех наций; так что родители и дети, и целые семейства граждан, были глубоко благодарны ему и смотрели на него, как на отца и руководителя ко всему хорошему. Его знали все и он слыл в народе под именем философа 4 ; хотя, заметим мимоходом, его толки об оракулах вообще и в частности об оракулах, ходивших в его время, и т. п. не идут к лицу философа. Капперонерий заметил, что в построении фразы он подражал иногда Платону. Как бы то ни было, но к нему ежедневно собирались не только молодые люди, но и кончившие уже свое образование философы, астрономы, риторы и др. пожилые люди 5 .

Между тем Андроник старший умер. Григора сохранил к нему неизменную верность и преданность и после того, как тот стал жить частным человеком и был пострижен в монашество; он был постоянным его утешителем, провел с ним последний вечер пред его кончиной. На другой день похорон, по желанию дочери царя, сербской королевы, распоряжавшейся похоронами, он сказал надгробное слово 6 . Спустя 30 дней умер и Федор Метохит, незадолго пред тем возвратившийся из ссылки и живший в монастыре Хоры монахом. И над ним Григора сказал надгробное слово, вызвавшее рыдания родственников 7 . По смерти Андро-{XI} ника старшего Григора, как в былые времена, вошел в милость Андроника младшего, приобрел даже на него некоторое влияние и, по случаю смерти его матери-императрицы, говорил ему утешительную речь 8 .

Андроник старший был слишком далек от соединения с римскою Церковью. Поэтому при его жизни никто не осмеливался поднимать вопрос о соединении Церквей. После же смерти его он был возобновлен. В 1333 г . от папы Иоанна XXII явились в Византию послами два латинских епископа, для рассуждения о предметах спорных. Патриарх Иоанн Калека, который и сам не отличался даром слова, да и о большей части епископов своих знал, как о людях неученых, призвал к себе Никифора Григору, хотя тот был мирянин, как человека ученого и красноречивого, и советовал ему войти в состязание с латинянами. Григора поначалу советовал ограничиться молчанием; но после раздумал и по этому поводу говорил в собрании избранных епископов речь, в которой высказал, что не всякому следует дозволять входить в прения с итальянцами,— что при состязании непременно нужно предполагать себе известную цель,— что следует быть в этом случае судьям, и это преимущество принадлежит грекам,— что спорные вопросы вероучения должны быть решаемы общим голосом предстоятелей Церкви,— что при рассуждении о Боге никак не следует допускать силлогистического метода доказывания,— что из самых свидетельств отеческих следует выбирать лишь особенно ясные,— что состязание в настоящее время ни к чему не поведет, так как еще недавно рассуждали об этих вопросах, и определенного {XII} древними отцами навсегда не следует подвергать новому обсуждению и т. д. С словами Григоры согласились ученейшие епископы, а за ними и другие. Таким образом греки уклонились от вызова, сделанного латинянами 1 .

Спустя 7 лет после того, тот же Варлаам, возвратившись в Фессалонику из Авиньона, где был с тайным поручением от императора к папе 2 , поднял большие смуты в греческой Церкви, которые принесли Григоре много огорчений. Варлаам, встретившись с греческими монахами, которые говорили о себе, что они телесными очами видят божественный свет, виденный апостолами на Фаворе, осудил их в ереси мессалиан и омфалопсихов. Их сторону принял знаменитый тогда Григорий Палама, причисленный впоследствии Церковью к лику святых. Под его защитою, монахи твердо отстаивали свои слова, что свет, который облистал учеников Христовых на Фаворе, есть и несотворенный и в тоже время видимый для глаза. В свою очередь Варлаам настаивал, что они своим мнением вводят двубожие — ??? ? ??. Император Андроник, для прекращения распри, решил созвать Собор, — и вот в 1341 г . в июне месяце собрались в софийском храме ученейшие из византийцев 3 . Григора, несмотря на множество приглашений, не мог явиться на Собор, по причине сильнейшей головной боли, о чем император, говоривший на Соборе речь, замечает сам Григора, очень жалел 4 . На третий или на четвертый день после Собора {XIII} император, почувствовав себя очень дурно, посылал спросить Григору, благоприятствует ли его выздоровлению положение звезд или нет; но не дождавшись ответа, впал в летаргию и умер 15 июня 1341 г . На третий день Григора, едва оправившийся от болезни, явился во дворец и по совету патриарха и вельмож, сказал в честь почившего императора речь 5 .

После этого византийцы занялись междоусобной войной, а Церковь продолжала терпеть от смут, поднятых Варлаамом. По удалении его в Италию 6 , принял на себя защищение его дела некто Григорий Акиндин 7 , и, хотя сряду (sic — Ю. Ш. ) почти по смерти Андроника младшего, был осужден тем же соборным определением, каким и Варлаам, тем не менее продолжал обвинять Паламу. Григора, которого мирные советы не встречали себе сочувствия, удалился от придворного шума, стал жить уединенно и долго удерживался от всяких споров.

Между тем прибыл в Константинополь из Галлии один астролог и предсказал во дворце счастливый исход войны 8 . Григора, приглашенный императрицей во дворец и спрошенный о том, что он думает об этом предсказании, отвечал, что оно не имеет никакого осно- {XIV}вания. Императрица, расположенная к своему земляку, осталась очень недовольна ответом Григоры, и решилась ему отомстить; впрочем тогда и виду не показала, что она недовольна. Григора же, возвратившись домой, опять предался уединению.

Между тем в 1345 г . п. Иоанн, составил Собор, осудил Паламу, а прежнее свое определение против Варлаама и Акиндина отменил. Но Акиндин недолго торжествовал. В 1346 г . Палама вошел по-прежнему в милость государыни, и, сколько по ее настоянию, столько же и по собственной ревности, постоянно писал сильные сочинения против патриарха и акиндиниан. Тогда Акиндин начал просить Григору, чтобы он принялся за опровержение Паламы. Неизвестно, имела ли действие его просьба; но то верно, что Григора принялся писать против Паламы по следующему, очень сильному для него побуждению. Императрица Анна, примирившись с Паламою, позвала к себе Григору в тех видах, что если он согласится с нею в отношении к Паламе, то она забудет старый гнев, если же нет, объявит Григоре открытую вражду 1 . Григора остался верен себе, и разгневанная императрица потребовала от него, чтобы он тотчас письменно изложил свое мнение. С сих-то пор Григора принялся и говорить и писать против Паламы и согласных с ним, за что, быть может, был бы и сослан, если бы не взял Византии Кантакузин. Пред тем императрица Анна, собрав во дворец епископов, державших сторону Паламы, лишила Иоанна Калеку патриаршества. Но с наступлением ночи, Константинополь был взят Кантакузиным 2 . {XV}

Кантакузин гораздо прежде, чем достиг верховной власти, был в самых коротких отношениях к Григоре. Он любил людей ученых и часто обращался с ними 3 . Взошедши на престол 4 , он сохранил прежние же отношения к Григоре; но приняв сторону Паламы, обманул надежды его противника. Этот, заботясь о спасении друга,— так Григора говорит об императоре,— употребил все старание, чтобы привлечь его на свою сторону. Мало того. Узнав, что его противники и тайно и явно подстрекают Кантакузина, чтобы тот отправил его в ссылку, он решился открыто обличить его, чтобы или подействовать на него стыдом, или же самому расстаться с Византией. Но тот, верный себе, не оскорблялся словами человека разгневанного и рассуждал с ним спокойно, как равный с равным; так что многие дивились больше снисходительности императора, чем смелости Григоры. Не видя успеха здесь, Григора пошел другой дорогой. По отъезде Кантакузина в Дидимотих, Григора явился к его супруге Ирине, которая горевала, недавно лишившись сына. Это несчастье он отнес к заблуждению Кантакузина и успел в том убедить императрицу. Ее покровительством он естественно усиливал свою партию. Услыхав об этом, сторонники Паламы, и особенно п. Исидор, являются к Ирине и стараются убедить ее, чтобы она удержалась от всякого сношения с Григорой. Встретив себе отпор, они дали знать Кантакузину в Дидимотих. Тот, испугавшись бунта, прилетел в Византию, и успокоил ссорившихся, т. е. Исидора п. и Григору. После многих речей с той и другой стороны, Гри-{XVI}гора однакоже добился того, чтобы правила Исидора или Имнодии были преданы огню и чтобы была дана свобода слова тем, у которых была отнята. На этих условиях был заключен мир, который и отпраздновали роскошным пиром. Но мир был непродолжителен. Палама, которого не было на этом собрании, приглашенный потом из Дидимотиха, снова поднял дело. У императора опять составилось состязание, только без всякого успеха 5 .

Спустя года два под конец 1349 г . константинопольский патриарх Исидор умер. Кантакузин с своею супругою употребил все усилия, чтобы привлечь на свою сторону Григору, предлагали ему даже патриаршество. Но этим подали ему только повод увещевать их — переменить образ мыслей; предложенную же честь он отверг. Поэтому патриаршеский престол занял монах Афонской горы Каллист, человек неученый, ненавидевший акиндиниан. Наконец в 1351 г . Кантакузин, чтобы заставить акиндиниан молчать, положил созвать Собор 6 , впрочем не вселенский, как часто и незадолго пред тем обещал. Григора, услыхав об этом, явился к нему частным образом и всеми силами настаивал, чтобы он не предоставлял суда небольшому числу епископов, между которых была большая часть неученых. Но его длинная и суровая речь только еще более охладила к нему Кантакузина 7 . Видя опасность для Веры, Григора положил защищать ее, и, чтобы самою внешностью более походить на защитника веры, принял монашество. Это сделано было без всякой церемонии при посредстве одного иеромонаха; принимая из его рук монашеское облачение, Гри-{XVII}гора обещал с тех пор навсегда отказаться от жизни придворной 1 .

В назначенный день во дворец собрались все епископы, державшие сторону Паламы 2 . Туда же с своими сообщниками и учениками отправился и Григора. В числе державших его сторону особенно выдавались три архиерея: митрополиты ефесский и ганский, епископ тирский, в тоже время и представитель антиохийского патриарха, и еще два умных человека — Дексий и Афанасий. Часу во 2-м дня Григора явился во дворец, но не был допущен ликторами во внутренние покои и принужден был остаться на дворе, пока обедали у императора державшие сторону Паламы. Когда же после обеда, отправившись в триклиний Алексея 3 , те обсудили, что следовало делать, были впущены и акиндиниане. Все заседания, бывшие четыре раза в течение 15 дней, кончились вот чем 4 . Учение Паламы было утверждено. Варлааму и Акиндину провозглашена страшная анафема. У митрополитов ефесского и ганского силою отняты знаки их сана, исключая впрочем епископа тирского, который не присутствовал на последнем заседании. Ученики Григоры или были взяты под стражу, или же вынуждены отказаться от всякого общения с своим учителем. Григору впрочем пощадили; ему и некоторым другим дозволили отправиться домой. Соборное определение было обнародовано не вдруг, но спустя два месяца. Его подписали императоры — Иоанн Кантакузин и его зять Иоанн Палеолог, затем Каллист п. и другие епископы. Спустя не-{XVIII} много Кантакузин, во всем царском облачении, вошел в алтарь и собственными руками возложил это определение на престол, при одобрительных возгласах последователей Паламы и при их предсказаниях, что за эту заслугу Кантакузина Бог расширит пределы римской империи. Григора, как только услыхал об этом, сказал: «когда увидите мерзость запустения на месте святом, тогда знайте, что приблизилось разрушение римской империи» 5 . За это и за другие вины на Григору, как и на других, было наложено молчание. Из них одни повиновались, другие, более смелые, заключены были в своих домах, чтобы ни с кем не могли говорить.

Но Никифор Григора и тогда не удержал ни своего языка, ни своего пера, и в письмах к своим трапезундским и кипрским друзьям 6 обвинял византийскую Церковь в неправославии и увещевал их воздерживаться от нового учения. Он не затруднялся обвинять и государей. Вследствие этого он, заключенный в стенах своего дома в обители Хоры, поручен был строгому присмотру монахов. Монахи со всею точностью выполняли приказание держать его под стражей, забыв о благодеяниях этого старинного своего гостя и как бы второго ктитора обители после Федора Метохита. На это со всею горечью жалуется Григора в 2-й главе 22-й книги своей Истории. Между тем твердость Григоры подвергалась разного рода испытаниям. К нему обращались то с просьбами, то с угрозами. У него перебывали и сенаторы и епископы и сам патриарх, чтобы склонить его подписать новые определения, из которых, по их сло- {XIX} вам, были исключены двусмысленные и спорные выражения; но — безуспешно.

Наконец к нему был послан его старинный друг, знаменитый Кавасила, который, уступая Григоре в учености, превосходил его силою своего ума 7 . В товарищи ему был дан один из первых советников патриарха. Они подняли те же вопросы; но следствием длинного разговора их 8 с Григорой было то же, что было следствием и прежних рассуждений. Они удалились ни с чем, пригрозив Григоре, что его Слова на праздники Святых будут преданы огню, а сам он после смерти будет брошен за городскими стенами без погребения. С этого времени заточение Григоры в его собственном доме стало еще суровее.

Но бдительность стражи сумела обмануть любовь одного старинного верного друга Григоры, если только не выдумано им то, что он говорит об Агафангеле, сыне Каллистрата. Именно, в конце 1351 г . 8 декабря во время всенощного бдения на зачатие Пр. Богородицы, когда в храме монастыря Хоры собралось великое множество народа, сюда вместе с другими проник и Агафангел, бывший когда-то учеником Григоры. Около второй стражи ночи он был впущен Григорой в спальню чрез окно. С трудом узнанный, потому что целых десять лет не видал отечества, он передал Григоре вкоротке сперва то, что видел и слышал в отсутствие из отечества, а потом и то, что узнал по возвращении на родину и что в то же время касалось самого Григоры. Затем еще до рассвета удалился. Чрез пять месяцев по- {XX}сле того, под конец весны 1 , он явился опять и рассказал Григоре, что случилось в прошлом году дома и на войне. Таким образом, посещая от времени до времени Григору, он передал ему все, что ему интересно было знать. Из этих рассказов Агафангела Григора составил 5 книг Истории, изложенной в виде непрерывающегося разговора с тою целью, чтобы словами другого удобнее было и изобличать врагов и себя при случае похвалить.

С того времени, как известное соборное определение было обнародовано, и до того дня, когда Иоанн Палеолог, вошедши неожиданно в Византию, получил верховную власть, Григора, заключенный в своем доме, как в темнице, много вытерпел. Он сам жалуется, что был доведен до такой крайности, что, так как зима была слишком сурова, он не мог иначе согревать стакана воды, как выставляя его на окно под солнечные лучи 2 . Он упоминает также, что, будучи вынужден ходить за водой к колодцу, однажды споткнулся ночью ногой о камень и потом, сделавшись болен, должен был пить грязную и гнилую воду, пока, благодаря Агафангелу, не достал другой 3 . К нему не смел ходить и священник; поэтому он приобщался заранее запасенными Дарами. Таким образом он был лишен не только телесного, но и душевного утешения. Он говорит также, что у него отняты были и книги Св. Писания,— что от двора у него были нарочитые с тем, чтобы склонить его отказаться от своих убеждений, если же не согласится, предложить ему на выбор — или все невыгоды темничного {XXI} заключения и, так сказать, медленной смерти, или же скорую насильственную смерть 4 .

При таких затруднениях, Григора однакож успел написать в это время 10 книг Византийской Истории. Он писал их с такою поспешностью, что употребил на то не более дней сорока 5 . Это — 18 книга и 9 следующих; в них, кроме других вещей, содержатся акты собора Паламы и рассуждение с Кавасилой. Далее, в них особенного внимания заслуживает завещание Григоры, состоящее из трех глав 6 . В первой Григора завещает со всею осторожностью сделать, как можно больше, списков с этих 10 книг и разослать их во все места к его друзьям. Во второй излагает веру, одобряет церковные постановления о Варлааме и Акиндине и признает в Евхаристии истинное тело и истинную кровь Господа. В третьей запрещает предавать погребению свое тело, что ему было уже обещано его противниками. Между прочим замечает, что все это писал урывками, тайком, на какой попало бумаге, не имея возможности исправлять или обрабатывать написанное; так как нужно было каждую минуту бояться, что заметят его работу. Поэтому неудивительно, если упомянутые 10 книг и менее других обработаны и много обнаруживают в Григоре едкой горечи и раздражительности. То же впрочем следует сказать и об остальных книгах, прибавленных после. Совсем не таковы 17 предыдущих книг; как видно, они составлены до вышеупомянутого Собора, когда Григора пользовался свободой и имел полную возможность их исправлять. {XXII}

В 1354 г . в начале весны сын Кантакузина Матфей был патриархом Филофеем коронован в влахернском храме и торжественно принят отцом в соучастники правления. Спустя немного дней, по поручению отца, он явился к Григоре, чтобы снова попытаться уговорить его. Он обещал ему награды и по-прежнему доступ во дворец. Не могши склонить его к тому, чтобы он оставил свои догматические мнения, Матфей старался убедить его по крайней мере в том, что причина общественных бедствий — не в императоре Кантакузине, а в определениях Промысла и судьбы. Григора напротив представлял ему сильнейшие доказательства на то, что все, что ни делают люди, делают не по предопределению Промысла или принуждению со стороны судьбы, а по собственной воле, и потому напрасно Кантакузин хочет убедить себя, что он грешил не свободно, а вынужденный судьбой. Видя непреклонность Григоры, Матфей удалился недовольный; а заключение Григоры стало еще суровее, так что, когда от сильнейшего землетрясения колебались стены его дома, он и тогда не посмел выйти за двери 1 .

В конце того же года 2 Византиею овладел Иоанн Палеолог. Григора, получив при этом свободу и избавившись от стражи, явился во дврец и, нисколько не стесняясь, распространился пред государем, не очень благосклонным к Паламе и его защитникам 3 , о их мнимом неправомыслии; увещевал государя вступиться за Веру и выразил свою готовность заняться опровержением того, что было определено Кантакузиным и Паламою. Но Иоасаф (монашеское имя Кантакузина), узнав об этом, {XXIII} немедленно постарался выкупить Паламу, находившегося в плену у турков, чтобы он сам лично мог защищать свое дело; между тем внушил своей дочери Елене, супруге Иоанна Палеолога, чтобы и она своим влиянием позаботилась уничтожить усилия Григоры.

В следующем году прибыл послом в Византию один латинский епископ, пользовавшийся расположением Палеолога. О его имени Григора молчит, но хвалит его за ученость, как знатока св. Писания, получившего в латинских школах основательное богословское образование. Это, по всей вероятности, смирнский архиепископ Павел 4 , который в исходе 1355 г . условился с Иоанном Палеологом касательно подчинения последнего апостольскому престолу. Согласно с его желанием послушать прения Паламы с Григорою 5 , последний чрез великого логофета приглашен был во дворец, и пришел, не зная, зачем позван; потому что императрица Елена, благоприятствуя друзьям своего отца, запретила предупредить Григору о предположенном состязании. Григора уже в самом дворце узнал, что здесь — Палама. При этом известии он оторопел и едва было не вернулся назад; но сряду же ободрился и пошел вперед. У Палеолога находилась тогда и теща его, императрица Ирина; присутствовали также первые вельможи. Григора, приветствовав императора, сел. Когда Палама предложил вопрос о божественном существе и божественных действиях, Григора отвечал ему, что в Боге нет различия, и свой ответ постарался утвердить многими доказательствами. Все, что в этот раз было сказано Пала-{XXIV}мой и Григорой, последний обстоятельно изложил в двух разговорах, составивших 30 и 31-ю книгу его Римской Истории. Но против его рассуждения с Паламой в скором времени появилось немало опровержений под влиянием Кантакузина 6 .

Видя, что эти опровержения не действуют на Григору, Кантакузин решился еще раз попытать его; он пригласил Григору чрез своих друзей к себе на дом 7 . Григора в надежде на возобновление дружбы и на то, что Кантакузин переменит свой образ мыслей, не отказался и рано утром явился к нему. Сперва разговор шел веселый и дружелюбный, как между старыми друзьями. Потом, когда при имени Паламы Кантакузин и согласные с ним монахи стали хвалить Паламу и выражать к нему свое удивление, Григора так разгорячился, что, оставив приятельский тон речи, тотчас обратился к упрекам и брани. Оттого взаимное нерасположение Григоры и Кантакузина только усилилось. Об этом последнем рассуждении Григора написал четыре разговора, составивших столько же книг его Истории (32—35). Все они содержания догматического, исключая первый, которого начало — историческое.

Вероятно, около этого времени Иоасаф Кантакузин, просматривая книги Византийской Истории, которых автором слыл Григора, заметил в них как многое другое 8 , так особенно следующие слова: «при жизни им- {XXV} ператора Андроника он (т. е. Кантакузин) обращался к предвещателям из монахов горы Афона и спрашивал у них, получит ли он верховную власть или нет». Заметил также, что автор приписал монахам, населяющим Афон, величайшие пороки. Поэтому он и нашел нужным пригласить посторонних людей и их свидетельством обличить ложь. Таким образом были приглашены знатнейшие лица и почтеннейшие граждане Византии. Выслушав от чтеца упомянутые обвинения автора Истории, все они в один голос сказали, что Григора «лжив, нагл и легкомыслен». Таким образом Григору осудили, не выслушав его оправданий. Он сильно оскорбился этим, признал суд над ним неправым и отвечал на него тем, что не все, носящее его имя, принадлежит ему — что написанное против соборского определения принадлежит ему, а написанное против Кантакузина, не знает чье, и, если бы попалось в его руки прежде, чем дошло до ушей других, он непременно предал бы это огню. На это Кантакузин отвечал иронически, скорее смехом, чем опровержением. Григора впрочем в этом случае не лгал, если только его книги Византийской Истории, существующие в настоящее время, не отличны от написанных им; потому что в книгах, которые мы имеем теперь, ни слова нет о том, что Кантакузин обращался к предвещателям; об афонских монахах сказано много, но не то самое, что читал Кантакузин, даже такое, что относится к чести этих монахов и славе их горы 1 .

Отсюда видно, что книги Григоры были испорчены бесчестными людьми еще при его жизни. В последней книге {XXVI} своей Истории он жалуется на неблагородство своих противников, которые многое в его сочинении осторожно соскоблили ножом и исказили смысл слов, прибавляя к слову одну букву или несколько букв, либо заменяя одну букву другой, на пример ? ? вместо ?, ??? ? вместо ??? ?, ??? вместо ??? . Поэтому он просит читателей, чтобы они сличали экземпляры его книг, которых, говорит, очень много; так как во избежание подлога, он позаботился, чтобы, как можно больше, было списков, тщательнейшим образом переписанных.

Когда, где и какою смертью умер Григора, пока неизвестно. Его Римская История доходит до начала 1359 г . или до 64 г . его жизни. Можно предполагать, что в этом году он кончил и жизнь; но это одна догадка.— Выше было замечено, что противники Григоры однажды обещали лишить его погребения и что их волю сам Григора завещал выполнить. В самом деле, и их воля и завещание Григоры были в точности выполнены. По словам одного из почитателей Григоры «это тело великого проповедника истинной Веры долгое время было предметом позора и посмеяния,— тело того мужа, которого ни между философами нет выше, ни между аскетами строже, которого не было тверже в борьбе за Веру, в перенесении преследований со стороны врагов, унижения и тюремного заключения,— этого дивного, говорю, Никифора Григоры, в котором тем и другим именем Бог указал человека, имевшего одержать победы над врагами истины, при своей бодрственной и недремлющей душе» 2 .

Но при всех своих достоинствах, Григора имел и свои важные недостатки. Он был суров, раздражителен, смел иногда до дерзости, честолюбив и настолько {XXVII} занят собой, что никогда не упускал случая выставить на вид свои достоинства и свое значение. Как историк, он не беспристрастен и не чужд духа партии; в хронологии недостаточно точен; допускает географические погрешности, иногда и исторические. Говоря сравнительно, в сочинениях исторического содержания его далеко превосходит Кантакузин. Впрочем в хронологии Григора более обстоятелен, тогда как Кантакузин упускает ее почти совсем из виду. Кантакузин нечто, по-видимому, намеренно прошел молчанием, о чем Григора не упустил случая рассказать. Сюда надобно отнести то, что Григора говорит о бесчеловечии Синадина в отношении к Андронику старшему, о рождении Иоанна Палеолога, о послах, приходивших от папы в Константинополь и мн. др. Обо всем этом Григора говорит прямо, как не скрывает и поражений, какие терпели византийцы от варваров. Между тем Кантакузин не упоминает ни о потере Никомидии, ни о потере Никеи. Кантакузин в своей Истории говорит об одних делах византийских, а Григора и о делах внешних. Вообще они пополняют друг друга, и историю одного следует читать не иначе, как сличая с историей другого.

Предлагаемый здесь перевод сделан с боннского издания 1829—1830 г., заключающего в своих 2-х томах 23 полных книги истории Григоры и две главы 24-й книги. остальные главы 24-й книги и все остальные книги от 25 до 37 включительно помещены в 3-м томе боннского же издания 1855 года.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ {XXVIII}

1 Предлагаемое здесь жизнеописание Григоры, составлено по руководству Боивина; написанное им жизнеописание помещено в боннском издании 1829 г . ( pp. XIX—XLIV).

2 Antirrhret. XII cod. reg. 1996 fol. 283.

3 Истор. кн. 9, гл. 7.

4 Кн. 9, гл. 7.

5 В 1316 г .

6 Ист. кн. 8.

7 В 1320 г .

8 Истор. кн. 8, гл. 8.

9 Там же, гл. 5.

10 Кн. 9, гл. 13.

11 Кн. 22, гл. 2.

12 Кн. 8, гл. 5.

13 Кн. 8, гл. 6.

14 Там же.

15 Кн. 10, гл. 2.

1 Кн. 8, гл. 8.

2 В 1322 г .

3 Кн. 8, гл. 7.

4 Разумеем слово, говоренное Григорой в ответ на предложение сана хартофилакса.

5 Кн. 10, гл. 8, стр. 514.

6 Кн. 8, гл. 9.

7 Кн. 8, гл. 13.

8 Кн. 9, гл. 6.

9 Там же; снес. гл. 7.

10 Кроме этого разговора и Истории, Григора написал много и других сочинений. Об них смотр. у того же Боивина и там же.

1 Так говорит Григора в своем разговоре, но не так в своей Истории (кн. 19, гл. 1); здесь он замечает, что Варлаам, переселившись к римлянам, обратил на себя внимание государей и за то, что отличался ученостью, вошел у них в большую милость,— особенно у Кантакузина, который его необыкновенно возвысил, дав ему назначение объяснить учение св. Дионисия и быть наставником Богословия (см. также Кантакуз. Ист. кн. 2, гл. 39).

2 Григора в разговоре называет его Демаратом. Быть может, это — Кантакузин.

3 Григора часто хвалится этой победой в своей Истории. Кн. 11, гл. 10; кн. 18, гл. 7; кн. 19, гл. 1 и пр.

4 П. Филофей ( In Antirrheticis) свидетельствует, что Григору называли ??? ? , ????????? и '??????????.

5 Дом Григоры полон был книг, равно как математических инструментов и принадлежностей.

6 Кн. 9, гл. 14, кн. 10, гл. 1.

7 Кн. 10, гл. 2.

8 Кн. 10, гл. 6.

1 Кн. 10, гл. 8.

2 Odoric. Rayn. ad. an. 1339 n. 19; it. n. 23 et 31.

3 Кн. 11, гл. 10.

4 Что тогда сделано было на Соборе, определенно неизвестно; потому что писатели того века рассказывают дело различно. Кантакузин говорит, что побежденный Варлаам просил прощения и одобрил учение Паламы. Патриарх Иоанн ( ap. L. Allat. de Eccl. Occ. et. Or. p. cons, 1.2, c. 17),— что на Соборе был поднят вопрос о двух только предметах, именно — фаворском свете и молитве. Григора наконец,— что вопрос был об одной лишь молитве; а рассмотрение других предметов отложено было до другого времени.

5 Кн. 11, гл. 11.

6 Григора и Кантакузин согласно говорят, что Варлаам, недовольный, возвратился в Италию опять к латинским догматам и законоположениям.

7 Кн. 14, гл. 8.

8 Кн. 14, гл. 8.

1 Кн. 15, гл. 7.

2 В 1347 г . в феврале.

3 Кн. 19, гл. 1.

4 Кн. 16, гл. 5.

5 Кн. 15, гл. 5.

6 Кант. Ист. Кн. 4, гл. 23; Григор. Ист. кн. 18, гл. 3.

7 Кн. 18, гл. 4.

1 Там же.

2 В 1351 г . 27 мая.

3 В влахернском дворце.

4 Деяния этого Собора см. у Григоры в кн. 18—21.

5 Кн. 25, гл. посл.

6 Особенно к Георгию Лапиту. См. Кантак. Ист. кн. 4, гл. 24.

7 Кн. 21, гл. 5.

8 Он помещен у Григоры в 22, 23 и 24 книгах его истории.

1 В июне месяце.

2 Кн. 28.

3 Кн. 27.

4 Кн. 27 и 28.

5 В июле и августе 1352 г .

6 Кн. 27.

1 Кн. 28.

2 Осенью 1354.

3 Причину этого Григора указывает в 27 кн.

4 Впоследствии титулярный патриарх константинопольский.

5 Кн. 29, гл. посл.

6 Таково например в сатирическом роде сочинение Кавасилы: ??? ? ? ?????? ?????????; или ???????? ???????? ? ? ? ??? ?????? ? ?????? ??? ???????? ????????? ????????? ??? ? ????? ???? ? ? ? ??????? ? ?????????? ? ???????????? ?? ?????? ??? ??????? ?; или еще: ??? ? ? ??? ?????? ???????????? ??? ?? ??????????.

7 В 1357 г .

8 Кантакуз. Ист. кн. 4, гл. 24 и 25.

1 См. кн. 14, гл. 7.

2 Joan. Cyparissiota, Palamic. transgression. Serm. IV, c. 1.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история