Черчилль У. Мировой кризис

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА VI ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ПУНКТОВ

Президент Вильсон. – Четырнадцать пунктов. – Переговоры о перемирии. – Комментарий полковника Хауза. – Заседание 29 октября. – Отказ м-ра Ллойд-Джорджа. – Угрозы полковника Хауза. – Непреклонность премьер-министра. – Оговорки союзников. – Свобода морей. – Достижение соглашения. – Французский план. – Предварительные условия мира. – Миссия Вильсона. – Опасности промедления. – Пропасть.

В момент перемирия президент Вильсон достиг зенита своей власти и славы. После того как Соединенные Штаты на 32-й месяц кампании приняли участие в войне, он с большей страстью и с большей убедительностью, чем кто-либо, доказывал правоту союзнического дела. Он вступил в борьбу свежим, сохранял хладнокровие и казался бесстрастным судьей, провозглашающим свои решения среди страшного и безумного спора. Возвышаясь над всеми перипетиями конфликта, говоря величественно и просто, прекрасно умея играть на народных чувствах, располагая безмерной и еще неисчерпанной мощью, он казался измученным и усталым бойцам как бы вестником с другой планеты, ниспосланным для восстановления на земле свободы и справедливости. Слова его звучали как утешение для всех союзных народов и немало помогали заглушить разрушительную пацифистскую пропаганду во всех ее формах.
Во время войны отдельные союзные державы не раз делали заявление о преследуемых ими целях. В тяжелые январские дни 1918 г. как Великобритания, так и Соединенные Штаты снова постарались изложить свои требования в наиболее приемлемой форме, 8 января президент Вильсон произнес в Конгрессе речь, где упомянул те четырнадцать пунктов, которые, по его мнению, должны были быть основой американской политики. В этих «четырнадцати пунктах» прекрасно, если и в несколько общих выражениях, перечислялись главным образом те общие принципы, которые должны были осуществляться более или менее полно в зависимости от хода военных операций. Но во всяком случае они заключали в себе два непременных условия, – восстановление независимой Польши и возвращение Эльзас-Лотарингии Франции. Одобрение Соединенными Штатами этих двух чрезвычайно важных целей войны обозначало борьбу с Германией до победного конца и потому было воспринято с большим удовлетворением союзниками. Ни одно из союзных государств не останавливалось на деталях речи Вильсона и ни одно правительство не считало себя связанным им в каких бы то ни было отношениях, кроме разве тех общих чувств, какие она выражала. В то же время декларация президента сыграла весьма важную роль, укрепив единство западных демократических государств и вдохновив их на неуклонное продолжение войны. Кроме того, она способствовала развитию пораженческих и разрушительных движений среди населения неприятельских стран.
Когда 1 октября охваченный паникой Людендорф потребовал, чтобы германское правительство немедленно обратилось к союзникам с просьбой о перемирии, принц Макс Баденский обратился к президенту Вильсону, ссылаясь на эти четырнадцать пунктов. Вильсон ухватился за этот удобный случай, чтобы лично вести переговоры в этой первой и наиболее важной их фазе. Он использовал все преимущества своего положения как по отношению к неприятелям, так и по отношению к союзникам и таким образом взял на себя и выполнение всей задачи, и всю ответственность. Он отказался передать союзникам просьбы отчаявшегося врага, пока не убедится в их искренности. С немцами он держался чрезвычайно строго и мастерски пользовался оружием проволочек. Он заявил, что ни о каком перемирии не может быть речи, если «не будет дано абсолютно удовлетворительных гарантий того, что будет сохранено создавшееся ныне военное превосходство армий Соединенных Штатов и их союзников». Условия перемирия должны были быть выработаны командующими союзных армий. О мире нечего и говорить, пока Германия не лишится всякой возможности возобновить военные действия. Немцы должны сдаться беззащитными и безоружными на милость своих победителей. В течение того месяца, пока длились эти переговоры, по всему фронту шла непрерывная гигантская битва. Армии Соединенных Штатов потеряли свыше 100 тыс. человек убитыми и ранеными, а французские, британские и итальянские армии около 380 тыс. человек. Союзные армии продвигались непрерывно. Под двойным давлением войны и надежд на заключение мира германское сопротивление рухнуло. В конце месяца немцам пришлось пасть ниц перед президентом.
Вильсон вел эти переговоры так энергично и умело, что Франция и Великобритания, сперва несколько ошеломленные его самоуверенностью, предоставили ему вести их и в дальнейшем. Даже самые яростные враги немцев не могли бы найти никаких недочетов в его военной игре. Таким образом, на последних стадиях войны он говорил не только от имени США, но и от имени союзников. Он провозгласил высочайшие моральные принципы и в то же время заключил тяжелую для неприятеля сделку. Посмотрим же, в чем именно заключалась эта сделка.
Когда стало ясно, что центральные державы фактически разлагались и в отчаянии хватались за четырнадцать пунктов, предложения эти внезапно приобрели огромное практическое значение. К концу октября стало необходимым точно выяснить, что обозначали четырнадцать пунктов для друзей и врагов. Если бы немцы, вместо того чтобы просить о перемирии, начали мирные переговоры и в то же время продолжали войну, то смысл, который они и союзники придавали каждому из четырнадцати пунктов, был бы выражен в точной и конкретной форме. Но их крушение было столь стремительно, что они могли просить только о перемирии, а за то время, пока велись переговоры, они дошли до полного истощения и в конце концов пошли на условия, не оставлявшие им никаких средств защиты. Этот ход событий намного превзошел самые пылкие ожидания союзников. Победители оказались единственными истолкователями того значения, какое надо было придавать четырнадцати пунктам, между тем как побежденные естественно старались истолковать их в наиболее благородном и мягком смысле.
По инициативе предусмотрительного полковника Хауза американский посланник в Париже разработал комментарий к четырнадцати пунктам, одобренный президентом. Этот комментарий ныне опубликован полковником Хаузом. Это был чрезвычайно удобный документ, которым можно было пользоваться при всех случаях.
Так например пункт III говорил о «возможном устранении всех экономических барьеров и установлении одинаковых условий торговли для всех наций» . Американский комментарий мудро разъяснял, что этим не имелось в виду уничтожить пошлины, или специальные железнодорожные фрахты, или ограничение пользования портами, поскольку меры эти в одинаковой степени применялись по отношению ко всем. Относительно пункта IV: «необходимо дать и получить соответствующие гарантии того, что национальные вооружения будут сокращены до максимального предела, совместимого с внутренней безопасностью страны» , комментарий разъяснял, что «внутренняя безопасность страны» обозначала не только внутреннюю безопасность в полицейском смысле, но и охрану территории от иностранного вторжения. Пункт V предписывал «свободное, искреннее и абсолютно беспристрастное разрешение всех колониальных претензий, при строгом соблюдении того принципа, что при разрешении всех вопросов о суверенитете на интересы туземного населения будет обращаться такое же внимание, как и на справедливые притязания того правительства, права которого должны быть установлены» . По этому поводу комментарий говорил, что германские колонии не подлежат возвращению Германии, но что всякая получившая их держава должна действовать в качестве «опекуна туземцев» и выполнять свои административные функции под надзором Лиги наций. Пункт VI говорил об «эвакуации всей русской территории»  и «предоставлении ей полной и беспрепятственной возможности самостоятельно установить ход своего политического развития и свою национальную политику» . При этом комментарий разъяснял, что под «русской территорией» отнюдь не подразумевалась вся территория, принадлежавшая бывшей Русской империи, и т. д.
29 октября на Кэ д'Орсэ состоялось совещание представителей Франции, Великобритании, Италии и США. Главными действующими лицами были Клемансо, Ллойд?Джордж, Бальфур, барон Соннино и полковник Хауз. Обсуждался вопрос о том, какой ответ должны были дать союзники на ноту президента Вильсона.
Ллойд?Джордж сказал, что в данном случае имелись два тесно связанные друг с другом вопроса. Во?первых, надо было определить точные условия перемирия. С этим условием был тесно связан и вопрос об условиях мира. При внимательном изучении нот, которыми обменялись президент Вильсон и Германия, оказывается, что перемирие заключается при предположении, что условия мира будут согласоваться с речами Вильсона. Немцы попросили перемирия именно на этих условиях; поэтому, если не будет дано определенного истолкования в противоположном смысле, союзники окажутся связанными мирными условиями, которые поставил президент Вильсон. Следовательно, прежде всего надлежит выяснить, приемлемы ли эти условия. Затем Ллойд?Джордж напрямик спросил полковника Хауза, рассчитывает ли германское правительство, что мир будет заключен на основе четырнадцати пунктов и прочих речей президента Вильсона? Полковник Хауз ответил утвердительно. Ллойд?Джордж сказал, что если союзники не выяснят своей позиции, то, соглашаясь на перемирие, они будут связаны указанными выше условиями.
Клемансо спросил, совещался ли президент Вильсон с британским правительством относительно поставленных им условий? Мнения Франции не запрашивали. А раз с ним не совещались, то он не видит никаких оснований считать себя связанным. В заключение он спросил, считает ли связанным себя британское правительство? Ллойд?Джордж ответил, что британское правительство еще не считает себя связанным, но если оно даст согласие на перемирие, не сделав соответствующих оговорок, то конечно, придется считать его связанным условиями президента Вильсона. Бальфур подтвердил его слова. Тогда Клемансо заявил: «Я желаю выслушать четырнадцать пунктов».
Был зачитан первый пункт.
«Полностью публикуемые мирные договоры, заключаемые открыто; после этих договоров не должно быть никаких частных международных соглашений какого бы то ни было рода, и дипломатия должна действовать совершенно открыто и в обстановке публичности».
Полковник Хауз после этого прочел извлечение из последней речи президента Вильсона, где указывалось, что этот пункт не запрещает тайных переговоров по поводу конфиденциальных и щекотливых вопросов и требует лишь, чтобы окончательные результаты таких переговоров делались достоянием гласности. Бальфур заметил, что это в сущности обозначает не воспрещение тайных переговоров, а воспрещение тайных договоров.
Затем был прочитан второй пункт.
«Абсолютная свобода плавания на морях как в мирное, так и в военное время, за исключением территориальной полосы и тех случаев, когда моря могут быть путем международного соглашения закрыты полностью или частично для того, чтобы вынудить соблюдение международных договоров».
Этот пункт относительно так называемой «свободы морей» естественно вызвал тревогу среди британских делегатов. Он, по?видимому, имел в виду благие цели, но к чему он фактически сводился? Обозначал ли он, что отменяется право блокады в военное время? Мы только что заканчивали войну, в которой блокада сыграла важную роль и помогла защитить свободу Европы и права США. Британский флот только что сокрушил подводную войну. Британские суда только что перевезли большую часть американской армии в Европу. Только благодаря нашему морскому могуществу мы спасли себя от вторжения и снабжали продовольствием наше население. В момент общей победы казалось странным слышать, что тот самый друг, которому мы помогали, требует, чтобы это важнейшее орудие защиты было ослаблено, если не совсем сломано. Из этого, конечно, не следовало, что условия будущей войны не заставят пересмотреть весь вопрос о тех правах, которыми пользуются воюющие стороны на море. Но теперь, когда после огромных и кровавых жертв неприятельский фронт был разбит французской и британской армией и когда Британия, охраняемая королевским флотом, благополучно выходила из величайшего конфликта, который когда?либо постигал человечество, вряд ли было своевременно требовать, чтобы мы в несколько дней, почти в несколько часов, согласились на формулу, которая является для нас вопросом жизни и смерти и может значить либо все, либо ничего.
Ллойд?Джордж сказал, что этот пункт он не может принять ни при каких условиях. Если бы он был в силе во время настоящей войны, то мы не имели бы никакой возможности осуществить блокаду. Разгрому Германии блокада содействовала почти в такой же степени, как и военные операции. Он, Ллойд?Джордж, предпочитает, чтобы Лига наций была окончательно учреждена до того, как будет обсуждаться пункт II. Но даже после образования Лиги наций он считает возможным только начать переговоры об этом. Этот вопрос он не намерен обсуждать с Германией. Заключение перемирия невозможно, если оно обязывает нас к принятию этих условий.
Клемансо и Соннино согласились с Ллойд?Джорджем.
Тогда полковник Хауз заявил, что в результате этого обмена мнений придется целиком отказаться от всего того, к чему привели переговоры США с Германией и Австрией. Президенту не остается ничего иного, как сказать неприятелю, что его условия отвергнуты союзниками. В этом случае Америке придется, пожалуй, обсудить эти вопросы непосредственно с Германией и Австрией.
Клемансо спросил полковника Хауза, значит ли это, что будет заключен сепаратный мир между Соединенными Штатами и неприятелем? Полковник Хауз сказал, что дело может кончиться этим. Все зависит от того, сможет ли или не сможет Америка согласиться на условия, выставленные Францией, Великобританией и Италией.
Такая позиция возлагала чрезвычайно большую ответственность на Соединенные Штаты. Армии все еще продолжали сражаться. Даже в этот месяц, когда американцы пустили в бой все свои силы, на одного убитого американца приходилось четыре убитых солдата британских, французских и итальянских армий. В европейской войне США рисковали несравненно меньшим, чем европейские государства, а тем не менее эти первые грозили, что если Великобритания, Франция и Италия не согласятся целиком принять четырнадцать пунктов, то США откажутся продолжать кампанию, заключат сепаратный мир с Германией и Австрией, внесут полный хаос в общую обстановку и обрекут весь мир еще на другой год войны. Ллойд?Джордж, действуя в интересах своей страны, не уступил этому ничем не оправдываемому давлению и этим показал свои государственные способности.
Премьер?министр ответил, что британское правительство не может согласиться на пункт II. «Если Соединенные Штаты решатся на сепаратный мир, мы глубоко пожалеем об этом, но тем не менее будем продолжать войну». (Клемансо вставляет: «Да».) Мы не можем отказаться от той единственной силы, которая дала нам возможность перевезти американские войска в Европу. За это мы готовы сражаться и от этого мы не откажемся. Великобритания, в сущности, не военная нация, и главная ее защита – флот. Ни один человек в Англии не согласился бы на отказ от пользования этим флотом. Кроме того, мы никогда не пользовались нашим морским могуществом во вред другим. Речь президента Вильсона касалась только свободы морей и ничего не говорила относительно репараций за злонамеренное разрушение собственности в Бельгии и Франции и за потопление судов. В других отношениях мы не возражаем против четырнадцати пунктов президента. По моему мнению, президенту следует ответить в том смысле, что в четырнадцать пунктов нужно включить вопрос о репарациях; вопрос о репарациях, как мы полагаем, по существу уже включен в речи президента, но мы желаем, чтобы пункт был совершенно выяснен. Мы не можем принять того истолкования, которое, как мы знаем, Германия придает пункту относительно свободы морей.
Полковник Хауз согласился, что союзные правительства должны посовещаться и предъявить свои возражения против условий президента Вильсона. Несколько позднее, после оглашения других пунктов, он сказал, что условия президента изложены в очень широких выражениях. Так, например, президент не говорил точно, что Эльзас?Лотарингия должны быть возвращены Франции, но он несомненно имел это в виду. Клемансо сказал, что немцы конечно не так истолковывали этот пункт. Полковник Хауз, продолжая свою речь, заявил что президент выражался именно в этом смысле и в других случаях. Президент настаивает, чтобы Германия согласилась с условиями, изложенными во всех его речах, а из этих речей можно вычитать против Германии почти все, что хотите. Репарации в пользу Бельгии и Франции несомненно предусмотрены в пунктах VII и VIII, где говорится, что эти подвергшиеся вражескому вторжению страны должны быть эвакуированы и «восстановлены». Тот же самый принцип следует применить к незаконному потоплению судов воюющих и нейтральных стран.
После этого было решено точно сформулировать оговорки союзников.

Напряженное настроение продолжалось почти целую неделю. Президент Вильсон снабдил полковника Хауза ультиматумом, который Хауз решил держать про запас. 30 октября президент писал: «Я считаю своим долгом уполномочить вас заявить, что я не могу вести переговоры о заключении такого мира, который не предусматривает свободу морей, ибо мы обязались бороться не только с прусским милитаризмом, но и со всяким милитаризмом вообще. Точно так же я не могу согласиться и на такое заключение мира, которое не предусматривает создания Лиги наций, ибо в таком случае в течение ряда лет для сохранения мира не было бы никаких гарантий, кроме всеобщих вооружений, а таковые привели бы к самым гибельным последствиям. Я надеюсь, что мне не придется оглашать публично эту мою точку зрения».

Тем временем был приготовлен британский проект оговорок.

«Союзные правительства тщательно рассмотрели переписку между президентом Соединенных Штатов и германским правительством. Оставляя за собой право на помещаемые ниже оговорки, они заявляют о своей готовности заключить мир с германским правительством на условиях, изложенных в президентском послании Конгрессу от 8 января 1918 г., и согласно принципам, выставленным в его последующих речах. Но они должны отметить, что пункт II, относящийся к так называемой свободе морей, может подвергаться различным истолкованиям, с некоторыми из которых они не могут согласиться. Поэтому они оставляют за собой полную свободу действий в этом вопросе на мирной конференции».

«Далее, в условиях мира, изложенных в его послании Конгрессу от 8 января 1918 г., президент заявляет, что подвергшиеся вражескому вторжению территории должны быть не только эвакуированы и освобождены, но и восстановлены. Союзные правительства считают, что смысл этой статьи должен быть выяснен с полной несомненностью. Они считают, что Германия должна компенсировать все убытки, причиненные гражданскому населению союзных стран и их могуществу германскими сухопутными, морскими и воздушными силами».
Итальянцы предъявили другие оговорки, но им было разъяснено, что ведущиеся ныне переговоры относятся исключительно к Германии и не касаются Австро?Венгрии. Клемансо принял британский проект, который и стал основным документом для всех дальнейших совещаний.
Третье заседание состоялось 3 ноября у полковника Хауза. Хауз прочел сообщение президента Вильсона, носившее примирительный характер и расширявшее смысл формулы «свободы морей».

«Президент говорит, что он вполне признает то особое положение, в котором находится Британия как по отношению к внутренним морям, так и по отношению к морям в пределах всех ее имперских владений. По его мнению, вопрос о свободе морей должен обсуждаться самым свободным образом и в самом либеральном духе. Но президент не уверен, что союзные державы согласились на свободу морей в принципе и что они оставляют за собой лишь право вносить поправки и свободно обсуждать этот вопрос… Президент настоятельно указывает, что пункты I, II, III и XIV являются для американцев наиболее существенными пунктами программы, от которых он не может отступить. Вопроса о свободе морей нет необходимости обсуждать с немцами, если мы предварительно столкуемся друг с другом… Блокада является одним из вопросов, постановка которых изменилась вследствие событий настоящей войны, и потому несомненно придется изменить правилам, которым она должна подчиняться. Но нет никаких оснований опасаться, что она будет отменена совсем».

Ллойд?Джордж сказал, что принятая союзниками формула предусматривает лишь свободное обсуждение пункта II и не идет наперекор позиции США, которые имеют полную возможность отстаивать на конференции свою собственную точку зрения.
Полковник Хауз спросил, может ли м?р Ллойд?Джордж согласиться с принципом свободы морей. Премьер?министр ответил отрицательно. «Этот принцип обычно связывается с идеей полного отказа от блокады. Я не хочу связывать руки американскому правительству при обсуждений этого вопроса, а желаю лишь сохранить за британским правительством полную свободу действий». Полковник Хауз снова спросил, может ли м?р Ллойд?Джордж принять свободу морей в принципе, и Ллойд?Джордж снова дал отрицательный ответ. «Если бы я согласился с этим принципом, – сказал он, – то через неделю здесь очутился бы новый английский премьер?министр, который точно так же заявил бы, что он не может принять этого пункта. Английский народ не станет говорить об этом. По этому вопросу нация абсолютно единодушна. Следовательно, я никоим образом не могу изъявить своего согласия, раз я прекрасно знаю, что в этом случае я не буду говорить от имени британской нации». По словам полковника Хауза (неясно, происходило ли это на том же заседании или на другом), м?р Ллойд?Джордж сказал, что «Великобритания истратит свою последнюю гинею, чтобы поддержать превосходство своего флота над флотом Соединенных Штатов или какой бы то ни было другой державы и что ни один министр не может сохранить свой пост, если он придерживается иной точки зрения».
Тогда полковник Хауз изменил свою позицию; на этот раз он настаивал только на том, «чтобы вопрос продолжал обсуждаться». Против этого никто не возражал. Ллойд?Джордж сейчас же ответил: «Мы вполне готовы обсуждать принцип свободы морей в той новой его постановке, которая создалась в ходе настоящей войны». Согласно полковнику Хаузу, разговор был таков:
«Я хочу, чтобы вы написали какой?нибудь документ, который я мог бы переслать президенту», – сказал Хауз.
«Вряд ли он захочет чего?либо подобного, – возразил Ллойд?Джордж. – Мы вполне охотно будем обсуждать принцип свободы морей и его практическое применение». Этот свой взгляд Ллойд?Джордж подтвердил в письме, посланном полковнику Хаузу в тот же самый вечер. Хауз этим удовлетворился и несколько наивно сообщил нам, что он осведомил президента об этой дипломатической победе.
Когда этот вопрос был выяснен, президент Вильсон 5 ноября отправил немцам меморандум союзников, в котором четырнадцать пунктов принимались с известными оговорками в качестве основы для мирных переговоров. Меморандум сообщал, что условия перемирия будут получены от маршала Фоша. Поэтому немцы имели право утверждать, что они сдались и разоружились на условиях, изложенных в четырнадцати пунктах президента Вильсона и других его речах, поскольку пункты эти не были видоизменены формальными оговорками союзников. Но немцы не получили права по?своему истолковывать этот документ и не могли настаивать на таком праве. Поэтому победители могли интерпретировать четырнадцать пунктов весьма широко, что и привело впоследствии к недоразумениям и взаимным упрекам.
Резкие споры, происходившие на совещаниях союзников, туманность многих из четырнадцати пунктов и тех президентских речей, которые поясняли их, не говоря уже о комментарии, делали необходимым как можно скорее выработать более точный документ. Но в течение нескольких недель ничего нельзя было сделать. Бойню пришлось приостановить. Выработка условий перемирия в отношении сухопутных и морских сил, исчезновение у Германии всякой возможности самозащиты, внутренние потрясения в Германии и других побежденных странах, празднования союзнической победы – все это целиком занимало внимание людей. Когда миновали эти ошеломительные события и вызванные ими эмоции, оставалось сделать самое главное. Нужно было во что бы то ни стало как можно скорее заключить мир.
Планы Клемансо, как обычно, были чрезвычайно ясны и точны. 29 ноября французский посланник в Вашингтоне передал Лансингу следующий письменный документ.

«Прибытие президента Вильсона в Париж в середине декабря даст возможность четырем великим державам сговориться о предварительных условиях мира, которые должны быть предложены каждой из неприятельских держав без всяких переговоров с нею».

«Прежде всего необходимо будет выяснить вопросы, связанные с Германией и Болгарией!..»

«После достижения соглашения относительно предварительных условий мира представители великих держав должны будут сговориться о принципах представительства различных воюющих, нейтральных и неприятельских держав на мирном конгрессе. На всех его заседаниях должны присутствовать только великие державы?победительницы, мелкие же державы будут принимать участие лишь в тех заседаниях, где рассматриваются непосредственно касающиеся их вопросы. Что касается нейтральных держав и государств, находящихся в процессе образования, то они могут быть позваны на конференцию в тех случаях, когда затрагиваются их непосредственные интересы»…

«По?видимому, конгресс должен будет посвятить свое внимание двум главным вопросам: ликвидации войны в собственном смысле этого слова и организации Лиги наций. Несомненно, второй вопрос может быть разрешен только после разрешения первого. Разрешение конкретных вопросов не следует смешивать с осуществлением правил общего публичного права. Эти две задачи необходимо различать еще и потому, что неприятель не должен иметь права оспаривать условия, предложенные ему победителями и что лишь в исключительных случаях нейтральные державы будут приглашаться на заседания, где воюющие стороны вырабатывают условия мира, а между тем в обсуждении вопроса о Лиге наций должны будут принимать участие все народы воюющие, нейтральные и неприятельские».

«Ход занятий конгресса будет установлен на предварительных заседаниях во второй половине декабря».

«Как это иногда делалось в прошлом, конгресс может сослаться на некоторые великие принципы свободы, нравственности и справедливости, провозглашенные в самом начале его занятий и даже до установления порядка собраний (относительно этих принципов можно сговориться неофициальным путем). Таковыми принципами являются: право народов на самоопределение, права национальных меньшинств, отмена всех предыдущих особых соглашений, заключенных между некоторыми из союзников, с целью обеспечить занятиям конгресса наибольшую свободу , заявление что отечественная и колониальная территория, находившаяся во владении союзных держав на 1 августа 1914 года, не подлежит урезкам, торжественное осуждение нарушений международного права и принципов человечности и лишение полномочий тех делегатов неприятельских стран, которые лично подписали нарушенные этими государствами соглашения или лично виновны в нарушении права наций и в преступлениях против человечества».

Несомненно, французский план был логичен и практичен и обещал ускорить работу конгресса. Разрешение всех главных вопросов и установление порядка занятий он передавал исключительно в руки четырех главных держав?победительниц, вынесших на себе всю тяжесть войны; он проводил точную разграничительную линию между прошлым и будущим, а «отмена всех предыдущих особых соглашений между некоторыми из союзников» сразу разрушала всю паутину тайных договоров, заключенных под давлением военной необходимости. Этот план сближал четыре великие державы, имевшие право решать все вопросы, и гарантировал им полную свободу действий.
По зрелом размышлении полковник Хауз пришел к выводу, что необходимо как можно скорее заключить предварительный мирный договор с Германией. Эти предварительные мирные условия легко можно было сочетать с основными принципами, указанными французами. К этому приему часто и с успехом прибегали в прошлом. При заключении предварительного мира воюющие стороны устанавливают только главные пункты, а впоследствии, по прекращении войны, они совместно вырабатывают способы их практического применения. Французское предложение не помешало бы президенту Вильсону, если бы он того пожелал, добиваться наиболее мягких условий для побежденного неприятеля или такого распределения захваченных вражеских территорий, которое по его мнению оказалось бы в конечном счете наилучшим. Конечно, серьезные расхождения во мнениях были бы неизбежны, но они возникли бы естественным путем, и каждое достигнутое решение облегчило бы разрешение менее важных проблем. Соглашение между «Великой четверкой», как впоследствии стали называть представителен великих держав?победительниц, было необходимым условием легкого и быстрого заключения мира.
Но французский план совсем не понравился Вильсону, ибо этот план сразу разрушал всю ту картину мирной конференции, которую нарисовало честолюбие и воображение президента. Вильсон совсем не желал быстро сговориться с европейскими союзниками; он не хотел встречаться с их полномочными представителями за круглым столом; он надеялся, что в течение долгого времени он будет пребывать на самой вершине мира, одергивая то союзников, то немцев и предписывая законы всему человечеству. Он полагал, что может апеллировать к народам и парламентам через головы их собственных правителей и, как мы видели, уже обнаружил намерение пойти на такой шаг. Несомненно, французское предложение было изложено несколько неосторожно и в некоторых своих частях носило почти циничный характер. Высокие идеалы трактовались в нем так, как если бы они были лишь украшением для договоров, заключенных на основе здравого смысла. Президент понимал, что измученные войной европейские союзники больше всего стремятся к быстрому заключению мира и что чем больше он будет оттягивать его, тем большего он сможет добиться. Поэтому на французскую ноту от 29 ноября ни он, ни Лансинг не дали никакого ответа, а на французское предложение об отмене тайных договоров не было обращено никакого внимания. Все дела старого света приостановились; вожди государств не пожелали сойтись вместе для достижения прочного, доброжелательного и добросовестного соглашения, и правительственные круги в каждой стране были заняты усиленной разработкой своих собственных точек зрения.
Французы скоро примирились с этой отсрочкой. Если президент Вильсон ехал в Европу не только для наказания немцев, но и для того, чтобы поучать французов, то, пожалуй, не приходилось жалеть о том, что французские армии прочно укреплялись на Рейне и что мирная конференция, когда она соберется, будет стоять лицом к лицу со совершившимся фактом. Великобритания все еще была охвачена избирательной лихорадкой, и результаты выборов еще не были известны. Имперский военный кабинет заседал почти каждый день и изучал будущую мирную обстановку. За все это время союзники совещались только один раз, когда 2 и 3 декабря в Лондоне встретились Ллойд?Джордж, Клемансо и Орландо. На этот раз Хауз был болен и явиться на совещание не мог. На этом совещании, где обсуждались различные связанные с перемирием вопросы, было лишь постановлено образовать междусоюзническую комиссию, которая должна установить сумму репараций и контрибуций, которую могут уплатить неприятельские страны; далее, совещание постановило, что германский император и его соучастники должны быть преданы международному суду и что до подписания мирных условий в Париже или в Версале должна состояться межсоюзническая конференция. День созыва этой конференции предполагалось назначить после прибытия президента Вильсона.
Драгоценное время уходило, и силы победителей постепенно убывали, а между тем союзники охотно соглашались на промедление. Несомненно, все эти руководящие государственные люди слишком полагались на то, что мир неопределенно долгое время будет оставаться у их ног и что они смогут решить на досуге его будущие судьбы. Всего сильнее была эта иллюзия у президента Вильсона. Он желал председательствовать на мирной конференции. Когда Хауз тактично объяснил ему, что на конференции, заседающей в Париже, может председательствовать только француз, президент заявил, что он хочет принимать участие в ее работах в качестве делегата. Его лучшие друзья в США настойчиво советовали ему не спускаться на арену. Посетить Европу и обсуждать главные вопросы с европейскими государственными деятелями на совещаниях, не носивших публичного характера, было вполне допустимо и даже желательно; но оставлять благородное уединение президентского кресла ради грубой суматохи надолго затянувшейся мирной конференции значило бы отказываться от очень существенных преимуществ. Все три европейских премьер?министра вполне поддерживали эти советы американских друзей президента. Их тревожила мысль, что глава государства, лицо, облеченное высшей властью, будет заседать вместе с ними как равный, сохраняя в то же время неотъемлемое превосходство своего ранга. Они много слышали о своенравном темпераменте и манерах Вильсона, и это их несколько страшило. Но личные желания президента возобладали над доводами его советников, и вожди союзных государств в конце концов пришли к выводу, что этот ошибочный шаг президента окажется, пожалуй, им на руку. Если он предпочитал сойти со своего пьедестала, то они вряд ли от этого что?либо проигрывали. Хауз уверил их, что в личных отношениях президент отличался приветливостью. И президент поступил по?своему.

В этих совещаниях прошли октябрь, ноябрь н декабрь, отмеченные множеством событий, и только в средине января в Париже собрались представители 27 государств, непосредственно ведших войну или присоединившихся в самом ее конце к более сильной стороне. Был установлен чрезвычайно громоздкий порядок занятий конгресса. В то же время почему?то упустили из виду одно обстоятельство, которое могло бы облегчить его. Весь ход дальнейших переговоров зависел от предварительных совещаний по основным вопросам между Великобританией, Францией, Италией, Японией и Соединенными Штатами, ибо на этих совещаниях можно было бы установить главные принципы. Но совещания не состоялись. Последовавшие за перемирием два месяца нисколько не ускорили систематического выяснения условий мира. В начале января весь мир пришел в смущение и каждый спрашивал, почему не заключается мир; представители всех мелких государств уже съехались в Париж, куда прибыли и журналисты со всего света. Вторая стадия – общее собрание всех держав – по своему значению отодвигала теперь на второй план первую стадию. Медлить было больше нельзя, и конференция началась до того, как основные вопросы были сообща рассмотрены державами, которые одни только имели право выносить решения.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история