Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II

ОГЛАВЛЕНИЕ

4. ГОРОДА КАК СВИДЕТЕЛИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

Теперь нам следует задать вопрос о представлении, в котором участ вуют все эти столь разные города, обладающие собственными оригиналь ными рецептами сочетания различных видов деятельности. Нам нужно прислушаться к свидетельствам, которые они повторяют, будучи участ никами одинаковых или очень похожих процессов, характеризовавших Средиземноморье во второй половине XVI века. Показания городов, которые известны нам лучше всего, согласны между собой: их население растет; и поскольку они набирают силы, то, несмотря на превратности повседневной жизни, которых, разумеется, всегда было в достатке, они неплохо себя чувствуют в долгосрочной перспективе; как бы то ни было, эти города успешно преодолевают трудности и кризисные ситуации, но все они ощущают натиск на свои вольности со стороны территориальных государств, опережающих их в своем росте и старающихся подчинить се бе, поглотить или даже, в случае неудачи, привести в расстройство. Эти события возвещают наступление новой политической и экономической эпохи. Средиземноморье в этом смысле опережает свое время.

Демографический рост

Мы используем в лучшем случае лишь тысячную долю тех данных об изменениях численности городского населения в XVI веке, которые могли бы быть доступны историкам. Тем не менее в целом мы можем

*Граждан.

446

447

судить о них с достаточной уверенностью 1 . Чтобы читатель мог сое н- вить себе более точное представление об этих сдвигах, мы приводим график изменений численности населения в кастильских городах 245 . Истолковать этот график несложно: все его прямые (исключения толь ко подтверждают правило) ясно свидетельствуют о непрерывном росте вплоть до последних лет XVI века. Примерно та же картина вырисовы вается на основании данных, полученных из Италии 246 , а также евро пейской и азиатской Турции 247 . Без особого риска мы можем распро странить эти выводы на все Средиземноморье, как мусульманское, так и христианское. И для Европы, и для Средиземноморья характерен та кой демографический рост, который послужил основой для всех или почти всех свершений «долгого XVI века». Этот повсеместный прирост затронул в равной степени все города, как малые, так и средние, как крупные, так и незначительные, как ремесленные, так и промышлен ные, как чиновнические, так и торговые... Между ними нет различий, которые наблюдались в период упадка XVII века 248 , когда стабильность и рост были уделом избранных, таких городов, как Париж, Лондон, Мадрид и даже Стамбул, а в других местах происходил отток населе ния. Зато в XVI веке подобных исключений не было, и повсюду замет но оживление городской экономики: в Вероне и в Венеции, в Павии и в Милане затеваются новые стройки, финансируемые как казной, так и частными лицами; в Куэнке и Сеговии ремесленное производство идет в гору; активизируется судостроение на верфях Мандраккьо в Неаполе и на прибрежных отмелях Сорренто и Амальфи. В это всеобщее посту пательное движение вовлечены все городские центры, которые в это время находятся на подъеме. При этом во взаимоотношениях городов, в их иерархической структуре и подразделении на ранги нет никаких из менений. Данные этой мало подверженной изменениям урбанистической географии представлены на карте, иллюстрирующей жизненный уровень в городах королевства Гранада в 1591 году 249 , хотя она основана на сведениях фискальных регистров и поэтому не может считаться полной... Крупные города удерживают свои позиции благодаря более высоким ценам и оплате труда, многолюдству покупателей в лавках, а во влеченные в их орбиту города-спутники стараются равняться на них, слу жат им и сами пользуются ими. В функционировании этих планетных систем, столь характерных для Европы 250 и для Средиземноморья, не видно никаких сбоев.

448

Тем не менее на этом небосклоне иногда блестят молнии и гремит гром, что, впрочем, также вполне предсказуемо.

Прежде всего, демографический рост может иметь противоречи вые последствия: когда-то он может идти на пользу, а когда-то служить помехой — устанавливать равновесие или нарушать его. Всевозмож ные старые болячки дают о себе знать и даже обостряются: у XVI сто летия не хватает ни сил, ни духу, чтобы побороть их. К тому же не толь ко города хотят управлять миром. Их безраздельному господству в первый период расцвета Европы и Средиземноморья, с XI и XIV век, на пороге Нового времени приходит конец. На арену выходит крупное государство, переживавшее до этого стадию постепенного развития. И наконец, сельское население по-прежнему составляет подавляющее большинство. В XVI веке оно тоже растет, хотя, быть может, более мед ленными темпами, чем города, куда происходит его отток. Взрывной характер роста городского населения не вызывает сомнения, несмотря на то, что он трудно поддается цифровому выражению 251 . Численность городских жителей достигает своего пика, хотя этот рост, возможно, не совсем оправдан. Когда в XVII веке начинается снижение численности населения, как это было в Венеции 252 , данные по которой нам доступ ны, в городах это явление сильнее выражено, чем в расположенной по соседству с ними сельской местности. Принес ли с собой изменения XVII век? М. Моо 253 полагает, что численность населения сельской Франции росла быстрее, чем городской. Приведенное беглое сопостав ление позволяет лучше понять судьбу городов в XVI веке, положение которых было ключевым и в то же время неустойчивым.

Старые и новые беды: неурожаи и продовольственные проблемы

XVI век нес городским мирам не одни только радости. Голод и эпидемии преследовали их с удвоенной силой. Из-за малых скоростей и не померной стоимости перевозок, а также из-за частых неурожаев всякий крупный населенный пункт находился под угрозой голода, который мог разразиться в любое время. Любая перегрузка могла послужить этому толчком. Когда в 1561 году Тридентский собор собрался в третий и последний раз, немедленно встал вопрос о снабжении продовольст вием соборных отцов и их свиты, вызвавший справедливую обеспоко енность Рима 254 (хотя здесь же проходил торговый путь через Бреннер по реке Адидже, по которому баварский хлеб доставлялся иной раз до

самой Вероны). Неурожайные годы были обыденным явлением ка: а Средиземноморье, так и за его пределами. В 1521 году голод в Касти лии наступает одновременно с началом войны против Франции и внутренним восстанием Comuneros . В этом году, который в Португа лии был назван годом Великого Недорода, нехватка хлеба выбивает из колеи и дворян и простой народ. В 1525 году ужасная засуха опустошает Андалусию. В 1528 году свирепствовавший в Тоскане голод вынуж дал принимать крайне жестокие меры: Флоренция закрыла свои воро та перед бедствующими крестьянами из окрестных деревень. 1540 год угрожал повторением драмы: флорентийцы намеревались снова закрыть городские ворота и оставить деревню на произвол судьбы, но жители были спасены благодаря кораблям с зерном, прибывшим в Ли ворно из Леванта; впрочем, это было равносильно чуду 255 . В 1575 году в Румынии, обычно богатой хлебом, начался массовый падеж скота, прилетевшие в марте птицы были застигнуты врасплох снегопадом, сугробы были величиной почти в человеческий рост и такие плотные, что комки снега можно было держать в руке. Людей убивали за кусок хлеба 256 . В 1583 году бедствие затронуло всю Италию, а в особенности Папскую область, жители которой гибли от голода 257 .

Но обычно от недостатка продовольствия страдали не целые местно сти, а отдельные города. Особенностью катастрофического 1528 года в Тоскане было как раз то, что голод поразил всю флорентийскую округу, и горо жане, как мы уже говорили, были вынуждены закрыть город для окрест ных жителей, которые пытались в нем спастись. Во время голода в Перуд- же в 1529 году хлеба нельзя было сыскать на расстоянии 50 миль от города. Но катастрофы такого масштаба случались редко. Крестьяне получают почти все необходимое для выживания со своих наделов. Зато на про странстве, ограниченном городскими стенами, голод в XVI веке был частым гостем. Во Флоренции, местоположение которой достаточно благоприятно, на 111 неурожайных лет, с 1575 по 1791 год, приходится только 16 лет изобилия 258 . Моменты острейшей нехватки продовольствия испы тали даже такие портовые центры перевозок зерна, как Мессина и Генуя 259 . Венеция еще в начале XVII века была вынуждена ежегодно тра тить огромные суммы на снабжение города продуктами питания 260 .

Итак, в силу своих потребностей и наличия средств крупными по купателями зерна являлись города. О зерновой политике Венеции или

Кастильских городов, имевших самоуправление.

450

Генуи можно было бы написать целую книгу. Последняя старалась по лучить доступ ко всем возможным источникам продовольствия, и в XVI ве ке ее помыслы были обращены в сторону Франции, Сицилии и Се верной Африки; Венеция закупала зерно в Леванте, а с 1390 года вела дела с турками, что не мешало ей обращаться к другим поставщикам, в Апулию или на Сицилию. Кроме того, она вводила постоянные огра ничения, в частности в 1408, 1539, 1607 и 1628 годах 261 был запрещен всякий вывоз хлеба за пределы Венецианского «залива»...

В XVI веке не было ни одного сколько-нибудь значительного города, в котором не имелось бы того, что в Венеции называли удивительно совре менным именем Хлебной конторы (впрочем, ее бумаги за интересующие нас годы не сохранились). Это было замечательное учреждение 262 . Контора кон тролировала не только ввоз зерна и муки, но и их продажу на внутреннем рынке города. Мука подлежала продаже только в двух общественных местах: одно из них находилось около собора Святого Марка, а другое — на Ривоаль- то 263 . Дож ежедневно должен был быть осведомлен о количестве запасов на складах. Если выяснялось, что в городе осталось зерна на 8 месяцев или на год, об этом немедленно ставилась в известность Коллегия и принимались меры по закупке хлеба, с одной стороны, конторой, а с другой — через куп цов, которые тут же получали для этого денежные авансы. Булочники также находились под контролем: они должны были выставлять на продажу белый хлеб, «выпеченный из хорошего зерна»; вес порций изменялся в зависимо сти от избытка или недостатка снабжения, но цена оставалась всегда одной и той же, этому правилу следовали тогда почти все города Европы.

Нельзя сказать, что во всяком городе была точно такая же хлебная контора, ведь Венеция неповторима; но повсюду существовали свои учреждения, отвечавшие за снабжение зерном и мукой, имевшие разное название и разную организацию. Во Флоренции l'Abbondanza бы ла преобразована при Медичи (которые взяли внешние закупки зерна в свои руки), но она использовалась, по меньшей мере, для решения второстепенных задач, и после band © 1556 года, который считают обычно датой окончания ее деятельности 264 . В Комо этой цели служи ли Consiglio Generale коммуны, Ufficio d ' Annona и Diputati di

Контора изобилия. Запрета. Главный совет. Продовольственная контора.

provvisione * 265 . Если за выработку зерновой политики не отвечал самостоятельный орган, ею занимались доверенные лица в правительстве или в адми нистрации города. В Рагузе, положение которой было неблагоприятным с точки зрения снабжения продовольствием, за ним следили сами ректоры Республики. В Неаполе этой политикой руководил лично вице-король 266 .

Меры, которые принимаются перед лицом надвигающегося горо да, повсюду одни и те же. Действие первое: под звуки труб оглашается запрет на вывоз хлеба из города, число караулов удваивается, произво дятся обыски и учитывается все наличное зерно. Если опасность возрас тает, разыгрывается действие второе: стараются уменьшить число лиш них ртов; закрывают городские ворота, как было принято в Венеции; изгоняются чужеземцы, если они не ввезли в город достаточное ко личество хлеба, чтобы прокормить свою свиту и домашних 267 . Из Марселя в 1562 году 268 были высланы реформаты: таким образом, враждебный гугенотам город оказался в двойном выигрыше. Во время голода 1591 года в Неаполе Университет несет убытки: он закрывается, а студенты разъезжаются по домам 269 . Кроме того, обычно вводятся огра ничения на отпуск хлеба, как было в Марселе в августе 1583 года 270 .

Но прежде всего, разумеется, городские власти начинают лихорадочный поиск поставщиков зерна за любую цену; сначала они прибегают к обычным источникам. Марсель, как правило, рассчитывает на помощь своих окрестных сел и на милость французского короля или возлагает на дежды на «дражайших и возлюбленных друзей» — консулов Арля и даже на лионских купцов. Для того чтобы отправиться еще дальше и прибег нуть к услугам бургундской житницы, а затем доставить зерно в Марсель, необходимо, чтобы суда могли пройти «мосты,...не подвергаясь опасно сти», несмотря на разлившиеся реки Сону и Рону 271 .

В августе 1557 года инквизиторы Барселоны умоляют Филиппа II разрешить выслать им немного хлеба из Руссильона, по крайней мере для их личного пользования 272 . На следующий год 273 инквизиторы Ва ленсии просят завезти кастильский хлеб, эту же просьбу они повторяют в 1559 году. Тогда же Верона, в ожидании надвигающегося неурожая, запрашивает у Светлейшей** разрешение на покупку хлеба в Баварии 274 . Рагуза обращается в Герцеговинский санджак, Вене ция хочет получить согласие султана на загрузку зерна в Леванте...

Комиссия по снабжению. Республики Венеции. Округ Турции.

45

Всякий раз это предполагает переговоры, экспедиции, большие расходы, не говоря уже о посулах и подачках для купцов 275 .

Если все эти усилия не увенчались успехом, на крайний случай ос тается море, где можно подстеречь корабли, груженные зерном, завла деть ими, а затем, позднее, заплатить хозяевам груза, да еще при этом попытаться оспорить их права... В Марселе однажды были арестованы две генуэзских барки, имевшие неосторожность зайти в порт; 8 ноября 1562 года марсельский фрегат получает приказ останавливать все суда, груженные хлебом, которые появятся у берегов города 276 . Уже в ок тябре 1557 года власти Мессины насильно разгружают корабли с зерном из Леванта и Апулии 277 . Мальтийские рыцари, не очень стес ненные в продовольственном отношении, довольствуются регулярным патрулированием берегов Сицилии: они ведут себя точно так же, как корсары из Триполи. Правда, они платят, но блокируют корабли, как настоящие пираты. Однако всех, пожалуй, превзошла в этом смысле Венеция. Как только возникает малейшая угроза ее снабжению, ни один корабль, груженный хлебом, не может чувствовать себя в безопас ности в Адриатическом море; одна или две галеры немедленно зани мают позиции у Старой Рагузы и под носом у рагузанцев захватывают навы с зерном, загруженные ректорами в Волосе, в Салониках и даже в соседних портах Албании. Иногда венецианцы выслеживают грузовые корабли с зерном у берегов Апулии и заставляют их разгружаться в Корфу, Спалато или прямо в Венеции... Правда, венецианцам не уда лось закрепиться на апулийском берегу, где они дважды захватывали плацдарм; они лишились этой жизненно важной житницы, этой богатейшей кладовой растительного масла и вина. Но что с того! Всякий раз, когда это необходимо, Венеция получает доступ к ее запасам добром или силой. Разумеется, Неаполь, за которым стоит Испания, непременно высказывает свой справедливый и бессильный протест: суда, захваченные Венецией, бывают, как правило, зафрахтованы неаполи танцами у нее же. Венецианское самоуправство грозит волнениями городу, переполненному беднотой 278 .

Все это было чрезвычайно обременительно, но ни один город не мог избежать подобных тяжелых расходов. В Венеции огромные по тери списывались со счетов хлебной палаты, которая должны была, с одной стороны, поощрять крупными выплатами купцов, а с другой — продавать приобретенные таким образом хлеб и муку ниже себестоимости. Еще труднее приходилось властям Неаполя, которых страх вынуждал

быть не просто щедрыми, но и расточительными. Во Флоренции цено вую разницу погашал великий герцог. Корсиканский Аяччо брал в долг у генуэзцев 279 . Марсель, не склонный к чрезмерному опорожнению сво его кошелька, также делает заимствования, но с оглядкой, и накануне но вого урожая запрещает ввоз зерна, чтобы таким образом израсходовать старые запасы, если они есть. Так поступают и многие другие города.

Все эти политические ухищрения иногда оказывались бессильны ми. Отсюда страдания и разлад. Страдания для наиболее обездолен ных, иногда для всех горожан. Разлад поражал городские учреждения и затрагивал иной раз самые основы городской жизни. Могли ли эти замкнутые в себе мирки, эти устаревшие способы ведения хозяйства со ответствовать требованиям новой эпохи?

Старые и новые беды: эпидемии

Мы вполне способы составить не совсем совершенную, но крас норечивую общую карту распространения эпидемии чумы, которая часто бывала в Средиземноморье непрошеным гостем. Рядом с назва нием каждого города можно поставить дату постигшего его несчастья. Ни один город не избежал этой участи и не остался бы без такой помет ки на карте. Таким образом можно было бы обозначить роль чумы как настоящей «структурной составляющей» столетия. Чаще всего от ее на шествия страдали восточные города. В Константинополе, у грозных ворот Азии, чума была постоянным бичом. Это был главный очаг эпи демий, откуда они распространялись на Запад.

Волны морового поветрия вкупе с голодом приводили к постоянному количественному обновлению городского населения. В 1575—1577 го дах в Венеции свирепствовала такая ужасная эпидемия чумы, что она унесла с собой 50 тыс. человек, четверть или треть населения всего города 280 ; с 1575 по 1578 год погибло 40 тыс. жителей Мессины. В 1580 го ду, по окончании эпидемии, на территории всей Италии бушует смертельная эпизоотия, болезнь del montone о del castrone 281 , которая рикошетом задевает и людей. Преувеличенные цифры, приводимые современниками, часто свидетельствуют о страхе, который внушали эпидемии. Банделло говорит о 230 тыс. жертв в Милане в эпоху Лодовико Сфорца 282 ! По словам другого наблюдателя, в 1525 году болезнь унесла

Баранов или кастрированных баранов, валухов.

454

9/10 населения Неаполя и Рима 283 ; в 1550 году — снова половину жите лей Милана 284 ; в 1581 году в Марселе спаслось от чумы не более 5 тыс. человек 285 , а в Риме от нее погибли 60 тыс. человек 286 ... Эти цифры не точны, но они безошибочно указывают на то, что в эту эпоху, когда уро вень санитарно-гигиенических и медицинских знаний мало способст вовал защите от заражения, любой город мог неожиданно лишиться четверти, а то и трети своего населения 287 . Все это вполне согласуется с известными картинами улиц, устланных мертвыми телами; ежедневно катящихся по этим улицам катафалков, заваленных трупами, столь многочисленными, что их не успевают хоронить... Подобные бедствия приводили к полному упадку и преображению города. Когда чума в 1577 году выпустила Венецию из своих цепких объятий, это был уже другой город, и им управляли другие люди. Произошла полная смена 288 . Было ли то совпадением или нет, но un frate di San Domenico , проповедовавший в Неаполе в марте 1584 года, утверждал, что «с некоторого време ни поведение Венеции стало предосудительным, ибо молодежь отобрала бразды правления у стариков» (poiche i giovanni havevano tolto il gov - erno a vecchi ...) 289 .

Рано или поздно раны затягивались. Если Венеция после 1576 года 290 не смогла полностью восстановиться, причина этого заключается в неблагоприятной обстановке, складывающейся к началу XVIII века. В са мом деле, чума и другие эпидемии обостряются только в эпоху матери альных и продовольственных затруднений. Голод и болезни идут рука об руку, эта старая истина была давно известна на Западе. И каждый город с незапамятных времен пытался защититься от болезней, прибе гая к дезинфекции с помощью ароматических трав, сжигая принадле жащие зараженным вещи, устанавливая для людей и товаров карантин (первый пример в этом отношении подала Венеция), привлекая к это му делу врачей и используя санитарные свидетельства, cartas de salud в Испании, fedi di sanita в Италии. Богачи, как правило, находили спасе ние в поспешном бегстве. При первых признаках морового поветрия они скрывались в соседних городах или чаще в своих роскошных за городных домах. «Я не встречал города, вокруг которого было бы столь ко же ферм и загородных вилл», — пишет Томас Платтер 291 , приехавший в Марсель в 1587 году. «Причина заключается в том, что во время чумы (приключающейся довольно часто вследствие большого числа приезжих

Доминиканский монах,

из всех стран), жители укрываются за городом». Под жителями зд J > подразумеваются богатые, потому что бедные остаются в зараженном городе, который оказывается как бы в осаде и под подозрением и щедро снабжается извне во избежание больших волнений. Вот где, как замечает Ренэ Берель 292 , корни старого конфликта, порождающего упорную классовую ненависть. В июне 1478 года 293 Венецию поразила эпидемия; в городе, как обычно, тотчас же начались грабежи; дом одного из членов семьи Ка Баластрео был полностью опустошен, как и склад семьи Ка Фоскари и Контора торговых консулов на «Ривоальто». Все из - за того , «hoc tempore pestis communiter omnes habentes facultatem exeunt civitatem, relictis domibus suis, aut clausis aut cum una serva, vel fa- mulo» ... По свидетельству Capucin Charitable , в 1656 году в Генуе на блюдалась точно такая же картина, совпадающая до мельчайших подробностей 294 .

Однако крупные эпидемии начала XVII века: в Милане и Вероне 1630 года; во Флоренции 1630—1631 годов; в Венеции 1631 года; в Генуе в 1656 года и даже в Лондоне 1664 года выглядят гораздо более тя желыми, чем катастрофы предшествовавшего столетия. Испытания, выпавшие на долю городов во второй половине XVI века, представляются несколько менее драматичными. Сразу приходят на ум объяснения этому: повышение влажности и похолодание, установление не посредственных связей между Италией и Востоком. Но почему тогда и на Востоке усугубляется ущерб, наносимый чумой?

Города в XVI веке страдают не только от чумы. Они подвергаются на шествию венерических болезней, «потовой горячки», гриппа, дизентерии и тифа. Эти недуги не щадили действующие армии, своего рода передвиж ные города, еще более уязвимые для болезней. Во время войны в Венгрии (1593 — 1607 годов) некое подобие тифа, так называемая ungarische Krankheit ** 295 истребляет немецких солдат, в то время как туркам и венграм она не страшна; болезнь распространяется по Европе вплоть до Англии. Городская среда идеально подходит для передачи заразных забо леваний: можно проследить, как в 1588 году грипп, охвативший Венецию, где он уложил в постель все население, включая полный состав Большого

Что во время чумы все, кто может, покидают город, закрывая свои дома или оставляя в них слугу или служанку. Милосердного Капуцина. Венгерская болезнь (нем.).

456

Совета — чего не бывало во время чумы, — перекинулся на Милан, во Францию, в Каталонию, а затем — одним скачком в Америку 296 ...

Частые эпидемии внесли свой вклад в нестабильность городской жизни, характеризовавшейся «социальным истреблением» бедняков, которое прекратилось в лучшем случае в XVIII .

Неизбежность иммиграции

Другая особенность городов заключалась в том, что необходимый уровень численности наемных рабочих мог в них поддерживаться, а тем более увеличиваться за счет притока рабочей силы со стороны. Преимуществом и обязанностью города, наряду с поглощением потока вечных иммигрантов с гор, берущихся за любую работу, было при влечение для своих нужд множества оборванцев и авантюристов со всех сторон. Рагуза черпала рабочую силу в соседних горах. В регистрах Diversa de Foris можно обнаружить бесчисленные копии договоров с подмастерьями, нанимавшимися для работы на дому на один, два, три года, на семь лет и в 1550 году получавших в среднем ежегодное жало вание в три золотых дуката, часто выплачивавшееся по истечении сро ка контракта. Такой famulus ** обязуется служить своему хозяину in par - tibus Turcicorum ***; тот в свою очередь обещает обеспечить его едой и одеждой, а также обучить своему ремеслу 297 или выплатить вознаграж дение золотом по истечении пяти, восьми или десяти лет с момента за ключения контракта 298 ... Хотя в текстах об этом не говорится, сколько же было среди них, наряду с местными жителями, крестьянских детей с принадлежащих Рагузе территорий и даже морлахов, находившихся в зависимости от турок?

В Марселе наиболее распространенным типом переселенцев был корсиканец, особенно Capocorsino . В Севилье армию наемных ра бочих (если не считать желающих отправиться «в Индию», прибывающих отовсюду) постоянно пополняли мориски. Они прибывали из Андалусии и рассеивались по большому городу, так что в конце столетия власти стали опасаться волнений уже не в горах, а в самой Севилье,

Канцелярии торговли. Прислужник.

В краях турок, т. е. за границей. Выходец с мыса Корсо.

457

особенно в связи с высадкой англичан 299 . 3 Алжире вновь прибывв ели были христиане, пополнявшие ряды корсаров и пленных; это беженцы из Андалусии или Арагона (перебравшиеся сюда в конце XV — начале XVI века), ремесленники и лавочники, имя которых сохранилось в на звании современного квартала Тагаренов 300 ; и кроме того, многочисленные берберы с соседних гор Кабилии, которые в свое время уже со ставили основную часть населения. В описании Аэдо это жалкие бедняки, возделывающие сады для богачей и мечтающие получить место сол дата в ополчении: только в этом случае они смогут утолить свой голод... Несмотря на предупредительные меры, принимаемые государством, и цеховую подозрительность, во всей Османской империи не было города, куда не устремлялся бы нескончаемый поток иммигрантов из обнищавших или перенаселенных деревень. «Эта нелегальное и доведенная до крайности рабочая сила представляет собой источник дополнитель ных доходов для богачей, которые задешево приобретают работников для своих домов, садов и конюшен...» Эти несчастные составляют кон куренцию даже рабскому труду 301 . В Лиссабоне, куда стекается множест во людей, хуже всего положение черных рабов. В 1633 году при общей чис ленности населения около 100 тыс. их насчитывалось более 15 тыс.; на праздник Nuestra Senora de las Nieves , Богоматери Снежной, все они выходили на улицы города в набедренных повязках и цветастых одеждах. «Они очень стройны и имеют более красивое тело, чем белые, замечает один капуцин 302 , — так что голый негр выглядит лучше, чем одетый белый...»

В Венецию иммигранты прибывали из соседних городов (немного затянутый рассказ Корнелио Франджипане, писателя середины XVI века 303 , посвящен тому, как горько чувствовать себя здесь чужаком, прозябать в безвестности) и с ближних полей и гор (Тициан был родом из Ка- доре). Если жители Фриули — Furlani — пригодны для дома и для тяжелой работы, а также для сельского труда за городом, то беспутный люд, который тоже попадался, целиком или почти целиком стягивается сюда из Романьи или из Марке, как говорится в одном донесении в мае 1587 года 304 : Tutti li homeni di mala qualita, о la maggior parte di loro ehe capita in questa citta sono Romagnoli e Marchiani. Эти нежеланные и, как правило, нелегальные пришельцы проникали в город ночью, преодо левая обычные препятствия с помощью какого-нибудь barcaruol ,

Лодочника.

458

который не мог преградить путь в свою лодку людям, часто вооружен ным колесной* аркебузой, и волей-неволей должен был везти их в Джу- декку, Мурано или на какой-то другой остров. Пресекая эти посеще ния, можно было бы сократить преступность, но для этого требовалось организовать постоянную слежку и держать соглядатаев на месте.

Венеция собирала свою дань и на подвластных ей территориях, и в соседних регионах: они поставляли скорых на расправу албанцев, из вестных своей лютой ревностью; греков, достойных купцов «греческой нации» 305 , или бедолаг, которые выставляют на продажу своих жен и дочерей, чтобы преодолеть первые трудности, сопряженные с переез дом, а затем привыкают к этой легкой жизни 306 ; морлахов из динарий- ских Альп: Славонская набережная была не только пунктом отправле ния... В конце столетия Венеция, как никогда раньше, проникается вос точным колоритом благодаря притоку сюда персов, армян 307 и турок, которые во второй половине XVI века находили себе пристанище во флигеле дворца Маркантонио Барбаро 308 , пока в XVII веке не было учреждено fontico dei Turchi **. В Венеции останавливались также на более или менее длительное время еврейские семьи португальского происхождения, которые отправлялись из Северной Европы (из Флан дрии или из Гамбурга) на Восток 309 . К тому же Венеция давала приют изгнанникам, а впоследствии и их потомкам. Так, в 1574 году здесь еще жили наследники великого Скандербега: «Их род продолжает свое су ществование... в пристойных условиях» 310 .

Эти необходимые для города иммигранты не обязательно являют ся представителями тяжелого или неквалифицированного труда. Часто они приносили с собой новые технические приемы, не менее важные для развития города, чем их собственные персоны. Евреи, которые ста новились беженцами по религиозным соображениям, а не из бедности, сыграли исключительную роль в распространении этих технических новшеств. Занимаясь после изгнания из Испании торговлей вразнос в Салониках и в Константинополе, они постепенно довели ее обороты до такого уровня, что смогли успешно конкурировать с рагузанцами, армянами и венецианцами. Они внедрили в двух великих метрополиях Востока книгопечатание, промышленное производство шерстяных и шелковых тканей 311 и даже, если поверить некоторым слухам, секрет

De roda.

Турецкое подворье.

изготовления лафетов для полевых пушек 3 — это были ценные дары! Несколько евреев, изгнанных из Анконы по приказу Павла IV , достиг ли относительного благосостояния в турецком порту Валона 313 .

Были и другие иммигранты высокого ранга, например, странст вующие художники, которых привлекали растущие города, зате вающие новое строительство. Или купцы, особенно итальянские купцы и банкиры, которые вдохнули жизнь и даже создали Лиссабон, Севилью, Медину дель Кампо, Лион и Антверпен... Для строительства городского мира требуется самый разный человеческий материал, в том числе и богачи. Город привлекает их, так же как и неимущих, хотя и по другим причинам. При обсуждении сложнейшей проблемы inurbamento 314 , вызывающей у историков столько споров, нужно учи тывать, что в близлежащий город переселялись не только бедные соп- tadini , но и феодалы, богатые земельные собственники. Масса материала для сравнения содержится в замечательных работах бразиль ского историка и социолога Жилберту Фрейри. Первые города Бразилии в конце концов стали притягивать к себе фазендерос и их резиденции. Началось всеобщее переселение в город. То же самое в Средиземно морье: казалось, что город поглощает и аристократов, и их замки. Бан- делло рассказывает нам об одном сиенском синьоре, у которого был за мок в Маремме и дворец в Сиене с полупустым первым этажом и парад ными комнатами, где шелк начинает свое триумфальное шествие.

Эти дворцы — великие свидетели той главы истории, которая предшествовала новому исходу богачей из городов, их возвращению в поля, сады и виноградники, этого стремления «буржуа» к природе, столь заметного в Венеции 315 , Рагузе 316 , Флоренции 317 , Севилье 318 и до вольно распространенного в XVI веке. Это иммиграция сезонная: сень ор, который построил в городе дворец, отныне является горожанином, даже если он часто навещает свой загородный дом. Последний являет ся лишь предметом роскоши и зачастую данью моде. «Флорентийцы, — пишет в 1530 году венецианкий посол Фоскари, — ездят по всему све ту; заработав 20 тыс. дукатов, они тратят половину из них на строитель ство palazzo за пределами города. Следуя этой моде, каждый подра жает своему соседу... и они настроили столько загородных роскошных

Перетекание населения в города.

Крестьяне.

Дворца.

460

дворцов, что из них можно было бы составить вторую Флоренцию» 319 . Говоря о Севилье, novelas XVI и XVII веков часто упоминают за городные виллы и устраиваемые на них пышные праздники. На них похожи и quintas * вокруг Лиссабона, с парками и ручьями 320 . Разуме ется, эти увлечения и капризы моды могут уступать место более веским мотивам и решениям, имеющим далеко идущие последствия. Приме нительно к Венеции XVII и еще больше XVIII веков нужно говорить о возрождении интереса богатых горожан к земельной собственности. Прекраснейшие дворцы Венеции во времена Гольдони пребывают в запустении, и вся ее роскошь сосредоточивается в виллах по берегам Бренты. Летом в городе остаются только бедняки, а богачи отправ ляются в свои владения. Всякий раз когда речь заходит о богачах, не стоит сводить все к моде и капризам. Виллы, загородные дома, где собственник живет бок о бок со своими батраками, бастиды, как их на зывают в Провансе, были приметами социального наступления городского капитала на землю. Жертвой этого могучего движения становились плодородные крестьянские поля. Мы находим бесспорное подтверждение этому в Рагузе, канцелярские реестры которой сохранили для нас массу договоров с мелкими землевладельцами, а также в Ланге доке, Провансе. В этом можно убедиться воочию с помощью прилагае мой к диссертации Робера Ливе карты провансальской коммуны, рас положенной на берегу реки Дюранс. Территория деревни Ронье уже в XV веке и тем более позднее была усеяна бастидами, окруженными земельными участками внушительных размеров; в XVI веке они при надлежали forains*** , т. е. их хозяева не жили постоянно в Бронье. В большинстве своем это экцы, т. е. богатые жители Экса 321 .

Таким образом, во взаимоотношениях между городом и деревней были свои приливы и отливы. В XVI и XVII веках еще продолжается приток сельского населения в города, причем в этот процесс вовлечены и богатые. Милан в это время становится городом господ и меняет свой облик. В этот же период собственники'чифтликов в Турции покидают

свои села и своих крепостных и переселяются в соседние город а . Множество испанских сеньоров в конце XVI века также оставляют свои

Повести.

Загородные дома. Rognes. Приезжим.

деревенские владения, чтобы обосноваться а кастильских городах, особен но в Мадриде 323 . Изменению климата царствования Филиппа III по сравнению с эпохой Филиппа II , наряду со многими другими причинами, способствовало это переселение испанской знати в города, где до тех пор она была только гостьей. Не в этом ли заключено объяснение так называемой реакции, наступившей во времена преемника Мудрого Монарха?

Городские политические кризисы

Все эти трудности, с которыми города сталкивались в своей повсе дневной жизни, не имели ничего общего с драматическими перипетиями политических конфликтов, в которые время от времени погружал их без жалостный век. Не станем, однако, чрезмерно преувеличивать значение этих волнующих страниц истории. Прежде всего, мы не должны испы тывать по отношению к ним те же чувства, судить о них с позиции палача или жертвы, с той же пристрастностью, с какой пизанцы судят о Флорен ции; нам следует разобраться в сущности событий, которые, как нам ка жется, потрясают города до основания. Ведь государство устанавливает свои порядки, но города продолжают жить той же размеренной жизнью, которую они вели до кризиса, и сохраняют свое значение.

В летописи политической истории занесено бесчисленное множест во городских катастроф. Они ломали не только привычный уклад жиз ни, местные предрассудки и институты власти; под угрозой находились экономические основания, созидательные способности и само благосос тояние городских общин. Но на гибель было обречено то, что оказыва лось нежизнеспособным; противоречия часто разрешались мирным пу тем, без драматических сцен, и в недрах смуты вызревали совершенно новые, хотя подчас горькие плоды.

Первые признаки грядущих бурь появляются уже в начале XV ве ка, во всяком случае в Италии, которая и в этом отношении обогнала другие страны. Потребовалось всего несколько лет, чтобы Верона подчинилась венецианцам в апреле 1404 года 324 ; в 1405 году Пиза стала добычей флорентийцев 325 ; в ноябре 1406 года венецианцам покорилась также Падуя 326 , а затем, в 1426 году Брешия и в 1427 году Бергамо, рас положенные на границе миланских владений и ставшие с этих пор на дежными форпостами венецианской Терра Фермы на западе 327 .

Прошли годы; внутренние раздоры, неутихающие распри и сопря женные с ними экономические неурядицы подорвали могущество даже

462

Генуи. За 40 лет с 1413 по 1453 год она пережила 14 переворотов 328 . Лакомой добычей завладел сначала французский король в 1458 году; затем семейство Сфорца в 1464 году; правда, Генуя избавляется от новых хозяев, затем призывает их повторно: сперва Сфорца, потом фран цузского короля. Однако она утрачивает свои колониальные владения на Черном море. Наконец, Генуя лишается Ливорно у себя под носом. Невзирая на все эти напасти 329 , чудом ей удалось выстоять. При Франциске I она перешла было под опеку Франции, но Андреа Дориа порвал с ней и заключил союз с испанцами в 1528 году; в конце концов утвердилось оли гархическое государственное устройство 330 . Но до тех пор генуэзцы твердо стояли на страже своих владений и даже зарились на чужие. В 1523 году генуэзское ополчение заняло Савону; в 1525—1526 годах 331 захватчики учи нили в ней расправу, разрушили волнорез, засыпали гавань, а затем, после попытки восстания горожан, которые готовы были переметнуть ся даже к туркам 332 , в 1528 году снесли городские башни и собирались построить цитадель 333 . Но к этому времени уже случилось несколько гораздо более серьезных катастроф. Непоправимым бедствием было падение Константинополя в 1453 году, символичное во многих отноше ниях; в 1472 году Барселона сдалась войскам Иоанна II Арагонского; в 1480 году французский король без пролития крови стал законным го сударем Прованса и Марселя; в 1490 году пала Гранада. Эти трудные годы предвещали упадок городов-государств, которые были слишком слабыми, чтобы уцелеть в борьбе против могущественных держав. Судьбы мира находились отныне в руках этих последних. В начале века одни города поглощали другие и расширяли свои территории: Вене ция упрочила свои владения на суше, так называемую Терра Ферму, Милан подчинил себе окрестные земли, Флоренция овладела почти всей Тосканой. Но теперь сила была на стороне турок, арагонцев, фран цузского короля и государей соединенных Арагона и Кастилии.

Наблюдались, конечно, вспышки городского сопротивления, хотя и кратковременные: Пиза, завоеванная* в 1406 году Флоренцией, осво бодилась в 1494-м, а в 1509 году снова подчинилась своей сопернице; после этого начался массовый отъезд ее жителей в Сардинию, Сицилию и в другие места 334 . Кое-где вспыхивают новые очаги борьбы: в 1521 го ду в Вилаларе перед властью склоняются гордые и могущественные города Кастилии... В 1540 году наступает очередь Перуджи, которая вынуждена

Хуана (1397—1479).

уступить главе Церкви в ходе бесславной Suerra del Sale , преследовав шей фискальные цели 335 ... В это же время, около 1573 года, города Не аполитанского королевства лишаются своих последних вольностей просто в силу катастрофического роста их долгов 336 . Город Аквила в Абруцци был обескровлен, во всяком случае после того, как Филиберт Шалонский в 1529 году разорил его прекрасные castelli ** и заставы на 40 миль вокруг 337 . В начале XVII века Алонсо де Контрерас 338 , комен дант испанского гарнизона, состоявшего из горстки солдат, грубо пре- тесняет здешних старейшин. Эти отголоски споров за первенство были, если угодно, последними искрами того пожара, который полыхал на протяжении двухсот лет.

Кто же стал жертвой этого продолжительного кризиса? Средневе ковый город, хозяин своей судьбы, мирно раскинувшийся в окружении парков, садов, виноградников, колосящихся полей, морских гаваней и больших дорог. Но, как и другие ушедшие в небытие пейзажи и реалии прошлого, он оставил после себя удивительное наследство. Венециан ская Терра Ферма сохранила признаки федерации городов, имеющих свои права и привилегии и наполовину обособленных. То же самое мы замечаем и в Лукке, которую мы можем видеть глазами Монтеня, толь ко не станем слишком иронизировать по поводу военной бдительности маленькой республики. Но еще лучше остановить свое внимание на Ра- гузе. В разгар XVI века она была полным подобием Венеции за 300 лет до этого, одним из тех городов-государств, которые в свое время во множестве украшали торговые берега Италии. Старинные городские учреждения сохранились здесь в первозданном виде, и драгоценные документы из их архивов по сей день пребывают в совершенном порядке. Историки жалуются, что они никогда не могут отыскать в положен ном месте те или иные бумаги XVI века и справедливо возлагают вину за это на пожары, разрушения, небрежных чиновников и расхитите лей. Но еще в большей степени следовало бы обвинять новые порядки, воцарившиеся на месте прежних вместе с пришедшими на смену город ским властям территориальными, и многочисленные организационные перестройки, породившие весь этот кавардак. Мнительные города-го сударства с их педантичным мелочным учетом ушли в прошлое, а территориальные государства еще не успели заполнить эту пустоту.

Соляной войны. Замки.

464

Исключением, быть может, была Тоскана, где «просвещенный деспо тизм» Медичи способствовал ускорению перехода. Но в Рагузе, где все оставалось без изменений, архивы Дворца ректоров выстроились на удивление в образцовом порядке: судебные дела, регистры аттестатов, акты о правах собственности, дипломатическая корреспонденция, до говоры морского страхования, копии векселей... Это настоящий кла дезь богатейших сведений о жизни Средиземного моря в XVI веке, тем более что грузовые корабли Рагузы бороздили его вдоль и поперек, плавая и в исламских, и в христианских водах, от Черного моря до Геркулесовых столбов и за их пределами.

Однако какая действительность скрывалась за этим пышным фасадом? Рагуза была вынуждена платить дань туркам. Только такой ценой она могла спасти свои торговые представительства, рассеянные по всем Балканам, свои богатства и совершенный механизм своих учрежде ний... Оставаясь нейтральной, она использовала шаткое равновесие сил, сохранявшееся на протяжении столетия.

Впрочем, для сохранения нейтралитета требовалось проявлять чу деса ловкости и героизма: если нужно, рагузанцы могли грудью встать на защиту родного города, сражаться за его независимость и возносить молитвы вместе с Римом и со всем христианством — кто же был более ревностным католиком, чем они? Хозяин рагузанского судна, захвачен ного алжирцами без всякого на то основания, поднимает такой шум, что в один прекрасный день они бросают его в воду с камнем на шее 339 . Не всегда и не везде полезно быть нейтральным.

Не подлежит сомнению декоративный характер автономии Лукки, находившейся почти в явном подчинении у испанцев из герцогства Миланского. Это единственный город в Италии, чистосердечно при знает Сервантес, где любят испанцев 340 . Но исключения подтверждают правило. Из продолжительного политического кризиса XV и XVI ве ков города не могли выйти без потерь. Они испытали на себе удары сти хии и были вынуждены как-то противостоять им. Для одних, как, на пример, для Генуи, это означало идти на уступки, изменять, вступать в переговоры, лишаться всего и снова возрождаться, впадать в отчая ние или продавать подороже свою свободу; для других — сражаться, как Флоренция, бросившаяся в схватку с отвагой и безрассудством, или как Венеция, которая удерживала свои позиции со сверхчеловеческим напряжением. Но приспосабливаться должны были все — такова была цена выживания.

Преимущество финансовых центров

Заново утверждающиеся государства не могли все вместить и переварить. Их громоздкий механизм плохо отвечал новым задачам, превы шающим человеческие силы. Экономика, которая в нашей школьной классификации называется территориальной, была не в состоянии подавить так называемую городскую экономику. Города по-прежнему играли роль движущей силы. И державы, которые включили их в свой состав, были вынуждены терпеть их и считаться с ними. Этот союз был тем более естественным, что даже независимые города нуждались в опоре и в пространстве территориальных государств.

Ресурсов всей Тосканы недостаточно, чтобы содержать богатейшую Флоренцию Медичи. Здесь производится только треть зерна, достаточного для ее годового потребления. Подмастерья приходят в лавки Arte delia Lana* с холмов Тосканы, но также и из Генуи, Болоньи, Перуджи, Феррары, Фаэнцы и Мантуи 341 . До 1581—1585 годов инве стиции флорентийского капитала (le accomandite) размещаются на территории всей Европы и даже на Востоке 342 ; колонии флорентий ских купцов наличествуют во всех важнейших центрах; их влияние на Иберийском полуострове было куда значительнее, чем обычно пола гают; в Лионе они главенствуют, и даже в Венеции в начале XVII века они занимают ключевые позиции 343 . Со времени вступления на престол великого герцога Фердинанда (1576 год) активизируется поиск новых рынков. Довольно любопытны походы галер из Сан Стефано и сотрудничество с голландцами на предмет освоения Бразилии или Индии 344 .

Крупные города XVI века, пристанище предприимчивого и агрес сивного капитализма, готовы вовлечь в свою орбиту и использовать це лый мир. Интересы Венеции не исчерпываются только Терра Фермой или побережьями и островами, входящими в ее империю, из которых она выжимает все соки. Она черпает жизненные силы также из огром ной турецкой державы, как плющ живет за счет дерева, вокруг которо го он обвивается.

Генуя тоже не в состоянии обеспечивать свою безбедную жизнь за счет скудных прибрежных территорий на западе и в Леванте или на Корсике, которая была ценным, но хлопотным приобретением... Дра матизм событий XV и XVI веков заключается не только в выпавших

Цеха шерстяников.

466

на долю города политических испытаниях, которые на поверку оказы ваются результатом более глубоких причин. Драма, переживаемая Генуей, состояла в утрате империи и в попытке создания на ее месте но вой. Но эта новая империя ничем не походила на прежнюю.

Первая империя Генуи включала в себя, в основном, торговые ко лонии. Оставим пока в стороне идеи В. Зомбарта относительно аграрной и феодальной экспансии итальянских городов в Средние ве ка, приводившей к созданию крупных земельных владений, что, без со мнения, справедливо по отношении к Сирии, Криту, Кипру и острову Хиос, где генуэзцы продержались до 1556 года. Но главное богатство Генуи заключалось в колониях, основанных ею далеко от Константино поля, на границах Византийской империи, в Каффе, Тане, Солдайе и Трапезунде... Это были торговые фактории. Нечто подобное — свое образную цитадель торговли — семейство Ломеллини организовало на североафриканском берегу, в Табарке, откуда Генуя еще в XVI веке благодаря сбору кораллов извлекала баснословные барыши.

Вторая Генуэзская империя была обращена лицом на Запад, ее опорой служили очень древние форпосты во владениях Милана, Вене ции, Неаполя, старинные и влиятельные торговые колонии, для сохране ния которых было достаточно поддерживать с ними связь... В 1561 году в Мессине на долю выходцев из Генуи приходилась значительная часть торговли зерном, шелком и пряностями. Согласно одному консульско му документу ее официальный объем составлял 240 тыс. скудо в год 345 . Десятки таких колоний были рассеяны по всему Средиземноморью.

Но основы империи, с помощью которой Генуя могла возместить потери, понесенные ею в конце XV века на Востоке, закладывались на территории Испании, в Севилье, Лиссабоне, Медине дель Кампо, Валь- ядолиде, Антверпене, Америке... В Севилье ее учредительным доку ментом стало соглашение 1493 года, подписанное Генуей и Католическими королями 346 ; в нем закреплялось право генуэзских колоний избирать консула из своей среды, consulem subditorum suorum , и сменять его по своему усмотрению... Эти западные колонии, которые начали оказывать столь глубокое и сильное влияние на финансовые дела Испа нии как раз накануне ее грандиозных американских завоеваний, состояли из переселенцев особого рода — это были колонии банкиров.

Консула из числа ее подданных.

Генуя компенсировала свою торговую катастрофу на Востоке финансо вой победой на Западе.

Именно благодаря умелому ведению cambios генуэзцы организовали торговлю с Америкой через Севилью; завладели вскоре важней шими монополиями на соль и шерсть, а во второй половине столетия даже взяли под контроль правительство Филиппа II ... Было ли это по бедой Генуи? И да, и нет. Эта денежная империя после 1579 года, с ос нованием Пьячентинских ярмарок, раскинувшая свои сети на всем пространстве западного мира, как в более поздние времена лондонская биржа, — эта империя принадлежала крупным патрицианским фами лиям, Nobili Vecchi , а не городу, власть в котором они прочно удержи вали с 1528 года и который не мог изменить своей печальной участи, не смотря на появление новой аристократии, народные волнения и благо приятное стечение обстоятельств в 1575 году. Небывалая эксплуатация всего света финансовой аристократией стала самым великим и риско ванным предприятием города в XVI веке. Жизнь Генуи в это время на поминала сказку. У нее уже не было собственного флота, по крайней мере достаточно многочисленного флота, но в нужное время появляют ся корабли из Рагузы, потом марсельские барки. Генуя лишается своих колоний на Черном море, а затем, в 1566 году, острова Хиос, центра торговых операций в Леванте. Но судя по реестру caratti del mare с 1550 по 1560 годы, сюда и теперь, как в XIII и XIV веках 347 , прибыва ет и шелк из Средней Азии, и белый воск из России и «Хазарии». Турки не соглашаются больше на вывоз хлеба, но при случае генуэзцам дово дится есть турецкий хлеб... В XVII веке происходит свертывание эконо мики, но Генуя остается могущественной, агрессивной и в 1608 году объ являет себя портом свободной торговли 348 . Такие чудеса творят деньги, в которых вообще заключено некоторое волшебство. Все блага текут рекой в этот город богачей. Достаточно приобрести несколько каратов рагузского корабля 349 , и вот он уже на службе Dominante . Можно вложить немного денег в марсельские банки, и вот уже барки со всего побережья Прованса предлагают свои услуги. Почему бы генуэзцам

Денежных операций.

Старой знати.

Морских каратов, паев на долевое участие в оснащении корабля.

Владычицы.

468

не получать и некрашеный шелк из глубин Азии? Для этого требуется не так уж много благородного металла.

Начиная с 1570—1580 годов Генуя является центром перераспре деления американского серебра под контролем финансовой аристокра тии, семейств Гримальди, Ломеллини, Спинола и многих других. Деньги, которые выходили за порог их великолепных высоких дворцов в Ге нуе, вкладывались в покупку земли и феодальных владений в Милане, Неаполе, в Montferrato inferiore * (скудная гористая местность вокруг Генуи не могла быть предметом надежных инвестиций), а также в ис панские, римские и венецианские ренты 350 . Можно было бы составить список генуэзских злодеяний в Испании, где народ инстинктивно нена видел этих гордых купцов, а Филипп II при случае обращался с ними как со слугами и сажал под арест 351 . В марксистской историографии 352 был составлен подробный отчет о преступлениях торгового капитализма Нюрнберга в Чехии, Саксонии и Силезии; на него возлагают ответ ственность за экономическое и социальное отставание этих областей, отрезанных от всего мира и имевших к нему доступ только через не добросовестных посредников. Такие же обвинения можно выдвинуть в отношении генуэзцев в Испании: они помешали развитию местного капитализма, потому что род Мальвенда из Бургоса или Руисы из Ме дины дель Кампо не идут с ними ни в какое сравнение, а все финансо вые советники Филиппа II , от Эразо и Гарники до новоиспеченного маркиза Ауньонского с его титулами, пребендами и хитроумием, были марионетками, продажными и подкупленными...

Таким образом, территориальные государства и империи, присое динявшие к себе все что попадет под руку, оказывались неспособными самостоятельно использовать приобретенные ими богатейшие эконо мические ресурсы. Это бессилие оставляло лазейку для городов и куп цов. Именно они наживали огромные состояния, оставаясь в тени но вых властей. И даже там, где последние могли бы не считаться ни с кем, на своей собственной территории, в отношении со своими подданными они действуют неуверенно и с оглядкой. Вспомним о привилегиях наи более удачливых городов: во владениях католического короля это Се вилья и Бургос 353 ; в подчинении у Христианнейшего короля — Марсель и Лион. Этот список можно продолжать.

Нижнем Монтферрате.

Королевские и имперские города

Итак, нет ничего удивительного в том, что города XVI века, даже вошедшие в состав территориальных государств, разбухают, иногда чрезмерно, от притока людей и богатств на волне благоприятной эко номической конъюнктуры и в рамках предоставленных им новыми вла стями возможностей.

Мы могли бы убедиться в этом на примере Мадрида, который поздно стал столицей, заменив в 1560 году Вальядолид и снова неохотно ус тупив ему первое место в период с 1601 по 1606 год. Но звездный час Мадрида наступил только во времена щедрого и полнокровного царст вования Филиппа IV (1621—1665). Мы могли бы обратиться также к примеру Рима, подробно освещенному в вышедшей недавно замеча тельной книге 354 , но о Риме нужно вести особый разговор. Неаполь и Стамбул, безусловно, являются более типичными образчиками горо дов, которые заключили союз с дьяволом, т. е. с территориальным госу дарством. Заметим, что этот союз был заключен в обоих случаях очень рано: Неаполем — в момент образования Reame и, без сомнения, в эпоху реформаторского царствования Фридриха II (1197—1250) 355 , первого известного Западу «просвещенного монарха»; а Стамбулом — в 1453 году, когда на карте Европы не было еще ни сильной Тюдоровской Англии, ни Франции, залатанной Людовиком XI , ни взрывчатой Испании Като лических королей. Османская империя была первой территориальной державой, продемонстрировавшей свою силу и — в некотором смысле по сле разорения Отранто в 1470 году — положившей начало Итальянским войнам за 14 лет до Карла VIII . Наконец, Неаполь и Константинополь были двумя самыми многонаселенными городами Средиземноморья, настоя щими урбанистическими монстрами, паразитами высшего ранга. Возвы шение Лондона и Парижа началось гораздо позже.

Городской капитал был паразитическим, потому что не только слу жил государству, но и жил за счет денег и средств, сконцентрирован ных в руках власти. И только такой сумасброд, как Сикст V , мог выра зить пожелание, чтобы Рим, дошедший до предела в своем паразитиз ме, стал городом-тружеником 356 . Нужно ли доказывать, что в этом не было необходимости? В XVII веке Рим продолжает вести праздный образ жизни и увеличивать численность своего населения, не имея,

Королевства.

470 Социальная целостность: дороги и города, города и дороги

в сущности, никаких на то оснований 357 , что, впрочем, отнюдь не заставляет его заняться неблагодарным производительным трудом.

Неаполь в христианском мире не имел себе равных. Численность его населения — 280 тыс. чел. в 1595 году — в 2 раза превышала число жителей Венеции, в 3 раза — число римлян, в 4 раза — флорентийцев, и в 9 раз — марсельцев 358 . К нему тяготеет вся Южная Италия, здесь со бираются ее толстосумы, часто необыкновенно богатые люди, и бедня ки, опустившиеся на самое дно. Избыточностью населения Неаполя объясняется такое развитие производства предметов роскоши. Эта не аполитанская продукция XVI века немного напоминает ассортимент подобных изделий в современном Париже: кружева, шнурки, безде лушки, позументы, шелковые материи, легкие ткани (тафта), шелковые банты и кокарды всех цветов, тонкое полотно.-.. Они встречаются в изо билии даже в Кёльне 359 . Венецианцы утверждают, что 4/5 рабочей силы Неаполя живет за счет шелкоделия; известно, что слава Arte di Santa Lu cia * гремела в самых отдаленных краях. Рулоны шелковой ткани под названием Сайта Лючия продавались даже во Флоренции. В 1624 году угроза принятия в Испании законов против роскоши, которые постави ли бы под удар неаполитанский экспорт шелка и шелковых изделий, могла причинить казне ежегодный ущерб в 335220 дукатов 360 . Но оста ется много других отраслей ремесла, которые имеются в наличии и мо гут получить здесь новое развитие благодаря огромному рынку избыточной рабочей силы.

В город стекаются крестьяне из всех провинций обширного коро левства, покрытого горами и пастбищами. Они нанимаются на работу в цехи шерстянников и шелкоделов; на городские общественные ра боты, начало которым было положено в эпоху Пьетро ди Толедо и ко торые продолжались намного позже (в том числе и после 1594 года) 361 ; на службу в знатные дома, поскольку у аристократов вошло в моду жить в городе со всей доступной им роскошью; в крайнем случае можно было поступить в одно из многочисленных церковных заведений, располагавших армией прислужников и нищих. Перебираясь на новые места, доступные «в любое время года» 362 , крестьяне одновременно освобож дались от феодальных повинностей, которые были довольно тяжелыми независимо от того, являлся ли их господин наследственным обладате лем земель и титулов или приобрел их, как это делали некоторые купцы,

Цеха святой Лючии.

особенно генуэзские, поскольку этот товар всегда был в продаже. Пого ворка «Городской воздух делает свободным» не означает, что он делает также счастливым или сытым. Итак, Неаполь не перестает расти. «За 30 лет, — говорится в одном сообщении 1594 года 363 , — в нем прибави лось много домов и жителей, он увеличился на 2 мили по окружности, и его новые кварталы заполнились зданиями, почти не уступающими античным». Но уже в 1561 году предметом спекулятивных сделок ста ли свободные участки земли по обеим сторонам новой стены, проходившей от ворот Сан Джованни а Карбонара до Сант'Эльмо близ сада князя Алифе 364 .

Неизбежно вставала проблема снабжения продовольствием этого огромного скопища народа, которая постоянно вызывала озабочен ность властей. Сам вице-король следит за выполнением этой функции, издревле находившейся в чисто городской компетенции, через посредство префекта Анноны, назначаемого им с начала 50-х годов XVI века (это был настоящий министр продовольствия, занимавшийся закупкой, хранением, продажей зерна пекарям, а также растительного масла уличным разносчикам) 365 . Сам по себе город уже не справлялся с этой обременительной обязанностью. В одном заслуживающем доверия доку менте 1607 года указывается, что Неаполь тратил не менее 45 тыс. дукатов в месяц, в то время как его доходы не достигали и 25 тыс. 366 . Продажа хлеба и растительного масла часто приносила только убыток. Разница покрывается за счет заимствований, но, к сожалению, нам неизвестно, на каких условиях. Загадка существования Неаполя отчасти кроется в этом дефиците, который составлял в 1546 году 3 млн. и в 1607 — 8 млн. дукатов 367 . Возмещалась ли эта разница в общем бюджете коро левства (который годами не могли свести без убытка)? Или она уравно вешивалась достоинствами в ту пору еще простых и здоровых способов ведения хозяйства? Или приходом судов с севера 368 , которые оживляли экономику Неаполя и облегчали его повседневную жизнь, доставляя северный хлеб и рыбу? Тем не менее на очереди всегда стояли такие насущные заботы, как снабжение города питьевой водой (с 1560 года водами реки Формале) 369 , поддержание чистоты на улицах и организа ция движения судов в порту. Мол, защищавший стоявшие на якоре корабли, в конце столетия был настолько завален мусором, сбросами сточных вод, землей, которую сваливали сюда строители частных домов и общественных зданий, что в 1597 году нужно было серьезно думать уже не о его очистке, а о замене его новым волнорезом 370 . По правде говоря,

472

если речь заходит об огромном Неаполе, всякий раз приходится пора жаться его аппетитам: в год он потребляет 40 тыс. сальм хлеба из Апу- лии, не считая других продуктов питания, и в 1625 году, как полагают, ввозит 30 тыс. кантаров сахара (т. е. 1500 т) и 10 тыс. кантаров меда, за тем реэкспортируя его в большом количестве в виде siropate , paste е al - tre cose di zucaro , но бедным они наверняка не достаются 371 .

Этот жизненный уклад для нас не очень понятен. Мы знаем, что ис-

панские власти хотели бы остановить рост огромного города 0 '% но они ни разу не решились принять действенные меры: да и разумно ли было, в конце концов, закрыть этот «аварийный клапан», выпускающий пар из постоянно кипящего котла громадного Королевства 373 ? Итак, Не аполю суждено было оставаться перенаселенным и небезопасным горо дом. Здесь всегда царит беспорядок, а по ночам правят бал самые сильные и ловкие. Без сомнения, даже если сделать скидку на бахвальство испан ских солдат, которые охотно дают волю своему перу 374 , это самый удиви тельный и самый грандиозно-плутовской из всех городов на свете. Ко нечно, неаполитанцы не были такими бездельниками, которыми их уже тогда выставляла злая молва, но подобная дурная слава тоже была отчасти заслужена. Однажды властям пришлось объявить облаву на бродяг, навод нивших город 375 , в другой раз — вступить в борьбу с их шайками, которые во множестве готовили новые кадры для пополнения рядов lazzaroni 376 .

Размеры Неаполя соответствуют масштабу Южной Италии, Коро левства; Стамбул является образом и подобием грандиозной Турецкой империи, утвердившейся за столь короткий срок; с этапами ее разви тия был сопряжен и рост города в целом: 80 тыс. жителей он насчиты вал через 25 лет после завоевания, в 1478 году; 400 тыс. между 1520 и 1535 годами; 700 тыс., по утверждению западных авторов, в конце столетия 377 . Этот рост предвосхищает судьбу Лондона и Парижа в XVIII веке, когда их особый столичный статус и престиж порождал все возможные экономические несообразности, и в первую очередь позволял делать траты, не считаясь с собственными средствами. Впрочем, как Лон дон и Париж, и по тем же самым причинам, Стамбул не переживает никакого упадка в XVII и XVIII веках и, наоборот, продолжает расти.

Стамбул — это не просто город, а мегаполис, урбанистический монстр. В силу своего местоположения он делится на части, и в этом

Фруктов в сиропе, пирожных и других сладостей. Оборванцев.

заключаются источники его величия и е:о трудностей. Прежде всего, разумеется, его величия. Невозможно было бы представить себе ни Константинополь, ни Стамбул, ставший его наследником, без Босфора и Золотого Рога — единственной надежной бухты от Мраморного моря, подверженного частым штормам, до Черного, которое пользуется заслуженной репутацией «чихательного». Но пространство города раздроблено рядом водных артерий, чересчур широких морских кори доров. Целая армия моряков и паромщиков обслуживает тысячи ло док, каиков, перамов, махоннов, лихтеров и кораблей-фургонов (для перевозки животных из Ускюдара на европейский берег). «В южной части Босфора расположено два богатых поселка паромщиков, Румели Хизар и Бешикташ» 378 ; жители первого из них перевозят пассажиров, а второго — товары. Для этого постоянного изнурительного труда, благодаря которому город образует единое целое, всегда нужны новые кадры. Пьер Лескалопье, приехавший в Константинополь в 1574 году, замечает по этому поводу: «На пармах (перамах, или перевозочных лодках) трудятся христиане (рабы), которые с разрешения своих хозяев зарабатывают себе на выкуп» 379 .

Самой главной из трех населенных зон является Константинополь, или Стамбул, или Истанбул. Это город, образующий на плане треугольник между бухтой Золотой Рог и Мраморным морем, а со стороны суши защищенный двойной стеной, «впрочем, не очень надежной» 380 , где «повсюду видно множество развалин» 381 . В длину по окружности он достигает 13 — 15 миль 382 , в то время как Венеция — только восьми. Но это городское пространство заполнено деревьями, садами, фонтана ми, журчащими на площадях 383 , «лугами» и парками; здесь насчитыва ется более 400 мечетей со свинцовыми крышами. Пространство вокруг каждой их них свободно от застройки. И мечеть Сулеймана Великолеп ного, Сулеймание, с «эспланадой, несколькими медресе, библиотекой, больницей, имаретом, школами и садами, одна занимает целый квартал» 384 . Наконец, низкие дома теснятся друг к другу, они построе ны «на турецкий манер» из дерева, из «земляных перегородок» 385 и пло хо обожженного кирпича, их фасады «выкрашены в разные цвета: свет ло-синий, розовый, желтый» 386 . Улицы «узкие, кривые и неровные» 387 , не всегда мощеные и часто ведущие под уклон. По ним двигаются верхом или пешком, но не в каретах. Нередко здесь бывают пожары, которые не щадят даже Сераль. Весной 1564 года за один раз сгорело 7,5 тыс. деревянных лавок 388 . Внутри этого большого города находится

474

другой, Безестан, «напоминающий ярмарку Сен-Жермен», по словам Лескалопье, который восхищается его «огромными лестницами из пре красного камня и роскошными лавками, торгующими галантерейным товаром и хлопковым полотном, расшитым золотом и шелком... И во обще многими красивыми и приятными вещами» 389 ... Другой район, Атбазар, — это рынок, где торгуют лошадьми 390 . Наконец, на южной окраине находится самая пышная часть города, Сераль, застроенная дворцами и беседками, и утопающая в садах. Несомненно, Стамбул по преимуществу город турок, их белые чалмы заметно преобладают: в XVI и XVII веках турки составляли 58 проц. населения. Соответст венно, здесь жило определенное количество греков, носивших синие тюрбаны, евреев в желтых тюрбанах, а также армян и цыган 391 .

На противоположном берегу бухты Золотой Рог, в его южной час ти, располагается район Галата, занимающий прибрежную полосу между Арсеналом Касым-Паши, где находится «около 100 арок с каменны ми сводами, каждая из которых может полностью вместить строящуюся галеру...» 392 , и расположенным южнее вторым Арсеналом, Топ Хане, «где делают порох и пушки» 393 . В гавань Галаты заходят исключитель но западные корабли; здесь их встречают евреи-посредники, лавки, пакгаузы, знаменитые питейные дома, где подают вино и арак; позади, на холмах, расположены Виноградники Перы, приютившие резиден цию французского посла, первого среди западных дипломатов. Это город богатых, «довольно большой, многолюдный, выстроенный на французский манер», он населен купцами, латинянами и греками, причем последние, часто весьма состоятельные, одеваются в турецкое платье, живут в роскошных домах и покупают своим женам шелка и драгоценности... Эти женщины излишне кокетливы, «они приукраши вают свою внешность с помощью белил и румян и тратят все свои сред ства на наряды, многочисленные кольца на пальцах и драгоценные камни, правда большей частью фальшивые, вставляемые в головные уборы» 394 . Взятые вместе Галата и Пера, которые путешественники час то не отличают друг от друга, — «это город величиной с Орлеан» 395 . Ла тиняне и греки отнюдь не чувствуют себя здесь хозяевами, но живут и веруют, как им заблагорассудится. В частности, «в этом городе свободно практикуются обряды католической религии, в том числе самобичева ние во время итальянских процессий, и шествие по улицам, украшенным коврами, на праздник тела Христова под присмотром двух-трех янычаров, которым дают несколько аспров» 396 .

Скутари (Ускюдар) 397 , расположенный на азиатском берегу, облада ет всеми признаками третьего города, отличающегося от двух других. Это стамбульская караванная станция, пункт назначения и отправки караванов, движущихся по бесконечным дорогам Азии. О его прибли жении предупреждают попадающиеся навстречу караван-сараи и ха ны, а также крупнейший конный базар. Со стороны моря нет ни одной надежной гавани, поэтому товары перегружаются в спешке и в надежде на волю Всевышнего. Будучи турецким городом, Скутари изобилует са дами и княжескими резиденциями. Здесь находится дворец султана, и всякий раз, как он покидает сераль и фрегат доставляет его на азиат ский берег «для увеселений» 398 , перед наблюдателем открывается вну шительное зрелище.

Для полноты картины к описанию Стамбула следует добавить важ нейший из его пригородов, Эйюб, расположенный при впадении пресноводных рек европейской части в Золотой Рог, а также длинную вереницу греческих, еврейских и турецких поселков, раскинувшихся по обоим берегам Босфора, где живут садовники, рыбаки и моряки и где часто можно встретить летние дома богачей, яли, с цокольными ос нованиями из камня и первыми этажами и пристройками из дерева; их «многочисленные окна, не забранные решетками» 399 , смотрят на Босфор, где не бывает слишком любопытных соседей. Эти «места, предназначенные для отдыха и прогулок в саду» 400 , можно с полным правом сравнить с виллами в окрестностях Флоренции.

В целом это огромная городская конгломерация. В марте 1581 года восемь кораблей, груженных зерном из Египта, обеспечили город хлебом всего на один день 401 . Судя по перечням 1660—1661 и 1672—1673 годов 402 , аппетиты Стамбула в это время были не менее ненасытными, чем в пре дыдущем столетии. Ежедневно город потреблял от 300 до 500 тонн хле ба, задавая работу своим 133 пекарням (в самом Стамбуле из 84 булочников 12 пекли белый хлеб); ежегодно — около 200 тыс. говяжьих туш, из них 35 тыс. использовались для приготовления соленого или копченого мяса, бастермы; а также (но чтобы поверить своим глазам, нужно перечитать цифры 2 или 3 раза) почти 4 млн. баранов и 3 млн. ягнят (точнее — 3.965.670 и 2.877.400). Сюда нужно добавить бочонки с медом, сахаром, рисом, мешки и бурдюки с сыром, икрой и 12.904 кан- тара, т. е. около 7 тыс. тонн, топленого масла, доставляемого по морю.

Эти цифры, слишком точные, чтобы им полностью доверять, но слиш ком официальные, чтобы вообще не соответствовать действительности,

476

свидетельствуют о порядке величин. Разумеется, Стамбул мог без огра ничений черпать из несметных запасов кладовых империи благодаря системе, установленной придирчивым, властным и «дирижистским» правительством. Центр снабжения продовольствием имеет удобные подъездные пути, уровень цен фиксированный, при необходимости проводятся реквизиции. Установлен твердый порядок разгрузки то варов в определенных точках причалов стамбульского порта. Напри мер, черноморское зерно привозят на Ун Капани. Но естественно, не весь торговый обмен идет по официальным каналам. Город благо даря своим огромным размерам является всеобщим центром притяже ния. Нам известна роль, которую играли в торговле зерном крупные негоцианты, нанимавшие мелких перевозчиков с Черного моря, а также греческих и турецких капитанов из Ени Кея на европейском берегу Босфора или из Топ Хане, служащего продолжением набережных Гала- ты; обладателей огромных состояний, перевозчиков и торговцев, зани мавшихся в том числе контрабандой зерна на Запад с островов Архипелага 403 .

Таким образом, в Константинополе употребляются тысячи наименова ний товаров со всех концов империи и, кроме того, тканей и предметов роскоши с Запада; взамен город не предлагает ничего, или почти ничего, если не считать тюки с шерстью и кипы бараньих, коровьих и воловьих шкур, остающиеся после животных, проходящих через его порт. Эта картина ничем не напоминает деятельность таких крупных экспортных портов, как Александрия, сирийский Триполи и позднее Смирна. Столица пользуется привилегией богачей, на нее работают другие.

В защиту столицы

Не стоит все же безоговорочно продолжать длинный список обви нений, которые можно выдвинуть против крупнейших городов. По крайней мере, следует сразу же отметить, что их существование имело свой смысл и что историк может вынести оправдательный при говор этим удивительным инструментам умственного и политического развития. Во-первых, они всегда были рассадниками цивилизации. Во- вторых, от них исходит порядок. Порядка отчаянно не хватало в неко торых бурно развивающихся регионах Европы: в Германии, где

Эгейского.

ни один город не был в состоянии наладить управление своей огромной территорией; в Италии, разрывающейся между своими многочисленными городскими «полюсами». Города, сформировавшиеся под знаком нацио нального или имперского единства, в свою очередь, поддерживают это важнейшее единство. Вспомним Лондон и Париж. Разве этого мало?

Для объединения полуостровной Испании недоставало могущест венной столицы. Замена Вальядолида в 1560 году таким вычурным, прихотливым и «геометрическим» городом, как Мадрид, возможно, не была обусловлена трезвым расчетом. Историк Ж. Гунон-Лубан 404 в свое время утверждал, что главная ошибка Филиппа II состояла в том, что он не разместил свою столицу в Лиссабоне, где Мудрый Монарх провел с 1580 по 1583 год и который он затем окончательно покинул. Здесь можно было устроить некоторое подобие Неаполя или Лондона. Этот упрек всегда производил на меня глубокое впечатление. Поступок Фи липпа II напоминает о тех правителях, которые впоследствии избирали своими столицами полюбившиеся им города. Филипп II в Эскориале — это Людовик XIV в Версале... Но переписывание истории — всего лишь игра, способ доказательства, одна из возможностей подобраться ближе к необъятному предмету, который часто ускользает от нашего понимания. Обособление столиц как городов, непохожих на других, происходит уже в XVI веке, но только в следующем столетии они окончательно выходят на передний план. Причина этого, без сомне ния, заключается в том, что только государство Нового времени в усло виях полного экономического упадка смогло быть крепким и вопреки всему преуспевающим предприятием. С конца XVI века, когда призна ки спада становятся заметными, начинают обнаруживаться различия в положении тех городов, которые при любых условиях обеспечены хлебом насущным, и тех, которые зарабатывают его в поте лица. Темпы развития последних замедляются одновременно с перебоями в хозяй ственной жизни, производственные колеса крутятся не так быстро, в экономических процессах начинается застой.

Предвосхищая дальнейшее

Как бы то ни было, история эволюции городов уводит нас в сторону от нашего первоначального намерения. В первой книге мы собирались сосредоточить внимание на постоянных величинах, непрерывно действующих факторах, хорошо известных и твердо установленных цифрах,

478 Социальная целостность: дороги и города, города и дороги

на повторяющихся явлениях, на устоях средиземноморской жизни, на массивной толще ее почвы, на ее неспешном течении, которое, возмож но, лишь представляется нам таковым. Города — это двигатели, они работают, набирают обороты, выдыхаются и снова пускаются в ход. Случающиеся с ними неполадки уже вводят нас в тот пребывающий в постоянном движении мир, которому посвящена наша вторая книга. Это предзнаменования судьбы, говорящие о новом стечении обстоятельств, о приближении перемен, о начале кризиса, признаки которого становятся заметными в конце XVI и совершенно отчетливыми в XVIII столетии. Применительно к промежутку между 1500 и 1600 годами можно было бы сказать, что городские моторы запустились с места в карьер; но задолго до наступления нового века акселератор заклинило — начались перебои и появились подозрительные стуки, хотя до остановки было еще далеко.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история