Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II

ОГЛАВЛЕНИЕ

2. ПЛОСКОГОРЬЯ, ПРЕДГОРЬЯ И ХОЛМЫ

Мы охотно согласимся, что этот эскизно начерченный образ гор не завершен. Жизнь не поддается упрощенному описанию, и горы раз личаются своим рельефом, своей историей, своими нравами и даже осо бенностями своей кухни. Прежде всего наряду с высокогорьем сущест вуют небольшие горы: плато, холмы, revermonts , которые ничем не похожи и, напротив, всеми чертами отличаются от настоящих гор.

Возвышенные равнины

Плоскогорья — это большие открытые высокие равнины с сухой, по крайней мере в Средиземноморье, почвой и, следовательно, с твердой почвой; изредка их пересекают водные артерии. Дороги и тропинки истаптываются здесь относительно быстро. Так, плоскогорье Эмилии (впрочем, это едва ли плоскогорье, скорее, равнина) повсюду перекрещивается дорогами и всегда служило местом развития блестя щей цивилизации, эмблемой которой выступает Болонья. Малая Азия со своими богатыми третичными перекрытиями (без них она остава лась бы столь же дикой, как соседние Загрос или Курдистан) 157 , со своей караванной торговлей, караван-сараями, с ее городами в местах перевалочных пунктов является средоточием уникальной истории торговых путей. Высокогорные алжирские плато сами по себе являют ся степной дорогой, бесконечно тянущейся от Бискры и впадины Шотт-эль-Ходна до марокканской Мулуйи 158 . В Средние века великий тракт, идущий с Востока на Запад, связывал их рынки, и этот позвоночный

Старая земля (нем )
Новая земля (нем.).
Предгорья. Горы в Иране.

столб, существовавший еще до подъема Беджайи, до основания Алжира и Орана и до расцвета Сарацинского моря в X веке 159 , соединял всю Малую Африку между Ифрикией и Марокко.

Что касается двух плоскогорий в окрестностях Апеннин, которые на западе занимают приблизительно часть Умбрии и Тосканы, а на вос- токе — Апулии, то осмелимся ли мы утверждать вслед за Филиппсо- ном 160 , что они были важнейшей ареной исторического и культурного развития полуострова? Во всяком случае, роль их была велика. Ее значительность вытекает из того простого факта, самого по себе при мечательного, что через эти форпосты Италии проходило множество путей. На западе Рим очень скоро проложил через туфовые плато юж ной Этрурии свои дороги: виа Фламиния, виа Америна, виа Кассия, виа Клодия, виа Аурелия. Еще в XVI веке их маршрут протекал без изме нений. Апулия, довольно низкое обширное известняковое плато 161 , повернутое на восток в сторону Албании, Греции и Леванта, равным обра зом открыто для передвижения. Два ряда городов пересекают ее двумя длинными параллельными линиями: одна тянется по побережью от Барлетты до Бари и Лечче, другая — через 10 км вглубь, от Андрии до Битонто и Путиньяно 162 . С античных времен Апулия была очагом за селения пространства, лежащего между морем и внутренней почти пус тынной зоной — Мурдже*, но также и очагом культуры. Ввиду изобилия торговых путей она была издавна открыта для влияний с запада — ее латинизация 163 прошла вполне гладко, — как и для тех воздействий, которые оказывают на нее с востока Греция и Албания, преодолевая разделяющее их море. Некоторые эпохи истории Апулии оставляют впечатление, что она буквально поворачивается спиной к полуострову; судя по всему, эта страна от начала до конца является созданием бесчис ленного количества человеческих рук 164 . В XVI веке обширная и богатая область Пулье** является огромной житницей и хранилищем олив кового масла. Всякий устремляется сюда, особенно венецианцы, ко торые всегда вынашивали мечту обосноваться здесь и даже дважды, в 1495 и 1526 годах, были близки к ее осуществлению; но кроме них и другие города Адриатики — Рагуза, Анкона, Феррара 165 . Благодаря наличию небольшой островной группы Тремити и деятельности Frati delia

Плато Ле Мурдже. Апулия ( um .).

62

Carita*, которые там обитают, на протяжении XVI века в Апулии не прекращается контрабанда зерна 166 .

Но самый яркий пример кипучей жизни этих плоскогорий являют собой в середине испанского полуострова Старая и Новая Кастилия, земли которых избороздили дороги или, скорее, дорожные колеи 167 , истоптанные к тому же тысячами ног и копытами караванов arrieres (роль возчиков, причудливые обыкновения которых описывает Сер вантес, сравнительно невелика 168 ). Эти бесконечные вереницы вьюч ных животных, мулов, осликов, не видных из-под поклажи, пересекают Кастилию с севера на юг и с юга на север. Они перевозят все, что встречается на пути: зерно и соль, шерсть и лес, глиняную или фаянсовую посуду из Талаверы и путешественников.

Эти «грузоперевозки» позволяют Кастилии обеспечивать связи между окраинными областями полуострова, которые окружают ее и часто отделяют от моря. Именно благодаря этим сообщениям Кастилия, как было о ней ска зано 169 , «создала Испанию». Именно они определяют и, если угодно, обна жают сущность экономики страны: в самом деле, с давних пор эти караван ные пути ведут на восток, прежде всего в Барселону, в задачи которой, наряду с прочим, входила продажа испанской шерсти; затем в Валенсию, процве тавшую в XV веке 170 , в эпоху Альфонса Великодушного (1316—1458); наконец, в Малагу и Аликанте, которые в XVI веке являются портовыми центрами торговли шерстью. А Шульте в своем труде о Grosse Ravensburger Ges ellschaft полагает, что закат Валенсии в конце XV века вызван тем, что транспортировка товаров по кастильским дорогам, в полной мере раз вернувшаяся при порядках, установленных католическими королями, пере местилась в активные города Севера: Медину Дель Кампо, Бургос, Бильбао, через посредство которых Испания устанавливает связи с могущественной Северной Европой. Эта правдоподобная гипотеза снова обращает наше вни мание на упомянутое пространственное ожиа\ение, на караванную торгов лю, без которой невозможно понять ни Испанию в целом, ни саму Кастилию с ее городами, расположенными вдоль линии, протянувшейся с севера на юг вдоль дорог, служивших для выгона скота на горные пастбища и для пере возки грузов, которые некогда были путями Реконкисты. Не стала ли эта простота сообщений первым условием действенного управления,

Братьев милосердия, францисканцев.

Погонщиков мулов.

Великом Равенсбургском товариществе (нем )

благодаря которому Кастилия, наставляемая «железной розгой» своих королей, о которой говорит в 1581 году 171 венецианский посол, была так быстро и так успешно подчинена ими? Не случайно под действием всех этих причин Кастилия в это время становится центром тяжести и сердцем Испании 172 .

Страна, растущая на шпалере

На стыке гор и равнин 173 , в нижней части предгорий — в Марокко ее на зывают Дир — прорисовываются узкие полоски глубоко укоренившейся и цветущей жизни. Возможно, потому, что на высоте от 400 до 200 м , вдали от ядовитых испарений равнины и в то же время в пределах произрастания col - tura mista создаются оптимальные для средиземноморского ареала условия. Кроме того, вода позволяет заниматься орошением и разведением искусственных садовых культур, украшающих эти полоски земли.

В Марокко, там, где Атлас переходит в Дир, простирающийся до больших плоскогорий запада, при всяком спуске в долину можно видеть ороси тельные каналы и рядом с ними сады и цветники, которыми восторгался отец Фуко . Равным образом, путешественник, едущий с севера, получает свои первые впечатления от Италии как истинно средиземноморской стра ны, лишь далеко оставив позади Альпы, на подступах к Апеннинам, ко торые простирают от Генуи до Римини, у основания полуострова, свои изрытые оврагами склоны, там и сям усеянные великолепными оазисами. Это впечатление бывает очень сильным весной, когда вступаешь в эту стра ну зелени и цветов, страну возделываемых полей, где с виноградниками, оливковыми и вязовыми рощами соседствуют белеющие виллы, в то время как в долине По лишенные листвы деревья — тополи, ивы, шелковицы — кажутся еще скованными зимним холодом. Ибо смешение культур, сочета ние плодовых деревьев, кустарников и иногда пахотных полей часто огра ничивается линией предгорий.

«Как раз на этой высоте (от 200 до 400 м ), — отмечает Видаль де Ла Блаш 174 , — по периметру римской Кампании протягивается цепь castelli romani , гнездятся старинные oppida , которые соприкасаются в районе

Смешанных культур.

Французский миссионер и ученый конца XIX в.

Римских замков. ****

Укрепленные пункты, города.

64

Вольскских холмов с пустынной (во времена Видаля) полосой Понтий- ских болот, и античные города контролируют довольно безлюдные подступы к древней Этрурии. Первый план здесь занимают сады, зеле неющие на фоне гор. Oppida гнездятся по отрогам скал, на невозделы ваемых землях. Средоточием довольно оживленной деятельности яв ляются здесь не города, а прилегающие к ним местности. Чистый и бла готворный воздух сохраняет и подпитывает человеческие ресурсы, ко торые когда-то поставляли Риму наилучший материал для его легио нов, а сегодня — рабочую силу для эксплуатации Кампании».

Такие же пейзажи, карабкающиеся по шпалерам, встречаются на побережье Адриатики, вдоль длинной границы динарийских Альп, начиная от окрестностей Истрии до возвышенностей Рагузы или Ан- тивари** 175 . Узкая приморская полоса отделяет горы от побережья и через бреши в скалах проникает вглубь страны: через проход Карниолу до Постойны, через ущелье Пролог до Ливно и через зараженную ли хорадкой долину Наренты до Мостара в Герцеговине. Но эти высту пы, имеющие нитевидную форму, не идут ни в какое сравнение с огром ной Загорой, карстовой горной страной, которая перекрывает сбоку весь Балканский полуостров, занимая на широте Рагузы такое же пространство, как Альпы на меридиане Мюнхена.

Можно ли представить себе более разительный контраст? На восто ке пространные горные области, опустошаемые зимним холодом и ка тастрофической летней сушью, зона скотоводства и нестабильности, на стоящие «страны-улья», уже в Средние века, а вернее с незапамятных времен (особенно Герцеговина и Черногория), выбрасывают своих жи телей и свои стада на предлежащие им земли, в моравскую Сербию с ее полупересохшими руслами рек, в Шумадию с ее когда-то непроходимы ми чащами, в Хорватию-Славонию на севере и, наконец, в Сирмию

Нельзя представить себе более сурового, более патриархального и, несмотря на все очарование его культуры, более отсталого края. В XVI веке это граничащая с турками*прифронтовая страна, где идут бои. Загорцы — прирожденные солдаты, разбойники или изгои, гайдуки или ускоки, «легконогие, как олени», сказочно отважные. Горы

Дубровник.

Бар.

Неретвы.

Восточная часть Славонии.

помогают их вылазкам, и тысячи народных баллад — pesma * повест вуют об их подвигах, об избитых ими беях, о разграбленных караванах, о похищенных красавицах. Не вызывает удивления, что этот ди кий горный край тянется и в сторону Далмации. Но здесь его про сачивание не имеет ничего общего с анархией, наблюдаемой на востоке или на севере: его потоки упорядочены, тщательно процежены. Шайки загорцев сталкиваются с действенным сопротивлением: они могут наводнить нижнюю Албанию, но не узкие прибрежные поля и сады. С трудом им удается проскользнуть сюда местами, особенно че рез Нарентскую впадину. Что до человеческого типа, то он одомаш нивается: разбойник превращается в стража порядка; потенциаль ный хлебопашец направляется на острова, а чаще, благодаря стараниям Венеции, в сторону Истрии, пустынные поля которой более плодородны, чем в других местах 176 .

Дело в том, что пришелец на этот раз сталкивается с чрезвычайно устойчивым и мудрым миром, который чурается если не движения во обще, то, по крайней мере, массовых переселений и жестов отчаяния, присущих обитателям вершин с их замкнутым сельским миром, терпе ливо обустроенным, где каждый клочок земли тщательно обработан мотыгой: садики, окруженные каменными оградками, плодовые рощи, виноградники, пашни в тех местах, где склоны более пологи. Целый ряд урбанизированных поселков и деревушек с узкими улочками и стеснившимися на них высокими домами выстраивается по берегам не больших бухт, «драг», на выступах суши и прибрежных перешейках. Здесь живут рассудительные и трудолюбивые люди. Если они не богаты, то располагают достатком, будучи умеренными в потребностях, как все жители Средиземноморья. Им приходится вести борьбу с приро дой, с угрозой экспансии огромной Загоры и с турками; кроме того, они сражаются с морем: все это требует сплоченных усилий, на которые не способны люди, свободные в своих поступках. Рагузский крестьянин начиная с XIII века находится в положении «колона», полузависимого работника. Сохранившийся кадастр XV века указывает нам на подоб ное же положение крестьян в окрестностях Спалато**. В XVI веке во круг венецианских вилл dell ' altra sponda *** земледелие робко прячется под

Песен (сербск.). Сплита.

Другого берега.

66

защиту солдат. Каждое утро крестьяне отправляются на работу и каждый вечер возвращаются с нее в сопровождении военного отряда 177 . Это никак не способствует развитию индивидуализма или возникновению крестьянских волнений, на которые, однако, имеются определенные указания 178 .

Впрочем, все далматинское общество остается в подчинении стро гой иерархии и дисциплине. Вспомнить только о роли знатных семей Рагузы! Кроме угнетенных и неимущих огородников и рыбаков здесь в праздности пребывал еще целый класс сьоров . «Рыбак — говорит Цвиич, — ловит рыбу для себя и для сьора, с которым он тесно связан: сьор считает его как бы своим человеком, а рыбак отказывается прода вать свой улов другим». «В силу своей стабильности, — говорит еще Цвиич, — эти общества как бы застыли, определились раз и навсегда». Это справедливо и в то же время неточно. Ведь речь идет скорее о че ловеческой психологии, чем о стабильности общества. В самом деле, со циальный мир безмятежных предгорий развивается, изменяется, дви жется. Особенно когда речь идет о таких местностях, как Далмация или кромка Каталонского массива, о которой мы могли бы рассказывать так же подробно; эти случаи усугубляются тем, что в отличие от римских замков они не спускаются на узкие и ограниченные равнинные пространства, а выходят к морю, что все усложняет и все упрощает. Ведь полоска Далмации посредством Адриатики соединяется с Италией и со всем огромным миром! Она широко открыта для внешних воздействий. Венеция, поли тическое влияние которой преобладает в Далмации в XVI веке, пропиты вает ее, даже сама того не желая, своей наступательной цивилизацией.

Холмы

Та же проблема встает, когда речь едет о холмах, особенно о возвы шенностях из туфа или третичного известняка, рано освоенных и легко подчиненных себе людьми: холмах Лангедока, Прованса, Сицилии; холмах Монферрата, этих «островах» итальянского Севера; о холмах Греции с их общеизвестными классическими наименованиями; о хол мах Тосканы с их знаменитыми почвами, с их виллами и деревнями, похожими на города, расположившимися среди самых живописных пейзажей в мире; о Сахеле Северной Африки, который столь же харак терен для Туниса, как и для Алжира.

Господ.

Протянувшийся между морем и Митиджей, соприкасающийся с Бузареей, которая представляет собой Центральный массив в миниатюре, Алжирский Сахель чрезвычайно важен для Фаса, сельской мест ности в Алжире 179 . Это урбанизированная деревня, разрезанная на части владениями алжирских турок, усвоившая диалект соседнего города, — небольшой оазис посреди «кочевых» диалектов 180 , окру жающих городские центры. Ухоженные, нарядные, покрытые дренаж ной сетью (до наших дней дошла канализация турецкой эпохи) 181 , эти миловидные холмы покрыты зеленью. Сады, которыми гордится мно жество средиземноморских городов, окружают своими деревьями и журчащими водами белые дома Алжира, поражая своей роскошью, которой в 1627 году восторгался португальский пленник Жуан Карвалью Машкареньяш 182 . Этот восторг был неподдельным: Алжир, город пира тов американского размаха, является также городом роскоши и искус ства, проникнутым в начале XVII века итальянским влиянием. Наряду с Ливорно, развивавшимся подобным же образом, это один из богатейших городов Средиземноморья и к тому же один из наиболее склонных к расточительству.

Слишком очевидно, что эти примеры ставят перед нами проблемы, которые только на первый взгляд могут показаться простыми и доста точно частными. Недавняя работа Рене Береля о Нижнем Провансе XVII — XVIII веков 183 , проливающая на них новый свет, справедливо предостерегает нас от такого поверхностного взгляда. Более пристальное рассмотрение показывает, что мало что может сравниться по сложности и изменчивости во времени с этой хрупкой экономикой земледелия на террасах, расположившихся по склонам холмов. Полоска земли, зажатая между более или менее отстоящими друг от друга стенками, называе мыми «рестанк» или чаще «ульера», становится шире или уже в зависимо сти от угла наклона косогора. «Виноградник располагался по краю уль- еры, редкие деревья — по всей ее площади»; между виноградом и деревьями растут зерновые, овес в смеси с земляными орехами (корм для мулов) и, главным образом, овощи (чечевица, горох, бобы). Эти культуры находятся в вынужденном соперничестве друг с другом, обусловленном рыночными ценами; они конкурируют также с продукцией соседних облас тей, включенных в более крупные процветающие или отсталые системы хозяйства. Сельская местность вокруг Виченцы в конце XVI века, казалось,

Во Франции.

68

принадлежала одному владельцу, поскольку была «сплошь покрыта са дами», хотя состояла из равнинных участков, долин и monti 184 . Зато сколько пустынных холмов, которые не имеет смысла подвергать rompude , расчистке 185 , было во внутренней части Нижнего Лангедока! Не покидают ли тот или иной каменистый pech часто из-за того, что конъюнктура становится невыгодной? Ведь трудовые затраты на возде лывание террасных культур не всегда окупаются.

Короче говоря, не стоит слишком преувеличивать важность этого мира холмов, в целом довольно немногочисленных. В Средиземноморье они зачастую обладают самыми прочно укоренившимися человеческими ресурсами, самыми устойчивыми ландшафтами, но видеть в них главную опору средиземноморской цивилизации, ее единственное творческое начало, как поступает Люсьен Ромье 186 , было бы чревато слишком сме лым упрощением. Нам не следует, в свою очередь, поддаваться искуше нию и, увлекшись примером тосканских или лангедокских холмов, за бывать ради этих ограниченных источников о других питательных началах огромного средиземноморского тела.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история