Бродель Ф. Что такое Франция?

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ВТОРАЯ. ЛЮДИ И ВЕЩИ

Трудность заключается в том,
чтобы найти гипотезы,
имеющие какое-то отношение
к действительности.

Джоан Робинсон

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предыдущих главах я рассматривал историю Франции как историю ее
пространства - слишком обширного и одновременно слишком богатого
контрастами, в котором тем самым должны были сосуществовать бок о
бок множество Франции. Если же теперь взглянуть на Францию в ее
самых общих хронологических рамках, то она предстанет целой чередой
Франции, последовательно сменяющих друг друга, разных и похожих,
попеременно то тесных, то широких, то единых, то раздробленных, то
благополучных, то страждущих, то удачливых, то неудачливых. Имен-
но эти состояния Франции и их последовательные изменения - я бы
предпочел называть их общими циклами - мне бы и хотелось принять
здесь за исторические вехи и в значительной мере за объяснения.
Приливы и отливы этих циклов, чередуясь, приводили в движение
живые массивы нашей истории, подобно тому как приливы и отливы без
устали волнуют воды морей.

Сначала я озаглавил первую часть второй книги моего сочинения
«Долговременные циклы в истории Франции», но потом побоялся, что
это заглавие приведет к известной двусмысленности, поскольку слово
«цикл» употребляют, как правило, только экономисты. В их терминоло-
гии каждый цикл включает в себя две истории, два склона по обе
стороны от некоторой верхней точки. Существует, таким образом, вос-
ходящая ветвь цикла - подъем, и нисходящая - спад; вершина от-
деляет одну от другой. Восходящая ветвь исходит из определенной
нимсней точки, нисходящая завершается другой нимсней точкой. Как
раз такого рода колебания я и намерен здесь проследить, но на протяже-
нии весьма длительного периода, какой для самих экономистов и тем
более для историков безусловно непривычен. Однако я искренне верю,
что историческая наука нуждается в этом понятии и в той рискованной
постановке проблем, которую оно предполагает.

Нужно раз навсегда условиться: эти долговременные, многовековые
циклы - не только экономического происхождения. Они несоотносимы
с историческим материализмом, для которого экономика выступает
причиной и главнейшей движущей силой жизни людей. Причины и сле-

8       Предисловие

дствия в них, как всегда и бывает, переплетены друг с другом и связаны
определенной системой feed back *, которая превращает их поочередно
то в причины, то в движущие силы, то в следствия. Всякий затяжной
упадок, всякий вековой подъем уровня жизни, всякая экономическая
депрессия, не преодолимая в короткие сроки, безусловно предполагают
взаимодействие множества факторов, в число которых может входить
что угодно - политика, общественная жизнь, культура, развитие тех-
ники, войны и т. д. Это целостность, прекратившая полезное действие и
ставшая вредоносной либо вновь становящаяся полезной и подготав-
ливающая подъем. Короче, мы наблюдаем общий упадок или оживле-
ние, но почти никогда не можем определить их истинные причины.

В конечном счете я надеюсь, что читатель, освоивший язык со-
временных экономистов, пусть даже по ежедневным газетам, согласится
с тем расширительным толкованием, которое я в этой книге вкладываю
в слово «цикл». Историки, конечно, будут более сдержанны. Дейст-
вительно, мы привыкли рассматривать каждую из сменяющих друг
друга Франции саму по себе: у нас есть специалисты по доисторической
эпохе, специалисты по независимой Галлии или галло-романской анти-
чности, есть медиевисты, исследователи новой истории и т.д. И без
этого никак нельзя обойтись. Однако все эти Франции нужно сблизить
между собой. Нелишне упомянуть, что история каждой из них неумоли-
мо циклична. Они рождаются, достигают расцвета, клонятся к упадку.
Они приходят на смену одна другой - но разрыва между ними нет.

В этой, второй книге, называющейся «Люди и вещи», я, чтобы в
общих чертах обрисовать наше прошлое, обратился к языку двух наук,
демографии и экономики, поскольку именно в этих областях обнаружи-
ваются наиболее очевидные, легкоуловимые признаки подобных глу-
бинных сдвигов. Люди: сколько их? Вещи: как они позволяют людям
жить, выжить, заставляя их в случае необходимости двигаться вперед
либо отступить с той или иной линии, позиции, завоеванной раньше?
Численность народонаселения - Андре Пиатье говорит в подобном
случае о «человеческом капитале» - является здесь первичным «ин-
дикатором» и даже, по утверждению Ги Буа °, «наименее произвольным
критерием». Ей и посвящены по преимуществу главы 1 и II «Население
Франции от доисторического периода до 1000 года», «Население с Х
века до наших дней». Главы III и IV посвящены крестьянской экономи-
ке до XX века; их названия: «Инфраструктуры» и «Суперструкту-
ры» - я объясню в свое время.

* Обратной связи (англ.).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧИСЛЕННОСТЬ НАРОДОНАСЕЛЕНИЯ
И ЕЕ КОЛЕБАНИЯ НА ПРОТЯЖЕНИИ ВЕКОВ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. НАСЕЛЕНИЕ ФРАНЦИИ
ОТ ДОИСТОРИЧЕСКОГО ПЕРИОДА ДО 1000 ГОДА

По различным смелым и, что ни говори, впечатляющим подсчетам,
со времени возникновения Homo sapiens sapiens, с тех пор как человек
действительно стал человеком, на земле жило до нас от 70 до 100
миллиардов человек. Фантастическая цифра! «Где поместятся все эти
миллиарды человеческих существ в день Страшного суда?» - пишет
мне в шутку Альфред Сови '. Если исходить из этого подсчета, то во
«французском» пространстве прежде нас жили, работали, совершали
поступки приблизительно миллиард человек, каждый из которых оста-
вил пусть самое малое, но все же наследие, входящее в наше громадное
национальное достояние. Сегодня нас, живых, более 50 миллионов;
покойников же наших в общей сложности в двадцать раз больше. И не
будем забывать, что они по-прежнему здесь, «под ногами живых». Земля
в любом краю, например, под виноградником в Шампани, или Медоке,
или Бургундии - «земля искусственно созданная, возделывавшаяся на
протяжении двух тысячелетий» или около того '.

Короче говоря, нет ничего удивительного в том, что уже тысячи лет
назад пространство Франции было обработано, покрыто дорогами, про-
селками, хижинами, домами, селениями, деревнями, городами или, как
смело выразился кто-то, «засажено» крестьянами... С самых ранних пор
численность населения играет роль в истории, влияет на ее ход, освяща-
ет успехи как исторической, так и доисторической эпохи - в равной
мере как нашу гордость, пещеру Ласко, и бурный расцвет дольменов и
менгиров, так и романское или готическое искусство. Численность насе-
ления, этот всеобщий множитель, несет свою долю ответственности и за
расцвет религии, и за становление государств, и за капиталистическое
развитие итальянских городов, начиная с XII века, и за многое другое.
Иногда и наоборот - за те сломы и возвращения вспять, зловещим
пророком которых выступил Мальтус.

Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Ни для кого не секрет, что сегодня численность народонаселения
весьма тяжким бременем ложится на судьбы мира: в 1980 году человече-
ство насчитывало 4,4 миллиарда. «К 2000 году эта цифра возрастет по
крайней мере до 6 миллиардов, и было бы нереалистичным ожидать
стабилизации на уровне ниже 10-II миллиардов» в будущем столетии,
утверждают специалисты, которые, к сожалению, ошибаются не всегда
и не во всем ". В XVII веке говорили: вся сила - от людей. В следу-
ющем столетии французский экономист Гудар отмечал: «Первая из
общепризнанных в политике максим гласит, что лишь великое населе-
ние способно образовать великое Государство». Каковы, вопрошал он,
«подлинные интересы наших королей?.. Могущество их заключено в
количестве подданных» "*. Но численность населения имеет и оборотную
сторону: кто бы осмелился применить формулировки Гудара к нынеш-
нему времени, имея перед глазами пример Индии и Китая, вынужден-
ных применять сильнодействующие средства для ограничения рожда-
емости?

Конечно, в прошлом ничего подобного не было. Не потому, что
относительная перенаселенность не могла при случае оказать свое
пагубное воздействие,- просто заботу о том, чтобы исправить дело,
брали на себя голод и эпидемии. Население земного шара стало последо-
вательно расти - если не равномерно, то по крайней мере в целом
безостановочно,- лишь в новое время.

I К ВОПРОСУ О НАСЕЛЕНИИ
В ДОИСТОРИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

Точка зрения, признающая первичность
Истерии по отношению ко всему, что ей
предшествовало,
нечестна и, более того,
не является строго научной.
Жан Маркаль

Кто сказал, что доисторическая эпоха - не история? Кто сказал,
что Галлии не существует до собственно Галлии или что Франции не
существует до Франции, что ряд особенностей и Галлии и Франции не
объясняется тысячелетиями, предшествовавшими римскому завоева-
нию? Лучше представьте себе «всю ту работу, что проделал род челове-
ческий на протяжении самого долгого периода в своем существовании,
периода доисторического»: эта мысль принадлежит Ницше ^. Невооб-
разимые массы прожитого времени, громоздясь друг на друга, наполза-
ют и на нас, пусть даже мы этого не замечаем. Так как же не быть
преемственности между доисторической эпохой и историей, как им не
смыкаться друг с другом? Вчера историки ставили на кон свою ре-
путацию, пытаясь, каждый со своей стороны, отыскать, где проходит
искусственная граница: между античностью и средневековьем " или
между средневековьем и новым временем. Сегодня, похоже, предметом
очень крупной игры может стать граница между доисторическим пери-
одом и историей.

К несчастью, сам доисторический период возник всего лишь менее
чем полтора века назад, после того как в 1837 году Буше де Перт
обнаружил на наносных террасах вдоль Соммы каменные орудия до-
исторического человека, признанные таковыми,- признанные по край-
ней мере их первооткрывателем, ибо Буше де Перт лишь к 1860 году
ценой больших усилий добился, чтобы его выводы были приняты.
Первые тома его труда «Кельтские и допотопные древности», выходи-
вшего с 1847 года, были встречены скептически либо с насмешкой -
точно так же, как в 1859 году «Происхождение видов» Дарвина. Но в
том же 1859 году несколько английских ученых пересекли Ла-Манш,
чтобы изучить орудия, открытые Буше де Пертом, и подтвердили его
правоту ". Это подтверждение стало поистине революционным, ибо об-
наружить следы жизнедеятельности человека, современника вымерших

14              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

гигантских животных, в теологических пластах, известных специали-
стам своей глубокой древностью, неизбежно означало отнести истори-
ческие корни человека в самое отдаленное прошлое, произвести перево-
рот, революцию в умах, какую сегодня нам очень нелегко себе пред-
ставить. Ведь до тех пор даже ученые, следуя традиционному
толкованию Библии, признавали, что сотворение человека произошло
за четыре тысячи лет до Рождества Христова. Исаак Ньютон, занимав-
шийся не только математикой и астрономией, потешался над хронологи-
ческими таблицами, которые были составлены египетскими писцами,-
до того тщеславными, что, по их уверениям, их древние цари были
якобы «.some thousand of years older than the world», на несколько
тысячелетий древнее самого мира! "

Благодаря Буше де Перту и в еще большей степени его со-
временнику Дарвину (оба они, каждый по-своему, приобрели скан-
дальную славу) за несколько десятилетий вся история фантастически
сдвинется назад во времени - как история происхождения человека,
так и история возникновения земледелия, первых деревень, первых
городов. И, возвращаясь к нашей проблеме,- сразу сдвинется назад
история Франции.

Что касается историков, то их, как водится,- и в этом есть своя
логика, ибо речь шла о переходе из одной сферы познания в другую,-
горизонты этого едва родившегося доисторического периода взволно-
вали не сразу: для них эти горизонты оставались чем-то неинтересным,
почти чуждым, затерянным во тьме веков,- просто неким предвари-
тельным периодом, о котором стоит, быть может, упомянуть где-нибудь
в сноске или сообщить на нескольких страничках. А дальше снова, как
будто ничего и не случилось, разворачивала свою привычную повесть
история.

Но доказательства, выводы, гипотезы, относящиеся к доисторичес-
кой эпохе, накапливались, и вот у начала истории разверзлась бездон-
ная пропасть. Вообразите себе: история, какой она предстает по нашим
меркам, не составляет и тысячной доли человеческой эволюции, взятой
во всей ее протяженности. И для того чтобы стало возможно пред-
ставить себе эту эволюцию, потребовалось сотрудничество, взаимодейст-
вие разных наук, методами которых сумели или вынуждены были
воспользоваться историки: палинологии (изучение частиц древней цве-
точной пыльцы), палеонтологии, сравнительной анатомии, ретроспек-
тивной гематологии, геологии, зоологии, ботаники, а в последнее время в
неменьшей степени и изучения современных первобытных народов,
наконец, этнологии, поскольку человек, растворенный в природе и рас-

1, Доисторический период                           15

считывающий только на собственные невеликие силы, был на протяже-
нии тысячелетий таким же животным, как и любое другое, и, подобно
животным, мог выжить лишь благодаря своим общественным связям,
аналогичным тем, какие существуют в животных сообществах.

Все эти научные достижения нисколько не упрощают проблемы -
ведь их еще нужно истолковать. Как замечает Колин Ренфрю, вам
не приходится ждать, что дисциплины, смежные с вашей собственной,
дадут «готовый ответ» на ваши вопросы '". К тому же совсем недавно
использование новых научных методов датировки (по содержанию уг-
лерода-14, калийно-аргоновых соединений, по данным дендрохроноло-
гии - изучению годичных колец деревьев, или с помощью других,
еще более изощренных способов) привело к грандиозному и весьма
шумному пересмотру хронологических границ и культурных фили-
аций в том их виде, как они были установлены двумя или тремя
поколениями выдающихся исследователей доисторической эпохи. В
частности, потребовали нового истолкования все данные, относящиеся
к Европе ".

Все эти обстоятельства делают изучение доисторического периода
динамичной, захватывающей наукой, имеющей, однако, весьма зыбкую
почву для исследований; к истине здесь можно приблизиться лишь
ценой ошибок, последовательных корректировок, предварительных ги-
потез. Наука эта постоянно находится в процессе обновления.

Чрезмерная временная протямсенность. Все недостоверно в вопросе
вопросов - о происхождении человека. Новые открытия чередуются то
на одном, то на другом континенте, всякий раз слегка подправляя
складывающуюся из всей их совокупности общую картину.

На том предварительном этапе, на каком находятся наши познания в
этой области, мы, прослеживая человеческую ветвь на стволах обезья-
ноподобных и гоминидов, по эту сторону от восточноафриканских
австралопитеков (и в зависимости от того, какое мы попутно примем
определение для первых человекообразных '^), рискуем оказаться за 5,
15 или 40 миллионов лет до Рождества Христова. Как смиренно замеча-
ет Габриель Кан, от открытия к открытию «происхождение наше
неуклонно убегает все дальше и дальше в прошлое» ^.

Впрочем, область наших интересов ограничивается собственно
Homo, а моментом его возникновения считается сегодня время, когда он
принял вертикальное положение, то есть около двух миллионов лет
назад, а возможно, даже и раньше. Это было первое двуногое существо,

16              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Homo habilis, но он не был первым, кто обрабатывал камни и
использовал их как орудия: так поступали уже некоторые авст-
ралопитеки. Однако благодаря вертикальному положению у него
освободились руки, а, с другой стороны, объем его головного мозга,
поначалу составлявший всего 600-700 см", стал с тех пор вполне
последовательно увеличиваться ^. Именно сочетание такого сверхкруп-
ного мозга, органа управления, и исполнителя его команд, руки, привело
к тому, что «человек смог развить во всех направлениях свои удивитель-
ные способности» - сознание, память, речь ". Вслед за Homo habilis,
обитавшим скорее всего в Африке, появился Homo erectus, заселивший
умеренные климатические зоны, а за ним, наконец, Homo sapiens и Homo
sapiens sapiens. Последний - это вполне законченный человек, такой
же, как мы с вами.

Опять-таки на современном уровне наших познаний появление
Homo erectus на «французской» территории предположительно датиру-
ется 1 800 000 г. до н. э. За последние годы в департаменте Верхняя
Луара, в Шилаке, в Центральном Массиве были обнаружены «кварцы,
несомненно обработанные [рукой человека], в соседстве с фауной ниж-
него четвертичного (виллафранкского) периода» ". На сегодня это, по-
видимому, самый древний человеческий след, обнаруженный в Европе.
Однако на более твердой хронологической почве мы оказываемся благо-
даря находкам в Солилаке, в том же районе ". Еще одна веха - около
950 000 г. до н. э.- появилась в ходе раскопок 1958, 1962 и 1968 годов в
пещере под названием Лисья Нора, которая идет вдоль Баллоне, небо-
льшой горной речки в коммуне Рокбрюн (Приморские Альпы). Останки
древней фауны - макак, Elephas meridionalis, лошади, кошачьих -
соседствуют в ней с грубо обработанными костями и галькой. Челове-
ческих останков там, увы, нет (камни сохраняются лучше, чем ископа-
емые скелеты), однако то, что в пещере обитали люди, не подлежит
сомнению. Это самая древняя стоянка человека из всех известных в
Европе '".

Принимая во внимание, что доисторический период на нашей тер-
ритории продолжается по крайней мере до второго металлического века,
примерно до 500 г. до н. э., мы тем самым получаем фантастическую
временную протяженность: почти два миллиона лет, то есть 2 000
тысячелетий, 20 000 веков! Первые вехи, позволяющие ориентироваться
в периодах подобной длительности, превосходящей человеческое пони-
мание и воображение, предоставляют геологи. Они измерили сменяющие
друг друга эры в существовании земли и отвели истории человека,
гоминизации, весь четвертичный период (или, как его еще называют,

1. Доисторический период

плейстоцен), добавив к нему виллафранкский ярус, который принад-
лежит к концу третичного периода, и отняв конец четвертичного, эпоху,
в которую мы живем до сих пор (она именуется голоценом).

На всем этом огромном отрезке времени геологи выделяют четыре
сменяющих друг Друга и весьма продолжительных ледниковых периода;
Альбрехт Пенк дал им имена водных потоков в баварских Альпах, где
им были обнаружены доказательства немыслимых древнейших похоло-
даний - это, в хронологическом порядке, Гюнц, Миндель, Рисе, Вюрм.
Гюнц начинается за два миллиона лет до нашей эры, Вюрм завершается
около 10 000 г. до н. э. Между этими оледенениями, каждое из которых
устанавливалось очень медленно, естественно, располагаются межлед-
никовые интервалы, периоды потепления, в свою очередь очень дли-
тельные и нерегулярные. Отсюда выделение подпериодов (Рисе 1, II, III,
Вюрм 1, II, III, IV, V и т. д.), которые соответствуют чередованию
медленных климатических изменений; в каждый конкретный момент эти
изменения почти неуловимы, но, накапливаясь на протяжении многих
веков, приводят в конечном итоге к колоссальным потрясениям ^. В
зависимости от того, одерживает ли верх холод или жара, люди, живо-
тные, растения изгоняются то к северу, то к югу: холод отбрасывает на
юг живые существа, привыкшие к относительно жарким температурам,
тепло же влечет на север охотников, чья жизнь обычно связана со
стадами северных оленей или диких лошадей. При этом окружающая
среда всякий раз полностью меняется.

Для того чтобы получить обо всем этом некоторое представление (и
еще потому, что события, случившиеся некогда, во тьме времен, теорети-
чески могут повториться в чрезвычайно далеком и темном будущем),
вообразите себе, что произойдет с землей через несколько тысяч или
миллионов грядущих лет, при новом оледенении - если расположение
континентов на ней останется таким же, как сегодня "°. В Европе мощный
слой льда покроет целиком весь Скандинавский полуостров, Нидерлан-
ды, Германию, Польшу, северную часть России, Британские острова
вплоть до окрестностей Лондона. Во Франции, как и в давние времена, не
будет громадных ледников, за исключением возвышенных точек на ее
территории, главным образом Альп. Однако весь Парижский бассейн,
включая Париж, равно как и большая часть Франции, покроются
тундрой, как в Сибири, степью или лесами. То есть случится настоящий
потоп из льда, трав и деревьев, последствия которого для людей,
животных и природы в целом поистине неисчислимы. Оттого, что вода
застынет в фантастически разросшихся ледниках, понизится уровень
морей, необъятные морские глубины вновь станут сушей и немалое

Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Зона степей и тундры, протянувшаяся между ледниками, кото-
рыми в эту эпоху была покрыта значительная часть Европы и
Азии,- это обширная, от севера Испании до Сибири, область
циркуляции людей и животных (в частности, мамонта н северного
оленя). Франция почти целиком находится в этой благоприятной
зоне, (По книге: Nougier L.-R. Naissance de la civilisation. 1986).

число островов, в частности Великобритания, соединятся с континентом.
Впереди ледников воздвигнутся морены, мощные валы из обломков,
раскрошенных из-за эрозии этих громадных твердых тел, а мельчайшие
их частицы, подхваченные ветром, разлетятся на далекие расстояния

. Доисторический период                           19

и образуют лессовые покровы, как в свое время в Китае или по всей
Европе. Лессы в бассейне Дуная или на Эльзасской равнине, илистые
почвы на плато вокруг Парижа - именно такого происхождения; этим-
то рыхлым, легко поддающимся вспашке землям и отдали предпочтение
первые французские и европейские землепашцы.

Итак, чтобы расположить во времени поле любых разысканий в
доисторической области, нужно прежде всего определить, к какому
ледниковому периоду или какому промежутку потепления между ними
оно относится,- определить по животным и растительным останкам, по
питанию, на которое указывают остатки пищи. Обитатели пещеры на
берегу Баллоне, о которой шла речь выше, самой древней из известных
нам европейских стоянок человека, жили около миллиона лет назад, в
виллафранкский период, на юге Средиземноморья, где в то время царил
суровый климат тюнцского оледенения. В пещере были обнаружены
камни, разорвавшиеся от мороза,- наряду с кремневыми орудиями и
всем набором фауны, характерной для холодного климата '".

Около 10 000 г. до н. э" когда последний ледниковый период, вюрмс-
кий, завершается и устанавливается умеренный климат, в целом такой
же, как сейчас, северные олени уходят на север; мамонты, не сумев
приспособиться к теплу, исчезают. Еще совсем недавно научные экс-
педиции находили некоторых из этих мастодонтов, сохранившихся
невредимыми в толстых льдах Сибири. Мамонты на протяжении столе-
тий прочно занимали свое место в легендах племен северной Сибири.
Якуты и тунгусы, которые иногда наталкивались на их стоящие во весь
рост - так, будто они только что расстались с жизнью,- туши (собаки
кидались на них и рвали зубами), принимали их за громадных кротов,
живущих под землей, или водяных животных, которые погибают, едва
попав на воздух и на свет ^.

Впрочем, умеренный климат, в свою очередь, также будет подвер-
жен колебаниям. Отсюда - целый ряд сменяющих друг друга типов
климата: пребореальный, бореальный, атлантический, суббореальный,
субатлантический... ^ С наступлением каждого из них преимущество
получает то или иное дерево, то или иное животное - бык, лошадь, вяз,
дуб, бук, каштан, орех,- и это автоматически влечет за собой изменение
привычного поведения и питания человека.

Тела и орудия. На протяжении тысячелетий человек ничем не
выделяется среди диких животных, обитателей обледенелой тундры или
лесов, утопавших в воде, ибо всякий раз, как земля согревалась, почва

Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

повсюду оказывалась залита водой. Сохранились, однако, признаки его
существования - части скелета, почти целые скелеты, следы очагов и
стоянок, несметное множество (они исчисляются миллионами) орудий,
хоть и по большей части разбитых, утерянных при земляных работах
или землечерпании, либо не попавших в наши музеи по вине коллекцио-
неров - любителей доисторической старины.

Главные свидетельства для исследователя - человеческие тела,
вернее, то, что от них осталось. Однако очень древние скелеты исчезли,
растворились в почвенной кислоте. Вереница орудий, найденных на
территории Франции, восходит к эпохе, на миллион с лишним лет более
древней, чем первые известные на сегодня окаменелые останки челове-
ка - нижняя челюсть, обнаруженная в 1949 году в пещере близ Монмо-
рена (Восточные Пиренеи). Она почти аналогична знаменитой челюсти
Мауэра (600 000 лет до н. э.), но безусловно уступает ей в древности
(около 450 000-400 000 лет до н. э.) "*, хоть и плохо поддается датиров-
ке. По-видимому, она на 100 000-150 000 лет старше человека из
Тотавеля (деревня в Восточных Пиренеях) - нашумевшей находки,
сделанной в два приема: сначала, в 1971 году, была обнаружена левая
теменная кость, принадлежащая взрослому молодому человеку лет
двадцати, затем, в 1979 году, в трех метрах от нее - правая теменная
кость, совмещающаяся с первой, что позволило восстановить череп
целиком - череп Homo erectus с объемом головного мозга почти 1 100
см^ и с шишкой Брока на внутренней части лобной кости; шишка
развита так же, как у современного человека, а значит, можно констати-
ровать поразительную вещь: он разговаривал, хотя мы и не знаем, каков
был его язык ".

Зато свою охотничью добычу он поедал сырой. В расположенной на
краю узкой долины Вердубля (притока Агли) пещере Кон де л'Араго,
где он был обнаружен, нет никаких следов очага ^, тогда как примене-
ние огня было известно примерно с 500 000 г. до н.э., ив хижинах Терра
Амата, под Пиццей " (около 400 000 лет до н. э.), найдено множество
оборудованных очагов. Долина Вердубля, тесно зажатая между двух
скал, служила естественным укрытием, особенно ценным, видимо, для
тотавельского человека, современника миндельского оледенения; там
находили убежище и представители весьма изобильной фауны, иден-
тифицированной по грудам костей, скопившимся на разных уровнях
пещеры благодаря усилиям поколений охотников,- лошади, слоны,
туры, муфлоны, мускусные быки, олени, северные олени, пещерные
львы, песцы, медведи, рыси, пантеры, пищухи... Человеческие останки,
лежащие вперемешку с костями животных и расколотые, чтобы извлечь

IKJCTEIlEHHUE \C.IU»KHEHUE иРУДИЙ ТРУДА
(15 000-10 000 лет до н. э.)

А. Костяные иглы с ушком (до 20 000 лет до н. э.).
В. Составные орудия с деревянными или костяными держа-
телями, в желобки которых вставляются мельчайшие съемные
лезвия и острия из кремня и кости, (По книге: Nougier L.-R. Ор. cit.).

костный или головной мозг, свидетельствуют о существовании кан-
нибализма ^; то же самое обнаруживается и в большинстве других
человеческих поселений на протяжении всего доисторического периода,
вплоть до VI тысячелетия. Впрочем, каннибализм этот зачастую был,
по-видимому, ритуальным - что не подлежит никакому сомнению,
когда он встречается в связи с погребальным обрядом "".

Около 100 000 лет до н. э. Homo erectus уступает место Homo sapiens,
так называемому неандертальскому человеку "", который был распрост-
ранен по всему Среднему Востоку и Европе, включая Францию; это
бесспорно. Присутствие его вне этих обширных границ - по крайней
мере в его европейской форме, ярко выраженной и легко опознава-
емой,- до сих пор окончательно не установлено. Так или иначе, но если
долгое время в неандертальце видели лишь неповоротливое животное,

22              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

то за последнее время он был реабилитирован: оказалось, что у него
«крупный» мозг, объемом даже больше нашего (в среднем 1600 см'
против 1 400), что он был искусным работником, владел членораздель-
ной речью " и, деталь сама по себе решающая, первым из людей стал
сооружать усыпальницы для своих покойников. С этой точки зрения он
уже «законченный» - Пьер Шоню сказал бы «полный» - человек.
Множество экземпляров неандертальца, обнаруженных по всей Европе
(на территории одной только Франции сохранилась целая сотня), от-
личаются устойчивыми характерными признаками; это касается как его
каменных орудий и образа жизни, так и черт сугубо морфологических.
Речь, таким образом, идет о виде с выраженными характеристиками и
сохраняющем самотождественность на обширной территории в течение,
шутка сказать, шестидесяти тысячелетий, шестисот веков!

Однако раса эта внезапно и без всякой видимой причины менее чем
за пять тысячелетий (очень короткий срок в понятиях эволюции) исчез-
нет без следа, вытесненная Homo saplens sapiens, совершенно иным с
морфологической точки зрения, уже в самом деле современным челове-
ком. Как состоялся подобный переход? У специалистов по доисторичес-
кому периоду нет на сей счет однозначного объяснения, климатического
или какого-либо иного, тем более что ни одной существенной человечес-
кой окаменелости, относящейся к переломной эпохе этого перехода, до
сих пор не найдено. Общая эволюция человека как вида здесь исключа-
ется: такое многочисленное и стабильное, свободно обменивающееся
генами население может эволюционировать лишь очень медленно. Так
что в принципе следует предположить, что неандертальцы вошли в
столкновение - мирное или нет - с некоей новой популяцией, причем
обстоятельства настолько благоприятствовали этой популяции (хотя
причины ее превосходства от нас скрыты), что она довольно быстро
вытеснила их без остатка. Отсюда и возникла гипотеза, сугубо те-
оретическая, о «нашествии» неких чужеземцев, происхождение кото-
рых, впрочем, невозможно себе представить, ибо еще до появления
«современных» людей в Европе их находят в самых разных точках
земного шара, от Австралии до Ирака, Сахары и Норвегии. Возможно, в
Европу они проникли из Палестины, где обитали уже за 50 000 лет до
н. э. или около того, наряду с самыми настоящими неандертальцами,
которые там исчезли лишь гораздо позднее ^.

Так или иначе, но начиная примерно с 35 000 лет до н. э. Homo
sapiens sapiens, распространившийся почти по всему земному шару,
занимает целиком и всю Францию. Это уже сегодняшний человек, с теми
же анатомическими особенностями, какие известны нашим медикам,

, 1,оигторическии период

ГЕОГРАФИЯ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ОСТАНКОВ НЕАНДЕРТАЛЬЦА
(75 000-35 000 лет до н. э.)

Наибольшая концентрация этих останков наблюдается во Фра-
нции, в западной части Центрального Массива (большой черный
кружок).

с некоторыми региональными различиями - но такими, которые лишь
предвещают основные расовые типы в современной Франции: средизем-
номорский, альпийский, нордический ". Его очевидная религиозность
предполагает, по-видимому, близкий к нашему психический склад. На-
конец - божественная неожиданность! - ему уже присуще представле-
ние об искусстве и чувство формы. Именно к концу древнего каменного
века (верхнему палеолиту) относятся поразительные статуэтки, изоб-
ражающие, по-видимому, богинь плодородия - и, главное, бесчислен-
ные живописные, резные и скульптурные изображения, которыми укра-
шены стены пещер, и тысячи бытовых предметов, выточенных из
камня, простой и слоновой кости, рога оленя и северного оленя. Велико-
лепные наскальные фрески, открытые очень поздно, вызвали не только
всеобщее восхищение, но и настоящее потрясение.

Медленно эволюционируя, это искусство с его разнообразием форм
двигалось от обобщенных контурных очертаний к фантастическому
реализму пещеры Ласко и в конечном счете свелось к нескольким
геометрическим фигурам, скорее всего символического характера ^. Но

эволюция эта совершалась на протяжении 200 столетий, с 30 000
по 10 000 гг. до н.э.- что для историка представляется вечностью...
Вспомним, как короток был век романского искусства или готики,
не говоря уже о таких школах в живописи, как импрессионизм или
кубизм, которые оставались злободневными самое большее для одного
поколения.

Франции и северной части Испании досталась лучшая часть этого
первобытного искусства. В Перигоре, в глубокой долине извилистого
Везера, «возле поселения Эзи и выше него по течению теснятся древние
стоянки человека: Кро-Маньон, Ла-Мут, Ле-Комбарель, Фон-де-Гом,
Кап-Блан, Лоссель, Ла-Ложри, Ле-Марсей, Ла-Мадлен, Ле-Мутье, Ла-
ско...», и каждая из них - это «святыня человечества, не уступающая
Египту, Ниневии, Афинам и Риму»,- пишет Пьер Гаксот ^.

1. Доисторический период                           25

Множество вопросов возникло относительно того, что означал этот
первый расцвет художественного творчества: никто не согласен рассмат-
ривать его как бескорыстное искусство для искусства. Хотели ли не-
истовые охотники, нарисовавшие и вырезавшие в пещерах целые стада
диких животных, вместе с которыми и за счет которых они жили,-
зубров, мамонтов, бизонов, лошадей, каменных баранов, медведей,-
своими рисунками заколдовать добычу? Кто те люди в масках, которые
танцуют перед животными в пещере Трех Братьев в Ма-д'Азиле и в
других местах,- колдуны-шаманы, или даже боги - либо главные
действующие лица обрядов, которые навсегда останутся для нас закры-
тыми? Какие символы несет в себе это чарующее и ослепляющее нас
«письмо»? Во всяком случае, выразительность его сильна настолько, что
внушает нечто большее, чем просто уважение. Франк Бурдье даже
усматривает в нем свидетельство культурного превосходства этих долин
на юго-западе Франции и Испании над всем остальным миром,- прево-
сходства, утраченного Европой и вновь обретенного ею на несколько
веков лишь в XII-XIII столетиях после Рождества Христова.

С материальной точки зрения Homo sapiens sapiens на протяжении
последних тысячелетий вюрмского оледенения, которые иногда называ-
ют «веком северного оленя», станет жить со всеми удобствами, почти на
широкую ногу. Стада оленей, легкая добыча давали ему одновременно
мясо, шкуры,-лость и рога, то есть пищу, одежду, покрытия для шатров
и материал для изготовления множества мелких орудий. К тому же в так
называемый мадленский период, начиная с 15 000 лет до н. э., произо-
шел очевидный демографический подъем, в ходе которого были обжиты
горы и заселена Северная Европа "'. Еще один признак процветания и
технического прогресса - общее усовершенствование орудий труда.
Обработка камня достигла весьма высокого уровня.

Несмотря на местные различия в приемах изготовления орудий и на
явные перерывы, нарушения последовательного развития, повсюду про-
является тенденция к творческой изобретательности. Неандертальцы
усовершенствовали характерные для них двусторонние орудия -
скребки, наконечники. Теперь же у нас на глазах возникает целый ряд
очень мелких и непременно специализированных орудий, иногда с
рукояткой; одни еще каменные, для других использованы новые при-
емы обработки кости,- так, становятся тоньше кремневые скребки
различной формы, гладкие и зубчатые, резцы, каменные ножи, нако-
нечники, иглы с ушком, рыболовные крючки, гарпуны с тщательно
вырезанными зазубринами... Любопытная солютрейская культура ",
чье развитие длилось всего 3 000 лет и завершилось, не найдя продолже-

26              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ния, дает даже образцы великолепных каменных лезвий, тщательно
выделанных с обеих сторон, толщиной менее сантиметра, а длиной
иногда 30-35 сантиметров. Усовершенствовались также и приемы рыб-
ной ловли (особенно ловли лосося) и охоты. Появляются приспособле-
ния, с помощью которых дротики с наконечниками поражают добычу
на большом расстоянии. Однако подлинная революция в области ору-
жия - изобретение лука - совершится очень поздно, на исходе палео-
лита, около 10 000 лет до н. э., когда вместе с потеплением, сменившим
последний ледниковый период и предвещавшим наступление умерен-
ного климата, знакомого нам и поныне, вся жизнь человека готова была
перемениться.

От каменного века к земледелию: великие перемены. Вопреки тому,
что кажется на первый взгляд, потепление климата не повлекло за собой
никакого непосредственного улучшения в положении человека. Больше
того, оно, по-видимому, нанесло серьезный урон сложившимся к тому
времени цивилизациям великих охотников. Повсюду быстро разросся
густой лес; в то же время повсюду струились (или стояли) воды,
вырвавшиеся на волю из-за таяния ледников, уровень морей поднимал-
ся, и они затапливали прибрежные зоны. Не стало больше северных
оленей и лошадей, за которыми охотники гнались по заиндевелой траве.
Теперь приходится охотиться, устраивая в непроходимом лесу засады
на оленя или кабана, и к тому же приспосабливаться к новой флоре,
отчего весь прежний опыт оказывается частично непригодным. Пища
человека меняется: гораздо меньше становится крупной дичи, больше
мелких животных, которых легко поймать в западню, возрастает роль
растительной пищи - злаков, трав, орехов, желудей, каштанов, фиг
и т. п.; наконец, в изобилии употребляется рыба, морская, озерная,
речная, и еще охотнее - моллюски и улитки, чьи бесчисленные ракови-
ны грудами, иной раз огромными, встречаются среди других пищевых
отходов.

Констатируя все это, историки слишком часто приходили к выводу
о регрессе, даже некоем «упадке», который переживали потомки Homo
sapiens sapiens в ходе этой трудной переходной эпохи, получившей
название мезолита ^. Ныне мы склонны скорее рассматривать ее как
период адаптации, требующей изобретательности и воображения. Про-
изведения искусства, действительно, исчезли уже с конца последнего
ледникового периода, зато набор орудий не только не оскудел, но,
наоборот, пополнился: возрастает специализация мельчайших инстру-

1. Доисторический период                           27

ментов, тщательно выделанных и хитроумно вмонтированных в различ-
ные составные орудия, с деревянными рукоятками или черенками '".
Охотиться становится труднее - однако человек уже владеет искус-
ством стрельбы из лука, он умеет целиться в добычу и поражать ее
издалека. Правда, с тем же успехом стрелы будут убивать не только
животных, но и людей: «Изобретение лука и стрел имело такое же
значение для доисторического человека, как изобретение ядерного ору-
жия для человека современного»,- даже утверждает Робер Ардре *",
полагая, видимо, что преподавателю без преувеличения не обойтись.

Наконец, начиная с VII тысячелетия до н. э. во Франции возникают
предпосылки аграрной революции, в результате которой два-три тыся-
челетия спустя доисторические охотники превратятся в крестьян. Пер-
вый, предварительный признак ее - возрастающий сбор злаковых
растений, в частности вики (например, в Варе), к которым добавляются
даже (как в Эро) бобовые - чечевица, горох... Пусть собственно земле-
делия пока еще нет, но, во всяком случае, идет систематическое собира-
ние растений и их заготовка "".

Другой, более отчетливый признак аграрной революции - возник-
новение овцеводства, которое, по всей видимости, было привнесено с
далекого Среднего Востока, где одомашнивание баранов началось уже в
Х или IX тысячелетии до н. э. Поскольку к этой же эпохе относятся
первые опыты навигации на Эгейском море, то нет ничего удивительного
в том, что баран (никаких предков которого в европейской фауне
обнаружить не удалось) в VII тысячелетии появляется в Восточной
Европе, а затем, около 6 000 лет до н. э" на средиземноморском побере-
жье Запада (в том числе на побережье Южной Франции). Тысячелетие
спустя барана уже разводят в Аквитании, а побережья Бретани он
достигает около 4 500 г. до н. э. *".

Таким образом, в ареале западного Средиземноморья животноводст-
во предшествовало тому великому перелому, каким было становление
неолита; он означал появление первых, революционных опытов земле-
делия, а на самом деле - зарождение Галлии и Франции, или, вернее,
Европы в целом, с ее пашнями, пастбищами, домами, деревнями и
оседлыми крестьянскими народами.

Эта аграрная революция - значение ее не меньше, чем то, какое
имела свершившаяся много позже, в XVIII веке нашей эры, промыш-
ленная революция в Англии,- началась на Ближнем Востоке, родине
дикорастущих злаков. Основное ее новшество, искусство земледелия,
сопровождается многими другими (или возникает вслед за ними): осед-
лостью, разведением домашних животных, изготовлением сельскохозяй-

28              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ственных орудий, таких как серп и жернова, шлифовкой (а не только
обтесыванием) камня, наконец, изобретением новой области творчест-
ва - керамики. Эта череда культурных благ распространялась вширь
на протяжении многих тысячелетий; в Европу все они проникли по двум
различным путям: по длинной долине Дуная, с востока на запад, и по
Средиземному морю. Этапы этого процесса и его поступательное раз-
витие во времени четко прослеживаются с помощью замеров радиоак-
тивного углерода. И уже тут нам представляется возможность раз-
личить очертания двух Франции - Южной и Северной.

Гетерогенность, разнообразие. Территория нашей страны, обречен-
ной на роль европейского перекрестка, в конечном счете подверглась,
видимо, воздействию двух самостоятельных волн неолитизации: Юж-
ная Франция оказалась затронута первой из них, пришедшей около
5 000 лет до н. э. по средиземноморским путям; Северная и Восточная
Франции - той, что пришла пятью столетиями позже, по Дунаю.
Таким образом, здесь перед нами два отличных друг от друга куль-
турных контекста, каждый из которых охватывал собственные, особые
регионы (см. карту «Первые крестьянские сообщества на территории
Франции»).

Что касается юга, то там перенос культурных ценностей совершился
раньше, зато был гораздо менее явным. Происхождение его было безус-
ловно морским, поскольку распространение вширь шло начиная с побе-
режья. Однако речь не идет о колонизации, несущей просвещение на
новые земли. Антропологические анализы скелетов - правда, не слиш-
ком многочисленных,- которые удалось проделать на сегодняшний
день, позволяют Рэмону Рике сделать вывод, что перенос культуры не
сопровождался «никакой миграцией населения» "". К тому же здесь не
произошло никакого резкого перелома: были лишь «скрещения идей
или приемов мастерства, дающие начало оригинальным творениям,
которые рождаются в самом сердце коренных человеческих сооб-
ществ» '''*. Тем более что, как полагает Жан Гилен, изначальная мо-
дель - земледелие, как оно развивалось в средиземноморском Леван-
те,- передавалась дальше спорадически и в деформированном виде,
постоянно застывая в неподвижности то в одном, то в другом средизем-
номорском бассейне, которые играли роль «последовательных
фильтров». У нас результатом этого процесса стала медленная акку-
льтурация локальных групп населения, которые постепенно интегриро-
вали - отнюдь не во всем поступаясь собственными традициями,-

1. Доисторический период

ПЕРВЫЕ КРЕСТЬЯНСКИЕ СООБЩЕСТВА
НА ТЕРРИТОРИИ ФРАНЦИИ
VI-V тысячелетия до н. э.

Они расположены вдоль средиземноморского побережья, от
Приморских Альп до Руссийона. Проникновение их в глубь мате-
рика происходит медленно.

скотоводство, оседлость, земледелие и ту разновидность керамики, кото-
рая была в то время распространена по всему западному Средизем-
номорью: изделия эти часто украшены вдавленными в них ракушками
(в частности, раковинами cardlum, откуда пошло название «кардиальная
керамика», которым обозначается эпоха раннего неолита в этом южном
регионе). Разведение баранов и коз, известное уже давно, получает столь
бурное развитие, что приводит к истреблению лесов и эрозии почв. На
протяжении V тысячелетия до н. э. возникают первые очертания дере-
вень: они еще расплывчаты, но, например, на склонах Корбьеров уже
можно обнаружить следы того, как мало-помалу стада начинают перего-
нять с равнины, где расположены зимние деревни, на вершины гор, где
возникают летние укрытия "".

Эта средиземноморская культурная группа была поначалу сосредо-
точена лишь на прибрежной полосе, но постепенно заняла собой целую
половину Центрального Массива, окрестности Альп, а затем стала
захватывать все более и более высокие широты.

1. Доисторический период                           31

В северной же половине Франции складывается совсем иная ситу-
ация: здесь, безусловно, происходит культурный перелом. Земледелие
сюда привнесли сразу и в полном объеме завоеватели, уроженцы до-
лины Дуная (в то время - центра крестьянских сообществ), владевшие
опытом и навыками сельскохозяйственных работ. К тому же с антропо-
логической точки зрения они отличаются от своих предшественников,
местного населения *'. Начиная с V тысячелетия до н. э. дунайцы
продвигались на запад в поисках новых илистых земель, похожих на те,
какие они привыкли обрабатывать. К середине этого тысячелетия они
уже переправились через Рейн, но подступов к Парижскому бассейну
достигли только пять веков спустя. Перед ними предстали небольшие
группки людей, пока еще охотников и собирателей. Но поскольку сами
пришельцы возделывали только хорошие наносные земли в долинах,
им нетрудно было принудить коренных жителей, еще не вышедших из
мезолита, удалиться на неблагоприятные почвы или приспособиться к
новым обычаям. Пришельцы возводят просторные, в дунайском стиле
дома из дерева и самана, в каждом из которых может поселиться
большое (до десятка человек) семейство, а деревни их насчитывают
временами до 200 жителей. Это настоящие крестьяне - в большей
степени, чем средиземноморцы,- носители издавна опробованных и
привычных у себя на родине приемов труда. Они усердно корчуют лес,
выращивают на выжженных участках пшеницу и ячмень, разводят
быков и свиней (но не баранов) и хоть и продолжают охотиться, но дичь
в их мясном рационе занимает уже вторичное место. Характерная для
них керамика получила название ленточной, из-за узора в виде завит-
ков ".

Таким образом, неолит приживался в нашей стране отнюдь не под
знаком цельности и единства: кардиальная культура на юге и ленточ-
ная - на севере развивались независимо друг от друга. И это еще не
все. На атлантическом западе неолитическая культура, каково бы ни
было ее происхождение (возможно, морское), вписывается в свой особый

ЗОНЫ ЛЕССОВЫХ И ИЛИСТЫХ ПОЧВ В ЕВРОПЕ
География этих почв, излюбленных земель хлебопашцев из
Центральной Европы, очерчивает путь распространения земледе-
лия в V тысячелетии до н. э.- вдоль Дуная и вплоть до Рейна и

Парижского бассейна.

Условное обозначение в правом нимснем углу карты:
почвы, благоприятные для выращивания зерновых (лесс,
илистые плато и т. ц.).

32              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

контекст - со своей неповторимой керамикой, не кардиальной и не
ленточной, а главное, со своей необычайной каменной архитектурой
металитического типа *", памятники которой сохранились до наших
дней. Исследователи доисторической эпохи долго не соглашались при-
знать творцами этих величественных сооружений автохтонных «вар-
варов»; они связывали возникновение этих построек непременно с «на-
стоящими», иначе говоря, восточными цивилизациями. Уверовав в неко-
торое сходство этих памятников с погребальными ротондами на
минойском Крите, они вообразили, что существовал некий народ опыт-
ных мореплавателей, выходцев с побережья Эгейского моря,- носитель
какой-то «мегалитической религии», которую он якобы распространял
вдоль побережья Атлантики, начиная с Испании (где также есть мегали-
тические памятники), около середины III тысячелетия до н. э. Так вот,
именно в эту позднюю эпоху наши отсталые предки с атлантических
берегов якобы и усвоили наконец уроки неолита.

Датировки с помощью радиоактивного углерода развеяли в прах эти
гипотезы. Древнейшие из известных мегалитических памятников нахо-
дятся в Бретани и в Португалии -а не в Испании - и появились
гораздо раньше, чем вся каменная архитектура восточного Средизем-
номорья, включая Египет. На самом деле эта новая, в основном авто-
хтонная культура родилась сразу и при загадочных обстоятельствах
именно в V тысячелетии до н. э., когда были воздвигнуты первые
крупные дольмены - например, дольмен в Барнене, под Морлексом,
чьи одиннадцать коллективных гробниц с красивыми арками и выступа-
ми, а также зал, по-видимому, нечто вроде святилища, простираются на
70 метров *". В состав погребальной утвари входят гладкие, без украше-
ний керамические изделия. Эти первые мегалитические сообщества -
возможно, уже крестьянские,- и впредь сохранят приверженность своей
архитектуре, которую мы обнаружим (естественно, со значительными
вариациями) вдоль всего атлантического фасада Европы. На западе
Франции возведение мегалитических сооружений шло на протяжении
двух тысячелетий, а затем было продолжено в южной части страны,
которая в III тысячелетии до н. э. покрылась дольменами.

Таким образом, к началу IV тысячелетия Франция оказалась по-
делена на три культурные зоны, границей между которыми служил
Центральный Массив, где скорее всего ощущалось влияние каждой из
них. Однако во второй половине тысячелетия между ними установились
настолько тесные связи, что вся территория, за исключением восточных
областей, в принципе оказывается покрыта единой культурой, или,
вернее, отдельными элементами одной и той же культуры. Эта своеоб-

1, Доистррический период

ГЕОГРАФИЯ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ДОЛЬМЕНОВ ВО ФРАНЦИИ
V-III тысячелетия до н. э.

На карте показав в общих чертах процесс расширения зоны
коллективных мегалитических захоронений в течение двух тысяче-
летий - из Бретани, французской колыбели дольменов, до край-
него юга страны.

разная культура, Шоссе, сформировалась на юте нашей страны около
3 600 лет до н. э" «на основе культурного фонда предшествующего
населения и ассимилируя импульсы средиземноморского происхожде-
ния» ^. Красивая, тщательно отшлифованная и в совершенстве
обожженная керамика с геометрическими узорами, усовершенствован-
ные орудия - среди которых большое место занимают режущие лез-
вия,»-н0жи или серпы, множество стрел различной формы, полирован-
ные топоры нескольких образцов и всевозможные приспособления для
обработки употребляемых в пищу зерновых - пест, дробилки, мель-
ничные жернова и т. д.,- все эти ее атрибуты создают впечатление
определенного изобилия.
Культура Шассе, приведенная в движение, по-видимому, мощным

2   ф. Бродель

Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ОСНОВНЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ ЭПОХИ РАННЕГО НЕОЛИТА
ВО ФРАНЦИИ
VI-IV тысячелетия до и. э.

Выделяются три особые культурные зоны, развивавшиеся не-
зависимо и отделенные друг от друга пустым пространством Цент-
рального Массива.

демографическим взрывом, быстро одержала победу над остальными,
распространяясь одновременно и к северу, по долине Роны, и в сторону
Аквитании, через Косские плато и Норузский проход, в результате чего
возникло нечто вроде «национальной неолитической цивилизации», как
заключает Жан Гилен ". Это означало вовсе не стирание любых мест-

1. Доисторический период

ПОСЕЛЕНИЯ IV-III тысячелетия до н. э.

Впервые намечаются контуры «национальной» цивилизации:
благодаря культуре Шассе, распространившейся в то время почти
по всей территории страны (кроме ее восточной части), между
поселениями установились оживленные торговые связи. (По книге:
Guilaine J. La France avant la France. 1980).

ных культурных различии, но то, что характерной печатью культуры
Шассе оказалась отмечена вся совокупность региональных культур. Те
под воздействием ее животворного импульса претерпели эволюцию, и
каждая из них в конечном счете выработала свой собственный, резко
отличающийся от других, вариант культуры-основы.

36              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Сам я склоняюсь к мысли, что расцвет Шассе соответствует за-
поздалому процессу аккультурации той части населения, которая оста-
лась в стороне от первых аграрных нововведений неолита. В контексте
значительного демографического подъема охотники и пастухи решаются
наконец стать крестьянами. Они выходят из лесов - или даже рас-
корчевывают их. На эту мысль наводят рассуждения Рэмона Рике ",
касающиеся той цивилизации, которая к концу IV тысячелетия до
н. э. бурно утверждается в Парижском бассейне. Ученый-антрополог
обнаруживает здесь человеческие типы, которые резко отличаются
от земледельцев-соседей, принадлежащих к ленточной культуре, зато
имеют тесное сходство с древним населением периода мезолита. Если
учесть к тому же, что Парижский бассейн хоть и подвергся воздействию
взрывного распространения культуры Шассе по всей территории стра-
ны, но выработал свои неповторимые орудия труда - особо прочные,
словно специально созданные для работы дровосека, то образ народа-
корчевателя, завоевывающего для себя новые территории, предстанет
во всей полноте. Не в том ли и состоит сила, способствовавшая ши-
рокому распространению культуры Шассе, что культура эта позволила
завершить неолитическую революцию на всей территории страны и
соответственно увеличить запасы пропитания для выросшего населе-
ния? "

Одновременно жизнь людей станет характеризоваться усиленным
торговым обменом. Так, среди утвари в западных дольменах попадается
новая керамика, керамика Шассе. И наоборот: «топоры с круглой
ручкой», которые изготовлялись в мастерских Плюссюльена (депар-
тамент Кот-дю-Нор) из красивого твердого камня, долерита, имеют
хождение не только по всей Бретани, в Манше, Майенне и Атла-
нтической Луаре, но и на Рейне, в Альпах и в Пиренеях. То же
относится и к шлифованным топорам из горнблендита, производи-
вшимся в Финистере ^*.

Все это происходит вместе с общей экспансией культуры: повсюду
во Франции множатся и разрастаются деревни. Земледелие постепенно
занимает господствующее положение. Отныне новое значение получает
культ богини-матери, богини плодородия, общий для всех человеческих
сообществ эпохи неолита: свидетельством тому - появление маленьких
фигурок богини, как правило, вылепленных из глины; по правде ска-
зать, их не так много и они довольно посредственны - по сравнению с
бесчисленными и зачастую драгоценными статуэтками богини-матери,
созданными на Востоке или в Центральной Европе. Однако существует
и одно исключение: впечатляющая каменная статуя из Каденак-ле-О

(департамент Ло), которая была обнаружена на стоянке, относящейся к
культуре Шассе и заселенной около 3 000 лет до н. э. Она, впрочем,
ставит перед специалистами немало проблем, ибо непохожа ни на одно
ранее известное изображение, кроме, быть может, некоторых югославс-
ких галечных скульптур, относящихся вдобавок к V тысячелетию до
н. э.! Как бы то ни было, если не считать нескольких «венер» и
прелестной «дамы из Брассанпуи» ", которую датируют концом палео-
лита, странная «богиня из Каденака» может претендовать на титул
самой древней французской доисторической статуи ^.

Металлический век. Доисторическая эпоха заканчивается вместе с
возникновением техники обработки металла; ее родина - Восток либо
балканская Европа, древнейший европейский очаг металлургии. Внача-
ле, ближе к концу V тысячелетия до н. э., там работали по меди, затем
по бронзовым сплавам, наконец по железу. Отсюда традиционное деле-
ние на периоды: медный век, бронзовый век, железный век. На нашу
территорию металлы и способы их обработки будут проникать поочере-
дно, со значительным сдвигом во времени: медь между 2500 и 1800 гг. до
н. э., бронза между 1800 и 700 гг., наконец, железо - начиная с 700 г.
до н.э. И всякий раз это явление было связано с вторжением чуже-
земцев.

Медная цивилизация была еще до такой степени двойственной - в
самом деле, господствующее положение в ней по-прежнему занимали
каменные орудия,- что ее нередко называют халколитом. *, эпохой,
связанной одновременно и с медью, и с камнем. На территорию Франции
эта цивилизация проникла через посредство Северной Италии и с
Иберийского полуострова, где обработка меди получила распростране-
ние с 3000 г. до н.э. К середине III тысячелетия на юге нашей страны
возникает множество очагов металлургии, тесно связанных с рудными
месторождениями,- в Севеннах, Авероне, Керси, Лозере, Лангедоке... "

Однако продукция этих очагов носит локальный характер примерно
до 2200 г. до н. э" когда она приумножается и вписывается в контекст
так называемой колоколообразной культуры °°. Культура эта, откуда-
то заимствованная, распространилась по всей Европе, свидетельство
чему характерная («колоколообразная», т. е. в форме перевернутого

* Халколит - название медного века. От греч. chalkos - медь и lithos - камень
(примеч. ред.).

38              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

колокола) керамика и входящие вслед за ней в обиход медные изделия.
Дело здесь, по-видимому, не обошлось без чужеземной иммиграции,
исходную точку которой до сих пор, однако, обнаружить не удалось -
ее с равным успехом усматривали и на берегах Тахо, и в Центральной
Европе! Кто были эти люди? Воины, устрашающие лучники, которые
сумели покорить наши края,- говорят одни; деятельные торговцы,
разносчики,- говорят другие; они продавали свою великолепную
керамику и одновременно медные предметы, привлекавшие прелестью
новизны: кинжалы, кузнечные щипцы, шила, иглы и т. п. Так или
иначе, но это были великие путешественники - присутствие их
прослеживается и на Иберийском полуострове, и в долине По, на
Сардинии, Сицилии, в долине Роны до самых ее истоков, в Нидерлан-
дах, Шотландии, Англии, Богемии, Моравии и почти по всей Франции
(за исключением, что любопытно, Парижского бассейна, который,
похоже, стал островком сопротивления). Эти вездесущие пришельцы
впервые вызывают в сознании «представление об известном единстве
Европы». Они ли первыми принесли на Запад индоевропейские языки?
Такое предположение тоже выдвигалось, и «с немалой долей прав-
доподобия» ".

И тем нс менее племена, принадлежащие к колоколообразной куль-
туре, нигде не смогли образовать на нашей территории компактных,
однородных групп, способных избежать влияния аборигенов или погло-
тить их. Подтверждается скорее обратное: останки пришельцев можно
обнаружить вперемешку с останками местных жителей в традиционных
коллективных могильниках (тогда как живя отдельной компактной
группой, пришельцы хоронили покойников поодиночке). Очевидно, что
происходило слияние, взаимопроникновение двух народов.

Но если во Франции обработка меди около 2000 т. до н. э. достигла
расцвета, то на Среднем Востоке и в Центральной Европе от нее
отказались еще тысячелетием раньше, отдав предпочтение бронзе -
сплаву меди и олова, менее ломкому и более прочному, чем чистая медь.
На Запад это великое техническое достижение попадет лишь с 1800 г.
до н. э.

Оно будет иметь множество последствий: прежде всего, благодаря
поиску необходимого олова, оживятся торговые потоки; кроме того,
более качественные орудия быстро вытеснят орудия каменные; но, что
еще важнее, станет еще более явным разделение труда (между земле-
дельцами, рудокопами, ремесленниками, кузнецами, торговцами, воина-
ми), а значит, появятся классовые различия и иерархия. Так что
народы, которые привили на нашей территории приемы обработки

1. Доисторический период

бронзы, принесли с собой и новую модель общественного устройства, где
власть принадлежала аристократии воинов и, возможно, кузнецов^.
Обряд индивидуального погребения указывает на наличие социальной
иерархии: высокопоставленные персоны похоронены в могилах, увен-
чанных высоким курганом, со своими личными вещами - дорогим
оружием, драгоценностями, украшениями " и т.п. По новым богам,
мужского пола и вооруженным, которые оттесняют на задний план
дорогую для земледельцев эпохи неолита богиню-мать, богиню плодоро-
дия, а также по новым культам - культу огня, культу солнца - можно
судить о почете, которым была окружена фигура героя.

Культура эта имела широкое распространение и множество ответв-
лений. Между 1800 и 1200 гг. до н. э. более или менее повсюду вышла из
обихода практика коллективных погребений. Старинные бретонские
дольмены если и сооружаются, то для одного-единственного покойника.
За одним исключением: средиземноморский юг и юго-запад, от Пиренеев
до Аквитании, хранят верность своим погребальным традициям *". Одна-
ко нигде нельзя обнаружить следов физического уничтожения коренных
жителей. Скорее их можно представить себе землепашцами, слугами у
новых господ.

Начиная с 1800 г. до н. э. во Франции блестяще налаживается
бронзовая металлургия. Сначала она концентрируется в зоне Роны, в
широком смысле (в швейцарском кантоне Вале, долине Роны, Юре,
Альпах), однако продукция ее - великолепные кинжалы, крепкие
топоры, бисер, браслеты, декоративные булавки, шила, иглы - энер-
гично продается вразнос в Бургундии, Центральном Массиве, Аквита-
нии и вплоть до самого Лангедока-Руссийона. Путь вверх и вниз по
Роне сразу начинает играть роль связующего звена между Средизем-
номорьем и германскими землями.

Спустя три столетия по всему атлантическому побережью разгорает-
ся целый ряд новых очагов металлургии. В это время возникает главное
новшество: поточное производство бронзовых инструментов (которые
вскоре окончательно вытеснят каменные орудия). Каждый центр такого
производства специализировался на своем типе топора, кинжала, копей-
ного наконечника или меча. Все эти изделия, изготовленные и в долине
Медока, и в Бретани, и в Нормандии, и между Луарой и Гаронной,
экспортируются в другие области и продаются вместе, на одних и тех же
рынках ".

Помимо этих двух зон бронзового производства, атлантической
и ронско-альпийской, можно выделить и третью, независимую зону,

40              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ПОСЕЛЕНИЯ БРОНЗОВОГО ВЕКА ВО ФРАНЦИИ
Выделяются два обширных ареала изготовления бронзовых
орудий: на западе, вдоль побережья Атлантики, и на востоке, от

Альп до Эльзаса. (По книге: Guilaine J. Ор. cit.),

вписывающуюся в контекст несколько иной культуры: ее принесли с
собой зарейнские народы, которые, укоренившись в Эльзасе, достигли
впоследствии Парижского бассейна и запада Центральной Франции. Их
орудия - тяжелые топоры, ножи - также найдут потребителей в
южной части страны - вниз по Соне, в Юре и даже в Центральном
Массиве. А их характерная керамика встречается вплоть до самой
Шаранты **.

1. Доисторический период                           41

Около 1200-1100 гг. до н. э. происходит важный культурный пере-
лом. Вследствие тех потрясений, которые в то время выпадают на долю
всего бассейна Эгейского моря, в Центральной Европе обосновались
новые народы; в один прекрасный день, как часто случалось, они
пересекут Рейн. Их культура не имеет решительно никакого сходства с
предшествующими: вновь прибывшие кремировали своих покойников, а
мы знаем, какого смысла исполнены погребальные обряды. Урны, куда
собирался прах, хоронились рядом на чем-то вроде кладбищ, получи-
вших название «урновых полей». Эта «культура урновых полей», раз-
виваясь в благоприятном экономическом контексте, затронет три четвер-
ти территории Франции. Все указывает на повсеместный подъем уровня
жизни в этот период: бурное развитие деревень на равнинах, исполь-
зование сохи, заселение высокогорных земель, раскорчевка лесов, введе-
ние в обиход повозки и домашней лошади " как тяглового животного.
Сдвиг этот обходит стороной только атлантический фасад Франции, до
подступов к Парижскому бассейну, который был тогда центром активно
развивающихся рынков, где сталкивались атлантическое и «континен-
тальное» влияния.

Однако даже в тех зонах, где укоренились пришельцы, удельный вес
местных культурных традиций остается вполне осязаемым. В Бургун-
дии и других местах на протяжении двух веков предание земле и
кремация были в ходу одновременно, иногда на одних и тех же клад-
бищах. Локальные различия остаются настолько сильными, что некото-
рые археологи, отождествляющие характерные черты культуры с суще-
ствованием определенных «народов», говорят иногда о пяти последова-
тельных волнах завоевателей. Жан Гилен полагает, что речь здесь идет
о результатах различных, в зависимости от местности, типов переработ-
ки одной культуры, и даже задается вопросом, «было ли в действитель-
ности нашествие» чужеземцев. Что мешает, пишет он, считать этот
процесс просто аккультурацией, которая происходила последовательно
в разных местах при соприкосновении с «бродячими торговцами или
динамичными небольшими сообществами»? ^

Так или иначе, ясно одно: бронзовый век в ходе своей эволюции все
больше и больше превращался в эпоху активных торговых обменов
(медные и оловянные слитки зачастую совершают путешествия на
весьма значительные расстояния, не меньшие, чем от Бретани до Альп
или Испании), эпоху многообразия и взаимопроникновения культур.

Железный век (от 700 г. до н. э. до римского завоевания) - это
также богатый на потрясения период. Начинается он с трудностей,

Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ПОСЕЛЕНИЯ РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВККА
(700-500 гг. до н. э.)

Оии сосредоточены в зоне, захваченной представителями так
называемой Гальштатской цивилизации,- к югу и к востоку от
Луары. (По книге: Guilaine J. Ор. cit.).

вызванных очередным ухудшением климата, который стал более холод-
ным и влажным: озера выходят из беретов, торные склоны тусто
покрываются деревьями - буком, ольхой, елью, пихтой. Развитие ле-
сов явно будет благоприятствовать возникновению новой, железной
металлургии, гораздо более трудоемкой, чем бронзовая - действитель-
но, для нее требуются высокие температуры и широкое использование

1. Доисторический период

дров. Техника обработки железа у себя на родине, в Хеттском царстве,
долгое время хранилась в тайне, распространение ее шло медленно и
нерегулярно, и мы не можем сказать, когда и каким путем она попадет
на Запад: то ли ее занесут финикийцы по Средиземному морю, то ли
новые иммигранты, многочисленные волны которых в очередной раз
пересекут Рейн,- по дорогам континентальной Европы ".

Внутри железного века различают два обширных периода: Га-
лыптатскую культуру (начиная с VIII-VII веков до н. э.) и Латенскую
культуру (начиная с V века). Эти периоды известны нам несколько
лучше, чем предшествующие,- отсюда обилие проблем, которые за-
частую остаются для нас неразрешимыми, и в этом нет ничего уди-
вительного.

Именно так обстоит дело с Галыптатским периодом ^. Нам мало что
известно о новых пришельцах: разве только что это были первые
появившиеся на Западе всадники (лошадь на нашей территории исполь-
зовали уже несколько столетий, но исключительно как тягловое живо-
тное). Кроме того, они первыми приносят с собой технику обработки
железа, то есть целый ряд новых орудий труда и видов оружия, в
частности тяжелый меч, который дает им неоспоримое преимущество
перед любым противником, по-прежнему вооруженным старинным бро-
нзовым кинжалом. Именно так дорийцы, которые тоже были всад-
никами и пришли с севера Балкан, за целые века до Галыптатской
культуры, около 1110 г. до н.э., уничтожили в Греции блистательную
микенскую цивилизацию.

В «Галлии» обошлось без подобных разрушений; здесь было скорее
взаимопроникновение, наложение, подавление одной культуры другой.
Все пространство, «ограниченное с юга линией, соединяющей Лотарин-
гию и Шампань с устьем Луары», оказалось так или иначе затронуто
или занято завоевателями. Опознать их можно по захоронениям с
курганами ", где умершие - их либо кремируют, как во времена
цивилизации «урновых полей», либо предают земле - всегда покоятся
вместе с оружием, со своим мечом, а иногда и с колесницей и конской
упряжью. Определяющее значение, безусловно, имеет тот факт, что
среди этих индивидуализированных захоронений всегда выделяются
пышные могилы вождей. Очевидно, что в обществе всадников иерархия
была очень сильна - и эта черта станет одним из главных элементов
галльского общества, сохранившимся в неизменности до самого римского
завоевания н даже позже.

Но кто эти народы, предвестники возникновения Галлии? Протоке-
льты - говорят одни. Индоевропейцы, но отнюдь не кельты,- говорят

44              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

другие и приводят в качестве аргумента то, что «настоящие», так
называемые латенские кельты, завоевав своих предшественников, раз-
рушат их укрепленные поселения. Аргумент этот не вполне убедителен:
разве редко случались войны между кельтскими племенами? Скорее
всего единственным достоверным критерием, позволяющим идентифи-
цировать различные группы кельтов, мог бы выступать их язык. Но о
языке народов, принадлежащих к Гальштатской культуре, нам ничего
не известно. Так или иначе, но они, как и будущие кельты, пришли из
Центральной Европы, и влияние их сказалось на обширном пространст-
ве от Одера до Испании.

Однако, одновременно с их вторжением, в процесс преобразования
пространства и общества будущей Галлии вмешались и иные, особые
влияния. В самом деле, в VII, VI, V веках до н. э. наблюдается расцвет
средиземноморских цивилизаций и их «роение», при этом греческие
города, финикийцы и этруски соперничают в захвате новых земель. На
территории Галлии фокейцы в 600 г. до н. э. основали Марсель, Мас-
салию,- город, расположенный весьма удачно, на удивление активный
полюс притяжения для ресурсов галльского «рынка», которые стека-
лись к нему по коридору Рона - Сона (в частности, британского олова);
благодаря ему поддерживалось и торговое сообщение с Внутренним
морем, несмотря на бесконечные набеги на Галлию карфагенян и эт-
русков. Первые, обосновавшись в Южной Италии, добираются до
Галлии через альпийские перевалы, в то время уже доступные для
прохода; вторые соприкасаются с нею через Испанию, а вскоре проло-
жат путь через Атлантику "°.

В том, что Галлия оказалась открыта для торговли с югом, быть
может, и состоит главная особенность завершающегося Гальштатского
периода. В это время появляются города-крепости, или по крайней мере
укрепленные деревни, расположенные на холмах, а в княжеских захо-
ронениях, где под большим курганом погребены вместе со своей колес-
ницей и личными вещами знатные люди, при раскопках обнаруживают-
ся драгоценные предметы, которые ввезены из Этрурии или Греции. У
подножья одного из таких «высотных городов», бургундской крепости
Вике, в 1953 году была найдена богатейшая усыпальница молодой
женщины ", лежащей на колеснице во всех своих украшениях. Рядом с
нею находились три бронзовых таза этрусского происхождения, один
серебряный таз, два аттических кубка, один бронзовый aenochoe *,
наконец, ставший с тех пор знаменитым кратер из Викса - бронзовый,

* Ойнохоя - кувшин для вина (примеч. пере».).

1. Доисторический период

очень высокий (1,65 м) и украшенный фризом с изображением колесниц
и воинов ". Поразительно в нем не только его великолепие, но и то,
какой нужно было совершить подвит, чтобы доставить его в Вике с
далекой родины - Коринфа или одной из мастерских Большой Греции,
может быть, из Фокеи в Малой Азии...

Захоронение в Виксе было датировано самым концом VI века до н. э.
В эту эпоху так называемые латенские завоеватели - которые уже
бесспорно носят имя кельтов ",- как раз стали понемногу просачивать-
ся в восточную часть Галлии: в самые первые годы V века Вике будет
полностью разрушен. Та же участь постигнет крепость Пег в Дроме.
Чуть позднее будет в свой черед оставлена и крепость Кан-де-Шато
(Юра) ^. Гальштатское общество распадается - и одновременно на
шестиугольник нашей территории быстро и бурно, как взрыв, вторгают-
ся новые чужеземцы-завоеватели, которые понемногу заселят большую
ее часть. Это, бесспорно, неустрашимые воины, прирожденные всад-
ники, опытные кузнецы, на редкость искусные ремесленники и, что еще
важнее, носители блистательных мифов, самобытной религии, куль-
туры и индоевропейского языка. Это - наши «предки», галлы.

Кельты, или галлы: очерк не столько истории, сколько цивилизации.
С появлением кельтов Латенского периода доисторическая эпоха остает-
ся, в целом, у нас позади; мы вступаем в сумерки нашей протоистории.
Это, однако, еще не свет собственно истории, который зажжется, да и то
не вполне, только начиная с римского завоевания Галлии (58-51 гг. до
н. э.). Так что точных сведений об этом долгом предисловии к «фран-
цузской» истории нам по-прежнему недостает.

Галлы - это кельты. Но кто такие кельты? Индоевропейцы. Уточ-
нение это весьма обманчиво, ибо к индоевропейцам, чьи корни восходят
к III тысячелетию до н.э. и более раннему времени, принадлежит
множество народов, населяющих Старый свет - от Атлантики до Ганга.
Объединяет их только одна особенность: они говорят на родственных
языках, близких настолько, что, с точки зрения лингвистов, их почти
можно вывести друг из друга. Еще вчера для этого существовало самое
простое объяснение: индоевропейцы изначально представляли собой
единый народ, обосновавшийся на юге Ютландии, по кромке Балтийс-
кого и Северного морей; впоследствии народ этот рассеялся по всему
свету и каждая из отделившихся его составных частей выработала свой
собственный язык. К несчастью, от столь удобного объяснения в наши
дни пришлось отказаться, а другого взамен не появилось.

16              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Таким образом, историческое место кельтов и их неясное, уходящее
во тьму веков происхождение нуждаются в новом определении. Кельты
принадлежат к западной ветви индоевропейцев (как до них - народы
гальштатской культуры, культуры «урновых полей» и даже, не ис-
ключено, «колоколообразной» культуры конца III тысячелетия); начи-
ная с VII века до н. э. они, судя по всему, населяли четырехугольное
пространство Богемии, в Центральной Европе, зоне неизбежных слия-
ний и взаимных переходов разных культур. Тем самым о кельтах как об
особой расе говорить не приходится: антропологи без конца распознают
среди них то брахицефалов, то долихоцефалов. Уже с V века они «почти
настолько же гетерогенны, как и нынешнее население», и гетерогенность
эта будет возрастать по мере захвата ими новых территорий ". Тем
более нельзя говорить тут о народе (это расплывчатое слово имело бы в
данном случае слишком много дополнительных значений) и, вне всякого
сомнения, о государстве. Быть может, кельты произошли от одного
рода, возвысившегося над другими, от одного племени, подчинившего
себе остальные; а после их культура растеклась, как масляное пятно, в
результате чего и образовалось нечто «целое».

Самое удивительное здесь - безусловно, то, что подобное «целое»
сложилось: ведь оно предполагает совместное действие множества сил,
случайностей, эволюционных моментов и исторических успехов. Объяс-
нение, которое дает совершившемуся процессу Барри Канлифф ^, зву-
чит соблазнительно, ибо только оно придает ему некоторый смысл. Все,
по его мнению, случилось в результате давнего происшествия: в XII веке
до н. э. набеги дорийцев и таинственные злодеяния «морских народов»
привели к внезапному краху лучезарной Эгейской цивилизации, которая
превратила пространство от Средиземного моря до Леванта, от Египта
до Греции и хеттской Малой Азии в удивительный центр культурных и
торговых обменов, простирающий свои ответвления очень далеко "".
Вообразите себе потайной фонарь, каким браконьеры ночью улавлива-
ют вдали шевеление дичи. Потайной фонарь гаснет. Центральной Ев-
ропе, лишенной его света, пришлось жить самой, за счет собственного
освещения, используя свои достижения - примерно так же, как после
великих вторжений варваров два тысячелетия спустя, в V веке н. э"
Северная Европа - Европа Нидерландов - вынуждена будет строить
себя, опираясь на собственные силы, и в итоге станет одним из жизненно
важных полюсов средневековой Европы. Процесс этот обернулся во
благо для центральных территорий, ибо новейшие приемы железной
металлургии, державшиеся долгое время в секрете хеттами и попавшие

населения и способствовали зарождению народа кузнецов и воинов,
наводящих страх на врага. Наследниками этото народа и станут через
несколько веков кельты - наследниками достаточно многочисленными
и зажиточными, чтобы позволить себе предпринять долгую череду
завоевательных походов.

Экспансия кельтов происходила внезапными бросками, быстрыми
бурными набегами, длилась три или четыре столетия и захватила

КЕЛЬТСКИЕ ЗАВОЕВАНИЯ
(V-III вв. до н. э.)

Они исходят из баварского сектора, родины кельтов, и из зоны
между Рейном и Марвой (захваченной уже в VI веке) в распрост-
раняются во всех направлениях на очень большие расстояния,
однако с севера их останавливает противодействие германского
ареала.

Условные обозначения в правом верхнем углу карты
(сверху вниз): Зона между Рейном и Марной. Баварский
сектор.

весьма обширные области. На схеме, заимствованной мной у Жака
Армана "*, бросается в глаза необъятность просторов, о которых идет
речь. На протяжении веков буйная сила кельтов будет единственной
альтернативой захватнической деятельности городских цивилизаций
Средиземноморья - греков, римлян, этрусков,- единственной силой,
способной долгое время противостоять им и их терроризировать.

Начав перемещаться из баварского пространства, кельты двинулись
в западном направлении. Захватывая территории в среднем и нижнем

1. Доисторический период                           49

течении Рейна, они с VI века до н. э. обосновались между Рейном и
Марной.

Именно из этой зоны, где они укоренились прочно, они впоследствии
стали совершать новые победоносные вылазки - через всю Галлию,
затем по ту сторону Пиренеев, в западную часть Иберийского полуост-
рова (кельтиберы). Вероятно, в III столетии они добрались до Велико-
британии и через нее - до Ирландии.

Но уже с V века они предпринимали из Баварии рейды в другом
направлении - через Бреннер и Сен-Готард. Отсюда кельты достигли
Италии, захватили в 386 г. до н. э. Рим и обосновались в долине По
Щизальпинская Галлия), среди венетов, этрусков и лигурийцев. Однако
их продвижение к югу Италии будет остановлено римлянами и этрус-
ками ", и захваченная ими территория ограничится узкой полоской
между Альпами и Адриатикой.

Наконец, по долине Дуная кельты проникли далеко на восток, в
сторону Балкан и Малой Азии. В 279 г. до н. э. они разграбили Дельфы,
в 278 году пересекли Босфор и в том же году основали Галатское
государство, просуществовавшее до 230 г. до н. э. Но, удалившись на
такое расстояние от территории своего изначального проживания, кель-
ты здесь - равно как в Испании - столкнулись с силой, заложенной в
численности коренных жителей. Им пришлось заключить соглашение с
оккупированными народами, и влияние их, хоть и было очевидным,
привело в конечном счете к возникновению «смешанного, в различной
степени кельтизированного населения» "".

Такая хронология событий, реконструированная - со всеми необ-
ходимыми оговорками (античные тексты, пригодные для использования,
всегда можно истолковать иначе) - Жаком Арманом, представляется
мне правдоподобной. Победоносные вылазки кельтов можно вообразить
себе по аналогии с нашествиями кимвров или тевтонов (102-101 гг. до
н. э.) - германцев, чья культура, однако, скрестилась с кельтской,- или,
что ближе, с миграцией гельветов, которую остановит Цезарь в 58 г. до
н. э" в самом начале завоевания Галлии: длинные караваны мужчин,
женщин, детей, повозок, всадников... Целый народ пускается в путь,
перемещается в разные стороны суматошно, беспорядочно, но переме-
щения эти, продолжаясь целые столетия, ставят под вопрос судьбу всей
Европы и Средиземноморья. Они сталкивают Европу «глубинную» с
Европой средиземноморской, племена - с городами *', варваров - с
цивилизованными народами, примитивную экономику - с деньгами
и т. д. Кельтам, долгое время остававшимся непобедимыми, неведомы ни
города в полном смысле слова, ни государство с его структурирован-

50              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ностью, ни a fortiori * империя. Они не знают ни -долговременных
политических целей, ни умело рассчитанных побед. За пределы родных
земель их влечет дух приключений, жажда добычи, а иногда, по-види-
мому, и переизбыток ртов, которые нужно прокормить. Они могут
оторваться друг от друга, пойти в наемники к грекам на Сицилии или в
Малой Азии, служить Египту, Карфагену: «Тот, кто нуждается в слепой
храбрости и реках крови, покупает галлов»,- пишет Мишле *'.

Галлы, или кельты,- это один и тот же народ. Греки называли их
Keltol, а после того как они обосновались в Галлии, римляне нарекли их
Gain, галлы. Из соображений удобства мы будем говорить о кельтах,
имея в виду их как нечто целое, и о галлах, когда речь пойдет о
территории нашей страны. Но Цезарь, приступая к своим «Запискам...»
и показывая, на какие части делится Галлия, называет кельтской самую
сердцевину страны, которую готовится покорить (от Гаронны до Сены):
она расположена между Аквитанией с одной, южной стороны (от Пи-
ренеев до Гаронны), и Бельгией - с другой, северной (от Сены до
Рейна).

Нахлынув в Галлию с востока, кельты прочно обосновались в
Эльзасе, Лотарингии, Шампани и Бургундии '", здесь они занимаются
лесозаготовкой и обрабатывают железную руду. В других местах они
расселятся не так плотно. Их присутствие будет едва заметно в Морване
и Центральном Массиве, а продвижение к югу натолкнется на сопротив-
ление иберов с западной стороны и лигурийцев - с восточной: и справа
и слева от глубокой долины Роны перед галлами вырастет барьер. Но в
любом случае местное население хоть и было в той или иной мере
покорено завоевателями либо согнано ими со своих земель, но нигде не
было уничтожено. Анри Юбер "*, чьи труды, посвященные кельтам, и
поныне остаются классическими, настаивает на том, что число завоева-
телей было очень большим. Это означает, что существенному обновле-
нию этноса способствовала лингвистическая, культурная, социальная
распыленность кельтской Галлии. В самом деле, эти кельты, которые
смешались с другими расами уже в отправной точке своего похода, в
Центральной Европе, а по пути, как все народы-мигранты, подхватили
своим потоком множество встречных чужеземцев,- эти кельты имели
достаточно времени, чтобы смешаться с покоренным населением в Гал-
лии, где они вели себя как хозяева: процесс колоризации и аккультура-
ции здесь шел на протяжении многих веков.

* тем более (мт.).

1, Доисторический период

Торжество кельтов в Галлии заключалось в том, что они повсюду,
кроме юга, сумели распространить и насадить свой язык и образ жизни.
Отчасти торжеству их культуры способствовала оживленная экономи-
ка, благоприятствовавшая смешению разных народов. Хотя нельзя не
отметить, что кельты в Галлии не основали ни деревень, выращива-
ющих зерновые культуры, ни центров ремесленничества. Еще задолго
до их появления деревни возникали повсюду, где позволяли леса,
болота, блуждающие русла больших и малых рек (правда, протяжен-
ность лесов в то время была больше, чем сейчас, особенно к северу от
Луары: ими были покрыты Бос, Орлеанэ, Гатинэ, Блэзуа, Перш...) "\
В течение многих веков здесь возделывали ячмень, пшеницу, а также
просо; поначалу не знали хмеля, овса, каштанов, а главное, винограда,
однако этот последний обосновался в Провансе как раз перед его
покорением Римом, около 121 г. до н. э., и быстро стал распространяться
на кельтские владения. Точно так же галлы, разводя, чаще всего в
лесах, стада баранов, коз, быков, свиней (достаточно многочисленные,
чтобы экспортировать солонину и шерсть в Рим еще со времен, пред-
шествующих завоеванию), лишь следуют традиции, гораздо более древ-
ней, чем они сами. Зато именно кельтам, по-видимому, обязана своим
широким распространением лошадь, предмет их пылкой страсти "', и
они же, бесспорно, выступали зачинателями обработки железа в целом
ряде наших провинций, где еще в начале Латенского периода этот
металл был неизвестен. Больше того, они разработали широкий набор
железных сельскохозяйственных орудий, сравнительно редких в галыл-
татскую эпоху.

Во всяком случае, когда Цезарь в ходе Галльской войны продвигает-
ся по сельской местности, он сталкивается с умелыми крестьянами,
которые в своем деле безусловно опережают римлян. Некоторые энтузи-
асты утверждают, что кельты изобрели плуг, но это сомнительно:
множество обнаруженных лемехов с железными наконечниками могли
присоединяться только к сохе, а не к настоящему колесному плугу,
который ведет борозду и одновременно переворачивает пласт земли. Но
галлы по крайней мере сумели усовершенствовать технику земледелия:
накануне завоевания они были способны возделывать плотные, тяже-
лые почвы, для которых недостаточно простой сохи *", а эдуи, жившие
подле Бибракта, применяли известкование почвы T. С другой стороны,
в распоряжении галлов находились отменные орудия труда: большая
железная коса, чтобы срезать траву, садовые ножи, топоры и даже
такая достопримечательность (вряд ли распространенная широко), как
жнейка, «приспособление, которое состоит из кузова с выступающим

52              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

вперед зазубренным краем; он поставлен на два колеса, и его тянет
упряжка лошадей, так что срезанные колосья падают в кузов»,-
поясняет Плиний Старший. Галлия не знала недостатка в зерне: в этом
состояло и преимущество ее, и слабость, ибо захватчики, продвигаясь по
ее территории, могли прокормиться без малейшего труда.

Еще римляне обнаружили в Галлии необычайно искусных ремес-
ленников. Их мастерство в обработке железа, которое они умеют ковать
и лудить (Плиний приписывает изобретение лужения битуригам), неос-
поримо; они также работают по свинцу, серебру, золоту. Дабы удовлет-
ворить страстную любовь галлов к украшениям, они изготавливают
красивые драгоценности, замечательные эмали (это одна из их специ-
ализаций), великолепное оружие, дорогие конские удила с отделкой.
Они разрабатывают шахты, добывают железо и золото - например, в
Севеннах, в Брассанпуи, на берегах Люз-де-Франс: в 1850 году некий
мельник, геолог-любитель, обследовав эти шахты, «обнаружил там
галльские монеты эпохи, предшествующей завоеванию» "'. О все воз-
растающем мастерстве ковки железа и его обогащении углеродом свиде-
тельствуют также кельтские мечи IV-1 вв. до н. э.; одновременно
разрабатываются на удивление разнообразные специальные орудия для
обработки кожи, дерева и для гравировки металла - за некоторыми
исключениями, этот набор инструментов вполне соответствует современ-
ному "°.

Галльские ремесленники ткали лен и шерсть, окрашивая ткани в
яркие цвета, к которым были неравнодушны. Они умели отлично
выделывать кожу и дерево с помощью неизвестных римлянам техничес-
ких приемов (бочка, весьма удачно заменившая амфору,- это кельтское
изобретение). Первыми в Европе они стали изготовлять мыло. Они
были также хорошими сапожниками (gallicae - это большие башмаки
на деревянной подошве и с толстыми шнурками), искусными гончарами
и горшечниками.

Наконец, именно в эпоху независимости в Галлии возникают города,
а вместе с ними - слой чисто городских ремесленников. Конечно,
сравнение - не доказательство, однако в XII веке нашей эры именно
развитие ремесел во французских городах ознаменовало собой, судя по
всему, поворотный момент в экономической жизни вообще и в жизни
городов, в частности; к этому я еще вернусь *". Что касается подобного
явления в Галлии, то его, по-видимому, следует рассматривать как
признак все возрастающего разделения труда (в Бибракте, в нижней
части города, ремесленникам был отведен целый квартал), которое
всегда сопутствует прогрессу в экономической жизни.

1. Доисторический период

Оживление в развитие земледелия и ремесел внесли довольно масш-
табные по своему размаху перевозки. В самом деле, независимая Гал-
лия - страна открытая. В ней существуют дороги (не то чтобы сто-
лбовые, но тем не менее), морское и речное судоходство. Все это
унаследует Рим. По суше катятся различные повозки, так что дороги
находятся вовсе не в таком зачаточном состоянии, как обычно считает-
ся: лошадей запрягают не только в роскошные колесницы, essedum,
carpentum, легкие и быстрые, изготовленные по образцу боевых колес-
ниц, но и в тяжелые четырехколесные возы - carraca, reda, petorritum
(все они кельтского происхождения, и римляне лишь скопировали их в
III-II веках до н. э.) "". К тому же с севера на юг Галлию пересекают
значительные потоки товаров - амбры и особенно олова из Бретани и
Англии: от Руана олово перемещалось по Сене, Соне и Роне и так
попадало в Марсель. Этот путь на Марсель можно назвать путем
арвернов: они установили над ним контроль поперек Роны.

Существовал и морской путь. Конечно, кельты - не мореплава-
тели, и в этом нет ничего удивительного. Но в Арморике, прежде всего в
маленьком внутреннем море, Морбиане, усеянном островами всех раз-
меров, они столкнулись с корабелами и моряками. То была славная
родина венетов, мореходов по призванию; как полагает Ален Гил-
лерм ^, призвание это открылось - или нашло подтверждение - в V
веке, когда финикийский корабль достиг берега Бретани (плавание
Гимилькона). С этого, по его мнению, началась история средних и
тяжелых кораблей венетов, изготовленных в Галлии: они осуществляют
связь между берегами Атлантики и Ла-Манша, ходят в Англию и на
острова Силли, богатые оловом. По договору с Карфагеном они перево-
зят оловянную руду из Корнуэлла на широкий рейд Виго, и до тех пор,
пока Карфаген будет сохранять под своей властью Испанию, сфера
морбианской торговли, равно как и торговли края осисмов (нынешний
Финистер), будет постоянно расширяться и к северу, и к югу. Ибо флот
венетов - хоть и самый мощный, но не единственный. Они, например,
используют корабли, что спешат из Финистера к Шельде. А корабли
пиктонов и сантонов, обитающих между Луарой и Жирондой, станут
добычей Цезаря, когда он поведет кампанию против Арморики "\

В своих «Записках...» Цезарь определяет галльский город то как
oppidum, город-крепость, то как urbs. Что такое это последнее слово,
обозначающее в принципе город как таковой? Только ли дублет, чтобы
избежать повтора? Например, Алесия под пером Цезаря - то urbs, то
oppidum. На самом деле система «город -деревня» в независимой Гал-
лии - это система «городок -деревня -деревушка», где деревушка пред-

54              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ставляет собой горстку саманных домиков с соломенной крышей без
отверстия (дым выходит прямо через крышу). Возможно, городки выпол-
няли какие-то функции собственно города, но функции зачаточные.
Opplda являлись единственными достойными упоминания городами, а
значит, всякий город - это крепость, а всякая крепость - город, как
мы привыкли говорить. За исключением нескольких укрепленных пун-
ктов, расположенных под защитой водных преград,- таков, например,
Бурж (Аварик), столица битуригов,- opplda возведены на возвышен-
ных точках, как Бибракт или Герговия. Чаще всего их окружают
глубокий ров и стена толщиной около четырех метров, mums galllcus (из
камней и земли, с толстыми деревянными балками внутри), которой
обнесены обширные пустые пространства (135 гектаров в Бибракте,
97- в Алесии "^). Это убежища для населения долин и его стад. Однако
же пространство в них частично занято домами, иногда аристократичес-
кими кварталами, храмами, мастерскими ремесленников - как я уже
говорил, это немаловажная деталь. Вопрос в том, были ли эти города-
крепости еще и городами в обычном смысле слова, иначе говоря,
политическими, религиозными, экономическими (какова бы ни была их
мощь или эффективность в этой сфере) центрами. Один из лучших
знатоков кельтской истории, Венцеслав Крута, решительно отвечает
«да». Но число историков, говорящих «нет», очень велико.

Мне, однако, представляется, что об этой их роли свидетельствуют
те наглядные изменения, какие происходят во II-1 веках до христианс-
кой эры. На протяжении именно этих двух столетий и появляются
oppida. Прежде кельты не возводили крепостей: их сила обеспечивала
им безопасность, своего рода pax celtica. То же явление предстанет перед
нами с началом римского мира в Галлии. Следует ли в таком случае
связывать рост высоко расположенных городов, городов-убежищ, толь-
ко с ослаблением мощи кельтских народов, с нарастающими трудностя-
ми и угрозами? На память приходит завоевание римлянами «Провин-
ции» (121 г. до н. э.) или драматические перемещения кимбров и тевтонов
(102-101 гг. до н. э.). Народы эти занимают двойственное положение:
они, конечно, германцы, но, обосновавшись на северной границе изна-
чальной Кельтии, по побережью Балтики и Северного моря, на юге
Ютландии, оказались затронуты излучением кельтской цивилизации
(их вожди даже носят кельтские имена). Но, кельтизированные или
нет, они в любом случае остаются захватчиками, грабящими города и
деревни. И пусть даже Венцеслав Крута склонен считать опасность,
которую они представляли, минимальной (якобы римляне из страха
преувеличивали ее) "*, в любом случае война между галльскими племе-

ГАЛЛИЯ НАКАНУНЕ РИМСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ
Условные обозначения в лемм верхнем, углу карты:
- - - Границы трех независимых Галлий.- Границы
римской «Провинции» (Трансальпийской, позже - Нарбоннской).

нами была настоящей эпидемией. А значит, oppida играли безусловно
оборонительную роль и брали под защиту местное население. К тому
же, как выяснится, эти города на высоких местах будут единственным
способом оказывать сопротивление римлянам: их возьмут лишь после
осады, как Нумансию в Испании (134-133 гг. до н. э.) или Алесию в
Галлии (52 г. до н. э.).

56              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Пусть так, но если город играет оборонительную роль - ее играли
все наши средневековые города, непременно обнесенные крепостной
стеной,- то почему это должно исключать роль экономическую? Вен-
цеслав Крута, напротив, связывает возникновение oppida с теми переме-
нами в обществе, которые были вызваны прекращением кельтской
экспансии - с 225 г. до и. э. она стала необратимой. До тех пор городов
не существовало: в деревушках из нескольких домиков жили как свобод-
ные люди «вооруженные крестьяне», нечто вроде «сельской милиции»,
всегда готовые превратиться в наемников и пуститься вслед за своим
предводителем на поиски приключений или на новые завоевания. С
окончательной остановкой экспансии население сосредоточивается на
собственной территории, самые бедные и убогие попадают в зависи-
мость, возникает более выраженное расслоение общества, а общий
экономический прогресс как раз и приводит к расцвету oppida "'. Можно
ли не согласиться в этом с Крутой? Помимо того, что активная сельская
жизнь спонтанно порождает уже вполне городские функции, характер-
ные для маленьких городков,- наличие регулярных грузовых потоков,
пересекающих всю Галлию, само по себе предполагает организацию
перевалочных пунктов, обмен услугами и товарами, который способ-
ствует концентрации людей в одних и тех мсе местах. Ведь Цезарь в
ходе своих кампаний сталкивается с римскими торговцами, которые
обосновались на жительство в Кенабе (Орлеан), Новиодуне (Невер) и
Кабиллоне (Шалон-сюр-Сон) "". Когда Верцингеториг избирает тактику
сожжения городов на пути римлян, обычно находивших там себе пропи-
тание, битуриги отказываются подвергнуть той же участи Аварик, свою
столицу,- из-за ее «великолепия». Не стоит, конечно, воображать,
будто речь идет о великолепии памятников: от галльских городов не
сохранилось ни одного каменного здания, и дома в них зачастую были
саманные. «Что может быть уродливее галльских oppida!» - восклицал
Цицерон ^. Так что «великолепие» имелось в виду скорее экономичес-
кое. При этом битуриги защищали свой город до последнего. Когда он
пал. Цезарь обнаружил там обильные запасы зерна '°°. Больше того:
разве не о той же тенденции свидетельствует существование ремеслен-
ного квартала в городе Бибракте? Именно так полагал Альбер Гренье -
об этом он пишет в своей старой статье, касающейся как раз раскопок в
Бибракте '°'. В таком случае прав ли Ален Гиллерм, приписывая
Полю-Мари Дювалю сомнения на сей счет - сомнения осторожные, но
толкует их Гиллерм в том смысле, в каком удобнее ему самому? '"" Ведь
он отрицал существование и галльских городов, и галльского государст-
ва. Ближе к истине Пьер Бонно, писавший, что если «галлы и не знали

1. Доисторический период                           57

настоящих городов, то все жизнеспособные зародыши таковых у них
имелись... Отсюда и произошло множество городов Западной - и Цент-
ральной - Европы; некоторые из них невелики, но большинство -
весьма крупные» "".

В своем более чем беглом обзоре того, как кельты обосновались во
Франции, я сознательно обошел главную проблему, которая встает
перед нами в этой связи, а именно - вопрос об их цивилизации,
цивилизации однородной, несмотря на раздробленность кельтов на раз-
ные народы либо даже автономные государства, питающие смертель-
ную ревность друг к другу. Решающее значение для объяснения этой
цельности имеет вопрос общественного устройства и религиозных веро-
ваний, ибо роль друидов далека от анекдотической. К этой проблеме я
вернусь в другой главе.

Численность народонаселения возрастает. Каковы основные выво-
ды, которые можно сделать из всего сказанного на предыдущих стра-
ницах - одновременно и слишком длинных и слишком кратких для
того, чтобы изложить в общих чертах доисторический период нашего
развития: кратких, если представить себе всю массу знаний, правда,
неполных и обрывочных, которыми мы располагаем, длинных, если
читатель впервые знакомился с этим материалом и стремился запомнить
схему, которую мы нарисовали достаточно подробно?

Первый вывод, конечно, состоит в том, что на пространстве нынеш-
ней Франции весьма рано возникла ненормальная плотность населения.
Отчасти этот людской избыток объясняется географическим положени-
ем нашей страны, в котором заложена идея слияния, встречи, перекрест-
ка. Эмманюэль де Мартон "" утверждал, что Европа, если двигаться с
востока на запад, представляет собой как бы воронку: по мере прибли-
жения к Атлантике ее пространство неуклонно сужается. Франция и
есть то самое узкое горлышко, куда все вливается и, больше того, где
всякое движение останавливается, упираясь в кромку океана. Франция
также - невод, ловушка, где разным народам волей-неволей приходит-
ся смешиваться друг с другом. По мнению Колина Ренфрю, именно
скоплением людей на прибрежной полосе вдоль океана, которое вырисо-
вывается уже с мезолита, можно объяснить самый невероятный для
нашей доисторической эпохи факт - появление мегалитов в Бретани.
Когда новые иммигранты занесли туда земледелие, считает он, то из-за
быстрого демографического роста количество земли сократилось. Поэто-
му всякое человеческое сообщество было озабочено укреплением своих

58              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

связей, центром которых становился этот памятник - коллективная
гробница и одновременно знак, отмечающий территорию сообщества "".

Благодаря скоплению разных народов и их смешению метизация во
Франции принимает такие размеры, что, по утверждению одного ант-
рополога, Рэмона Рике '^, ее население со времен неолита «становится
без натяжки современным» и «общий его облик делается явно более
французским в теперешнем смысле слова», иначе говоря, возникают
уже все расовые разновидности, которые характерны для сегодняшнего
населения: альпийские французы, нордические, средиземноморские, но-
рико-лотарингские... Все это заставляет более серьезно взглянуть на
шутку Фердинанда Лота: «На самом деле если современному французу
хочется представить себе, как выглядели его предки, ему достаточно
оглянуться вокруг или полюбоваться на себя в зеркало» '°".

Но самое главное при подведении итогов - это, несомненно, произ-
вести подсчет. Сколько их было, наших предков? Неважно, что мы не
можем с полной уверенностью ответить на этот вопрос. Вот уже по
крайней мере двадцать лет исследователи доисторической эпохи прояв-
ляют все возрастающий интерес к местам обитания древних народов, к
плотности населения, его количеству и росту. В этих областях нам
нужно иметь представление о порядке соответствующих чисел. В самом
деле, с увеличением плотности населения очевидным образом меняется
все (недавно это еще раз повторил Колин Ренфрю ^"'): степень осед-
лости, интенсивность обработки земли, социальное расслоение, террито-
риальное устройство и т. д. После неисчислимых тысячелетий кочев-
ничества, собирательства и охоты «человек-хищник» превращается в
«человека-производителя» '"". Постепенно, наряду с неуклонным ро-
стом доисторического населения, увеличившегося, быть может, в 10 или
даже в 100 раз, земледелие пускает прочные корни на «французском» про-

НАСЕЛЕНИЕ В БАССЕЙНЕ ЛУЭНА: ЭПОХА НЕОЛИТА
И НАШИ ДНИ

Отличия в распределении населения объясняются тем, что в
эпоху неолита поселения полностью отсутствовали в долинах с
наносными почвами (Луэн и Фе), которые, по-видимоиу, были в то
время заболочены, тогда как в наши дни, напротив, плато опустели,
а долины оказались заселены. Согласно Л.-Р. Нужье, в этом реги-
оне плотность сельского населения (центры его проживания были
многочисленнее и гораздо мельче нынешних) составляла в эпоху
неолита 10-20 человек на квадратный километр. (По книге:
Nougier L.-R. Le peuplement prehigtorique).

60              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

странстве, и оно, особенно в III тысячелетии, примерно до 1800 т. до н.
э., мало-помалу заполняется деревнями и деревушками, раскорчеван-
ными лесами, возделанными пространствами и людьми. Если верить
расчетам Луи-Рене Нужье "°, проливающим свет на данную проблему,
то в непосредственной близости от этой временной отметки пространство
будущей Галлии вмещало до 5 миллионов человек, самое меньшее - 2,5
миллиона. Небесполезно сопоставить карты, тде обозначены сельскохо-
зяйственные угодья эпохи неолита в том или ином регионе, с картами
современными. Есть регионы, тде населенность во времена распрост-
ранения культуры Шассе даже выше, чем сегодня. Конечно, специ-
алисты по доисторическому периоду справедливо напоминают, что эти
поселения не обязательно появлялись в одно и то же время, и, склады-
вая число их жителей, мы рискуем ошибиться. Но есть и другие
признаки перенаселенности: деревни, окружающие себя защитными
стенами и рвами и озабоченные созданием значительных продовольст-
венных запасов, первые войны. В коллективных захоронениях мы
обнаруживаем груды изрешеченных стрелами скелетов "'.

И не является ли еще одним признаком избытка населения тот
длительный, глубокий регресс, который наступает во II тысячелетии?
Этот очевидный упадок отмечают все ученые, но каковы причины
такого мощного отката назад, достоверно неизвестно '". Быть может,
дело было в эпидемиях, в чем-то аналогичном Черной чуме, которая
открывает (или почти открывает) собой на Западе нескончаемую Столет-
нюю войну? Эпидемии, которыми за неимением лучшего объясняют
упадок, могли быть связаны с ухудшением климата. Но возможны и
иные гипотезы: голод, вызванный как раз слишком быстрым ростом
населения (так было перед Черной чумой), смертельная вражда, порож-
денная недостатком новых земель, либо, как, по-видимому, случилось в
конце раннего железного века, в 1 тысячелетии, новым нашествием
захватчиков. Так или иначе, во втором железном веке намечается явный
подъем, и период успешного развития будет продолжаться до времени,
предшествующего римскому завоеванию.

В то время в Галлии, конечно, не насчитывалось тех 20 миллионов
(и более) жителей, которыми в приливе энтузиазма одаряют ее Анри
Юбер, Александр Моро де Жоннес, Фердинанд Лот, Альбер Гренье,
Камилл Жюллиан. Однако здесь, как и повсюду в Европе, с кельтским
завоеванием безусловно соотносится интенсификация земледелия и про-
цветание страны - густонаселенной и даже перенаселенной, судя по
латинским источникам, авторы которых видят в этом причину неодно-
кратных исходов галлов в другие страны. Возможно, население Галлии

1. Доисторический период

достигает тех 10 миллионов человек, которые насчитывал там сам
Юлий Цезарь. Карл Юлиус Белох предлагает цифру лишь в 5,7
миллиона '", Гюстав Блох - 5 миллионов "*, Эжен Кавеньяк '^ - от
8 до 9 миллионов; последний основывается на тех учетных данных,
которые доносит до нас Цезарь в «De bello gallico», в частности, о
потерях галльских войск поддержки во время осады Алесии (52 г. до
н. э.), однако подходит к ним критически.

Моту ли я сказать, что цифры эти представляются мне занижен-
ными? Ведь в Нарбоннской Галлии, которая в то время уже почти 70
лет была римской провинцией, плотность населения была такой же, как
и в самой Италии. Карл Фердинанд Вернер, соглашаясь с цифрой
«более 7 миллионов» применительно к Галлии, насчитывает «от 10 до 12
миллионов жителей» в стране в целом, включая римскую провин-
цию "'. Но какое все это имеет значение! Числа подобного порядка в
любом случае позволяют заключить, что доталльская Галлия, начиная
с III тысячелетия и до наступления христианской эры (или около того),
была ареной весьма длительных количественных подвижек населения,
сначала по нарастающей, затем по убывающей, потом снова по нараста-
ющей. Здесь в дело вступают многовековые циклы, о которых я говорил
вначале, аналогичные - хоть н гораздо сильнее растянутые во време-
ни,- тому, можно сказать, классическому циклу, который возвестит о
себе с наступлением XI столетия нашей эры, достигнет кульминации
около 1350 года и быстро, за один век, свернется - одновременно со
Столетней войной, с 1350 по 1450 годы. Доисторический период на
пространстве будущей Галлии не ведает подобных «скоростей», однако
чередование циклических подвижек такого рода по сути своей аналогич-
но тому, которое без лишней спешки будет оказывать воздействие на
средневековую Францию.

Но циклы эти, пусть очень долгие, пусть даже бесконечные, по
необходимости подразумевают известную однородность населения - не
полную его разобщенность, но определенный уровень обмена матери-
альными благами, достижениями культуры, приемами ремесла, людьми,
то есть подразумевает нечто, что отчасти уже напоминает историю и не
может быть ничем иным, кроме как плодом и следствием известной
плотности и известного объема населения.

Таким образом, некая Галлия существовала еще до возникновения
Галлии; иначе говоря, существовал некоторый реальный стык между
Галлией и тем, что ей предшествовало. Я склоняюсь к мысли (невзирая
на все оговорки, выдвинутые в связи с главным аргументом Нужье:
числом деревень и населенных пунктов), что доисторическое население

62              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

страны в период около 1800 г. до н. э. составляло 5 миллионов человек.
Это означает, что к концу неолита биологические процессы в основном
уже завершены и им на смену приходят те смешения разных этносов,
которые сохранят свою роль и впредь. Каким бы многолюдным и
бурным ни представлялись нам последующие завоевания, особенно
кельтское, и какое бы мощное культурное воздействие они ни оказа-
ли,- мало-помалу завоеватели растворятся в массе уже обосновавшего-
ся здесь населения; порабощенное, изгнанное подчас со своих земель,
оно будет воскресать снова, распространяться вширь и достигать про-
цветания. Пропасть ему, конечно, не дает его численность. Разве не то
же самое произойдет и при столкновении с римлянами? И в неменьшей
степени - перед лицом варварских вторжений V века или излишнего
числа иммигрантов, вызывающего беспокойство в сегодняшней Фран-
ции? Главное - это масса, большинство постоянного населения. В
конечном счете в нем растворяется все.

Но довольно об этих проблемах - всему свое время. На данный
момент основная задача состоит в том, чтобы вернуть на подобающее
ему место громадное и живое наследие доисторической эпохи. Франция и
французы - ее наследники н продолжатели, пусть и неосознанные.
Гематологические исследования в этом направлении сейчас только начи-
наются '". Однако нет ничего удивительного в том, что в нашей крови
(крови современных французов) благодаря им высвечивается, опознает-
ся кровь доисторическая. И это заставляет нас пристально всматривать-
ся в историю, дошедшую из самых глубин веков.

II ОТ ГАЛЛИИ НЕЗАВИСИМОЙ К ГАЛЛИИ КАРОЛИНГСКОЙ

Вслед за «Галлией» доисторической перед нами проходят, сменяя
друг друга, четыре ее ипостаси: Галлия кельтская, или независимая
(протоисторическая), Галлия римская, Галлия меровингская и Галлия
каролингская. Эти долгие эпохи следуют одна за другой и явно между
собою схожи: они по очереди достигают расцвета, а затем неизбежно
клонятся к упадку, словно всякий раз изначально были обречены на то,
чтобы в конечном счете потерпеть крах и бесследно исчезнуть - каковы
бы ни были формы и причины их исчезновения и краха.

Означает ли это, что здесь существует некая система, некий подспуд-
ный и повторяющийся процесс? Такие процессы, заметные лишь в
пределах большой временной протяженности, можно было бы свести к
флуктуациям многовековых циклов, к их ускорениям и замедлениям. К
несчастью, эти вековые тенденции (trends), так мало документированы,
что поддаются объяснению менее чем наполовину. Да и существовали
ли они в реальности? Этот вопрос занимает одного-двух историков.

Моя задача состояла самое большее в том, чтобы попытаться погово-
рить о тех далеких от нас проблемах на языке экономики, показать, что
на протяжении тех темных веков экономика хоть и не была, безусловно,
единственной законодательницей, однако ей все же удалось сказать свое
слово. Впрочем, разве это кому-то не было известно наперед?

Самое главное, если встать на такую точку зрения,- то, что в
течение четырех названных долгих периодов, в общей сложности целого
тысячелетия, несмотря на все экономические спады и новые подъемы,
несмотря на все превратности политической жизни, ни разу не про-
изошло революции, которая способна вызвать изменения в структурах
жизни и нарушить ее глубинное равновесие,- такой, как зарождение
земледелия несколькими тысячелетиями раньше или средневековые
революции в энергетике, о которых нам скоро представится случай
поговорить.

Уместно привести здесь слова Робера Фосье: «Между Римом и IX
веком,- замечает он,- не было ни одного резкого скачка». Конечную
дату можно было бы даже отнести на два столетия позднее - вслед за
Мишелем Робленом, который утверждает, что «непрерывная эволюция,
шедшая между 1 и XI веками, исключает любую возможность внезап-
ного и глубокого переворота» "".

64              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Кок - если это юзмомсш - объяснить завоевание Галлии римляна-
ми. Победа римлян, кровавая и быстрая, сокрушает независимую Гал-
лию. Вряд ли есть необходимость напоминать о событиях той войны
(осаде Герговии, взятии Алесии) и ее героях (Ариовисте, Юлии Цезаре,
Верцингеториге). Я не собираюсь повторять повесть, запечатленную со
школьных лет в памяти каждого француза. Не то чтобы я враждебно
относился к повествованию: история тоже повесть, и отнюдь не самая
скучная. К тому же у меня, надеюсь, будет возможность рассказать об
истории Франции как череде скоротечных годов во втором и третьем
томе этой работы. Но на данный момент я должен произвести другой
«опыт»; в этой главе, как я уже говорил, предполагается осветить
крупные фазы в истории Франции, с упором на числовые свидетельства,
и через это раскрыть глубинные ритмы истории. Вот почему сейчас я
вынужден пристально вглядываться лишь в часть исторического пейза-
жа. Рассматривая независимую Галлию, я не стану стремиться к воссоз-
данию, даже вкратце, ее целостного образа - к воссозданию всех
событий, людей, обычаев, типов общественного устройства, экономичес-
ких укладов, не говоря уже о цивилизации - потайной, во многих
отношениях сказочной... Это означало бы вступить в противоречие с
логикой данного объяснения. В дальнейшем перед нами встанет иной
круг проблем, потребуются объяснения иного плана. Тогда я вновь
возвращусь к пейзажам, которые в первый раз рассматривал слишком
бегло, но взгляну на них уже под другим углом зрения. Если читатель
наберется терпения и вместе со мной дойдет до этого места, он вновь
увидит перед собой несправедливое и яркое общество кельтской Галлии,
его установления, друидов, срезающих своим золотым серпом омелу,
увидит первые ростки галло-римских городов и метизацию их населения.

Теперь же главный вопрос для меня состоит в том, как вписывается
в историческую перспективу существования независимой Галлии бур-
ный процесс ее завоевания. К несчастью, объяснения, приводимые на
сей счет историками, слишком отдают их личными чувствами, а потому
не вполне удовлетворительны и не вполне независимы. Да и могло ли
быть иначе в подобном споре?

Первое поразительное обстоятельство: Рим покорил Галлию всего
за несколько лет (с 58 по 52 гг. до н. э.), тогда как подчинить себе
Испанию ему удалось лишь за два столетия. Этот контраст отмечен уже
Страбоном - греческим историком, родившимся почти точно в момент
поражения галлов "".

Но у «косматой» Галлии были все возможности оказать сопротивле-
ние: могучее население (возмомсно, десять миллионов человек или даже

ЗАВОЕВАНИЕ ГАЛЛИИ ЦЕЗАРЕМ
(58-52 гг. до н. э.)

Скорость продвижения римских войск по столь обширной тер-
ритории доказывает, что в Галлии существовали сравнительно
плотная дорожная сеть и запасы продовольствия, достаточные,
чтобы прокормить людей и лошадей.

больше), чья плотность в любом случае была выше, чем плотность
населения в средиземноморских краях, находившихся под властью Ри-
ма; бесспорная жизнестойкость; определенный уровень процветания -
хотя последнее слово, наверное, покажется слишком сильным: некото-
рые историки полагают даже, что Галлия накануне прихода Цезаря
переживала довольно серьезный кризис. Но кризис этот - если он
вообще был - не исключал ни внешних признаков благополучия,

4   Ф. Бродель

66              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

царящего в стране, ни ее реальной экономической однородности. И
признаки эти не могут не служить нам предостережением против
чересчур поспешного или одностороннего объяснения случившейся
катастрофы.

Против того, например, чтобы все объяснить военным превосход-
ством римского легиона и гением Цезаря, который почти с самого начала
отрезал Галлию, отбросив гельветов и германцев, высадившись в «Бри-
таннии» (Англии) и разбив морской флот венетов. Безусловно, нельзя
недооценивать роли Цезаря, его проницательности, быстроты продви-
жения его войск. Но позволяет ли это сделать вывод, что галлы -
отважные, вооруженные отличными мечами воины, которых поддержи-
вала многочисленная и бесстрашная конница,- совершили ошибку,
сдавшись при первом же поражении? Иначе говоря, приписать им те же
достоинства и недостатки, какие сегодня приписывают нам, французам?

Нет какого-то одного объяснения для поражения галлов, есть неско-
лько объяснений. Так, нельзя забывать, что покорение косматой Гал-
лии - не первый, а третий, последний акт пьесы: римляне, обретя
фантастическую боевую готовность в ходе второй Пунической войны,
перед разгромом Карфагена, подчинили себе за три жестоких кампании
(в 197, 194 и 191 гг. до н. э.) ту самую Цизальпинскую Галлию, которая
прежде так над ними издевалась, тех самых воинов, что дошли до самого
Рима и сражались обнаженными против римлян, высмеивая их тяжелое
снаряжение; затем, в 121 г. до н. э" римляне оккупировали «провин-
цию», Нарбоннскую Галлию, иными словами, самую населенную часть
Трансальпийской Галлии, между Альпами и Аквитанией. Благодаря
этой решающей победе Рим не только расчистил себе путь на испанский
полуостров, но и нанес смертельный удар арвернской гегемонии и занял
территорию аллоброгов - от Роны до Женевского озера. С Провинцией
Рим получал удобную позицию для наступления на север.

Таким образом, для победы Цезаря существовали немаловажные
предпосылки, которые, по словам Алена Гиллерма, деструктурировали
«кельтское пространство» "". Конечно, последняя из названных катаст-
роф более чем на шестьдесят лет опередила кампании Цезаря. И все же
это не означает, что между данными историческими эпизодами и быст-
рым концом независимой Галлии не было связи. Колониальная Фран-
ция недавнего прошлого сначала крепко обосновалась в Алжире (1830),
потом в Тунисе (1881-1883), а уже затем, гораздо позже, пересекла
границу Марокко (1911-1912).

Может быть, Галлия сдалась сама (это почти непреложный факт) -
из-за своей раздробленности, политической незавершенности? «Насто-

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингокой               67

ящий хаос»,- так пишет о ней Мишле "'. Если бы она оформилась как
«нация» или даже просто однородное политическое целое, то мы бы
могли даже вести речь об изменах: о вероломстве эдуев, предательстве
ремов и множества прочих «коллаборационистов», будь то бесчислен-
ные галльские всадники, сопровождавшие Цезаря, или лингоны, могу-
чий народ, обитавший в окрестностях Лангра, на пересечении торговых
путей, и раз за разом снабжавший захватчика деньгами. В действитель-
ности, однако. Галлия являла собой мозаику из независимых, вечно
враждующих между собой «народов», из 60-80 avltates, как назовут их
римляне, причем каждый из этих квадратиков, в свою очередь, дробился
на еще более мелкие. Короче говоря, политически Галлия была пре-
дельно раздроблена: «силы отталкивания в ней берут верх над брат-
ством по крови, над торжеством языка, религии и культуры» '^. Даже
друиды, несмотря на все усилия, не сумели сплотить галлов перед
лицом захватчика. Таким образом, подобная глубинная неоднородность
делала нашу страну легкой добычей. Цезарь мог играть на соперничест-
ве и вражде между разными группировками. Он разделял, чтобы лучше
схватить. И ничто не мешает нам представить себе, что, будь Галлия
объединена в крепкое государство, она бы оказала римлянам большее
сопротивление.

Возможно. Но возможно и то, что, не прибегая ни к каким парадок-
сам, мы можем выдвинуть и прямо противоположные аргументы. Воз-
вращаясь к поразительному контрасту между молниеносной войной с
галлами и нескончаемым завоеванием Испании, заметим, что свою роль
в нем сыграло и различие в географическом положении двух стран. К
северу от Пиренеев - открытая местность, богатая, сравнительно густо-
населенная, с целой сетью дорог, находящихся в приличном состоянии,
а значит, нет никаких затруднений с фуражом и продовольствием; к югу
от Пиренеев - местность враждебная, перегороженная там и сям самой
природой, к тому же пустынная, без особых припасов продовольст-
вия '". Страбон отмечает и другой контраст, на самом деле решающий:
сопротивление испанцев бесконечно дробилось и в конечном счете раз-
решилось тем, что мы бы назвали герильей, тогда как сопротивление
галлов быстро сконцентрировалось на одном направлении, не утратив
от этого энергии, но став более уязвимым - его легче было сломить
одним ударом. Короче, в таком случае именно однородность Галлии,
способной поднять по тревоге громадную армию, и позволила раз-
громить ее в ходе одной-единственной грандиозной схватки - осады
Алесии в 52 г. до н.э. Если бы война, напротив, разбилась на отдельные
очаги сопротивления, это бы крайне стеснило захватчика и повергло его

68              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

в замешательство. В пользу суждений Страбона свидетельствует опыт
«колониальных» завоеваний, которыми изобилует история. Взгляните
для сравнения на захватнические походы мусульман в VII веке нашей
эры: в 634 году они с ходу завладели Сирией, в 636-м - Египтом, в
641-м - самой Персией, которая еще несколькими годами раньше слу-
жила противовесом и сама, без чьей-либо помощи, потеснила Рим эпохи
Юстиниана; и наоборот, для того чтобы подчинить себе -да и то не
вполне - неотесанный Магриб, ислацу потребуется 50 лет (650-700
гг.). Зато вестготская Испания, целостная страна, в 711 тоду упадет к
ним в руки также с одного удара.

Короче говоря, мы плохо представляем себе причины успеха Цеза-
ря. Возможно, дело здесь в различии оценок, которые дают этому
событию историки. Одни, особенно в недавнем прошлом, приветствова-
ли торжество Рима, который заблаговременно втолкнул Францию в
латинский мир - одну из главных составляющих нашей нынешней
цивилизации. Так пишет Гюстав Блох '" в бесценном томе, подготов-
ленном им для «Истории Франции» Эрнеста Лависса. Другие, вслед за
Фердинандом Лотом ^, считают римское завоевание катастрофой для
национальной истории, концом нашей неповторимой эволюции, раз-
рушением могущественной «Франции». Камилл Жюллиан со своим еще
более явным национализмом доходит даже до утверждения, что, если бы
не Рим, Франция усвоила бы греческую цивилизацию Марселя (ос-
нованного в 600 г. до н. э.) ^ - что еще надо доказать. Впрочем,
галлы - и не только из числа просвещенной элиты - в самом деле
пользовались греческим алфавитом. По свидетельству Страбона, они
«составляли по-гречески свои деловые бумаги» '".

В общем, здесь - как и везде - никому не заказано производить
ухронические операции, удовлетворяя свою маниакальную потребность
переписывать историю. Что до Алена Гиллерма, то он убежден, что
будь Галлия самостоятельной, она бы сумела нейтрализовать германцев
Ариовиста "° и ассимилировать их, тогда как Галлия римская несколь-
ко веков спустя окажется не в состоянии справиться с вторжениями
варваров, которые в конечном счете ее и погубят. Приняв те же правила
игры, мы могли бы рассмотреть еще один сценарий: Цезарь терпит при
Алесии поражение, и тогда Рим отказывается от Галлии - как после
поражения Вара (9 т. н. э.) он откажется от Германии, в сто раз менее
развитой, чем Галлия, и, возможно, именно по этой причине (не считая
всех остальных) гораздо более неприступной. Но отчего бы не выдви-
нуть и обратную гипотезу? Разве судьбы всей Европы не стали бы
иными, пройди границы Рима не по Рейну, а по Эльбе?

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской               69

Но факт остается фактом: побежденная Галлия быстро сдалась на
милость победителю, открылась итальянской и средиземноморской ци-
вилизации и тем самым то ли вполне сознательно, то ли безотчетно
коренным образом изменила свою судьбу. Скорее всего галльская ари-
стократия стала очень скоро сотрудничать с захватчиками и способ-
ствовала ассимиляции Галлии. Скорее всею римское господство, столь
тяжкое сразу после завоевания, стало более либеральным в правление
«двух великих императоров, Тиберия (14-37 гг. н. э.) и Клавдия (41-54 гг.
н. э.), которых античная историография сильно бранила, но неусыпным
трудам которых Римская империя во многом обязана своей стабиль-
ностью и долговечностью». Они, как смело выразился один историк,
Зигфрид Ян ван Лэт '", заменили «республиканский колониализм ре-
жимом Commonwealth *».

Заметим к слову, что Клавдий сделал Галлии превосходный пода-
рок: по его приказанию была проложена большая часть дорожной сети
на севере страны "°. В 48 году он, не обращая внимания на протесты
политической аристократии Рима, открыл двери Сената для галло-
римских «сенаторов».

Воздержимся, однако, от категорических оценок. Хоть Клавдий,
которого римляне прозвали в насмешку Галлом (он родился в Лионе), и
стремился строить мирную, тесно связанную с Империей Галлию, он
же, тем не менее, преследовал друидов, вынужденных искать убежища в
«Британнии» (Англии). Так что говорить здесь следует не столько о
либерализме, сколько о продуманных усилиях по ассимиляции Галлии,
которые мы должны записать в актив уже Августу. Наследник Цезаря
четырежды посещал Галлию; дольше всего он пробыл в Лионе (16-15 гг.
до н. э.), основанном в 43 г. дон. э., а в последний приезд, в
10 г. до н. э., подавлял волнения на рейнской границе. Разве не он
поделил Галлию на четыре провинции (Нарбоннскую, Аквитанскую,
Лионскую, Белгийскую) и, подобно Цезарю, продолжал набирать там
солдат? Кроме того, он основал множество городов и для украшения их
тратил без колебаний часть сокровищ Антония и Клеопатры и своего
собственного состояния: так, мы обязаны ему возведением Квадратного
дома в Ниме, виадука Нон дю Гар, театров в Оранже, Арле, Вьенне,
Лионе... «При Августе Галлия была громадной строительной площад-
кой», ареной общественных работ "'. Новые города, где мало-помалу
взяла обыкновение селиться галльская аристократия, служили дейст-
венными очагами романизации, а также фактором экономического про-

* Содружество (англ.).

70              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

гресса. «Пока идет стройка, все в порядке»,- говорим мы, и поговорка
эта, похоже, не раз оправдывалась в ходе истории.

И еще один благоприятствующий процессу аккультурации элемент:
с юга Галлия граничит с Испанией и Нарбоннской провинцией,
которая подверглась романизации задолго до остальных «трех
Галлий».

С другой стороны, благодаря мощной армии, доброй сотне тысяч
человек, охраняющих границу. Галлия была избавлена от набегов из-за
Рейна. Веспасиан и Домициан сделают оборону еще сильнее - возведут
по правому берегу Рейна limes, то есть пограничные укрепления, кото-
рые, спускаясь от Кобленца, шли вдоль течения Неккара до самого
Дуная. Позади limes вплоть до Рейна тянулись Десятинные поля,
заселенные колонами.

Наконец, в 43 году римские легионы по велению Клавдия завоевали
Британнию, то есть Англию, которую впоследствии пришлось обуст-
раивать; Галлия тем самым оказалась защищена с севера. Булонь очень
скоро превратилась в город, а ее порт с громадным маяком дал приста-
нище римскому флоту, который надолго взял на себя охрану порядка в
Ла-Манше и Северном море. А римская безопасность и мир, без сомне-
ния, были весомыми аргументами в глазах населения, уже давно не
ведавшего ни безопасности, ни мира. Рим даст Галлии и галлам их
латинские имена: Gallia, Galli; названия «кельт» и «кельтский» посте-
пенно исчезают. Рим даст Галлии свою цивилизацию - к концу коло-
низации, удачной в этом отношении. Он даст ей свою границу, прочер-
ченную Цезарем по Рейну и отрезавшую Галлию от кельтской (об этом
обычно забывают) и германской Центральной Европы.

Но Галлия хоть и оказалась в безопасности, хоть и была окружена и
защищена со всех сторон, хоть и подверглась обработке посредством
дорог, городов, школ, армии, ряды которой всегда были для нее широко
открыты, все же долго колебалась, прежде чем принять свой новый
удел. Несмотря на Тиберия и Клавдия, несмотря на преимущества,
которые предоставляла галлам более развитая цивилизация, первое
столетие римского господства было бурным, отмеченным волнениями и
мятежами, иногда несколько театральными, но безусловно кровавыми.
Стоит ли, вслед за некоторыми французскими историками, преувеличи-
вать значение этого сопротивления и впадать по его поводу во что-то
вроде ретроспективного национализма? "" Сам я, несмотря ни на что,
отдаю предпочтение взвешенным оценкам Гюстава Блоха (1931) и мно-
гих других историков. На самом деле мятежи эти стали следствием более
или менее осознанного чувства унижения, которое испытывал побеж-

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской               71

денный народ, следствием недовольства, вызванного в разных регионах
разными причинами, обозленности крестьян, задавленных налогами и
встревоженных кадастровыми записями, возмущения знати, допущен-
ной в среду римлян, но негодующей на мошенничество имперской
администрации, и отчаяния ремесленников, вынужденных иногда бе-
жать за Рейн от придирок сборщиков податей.

Пик этих волнений приходится на времена кризиса, до основания
потрясшего Империю в конце правления Нерона и после его смерти в

68 году. В эти годы поднялась целая эпидемия мятежей в различных
точках Галлии; иногда их возглавляла знать, до тех пор верно служи-
вшая Риму. Не успевали их подавить в одном месте, как они вспыхи-
вали в другом, с новой силой. К ним добавились восстания ряда
легионов, воспользовавшихся политическими распрями в Риме. Так, в

69 году Рейнская армия, в которой было много нестроевых белгов и
германцев, выступает походом на Галлию, и той едва удается избежать
планомерного разграбления. Но Гай Юлий Цивилис, батав, а на самом
деле германец, использовав сложившуюся ситуацию, встает во главе
разбежавшихся легионов и дает галльским городам возможность вновь
обрести свободу и образовать по этому случаю некую Галльскую
империю.

В один прекрасный момент, когда в Галлии не осталось больше
римских войск, восставшие в приливе эйфории даже провозгласили
создание такой Империи.

Однако два обстоятельства отрезвили всех. Во-первых, подозритель-
ность галлов в отношении давнего захватчика, германцев. Подозритель-
ность вполне оправданная: Цивилис безусловно готовил свою собствен-
ную галльскую войну - ведь он методично разрушал фортификации
limes. Во-вторых, из Рима поступили известия о конце гражданских
войн, триумфе Веспасиана, «императора здравого смысла», и восстанов-
лении сильной власти. Был отдан приказ двинуть на Галлию все войска
из соседних стран - Италии, Испании, Британнии. Среди всеобщего
смятения племя ремов предложило всем галльским городам направить
своих представителей в Дурокортор (Реймс). В ходе дискуссий на этом
собрании сторонники мира одержали верх, и треверам было отослано
воззвание с призывом от имени всей Галлии прекратить борьбу. Треве-
ры отказались, но быстро были разбиты и рассеяны могучим римским
войском во главе с К. Петилием Цереалисом. Оставался Цивилис. Но
теперь уже дело сводилось к войне между римлянами и германцами, и
Цивилис, терпя поражение за поражением, предпочел отступить обрат-
но за Рейн '".

Ж»1

72              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Этот кровавый эпизод стал последним значительным выступлени-
ем галлов против завоевателей. Таким образом, в результате векового
(с 52 г. до н. э. по 70 г. н. э.) римского господства Галлия в конце концов
почти смирилась с романизацией.

Время уже начинало брать свое. И чем дальше, тем больше: не
будем забывать, что со времени сдачи Алесии (52 г. до н. э.) до
ликвидации, вполне, впрочем, теоретической, Западной Римской им-
перии в 476 году пройдут по меньшей мере пять столетий. Что бы было,
если бы Франция завладела Регентством Алжир, едва оно было об-
разовано (1516), и покинула его только в 1962 году? В давние времена
история текла медленнее, чем теперь. В отличие от речных вод, бурных
у истока и успокаивающихся к устью, воды истории поначалу медлен-
ны и ускоряют свое течение лишь по мере приближения к нам и нашей
эпохе. Благодаря накопленному историческому опыту разного рода, а
также стечению обстоятельств Галлия стала романской. К лучшему это
или к худшему - пусть каждый судит сам.

Во всяком случае, не думаю, что мы вправе повторить вслед за
Мишле: «Галлия затонула как Атлантида» ""*. Ибо Галлия отнюдь не
затонула со всем экипажем и грузом после падения Алесии. Пьер
Ланс '^ полагает, что она осталась неиссякаемым подземным источни-
ком для истории Франции. К тому же нашим кельтским наследием,
независимо от того, ставить его выше латинского или ниже, пренебречь
невозможно: хочешь не хочешь, но мы и поныне живем под знаком этой
двойственности. Но с точки зрения культуры кельтский мир проиграл в
Галлии два главных сражения: язык его - несмотря на то, что в
отдельных деревнях на нем говорили еще долго, иногда вплоть до XII
века '^,- сохранился во французском языке лишь в виде остаточных
следов (бретонское наречие - это язык, перенесенный с Британских
островов в VI веке или немного раньше); его религия, живая на протяже-
нии долгого времени и без труда пробивавшаяся сквозь римский поли-
теизм, в конечном счете потерпит поражение, столкнувшись с христиан-
ством и его единобожием. Она выживет лишь в языческих недрах
народных легенд и верований. Так можно ли применительно к Галлии
говорить о «культурном геноциде»? ""

Расцвет Римской Галлии в правление Коммода. Римская Галлия
достигает расцвета через два столетия после своего завоевания Цезарем,
в правление Коммода (161-192 гг.), недостойного сына Марка Аврелия.
Судьба ее напрямую связана с участью самой Империи: пока там все

74              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

в порядке, она блатоденствует; когда же там дела идут плохо, она тоже
клонится к упадку. В самом деле: Галлия включена в единый псевдо-
мир-экономику, в ту группу регионов, которая образовалась вокруг
средиземноморского центра, живет в общем ритме и простирается, с
экономической точки зрения, к востоку, в направлении Персии, Индии,
Индийского океана. На севере Европы эта труппа регионов упирается в
пустоту - перед ней лежит Балтика и Северное море, на страже
которого стоит базирующийся в Булони римский флот; на юге она
граничит с бескрайними просторами Сахары, откуда, впрочем, вывозит
по дорогам нынешнего Марокко суданский золотой порошок. Короче
говоря, именно колебания, ритмы, стечение обстоятельств в экономике
этого громадного целого и определяют ход жизни в зависимой от него
Галлии.

Но вплоть до смерти Марка Аврелия (161 г.) дела в Империи идут
хорошо, и Галлия до этого времени, середины II века нашей эры,
пользуется благами pax romana *. Она расцветает - дороги, города,
товарный обмен меняют ее облик. В ней снова происходит рост населе-
ния, более чем восполняя кровавые потери, понесенные во время заво-
евания,- массовые убийства и захваты в рабство, которые поистине
выкосили значительную часть ее жителей. Преувеличить жестокости
захватчиков невозможно: целые племена, такие, например, как адуатуки
и эбуроны, обитавшие между Рейном и Шельдой, были полностью
уничтожены или проданы с торгов "°; Цезарь буквально «заполонил
ярмарки рабов по всей Италии человеческим товаром» '"".

Фердинанд Лот "°, оценивая население Галлии до Цезаря в 20
миллионов человек, впадает в преувеличение; однако Карл Юлиус
Белох '"", в свою очередь, тоже преувеличивает, только в обратную
сторону, полагая, будто в 14 году после Рождества Христова в Галлии
насчитывалось не более 4 900 000 жителей, из которых 1 500 000
приходилось на Нарбоннскую Галлию (плотность населения - 15 че-
ловек на квадратный километр), и 3 400 000 - на всю остальную страну
(плотность - 6,3). Мне с трудом верится, что столь низкая плотность
населения могла существовать в Галлии - процветающей, входящей в
состав Римской империи, численность населения которой, по оценке
самого Белоха, составляла приблизительно 54 миллиона человек на
территории в 3 340 000 квадратных километров, то есть по 16 человек на
квадратный километр. Приняв эту среднюю цифру, мы получаем для
Галлии (638 тыс. квадратных километров) чуть больше 10 миллионов

* Римский мир (лат.).

ГОРОДСКАЯ СЕТЬ РИМСКОЙ ГАЛЛИИ

Карта уточняет помещенную выше карту дорожной сети. Рас-
пределение галло-римских городов еще четче указывает на направ-
ления стратегических осей Империи: это путь по Роне и Соне к
проходящей по Рейну границе, дороги, ведущие через Прованс и
Лангедок в Испанию и долину Гаронны.

жителей. Возьмем по минимуму - 8-9 миллионов, которые насчитывал
Кавеньяк и которые недавно вышедшая история населения оценивает
как «цифру достаточно обоснованную» '". Но как обстояло дело спустя
сто пятьдесят лет, в эпоху Марка Аврелия и Коммода, когда Галлия
находилась на вершине процветания?

76              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

На сей раз Карл Юлиус Белох без колебаний предлагает гораздо
более высокую цифру. Никогда, пишет он, Римская империя не была
такой густонаселенной, как в это время, в самом начале III столетия: по
сравнению с годом смерти Цезаря ее население удвоилось. Таким об-
разом, пять миллионов галлов, которые он насчитал в 14 г. н.э.
(впрочем, он сам пересматривает эту цифру и доводит ее до 6, а
возможно, и 7 миллионов), превратились по меньшей мере в 10, или в
12, а то и в 14 миллионов. Тогда плотность населения будет составлять
примерно двадцать человек на квадратный километр '^ С моей точки
зрения, эти расчеты гораздо более правдоподобны, чем расчеты Рас-
села. Но возьмем минимальную цифру - 10 миллионов человек. И
предположим, что доля городского населения составляла 10°/о - а не
20%, как считает Робер Фосье '** («четверо из пяти жителей обитали в
деревнях»}. Тогда получится, что в городах жил миллион галлов, и если
принять, что в то время существовало около тысячи агломераций
городского типа, то в среднем это даст 1000 человек на один город.

Не надо громко возмущаться кажущейся скромностью этой цифры:
возможно, она даже завышена. Аналогичный подсчет, произведенный
для Германии XV века '", богатейшей страны, дает в среднем по 500
жителей на город! Дело в том, что наряду с галло-римскими городами,
раскинувшимися на территории в 200-300 гектаров каждый, существу-
ет множество мелких тесных городков, где дома еще крыты соломой; фо-
румом в них служит просто базарная площадь, куда окрестные крестья-
не приходят продавать горожанам провизию. Но от этого они отнюдь не
перестают быть городами. Не будем забывать, что еще в XVIII веке
многие дома в Дижоне имели соломенные крыши '^. «В самых обшир-
ных городах [Римской Галлии], в Ниме, Тулузе, Отене, Трире, не могло

РИМСКИЕ АКВЕДУКИ В ЛИОНЕ

Четыре акведука, подающих воду в Лион, уже сами по себе
свидетельствуют о больших размерах этой галло-римской агломе-
рации. Когда в результате вторжений варваров эта система водо-
снабжения будет безнадежно испорчена, Лиону придется частично
изменить свое местоположение.

Условные обозначения в правом нимснем углу карты:
Источники акведуков.- Линии, по которым
пролегали акведуки. - - - Сифонная часть акведука.
1 - Мон-Дорский акведук. 2 - Иаеронский акведук. 3 -
Ла-Бревеннский акведук. 4 - Жьерский акведук.

78              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

насчитываться более 50 000 жителей»,- пишет Фердинанд Лот '". По
для той эпохи цифры эти сами по себе довольно высокие; а в Лионе,
пышной галльской столице, число жителей достигало 80 000-100 000.
Кроме того, все галло-римские города с их театрами, триумфальными
арками, термами и аренами весьма внушительны на вид. Разве не
чудо - система подведения воды к Лиону! Или к Вьенну! Поначалу
даже не верится, что снабжавшие их акведуки - реальность. Конечно,
в определенном смысле это были декорации, «театральные установ-
ки» '^ Будущее покажет их недолговечность; но разве будущее чаще
всего не нейет в себе предательство прошлого?

Так или иначе, но урбанизация Галлии и форма этой урбаниза-
ции - яркий признак романизации страны. Разные регионы подверг-
лись ей в большей или меньшей степени, благодаря чему к предшест-
вующему разнообразию добавляются новые черты. Так, Рим поощрял
развитие речного пути по Роне и Соне, который вел по Маасу или
Мозелю на север к рейнской границе, где по-прежнему было неспокой-
но. Когда Галлия будет переживать более трудный период, Трир
потеснит Лион и станет ее настоящей столицей. Точно так же Рим
поощрял развитие Нарбоннской Галлии: дороги via Domitia и via
Aurelia вели через Прованс и Лангедок в Испанию. Нарбоннская
провинция, завоеванная за семьдесят лет до остальной Галлии, более
густонаселенная, более открытая для римской культуры, с наступлени-
ем суровых времен в качестве поощрения получит защиту и останется
«римской» вплоть до 415-443 годов, когда в ней обоснуются вестготы и
бургунды.

Все это - добавление к обширному своду материалов о различиях
и контрастах между севером и югом Франции. Иль-де-Франс также
долгое время сохранял свой римский облик и противостоял франкам,
однако он выглядел скорее анклавом, со всех сторон окруженным
миром варваров.

Римская Галлия перед лицом внутренних беспорядков и втормсений
варваров. Римский мир был нарушен, а затем и разрушен ближе к концу
II века, около 170-180 годов. Началось все со стычек на границе,
проходящей по Рейну: в 162 году шайки германцев просочились в
северную часть Белгии; в 174 году другие шайки проникли в Эльзас. Не
стоит придавать этим инцидентам слишком большое значение - тогда
порядок был восстановлен легко и быстро '". Граница, благодаря кото-
рой в Галлии царил мир и покой, будет взята с бою по-настоящему

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской               79

лишь значительно позже, в 253 году - франками и алеманнами. На
карте (с. 81) видно, что подобными вылазками оказалась затронута вся
восточная половина Галлии, а к югу они достигали нижнего течения
Роны и Испании. Паника и хаос, вызванные ими, были столь сильны,
что галльские войска провозгласили одного офицера, Постума, им-
ператором всех Галлий (260 г.) - не из бунтарства против Рима, но
чтобы отразить нападение захватчика. В течение восьми лет Постуму
это удавалось: он даже преследовал варваров за Рейном и восстановил
в Галлии порядок и спокойствие. Однако в 268 году он был убит
собственными войсками под Майнцем, ибо запретил солдатам грабить
город. Галльская империя погибла вместе с ним (в 273 г. последнего из
его преемников, Тетрика, разбил император Аврелиан), и два года
спустя, в 275 году, на восточных границах вновь были пробиты
зияющие бреши.

На сей раз вторжение захватило, затопило всю Галлию; она была
предана огню и мечу. Несколькими годами раньше все еще надеялись,
что порядок восстановится; теперь стало ясно, что этого не произойдет.
Именно тогда города начинают обособляться и спешно возводить укре-
пления... Не будем, однако, забывать, что пока мы только в начале
более чем векового периода классических варварских набегов. Дейст-
вительно, «великое» вторжение, так называемое вторжение Радагайса,
произойдет лишь 31 декабря 406 года: преодолев покрытый льдом Рейн,
по всей Галлии разливается бурный поток перемешанных между собой
народов, который, как ни парадоксально, в конечном счете оказался
менее разрушительным по своим последствиям, чем вторжение 275
года '"".

Запомним эти даты: 253, 275, 406 годы. В них - доказательство
того, что упадок Галлии начался задолго до великих нашествий
V века. Упадок Галлии - это упадок Римской империи, больного,
бесконечно долго умирающего человека. По этому поводу между
историками уже давно идет славный спор: умерла ли Империя своей
смертью, сама ли она в конечном счете виновна в этой смерти?
Или же она рухнула под ударами варварского тарана, была «убита»,
как утверждал Андре Пиганьоль? "' Нам придется если не разрешить
спор, то дать свой ответ на поставленные вопросы - хотя моя
точка зрения на эти проблемы довольно непривычна. Но кто может
быть уверен в своей правоте, когда речь заходит о подобных пред-
метах?

80              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Незатухающая мсакерия. Галлии, как и Империи в целом, был
нанесен удар не только извне, но и изнутри. Она переживала одно-
временно и политический кризис, поставивший под вопрос авторитет
государства - Империи, и кризис социальный, пошатнувший равнове-
сие ее общественной иерархии; в довершение всего в экономической ее
жизни произошел резкий спад, и хотя причины этого кризиса на первый
взгляд не вполне очевидны, факт остается фактом: ее население со-
кратилось, а это само по себе доказательство того, что во многом дела
шли плохо.

Главное здесь - в этом и следствие кризиса, и его причина -
беспорядочные волнения, охватившие крестьянские массы (большинст-
во населения Галлии), какая-то непрерывная «жакерия», почти не
поддающаяся усмирению, а для нас, историков - локализации. Наряду
с ager, с laboratorium, пашней, в Галлии существуют и необъятные леса,
болота, горные районы, целинные земли; всякий противозаконный эле-
мент может, бежав, затеряться на этих обширных просторах. Обычно
эти особые земли, куда почти не ступала нога человека, обозначают
словами tractus, saltus '"; это по-настоящему «дикие» миры, третий тип
пространства, расположенный между городами и деревнями '". Лес - в
Галлии еще существовали значительные лесные покровы - выступает
как антитеза светлому, прозрачному пространству города и, в немень-
шей мере, «цивилизованной» деревне; он рождает видения и селит страх
в душах; кто ночью проедет через лес, сойдет с ума, говорили в те
времена; по англо-саксонским законам '^, путник, не обнаруживший
своего присутствия в лесу звуком трубы, рисковал быть принятым за
преступника. Возможно, там и в самом деле не было никого, кроме
людей, преступивших закон или жаждавших свободы и потому иска-
вших в лесу убежища; отчасти это похоже на колониальную Америку,
где бежавшие с плантаций рабы обретали пристанище лишь в лесах,
еще недоступных для человека.

Положение галльских крестьян, рабов или мелких собственников
(последние были якобы свободны, но находились в очень жесткой
зависимости) становилось постепенно все тяжелее. Поскольку рабочая
сила делалась все большей редкостью, крупные землевладельцы,
potentes, старались силой удержать ее в своих обширных, мощных
хозяйствах, villae, которые, как нам теперь известно благодаря раскоп-
кам и, в еще большей степени, аэрофотосъемке, были гораздо многочис-
леннее, чем еще недавно полагали историки. Так, последовательные
наблюдения с воздуха, проведенные Роже Агашем, позволили обнару-
жить в бассейне Соммы, где земля долгое время считалась возделанной

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской

НАШЕСТВИЯ ВАРВАРОВ В

лишь вокруг городских центров, а сельская местность, по мнению
историков, была почти безлюдной, «громадные фермы, тут и там усе-
ивавшие сельскую местность» (с уверенностью удалось локализовать
680 ферм) поблизости от очень мелких и редких городских агломера-
ций '^. Подобного же рода наблюдения сейчас ведутся в Бретани.

Вполне вероятно, что на галло-римские villae приходилась большая
часть возделанных земель. Обычно они занимали собой около тысячи
гектаров (бывало и больше), включая пашню, пастбища, лесные мас-
сивы, и являлись громадными фермами с весьма обширными построй-

Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ками. Такова галло-римская вилла в Монморене (Верхняя Гаронна) '^:
1500 гектаров земли и 18 гектаров построек; или же вилла в Варфюзе
Абанкуре (департамент Сомма), где протяженность строений в длину
достигала 330 метров '"; или вилла в Кане, близ Безье, более скромных
размеров - 100х62 м '^; или же Burgas Leontii, ныне Бур-сюр-Жиронд,
укрепленная вилла под Бордо, выглядевшая, говоря огрубленно, почти
как крепость, и т. д. Стоит ныне начать где-нибудь обследование мест-
ности (хотя бы в окрестностях Крейя, на Уазе), как нам открываются
все новые villae с мощными стенами, кучами черепичных обломков,
остатками свинцовых стоков для подвода и слива воды. Более того, как
ни трудно в это поверить, но мы обнаруживаем и стекла или по край-
ней мере осколки стекол, которые поначалу вставляли в свинцовые
пазы "".

Всякая вилла делится по меньшей мере на две части: в ней есть
urbana, где располагается хозяин и где предусмотрен такой комфорт,
какого только можно пожелать - в римском духе! Двор, перистиль,
отопление, бани...

Сидоний Аполлинарий (430-487) в июне 465 года, находясь на своей
вилле в Авитаке, в Оверни, в двадцати километрах от Клермона (Ави-
так - это, без сомнения, современная деревня Эйда), расхваливает
одному из друзей, изнемогающему от городской жары, прелесть своего
убежища, красоту бань, «которые могут поспорить» с бассейнами, со-
оруженными в общественных зданиях "°. Конечно, это было место
услад. Однако подле хозяйского жилища простираются постройки
rustlcana, отведенные под хозяйственные службы (погреба, амбары) и
под жилища рабов - обширная кухня, где они едят, комнаты, где они
спят. Отдельно расположены эргастулы, куда запирают преступников,
и дом villacus'a и его жены, которые руководят групповой работой рабов
и несут ответственность за хозяйство в целом. Зачастую вилла окружена
стеной; иногда внутри строений устроен жертвенный алтарь, но его
трудно распознать с полной уверенностью.

Обычно план виллы - выбор места, разграничение построек, ори-
ентировка хозяйского жилища на восток и на юг,- основывается, судя
по всему, на советах римских агрономов (Варрона или Колумеллы): тот
же самый план встречается нам и в других местах, по всей Римской
империи. Конечно, большинство этих villae раздробится - да и само
слово villa приобретет иной смысл ""',- и на смену этим долговечным
хозяйствам придут деревни. Но несомненно, во всяком случае, то, что
«при св. Бенедикте монастыри будут перенимать форму сельской вил-
лы» ^

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской               83

Однако для нас интереснее всего не стены виллы, не охраняющая ее
ограда и не балки ее перекрытий, а люди. Галло-римская вилла с ее
чудовищным скоплением людей - это «настоящая сельская фабрика...
гораздо более страшная, чем городская фабрика... прошлого века в
Англии (или] во Франции» '". Вилла - это машина для подавления,
перемалывания человеческих существ. Приблизительно в 451 году один
монах, преисполненный жалости к этим несчастным и их участи, напи-
шет: «Когда мелкие собственники теряют свой дом и клочок земли по
вине разбойников либо по произволу сборщиков податей, они находят
приют во владениях богачей и становятся колонами... Со всеми, кто
поселился на землях богачей, происходит метаморфоза, как будто они
испили из кубка Цирцеи, и они становятся рабами» '^ Силой вербуют
даже нищих, странников, злоумышленников, солдат-дезертиров, кото-
рых затем «приковывают к их наделам и подчиняют хозяину» '^. Так
что не стоит слишком легко принимать на веру понятие мелкоземельного
свободного крестьянина, или колона. В Римской империи также прояви-
лась диалектическая двойственность положения раба и колона: ко-
лон - это не более чем сере, как будут говорить позднее.

Драма эта ощущалась тем острее '", что рабство, которое вскоре
распространится повсюду, «у кельтов, по-видимому, практиковалось
меньше, чем у народов Средиземноморья» '". Так что в этом смысле
нововведение обернулось ухудшением. Тем более что крупное поместье с
его высокой производительностью труда само собой, даже не слишком
того желая, перерастало собственные границы и занимало земли окре-
стных мелких собственников... Таким образом, рабовладельческий строй
постоянно распространяется вширь: рабы составляли, по-видимому,
около трети всего населения. Поставка человеческой силы, необходимая
для подобной системы, будет обеспечиваться за счет пленников, захва-
ченных в результате бесчисленных разбойных набегов,- даже когда
присутствие римлян в Галлии завершилось. Так, во времена Дагобера
(629-639) королевская армия, возвращаясь из экспедиции в Аквита-
нию, вела за собой громадные колонны пленных, связанных попарно,
«как связывали собак» '^. Но рабы везде изнашиваются быстро: в
XVII-XVIII веках в Америке раб выдерживал труд на плантациях в
среднем семь лет.

Чтобы принуждать людей к труду, пресекать побеги от хозяина,
необходимо сильное государство, иначе говоря, постоянная возможность
подавления. Разве не вследствие восстаний рабов произошел в Риме
переход от Республики к Империи - сильному режиму, опирающемуся
на имущие классы? Но в Галлии в правление Коммода авторитет власти

84              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

был поколеблен - и немедленно в стране поднимается недовольство,
мятежи, «жакерии». При Диоклетиане и Максимиане (284-305), на-
против, власть имперского режима была восстановлена. Тогда ра-
бовладение снова показало свою силу, но ненадолго: крестьянские
волнения возобновятся очень скоро.

Первая известная нам веха в истории этих волнений - массовые
разбойные нападения, возглавляемые неким Матерном "", около 186-
188 годов; это самая обычная жакерия, когда совершаются набеги
на деревни, фермы, villae. При первых успехах крестьянское войско
разбухает, а затем, при первых же столкновениях с силами порядка
и неизбежных разгромных поражениях, распадается на части: кре-
стьянское восстание во все времена не было способно оказывать
сопротивление регулярным войскам. Что не помешало жакерии, хоть
и разбитой, подспудно продолжать свое дело. Максимиан выкорчевал
мятежников отовсюду - от Альп до Рейна. Герилья от этого, однако,
не прекратилась.

В III веке из-за налогового бремени, денежной инфляции, роста цен
крестьянская угроза настолько усилилась, что для обозначения бунтов-
щиков было создано новое слово: «багауды» (возможно, от кельтского
baga - битва) "". Около 440 года Сальвиан '" пишет в оправдание
крестьянской войны: «Теперь скажу о багаудах, которых ограбили
дурные и кровожадные люди, которых били и убивали после того, как
они потеряли все, вплоть до чести носить имя римлянина. И им мы
вменяем подобное несчастье в вину, им даем это проклятое имя - мы,
те, кто за все это в ответе! Мы сами сделали из них преступников - и
мы же называем их людьми пропащими. Ибо кто вызвал к жизни бунт
багаудов, если не наша вопиющая несправедливость, нечестность судей,
наши приговоры к ссылке, наши хищения!» T

Серьезнее всего, возможно, то, что мятежный крестьянин приемлет
варвара, действует в согласии с ним, использует вызванные варваром
беспорядки, чтобы действовать самому и эти беспорядки усилить. В
самом деле - разве наряду с варварами-воинами и варварами-граби-
телями не существовало варваров, прикованных к ниве? Независимо от
того, покинули они войско добровольно или попали в рабство к круп-
ным землевладельцам, для галло-римских крестьян они стали товари-
щами по несчастью.

Жакерия по самой сути своей мобильна и перемещается на большие
расстояния. Возможно, наиболее бурно она протекала в Западной Гал-
лии с ее бесконечными лесами-убежищами - власть римлян здесь
никогда не была слишком сильна и очень рано сошла на нет. Именно

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской               85

таков скорее всего смысл одного суждения в комедии неизвестного
автора V века - «Querulus» - «Ворчун». Один из ее персонажей просит
домашнего пара * «даровать ему силу побивать и грабить всех чужих».
Лар отвечает: «Ступай жить на Луару» '"- туда, объясняет он, «где
живут по природным законам» и «где все дозволено». Бьюсь об заклад,
что создатель «Ворчуна» имел в виду багаудов.

Недавно Пьер Докес в своей книге '^ выступил в защиту восста-
вших и возвеличил их роль. «Багауды хоть и были уничтожены
поголовно, но вопреки всему оказались победителями» - таково его
смелое суждение. Их упорство, считает Докес, подтолкнуло рабовладе-
льческий режим принять не столь жесткую систему рабства, систему,
без сомнения, более благоприятную для человека, ибо серв, в отличие от
раба, имеет дом, семью, поле, а социальное принуждение перешло с его
собственных плеч на его земельный участок. Серв свободнее раба, и
производительность его труда выше. Однако с концом Римской Галлии
перемены эти были еще далеки от завершения; для этого придется
подождать по крайней мере до Каролингов, да и тогда они не будут
бесповоротными. И произойдут они под воздействием множества эконо-
мических, политических, социальных факторов, не вполне укладыва-
ющихся в упрощенную логику этого объяснения в марксистском духе.
Так, я думаю, что определенную свободу деревне позволил завоевать
ярко выраженный упадок городов. Судя по всему, во времена Каролин-
гов число свободных крестьян было еще очень велико, хотя с тех пор
этот вид мелкого земельного владения «резко сокращался» '".

Впрочем, в данный момент жакерия багаудов интересует меня не с
этой общей точки зрения: я лишь хочу показать, насколько крестьянс-
кий мир в Галлии был взбудоражен и ослаблен подобными волнениями.
Варварские набеги сотрясают и раздирают общество, отнюдь не отлича-
ющееся крепким здоровьем.

Также можно было бы задаться вопросом, не стали ли трудности
и беды III века причиной того, что в Галлию, как свет надежды,
начало проникать христианство. Скорее всего ответ будет отрицатель-
ным. Первые христианские общины возникают в некоторых городах -
Марселе, Лионе, Отене - около 170-х годов. Но даже в эпоху лионских
мучеников, в 177 году, это были еще крохотные группки, объединявшие
в основном греков или выходцев с Востока, говорящих по-гречески.
Только в конце IV века - много позже Миланского эдикта (313),
которым, как известно, в Империи провозглашалась абсолютная свобо-

* Лар - бог домашнего очага у римлян (примеч. ред.).

86              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

да вероисповедания - христианство начнет приобретать в Галлии неко-
торое влияние, но народные массы еще очень не скоро откроют ему свое
сердце.

И все мсе не следует забывать о нашествиях варваров. В недавнем
прошлом историки винили в распаде Империи и Галлии исключительно
варваров. В своих объяснениях они наперебой расписывали их подвиги
и деяния - от «великого» нашествия Радагайса (406) до того момента,
когда в Галлии обосновались вестготы (412) и бургунды (443). В еще
большей степени поворотным моментом стала победа римлян и их
«варварских» союзников в решающей битве на Каталаунских полях
(451) - победа над Аттилой с его ордами всадников-монголов, которые
вышли из самого центра Азии и гнали перед собой на запад народы
Центральной Европы и Германии. Явной, смертельной опасности уда-
лось избежать. Так неужели эта череда нашествий не имела решающего
значения в истории Галлии? Правы ли мы, историки, уделяя ей сегодня
меньше внимания, чем уделяли вчера? И да и нет.

Самый первый аргумент в пользу того, что роль варварских нашест-
вий была ничтожной,- немногочисленность захватчиков. Свидетельст-
ва тому были представлены уже давно, в 1900 году, в ставшей клас-
сической книге Ганса Дельбрюка '^.

Франков было, возможно, примерно 80 000 человек, бургундов -
100 000, вандалов - 20 000 (когда они пересекали Гибралтарский
пролив, их было примерно 80 000), и остальных не больше. Столкнув-
шись с населением, достигающим многих миллионов человек, они не
могли не подпасть под действие закона численности. Анри Пиренн
любил повторять '", что варвары варваризировали Империю, но уто-
нули в массе ее населения, утратив свой язык и переняв латынь и
романские языки, утратив свою религию и переняв христианство.

Но кто только не поносил в более или менее сильных выражениях
этих, как пишет Люсьен Ромье "", «обжорливых, громогласных, дурно
пахнущих проходимцев»! Для одного знаменитого историка франки -
это «рассадник всех пороков, средоточие разврата, предательства, же-
стокости» "". Можно подумать, что история Восточно-Римской империи
сплошь состояла из добродетели, милосердия и верности! Теперь на
смену прежнему образу свирепых воинов, обрушившихся на Западную
Европу, приходит образ «людей, в изумлении взирающих на то, как
обваливаются стены Империи, в ворота которой они до сих пор стуча-
лись и входили на цыпочках» '"° (limes для германцев была

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской               87

Teafelmauer, стеной дьявола). Что же до их вождей, то уже Франсуа
Гизо, ставший в этой области предтечей современных историков, описы-
вал, как они «упорно рядились в какие-нибудь римские обноски, подобно
негритянскому царьку, что облачается в европейский мундир» '"'.

Вполне ли все это разумно? Быть может, отказавшись от одного
преувеличения, мы впали в другое? Робер Фосье "", если не ошибаюсь,
первым дал взвешенную характеристику всем затронутым завоеванием
народам - и тем, кто вступал в Галлию, и тем, кто охотно или
совсем неохотно встречал пришельцев. Нам остается повторить его
соображения.

Прежде всего о численности захватчиков. Те, кто подчеркивает
количественную незначительность этих движущихся на запад народов,
правы. Однако, вне зависимости от любых «нашествий», на территории
всей Галлии постоянно жили люди с примесью «варварской» крови.
Считается даже, что в целом их было около миллиона. Это не имело бы
большого значения, если бы население Римской Галлии составляло от
20 до 30 миллионов человек, как утверждают некоторые, но я в это не
верю. Естественно, если мы примем цифру в 10 миллионов, то соотноше-
ние будет иным. П. Дюфурне "", однако, полагает, что в Савойе бур-
гундская оккупация была численно столь ничтожной, что не оказала на
местных жителей никакого влияния: обосновавшиеся там галло-рим-
ляне, заключает он, по всей вероятности, сталкивались с бургундами не
чаще, чем французские крестьяне в последнюю войну - с немцами.
Точно так же в Провансе, в Лангедоке напряженность была гораздо
слабее, чем к северу от Лиона, на западе Центрального Массива или в
Парижском бассейне '"\

Но пусть даже варваров было явное меньшинство, дело не в этом:
нередко именно меньшинства выступают дрожжами общества, изменяют
его оболочку, его поверхность. Тем более что процесс проникновения
варварских народов из-за Рейна начался очень рано. Осуществлялось
оно тысячью способов, посредством римской армии, и шло веками: limes
по Рейну выступала щитом, но одновременно и фильтром, давая воз-
можность безопасно вербовать солдат и рабочую силу. Рабы-варвары
трудились у крупных землевладельцев, варвары-солдаты, прибывшие в
Галлию с тем, что мы бы назвали видом на жительство, смешивались с
местным населением; так или иначе, они, «растворяясь мелкими
группками в массе крестьян... способствовали зарождению аграрного и в
то же время военизированного общества высокого Средневековья»; без
учета «этого медленного, длительного проникновения военного начала в
низшие слои общества» '^ возникновение такого сочетания плохо подда-

88              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ется объяснению. Варвары повсеместно изменяют сельский ландшафт,
ибо разрушение и поджоги villae оборачивались появлением разбросан-
ных там и сям деревень и деревушек, в которых отразился способ
ведения хозяйства у древнего населения Германии. Развивается и ското-
водство, во многом преображая весь облик сельскохозяйственных работ.
Наконец, что ни говори, но эти захватчики-германцы - уже не те,
какими они были во времена Тацита. И сами по себе, и благодаря
контактам с материальной культурой римлян они несомненно продвину-
лись вперед. Случается, что германцы служат в римской армии в
качестве офицеров как в легионах, так и во вспомогательных войсках, и
в силу этого получают высокое звание римских граждан. Короче,
крестьянство и аристократия, находящиеся в целом на одном уровне,
смешиваются между собой - на сей раз не через завоевательные похо-
ды и грабежи, но мирно, без исторических катаклизмов, в рамках
процессов взаимопроникновения народов.

Я отнюдь не сторонник теории Огюстена Тьерри - что франки
были предками дворян эпохи Старого Режима, а галлы - предками
сервов и пролетариев: для сегодняшнего историка она неприемлема;
однако замечу, что франкская знать пополнила ряды (более многочис-
ленные, нежели ее собственные) местной галло-римской знати, которая
сохраняет свое положение, поскольку «сотрудничает» с захватчиками и,
кроме того, находит для себя убежище в высшей церковной иерархии.
На мой взгляд, решающее значение здесь имеет тот факт, что франкская
аристократия упрочила и закрепила ту структуру общества, которая,
пережив все потрясения и перемены, сохранится с необходимыми транс-
формациями по крайней мере до конца Старого порядка, если не дольше.

Но все это не отменяет жестоких страданий, которые причиняли
живому телу Галлии бесконечные набеги варваров, грабежи, убийства,
насилия, пожары, налеты, передвижения войск, наконец, долговремен-
ное расселение завоевателей и расхищение ими ее богатств. В стране
происходило безусловное, хоть и не поддающееся измерению, сокраще-
ние населения, экономика ее была глубоко расстроена. «Мы берем на
себя смелость утверждать,- пишет один историк ""\- что жертвами
этих нашествий стала четверть, а возможно, и треть всего населения,-
конечно, принимая в расчет, что для некоторых регионов, особенно на
севере и на востоке страны, без преувеличения можно предположить
потерю более половины населения, учитывая голод и череду эпидемий»,
а также «шныряющие по всей Галлии банды оборванцев».

Города терпят огромные лишения и очень рано замыкаются каждый
в себе. На своей территории горожане возводят неприступные укрепле-

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингекой               89

ния, где можно укрыться от врага. На возведение стен этих случайных
построек идут камни городских памятников. Что отнюдь не мешает
городам сдаваться, если их долго или внезапно осаждают варвары:
предательство, страх, голод, нехватка воды заставляют их прекратить
сопротивление. Император Юлиан (361-363), который за время своего
короткого пребывания в Галлии успел полюбить Лютецию, писал
афинянам: «Количество [галльских] городов, чьи стены были разруше-
ны, достигает приблизительно сорока пяти» '^.

Конечно, некоторые районы избежали этой участи: на юге «не
происходило ничего похожего на то, что делалось к северу от Лиона или
в западной части Центрального Массива» '"". По свидетельству Авзо-
ния, в Тулузе в IV веке «жизнь продолжается... не зная перерыва в
своем течении, та же, что в предыдущие века» '"". Но в целом наблюда-
ется упадок городов - их пространства теперь покрываются полями и
садами. Они превращаются (или снова возвращаются к этому состоя-
нию) в селения с узкими улочками и рядами низких, крытых соломой
домов. Крупные землевладельцы покинули их и переехали на свои
vlllae, чтобы защитить их и защититься самим, жить поближе к их
осязаемым благам и подальше от слишком тяжких городских налогов.
Города, лишившись некогда мощных рынков, прозябают и чахнут, что
может приводить их к автаркии (об этом пишет Александер Рюстов '^),
к тому, что пропитание туда поставляется только из ближайшей округи,
с окрестных полей. Лионские водоводы оказываются перерезаны, и
город постепенно меняет свое местоположение. Сельская местность так-
же становится безлюдной. Villae зачастую находят трагический ко-
нец - археология приводит тому бесчисленные свидетельства. Ширят-
ся и ширятся agri deserti *. Однако, что бы кто ни говорил, несмотря на
размеры бедствия, конец античного мира «не повлек за собой ipso
facto ** окончательной гибели городов» '"'; они не превратились в одно-
часье в «трупы городов», как красиво, но слишком сильно выразился
святой Антоний. В некоторых из них устроят crnupalatium *** варварс-
кие короли. Их уровень торговых связей и цивилизации все равно будет
выше, чем у окружающих местностей. Можно даже удивляться тому
упорству, с каким Римская Галлия сопротивлялась долгому и страш-
ному гнету обстоятельств, толкавшему ее к упадку и гибели. Потому ли
она сопротивлялась, что, как я полагаю, изначально обладала достаточ-

* Брошенные поля (лат.).
** Сам по себе (лат.).
*** Дворец (лат.).

90              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

но высоким уровнем благосостояния, достаточно крепким здоровьем?
Или потому, что на протяжении длительного периода гнет обстоятельств
иногда ослабевал? Или потому, что Империя - сложно устроенный
механизм, и упадок ее хоть и очевиден, но растягивается надолго?

Рим как мир-экономика. На первый взгляд кажется очевидным, что
судьбу Галлии предопределил упадок Римской империи; по, по сути
дела, проблема эта не ясна, и далеко не ясна! К тому же ни один
серьезный историк не считает себя достаточно компетентным, чтобы
разрешить ее однозначно. Так что всякий здравомыслящий ученый
высказывается по этому поводу с разумными оговорками; среди прочего
я имею в виду обстоятельное заключение прекрасной книги Мари-
Бернадет Брюгьер: попытку примирить все точки зрения "".

Однако если мы хотим немного прояснить этот вопрос, то нам
придется сначала выдвинуть несколько гипотез - если не бесспорных,
то во всяком случае правдоподобных.

Распад Империи нужно прослеживать одновременно в плане поли-
тическом, экономическом, социальном и культурном. Мы должны до-
пустить, что шел он медленно, что рассматривать его надо в рамках
длительной временной протяженности, а также что он был фрагментар-
ным, иначе говоря, осуществлялся через цепь последовательных диф-
ференцированных распадов.

Первая слабость Империи - политическая: слабость государства,
его институтов, его армии. В принципе их крах обозначило запоздалое
падение Западной Римской империи: в 476 году Одоакр, вождь герулов,
низложил в Равенне Ромула Августула и отослал императорские знаки
отличия в Константинополь. Сам этот факт - не более чем случайное
происшествие, запоздавшая официальная фиксация положения дел,
которое сложилось уже давно. Как писал Фюстель де Куланж: «Римс-
кая империя умерла, но об этом никто не знал» "".

Однако Империя - это еще и экономическая реальность, это транс-
портные поверхности, прежде всего воды Средиземного моря, связи,
соединяющие его побережья, идущие через граничащие с ним земли и
простирающиеся во всех направлениях. Пространство, над которым
господствует и которому дает жизнь Рим,- это мир-экономика, некая
целостность, обнимающая собой обширный участок планеты. И эта
целостность, от которой зависит Галлия, сохранится по крайней мере до
VIII, если не до IX века, то есть вплоть до Карла Великого. Рим надолго
переживет сам себя.

II. От Галлии не.чавпгимой к Галлии Каролингской               91

РИМСКИЙ МИР-ЭКОНОМИКА

Раздел Римской империи на Восточную и Западную, происшед-
ший в 395 г., не нарушил единства римского мира-экономики; он
простирается и за пределы Империи - в направлении Дуная, а
также Красного моря и Индийского океана.

Большая заслуга в прояснении этого вопроса принадлежит Анри
Пиренну: он - прежде всего в книге «Магомет и Карл Великий»
(1937) - обратил внимание на ту роль, которую сыграла данная мир-
экономика, угадал ее внутренние ритмы, ввел политэкономическое изме-
рение в изучение этих смутных веков, зажатых между варварскими
нашествиями V века и нашествиями мусульман в VII, VIII и IX веках.
Но кому неизвестны идеи Анри Пиренна? Полвека назад они приводили
историков в восхищение: он полагал, что исламские завоевания оз-
начали прежде всего захват, аннексию Средиземного моря неверными,
которые закрыли его для кораблей христиан, тем самым сразу закрепив
неминуемый крах Западной империи.

92              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Если читатель потерпит немного, он поймет, в чем идея Пиренна
мне близка, а в чем я не могу с ней согласиться. Сегодня идею
эту подвергают сомнению; но, по правде товоря, критические выпады
и оговорки вчерашних противников Пиренна - Марка Блока "^,
Этьенна Сабба "" и Франсуа-Луи Гансхофа ""',- разгромивших,
как они полагали, его «теорию», доказывают только то, что на
протяжении этих кризисных веков Внутреннее море не было закрыто
целиком и полностью, что продолжался даже торговый обмен между
Галлией и Левантом. Однако они не дают ясного ответа на вопрос,
замедлилось ли - и если да, то когда именно,- активное передви-
жение по Средиземному морю.

Замедление же это не подлежит сомнению - вот что, на мой взгляд,
главное.

В самом деле, мы имеем дело с постепенным, многовековым регрес-
сом, и именно в нем основная причина нарастающего опустошения
Римской империи и ее краха. Я не оправдываю варваров, но не стал бы
возлагать всю ответственность ни на них, ни на людей, которые стояли
во главе Империи,- да, людей по большей части заурядных, но иногда
и удивительных, гениальных (как Диоклетиан, Константин),- ни на
военачальников, таких как Стилихон (359-408) или Аэций (390-454), с
невероятной, поразительной стойкостью защищавших целостность Гал-
лии. Всем им, как лучшим, так и худшим, не суждено было добиться
полного успеха.

Если в общих чертах принять за отправную точку, за пик расцвета
Римской Галлии, 150 год, а за низшую точку в развитии каролингской
эпохи - год 950-й, то я считаю себя вправе, хоть и сознаю, что подобная
операция есть чрезмерное упрощение, провести от 150 года к 950-му
прямую нисходящую линию, не слишком удивляясь, что она тем самым
растягивается без перерыва на восемь столетий - безусловно, самых
темных в истории Франции и Запада в целом.

Я не хочу сказать, что эта линия в точности воспроизводит некий
постепенный, протекающий в неизменном ритме упадок на экономичес-
ком пространстве Галлии и, шире, мира-экономики, который был осно-
вой жизни в Римской империи - той основой, которая худо-бедно, но
сохранялась в течение долгого времени, невзирая на все бесчисленные
превратности истории. Больше того, в линии этой я усматриваю только
общую тенденцию, относительно которой предмет нашего изучения,
галльская экономика, будет колебаться, то поднимаясь вверх, то скаты-
ваясь еще ниже - ее собственные подъемы и спады то скрашивали, то
усугубляли воздействие общей депрессии. Так, я верю (хоть, как мы

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской               93

увидим, и без достаточных на то оснований) в возможность улучшений в
период начиная с правления Хлодвига (умер в 511 г.) и кончая царст-
вованием Дагобера (умер в 639 г.), а затем в эпоху возрастания мощи
Каролингов, между концом VII и серединой IX веков,- естественно, с
ухудшением в промежутках между этими передышками. Схема эта
наводит на ряд размышлений, многое проясняет и во многих отношени-
ях правдоподобна.

В любом случае, не считая этих просветов - если они вообще
были,- мы имеем дело с длительным, продолжающимся, по-видимому,
примерно до 950 года, откатом назад. И в этом я сближаюсь с идеями
Анри Пиренна, которые для меня хотя и неприемлемы, но по-прежнему
сохраняют значение стимула в работе.

В отличие от него я не отношу все на счет мусульманских завоева-
ний, в результате которых начиная с VII века в руках ислама оказыва-
ется тортовое пространство на всей протяженности Внутреннего моря,-
особенно после захвата Сицилии, занимавшей ключевую позицию в
морских связях между Востоком и Западом (первое вторжение на остров
произошло в 827 тоду, в 831-м был занят Палермо, в 878-м - Сираку-
зы). Эти наслаивающиеся одно на друтое завоевания - в 634 году
мусульмане заняли Сирию, в 636-м Египет, в 650-700-м Матриб, в 711-м
Испанию и, наконец, Сицилию - не привели к тому, что Средиземное
море попросту и целиком оказалось закрыто для христианских кораб-
лей. Гораздо позже Ибн Хальдун (1332-1406) напишет, что в те
далекие времена христианин не мог спустить и доски на средиземноморс-
кие воды. Но его запоздалое свидетельство во славу прежних подвигов
ислама весьма походит на бахвальство. Что стали бы делать мусуль-
мане с завоеванным морем, если бы не воспользовались достижениями
христианских стран? На самом деле они не могли без них обойтись.

Предмет этого спора становится яснее в свете работ Элиаса Эш-
тора "", в основе которых лежат вновь открытые документы на арабс-
ком языке. Когда мусульмане завладели Средиземным морем, активная
деятельность на нем уже завершилась, море было полупустым, мертвым
для всех обитателей его побережья. Таким образом, роль deus ex
machina * приняло на себя не «закрытие» Средиземного моря, но общее
ухудшение экономического климата. Лишь в IX-Х веках длительная
конъюнктура сложится иначе и активная деятельность на Средиземном
море возродится - благодаря всем пограничным с ним странам
и в пользу их всех, равно как латинян и греков, так и мусульман.

* Бог из машины (лат.); в переносном смысле развязка с помощью чуда,

94              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Примерно в 970-985 годах начинается приток мусульманского золота
в Барселону '"". Конечно, не само появление золота меняет экономичес-
кую атмосферу. Оно - лишь признак того, что длительная вековая
тенденция {trend) изменила свое направление, растет отныне вверх
и вскоре даст мощный подъем всей жизни в Средиземноморье и в
Европе.

Остается объяснить эту многовековую конъюнктуру, к которой мы
прибегаем всякий раз, когда какой-либо процесс с трудом поддается
объяснению '"". Но это уже задача всеобщей истории - когда мы такой
историей будем располагать (если она вообще сложится), как располага-
ем всеобщей географией. Загвоздка в том, что в гуманитарных науках,
так же, как и в точных, обосновав, даже очень доказательно (что в
нашем случае не так), одно явление, мы тотчас оказываемся перед
необходимостью обосновать это обоснование, и так далее. Если мы
говорим, что экономический спад Высокого Средневековья - это лишь
постепенное ухудшение мира-экономики, на котором основывалось ма-
териальное благополучие Рима, то мы тем самым допускаем, что Рим
как мир-экономика, как экономическая реальность, надолго пережил
политический крах Империи. Пережитки -- проблема огромная! Рим
сохраняется не только в виде экономического уклада, и в конечном счете
не только этот уклад поразителен. От римского общества осталась
иерархия, не менявшаяся еще много столетий, и адская система рабовла-
дения. Надо ли говорить о римской культуре, о той латинской традиции,
что дошла до наших дней? До сих пор вся Европа и Франция, географи-
ческий центр Европы, не могут освободиться от влияния римского
наследия.

Заключая этот раздел, весьма рискованный по замыслу, я не могу
удержаться от соблазна предложить вниманию читателя одну недавно
выдвинутую теорию, которую нахожу блестящей постольку, поскольку
она, даже если верна только наполовину, ставит заново все поднятые
нами проблемы сразу. Агроном и историк Франсуа Сиго полагает, что
причиной благополучия и подъема Рима стали завоевательные войны,
которые позволили ему повсюду распространить свои latifundia и
рабский труд. Рабовладение, по его мнению, было двигателем с постепен-
но снижающейся мощностью, который действовал на большой временной
протяженности, подобно взрыву большой силы. Когда завоевательная
активность снизилась, рабовладельческую систему охватил кризис, длив-
шийся чрезвычайно долго. Если предположить, что эта теория верна,
становится гораздо проще объяснить экономические проблемы Рима,
определить место обменов, торговли, банковского дела, купцов в рамках

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской               95

общественной системы, которая долго сохраняет свою дееспособность и
распадается вместе с медленным упадком Римской империи. Возможно,
новый подъем связан с переходом к крепостничеству? Здесь есть что
обсудить.

Меровингская Галлия. Меровингская Галлия, довольно неожиданно
возникшая после побед Хлодвига над Сиагрием при Суассоне в 486 году,
над алеманнами при Толбиаке в 496-м и над вестготами при Вуйе в
507-м, в конечном счете начинает свое развитие не с нуля. За бурные
века, предшествовавшие ее появлению, несмотря на очевидный откат
назад, все же не был перейден тот нижний предел плотности населения,
за которым жизнь скорее всего оказалась бы уже невозможной. В это
время, в конце V века, численность населения в Галлии достигала,
возможно, 5-6 миллионов человек, то есть, с учетом размеров Римской
Галлии, на квадратный километр приходилось чуть меньше 10 жителей
или около того. Если бы население после завоеваний упало до 3
миллионов человек, как полагает Рассел, то как бы оно смогло перене-
сти удары, еще поджидавшие его в будущем, в частности, ужасную
эпидемию бубонной чумы, что пришла с Востока и раз за разом
поражала Галлию на протяжении всей второй половины VI века,
вернувшись снова в конце VII? "°°

Конечно, плотность населения снизилась, и снизилась так резко, что
этим можно объяснить сравнительную быстроту и легкость франкского
завоевания. С другой стороны, завоевательный поход начался из облас-
тей, расположенных между Соммой и Рейном, то есть областей, где
франки были сильно перемешаны с другими германскими народами и
имели двойное преимущество: их по-прежнему вербовали из-за Рейна, и
они, охраняя границу и пребывая в относительном согласии с Римом,
заранее постепенно проникались галло-римской цивилизацией. Удачей
для них стало обращение Хлодвига в христианство и его крещение
святым Ремигием (возможно, на Рождество 496 г., но эта дата требует
уточнения).

В то время как другие обосновавшиеся в Галлии варвары обра-
тились в арианство, франки и Хлодвиг сделали выбор в пользу ор-
тодоксальной религии, доминирующей в стране, и их правящая во-
енная аристократия быстро сомкнулась с галло-римской гражданской
и церковной верхушкой ""'. Таким образом, они сильно облегчили себе
задачу - Галлия скорее всего сама помогла им одержать победу. Тем
более что франкское завоевание, последнее из нашествий варваров, не

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингекой               97

было для нее однозначной катастрофой нигде, даже на севере, где
франки укоренились гораздо прочнее, чем к югу от Луары. В самом
деле: ни Бургундия, ни Прованс, ни Центральный Массив, ни Аквита-
ния, входившие, хоть и непостоянно, в состав Regnum francorum, не
были сколько-нибудь сильно затронуты колонизацией.

Существовало, наконец, еще одно благоприятное обстоятельство: в
германском направлении Меровинги завладеют Баварией и Тюрингией,
так что Дагобер в письме к константинопольскому императору, написан-
ном около 631 года ^, будет утверждать, что владения его простирают-
ся от Атлантики до Дуная. Так или иначе, но в результате ворота Рейна
оказываются заперты достаточно крепко - настолько крепко, что,
несмотря на непрерывные ссоры принцев из королевской фамилии,
несмотря на их неспособность возвыситься до понятия Государства или
общественного блага (для них Regnum francorum, по германской тради-
ции,- это частное владение, которое делят между собой наследники
мужского пола), несмотря на все эти величайшие помехи и неспособ-
ность править страной сообща, обстоятельства складываются так, что
страна обретает относительный мир, живет лучше, чем прежде, получа-
ет передышку. Снова текут по ней во всех направлениях товары и люди;
сохраняется вся старинная городская сеть Римской Галлии - города и
маленькие городки (vici), деревни, villae. Похоже, что количество vici на
перекрестках дорог и торговых путей даже увеличивается. Рынки обес-
печивают перетекание продуктов сельского хозяйства в города, городки,
их циркуляцию вокруг крупных хозяйств и монастырей ^. Благодаря
ярмаркам, например ярмарке в Сен-Дени, основанной Дагобером под
Парижем в 627 году '"*, оживляются и вновь завязываются торговые
связи. Наконец, поступают в обращение деньги: королевские и частные
ремесленные мастерские чеканят золотые су. Впрочем, так поступают
все варвары на Западе - вандалы, бургунды, остготы в Италии, вест-
готы в Испании: на своих монетах они даже воспроизводят изображение
византийских императоров.

ЭКСПАНСИЯ ФРАНКОВ
(По книге: Musset L. les Invasions, les vagues germaniques).

Условные обозначения в правом нимснем углу карты
(сверху вниз): Франкские племена к 400 г. Экспансия фран-
ков к началу царствования Хлодвига (486 г.). Меровингские
королевства перед битвой при Вуйе (507 т.). Границы меро-
вингских королевств к 560 г. Меровингские протектораты в
Германии.

5   Ф. Бродель

98              Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Вот, если необходимо, доказательство того, что средиземноморская
экономика не погибла окончательно. К тому же Марсель, Нарбонн и
даже Бордо по-прежнему связаны с Левантом, откуда продолжают
поступать перец, пряности, папирус, наркотики, а также шелка и даже
византийские золотые монеты. Недавняя находка в бухте Фос позволи-
ла восстановить облик снаряженного на Восток корабля с грузом зерна
навалом, смолы в амфорах, штампованной керамики... ^ Точно так же
пиренейский мрамор переправляется не только в Северную Галлию, где
из него возводят церкви, но и в направлении Испании и Констан-
тинополя. Наконец, в городах и на торговых путях можно встретить
Syri, сирийских и еврейских торговцев, говорящих по-гречески,- они
играют важную роль в крупных торговых операциях. Именно они
поставляют государям дорогие ткани, пряности, наркотические вещест-
ва, именно они скупают золотые слитки и рабов. Во время вступления
короля Гонтрана в Орлеан в 585 году его встречала колония сирийских
купцов, которые приветствовали его на своем наречии. Конечно, Орлеан
есть Орлеан: он, как и Париж, ставший в 502 году столицей,- сердце
Галлии. Но сирийские торговцы в 589 году живут и в Нарбонне ""'.

Таким образом, мы вправе здесь говорить об экономике, открытой
вовне, для которой средиземноморские тортовые пути оставались по-
прежнему притягательными. Однако в результате и внутренней, и вне-
шней эволюции на все это накладываются иные импульсы, влекущие

Меровингская Галлия изначально оказалась разбита на куски, по-
делена между сыновьями государей, однако зачастую эти разделы
отвечали реальному, хоть и сложившемуся подспудно, положению ве-
щей. Так, еще глубже прочерчивается основополагающая линия, что
идет вдоль Луары, вернее, вдоль прилегающих к Луаре областей,-
нечто вроде довольно широкой пограничной зоны. Этот очень давний
стык (Робер Спеклен в своем историко-географическом исследовании
рисует его как внутреннюю limes) как никогда резко делит пространство
Франции надвое (см. книгу первую, с. 78). Что было правдой на севере, к
югу от Луары оборачивалось ложью. Вплоть до середины VIII века
франки будут называть аквитанцев «Rornam» "". И это еще не все. На
севере, если смотреть с востока на запад, постепенно выделяется Авст-
разия (несколько преувеличивая, ее можно определить как форпост
Германии), Нейстрия, в основном совпадающая с Парижским бассейном,
и, наконец, Арморика, наша Бретань, которая в VI-VII веках становит-
ся колонией кельтов, пришедших из Англии, в частности из Уэльса.
Здесь мы имеем дело с настоящим нашествием, в результате которого

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингекой               99

происходит, если можно так выразиться, рекельтизация, языковая,
этническая и религиозная, полуострова Бретань: отныне у Меровингов
на западе образуется граница, которую как никогда трудно изменить и
необходимо постоянно охранять и защищать. На юге вычленяются
четыре области: Бургундия, Прованс, Септимания, захваченная испанс-
кими вестготами, и Аквитания. Эта последняя вместе с Бургундией,
которой зависимость от Меровингов грозила особенно сильно, весьма
бдительно и любой ценой блюдут свою автономию, дабы остаться в
стороне от бурных исторических событий, которые, к счастью для них,
разворачиваются по большей части на севере.

Однако я не стану подробно останавливаться на всех этих брато-
убийственных распрях или яростных ссорах Фредегунды и Брунгиль-
ды, двух ожесточенно воюющих между собой королев,- первая прави-
ла Нейстрией, вторая (особа, по-видимому, весьма высокого происхож-
дения) - Австразией. Для нас в данном случае важно, что поначалу
этот неспокойный север был наименее развитой, самой варварской,
нецивилизованной частью Галлии,- настолько, что Нейстрия и Авст-
разия постоянно вербовали образованных людей и священников на юге.
И тем не менее в конечном счете именно север будет задавать тон стране
в целом.

Действительно, Галлия под воздействием какого-то медленного, но
мощного колебательного движения, начало которого трудно определить
точно, постепенно склоняется к северу, оказываясь частично отрезанной
от средиземноморских влияний. Правда, Средиземноморье и само прихо-
дит в упадок. В VII веке угасают Марсель и Арль, зато развиваются
области в нижнем течении Мааса и Рейна (Нидерланды, «нижние
земли»), благодаря чему оживляются торговые связи Атлантики с Анг-
лией, Северным морем, Скандинавией и Балтикой. Наглядное тому
свидетельство - расцвет Квентовика в устье Каиша на фоне угасающей
Булони, равно как и распространение серебряных денег, характерных
для северной торговли, которые мало-помалу вытесняют южные золо-
тые монеты и в конечном счете выведут их из обращения совсем.

Обо всем этом прекрасно написано в статье Леопольда Женико
(1947), до сих пор не утратившей своего значения "".

Поскольку все в истории взаимосвязано, одновременно с экономи-
ческим прогрессом северных земель там отчетливо обозначается про-
цесс христианизации, во множестве возводятся церкви, образуются епа-
рхии и закладываются аббатства. Достаточно вспомнить блистательное
Люксейское аббатство, основанное в 590 году святым Коломбаном,
а в 620 году принявшее бенедиктииский устав. Короче, «не будет

100             Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

ГАЛЛИЯ В ЦАРСТВОВАНИЕ ДАГОБЕРА
(По книге: Duby G. Histoire de France).

излишней... смелостью утверждать, что в VII веке Северную Галлию
пересекают сравнительно оживленные торговые потоки, а в VIII веке
она становится наиболее живой в экономическом отношении частью» ^"
франкских королевств.

И все же не стоит чересчур идеализировать Меровингскую Галлию.
Верно, города ожили вновь, внутри их крепостных стен возводятся
церкви, а в пригородах вырастают монастыри,- но их размеры и актив-
ность по-прежнему скромны. Деревня все еще страдает от жестокой
эксплуатации со стороны крупных землевладельцев. Но крупным вла-

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской              101

дениям хронически не хватает рабочей силы ^", а это скрытый признак
демографического упадка. Наконец, нам достоверно известно, что тер-
риторию страны покрывают обширнейшие леса, которые почти достига-
ют Альп и тянутся через Юру и Вогезы вплоть до необъятных лесных
просторов в Арденнах. Конечно, люди и их стада живут, помимо
прочего, и за счет возделывания этих диких пространств, однако верно и
то, что если лес отвоевывает назад землю, значит, крестьянин ее
покидает. Историки вправе утверждать, что земледелие в целом по
сравнению с галло-римской эпохой пришло в упадок, что перед нами -
«прерывистые участки пашни» и «деревни-анклавы в чаще лесов. В
пейзаже... надо всем господствуют деревья» "'. Галлия покрыта проре-
хами пустынных земель "".

Таким образом, благоденствие Меровингской Галлии выглядит тако-
вым лишь по сравнению с предшествующими ужасными веками. И не
стоит безоговорочно принимать те оценки, которые даны ей Анри
Пиренном: он возвеличивал Меровингскую Галлию, чтобы легче было
принизить значение Галлии Каролингской, чей откат назад должен был
служить свидетельством «закрытия» Средиземного моря и воспоследова-
вшей из этого экономической разрухи. Среди аргументов Пиренна са-
мый занятный (и не лишенный смысла) состоял в сравнении меровингс-
кого письма, курсива, с его налетом живости - конечно, начертание
букв в нем не слишком красиво, но это именно беглое, живое письмо,- с
письмом каролингским, размеренным, литым, замедленным, лишенным
всякой динамики: «Первое предназначалось для управления и деловых
бумаг, второе - для учения» "^, для неспешного писания.

В действительности ни один историк не считает, что период от-
носительной эйфории длился в Меровингской Галлии дольше середины
VII века. После царствования Дагобера (629-639), который вследствие
династических случайностей соберет под своей властью всю Галлию,
положение осложняется, намечается, говоря словами Пьера Рише "*,
«все усиливающееся изменение конъюнктуры в худшую сторону». Пе-
риод регресса будет продолжаться до конца VII столетия. Если нужна
конкретная дата, то я бы остановился на дате битвы при Тертри (687),
которая приносит победу Австразии и Пипинидам и фактически кладет
конец правлению так называемых «ленивых королей» - назовем их
для пущей справедливости «немощными королями»,- последних пред-
ставителей династии Меровингов ^. Дата эта имела значение полити-
ческое, но я бы добавил к нему и значение экономическое, связанное с
тем оживлением, пусть временным и относительным, которое наступило
с появлением на исторической сцене Каролинтов.

102             Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Итак, что было главным в двухвековом меровингском эпизоде нашей
истории? Быть может, тот медленный, молчаливый процесс, в резуль-
тате которого галло-римское и франкское общество слились воедино?
Смешение двух этих обществ происходит «при дворе, в графствах и
епископствах, в деревнях...» "'. Могилы на кладбищах уже ничем не
отличаются друг от друга. Мало-помалу была достигнута та гомогениза-
ция двух культур, двух народов, которая, бесспорно, способствовала
общему прогрессу Галлии. Вторым великим событием этих столетий, в
целом довольно тусклых, стало распространение христианства, которое
хоть и с трудом, но проникает в толщу народных масс.

Любимая игра историков - определять, что было более важно, а
что менее; мы, не колеблясь, отдаем монастырям, возникавшим в чаще
лесов, предпочтение перед королевскими дворцами или виллами.

Империя Каролингов - а была ли она? Да простит мне читатель
заголовок этого раздела; это, конечно, преувеличение, но я сейчас все
объясню. Я хочу только сразу обозначить первую проблему, связанную
с Каролингокой Галлией, даже если проблема эта, с моей точки зрения,
не является единственной и главной в ее судьбе.

В первом приближении Каролингская Галлия определяется через
цепь исторических событий, которые традиционно считаются важными:
в битве при Тертри в 687 году (победа Австразии) галлы упускают
инициативу; в 732 или 733 году истинный основатель новой династии
Каролингов, Карл Мартелл (родился около 688 г., умер в 741-м), на
поле битвы при Пуатье обращает в бегство легкую кавалерию захват-
чиков-мусульман; в 751 году его сын Пипин Короткий избран королем и
коронован; между 768 и 814 годами разворачивается блистательное
царствование Карла Великого, сияние которого даже на таком расстоя-
нии слепит нам глаза; разве не он под Рождество 800 года был короно-
ван как император Западной Римской империи? Но вся слава, вся мощь
Галлии, безусловно неподдельные, быстро улетучиваются в бедствен-
ные годы правления Людовика Добродушного (814-840), сына Карла
Великого; кто-то может его любить - подобно Мишле, которому угодно
было видеть в нем некое раннее подобие Людовика Святого,- однако
из-за его слабости, из-за его нелепого благочестия едва созданная импе-
рия, защищать и консолидировать которую было очень нелегко, полу-
чила не один страшный удар. Спор между его сыновьями за право насле-
дования трона, еще не успев выплеснуться на поверхность, усилил раз-
вал и умножил непоправимые несчастья, которым, конечно, нисколько

104             Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

не помог Верденский раздел (август 843 г.) "". С другой стороны, вот уже
лет двадцать как побережья и долины рек в империи страдали от
разрушений, что причиняли им повторявшиеся из года в год набеги
норманнов.

Империя тем не менее продолжала существовать - во всяком слу-
чае, императоры продолжали сменять друг друга. Так, Карл Лысый
(838-877), не лишенный энергии и ума, в 875 году перешел Альпы и
направился в Италию, чтобы в Риме обрести императорскую корону.
На беду, погнавшись за тенью, он упустил настоящую добычу -
«Францию»; в спешном порядке возвратившись через Альпы назад, он
был вынужден в Керсийском капитулярии (877) сделать новые уступки
высшим чинам своего королевства. Но ведь, читаем мы у Яна До-
ндта ^'°, он был рожден «в эпоху и в среде, где имперская утопия была
еще сильна». Сильна настолько, что империя еще надолго переживет
сама себя: как пишет Жак Мадоль "", хотя «в реальности она... ушла в
небытие, ее призрак не умрет и будет влачить тяжкое существование»
вплоть до того момента, когда Оттон Великий завладеет Золотой коро-
ной (962) и станет основателем германской Священной Римской империи,
которой суждено сохраниться до 1805 года. В 987 году, через двадцать
пять лет после того, как императорские инситнии * попали в Германию,
королем Франции стал Гуто Капет, первый из династии Капетингов.
Событие это, незначительное само по себе, оказалось начальным звеном
очень долгой цепи,- а это определяющая черта длительного собы-
тия "".

Важнейшим периодом в эти три столетия является, бесспорно, вре-
мя, над которым господствует сильная личность Карла Великого, а
самым впечатляющим творением последнего было, без сомнения, созда-
ние Западной Римской империи. Эрнст Курциус "' приветствовал в
лице Карла Великого «первого представителя современного мира»; од-
нако, если пренебречь этим достаточно голословным суждением, в Кар-
ле Великом скорее можно увидеть человека из прошлого, наподобие
Диоклетиана, который mutatis mutandis ** старался установить и вос-
становить на Западе мир и безопасность. Ныне историки не проявляют к
Карлу снисхождения - но справедливо ли это? Именно такие негатив-
ные оценки я и имел в виду, когда задал вопрос «а была ли Каролингс-
кая империя». Попытаемся же по возможности разрешить этот спор.

* Знаки высшей власти у древнеримских царей (примеч. ред.).
** С соответствующими изменениями (шт.).

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской              105

Каждому свое: первое слово получит Никола Иорга, ибо он в
первый и последний раз без колебаний включился в полемику и не
побоялся парадокса. На самом деле, пишет он, «этой Империи никогда
не существовало, ни с территориальной, ни с административной точки
зрения... города с их гарнизонами не должны вводить нас в заблужде-
ние. Существовал император, а не империя; империя же без императо-
ра - вещь невозможная, в отличие от императора без империи» ^. Это,
кэ1 ечно, крайность, и даже более того. Но Никола Иорга не единст" 'ч-
ный, кто не желает обольщаться славными подвигами Каролингов. Для
Пьера Боннасье империя Карла Великого - «анахронизм с момента
своего рождения» T. Это еще пустяк. Робер Фосье идет дальше и пишет
о «мертворожденном детище Каролингов», а по поводу заката империи
замечает: «Римские обноски, залатанные Каролингами, превратились в
лохмотья» ^*. Ян Дондт в своей книге - самой сильной из известных
мне работ о западном Высоком Средневековье ""^ - чуть менее пес-
симистичен. Не нужно, пишет он, воображать себе «обширную им-
перию, однородную и целостную, жизнь которой протекает в безопас-
ности и покое». Скорее, мы имеем дело с «некоей туманностью; у нее
твердое ядро, но по мере приближения к расплывчатым границам
власть в ней становится все более и более разреженной». При этом ее «со
всех сторон обступают враги...».

Конечно, на империю Карла Великого, по всем ее побережьям и
границам, обрушивается яростный прибой «варваров». Конечно, она
неоднородна: ведь она составлена из разных кусков, из разных наро-
дов - одни хранят ей верность, другие же равнодушны или откровенно
враждебны. Но разве Франция уже при Меровингах (как и во все
времена) не объединяла в себе несхожие между собой народы? Да и
Европа, которую цивилизация Каролингов стремится вовлечь в свои
сети, всегда отличалась глубочайшим разнообразием. Основная пробле-
ма для Каролингской империи в том, что ее непрерывно сотрясают
волнения и нападения то извне, то изнутри. Империя производит впеча-
тление сравнительно сильного государства лишь между 800 и 840
годами, да и то не всегда; со смертью Карла Великого корабль терпит
крушение. В целом, имея в виду лишь процесс становления и упадка
империи, мы вправе вести речь о Каролингском эпизоде в нашей ис-
тории, который длился даже менее полувека.

Заромсдение Европы; заромсдение и становление феодализма. Однако
надо ли ограничиваться рассмотрением только краткой политической

106             Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

истории Франции? И можем ли мы в нескольких поспешных суждениях
вынести ей приговор? Да, приведенные выше оценки попадают в точку,
но до конца ли они справедливы? Так называемая Каролингская Фран-
ция прожила от битвы при Тертри (687) до избрания королем Гуго
Капета (987) трехвековой отрезок своей истории; неужели за эти три
столетия не произошло ничего значительного?

В действительности деятельность Каролингов лежит у истоков -
или, если угодно, ею скреплено рождение - Христианского мира, с
одной стороны, и Европы - с другой; тогда понятия эти были тождест-
венны точно так же, как две в точности совпадающие геометрические
фигуры.

Поворотным моментом, имеющим даже не основополагающее -
символическое значение, станет здесь битва при Пуатье, своего рода
электрический разряд. Пусть это будет преувеличением (и юному уче-
нику-историку мы бы поставили его в упрек), и все же: разве не был это
настоящий первый крестовый поход, настоящее, и сильно отозвавшееся
потом, первое столкновение с исламом? Частично потесненное мусуль-
манами в Средиземноморье, христианство распространяется на север и
восток Европы; святой Бонифаций и войска Карла Великого христи-
анизировали Германию, позволили ей войти в состав Европы. Во време-
на Меровингов Германия не была в такой степени придатком Галлии,
еще не так сплелась с нею. И быть может, благодаря каролингским
завоеваниям, dllatatlo regal *, Галлия затерялась в не по росту широких
одеждах - а в это время волк уже лез в овчарню. Так или иначе, она
оказалась в кольце. С востока к ней подступал Третий мир. Но кто
станет отрицать значение, которое имело это первое, пусть во многом
несовершенное, сближение разных составных частей Европы?

Каролинги породили не только Европу: они породили феодализм,
иначе говоря, разнообразие, разделение, раздробленность, щедрую мно-
мсественность во всем. Действительно, со времен Меровингов государст-
во, не имея наличных денег, вынуждено было расплачиваться за необ-
ходимые услуги с помощью такой тяжелой и неудобной монеты, как
земля, то есть за счет земель, исстари принадлежавших фиску '""', либо
за счет обширных кусков королевского домена. Ошибка Меровингов
состояла в том, что земли раздавались с правом наследования. Из-за
этого они разорились сами. Однако будущие Каролинги, дабы упрочить
свое положение, вскоре после битвы при Тертри ускорят эволюционный
процесс, захватывая все в свои руки. Они, конечно, хватают через край:

* расширению королевства (лат.).

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской              107

сменяют графов "'", как мы префектов, наводняют своими ставленника-
ми Церковь. Карл Мартелл по своему усмотрению распоряжается гро-
мадным церковным состоянием под тем предлогом, что нужно бороться
против ислама, а то и вовсе без предлога. Конфискованные церковные
блага затем даруются в виде бенефициев, причем бенефициарии стано-
вятся вассалами Церкви - жалкая компенсация для нее!

Три первых Каролинга - Карл Мартелл, Пипин Короткий и Карл
Великий - люди, безусловно, незаурядные и энергичные; они без
колебаний отбирали назад свои земли - отныне земля даруется лишь в
пожизненное владение (или, как будут говорить позднее, в качестве
«бенефиция»), не в наследственное. Графы, главные проводники коро-
левской власти, находятся под контролем missi dominici *: при случае
их перемещают из одного графства в другое, чтобы они не стали
расширять свои личные владения и не укоренились на одном месте. Без
колебаний отбираются назад и дарованные им ранее «онёры» T. Более
того, Каролинги изобретают определенную модель социальной иерар-
хии: верные подданные и вассалы дают клятву верности непосредствен-
но государю. Зависимость эта распространяется на все слои, вплоть до
свободных граждан, которые в обязательном порядке и за собственный
счет должны были нести службу в королевских войсках; люди богатые
выставляли легкую кавалерию, очень богатые - 2-3 тысячи конников
в тяжелых доспехах, причем кони были экипированы седлом и стреме-
нами: эти новые приспособления «делают каролингскую армию самой
грозной военной силой в Европе» "".

И все же это сооружение весьма шатко: оно целиком, от основания
до вершины, строится на власти и авторитете государя. Со смертью
Карла Великого оно покрывается трещинами. При Людовике Добро-
душном появляются первые признаки краха. После него дела идут еще
хуже. Так, согласно Куленскому капитулярию 843 года, во «Франции»
«король не может по своей прихоти, либо по злокозненному наущению,
либо по неправедной алчности отобрать назад бенефиций» "°. Проис-
ходит возврат к опасной практике Меровингов, государи «обеими ру-
ками» раздают владения фиска и королевские земли; «к 880 году от них
уже почти ничего не осталось» "'.

Но что пользы подробно и обстоятельно объяснять процесс распада
государства, всем известный и так? Когда он завершится, наступит
время феодализма. Немного терпения - скоро мы к этому процессу
вернемся.

* Государевы посланцы (лат.).

108             Глава первая. От доисторического периода до 1000 года

Последние нашествия варваров. Это «эндогенное», идущее изнутри
самого каролингского здания, ухудшение, по-видимому, в гораздо боль-
шей степени повинно в его крахе, который последовал в 840-850 годах,
чем последние нашествия варваров - явления «экзогенные», которыми
поражен в то время весь Запад и которые, на мой взгляд, выступают
здесь не столько действующими причинами, сколько следствиями, при-
знаками определенной конъюнктуры. Не стоит придавать слишком
большого значения вторжениям норманнов, аваров, венгров, сараци-
нов...

В те времена сарацинами называли мусульман и арабов, в том числе
обосновавшихся в Ифрикии, нынешнем Тунисе, который стал отправ-
ной точкой для завоевания Сицилии и набегов в направлении христианс-
кого побережья западного Средиземноморья. Для Италии сарацины
были несравненно большим бедствием, нежели для Галлии. Не стоит
преувеличивать злодеяния пиратов и авантюристов-сарацин, которые
обосновались в Лагард-Фрейне, на побережье Прованса, поблизости от
пролива Сен-Тропез.

Авары и венгры были всадниками, выходцами из Центральной
Азии. Первых в 779 году истребил Карл Великий, и бог с ними; вторые
же еще долго совершали грабительские набеги вплоть до самого центра
Франции, оставляя по себе страшную память. Благодаря блистательной
победе, которую одержал над ними Оттон Великий 10 августа 955 года в
битве при Лехфельде, они хоть и запоздало, но зато навсегда были
отброшены в те края, которые и назвали своим именем - Венгрия.

По-настоящему страшную опасность для Европы и Франции пред-
ставляли собой норманны. Передвигаясь на своих легких кораблях, они
без помех наносили удары по плохо защищенным точкам на бесконеч-
ных побережьях Европы. По рекам они проникали безнаказанно и в
глубину территории. Они разграбили Руан и Нант. В 885-887 годах
они осадили Париж, который был спасен только благодаря мужествен-
ному сопротивлению Эда, dux Francorum *, сына Роберта Сильного,
предка Капетингов. Они совершали вылазки в Бургундию; трижды они
окружали, разрушали и жгли Клермон, в самом центре Оверни """ -
грабители добрались туда по Луаре и Алье...

Но достаточно ли убедительно объясняют упадок Каролингской
империи эти опустошительные вторжения? Сегодня историки склоняют-
ся к иному мнению; «точно так же,- пишет Поль Роллан,- мы не
оставили камня на камне от легенды, что античный мир был «сломан» в

* Государь франков (лат.).

109

ходе варварских завоеваний V века» T. Такова точка зрения и Анн
Ломбар-Журдан; она отмечает, что эти вылазки и опустошения «ни
разу не прервали торговлю» "^. Якоб ван Клаверен даже утверждает,
что норманнские грабежи снова выпустили в обращение драгоценные
металлы из церковных и монастырских сокровищниц и тем самым
реанимировали западную экономику "°. Впрочем, норманны накопили
у себя драгоценные металлы еще до своих рейдов, благодаря обмену
товарами на том пространстве, которое впоследствии станет Россией.

Эта идея смыкается с утверждением Мориса Ломбара "* о том, что
мусульманские завоевания вновь пустили в оборот «сокровища» Ближ-
него Востока и придали новую силу и мощь экономике Средизем-
номорья. Однако стоит ли принимать всерьез подобную точку зрения?
Ведь на самом деле ни золото, ни белый металл никогда не реанимируют
экономику; наоборот, как раз возобновление роста и активности той или
иной экономики притягивает к ней деньги и заставляет их обращаться.
Здесь царит конъюнктура, которая при необходимости всякий раз созда-
ет или находит деньги, а после пользуется ими.

Экономика и население. Возвращаясь к долговременной конъюнк-
туре, мне бы хотелось взглянуть на Каролингскую Галлию под тем же
углом зрения, под каким я попытался рассмотреть Галлию Меровингс-
кую. На мой взгляд, она оказалась затронута длительным колебатель-
ным движением, которое поднимает и поддерживает ее с конца VII века
примерно до 840-850 годов (даты огрубленные), а затем увлекает за
собой вниз в 850-950 годы (даты снова огрубленные), причем спад, как
всегда, протекает быстрее, чем подъем. В этом откате назад Мишель
Руш распознает «целый ряд многообразных кризисов. Судя по всему,
намечается новый цикл (слово его, но подчеркнуто мною) ухудшений во
всех областях» "'".

Конечно, в этой дискуссии обе стороны оперируют лишь гипо-
тезами. Однако на сей раз в нашем распоряжении больше документов,
чем когда речь шла о Меровингах. Ян Дондт как бы разминировал
местность, и мы вступаем на нее без особого риска. Исходя из собранных
им доказательств, мы придем примерно - хоть и не вполне - к тем же
выводам, что и он сам.

Если сгруппировать все аргументы, они будут выглядеть так.
1. Прежде всего следует отказаться от того образа Каролингской
Галлии, который зачастую насаждался в недавнем прошлом,- образа
страны, в основе своей строящейся из малюсеньких территориальных

110

единиц, замкнутых в себе и зажатых среди «наступающих лесных
массивов, коварных залежей, ландов, целинных земель» "",- короче,
существующих под знаком полной самодостаточности. Достоверно изве-
стно, что каролингская администрация рекомендует управляющим коро-
левскими виллами «следить, сколь возможно, за тем, чтобы не было
нужды одалживать либо покупать что-либо на стороне» """. Но это не
означает, что на виллах не производится излишков продукции, которые
попадают на рынок. В действительности вся страна - города, крепости,
маленькие городки и даже деревни - усеяна бесчисленными рынками,
которые упоминаются во множестве документов ^°. Вот что написано в
одной грамоте, относящейся к 864 году "*': «Similiter per civitates et vices
atque per mercata, ministri reipublicae provideant ne illi, qui panern coctum
aut carnern... aut vinum... vendunt, adulterare aut minuerepossint» («Долж-
но в городах и городках следить за крестьянами, что несут на рынок
печеный хлеб, мясо или вино... должно помешать им обманывать поку-
пателя»).

Но рассыпанные повсюду локальные рынки не отменяют дальних
торговых связей, благодаря которым кипит жизнь в городах, на ярмар-
ках и в портах; самые активные порты находятся на севере - от
Квентовика на Канше до Дуурстеде во Фрисландии; иногда это как бы
мерцающие порты: некоторые из них, возникнув в VIII веке, в Х угаснут
до такой степени, «что местоположение их установить нелегко» ^.
Однако их явное процветание - признак того, что в экономике Галлии
продолжается и проступает более отчетливо сдвиг (начавшийся в эпоху
Меровинтов) к северу, причем к торговле оказываются причастны и
норманны, не всегда имеющие целью одни грабежи. Через Галлию
осуществляются дальние перевозки зерна, соли, леса, предметов роско-
ши, включая пряности... Нужно раз и навсегда уяснить, что ни одна
экономика, достигшая определенных размеров и объема, не может вы-
жить в режиме автаркии - он для нее смертелен. Совершенно нелепо
говорить о Каролингской Галлии так, словно она была неподвижной и
состояла из маленьких, запертых на все замки территориальных еди-
ниц, в то время как ее наполняли странники, бродячие священники,
монахи, которым пришлось в один прекрасный день удалиться из своих
обедневших аббатств, непокорные сервы - ибо движение багаудов
продолжалось,- паломники, солдаты, купцы. «Каролингское общество
в буквальном смысле слова подвижно в основе своей» ^.

Для полноты картины нужно добавить, что около 700 года золотые
деньги исчезают, но на смену им приходят деньги серебряные, которых,
как показал Дондт, имелось в обращении гораздо больше, чем мы могли

предположить до сих пор: денежную массу следует «считать на милли-
оны, а не исчислять ее десятком тысяч» монет ^. Наконец, не забудем и
о купцах: Syri, конечно, больше не осталось, но евреи по-прежнему
здесь - их активно действующие колонии можно встретить как в Арле
или Ниме, так и в Майнце (центре торговли зерном) или Вердене,
специализирующемся на торговле рабами - выходцами из славянских
краев, которых затем вывозят в мусульманскую Испанию. Византийс-
кая империя для торговцев-евреев была более или менее закрыта, но они
огибают ее, двигаются через Египет или Сирию и достигают даже Индии
и Китая. Наряду с ними появляются и новые купцы - итальянцы,
фрисландцы, скандинавы ^". И надо ли удивляться, что в Париже
после его осады 885-887 годов мы встречаем торговцев-норманнов?

2. Населенность Галлии при Карле Великом была grosso modo *
такой же, как при Меровингах. Не исключено, что с VIII и до середины
IX века население даже росло: на равнины спускаются иммигранты-
горцы, документы свидетельствуют об усиленной распашке новых зе-
мель "*, на юго-востоке страны появляются «мосарабы» "", покинувшие
Испанию после ее внезапного завоевания мусульманами (711). Из полип-
тихов *" аббатств Сен-Жермен-де-Пре, Сен-Бертен, Сен-Реми явствует,
что на землях безусловно плодородных плотность населения составляла
50 человек на квадратный километр. Безусловно и то, что сохраняются
также зоны бедные, saltus, совершенно пустынные просторы.

Что касается численности населения, то умозаключения историков
на сей счет основаны на разрозненных, но показательных документах.
Я полагаю, что цифры, приведенные Дж. К. Расселом (5 миллионов
человек в середине IX века) "", явно занижены и от них следует
отказаться: конечно, если дороги оставались открыты для набегов за-
хватчиков, значит, плотность населения была довольно низкой; однако
и для того, чтобы обеспечивать все виды деятельности, какие мы, к
сожалению, слишком бегло упомянули выше, тоже необходим опреде-
ленный объем населения. Со всеми оговорками в империи Карла Вели-
кого (площадью 1 200 000 квадратных километров) проживало, быть
может, от 15 до 18 миллионов человек, что для Галлии (в своих старых
границах она занимала половину этого пространства) дает цифру в
7,5-9 миллионов. Именно эту цифру уже очень давно выдвигал Карл
Юлиус Белох: он говорил, что население Галлии составляло чуть
больше 8 миллионов человек - чуть меньше, чем в Римской Галлии на
вершине ее процветания "°.

* В общих чертах (ит.).

112

Одно мы знаем достоверно: по единодушному свидетельству сегод-
няшних историков, «после 840 и, по-видимому, вплоть до 950 года»
произошла (и это самое главное) «остановка... демографического ро-
ста» "', причиной которой стало резкое сокращение крестьянского мира,
сильнее, чем когда-либо, оттесненного на положение сервов. Что было
освобождением, улучшением жизни для рабов, то для свободных людей,
которые в то время, видимо, еще составляли большинство в деревенском
мире, ст..ло невыносимым ухудшением положения.

3. Самый впечатляющий спор касается истории денежного обраще-
ния. Свои соображения по этому поводу Ян Дондт излагает в длинном
пассаже, который я приведу в сокращенном виде и в переложении на
современный язык, используя понятие «мир-экономика» ^ (наш учи-
тель умер в 1957 г., и этот язык был ему незнаком). Не думаю, чтобы
упрощение исказило суть его мысли.

Итак, представьте себе, что я рисую круг. Внутри я размещаю
Византийскую империю, а также Сирию, Египет и Аравию. В IX веке
это зона преобладания золотых монет. За пределами круга поместите
Персию, Россию во времена варягов, Скандинавские страны, Каро-
лингскую Галлию и, наконец, мусульманскую Испанию и Северную
Африку - все те страны, где в обращении находятся серебряные
монеты. Перечисление это свидетельствует о трех вещах:
а) исламский мир не един, о чем мы часто забываем;
б) внутри данного мира-экономики происходит распределение эко-
номического могущества между двумя зонами - Византийской импери-
ей и исламским Востоком, близким к Средиземноморью,- между двумя
взаимосвязанными экономическими универсумами: Византия, небогатая
желтым металлом, находится в зависимости от исламского мира, вла-
дельца и производителя драгоценных металлов. Складывается ситу-
ация, аналогичная той, которая позднее будет характерна для новой
Европы,- когда Испания через Севилью и Кадис насыщала весь мир
драгоценными металлами, вывезенными из Америки;

в) в IX веке как для ислама, так и для Визаитии это соперничество,
этот дуализм в центре мира-экономики был причиной внутренней сла-
бости.

Разумеется, эта схема дает лишь общие очертания ситуации, для
ясности в ней опущены многие известные факты и сведения. Так, я не
указал, что ислам на самом деле биметалличен - здесь в ходу золотые
динары и серебряные дирхемы; не упоминал я и тот факт, что
в зоне преобладания золота серебро - белый металл - также нахо-
дится в обращении, по крайней мере в виде слитков или даже мелкой

113

монеты; что с конца IX века Каролинги, чтобы прекратить набеги
норманнов, платят им дань золотом; короче, что между золотом и
серебром идет постоянная игра, причем соотношение между ними уста-
навливается в эту эпоху (и особенно позже) на уровне 12 единиц серебра
за единицу золота при равном весе.

Со всеми этими оговорками я бы хотел избрать один, единый
критерий, который, несмотря на огрубленность, кажется мне вполне
приемлемым. Там, где в данном мире-экономике (то есть некоей
целостности, объединяющей в себе отдельные взаимосвязанные и
взаимодействующие экономики) в обращении преобладает золото, там
находится и сердцевина, центр, доминирующая зона всего целого. Нас
приводят в изумление вылазки варягов - тех же норманнов,- которые
пересекали необъятные русские просторы, основав попутно столичный
город Киев, и в конце концов достигли Черного моря, Константинополя
и исламского мира. Но тот же путь проделывался и в обратном
направлении.

Сохранившиеся в России и Скандинавии тысячи (более 200 000)
мусульманских монет прочерчивают как бы «пунктир», намечая линию
самой любопытной и едва ли не самой героической торговой связи тех
далеких времен: она пересекает весь «русский перешеек» от Черного
моря до Швеции. Монеты эти сохранились сотнями тысяч в первоздан-
ном виде потому, что в отличие от Запада ^ в Скандинавских странах
не было мастерских, где можно было бы их расплавить и перечеканить
заново.

Заметим, однако, что этот монетный «пунктир», о котором пишет
Пиренн, составлен не из золотых монет: это серебро, которое мусуль-
мане вывозят в эти еще первобытные регионы для своих закупок.
Золото обозначает хозяев, белый металл есть признак окраинных,
зависимых стран. Вам нужны доказательства? Как только Испания при
Омейядах, бывшая чем-то вроде исламского Дикого Запада, обзаводится
в Х веке суданским золотым порошком и тем самым на длительный
период переходит от серебра к золоту, она превращается в господст-
вующую силу мусульманского мира. Еще более показательный пример:
чеканка золота возобновляется на Западе (в 1250 г. в Генуе и на
следующий год во Флоренции) как раз в тот самый драматический
момент, когда христианский мир утверждается в своем материальном
превосходстве над окружающим его миром-экономикой и становится его
центром.

Вы уже догадались, к чему я веду. Каролингская Галлия выходит
около 700 года из золотой зоны, с которой еще сохраняла связь Галлия

114

Меровингская, именно потому, что ее тогдашнее положение было мар-
гинальным. Вдобавок за свое воссоединение с господствующими эко-
номиками она расплачивалась экспортом пищевых продуктов, леса,
рабов - не так ли? Эта особенность накладывает на нее неизгладимый
отпечаток. Это особенность слаборазвитой страны, которая в глазах
Византии или исламского мира, безусловно, не является цивилизо-
ванной.

Заметим, впрочем, что мусульманские золотые монеты не встреча-
ются в Галлии после 870 года, что «несколько недавно обнаруженных
арабских золотых монет были зарыты в землю около 840 года» "*. Это
хоть и слабый, но все же аргумент в пользу того, что в середине IX века
«основная» тенденция в экономике переменяется. Ян Дондт обращает
внимание на то, что в IX веке серебряный денье слегка «тяжелеет» (а
значит, должно происходить обесценение серебра), и в еще большей
мере на тот факт, что чеканятся монеты достоинством в полденье и в
четверть денье, но он, по-видимому, заблуждается, полагая, что подо-
бная дробность чеканки приближает рыночную экономику к народному
производству и потреблению. «В этом и только в этом,- пишет он,-
заключается подлинная экономическая революция: крупная торговля,
дальние экономические связи - все это, безусловно, важно, но в тысячу
раз важнее включение в рыночный оборот миллионов потребителей и
производителей. Именно это великое, необратимое по своим последстви-
ям событие, эта великая экономическая революция превращает Каро-
лингскую эпоху в отправную точку современной мировой экономики!
Отныне крупные и мелкие производители продают, а крупные и мелкие
потребители покупают» "".

Но разве не так же - в большей или меньшей степени - обстоит
дело с тех самых пор, как существуют рынки вообще? Если бы и
произошел тогда подобный прогресс, то он пришелся бы на период,
когда экономическая «суперструктура» была дефицитна - что теорети-
чески можно - и даже заманчиво - себе представить. В таком случае
стала бы ощутима нехватка рабочей силы, и нам бы пришлось в своих
рассуждениях, так сказать, заходить с другого бока. Тогда бедствия
великой истории в основе своей обернулись бы если не благодатью
Господней, то по крайней мере благополучием. Чтобы решить, так это
или не так, нам нужно было бы знать скорость обращения денег,
движение цен и множество других вещей, которые мы, боюсь, никогда не
узнаем. Но то, что мы имеем возможность ставить подобные пробле-
мы,- уже немало.

II. От Галлии независимой к Галлии Каролингской              115

Инверсия циклов. Подведем итоги. Достигнув в 850 году своей вер-
шины, очень долгий цикл стал неуклонно двигаться к концу. Его
нисходящее движение продолжается вплоть до всеобщего возрождения,
последовавшего за рубежом 1000 года. Конечно, этот новый цикл, о
котором я осмеливаюсь заговорить, сам еще нуждается в объяснении.
Около 1100 года, чуть раньше или чуть позже, погода в западной
экономике изменится, и барометр долгие века будет показывать «ясно».
Происходит инверсия, переворот. Однако всякий переворот, который
утверждается надолго, вызывает множество вопросов относительно его
причин и следствий. Я говорю «причин и следствий», ибо мы не можем
отнести текущие процессы исключительно к той или иной из этих
категорий.

Подъем, намечающийся около 1100 года, проходит под знаком об-
новления, общего оживления во всех сферах, упадка государства, рас-
пада общества, которое утратило свои структуры. Быть может, обновле-
ние это связано и с широким переходом от рабства к крепостничеству,
серважу, которое в своем долгом развитии будет придавать новый заряд
столь долго пребывавшей в немощи экономической жизни? Нововведе-
ние это стало стимулом для производства. Не будет лишним завершить
главу этой гипотезой.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история