Бергер Е. Об опасности укуса рыжего человека

(Представления о яде в медицинской литературе XVI в.)

Хирургам досталось много работы; я был тогда еще новичком и мне ни разу не приходилось видеть, как лечат раны, нанесенные огнестрельными снарядами. Но я читал у Джованни Виго в 8-й главе первой книги «О ранах», что огнестрельные раны отравленные и что их следует выжигать кипящим самбуковым маслом с небольшой примесью териака. Я знал, что это средство вызывает страшную боль, и, чтобы не впасть в ошибку, я хотел узнать, как поступают другие хирурги в таких случаях, и я увидел, что они вливают сильно кипящее масло в самую рану. Тогда я вооружился мужеством и последовал их примеру. Опыт делает человека смелым. Наконец мне не хватило масла, и я принужден был употребить вместо него пищеварительное средство из желтка, розового масла и скипидара. Я плохо спал ночь, боясь, что раненые, которым я не сделал прижигания по недостатку масла, умрут вследствие заражения. На следующий день я очень рано отправился к раненым; сверх всякого ожидания я нашел, что те, которых я лечил пищеварительной смесью, мало страдали: их раны не были воспалены. Те же, к которым было применено лечение маслом, лихорадили, раны их были воспалены, припухли и были чрезвычайно болезненны. С тех пор я решил никогда не подвергать прижиганию бедных солдат, раненных огнестрельными снарядами.

Этот текст Амбруаза Паре стал научной классикой, вошел во все учебники хирургии и расценивается как новое слово в методике лечения огнестрельных ранений. Открытие, ставшее переворотом в хирургии, родилось не в результате умозрительной умственной работы, а из конкретного случая. Но у современного читателя не может не возникнуть вопроса: почему, собственно, огнестрельные раны считались отравленными? Попытаемся разобраться в этом вопросе.

Для средневековья, как и для раннего Нового времени, характерно не только широкое применение различных ядов, но и еще более обширная мифология, образовавшаяся вокруг них. Любая внезапная смерть могла считаться следствием отравления, симптомы любой внутренней болезни могли пониматься как симптомы интоксикации. По-видимому, яд, materia peccans , до некоторой степени вытеснял в сознании «злого духа» как главный этиологический фактор, знакомый архаическому мировосприятию.

Сфера применения ядов в представлении средневекового человека расширялась до невообразимых пределов ; ядам приписывались удивительные свойства. Франциск II умирал, вероятно, от гнойного воспаления уха, но шептались при дворе, что по наущению Екатерины Медичи Амбруаз Паре вливал яд ему в ухо – как шекспировский Клавдий отцу Гамлета. Эта версия приводится в «Жизни Колиньи» . Паре вспоминает эпизод из своей биографии военного хирурга: «Наши раненые умирали почти все, и думали, что лекарства, которыми их лечили, были отравлены. Это стало причиной того, что г-н де Гиз и господа принцы были вынуждены попросить у короля, если это возможно, отправить меня к ним, так как они считали, что их лекарства были отравлены, ибо выздоравливало только небольшое число раненых. Я думаю, что там не было никакого яда, причиной же всего были сильные удары шпагами и выстрелы из аркебуз, да еще чрезвычайный холод» .

Особой сферой, где подозревался злой умысел и отравление, были инфекционные болезни. Известно, например, что одной из причин черной смерти общественное сознание считало отравление евреями колодцев. Смерть внезапная, как и смерть массовая, часто объяснялись наличием яда. Это ни в коей мере не означает, что яды в средневековье не становились зачастую реальной причиной, например, политического убийства, это означает лишь то, что сфера их реального применения не совпадала со сферой мифологизированной.

Пока речь шла о легендах, возникавших вне медицинских кругов. Но если задаться вопросом: а что в эту эпоху понимали врачи под термином «яд», то ответ оказывается не столь однозначным. Здесь будет сделана попытка проследить, как в XVI в. шла работа над дифференциацией понятия яда. Исходной точкой рассуждений послужат две предположительных ядовитых субстанции: порох и инфекция – и труды троих представителей мира медицины, которых жизнь сталкивала с понятием яда.

***

Дымный порох был известен в Европе с XIV в. При его сгорании образуются ядовитые вещества, теоретически способные привести к интоксикации при попадании в организм (сероуглерод, углекислый аммоний, сернистый калий и др.) Но при огнестрельных ранениях, даже в случае выстрела в упор, в рану попадают лишь небольшие частицы пороха, явно недостаточные для отравления организма в современном смысле этого слова, к тому же порох при выстреле раскаляется, а значит, обеззараживается. Рана в полевых условиях находится, мягко говоря, не в стерильном состоянии, ее загрязнение может быть вызвано самыми разным факторами, но порох среди них, безусловно, не является самым опасным агентом.

Появление и регулярное применение огнестрельного оружия стало не только новой страницей военной истории, но и новым шагом в развитии медицины. Перед военной хирургией встали новые задачи: смертность от огнестрельного оружия на несколько порядков больше, чем от холодного, и извлечение, например, пули, имеет другие последствия, чем извлечение, например, ножа. Все военные хирурги этого периода разделились на две группы: те, кто акцентировал специфику огнестрельных ран, и те, кто почти не видел принципиальной разницы между ними и ранениями, нанесенными холодным оружием.

Немецкий хирург Иероним Бруншвиг (Брауншвейгский) (1450-1533) стал автором первого, по-видимому, трактата об огнестрельных ранениях – «Книги об излечивании ран» ( Buch der Wund Artzney ), появившейся в 1497 г . В ней проводится мысль, что огнестрельные раны являются отравленными, поскольку в состав пороха входит селитра, считавшаяся ядовитой. Внешний вид огнестрельных ран, по мнению Бруншвига, напоминает раны от отравленных стрел. Он считает необходимым назначать такое же лечение, какое применялось в случае с отравленными стрелами, о чем пишут античные врачи, начиная с Цельса . Для излечения таких ран в некоторых случаях требуется прижигание, ибо огонь уничтожает действие яда .

Бруншвиг пошел стандартным путем: все механизмы смерти и умирания, не до конца объясненные, предполагали яд. Часто возникавшая после огнестрельного ранения картина раневого сепсиса наводила на мысль о «чем-то», действующем в организме, это «что-то» легко подпадало под понятие «общего яда» как первопричине всех болезней: лихорадка, изменение цвета кожных покровов….

Паре не читал Бруншвига. Тот писал только по-немецки, и его труды, насколько известно, не издавались во Франции. Его источником по лечению огнестрельных ран стал, по его собственному утверждению, труд Джованни Виго. Это автор одного из первых учебников хирургии, появившихся на французском языке, и его влияние на развитие хирургии было чрезвычайно сильным. По выражению А.Мунье-Куна, Виго – «хирург-Янус» , пропагандировавший самые прогрессивные методы при лечении обычных ранений, в случае же с огнестрельными ранами впадавший в самую варварскую архаику. Дж. Виго называет три основных компонента огнестрельного поражения: повреждение механическое ( contusion ), ожог и отравление порохом. Поскольку эти воздействия различны, пишет Виго, то рану трудно лечить. Подчеркивая, что древние врачи не знали огнестрельных ран и это сильно осложняет задачу современных хирургов, Виго тем не менее прибегает к авторитету Галена, наставлявшего, что если присутствуют две или несколько болезней, врачу надо лечить самую опасную. Самым опасным фактором огнестрельного поражения Виго без колебания называет отравление порохом, средством от которого и будет прижигание. Для обработки раны после прижигания Виго рекомендует различные средства, в зависимости от характера повреждения; среди этих средств ячменный отвар с земляными червями , а также пресловутое «пищеварительное» средство из скипидара, розового масла и яичного желтка , которое впоследствии применил Паре, лишенный возможности помочь раненым иным образом .

Начиная с эпизода, случившегося при осаде Турина, проблема яда стала для Амбруаза Паре одной из ведущих. Его хирургическая карьера началась, как мы видели, с отрицания идеи о ядовитости пороха. Он пришел к такому выводу чисто эмпирически, но позже возникла необходимость в некотором теоретическом обосновании его идей. Предисловие к «10 книгам о хирургии» представляет собой первую попытку такого теоретического обоснования.

Аргументы Паре выглядят следующим образом. Те компоненты, из которых состоит порох, - уголь, сера, селитра - по отдельности не ядовиты, а серу Гален даже рекомендует в книге «О простых лекарствах» в качестве «противоядия» при укусе бешеного животного. (Разумеется, современная медицина считает вполне возможным отравление серой или ее соединениями в больших дозах). Огонь, помещенный в порохе, продолжает Паре, очищает пулю от яда, если он там вообще был. Паре рассказывает также, что пленные немцы растворяли несколько щепоток пороха в вине и пили эту смесь, оставаясь при этом в полном здравии . Далее Паре приводит чрезвычайно интересные рассуждения о природе возгорания и действии ударной волны, что выходит за рамки настоящей статьи, но его вывод однозначен: в составе пороха нет ничего, что бы подпадало под его понятие яда.

В более поздние годы тема яда никогда не отпускала Паре, что было связано и с ходом его личной научной мысли, и с особенностями окружающей обстановки: статус королевского хирурга при французском дворе давал обильную пищу для размышлений о ядах. Я сейчас не буду касаться вопроса, где проходила грань между реальными отравлениями политических противников и мифами о возможности таких отравлений, но некоторая напряженность здесь, безусловно, присутствовала. По словам Д.Крузе, в этот период «монархическая власть… сама превратилась в мишень для актов насилия» , и яды, оставлявшие менее очевидные следы преступления, чем пуля или кинжал, яды, маскировавшиеся под обыкновенные болезни или недомогания, не могли не быть фактором страха.

Паре, при всей его многогранности и неординарности как врача, все же был прежде всего хирургом, и уже поэтому мысль о некоем универсальном яде как первопричине всех болезней его не могла посещать: он имел дело преимущественно с болезнями другого типа. Но яды минерального, растительного и в особенности почему-то животного происхождения занимали его. Помимо сочинений о военной хирургии, Паре посвятил ядам одну из глав своих « Oeuvres » («О естественном яде» ), труда, предназначенного для обучения молодых хирургов. Есть у него и отдельная книга «Рассуждения о мумии, о ядах, о единороге и о чуме». Это не учебное пособие, а книга, написанная по просьбе мессира дез Юрсена, незадолго до того излеченного им. Паре очень тонко чувствовал аудиторию, и книга, написанная по заказу для неспециалиста, выглядит совершенно иначе, чем рассуждения на ту же тему, адресованные коллегам. «Трактат о ядах», хотя и анализирует те же сюжеты, изящен и ироничен, вполне в духе французской ренессансной литературной традиции.

Обращаясь к коллегам, Паре подчеркивает : хирург должен знать ядовитых животных, особенно тех, которые водятся в этой стране: бешеные собаки, змеи, аспиды, кулевры, скорпионы и другие, - и уметь определить тип дурного вещества ( malignit e), которые есть в этом яде, дабы лучше подобрать лекарство. Он приводит классификацию ядов соответственно симптоматике, исходя из критериев античной гуморалистики. Согласно этой концепции, яды бывают горячими и холодными, влажными и сухими. Яды «горячие» вызывают сильную боль, разъедание кожи, воспаление, лихорадку, бред, красноту и опухание глаз, большое беспокойство, бессонницу. Яды «холодные», напротив, вызывают глубокий сон, но сильная боль может разбудить больного, он испытывает страх и дрожит всем телом, его сознание мутится, и речь похожа на речь пьяного или безумного, потом все тело больного холодеет, цвет лица становится бледным или свинцовым, рвота и мокрота липкие, кровь стынет. О наличии в организме «сухого» яда говорит сухость языка и гортани, неутолимая жажда, ибо яд, сообщаясь с телом по венам, артериям и нервам, сушит и повреждает «естественную влажность», происходят запоры и задержка мочи, сильная боль во в всем теле и смерть. «Влажные» яды вызывают глубокий, непреодолимый сон, расслабление всех нервов, даже глаза иногда вылезают из орбит. Яды «горячие», по утверждению Паре, убивают чаще, чем «холодные», ибо природный жар действует более мощно, чем холод. Есть яды, которые попав в организм в малом количестве, действуют с такой огромной силой, как огонь на сухую солому. Пища, которую мы едим, усваивается нами ( se convertissent en notre nature ), напротив, яды, попав в наше тело, заражают все члены ( rendent infectez ), подобно тому как один лишь вдох зараженного воздуха может принести чуму. Одни больные при отравлении чувствуют большое беспокойство и умирают в гневе и бешенстве, другие, наоборот, охвачены сонливостью.

Но не все яды, известные Паре, поддаются античной классификации. Он признает существование скрытых ядов ( propriete occulte ). Их качества скрыты, но их можно описать по разнообразию проявлений: одним больным холодно, другим жарко, одни умирают сразу, другие медленно. Древние называли оккультными, или скрытыми, свойствами ( vertu ) те, у которых нельзя установить естественных причин , но они известны благодаря опыту, который закрывает путь ( ferme le pas ) всем причинам . Этот пассаж очень типичен для Паре, умницы и скептика, который всегда настойчиво подчеркивал ограниченность любого врачебного знания. В дальнейшем он не предпринимал попыток дать какие-либо характеристики «скрытым» ядам или предложить какие-либо средства против них, ограничиваясь «естественными» ядами, которые возможно и изучать, и искать пути для излечения отравлений.

Откуда происходят ядовитые вещества? Главным источником ядов Паре считает ядовитых животных. Особо отметим, что в одном ряду со змеями, скорпионами и прочими ядовитыми животными у него стоят и бешеные собаки . Ссылаясь на античных авторов, главным образом на Цельса, Паре утверждает, что у всех видов животных наличествуют некоторые дурные качества, у одних в большей, у других в меньшей степени. Больше всего дурных качеств у тех, кто рожден от ядовитых животных: змеи, василиск, дракон, бешеная собака, скорпион и бесконечное множество других. Менее ядовиты те, которые не рождаются ядовитыми: лошадь, обезьяна, кошка, не бешеная собака и другие. Хотя они не ядовиты, их укусы все же более болезненны и трудно излечимы, чем обыкновенные раны, полученные другими путями. Это случается оттого, что в их слюне содержится нечто противное нашей природе , когда слюна попадает в язву, та становится более болезненной и более резистентной к любым лекарствам. При этом опасны не только укусы животных, но и царапины, нанесенные ими. Нельзя также исключить, что и укусы людей содержат некоторый яд, особенно тех, кто рыж и имеет родимые пятна по всему телу, и особенно, если кусающие охвачены гневом: слюна их ядовита! У людей другого темперамента укусы не опасны, не содержат никакого яда и легко излечиваются. А если укус не рыжего человека бывает трудно вылечить, то смертоносность достигается зубами: они мягкие и не острые, поэтому могут войти в плоть, только сильно сплющивая ее и повреждая, как при ушибах и при ранах, нанесенных камнями и палками, которые трудно лечить .

Паре отмечает, что яд живых животных сильнее, чем яд мертвых, «из-за природного жара». Есть животные, чей яд столь опасен, что можно умереть в течение часа, от других – в три дня, например кулевры, а иногда отравленные живут и дольше, как при укусе скорпионов. Ядовитые животные, живущие в горах и сухих местах, более опасны, чем те, кто в холодных и у моря. Молодые животные и животные в период течки опаснее старых; самки опаснее самцов. Укусы тех ядовитых животных, которые сами питаются другими ядовитыми животными (кулевры, которые едят жаб, гадюки, которые едят скорпионов), особенно опасны. Любопытными выглядят соображения Паре о том, почему собаки чаще болеют бешенством, чем другие животные: во-первых, они питаются мертвечиной, падалью и другими «испорченными» продуктами, а также пьют такую же воду; кроме того, они склонны впадать в меланхолию, если потеряют хозяина, бегают туда-сюда, чтобы его найти, от этого происходит кипение крови, переходящее потом в меланхолию, а впоследствии в бешенство .

Механизм воздействия яда на организм, как его понимает Паре, отличается большим разнообразием. Ибо каждый яды вызывает другие последствия, и не происходят они от одной и той же причины. Не все яды поражают сразу сердце, бывает, что сначала другие члены: кантариды поражают сперва сосуды, болиголов – мозг, и т.п. В результате «оказываются испорченными жидкости нашего тела». При этом яды убивают не только когда их принимают через рот, но также и от внешнего применения. Также и животные убивают не только укусами или царапинами, но также лаем или просто прикосновением, или взглядом. Есть яды естественные, а есть искусственные, изготовляемые парфюмерами и отравителями, например те, которыми турки отравляют свои стрелы, чтобы убить врага . Бывает отравлен и воздух, например после большой битвы или кораблекрушения, когда разлагаются тела. Воздух может также быть отравлен запахами и благовониями, которые изготовляют «злые парфюмеры и отравители».

* * *

Но поднимая вопрос о яде, нельзя обойти стороной и другую сторону: вопрос о противоядиях. Как лечиться от укусов ядовитых животных? Все возможные контрмеры у Паре можно разделить на две группы: средства, призванные удалить яд из организма, и собственно противоядия, долженствующие внутри самого организма «переработать» яд, чтобы уменьшить его вредоносность. Удалением яда Паре предписывает заняться не ранее, чем на третий день. Для этого должны использоваться рвотные, слабительные, ванны. Если яд вдохнули, то надо вызвать чихание, если через пищу и питье, то рвоту, через задний проход его следует удалять клистирами, а через шейку матки - пессариями. Противоядие должно быть сильнее яда, иначе оно не подействует . В первые дни после укуса пациенту следует воздерживаться от половых сношений, но не потому, что Паре считает яд заразительным, а чтобы жидкости и духи в теле «не двигались и не волновались» более обыкновенного, потому что в таком случае яд быстрее достигнет сердца . По этим же соображениям Паре рекомендует в начале болезни избегать сна, т.к. во время сна кровь и духи возвращаются к центру тела и так яд будет доставлен в важные органы и поразит их . А через три дня после укуса, когда ядовитость уменьшается, можно начинать очищать организм; что же касается противоядий, их следует применять сразу же и как можно быстрее. В качестве противоядия Паре рекомендует множество различных средств, например алоэ, которое он положил на стол папе Клименту, дяде королевы-матери, отравленному парами ядовитого факела .

Медицине позднего средневековья было известно понятие териака – универсального противоядия, составленного, согласно легенде, врачом императора Нерона Андромахом. Териак представлял собой мазь, состоявшую из почти 70 компонентов, что и определяло его действенность при лечении самых разных видов ядов. Соответственно, бывало, что сфера действия териака выходила за пределы собственно яда; так, Паре сообщает, что Гален считал его действенным средством при лечении подагры . Причем в средневековых фармакопеях приводятся разные рецепты этих териаков . Териак, как мы видели, следовало добавлять в масло, которым прижигали огнестрельные раны. Паре не отрицал действенность териака, рекомендуя его в особенности при лечении «скрытых» ядов, представляющих собой особую трудность при излечении. «Если яд действует скрытыми качествами, прогноз и лечение очень трудны: тогда нужны противоядия, которые арабами на их языке называются безоар, или хранитель жизни, обладающие неизвестными свойствами, или особенно териак, ибо в его составе мясо гадюки, ядовитой змеи, которая по сходству субстанций притягивает яд. Они (противоядия) сопротивляются всем природным ядам от животных, растений и минералов» . (У Паре не приводится полный рецепт териака, и нельзя сказать точно, каков был его состав, мясо гадюки, насколько мне известно, было непременной составной частью). Однако териак успешно противодействует «естественным» ядам, как животного, так и растительного и минерального происхождения, и значительно менее действенен в случае применения «искусственных» ядов, намеренно составленных отравителями. Паре подчеркивал, что сложный состав териака, в который входят вещества и холодные, и горячие, и сухие, и влажные, дает возможность использовать его против ядов любого типа. Мысль о том, что в многосоставных веществах происходят сложные химические реакции, которые могут нейтрализовать действие каких-либо компонентов или придать им совершенно новые свойства, Паре не рассматривает. Все прочие противоядия следует применять согласно доброму старому принципу: «Противоположное лечится противоположным»; так, если больной чувствует жар, ему следует давать охлаждающие средства, и так далее. При этом сила лекарства должна быть соразмерна силе яда: если лекарство слабее яда, наступает смерть.

Но если териак, средство сложносочиненное и многосоставное, мог быть изготовлен только в медицинской среде, то существовало и «народное средство», служившее универсальным противоядием. Этим средством считался рог единорога, растертый в порошок или кусочком. Действенность рога единорога признавалась и в народе, и при королевском дворе, (« его сильно уважают короли, принцы и сеньоры, и даже народ »), и Карл IX непременно клал в кубок это удивительное средство, опасаясь отравления. Особенно приятно, что рог единорога не обязательно было принимать внутрь, как териак, а можно было просто поместить рядом с ядом, и яд обнаружится ( se decouvre ) . Древние говорят, что короли Индии держали в кубке эти рога, из которых пили только они, и это помогало избега ть всех неизлечимых болезней, и если они пили из этих кубков, то могли не бояться никакого яда. Короче, применение рога единорога сулило захватывающие дух перспективы, и не приходилось удивляться, что «рог этот дороже золота», и Паре считает необходимым привести примерные расценки на это снадобье.

Паре не скрывает своих сомнений по поводу действенности этого чудесного средства. Едва ли не первым он пытается ввести единорога в сферу эксперимента и логического анализа. Первое, что его смущает, - невозможность идентифицировать самого единорога. « Какой он на самом деле, установить трудно, хотя никто не сомневается, что он существует » . Его описывают Плиний, Аристотель и другие античные авторы, но их о писания очень различны: одни говорят, что он похож на лошадь, другие – что на осла, оленя, слона, носорога и проч. Есть версия, что он белого цвета, но не исключено, что и черного. Некоторые говорят, что единорог и носорог - это одно и то же. Но если бы это было правдой, пишет Паре, не было бы больше сомнений относительно единорога, потому что носорог несколько раз присутствовал на публичных зрелищах римлян. А единорога на этих великолепных зрелищах не было. В амфитеатре Диоклетиана показывали огромное количество самых странных животных, то же было и во времена императора Гордиана, императора Филиппа . А единорога никогда не было, и при описаниях римских триумфов, когда перечисляются всевозможные диковинные звери, единорог ни разу не упоминается. Павсани й прямо говорит, что носорог и единорог - разные животные, у носорога два рога, а у единорога только один . Что же касается врачебной среды, то ни Гиппократ, ни Гален, ни кто-либо другой из античных классиков о единороге не упоминали.

По поводу места обитания и повадок единорога также не выработано общего мнения. Одни говорят, что этот неизвестный зверь водится в Индиях, другие – что в Эфиопии, третьи – что в новых землях, а иные совсем не могут ответить на этот вопрос. Нет согласия о его виде, цвете и нраве: одни говорят, что это самое страшное и свирепое животное из всех, и тот, кто его видел, в живых не остался; другие, напротив, считают, что он добрый и нежный, любит особенно молодых девиц. Есть мнение, что если единорог войдет в воду, она закипит, говорят, что он помогает от чумы и других ядов, но некоторые считают все это сказками. Таким образом, каждый народ по-своему представляет единорога и приписывает ему таинственные качества.

А если нет согласия относительно подлинности животного, следовательно, нет возможности установить и подлинность этого рога. Рога единорога все описывают совсем по-разному. Всюду есть рога единорога: в Венеции, в Страсбурге, в Сен-Дени – и они совсем непохожи друг на друга. Увидев один такой «рог единорога» или то, что за него выдавалось, целиком, Паре замечает: е сли попытаться восстановить размер головы по такому рогу, зверь получится величиной даже не со слона, а с большой корабль. Вероятно , это большое морское животное (гравюры из книги Паре изображают нарвала) . Лично я думаю, - пишет Паре, - что единорог еще не открыт или по крайней мере встречается так редко, что это обман - продавать рога единорога, это явно не они.

Следующая группа контраргументов против тезиса о целебности единорога лежит в сфере не книжного знания, но чистого опыта. П аре несколько раз про водил опыты с рогами, названными единороговыми, и не видел никакого эффекта. Говорили, что если его опустить в воду, этой водой нарисовать круг на столе, потом поместить в этот круг скорпиона или паука, и они умрут, и не смогут выйти из круга. « Я пробовал несколько раз, и это ложь. Они прекрасно выходили из круга и не умирали » . Другие говорят, что если рог единорога поместить в воду и кипятить ее, из нее будут выходить капельки, подобные жемчужинам. «Говорю, что это же самое будет и с рогами быка, козла, барана, любого другого животного, с бивнями слона, одним словом с любыми пористыми телами: воздух будет выходить, давая место воде, и будут такие пузырьки». Еще говорят, что если дать его проглотить голубю или курице, отравленными мышьяком или другим ядом, они не почувствуют никакого вреда. «Это также ложь, как показывает опыт» . Говорят, что рог единорога запотевает в присутствии яда. «Но это невозможно, поскольку это эффект, проистекающий от изгоняющей силы ( vertu expultrice ). А у рога нет такой силы: все блестящие вещи, стекла, зеркала, мрамор от небольшого количества влаги, которую они получают даже от холодного и сухого воздуха, кажутся запотевшими, но это не настоящий пот. Ибо пот – это эффект живой вещи. Рог единорога – это не живая вещь, но если его отполировать, запотеет». Существовало также мнение, что если его поместить в огонь, он распространяет запах мускуса. «Опыт показывает, что это все не так». Впрочем, всегда оставалось сомнение, что «возможно, рога, которые я испытывал, - не настоящие рога единорога».

В более позднем издании « Oeuvres » Паре рассказывает об опыте более радикальном . Карлу IX привезли в подарок из Испании безоар. На вопрос короля, возможно ли, чтобы безоар помогал от всех ядов, Паре ответил отрицательно и предложил провести опыт на каком-либо преступнике, приговоренном к смерти. В Шатле обнаружился повар, укравший два серебряных блюда в доме своего хозяина и приговоренный за это к виселице. Этому повару предложили опробовать на себе яд вместе с безоаром и обещали сохранить жизнь в случае, если опыт будет успешен. Повар с радостью согласился, заявив, что предпочитает умереть от яда в тюрьме, а не на виселице прилюдно. Он принял яд, “сделанный неким аптекарем”, и сразу вслед за ним – безоар. Безоар не помог – несчастный умирал в страшных мучениях. Паре пытался ему помочь, но было слишком поздно, он умер, крича, что предпочитает виселицу. При вскрытии желудок умершего оказался черным и высохшим. Король, убежденный поставленным опытом, распорядился безоар сжечь. Неизвестно, однако, относилось ли разочарование короля к этому конкретному безоару или же он перестал употреблять их вообще (первое более вероятно).

Все вышеизложенное дает Паре возможность твердо назвать лечение рогом единорога суеверием ( superstition ). « На вопрос, обладают ли рога единорога качеством против ядов, я говорю : нет » . Это доказывается опытом, авторитетом и разумом.

К теме единорога примыкает другая тема, весьма болезненная для Паре и пронизывающая все его творчество. Это тема шарлатанов и лгунов. На Мосту Менял проживала некая почтенная дама, продавщица рогов единорога. Ассортимент рогов в ее лавке был весьма велик: кусочки рога разного размера, молодые и старые, один кусок особенно большой, в серебряной оправе. Одна бедная женщина попросила у нее воду с рогом единорога, чтобы вылечить ребенка. Та дала вместо этого просто воду из реки. Через десять или двенадцать дней эта бедная женщина пришла благодарить, сказав, что ее ребенок полностью излечился. Значит, речная вода ничем не хуже, чем вода с рогом единорога. А рога эти, якобы единорога, она продавала дороже золота (Паре приводит расценки). Так и один немецкий врач продавал папе Юлию III рог единорога за 12 тыс. экю, как пишет флорентийский врач Андреа Баччи в книге о единороге. «Но оставим этих почтенных купцов, вернемся к опыту».

Придя к выводу о бесполезности единорога, Паре не мог не проконсультироваться с коллегами, и результаты были самые неожиданные: «Многие ученые медики, люди почтенные, богобоязненные, разделяют мое мнение». Королевский врач Дюре в ответ на вопрос о роге единорога, ответил, что, по его мнению, рог единорога не помогает от ядов. Однако же он не осмеливается заявлять об этом вслух, ибо существует множество ученых докторов, которые его и слушать не будут. Другой врач короля, Шаплен, на вопрос, зачем король кладет в кубок рог единорога, боясь яда, ответил, что сам в силу рога не верит, но эта мысль настолько укоренилась в умах государей и народа, что если он перестанет это применять, на него все ополчатся.

Паре четко формулирует физиологический механизм действия противоядия. Все, что сопротивляется ядам, - сердечные средства ( cardiaque ) и должно укреплять сердце. Ничто лучше не укрепляет сердце, чем хороший воздух и хорошая кровь. А в роге единорога нет никакого воздуха, даже запаха, или есть лишь совсем немного, т.к. он земной и сухой. Также он не может превратиться в кровь, в нем нет ни плоти, ни сока. У него нет никаких свойств, чтобы укреплять сердце от ядов. Фиалки, розмарин, митридат, териак, амбра, мускус и многие другие средства; даже хорошее вино и уксус – они все имеют аромат и помогают жизненным духам. А олений рог, слоновая кость и другие не имеют аромата, но помогают сердцу земной субстанцией: укрепляют вены и артерии, чтобы по ним яд не дошел до сердца.

Предположим, говорит Паре, что рог единорога помогает от некоторых ядов, «чему я верю с сожалением». В таком случае он может помогать либо «явными качествами», либо «скрытыми способностями». Если этот рог обладает «явными качествами», то он может действовать только по принципу « contraria contrariis », т.е. горячим против холодных ядов и наоборот. Если же он лечит «скрытыми качествами», то помогает только от оккультных ядов. Яды отличаются чрезвычайным разнообразием: ядовитыми могут быть испорченный воздух, молния, гром, звери, растения, минералы, яды могут изготовляться искусством злых обманщиков, отравителей и парфюмеров – все это разные вещи.

Вывод Паре выглядит вполне логичным: «Если каждый случай излечивается своей противоположностью, как наш дорогой и любимый ( notre chere et bien aime e ) единорог может быть хорош против всех ядов?» При этом те сомнения, которые не дают возможность Паре поверить в целебную силу рога единорога, должны по идее распространяться на териак: как же одно средство поможет против всех ядов? Но многосоставность териака снимает для Паре эту проблему.

* * *

Теперь остановимся вкратце на другом предполагаемом виде ядов. Книга Паре о чуме, написанная по заказу магистрата города Парижа , заслуживает отдельного большого исследования, но я остановлюсь вкратце на его понимании механизма заражения – понимании, в отличие от казуса с порохом, вполне типичном для XVI в. Патогенез чумы объясняется Паре как проникновение в организм «чумного яда». (Рог единорога от чумы не помогает, замечает походя Паре). Итальянский врач Джироламо Фракасторо, основатель учения об инфекционных заболеваниях, в эти же годы проводит специальные различия между контагией (заражением) и ядом. В 1546 г. увидел свет его трактат «О контагии, контагиозных болезнях и лечении», где впервые предпринимается попытка создать теорию эпидемических болезней, которые он объясняет существованием неких невидимых веществ (семян контагии), способных перенести заражение. Если у Паре, как и у большинства его современников, в объяснении механизма заражения ключевое слово все-таки «ЯД» ( venin , poison ) , то у Фракасторо – «ГНИЕНИЕ». Говоря об укусах бешеной собаки, Паре также употребляет слово «яд», а Фракасторо – «контагий». Фракасторо формулирует следующим образом: « Яды не могут ни вызвать гниение, ни породить в другом существе то же начало и те же семена, какие были в первом; доказательством этому служит то, что отравленные не контагиозны для других ».

Рассматривая классификацию ядов, приведенную Фракасторо, нельзя не видеть явных параллелей с классификацией Паре, причем в обоих случаях налицо античные корни их представлений. «Существует два рода ядов: одни умерщвляют посредством духовного качества, как яд большинства змей или взгляд катаблефы; другие же действуют посредством материального качества. Те, которые действуют духовными качествами, хотя и могут разрушить живое существо, изгоняя из него природную теплоту и причиняя невыносимую тоску, все же не могут породить ничего, подобного себе, так как всякое рождение совершается посредством первых качеств. Поэтому мы не видим, чтобы отравленные когда-либо выделяли что-нибудь подобное тому, что выделяют гадюка и василиск » .

Яды, действующие «материальными качествами», Фракасторо делит на теплые и холодные, такие как опий или белена. « Теплые и жгучие все в основе сухи, отчего они способны скорее жечь, чем вызывать гниение и создавать контагий. И если называют некоторые из них гнилотворными, то это название необоснованно: они просто едкие… Собственно едкими называются такие, как мышьяк, аугипигмент, змеиный яд, кантариды; они вызывают не гниение, но ожоги, и то, что испаряется из них, не может быть семенами контагия из-за своей сухости. По этой причине, теплые и жгучие яды не контагиозны; яды же холодные и оглушающие обычно не могут вызывать гниения, вследствие чего они также не могут вносить контагий »

Но по-видимому, величайшим врачевателем XVI в., активно оперировавшим понятием яда, был Теофраст Парацельс, понимавший сущность болезни принципиально иначе: Без яда болезней не бывает. Ибо с отравления всякая болезнь начинается, от отравления же заканчивается, случается она внутри тела или же в ране. И когда уразумеешь ты это, то откроется тебе, что есть более пятидесяти болезней, а кроме них еще пятьдесят, друг от друга отличных, все от мышьяка происходят; еще более того – от соли, еще более – от ртути, а от красного мышьяка и от серы – и того больше. Но имеются в виду не совсем химические элементы, а астральные сущности . … Ищи субстанцию, вызывающую хворь, а не довольствуйся видимой причиной … Нет никакого яда в самом теле, но есть он в том, чем мы питаемся. Тело сотворено совершенным, а вот пища – нет. Все прочие животные и плоды служат нам пищей, но они же и ядовиты для нас. Однако сами по себе они не ядовиты, ибо сотворены так же совершенно, как и мы, но ядовиты они для нас, когда употребляемы в пищу, ибо что отравляет нас – для них вовсе ядом не является … То, что полезно в нашем питании, за собой яды скрывает. А значит это, что во всем присутствуют essentia и venenum : и эссенция нас поддерживает, а яд – вызывает болезни. Ибо порою алхимик (преобразователь веществ в организме) свою работу выполняет не очень хорошо и отделяет полезное в нашем питании от вредного с недостаточным тщанием, и случается тогда в смеси полезного с вредным гниение, и получается несварение . Все болезни, происходящие от ядовитой сущности , начинаются с несварения. И там, где пищеварение нарушено… случается от этого загрязнение, а оно есть мать всех хворей, ибо тело от него отравляется… нет такого гниения, которое не случалось бы от яда . Итак, яд вызывает несварение, основа большинства болезней – неправильное питание. Парацельс в «Семи защитах»: Все есть яд, и нет ничего, что бы не было ядом: лишь доза делает вещи не ядовитыми. Например, любая пища и любое питье, если употреблять их сверх дозы, ядовиты . Он приводит пример с териаком, созданным, по его мнению, из змеиного яда, но он может быть полезен, хотя и содержит яд. Для него это было особенно важно, ибо в своей фармакопее он успешно применял ртуть, ядовитую субстанцию, и другие подобные вещества.

***

Изучение текстов, посвященных ядам, приводит к неожиданным выводам. Во-первых, Иероним Бруншвиг, выдвинувший мысль о ядовитости пороха, был, как оказывается, прав, если применять к его концепции критерии Парацельса, и совершенно не прав, если исходить из аргументов Амбруаза Паре. Во-вторых, Фракасторо, различая инфекцию и яд, имеет в виду не механизм воздействия , а механизм передачи . А понимание механизма воздействия яда на организм вызывало наибольшие сложности.

Паре и Фракасторо при рассмотрении ядов оперируют четкими делениями на «плюс-минус»: ядовито, менее ядовито, безвредно. Парацельс исходит из некоторой медицинской диалектики, и он по большому счету прав. Ясно, что и Паре, и Фракасторо при классификации ядов находятся в рамках античной гуморалистской парадигмы, а Парацельс – вне ее, хотя «набор» ядов, которым оперирует Парацельс, примерно такой же. Ту самую серу, первоэлемент Парацельса, причину болезней и целебную сущность , Паре воспринимает только как составляющую часть пороха, не ядовитую саму по себе.

Три медика, чьи труды рассматриваются в данной статье, выдвинули три различные гипотезы понятия «яд», находящиеся на трех различных уровнях медицины. Паре был практик и клиницист, и его интересовал не столько механизм действия яда, сколько конкретные практические выводы: имело ли место отравление и какая тактика лечения требуется в каждом конкретном случае. Фракасторо был гениальным теоретиком, предположившим наличие невидимых «семян» контагии более чем за столетие до изобретения микроскопа и за 200 лет до начала научной микробиологии. Парацельс, философ, астролог и мистик, обладал поразительным химическим чутьем, и его астрологическая картина мира, допускавшая взаимные превращения элементов, привела его к одному из фундаментальных положений современной медицины: все есть яд, и все есть лекарство.

Слово «яд» в медицинских трудах XVI в. включало два понятия: в узком смысле это отравляющее вещество, токсин, и понятие о нем сложилось смутное и неоднозначное; громадное множество болезней объяснялось наличием яда, и только Фракасторо в XVI в. отличает яд от инфекции, например. Попытки «структурировать» понятие яда делаются, если можно так выразиться, «методом исключения»: Паре выводит из сферы ядовитого только порох, Фракасторо – инфекции. Но в широком смысле яд понимался как вредоносное начало вообще, и в таком контексте его используют даже врачи, например, Паре, говорящий о «чумном яде». Никто из них не сомневался в существовании воображаемых, нематериальных ядов вроде змеиного взгляда. Это принципиально. Яд для средневекового человека, (тем более придворного, каким был Паре) – главный «фактор страха», что отчетливо видно и в случае с «ядовитостью» пороха. (В XIX в. было наоборот: когда открытия Пастера и Коха в бактериологии озарили медицину ослепительным светом и триада Коха показалась ключом, открывающим все замки, врачи пытались все болезни объяснить инфекцией). Поразительно, что все три, противоречащих друг другу тезиса (порох не есть яд; контагий не есть яд; все есть яд) стали неотъемлемой частью современной медицины и легли в основу современной хирургии, микробиологии, химии.

Общественное сознание говорило о яде вообще. Врачи логично пытались определить и классифицировать яды: Паре и Фракасторо по механизму действия, Фракасторо еще и по механизму передачи. Это привело их к сужению и конкретизации понятия «ядовитого», а Парацельс шел другим путем, антигаленистским, кстати: он расширял понятие яда до невообразимых пределов. «Все есть яд и все есть лекарство». Современная медицина не может с ним не согласиться.

Как богата на яды европейская художественная литература, от Шекспира до исторических романов Дюма. «Граф Монте-Кристо», роман об отравителях, основан на богатой литературной традиции.

Цит. по A . Par e. Oeuvres . – e d . Malgaine. – Preface, V. 1, p. XXXVII

Текст приводится в пер. И.В.Кривушина, Е.С.Кривушиной – Проблемы социальной истории и к ультуры средних веков и раннего Нового времени. Спб, Алетейя, 2005. – С. 321 .

J.-N.Biraben. Les hommes et la peste en France et dans les pays europeens et mediterraneens, 2 vol. – Paris , 1975

Первое известное описание огнестрельных ран (1460) принадлежит немецкому хирургу Генриху фон Пфальцпайнту. См. D.Jacquart. La medicine medievale dans le cadre parisien. P., &&&, p. 44

О лечении огнестрельных ран см. A.Mounier-Kuhn. Chirurgie de guerre: le cas de Moyen Age. Paris, 2006, p.258-265

Porter R. The Greatest Benefit to Mankind. NY- London, 1998 p. 187

A.Mounier-Kuhn, op.cit., p. 263

Vigo, Giovanni de. La practice de cirurgie… composez par maistre Nicolas Godin. Paris, Oudin, 1542, p. 224

Применение в медицине земляных червей – не открытие Виго; рекомендации такого рода уходят корнями в народную медицину, их можно найти, например, у Парацельса (см. Майер П. Парацельс – врач и провидец. – М., 2003, с. 63)

Термин «пищеварительное» не должен вводить в заблуждение. Речь идет не о желудочных расстройствах. «Вариться» ( concoctio , «сварение» -термин античной медицины) должна сама рана, вырабатывая так называемый «полезный» гной, который, согласно Галену, способствует скорейшему заживлению. Паре, будучи в отчаянном положении, просто был вынужден пропустить первую стадию обработки раны и перейти сразу же ко второй.

Dix livres de chirurgie, avec le magazin des instrumens necessaires a icelle. Par Ambroise Pare, premier chirurgien du Roy, et ivre a Paris … 1564

Крузе Д. Король и насилие: из истории французского абсолютизма XVI в.// Французский ежегодник, 2005, – С 1 62

Oeuvres d'Ambroise Pare. – Paris, Buon, 1595 ( далее Oeuvres), p. 649-650

Discours de la Mumie, de la Lincorne, des Venins et de la Peste – Paris, Buon, 1582

Oeuvres , 625 и далее

Oeuvres, p. 626

Oeuvres, p. 625

Паре весьма точно описывает клиническую картину бешенства, основываясь, вероятно, на классическом определении из «Канона» Авиценны, но, в отличие от последнего, не считает больных бешенством безнадежными, предлагая разного рода местные средства (иссечения, прижигания, кровопускания, банки) и приводя примеры успешных случаев излечения, в том числе и с применением териака.

Тема отравленного оружия здесь не будет затрагиваться напрямую, но здесь также легко предположить несовпадение сфер реального и воображаемого.

Oeuvres, p. 629-630

Discours de la Mumie .. p.

Ibidem

Discours de la Mumie .. p. 39

Discours de la Mumie .. p.

Oeuvres, p. 542

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона приводит в пример немецкую фармакопею 1535 г., в которой териак составлен из 12 компонентов.

Oeuvres, p. 630

Discours de la Mumie .. p. 68

Discours de la Mumie .. p. 46-47

Изд . Malgaigne, 1841, v. 3, p. 341

Discours de la Mumie .. p. 39-42

Discours de la Mumie .. p . 39

Traite de la peste, de la petite verolle @ rougeolle – Paris , Buon, 1580

Там же, с. 71

Фракасторо Дж. О контагии, контагиозных болезнях и лечении. – под ред. К.М.Быкова. – М., 1954. – С. 35

Там же, с. 35

Там же, с. 36

Парацельс. Medicina . В кн. О нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах и прочих духах., М., 2005, с. 274

Там же, с. 274-275

Там же, с. 276

Парацельс, указ.соч., с. 278-279

По изданию: Four Treatises of Theophrastus von Hohenheim called Paracelsus . – Baltimore , the John Hopkins Press, 1941. – P.22

«Лечение водянки… осуществляется… серой, поглощающей влагу, подобно солнцу» - Парацельс, указ.соч., с. 258

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история