Сцены из Илиады Сцены из Одиссеи- всемирная история мифов

Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты

V. ГРЕКИ. Первоначальная история

Сонмы греков и троянцев стояли друг против друга. Вдруг из рядов троянцев гордо выступает вперед красавец Парис, покрытый барсовой шкурой, с луком за плечами, с мечом при бедре и с двумя копьями.

Принесение в жертву Ифигении

Громко вызывал он греков оскорбительными словами. Это услышал смертельный враг его, Менелай, находившийся на своей колеснице. Радуясь, как лев, почуявший идущую ему навстречу добычу, бросился он к нему, соскочил на землю и хотел уже вступить с ним в бой. Но при виде его испугался кудрявый юноша и, как путник, очутившийся на пути своем в опасности наступить на ехидну, поспешно обращается вспять, так и он невольно обращается в бегство и исчезает в толпе прочих троянцев.
Это увидел брат его Гектор, и недостойное поведение Париса привело его в негодование. «Неженка! — кричит он ему, — женолюбивый красавец! Лучше бы ты не родился или умер, прежде чем научился обольщать женщин! Поистине, это было бы лучше для тебя, чем стоять теперь здесь к стыду всех троянцев и возбуждать насмешки греков, воображающих при виде того, как ты выступил вперед с такою великолепную и величавою осанкой, что ты один хочешь решить исход битвы. Удивительно, как ты отважился отправиться на корабле в чужую землю и из среды воинственных мужей увезти прекрасную женщину на горе твоему отцу и всем нам и к вечному твоему позору. Не правда ли, Менелай в эту минуту кажется тебе совсем не тем, чем тогда? И если б он подцепил тебя, мало помогли бы тебе твоя кифара, твой стройный стан и богиня любви. Да, если бы троянцы не были сонливым сбродом, то давно бы отплатили тебе, как виновнику несчастья, за все зло, причиненное им тобою».
«Брат, — отвечал Парис, — ты прав. Я стыжусь самого себя и сам не знаю, почему испугался, увидев Менелая. Со всеми другими я всегда был спокоен. Но я желаю исправить дело, хочу с ним померяться силой и сразиться перед всем народом в открытом, решительном единоборстве».
Обрадованный Гектор тотчас же поспешил в передние ряды, сражавшиеся с греками, простер над ними свое копье, приказал им остановить сражение. Некоторые из неприятелей направили было на него свои стрелы, но Агамемнон, заметив его намерение, громко воскликнул: «Остановитесь, воины! Не пускайте теперь стрел, ибо он желает говорить!»
«Да, — произнес Гектор, — я хочу возвестить обеим сторонам. Слушайте! Брат мой Парис, главный виновник всех бедствий, желает положить им конец и предлагает Менелаю вступить с ним в открытое единоборство за обладание Еленой и всеми сокровищами. Кто победит, получит и Елену, и богатства, и низложением побежденного должна окончиться война. Вы возвратитесь домой, и мы заключим с вами дружественный союз».
Менелай принял предложение, но потребовал, чтобы условие это было скреплено торжественным договором и в исполнении его поручился бы сам царь Приам. Тотчас же послали в город за Приамом и необходимыми жертвенными животными. Предводители соскочили со своих колесниц, а народ расположился на земле, ожидая поединка.
Старый Приам сидел в это время с Еленой и некоторыми из своих дочерей на стене и следил издали за ходом битвы. К нему прискакал сын его Антенор и пригласил сесть к нему в колесницу. Молодые люди помогли старику сойти со стены, другие привели агнцев. Затем они быстро понеслись на поле сражения. Здесь все вожди, как греческие, так и троянские, стали в круг, а вестники обошли кругом и окропили каждому из них руки водой, чтобы никто не приступил к священному действию с нечистыми руками. Затем Агамемнон извлек из ножен большой нож, обстриг головы жертвенным агнцам и подал всем вождям по пряди шерсти, потом, воздев руки к небу, произнес следующую молитву:
«Зевс, достославный властитель, и ты Гелиос, всевидящий бог солнца, и вы реки, и ты земля, и вы в преисподней, призванные карать души умерших клятвопреступников, будьте свидетелями наших клятв и этого священного договора! Если Парис низложит Менелая, то удерживает за собою Елену и сокровища, а мы возвратимся домой на своих кораблях. Если же он падет, то троянцы должны возвратить ее и все сокровища и заплатить нам справедливое возмездие, которое да продолжится и на будущее поколение».
Все поклялись, что так и должно быть, и тогда Агамемнон перерезал горло агнцам и положил трепещущих животных на землю, чтобы кровь их смешалась с пылью. Затем каждому была подана чаша вина, из которой первые капли были вылиты на землю в честь богов, и все пожелали, чтобы Зевс таким же образом пролил кровь того, кто первый нарушит священную клятву.

Бой Менелая с Парисом

Тогда круг расширился, чтобы дать место единоборцам. Но тут добродушный Приам сказал дрожащим голосом: «Почтенные мужи, позвольте мне вернуться к себе, чтобы не быть свидетелем смертельной битвы моего возлюбленного сына. Да свершится воля Зевса. Он все устрояет к лучшему».
С этими словами Приам сел в колесницу, взял с собой убитых агнцев, и Антенор поспешно повез его назад в город. Гектор и Одиссей, как посредники обоих противников, отмерили место для битвы и бросили в шлем два жребия (камешки) — один для Менелая, другой для Париса, чтобы решить, кто из них первый должен пустить в противника копье. Гектор до тех пор потрясал шлемом, пока не выпал камешек. Жребий достался Парису.
Единоборцы и зрители заняли места. Парис в блестящей броне, в медных поножах и в непроницаемом шлеме, украшенном развевающимся конским хвостом, вооруженный мечом, щитом и копьем, выступил с одной стороны, а Менелай с другой. Они потрясли своим оружием, собрались с духом, и Парис со всей силы бросил копье в противника, но оно ударилось о железную оковку щита, острие согнулось и копье бессильно упало на землю.
«Теперь, всемогущий Зевс! — воскликнул Менелай, — Дай мне силу наказать юношу, так жестоко меня оскорбившего, дабы на будущее время никто не дерзал осквернять гостеприимства». Сказав это, он бросил в противника копье с такой силой, что оно пробило щит и наверняка пронзило бы сердце, если бы Парис быстрым поворотом не уклонился в сторону. Но в то самое мгновение, когда смущенный юноша смотрел на свой щит, Менелай выхватил меч, бросился с ним на Парис и нанёс ему такой сильный удар по голове, что раскроил бы череп, если бы хрупкий меч не разлетелся в куски, ударясь о твердый шлем. Тогда вскричал он, скрежеща зубами: «Жестокий Зевс! Неужели и на этот раз лишишь ты меня заслуженной за храбрость награды!» И он в третий раз бросился на Париса, схватил рукой за развевавшийся на шлеме конский хвост и хотел повергнуть противника на землю. И ему удалось бы это, если бы не разорвался ремень, которым шлем был прикреплен под подбородком. Пользуясь этим мгновением, Афродита похитила своего любимца Париса от угрожавшей ему неминуемой гибели, скрыв его в облаке, — и Менелай остался один.
Все греки воскликнули, что Менелай победил, и Агамемнон громогласно потребовал исполнения договора. Но в это самое время в Менелая попала неизвестно кем пущенная стрела и слегка его ранила. Поднялся страшный шум, и все греки громко возопили о вероломстве троянцев. Агамемнон же поклялся до тех пор не успокоиться, пока это вероломное и коварное племя не будет истреблено, а город его не погибнет от пламени.
Однажды, когда битва была в полном разгаре, видно было, как Диомед, подобно кровожадному льву, носился на своей колеснице по полю битвы. За ним следовала его дружина, готовая снять доспехи с убитых или отвести в лагерь к кораблям колесницы и коней тех, которых он поразит. Восемь знатнейших троянских юношей уже пали от копья Диомеда. Тогда Эней, один из храбрых троянских мужей, поспешил к юному троянцу Пандару, искусному стрелометателю, и сказал ему: «Пандар! Где твой лук и твои никогда не дающие промаха стрелы? Смотри, теперь ты должен поддержать свою славу, так как вон там свирепствует сильный муж, поразивший уже многих, и никто из наших не может одолеть его».
«Это сын Тидея, Диомед — ответил Пандар, — с ним, должно быть, сам бессмертный бог, потому что стрела моя уже один раз попала в него, алая кровь брызнула из раны, а он снова на поле битвы и размахивает копьем, как будто с ним ничего не случилось. О, нет! В него я не хочу снова метить. Сражение с богами приносит несчастье. К тому же я здесь один; у меня нет колесницы, хотя отец и советовал мне взять её при отъезде. У нас, говорил он, стоит их одиннадцать, и каждая запряжена превосходными конями; возьми одну из них — она тебе пригодится. Но я пожалел коней, ибо они привыкли дома к обильному корму; в Трое же, подумал я, даже люди будут терпеть недостаток в пище, так как их там много соберется. О! Я желал бы лучше вернуться домой, потому что какую помощь могут мне оказать здесь мой лук и мое прославленное искусство. Я пускаю свои стрелы метко, но они никого не убивают. Я только раздражаю свирепость неприятеля. Как только вернусь домой, тотчас же брошу в огонь все эти ничтожные доспехи!»
«Нет еще, — сказал Эней, — испробуем прежде еще раз наше оружие против страшного убийцы. Садись со мной в мою колесницу; ты должен полюбоваться на моих коней. Возьми вожжи в руки; я же буду ждать, чтобы вступить в бой».
«О нет, Эней! — возразил Пандар, — правь лучше уж ты сам. Известно, что всякий умеет править своими конями. Когда Диомед станет преследовать нас, а кони не будут меня слушаться, то я погублю нас обоих. Когда же он будет близко, я встречу его остроконечным копьем».
«Как хочешь», — отвечал Эней и взял его на свою колесницу. Затем он пустил коней и помчался прямо навстречу Диомеду, стоявшему как раз в это время на своей колеснице и высматривавшему себе противника. Конями правил его друг Сфенел. «Смотри, — воскликнул Сфенел, — с какой яростью мчатся на нас эти двое. Я сворочу в сторону, потому что они кажутся мне сильны, отважны и храбры; ты же утомился от продолжительной битвы, и тебе мешает ноющая рана».
«Молчи! — воскликнул Диомед, — не в моем обычае отступать в бою. Мне давно уже наскучило стоять здесь на колеснице без дела. Я соскочу на землю и, думаю, что ни один из них не ускользнет от меня. Поезжай за мной и, когда я их поражу, проворно соскочи, привяжи вожжи к колеснице и завладей их конями. Посмотри, что за чудные кони! Они прекраснейшие на всем поле».
Подскакав на быстрых конях, Пандар пустил копье; оно попало в щит Диомеда, и медное острие прошло насквозь. Думая, что он убил врага, Пандар с торжеством воскликнул: «Наконец-то я попал как следует! Надеюсь, что теперь конец твой близок». Но Диомед вскричал: «Нет, я еще не убит: ты промахнулся! Посмотрим, как-то ты избежишь смерти!» И страшное копье Диомеда с такой силой полетело в лицо Пандару, что острие его прошло насквозь, и Пандар без чувств упал на землю. Эней щитом и копьем защитил его, заботясь о том, чтобы ахейцы не вырвали у него убитого друга и не предали бы его тела грабежу и позору. Тогда Диомед, не имея уже в руках копья, поднял с земли тяжелый камень и так сильно бросил его Энею в ногу, что тот со стоном опустился на землю. Он бы так и погиб, если бы его мать, богиня Афродита, родившая Энея от Анхиза, не распростерла над ним светло-серебристой одежды своей и тем не защитила бы его от удара врага и не удалила бы его с поля битвы. Но прекрасных коней она не смогла спасти: Сфенел увел их, передал верному слуге, который и привел их в стан.
Менелай и его брат Агамемнон стояли рядом и следили за шумным движением, происходившим на обширной равнине. Со стороны троянцев мчалась к ним колесница, а на ней стоял Адраст, троянский юноша. Но будучи не в состоянии сдержать взбесившихся коней, он был внезапно сброшен ими на землю. Не успел он еще прийти в себя от испуга, как Менелай бросился на него с копьем и готовился пронзить его. Тогда беззащитный обнял ему колени и так умолял:
«Возьми меня в плен, сын Атрея, не убивай меня! Послушай! Отец мой богат и наверняка даст тебе богатый выкуп, когда услышит, что я еще жив и нахожусь в твоем стане».
Менелай был тронут. Он уже готов был обратиться к своим спутникам с намерением передать им пленника, как к нему быстро подбежал Агамемнон и сердито закричал своему мягкосердечному брату: «Какая к ним жалость! Они такие злодеи! Подумай, какой позор нанесла Троя продолжительной войной твоему дому и всем нам! Нет, никто из этого вероломного племени не должен уйти от нас! Даже детей в утробе матери не следует щадить! Долой его! Он не должен жить!»
Менелай отвернулся, а жестокосердый брат его вонзил копье в коленопреклоненного насквозь так, что Адраст, изгибаясь в предсмертных судорогах, упал навзничь. Тогда Агамемнон наступил ему на грудь и вытащил из нее копье, чтобы пустить его в кого-нибудь другого.
Между тем Диомед, жаждавший новой битвы, оглядывал обширное поле. На него устремился воин, которого он еще ни разу не видел. По великолепному вооружению, высокому росту и величественной осанке он показался ему занимающим первое место между троянцами. То был Главк, только что прибывший из Ликии. Когда они приблизились друг к другу на расстояние перелета стрелы, то остановили коней и Диомед закричал своему противнику: «Кто ты, именитый муж? Ни разу еще не видал я тебя до настоящего времени на этом многолюдном поле сражения. Ты, наверное, искусный воин, если так отважно идешь навстречу моему мощному оружию, к которому никто еще не приближался безнаказанно. Если ты бог, то я не желаю с тобой сражаться. Если же ты человек, подобно мне, и питаешься плодами земными, то поспеши навстречу смерти!»
Главк отвечал: «Сын Тидеев! Род мой достославен. Предки мои были аргивяне и царствовали в Коринфе. От основателя Коринфа, Сизифа произошел Главк, а от него знаменитый Беллерофонт. Он отправился в Ликию, чтобы поддержать тамошнего царя в его войне с солимянами. Ликийцы почтили его подарками, а царь отдал за него замуж свою дочь и разделил с ним свое царство. От Беллерофонта родились два сына: Исандр и Гипгюлох. Первый из них умер, другой же еще жив, и я с гордостью называю его отцом своим. Он послал меня в Трою помогать Приаму, находящемуся в трудных обстоятельствах, и крепко увещевал меня всегда быть храбрейшим, быть впереди других и никогда не срамить рода предков. Вот почему твой грозный взор не устрашил меня и почему я желаю сразиться с тобою».
«Нет, этого не будет! — воскликнул радостно Диомед и воткнул свое копье в землю. — Ты для меня приятный гость. Дед мой двадцать дней угощал в своем доме славного Беллерофонта, и на прощанье они обменялись подарками в воспоминание дружбы. Дед дал ему червленый пояс, а Беллерофонт, уезжая, оставил деду золотой кубок. Я сохраняю его до сих пор и часто рассматриваю. Итак, ты гость мой в Аргосе, а я твой, если когда-нибудь приеду в Ликию. Будем же отныне избегать кровавой встречи между собой. Довольно останется врагов: для меня — троянцев, а для тебя — греков. В знак же взаимного союза обменяемся оружием, пусть все видят, как мы гордимся дружбой наших предков».
Тут они оба соскочили с колесниц, от души пожали друг другу руки и обменялись оружием. Главк потерял при обмене, так как его оружие было золотое и, как говорит Гомер, стоило сто быков, а оружие Диомеда было медное и стоило девять быков. Но Главк не придал этому никакого значения и совершил обмен с радостью. Затем они еще раз поклялись в дружбе и быстро разъехались в разные стороны.
А тем временем Гектор, все еще негодуя на малодушие своего брата и желая смыть с троянцев позор, требовал выслать из среды греков противника, с которым он бы сразился в единоборстве. Греки, весьма смущенные вызовом столь сильного мужа, по совету Нестора решили назначить единоборца по жребию. Жребий пал на Аякса старшего с острова Саламин. Аякс хвастливо воскликнул: «Видишь, Гектор. У греков есть еще люди, не боящиеся твоего вызова. Я только один из многих. Итак, в бой!»
«Не думаешь ли ты испытать меня своим упорством, сын Теламона? — ответил ему Гектор. — Не заблуждайся: я опытен в ратном деле; пеший и на колеснице настигаю я убегающего врага, и мои подвиги подтверждают слова мои. Теперь, храбрый воин, остерегись! Я не хочу напасть на тебя врасплох, но желаю сразиться с тобой открыто».
Сначала они бросили друг в друга дротиками, но те ударились о щиты. Потом они старались пронзить один другого копьями, но щиты снова отразили удары. Тогда они схватились за камни, но и тут щиты явились защитой. Наконец, Гектор хотел вступить в рукопашный бой, в котором его превосходная сила, наверное, одержала бы победу, но наступала ночь, и поединок был прекращен. Гектор сказал Аяксу: «Аякс, ты выказал себя в бою вполне мужественным, и только боги могли наделить тебя такой силой и осмотрительностью. Отдохнем теперь от битвы, а завтра снова возобновим ее. Смотри, уже наступает ночь. Иди к кораблям и садись со своими за трапезу. Я же возвращусь в город, где встревоженные жены молят за меня в храмах богов. Но прежде почтим друг друга достойными дарами. Пусть греки и троянцы скажут: смотрите, они долго единоборствовали и расстались друзьями».
С этими словами он подал ему свой прекрасной работы меч в ножнах на красивой перевязи, а Аякс, в свою очередь, подарил ему свой червленый пояс. Так расстались они, и каждое войско сопровождало своего героя радостными восклицаниями.
Главной причиной медленного хода войны была ссора между Агамемноном и Ахиллесом из-за обладания захваченной в плен прекрасной Бризеидой. Из-за этой ссоры Ахиллес долгое время не принимал никакого участия в военных действиях. Только тогда, когда Гектор убил его лучшего друга Патрокла, воспрянул этот лев на погибель врагов. Он был ужасен в битве. Одного врага за другим пронзало его медное копье. Он один внушал троянцам больше страха, чем все остальные греки, взятые вместе. До тех пор не мог Ахиллес насытиться кровью убитых врагов, пока не совершил мести над убийцей своего друга. Он искал его по всему обширному полю сражения, но Гектор уклонялся от него целый день. Только вечером, когда колесницы троянцев возвращались в город, собрался он с духом и решился ждать ужасного Ахиллеса.
Наконец показался Ахиллес и, заметив предмет своей ярости, испустил потрясающий крик восторга. Напрасно храбрый Гектор ободрял себя всем, что могли ему внушить разум и чувство чести. Вид разъяренного противника заглушил в нем всякое мужество и, не сознавая сам, как это могло случиться, он обратился в бегство. Как голубь, преследуемый ястребом, несся он вокруг городской стены, но Ахиллес, испуская радостные крики, быстро следовал по пятам его. Напрасно бросался Гектор то вправо, то влево, чтобы утомить своего преследователя. Три раза обежал за ним Ахиллес вокруг города. Наконец уставший Гектор остановился и закричал своему противнику:
«Стой, сын Пелея, дальше не побегу от тебя! -Я хочу здесь остановиться. Или я убью тебя, или паду сам. Но заключим прежде пред всевидящими богами условие, что победитель не надругается над телом павшего врага».
«Между нами не может быть никаких условий! — воскликнул Ахиллес, — Разве лев вступает в переговоры с людьми, а волк с агнцами? Помышляй лучше о битве. Надеюсь, что теперь ты не уйдешь от меня».
С этими словами он напал на Гектора. Но тот быстро опустился на одно колено и тем избежал страшного копья, упавшего далеко позади него на песок. Вскочив на ноги, он радостно воскликнул: «Мимо, богоподобный Ахиллес! Теперь защити свою грудь, тщеславный болтун!»
С необычайным громом копье Гектора ударилось в щит Ахиллеса. Но щит этот был непроницаем и, в то время, как Гектор готовился схватиться за свой короткий меч, Ахиллес быстро воспользовался копьем, и несчастный Гектор, пораженный в горло, упал к радости всех греков, стоявших кругом и следивших за ужасной битвой.
Умирая, Гектор повторил свою просьбу не надругаться над его телом. Но Ахиллес был недоступен состраданию. Он проколол Гектору ноги между пятками и лодыжками, проткнул сквозь них ремень и привязал его к задней части своей колесницы. Так поволок он тело Гектора мимо городских ворот, к невыразимой скорби его старого отца и прочих троянцев, стоявших на стенах, и понесся с ним по пням и каменьям в стан, где обезображенное и забрызганное кровью тело велел выбросить в открытое поле на съедение псам.
Только теперь решился он приступить к торжественному погребению тела своего друга Патрокла. Его он хотел почтить так, как никогда не был почтен ни один друг, для чего и пригласил всех греков на торжество похорон. Был воздвигнут большой костер. Посреди него положили чисто омытый труп Патрокла, а вокруг — трупы двенадцати пленных троянцев, которых взял в плен Ахиллес и теперь собственноручно убил на могиле своего друга. Когда костер сгорел, кости Патрокла были вынуты из золы, перемешаны с жиром, положены в золотую урну и закопаны под высоким могильным холмом. Затем Ахиллес устроил в честь своего друга на его могиле воинские игры и назначил победителям дорогие награды: невольниц, коней, мулов, котлы, чаши, кубки, золотые слитки, латы и т.п. Игры состояли из ристания на колесницах, бега взапуски, единоборства, бросания камней в цель, метания копья и кулачного боя. Все проходило в порядке и ко всеобщему удовольствию. Но скорбное чувство Ахиллеса нисколько не было этим утишено.
Будучи не в состоянии уснуть ночью, он вышел из своего стана, заложил свою колесницу и обволок труп Гектора еще три раза вокруг могилы друга.
Между тем дом Приама обратился в место плача и стенаний. Наконец, престарелый отец не мог больше переносить мысли, что его славный сын после смерти должен истлевать в поле, как какая-нибудь падаль, и служить добычей птицам и псам. Уже один религиозный обычай того времени требовал почетного погребения мертвых, так как тогда веровали, что иначе душа не найдет успокоения в царстве теней. Приам отважился на отчаянное предприятие: он решил отправиться ночью к Ахиллесу и потребовать у него возвращения тела. Он вынул из сундуков десять талантов золота, четыре золотых чаши, два котла с треножниками, один красивый кубок, двенадцать блестящих праздничных одежд и столько же шерстяных покрывал, сложил все это на свою колесницу и с наступлением ночи отправился вместе со своим верным слугой Идеем в стан греков. Вестник богов Гермес покровительствовал ему в дороге тем, что ослепил врагов, так что они ничего не видели. Приам счастливо прибыл к шатрам мирмидонян. Он нашел Ахиллеса сидящим за вечерней трапезой с опущенной на руку головой и погруженным в горестные размышления. Войдя, он тотчас весь в слезах бросился к ногам героя и заговорил:
«Богоподобный Ахиллес! Подумай о своем отце, который томится у себя дома, подобно мне, старый и немощный. Может быть, и на него нападают соседи, и нет никого, кто бы защитил его. Но он знает, что у него жив еще, хотя и далеко, любимый знаменитый сын, с возвращением которого прекратятся все его невзгоды. Надежда эта утешает старца, и сладкую мысль о ней повторяет он себе ежечасно. Я был счастливейшим отцом; я вырастил пятьдесят сыновей, и девятнадцать из них были от одной матери. Они были моей радостью и гордостью. Но вот вы пришли сюда, и беспощадная война похитила их у меня почти всех, одного за другим. Теперь пал лучший, бывший нам единственной защитой. Ах! Я не могу уже умолять о его жизни, но возврати нам тело его. Подумай, как плачут дома жена, мать и сестры его, а я, отец его, здесь, у твоих ног. Отдай мне его, я принес тебе богатые дары. Побойся богов! Подумай, если твоему старому отцу придется также стоять на коленях пред юношею. А я — о верх злополучия! — я целую руку, поразившую моих детей!»
Против таких слез и речей не устоял Ахиллес. Ласково нагнулся он к старцу, поднял его, выразил сожаление о его бедствии и похвалил мужество Гектора. Затем он вышел из шатра, посмотрел дары и тайно приказал невольницам омыть тело Гектора и завернуть его в чистое полотно. Потом он сам положил его в колесницу на разостланную подстилку, погрузился на несколько минут в тяжелое раздумье и наконец произнес: «Не ропщи на меня, Патрокл, когда, может быть, узнаешь в жилище Аида, что я возвратил горестному отцу тело твоего убийцы! Вот он принес мне достойный выкуп, и должная часть его будет посвящена тебе».
Затем он поймал из своей добычи жирную овцу и вернулся с нею в шатер. «Ну, радуйся, старец, — сказал он, — твой сын выкуплен и лежит уже в колеснице, завернутый в мягкое полотно. Теперь подумаем о трапезе и оживим наши сердца.

Лаокоон и его сыновья

Я также оплакиваю в душе твоего благородного сына, ибо он достоин слез». Затем он перерезал горло овце, слуги сняли шкуру, разрезали мясо на куски, изжарили его на копьях и положили на стол. Автомедон, возница Ахиллеса, вынул из корзины хлеб, они принялись за трапезу, на время забыли о своем горе. За трапезой они старались ближе познакомиться друг с другом. Старец любовался величественной наружностью страшного воителя, а Ахиллес с удовольствием и глубоким уважением глядел на благородное лицо и важную осанку царя и внимал его разумным речам. Окончив трапезу, старец на несколько часов предался отдыху, так как почти четыре дня не смыкал глаз. Но еще до восхода солнца он поспешно приказал заложить своих коней для того, чтобы в греческом стане никто их не заметил. Ахиллес спросил его, сколько дней понадобится на погребение Гектора, обещая во все это время не делать нападения. «О, Ахиллес! — отвечал Приам, — если ты хочешь оказать нам почтение, то дай нам девять дней, чтобы оплакать умершего и приготовиться к его погребению. На десятый день мы предадим тело сожжению, на одиннадцатый соорудим гробницу, а на двенадцатый начинай снова войну, если только война неизбежна».
Ахиллес согласился на все и отпустил старца, который поспешил в город, где и был встречен радостными криками, так как троянцы, и не без основания, опасались за его жизнь. Девять дней продолжался вопль плачущих жен, на десятый день тело Гектора было предано сожжению. Пепел и кости его собрали и положили в золотую урну и воздвигли в честь его за городом высокий могильный холм. Ни один грек не нарушил печального торжества, закончившегося пиром во дворце; при этом были принесены установленные жертвы богам.
Но и мощный Ахиллес нашел свою смерть под стенами Трои. При рождении мать Ахиллеса, Фетида, окунула его в воды подземной реки Стикс, чтобы сделать своего сына неуязвимым, но слабым местом его оказалась пятка, за которую держала его мать во время купания. Именно в это место и поразил его стрелою Парис. За вооружение Ахиллеса разгорелся страшный спор между Одиссеем и Аяксом Саламинским. Оружие было присуждено Одиссею, Аякс был страшно оскорблен этим, сошел с ума и лишил себя жизни.
Наконец город был взят, благодаря хитрости Одиссея. Подвиг этот он совершил вместе с Диомедом. Они переодетые пробрались в Трою и похитили Палладиум — древнюю статую богини Афины — Паллады, покровительницу города, зная предсказание оракула, что Троя будет благоденствовать до тех пор, пока в ее стенах будет находиться эта статуя. По совету же Одиссея был сооружен деревянный конь. После того, как в него спрятались тридцать отборных воинов, конь был оставлен в греческом стане, а греки притворились, что уходят и отплыли на кораблях за ближайший мыс. Троянский жрец Аполлона, Лаокоон, убеждал их не ввозить в город коня. Но тут из моря появились две змеи, обвились вокруг него и двух его сыновей и задушили их. Троянцы восприняли это как божественное знамение и втащили в город «дар данайцев» для посвящения его богам. Ночью воины вышли из коня и отворили городские ворота для того, чтобы впустить туда греков. Началась страшная резня и грабеж. Приам пал у алтаря Зевса. Бесчисленное множество пленных было уведено в рабство, в том числе и неутешная мать Гектора Гекуба с ее дочерьми. Красивейшая из них, прорицательница Кассандра, предсказавшая окончательное падение Трои, была притащена Аяксом Локридским в добычу Агамемнону. Менелай отыскал в Трое Елену и, снова прельщенный и покоренный ее красотой, взял ее к себе. Троянский герой Эней вынес своего отца Анхиза на собственных плечах из пылавшего города и должен был спасаться бегством в Италию.

е) Возвращение греков после разорения Трои.

Большие бедствия пришлось испытать разрушителям Трои на обратном пути. Уже при самом отправлении между предводителями возник спор о возвратном пути, они разделились и направились в разные стороны.

Одиссей и сирены

Жестокие бури уничтожили множество кораблей и большая половина союзного войска погибла. Некоторые же были так далеко отнесены от цели путешествия, что попали в неведомые моря, даже к берегам Африки и Сицилии, блуждали многие годы и должны были вынести невыразимые бедствия. Большая часть их, вместо радостной встречи, нашла у себя дома беспорядок и несчастье. Так случилось с Агамемноном. Во время его отсутствия его жена Клитемнестра вышла замуж за Эгисфа. Эгисф не пожелал возвратить ни жену, ни власть, и нарушительнице супружеской верности ничего более не оставалось делать, как принять участие в его планах. Они решили, тщательно скрыв свой замысел от Агамемнона, принять его как можно ласковее и убить в самый день прибытия в то время, когда он будет освежать себя теплой баней. Несчастный, ничего не предчувствуя, вступил в желанное жилище, и в ту самую минуту, когда, желая выйти из бани, попросил себе чистую одежду, Клитемнестра накинула ее ему на голову, а скрытый за дверью Эгисф убил Агамемнона топором.
Особенно много бед пришлось перенести на обратном пути Одиссею. Его приключения описал Гомер в поэме «Одиссея». Описание удивительных странствований этого героя может быть признано верной картиной образованности, образа жизни и географических познаний того времени, поэтому и представляет особенно важное значение для историка.
Сперва героя прибило к африканскому берегу, на котором рос такой лотос, отведав которого люди все забывали и отказывались возвращаться на родину. Потом бури загнали Одиссея в Сицилию к циклопам-людоедам.

Одиссей в подземном мире

Отсюда попал он на остров, где жила волшебница Цирцея, превратившая некоторых спутников Одиссея в свиней. Достигнув конца земли, Одиссей спустился в подземное царство и говорил там с тенями своей матери и друзей. Затем он снова вернулся к Сицилии и в Сицилийском проливе преодолел опасный переход, где в проливе жили чудовища Сцилла и Харибда, которые длинными руками хватали спутников Одиссея и бросали их в свои пасти. Далее он проплыл мимо острова сирен. То были наполовину женщины, наполовину птицы, заманивавшие проезжавших сладостным пением к острову, где корабли разбивались о скалы и гибли. Предупрежденный заранее, Одиссей заклеил воском уши своим спутникам, а самого себя приказал привязать к мачте. Так он избежал обольстительного соблазна. В другой раз Зевс разбил его корабль молнией. Все спутники Одиссея утонули в море, а сам он, уцепившись за проплывающее мимо дерево, носился без пищи девять дней, пока не был выброшен волной на остров Огигию, где его ласково приняла прекрасная нимфа Калипсо, обрадовавшись, что, наконец, дождалась себе супруга, которого так давно желала. Она обещала своему гостю бессмертие и вечную юность, если он останется с нею навсегда. Но Одиссей каждое утро уходил на берег к шумящему морю, садился на землю, погружался в думы о своей верной супруге и сыне и проливал горькие слезы в тоске по ним. Хотя бы издали желал он увидеть еще раз голубые горы своего родного острова, хотя бы полюбоваться дымом, вьющимся над хижинами его, — и затем умереть! Семь лет продержала нимфа Одиссея в скалистой пещере и только по прошествии этого времени, по велению богов отпустила его.
Тогда Одиссей построил плот из срубленных им самим сосен, взошел на него и пустился один в неведомые моря на этом ненадежном судне. Семнадцать дней не видел он никакой земли, ничего, кроме неба и моря. Наконец на восемнадцатый день заметил он вдали остров Схерию, где жили феаки. Но прежде, чем добраться до него, ему пришлось выдержать еще одну бурю, разбившую его плот. До берега он добирался вплавь, борясь с неистовыми волнами. Здесь на ложе из сухих листьев отдохнул он от своих непомерных трудов и, получив корабль от царя феаков, отправился на родину.
Вот сухой и краткий перечень приключений Одиссея. Из поэмы мы приводим здесь подробнее те сцены, которые ярко рисуют быт и нравы того времени.

ж) Сцены из «Одиссеи».

Одиссей в царстве теней.
Вооружась советами волшебницы Цирцеи, Одиссей нашел последний край земли, где находится вход в подземный мир. Он привязал свой корабль, сошел на берег и вышел на обширную равнину. Здесь вырыл он яму, принес в жертву двух черных овец и дал крови стечь в яму. Тотчас явилась целая толпа воздушных теней, «призрачных образов», по выражению Гомера. Только один слепец Тиресий, бывший некогда мудрым прорицателем в Фивах, сохранил и в подземном мире дар понимания и речи. Он первый выступил вперед со своим золотым прорицательским жезлом, выпил крови из ямы и обратился к Одиссею с предсказанием. За ним теснилось множество других теней старцев и детей, женщин и девиц. Все они хотели также испить крови, но Одиссей, по совету Цирцеи, не позволил им этого.

Одиссей в Аиде

Вдруг он заметил в толпе тень своей матери.
«О, Тиресий! — воскликнул он. — Ведь это моя мать. Но она, кажется, не узнает меня. Могу ли я беседовать с нею?»
Тиресий отвечал: «Если ты хочешь расспросить кого-нибудь из духов, то дай ему испить крови, и тогда к нему вернутся разум и дар слова. Кто же не выпьет крови, тот снова исчезнет, не произнеся ни одного слова».
Одиссей тотчас же подвел свою возлюбленную мать к крови, и она, испив ее, с радостным изумлением узнала своего сына. Он от нее узнал, что отец его, супруга и сын еще живы, но что она сама умерла с горя, ожидая сына. Тут призвал он тени друзей своих: Агамемнона, Ахиллеса, Патрокла и Аякса, дал им испить крови и заставил рассказать их о том, что с ними случилось. Они просили сообщить им о своих, но он не мог этого исполнить. Печально исчезли они после недолгой беседы.
Видел также Одиссей знаменитого героя древности Миноса, который и здесь судил мертвых; и Ориона, продолжавшего заниматься охотой. Видел он и страшные наказания, какие испытывались теми, которые некогда сопротивлялись богам. Данаиды наполняли водой бездонную бочку. Царь Сизиф Коринфский был обречен втаскивать на гору огромный камень, который лишь только дотаскивал он с величайшим трудом до вершины горы, в ту же минуту выскальзывал из рук и стремительно скатывался в самый низ. Тантал стоял по горло в воде, а над головой его свешивались роскошнейшие плоды. Но когда он, мучимый вечной жаждой, наклонялся или хотел протянуть руку к плодам, вода тотчас отступала, а ветви отодвигались, и несчастный тщетно томился. Титий, непобедимый исполин, приблизившийся однажды с преступным желанием к Лето, лежал скованный на земле, и два коршуна постоянно клевали ему печень, которая, как у Прометея, ежедневно вновь вырастала. Вся эта обитель подземного царства имела мрачный и печальный вид, и Одиссей очень обрадовался, когда вышел из нее на землю и снова увидел яркий свет солнца.

Одиссей у Феаков.
Однажды, как уже было рассказано выше, плот Одиссея был разбит, и он должен был искать спасения вплавь на одном острове. Усталый и совершенно обнаженный —ибо, чтобы легче было плыть, он сбросил свою одежду в море — вышел он на берег. Никого не видя вокруг, он направился к лесу и устроил там себе ложе из листьев. Зарывшись до самого подбородка в опавшие листья, Одиссей заснул. «Так прячет, — говорит Гомер, — живущий одиноко на удаленном от всякого соседства поле земледелец горящую головню в куче пепла для того, чтобы на другой день, когда ему понадобится огонь, не ходить за ним далеко, а найти еще горящие угли под золою».
На следующее утро случай привел сюда Навсикаю — дочь Алкиноя, царя феаков. Она приехала на колеснице со своими рабынями, чтобы выстирать шерстяные одежды своих братьев и длинные женские покрывала. Мать дала ей с собой корзинку со сладким пирожным, мех с вином и благоухающее масло для умащения волос после купанья.
Они приехали к берегу светлой реки, вблизи которой находились небольшие ямки, наполнявшиеся из ручья водою. Там они бросили в ямки платье, вскочили на него и стали мять ногами. Платье было выстирано и разложено для просушки на жарком солнце, на чистых камнях, отпряженные кони паслись поблизости. Девушки выкупались, умастили себе головы и расположились на траве, чтобы приняться за легкий завтрак, привезенный в корзинке. Потом, развеселившись, они сняли с себя покрывала и стали играть в мяч. Навсикая запела при этом песню.
Наконец к вечеру платье высохло, его собралиг сложили в корзину и поставили в колесницу; заложили коней и начали готовиться к отъезду. Но тут Навсикае вздумалось пошутить с одной из девушек. Она бросила в нее мячом, но промахнулась: красивый шерстяной мяч полетел далеко в воду. Девушки громко закричали и разбудили спавшего в листьях Одиссея. Проворно выскочил он из своего убежища, но чтобы не явиться во всей непристойности своей наготы, сорвал густую ветвь и прикрылся ею. Девушки, увидев незнакомца, покрытого приставшими к нему пожелтевшими листьями, с загрязненными морским илом руками и ногами, испуганно убежали. Только одна смелая Навсикая осталась на месте и прислушалась к умоляющим речам, с которыми обратился к ней Одиссей, находясь в почтительном отдалении. Речь его показалась такой разумной, жалобы звучали столь трогательно, просьбы были так скромны и почтительны, что он, несмотря на странную внешность, понравился ей. Одиссей просил ее указать ему дорогу в город и дать что-нибудь для прикрытия тела и заключил свою просьбу следующими словами: «Да ниспошлют тебе боги мужа по желанию твоего сердца и да благословят они вас на мир и согласие!»

На пиру у феаков

Навсикая

Навсикая позвала испуганных девушек, приказала им отвести чужеземца к месту купания и дать ему склянку с маслом и одну из самых лучших одежд. Много времени понадобилось Одиссею, чтобы чисто вымыться, но зато, когда, выкупавшись и умастив свои волосы, он явился одетый в чистое платье, то предстал в таком преображенном виде, что молодые девушки залюбовались его благородной наружностью. Они дали ему остатки кушанья и вина и, когда он вполне подкрепил себя пищей, Навсикая села в колесницу и ему велела следовать вместе с рабынями. Когда они приблизились по цветущим полям к городу, она посоветовала ему идти в город одному и другою дорогой, чтобы не подать повода к нареканию, если бы жители увидели ее, идущей по городу с чужеземцем. Затем она описала ему дворец своего отца и дала указания, как вести себя с ее родителями и другими предводителями. Затем она взмахнула кнутом и быстро поехала в город.
Вскоре вошел в город и Одиссей. Он еще издали заметил много кораблей в гавани и тотчас догадался, что будет иметь дело с мореходным народом. Войдя во дворец Алкиноя, он был поражен невиданным им никогда великолепием. Двери залов, столбы и замки — все блистало золотом и серебром. Вокруг стен стояли кресла, покрытые коврами; на них восседали феакские властители. Пятьдесят женщин прислуживали во дворце, одни из них вертели ручные мельницы, другие пряли и ткали. Сама царица Арета сидела в большой зале у пылающего очага за прялкой. Рядом восседал царь Алкиной. По совету Навсикаи, Одиссей обратился к царице. По обычаю просителей, он обнял ей колени и после краткого приветствия просил оказать ему ласковый прием и отправить его на корабле на родину. Затем в ожидании ответа он сел у очага в пепле, как следовало просителю.
Слова и осанка Одиссея понравились феакам и, так как они были ревностными почитателями богов и им хорошо были известны обязанности гостеприимства, то они и приняли его с благосклонностью. Сам царь подошел к нему, протянул руку, помог встать с пепла и подвел к окованному серебром креслу, с которого велел встать собственному своему сыну. Затем вошла рабыня с прекрасным золотым кувшином с водой и серебряным умывальником, полила Одиссею на руки воды и поставила перед ним столик. Степенная ключница положила на него хлеб, мясо и овощи, и прекрасный страдалец — Одиссей мог вполне насытиться. Царь Алкиной приказал виночерпию смешать вино с водой (древние не пили неразбавленное вино) и наполнить чаши присутствующих во славу Зевса — защитника просящих. Все вылили по нескольку капель на пол, а остальное выпили. Затем речь зашла о возвращении Одиссея на родину, а потом двенадцать властителей встали и пошли по домам. Остались только Одиссей, царь и царица. Рабыни убрали столы и остатки еды. Царица, уже давно заметившая, что тонкий шерстяной плащ на чужеземце принадлежит ей, спросила его об этом, и он рассказал ей историю своего кораблекрушения и похвалил доброту Навсикаи. Наконец, царица велела рабыням поставить в сенях кровать, положить на нее лучшие подушки, покрыть коврами, а вместо одеяла положить шерстяной плащ. Все это было исполнено. Рабыни проводили чужеземца со светильником в сени. Алкиной же с супругой удалился в опочивальню, находившуюся во внутренних покоях дворца.
Рано утром царь повел своего гостя на площадь, расположенную у гавани — место собраний у феаков. Здесь уже было бесчисленное множество народа. Гость и царь сели рядом на хорошо обтесанных камнях, и царь произнес речь, в которой предложил пятидесяти двум храбрейшим юношам снарядить большой корабль, чтобы выйти в море. При этом он обещал угостить их перед отправлением в своем дворце и тут же пригласил к себе двенадцать знатных феаков, чтобы еще раз почтить чужеземца.
Во дворце началея шумный пир. Царь приказал заколоть двенадцать овец, восемь свиней и двух быков. Виночерпий усердно исполнял свою должность. Был призван любимый певец, запевший после окончания трапезы под аккомпанемент арфы сказание о троянской войне. В песне часто произносилось имя Одиссея, но никто не подозревал, что этот знаменитый муж находится так близко. Только тогда, когда Одиссей во время пения закрыл свое лицо, царь заметил, что он, вероятно, принимал участие в опасной войне. Затем он приказал певцу замолчать и пригласил юношей устроить военные игры. Пирующие снова отправились на площадь, где молодые феаки показывали чужеземцу свое искусство и ловкость в кулачном бою, единоборстве, метании копий, прыжках и беге взапуски. В заключении сын царя Лаудамас вызвал Одиссея на единоборство, но тот отклонил это предложение под предлогом грусти и тоски по родине. Кто-то посмеялся над этой отговоркой и высказал мнение, что он, должно быть, не воин, а просто какой-нибудь хозяин купеческого судна, постоянно путешествующий. Одиссей пристыдил его сильною речью, сказал, что готов принять вызов всякого и при этом так сильно метнул тяжелый каменный диск, что тот далеко перелетел за цель. Тогда никто уже не отважился больше шутить над ним. Игры прекратились, певец запел веселую песню, под звуки которой некоторые юноши стали танцевать с удивительной ловкостью. Каждый из двенадцати феакских властителей подарил благородному и умному чужеземцу верхнюю и нижнюю одежду, обе шерстяные и без рукавов. Насмешник смиренно подошел к Одиссею и поднес ему в подарок в знак примирения свой меч с серебряной рукояткой и в ножнах из слоновой кости, сопровождая подарок следующими дружескими словами: «Не сердись! И если между нами случилась какая неприятность, то пусть буря развеет ее. Да помогут тебе боги после столь продолжительных бедствий снова увидеть отечество и супругу».
Одиссей отвечал на такое пожелание также дружески, взял меч и опоясался им. К вечеру все воротились во дворец, где Одиссей получил все подарки уложенными в дорогой ящик, который он обвязал искусным узлом. Затем ключница проводила его в теплую баню, приготовленную рабынями. Вымывшись и умастив себе волосы, он хотел снова идти в залу, как увидел добрую Навсикаю, стыдливо стоявшую у дверей. В то время не было в обычае, чтобы молодые женщины и девушки участвовали в собрании мужчин, поэтому Навсикая тайно сошла вниз из своей верхней комнаты, чтобы еще раз пожелать понравившемуся ей чужеземцу доброго пути. «Прощай, чужеземец, — сказала она едва слышно, — и вспоминай иногда обо мне на своей родине». «О, Навсикая, — отвечал Одиссей, — ежедневно буду благословлять тебя, как богиню, в сердце моем: ты спасла мне жизнь, милая дева».
Когда он вошел в залу, уже была роздана жареная свинина и подано вино, смешанное с водой. Чтобы почтить гостя, ему подали большой, жирный кусок, вырезанный из хребта. Певец снова запел о Трое, слушатели снова восхищались, один только Одиссей плакал. Царь приказал прекратить пение и только теперь спросил у гостя его имя и откуда он родом. Тогда герой начал рассказывать о своих приключениях, и слушатели были так изумлены, что в один голос просили его остаться у них подольше. Он согласился и за это получил в подарок от каждого властителя еще по золотой чаше и медному котлу с треножником. На следующее утро все подарки были принесены на корабль, и сам Алкиной тщательно уложил их под скамьями гребцов. На прощанье был заколот еще один бык, и бедро его, по тогдашнему обычаю, сожжено на алтаре в жертву Зевсу. Все присутствующие приносили жертву вином и пили его. Одиссей пожелал своим гостеприимцам всех благ и, выпив вина из чаши, передал ее благородной царице и с чувством сказал: «Будь всегда здорова, царица, пока не настигнут тебя старость и смерть, неизбежный удел каждого человека. Расстаюсь с тобой, преисполненный благодарности. Будь счастлива в этом дворце вместе с милыми твоими детьми, с народом и с Алкиноем, супругом твоим!»
Одиссей вышел, за ним последовали три рабыни с едой, вином и мягкими одеялами, которыми они покрыли подушки в кормовой части корабля, и здесь же поставили кушанья. Герой лег на подушки и заснул; гребцы же, сидя на скамьях, рассекали веслами море. Была светлая ночь. Корабль тихо скользил по гладкой поверхности моря, и спящий герой быстро приближался к милому отечеству.

Женихи Пенелопы
Отечеством Одиссея был остров Итака, как было сказано выше, находящийся к западу от Акарнании. Здесь, как и у феаков, было несколько родовых вождей, но главою их всех был Одиссей. Так как он уже почти двадцать лет был в отсутствии, на острове воцарился величайший беспорядок, и вожди, в особенности молодые, неистовствовали с наглой дерзостью. Мать Одиссея умерла с горя, а престарелый отец Лаэрт жил вдали от города, возделывая свой виноградник. Благородная супруга Одиссея Пенелопа проводила жизнь в слезах, оплакивая отсутствующего супруга и расхищение своего богатого дома. Она была прекрасна, богата, умна и благонравна, и все это побуждало многих искать ее руки, так как никто уже не верил в возможность возвращения Одиссея. Женихи требовали, чтобы благородная женщина вернулась к своему отцу и вышла замуж за того, кого сама выберет, остальные же уступят. Но Пенелопа продолжала хранить в своем сердце образ благородного Одиссея и отвергала вступление во второй брак. Этим она еще больше раздражала заносчивых искателей ее руки.

Пенелопа и женихи

Женихи Пенелопы

«Хорошо же, — говорили они упрямо, — мы все-таки принудим тебя к этому. Каждый день мы будем пировать в твоем дворце, пользоваться твоими стадами и плодами и пить твое вино, пока ты не согласишься выйти замуж за кого-либо из нас». И с этого дня обширный дворец Одиссея всегда был полон дерзкими бражниками, истреблявшими его добро. Когда стало известно, что в этом доме всегда можно было найти веселое общество и свободный доступ в него, то охотников до пиров находилось все больше и больше; и хотя все они величали себя женихами, но не было среди них ни одного, который был бы достоин жениться на Пенелопе. С самого острова Итаки женихов было двенадцать, с соседнего острова Дулихия — пятьдесят два, из Сама — двадцать четыре и десять из Закинфа. Всех их сопровождали рабы, повара, вестники и певцы. Эта бесстыдная толпа более, чем в сто человек, три года хозяйничала в чужом доме и пировала за чужой счет. Они являлись утром; пастухи должны были пригонять быков, свиней и коз, служанки приносить хлеб и кушанья, а слуги вино. Начинался пир, шум и игры, а вечером женихи расходились по домам. Все это должна была переносить бедная Пенелопа, и не было никого, кто мог бы заступиться за нее. Единственный ее сын Телемах был еще слабым юношей, да и, если бы он был в полной силе, что мог он сделать один против ста? День и ночь сидела бедная женщина в своей комнате с прислужницами и плакала. Когда же она появлялась в общей зале, то не могла считать себя в безопасности среди дикого буйства бесновавшейся толпы. Чтобы избавиться от притязаний женихов, Пенелопа придумала хитрость. «Послушайте, — обратилась она к женихам, — я начну ткать полотно на саван престарелому Лаэрту; работа эта займет много времени. Обещайте оставить меня в покое, пока я ее не кончу, и я исполню ваше желание». Женихи согласились, и Пенелопа начала ткать, но по ночам распускала всю искусную дневную работу, и таким образом тканье никогда не кончалось. Когда женихи узнали об этом, они стали неистовствовать еще сильнее.

Поездка Телемаха в Пилос и Спарту.
Верная супруга и ее сын все еще питали себя надеждой увидеть пропавшего. Они расспрашивали всех путешественников, не слыхал ли кто из них чего-нибудь об Одиссее, но все розыски их оставались тщетны. Тогда богиня Афина внушила юному Телемаху мысль посетить героев, бывших с его отцом под стенами Трои. От них он рассчитывал получить наиболее верные сведения о том, по какой дороге отправился Одиссей, и можно ли еще надеяться на его возвращение. Он ничего не сказал матери о своем намерении, чтобы не огорчать ее, но открылся только старой домоправительнице, снабдившей его вином и мукой в кожаных и глиняных сосудах. Один приятель уступил ему корабль, а двенадцать ловких юношей тотчас же согласились сопутствовать ему в качестве гребцов. К вечеру все они собрались на берегу, поставили сосновую мачту, укрепили ее веревками, привязали прочными ремнями парус, сели на скамьи, отвязали корабль и, принеся в жертву богам вина, радостно пустились в море.
На следующее утро они достигли Пилосской гавани в области Мессении, на западном берегу Пелопоннеса. Здесь жил престарелый Нестор, пользовавшийся среди троянских героев уважением за свои лета и мудрость. В это время он со своими друзьями приносил великую жертву Посейдону, которая называлась «гекатомба», то есть жертва в сто быков. Телемах сошел с корабля со своими спутниками, убравшими парус и крепко привязавшими корабль к берегу.
Телемах нашел пилосских мужей сидевшими на морском берегу девятью длинными рядами и вкушавшими мясо принесенных в жертву быков. В каждом ряду помещалось по пятисот человек. В честь божества были принесены в жертву и сожжены очищенные от кожи ноги, обмазанные толстым слоем жира. Остальное мясо было изжарено на копьях самими присутствовавшими, евшими его прямо руками. Телемах также получил свою часть после того, как он приветствовал собрание. Он сел на разостланной коже и принес жертву вином. По окончании трапезы Нестор спросил у своего гостя, кто он такой. Телемах рассказал ему свое семейное горе и что он собирает сведения об отце. Словоохотливый старик долго рассказывал ему о Трое и о своем возвратном пути, но ничего не знал об Одиссее, так как уехал раньше него. Он посоветовал Телемаху отправиться в Спарту, где жили Менелай и Елена, которые, может быть, могли доставить ему более верные сведения. «Если хочешь, — сказал Нестор, — ехать туда сухим путем, я дам тебе колесницу, коней и моих сыновей, которые для безопасности будут сопровождать тебя туда и обратно».

Принесение в жертву быка

Между разговорами наступил вечер. Гости отправились к жертвенной трапезе после того, как слуги полили каждому на руки воды и подали кубок вина для жертвоприношения. Придя во дворец, они сели рядом в обширной зале на великолепных креслах. Старец обнес вином присутствующих. Затем Телемаха отвели в сени, где ему была приготовлена постель рядом с Писистратом, младшим сыном Нестора. Женатые же сыновья и отец спали во внутренних покоях дворца.
Утром старец сидел на гладком камне у ворот дворца; вокруг него собрались любимые сыновья и множество рабов. Он дал обет принести в жертву Афине корову с позлащенными рогами и теперь готовился исполнить свое обещание. Спутники Телемаха тоже явились с корабля по приглашению Нестора. Пришел и кузнец с молотком, наковальней и щипцами и обложил золотом рога молодой коровы. Двое из сыновей царя повели телицу к жертвеннику, третий подошел с тазом и корзиной, полной ячменя, четвертый держал в руках острую секиру, а пятый сосуд для принятия крови.
Нестор умыл руки, рассыпал освященный ячмень, обстриг телице на лбу волосы и бросил их в огонь. Затем выступил вперед четвертый сын и нанес удар. Острая секира перерезала становую жилу, и животное повалилось. Тогда сыновья совершили жертву: они разрубили телицу, поспешно отрезали ноги, обмазали их жиром и покрыли кусками мяса. Между тем, как жертва горела на огне, старец окропил ее немного красным вином, а молодые люди стояли кругом с железными вилами, чтобы поворачивать ее по мере надобности.
Остальное мясо было тут же изжарено на завтрак присутствующим. Пришел и Телемах, которого младшая дочь Нестора между тем вымыла в бане, умастила и одела в тунику и плащ. В стоявшем посередине большом медном котле было налито вино с водой, и из него каждый почерпнул себе полную чашу и пил ее с обычными обрядами. Затем стали готовиться к отправлению Телемаха. Была заложена колесница, ключница положила в нее съестные припасы, и затем в нее сели Телемах и младший сын Нестора, Писистрат. Писистрат взял в руки вожжи и пустил лошадей. Вечером прибыли они в Феры и переночевали там. Следующим вечером они приехали в Спарту и безмолвно остановились у ворот дворца знаменитого Менелая.
Менелай в это время праздновал сразу две свадьбы: сына и дочери. Пир, пение и пляски до того наполняли залу, что прибытие колесницы было замечено только тогда, когда раб доложил об этом Менелаю. Тот приказал тотчас отпрячь лошадей и привязать их к яслям. Обоих же гостей радушно принял в своем великолепном жилище. Служанки отвели их в баню и умастили; затем они вернулись в залу и сели рядом с Менелаем. Одна из прислужниц пришла с тазом и кувшином, подала им умыть руки, а потом поставила перед каждым маленький столик, заставленный хлебом, зеленью и мясом. Сам Менелай от себя прибавил почетный жареный кусок жирного хребта, и молодые люди стали есть, дивясь великолепию дворца, ибо Менелай возвратился из-под стен Трои с богатейшей добычей и самыми дорогими дарами. Когда хозяин начал рассказывать о своем путешествии и упомянул имя Одиссея, Телемах закрыл лицо багряным плащом, и Менелай, не спросивший еще его имени, догадался, кто он такой.
В это время вошла Елена, виновница бедственной войны, и тотчас узнала по сходству лица Одиссеева сына. Окруженный истинным сочувствием, он рассказал, что делают в его доме искатели руки Пенелопы. Тогда Менелай вскричал: «Как львица терзает детенышей серны, которых, возвратившись к себе, находит в своем логовище, так и Одиссей растерзает нечестивцев, когда вернется в свое отечество!» Друзья еще долго изъявляли свое сожаление о судьбе благородного героя. Менелай сообщил о нем Телемаху только то, что ему однажды предсказал морской бог Протей, умевший принимать на себя все образы, даже огня и воды: «Одиссей снова увидит свое отечество после десятилетнего странствия и возвратится без спутников».
Юный Телемах удовольствовался этим сведением и собрался возвратиться домой, несмотря на то, что Менелай и Елена старались удержать его при себе. Обрадованный приятным посещением, богатый хозяин подарил Телемаху трех великолепных коней, колесницу и золотую чашу. Юноша отказался от коней и колесницы, так как лошади не были пригодны для гористой местности Итаки. Взамен них Менелай подарил ему прекрасный серебряный кубок с золотым ободком искусной финикийской работы. По окончании жертвенной трапезы оба чужеземные юноши легли спать в сводчатой галерее перед дворцом, где рабыни приготовили красивые парадные постели с роскошными подушками и мягкими одеялами. На другой день утром после жертвоприношения Телемах и Писистрат сели в колесницу, а Менелай и Елена проводили их до ворот. Тут поднялся орел с гусем в когтях, и Елена истолковала это как благоприятное предзнаменование гибели женихов.

Телемах и Писистрат

Обрадованные таким предсказанием юноши пустились в обратный путь. Они поехали через Феры в Пилос, где Телемах, не заезжая в дом Нестора, поспешил на корабль к своим спутникам, которые тотчас поставили мачту, подняли парус и отвязали судно от берегового утеса. В тихую ночь поплыли они по гладкой поверхности моря к Итаке, но при этом держали путь в сторону и направлялись к северному берегу, потому что женихи Пенелопы на другом корабле подстерегали Телемаха, чтобы убить его, но покровительница Телемаха Афина предупредила его во сне об опасности.

Одиссей на родине
Одиссей еще крепко спал на корабле феаков, когда гребцы на утренней заре направляли путь к Итаке. Не желая тревожить его сладкого сна, они бережно снесли его на берег, положили возле него дорогие подарки и не медля отправились назад в Схерию. Проснувшись и увидя себя одного между сундуками, кубками и треножниками, Одиссей испустил жалобный стон: несчастный не узнал родины, так как густой туман скрывал окрестность. Тогда на помощь ему явилась богиня Афина. Она предстала в образе прекрасного молодого пастуха, рассказала ему о страданиях его супруги и об отсутствии сына и побудила его истребить надменных женихов сперва хитростью, а потом силой. Она помогла ему спрятать подарки в пещере и, коснувшись его своим посохом, превратила цветущего мужа в грязного старика с плешивой головой, гноящимися глазами и слабыми членами. Его нарядная одежда заменилась оборванным нищенским рубищем из вытертой оленьей шкуры, в руках у него очутился посох, ветхая сума из веревочной перевязи висела через плечо.

Одиссей у свинопаса

В таком наряде пошел великий страдалец Одиссей через лесистые горы и, по указанию Афины, остановился у жилища старого Эвмея. Этот Эвмей происходил из царского рода и в детстве вместе со своей нянькой был похищен финикийскими морскими разбойниками, продан в рабство в далекие страны и наконец куплен Одиссеем и сделан им надсмотрщиком над свиными стадами. Стада эти имели загоны вдали от города, и возле них стояло жилище свинопаса. Он вместе с работниками охранял и пас стада.
Свинопас Эвмей был человек честный, умный и всей душой преданный своему господину Одиссею. Всякий раз, когда ему приходилось посылать для женихов в город свиней, он негодовал на такое бесчинство и оплакивал своего господина, считая его давно погибшим. В то самое время, когда он сидел на пороге хижины и вырезывал себе из бычьей кожи пару сандалий, привязывавшихся к ногам ремнями, вдруг залаяли собаки. Он поспешно бросил кожу, заставил собак замолчать и пригласил незнакомца в хижину, затем постлал на свое ложе из листьев козью шкуру и усадил на нее гостя. Потом он заколол пару поросят, посыпал их мукой, зажарил на копье, налил в деревянную чашу вина с водою и все это радушно поставил перед гостем, который, принеся вместе с ним жертву, принялся за трапезу. В беседе Эвмей описал несчастье царского дома на Итаке.
Когда же Одиссею, по обычаю того времени, после трапезы следовало рассказать о себе, он выдал себя за сына критского владыки, сказал, что он недавно видел Одиссея, который, вероятно, находится на пути в Итаку, а может быть, даже и возвратился. Эвг мей этому не поверил.
Когда воротились со стадами пастухи, Эвмей убил откормленную свинью, чтобы почтить гостя. После ужина пастухи улеглись спать. Эвмей приготовил Одиссею постель из козьих шкур у очага и покрыл ее своим косматым плащом. Сам же он, вооружившись мечом и копьем, вышел из хижины и лег спать под нависшей скалой вблизи стада.
Одиссей собирался войти в город в образе нищего, пробраться в свой дом, принять должность слуги и таким образом ознакомиться с тем, что там происходит. Но старик не соглашался с этим планом: «Поверь, такие люди, как ты, не могут быть им слугами; им прислуживают молодые люди в красивых одеждах, умращённые благовониями. Хорош ты там будешь! Нет, друг, оставайся-ка лучше здесь, пока не вернется Телемах. Он, наверное, снабдит тебя платьем и отправит на корабле, куда просится твое сердце».
И в самом деле, вскоре в хижину пастуха вошел цветущий Телемах. Темные волосы его блистали от умащения, красивая широкая одежда облегала его стан, на ногах были сандалии, а в руке длинный посох. Он только что вернулся из своей поездки и, прежде чем войти в город, он хотел побеседовать с верным Эвмеем. Собаки ласково бросились к нему, а свинопас обнял царского сына с радостными слезами. Как бы хотелось и отцу обнять сына! Но бедный нищий не смел выказать себя. Напротив, он почтительно встал перед своим сыном и хотел уступить ему свое место. Но юноша удержал его и ласково сказал: «Сиди, старичок, мы найдем себе место, хозяин и меня где-нибудь пристроит».
«Что это за человек?» — спросил он у свинопаса.
«Он с острова Крита, — отвечал пастух, — пришел как проситель и надеется на твое милосердие».
«Мне жаль его, — ответил юноша, — но ты знаешь, что происходит в моем доме. Я не могу приютить его у себя, потому что женихи будут над ним смеяться, а это огорчит меня. Я лучше пришлю ему кушанья и платье сюда, чтобы он не сделался тебе в тягость. А теперь сходи к моей матери и скажи ей потихоньку, что я благополучно вернулся из Пилоса. Я же останусь здесь, пока ты не вернешься».
Свинопас привязал к ногам сандалии, взял в руки посох и отправился в путь. Дорога в город была длинная, и отец с сыном долго оставались в хижине одни. И тут Одиссей открылся Телемаху. Как забилось сердце восхищенного юноши на груди милого, давно ожидаемого им родителя!
Но теперь не время было предаваться жалобам и восторгам. Одиссей поспешно сообщил своему сыну давно задуманное им намерение собственноручно расправиться со всеми надменными женихами. Юноша испугался столь смелого предприятия, но отец ободрил его и приказал хранить молчание. Никто, кроме их двоих, не должен знать, кто он в действительности, когда на следующий день он явится в виде нищего.
Они обо всем договорились, и благоразумный сын твердо запечатлел в памяти слова родителя. Возвратился свинопас, и Телемах пошел в город и предстал здравым и невредимым пред женихами, досадовавшими, что посланный ими разбойничий корабль не захватил его. Они бы умертвили его всенародно, если бы не опасались народного мщения.
На следующий день Одиссей, покрытый рубищем, в сопровождении свинопаса отправился в путь. Уже дорогой ему пришлось предвкусить то, что ожидало его дома. Когда они проходили по гористой тропинке мимо устроенного в тополевой роще колодца, к которому девушки приходили ежедневно за водой, пристал к ним козопас Мелантий, приятель женихов, и стал осыпать покрытого рубищем царя ругательствами и пинками, пока они не дошли до ворот Одиссеева дворца. Там их встретил запах жереного мяса.
У ворот произошла трогательная сцена верности. На дворе, на навозной куче лежала старая собака Аргос, некогда вскормленная Одиссеем. Дряхлая, всеми брошенная и пожираемая паразитами, она давно уже едва волочила ноги и была теперь при последнем издыхании. Она узнала старого господина, завиляла хвостом и хотела подползти к нему, но силы ей изменили. Она вдохнула в себя еще раз запах своего благодетеля и издохла. Одиссей скрытно отер слезу и вошел в дом.
Здесь вдоль длинных стен на стульях, покрытых кожами, сидели сто женихов; ноги их покоились на деревянных скамеечках, перед каждым стоял столик с хлебом и жареным мясом. Тарелок у них не было. Гонцы и прочие слуги бегали взад и вперед, прислуживая пирующим. Посередине комнаты стоял огромный медный чан, наполненный вином, смешанным с водою, из которого слуги наполняли кубки. Певец пел во время обеда. У столбов, подпирающих стены комнаты, были поставлены стойки для копий, остальное оружие висело по стенам; Одиссей, как просящий помощи, сел на пороге. Женихи разгневались на покрытого рубищем пришельца и осыпали ругательствами свинопаса за то, что тот привел его. Злой козопас Мелантий также не переставал издеваться над несчастным. Чужеземец стал обходить всех гостей и просить милостыни, и каждый клал в его жалкую суму кусок хлеба и мяса. Один Антиной, самый гордый из всех, не дал ему ничего. Другой со смехом кинул в него коровьим копытом. Даже прислужницы издевались над ним и провожали его оскорбительными словами.
Все переносил царь с величайшим терпением, но в душе сгорал от негодования и ждал приближения минуты мщения. Пенелопа, решившись, наконец, предложить искателям ее руки окончательное условие, вошла со своими прислужницами в залу и сказала: «Слушайте! В оружейной лежит любимый лук моего супруга Одиссея с колчаном, наполненным стрелами. Он без труда, пустив издали стрелу, попадал в ушки двенадцати железных секир, поставленных одна за другой. Предлагаю вам завтра испытать эту игру, и кто попадет, подарки того я принимаю и соглашусь стать его супругой, чтобы не расхищалось таким постыдным образом имущество моего благородного сына Телемаха.
Это показалось Одиссею удобным предлогом для мщения. В тот же вечер, когда женихи удалились, он вместе с сыном вынес из залы все оружие и запер его в одной из верхних комнат. Только два меча, два копья и два шлема оставили они для себя и спрятали их в зале. Свинопасу Эвмею и еще одному столь же преданному скотопасу, узнавшему царя по рубцу на колене, было объяснено все, и они обещали верную помощь.

Смерть женихов

Когда на следующее утро женихи снова явились, Телемах вбил в пол залы двенадцать секир в ряд и подал лук Антиною. Но сколь ни считал себя сильным этот надменный жених, он не мог натянуть лук. Тогда лук взял Эвримах, после него самый гордый, кинувший скамейкой в Одиссея в первый день его появления. Он намазал лук жиром и стал держать его над огнем, но также не смог натянуть его. Столь же безуспешно пробовали на нем свою силу и остальные. «Оставим пока» — воскликнули они, наконец, — завтра мы снова попытаемся. Сегодня же мы хотим пировать». Совет этот понравился всем, и скоро все столы были заставлены жареным мясом.
«Подайте и мне лук», — попросил Одиссей со своего места на пороге.
Женихи засмеялись и закричали: «Не хочешь ли и ты искать руки прекрасной Пенелопы?» «Берегись, — произнес нищий, — подайте же его сюда!» Женихи сочли это неприличным и рассердились. Но Телемах сказал: «Лук мой, и я могу его дать кому хочу. Возьми его, старик».
Одиссей взял издавна знакомый ему лук, легко натянул его, и стрела, звеня, полетела сквозь ушки. Все пришли в изумление. Царь дал знак свинопасу и другому пастуху и произнес: «Теперь смотрите! Избираю себе цель, в какую не попадал еще ни один стрелок». И в это самое мгновение стрела пронзила горло Антиною; пораженный, он упал и увлек в падении стол, уставленный вином и яствами.
Гости вскочили и бросились к стенам, но на них не висело больше оружия. Они все еще думали, что старик нечаянно убил Антиноя, как вдруг Одиссей с яростным взглядом закричал страшным голосом: «Псы! Вы воображали, что я уже не вернусь на родину и потому расхищали мое имущество, принуждали служить себе моих слуг, терзали мою верную супругу брачными предложениями, когда я еще жив! Вы не боялись ни богов, ни людей! Зато теперь настал час вашей смерти!»

Одиссей и женихи

Все ужаснулись, потому что грозный герой опять натянул свой лук. Телемах, вооружившись мечом, надев шлем и взяв щит, принес такие же доспехи и отцу, а свинопас и верный скотопас, заперев все двери, вошли также вооруженные. Все женихи стояли безоружные и безмолвные. Один Эвримах произнес: «Справедливо порицаешь ты, господин, их поступки, ибо здесь произошло много беззаконного. Но тот, кто был всему виною, горец, домогавшийся не только твоей супруги, но и власти над Итакой, уже лежит пораженный. Пощади нас, остальных. Мы вознаградим тебя за все убытки и дадим столько скота, меди и золота, сколько потребуешь». «Нет, Эвримах, — отвечал разгневанный царь, — если.бы вы принесли мне все ваше достояние, то и тогда рука моя не отдохнула бы, пока все вы не поплатитесь мне завашу дерзость. Готовьтесь к битве со мною! Надеюсь, никто из вас не уйдет от меня!»
Эвримах в отчаянии бросился на него с мечом, но смертоносная стрела Одиссея пронзила ему грудь, и он упал, опрокинув на себя стол и стулья. Тогда Одиссей стал поражать женихов одного за другим, а когда вышли все стрелы, устремился на них с копьем. Телемах и оба пастуха мужественно поддержали его. Женихи все еще стояли, пораженные внезапным ужасом. Но вот вероломному козопасу Мелантию удалось достать их оружие, и они кинулись на Одиссея со своими острыми копьями. Но Афина защитила и его, и Телемаха так, что удары женихов не попадали в них, между тем как сам Одиссей с быстротою молнии повергал их на землю одного за другим.
Вероломный козопас еще раз пробрался наверх, чтобы достать новое оружие. Но оба верных пастуха поспешно бросились вслед за ним, скрутили ему руки и ноги и при помощи толстой веревки втащили его на столб, и он повис там, испытывая страшные мучения.

Пенелопа с луком Одиссея

Затем они снова сошли вниз, где битва свирепствовала ещё ужаснее. Женихи, доведенные до крайнего отчаяния, устремили все копья на мстителя. Один из пастухов убил того жениха, который несколько дней назад бросил в нищего коровьим копытом, а мужественный свинопас поверг другого.
Остальные женихи, чтобы избежать ударов, как испуганные петухи в ужасе бегали по зале, пока не пали, пораженные копьями Одиссея и Телемаха. Пощажены были только двое: певец Фемий, певший за обедом по принуждению, и один верный гонец, по просьбе юного Телемаха. Услышав ходатайство юноши, дрожащий гонец выполз из-под скамьи и сбросил с себя коровью шкуру, под которой он скрывался. Одиссей выслал их обоих за дверь, а Телемаху приказал позвать старую верную ключницу, державшую до тех пор под замком пятьдесять прислужниц. Старуха обрадовалась при виде залитого кровью пола и груды мертвых тел.
Тогда Одиссей произнес следующие прекрасные слова: «Радуйся, матушка, в душе торжеству правого дела, но остерегись выражать свою радость слишком громогласно, ибо грешно радоваться смерти».
Затем ключница должна была указать прислужниц, находящихся на стороне женихов. Таких оказалось двенадцать, и Телемах с обоими пастухами приняли на себя гнусную обязанность повесить их всех вместе в одной из отдаленных частей дома. Козопас был постыдно изувечен и умер мучительной смертью.
Одиссей и Телемах, властители Итаки, взяли метлы и лопаты и вместе с обоими пастухами (до такой степени в то время не было еще известно презрение к простому труду) очистили окровавленную залу, после того как из нее вытащили во двор мертвых и свалили их тела в одну кучу. Прислужницы вымыли столы и скамьи, а в заключение царь окурил все помещение серой. Божество на все это время ниспослало на испуганную Пенелопу благодетельный крепкий сон, так что она, находясь в верхней комнате, ничего не знала о происходившем кровопролитии. Теперь ключница позвала ее вниз и все ей рассказала. Она содрогнулась при мысли, что должна обнять в образе морщинистого нищего своего супруга. Но он в это время сходил в баню, вымылся и умастил себя. Афина снова коснулась его своим посохом, и Одиссей, прекрасный, как бог, с блестящими, длинными локонами, в багряной одежде предстал перед изумленным взором супруги. Тогда узнала его верная Пенелопа и бросилась на грудь любимого супруга, двадцать лет с нею разлученного