Балакин В. Творцы Священной Римской империи

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава третья
Оттон II: Продолжение традиции

Самоутверждение нового государя
Княжеская оппозиция

На следующий день после кончины Оттона Великого Оттон II приступил к правлению доставшейся ему в наследство Империей. Еще в Мемлебене, наутро после смерти отца, он принял от присутствовавших магнатов присягу на верность. Они, рассказывает Видукинд Корвейский, присягнули своему государю «как в первый раз», хотя тот уже обладал королевской и императорской коронами. Так Видукинд, низведший эти коронации до уровня простого предназначения на престол, отметил решающую роль избрания в форме принесения магнатами присяги на верность как непременного условия законного престолонаследия, тем самым еще раз выразив свое неприятие итальянской, имперской политики Оттонов. Вместе с тем истолкование спонтанной присяги случайного круга магнатов как формального акта возведения на трон «всем народом» («Итак, он снова всем народом был избран государем», — написал Видукинд) могло быть адресовано тем, кто сомневался в законности непосредственного наследования Оттоном II отцовской власти.
Преемственность власти на первых порах обеспечивалась и благодаря участию в государственных делах матери императора, вдовствующей императрицы Адельгейд, влияние которой особенно заметно в первые два года правления Оттона II. Другой саксонский хронист, Титмар Мерзебургский, не преминул отметить, что Оттон II как правитель формировался под влиянием своей пользовавшейся непререкаемым авторитетом матери, по инициативе которой принимались важные решения. Лишь по мере возмужания, накопления политического опыта он становился более самостоятельным.
Первые семь лет новый король Германии был поглощен борьбой за утверждение своей власти внутри страны и за Лотарингию. Прежде всего Оттону II пришлось столкнуться с оппозицией южногерманских герцогств Баварии и Швабии. Уже в начале 974 года при замещении первого освободившегося епископства он не сумел реализовать собственную волю, вынужденно согласившись на то, чтобы преемником Ульриха Аугсбургского, верного помощника Оттона I, стал Генрих, обязанный своей должностью совместным усилиям баварского и швабского герцогских дворов — герцога Баварии Генриха Сварливого, как его называли еще современники, и его матери Юдит из рода Луитпольдингов, с одной стороны, и герцога Швабии Бурхарда III и его супруги Хадвиг, сестры Генриха Сварливого и дочери Юдит — с другой. Епископ Генрих был сыном Бурхарда, маркграфа Баварской Восточной марки (с 996 года она станет называться Австрией), и братом Юдит и, следовательно, представителем обеих южногерманских герцогских династий. Однако вскоре Оттону II удалось в какой-то мере взять реванш: когда Хадвиг, вдова умершего бездетным Бурхарда III, решила посредством нового брака обеспечить наследование герцогства по собственному усмотрению, он назначил герцогом Швабии своего племянника Отто, сына Лиудольфа (сына Оттона I Великого от первого брака с Эдгит), перечеркнув тем самым планы Лиутпольдингов, нацеленные на более тесное взаимодействие южногерманских герцогств.
Главным возмутителем спокойствия выступал баварский герцог Генрих Сварливый — сын Генриха, младшего, «порфирородного» брата Оттона I. Генрих Сварливый, как и его отец, попытался захватить власть в государстве, завладев королевской короной (забегая вперед, скажу, что ему, как и его «порфирородному» отцу, не суждено было стать правителем Германии, зато его сын, тоже Генрих, спустя почти тридцать лет будет германским королем). При этом он нашел поддержку не только в Баварии, но и у князей Чехии и Польши. Однако Оттон II при помощи Бертольда Швайнфуртского, могущественного франконского графа, который был верным соратником еще Оттона I и остался сторонником его сына, сумел заключить под стражу Генриха Сварливого и его сообщников. Но тому спустя некоторое время удалось уйти из заточения и возобновить борьбу. Даже в Саксонии, в родном герцогстве императора, он нашел единомышленников. И все же Оттон II опять одержал верх, на сей раз лишив Генриха герцогской власти. Своему племяннику герцогу Швабии Отто он передал в 976 году также и Баварию, за исключением Каринтии и североитальянских марок. Каринтия сама получила статус герцогства и была пожалована Генриху, представителю искони правившего в Баварии рода Лиутпольдингов. С того времени североитальянские марки были связаны личной унией не с Баварией, а с Каринтией. Баварскую Восточную марку получил Бабенберг Лиудпольд (Леопольд), брат Бертольда Швайнфуртского, роду которого суждено было править Австрией более двух с половиной веков. Однако лишь после еще двух походов против чешского князя и подавления в 977 году восстания трех Генрихов — Генриха Сварливого, Генриха Каринтийского и епископа Генриха Аугсбургского — Оттон II стал хозяином положения в Германском королевстве. Итоговая черта была подведена на Пасху 978 года на съезде знати в Магдебурге. Болеслав II Чешский присягнул на верность императору, немецкие мятежники были изгнаны, а Каринтию получил Отто, внук Оттона I — сын его дочери Лиудгард и герцога Лотарингского Конрада Красного, героически сражавшегося в битве на реке Лех в августе 955 года и павшего там смертью храбрых. Вновь дом Оттонов утвердился в Южной Германии.
Уже в самом начале этой борьбы против оппозиции внутри государства Оттону II пришлось отражать натиск датского короля Харальда Синезубого, еще в 965 году обращенного в христианство и с тех пор поддерживавшего хорошие отношения с Оттоном Великим. Однако, как только тот умер, Харальд, вступив в союз с норвежским ярлом Хаконом, попытался захватить Нордальбингию — область в низовьях Эльбы. Поскольку Хакон вскоре разорвал союз с датским королем, Оттону II без особого труда удалось осенью 974 года самому перейти в наступление и закрепиться в Шлезвиге, подчинив эти земли немецкому господству и принудив Харальда к уплате дани.

Борьба за Лотарингию разгорается снова

К этому времени кризисная ситуация сложилась на западной границе государства Оттона II. Младшему брату Оттона Великого Бруно, архиепископу Кёльнскому и одновременно герцогу Лотарингскому («эрцгерцогу»), успешно проводившему западную политику Империи, не нашлось достойного преемника. Среди епископата Лотарингии наибольшую близость к императорскому двору сохранял Дитрих Мецский, сын сестры королевы Матильды (супруги Генриха Птицелова). Однако ни он, ни назначенный еще при Бруно герцог Лотарингским Фридрих не сумели занять господствующего положения во всей Лотарингии.
После смерти Оттона Великого ничто не сдерживало желания Каролингов обладать Лотарингией, их исконной областью. Новый характер отношений между Германией и Францией вскоре обнаружился в связи с событиями в Нижней Лотарингии. Регинар IV Геннегауский и его брат Ламберт, жившие на положении беженцев при французском королевском дворе в Лане, в 973 году собрали сторонников и отправились отвоевывать свое наследственное владение — Геннегау (ныне в составе Бельгии). Оттону II пришлось лично вмешаться, чтобы изгнать их из Лотарингии. Спустя три года Регинар и Ламберт повторили попытку, на сей раз прибегнув к помощи графов Вермандуа и брата французского короля Лотаря — принца Карла, не имевшего своего удела и мечтавшего завоеванием поправить собственные дела. Маркграф Готфрид, брат архиепископа Реймсского Адальберо, был осажден в Монсе и во время одной из вылазок тяжело ранен. Однако и на этот раз интервенты не добились успеха и отступили, очевидно, опасаясь прибытия войск императора. Во время этой кампании король Лотарь с войском находился на севере Франции, видимо, с намерением поддержать собственного брата. Оттон II решил изменить свою тактику. Он возвратил Регинару и Ламберту их наследственные владения, за исключением Монса, главного города Геннегау, который он оставил за верным Готфридом, и назначил в 977 году принца Карла, рассорившегося со своим братом Лотарем, герцогом Нижней Лотарингии. Резиденцией ему был определен Брюссель. И хотя в целом Карл оказался неспособным исполнять свою должность, его назначение оказалось изощренным тактическим ходом: один из последних отпрысков Каролингской династии стал вассалом германского короля, что весьма благоприятным образом сказывалось на репутации Оттона II.
Король Лотарь весной 978 года наконец-то решился реализовать давно вынашиваемый замысел захвата Лотарингии. Это предприятие оказалось возможным лишь благодаря тому, что Лотарь нашел взаимопонимание со своими могущественными соперниками внутри страны — Робертинами. В апреле он созвал в своей резиденции в Лане собрание знати, участники которого, и в первую очередь Гуго Капет, одобрили его военные планы, видимо, надеясь на хорошую поживу. Цель похода держали, вопреки закону и обычаю, в строгом секрете. Первым объектом атаки стали земли по Маасу. Правда, Лотарь не нашел там столь широкой поддержки, какой в свое время пользовался его отец Людовик. Лишь дойдя до Люттиха или Маастрихта, король узнал, что Оттон II находится в Ахене.
Лотарь жил в предвкушении большого успеха: если бы удалось захватить в плен ничего не подозревавшего императора (и, напомню, своего двоюродного брата: мать Лотаря королева Герберга была сестрой Оттона I), то было бы гарантировано обретение Лотарингии в обмен на его освобождение. Соображения чести при этом в расчет не принимались. Оттон II поначалу даже не поверил вести о приближении французского войска, пока не убедился в этом благодаря проведенной разведке. Правда, Лотарь не сумел воспользоваться своим преимуществом: вместо того чтобы совершить стремительную атаку во главе отборного отряда, он медленно двигался со всем своим обозом, тем самым дав императору возможность спастись. Ввиду превосходивших сил противника Оттон II предпочел, не пытаясь защищать свою ахенскую резиденцию, бежать вместе с беременной супругой Феофано в хорошо укрепленный Кёльн. Ожидавшегося триумфа в Ахене у Лотаря не получилось. Пришлось довольствоваться разграблением города и похищением императорских регалий — знаков императорского достоинства. Дабы показать, что он стал обладателем столицы Каролингской империи, Лотарь приказал повернуть императорского орла, еще при Карле Великом установленного на крыше дворца, на восток. Спустя три дня он покинул Ахен, направляясь в Верхнюю Лотарингию, ситуация в которой, казалось, обещала легкий успех: как раз умер герцог Фридрих, и его вдова из рода Робертинов правила в качестве опекунши малолетнего сына. Однако нападение на Мец, обороной которого умело руководил епископ Дитрих, двоюродный брат императора, оказалось безрезультатным, так что Лотарю пришлось возвратиться восвояси, не добившись ощутимого успеха.
Епископ Дитрих побуждал императора к мести. В середине июля на рейхстаге в Дортмунде Оттон II доложил собравшимся магнатам о нанесенном ему оскорблении. Было принято решение собрать многочисленное ополчение. 1 октября 978 года он объявил Лотарю войну, которую собирался вести без вероломства и хитрости. Во главе большого войска, в состав которого входили и вспомогательные отряды из Италии, он двинулся во Францию, дойдя до самого Парижа. Встречавшиеся на пути церкви и монастыри он пощадил, а каролингские резиденции приказал разрушать, опустошая по тогдашнему обычаю ведения войны прилегающие территории. Герцог Нижней Лотарингии Карл сумел овладеть Ланом, а затем, побуждаемый епископом Меца Дитрихом, действовавшим конечно же не без ведома императора, провозгласил себя королем в пику живому и здравствовавшему правителю Франции. Лотарь укрылся за стенами Парижа. Оборону города взял на себя Гуго Капет. Осада продолжалась несколько недель. В конце ноября Оттон II решил прекратить ее. На прощание, перед тем как уйти от Парижа, он велел всем имевшимся в его войске клирикам пропеть на вершине Монмартра «Аллилуйя». Поредевшее в результате болезней немецкое войско не могло противостоять подтягивавшимся к Парижу французским отрядам, поэтому император предпочел не вступать в сражение. Вздувшуюся от осенних дождей реку Эн не удалось форсировать достаточно быстро, так что обоз попал в руки преследователей. Карл, естественно, не мог удержаться в Лане, в конце 978 года перешедшем в руки Лотаря, и присоединился к отступавшему войску императора. Рождество Оттон II праздновал во Франкфурте-на-Майне.
Лотарь, сознавая свою зависимость от доброй воли Гуго Капета и не доверяя ему в полной мере, решил договориться за спиной у герцога с Оттоном II. Тайно прибывшие послы были хорошо приняты императором. Договорились о личной встрече двух правителей. Она состоялась в мае 980 года близ Ивуа, неподалеку от границы с Германией. Лотарь отказался от своих притязаний на Нижнюю Лотарингию (а притязаний на Верхнюю, то есть Южную, Лотарингию он даже не успел как следует заявить). С легким сердцем Оттон II, у которого вскоре после этой встречи родился наследник престола, мог отправляться в Италию. Для Лотаря пакт с императором означал вместе с тем и тактический ход против своего самого могущественного союзника-соперника, Гуго Капета, лояльность которого во время немецкого вторжения спасла ему трон. Однако заключенный за спиной Гуго мир грозил тому серьезным ослаблением позиций, поэтому и он спустя некоторое время, на Пасху 981 года, присягнул в Риме на верность императору. Хотя отступление Оттона II от стен Парижа в ноябре 978 года больше походило на бегство, однако в конечном счете он добился главного — Лотарингия осталась в составе Германии.
Успешное урегулирование Оттоном II конфликта вокруг Лотарингии заметно повысило его авторитет в народе. Если прежде нередко раздавались голоса недовольных его то слишком опрометчивыми, то чересчур нерешительными действиями и пренебрежением советами людей более зрелого возраста, а особенно влиянием на него супруги-гречанки, то теперь недовольство утихло. (Участие Феофано в государственных делах документально засвидетельствовано сразу же после вступления Оттона II на престол: уже в первый год его правления пожалованы четыре грамоты, в которых упоминается Феофано как ходатайствующее лицо, правда, сначала вместе с императрицей Адельгейд; весной 974 года Оттон II по собственному усмотрению подарил владения своей «соимператрице» («coimperatrici augustae») — этим титулом подчеркивалось особое значение Феофано как соправительницы; в титуле «соимператрица», несомненно, заключалось более весомое, нежели в «соправительнице», правовое содержание: как «coimperator», так и «coimperatrix» имели право на наследование власти; здесь решающую роль сыграл византийский образец: в Византии императрицы в качестве «соимператриц» после смерти супруга могли наследовать власть и править от имени своего малолетнего сына. И все же не следует преувеличивать личное влияние Феофано на Оттона II, сильного и волевого человека; в полной мере роль Феофано как «соимператрицы», а точнее говоря правительницы, проявилась лишь после безвременной кончины Оттона II, в годы малолетства их сына Оттона III, о чем речь пойдет в следующей главе.) Заговорили даже, что дух отца, Оттона Великого, возродился в сыне, что молодой государь способен на мужественные поступки и предназначен Провидением для великих дел. И даже Титмар Мерзебургский, порицавший Оттона II за упразднение Мерзебургского епископства (правда, весьма сдержанно, с полным почтением к его императорской особе), больше сообщал о его триумфальных успехах, нежели о горестных неудачах: «В своей триумфальной славе император такого страху нагнал на врагов, что никогда более они не осмеливались предпринимать что-либо против него», а также: «Между тем кесарь так управлял Римской империей, что Удерживал всё прежде принадлежавшее своему отцу и мужественно противостоял нападавшим сарацинам, прогоняя их Далеко от собственных пределов».
И действительно, Оттон II жил с мыслью о продолжении дела отца, о придании Империи еще большего величия и прежде всего о реализации последних замыслов Оттона I относительно покорения Италии, чтобы земли к югу от Альп слились в единую с германскими землями Империю.
Битва за южную Италию

Вновь на Апеннинах

Как только воцарился мир в Германии, император отправился в итальянский поход. В отличие от своих предшественников и преемников на германском престоле, Оттон II шел в Италию не за императорской короной, которая у него уже давно была, а чтобы обеспечить порядок в стране, исполнить свои обширные обязанности императора. Собираясь в путь, императорская чета оставила обеих дочерей, Адельгейд и Софию, в Германии, взяв с собой только сына и наследника престола Оттона. Сначала они отправились на Рейн, откуда и должен был начаться поход в Италию. Император решил на время своего отсутствия в Германии поручить эрцканцлеру, архиепископу Майнцскому Виллигису и герцогу Саксонии Бернгарду обеспечивать порядок в стране и в экстренных случаях принимать необходимые меры. Епископ Меца Дитрих находился при Оттоне II в качестве советника и помощника в делах. Кроме того, императора сопровождали в его итальянском походе епископы Вормса и Мерзебурга, герцог Швабии и Баварии Отто и саксонские графы с рыцарскими отрядами, жаждавшими военных подвигов. Предстояло наглядно продемонстрировать императорское могущество, хотя на сей раз отправлялись не в завоевательный поход. Первая (и, как оказалось, последняя) самостоятельная экспедиция Оттона II в Италию начиналась как мирный визит для обеспечения императорской власти и восстановления порядка, где он был нарушен; о завоевании формально принадлежавшей Византии Южной Италии и о борьбе с сарацинами он сначала как будто бы и не помышлял. В Швабии, где была сделана продолжительная остановка, состоялась его встреча с французским и итальянским духовенством. Император подтвердил епископству Реджо его владения, права земельной собственности, заявив при этом о своем решении всеми силами бороться против притеснений, которым подвергается итальянская церковь со стороны светской знати. Двигаясь по Швабии, императорский кортеж 24 октября достиг Констанца на Боденском озере. Далее продолжали путь вверх по Рейну, а затем через один из альпийских горных перевалов Оттон II и сопровождавшие его лица прибыли в Кьявенну. В то время этот итальянский город с прилегающей территорией входил в состав Швабского герцогства, так что император формально находился еще не в Италии, а лишь у ее границ.
Но далее его путь пролегал по долинам Италии, через Монцу и Милан в Павию. Здесь он 5 декабря пожаловал епископу Хильдибальду, который изрядно потратился на обеспечение продовольствием императорской свиты и многочисленного рыцарского войска, дарственную грамоту, предоставлявшую ему право собирать в свою пользу таможенную пошлину на мосту близ Кьявенны, и подчинил ему всю императорскую администрацию этого столь важного для сообщения с Италией города.
Свою деятельность на итальянской земле император начал с примирения со своей матерью, вдовствующей императрицей Адельгейд. В свое время у него возникли разногласия с ней по многим вопросам управления Империей, приведшие к ухудшению личных отношений, так что Адельгейд предпочла удалиться в Бургундию, ко двору своего брата, короля Конрада, много лет тому назад бывшего подопечным Оттона I. Правда, следует заметить, что нет причин говорить о враждебных отношениях между матерью и сыном. Хотя Адельгейд и поддерживала контакты с баварской оппозицией, с которой Оттон II боролся в период с 974 по 976 год, однако он никогда не утрачивал теплых сыновних чувств к ней. В самый разгар борьбы с мятежом в Баварии, в июне 975 года, он подтвердил дарственной грамотой все владения своей матери, пожалованные ей Оттоном I. В 977 году его новорожденная дочь была по имени своей бабушки наречена Адельгейд, чтобы, как написал сочинитель Магдебургских анналов, блистать красотой ее имени и пользоваться ее заслугами. И если, тем не менее, Адельгейд покинула политическую арену, то причиной послужила утрата ею своего прежнего влияния, перешедшего к Феофано и архиепископу Майнцскому Виллигису. Теперь, после того как Оттон II полностью утвердился в своих правах, преодолев оппозицию внутри государства и с выгодой для себя урегулировав внешнеполитические конфликты, он считал необходимым устранить все недоразумения во взаимоотношениях с матерью, которая, в свою очередь, ответила ему взаимностью. Посредниками в их примирении выступили король Бургундии Конрад и аббат Клюнийского монастыря Майоль, благодаря которым мать и сын, не стесняясь проявления чувств, обливаясь слезами, в Павии возвратили друг другу прежнюю любовь. Вместе с тем это примирение матери с сыном было настоятельно необходимо и в политическом отношении: именно теперь, находясь в Италии, Оттон II нуждался в том, чтобы иметь на своей стороне Адельгейд. Позднее он назначит ее наместницей Ломбардии с резиденцией в Павии — весьма разумный шаг, учитывая, что его мать все еще рассматривалась многими как законная королева, подлинная хозяйка страны.
В качестве дорогого гостя тогда прибыл из Франции архиепископ Реймсский Адальберо, в свите которого находился и тот примечательный монах, который еще десять лет назад был представлен юному императору и который теперь будет постоянно поддерживать весьма плодотворные отношения с его двором — схоласт из Реймсской соборной школы Герберт Орильякский, будущий папа римский Сильвестр II.
В Ломбардии и Центральной Италии мало что изменилось после кончины Оттона I. Несмотря на внутренние неурядицы в самой Германии, здесь не было сепаратистских настроений. Только в Риме наблюдались беспорядки, связанные с наследованием престола св. Петра после смерти папы Иоанна XIII, наступившей 6 сентября 972 года. Его преемником стал, очевидно, с одобрения императора, Бенедикт VI, так и не сумевший в то время, пока Оттон II был вынужден оставаться в Германии, утвердиться в борьбе против представителя рода Крешенциев, видимо, пользовавшегося поддержкой из Византии и являвшегося тогда наиболее могущественным семейством в Риме. В июне 974 года Крешенции сместили Бенедикта VI, заточили его в римской цитадели, известной в Средние века как замок Ангела, и возвели на престол св. Петра собственного ставленника, диакона Франко, под именем Бонифация VII. Однако тот основательно скомпрометировал себя в глазах римлян, распорядившись удавить в темнице своего соперника. Этим обстоятельством и воспользовалась имперская власть: граф Зикко в качестве уполномоченного императора в союзе с римлянами сумел восстановить порядок. Бонифаций бежал в Византию, а его сообщники были осуждены. Зикко обеспечил избрание папой Бенедикта VII, бывшего епископа Сутри, представителя дома Феофилактов (об этом семействе мы еще услышим). Родство с влиятельным в Риме домом Крешенциев делало его также приемлемым и для них. Однако летом 980 года он был вынужден бежать от возвратившегося в Рим Бонифация и обратиться с просьбой о помощи к императору. Традиция продолжилась: очередной «крик о помощи» из Италии опять заставил правителя Германии поспешить с походом за Альпы.
Из Павии император со всеми придворными и гостями отправился на корабле в Равенну, где он праздновал Рождество и оставался до середины января следующего года. В Равенне тогда собрались видные представители североитальянской церкви. 28 декабря император подтвердил каноникам Пармы их владения и пожаловал им привилегии; ходатайствовала об этом перед сыном Адельгейд, что служит прямым подтверждением состоявшегося между ними примирения. 31 декабря по ходатайству епископа Павии Петра были пожалованы привилегии епископской церкви в Лукке. Во второй день нового, 981 года Оттон II подтвердил монастырю святых Хилария и Бенедикта в Венеции все владения, приобретенные им со времен Карла Великого, и предоставил его людям право свободного передвижения и неограниченного распоряжения собственным имуществом. 18 января к императору явился аббат монастыря Лено, учрежденного в давние времена королем лангобардов Дезидерием, и, предъявив грамоты, свидетельствующие о пожаловании этому монастырю еще Карлом Великим владений, привилегий и права выбирать аббата, просил подтвердить их; Оттон II удовлетворил эту просьбу, выдав дарственную грамоту. Пожалование дарственной грамоты служило для Оттона II хорошим поводом для демонстрации преемственности и нерушимости императорской власти в Италии, а также для поминовения отца своего, как написано в грамоте, «блаженной памяти непобедимейшего императора августа Оттона».
Среди этих государственных дел, которых бывало много всякий раз, когда император появлялся в Италии, Оттон II нашел время и для решения научных проблем. Вместе с ним в Италию прибыл Отрих, в недавнем прошлом первый ученый Магдебургской соборной школы, снискавший себе широкую известность, а теперь входивший в состав императорской придворной капеллы. Между ним и Гербертом Орильякским, уже известным нам схоластом Реймсской соборной школы, состоялся диспут о классификации наук. На этом равеннском симпозиуме, на котором председательствовал сам император, имевший великолепное, по сравнению с прочими представителями светской знати, образование, не пришли к единому мнению, но не было и победителя в споре. Спустя некоторое время Оттон II пожаловал Герберту богатое аббатство Боббио. Этим назначением император хотел не только привлечь на свою службу знаменитого ученого, но и передать в надежные руки управление имуществом монастыря, которому отводилось важное место в его военных и политических планах. Неудивительно, что образованный император, интересовавшийся научными и философскими проблемами, лично сблизился с Гербертом Орильякским. Оттон II и Герберт произвели впечатление друг на друга. Их встреча в Равенне имела значение не только для императора, но и для развития мировоззрения реймсского схоласта, увидевшего в Оттоне II подлинное воплощение идеи единства христианского мира — идеи, которая давно его увлекала и которую он узрел облеченной в формы всемирной империи. Безвременная смерть Оттона II похоронила и наметившийся союз императора с выдающимся ученым, мечтавшим о возрождении Римской империи. Спустя много лет Герберт увлечет своими идеями его сына, императора Оттона III, и на свет явится диковинная программа возрождения Древней Римской империи на христианской основе, о чем будет подробно рассказано в следующей главе.
Во второй половине января 981 года император, совершив переход через Тосканские Апеннины, направился в Рим. 3 февраля, находясь в Пулья-ди-Ареццо, он по просьбе аббата Иоанна подтвердил все права и привилегии, пожалованные его предшественниками монастырю Фарфа, в частности, земельные владения и королевскую защиту. Вскоре Оттон II прибыл в Рим. Ближайшей его задачей было восстановление там папской и императорской власти. Обстановка в Риме была настолько неспокойна (хотя дело и не дошло до открытого мятежа), что папе Бенедикту VII даже пришлось, как мы знаем, покинуть город, однако, очевидно, еще до прибытия Оттона II он смог возвратиться, после того как его соперник Бонифаций бежал в Константинополь. Некоторые историки полагают, что Бенедикт VII возвратился в Рим вместе с императором, однако источники не сообщают о том, что он был вместе с ним в Павии и Равенне, следовательно, папа, вероятнее всего, возвратился в Рим еще до прихода туда императора. Для восстановления порядка оказалось достаточно одного известия о прибытии императора. Фундамент власти, заложенный Оттоном I, был столь прочным, что и его сын мог на первых порах строить на нем свою политику, не прибегая к военной силе.
Великолепное общество собралось вокруг императора, когда он праздновал в Риме Пасху (27 марта): обе императрицы — мать и супруга, сестра Матильда, аббатиса Кведлинбургского монастыря, король Бургундии Конрад, брат Адельгейд, с супругой, герцог Швабии и Баварии Отто, герцог Гуго Капет, а также многочисленные представители светской и духовной знати из Германии, Франции, Испании и Италии. Гуго Капет болезненно переживал примирение императора с королем Франции, однако не решался на мятеж против него, предпочтя также снискать благосклонность Оттона. Это ему удалось. Довольный достигнутым, герцог отправился в обратный путь, и император с почетом проводил его до границ Италии. Это празднование в столь блестящем окружении в Риме Пасхи 981 года, за которым последовало проведение в соборе Св. Петра синода под председательством папы и императора, явилось одним из апогеев итальянского похода Оттона II — возможно, главным апогеем в сопоставлении с катастрофической неудачей, постигшей его летом 982 года. Состав собравшихся вокруг императора на Пасху 981 года в Риме убедительно свидетельствует, что Оттон II уже начинал пользоваться таким же авторитетом, как и его отец Оттон Великий.
Помимо решения политических вопросов император занимался и церковными делами. На состоявшемся в Латеране синоде был улажен спор между архиепископом Равеннским Хонестом и епископом Феррары Лео, на другом синоде в соборе Св. Петра был торжественно оглашен запрет на симонию — стяжание за деньги церковных должностей и духовного сана. Были пожалованы грамоты в пользу немецких и итальянских монастырей. 30 марта по ходатайству герцога Баварии Отто люди Ашаффенбургского монастыря в Германии были освобождены из-под власти королевских чиновников и подчинены пробсту и фогту. 18 апреля по просьбе епископа Павии Петра монастырю Каза Ауреа в Пескаре были подтверждены все владения и различные права, пожалованные императорами-предшественниками Оттона II, а 5 мая — аналогичные привилегии монастыря Фарфа.
Император оставался в Риме до наступления летней жары, а затем отправился в более прохладную горную местность. Но и там он не забывал о своих обязанностях защитника церкви. 7 июля он подтвердил монастырю Сан-Винченцо на горе Вольтурно владения, привилегии, право производить сыск и гарантировал ему королевскую защиту. 18 июля, находясь в герцогстве Сполето, по просьбе епископа Луни Готфрида пожаловал привилегии людям его епархии. Чтобы императору легче было пережить самое жаркое время года, августовскую жару, в более прохладной местности Абруцци, на холме Рокка-де-Чедичи, был возведен летний дворец, предназначенный для длительного проживания. В течение всего времени пребывания императора в этой удаленной от крупных городов местности она стала центром его державы, куда прибывали подданные, имевшие дело к своему государю. 6 августа Оттон II, удовлетворив просьбу аббата монастыря Монте-Кассино, подтвердил все его прежние владения, а также иммунитет (изъятие из ведения светских властей) и прочие права и привилегии. В последующие дни он по просьбе епископа Лоди Андрея подтвердил владения его церкви, гарантировал ему свою особую защиту и предоставил право получать таможенные и иные сборы, вершить суд в городе и его округе и обладать полномочиями императорского посланца, а Пармскому епископству подтвердил все дарения своих предшественников, иммунитет и судебные полномочия.
Как раз в эти дни делегация Магдебургской церкви принесла весть о смерти Адальберта, первого архиепископа Магдебургского, наступившей 20 июня 981 года, и об избрании Отриха, вышеупомянутого участника диспута в Равенне, его преемником на основании предоставленного два года назад императором соборному капитулу неограниченного права проводить выборы. Оттон II, очевидно, по соглашению с Адальбертом, еще в 978 году думал об упразднении Мерзебургского епископства, чтобы усилить соседние диоцезы Цейц и Мейсен, а также уладить еще не урегулированный конфликт с Хальберштадтским епископством. Теперь он уступил настоятельным просьбам находившегося при дворе епископа Гизилера Мерзебургского, отверг избрание Отриха, проведенное магдебургским соборным капитулом, заявившим таким образом о своем несогласии с упразднением Мерзебургского епископства, и велел магдебургским посланцам незамедлительно избрать Гизилера, которого в случае упразднения его епископства и так следовало как-то устроить и который казался ему более приемлемой кандидатурой на пост архиепископа Магдебургского, чем знаменитый философ Отрих. Серьезные канонические возражения, препятствовавшие упразднению епископства и смещению епископа, были обстоятельно обсуждены на Римском синоде, состоявшемся 10–11 сентября 981 года в Латеране, и преодолены. Решающим аргументом послужило то, что Мерзебургское епископство в свое время было учреждено без согласия епископа Хальберштадтского, то есть не канонически. Мерзебургский диоцез был поделен между Хальберштадтом, Цейцем и Мейсеном. Гизилер стал архиепископом Магдебургским, получив также, к великому разочарованию епископа Хальберштадтского, и восстановленный Мерзебургский монастырь св. Лаврентия, по обету учрежденный Оттоном Великим после одержанной им победы над венграми. Упразднение Мерзебургского епископства впоследствии истолковывалось как причина постигших в дальнейшем Оттона II неудач из-за возмездия разгневанного святого Лаврентия. В связи с упразднением Мерзебургского епископства Титмар Мерзебургский, знаменитый хронист и предстоятель этого, к тому времени восстановленного новым императором аббатства, весьма нелицеприятно высказался о Гизилере, действовавшем не как подобает местоблюстителю епархии, а словно наемник, работающий за деньги и постоянно мечтающий о большем.

Навстречу катастрофе

Сразу же после синода Оттон II покинул Рим, чтобы продолжить начатую еще отцом политику утверждения власти немцев в Южной Италии. Он вынашивал грандиозный план окончательного изгнания сарацин и греков из Италии, уповая на то, что и здесь у него дела пойдут столь же хорошо, как и в Германии. Еще 15 октября 980 года, собираясь в итальянский поход, в одной из дарственных грамот он высказал гордую уверенность в том, что унаследованная им Империя не только сохранит свое могущество, но и, Божией милостью, выйдет за пределы владений его отца. По сообщению Санкт-Галленских анналов (велись в знаменитом Санкт-Галленском монастыре, Южная Германия, являвшемся крупнейшим культурным центром еще с Каролингской эпохи), к Оттону II прибыло византийское посольство, дабы предостеречь его от вторжения в Южную Италию. Однако он не отступился от своего намерения, и тогда греки натравили на него сарацин с Сицилии, из Египта и с островов близ африканского побережья. Некоторые исследователи подвергали сомнению достоверность этого сообщения о посольстве византийского императора к Оттону II с целью отговорить его от реализации задуманного, полагая, что столкновение немцев с арабами было на руку Константинополю. Признавая логичность этого суждения, вместе с тем невозможно пренебречь сообщением упомянутого источника: во-первых, составитель Санкт-Галленских анналов не мог просто выдумать сообщение о посольстве; во-вторых, и Византия не могла не напомнить германскому императору о своих притязаниях на Южную Италию. Отвечает принципам византийской дипломатии и натравливание на Оттона II сарацин, о чем прямо говорится в нашем источнике.
Окончательный план кампании у него сложился, очевидно, лишь в Риме. Свидетельством в пользу того, что первоначально у Оттона II не было замысла о вторжении в Южную Италию, можно считать малочисленность приведенного им с собой войска. Для реализации плана южноитальянской кампании потребовалось вызывать из Германии подкрепление. Хотя он и раньше имел общее представление о политической обстановке на юге Италии (благодаря своему прежнему пребыванию в стране и от супруги Феофано), но только по прибытии в Италию он смог на месте ознакомиться с ситуацией, сложившейся за последние годы. На юге полуострова созданные Оттоном Великим стабильные условия давно уже не существовали. Новым обстоятельством было прежде всего ослабление позиций греков в Италии, обусловленное тяжелыми внутренними неурядицами в Византии после гибели в 976 году Иоанна Цимисхия. Хотя законная Македонская династия формально была восстановлена, правительственный кризис еще был далек от завершения. При таком параличе власти в Византии греческий юг Италии оказался беззащитным от нападений сицилийских сарацин. Эмир Абуль-Касим, подвластный фатимидскому халифу Египта, устроившему в 973 году в Каире свою резиденцию, после относительно мирного периода возобновил нападения на континент. Пандульф Железная Голова, правивший княжествами Капуа и Беневент и герцогством Сполето, поначалу успешно защищал южные границы Империи и сумел даже подчинить своему влиянию Салерно. Его смерть в марте 981 года создала трудную ситуацию, с которой не могли справиться его сыновья, Пандульф II в Салерно и Пандульф в остальных владениях отца.
Как угроза со стороны сарацин для всей Италии, так и слабость Византии должны были подтолкнуть Оттона II к вмешательству. Как всегда в подобных случаях, отсутствие прямых документальных свидетельств здесь восполняется догадками и версиями. В свое время высказывалось предположение, что на принятие Оттоном II решения об активном вмешательстве в дела Южной Италии повлияла Феофано, не питавшая теплых чувств к новым византийским правителям, пришедшим к власти после убийства ее дяди Иоанна Цимисхия. Возможно, это обстоятельство и сыграло свою роль. Однако не меньше оснований предполагать, что Оттон II принял решение о войне против сарацин и о завоевании Южной Италии, получив весть о смерти Пандульфа Железная Голова, из-за которой Империя лишилась важного оплота в борьбе против греков и сарацин. Вероятно, Оттон II решил лично заполнить образовавшийся вакуум силы и власти — но решил сам, без посторонней подсказки.
Однако и помимо того, как бы ни складывались обстоятельства, император, заботясь о своей репутации и влиянии на Западе, не мог оставить южноитальянский вопрос без внимания хотя бы и по той причине, что не имел права допустить, чтобы Рим сделался пограничным городом между Западом и Востоком, между христианским и мусульманским мирами. Хотя непосредственным противником являлись сарацины, его наступление было направлено и против греков. Встречаются даже утверждения, что поход против сарацин был для Оттона II лишь предлогом, а подлинной целью экспедиции являлось отторжение от Византии итальянских территорий, которые еще Оттон I пытался присоединить к своей Империи. Однако, даже если конечной целью ставились территориальные приобретения в южноитальянских владениях Византии, все равно поход против сарацин не мог быть лишь предлогом: военное столкновение с ними в любом случае было неизбежно, ибо только победа над сарацинами могла быть предпосылкой для реализации главного замысла.
Речь теперь шла уже не о гегемонии над лангобардскими герцогствами, а об овладении византийскими провинциями Южной Италии. Не исключено, что население городов, находившихся под властью греков, само позвало западного императора на помощь, поскольку византийские наместники хотя и исправно взимали дань, однако были не в состоянии обеспечить защиту от сарацин. Оттон II, в свою очередь, мог заявлять, что выступает не противником, а защитником Византии от общего врага, и византийские власти были вынуждены соблюдать нейтралитет, хотя и пытались удержать его от осуществления намеченного плана.
Находясь в Риме, император получил представление о положении дел в Апулии и Калабрии и потребовал набрать в Германии войско в 2100 тяжеловооруженных всадников, с помощью которого и собирался проводить свою политику. Титмар Мерзебургский представлял ситуацию так, будто Южная Италия уже находилась под властью западного императора, подвергаясь частым набегам греков и опустошениям со стороны сарацин, и Оттон II, узнав об этом, вызвал подкрепление из Баварии и Швабии, дабы начать военные действия, причем швабы характеризуются как «смелые на войне» — еще один штрих к вопросу о роли южногерманских герцогств в итальянской политике Оттонов. Дошедший до нас перечень контингентов позволяет судить о значительном участии имперской церкви: свыше двух третей затребованной конницы должны были предоставить архиепископы, епископы и аббаты, что служит убедительным доказательством той большой роли, которую играла оттоновская система имперской церкви также и в военной области.
В поход Оттон II выступил, даже не дожидаясь прибытия подкрепления. Первую остановку в Апулии он сделал в Лучере, где 23 сентября по ходатайству императрицы Феофано пожаловал недавно назначенному архиепископу Магдебургскому, который тогда вместе со своим проигравшим соперником находился при императоре, земельные владения, некогда принадлежавшие Оттону Великому, а также учрежденный королевой Матильдой монастырь в Пёльде. 1 октября он пожаловал монастырю Монте-Кассино грамоту, коей гарантировал свою защиту его владений в области Лезина.
Из Лучеры император, видимо, собирался продвинуться дальше на юг, однако события в лангобардских княжествах вынудили его отказаться от первоначального замысла и заняться урегулированием возникших там конфликтов. За последние восемь лет здесь произошли существенные перемены. Когда в 977 году умер правитель Салерно слабый Гизульф, Пандульф Железная Голова присоединил это княжество к собственным владениям (Сполето, Беневент и Капуа). Однако после его смерти в марте 981 года этот единый комплекс владений распался. В ноябре того года Пандульф II был изгнан из Салерно герцогом Амальфи Манзо, завладевшим, таким образом, всем побережьем Салернского залива и отрезавшим от моря герцогство Сполето. Это шло вразрез с интересами императора и уже само по себе могло послужить поводом для вмешательства, однако решающую роль в этом сыграли успехи, достигнутые сицилийскими сарацинами под предводительством их эмира Абуль-Касима. Византия, занятая в то время войной с Болгарией, не могла уделять должного внимания своим итальянским провинциям, так что арабы получили возможность беспрепятственно совершать свои набеги на Апулию и Калабрию, закрепившись там во многих местах. При этом постоянные гарнизоны они имели только в Калабрии, довольствуясь в Апулии грабежами и взиманием дани.
В этой критической ситуации, требовавшей решительных действий, и вмешалась новая сила — германский император. Абуль-Касим подошел столь близко к территории, находившейся под контролем Оттона II, что в любой момент можно было ожидать его нападения. Это следовало предупредить. Если бы арабы продолжили укрепление своего господства в Италии, то под угрозой оказался бы и Рим. Ни в коем случае император не мог допустить, чтобы на границах его империи сохранялась тревожная обстановка. Еще от отца он усвоил, что для обеспечения территориального единства необходимо господство над всей Италией, несовместимое с владычеством там другой державы — будь то Византия или арабы; кроме того, с императорским достоинством было неразрывно связано обязательство вести борьбу против неверных.
Прежде всего он решил уладить вопрос о наследовании власти в лангобардских княжествах после смерти Пандульфа Железная Голова. В Беневенте и Сполето отцу наследовал Ландульф IV, однако спустя уже полгода, в сентябре-октябре 981 года, он был изгнан восставшим народом, и на его место заступил двоюродный брат Пандульф II, сын Ландульфа III. Император, находившийся в Беневенте с 7 по 18 октября, очевидно, под впечатлением от последних событий решил, что на сей раз глас народа был гласом Божьим, и оставил в покое вновь избранного правителя. Это был вынужденный компромисс: Оттон II признал перемены в Беневенте и Салерно, дабы не откладывать более важное дело — войну против сарацин. Зато он уделил внимание делам церкви, потерпевшей ущерб от греков и сарацин, возвратив монастырю Сан-Винченцо ранее отнятые у него крепости, церкви и земельные владения и подтвердив все владения женского монастыря Св. Марии близ Капуи, разрушенного сарацинами и незадолго перед тем восстановленного, и пожаловал ему иммунитет. Аналогичную привилегию получил монастырь Св. Софии в Беневенте. 7 октября в Беневенте умер магдебургский схоласт Отрих, не сумевший пережить столь серьезные неудачи в этот несчастный для него год. Он, осознав, что напрасно бросил свою мирную и весьма успешную деятельность в Магдебурге, пожелал возвратиться туда, но исполниться этому желанию было не суждено. В чужой стране он встретил смертный час и обрел вечный покой, не оставив после себя, как писал Титмар Мерзебургский, равного себе по мудрости и красноречию.
Далее император вместе с супругой и маленьким сыном направился в Неаполь, где его уже ждали и встретили весьма радушно. 4 ноября датирована составленная там примечательная дарственная грамота. Судя по имени получателя, она предназначалась, скорее всего, итальянцу (возможно, даже неаполитанцу), отличившемуся на императорской службе, а дарение — марка (пограничная территория) Гумиете — располагалось в области полабских??лавян. Не исключено, что Оттон II сделал это по совету своей умной супруги Феофано (она упоминается в грамоте в качестве ходатайствующего лица), дабы крепче связать воедино отдельные части своей Империи: итальянцы получают владения на новых территориях к востоку от Эльбы, ради сохранения которых должны впредь поддерживать императора, служить опорой его власти. Глубокий смысл имеет в связи с этим и упоминание (якобы он тоже обратился с просьбой к отцу) маленького Оттона, которому тогда едва исполнился год: получатель должен испытывать чувство благодарности не только к императору, но и к его будущему наследнику, привыкая к мысли о преемственности власти дома Оттонов.
Следующим пунктом назначения в походе императора на юг Италии был Салерно, встретивший его запертыми воротами. Герцог Амальфи Манзо, незадолго перед тем изгнавший из княжества другого сына Пандульфа Железная Голова — Пандульфа II, проявил разумную осмотрительность, не сдавшись сразу же на милость императора. Лишь после осады и проведения переговоров Оттон II смог войти в город, в котором и оставался длительное время. Он был вынужден ради достижения главной цели признать Манзо законным правителем Салерно, правда, под верховным сюзеренитетом императора. Так Оттон II, не желая более откладывать осуществление задуманного, признал перевороты, происшедшие против его воли, и тем самым лишился главной опоры своего господства в Южной Италии, поступившись при этом в какой-то мере и императорским авторитетом. Главным он считал то, что его тыл был прикрыт, когда он в январе 982 года повел войско из Салерно в Апулию.
Но еще 5 декабря в Салерно под председательством Оттона II состоялось судебное разбирательство спора по поводу владений, возникшего между Иоанном, аббатом монастыря Сан-Винченцо, и графом Ландульфом, и было вынесено решение в пользу первого. Здесь же император со своей свитой праздновал Рождество 981 года и оставался еще в первые дни нового, 982 года, подтвердив дарственной грамотой от 6 января права и привилегии Страсбургского епископства. Епископ Страсбургский Эрхенбальд был одним из тех германских князей, которые по вызову императора прибыли со своими военными отрядами в Италию и уже находились в Салерно. Оттуда и начался тщательно подготовленный поход против сарацин. В качестве промежуточной цели был намечен хорошо укрепленный портовый город Тарент (современный Таранто), который предполагалось сделать опорным пунктом в Апулии.
Туда Оттон II и повел свое войско — через Эболи, Потенцу и Матеру, где задержались на несколько дней. Пребывание императора в Матере подтверждается несколькими составленными там дарственными грамотами. Матера, в то время находившаяся под византийской юрисдикцией, указана как место составления грамот, но поскольку источники не сообщают ни о взятии города штурмом, ни о том, что его ворота открылись перед императором как союзником и защитником от сарацин, то вполне вероятно, что Оттон II просто остановился лагерем у его стен, подобно тому как позднее его лагерь два месяца стоял у ворот Таранта. Во время южноитальянского похода Оттона II византийцы применяли тактику, которую издавна практиковали в войнах против сицилийских арабов: без боя сдавали открытые территории, ограничиваясь обороной городов. Тот факт, что Оттон II даже и не входил в города, располагаясь лагерем у их стен, косвенно подтверждается указанием мест составления грамот, пожалованных им во время похода: «около города Матеры», «близ города Тарента». Вероятнее всего, Оттону II не удалось войти в эти города, у ворот которых он стоял по много недель. Пассивное сопротивление греков сильно мешало его продвижению, послужив одной из причин катастрофического поражения, которое он потерпел в июле 982 года.
Итак, в январе того года, находясь «около города Матеры», он подтвердил каноникам Флоренции их владения и пожаловал им иммунитет. Интересно, что с ним опять был архиепископ Магдебургский Гизилер, после непродолжительного пребывания в своей епархии снова поспешивший в Италию. Именно по его ходатайству Оттон II подарил некоему Гундарию, находившемуся при нем немцу духовного звания, свое имение в Зундхаузене, в Германии, а Магдебургскому архиепископству — город Корин и деревню Присниц на территории полабских славян.
Из Матеры немецкое войско двинулось в юго-западном направлении к Таренту. Хотя этот богатый торговый город и имел мощные укрепления, взятие его якобы не составило труда, так что Пасху (18 апреля) Оттон II праздновал уже в нем. Однако нет точных сведений о том, когда немцы подошли к Таренту и когда добились его капитуляции. (О взятии Тарента силами герцога Баварии Отто сообщается только в хронике Титмара Мерзебургского, однако единичность этого сообщения, а также то обстоятельство, что все грамоты были составлены у стен города, а не в нем самом, позволяют некоторым историкам делать предположение, что Оттон II, Дабы не затягивать долее свой поход, довольствовался тем, что путем соглашения с городом добился его нейтралитета, не сумев овладеть им; не считая возможным признать достаточно убедительным это мнение, не подкрепленное данными источников — напротив, сообщение источника, хотя и единственное, свидетельствует об обратном — мы должны все же отметить, что в «стоянии у Тарента» много неясного.) Возможно, дело обстояло так: хотя Пасху император праздновал в городе, свой лагерь он разместил, по всей видимости, вне его стен — потому-то при указании места составления дарственных грамот с 16 марта по 18 мая и делается уточнение: iuxta (foras) muros — «у (вне) стен». Объяснения этому могут быть разные: очевидно, у императора были основания не доверять его жителям; возможно, достаточно многочисленному войску было просто негде разместиться в самом городе или же пребывание вне его стен, в полевом лагере, представлялось более предпочтительным в санитарно-гигиеническом отношении.
В течение этого более чем двухмесячного пребывания у стен Тарента император продолжал собирать силы для предстоящей схватки с арабами. Прибывали новые подкрепления из Германии и от итальянских союзников, в основном от князей церкви, в пользу которых, дабы отблагодарить их и заинтересовать в дальнейшем сотрудничестве, Оттон II жалует дарственные грамоты. 16 марта по ходатайству эрцканцлера Италии Петра, одновременно являвшегося епископом Павии, он подтверждает все владения Кремонского епископства и предоставляет ему иммунитет. В самый день Пасхи, 18 апреля, аналогичная грамота была пожалована Салернскому архиепископству. Весьма примечательно, что в этой грамоте Оттон II впервые именуется «милостью Всевышнего римским императором августом» («Otto superno favente clementia Romanorum imperator augustus»), хотя в последующих двух грамотах титул римского императора опускается: «Оттон милостью Божьей император август» («Otto divina favente clementia imperator augustus»). Переменчивость титулования объясняется, вероятнее всего, более серьезными причинами, нежели простой оплошностью или небрежностью императорской канцелярии: назвать себя римским императором означало бросить открытый вызов правителю Византии, чего в тот момент Оттон II по тактическим соображениям еще не хотел делать. В Константинополе, где ко всем вопросам протокола относились с величайшей щепетильностью, и так с большой настороженностью следили за передвижениями западного императора, не без оснований полагая, что в случае победы над сарацинами он подчинит своей власти Апулию и Калабрию. Неудивительно, что вскоре стали распространяться слухи о тайных связях между Византией и сарацинами.
18 мая состоялось вознаграждение двух немецких князей церкви, прибывших с военными отрядами в Италию, аббата Фульдского монастыря Верингара, которому было разрешено взимать годовой оброк с города Меденгейма, прежде поступавший в королевскую казну, и архиепископа Зальцбург-ского Фридриха, которому были подтверждены древние владельческие права и иммунитет. О важности последнего пожалования можно судить и по тому, что перед императором ходатайствовали его супруга Феофано и такое влиятельное, приближенное к императорской особе лицо, как епископ Меца Дитрих. В те дни в Таренте находились также архиепископ Равеннский и епископы Шпейерский, Аугсбургский, Верчелльский и Тортонский.
В конце мая многочисленное хорошо вооруженное войско выступило в поход, направляясь в Калабрию по старой римской военной дороге, которая вела то непосредственно по морскому побережью, то уходила в глубь полуострова. Однако длительное стояние у стен Тарента и связанная с ним задержка в продвижении немцев имели своим следствием то, что войну пришлось вести в период губительной для жителей севера летней итальянской жары (чего немцы обычно избегали), а противник получил дополнительное время для собирания сил. Весть о движении императорского войска достигла эмира Сицилии, который незамедлительно принял брошенный вызов и объявил священную войну. Еще в то время, когда император находился у стен Тарента, Абуль-Касим переправился через пролив и двинулся через горы Калабрии к восточному побережью, которого достиг близ Стило. Оттуда он продолжил движение в северо-западном направлении. Тем временем император подошел к одной из крепостей, в которой собрались бежавшие от него сарацины. Предположительно это была крепость Россано. Эмир поспешил на выручку к своим, однако, узнав, что немцы овладели крепостью, решил повернуть назад. Имперское же войско остановилось в Россано. Здесь император оставил супругу и сына под попечительством епископа Мецского Дитриха и под охраной отборного отряда рыцарей (там же остался и весь обоз) и повел большую часть войска, командование которым разделил с герцогом Баварии Отто, в погоню за противником. Эмир с частью своих отрядов занял позицию на равнинном мысу Колонне южнее Котроне, тогда как другие укрылись в ущельях гор, вплотную подходивших к морю.
Этот тактический прием в конечном счете сыграл решающую роль в исходе битвы, состоявшейся, как пишет Титмар Мерзебургский, 13 июля 982 года (впрочем, по другим источникам датировка колеблется между 13 и 16 июля). Рыцари в войске императора были полны решимости победить или умереть. Некий граф Конрад завещал в случае собственной гибели передать все свои владения в Лотарингии монастырю Св. Горгония в Горце. Расставаясь с жизнью, люди думали о спасении души. Всей своей мощью немцы обрушились на противника, и завязалась жестокая битва. Абуль-Касим, видимо, недооценил ударную силу тяжелой конницы императора, однако в тактическом отношении сарацины, имевшие большой опыт войн с византийцами, превосходили северного противника, на которого к тому же изнуряюще действовала июльская жара. Первая атака немецкой конницы оказалась сокрушительной. Боевые порядки сарацин были расстроены, и рыцарям удалось прорваться в самый центр вражеского войска, где в окружении наиболее доблестных воинов находился эмир Абуль-Касим, который вскоре и был сражен ударом меча. Арабы пришли в смятение и начали беспорядочно отступать, однако немцам не суждено было долго ликовать, поскольку из горных ущелий вылетела находившаяся в засаде вражеская конница. Те сарацины, которые уже было обратились в бегство, воспрянули духом и с новой силой обрушились на воинов императора, измученных не столько битвой, сколько южным зноем. У них уже не было сил противостоять свежему пополнению противника. Спустя короткое время арабы одержали победу. Мало кому из немцев удалось бежать — большинство были убиты (а вернее, добиты, находясь в состоянии полного изнеможения от усталости, зноя и жажды) или попали в плен. Среди множества павших в тот день источники упоминают епископа Аугсбургского Генриха, герцога Франконии Удо, императорского копьеносца Рихара, герцога Капуи и Беневента Ландульфа и его брата Атенульфа, немецких графов Титмара, Гебехарда, Гюнтера, Эцелина, Буркхарда, Деди, Кунимунта, Ирмфрида, Арнольда, Берхтольда, Верингара, двух Бецелинов и двух Конрадов. Епископ Верчелли Петр в числе многих других попал в плен.
Сам император находился в величайшей опасности. Убедившись в невозможности изменить исход битвы в свою пользу и собрать под свои знамена обратившихся в бегство, он вместе с герцогом Баварии Отто и несколькими верными ему людьми стал отходить к берегу. Затем по совершенно непонятным причинам (ни один из источников не дает объяснения) он решил спасаться в одиночку. В то время как остатки его войска отступали по суше (а точнее говоря, просто продолжали движение, поскольку сарацины вскоре прекратили преследование), сам он верхом на коне пустился, попутно срывая с себя доспехи, вплавь по морю в направлении видневшегося корабля, на борт которого его вскоре и подняли. Если бы рассказ об этом морском приключении Оттона II содержался лишь в одном источнике, его достоверность наверняка подвергли бы сомнению, столь авантюрной и невероятной представляется эта история. Впрочем, и многократное повторение того или иного сообщения в разных источниках не гарантирует его достоверности, ибо мифы живучи, и чем невероятнее, авантюрнее история, тем охотнее ее пересказывают. Оказалось, что корабль принадлежал грекам, для которых германский император представлял собой ценнейшую добычу, однако ему удалось на первых порах сохранить инкогнито. Когда же моряки узнали, кого они в действительности подняли на борт, Оттон II сумел соблазнить их обещанием богатого выкупа, и те согласились доставить его в Россано. Приплыв к месту назначения, император послал доверенного человека к супруге и епископу Дитриху, которые уже знали о катастрофе, принимая в крепости остатки разбитого войска, и сильно опасались за Оттона II. Но и в Россано продолжились его приключения: ему удалось, прыгнув за борт, бежать на берег даже без уплаты выкупа. Стены Россано защитили его и остатки его войска от дальнейшего преследования. Здесь император встретился с супругой, и между ними в первый и последний раз в жизни произошла ссора, вызванная тем, что Феофано будто бы посмеялась над поражением немцев, до небес превознося доблесть своих земляков-греков. Достоверность этого сообщения, содержащегося в жизнеописании епископа Мецского Дитриха, столь сомнительна, что его не следовало бы и упоминать, если бы о нем не говорилось практически во всех работах, где речь идет о политике Оттона II. Императрицу-гречанку многие в Германии не любили (сильно недолюбливал ее и Дитрих Мецский), рассказывая про нее небылицы, одну из которых и увековечил автор упомянутого жизнеописания. Феофано была слишком умна и воспитанна, чтобы позволять себе столь неуместные шутки.
Казалось бы, сокрушительное поражение, сопряженное с большими потерями отборного воинства, — очевидный факт. Спустя годы Бруно Кверфуртский, автор Жития святого Адальберта Пражского, будет оплакивать гибель лучших рыцарей, «пурпурного цвета отечества, белокурой красы Германии». И тем не менее в литературе встречаются различные оценки этого события и его последствий для Оттона II. В суждениях одних проступает откровенная горечь: поход в Южную Италию не был подготовлен, в частности, в дипломатическом отношении; если Оттон I здесь продвигался осмотрительно и разумно, то Оттон II перенапряг силы и собственной неудачей причинил большой ущерб немецкому народу. Другие акцентируют свое внимание на том, что это первое тяжелое поражение императора из династии Оттонов имело негативные моральные последствия, особенно в Германии, где оно еще долго отзывалось эхом в более поздних сообщениях. Зато третьи склонны рассматривать эту неудачу как своеобразный показатель успешности политики Оттона II в целом, поскольку и после его поражения нигде в Италии не возникло сопротивления ему; в результатах сражения на мысе Колонне они не усматривают катастрофы ни для Оттона II, ни для Империи, ибо, несмотря на большие потери немцев, сарацины из-за гибели своего эмира покинули континент. Действительно, само по себе это поражение, при всей своей сокрушительности, не было и не могло быть катастрофой для Оттона II — подлинной катастрофой оказалась его безвременная кончина спустя год с небольшим. Если бы ему было суждено прожить более долгий век, он, вероятнее всего, остался бы в памяти потомков не этой роковой неудачей, о которой чаще всего вспоминают, подводя итоги его правления в целом.
И все же битва на мысе Колонне весьма неблагоприятно повлияла на положение императора в Южной Италии, равно как и на его репутацию в целом. Правда, наибольшую выгоду от поражения немцев извлекли не сарацины, которые, лишившись предводителя, не смогли воспользоваться одержанной победой. Не помышляя о продолжении священной войны, они вернулись на Сицилию, так что в глазах обитателей Южной Италии поражение немцев на мысе Колонне обратилось в их победу. В воспоминаниях сарацин боль из-за гибели эмира жила дольше, чем радость от одержанной победы. И хотя спустя несколько лет они возобновили свои грабительские походы на полуостров, все же получилось так, что византийцы и без вмешательства немцев смогли укрепить свое господство в Апулии и Калабрии. Именно Византия извлекла наибольшую выгоду от военного конфликта немцев с сарацинами.

Веронский рейхстаг

После роковой битвы на мысе Колонне дальнейшее пребывание в тех краях, к тому же отличавшихся нездоровым для жителей севера климатом, стало бессмысленным для императора. Поэтому он решил переместиться с остатками своего войска в более безопасные места. По горному маршруту, защищенному от внезапного нападения со стороны греков, он двинулся к той части побережья, где военная дорога вела к Салерно. В Кассано император задержался на несколько дней, чтобы заняться текущими государственными делами. Это можно было сделать и в Россано, однако Оттон II поспешил покинуть город, напоминавший ему о самой большой неудаче в его жизни. Спустя несколько дней, прибыв в Кассано, он не только обрел душевное равновесие, но и исполнился решимости взять реванш за поражение. В этом отношении весьма примечательна дарственная грамота, пожалованная им 27 июля 982 года епископству Фьезоле: в ней он опять, после непродолжительного перерыва, именует себя римским императором. Впервые, как мы помним, Оттон II был титулован римским императором в дарственной грамоте от 18 апреля 982 года, после чего он именовался просто «императором августом», словно бы не желая злить правителя Византии. И вот теперь, после сокрушительного поражения, он демонстративно претендует на высший в христианском мире титул, а вместе с ним — и на всю Италию как неотъемлемую составную часть своей империи.
Назло судьбе и всем врагам Оттон II заявил о своих притязаниях на высокое достоинство именно римского императора, чего избегал его отец Оттон Великий. Присвоив этот титул, до сих пор признававшийся исключительно за византийским василевсом, император бросал вызов прежде всего Византии, с которой собирался бороться за господство в Южной Италии. Новый титул прижился. Римское именование сначала императора, затем империи, а потом также и германского короля как претендента на императорское достоинство («Римский король», Romischer konig) берет свое начало именно в то время, когда Оттон II, вступив в соперничество с Восточным Римом на его южноитальянской территории, заявил притязания на императорские права, по протоколу ставившие его не ниже правителя Византии.
В те дни в пользу того же епископства Фьезоле, расположенного в Северной Италии, он пожаловал еще одну грамоту, подтвердив его права на монастырь Алина в графстве Пистойя. Вероятнее всего, это епископство имело особые заслуги перед императором, в свою очередь проявлявшим заинтересованность в поддержке со стороны североитальянской церкви. Не забывал он и о союзниках в Южной Италии: 2 августа, остановившись на короткое время в Лао, подтвердил владения монастыря архангела Михаила на горе Вольтуре близ Мельфи, недавно разоренного сарацинами, гарантировав ему также иммунитет и защиту.
18 августа император уже был в Салерно. О том, сколь важно было для Оттона II поддержание дружественных отношений с Салерно, можно судить по дарственной грамоте, пожалованной 2 ноября его архиепископу: подтверждались права владения всеми мужскими и женскими монастырями диоцеза, передавалось в собственность имение низложенного князя Ландульфа и предоставлялся иммунитет. Столь щедрое дарение можно рассматривать как вознаграждение за теплый прием, оказанный императору и его свите в Салерно, хотя имеется и иная трактовка императорской щедрости: своим пожалованием Оттон II якобы купил у архиепископа Салерно разрешение войти вместе со свитой и войском в город и пребывать там в течение определенного времени, о чем и было заключено соответствующее соглашение, однако это мнимое соглашение не имеет документальных подтверждений.
В сентябре он продолжил путь и остановился в Капуе. Здесь состоялась его встреча с матерью, поспешившей на встречу с сыном, дабы оказать ему поддержку после пережитой катастрофы. В то время многочисленные просители обратились к императору. 26 сентября он исполнил торжественное волеизъявление павшего в битве с сарацинами графа Конрада: по ходатайству императрицы Феофано, герцога Баварии Отто и епископа Меца Дитриха, в епархии которого находился монастырь Горце, он передал этому аббатству все лотарингские владения упомянутого графа. Как видим, размолвка Оттона II с супругой, якобы случившаяся после трагической для него битвы на мысе Колонне, если и была, то продолжалась недолго — Феофано опять пользуется его доверием и расположением. 30 сентября по просьбе императрицы Адельгейд он подтвердил владения монастыря Спасителя в Павии, которому та особенно благоволила, пожаловав ему также иммунитет и право избрания аббата. Тогда же монастырь Нонантола получил две жалованные грамоты, подтвердившие его владельческие, иммунитетные и иные права и привилегии, а также защиту от посягательств на его собственность. 1 октября император, уважив просьбу баварского герцога Отто, подарил церкви Св. Петра в Ашаффенбурге свои владения в Майнингене и Вальдорфе. 3 ноября он подтвердил владения монастыря Св. Софии в Беневенте, в свое время подаренные еще Пандульфом Железная Голова. Тогда же он по ходатайству императрицы Феофано пожаловал Адаму, аббату монастыря Каза Ауреа, монастырь Фарфа, предоставив ему полномочия, необходимые для хозяйственного возрождения этого важного для империи аббатства.
Наряду с этими повседневными государственными делами императору приходилось принимать решения и по более важным вопросам. Когда пришла весть о смерти епископа Аугсбургского Генриха, Оттон II решил назначить его преемником аббата Фульды Верингара, но поскольку тот отказался, выбор пал на некоего Этиха. Для урегулирования как этого, так и других вопросов в Баварии и Швабии в начале октября император направил на родину неотступно находившегося при нем в последние два года герцога Отто, к которому присоединился и аббат Верингар. Однако их поездка закончилась трагическим образом: 30 октября в Лукке скончался аббат Верингар, а на следующий день — герцог Отто. О причине их скоропостижной смерти, как и многих других немцев, безвременно ушедших в Италии из жизни, приходится лишь гадать, поэтому обычно винят тяжелый для жителей севера климат страны, а также физическое и нервное перенапряжение.
Во время тогдашнего пребывания в Капуе император решил и такой важный вопрос, как урегулирование престолонаследия в бывших владениях Пандульфа Железная Голова. Поскольку два его сына пали в битве на мысе Колонне, княжество Капуа перешло к малолетнему сыну Ланденульфу, регентшей при котором стала его мать Алоара. Сполето и Камерино остались за Траземундом. Таким образом, непосредственное наследство Пандульфа ограничилось только Капуей, и его некогда обширные владения были раздроблены. Тогда же эрцканцлер для Италии грек Иоанн по ходатайству императрицы Феофано стал аббатом Нонантолы, получив ответственное и вместе с тем почетное задание заниматься обучением и воспитанием наследника престола Оттона III. Этот Иоанн Филагат, грек из Калабрии, обучавший наследника престола греческому языку, пользовавшийся доверием правящей четы и, казалось бы, заслуживавший самых лестных эпитетов, коими наградил его император в своей дарственной грамоте, позднее, уже при императоре Оттоне III, совершит то, чего от него явно не ждали (впрочем, не будем забегать вперед). Несмотря на сокрушительное поражение на мысе Колонне, не возникло открытого сопротивления императору даже в Южной Италии, среди наиболее беспокойной части его итальянских подданных, что могло внушить ему Уверенность в несокрушимости собственного авторитета.
Очевидно, еще в ноябре, находясь в Капуе, император получил известие о смерти в Лукке своего родственника, друга и ближайшего соратника — герцога Баварии и Швабии Отто. Эту утрату он переживал очень тяжело, возможно, даже впал в депрессию, судя по резкому снижению деловой активности. Мы почти ничего не знаем о том, где он был и чем занимался в последующие пять месяцев. Известно лишь, что в декабре 982 года, будучи в Салерно, он подтвердил по ходатайству Феофано владельческие права и привилегии епископской церкви в Лукке. Стоит отметить как весьма примечательное обстоятельство тот факт, что Оттон II в течение почти полугода после сокрушительного поражения в Южной Италии упорно не хотел покидать этот регион, словно бы самим своим присутствием желая показать, что не собирается отказываться от намерения подчинить себе эти области, ставшие объектом притязаний двух империй — Западной и Восточной. Это упорство можно расценивать как новый этап в политике Оттонов, нацеленной на создание и упрочение Священной Римской империи, как логическое продолжение Оттоном II усилий, прилагавшихся его отцом ради овладения всем Апеннинским полуостровом. По всей видимости, лишь к началу 983 года император прибыл в Рим, где провел несколько месяцев.
Как оказалось, поражение Оттона II на мысе Колонне в целом не имело столь катастрофических последствий, каких можно было бы ожидать. Его положение не пошатнулось ни в Риме, ни в Северной Италии, ни, что особенно важно, в самой Германии. Не наблюдалось ни малейших признаков смуты. Напротив, была выражена готовность сотрудничать с императором. Когда он находился в Риме, к нему доставили письмо от немецких князей, которых взволновала весть о постигшем его поражении, а потому они просили о встрече, дабы совместно обсудить создавшееся положение, на что тот охотно согласился. Решили собраться в Вероне, куда добираться было одинаково удобно как немецким, так и итальянским господам.
Прерогатива созыва рейхстага принадлежала королю (императору), поэтому особенно примечательно, что на сей раз инициаторами проведения рейхстага выступили князья, очевидно, озабоченные не только поражением в битве с сарацинами (любое, даже самое разгромное поражение могло быть лишь эпизодом в политической карьере), но и дальнейшим развитием итальянской политики императора в целом. Источники не уточняют, кто именно предложил Верону в качестве места проведения рейхстага. Думается, на этом настоял император, поскольку так было проще сохранить лицо: его готовность встретиться с князьями, о чем те настоятельно просили, уже не походила на капитуляцию. Император давал понять, что не уходит из Италии, а, напротив, намерен продолжать свою итальянскую политику. Кроме того, проведение рейхстага в Вероне, на стыке Германского и Итальянского королевств (как помним, этот исторически исконный итальянский город тогда входил в состав Швабского герцогства), отчетливо выражало намерение Оттона II связать обе страны в единую Империю. Об этом же свидетельствовало и предполагавшееся совместное участие в рейхстаге немецкой и итальянской знати.
В самом конце апреля Оттон II отправился в путь и в мае прибыл в Верону. Относительно точной даты прибытия императора невозможно сказать ничего определенного. Первая составленная в Вероне дарственная грамота датирована 7 мая. Получается, что императорский кортеж за неделю преодолел расстояние не менее 450 километров. Хотя в принципе это было возможно, однако не было необходимости так спешить — императора могли и подождать. Если Оттон II прибыл в Верону все-таки 7 мая, то неясно, чем он был занят три недели (и, соответственно, для чего так спешил), поскольку следующий диплом датирован уже 1 июня. Высказывалось предположение, что императорский двор прибыл в Верону около середины мая, однако эта версия не основывается ни на чем, кроме догадки о допущенной в свое время переписчиком ошибки. Кроме того, все равно оставалось много времени до начала работы рейхстага, открывшегося в начале июня. Так позволим же и мы себе высказать догадку: Оттон II прибыл в Верону не позднее упомянутой даты 7 мая и последующие три недели, до открытия рейхстага, посвятил предварительным индивидуальным консультациям с наиболее влиятельными магнатами, дабы подготовить принятие желательных для себя решений.
В Вероне тогда собралось поистине блестящее общество: помимо императора, его матери Адельгейд, супруги Феофано и сына Оттона прибыли патриарх Аквилеи Радоальд, архиепископы Виллигис Майнцский, Эгберт Трирский и Гизилер Магдебургский, епископы Ноткер Люттихский, Вольфганг Регенсбургский, Петр Павийский, Адам из Паренцо, Петр из Комо, аббаты Рамвольд Регенсбургский, Майоль Клюнийский, Рудольф Кемптенский, капеллан Хуго, герцог Каринтии Отто, герцогиня Беатрикс из Верхней Лотарингии, Генрих из герцогского рода Луитпольдингов послы из Венеции и Чехии, представители от Бремена и Корвея. Кроме того, присутствовало множество знати и духовенства, прибывших по этому случаю со всей Империи.
Высокому собранию предстояло принять решение по многим важным вопросам. Прежде всего нашли преемника умершему около полугода тому назад герцогу Швабии и Баварии, точнее говоря, двоих преемников, для каждого из двух герцогств. Оттон II не решился передать их в одни руки, поскольку не видел такого надежного и преданного ему человека, каким был герцог Отто. Швабия тогда возвратилась во владение франконского дома, который укоренился там еще во времена короля Генриха I Птицелова: император передал ее в лен Конраду, графу из Рейнгау, брату графа Удо, погибшего в сражении на мысе Колонне, двоюродному брату той самой Иды, женившись на которой в свое время Лиудольф, сын Оттона I, получил герцогство Швабское. Герцогом Баварии стал Генрих Луитпольдинг, известный как Генрих Младший, сын герцога Берхтольда, в 978 году осужденный к изгнанию за участие в мятеже против императора, но позднее вымоливший прощение; ему вскоре были переданы также Каринтия и Веронская марка, и с тех пор он, добившись исполнения своих желаний, оставался верен императору и его дому. Таким образом, в Баварии герцогское достоинство было возвращено представителю исконной династии. Поскольку вновь избранные герцоги не были столь приближенными к императорской особе, как покойный Отто, они практически не пользовались влиянием на принятие решений по общеимперским вопросам, сосредоточившись на делах своих герцогств, что неизбежно повлекло за собой возрастание влияния обеих императриц и духовных князей. Вместе с тем в этих назначениях усматривают признак того, что император после поражения на юге Италии должен был идти на известные уступки немецким князьям, по крайней мере в самой Германии. И вообще Веронский рейхстаг ознаменовался компромиссами, готовностью сторон идти на уступки друг другу, а не стремлением одержать верх.
В тесной взаимосвязи с решением вопросов, касавшихся Южной Германии, находилось назначение новым епископом Праги чеха Адальберта. Собственно, его избрали еще на родине, после чего он в сопровождении специального посольства прибыл в Павию, где был представлен императору, в свите которого он затем направился в Верону и там 3 июня 983 года получил из его рук епископский жезл и кольцо.
Важнейшее решение, принятое в Вероне, касалось престолонаследия. Собравшиеся на рейхстаге немецкие и итальянские магнаты продемонстрировали свою преданность императору, согласившись с его намерением короновать своего трехлетнего сына королем-соправителем с целью обеспечить наследование престола. Без возражений с их стороны состоялось единогласное избрание мальчика королем, что, благодаря присутствию на рейхстаге немецкой и итальянской знати, должно было иметь законную силу как для Германии, так и для Италии. Впрочем, можно считать весьма вероятным, что избрание трехлетнего Оттона наследником престола было отнюдь не безусловным: император сделал князьям важную уступку, согласившись, чтобы впредь юный король, доселе находившийся под покровительством своей матери-гречанки, которую многие представители германской знати не жаловали, был на воспитании у архиепископа Майнцского Виллигиса, которому его и передали; думается, что эта догадка не лишена оснований, учитывая, что в Германии многие считали влияние Феофано на государственные дела чрезмерным и хотели бы дать наследнику престола «немецкое» воспитание.
В этом избрании, равно как и в последующем участии архиепископа Равеннского Иоанна в церемонии коронации, состоявшейся на Рождество 983 года в Ахене, отчетливее, нежели в присутствии итальянских и немецких магнатов на имперских собраниях, нашло выражение слияние двух королевств в единую Империю. Согласившись на избрание трехлетнего сына Оттона II королем Германии и Италии, князья тем самым одобрили итальянскую политику императора. Однако намерение перейти от личной унии к реальной интеграции тогда не было воплощено в полной мере из-за последовавшей вскоре смерти Оттона II. Оттон III, несмотря на избрание и коронацию совместно немцами и итальянцами, был признан королем Италии только лишь после того, как он по достижении совершеннолетия появился там в 996 году. Период с 984 по 996 год в Италии считался временем «бескоролевья». Императрица Адельгейд, избравшая после Веронского рейхстага своей резиденцией Павию и представлявшая в Ломбардии интересы Империи, хотя и могла реализовать в Итальянском королевстве свои старые королевские права, однако формально королевой не являлась.
Обсуждался также и вопрос о новом походе против сарацин. Поскольку в источниках нет прямых указаний на решение Веронского рейхстага относительно продолжения или приостановки Оттоном II политики в Южной Италии, высказывались суждения, основанные на одних только логических умозаключениях, например, подвергалась сомнению вероятность того, что немецкие князья одобрили в Вероне продолжение войны против сарацин, от которых, как и со стороны Византии, тогда будто бы не исходило реальной угрозы. И все же, вероятнее всего, князья одобрили и этот замысел императора, связанный с его намерением продолжать политику в Южной Италии, судя по тому, что сразу же после Веронского рейхстага он туда и отправился. Правда, после катастрофы на мысе Колонне он едва ли мог в ближайшее время рассчитывать на немецких князей, поэтому полагался прежде всего на военные отряды итальянцев. Он считал возможным после завоевания Калабрии напасть на сарацин в их цитадели — на Сицилии. Как рассказывается в Санкт-Галленских анналах, он даже задумал построить мост из кораблей через Мессинский пролив, как в свое время персидский царь Ксеркс через Геллеспонт, дабы совершить вторжение на Сицилию, и лишь преждевременная смерть помешала ему осуществить свой замысел. Ранее уже говорилось о твердости его намерений продолжить покорение Южной Италии, так что приведенное сообщение из Санкт-Галленских анналов при всей кажущейся фантастичности не лишено, на наш взгляд, смысла.
На Веронском рейхстаге было уделено внимание и венецианской проблеме. Во времена Оттона I между Империей и Венецией существовали дружественные отношения. Правивший тогда дож Петр Кандиано IV всячески стремился снискать расположение к себе могущественного императора, получая взамен подтверждение торговых и иных привилегий. Столь тесные отношения с немцами вызывали недовольство у многих в Венеции, опасавшихся за судьбу республики. Уже после смерти Оттона Великого противники Кандиано подняли 12 августа 976 года восстание. Дворец дожа был спален, а сам Петр убит. Однако его противники не сумели удержать доставшуюся им власть. Избранный дожем Петр Орсеоло был вынужден 1 сентября 977 года покинуть город и укрыться в одном из монастырей Каталонии. Род Кандиано опять пришел к власти: Виталис Кандиано, брат убитого дожа, возглавил республику. Однако он спустя два года умер, и на его место пришел некий Трибунус Мениус, оказавшийся слабым правителем. При нем опять разгорелась борьба группировок — сторонников и противников тесного союза с Германией. Дружественную немцам группировку возглавляло семейство Колоприни, а во главе их противников были Маурочени. Когда Оттон II пришел в Италию, Колоприни стали одерживать верх, но после трагической для императора битвы в Калабрии влияние Маурочени на дожа усилилось.
Император внимательно следил за этой борьбой в Венеции, поскольку нуждался в ее поддержке, особенно в предоставлении флота, для реализации своих планов относительно Южной Италии, поэтому благосклонно принял прибывших на Веронский рейхстаг венецианских послов. Благодаря их дипломатическому искусству, а также ходатайству перед сыном императрицы Адельгейд, хорошо знакомой с положением дел в Италии, пользовавшейся в этой стране авторитетом и проявившей заинтересованность в благополучном исходе переговоров (она непосредственно участвовала в принятии решений по вопросам, касавшимся Италии; так, она приняла участие и в работе совета князей 7 июня наравне с сыном Оттоном II и невесткой Феофано), их цель была достигнута. На торжественном заседании совета германских и итальянских князей 7 июня было решено подтвердить прежние договоры о мире и союзе с Венецией, предоставив венецианцам право свободно торговать в Империи. Однако эти соглашения недолго оставались в силе. Спустя несколько недель, когда император находился в Равенне, к нему явились Колоприни, изгнанные своими противниками из города, и просили его о помощи, обещая передать ему Венецию, если он сделает дожем одного из представителей их семейства. Остается лишь гадать, что побудило Оттона II изменить недавнее решение и принять предложение Колоприни, но он предоставил им средства, необходимые для осады Венеции с суши, а затем издал эдикт, запрещавший венецианцам торговать на территории Империи, а своим подданным появляться в этом городе. Трудно сказать, сколь эффективны были бы эти меры, принятые против Венеции, имевшей возможность беспрепятственно сообщаться по морю со всем миром, но и от этой неприятности ее избавила вскоре затем последовавшая смерть Оттона II.
В Вероне император проявил большую деловую активность, судя по многочисленным пожалованным им тогда дарственным грамотам. Он милостиво исполнил просьбы многих из тех, кто в те дни обратился к нему. 1 июня монастырь Св. Лантберта получил по ходатайству герцога Каринтии Отто земельные владения в упомянутом герцогстве, королевскую защиту и иммунитет. 5 июня подтверждены владения регенсбургского монастыря Св. Эммерама, а монастырь Св. Блазия в Шварцвальде получил иммунитет. 7 июня император подтвердил владения епископства Паренцо и пожаловал ему иммунитет, 9 июня одобрил учреждение монастыря Реепсхольт, подчиненного Бременскому архиепископству, освободил его от всех податей и пожаловал иммунитет. 10 июня он подтвердил привилегию Кемптенского монастыря выбирать аббата и другие пожалования своих предшественников, 11 июня — многочисленные владения Аквилейского патриархата, одновременно пожаловав ему иммунитет. Примерно в те же дни (точная дата не известна) он по просьбе своей матери императрицы Адельгейд подтвердил владения каноников Вероны, пожаловал им иммунитет и освободил жителей поименованных бургов от обязанности предоставлять fodrum — специальный денежный и натуральный оброк для содержания войска и свиты императора во время его пребывания в Италии и уплачивать городскую пошлину. 14 июня, удовлетворяя просьбу, с которой к нему одновременно обратились мать Адельгейд, супруга Феофано, архиепископ Магдебургский Гизилер и епископ Меца Дитрих, он подтвердил владения Майнцского архиепископа. 15 июня он пожаловал аббату Майолю и монахам монастыря Петерлинген, в свое время учрежденного матерью Адельгейд, королевскую защиту, иммунитет и право выбирать своего фогта. 17 июня он возобновил прежние дарения Корвейскому монастырю ввиду утраты им дарственной грамоты. В тот же день по просьбе архиепископа Магдебургского Гизилера он подарил основанному тем аббатству Св. Сервация в Пёльде свое имение в Боннроде. Пожалование было совершено хотя и по просьбе архиепископа Магдебургского, однако «ради упрочения империи, во здравие нашей дорогой супруги Феофано и во спасение души благочестивого родителя нашего» — Оттона I, для которого Магдебургская епархия была любимым детищем, воплотившим в себе единство итальянской и восточной политики и выражавшим смысл его имперской политики в целом. 18 июня по ходатайству епископа Пьяченцы Петра, названного «дорогим верным человеком», он подарил сыну упомянутого Петра отрезок городской стены Комо с прилегающим земельным участком.
Как видим, пожалования совершались почти исключительно в пользу церкви — как в Италии, так и в Германии. Система имперской церкви, созданная Оттоном I, исправно действовала, обеспечивая материальную основу для проведения итальянской политики. Не слишком продолжительное, в сравнении с предшественником, однако насыщенное бурными событиями пребывание Оттона II в Италии не дает столь обильного материала, позволяющего судить о взаимоотношениях императора с церковью, как при Оттоне I, однако ранее наметившаяся тенденция, бесспорно, сохранилась. Пожалования в пользу епископов Северной Италии и крупных имперских монастырей (прежде всего Боббио, Нонантола и Фарфа) в церковной политике Оттона II сочетались со стремлением не допустить отчуждения церковной собственности. Как и при его отце, осуществлялись пожалования епископам широких публичных прав над городом и округой. Так, в связи с назначением своего канцлера Герберта епископом Тортоны Оттон II подтвердил владения Тортонского епископства и предоставил епископу, дабы прекратить то и дело возникавшие там беспорядки и феодальные мятежи, публичные права в городе и округе на три мили.
Веронский рейхстаг 983 года явился одним из важнейших событий в истории правления Оттона II, однако в оценках его результатов мнения исследователей разошлись. Одни склонны усматривать в них очевидный успех Оттона II: на рейхстаге все происходило так, как хотел император; несмотря на поражение на мысе Колонне, его положение не пошатнулось, а оппозиция нигде не пришла в движение; утверждается даже, что немецкие князья в Вероне согласились начать подготовку к продолжению войны в Южной Италии — и вообще ни одно из принятых тогда решений не было направлено против Оттона II и его итальянской политики. Другие же, напротив, утверждают, что принятые в Вероне политические решения скорее свидетельствуют об ослаблении авторитета императора, отвечая интересам прежде всего германских князей, по настоянию которых проводился рейхстаг и чья воля там была реализована, в результате чего произошло ослабление власти Оттона II в Германии как следствие его долгого пребывания в Италии и тяжелого военного поражения. Есть и такие, которые, словно бы затрудняясь дать однозначную оценку итогов Веронского рейхстага 983 года, ограничились простой констатацией «необычайного усердия», проявленного тогда в Вероне Оттоном II.
Трудно опровергать мнения, но думается, что единственным доводом, свидетельствующим не в пользу Оттона II, был созыв рейхстага по инициативе немецких князей, нарушивших тем самым королевско-императорскую прерогативу. И хотя, судя по материалу источников, их обращение к императору было вполне корректным, само заявление о возникшей потребности «посовещаться» должно было восприниматься им как недобрый знак. Тем больше чести для Оттона II, что он сумел взять ситуацию под контроль и добиться такого бесспорно важного для себя решения, как избрание сына Оттона III королем, причем сразу Германии и Италии. Не столь определенно выражена позиция князей по вопросу о продолжении экспансии в Южной Италии, но и тут они были скорее за, нежели против. Во всяком случае, можно говорить о лояльности Веронского рейхстага по отношению к императору, что имеет важное значение для оценки его итальянской политики вообще. Если немецкие князья, несмотря на тяжелое поражение летом 982 года, поддержали своего императора, то они, следовательно, были согласны с его итальянской политикой, которая, соответственно, не пошатнула его авторитета в Германии.

Трагический финал

По завершении всех дел Оттон II отпустил участников рейхстага, попрощался с сыном, свидеться с которым ему было уже не суждено, а также с матерью, направлявшейся в Павию, дабы там осуществлять интересы императора в Северной Италии, архиепископом Майнцским Виллигисом, эрцканцлером Империи, которого неотложные дела (в том числе и предстоявшая коронация в Ахене наследника престола, отправлявшегося вместе с ним на родину) настоятельно звали в Германию, и сам сперва направился в Мантую. Там он 20 июня по просьбе епископа Дитриха взял под свою защиту монастырь Св. Винсента в Меце и предоставил ему привилегии.
Затем император двинулся в Равенну. Здесь он, вероятно, обсуждал с архиепископом Равеннским Иоанном предстоящую коронацию в Ахене своего сына, а 14 июля взял под свою защиту монастырь Санта-Мария в Палаццуоло по просьбе его аббата Андрея. Спустя два дня под его председательством состоялось судебное разбирательство с участием папы римского Бенедикта VII, ряда епископов и маркграфа Ансельма, на котором в качестве истца выступил пресвитер Доминик, представитель Юстуса, аббата монастыря Санта-Мария-ин-Серра, обвинивший некоего Константина, незаконно присвоившего три земельных участка и трижды по вызову не явившегося в суд, после чего справедливость была восстановлена.
При Оттоне II, очевидно, ничто не изменилось в характере императорской власти в Италии. Положение дел в Равеннском экзархате Оттон II регулировал совместно с папой. Так было и в 983 году, во время последнего посещения им Равенны, когда он в императорском суде в присутствии папы Бенедикта VII улаживал имущественный иск монастыря Санта-Мария-ин-Серра. Тот факт, что папа решает не один, как он мог бы делать на основании передачи ему Оттоном I экзархата в качестве территории, перешедшей под его суверенитет, доказывает, сколь решительно император отстаивает свои позиции. В этом отношении ничего не изменилось со времен Оттона I. Какое значение Оттон II вообще придавал Равеннскому экзархату в балансе политических сил Италии и Империи в целом, явствует из поручения участвовать в коронации Оттона III, данного им архиепископу Иоанну на Веронском рейхстаге 983 года, когда впервые на итальянской территории, в присутствии германской и итальянской знати, совместно решались проблемы Империи.
Предположительно тогда же (в июне-июле 983 года), во время совместного пребывания в Равенне императора и папы, был решен вопрос о возведении епископства Салерно в ранг архиепископства с семью подчиненными ему епископствами, и папа Бенедикт VII пожаловал новому архиепископу Амату паллий. Эта совместная акция императора и папы служит еще одним свидетельством неослабевавшего внимания Оттона II к Южной Италии, остававшейся приоритетным направлением его политики.
Из Равенны император в августе двинулся на юг по побережью Адриатического моря. 24 августа, будучи на берегу реки Триньо, он пожаловал дарственную грамоту монастырю Сан-Винченцо на горе Вольтурно, гарантировав свою защиту его владений, полученных в лен от епископа Павии Петра. 27 августа, находясь в Ларине, он гарантировал свою защиту монастырю Монте-Кассино. Продолжая движение в южном направлении, он дошел до Бари и даже будто бы занял несколько других городов Апулии (если только анналист не перепутал этот военный поход императора с кампанией предыдущего года). Вполне вероятно, что отдельные города открыли свои ворота императору, предпочтя его византийцам и арабам. Ступив на территорию, которую греки после прошлогоднего поражения немцев и ухода арабов опять считали своей, Оттон II, скорее всего, хотел лишь заявить о своих намерениях, нежели начать военную кампанию по овладению Южной Италией, поскольку в то время он едва ли имел в своем распоряжении необходимые воинские контингенты (о подходе подкрепления источники ничего не сообщают). Еще ранней осенью император вернулся в Рим, где весьма важные дела требовали его присутствия.
Там после девятилетнего понтификата скончался папа Бенедикт VII. Императору надо было обеспечить избрание преемника. Сначала была предложена кандидатура аббата Клюни Майоля, пользовавшегося большим уважением и дружественного императорскому дому (как помним, именно при его посредничестве в свое время Оттон II примирился со своей матерью, императрицей Адельгейд), но тот не счел себя достойным столь высокой чести. И тогда выбор пал на итальянского эрцканцлера, епископа Павии Петра, также доказавшего свою преданность династии Оттонов. Он и занял папский престол под именем Иоанна XIV. Имя нового наместника святого Петра было выбрано не случайно, представляя собой дань памяти папы Иоанна XIII и выражение надежды на гармоничное и плодотворное сотрудничество между папой и императором, как во времена Оттона Великого.
Этот важный для Оттона II вопрос был урегулирован, однако с родины поступали безрадостные вести о событиях на северных и восточных рубежах Германии. Еще весной 983 года совершили нападение датчане, хитростью захватив и уничтожив одну из пограничных крепостей. Из-за этого герцог Саксонии Бернгард был вынужден даже отказаться от поездки на Веронский рейхстаг. Вскоре подтвердилось, что эта предосторожность была вполне оправдана. Хотя упомянутое выступление датчан оказалось единичным и не получило развития, так что не было нужды в принятии специальных мер против них, вскоре началось всеобщее восстание поморских и полабских славян. Князь ободритов Мстивой, с юных лет являвшийся противником немцев и христианства, опустошил и сжег Гамбург. Однако еще более серьезные последствия имело наступление лютичей и гаволян. 29 июня 983 года они напали на Хафельберг, перебили его гарнизон, а затем убили и епископа Дудо. Спустя три дня на рассвете они появились у стен Бранденбурга, весь гарнизон которого во главе с командующим Дитрихом, а заодно и епископ Волькмар обратились в бегство. Эти события выявили слабость обороны восточной границы. Современники усматривали в этом наказание за прегрешение против св. Лаврентия, мстившего за упразднение Мерзебургского епископства. Титмар, хронист и епископ Мерзебургский, считавший, как мы знаем, упразднение Мерзебургского епископства тяжким прегрешением Оттона II, все же не держал на него зла и в силу предоставленной ему власти впоследствии отпустил ему сей грех. Основную вину справедливо возлагали на маркграфа Северной марки Дитриха, который своим высокомерием провоцировал славян, явно недооценивая исходившую от них угрозу. Гордая самоуверенность сменилась ужасом. За несколько дней была уничтожена вся созданная Оттоном Великим церковная организация. Произошел массовый возврат славян к язычеству. Даже сам Магдебург подвергался крайней опасности.
Лишь тогда немцы сумели собраться и принять необходимые меры для обороны. Когда архиепископ Магдебургский Гизилер в начале августа вернулся с Веронского рейхстага в свою епархию, славяне уже перешли на левый берег Эльбы и намеревались продолжить наступление. Навстречу им выступило многочисленное войско под водительством самого архиепископа Гизилера, епископа Хальберштадтского Хильдварда, маркграфов Дитриха из Северной марки, Рикдага Мейсенского, Хуодо из Восточной марки, графов Виницо Мерзебургского, Фридриха из Нордтюринггау, Дудо Брауншвейгского и Зигфрида из Вальбека. В результате состоявшегося на реке Тангер сражения славяне были разбиты. Эта победа немцев в какой-то мере восстановила их репутацию, однако возвратить большую часть утраченных завоеваний не удалось. Территория к востоку от Эльбы была почти на два столетия потеряна для Германии. Миссионерские усилия Оттона Великого пошли прахом. Уменьшение оборонной мощи на Эльбе ради ведения войны против сарацин и преувеличенные слухи о поражении на мысе Колонне могли послужить поводом для восстания славян, но не его причиной. Причину следует искать в восточной политике последнего десятилетия, для которой было характерно стремление ликвидировать политическую самостоятельность славян, полностью подчинить их власти германского императора. Действия маркграфа Дитриха, последовательно проводившего эту политику, и были охарактеризованы Титмаром Мерзебургским как высокомерие. Славянские племена лютичей, жившие в междуречье Эльбы и Одера, отреагировали на усиление натиска немцев объединением в мощный племенной союз, возможности которого и были убедительно продемонстрированы в ходе восстания 983 года.
Мы не знаем, успел ли Оттон II получить весть о победе на реке Тангер, которая могла стать началом возвращения всего утраченного за последние полтора года, восстановления пошатнувшейся власти императора, однако всем его надеждам положила предел смерть, настигшая его в Риме 7 декабря 983 года в возрасте лишь двадцати восьми лет, в расцвете духовных и физических сил. Относительно причины смерти Оттона II нет полной ясности. По одним сведениям, он умер от лихорадки, то есть от малярии, а по другим — от сильного кишечного кровотечения, приняв, желая поскорее поправиться, чрезмерно большую дозу лекарства. Вероятнее всего, он стал жертвой неправильного лечения малярии. Оттон II, единственный из германских императоров, был похоронен в Риме в соборе Св. Петра.

Пасынок судьбы

За время своего итальянского похода Оттон II провел в этой стране три года и один месяц, причем половину этого срока — в Южной Италии, борьба за овладение которой стала для него главной целью. В общей сложности, за четыре пребывания, он прожил свыше полугода в своей римской резиденции, что объяснялось важностью Рима как политического и географического центра Италии. Следующими по важности резиденциями для него были Павия и Равенна, где он останавливался по два раза. В Равенне происходило представительное празднование Рождества 980 года, а в Риме — Пасхи 981 и 983 годов, но в большинстве случаев главные христианские праздники, проведение которых в Средние века обычно выливалось в демонстрацию величия королевской (императорской) власти и самого государя, за время пребывания Оттона II в Италии заставали его в походном лагере, чаще всего в Южной Италии. В отличие от своего предшественника, а особенно преемника, Оттон II никогда не посещал монастырей, предпочитая общение с учеными, стратегами и советниками по политическим вопросам. Пребывание в Италии, в частности в ее южной части, сигнализировало о главном направлении его усилий, о приоритетных целях, настойчивостью в достижении которых он не уступал никому.
Непросто дать общую оценку как итальянской политики, так и государственной деятельности Оттона II в целом. В историографии закрепилось мнение о нем как о наименее блистательной фигуре среди правителей Саксонской династии, затерявшейся в тени своего великого отца, который за долгие годы правления сумел преодолеть тяжелые кризисы и закончил жизнь на вершине славы и успеха. Говорят, что даже Оттон III, столь же спорное, сколь и привлекательно чарующее явление в средневековой немецкой и общеевропейской истории, умерший всего лишь после семи лет правления в возрасте неполных двадцати двух лет, затмил своего отца. Причиной тому послужили неудачи, постигшие Оттона II в конце его правления, поначалу весьма успешного. Отмечалось также, что взаимосвязь итальянской и восточной политики Оттона Великого (итальянская политика ради восточной) при Оттоне II проявилась, так сказать, в негативе: провалы и неудачи в Италии привели к потере всех завоеваний на Востоке, в славянских землях.
Оценивая политическую деятельность Оттона II, следует отвести решающую роль фактору времени. Оттон I за годы своего длительного, чуть ли не в четыре раза более продолжительного, чем у Оттона II, правления успел гораздо больше, но в первые десять лет его успехи были весьма скромны, и умри он в конце этого периода, в истории не было бы Оттона Великого. Десятилетие же правления Оттона II, несмотря на поражение в бою с сарацинами и утрату завоеваний на восточных рубежах Империи, ознаменовалось успехами, заметно укрепившими его авторитет, что и проявилось на собрании знати в Риме на Пасху 981 года. Опираясь на поддержку верных людей и умных советников, он добился внутренней консолидации своего государства и укрепления его внешнеполитических позиций и благодаря этому завоевал такое же доминирующее положение в Европе, какое занимал его отец.
Придя в Италию, Оттон II на первых порах действовал не менее успешно, быстро восстановив порядок, пошатнувшийся за годы отсутствия в стране императора. При этом он мог опираться на прочный фундамент власти, заложенный отцом. Как оказалось, в Северной Италии у него не было противников, готовых к открытому сопротивлению. Возможно, именно это обстоятельство и укрепило в нем решимость вмешаться в дела Южной Италии, если подобное намерение у него еще не созрело, когда он отправлялся в свой итальянский поход. Однако упорство, с каким он пошел к поставленной цели, заставляет думать скорее о реализации давно вынашивавшегося замысла, нежели о смене политической конъюнктуры, хотя реальная обстановка в Италии при этом, безусловно, учитывалась.
В своей итальянской политике Оттон II в основном продолжил дело отца, вместе с тем попытавшись пойти еще дальше, прежде всего в Южной Италии, не останавливаясь даже перед серьезной конфронтацией с Византией, в частности, присвоив себе титул римского императора, считавшийся неотъемлемой принадлежностью византийского василевса, что в свое время был вынужден признать и Оттон Великий. И цели южноитальянской политики стали качественно иными: если Оттон I довольствовался положением верховного сюзерена в отношении лангобардских княжеств Южной Италии, то Оттон II задался целью непосредственно присоединить к Империи всю южную половину полуострова. Если бы его единственным противником тогда была Византия, еще не оправившаяся от внутриполитических потрясений и вынужденная сдерживать натиск болгар, то можно было бы надеяться на успех. Однако воевать пришлось с сарацинами, которые и нанесли Оттону II поражение — единственное, но легшее на его репутацию пятном, которое он, вероятно, позднее смог бы смыть (столь оптимистичный прогноз, на наш взгляд, позволяют делать результаты Веронского рейхстага 983 года), но не успел.