Вермуш Г. Аферы с фальшивыми деньгами. Из истории подделки денежных знаков

ОГЛАВЛЕНИЕ

Фальшивомонетчики крупные и помельче

История знает немного высокопоставленных фальшиво монетчиков, которые были привлечены к ответственности по закону. Виновными почти всегда признавались исполнители: монетных дел мастера и их подручные или случай ные «любители». Хотя было, правда, и туманное «золо тое время», когда мышеловка захлопывалась не только за «маленьким человеком», — в Англии XII века.

Правом чеканки монет пользовались тогда король и крупные лендлорды, герцоги, графы, бароны. Они должны были изображать на деньгах своих монетных дворов соб ственную печать или геральдический знак. Однако искуше ние пополнить кассы не вполне праведным образом было слишком велико. При этом содержание металла в монетах фальсифицировалось, а сами они получали опознавательные знаки монет господина другой территории.

Генрих I (правивший в 1100—1135 гг.), вероятно, не без оснований получивший прозвище «прекраснолицый уче ный», судя по всему, не был склонен спускать с рук подобные шалости. В рождественский вечер 1125 года он собрал в Винчестерском замке владельцев всех англий ских монетных дворов, которые должны были доказать чистоту своих монет. По-видимому, некоторым это удалось, однако 94 гостя покинули Винчестер однорукими.

Эта история была поведана в изданной в Москве в 1982 году книге Георгия Польского «Рыцари фальшивых банкнот», но источники своей информации автор предпочел не разглашать.

Генрих I и в самом деле был озабочен искоренением фальшивомонетного промысла в Англии. Он предпринял две крупные акции: в 1108 и 1125 годах. Об этом сообщают современники короля Флорентин Вигорненский, автор хро ники событий вплоть до 1118 года, и Генри Хантингдон, описывавший события до 1154 года. Правда, в этих хрониках нет ни слова о том, что среди пострадавших оказался хотя бы один знатный англичанин. Флорентин сообщает, что разоблаченным фальшивомонетчикам, подделывавшим мелкие монеты, «выкалывались глаза и отрезались половые органы». Генри, который не склонен превозносить деяния своего короля, описывая события 1125 года, делает следу ющую запись: «Стоит прислушаться к тому, как жестоки распоряжения короля. Он пришел к мысли, что всем масте рам монетного дела в Англии, кто тайно подделывал монеты, следует отрубать правую руку».

В хронике Джона Уорчестера, охватывавшей события с 1118 по 1140 год, подтверждается сообщение Флорен тина: «Монетным мастерам, схваченным в Англии за чекан ку фальшивых монет, по эдикту короля отрубается правая рука, и отрезаются нижние части туловища».

Генрих I вошел в историю Англии как мудрый законо датель. Если, к тому же, учесть, что он активно боролся за власть с баронами, то логично предположить, что позже народная молва распространила подобные королевские на казания и на них.

Иначе объяснить действия, описанные в книге Поль ского, нельзя, настолько они несовместимы с тогдашним сословным правом.

В годы правления Эдуарда III (1327—1377 гг.), того самого, кто на четыре года заставил принять королевское гостеприимство своего французского кузена Иоанна II , имел место правдивый инцидент аналогичного рода. Это дело аббата Массандрона, который практически не скрывая выпускал фальшивые монеты. У самого Эдуарда были по добные трудности на собственном монетном дворе, к тому же, он был убежденным противником папства. Это и решило судьбу предпринимателя в сутане. Из камеры пыток Мас сандрон попал прямо на виселицу. Между тем это были исключения.

«Скверные и неправедные монеты»

Император Рудольф I в рейхстаге в Майнце в 1285 году провозгласил подделку монет тяжким преступлением, ка раемым беспощадно. Наказуемы и сознательный сбыт и ук рывание фальшивых монет, а также укрывательство фаль шивомонетчиков в замках знати. Император Альбрехт II возобновил этот эдикт в 1438 году (в рейхстаге в Нюрн берге). В эдикте говорилось, что человек, пойманный на самовольной выплавке монет, подлежит суровому наказа нию, как и его господин.

Сословные различия проявляются, тем не менее, совершенно отчетливо. Каким было суровое наказание для «господ», показывает случай, имевший место за 100 лет до описываемых событий в Трире.

В датированной 13 июня 1341 г . грамоте говорится о привлечении господина Хартрада фон Шёнэка к импер скому суду за подделку монет: «Господин Хартрад фон Шёнэк в день, следующий за днем святого Килиана, 27 июля, должен дать ответ императору Римской империи Людвигу за чеканку скверных и неправедных монет. Ему присудят то, что решит император».

За этим следовала дата, печать и приписка: «С теми же уликами указываются граф Вильгельм фон Вид, господин Готтфрид фон Фаллендар, Герлах и Филипп фон Изен бург, Герман фон Хельфинштейн, Вальпод фон Нойербург, Теодор фон Зеельбах, Генрих фон Эренбург».

Очевидно, от императора нельзя было ожидать слишком многого, он не мог противопоставить себя целой орде своих рыцарей, которая нарушила мир в его владениях. Выборочные наказания взбудоражили бы и без того внима тельно присматривающихся к происходящему жителей. И вот писарь государственной канцелярии уже 15 июня 1341 г . составляет следующее заключение, которое может быть суммировано так: «Господа покаялись в своих грехах и торжественно обещали впредь не подрывать чеканку монет своего сюзерена». Граф фон В ид, например, обязался «никогда не чеканить монет и не позволять делать это в своих владениях. Если же эти обещания будут нарушены, мы готовы отдать себя в руки суда».

Вероятно, господа сдержали данное слово. Однако 40 лет спустя отпрыск Филиппа фон Изенбурга, проходившего по делу фальшивомонетчиков, Эберхард фон Изенбург ока зывается пойманным за фальшивомонетничество. Но и он отделывается данными трирскому архиепископу Куно за верениями, что «никогда, тайно или явно, не будет за ниматься или поручать заниматься чеканкой монет».

Один из редких случаев наказания высокопоставленного фальшивомонетчика известен нам из истории Франции начала XV века. В течение долгих лет графиня Иоанна Булонская и Овернская в подвале собственного замка в Ту лузе в специально оборудованной мастерской чеканила под дельные монеты, лично наблюдая за работой своих ремес ленников. В 1422 году ее мастерская была обнаружена.

Предприимчивая графиня оказывается за решеткой, ее дальнейшая судьба неизвестна.

Мы не знаем того, какая участь постигла подручных графини. Но вряд ли им повезло больше, чем монетных дел мастерам английских баронов при Генрихе I , которые по приказу своих господ занимались подделкой монет.

В дальнейшем чеканщики монет «поумнели», они стали запасаться письменным распоряжением своих господ на изготовление фальшивых денег, снабженным их печатями. Именно так поступил в 1350 году монетных дел мастер Якоб Швет из Кенигсберга.

Маркграф Бранденбургский Людвиг I 12 июля 1347 г . ввел новый монетный порядок. Из марки серебра (куска серебра весом 14,5 лотских унций) изготовлялось теперь 28 шиллингов и 4 пфеннига, всего 340 пфеннигов. В указе Людвига говорилось: «Никто, ни христиане, ни иудеи, не должны делать монет. Кто будет пойман за этим занятием, будет судим как фальшивомонетчик и повешен».

Любые действия самого маркграфа, связанные с вы пуском монет, по тому же указу имели законную силу «при поддержке государственного совета и совета сосло вий». В нашем случае ведение денежного хозяйства опре делялось именно советом сословий (за два года до этого совет сословий отклонил порядок устранения системы еже годного изъятия монет и выпуска новых, открывавшей возможности ухудшения качества монет). Но доходы, получаемые в ходе изъятия монет, уже не удовлетворяли Люд вига. 1 января 1350 г . он приказал Якобу Швету, не определяя веса монет и содержания в них серебра, че канить из марки серебра 35 шиллингов или 420 пфеннигов. Три дня спустя мастер получил и письменное распоря жение.

Это распоряжение, сделанное за спиной совета сословий, было открытым фальшивомонетничеством. Людвиг прика зывал монетному мастеру из Кенигсберга превратиться в фальшивомонетчика, если вспомнить его же закон двухлетней давности. Якоб Швет мог, вероятно, уклониться от выполнения этого приказа. Но, конечно, своя рубашка ближе к телу, да и откуда он мог знать, согласовано ли решение маркграфа с кем бы то ни было или нет. Во всяком случае он принял приказ к исполнению и взялся за чеканку.

Почти год в маркграфстве ходили фальшивые пфенниги, пока 30 ноября 1350 г . совет сословий не предъявил обвинения Якобу Швету в подделке денег. Якоб смог до казать, что действовал по указанию маркграфа. И все равно суд решил, что виновен именно Якоб Швет, и выслал его из страны.

В тех случаях, когда можно было доказать, что фальшивомонетчик действовал ради личного обогащения, судьи теряли бдительность. Здесь же надо было всего-навсего ответить на вопрос «как?». И тогда для толпы устраивалось настоящее представление.

Покарать смертью

Мастер монетного двора и его помощники издавна относились к числу самых опытных ремесленников. Повседневное общение с драгоценными металлами, которое доверялось им, покрытые тайной для большинства людей средневековья и начала нового времени выплавка и леги рование металлов, а главное — сверхъестественная власть над людьми золота и серебра ставили чеканщиков монет в особое положение в тогдашнем обществе. К тому же мастера монетных дел по своему статусу не входили, в цеха и имели дело непосредственно с правителями или с маги стратом. Особенно тщательно города следили за тем, чтобы их монетных дел мастера имели рекомендации и во всяком случае происходили из полноценных семей, по крайней мере не были внебрачными детьми, прошли поло женное четырехлетнее обучение. Лишь после этого на правах подмастерьев они вступали в братство чеканщиков монет.

Работа гравера, выполнявшего рисунок на образце моне ты, с которого делали отпечатки, доверялась особенно искусным и почетным мастерам работы по золоту. В Нюрн берге XVI века таким гравером был Венцель Ямнитцер (1508—1585 гг.), ставший «названным» членом Большого совета и действительным членом Малого совета этого го рода. Дело отца продолжил его сын Ганс.

И тем не менее фальшивомонетчиками становились именно представители этих двух профессий. Письменные свидетельства говорят о том, что чаще всего мастер-монет чик и его подмастерья являлись единственными фигурами, замешанными в подделке монет. Конечно, ни в какие времена этот вид преступлений не был исключительной приви легией только одной профессиональной группы. Тем боль шая опасность исходила от этих преступлений для городов, для герцогств, княжеств и графств, для всей империи.

Строгие предписания для монетного ремесла во многих местах с течением времени становились все гибче благо даря прежде всего неутихающему стремлению местных властей нарушить имперские правила. Местный власти тель предпочитал видеть на своем монетном дворе не столь ко безусловно честных, сколько понятливых людей.

Указ императора Максимилиана II (правившего и 1564—1576 гг.) от 13 октября 1571 г . должен был в очередной раз навести порядок в монетных дворах. По этому указу привилегии подмастерьев-монетчиков долж ны были распространяться только на тех, кто прошел обучение исключительно в указанных имперских мастер ских и носил в процессе обучения «дурацкие колпаки». Но к этому времени ни один из правителей не был готов действовать в соответствии с этими предписаниями. Подмастерья лишь приносили присягу соблюдать импер ские правила чеканки монет, а уже в следующем веке на княжеских монетных дворах появились представители других профессий. В свою очередь, и некоторые мастера монетных дел сменили свою профессию.

Естественно, на первых порах этот процесс в меньшей степени затронул города, находившиеся в непосредственном подчинении императору. Они следовали принятым в импе рии правилам чеканки монет вплоть до начала Тридцати летней войны, когда, обгоняемые событиями, присоедини лись к этому недоброму занятию, чтобы не упустить по следней возможности выжить.

Нет материалов для сравнений, которые позволили бы выявить местности, где промысел подделки денег был наиболее распространен. Мы можем только показать, как со временем постоянно растут количество «монетных преступлений», власть и влияние буржуазии и потребность в деньгах. Из документов городского совета и других нюрнбергских хроник мы узнаем, что между 1414 и 1584 годами только в этом городе было раскрыто 20 случаев изготовления фальшивых монет, в которых участвовали монетчики, мастера по золоту, менялы, владельцы по стоялых дворов, один ткач, один оружейник, один мясник, один художник и т. д.

При Карле Великом, во времена, когда деньги играли и хозяйстве страны сугубо подчиненную роль, удовлетво рялись тем, что разговаривали с разоблаченным фальшиво монетчиком сквозь зубы, в худшем случае ставили ему клеймо на лоб. Возникший в начале XIII века свод законов Саксонии — самый значительный юридический документ   средневековой Германии — дает уже совершенно иные оценки: «Если монетчик изготовляет фальшивые монеты с тем, чтобы пустить их в оборот, он рискует своей шеей». Речь шла о виселице. В Китае за те же преступления живьем закапывали в землю, в Японии распинали на кресте.

Уже к концу XIII века к фальшивомонетчикам стали применяться еще более жестокие наказания. У Данте мы читаем о горькой жалобе мастера Адама из города Бреши а, урожденного англичанина, о его страданиях в аду, куда он попал с костра, на который, в свою очередь, его привела стезя фальшивомонетчика. Сюжет заключался в том, что Адам по поручению графов Гвидо, Алессан дро и Агинольфо из Романьи подделывал золотые гуль дены с изображением Иоанна Крестителя с содержанием золота в 3 карата вместо 21 и за это был публично сожжен в 1281 году. В суде его высокопоставленные хозяева отказали ему в поддержке. Даже в аду мысли о мщении не покидают Адама. Он знает, что Гвидо из Романьи уже в аду. Но Адам, мучимый жаждой, уже не способен сделать ни шага, адская справедливость свершилась.

С экономическим прогрессом и расширяющейся торгов лей буржуазия все больше осознает опасность, носителем которой является фальшивомонетничество. «Фальшивомо нетчик грабит духовенство, господ и всех людей и является самым злостным вором», — говорится во Фризском праве. Нанесение ущерба собственности и имуществу, а также подрыв доверия общества к деньгам — вот основные пара метры подхода к разбирательству подобных преступлений и приговоров по ним. Обратимся вновь к свидетельству Данте, который блестяще передает глубину падения фаль шивомонетчика в глазах человека к началу позднего сред невековья. Вспомним диспут, происходящий в аду между греком Синоном, обманом уговорившим троянцев ввести в город деревянного коня, и знакомым нам мастером Адамом. «Я говорил, а ты чеканил ложь» — такова позиция Синона. И хотя грек погубил целое государство, он считает, что Адам греховнее черта.

Ужесточение наказаний против «обворовывающих весь мир», как говорилось в комментариях к законам города Гамбурга, происходило прежде всего под влиянием буржуа зии, без того изрядно натерпевшейся от денежных махинаций знатных господ.

В Германии города и крупнейшие феодалы карали фальшивомонетчиков по своим собственным законам или по законам, распространявшимся на союзы городов (например, Любекское право), хотя эдикты императоров, принимав шиеся рейхстагами, предписывали определенные нормы на казания. Единого имперского уголовного права еще не существовало, но смертная казнь предусматривалась везде. Различались лишь способы умерщвления: петлей, топором, костром, кипящей водой и т. д.

Лишь в 1532 году на рейхстаге в Регенсбурге при нимается единое для всей Германии уголовное уложение — кодекс Карла V , известный также как «пеньковое право». В ст. 136 этого кодекса дается развернутое толкование фальшивомонетного промысла: 1) подделка внешних данных монеты, 2) использование нечистого металла, 3) облегчение веса монет. Изготовителей фальшивых монет карали сжиганием заживо на костре. Те же, кто имел сведения о фальшивомонетчиках или участвовал каким-ли бо образом в их махинациях, подвергались наказаниям от тюрьмы до виселицы.

Любопытна и ст. 111 кодекса Карла V , которая устанав ливает, что наказанию подлежит не только сам фальшиво монетчик, но и организатор промысла. При этом, несмотря на некоторую невразумительность для современного читате ля средневековых формулировок, в них совершенно отчет ливо прослеживается разница между степенью риска фаль шивомонетчика-ремесленника и фальшивомонетчика-гос подина. Если первому грозила мучительная публичная смерть, то «господин» лишь утрачивал свое право чеканки монет.

Ганс Ленгенфельдер и другие

Ни одно из ремесел не было представлено в Нюрн берге в XV — XVII веках так широко, как работа по золоту и серебру. В конце XV века город, насчитывавший 25 тыс. жителей, располагал сотней золотых дел мастеров. Только немногие из них жили в достатке. Конкуренция была чрезвычайно жесткой. Некоторые ремесленники покидали город. Золотых дел мастер из Нюрнберга — эта рекоменда ция служила визитной карточкой во всей Германии и за ее пределами. И тем не менее эта Мекка ювелирного искусства, как магнит, притягивала к себе подмастерьев из разных местностей Германии, которые хотели получить свою грамо ту мастера именно в Нюрнберге.

Даже Венцель Ямнитцер (1508—1585 гг.) — самый из вестный в Германии эпохи Ренессанса мастер по золо ту — значительную часть жизни прожил в нужде. Его брат Альбрехт, также прекрасный мастер, покончил жизнь самоубийством в 1555 году из-за того, что не смог уплатить долг в 800 гульденов. Ганс, сын Венцеля, постигавший у знаменитого отца секреты ремесла, в 40 лет оказался должником своего родителя.

Не лучше шли дела и у другого нюрнбергского ма стера — Ганса Ленгенфельдера. С июля 1490 года он полноправный мастер. Его главной заботой сделался поиск дома с мастерской, который он хотел бы купить или построить. Нужны были деньги, и немалые, около 1000 гуль денов. Их можно было взять в долг, но за высокие проценты. Ганс пошел по этому пути и угодил в замкнутый круг. Нужны были средства на содержание семьи (по поло жению подмастерье вначале женился, а уже после этого мог претендовать на экзамен на звание мастера), а для этого надо было покупать драгоценные металлы для работы. К тому же проценты съедали почти все заработанные деньги.

Какие именно события предшествовали 27 февраля 1492 г ., доподлинно не известно, но в этот день писарь совета города Нюрнберга делает роковую запись об обвине ниях, выдвигаемых против Ганса Ленгенфельдера неким Майером (в последующих бумагах именуемым также Байером), который сообщил, что в доме Ленгенфельдера чеканят фальшивые гульдены.

После этого допроса Ленгенфельдер оказался в пресло вутой «яме» нюрнбергской ратуши. Вскоре были арестованы и его сообщники: Хайнц Шюрштаб, мастер по изготовлению поясов Кох и служанка Ленгенфельдера.

29—30 ноября 1492 г . писарь протоколирует: «Продолжить содержание под стражей Хайнца Шюрштаба, мастера по золоту Ленгенфельдера и мастера по поясам Коха. Выведать под пытками, какой металл и инструмент они использовали для изготовления гульденов.

Также держать под стражей и служанку. Расспросить, как и сколько гульденов она разменивала, знала ли о твори мом обмане. Если Шюрштаб или кто-нибудь другой покажет, что она знала об обмане, применить к ней испанский сапог и деревянный камень (орудия пыток).

Произвести обыск у Ленгенфельдера и Коха, искать заготовки и образцы фальшивых монет».

Итак, Ленгенфельдер и Шюрштаб находились под подозрением в чеканке фальшивых гульденов, а служанка — девица Фойрер — подозревалась в распространении заве домо фальшивых денег. Удивительным образом нигде не названа профессия Шюрштаба. Вероятно, он происходил из могущественной купеческой семьи Шюрштабов, которые не хотели быть замешанными в судебном процессе. Ленген фельдер и Шюрштаб пускали в оборот не золотые, а лишь позолоченные монеты.

Протокол от 1 декабря 1492 г . рассказывает о про должении расследования. Найдены орудия преступного промысла. Продолжаются допросы с пристрастием. Сняты обвинения против Коха, и он оставлен в покое. Следо вателей нельзя упрекнуть в халатности. Они находят ответы на возникающие вопросы. Откуда, например, у Шюрштаба орудия взлома и другой воровской инвентарь. Под пыткой он признается в совершенном ограблении. В качестве улики фигурирует письмо, написанное Ленгенфельдером соучаст нику.

7 декабря Хайнцу Шюрштабу и Гансу Ленгенфельдеру выносится приговор: казнь через обезглавливание. Это событие подтверждается в нюрнбергской хронике (1488— 1506 гг.) Генриха Дайкслера.

Такова история Ганса Ленгенфельдера.

Что же касается приговора, вынесенного отпрыску вли ятельного клана Шюрштабов, то это не было чем-то из ря да вон выходящим. Совет города Нюрнберга трудно заподозрить в коррупции. Так, в 1469 году один из его членов Никлас Муффель за присвоение средств совета был приговорен к повешению.

Хайнц Шюрштаб был приговорен к смерти как «пособник фальшивомонетчика». Для наказания достаточно было уже того, что он знал о преступлении. В 1564 году один из мастеров-монетчиков был обезглавлен только ча то, что «стоял на стреме», в то время как его под мастерья отливали фальшивые монеты. За четыре года до этого неприятности были у самого Венцеля Ямнитцера. Каспар Хойсснер, один из подмастерьев знаменитого ма стера, вынес из мастерской немного серебра и, само стоятельно сделав форму, отлил несколько монет. Кто и как «обезвредил» находчивого юношу, хроника не сообща ет. Ямнитцер к тому времени уже в течение четырех лет принадлежал к числу почетных граждан города, к 14 избранным членам Большого совета. Доказав соб ственную непричастность к преступлению Хойсснера, Ям нитцер выступил защитником своего подмастерья, кото рый, без сомнения, мог бы попасть в руки палача. Закон не проводил различий между взрослыми и детьми.  

После шестинедельного пребывания в городской тюрь ме, где Каспару Хойсснеру пришлось испытать на себе искусство заплечных дел мастеров, ему был вынесен при говор, согласно которому смертная казнь «из милости» была заменена пожизненным заключением. Ямнитцер был строго предупрежден о том, чтобы впредь не допускал подобных оплошностей.

Об особенно жестоком виде казни (даже по тем далеко не милосердным временам) — сварении приговоренного в кипятке, что практиковалось с 1285 года, повествует кни га записей распоряжений городских властей Штральзун да. В книге приводится указ о розыске Николауса Вин кельдорпа, прибывшего в Штральзунд вместе с купцом Германом Ольдендорпом. Это распоряжение принято по решению суда в соответствии с Любекским правом. Вин кельдорпу, обвиненному в подделке денег, удалось сбе жать. Проходивший по тому же делу Клаус Эльмхорст тем же судом был приговорен к смерти в котле с кипящей водой. Фальшивые пфенниги, завезенные обвиняемыми в Штральзунд, были обнаружены под кроватью Винкель- дорпа, которого ожидал тот же приговор, что и Эльмхор- ста. Указ датируется 31 марта 1431 г .

На старой рыночной площади Штральзунда, жители которого в октябре или ноябре 1431 года были свидете лями этой ужасной казни, в те времена организовыва лись народные увеселения. Эти развлечения большей ча стью были не тем, что мы понимаем под этим сегодня. Так, в 1414 году гвоздем программы «увеселений» было насаживание кошки на позорный столб. Кому это удава лось, публично провозглашался «кошачьим рыцарем». На следующий год штральзундцы потешались, наблюдая, как слепые пытались бить дубинками свинью и попадали друг в друга.

И все равно то, что произошло с Клаусом Эльмхорс том, еще долго оставалось в памяти горожан. Рассказы об этом событии передавались из поколения в поколение. О нем сообщает в своей хронике умерший в 1560 году преподобный Иоганн Беркманн, который, вероятнее всего, не был знаком с цитированной ранее книгой записи ре шений городских властей Штральзунда. Беркманн описы вает казнь фальшивомонетчика и упоминает, что котел, где он еще на этом свете принял адские муки, оставлен в на зидание потомкам на своем месте.

Для последующих поколений было само собой разумеющимся, что казненный тогда фальшивомонетчик сам при надлежал к клану мастеров монетного дела. Между тем настоящая профессия Эльмхорста в хрониках не указана.

Следует упомянуть и еще об одном немаловажном обстоятельстве: с юридической точки зрения в описыва емом случае налицо откровенный судебный произвол. В положениях Любекского права, на которое, как мы помним, ссылались как на обоснование решения суда по обвинению Николауса Винкельдорпа и Клауса Эльмхорста, не рассматривался такой вид преступлений, как подделка денег. По Любекскому праву фальшивые деньги — лишь улика, наказание — денежный штраф или в худшем случае снятие с головы волос вместе с кожей.

Вместе с тем было бы ошибкой оценивать подобные казни с позиций современных представлений о циви лизации и морали. Жестокость была в духе того времени: преступления против нарождавшегося капитала карались сурово и публично. 

Орел или решка?

14 декабря 1620 г . Полдень. В городские ворота Пренцлау въезжает фургон, запряженный парой гнедых. Проехав по городу, он останавливается перед домом граж данина Пренцлау Эртманна Шмидта. Кучер слезает с коз ел и стучит в дверь. Хозяин дома появляется на по роге: «Элиас Хеннинг, собственной персоной! Заходите, заходите... Может быть, промочите горло с дороги?» Хен нинг не собирается рассиживаться. Надо обтереть лоша дей, ну и от доброго глотка он, конечно, не откажется. Это способствует путешествиям. Фургон полон мотков польской шерсти, их надо доставить в Гамбург. Эртманн усмехается: «Ну, конечно, ничего подозрительного. Под ручный монетных дел мастера в роли торговца шерстью».

Они переходят к делу. Из рук в руки передаются туго набитые мешочки. Появляется пустая бочка, в ко торую Хеннинг складывает свою добычу. Бочку аккуратно прикрывают шерстью, и фургон снова трогается в путь. Но беда уже не за горами. Через полтора часа у деревни Бойтценбург всадник преграждает дорогу и грубо требует, чтобы Элиас ехал в поместье господина фон Арнима. Хен нинг не сопротивляется, хотя от страха его прошибает пот, а губы безостановочно шепчут «отче наш».

Люди Георга Арнима кипа за кипой перебирают шерсть. Наконец, когда вся шерсть выгружена, они на талкиваются на бочку. «Что здесь?» — угрожающе спра шивает хозяин поместья. «Смотри сам», — отвечает Элиас, отворачиваясь. «Ого, в бочке остались камни?! Зачем они тебе?» Но наступает роковой момент: бочку опустошают, и в руках у фон Арнима оказываются три кошелька. Он собственноручно пересчитывает монеты, а они все крупные, тяжелые. Итог: 2109 гульденов.

Напрасны протесты Элиаса Хеннинга. Он говорит, что это честно заработанные деньги, они получены за товары францбургских ремесленников и крестьян. Его никто не слушает. Георг фон Арним оставляет деньги у себя.

Элиас Хеннинг кое-кому уже примелькался. Слишком часто он курсировал из Померании в Бранденбург. Но это еще не повод, чтобы присваивать его деньги.

На следующий год в Пренцлау начался судебный про цесс. Хеннинг требовал вернуть ему деньги. У противо положной стороны нашлось множество свидетелей, кото рые заявили, что подручный монетчика из Францбурга выменивает крупные монеты и занимается он этим не в оди ночку. Эртманн Шмидт оказывает ему помощь в получе нии мелких монет. Наконец, было доказано, что Хеннинг через Шмидта заказал у двух пренцлауских столяров весы-качели. Торговец Кристоф Вильде показал, что видел в доме Эртманна Шмидта подобные «качели», приспособ ленные для работы с монетами разного достоинства.

Вот так. Элиас Хеннинг оказался под подозрением. Собственно говоря, речь шла даже не о нем, а о мастере монетного дела города Францбурга Михаэле Мартенсе, по указанию которого Хеннинг обменивал тяжелые монеты на мелкие, сношенные или легированные медью и заказывал в Пренцлау орудия фальшивомонетного про мысла. Но Мартене не фигурировал на процессе: Франц бург находился во владениях герцога Филиппа Юлиуса фон Поммерн-Вольгаст, в то время как Пренцлау — в Бранденбургском курфюрстве и с 1360 года имел право собственной чеканки монет. На открытый конфликт с герцогом город не отважился. Мишенью негодования горожан по поводу «плохих» францбургских монет и «вы воза» добротных померанских денег стал незадачливый Элиас Хеннинг.

Процесс подделки монет нам уже частично описал торговец Кристоф Вильде. Монеты определенного достоинства помещались на верхнее плечо «качелей» («качели» были специальными для каждого вида монет). Если мо нета полноценна и прежде всего полновесна, «качели» приходят в движение; плохая, «легкая» монета оставляет их в прежнем положении. «Хорошие» деньги вплавлялись затем в плохие монеты.

О том, что подобное происходило и в самом Пренцлау, говорил на суде столяр Шредер: «Год назад меня подозвал кузнец и попросил сделать «качели» для тяжелых монет».

К сожалению, мы не знаем, чем закончился этот процесс. Скорее всего, Хеннинг не получил назад денег своего мастера, но сам не только уцелел, но и остался на свободе, так как спустя некоторое время он сообщил бранденбургскому курфюрсту, что в случае, если по следний соблаговолит учредить монетный двор в Ландсбер ге-на-Варте, Хеннинг готов предложить свою кандидатуру на пост мастера монетных дел.

Михаэль Мартене знал и поддерживал намерения сво его патрона герцога Филиппа Юлиуса ухудшить качество монет. За три месяца до вступления Мартенса в долж ность, 7 мая 1618 г ., герцог выслушал в Лейпциге на окружном собрании представителей сословий своих под данных упреки в том, что во Францбурге «неправедно» чеканятся монеты достоинством в два и четыре шиллинга.

Эти претензии были перечислены на обратной стороне договора герцога с Мартенсом. Самые важные из них заключались в том, что старые полновесные монеты мало го достоинства уходят из обращения, их переплавляют на более мелкие монеты. Новые же монеты достоинством в четыре шиллинга слишком малы.

Все это должно было насторожить Мартенса. Ему не следовало доставлять новые неприятности своему господи ну. Надо сказать, что францбургские монеты с самого начала были в какой-то степени ненастоящими, так как не соответствовали общегерманским правилам чеканки монет, принятым в Аугсбурге в 1559 году. Право чекан ки предоставлялось монетным дворам крупных центров при использовании ими самостоятельно добываемого се ребра. Этот принцип был подтвержден в имперском законе 1572 года. Закон должен был препятствовать тра диционной практике курфюрстских, герцогских, княжеских, графских, епископских и прочих монетных дворов, где шли в переплав хорошие монеты. Но цель была со вершенно нереальной. В Северной и Западной Германии не было запасов серебра, что не останавливало вельмож. Закон просто игнорировался. Совершенно отчетливо это прослеживается в договоре по поводу основания города Францбурга, заключенном между герцогом Богисла вом XIII и восемью представителями знати «второго эшелона». В договоре, несмотря на закон 1572 года, со ссыл кой на практику других городов отмечалось, что его участники принимают на себя ответственность за выпуск монет, которые будут удовлетворять и императора, и мест ные сословия. Позже герцог Филипп Юлиус был вынужден выслушать жалобы своих подданных на то, что монетный двор Францбурга не имеет права на существование.

Но время добротных монет миновало. Мартене должен был присоединиться к всеобщей практике выплавки из хороших денег плохих. На вопрос герцога, нельзя ли обойтись без переплавки старых монет, Мартене ответил (7 ноября 1619 г .): «Так поступали раньше. Сейчас это невозможно, талер резко вырос в цене, а старые монеты мелких сортов остались теми же, что и четыре года назад. 12 шиллингов, выплавленных из одного талера, — это самые лучшие монеты из тех, что делаются сейчас в Германии».

Золотое время «перечеканки» монет

Афера в Пренцлау произошла на пороге золотой поры великой «перечеканки» монет, которая в историче ских трудах датируется между 1621 и 1623 годами. На самом же деле практика переплавки хороших монет на чалась задолго до этого. Она известна нам еще со времен Римской империи, даже раньше — с самых первых шагов чеканки монет. Легирование металлов всегда вдохновляло и государственных мужей, и частных лиц на снятие навара с чеканки монет.

В течение XVI века римско-германские императоры введением общеимперских норм чеканки монет (1524, 1551, 1559, 1572 гг.) стремились навести порядок в разно шерстном монетном хозяйстве и подчинить себе многочисленные монетные дворы, находившиеся в распоряжении не только различного рода территориальных владык, но и горо дов, имевших собственные монеты. Но уже первая из этих попыток ( 1524 г .) провалилась, так как предлагавшееся содержание серебра как в крупных (гульден — серебря ная монета, чистое содержание серебра — 27,41 г ; она разменивалась на монеты достоинством в половину, четверть, одну десятую гульдена, на мелкие монеты: грош (1/21 гульдена), полугрош (1/42) и мелкий грош (1/.84), так и в мелких монетах было слишком велико. Серебра повсеместно не хватало, его цена росла. Хотя Саксония, Тироль, Гарц и Богемия имели преимущества благодаря своим серебряным рудникам, но даже здесь к концу перв ой трети XVI века перешли на чеканку «плохих» монет. Известный «монетный спор» между курфюрстом Иоганном и его партнером по денежному союзу герцогом Георгом дошел до нас в трех источниках и является тому убе дительной иллюстрацией (см. Ludwig G ., Wermusch G . Silber . В., 1986).

В 1525 году начинается выпуск новой крупной моне ты — талера, содержание серебра для которой в 1551 году было определено в 27,5 г . Талер был приравнен к 72 крой церам. Саксонский талер был дешевле и стоил 68 крой церов, или 24 гроша. С тех пор имперский талер отли чался от саксонского.

Основной недостаток имперских правил чеканки монет состоял в том, что никак не удавалось стабилизировать стоимостное соотношение между крупной и мелкими серебряными монетами. Чеканка большого количества мелких денег обходилась непропорционально дороже по сравнению с выпуском крупных, и мелкие монеты не приносили прибыли. Поэтому так называемые низкие монетные дворы (не подчинявшиеся непосредственно импера тору) стали активно искать пути компенсации недополу чения своих доходов. Мелкие монеты стали чеканить по собственным образцам, ухудшая содержание металла. К началу Тридцатилетней войны ( 1618 г .) практически было столько же разновидностей монет, сколько монетных дворов. Периодический контроль, который осуществлялся на заседаниях окружных земельных собраний, каждый раз обнаруживал упущения в деятельности тех или иных монетных дворов, но оставлял их без серьезных послед ствий. Например, окружной конвент во Франкфурте-на- Одере в мае 1612 года принял решение о закрытии монетного двора во Францбурге. Поводом для такого решения послужил запрет герцога своему тогдашнему мастеру по монетам Каспару Ротермунду сдавать монеты на пробу. У герцога были для этого основания: францбургские монеты достоинством в два шиллинга были настолько плохи, что одна из них на глазах у герцога, «упав на стол, разломилась пополам». Вызванный Ротермунд сухо ответил, что «подобное случается даже с арабскими деньгами». Герцог Филипп Юлиус остался верен себе и не стал обременять себя выполнением решений конвента: чеканка монет шла своим чередом.

Цена кройцера в 1611 году упала с 68 (как было установлено в 1551 г .) до 90 за 1 талер. Через восемь лет за 1 талер платили уже 108 кройцеров. Содержа телен в этом смысле отчет, представленный герцогу Фи липпу Юлиусу 23 апреля 1619 г . подполковником Книп хузеном: «Один мастер за неделю может изготовить 8000 талеров, за год — 424 000. Талер разменивается на 24 гроша. Из того же талера в Брауншвейге и других местах делают 120 грошей, выигрыш в расчете на 1 талер составляет 86 грошей, что за неделю составит 688 кг се ребра».

В этих условиях и сырье — серебро — магическим об разом притягивалось туда, где хозяева монетных дворов успешно занимались фальсификацией монет. Конечно, хозяева платили за доставку полновесными талерами. Возможно, и наш знакомый Эли ас Хеннинг рассчитывал сделать свой гешефт: попутно с выгодой сбыть два-три своих кошелька во время путешествия в Гамбург.

Что же касается Михаэля Мартенса — мастера из Францбурга, то ему следует воздать должное. В своем уже упоминавшемся письме от 7 ноября 1619 г . он до бавляет, что надеется честно чеканить монеты до тех пор, пока на всех таможнях действует приказ, запрещающий вывоз из страны серебра и тяжелых монет. В остальном он полагается на своего герцога, который должен решить, будет ли он получать прежний доход со своего монетного двора. Если все будет по-прежнему, то герцог должен решиться вести дела так же, как и в соседних землях. Чеканка монет лучших, чем у соседей, приведет к тому, что они пойдут в переплав в печах последних.

19 июля 1621 г . Мартене просит герцога об отставке потому, что «негде получить серебро, нечего платить под мастерьям и на выплату ренты герцогу приходится до плачивать свои личные деньги». Он был бы согласен остаться на своем посту, но работать становится невозможно из-за того «конфуза», в котором находится монет ное хозяйство: «штральзундский талер сейчас приравнива ется к восьми маркам и двум шиллингам, в других местах чеканят монеты меньшего размера». И все-таки Мартене остался во Францбурге.

К началу Тридцатилетней войны (1618—1648 гг.) де нежные соотношения на территории римско-германской им перии пришли в состояние хаоса. Армии требуют жало ванья. Потребность в деньгах неизмеримо возрастает. Те, у кого еще уцелели старые добрые серебряные монеты, тут же их припрятали. Недостатка серебра в те времена не было. В Западной Европе цены растут из-за того, что слишком обилен поток серебра из Америки. Парал лельно развивается и экономика, исключение, правда, со ставляют Испания и Португалия. Испания, ежегодно вво дящая из своих заокеанских колоний огромную массу зо лота и серебра, буквально захлебывается от медной ин фляции.

Коперник еще в 1526 году сформулировал закон, позд нее вошедший в историю как «закон Грешэма» (назван по имени сэра Томаса Грешэма (1519—1579 гг.), основа теля лондонской биржи): «Хотя нарицательная стоимость и реальная ценность монет не совпадают и все более расходятся, из-за этого их производство не прекращается. Так как средств для того, чтобы выпускаемые монеты соответствовали тем, что находятся в обращении, не хва тает, каждая последующая монета, поступающая в обра щение, всегда хуже предыдущей. Плохие деньги вытесня ют хорошие». Хорошие монеты в обмен на хорошие товары уходят за границу или просто оседают в частных хранилищах.

Так и развивалось денежное хозяйство, прежде всего в восточных районах. Война шла дальше. Обширные тер ритории пришли в запустение. Ремесло и торговля были парализованы.

«Пустые монеты и полные карманы»

Апогей кризиса монетного хозяйства приходится на период 1621—1623 годов, на годы расцвета фальсификации монет. Повсеместно в Германии наряду с легальными монетными дворами появились подпольные производства, которые большей частью работали для обогащения гер цогов, князей или графов и т. п. Хроники почти всегда умалчивают о реальных работодателях, к тому же знать такие монетные дворы сдавала в аренду ремесленникам или купцам. Только на территории герцогства Ангальт находилось по крайней мере девять городов и деревень, где чеканились фальшивые деньги и перечеканивались старые монеты. В Бранденбурге таких «точек» было 18, в Брауншвейге — 32, во Франконии — 17. Графы Манс фельды на территории всего в 14 кв. миль содержали 40 пунктов фальшивомонетного промысла. Доказано, что в Тюрингии их было 36. Кройцеры, шиллинги, гроши и другие монеты все больше «краснели» — повсеместно использовался прием проверки монет кипятком, известный еще в Древнем Риме. В хронике города Зангерхаузена, написанной Самюэлем Мюллером (умер 1662 г .), по это му поводу сказано: «Новые деньги почти всегда были мед ными, лишь слегка подбеленными. Такими они оставались дней восемь, потом монеты становились огненно-красны ми. Котлы, трубы, утварь, даже духовые инструменты — все сделанное из меди превращалось в деньги. Честный человек не верил самому себе, не отваживался кого-нибудь пустить в дом переночевать, так как не был уверен, что гость поутру не унесет с собой печной дымоход. Если в церкви имелась какая-то медная купель, она отправля лась в переплав, и никакая святость ее не спасала, ее продавали те, кто в этой купели принимал крещение». В 1620 году имперский талер стоил 180, а в сентябре 1622 года — уже 1000 кройцеров. Народ был взбудора жен. Ни один крестьянин не отваживался нести на рынок свою ветчину и колбасы. Во многих местах происходил возврат к натуральному хозяйству и обмену по типу: одна рубашка против двух фунтов ветчины. Появились сотни преимущественно анонимных листовок. И как в свое время Мартин Лютер клеймил безбожных ростовщиков, так и сейчас духовенство подняло свой голос против фальшивомонетчиков. В качестве примера приведем мне ние Тобиаса Хенкелиуса, который предоставлял своей общине в Хальберштадте судить о том, «имеет ли кто-нибудь право с чистой совестью переплавлять лучшие полновесные монеты или посылать людей, чтобы они вы менивали эти монеты, из которых чеканятся плохие, не правильные монеты?»

Виновные в подобных действиях, а среди них были и епископы, имевшие право чеканить монеты, правда, прямо не назывались. Сочинялись и обличительные куплеты:

«Они азартны и быстры,

Они менялы и купцы,

В их монете

Гуляет ветер,

Их карманы полны,

А монеты пусты».

Доставалось и законникам, которые, вместо того чтобы остановить «качели» фальшивомонетчиков, крайне вежливо позволяют раскачивать их все сильнее.

Тот же, кто хотел вскрыть реальное положение вещей, должен был оставаться анонимным. Мы не будем упоминать о многочисленных анонимных письмах-листовках. Вместо них назовем труд «Экспургацио, или В защиту честного имени фальшивомонетчиков, составленный Книп хардумом Виппериумом. Фрагфурт, 1622 г .» (псевдоним автора этого памфлета созвучен старонемецкому обозна чению занятия фальшивомонетным промыслом — kippen und wippen ). В нем говорится следующее: «Мне ни разу не доводилось увидеть ни одного пфеннига, не говоря уж о более грубых монетах, на которых значилось бы имя фальшивомонетчика, его герб или другой отличительный знак... Обычно на этих монетах мы видим знакомую символику, а их автор не подумал хотя бы о двух буков ках, чтобы увековечить свое имя... Вполне возможно, что какой-нибудь старый котел, в котором выстаивалась брага, или старый ковш, из которого сделан не один добрый глоток пива, были переплавлены и обращены в звонкую монету. И сделали это не обязательно какие-то забывшие бога фальшивомонетчики, но люди, пользующиеся уваже нием в обществе. Есть люди, не имеющие права чеканки монет, но как ищейки или охотничьи собаки выслеживающие тех, у кого это право есть. Но даже если они добиваются своего, занимаются искомым промыслом с чьего-то согласия или по прямому приказу, они за служивают меньшего презрения, чем те, кто злоупотребил своим полученным от империи правом во вред немецкой земле, на которой живут.

Никто уже не хочет вешать на кошку колокольчик или по примеру древних говорить власть имущим правду о них самих. На бедных мошенников-фальшивомонетчиков опол чились все, хотя они сами не могли бы развернуться без ведома, поддержки и одобрения свыше».

Совершенно точные слова. Действительными фальшиво монетчиками были «благородные господа», которые поль зовались услугами фальшивомонетчиков для грабежа на рода.

Но не будем впадать в крайности. Фальшивомонет ничество действовало как лавина, подминающая под себя все монетные мастерские. Михаэль Мартене, как мы видели, представлял это вполне отчетливо. Далеко не каждый «монетный господин» выигрывал от ухудшения качества монет, потому что плохие деньги текли и в его казну. Так, в бухгалтерских книгах курфюрстских касс в Дрезде не в 1622 году зафиксированы потери в 159 740 талеров, а в 1523 году — в 835 731 талер.

В выигрыше в эти годы «великой» фальшивомонет ной лихорадки оставались только самые могущественные из князей империи, вплоть до самого императора Фер динанда II (правившего в 1619—1637 гг.). В 1622 году он сдал в аренду все монетные дворы в Богемии, Мора вии и Нижней Австрии своеобразному консорциуму, в который входили и герцог Лихтенштейн, и полковник Вал ленштейн. Арендный договор был заключен на год (с 16 февраля 1622 г . по 16 февраля 1623 г .). За этот год только полковник Валленштейн приобрел за фальшивые деньги свыше 50 земельных угодий в Северной Богемии. Остальные члены консорциума не отставали от него.

После того, как сначала в Австрии, а потом и во всей «Священной Римской империи германской нации» дело дошло до открытых бунтов, да и сами князья не могли уже плохими деньгами оплачивать ни расходы своих дво ров, ни наемные армии (шла Тридцатилетняя война), в 1623 году повсеместно произошел возврат к старым монетам.

Почетные монетных дел мастера

На период между 1670 и 1690 годами приходится так называемое время малого фальшивомонетничества. 27 августа 1667 г . в местечке Цинна бранденбургский и саксонский курфюрсты договорились о том, что введут в обращение новый масштаб весов для монет. Серебро стало слишком дорого для того, чтобы по старым образцам придерживаться нормы в 9 талеров из кельн ской марки серебра. Новый масштаб составлял 10,5 талера из одной марки. Но так как никакого общего импер ского решения на этот счет не было, никто не отважился чеканить монеты по этому новому масштабу; монеты чеканились исходя из того, что 60 кройцеров приравни вались к 2 / 3 нового талера, или к одному расчетному гульдену. Чеканились монеты в 1 / 3 и 'Д талера.

Но этим дилемма не была устранена. Прежде всего там, где князья не прибегали к использованию собственных запасов серебра и тем самым сдерживали рост цены на добываемое серебро и чеканка новых монет не при носила крупных доходов. И вновь началось фальшиво монетничество. Мелкие князьки, владельцы саксонского Кобурга, Ангальта, Лауэнбурга, Штольберга, Сольмса и т. д. стали чеканить монеты исходя из 16 талеров из кельнской марки, что, в свою очередь, вело к удорожа нию серебра. Но не только они делали свою «коммер цию». И высокопоставленные монетчики тоже не упускали своего.

Из того времени до нас дошел любопытный документ под названием «Разоблаченная монета. Или о том, как занимаются встречающимся на каждом шагу фальшивомонетничеством чеканщики монет, их клиенты и постав щики. Открыл Филаргириус MDCXC 1 ( 1691 г .)».

Это анонимное сочинение человека, которого сегодня мы с полным основанием назвали бы автором сенсаци онного репортажа. За 70 лет до этого появилось также анонимное и уже известное читателям сочинение Книп хардума Виппериума, где в выходных данных названо мифически-саркастическое место издания «Фрагфурт» (от немецкого fragen — спрашивать. — Прим. пер. ) . Фи ларгириус вообще пренебрегает какими бы то ни было географическими уточнениями. Почему — вопрос риторический. И все же он подверг себя меньшему риску разоблачения по сравнению со своим предшественником Книп хардумом (вероятно, потому, что Фрагфурт легко про читывается как Франкфурт. — Прим. пер .) .

Филаргириус просит своего друга как бы посвятить его в дела монетной мастерской. В общем и целом он знаком с тем, какими должны чеканиться монеты. Но его интересует, как же мастеру удается получать навар, если серебро дорого, а вес монет определен.

Монетчик уже не в первый раз выпивает из стакана и становится словоохотливым: «Да-да, мой господин, не без того... Серебро, оно действительно дорого, очень доро го. Скажем, талер равняется 30 грошам. Но хозяевам нужен доход. Что же делать бедному монетчику? Гос пода не хотят, чтобы я видел, откуда берутся их деньги. Но слепой монетчик не нужен никому. Вот-вот, мой гос подин. Да... Если я из каждой марки буду чеканить на четыре гроша больше, то за неделю это даст больше 8 талеров, я могу еще уменьшить вес денег на пол грана (тогда это разрешалось), это принесет еще до 10 та леров в неделю. Если кто-нибудь повторит все это за мной, то это будет его честный заработок, просто он будет чуть поразворотливее остальных. К тому же невред но знать, для чего предназначаются монеты. Если я знаю, что деньги отправятся, скажем, в Польшу, то я смело облегчу их еще. Всего на чуть-чуть...»

В общем, все друг друга обманывают. Менялы, те, что доставляют серебро на монетные дворы, везут их в мокрых мешках, да и не брезгуют подсыпать в них песку. Мастер-монетчик умело манипулирует весами, а иногда и просто подкладывает на чашу весов тонкую свинцовую пластинку. Подмастерья обкрадывают мастера, подмешивая медные опилки в угольную пыль, служащую восстановительным материалом. Мастер обкрадывает пла вильщика, так что тот выплавляет слишком мало серебра, за что должен выплачивать штраф.

Затуманенный винными парами монетчик посвящает Филаргириуса во все тайны ремесла фальшивомонетни чества и манипуляций с монетами.

Хроники, похоже, подтверждают, что времена, когда подобные обманные деяния монетчиков и их подмастерьев карались огнем и мечом, миновали. «Богатый монетчик» Нюрнберга еще в 1467 году был обезглавлен на овощном рынке за то, что его монеты при проверке «оказались белыми», то есть за преступление, за которое теперь по лагался только денежный штраф.

Так было, конечно, не во всей Германии. И, тем не менее, нравы стали заметно мягче и снисходительнее. С середины XVI века повсеместное распространение об легченных монет достигло такого размаха, что в каком- нибудь «отдельно взятом случае» судьи не могли не слы шать аргументов обвиняемого, хотя далеко не всегда учитывали их. Мастер-монетчик вынужден присоединиться к всеобщей практике! Тот, кто продолжал чеканить монеты по всем правилам, скоро оставался без материала для своего производства. Так, вероятно, и обстояли дела у монетчика из Арнштадта Пауля Пфайля, который 28 июня 1564 г . был приговорен к сожжению на костре. Мастер до последнего момента отстаивал свою невиновность. Может быть, поэтому у курфюрста проснулась совесть, и он помиловал своего монетчика, велев заклеймить его и выслать из страны. Но когда Пауль Пфайль не согла сился и с этим приговором, «кляузнику» просто отрубили голову.

Это произошло, однако, за 127 лет до репортажа Фи ларгириуса о положении дел на германских монетных дворах. Оставим в стороне тот факт, что хозяева монетных дворов сами по уши погрязли в фальшивомонетничестве. Это мы уже знаем.