Соловьев С. Учебная книга по Русской истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА XXVII. ЦАРСТВОВАНИЕ ИОАННА IV ВАСИЛЬЕВИЧА ГРОЗНОГО

1. Правление великой княгини Елены. Опека над малолетними сыновьями и
управление государством во имя старшего из них принадлежали вдове
Василиевой великой княгине Елене Васильевне. Тотчас после похорон Василия
правительнице донесли уже о крамоле, поднятой некоторыми вельможами в
пользу дяди великокняжеского Юрия Ивановича, которого по этому поводу
схватили и посадили под стражу.
В это время главными советниками Елены были двое вельмож: родной дядя
ее, известный уже нам князь Михаил Глинский, который по случаю брака
великого князя Василия на его племяннице был освобожден из темницы и
приближен ко двору; вторым приближенным к правительнице лицом был князь
Иван Овчина-Телепнев-Оболенский.
Глинский и Оболенский не могли ужиться в мире друг с другом, и Елена
должна была выбирать между ними:
она выбрала Оболенского, и Глинский, обвиненный в властолюбивых
замыслах, был схвачен и посажен в прежнюю свою темницу, где скоро и умер.
Между вельможами происходило сильное волнение: некоторые из них бежали в
Литву, другие были схвачены за соумышленничество с беглецами. Скоро
потерял свободу и другой дядя великого князя, Андрей Иванович, князь
старицкий. Нашлись люди, которые постоянно ссорили Андрея с Еленою:
правительнице наговаривали, что Андрей недоволен, сердит на нее; Андрею
говорили, что в Москве хотят его схватить; когда Елена послала звать
Андрея в Москву для совещания о делах государственных, то он не поехал,
сказавшись больным, а между тем из Старицы дали знать в Москву, что Андрей
собирается бежать в Литву. Елена послала войско перехватить его; узнавши
об этом, Андрей выехал из Старицы и бросился в новгородские области, где
возмутил многих помещиков. Настигнутый войском великокняжеским, которое
было под начальством любимца правительницы князя Телепнева-Оболенского,
Андрей не вступил в битву и согласился ехать в Москву вместе с Оболенским,
понадеявшись на обещание последнего, что там не сделают с ним ничего
дурного, но Елена сделала строгий выговор Оболенскому, зачем давал
обещание без ее ведома, и велела заключить Андрея в оковы.
Московские смуты возбудили надежды в короле польском Сигизмунде: он
переменил тон в сношениях с малолетним государем московским, и в 1534 году
началась война с Литвою. Война эта, ведшаяся с переменным счастьем, не
ознаменована была ничем важным и кончилась перемирием в 1537 году. В
Москве спешили этим перемирием, чтоб иметь возможность управиться с
Казанью и Крымом. Вследствие смены ханов, вследствие разных
противоположных влияний, русского и крымского, в Казани образовались
партии, из которых каждая ждала удобного случая низложить партию
противную. В то время когда Москва была занята литовскою войною, крымская
сторона в Казани увидела удобный случай свергнуть московского подручника
Еналея; состоялся заговор, Еналей был убит, и ханом провозглашен
Сафа-Гирей, царевич крымский, который тотчас же стал нападать на русские
владения, а угрозы крымского хана удерживали правительство московское от
решительных действий против Казани.
2. Правление боярское. В таком положении находились дела, когда
скончалась правительница в апреле 1538 года, и правление за продолжившимся
малолетством великого князя должно было перейти теперь в руки бояр. По
отстранении Патрикеевых, Ряполовских и Холмских первое место между
вельможами московскими занимали князья Шуйские, потомки тех
суздальско-нижегородских князей, которые были лишены своих отчин великим
князем Василием Димитриевичем, так долго не хотели покориться своей участи
и только при Иоанне III вступили в службу московскую. Способности, энергия
и честолюбие были наследственными в этом знаменитом роде; главою его в
описываемое время был князь Василий Васильевич, который при великом князе
Василии отличился защитою Смоленска от Литвы, причем обнаружил способность
свою к мерам решительным и суровым.
В седьмой день по кончине Елены Шуйские уже распорядились насчет ее
любимца:
князь Овчина-Телепнев-Оболенский и сестра его, мамка маленького
великого князя, были схвачены и заточены, и заточение это было так
жестоко, что Оболенский не мог перенести его. Против Шуйского-Рюриковича
поднялся было князь Иван Бельский-1ђдиминович, родня, следовательно,
Патрикеевым, но Шуйские были сильнее: несмотря на то что на стороне
Бельского стоял митрополит Даниил, Бельский был заключен; митрополит
остался нетронутым, но ненадолго: когда князь Василий Шуйский умер и
значение его перешло к брату его князю Ивану, то новый правитель свергнул
Даниила, на место которого был возведен Иоасаф. Этот митрополит недолго
оставался на стороне Шуйского: в 1540 году он успел распорядиться так, что
князь Бельский был освобожден, и Шуйский, застигнутый врасплох, должен был
покинуть правление, которое перешло теперь к Бельскому и митрополиту
Иоасафу. Правители поспешили освободить из темницы двоюродного брата
Иоаннова, князя Владимира старицкого, сына несчастного Андрея, и
возвратить ему отцовский удел. Несмотря на это, сторона их все была слаба
в сравнении с стороною Шуйского, приверженцы которого составили заговор:
Шуйский в начале 1542 года явился из Владимира в Москву с вооруженным
отрядом; Бельский был схвачен, заточен на Белоозеро и там умерщвлен,
главные советники его разосланы; митрополит Иоасаф свергнут с бесчестием,
и на его место возведен Макарий.
Иван Шуйский недолго жил после этого; власть перешла в руки к
родственнику его князю Андрею Михайловичу Шуйскому.
Этому новому правителю показался опасен Федор Семенович Воронцов,
который успел приблизиться к молодому государю и понравиться ему; в
присутствии Иоанна Шуйские и советники их напали на Воронцова, чуть-чуть
не убили его и послали в дальнюю ссылку, несмотря на просьбы великого
князя.
3. Воспитание Иоанна и его первые самостоятельные действия. Иоанну
исполнилось тогда уже 13 лет. Ребенок имел блестящие дарования, природу
восприимчивую, легко увлекающуюся, страстную; эти последние качества если
не были произведены, то, разумеется, были развиты до высшей степени
воспитанием, обстоятельствами детства его. По смерти матери Иоанн был
окружен людьми, которые заботились только о собственных выгодах; перед
глазами ребенка происходила борьба партий, и мы видели, в каких формах
происходила эта борьба: прибить, оборвать противника, сослать его,
умертвить с бесчестием верховного пастыря Церкви, митрополита,- вот чем
оканчивалось Дело; у ребенка-сироты отнимали людей самых к нему близких,
которых он любил; перед ним нагло оскорбляли их, потом заточали,
замучивали; перед ним Шуйские и друзья их позволяли себе оскорблять память
отца его и матери, ибо мы знаем, как вельможи не любили великого князя
Василия и вторую жену его. Иоанн тем более оскорблялся этим, что хорошо
понимал свое значение, понимал, что он государь, ибо те же самые люди,
которые так оскорбляли его, пугали, не обращая никакого внимания на его
слезы и просьбы,- те самые люди при известных церемониях, например при
посольском приеме, стояли перед его престолом в виде покорных слуг. Таким
образом, ребенок привыкал видеть в вельможах врагов своих, но удерживать
их, бороться с ними на деле не мог; бессильный гнев, раздражение, досада
оставались внутри его и портили его природу: ребенок затаивал месть до
удобного случая; но как же он будет мстить своим врагам, как будет
поступать с людьми ему неприятными? Разумеется, точно так же, как они сами
приучили его, а они приучили его к насилиям, к немедленной, бессудной
расправе с неприятными людьми. Как только Иоанн начал подрастать, в нем
уже обнаружились дурные наклонности, он находил удовольствие мучить
животных, а люди, которые должны были смотреть за ним, не останавливали
его, позволяли ему делать все, что он хотел. Но скоро Иоанн принялся и за
людей, и первою жертвою его был вельможа-правитель князь Андрей Шуйский.
Озлобленный поступком Шуйского с Воронцовым, Иоанн решился напасть
врасплох на правителя, и в конце 1543 года, будучи тринадцати лет, он
велел схватить его и убить.
Родственники и приверженцы его подверглись опалам и казням
впоследствии; не избежал казни и прежний любимец Иоанна, Воронцов,
явившийся снова при дворе после казни Шуйского и хотевший занять его
место, быть правителем, но Иоанн хотя по молодости не мог усердно
заниматься делами, однако не хотел терпеть, чтоб кто-нибудь осмелился
обнаружить желание располагать его волею, и, по примеру отца, стал
приближать к себе людей незнатного происхождения - дьяков.
4. Принятие царского титула и женитьба Иоаннова. Вынесши из своего
детства горькое чувство вражды к людям, которые похищали его права и
неуважительно обходились с ним, смотря поэтому подозрительно на всех
вельмож своих, Иоанн только и думал о том, как бы упрочить свою власть. В
начале 1547 года, будучи 16 лет, Иоанн короновался, но мало этого - принял
титул царя, с которым соединилось понятие о власти более обширное, чем с
прежним титулом великого князя. Скоро после Иоанн женился; выбор его пал
на девушку из одного из самых знатных и древних московских боярских родов,
именно на Анастасию Романовну, дочь умершего Романа Юрьевича
Захарьина-Кошкина, предков которого мы видели на первом месте в княжение
Василия Димитриевича, а брат его боярин Михаил Юрьевич был одним из
близких людей к отцу Иоаннову великому князю Василию.
5. Пожары московские; Сильвестр и Адашев. В феврале 1547 года была
царская свадьба; в апреле были два сильных пожара в Москве, а 21 июня
вспыхнул такой страшный пожар, какого еще никогда не бывало в Москве,
народу сгорело 1700 человек! Царь с царицею, братом и боярами уехал в село
Воробьеве.
Но этим беда не кончилась: бояре сказали царю, что Москву сожгли
злонамеренные люди, сожгли чародейством; царь велел разыскать дело; бояре
собрали народ на площадь и стали спрашивать: кто зажигал Москву? В толпе
закричали, что зажигали волшебством княгиня Анна Глинская с своими
сыновьями. Чернь говорила это потому, что Глинские, родственники царя по
матери, были самыми близкими к нему людьми; прислуга Глинских, пользуясь
силою господ своих, притесняла простой народ, а Глинские ее не унимали.
Родной дядя царский, князь Юрий Васильевич Глинский, услышавши о себе и о
матери своей такие речи в народе, поспешил скрыться в Успенский собор, но
бояре, злобясь на Глинских за их силу при царе, подожгли чернь; та
бросилась в собор, убила Глинского, перебила множество его людей,
разграбила двор; мало того, толпы черни явились в селе Воробьеве у дворца
царского с криком, чтоб государь выдал им бабку свою княгиню Анну Глинскую
и другого сына ее, Михаилу. Иоанн в ответ велел схватить крикунов и
казнить; на остальных напал страх, и они разбежались.
Пожар и народное волнение произвели сильное впечатление на молодого
царя, страстная природа которого была именно способна быстро принимать
впечатления. Из молодого человека, преданного удовольствиям, он сделался
набожен, серьезен, неутомим в занятиях делами государственными. Не доверяя
по-прежнему людям знатным, он приблизил к себе священника придворного
Благовещенского собора Сильвестра и Алексея Федоровича Адашева, ложничего
своего, человека очень незначительного происхождения. Сильвестр как лицо
духовное, как человек, отличавшийся пред другими нравственною чистотою,
имел особенно сильное влияние на улучшение нравственности Иоанна. Прошло
года два после пожаров; Иоанн, пылкий, не умевший сдерживать своих мыслей
и чувств, захотел торжественно, пред целым народом, пред целою Россиею
объявить, что он сам начал править государством, а потому прежние
беспорядки и насилия, Ьывшие следствием управления боярского, не
повторятся более. Для этого в 1550 году он приказал приехать в Москву
выборным из городов, и когда они съехались, то Иоанн в воскресный день
вышел с крестами на лобное место (возвышение на Красной площади) и после
молебна обратился к митрополиту с описанием всех беспорядков, бывших во
время его малолетства, во время управления боярского, объявил, что он
нисколько не виноват в слезах и крови, пролитых в это время; потом,
обратясь к народу, просил его забыть все прошлое, обещая с этих пор быть
для всех судьею и защитником. В этот же день царь поручил Алексею Адашеву
принимать просьбы от бедных и обиженных и выбирать судей справедливых.
В том же году Иоанн занялся составлением нового Судебника, ибо старый
Судебник деда его оказался недостаточным; а в следующем 1551 году царь
созвал церковный собор, подал архиереям описание всех беспорядков
церковных, для прекращения которых потребовал их содействия.
6. Покорение Казани. В это время, как молодой царь занимался такими
важными делами внутренними, внимание его было обращено также на татарские
царства - Казань и Крым. Мы видели, что в конце правления Елены оба этих
царства соединились под властью одного дома Гиреев и потому стали очень
опасны для Москвы. Сафа-Гирей казанский опустошал области Муромскую и
Костромскую; Саип-Гирей крымский подходил к Оке со всею ордою. Но в Казани
боролись друг с другом партии крымская и московская. Последней скоро
помогло то обстоятельство, что, когда в Москве государь вырос и с
чрезвычайным усердием стал заниматься делами правления, в Казани хан
Сафа-Гирей умер, оставив престол сыну-младенцу. Дело кончилось тем, что
казанцы отослали своего маленького хана в Москву и приняли к себе
Шиг-Алея. Но Шиг-Алей, покорствуя Москве, возбудил против себя сильную
ненависть в Казани. Ненависть к Алею и в то же время невозможность
избавиться от него, невозможность бороться с Москвою внушили казанцам
мысль подчиниться вполне царю московскому, лишь бы он вывел от них
Шиг-Алея. Иоанн согласился, вывел Алея и отправил в Казань наместника
своего, князя Микулинского. Все дело шло хорошо, казанцы спокойно начали
присягать царю московскому, как вдруг трое знатных людей распустили слух,
что русские идут, с тем чтоб всех их истребить. Народ взволновался, не
пустил Микулинского в город, послал к ногаям просить себе в цари одного из
тамошних владельцев и получил Едигера-Магмета.
Тогда Иоанн решился покончить с Казанью. 16 июня 1512 года он выступил
в поход, но в самом начале пути получил весть, что крымский хан с большим
войском идет к московским границам; Иоанн решил переправиться через Оку и
встретить хана, но пришла весть, что крымцы не могли взять Тулы, были
побиты на вылазке и бежали назад в степь. Избавившись таким образом от
крымцев, Иоанн продолжал поход и 23 августа осадил Казань. У осаждающих
было 150 000 войска и 150 пушек, но осажденные, несмотря на то что
защищались только деревянными стенами, выставили отчаянное сопротивление,
и только 2 октября Казань была взята приступом после страшной резни. С
великим торжеством возвратился Иоанн в Москву - как завоеватель татарского
царства. Этот подвиг, свершенный с большими усилиями и трудностями, высоко
поднял Иоанна в глазах современников и потомков, ибо это было первое
завоевание, и, что всего важнее, завоевание татарского царства: после
многих веков страдания и унижения явился наконец царь на Руси, который
возвратил ей славное время первых князей-завоевателей. Впечатление,
произведенное событием, усиливалось еще потому, что взятие Казани было
подвигом необходимым и священным в глазах каждого русского человека:
подвиг этот совершался для защиты христианства от бусурманства, для
охранения русских областей, опустошаемых варварами, для освобождения
пленников христианских. Наконец, взятие Казани было важно в том отношении,
что открыло для русской торговли все течение Волги, дало возможность
русским людям селиться на юго-востоке, в безлюдной, но богатой,
плодоносной стране, орошаемой Волгою и ее притоками.
7. Покорение Астрахани. В области Казанского царства по обеим сторонам
Волги, западной (горной) и восточной (луговой), жили разные дикие народы:
черемисы, мордва, чуваши, вотяки, башкиры. После падения Казани эти народы
долго не хотели подчиняться московскому владычеству; нужно было еще пять
лет опустошительной войны, чтоб усмирить их. В этой войне против Москвы
принимали участие ногаи, подущаемые турецким султаном, который никак не
мог равнодушно сносить того, что магометанские владения достаются
христианам, и потому хотел, чтоб все ближайшие к Москве магометанские
народы дружно и постоянно враждовали против нее. Но к счастью для Москвы,
народы эти не были способны к такому дружному и постоянному действию;
ногайские князья ссорились друг с другом, и стоило одному из них
вооружиться против Москвы, как другой враждебный ему князь начинал
заискивать расположения московского государя. Один ногайский князь, Юсуф,
был врагом Москвы, Другой, Измаил,- ее союзником. В 1553 году Измаил
прислал просить Иоанна, чтоб он защитил его от астраханского царя Ямгурчея
и посадил бы на его место в Астрахани прежде выгнанного оттуда царя
Дербыша, жившего теперь в России. Вследствие этой просьбы весною 1554 года
30 000 русского войска под начальством князя Юрия Пронского поплыло Волгою
под Астрахань и безо всякого труда овладело этим городом, где на место
бежавшего Ямгурчея был посажен Дербыш. Новый хан обязался быть под рукою
царя московского и платить ему дань, но недолго был ему верен, вступил в
союз с Крымом и враждебными России ногаями, за что в 1556 году был изгнан,
и Астрахань окончательно присоединена к Москве.
Таким образом, Русские люди утвердились и на устьях Волги. Из
астраханского кремля московский воевода легко наблюдал за ногаями, которые
просили только позволения кочевать безопасно под Астраханью, ловить рыбу
на Волге и торговать беспрепятственно, а непрестанные усобицы между ними
ручались и за будущую безопасность русского владычества в Астрахани.
8. Отношения к народам прикавказским и к Крыму. Утверждение на устьях
Волги открыло Московскому государству целый мир мелких владений в
Прикавказье: князья их ссорились друг с другом, терпели от крымцев и
потому как скоро увидали у себя в соседстве могущественное государство, то
и бросились к нему с просьбами союза, свободной торговли в Астрахани,
некоторые - с предложением подданства и, таким образом, незаметно
волею-неволею затягивали Московское государство все далее и далее на
юго-восток, к Кавказу и за него. Крымский хан, не умевши помешать
утверждению русского господства в Казани и Астрахани, сильно сердился,
нападал на московские украйны; чтоб отвлечь его от этих нападений, Иоанн
посылал свои легкие отряды Доном и Днепром опустошать крымские владения;
начальник малороссийских казаков князь Димитрий Вишневецкий перешел из
литовской службы в московскую и также действовал против крымцев.
9. Война с Швециею и Ливониею. Но не война с Крымом главным образом
занимала внимание Иоанна: взоры его после взятия Казани были
преимущественно устремлены на запад. Здесь сначала занимала его война с
Швециею, начавшаяся в 1554 году вследствие пограничных ссор. Война эта не
была ознаменована никакими важными действиями; шведский король, знаменитый
Густав Ваза, начал ее, обнадеженный в помощи польской и ливонской, но
помощь эта не приходила, и престарелый король принужден был искать мира в
Москве. Царь позволил шведским купцам ездить чрез Россию в Индию и Китай,
с тем чтоб русские купцы могли ездить из Швеции в Любек, Антверпен,
Испанию, Англию и Францию.
Так, высказывалось стремление начать деятельные торговые связи с
Западною Европою, но эти связи должны были зависеть от произвола соседних
приморских государств, обыкновенно враждебных России; своих гаваней на
Балтийском море у Московского государства не было. Это запертое положение
было тем более нестерпимо, что чувствовалась сильная потребность в
просвещении, которое начало тогда сильно распространяться в Западной
Европе, а людей, которые бы могли принести это просвещение в Москву,
ученых и художников, не пропускали враждебные соседи: они боялись, что
Московское государство, и без того уже для них опасное, будет гораздо
страшнее, если приобретет просвещение. Больше других боялось Москвы самое
слабое из соседних государств - Ливонское; ливонцы более других хлопотали
о том, чтоб науки не проникали в Москву, но этими поступками они,
разумеется, усиливали только в московском правительстве желание приобресть
балтийские берега и ускоряли, следовательно, падение своего государства.
Еще в 1547 году Иоанн отправил в Германию саксонца Шлитте с поручением
набрать там как можно более ученых и ремесленников. Шлитте набрал с лишком
сто человек и привез уже их в Любек, как ливонское правительство
представило императору Карлу V опасность, какая может произойти от этого
для Ливонии и других соседних стран, и достигло того, что Карл дал
магистру Ливонского ордена полномочие не пропускать в Москву ни одного
ученого и художника.
Иоанн, занятый тогда важными делами на востоке, не мог отомстить
Ливонии за это недоброжелательство, но когда потом, в 1554 году, ливонские
послы приехали в Москву с просьбою о продолжении перемирия, то царь велел
объявить им, что они прежде должны заплатить ему дань за Юрьевскую
(Дерптскую) область, что они обязаны сделать по старым договорам с
великими князьями русскими.
Епископ дерптский обещал выплатить все недоимки и не исполнил обещания.
Тогда в 1558 году русское войско вступило в Ливонию и страшно
опустошило ее; были взяты Нарва, Нейгауз, Дерпт и другие, менее
значительные города числом до 20.
Не будучи в состоянии противиться Москве собственными силами, магистр
Кетлер обратился к соседним государствам с просьбою о помощи. Швеция и
Дания, кроме бесполезного ходатайства за Ливонию пред царем, не оказали
никакой помощи, но Польша вступилась в дело. В ней царствовал в это время
сын Сигизмунда I, Сигизмунд II Август; в 1559 году между ним и ливонским
правительством заключен был договор, по которому король обязался защищать
орденские владения от Москвы, и таким образом к войне ливонской
присоединилась еще война польская.
10. Разрыв Иоанна с Сильвестром и Адашевым. Но в то время как в Ливонии
шла эта знаменитая борьба, которая должна была решить самый важный вопрос
для Московского государства, вопрос о непосредственном соединении с
Западною Европою,- в это время во дворце московского царя произошла
большая перемена. Мы видели, что Иоанн успокоился душевно, когда взял в
свои руки правление и нашел в Сильвестре и Адашеве помощников, на
достоинство нравственное и верность которых вполне полагался. Но скоро
между ним и Сильвестром стали происходить неприятные столкновения.
Сильвестр, привыкнув к тому, что Иоанн руководился его наставлениями
относительно нравственного поведения своего, хотел, чтоб он слушался его в
делах политических.
Так, например, Сильвестр с единомышленниками своими требовал, чтоб царь
после завоевания Казани и Астрахани приступил к завоеванию третьего
татарского царства. Крымского, но Иоанн понимал всю трудность завоевать
Крым, отдаленный от Московского государства обширными степями, понимал всю
невозможность удержать завоевание по этому самому отдалению и потому еще,
что надобно было бороться с Турциею, которой в это время трепетала вся
Европа. Иоанн хорошо понимал, что для того, чтоб Россия могла не бояться
Востока, нужно было прежде всего усвоить себе западное просвещение, и
поэтому Иоанн обратил все свое внимание на войну ливонскую, на
приобретение прибалтийских областей.
Сильвестр, раздосадованный тем, что Иоанн не принимает его мнения,
начал толковать, что все неприятности, которые после того постигли царя,
были наказанием Божиим за его упрямство, за то, что он продолжал воевать с
Ливониею вопреки советникам своим; понятно, как тяжело становилось Иоанну
иметь подле себя такого человека.
Кроме того, Сильвестр сблизился с вельможами, неприятными Иоанну по
прежнему их поведению во время его малолетства, и при всех столкновениях
их с царем брал их сторону; наконец, Сильвестр и Адашев с своими
приверженцами соперничали с братьями царицы Романовыми и перенесли свою
вражду на саму царицу, что, разумеется, не могло не оскорблять Иоанна,
нарушая его мир семейный. Но все эти неприятные столкновения с Сильвестром
не могли бы еще произвести охлаждения царя к нему, если б одно несчастное
событие не навело Иоанна на мысль, что Сильвестр и Адашев не имеют усердия
к нему и его семейству. В 1553 году Иоанн опасно занемог, написал духовную
и потребовал, чтоб двоюродный брат его князь Владимир Андреевич и бояре
присягнули сыну его младенцу Димитрию; но Владимир Андреевич отказался
присягать, выставляя собственные права свои на престол по смерти Иоанна и
стараясь составить для себя партию; и когда некоторые верные Иоанну и
семейству его вельможи вооружились за это против Владимира, то Сильвестр
принял сторону последнего, а отец Алексея Адашева, Федор, прямо объявил,
что они не хотят служить Романовым, родственникам царицы, которые будут
управлять государством во время малолетства Димитрия. Больной Иоанн из
своей спальни слышал, как в другой комнате бояре кричали: "Не хотим
служить младенцу: нами будут владеть Романовы!" Иоанн выздоровел, и
понятно, что он уже смотрел теперь другими глазами на Сильвестра и
Адашева, хотя еще несколько лет оказывал им прежнюю доверенность в делах,
но охлаждение царя к ним все более и более увеличивалось вместе с
увеличением вражды между ними и царицею Анастасиею.
Наконец, в 1560 году последовало удаление Адашева и Сильвестра от
двора; Адашев отправлен был воеводою в один из городов ливонских и там
умер, Сильвестр удалился сначала в Кириллов Белозерский монастырь, а потом
перемещен в Соловецкий. Вскоре после удаления Сильвестра и Адашева умерла
и царица Анастасия: Иоанн остался одинок, не было более подле него людей,
которых он любил и уважал, которые 5ы поддерживали его нравственно. Чтоб
уйти от горя и одиночества, он стал предаваться развлечениям, шумным
пирам; и страсти, развитые дурным воспитанием и заснувшие было с 1547
года, теперь пробудились; приверженцы Сильвестра и Адашева не хотели
безмолвно смотреть на падение своей стороны, на перемену в поведении
Иоанновом, хлопотали о возвращении вождям своим прежнего значения,- и
некоторые из них были казнены, другие сосланы, с иных взяты письменные
обещания не отъезжать в чужие земли.
11. Отъезд князя Курбского и его следствия. Вельможам, находившимся в
Москве, трудно было отъехать; легче было сделать это воеводам,
находившимся на границах в Ливонии; этим удобством воспользовался один из
самых знаменитых воевод, князь Андрей Михайлович Курбский, и отъехал в
Литву к королю Сигизмунду Августу, который принял его с честью. Курбский
был в числе самых ревностных приверженцев Сильвестра и Адашева и вместе с
этим пользовался особенным расположением Иоанна. Но когда Сильвестр и
Адашев были удалены, когда опалы и козни постигли родственников и друзей
их, то Курбский, боясь того же и себе, решился отъехать. Курбский
принадлежал к числу образованнейших, начитаннейших людей своего времени;
он не хотел отъехать молча, молча расстаться с Иоанном, и написал к нему
укорительное письмо. Иоанн не выдержал и отвечал.
Началась любопытная переписка, из которой мы узнаем, как бояре и
особенно князья смотрели на новый порядок вещей, установленный московскими
государями, дедом и отцом Иоанновыми. Курбский в своих письмах вооружался
против этого порядка, настаивал, что государь, по старине, должен обо всем
советоваться с боярами, которые имеют право отъезжать от него; Иоанн в
своих ответах защищал новый порядок, выставлял превосходство его пред
старым. Кроме писем к Иоанну Курбский в Литве написал еще сочинение о
современных событиях с целью оправдать, возвеличить свою сторону и обвинил
во всем Иоанна; сочинение это так же любопытно для нас, как и переписка с
царем.
Отъезд Курбского и переписка с ним дорого стоили Иоанну: приверженцы
падшей стороны, Сильвестра и Адашева, не захотели беспрекословно сносить
гонения: один из самых знаменитых между ними отъехал к враждебному
государю, явился предводителем полков его в войне с Москвою и, что всего
хуже, осмелился прислать царю грамоту, наполненную укоризнами и воплями о
мщении. Курбский был представителем целой стороны; он упрекал Иоанна не за
одного себя, но за многих. Если еще можно удержать вельмож от отъезда в
Москве, во внутренних областях государства, то как удержать их на границе?
Кого послать с войском?
Но и внутри, если они уже так ожесточены и так их много, то где
безопасность?
Мысль: "Врагов много, я не в безопасности, нужно принять меры для
спасения себя и своего семейства, в случае неудачи этих мер нужно
приготовить убежище на чужбине",- эта мысль стала теперь господствующею в
голове Иоанна.
12. Опричнина. Он стал готовиться к борьбе; прежде всего нужно было
испытать силы противников, узнать, найдут ли они защиту в народе или
выдаст их народ. 3 декабря 1564 года царь со всем семейством и казною
выехал из Москвы в Александровскую слободу и ровно через месяц прислал в
Москву две грамоты: в одной жаловался на вельмож и на духовенство, которое
заступается за вельмож, не дает царю наказывать их за дурные дела,
вследствие чего царь оставил свое государство и поехал где-нибудь
поселиться; в другой грамоте, написанной к купцам и ко всем остальным
жителям Москвы, царь писал, чтоб они ничего не опасались, гнева и опалы на
них никакой нет. Когда эти грамоты были прочтены, то народ пришел в
отчаяние: как ему остаться без царя? Кто защитит его от врагов?
Все начали упрашивать митрополита, чтоб уговорил Иоанна не покидать
государства, а за изменников они не стоят и сами их истребят, пусть
государь правит как ему угодно. Иоанн согласился принять снова правление с
условием, что будет расправляться с своими изменниками по своей воле и
учредит опричнину, т. е. новый особый двор из людей, вполне ему преданных,
на содержание которых должны быть назначены особые города и волости; в
самой Москве взяты были в опричнину некоторые улицы и слободы, и в них
ведено было жить только тем боярам, дворянам и приказным людям, которые
были назначены в опричнину, а прежние обыватели переведены на другие улицы.
Управление государством поручено было старым боярам, которые назывались
земскими; только в случае военных вестей и дел чрезвычайной важности бояре
эти приходили с докладом к государю. Таким образом, государство
разделилось на две части- опричнину и земщину, между которыми, разумеется,
не могло быть дружественных отношений, потому что опричнина учреждалась
вследствие подозрительности и вражды царя к правителям земским. Опричнина
представляла целую толпу временщиков, которые пользовались своим
положением, пользовались доверенностью к ним царя, чтоб угнетать земщину
безнаказанно.
Начались казни: несколько вельмож было умерщвлено, с других взято
обязательство не отъезжать за порукою многих лиц разного звания. Враги
Москвы хотели воспользоваться этою враждою царя к вельможам своим, и
знатнейшим из этих вельмож вручены были грамоты от короля польского с
приглашением перейти на его сторону. Дело это открылось и подало повод к
новым казням. Митрополит Филипп не хотел равнодушно смотреть на такое
кровопролитие и при встрече с царем в церквах обличал поведение его и
опричников. Упреки святого мужа наводили раздумье на Иоанна; это раздумье
было страшно опричникам, и они постарались оклеветать Филиппа; он был
лишен митрополии и сослан в заточение в Тверской Отрочь монастырь, где
впоследствии был задушен одним из самых приближенных опричников, Малютою
Скуратовым. Это было в 1569 году; в том же году погиб и двоюродный брат
царя князь Владимир Андреевич, замышлявший, как говорят, поддаться королю
польскому.
В следующем 1570 году разгромлен был Новгород Великий, ибо царю
донесли, что новгородцы также хотят передаться Сигизмунду Августу. По
связи с делом новгородским были в Москве новые казни, и в числе казненных
видим любимцев Иоанновых: Басманова, Вяземского. В 1571 году князь Иван
Мстиславский дал запись, в которой говорил, что вместе с товарищами своими
навел на Москву крымского хана; Мстиславский был прощен за поручительством
285 человек.
Подозрительность Иоанна к боярам земским увеличивалась все более и
более, так что он прибегнул к странному средству: поставил над ними
великим князем всея Руси Симеона Бекбулатовича, крещеного татарина,
касимовского хана, а сам назывался государем, князем московским; княжение
Симеона, впрочем, было недолговременно. Что Иоанн действительно считал
себя и детей своих непрочными на престоле московском, доказательством
служит завещание его, написанное в 1572 году. Здесь, обращаясь к сыновьям
своим, Ивану и Феодору, царь говорит, что он изгнан от бояр ради их
самовольства и скитается по странам; уговаривает сыновей, чтоб они не
разделялись до тех пор, пока старший, Иван, не сломит всех крамол и не
утвердится на престоле; просит сыновей поминать его, если даже в гонении и
изгнании будут. Это завещание важно тем, что в нем Иоанн совершенно
подчиняет младшего сына старшему, младший должен был страдать до крови и
до смерти, но не прекословить старшему; младший не должен был также думать
ни о какой самостоятельности в своем уделе.
13. Война с Ливониею и Польшею. В то время как эти печальные явления
происходили внутри Московского государства, на западе шла важная война
ливонская, соединившаяся, как мы видели, с войною польскою. Союз с Польшею
не принес магист-РУ Кетлеру никакой выгоды: русское войско продолжало
опустошать Ливонию, брать города, разбивать малочисленные немецкие отряды,
которые осмеливались выходить к нему навстречу. Орденские владения
распадались:
эзельский епископ продал этот остров датскому королю Фридриху II,
который отдал его брату своему Магнусу: ревельцы поддались Швеции;
наконец, в 1561 году Кетлер уступил Ливонию Польше, а сам взял себе
Курляндию и Семигалию с титулом герцога и с вассальными обязанностями к
Польше; война у Москвы с Литвою началась, по обычаю, опустошительными
набегами, но в начале 1563 года сам Иоанн с большим войском и нарядом
(артиллериею) двинулся к литовским границам и взял Полоцк - город, важный
сам по себе и особенно по отношению к Ливонии, по торговой связи его через
Двину с Ригою; большая победа, одержанная литовцами недалеко от Орши, на
реке Уле, у села Иванцева, не могла вознаградить короля за лишение
Полоцка, и он просил перемирия, уступал все города и земли, занятые
московскими войсками.
Для решения этого важного вопроса - мириться с королем или нет? - Иоанн
созвал большой, небывалый собор. До сих пор государи советовались о делах
с вельможами; в делах важных призывалось на совет, в думу, и знатнейшее
духовенство, но теперь в 1566 году Иоанн велел собрать духовенство, бояр,
дворян, помещиков с западных литовских границ как людей, которым знакомы
местные отношения, дьяков, знатнейших купцов московских и смольнян,
предложил им условия, на которых хочет помириться с королем, и спрашивал
их совета.
Собор отвечал, что надобно добывать всю Ливонию, и война продолжалась;
только в 1570 году заключено было перемирие на три года. Между тем Иоанн
видел, как трудно овладеть приморскими городами Ливонии, и потому, чтоб
облегчить это дело, хотел дать Ливонии немецкого правителя, который бы
вошел в вассальные отношения к царю московскому, как герцог курляндский к
польскому королю. Он предложил датскому принцу Магнусу, владетелю Эзеля,
быть таким королем ливонским. Магнус согласился, в 1570 году приехал в
Москву и объявлен был женихом племянницы царской, дочери казненного
Владимира Андреевича старицкого.
14. Войны с Крымом и Турциею. Обративши все свое внимание на Ливонию,
Иоанн хотел быть спокоен со стороны Крыма. Но Крым не мог оставить его в
покое, тем более что султан турецкий никак не хотел отказаться от
намерения отнять у московского царя Казань и Астрахань, а польский король
подарками побуждал хана напасть на московские украйны, да и сами татары
понимали, что опасно для них давать усиливаться Иоанну на счет польского
короля; вельможи крымские на совете говорили хану:
"Помириться тебе с московским - значит короля выдать; московский короля
извоюет, Киев возьмет, станет по Днепру города ставить, и нам от него не
пробыть. Взял он два юрта бусурманских, взял немцев; теперь он тебе
подарки дает, чтоб короля извоевать, а когда короля извоюет, то нашему
юрту от него не пробыть. Он и казанцам шубы давал; но вы этим шубам не
радуйтесь:
после того он Казань взял". Султан Селим решился наконец исполнить
давнее намерение турецкого правительства - отнять у московского царя
магометанские юрты - Казань и Астрахань; летом 1569 года паша Касим
выступил в поход с 17000 турок, с ним соединился хан крымский с 50000
татар; положено было идти к Переволоке, т. е. к тому месту, где Дон
находился в ближайшем расстоянии от Волги, соединить эти две реки каналом
и потом взять Астрахань. Достигши Переволоки, турки начали было рыть
канал, но не могли окончить этого дела и пошли к Астрахани, под которою
Касим хотел зимовать, но войско этого не хотело и взволновалось, особенно
когда узнали о приходе московских воевод в Астрахань с большим войском, и
Касим принужден был бежать назад степью, причем сильно истомил свое войско.
Иоанн избавился от турок, но не избавился от крымского хана, который не
переставал требовать Казани с Астраханью ив 1571 году с 120000 войска
напал на московские украйны врасплох; проведенный изменниками, он
переправился через Оку, явился перед Москвою и сжег ее, уцелел один
Кремль; говорят, при этом пожаре погибло народу до 800000 человек; кроме
того, татары вывели пленными 150000 человек. Хану понравились такие
походы, и в следующем 1572 году с таким же большим войском он опять
переправился через Оку, но был насгигнут московским воеводою князем
Михаилом Ивановичем Воротынским на берегу Лопасни; здесь произошло
несколько сильных схваток, которые все окончились неудачно для хана, и он
принужден был бежать назад, потерявши много войска.
15. Несчастная война с Баторием и шведами. Между тем в западной России
происходили важные события. Мы видели, что со времен Ягайла поляки
хлопотали об окончательном слиянии Литвы и западной России с Польшею, но
встречали в Литве постоянное сопротивление своим намерениям. Полякам
особенно хотелось прикрепить себе благословенные природою русские области:
Подолию, Волынь, Малороссию, и за эти-то области у них шли сильные распри
с литовцами.
При бездетном и безродном Сигизмунде Августе, которым оканчивалася
ягеллонская династия, вопрос о соединении Литвы с Польшею поднялся с новою
силою и решен был на Люблинском сейме в 1569 году. Литовцы сначала и тут
сильно упорствовали, но потом должны были согласиться на соединение
(унию), когда увидали, что не поддерживаются русскими, а русским было все
равно, быть ли в соединении с Литвою или Польшею, ибо литовские вельможи
вели себя в отношении к русскому народонаселению вовсе не так, чтоб могли
заслужить его привязанность.
Правление теперь неразрывно соединенных Польши и Литвы объявлено
избирательным, и когда Сигизмунд Август умер, то взоры очень многих,
особенно в литовско-русских православных областях, обратились к Москве.
Давши знать Иоанну о смерти Сизигмунда Августа, паны польские и литовские
тут же объявили ему о желании своем видеть второго его сына, царевича
Феодора, королем польским и великим князем литовским. Но Иоанн не хотел
давать сына в короли, хотел сам быть королем, и не столько хотел быть
королем польским, сколько великим князем литовским без Польши. Иоанн
медлил, не отправлял своих послов на сейм, не хотел унизиться до
ласкательств и задаривания вельмож, а французский посол не щадил ни лести,
ни обещаний и успел составить сильную сторону, которая провозгласила
королем Генриха Анжуйского, брата французского короля Карла IX. Но Генрих
недолго нацарствовал в Польше: получив известие о смерти брата, он тайком
убежал из Польши во Францию, и в Польше опять должны были начаться выборы.
На этот раз Иоанн отправил своего посланника с грамотами к знатнейшим
панам с обещаниями наград в случае его избрания, но одних обещаний частным
лицам было мало; когда послы других соискателей распространились насчет
выгод, какие Польша и Литва получат от избрания, никто не слыхал, какие
выгоды получат они от избрания царя московского. Избран был Стефан
Баторий, воевода трансильванский (1575 г.).
Между тем Иоанн упорно продолжал войну в прибалтийских областях; здесь
к войне с поляками присоединилась и война со шведами, ибо царь- хотел
также добыть и Ревель с другими эстонскими городами. В 1577 году ревельцы
отбили русских от стен своих, но сам царь совершил удачный поход в
Ливонию: город за городом сдались царю и его воеводам, с одной стороны,
королю Магнусу - с другой. Но с отбытием царя дела переменились. Поляки и
шведы взяли верх, в 1578 году нанесли русским сильное поражение близ
Вендена, причем погибло четверо царских воевод; король Магнус, уже
женившийся на царской племяннице, передался полякам. Следующий 1579 год
долженствовал быть решительным для Ливонии: Иоанн готовился к новому
походу; в Псков уже привезли тяжелый наряд (артиллерию), назначенный для
осады Ревеля, но этот наряд получил другое назначение: враг явился на
русской почве.
Стефан Баторий, вступая на престол, обещал возвратить Литве области,
завоеванные у нее московскими государями, и хотел сдержать обещание. Кроме
личных достоинств, достоинств полководца искусного, средства к успеху у
Батория были: искусная, закалившаяся в боях наемная пехота, венгерская и
немецкая, исправная артиллерия, быстрое наступательное движение, которое
давало ему огромное преимущество пред врагом, принужденным растянуть свои
полки по границам, над врагом, не знающим, откуда ждать нападения,
наконец, над врагом, в искусстве ратном далеко отставшим от западных
соседей своих, ибо до сих пор почти во всех значительных битвах в чистом
поле русские войска оставались побежденными. Иоанн думал, что война,
предпринятая за Ливонию, будет ведена в Ливонии, и потому отправил большое
войско туда, но Баторий летом 1579 года осадил Полоцк и взял его после
упорного сопротивления, взял крепость Сокол также с страшною резнђю; в
1580-м взял Велиж, Усвят, Великие Луки.
С другой стороны шведский полководец Делагарди вошел в Карелию, взял
Кесгольм и удачно действовал против русских владений в Эстонии. В 1581
году Баторий взял крепость Остров и осадил Псков, под стенами которого и
остановились его успехи. Псков славился как первая крепость в Московском
государстве, ибо в продолжение целых веков главною заботою псковичей было
укрепление своего города, подверженного беспрестанным нападениям немцев;
теперь обветшавшие укрепления были возобновлены, город снабжен
артиллериею, воеводою был князь Иван Петрович Шуйский, человек
энергический, способный вдохнуть мужество в войско. Все приступы Батория
были отбиты. Но зато с другой стороны удачно действовали шведы: Делагарди
взял Нарву, где погибло 8000 русских, взял русские города Иван-город, Ям,
Копорье. В таком положении находились дела, когда начались мирные
переговоры с Баторием при посредничестве папского посла иезуита Антония
Поссевина.
Иоанн, угрожаемый опасною войною с Баторием, отправил к папе Григорию
XIII посла с грамотою, в которой жаловался на Батория и объявлял желание
быть с папою и императором германским в согласии на всех недругов.
Григорий воспользовался случаем и отправил в' Москву иезуита Антония
Поссевина, которому наказал внушить московскому государю мысль о
необходимости принять католическое исповедание. Но Поссевин, поговоривши с
Иоанном, увидал, что мало надежды склонить его к принятию католицизма, и
потому во время мирных переговоров явно держал сторону Батория. Переговоры
эти, ведшиеся в деревне Киверова Гора, недалеко от Запольского яма,
кончились в январе 1582 года тем, что заключено было перемирие на 10 лет,
причем Иоанн уступил Баторию все свои завоевания в Ливонии, равно как и
Полоцк. Поссевин, приехавший в Москву по заключении перемирия, настоял,
чтоб царь имел с ним разговор о вере, но разговор этот кончился ничем:
Иоанн никак не убедился в необходимости принять католицизм.
16. Сношения с Англиею. В 1583 году заключено было трехлетнее перемирие
и с шведами, за которыми остались русские города Ям, Иван-город, Копорье.
Иоанн потерял надежду получить какой-либо успех в войне с европейскими
народами до тех пор, пока русские не сравняются с ними в искусстве ратном.
Иоанн не оставлял мысли о возвращении прибалтийских берегов, но был
убежден, что достигнуть этого можно было только в союзе с каким-нибудь
европейским государством, которое бы снабдило Россию плодами западного
искусства.
Эта мысль всего яснее видна из переговоров Иоанна с Елисаветою,
королевою английскою. Еще в 1553 году один из английских кораблей,
отправившихся для открытия новых стран на севере и новых рынков для сбыта
английских товаров, явился в устье Северной Двины, вследствие чего
заведена была торговая связь у англичан с русскими. Иоанн дал большие
права английским купцам и находился в дружеских отношениях с знаменитою
королевою Елисаветою, у которой надеялся найти убежище в случае, если
враждебные вельможи изгонят его из России. В 1582 году он завел переговоры
с Елисаветою о союзе России с Англиею против Польши и готов был уступить
англичанам право исключительной торговли в России,- что, по его
собственным словам, было тяжелее дани,- лишь бы только приобресть союз
европейского государства против Польши и Швеции, отнявших у него Ливонию.
Но Англия не имела никакой причины начинать войну с Польшею и Швециею за
Московское государство, и потому переговоры кончились ничем.
17. Строгановы и Ермак. Таким образом, мы видим, что, сколько войны
Иоанна IV были удачны на востоке, столько же были неудачны на западе; на
востоке он является завоевателем царств, на западе он не только теряет все
свои завоевания, не только должен отказаться от любимой мысли приобресть
гавани на Балтийском море, но и должен был уступить шведам старинные
русские города. Это происходило оттого, что Россия XVI века превосходила
народы восточные и отставала от народов западных в просвещении и ратном
искусстве.
Так и в то время, когда Иоанн терял земли на западе, на востоке русские
люди перешли через Уральские горы и положили начало утверждению своему в
Северной Азии. По обширности пустынных земель в России князья наши издавна
с большою охотою уступали большие земельные участки людям, бравшимся
населить их, и давали большие права этим населителям.
В 1558 году богатый землевладелец и промышленник Григорий Строганов
выпросил у Иоанна IV пустые земли по реке Каме на 146 верст, с тем чтоб
поставить здесь городок для обереганья от варварских орд, призвать людей,
завести хлебопашество и соляные варницы, что все и было исполнено,
Утвердившись по ею сторону Уральских гор, Строгановы обратили внимание и
на земли зауральские, на Сибирь, и так как сибирский султан Кучум
действовал враждебно против Московского государства, то Строгановы просили
у царя позволения поставить крепости по реке Тоболу и по рекам, в нее
впадающим, сторожей нанимать, пушки держать на свой счет, железо
вырабатывать, пашни пахать и угодьями владеть. Иоанн дал им и на это
право, право вести не только оборонительную, но и наступательную войну с
сибирским султаном.
Но для войны нужно было войско, и войско нашлось. Число казаков в
донских степях увеличивалось; уходя все дальше и дальше в степь, они все
более и более слагали с себя зависимость от государства, и, нападая на
врагов России, ногаев, крымцев, они в то же время не щадили и своих,
русских:
разъезжая по Волге, грабили суда царские, разбивали персидских и
бухарских послов и купцов русских. Царь принужден был выслать против них
воевод с большим войском; казаков ловили и казнили, другие разбежались, и
одна толпа их под начальством атамана Ермака Тимофеева отправилась вверх
по Волге, где получила приглашение от Строгановых вступить к ним в службу
и согласилась с радостью. 1 сентября 1581 года Строгановы - Семен, брат
Григория, с двумя племянниками Максимом и Никитою - отпустили на
сибирского султана казаков, придавши к ним ратных людей из городков своих
- литовцев, немцев (пленных), татар и русских; всего войска было 850
человек.
Ермак, плывя преимущественно по рекам, добрался благополучно до
сибирской страны и начал удачно действовать против татар, не имевших
огнестрельного оружия. Хан Кучум, не успевший остановить казаков ни
войском, ни засеками, бросил свой город Сибирь, который занят был Ермаком;
храбрый родственник Кучума, Маметкул, который старался вредить
завоевателям нечаянными нападениями, был разбит и взят в плен. Лето 1582
года Ермак употребил на покорение городков и улусов татарских по рекам
Иртьппу и Оби и, возвратившись в Сибирь, послал в Москву известить царя о
покорении сибирской земли. Иоанн послал за это казакам свое полное большое
жалованье, а для принятия у них сибирских городов отправил воевод своих.
Это распоряжение царя относительно Сибири было последнее:
он не дождался вестей о судьбе Ермака.
18. Кончина Иоанна. Страшная жизнь, какую вел Иоанн, страшная болезнь,
которою страдал он, должны были состарить его преждевременно; неудачи
последних войн также не могли не действовать разрушительно на его
здоровье; наконец, сюда присоединялось невоздержание всякого рода, против
которого не могло устоять и самое крепкое телосложение. После смерти
Анастасии Иоанн женился шесть раз, причем два раза без венчания
церковного. В седьмой раз он был женат на Марье Федоровне Нагой, от
которой имел сына Димитрия, но перед смертью он думал развестись с нею и
сватался на англичанке, родственнице королевы Елисаветы. Привычка давать
волю гневу и рукам не осталась без страшного наказания: в конце 1581 года,
рассердившись за что-то на старшего сына своего Иоанна, царь ударил его, и
удар был смертельный. Не с большим через два года умер и сам Иоанн, 18
марта 1584 года, на 54-м году жизни.
19. Внутренние распоряжения Иоанна IV: распоряжения его относительно
местничества и военного устройства. Долговременное царствование Иоанна IV
кроме характера государя, его отношений к вельможам и важной воинской
деятельности на востоке и западе замечательно и внутренними
правительственными распоряжениями. Иоанн обратил свое внимание на явление,
которое, коренясь в народном быту, усиливалось все более и более и
представляло правительству сильные затруднения, особенно во время войны,-
то было местничество.
Мы видели, как долго у нас княжеский род сохранял единство; такие же
понятия о родовом единстве господствовали и между членами частных родов, а
вследствие этого человек, подвигавшийся вперед на службе, с тем вместе
подвигал, возвышал целый род свой. иногда чрезвычайно обширный, состоявший
из многих фамилий, и человек, понижавшийся на служебном поприще, с тем
вместе понижал целый род свой, целому роду наносил бесчестье, или поруху,
как тогда говорили.
Отсюда главною заботою каждого служилого человека при назначении его на
службу в младших товарищах с кем-нибудь или под начальством чьим-нибудь
было осведомиться, можно ли ему быть в младших товарищах или в подчинении
у известного лица без унижения своему роду, и если узнавал, что нельзя, то
подавал просьбу, что вместе с таким-то быть не может.
Например, князь NN назначался в младших товарищах с князем ММ; но князь
NN узнал, что в одном из прежних походов дед его, князь NN, занимал высшее
место пред дедом князя ММ и, следовательно, род NN был выше рода ММ,
потому теперь князь NN никак уже не хотел быть ниже князя ММ, ибо не хотел
взять на себя ответственности перед целым родом своим, который он понизил
бы, если бы согласился быть ниже ММ: тогда все члены рода ММ стали бы
пользоваться этим случаем, чтоб выставлять свое преимущество пред членами
рода NN. Средством для служилых людей узнавать, когда, кто, с кем прежде
был в какой службе, были разрядные книги, куда вписывались все служебные
назначения и все местнические случаи, к которым подавали повод эти
назначения. Разрядные книги велись самим правительством и частными людьми
именно на случай местнических споров. Местничались воеводы по полкам, по
городам, местничались царедворцы в придворных церемониях, местничались
женщины за столом у царицы.
Иоанн ограничил число случаев, когда воеводы разных полков могли
местничаться; потом уничтожил право молодых служилых людей знатного
происхождения местничаться с воеводами менее знатного происхождения; право
местничаться они получали только тогда, когда сами становились воеводами.
При Иоанне положено основание постоянному войску учреждением стрельцов;
для безопасности южных степных границ устроена станичная и сторожевая
служба: отряды вооруженных людей должны были стоять на известных местах в
степи, на сторожах, сменяя друг друга; другие отряды, или станицы, должны
были разъезжать по степи в определенных направлениях и наблюдать, не
покажутся ли где татары.
20. Распоряжения относительно городского и сельского народонаселения.
Еще в малолетство Иоанна Грозного, во время боярского правления,
произошла важная перемена в управлении городском и сельском: жители
городские и сельские получают от правительства позволения сами ловить,
судить и казнить воров и разбойников, для чего должны ставить себе в
головах детей боярских, присоединяя к ним старост, десятских и лучших
людей. Иоанн, получая беспрестанные жалобы на притеснения, которые
позволяли себе наместники и волостели в городах и селах, стал давать
жителям городским и сельским право выбирать себе правителей, которые
потому и назывались излюбленными старостами, а те деньги, которые они
давали прежде наместникам, доставлять в казну. Относительно холопей Иоанн
ограничивал число случаев, в которых свободный человек становился холопом.
27. Дела церковные. В 1551 году Иоанн созвал собор церковный и подал
архиереям длинный список беспорядкам, для прекращения которых требовал их
содействия. Собор вследствие этого требования постановил, чтобы сто
священников выбрали себе старосту, лучшего человека, который собирал бы их
для совещаний о делах духовных. Собор постановил также выбирать добрых
священников, дьяконов и дьяков, благочестивых и грамотных, и у них в домах
устроить училища. Для больных и престарелых собор определил по всем
городам устроить богадельни мужские и женские. На соборе 1551 года был
поднят опять важный вопрос о церковных недвижимых имуществах, и тут в
первый раз решились постановить границу увеличению этих имуществ, а именно
было определено, что вперед архиереи и монастыри не имеют права покупать
вотчин без царского согласия; потом собор 1573 года определил: в большие
монастыри, где вотчин много, вперед вотчин не давать по душе, можно давать
вотчины только бедным монастырям с дозволения государева; наконец, собор
1580 года уничтожил и это исключение в пользу бедных монастырей. Кроме
этих вопросов русскую Церковь Ио-аннова времени занимала борьба с ересями:
с ересью Матвея Башкина, который не признавал Иисуса Христа равным Богу
Отцу, и с ересью Феодосия Косого, который учил, что Христос - простой
человек.
22. Издание нового Судебника. В 1550 году Иоанн велел составить новый
Судебник. Так как в это время явилась сильная потребность в мерах против
злоупотреблений правителей и судей, то эта потребность не могла не
выразиться и в Судебнике Иоанна IV, чем этот Судебник вообще и отличается
от Судебника Иоанна III. Например, подобно Судебнику Иоанна III, новый
Судебник запрещает судьям дружить, мстить и брать взятки, но не
ограничивается одним общим запрещением, а грозит определенным наказанием в
случае ослушания.
23. Литература и книгопечатание. Царствование Иоанна IV отличается
также усилением литературной деятельности. Борьба Иоанна с вельможами
своими не ограничивалась одними насильственными средствами, она велась
также и пером, ибо Иоанн отвечал Курбскому на его укорительные послания.
Иоанн славился между современниками своею начитанностью, своим искусством
говорить и писать, слыл "словесной премудрости ритором". Кроме ответов
Курбскому до нас дошло еще замечательное по своей силе обличительное
послание Иоанна в Кирилло-Белозерский монастырь.
Курбский, ученик Максима Грека, не уступал Иоанну в словесной
премудрости.
Мы видели, что кроме посланий к Иоанну Курбский написал еще историю
своего времени под заглавием "История князя великого московского". Найдя в
Литве русскую православную веру, окруженную сильными врагами, католиками и
протестантами, Курбский начал стараться о том, чтоб дать русским средства
к успешной борьбе с врагами, дать сочинения отцов восточной Церкви в
русском переводе, сам начал учиться по-латыни и переводил Златоуста,
Дамаскина, написал историю Флорентийского собора. Другой ученик Максима
Трека, Зиновий Отенский, боролся в Московском государстве с ересью
Феодосия Косого, написал на нее опровержение.
Кроме этих полемических сочинений религиозного и политического
содержания от времен Иоанновых дошли до нас и другие любопытные
литературные памятники.
Таков Домострой, написанный знаменитым священником Сильвестром. Под
именем Домостроя разумеется собрание правил житейской мудрости, домашнего
семейного благочиния, изложение обязанностей к Богу, духовным пастырям, к
царю и ближнему вообще. По мысли и старанию митрополита Макария составлен
был громадный сборник, известный под именем Макарьевских Миней: в 12
больших книгах собраны толкования на Евангелие, Деяния и Послания
Апостольские, сочинения отцов Церкви, известные в славянских переводах,
также жития святых.
Ко временам же Иоаннову относится составление Степенной Книги -
изложения церковных и гражданских событий русской истории с религиозной
точки зрения.
Составление летописей продолжалось по-прежнему; до нас дошли два рода
летописей от описываемого времени: одни - составленные по приказанию и под
надзором правительства, другие - составленные частными людьми.
К царствованию Иоанна относится и введение книгопечатания в Московском
государстве. Первая типография в Москве была заведена в 1563 году; начали
заниматься книгопечатанием два мастера: дьякон Иван Федоров и Петр
Тимофеев Мстиславец; в 1564 году они окончили печатание первой книги -
Деяний Апостольских.
Напечатавши в 1565 году Часовник, первые мастера принуждены были бежать
из Москвы в Литву по обвинению в ереси, но книгопечатание продолжалось и
без них в Московском государстве.