Соловьев С. Петровские чтения

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧТЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

В конце прошедшей беседы нашей я упомянул о внутренней ожесточенной
борьбе, которую должен был вести преобразователь и которая, по выражению
современников, наводила на него черные тучи, борьба не с стрельцами, не с
казаками, не с башкирцами, не с вооруженною силою, которая прямо
поднималась, прямо заявляла свои требования и с которою легко было
бороться в борьбе открытой: борьба гораздо более тяжкая, более
изнурительная шла с людьми, которых Петр призвал для новой, сильной и
славной деятельности и которые по своим способностям откликнулись на
призыв, принесли помощь преобразователю, но которые не поняли главного
смысла призыва, значения той помощи, какой особенно требовал от них Петр.
Они принесли свое мужество для борьбы со внешними врагами, способность к
тяжелому труду, способность быстро приобрести знание, искусство в том или
другом деле, нужном для России, но многие не принесли другого, высшего,
гражданского мужества, не принесли способности отказаться от частной
корысти для общего дела, способности отвыкнуть от жизни врознь,
способности отвыкнуть от взгляда на службу государственную как на
кормление, на подчиненных как на людей, обязанных кормить, на казну как на
общее достояние в том смысле, что всякий добравшийся до нее имеет право ею
пользоваться. Преобразователь твердил о государстве, заставлял присягать
ему, твердил, что надобно стараться о пользе общей, ибо от этого старания
народ получит облегчение; эти слова для многих были только словами,
словами языка чуждого, непонятного. Борьба была тяжела, тяжелее Северной
войны; не мог преобразователь быть поощрен в ней Полтавою, не мог окончить
ее Ништадт-ским миром. Борьба не кончилась, но мы должны почтить труды
первого учителя, благоговейно отнестись к его скорби о тяжкой борьбе с
укоренившимися противуобщественными привычками.
Призывая народ к тяжкому труду, к лишениям и пожертвованиям, сберегая
сам каждую копейку, Петр слышал общие глухие жалобы, что деньги, сбираемые
с народа, идут не на общее дело, а по частным карманам, что народу
недостает одной из главных потребностей общественной жизни - суда правого
и скорого.
Загремели указы, что государю известно умножение великих неправд и
грабительств государственной казны, отчего многие всяких чинов люди,
особенно крестьяне, приходят в разорение и бедность; указы грозили
смертною казнию плутам, которые стараются только о том, как бы подводить
эти мины под всякое доброе дело и несытость свою наполнять. В указах были
выставлены средства, какими обыкновенно подводились эти мины, вследствие
чего никто не мог отговариваться:
прежде это делалось, позволялось, я не знал, что это нехорошо,
запрещено теперь. Но всуе указы писать, если их не исполнять; тех, которые
в их неисполнении находили выгоду, было очень много; общество не
выработало нравственных средств для наблюдения за этими людьми и для их
сдерживания; государство должно было взять это на себя, действовать своими
средствами, единственно для него доступными при бессилии общества, при
беспомощ^ ности государства с этой стороны. Учредив Сенат и поручая ему
прежде всего суд иметь нелицемерный, преследовать судей неправедных и
ябедников, Петр велел ему выбрать обер-фискала, человека умного и доброго,
из какого бы чина ни было, который над всеми делами должен был тайно
надсматривать и проведывать про неправый суд, про сбор казны и, узнавши
про неправое дело, звать виновного пред, Сенат, какого бы важного места
преступник ни занимал. В ведении обер-фискала должны быть провинциальные
фискалы и фискалы при каждой отрасли управления. И здесь, как везде, Петр
поступал по своему правилу:
у Сената все в руках, пусть же он выбирает обер-фискала, и выбор не
стеснен, пусть выбирают из всех состояний, изо всего народа, лишь был бы
человек умный и добрый; Сенат отвечал, если бы человек, получивший такую
важную обязанность, оказался не умным и не добрым. Сенат не мог
жаловаться, если обер-фискал обвинял самих сенаторов, и обвинял, по их
мнению, несправедливо:
сами они его выбрали из целого народа как человека умного и доброго.
Фискалы начинают действовать, подают в Сенат свои доношения, сенаторы
встречают их бранью, обзывают антихристами и плутами, на их доношения не
обращается никакого внимания. Тогда фискалы обращаются к царю, вскрывают
злоупотребления самих сенаторов.
Особенною деятельностию становится знаменит обер-фискал Нестеров.
Издавна чрезвычайною разнузданностию отличались правители отдаленных
областей, именно Сибири; теперь фискал начал дело, по которому вскрылись
злоупотребления сибирского губернатора князя Гагарина, и Гагарин был
казнен. Вскрылись злоупотребления по всем окраинам, в Астрахани и в
новозавоеванном Ревеле, вскрылись повсюду и внутри государственной области
мины, подводимые под добрые дела. Тяжелые минуты переживал Петр, когда,
возвращаясь из заграничных походов в Россию, вместо отдохновения, т. е.
спокойного труда по внутренним делам в кругу людей близких, доверенных,
любимых, должен был испытывать сильное раздражение, получая известия о
противозаконных поступках этих самых людей. Тяжелые минуты переживал Петр,
когда он узнавал о незаконных поступках самого близкого к себе человека,
того, кого он возвысил и обогатил больше всех, кто, следовательно, не имел
уже ни в чьих глазах ни малейшего оправдания в своей алчности к
обогащению, когда он узнавал о противозаконных поступках знаменитого
Данилыча, Меншикова.
Меншиков по своим способностям бесспорно занимал первое место между
сотрудниками Петра; особенно был он дорог преобразователю своею энергиею,
своею находчивостию в затруднительных обстоятельствах, исполнительностию
там, где другие колебались, тратили время в рассуждениях и перебранках или
посылали за указом. Но сила развивается, не встречая препятствий, и
известно, что может позволить себе человек сильный в обществе, которое не
выработало сдержек для всякой силы. Необыкновенное и быстрое возвышение,
любовь и доверие царя разнуздали Меншикова, он не знал пределов своим
честолюбивым помыслам и своим захватам. Общество не выработало сдержек для
сильного человека, он мог найти эти сдержки только в царе, и отсюда
печальные столкновения Петра с человеком. которого он называл дитятею
своего сердца. Первое столкновение произошло в 1711 году вследствие жалоб
на поведение Меншикова в Польше во время прохода его с войском чрез эту
страну. Петр проезжал через Польшу, отправляясь в турецкий поход,
печальный и больной, и тут-то к усилению печали и болезни узнал о
злоупотреблениях своего любимца; он писал к Меншикову:
"Зело прошу, чтоб вы такими малыми прибытками не потеряли своей славы и
кредиту. Прошу вас не оскорбиться о том, ибо первая брань лучше последней;
а мне, будучи в таких печалях, уже пришло до себя, и не буду жалеть
никого".
Светлейший князь позволил себе возразить, что не велика важность, если
какая безделица и взята у поляков. Петр отвечал: "Что ваша милость пишете
о сих грабежах, что безделица, и то не есть безделица, ибо интерес тем
теряется в озлоблении жителей". Петр указал своему любимцу и на другой
страшный вред: от привычки к грабежу исчезла дисциплина в русском войске,
и надобно было восстановлять ее строгостями.
Первая брань, к несчастию, не была последнею. Она, как видно,
переменила уже взгляд Петра на Меншикова, царь был осторожнее,
внимательнее относительно его; возвратясь из Прутского похода, во время
которого Меншиков оставался в Петербурге в звании губернатора, Петр нашел
злоупотребления и, отправляя потом Меншикова против шведов в Померанию,
говорил ему: "Ты мне представляешь плутов честными людьми, а честных людей
- плутами. Говорю тебе последний раз: перемени поведение, если не хочешь
большей беды. Теперь ты пойдешь в Померанию: не мечтай, что ты будешь там
вести себя, как в Польше; ты мне ответишь головою при малейшей жалобе на
тебя". Меншиков не ответил головою за Померанию, но злоупотребления его по
внутреннему управлению вскрывались все более и более, и прежние дружеские
отношения между ним и царем исчезли навсегда; прежний шутливый, свободный,
товарищеский тон писем Данилыча сменился униженным тоном провинившегося
подданного пред грозным государем. Меншиков должен был выплатить огромный
начет.
Но делом Меншикова не ограничивались скорбные для Петра дела,
выказывавшие такое неудовлетворительное состояние народной нравственности.
Один из самых даровитых и видных сотрудников преобразователя, вице-канцлер
и сенатор Шафиров, был осужден на смерть, снят с плахи, сослан в ссылку за
то, что в Сенате позволил себе неприличные поступки, брань с товарищами и
обер-прокурором, нарушение указов, старание, чтоб брату его было выдано
лишнее жалованье.
По поводу этого дела Петр опять высказался в указе, что подобное
поведение хуже измены, потому что ведет к уничтожению всякой дисциплины в
подчиненных, к разорению людей, к падению государства. Определены были
наказания за нарушение приличия в присутственных местах, за неучтивое
обращение с челобитчиками.
Знаменитый прибыльщик Курбатов обвинен был в злоупотреблениях и умер
под судом; знаменитый фискал Нестеров, открывший столько чужих
злоупотреблений, сам попался в злоупотреблениях и был казнен смертию; не
перечисляем дел, ведшихся по злоупотреблениям других, менее известных лиц,
или дел по менее значительным злоупотреблениям очень известных лиц. Эту
тяжелую борьбу Петра с страшною болезнию взяточничества и казнокрадства
очень хорошо характеризует следующий анекдот; историк не поручится, чтоб
действительно был такой разговор между означенными в анекдоте лицами, но
анекдот все же остается важен как выражение сознания современников о
величине зла. Петр, слушая в Сенате дела о казнокрадстве, сильно
рассердился и сказал генерал-прокурору Ягужинскому: "Напиши указ, что если
кто и настолько украдет, что можно купить веревку, то будет повешен".
"Государь, - отвечал Ягужинский, - неужели вы хотите остаться
императором без служителей и подданных? Мы все воруем с тем только
различием, что один больше и приметнее, чем другой".
Ничто так не раздражает, не выводит из себя человека сильного, как
сознание, что всякая сила бессильна против тупой силы закоренелого зла.
Пример кровавой борьбы Петра со взяточничеством и казнокрадством, с
неуважением к обязательной одинаково для всех силе закона показывает все
затруднительное положение правительства, не встречающего пособия в
обществе, когда правительство самое сильное и благонамеренное связано
какою-нибудь неправильностию в общественном развитии, встречает около себя
немой заговор: все, по-видимому, слушается, преклоняется, трепещет, а на
деле делается свое, наставления, угрозы, наказания пропадают даром. Для
силы нет ничего тягостнее, как сознание бессилия, что никакими средствами
нельзя ничего сделать, надобно ждать, предоставить времени лечение
болезни. Понятно, что на Петра находили черные тучи, но самая черная туча
нашла на него по семейному делу, по делу царевича Алексея.
Время, с которым мы имеем дело, есть время тяжкой борьбы, какая
обыкновенно знаменует великие перевороты в жизни народов. Во время этих
переворогов рушатся самые крепкие связи; борьба не ограничивается жизнию
общественною, она проникает в заповедную внутренность домов, вносит вражду
в семейства.
Божественный основатель религии любви и мира объявил, что пришел не
водворить мир на земли, но ввергнуть нож среди людей, внести разделение в
семьи, поднять сына на отца и дочь на мать. То же явление представляет нам
и гражданская история. Неудивительно, что страшный переворот, который
испытывала Россия в первую четверть XVIII века, внес разделение и вражду в
семью преобразователя и повел к печальной судьбе, постигшей сына его,
царевича Алексея. Мы ежедневно встречаемся с явлением, что дети не бывают
умственно и нравственно похожи на родителей. Сильные столкновения часто
происходят от этого и в частных семьях, но подобные столкновения в семьях
владельческих ведут иногда к кровавым последствиям. Св. Константин Великий
казнил сына своего Криспа.
В XVIII веке прусский король Фридрих Вильгельм I едва не казнил сына,
знаменитого впоследствии Фридриха II. В семьях владельческих несходство
между отцом и сыном условливает несходство настоящего с будущим для многих
людей, иногда для целого народа, особенно это несходство может быть
обильно последствиями, грозить реакциями во времена сильных переворотов.
Понятно, следовательно, почему в царствование Петра вопрос: сын и
наследник преобразователя похож ли на отца? - был вопросом первой
важности. Переворот, движение, при котором родился и воспитался Петр,
который не был начат, создан Петром, но к которому совершенно пришлась его
огненная, не знающая покоя природа, переворот повредил его семейным
отношениям в первом браке.
Жена пришлась не по мужу; Петр испытал на себе ту невыгоду старого
обычая, от которой хотел потом освободить своих подданных, назначив время
для ознакомления между женихом и невестою. В древней России следствием
такого отсутствия предварительного ознакомления было заключение жен в
монастыри; то же случилось и с царицею Евдокиею. Петр женился на Екатерине
Алексеевне Скавронской, которая совершенно приходилась по нем, которая
могла не отставать от мужа, а муж не умел ходить, а только бегать. Но от
первого брака остался сын и наследник, царевич Алексей. Россия волнуется
бурями преобразования, все истомлены и жаждут пристать к тому или другому
берегу; для всех одинаково важен и страшен вопрос: сын похож ли на отца?
Царевич был умен; об этом свидетельствует сам Петр, который писал ему:
"Бог разума тебя не лишил".
Царевич был охотник приобретать познания, если это не стоило большого
труда, был охотник читать и пользоваться прочитанным, признавал
необходимость образования. Но мы знаем, что в России и до Петра
чувствовалась необходимость образования и преобразования; до Петра были
люди, которые обратились за наукою к западным соседям, учили детей своих
иностранным языкам, выписывая учителей из польских областей. Но это
направление, обнаружившееся при царе Алексее, Феодоре и во время правления
Софьи, явилось недостаточным для Петра; с учеными западнорусскими
монахами, с учителями из польских шляхтичей, которые могли выучить
по-латыни и по-польски и внушить интерес к спорам о хлебопоклонной ереси,
- с помощию одних этих людей нельзя было сделать Россию одною из главных
держав Европы, побороть шведа, добиться моря, создать войско и флот,
вскрыть естественные богатства России, развить промышленность и торговлю;
для этого нужны были другие люди, другие средства, для этого нужна была не
одна школьная и кабинетная работа, для этого нужна была страшная,
напряженная деятельность, незнание покоя; для этого сам Петр идет в
плотники, шкипера и солдаты, для этого призывает всех русских людей забыть
на время выгоды, удобства, покой и дружными усилиями вытянуть родную
страну на новую, необходимую дорогу.
Многим этот призыв показался тяжек, и тяжек он показался не
раскольникам каким-нибудь, ибо эти люди также из-за своих убеждений готовы
были -на лишения и подвиги: этот призыв показался тяжек людям
образованным, которые были вовсе не прочь попользоваться европейскою
цивилизацией) для выгод и удобств житейских, но чтоб эта цивилизация не
так дорого стоила, пришла бы сама собою, без большого напряжения сил с их
стороны. Представителем этих-то людей был царевич Алексей. Он был тяжел на
подъем, не способен к напряженной деятельности, к сильному труду, чем
отличался отец его; он был ленив физически и потому домосед, любивший
узнавать любопытные вещи из книги, из разговора только. Сын по природе
своей жаждал покоя и ненавидел все то, что требовало движения, выхода из
привычного положения и окружения.
Отец, которому по природе его были более всего противны домоседство и
лежебокость, во имя настоящего и будущего России требовал от сына внимания
к тем средствам, которые могли обеспечить России приобретенное ею
могущество. Отец работал без устали, видел уже, как зрели плоды им
насажденного, но вместе чувствовал упадок физических сил и слышал зловещие
голоса: "Умрет, и все погибнет с ним, Россия возвратится к прежнему
варварству". Эти зловещие голоса не могли бы смутить его, если б он
оставлял по себе наследника, могшего продолжать его дело.
Понятно, что Петр не мог позволить себе странного требования, чтоб сын
его и наследник обладал всеми теми- личными средствами, какими обладал он
сам, но он считал совершенно законным для себя требование, чтоб сын и
наследник имел охоту к продолжению его дела, имел убеждение в
необходимости продолжать его. Недостаток сильных способностей восполнялся
относительной легкостью дела, ибо начальная, самая трудная его часть уже
была совершена; дело было легко и потому, что преемнику приходилось
работать в кругу хороших работников, приготовленных отцом. Для успеха при
таких условиях нужна была только охота, сочувствие делу. "Не трудов, но
охоты желаю", - писал Петр сыну. Петр при своей работе в сонме сотрудников
не досчитывался одного, родного сына и наследника! При перекличке русских
людей, имевших право и обязанность непосредственно помогать
преобразователю в его деле, наследник один не откликался. Когда его звали
на любимый отцовский праздник, на спуск корабля, Алексей говорил: "Лучше б
мне на каторге быть или в лихорадке лежать, чем там быть". Отец требует от
сына, чтоб тот переменил свою природу, сын считает отца мучителем, только
тогда и спокоен, когда находится вдали от отца; и вот в его сердце
закрадывается страшная мысль, как было бы хорошо, если б навсегда
освободиться от присутствия отца, как было бы хорошо, если б отец умер.
Алексей кается в грешной мысли духовнику; духовник, имевший сильное
влияние на духовного сына, отвечал: "Бог простит: мы и все того желаем".
Итак, все того же желают, все ненавидят отца, все сочувствуют сыну,
который становится представителем, любимцем народа именно потому, что не
похож на отца. Зачем же после того меняться, исполнять отцовские
требования?
Сын считает своею обязанностию удаляться от дел отцовских; отец считает
своею обязанностию спасти будущее России, пожертвовав сыном. "Я,- пишет к
нему Петр, - за свое отечество и за людей жизни не жалел и не жалею, то
как могу тебя негодного пожалеть?" Петр потребовал решительно, чтобы
царевич или переменил свое поведение, или отрекся от престола, но простого
отречения было мало, ибо его можно было выставить невольным и разрешить
всякие клятвы, потому царевич должен был постричься. Алексей бежит за
границу, отдается под покровительство германского императора, призывает
чужого государя в судьи между собою и отцом. Алексея возвращают, и по его
показаниям вскрывается обширное дело, в котором участвуют и старица Елена
(постриженная царица Евдокия), и сестра Петра царевна Марья, много людей
духовных и светских, начиная с высших; вскрывается целый арсенал суеверий:
опять пытки, казни и опалы. Алексей умер. Тайна его смерти не открыта
историею, но открыта тайна отцовских страданий. "Страдаю, - говорил Петр,-
а все за отечество, желая ему пользы; враги делают мне пакости демонские;
труден разбор невинности моей тому, кому это дело неизвестно, Бог видит
правду".
Все эти черные тучи и преимущественно дело сына расстраивали здоровье
Петра, сокращали его жизнь. Но были и утешения, были успехи даже и в той
тяжкой и, по-видимому, .бесплодной борьбе с закоренелым злом, со
взяточничеством и казнокрадством. Внушения действовали, дела, на которые
прежде смотрели так легко, считали обыкновенными и позволенными, явились
преступлениями.
Человек, лежа на смертном одре, терзается совестию, боится предстать
пред Суд Божий и посылает царю просьбу простить его за злоупотребления,
которые он себе позволил при рекрутском наборе. В такой просьбе Петр
именно мог видеть результат своих внушений, своего учения. Не могли не
радовать Петра и успехи относительно материального благосостояния.
Несмотря на все препятствия, неопытность в ведении дела и расход денег по
частным карманам, государственные доходы увеличивались. Для устранения
злоупотреблений при переписи дворов введена была подушная подать, шедшая
на содержание постоянного войска.
Крестьяне дворцовые, монастырские и помещичьи платили по 74 коп. с
души, государственные - по 114коп. и освобождались от всех прежних
денежных и хлебных податей и подвод; купцы и цеховые платили по 120 коп.
По расчету, сделанному в 1710 году, доходы простирались до 3 134000
рублей, но в 1725 году их было 10 186707 рублей. Заведена была ревизия; но
первой ревизии 1722 года податного состояния оказалось 5969313 человек, в
том числе 172385 купечества; городов в империи было 340. В конце
царствования число регулярного войска простиралось до 219 000, в том числе
в гвардии 2616 человек. Флот состоял из 48 линейных кораблей и 787 галер и
других судов.
Несмотря на огромные издержки по делам внутреннего преобразования, на
долговременную тяжелую войну, на новые дипломатические издержки,
государство пробавилось своими доходами и не сделало ни копейки долгу.
Усиление торговли и промышленности должно было главным образом увеличить
народное благосостояние и доходы государственные. Мы видели, что первым
делом Петра было уничтожить жалобы торговых и промышленных людей на
притеснения, давши им особое управление, основанное на коллегиальном и
выборном начале, и мы видели, как с самого начала дело пошло дурно по
неразвитости общества, по непривычке к общему действию, так что Петр
должен был поручить Курбатову надзор над Московскою ратушею и уничтожение
злоупотреблений по ее управлению. После того как Курбатов был переведен
вице-губернатором в Архангельск, Петр продолжал получать известия о
беспорядках нового управления, - известия, что купечество в Москве и
городах само себе повредило и повреждает: богатые на бедных налагают
несносные поборы, больше, чем на себя, а иные себя и совершенно обходят;
стремление избежать платежа податей продолжалось: жили в защите и закладе
у разных людей будто бы за долги, а сами торговали, имели заводы; люди,
имевшие достаточное состояние, помещались в богадельнях, выставляя
бедность и болезни. В это время страшного труда для тех, которые
откликнулись на призыв царя, в работе пребывающего, лень других доходила
до такой степени, что некоторые горожане, жившие своими домами, собирали
милостыню, а иные, сковавшись, ходили, будто тюремные сидельцы, чтоб
собрать больше милостыни.
"Чтоб собрать эту рассеянную храмину" купечества, по выражению Петра,
он учредил в Петербурге Главный магистрат, имевший коллегиальное
устройство и состоявший из членов петербургского городового магистрата;
президентом царь назначил князя Трубецкого, вице-президентом - московского
купца Исаева, переведши его из Риги, где он был инспектором тамошнего
магистрата, ибо Петру нужен был в Риге свой, русский человек. Главный
магистрат должен был прежде всего устроить городовые магистраты; он
утверждал их членов, избранных горожанами, утверждал смертные приговоры,
произносимые городскими магистратами, к нему переносились и гражданские
дела недовольными их решением в городских магистратах. Горожане разделены
на три части, из которых две первых носят название гильдий; гильдии
выбирают старшин, которые во всех гражданских советах должны помогать
магистрату; магистраты стараются размножать мануфактуры и мастерства,
ленивых и гуляк понуждают к работе, заводят первоначальные школы, старых и
дряхлых пристраивают в богадельни, блюдут за опекою сирот, за
безопасностию городов от пожара, защищают граждан от обид посторонних
людей. Магистраты исполняли эту обязанность, подавали списки обидам в
Главный магистрат, тот препровождал их в Сенат. Из этих списков мы видим,
что обиды были сильные и частые, иногда вопиющие. Несмотря на это,
торговля усиливалась благодаря особенно приобретению морских берегов; в
1724 году к Петербургу уже пришло 240 иностранных кораблей; русские
корабли являлись в иностранные порты; первыми русскими кораблехозяевами
были Божениновы и Барсуков.
Торговлю сильно затрудняло плохое состояние путей сообщения в бедной
стране с редко разбросанным на огромных пространствах народонаселением:
осенью 1722 года голландский резидент ехал из Москвы в Петербург около
пяти недель вследствие грязи и поломанных мостов. В древней России реки
служили естественными и самыми удобными путями; новая Россия, взявшая у
Западной Европы искусство и знание, должна была немедленно употребить это
искусство и знание на соединение рек каналами. Смотря постоянно на Россию
как на посредницу в торговом отношении между Европою и Азиею, Петр уже
давно задумал соединить Каспийское море с Балтийским, Астрахань с
Петербургом; в 1706 году соединена была река Цна каналом с Тверцою; кроме
того, Петр сильно хлопотал о Ладожском канале, необходимом для
петербургской торговли.
"Нужда - челобитчик неотступный, - писал он в Сенат в 1718 году, - а
Ладожский канал - последняя главная нужда сего места (т. е. Петербурга)".
Работы шли успешно благодаря знаменитому Миниху, принятому в русскую
службу; Петр уже мечтал, как поедет водою из Петербурга безостановочно до
самой Москвы и сойдет на берег Яузы в Головинском саду. Мы упоминали, что
Петр еще в начале преобразовательной деятельности, видя недостаток
капиталов у русских людей, велел им соединять свои капиталы, торговать
компаниями; в Голландии сильно обеспокоились этою мерою, понимая все ее
значение для развития русской торговли, но голландский резидент утешил
своих соотечественников, написавши им, что указ останется на бумаге, ибо у
русских нет никакой привычки к таким общим действиям.
Те же препятствия, какие существовали для торговли,- недостаток
капиталов, непривычка к их соединению, вред, который, 'по беспристрастному
свидетельству Посошкова, само купечество себе наносило неуменьем
воспользоваться правами, полученными от Петра; вред, наносимый старинными
отношениями между вооруженным сословием к невооруженному, причем первое
считало себя вправе смотреть на членов последнего как на своих
естественных работников и холопей, взяточничество, казнокрадство, плохое
состояние путей сообщения и небезопасность их от разбойников - все эти
препятствия, существовавшие для торговли, существовали в одинаковой
степени и для мануфактурной промышленности. Несмотря на то, дело было
начато, ведено неутомимо, и в конце царствования Петра число фабрик и
заводов в России простиралось до 233. Неуменье техническое и неуменье
соединять свои капиталы, разумеется, полагали главное препятствие в самом
начале, почему Петр должен был начать дело, учреждать казенные фабрики и
заводы. Но при этом с самого же начала он стал хлопотать о том, как бы
поскорее передать эти фабрики и заводы в частные руки с двоякою целию:
освободить казну от издержек и побудить русских людей к мануфактурной
деятельности, причем давались начинателям производства значительные
денежные ссуды, льготы и работники через приписку населенных имений к
фабрике или заводу. Вследствие этой-то передачи казенных заводов в частные
руки при Петре некоторые, как, наприм[ер], Демидовы, приобрели огромное
состояние.
Мы уже упоминали о начале горнозаводской промышленности при Петре, о
заслуге Виниуса; к этому имени надобно присоединить еще два имени -
Геннина и Татищева. Металлические заводы явились не в одной приуральской
стране, но во многих других местностях благодаря стараниям Петра, "чтоб
Божие благословение под землею втуне не оставалось". Первая мысль о
значении каменного угля для России принадлежит также Петру, но при видах
на будущее топливо Петр распорядился о сохранении старого: ему принадлежат
меры для сбережения старых лесов и для разведения новых. Вообще
преобразователь обратил внимание на охранение и усиление промыслов, уже
существовавших в России и произведения которых составляли предмет
заграничного отпуска: так, он распорядился усилением льняного и пенькового
промысла "для всенародной пользы и для прибыли крестьянам"; сюда относятся
его хлопоты об улучшении кожевенного производства; кожевенные
промышленники, по нескольку человек от каждого города, должны были ехать в
Москву на два года учиться лучшей выделке кож; в отдаленные губернии
отправлены были иностранные мастера для этого обучения. В 1712 году велено
было Сенату завести конские заводы в Казанской, Азовской и Киевской
губерниях. При учреждении постоянного войска Петра тяготила необходимость
выписывать из-за границы сукно для обмундирования, и потому он завел
суконные фабрики, для чего обратил внимание на улучшение овцеводства. В
1705 году Петр писал: "Сукны делают, и умножается сие дело зело изрядно, и
плод дает Бог изрядный, из которых и я сделал себе кафтан к празднику". В
1716 году послано было за границу нанимать овчаров и суконников.
Разосланы были по областям правила, как содержать овец по шленскому
обычаю, и Петр для понуждения следовать этим правилам указывал, что
помещики, которые следуют правилам, продают шерсть по два рубля по 2
гривны и дороже, а те, которые содержат овец по старому обычаю, продают
только по полтине и по 20 алтын пуд. Заведение флота требовало заведения
парусных фабрик, и они были заведены в Москве в 1702 году. Москва вообще
стала центром мануфактурной деятельности, здесь в конце царствования
замечательная была полотняная фабрика Тамеса и компании; все работники
были русские, были русские мастера, и Тамес надеялся, что они скоро
заменят ему иностранцев; на фабрике было 150 станков и приготовлялись все
сорта полотна, от грубого до самого тонкого, -
прекрасные, по свидетельству иностранцев, скатерти и салфетки, тик,
канифасы, цветные носовые платки. До Петра все потреблявшееся в России
количество писчей бумаги привозилось из-за границы; Петр завел свои
фабрики, и в 1723 году во всех коллегиях и канцеляриях уже употреблялась
бумага русского дела. Мануфактурное дело принялось, и в числе имен главных
фабрикантов и заводчиков Петровского времени мы встречаем почти все
русские имена.
Вводились новые отрасли деятельности, а Россия страдала старым
недостатком, отстранение которого не было в средствах преобразователя, -
недостатком рабочих рук, да еще привычками, сильными одинаково вверху и
внизу и заставлявшими одних предпочитать труду легкое наживанье денег
грабежом казны, а других сковываться и ходить в виде колодников, лишь бы
только не работать, - привычками, которые для своего оправдания вводили в
народ гнусную, развращающую пословицу:
"От трудов праведных не наживешь палат каменных".
Недостаток в рабочих руках, экономическая неразвитость заставили
древнюю Россию прикреплять крестьян к земле. Переворот, известный под
именем петровых преобразований, был именно тот переворот, которого
необходимым следствием долженствовало быть освобождение села чрез поднятие
города. Экономическое развитие, просвещение и жизнь в среде цивилизованных
народов - вот средства, которые были даны преобразователем для
постепенного у врачевания старых зол русской земли, а в том числе и зла
крепостного состояния, постепенного увраче-вания, и потому бессмысленно
было бы требовать, чтоб то, что долженствовало быть только отдаленным
следствием известной деятельности, появилось в самом начале этой
деятельности. Видевшим конец дела предстоит обязанность почтить память
начавшего, положившего основание. Всякий, кто внимательно вглядится в
состояние России при Петре, посмеется более чем детской мысли, что Петр
мог освободить крестьян, но Петр не мог равнодушно смотреть на
злоупотребления, которые отягчали земледельческий труд. Средств к
облегчению участи крестьян Петр искал и в улучшении экономического быта
землевладельцев, в отнятии у них побуждений к угнетению крестьян. Так,
учреждая майорат, он объяснил цель учреждения: "Разделением недвижимых
имений наносится большой вред интересам государственным и падение самим
фамилиям: если кто имел 1000 дворов и пять сыновей, то жил в изобилии;
когда же по смерти его дети разделились, то им досталось только по 200
дворов, но так как они не желают жить хуже прежнего, то с бедных крестьян
будет пять столов, а не один: таким образом, от этого разделения казне
государственной вред, а крестьянам разорение".
В 1719 году был издан указ смотреть, чтоб помещики не разоряли крестьян
своих, разорителей отрешать от управления имениями, которые отдаются в
управление родственникам. Петр не любил, чтоб указы оставались только на
бумаге: в 1721 году один помещик был сослан на 10 лет на каторгу за то,
что прибил человека своего и тот от побоев умер. В 1721 году вышел указ,
запрещавший розничную продажу крестьян и дворовых, детей от родителей;
такой продажи, говорит указ, во всем свете не водится, и этими словами
указывает уже на могущественное средство общественных улучшений: народ,
живущий общею жизнию с другими образованными народами, не может допускать
у себя таких явлений, которые эти народы признают ненравственными.
Слабоумных помещиков, негодных ни в науку, ни в службу, могущих только
мучить своих крестьян, велено по освидетельствовании в Сенате отстранять
от управления имениями и не позволять им жениться. Запрещено прикрепление
половников на севере. По свидетельству крестьянина Посошкова, крестьяне
больше всего терпели от пожаров вследствие тесноты жилищ и от разбойников
вследствие неразвитости общественной жизни, непривычки к общему делу -
доказательство, что нигде, ни наверху, ни внизу, от древней России не
осталось признаков силы того, что некоторым угодно называть общинным
бытом; в иной деревне, говорит Посошков, много дворов, разбойников придет
не много к крестьянину, станут его мучить, жечь, пожитки его на возы
класть, соседи все слышат и видят, но из дворов своих не выйдут и соседа
от разбойников не выручают.
По мнению Посошкова, вредно для крестьян было еще то, что у них
грамотных людей не было; по его мнению, не худо бы было крестьян и
поневолить, чтоб детей своих учили грамоте. Но Сенат принужден был
отказаться неволить к этому и горожан, потому что дети их в эти годы
начинают заниматься торговлею и от приневоливания к учению может быть
ущерб податям. Много было воплей и укрывательств и со стороны дворян, но
Петр настоял на обязательности образования для них: дворянин неграмотный и
не изучивший арифметику и геометрию объявлен был несовершеннолетним и
потому не имел права жениться. Ученики, кончившие курс в московских
школах, посылались учителями в области. Отсылка молодых людей за границу
для науки продолжалась безостановочно. Специальные школы продолжали
возникать вследствие сознания той или другой потребности.
В начале 1724 года издан был указ об основании Академии. По плану Петра
это учреждение должно было соответствовать тогдашнему состоянию
образования в России, должно было заключать в себе Академию наук и
университет, педагогический институт и гимназию. Та же Академия должна
была заниматься и переводом книг. Мы уже видели, как это дело было важно и
как оно занимало Петра; до самой кончины своей он продолжал обращать на
него свое внимание, указывать на книги, которые должно было переводить, и
учить, как переводить. Мы видели, как он учил не переводить слово в слово,
что искажало склад русской речи и затемняло смысл, но, уразумевши этот
смысл, передавать его читателю на понятном для него разговорном языке.
Теперь он учит переводчиков не переводить книги во всей полноте, но
переделывать, сокращать, отбрасывая ненужное.
"Понеже, - писал Петр, - немцы обыкли многими рассказами негодными
книги свои наполнять только для того, чтоб велики казались, чего ради и о
хлебопашестве трактат выправить, вычерня негодное, и для примеру посылаю,
дабы посему книги переложены были без лишних рассказов, которые время
только тратят и у чтущих охоту отъемлют".
Но познаний о России нельзя было взять из иностранных книг и перевесть.
Мы видели, что Петр поручил Поликарпову написать краткую русскую
историю, но дело было крайне трудное при отсутствии всякого приготовления
к нему; понятно, что Петр остался недоволен трудом Поликарпова и решился
начать сначала, т. е. приготовлять материалы: он приказал изо всех епархий
и монастырей взять в Москву все рукописи, заключающие в себе исторические
источники, списать их, а подлинники отослать в прежние места, откуда
взяты. Точно так же нельзя было заимствовать у иностранцев и сведений о
русской географии:
Петр отправил учеников петербургских школ для сочинения ландкарт и два
раза отправлял экспедиции для решения вопроса, сошлась ли Америка с Азиею.
Петр же начал собирание естественных предметов, редкостей и древностей.
Враг всякой роскоши, обращая внимание только на одно полезное и
необходимое, Петр не считал роскошью искусство, не жалел издержек на
покупку произведений искусства и на вызов иностранных художников. В
Петербурге "для общенародной во всяких художествах пользы, по обычаю
государств европейских, учреждена была небольшая академия для правильного
обучения иконному, живописному и прочим художествам".
Академия наук, на обязанности которой, между прочим, лежал и перевод
необходимых книг, была еще только в проекте, и Петр за переводом книг
обращался к духовенству. Мы видели меры Петра относительно черного
духовенства; с 1711 года начинаются заботы относительно белого. Здесь
кроме поднятия нравственности нужно было позаботиться и о материальном
благосостоянии людей, обязанных иметь семейство. Тогда как Россия страдала
сильным недостатком в людях, в белом духовенстве было больше людей, чем
дела, вознаграждение за дело поэтому делилось между слишком многими,
отчего происходила бедность со всеми ее печальными последствиями для
человека, обязанного кормить семейство.
Это излишество людей в белом духовенстве поддерживалось также
господствовавшим в древней России стремлением жить особняком. Каждый
сколько-нибудь достаточный человек хотел иметь свою церковь, и это желание
нельзя объяснять одним благочестием, потому что был обычай и в общие
приходские церкви приносить свои образа и перед ними только молиться.
Желание каждого сколько-нибудь достаточного человека иметь свою церковь
объяснялось еще затворничеством женщин, которым было неловко ходить в
общие церкви, и потому, не имея домовых церквей, они ходили в церковь
редко или и вовсе не ходили. Обилие частных церквей обедняло приходское
духовенство, притом не все имевшие свои церкви были в состоянии прилично
содержать при них священника и прибегали к найму священников на площадях
(крестцах), что представляло соблазнительное зрелище.
Новоучрежденный Сенат в соединении с церковным собором придумали меры
для поднятия нравственного и материального благосостояния белого
духовенства:
не ставить в дьяконы моложе 25 лет, в священники - моложе 30 лет, не
посвящать лишних, не верить тем, которые придут проситься на место под
предлогом, что священник, его занимающий, болен или стар; в бедные приходы
дьяконов не посвящать; заручные челобитные осторожно рассматривать, не
ложные ли; поповские старосты должны были допрашивать крестьян, хотят ли
они иметь просителя своим священником или дьяконом. В 1718 году было
постановлено, чтоб священники своих домов не имели, ибо отягощались их
покупкою, жили бы в домах, купленных на сборные церковные деньги, для чего
быть у всякой церкви старостам, которые сдают дома священникам и вновь
строят на церковные деньги. После эта мера была распространена на дьяконов
и причетников. Запретили строить новые церкви без указа; запрещено иметь
домовые церкви, а кто хочет иметь, должен содержать священника и, кроме
того, должен давать равное содержание и приходскому духовенству.
Последние меры были положены уже при новом церковном управлении: в 1721
году Петр объявил, что, восприяв попечение о исправлении чина духовного,
не видит лучшего к тому способа, кроме соборного правительства, вследствие
чего и учреждалась духовная коллегия (Синод), вместе с тем заведование
церковных имений взято было из светских рук в Монастырском приказе и
отдано Синоду. Сенат и Синод нередко собирались вместе для совещаний,
иногда при этих общих заседаниях присутствовал и государь. В одном из этих
заседаний было постановлено:
родителей жениха и невесты приводить к присяге, что брак заключается по
согласию их детей. Тут же постановлен был вопрос о мерах, какие должно
было принять против притеснения православных в польских областях, и Петр
отвечал, что надобно сделать уже известное нам распоряжение, послать
комиссара.
Главными обязанностями новоучрежденного Синода были: устройство
духовенства, преимущественно черного, противодействие расколу,
преследование суеверий и распространение религиозно-нравственного
просвещения в народе. После долгих дум относительно монашества Петр
определил для него две цели:
1) служение страждущему человечеству; 2) образование из себя
просвещенных властей церковных; мужские монастыри становятся инвалидными
домами; монахини также должны служить престарелым и больным своего пола,
кроме того, заниматься воспитанием сирот, для какой цели отделяется
несколько монастырей, в других монахини занимаются рукоделием, а монахи -
хлебопашеством.
Нечто подобное ходу преобразований в высшем церковном управлении мы
видим в ходе преобразований относительно Малороссии. Эта страна с
переворота, произведенного в ней Богданом Хмельницким, находилась в долгом
междоумочном, переходном состоянии, условливавшем, как обыкновенно бывает,
сильные смуты.
Не могши быть самостоятельною, она хотела поддержать свою
полусамостоятельность, но эти полусостояния, ни то ни сђ, приводят всегда
к печальным явлениям.
Малороссия представляла хаос, борьбу элементов (discordia semina rerum):
гетман, ставши из войсковых, казацких начальников правителем целой
страны, стремился к усилению своей власти; старшина и полковники хотели
быть также полновластными господами, жаловать и казнить кого хотят,
стремились стать богатыми землевладельцами и земли свои населить
крепостными крестьянами, в которых обращали вольных казаков; последние
волновались, особенно подущаемые из Запорожья; города жаловались на
притеснения полковников. Все были недовольны, все слали жалобы, доносили
друг на друга в Москву, а когда государь, вняв этим жалобам, предпринимал
какие-нибудь меры, то поднимались опять вопли: зачем Москва вмешивается?
Особенно вопли усиливались, когда Москва поднимала вопрос о финансах
малороссийских, ибо все сильные люди в Малороссии хотели доходы страны
брать себе, не давая ничего государству, которое, таким образом, получало
только обязанность тратиться людьми и деньгами на защиту Малороссии.
Все были недовольны и действительно имели причины на то, но не умели
сознать, что эти причины были внутри, во внутреннем хаосе, в кулачном
праве; искали улучшения во внешних условиях; поддавшись русскому государю,
бросались то к полякам, то к туркам; это колебание, шатость,
междоумочность вредно действовали на характер народонаселения, особенно
высших слоев.
После Богд[ана] Хмельницкого не было гетмана, который бы не изменил или
не был обвинен в измене своими же:
интригам, доносам не было конца. Гетман Мазепа, облеченный полною
доверенностию Петра, изменил ему в самую решительную, тяжкую минуту.
Сносить далее такое положение дел было невозможно для государства, потому
что смута продолжалась, злоупотребления знатных относительно массы
народонаселения становились все сильнее, а Петр знал, что эта масса не
изменила ему при измене Мазепы, и потому считал своею обязанностию
поддерживать, защищать эту массу от насилий старшины, привыкшей к шатости.
По смерти гетмана Скоро-падского Петр остановил выборы нового гетмана,
объявив, что не знает надежного человека, и ввел свое любимое
коллегиальное управление; члены коллегии наполовину были малороссияне и
наполовину великороссияне.
И после Ништадтского мира Петр не мог посвятить всего своего времени
внутренним преобразованиям. Деятельность Петра была чужда односторонности.
Ведя упорную борьбу на Западе, изучая Запад для внутренних
преобразований, Петр не спускал глаз с Востока, понимая ясно близкие
отношения его к России, понимая те средства, которые должен доставить
России Восток в ее новой жизни, при том экономическом перевороте, который
он совершал. Еще до окончания Северной войны он получил неприятное
известие, что чрезвычайно важное для русской торговли и по турецким
отношениям азиатское государство Персия разлагается от внутренней слабости
и хищные соседи уже делят добычу. Немедленно после Ништадтского мира Петр
предпринимает поход к Каспийскому морю, чтоб предупредить турок и не дать
им утвердиться на западном берегу этого моря, связь которого с Балтийским
морем Петр ясно понимал. Поход Петра и дальнейшие действия русских отрядов
достигли цели: договором с Персиею, заключенным в Петербурге в 1723 году,
Россия получила западный берег Каспийского моря.
Это был последний подвиг.
Мы видели, в каком настроении духа сотрудники Петра после Ништадтского
мира поднесли ему титул Императора, Великого и Отца Отечества; они считали
себя людьми новыми, воззванными от небытия к бытию, причтенными в сонм
образованных народов и причтенными с честию и славою. Понятно, в каком
настроении духа через три года с чем-нибудь они увидали Петра в гробе и
услыхали знаменитые слова Феофана Прокоповича:
"Что се есть? До чего мы дожили, о россияне! Что видим? Что делаем?
Петра В[еликого] погребаем!" Проповедь была краткая, но продолжалась
около часа, потому что прерывалась плачем и воплем слушателей, особенно
после первых слов. В утешение оратор решился сказать: "Не весьма же,
россияне!
Изнемогаем от печали и жалости: не весьма бо и оставил нас сей великий
монарх и отец наш. Оставил нас, но не нищих и убогих; безмерное богатство
силы и славы его, которое его делами означилось, при нас есть. Оставляя
нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам".
Да исполнится пророчество; да не оставит нас дух Петра В[еликого].
Результаты деятельности великих людей, богатство силы и славы
утрачиваются, когда в народе перестает жить дух этих великих людей.
Учреждения Петра могли и должны были измениться, но перемена могла
произойти к добру только при условии присутствия его духа. То нетленное
наследство, которое оставил он нам, есть: пример небывалого в истории
труда, силы воли в борьбе с препятствиями, в борьбе со злом; пример любви
к своему народу, пример непоколебимой веры в свой народ, в его
способности, в его значение; пример преодоления искушений сделать
что-нибудь скорее и успешнее с чужой помощию, без труда приготовления к
делу своих; пример искусства словом и делом, книгами, законами и
учреждениями, духом этих учреждений воспитывать народ свой, поднимать его
на ноги; пример заимствования чужого в благо и в плод своему, ибо
заимствование чужого было чуждо принижения народного Духа пред чужим;
пример верного взгляда, верного чувства, по которому Петр указал нам
естественных союзников в народах соплеменных; пример страсти к знанию и
преданности вере, что обещает народам долголетие, как написано на
скрижалях истории.
Отпразднуем наш. праздник достойным образом, сознанием и укреплением в
себе духа Петрова. Да не будет наш праздник чем-то внешним, формальным; да
не навлечем на себя евангельского обличения, обращенного к людям, которые
строили гробы пророческие и красили раки праведных. Да не будет праздник
наш только воспоминанием прошедшего; вспомнив, будем исполнять завещание
Петра: "И впредь надлежит трудиться и все заранее изготовлять, понеже
пропущение времени смерти невозвратной подобно". Правило: век живи - век
учись справедливо не в отношении только к одному человеку, но и в
отношении к целым народам.
Да проходит же народ наш школу жизни, как Петр Великий проходил свою
многотрудную школу, и народ наш долголетен будет на земле.