Соловьев С. История России с древнейших времен

ОГЛАВЛЕНИЕ

Том 18. Глава III. Окончание царствования императора Петра Великого.

Внутренняя деятельность правительства в последние годы царствования Петра Великого.- Учреждение генерал-прокурора, герольдмейстера и рекетмейстера.- Табель о рангах; гербы.- Дело Шафирова.- Указы, бывшие следствием шафировского дела.- Казнь обер-фискала Нестерова.- Злоупотребления Меншикова.- Выборы.- Сенатская контора в Москве; деятельность ее председателя графа Матвеева.- Коллегии.- Недостаток людей.- Областное управление и суды.- Судебные комиссары.- Финансы.- Войско.- Торговля.- Ладожский канал.- Препятствия развитию торговли.-Промышленность; препятствия ее развитию.- Заводская деятельность в странах приуральских; Геннин и Татищев.- Столкновения Татищева с Демидовыми.- Овцеводство.- Ремесла.- Городское устройство.- Крестьяне.- Полиция.- Нравы и обычаи.- Просвещение.- Молодой Кантемир.- Татищев.- Русская история.- Школы.- Проект Академии.- Перевод книг.- Патриаршая библиотека.- Искусство.- Посылка учителей к сербам.- Церковь.- Положение Синода.- Вопрос о жалованье синодальным членам.-Назначение обер-прокурора в Синод.- Подчиненные Синоду места.- Соединенные заседания Сената и Синода.- Синодальный суд.- Устройство черного духовенства.- Воспитательные дома в монастырях.- Белое духовенство.- Раскольники.- Отношения к протестантам и католикам.- Меры против суеверий.- Юродивые.- Старание Петра о религиозно-нравственном просвещении народа.- Малороссия.- Учреждение Малороссийской коллегии.-Смерть гетмана Скоропадского.- Распоряжение Сената по случаю этого события.- Избрание нового гетмана отлагается.- Хлопоты малороссийской старшины об этом избрании.- Столкновения ее с Малороссийскою коллегией.- Великороссийские полковники в Малороссии; наказ им.-Полковники Апостол и Полуботок ищут гетманства.-Рознь между чиновными людьми и простым народом в Малороссии.- Старшина Полуботок с товарищами вызываются в Петербург за самовольные распоряжения.- Запрещение докучать государю просьбами об избрании гетмана.- Челобитчики на Полуботка и товарищей его приезжают в Петербург.- Отправление Румянцева в Малороссию на следствие.- Интриги Полуботка и товарищей его в Петербурге и Малороссии.- Их берут под стражу и подвергают допросу.- Переписка Петра с Румянцевым.-Дело старшины в Вышнем суде.-Смерть Полуботка в крепости.-Дела на юго-восточных украйнах.- Устав о престолонаследии.- Сопротивление этому уставу.- Толки о наследнике.- Переписка Петра с герцогом голштинским.- Объявление герцога женихом цесаревны Анны.- Деятельность императрицы Екатерины.- Вопрос об ее титуле.- Ее коронование.-Дело Монса.- Болезнь и смерть Петра Великого.- Оценка его деятельности и характера.

Астраханский губернатор Волынский продолжал отличаться бесцеремонностью своего обращения с ближними, подпал за это гневу Петра, но не унимался. Вследствие персидской войны он должен был в своей губернии иметь дело с двумя генералами - Кропотовым и Матюшкиным, с которыми не преминул поссориться. В одном письме, жалуясь на них Петру, он рассказывает следующее: «При сем я и мою продерзость вашему величеству доношу: обретается при астраханском порте мичман Егор Мещерский, который подлинно дурак и пьяница, и не только достоин быть мичманом, ни в квартирмейстерах не годится, и никакого дела приказать ему невозможно, что самая правда; и которые морские офицеры его знают, по совести и чести своей в том засвидетельствовать могут, что он таков, как я доношу. И, так ныне многие шалости показав, взят был в дом к генерал-лейтенанту г. Матюшкину для их домашней забавы, где его публично держали за дурака, и поили его, и вино на голову выливали, и зажигали, и называли его сажею, и прочие ему делывали дурачествы, и он, при них живучи, многих бранивал и бивал, что все терпели ему и упускали; между тем в доме его, г. Матюшкина, увеселяя их, выбранил меня, и жену мою, и дочь такою пакостною бранью, какой никому вытерпеть нельзя, что, слыша, г. Матюшкин не токмо ему возбранил, но еще и смеялся, что зело мне стало обидно, и для того я ему, г. Матюшкину, тогда же говорил, что мне сия брань зело чувственна, и я того не заслужил, и хотя ему, г. Матюшкину, гневно будет, однакож я такого ругания для его дурака терпеть не буду, на что он мне сам сказал, что он за дурака на меня сердиться не будет, как я хочу с ним. Мещерским; и потом я, увидав, что от него, г. Матюшкина, сатисфакции мне никакой не учинено, приманя его, Мещерского, к себе, и за то, что он мною других веселил, сажал его на деревянную кобылу, понеже не мог такого поношения вытерпеть».

Женщины не уступали мужчинам в продерзостях. В 1722 году в Тайной канцелярии держался дворцовый стряпчий Деревнин; ночью является туда царица Прасковья Федоровна, отнимает Деревнина у караульных и начинает его бить, служители ее жгут его свечами, обливают голову и лицо крепкою водкой и зажигают; несчастный сгорел бы, если бы караульные не погасили.

Русские люди понимали, что должно служить противодействием всех этих продерзостей - знание всенародных прав, могшее быть только следствием общей жизни с другими образованными народами, которая обязывала к образованию. Петр знал это лучше других и не хотел, чтоб его дочери были похожи на царицу Прасковью Федоровну: с 1715 года царевен Анну и Елисавету ежедневно учил по-французски Рамбур. Молодой человек, пришлец, усыновленный в России, которому суждено было быть одним из первых деятелей в нашей младенческой литературе, князь Антиох Кантемир в 1724 году обратился к Петру с самою доступною для преобразователя просьбой: «Крайнее желание имею учитися и склонность в себе усмотряю чрез латинский язык снискать науки, а именно знание истории древния и новыя и географии, юриспруденции и что к стату политическому надлежит; имею паки и к математическим наукам немалую охоту, также между дел и к минятуре. Но понеже вышепомянутые науки как рачительно снискиваются, так и удобнее приобретаются в знаменитых окрестных государств академиях, требуется к неколиколетнему так пребыванию и денежное иждивение, а сиротство мое и крайний в деньгах недостаток сами собою вашему императорскому величеству довольно ведомы суть, того ради прошу хотя малое что на тамошнее иждивение пожаловать».

В конце своего царствования Петр отправил за границу и другого впоследствии знаменитого труженика русской науки. Мы встретились с Татищевым на Екатеринбургских заводах, где Геннин умел отличить его способности. Петр, впрочем, не исполнил желание Геннина, не оставил Татищева начальником заводов, а вызвал его в Петербург. Сам Татищев рассказывал, что Демидов обвинял его во взяточничестве. На вопрос Петра, справедливо ли обвинение, Татищев отвечал: «Я беру, но в этом ни пред богом, ни пред вашим величеством не погрешаю» - и начал рассуждать, что судья не виноват, если решит дело как следует и получит за это благодарность; что вооружаться против этой благодарности вредно, потому что тогда в судьях уничтожится побуждение посвящать делам время сверх узаконенного и произойдет медленность, тяжкая для судящихся. Петр отвечал: «Правда; но позволить этого нельзя, потому что бессовестные судьи под видом доброхотных подарков станут насильно вымогать». Другие современники передавали ответ Петра так: «Ты забыл, что для доброго судьи служба есть священный долг, причем ему и в мысль не приходит временная корысть, и что ты делаешь из мзды, то он делает из добродетели». Понятно, что Татищев должен был произвести на Петра такое же впечатление, какое произвел на Геннина: понравиться он ему не мог, но в то же время нельзя было отрицать у него больших способностей. Петр не отправил Татищева на заводы, где он мог прилагать свою теорию о благодарности судьям, но отправил в Швецию для призыва потребных к горным и минеральным делам мастеров; при отъезде Петр поручил Татищеву осмотреть знатные строения, работы, горные промыслы, заводы, денежное дело, кабинеты, библиотеки и особенно канал Обигский, достать по возможности всему чертежи и описания; взять из школ молодых русских людей и раздать в Швеции для научения горному делу; смотреть и осведомляться о политическом состоянии, явных поступках и скрытных намерениях Швеции. Татищев возвратился в Россию уже по смерти Петра и представил отчет о полезных учреждениях в Швеции и вредных условиях. Нанимать мастеров в Швеции его не допустили; он мог принять в русскую службу только одного мастера, умеющего резать твердый камень и обтирать, но он успел раздать 16 русских учеников на разные заводы. В 1723 году приехали в Петербург ученики, которые в Париже учились философии: Иван Горлецкий, Тарас Посников, Иван Каргопольский. Петр велел Синоду освидетельствовать их в науках и определить к делу. Неизвестно, к какого рода русским ученикам в Англии относился указ 1723 года: «Ведомо нам учинилось, что некоторые из вас, будто боясь наказания за непорядочное житье в Англии, опасаются ехать по нашему указу в отечество: того для сим всемилостивейше повелеваем вам, чтобы по нашему указу, когда станет господин Гольден, купец английский, вас отправлять в Россию, чтобы без всякого прекословья ехали в отечество без всякой боязни, понеже мы всех, хотя кто что и непотребно сделал, во всем прощаем и милостиво обнадеживаем, что никакого наказания не понесут, но паче милостиво будут приняты, как уже некоторые из вас, приехав сюда, дела свои, чему учились, отправляют и награждены нашим жалованьем и домами».

Мысль о русской истории не переставала занимать Петра; если он видел по опыту Поликарпова, что рано было думать о ее сочинении, по крайней мере он хотел приготовить материалы к великому делу и в феврале 1722 года приказал из всех епархий и монастырей взять в Москву, в Синод, все рукописи, заключающие в себе летописи, степенные книги, хронографы и т. п., списать их, списки оставить в библиотеке, а подлинники отослать в прежнее место, откуда взяты. Составление истории своего времени Петр поручил Феофану Прокоповичу. Во время Персидского похода он думал об исправлении и пополнении этой истории и пересылал Прокоповичу указания. Прокопович отвечал ему: «Что присланным ныне вашего величества указом в достопамятной славных вашего величества дел истории пополнить и исправить мне повелено, то делом исполнить усердно тщуся. А понеже оная история не беструдно собиралась и не без того, чаю, что иные славные и знатные дела неведением или небрежением журналистов и без описания оставлены суть: того ради пришло мне ныне на мысль, дабы нынешний вашего величества поход обстоятельно был описан и, что где знатное и к истории достойное случится, не оставлено бы было, но все бы записывано с надлежащими обстоятельствы, а удобный к тому способ видится мне сей, чтобы повелено было наблюдать всех сих случаев и действ адъютантам или кому то наипаче прочих свойственно есть и, наблюдая вся сия, описывать им или объявлять определенным на то собственным журналистам, а те записки сообщалися б обретающемуся при вашем величестве в оном походе Лаврентию, архимандриту Воскресенскому, который содержать сие может и записывать будет без всякого украшения, простым стилем, из чего можно будет своим временем и с украшением историю сию собрать».

Специальные школы продолжали возникать вследствие сознания той или другой потребности. В новых правительственных и судебных учреждениях нельзя было обойтись без знающих делопроизводителей, иностранцы были крайне неудобны, посланных за границу молодых русских было очень недостаточно, и в ноябре 1721 года Петр предписал: «учинить школу, где учить подьячих их делу, а именно цифири и как держать книги, ко всякому делу пристойные; и кто тому не выучится, к делам не употреблять; к сему ученью определить, а именно: арифметику, форму книгам, табели, стиль письма и прочее, что доброму подьячему надлежит, куды б приказные люди детей своих повинны были отдавать, також из стороны кто похочет быть приказным; також учиться определенным в коллегию молодым дворянам, и сие в Сенате определить». Выражение о молодых дворянах при коллегиях имеет тот же смысл, какой мы видели уже в наказе герольдмейстеру, где сказано: «Пока академии исправятся, чтобы краткую школу сделать, дабы от всяких знатных и средних дворянских фамилий обучать экономии и гражданству».

«Пока академии исправятся», т. е. пока академии дадут возможность иметь образованных молодых людей для гражданской службы. Что же это были за академии? О них объявился указ 28 января 1724 года, изданный, следовательно, ровно за год до смерти преобразователя: «Учинить академию, в которой бы учились языкам, также прочим наукам и знатным художествам и переводили бы книги. На содержание оных определить доходы, которые сбираются с городов Нарвы, Дерпта, Пернова и Аренсбурга, таможенных и лицентных 24912 рублей. К расположению художеств и наук употребляются обычайно два образа здания: первый образ называется университет, второй - академия, или социетет художеств и наук. Понеже ныне в России здание к возращению художеств и наук учинено быть имеет, того ради невозможно, чтоб здесь следовать в прочих государствах принятому образу, но надлежит, смотря по состоянию здешнего государства, как в рассуждении обучающих, так и обучающихся, и такое здание учинить, чрез которое бы не токмо слава сего государства для размножения наук нынешним временем распространилась, но и чрез обучение и расположение оных польза в народе впредь была. При заведении простой академии наук обои намерения не исполнятся, ибо хотя чрез оную художества и науки в своем состоянии производятся и распространяются, однакож-де оные не скоро в народе расплодятся, а при заведении университета меньше того, ибо когда рассудить, что еще прямых школ, гимназиев и семинариев нет, в которых бы молодые люди началам обучиться и потом выше градусы наук восприять и угодными себя учинить могли, то невозможно, дабы при таком состоянии университет некоторую пользу учинить мог. И тако потребнее всего, чтоб здесь такое собрание заведено было, ежели б из самолучших ученых людей состояло, которые довольны (способны) суть: 1) науки производить и совершить, однакож-де тако, чтоб они тем наукам 2) молодых людей публично обучали и чтоб они 3) некоторых людей при себе обучали, которые бы младых людей первым фундамент всех наук паки обучать могли. И таким бы образом одно здание с малыми убытками то же бы с великою пользой чинило, что в других государствах три разные собрания чинят» (академия, университет и гимназия).

«Невозможно, чтоб здесь следовать в прочих государствах принятому образу». Невозможность эта проистекала от неразвитости России. В маленьком местечке, потребности жителей которого очень ограниченны, промышленность и торговля далеко не обширны, в одной лавке продается все нужное: и предметы роскоши для богатого, и предметы первой необходимости для каждого самого бедного. Начинает местечко расти, увеличивается народонаселение, увеличиваются его потребности, и первоначальная лавка, где прежде продавалось все вместе, теперь разделяется на несколько лавок, где продаются только известные роды товаров, происходит, таким образом, развитие, доходящее в больших городах до высшей степени. Этот закон развития есть закон, общий явлениям народной жизни, и благо правительствам, которые нейдут против этого закона, умеют содействовать правильному развитию, но боятся торопить развитие. Такой неразвитой России первой четверти XVIII века удовлетворяло учреждение, которое долженствовало быть академиею наук, университетом, педагогическим институтом и гимназиею вместе, долженствовало быть семенем, из которого впоследствии развились бы все эти учреждения.

Неразвитость относительно школ высказывалась в описываемое время и в том, что академия, основанная в Москве до. Петра и носившая по условиям общественного развития смешанный церковно-гражданский характер, удерживала его и теперь, несмотря на закон об учреждении академии с чисто гражданским характером. Необходимость для Московской академии сохранить свой прежний характер условливалась преимущественно тем, что петербургского учреждения было мало для громадной России.

Новая академия по указу Петра должна была заниматься и переводом книг, но пока академия не устроилась, этим делом должен был заниматься новоучрежденный Синод. Заботы о переводе нужных книг Петра по-прежнему не покидали нигде и ни для чего. Находясь в Астрахани для Персидского похода в июле 1722 года, Петр писал в Синод: «Книгу, которую переводил Савва Рагузинский о славенском народе с итальянского языка (Orbini il regno degli slavi), другую, которую переводил князь Кантемир, о магометанском законе, ежели напечатаны, то пришлите сюда не мешкав, будеже не готовы, велите немедленно напечатать и прислать». В октябре 1724 года Петр писал в Синод: «Посылаю при сем книгу Пуфендорфа, в которой два трактата: первый - о должности человека и гражданина, другой - о вере христианской, но требую, чтоб первый токмо переведен был, понеже в другом не чаю к пользе нужда быть». К тому же времени относится другая любопытная собственноручная записка в Синод, в которой ярко обрисовался человек: «Указ трудящимся в переводе экономических книг: понеже немцы обыкли многими рассказами негодными книги свои наполнять только для того, чтоб велики казались, чего, кроме самого дела и краткого перед всякою вещию разговора, переводить не надлежит, но и вышереченный разговор чтоб не праздной ради красоты, но для вразумления и наставления о том чтущему был, чего. ради и о хлебопашестве трактат выправить (вычерня негодное), и для примеру посылаю, дабы по сему книги переложены были без лишних рассказов, которые время только тратят и у чтущих охоту отъемлют». К последним годам жизни относятся и заботы Петра о драгоценной патриаршей библиотеке, переименованной теперь в синодальную: в начале 1723 года Синод получил указ напечатать немедленно и представить императору каталог рукописей этой библиотеки, составленный Скиадою; весною 1724 года Петр велел содержать библиотеку особливо от ризницы, «а не купно с нею иметь, как прежде сего доныне было». Искусства по-прежнему не забывались: в 1723 году директору от строений велено было архитектурных учеников, находившихся в Риме, Усова и Еропкина взять в Петербург, а вместо них послать в Италию двух же добрых ребят.

Крайне нуждаясь сама в учителях, заводя Академию наук, которая в то же время была университетом и гимназиею, Россия должна была заботиться и о просвещении других славянских народов. Сербский архиепископ Моисей Петрович, приехавший в Россию поздравить Петра с Ништадтским миром, привез от своего народа просьбу, в которой сербы, величая Петра новым Птоломеем, умоляли прислать двоих учителей, латинского и славянского языка, также книг церковных: «Будь нам второй апостол, просвети и нас, как просветил своих людей, да не скажут враги наши, где есть бог их?» Петр велел отправить книг на 20 церквей, 400 букварей, 100 грамматик. Синод должен был сыскать и отправить в Сербию двоих учителей, которым полагалось по 300 рублей жалованья человеку.

Синод переживал трудное время, время начальной деятельности, и в какую эпоху! В сентябре 1723 года объявлена была грамота антиохийского и константинопольского патриархов, признававших Синод; но в то же время Феодосий, архиепископ новгородский, представ его императорскому величеству, докладывал: 1) о бессилии Синода, которое происходит оттого, что сообщаемые в Сенат сведения и посылаемые в коллегии и канцелярии указы оказываются недействительными; от учреждения Синода с 1721 года на сообщенные в Сенат сведения, которых больше ста, и на посланные в коллегии и канцелярии многие указы не только действительного исполнения, но и ответов долгое время не получалось. 2) По сообщенному в Сенат сведению генерал-рекетмейстер Павлов, который подозревается в расколе, в Синод не прислан. 3) Генералитет, который взыскивает доимки, не допускает синодальных служителей собирать настоящие доходы на этот год, отчего происходит остановка. Император, выслушавши доклад, велел сказать в Сенате именной указ, чтоб по всем вышеозначенным пунктам Синод получил удовлетворение и генерал-рекетмейстер был отправлен в Синод немедленно. По смерти Стефана Яворского Синод не получил другого президента. Это звание сначала было установлено на основании значения Синода как духовной коллегии; но Синод немедленно же выдался из ряду других коллегий и стал наравне с Сенатом, который не имел президента уничтожено было и название митрополита, которое предполагало подчинение ему других архиереев, чего на самом деле не было.

Важное затруднение в первые годы представлял вопрос о жалованье синодальным членам. Оклады им по тому времени были значительные: вице-президент получал 2500 рублей, советник - 1000, асессор - 600 рублей. Но откуда брать деньги? Табельные доходы были все распределены, и в 721 и в 722 годах синодальные члены и приказные служители должны были получать жалованье из собранных в Синод денег с раскольников, с неисповедовавшихся, из штрафных денег и лазаретных. Но в январе 1723 года Синод получает грозный указ: «Понеже ведомо нам учинилось, что Монастырским приказом, который в ведении синодском, великая сумма в положенные места не дослана, от которой недосылки полевой армии бедным солдатам в даче жалованья учинилась остановка и не получают уже близко года, а иные и по году, того для, пока та недосланная сумма в определенные места от вас не выплатится, по то время денежного жалованья как себе, так и прочим вашим подчиненным и по монастырям чернецам (также и на строение) давать запрещается, кроме хлеба и прочих нужных необходимых потреб, что к пропитанию надлежит». Синод отвечал: «По оному вашего величества указу о собрании и платеже оной недосланной суммы (что хотя и не от синодского неисправления, но от неудовольствования из Камер-коллегии книг и от неприсылки из Сената потребных к тем сборам офицеров и царедворцев учинилось) попечение Синод всегда имел и имеет со всяким усердием и ныне о том указами подтверждает и жестоким прощением; а о даче жалованья, также и о строении доносить: понеже в строениях находится гошпиталь лечебная, по именному вашего величества указу в Москве строящаяся, на которую несколько казны уже и употреблено, и еще требуется, и преминуть того нельзя; также и из членов и служителей синодских светского чина, кроме определенного им жалованья, никаких доходов всеконечно неимеющие обретаются, которым ныне сказано ехать в С.-Питербурх, а подняться весьма без дачи жалованья невозможно». Петр написал: «Дать жалованья на полгода, которые едут в Питербурх, тем, которые вотчинами не владеют, но токмо с жалованья одного пропитание имеют». Феофан Прокопович, архиепископ псковский, обратился к императору с просьбою: «Понуждаемый скудостию моею и уповая на отческое милосердие вашего величества, дерзаю всемилостивейшего моего государя турбовать сим моим прошением. Врученная мне епархия велми скудна; в прошлом году писано ко мне из дома архиерейского, что по раздаче церковным и домовым служителям осталось денег рубль тридцать алтын и четыре деньги. А дом я застал весма нагий и пометеный. И тако на едино хлебородие некая осталась было надежда, но и того скудно; триста дворов, сказуют, на лице насилу сыщется: мором пустоты много сделалося. И еще чрез несколько лет прежде меня и при мне великий недород был. Еще ж бы сноснейшая скудость была в Пскове, но понеже жить велено в С.-Петербурге (что мне благоприятно и радостно есть), то и иждивение стало не по доходам; пиво, дрова, иногда же и сено покупаем, негде скотины держать, некуда лошадей выгнать. Села подмосковные (которые мне всемилостивейший государь пожаловал) еще мне никакого доходу (кроме сена для лошадей) не показали ради великого прошлолетнего неплодствия; и понеж нужда явилася покупать лошадки и прочую скотину для навозу и других потреб, то еще и убыток стался: вся польза, какова-то будет, еще в надежде и ожидании, и, если бы ваше императорское величество не пожаловал меня изначала несколько тысячьми рублев, воистину бы крайняя нужда и изначала была. Ныне вся была надежда на синодское жалованье. А сим денгам было бы у меня иное место: робят маленьких до двадцати человек учу, кормлю и одеваю, да и библиотеку порядочную собираю, на тысячу шестьсот рублев уже книг купил, и если змогу, никогда куповать не перестану, и, служа таковой прихоте моей, служу, кажется, и общей пользе: никому никогда (хотя бы крайняя нужда) библиотеки продавать не мышлю, но по мне будет там, где государь повелит. А ныне и жалованье давать не велено; и так я в самую крайнюю нужду пришел. На известной вашего величества милости уфундовал упование, занял в Синоде в прошлом году 3200 рублев, надеялся выплатить из жалованных денег, упросив срок четырех годов, и купил дом, хотя еще нужной пристройки требующий. А ныне по предложению г. обер-прокурора синодального домогаются на мне выплаты долга того, когда я ничего не имею и жалованья лишен стал». В январе 1724 г. состоялся именной указ: если члены Синода могут из своих епархий, монастырей и церквей получать из остающихся за расходом денег сумму, равную положенному им жалованью, то пусть получают и в таком случае жалованья уже не требуют; если же этих денег по окладу не достанет или вовсе ничего не придет, то должны просить и получать из государственной суммы.

Феофан Прокопович упоминает об обер-прокуроре синодальном. 11 мая 1722 года государь указал Сенату: «В Синод выбрать из офицеров доброго человека, чтоб имел смелость и мог управления синодского дела знать и быть ему обер-прокурором, и дать ему инструкцию, применяясь конструкции генерал-прокурора». Выбран полковник Болтин. Подчиненные Синоду приказы были: 1) духовная дикастерия в Москве, где управителем был синодальный советник архиепископ крутицкий, асессорами - три архимандрита; 2) Монастырский приказ, где управителем был судья, при нем советник и два асессора - все светские; 3) Приказ церковных дел, где был судья архимандрит и при нем игумен; 4) Канцелярия розыскных раскольничьих дел. При Сенате находился духовного Синода агент. Члены Синода нередко призывались в Сенат для общих совещаний, секретных и несекретных. Иногда при этих заседаниях присутствовал сам государь. Так было 12 апреля 1722 года, когда было рассуждаемо и постановлено: когда кто сговорит для вступления в брак, то отцов и матерей жениха и невесты приводить к присяге, что брак заключается по согласию их детей; из нижних чинов люди дают эту присягу при священниках и судьях светских, а знатные - при синодальных членах и архиереях. В домах господских церквей строить не позволять; в монастырях церквам быть одной соборной, другой - теплой, третьей - больничной, чтобы больше служб не было, а прочие церкви оставить разве для праздников годовых. При этом новгородский архиерей Феодосий предлагал, что больше трех церквей не нужно, потому что иконостасы, церковные уборы и кровли тратятся. Больных солдат, которые посланы будут в монастыри, причитать вместо убылых старцев и содержать их в монастырях, а кто в монастырях жить не захочет, тем корму не давать. Меншиков заметил, что этого нельзя сделать, потому что многие больные имеют жен. В этом же заседании определено было принять энергические меры для поддержания православия в польских областях, именно Феодосий новгородский предложил об утеснениях православным в Могилеве; Петр отвечал, что надобно туда определить комиссара для наблюдения, и если гонение не уймется, то с гонителями надобно управиться, как пристойно; в то место, где православные, послать резидента, который должен купить двор и построить для православных церковь. Постановлено также: в монастырях и церквах надгробные камни опустить в землю и надписать наверху их, кто погребен, и который камень останется, употребить на мощение и починку церквей. В монастырях женских сделать госпитали и перевесть женские монастыри туда, где каменные ограды. Тут же Синод предложил: раскольникам носить платье, как и бородачам, старинное, кроме красных цветов, потому что при том Платье для признаку раскольники должны носить красные козыри. Государь согласился на это предложение.

При самом учреждении своем Синод должен был заниматься известным нам делом о разводе Салтыковых, делом новым и трудным. По поводу этого дела Феодосий новгородский писал императрице Екатерине: «Всенижайше доношу вашему величеству о деле г. Салтыкова с женою его, которые хотят, чтоб дело по их желанию было сделано, а виноватого б не было, к тому ж и чести своей очень берегут и один другому не уступает; когда она подала челобитну на мужа в Синод, тогда его в С.-Петербурге не было, а когда он прибыл, тогда она из С.-Петербурга провалилась, а он без нее не хочет против ее челобитья ответствовать, отчего немалая в Синоде трудность. И ежели впредь так будут поступать, то нам нечем будет и начать. Не изволите ли, ваше величество, уведомиться чрез царевну герцогиню курляндскую о ее, Салтыковой, от мужа в Митаве побоях, такожде и у доктора ее высочества, который ежели ее, Салтыкову, после тех побоев пользовал лекарствами; секретарю вашего величества взять бы сказку за рукою оного доктора, которая бы нам к решению дела много помогла, понеже побоев смертных и несмертных никто так тонко не может рассуждать, как докторы. Сие написав, ежели что непристойное, всенижайше прошу прощения». В этом любопытном письме вскрываются причины той медленности, какою отличалось тогда наше судопроизводство. Отец Салтыковой, князь Григорий Федорович Долгорукий, также в письме к императрице указывает на другие причины медленности: «Всем обидимым милостивая мать! Известно вашему величеству, какие дочь моя от мужа своего нестерпимые обиды и смертные побои терпела и совсем ограблена и ныне без всякого милостивого страждет рассуждения, что еще по се время не только правого решения и ни начала по неусыпному моему прошению в ее известном деле нет, когда многие противные сильные особы людей в пользу его просят и принуждают, а моего никакого истинного прошения принять не хотят и к себе ни с какою истиною меня не допускают; того ради помянутый зять мой к Москве и по деревням всегда ездит и доныне гуляет и веселится и мне ругается, и я с моею фамилиею в слезах, едва жив, обретаюсь, что по се время ни в которой коллегии ни единого моего правого дела окончить, ни правым, ни виноватым учинить не хотят, токмо бесстыдно все продолжают до того времени,чтоб я отсюды по-прежнему отъехал».

Главными обязанностями новоучрежденного Синода, по мысли учредителя, были: устройство духовенства, преимущественно черного, противодействие расколу, преследование суеверий и распространение религиозно-нравственного просвещения в народе.

Мы видели, что древняя Россия передала новой монашество в самом неудовлетворительном положении, резко засвидетельствованном церковным и гражданским правительствами. Меры, принятые преобразователем для исправления зла, не имели успеха, только ярче выказали зло; они возбудили сильную вражду к преобразователю, который, разумеется, отвечал тем же чувством. От 1722 года осталось написанное рукою Петра толкование заповедей; на одной стороне написаны заповеди, на другой - какие грехи противны тому. Против 1-й заповеди написано: «Идолопоклонники и атеисты». Против 2-й: «Кто страха божия не имеет и все почитает легко, другие - от незнания учения». Против 3-й - Те ж, о которых во втором пункте писано, и презорцы и ленивые. Против 4-й - То ж, что во 2-м и 3-м. 5-й - Разбойники и им подобные, 6-й - Есть от тех же страха божия неимущих, есть от нужды, есть от великого вожделения, 7-й - Тати. 8-й - Бездушники. 9-й - Ябедники, 10-й - «Они ж. Описав все грехи против заповедей, един токмо нахожу грех лицемерия или ханжества необретающийся, чего для? Того ради, понеже заповеди суть разны и преступления разны против каждой, сей же грех все вышеписанные в себе содержит. Против первой грех есть атеиство (атеизм), которое в ханжах есть фундаментом, ибо первое их дело - сказывать видения, повеления от бога и чудеса все вымышленные; и когда сами они вымыслили, то ведают уже, что не бог то делал, но они; какая же вера в оных, а когда оной нет, то суть истинные атеисты. Против второй страха божия неимущие, понеже когда лгут на бога, какой уже страх божий в них обрестися может? Против третьей: сия равна второй, к тому ж прилагается: святи его, сиречь молися; молитва же от ханжей приятна ли богу, которая во лживых чудесах и фарисейских местах и атеистовскою совестью исполнена. Против четвертой: может быть, что натуральных отцов некоторые и почитают (но сие на удачу), но пастырей, иже суть вторые по натуральных отцы от бога определены, как почитают? Когда первое их мастерство в том, чтобы по последней мере их обмануть, а вяще тщатся бедство им приключить подчиненных пастырей оболганием у вышних, и вышних всеянием в народ хульных про оных слов, подвизая их к бунту, как многих головы на кольях свидетельствуют. Против пятой: который на свете разбойник только может людей погубить, как заводчик бунта, и все то чинят образом святыни, под видом агнца, прикрытые его кожей. На шестую: как бы мог муж незнакомого человека к жене допустить, и особливо бодрого и хорошего, а ханжу, еще и под руку приняв, отведет для благословения и пророчества, и, провожая назад, руки выцелует, и накланяется, считая за великую себе добродетель (что такого адского сына в свояки себе принял). На седьмую: не токмо одною рукой, но духом и обоими все крадут. На восьмую: в сем их и мастерство состоит, как выше писано. На девятую и десятую: сие все без разбору, понеже чем бы им питаться как следует? Скажут, что явилась икона где в лесу или на ином месте и явление было, чтоб на том месте монастырь сделать или пустыню, а монастырю без деревень быть нельзя, как недавно такое дело было в Преображенском, что два крестьянина пришли и сказали такое явление, чтоб построить монастырь и господина их деревню тут отдать. И тако сей грех все в себе содержит, а из грехов прочих не каждый может, например коли б разбойник стал ханжить, кто б его в артель принял? Когда б из шумниц (пьяниц) кто пришел на кабак святым образом и не стал бы пить и шалить с ними, все б от него побежали; когда б охотник молодой до Венуса пришел бы в компанию девиц в ханжеском образе, то ни у одной бы дружбы не сыскал. Когда б тать так себя учинил, товарищей бы не нашел, понеже чаяли б, что их искушает. Наконец, Христос Спаситель ничего апостолам своим боятися не велел, а сего весма велел: блюдитеся, рече, от кваса фарисейского, еже есть лицемерие».

Петр велел доставить точные ведомости о числе монахов и монахинь и обдумывал меры, как бы ограничить число их и оставшимся дать достойную деятельность. Оказалось во всех епархиях монахов 14534 человека, монахинь - 10673, всего - 25207. В ноябре 1722 года была конференция у сенаторов с синодальными членами о прокормлении отставных офицеров и солдат в монастырях; архиепископ новгородский говорил, что их довольствовать в Синоде не из чего; господа Сенат рассуждали, чтоб их довольствовать из выбылых монашеских окладов и из сбору с раскольников; синодальные члены говорили, что эти сборы определены уже на канцелярских служителей; определили доложить государю. Тут же Феодосий новгородский поднял вопрос: следует ли постригать молодых людей в монахи ? Когда эти мнения были доложены государю, то в январе 1723 года издан был указ: «Впредь отнюдь никого не постригать, и, сколько из обретающегося ныне числа оных монахов и монахинь будет убывать, о том в Синод репортовать повсемесячно, и на те убылые места определять отставных солдат».

По возвращении из Персидского похода Петр прилежнее занялся делом о монашестве. Основная мысль уже высказалась в январе 1723 года в указе о московском Чудове монастыре: «Иметь монахов таких, которые достойны б были к произведению на начальства духовные, а которые тамо суть под стеною токмо стоящие, тех в иные переводить монастыри, в которых монахи своими питаются трудами». Наконец, после многократных черчений (исправлений) первоначальной записки Петр так высказал взгляд свой на монашество и его происхождение: «Монашество явилось, во-первых, от людей, уединения по совести желающих, и без всякой страсти или мнения, якобы невозможно в мире спастись, но ради токмо природной к тому склонности; другие мучителей и гонителей ради укрывались и невольно, хотя соблюсти душу свою. Монастыри же в тех же пустынях имели и таким же правилом, яко и уединенные, жили, не требуя прочих трудами туне насыщатися. Когда греческие императоры некоторые, покинув свое звание, ханжить начали и паче их жены, тогда некоторые плуты к оным подошли и монастыри уже в самых городах строить испросили и денежные помочи требовали; еще же горше, яко не трудитися, но трудами других туне питатися восхотели, к чему императоры весьма склонны явились и великую часть погибели самим себе и народу стяжали, на одном канале от Черного моря даже до Царя-города на 30 верстах с 300 монастырей было, и так как от прочего неосмотрения, так и от сего в такое бедство пришли: когда турки осадили Царьгород, ниже 6000 человек воинов сыскать могли. Сия гангрена и у нас зело было распространяться начала под защищением единовластников церковных, но еще господь бог прежних владетелей так благодати своей не лишил, как греческих, которые (т. е. русские) в умерерности оных держали. Могут ли у нас монахи имя свое делом исполнить? Но сего весьма климат северные нашея страны не допускает, и без трудов своих или чужих весьма пропитатися не могут. Нужда в нынешнем монашестве имеется трех ради вин: 1) ради удовольствования прямою совестию оное желающих; 2) для архиерейства, понеже не позволено быти кроме монахов, хотя прежде с 300 лет по Христе не монахи были и многие чудеса на соборах явили; 3) примера ради апостола Павла, который хотя обрезание и отрешил всячески, но ученика своего Тимофея обрезал иудей ради». В январе 1724 года дан именной указ Синоду: «Хотя в регламенте духовном о монахах уже изъяснено и како оных содержать определено, но кратко, понеже тогда аще и о всем его исправлении была нужда, но вящшая была верховной архиерейской власти, которую примером папы римского, противно повеления божия, распространять некоторые тщились, в чем великую тягость истины желатели в сем понесли исправлении и с помощию божиею исправили, определили и постановили. Ныне же, имея свободное время, при расположении правильно всех дел в государстве, и о сем чине пространно объявя людям, також расположить и установить должно есть для пользы вечной и временной людям и изрядства обществу. Надлежит искать способы, каким бы образом иной путь, пред богом угодный и пред людьми непостыдный и неблазненный, был, понеже нынешнее житие монахов точию вид есть и понос от иных законов, немало же и зла происходит, понеже большая часть тунеядцы суть и понеже корень всему злу - праздность, то сколько забабонов (суеверий), расколов и возмутителей произошло, всем ведомо есть; також у нас, почитай, все из поселян, то, что оные оставили, явно есть: не точию не отреклись, но приреклись доброму и довольному житию, ибо дома был троеданник, т. е дому своему, государству и помещику, а в монахах все готовое, а где и сами трудятся, то токмо вольные поселяне суть, ибо только одну долю от трех против поселян работают. Прилежат ли же разумению божественного писания и учения? Всячески нет. А что говорят: молятся, то и все молятся, и сию отговорку отвергает Василий св. Что же прибыль обществу от сего? Воистину токмо старая пословица: ни богу, ни людям, понеже большая часть бегут от податей и от лености, дабы даром хлеб есть. Находится же оный способ жития праздным сим не праздный, но богоугодный и незазорной, еже служити прямым нищим, престарелыми младенцам». Вследствие этого определяется две цели для монашества: 1) служение страждущему человечеству; 2) образование из себя властей церковных. Распределяются по монастырям отставные солдаты и другие нищие, которым монахи должны прислуживать; монахини также должны служить престарелым и больным своего пола, кроме того, заниматься воспитанием сирот, для чего отделяется несколько монастырей, остальные занимаются рукоделием, а монахи - хлебопашеством. Для приготовления же ученых монахов должны быть учреждены две семинарии: в Петербурге и Москве.

Мы видели, что для призрения подкидываемых младенцев Петр велел в 1715 году построить гошпитали - в Москве мазанки, а в других городах - деревянные. Число младенцев возрастало год от году все более и более; в 1724 году в одной Московской губернской канцелярии их находилось 865 человек, 396 мужеского и 469 женского пола разного возраста, от полугода и меньше до 8 лет; издерживалось на них 4731 рубль, считая на человека по 5 рублей 15 алтын и 5 денег на год. При них находилось 218 кормилиц, из которых каждой шло на год по 3 рубля денег и по 3 четверти хлеба. Канцелярия доносила, что кормилицы и младенцы живут по разным местам, потому что указных госпиталей не построено, и, быть может, вместо незаконных умерших младенцев подставлены законные, чего усмотреть нельзя, ибо никакого признака нет; на валовых смотрах двое младенцев, украденные кормилицами, были узнаны отцом да матерью, а несколько других младенцев усмотрено у родных матерей на указном корму. Теперь для воспитания подкинутых младенцев в Москве назначены были монастыри. В мае 1724 года капитан гвардии Баскаков получил указ: взяв доходы монастырские, разделить следующим образом: 1) чиновным монастырским; 2) на церковные потребы; 3) прочее разделить на трое: две доли - больным, треть - служащим монахам; 4) на деньги, которые больным определены, делать и содержать постели, белье и прочее по регламенту о гошпиталях; 5) в сиротских монастырях первый и второй пункт равно содержать с прочими; 6) служащих монахинь також с прочими; 7) а о младенцах малых, средних и до семи лет порядок содержать по своему произволению, применяясь по-домашнему, однакож лишнее надобно, дабы белье и чистота хорошая была; 9) також, чтоб когда пять лет минет, учили грамоте из монахинь; 10) в выведенном монастыре сделать школу, где обучать арифметикой геометрии; 11) монастыри для больных, старых и увечных - Вознесенский и Чудов; для сирот - Новодевичий; для школ, который определят от Синода. Относительно сиротского Новодевичьего монастыря Баскаков распорядился таким образом: здесь было 36 полугодовых младенцев, на каждого шло по 2 рубля денег в год; к ним было приставлено 18 кормилиц, получавших по 3 рубля и по 5 четвертей хлеба в год. 36 годовым младенцам шло каждому по 2 рубля денег и по полторы четверти хлеба; к ним было приставлено 18 монахинь, каждой шло по 6 рублей и по 5 четвертей. То же содержание получали и двухлетние младенцы. Трехлетние и четырехлетние получали по 3 рубля и по 2 четверти, к ним приставлены были монахини, к троим - по одной и получали по 6 рублей и по 5 четвертей. Пятилетние получали то же содержание, но к ним приставлено было по одной монахине к четверым. Шестилетние получали по 3 рубля 50 копеек и по 2 четверти с осьмушкою хлеба; для обучения их грамоте приставлено было шесть монахинь. В мае 1724.года Синод получил указ: «Святейший Синод деньги, сбираемые за штраф с раскольников, без указу нашего ни на какие расходы не держите, понеже оные нужны ныне для строения в монастырях и на учение сирот, пока вся экономия ваша окончится». Но так как воспитательные дома могли быть устроены не во всех монастырях, то положено было учить монахинь прядильному мастерству; в 1722 году в синодскую канцелярию прислано было с прядильного двора в Покровском 50 мастериц и прялей с инструментами для рассылки по женским монастырям, где они должны были учить монахинь своему искусству. По этому случаю Сенат предложил Синоду, чтоб не подчинять всех монахинь этим бабами девкам, посланным с прядильного двора, потому что есть старицы из знатных, также престарелые.

Относительно белого духовенства дело было труднее: здесь имелось дело не с людьми, которые бежали от труда и нужды в жизнь более спокойную и привольную; здесь нужно было позаботиться об улучшении материального быта, а где было взять для этого средств при тогдашнем финансовом состоянии? Мы видели, что прежде для улучшения положения священников старались ограничить число их при церквах и освободить их от обязанности покупать себе домы; теперь, последнее распоряжение было распространено на дьяконов и причетников, которые, подобно священникам, должны были жить в домах, купленных и поддерживаемых на сборные церковные деньги; но этих средств было мало. В ноябре 1722 года в соединенной конференции сенаторы вместе с членами Синода рассуждали о мерах более действительных и ничего не могли придумать. Решили, как обыкновенно решалось тогда в трудных случаях, узнать, как делается в других странах; в протоколе записали: «О определении при церквах священником и церковным служителем трактамента рассуждено: выписав из прав других христианских народов, и предложить впредь к рассуждению общему». Пока продолжали старое, запретили строить новые церкви без указа из Синода: «Понеже всякому здраворассудному известно, какое то небрежение славе божией в лишних церквах и множестве попов». Доход приходских священников уменьшался тем, что богатые люди имели своих священников при домовых церквах. Относительно этих так называемых крестовых священников предполагалась такая мера: «О священниках крестовых учинить бы предел, кому держать, кому не держать, понеже от оных многое бесчиние и унять их невозможно. И ежели кому позволится крестового попа держать, дабы тот хозяин повинен был приходским своим священникам дать такой же трактамент, какой оному крестовому на год даван будет, а за всякое его бесчиние обязан бы был ответствовать. А ежели никому не позволится (т. е. иметь крестовых попов), штрафовать бы оных волочащих попов чем тяжким, хотя на время и до каторжной работы, дабы прочие страх имели и без отпусков своих архиереев не волочились. На заставах заказать бы накрепко, дабы попов и чернецов, хотя и начальных, которые не позваны будут и от своих архиереев не явят пропусков, к С.-Петербургу не пропускать, такожде и нищих волочаг, понеже и от тех немалое злое в людех бывает»ю

Нужда заставляла и лучших людей решаться на поступки, незаконность которых они ясно сознавали. В 1722 году, в бытность Синода в Москве, церкви Девяти Мучеников священник Михаил Тимофеев подал повинное доношение, что в 719 году, находясь у дел в тиунской палате, трудился он неусыпно два года без всякого вознаграждения и, не получая от церкви и от треб дохода, пришел в крайнюю нищету и вынужден был для прокормления себя и домашних своих принимать от челобитчиков добровольные приношения деньгами, съестными припасами и напитками. Состоя ныне при инквизиторских делах и желая снять с себя всякое подозрение, он представил список всем принятым подаркам и просил по случаю заключения мира с Швециею прощения вины своей. Синод, как видно, был затруднен этим повинным доношением, и только в половине 1725 года состоялось определение: истязания чинить ему не надлежит; но токмо вместо истязания от инквизиторства его отрешить и впредь к делам не определять, но токмо быть ему у церкви Девяти Мучеников по-прежнему, а вышеописанными взятками впредь его никому не порочить и тех взяток (97 рублей, 3 червонца да припасов на 196 рублей 93 копейки), буде о том ни от кого челобитной не будет, не взыскивать.

Мы видели, что прежде Петр распоряжался обучением детей белого духовенства, кто пожелает, в школах заранее, чтоб были годны в попы. Но в описываемое время он признавал за нужное не ограничиваться желающими; в 1723 году издан был указ: «Поповских, дьяконских и причетнических детей набирать в школы всех тех, которые учиться могут, и, которые в учении быть не похотят, тех имать в школы и неволею и учить их в надежде священства». Петр не был того мнения, что в войске могут быть священники, способные только исправлять требы, и в 1723 году писал в Синод, чтоб в полки определять священников из ученых в школах. Об отношениях сельских священников к крестьянам Сенат в общем заседании с Синодом постановил, чтоб в праздничные дни прихожане приходили в церковь поочередно и домов своих пустыми не оставляли; если крестьянин в чем-нибудь ослушается священника, то последний, прежде чем писать об этом архиерею, должен объявить своим церковникам и старостам, чтоб крестьянину, по письму одного священника, в город волокиты не было. Обратили внимание и на вдовых священников и дьяконов, которым запрещено было вступать во вторичный брак без выхода из духовного звания; в апреле 1724 года Петр указал: вдовых попов и дьяконов, которые учились в школах и могут послужить в проповеди слова божия, обнадежить, что ежели они вступят в второбрачие, то могут быть при архиереях в учителях и у дел в духовных советах и управлениях.

Прежде Петр требовал от паствы соблюдения благочиния в церквах, безмолвного стояния во время божественной службы; теперь обратился к пастырям и в 1723 году указал именным указом всем архиереям и прочим духовным властям от Синода объявить, чтоб они в св. церквах во время божественного чтения и пения никаких челобитчиков ни с какими челобитьями, также приказных людей ни с какими докладами, кроме государственных великих и коснения не терпящих дел, отнюдь к себе не допускали и сами никого для таких дел не призывали, но упражнялись бы в богомыслии и молитвах и тем подавали бы приходящим на молитву людям образ благоговейного в церквах стояния. В церквах во время литургии доброхотные подаяния велено собирать в два кошелька: один - для церковных потреб, другой - на гошпиталь.

Как с учреждением Сената соединено было учреждение фискалов, так при учреждении Синода установлена была должность протоинквизитора, или главного фискала, по делам духовного ведомства, который обязан был выбирать провинциал-инквизиторов; должность их главным образом состояла в наблюдении, чтоб каждый чин исполнял свои обязанности, и в донесении о преступлениях.

Разумеется, прежде всего инквизиторы должны были наблюдать за раскольниками. Первым делом новоучрежденного Синода было издание пастырского увещания к раскольникам. Тогда же Синод объявил, чтоб все раскольнические учителя являлись для споров с Синодом свободно, без всякой боязни, наблюдая только должную учтивость в спорах, что никто из них не будет задержан, если даже и не согласится с Синодом; но если кто не явится в назначенный срок, тот подвергается гражданскому суду и казни. Но в январе 1725 года в увещании к православным против распространителей раскола Синод жалуется, что по этому приглашению никто из раскольнических учителей не явился на споры: «Когда их прежде взыскивано неволею к суду и наказанию за хуления их на церковь божию и за развращение простого народа, тогда они клеветы в народе пускали сицевые: неправедно страждем за древнее благочестие, гонение терпим и казни приемлем, понеже не хотяще послушать нашего оправдания и доводов, которые имамы от божественного писания осуждают нас в ссылки, во узы, в темницы и на смерть. А ныне, когда их призывано волею на любовный и безопасный честный разговор, не изволили явиться: кая тому причина? Не иная, токмо неправота их».

Кроме приглашения раскольнических учителей к спорам, Синод объявил: «Всяк, кто бы ни был, ежели в книгах, прежде печатанных, также и которые впредь с рассуждения и определения синодального будут печатаны, покажется ему какое-нибудь сомнение, приходил бы с объявлением этого сомнения в святейший правительствующий Синод без всякого подозрения и опасения, и ему сие сомнение разрешено будет от св. писания». В этом объявлении Синод, между прочим, говорит о раскольниках: «Показалось им что-нибудь за истинное, хотя и весьма ложное и непотребное, они в своем мнении и закрепили». Против этого места на поле Петр написал собственноручно: «И в том до смерти стоят и в мученичество себе вменяют, из которых один пример объявим зде: в 1701 году вор Талицкой ради возмущения людей писал письма, будто антихрист уже пришел, которому его учению последовал некто шорник Иван Савин и в том со удивлением, какие муки терпел, не внимая никакого от духовных наставления, за которое злодеяние и на смерть осужены, что все с радостию принял. Но когда во время казни копчением Талицкой, не стерпя того, покаялся и снят с оного, то, видя оное, Савин спросил караульщиков, для чего оного сняли, от которых уведал, что повинился, тогда просил и о себе, которого также сняли, и желал видеть его, и когда допущенный спросил его, впрямь ли он повинился и для чего. Тогда Талицкой все подробно сказал, что все то ложь, чему учил; а в какую горесть при сем тот Савин и с какими слезами раскаивался и пенял на Талицкова, для чего в такую беду его привел, что он ни для чего, только вменяя то за истину, страдать рад был».

Раскольнические учители не являлись в Синод для споров о вере, а между тем не переставали распространять свое учение; Синод начал требовать сильных мер. В 1722 году в общей конференции Синода с Сенатом в Москве архиепископ Феодосий новгородский говорил, что многие раскольники по окладу денег не платят, на Бутырках жители мало не все раскольники и посланным для платежа денег не дают и грозят побить, хотя бы к ним и офицера послали. В докладных пунктах своих государю Синод говорил: «Для поимки раскольнических учителей, которые, хотя тайно по домам, а кой-где имели и долговременное пребывание, размножают раскольническую прелесть и отвращают простонародье от церкви, очень потребен, кажется, такой указ, чтоб людям, посылаемым от духовного правительства для поимки этих учителей, оказываемо было беспрепятственно послушание и светские управители не требовали бы при этом от своих командиров указа. И если в поимке этих лжеучителей (что до исправления души надлежит) такой вольности Синоду дано не будет, то не только неудобно будет их сыскать и искоренить, но еще более под укрывательством и защитою без боязни приумножаться и многих к своей прелести привлекать могут, что будет святой церкви крайне вредно, ибо по ведомостям из Москвы раскольники так умножились, что в некоторых приходах никого, кроме них нет, и все по записке под двойным окладом значатся в раскольниках. В отыскании лжеучителей светские управители духовным не только не помогают, но и препятствуют: так, вязниковский судья Опрянин прислал подьячего с приставами и силою взял из-за решетки к себе на двор явившегося в расколе подьячего Лютова, которого держали у духовных дел под караулом, и на указ, присланный из приказа Церковных дел, Опрянин не дал никакого отзыва. Петр отвечал на доклад: «Брать таких, кто от Синода где к тому определен будет без всякого препятствия и светским начальникам, в том им вспомогать, и кто преслушает сего, будет штрафован, яко преслушатель указа; но дабы для какой страсти духовные приставники не затевали на кого напрасно, того для повинен духовный приставник, взяв такова, немало держав, привести сам к светскому начальнику, где он, приведенный, ведался, или начальнику того места, ежели далеко тот, где оной ведом; тогда светский начальник должен его освидетельствовать того ж дни, и, буде увидит, что раскольник, отдать духовному приставнику; буде же увидит, что в нем того нет, то и такого отдать ему, но притом сказать, что он будет о том писать в Синод и Сенат, и, отдав, писать немедленно, и когда такой репорт получат, тогда в Синоде при двух членах сенатских то исследовать и решить, чего будет кто достоин».

Известный нам Питирим нижегородский продолжал свою деятельность против раскольников. В июле 1722 года он уведомлял Петра, что двое раскольнических учителей, старец Никон и старец Пахомий, обратились к св. церкви и он, с целию обратить и других, снова поставил их правителями над их согласиями на Керженце. Тогда же вместе с приятелем своим Ржевским он писал Петру, что по указу велено раскольникам быть на каторге, пока обратятся, а когда обратятся, тогда их для определения отсылать в Синод, а в Сибирь их посылать не велено. Несмотря на то, явился в Нижний из Петербурга капитан с каторжными колодниками, которых велено ему отвесть в Сибирь. «Уведомились мы,-пишет Питирим,- что посланы с ним раскольники необратившиеся, в том числе Василий Власов, злой раскола заводчик и учитель, которому не только в ссылке, но и на сем свете, по мнению нашему, быть не надлежит; также многие раскольники, опасные и неопасные, бегут и селятся в сибирских же городах, и ежели этим каторжным раскольникам позволено будет быть в тех городах и дастся им воля, то они, собравшись с беглыми раскольниками, могут произвести немалые пакости к возмущению народному». Петр отвечал указом Сенату: «Впредь раскольников отнюдь в Сибирь посылать не велите, ибо там и без них раскольников много, а велите их посылать в Рогервик».

А раскольники все ждали антихриста. В марте 1722 года в Пензе на базаре монах взобрался на крышу лавки, поднял клобук на палке и начал кричать, что Петр - антихрист, будет всех печатать и только тем, кто запечатан, будет давать хлеб. То был страдавший падучею болезнию, полупомешанный монах Варлаам, в миру драгунский капитан Василий Левин. В Тайной канцелярии Левин оговорил многих, в том числе и митрополита Стефана Яворского, то винился, то снова повторял прежнее. Его казнили смертию в Москве. В 1723 году раскольники ходили по деревням и учили: «Как то ныне минуло два года, праздновали две недели (Ништадтский мир), и был по всем церквам звон во весь день от утра и до вечера, и в то время антихрист садился на престол, и поделаны в Москве Красные ворота, только наши староверы в те ворота не ездят. Пройдет еще семь лет, и антихрист явится и выдаст 70 колырств». Относительно ожидания антихриста один из самых любопытных эпизодов в истории раскола представляет жизнь монаха Самуила. «Было благочестие, а ныне отпало, как и Рим; царь Петр - антихрист, потому что владеет сам один, и патриарха нет, а то его печать, что бороды брить, и у драгунов раскаты». Так говорил монах Савва в Тамбове дьячку Степану; тот испугался и перестал ходить в церковь. Пошел к духовнику, а духовник, как нарочно, стал рассказывать: «Как мы бывали на Воронеже в певчих и певали пред государем и при компании, проклинали изменников кое-каких, и дошел разговор до Талицкого, и государь говорил: «Такой он вор Талицкий: уж и я антихрист! О, господи! Уж и я антихрист пред тобой!» И мы, то слыша, думали: к чему он это говорит - бог знает». А у дьячка Степана от этих слов духовника сомнение все более и более усиливалось, и начал он убеждаться, что царь Петр - прямой антихрист; да и в Кирилловой старопечатной книге написано, что во имя Симона Петра имать сести гордый князь мира сего, антихрист. Степан решился постричься. Разговорился с одною женщиной, а та рассказывает, что родственники ее были в Суздале, где содержалась царица, и царица говорила людям: «Держите веру христианскую, это не мой царь, иной выше». Степан постригся от живой жены в тамбовском Трегуляевском монастыре и назван был Самуилом. Ему говорили, что первое гонение будет на монастыри. «Нет нужды,- отвечал он,- уйду тогда в горы». В Трегуляевском монастыре Самуил сходится с другим монахом, Филаретом, и тот рассказывает: теперь над нами царствует не наш государь, царь Петр Алексеевич, а Лефортов сын; царь Алексей Михайлович говорил жене своей: если сына не родишь, то разлюблю тебя; она родила дочь, а у Лефорта в это время родился сын; царица из страха и разменялась. Приехал в Трегуляевский монастырь дядя Самуила, монах Никодим из мигулинского Троицкого монастыря, инквизитор; племянник рассказал ему о своих сомнениях относительно антихриста. «Нет, не антихрист,- отвечал дядя,- а разве предтеча». С другой стороны шел слух, что нижегородские раскольники называют антихристом архиерея своего, Питирима, за его преследование старой веры. Скоро потом забрали всех монахов Трегуляевского монастыря в Воронеж по какому-то делу; там Самуил написал письмо, что Петр - антихрист, и подбросил на неизвестный двор. Монахов отпустили; на дороге из Воронежа, в селе Избердее, Самуил встретился с сыном боярским Лежневым, который говорил: «Носится слух, что наш государь пошел в Стекольню и там его посадили в заточенье, а это не наш государь». А Самуил думал: антихрист! Пришел указ не читать книгу Ефремову и соборник, пришел духовный регламент; явно, что царствует антихрист, отводит от монашества, надобно бежать в пустыню! Самуил бежал, но его поймали, отослали снова в Трегуляевский монастырь и посадили на цепь. Сидя на цепи, он тосковал, что царствует антихрист, не хотел кланяться игумену: как мне ему кланяться? Он слуга антихристов. Наконец Самуилу удалось уйти в степь, а оттуда пробраться к козакам, и где найдет какого бурлака, простого человека, внушает, что царствует антихрист; нашел попа, который на ектениях поминал вместо императора «имперетерь» и объяснял: «имперетерь», потому что людей перетерли. В это время в Самуиле благодаря его впечатлительной натуре произошла перемена: попались ему в руки книги, распространявшиеся правительством против раскола, сомнения его рассеялись, и он, возвратясь в свой монастырь, начал проповедовать православие. Но тут новое искушение: его взяли из Трегуляевского монастыря и отвезли в московский Богоявленский, откуда он должен был посещать училище. Самуил был не прочь почитать книги и подумать над прочитанным, но в летах уже не детских учиться грамматике было ему тяжело; не явится на урок - ждут плети от префекта. Он снова стал раздражаться против нового порядка и его виновника, хотя уже и не считал его более антихристом. А тут еще сильное искушение: пришло известие, что жена вышла замуж за другого; с одной стороны, мысль, что она совершила, по апостолу, прелюбодеяние по его вине, но кто виноват в этой вине? Тот же Петр, потому что и жена хотела постричься, но ей не велели; с другой стороны, ревность: Самуил не мог быть равнодушен при мысли, что жена его принадлежит другому. А товарищ монах Петр все бранит духовный регламент, все поджигает этою бранью Самуила; наконец тот не вытерпел и начал писать на бумажках ругательства против императора. Одну такую бумажку нашли, и Самуила взяли в Тайную канцелярию; он оправдывался, что писал не для того, чтоб распространять в народе, а для покою в совести, но ему не верили и казнили смертью.

Случаи самосожжения повторялись: узнали, что в Ишимской волости находятся раскольники, и туда отправился полковник Парфеньев для увещания и обращения, а если не обратятся, то для взятия двойного оклада; но раскольники в двух пустынях сами себя сожгли.Спокойно держали себя выговцы; с ними случилось любопытное происшествие: подьячий Саблин подделал указ, уполномочивавший его взять деньги с Выговской пустыни; но там были люди опытные, распознали, что указ фальшивый, и представили Саблина на Петровские заводы.

Такие явления встречались между раскольниками, державшимися, по их словам, старой веры, т. е. старых книг; но мы видели уже другие явления - ереси. Знаменитый еретик лекарь Дмитрий Тверитинов раскаялся в своем заточении и в 1722 году просил, чтоб ему дали духовника; но то направление ереси, какое мы видели у него, не ослабевало. В 1724 году ходил какой-то Алексей Попов и учил: доведется молиться на небо духом и истиною, таковых поклонников бог принимает, а иконам поклоняться не достоит: иконы - дело рук человеческих; в Москве явился человек многолетний - не Иоанн ли Богослов явился? В последнем времени явятся Иоанн Богослов, и Илия, и Енох; как император ходил в низовый поход, сказывают, что в полках явился великим возрастом человек и называли его богатырем - не Енох ли явился? В следующем году был сыскан в Астрахани еретик Артемий Иванов, который говорил, что сын божий на кресте распят не был, но был вместо его пророк Евсевий, называл иконы идолами, поклоняющихся им - идолопоклонниками, церковь - вертепом разбойников и таинства церкви уничтожал.

Раскол, отпадение от церкви имел и у нас, в России, такие же последствия, как и в других странах. Раз высвободившись от авторитета церкви, раскольники разделились на многоразличные толки, и это разделение, усиливаясь с течением времени все более и более, не знало границ. Протестантского влияния отрицать нельзя: оно явственно, например, в Тверитинове; но и без протестантского влияния дело шло дальше и дальше известным покатым путем. Смута, множество толков, невозможность добраться до истины посредством людей усиливали стремление ограничиваться одним св. писанием, но и писание толковалось различно; чтоб уйти от этих толков, начали стремиться войти в непосредственное сношение с духовным миром, с божеством, начали с того, что стали ждать появления людей, долженствующих быть вестниками великого переворота, который уничтожит смуту и водворит царство истины; вместе с появлением антихриста ждали появления Иоанна Богослова, Еноха, Илии; кончили тем, что стали приводить себя в напряженное, неестественное состояние, думая, что в этом состоянии отрешаются от земного и получают наитие свыше, дар пророчества; в мужчинах, наиболее способных к этим упражнениям, стали видеть христов, в женщинах - богородиц; еще один шаг - и Христос исторический исчезал, и каждый посредством известных упражнений, приводящих в восторженное состояние, мог стать Христом. Средства приводить себя в такое восторженное состояние с религиозной целью одинаковы во все времена, у всех народов, у шаманов и дервишей, у финских волхвов, о которых рассказывает древняя русская летопись, у трясущихся мужиков и баб, о которых упоминается в Стоглаве, и в западноевропейских сектах. Производить крайние русские секты XVIII века, и теперь существующие, развившиеся из религиозного движения XVII века, которое мы называем расколом, производить их от старинных богомилов точно так же ошибочно, как производить их от квакеров, и точно так же будет натяжкою производить западных альбигойцев от тех же богомилов. Но мы возвратимся к этому предмету, когда надобно будет описывать вскрытие означенных сект перед правительством и обществом.

Борясь с расколом, Синод не упускал из внимания протестантов и католиков. Так, он прислал ведение в Сенат по поводу доношений Иоакима, епископа астраханского, который писал, что в 1718 году приехал в Астрахань через Персию римской веры патер Антоний, который в 1721 году построил близ православной церкви кирху с главою и крестом; спрошенный епископом, отвечал, что построил церковь по приказу губернатора Волынского; в 720 году лютеранский пастор Яган Сикилис построил близ православной церкви свою церковь и поставил на ней четвероконечный крест, а в 721 году от живого мужа жену православной веры обвенчал с драгуном лютеранской веры; следовало по этому делу допросить пастора, но нельзя ничего сделать из страха перед губернатором Волынским, который запретил духовного приказа судье делать что-либо без его повеления. Синод в своем ведении изъявил желание, чтоб впредь Волынский в духовные дела не вступался. Сенат послал Волынскому указ не вступаться в духовные дела и потребовал ответа по обвинениям. В конце 1723 года издан был любопытный указ, чтоб католики, живущие в Петербурге, требовали пасторов только из французов: предпочтение, оказанное галликанской церкви, как более свободно относящейся к папе, понятно; кроме того, побуждением могли служить и дружественные отношения к Франции.

Вместе с уничтожением раскола обязанностью Синода было по духовному регламенту уничтожение суеверий. Как везде, так и тут преобразователь хотел действовать объяснениями и наставлениями. Из дома секретаря Монастырского приказа Макара Беляева был взят в Синод серебряный ковчег с изображением мученика Христофора; в ковчеге хранились мощи, которые по освидетельствовании оказались слоновою костью. Император велел перелить ковчег в какой-нибудь церковный сосуд, а слоновую кость положить в синодальную кунст-камеру и написать на нее трактат с таким объявлением, что прежде, когда духовных инквизиций не было, употреблялись такие и тому подобные суперстиции (суеверия), которые и от приходящих в Россию греков производились, что ныне синодальным тщанием уже истребляется. В 1723 году св. Синод приговорил: сочинить увещание с таким рассуждением, что годового артуса и богоявленской воды хранение для благочестия не нужно, ибо благословенные хлебы можно получать на каждой литургии и вода освящается часто; в строении золотых и серебряных на иконы окладов, подсвечников и лампад особенного славе божией и благочестию приплода никакого нет, а вместо этих незавещанных, но самопроизвольных строений из монастырской и церковной казны должно усердное иметь попечение о строении странноприимниц. Велено было отобрать в церковную казну привески у образов и употреблять их на церковные потребности. Часовни были разоряемы, крестные ходы отменены. Излишняя ревность возбуждала ропот в людях и несуеверных, боявшихся переступления должных границ в стремлении очищать общество от суеверий. Сенат счел своею обязанностию вмешаться в дело в отсутствие государя. В июле 1722 года господа Сенат призвали синодального обер-секретаря и говорили ему, что от разоренных часовен разбросаны кресты и главы и валяются без призору, отчего происходит большой соблазн; также и крестных ходов отменять не следует; если синодальным персонам ходить самим нет времени, то можно определить кого-нибудь из свободных.

Мера преследования юродивых могла найти полное оправдание в следующем случае. В 1723 году по доношению коломенского инквизитора в Синод был представлен юродивый Василий Босой. Выслушав расспросные речи, Синод приговорил отослать его в Юстиц-коллегию, ибо юродивый показал, что юродствовал притворно, в городе Белёве убил священника за то, что тот не хотел его исповедовать; в Орле столкнул с моста младенца за то, что тот дразнил его; в вотчине Ромодановских, в селе Просвирякове, волшебством разлучил крестьянина с женою; ходя по селам, девичья полу людей волшебством превратил на растление человек с двадцать; будучи в Калуге, волшебству научил десять человек; чтоб не чувствовать холода, ходя зимою в одной рубашке, босиком, весною рвал малую крапиву, потом в горшке без воды выжимал сок и мазался, учил двоеперстному сложению. Демонов имел у себя в услужении; водяным демонам давал всякий скот по их требованию: когда погонят скот поить, и в то время отдавал им в воду, а воздушные бесы ему безо всякого прекословия послушны, не уговариваясь, тогда как водяные без уговору, без подачки ничего не делают, а главный над всеми бесами - сатана Миха; из Калуги в Киев он, юродивый, был принесен демонскою силою в семь часов.

Подобные явления могли ослабляться возможным распространением религиозно-нравственного просвещения в народе. Мы видели, что по духовному регламенту возлагалась на Синод обязанность сочинить три необходимые для народа книги. Феофан Прокопович сочинил букварь, вышедший под заглавием «Первое учение отроком». В предисловии говорится: «Понеже мнози, у нас чин отеческий имущии, и сами мало что знают о законе божии, настала нужда общая сочинить книжицу с толкованием десятословия законного, от бога преданного; но и сие еще немного пользовало, ибо в России были таковые книжицы, но понеже славянским высоким диалектом, а не просторечием написаны, того ради лишалися доселе отроцы подобающего себе воспитания. Видя убо толикую в народе своем тщету, всероссийский монарх, император и государь наш всемилостивейший Петр Великий и, яко отец Отечества, поболев сердцем о таком несчастии подданных своих, начал прилежно рассуждать, как уставить в России действительное и необходимое правило отроческого воспитания. И вдохнул ему бог по его желанию таковой премудрый совет повелеть сочинити книжицу с ясным толкованием закона божия, и символа веры, и молитвы господней, и девяти блаженств и напечатать оную с букварем, дабы отроцы, читать учащиеся по буквах и слогах, во утверждение чтения своего не псалмов и молитв, но сего толкования училися. А по сем уже, в вере и законе божии наставленни, могли бы с пользою учить псалмы и молитвы. И се повелением его императорского величества и напечатана таковая книжица, по которой учимии отроцы могут познати волю божию и страха господня от младых ногтей научитися». Сохранилась маленькая собственноручная записка Петра: «Чтоб мужикам сделать какой маленькой регул и читать по церквам для вразумления». В феврале 1723 года Синод распорядился: вместо прежнего чтения книг Ефрема Сирина, соборника, и других читать в великий пост по церквам буквари с толкованием заповедей божиих, распределя их умеренно, чтоб приходящие в церковь и готовящиеся к исповеди и причастию св. таин, слыша заповеди божии и толкования их и осмотрясь в своей совести, лучше могли к истинному покаянию себя приготовить. В апреле 1724 года Петр прислал в Синод указ: «Святейший Синод! Понеже разговорами я давно побуждал, а ныне письменно, дабы краткие поучения людям сделать (понеже ученых проповедников зело мало имеем), также сделать книгу, где б изъяснить, что непременный закон божий, и что советы, и что предания отеческие, и что вещи средние, и что только для чину и обряду сделано, и что непременное, и что по времени и случаю переменилось, дабы знать могли, что в каковой силе иметь. О первых кажется мне, что просто написать тако, чтоб и поселянин знал, или на два: поселянам простые, а в городах покрасивее для сладости слышащих, как вам удобнее покажется, в которых бы наставления, что есть прямой путь спасения, истолкован был, а особливо веру, надежду и любовь (ибо о первой и последней зело мало знают и не прямо что знают, а о середней и не слыхали); понеже всю надежду кладут на пение церковное, пост и поклоны и прочее тому подобное, в них же строение церквей, свечи и ладан. О страдании Христовом толкуют только за один первородный грех, а спасение делами своими получать, как выше писано». Еще прежде Петр велел собрать римский, лютеранский и кальвинский катехизисы и прочие церковных действ книги и, переведши на славянский язык, для знания и ведения напечатать. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история