Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

Время Николая I (1825—1855)

14-е декабря 1825 г. Принесение присяги новому государю было назначено на понедельник 14 декабря, накануне же вечером предполагалось заседание Государственного совета, в котором император Николай желал лично изъяснить обстоятельства своего воцарения в присутствии младшего брата Михаила, "личнаго свидетеля и вестника от цесаревича Константина". Дело немного затягивали потому, что Михаил Павлович находился тогда на пути из Варшавы в Петербург и мог вернуться в Петербург только вечером 13 декабря. Но так как он опоздал, то заседание Государственного совета состоялось без него, в полночь с 13-го на 14-е декабря, а утром 14-го, также еще до приезда Михаила, принесена была присяга начальниками гвардейских войск, и затем эти начальники отправились в свои части приводить к присяге солдат. В церквах в то же время читался народу манифест о вступлении на престол императора Николая.

Новый государь не с полным спокойствием ждал конца присяги. Еще 12 декабря узнал он по донесению, присланному из Таганрога, о существовании заговора, или заговоров, а 13-го у него уже могли быть сведения и о том, что в самом Петербурге готовится движение против него. Петербургский военный генерал-губернатор граф Милорадович на все вопросы по этому делу отвечал успокоительно: но он не имел о заговоре правильного понятия и не считал нужным принять принудительные меры, несмотря на то, что 13-го обнаружились кое-какие признаки агитации в полках. Первый беспорядок 14 декабря произошел в конной артиллерии, где офицеры и солдаты желали видеть у присяги великого князя Михаила Павловича. В городе знали, что он не присягал до того дня никому, и удивлялись его отсутствию в такую важную минуту. В это время Михаил уже приехал в Петербург; не медля он явился в артиллерийские казармы и успокоил смутившихся. Но затем пришла во дворец весть, что части гвардейских Московского и Гренадерского полков не присягнули и, увлеченные некоторыми офицерами, после насилий над начальниками, вышли из казарм и сгруппировались в две толпы на Сенатской площади близ памятника Петру Великому. К ним пристали матросы гвардейского экипажа и уличная публика. Среди собравшихся раздавалось "ура Константину Павловичу!". Против возмутившихся были поставлены со всех сторон гвардейские войска, и сам император Николай приехал на Сенатскую площадь. Попытки увещания не привели ни к чему: успокаивавший мятежников граф Милорадович был убит выстрелом из пистолета. Натиск на мятежников конной гвардии не удался: толпа устояла против скользивших по гололедице лошадей и стрельбой из ружей отбила атаку. Тогда прибегли к пушкам; несколько картечных выстрелов из орудий, стоявших у Адмиралтейства, рассеяли толпу, и она побежала по Галерной улице и вдоль Невы. Оставалось искать виновных.

В сущности, происшедший уличный беспорядок не был серьезным бунтом. Он не имел никакого плана и общего руководства, не имел и военной силы. Весь день толпа провела в бездействии и рассыпалась от первой картечи. Внешнее значение этого эпизода так и было понято императором Николаем, по словам которого бунтовавшие роты "впали в заблуждение". Но важность происшедшего 14 декабря мятежа состояла в том, что он был внешним выражением скрытого политического движения, которое выразилось и другими подобными же признаками, вроде мятежа в Черниговском полку на юге. Руководители этого движения были обнаружены и задержаны очень скоро после 14 декабря. К лету 1826 г. заговор был уже изучен, и виновные, в числе до 120 человек, были преданы особому верховному суду, в состав которого были введены "государственные сословия": Государственный совет, Сенат и Синод. По приговору суда, смягченному несколько императором Николаем, пять виновных были преданы смертной казни, остальные были сосланы в каторжные работы и на поселение в Сибирь. Так закончилось "дело декабристов", послужившее прологом к царствованию императора Николая I.

Это дело было самой существенной частностью в той обстановке, в какой совершилось воцарение Николая; оно всего более определило настроение новой власти и направление ее деятельности. Новая власть вступила в жизнь не совсем гладко, под угрозой переворота и "ценой крови своих подданных" ("au prix du sang de mes sujets", как выразился император Николай). Попытка переворота исходила из той же дворянской среды, которая в XVIII в. не раз делала подобные попытки, а орудием переворота избрана была та же гвардия, которая в XVIII столетии не раз служила подобным орудием. В XVIII в. перевороты иногда удавались, и создаваемая ими власть получала тот или иной характер, то или иное направление в зависимости от условий минуты. Теперь, в 1825 г., попытка переворота не удалась, но тем не менее она оказала влияние на новую власть. Не только самое существование заговора и мятеж, но и планы заговорщиков, их идеи и проекты, обнаруженные следствием, дали толчок правительственной мысли. Император Николай и его советники сделали из 14 декабря два вывода. Из них один, более широкий, можно назвать политическим; другой, более узкий, — административным.

Изучая оппозиционное движение, бывшее для многих совершенной неожиданностью, император Николай неизбежно должен был заметить, что оно направлялось не только против реакционного настроения последнего десятилетия жизни императора Александра, но и против общих основ русского правопорядка, построенного на крепостном праве. Крестьянский вопрос был одним из существенных пунктов в освободительных мечтаниях декабристов, и освобождение крестьян связывалось в их проектах с другими не менее существенными реформами общественной жизни и общественного устройства. Проекты декабристов получили особенное значение в глазах новою государя потому, что они не стояли уединенно: многое из того, что говорили привлеченные к следствию заговорщики, говорилось не только в замкнутых кружках тайных обществ, но и в широком кругу не причастных к заговору лиц. Французский посол Лаферроне, беседовавший о декабристах с самим имп. Николаем, думал, что в оппозиции состоит все высшее русское общество. "Главная беда в том, — писал он, — что люди самые благоразумные, те, кто с ужасом и отвращением взирали на совершившиеся события (14 декабря), думают и говорят, что преобразования необходимы, что нужен свод законов, что следует совершенно видоизменить и основания, и формы отправления правосудия, оградить крестьян от невыносимого произвола помещиков, что опасно пребывать в неподвижности и необходимо, хотя бы издали, но идти за веком и немедленно готовиться к еще более решительным переменам". Если бы мы и решились признать такой взгляд излишне пессимистичным и пугливым, мы все-таки должны помнить, что он отражает настроение самого императора Николая и потому имеет для нас большую важность. Он показывает, что сам Николай считал реформы (и в том же числе крестьянскую) назревшим делом, которого желало общество. Но вопрос о реформах имел не одну оппозиционную генеалогию: император знал, что его брат и предместник мечтал о реформах и был сознательным противником крепостного права на крестьян, а отец своей мерой о барщине положил начало новому направлению правительственных мероприятий в крестьянском вопросе. Поэтому реформы вообще, и крестьянская в частности, становились в глазах императора Николая правительственной традицией. Настоятельная их необходимость делалась для него очевидной потребностью самой власти, а не только уступкой оппозиционному движению различных кружков. Именно мысль о необходимости реформ была первым (как мы его называли, политическим) выводом, какой был сделан императором Николаем из тревожных обстоятельств воцарения.

Второй вывод был специальнее. Не было тайной, что заговор декабристов явился новым проявлением старой шляхетской привычки мешаться в политику. Изменились с XVIII в. общественные условия и строй понятий; в зависимости от этого получила новый вид организация и внутренний характер движения декабристов. Вместо сплошной дворянской массы XVIII в. гвардейское солдатство стало в XIX в. разночинным; но офицерство, втянутое в движение, было по-прежнему сплошь дворянским, и оно думало в своих видах руководить гвардейской казармой. Вместо прежних династических и случайных целей того или иного движения декабристы под видом вопроса о престолонаследии преследовали цели общего переворота. Но от этого не менялся общий смысл факта: представители сословия, достигшего исключительных сословных льгот, теперь проявили стремление к достижению политических прав. Если раньше императоры Павел и Александр высказывались против дворянского преобладания, созданного в русском обществе законами Екатерины, то теперь, в 1825 г., власть должна была чувствовать прямую необходимость эмансипироваться от этого преобладания. Шляхетство, превратившееся в дворянство, переставало быть надежной и удобной опорой власти, потому что в значительной части ушло в оппозицию; надобно, значит, искать иной опоры. Таков второй вывод, сделанный императором Николаем из обстоятельств воцарения.

Под влиянием этих двух выводов и определились отличительные черты нового правительства. Подавив оппозицию, желавшую реформ, правительство само стремилось к реформам и порвало с внутренней реакцией последних лет императора Александра. Став независимо от заподозренной дворянской среды, правительство пыталось создать себе опору в бюрократии и желало ограничить исключительность дворянских привилегий. Таковы исходные пункты внутренней политики императора Николая, объясняющие нам все ее свойства. Если мы примем еще во внимание личные особенности самого императора, свежего и бодрого человека, серьезно смотревшего на свой жребий, но не подготовленного к власти и не введенного своевременно в дела, то поймем, что новое правительство, при определенном направлении своем и большой энергии, вступало во власть без той широты юных замыслов, которая придавала такое обаяние первым дням власти Александра I. Кроме того, встреченное на первых же порах попыткой декабристов и ответившее на нее репрессией, новое правительство получило в общем сознании, как своем, так и чужом, характер охранительный, несмотря на то, что было готово на реформы.

Внутренние дела времени императора Николая I. С первых же месяцев царствования император Николай поставил на очередь вопрос о реформах. Он устранил отдел знаменитого Аракчеева и явил полное свое равнодушие к мистицизму и религиозному экстазу. Настроение при дворе резко изменилось по сравнению с последними годами Александрова царствования. К деятельности были призваны иные люди. Снова получил большое значение Сперанский; во главе Государственного совета был поставлен Кочубей, сотрудник императора Александра в годы его юности; стали на виду и другие деятели первой половины царствования Александра. Решимость императора Николая начать реформы сказывалась не только в речах его, но и в мероприятиях. Одновременно с отдельными мерами в разных отраслях управления был в конце 1826 г. учрежден под председательством Кочубея особый секретный комитет (известный под названием "Комитет 6-го декабря 1826 г.") для разбора бумаг императора Александра и вообще "для пересмотра государственного управления". Работая в течение нескольких лет, этот комитет выработал проекты преобразования как центральных, так и губернских учреждений, а кроме того, приготовил обширный проект нового закона о сословиях, в котором предполагалось, между прочим, улучшение быта крепостных. Из трудов комитета многое осталось без дальнейшего движения. Закон о сословиях был внесен в Государственный совет и им одобрен, но не был обнародован вследствие того, что революционные движения 1830 г. на Западе внушили страх перед всякой реформой. С течением времени лишь некоторые меры из проектов "Комитета 6-го декабря 1826 г." были осуществлены в виде отдельных законов. Но в целом труды комитета остались без всякого успеха, и реформа, проектированная им, не удалась.

Пока комитет обсуждал общий план необходимых преобразований, правительство принимало целый ряд практических мер для улучшения разных отраслей администрации и для упорядочения государственной жизни. Из таких мер наиболее замечательны: 1) устройство отделений "собственной Его Величества канцелярии"; 2) издание "Свода законов"; 3) уничтожение ассигнаций; 4) меры для улучшения быта крестьян и 5) меры в области народного просвещения.

1. Собственная Его Величества канцелярия существовала и до императора Николая, но не играла заметной роли в управлении государством, служа личной канцелярией государя по делам, которые он брал в свое личное ведение. При императоре Николае в личное ведение государя взято было столько дел, что маленькая канцелярия очень разрослась и была поделена на отделения. Первое отделение канцелярии продолжало заведовать теми делами, которые раньше составляли ее предмет, т. е. исполняло личные повеления и поручения государя, представляло государю поступающие на его имя бумаги и объявляло по ним его решения. Второе отделение было образовано (в 1826 г.) с целью привести в порядок русское законодательство, давно нуждавшееся в упорядочении. Третье отделение канцелярии (также с 1826 г.) должно было ведать высшую полицию в государстве и следить за законностью и порядком в управлении и общественной жизни. Чины этого отделения должны были "наблюдать, чтобы спокойствие и права граждан не могли быть нарушены чьею-либо личной властью, или преобладанием сильных или пагубным направлением людей злоумышленных". Но вскоре надзор за законностью вообще перешел в надзор за политическим настроением общества, и "третье отделение" заменило собой те тайные канцелярии по политическим делам, которые существовали в XVIII в. Четвертое отделение было основано после кончины императрицы Марии Федоровны (1828). Оно заменило собой канцелярию государыни по управлению теми образовательными и благотворительными учреждениями, которые император Павел по вступлении своем на престол (1796) передал в ведение своей супруги. Совокупность этих заведений (институтов, училищ, приютов, богаделен и больниц) впоследствии получила наименование "ведомства учреждений императрицы Марии" в память основательницы этого ведомства. Наконец, при императоре Николае кроме четырех постоянных отделений его канцелярии бывали еще временные. Николай все свое царствование держался обычая брать в свое непосредственное управление те дела, успех которых его особенно интересовал. Поэтому канцелярия императора Николая в государственном управлении всегда играла громадную роль.

2. Мы знаем, что в XVIII столетии попытки привести в порядок действующее законодательство не удавались. Не увенчались успехом и позднейшие законодательные работы Сперанского. Тотчас по воцарении император Николай обратил особое внимание на беспорядок в законах и поручил второму отделению своей канцелярии дело кодификации. Составление законодательного кодекса было вверено и на этот раз М. М. Сперанскому, который сумел постепенно приобрести полное доверие и привязанность Николая. Сперанский повел дело таким образом, что сначала собрал все законы, изданные с 1649 г., т. е. со времени Уложения, а затем из этого собрания законодательного материала составил систематический свод действующих законов. Такой способ работы был указан самим императором Николаем, который не желал "сочинения новых законов", а велел "собрать вполне и привести в порядок те, которые уже существуют". В 1883 г. труд Сперанского был закончен. Было отпечатано два издания: во-первых, "Полное собрание законов Российской империи" и, во-вторых, "Свод законов Российской империи". Полное собрание заключало в себе все старые законы и указы, начиная с уложения 1649 г. и до воцарения императора Николая. Они были расположены в хронологическом порядке и заняли 45 больших томов <<* Законы, данные в царствование Николая I и Александра II (1825—1881), также были впоследствии напечатаны в хронологическом порядке и составили второе "Полное собрание законов" (в 57 книгах). Законы, изданные с 1881 г., печатаются ежегодно в третьем "Полном собрании законов".>>. Из этих законов и указов было извлечено все то, что еще не утратило силы действующего закона и годилось для будущего свода. Извлеченный законодательный материал был распределен по содержанию в известной системе ("Основные государственные законы", "Учреждения"; "Законы о состояниях"; "Законы гражданские" и т. п.). Эти-то законы и были напечатаны в систематическом порядке в 15-ти томах под названием "Свода законов".

Так было завершено крупное и трудное дело составления кодекса. Оно удалось благодаря исключительным способностям и энергии Сперанского, а также благодаря упрощенному плану работы. Собрать и систематизировать старый русский законодательный материал было, конечно, легче и проще, чем заимствовать материал чуждый и согласовывать его с потребностями и нравами русского общества или же "сочинять новое уложение" на отвлеченных, еще не испытанных жизнью, принципах. Однако и более простой прием, принятый при императоре Николае, удался так блестяще лишь потому, что во главе дела был поставлен такой талантливый и усердный человек, как Сперанский. Понимая все трудности кодификации, Сперанский не удовольствовался тем, что было им сделано для составления Свода: он предложил план устройства постоянных работ над исправлением и дополнением Свода в будущем. По этому плану "второе отделение" (превратившееся в одно из отделений государственной канцелярии) непрерывно следит за движением законодательства и постоянно вносит дополнения и изменения в Свод; когда текст какого-либо тома Свода существенно изменится от подобных дополнений и изменений, то его печатают новым "изданием" в отмену старых, и таким образом состав Свода постепенно обновляется в уровень с движением законодательства.

3. Император Николай наследовал от времени Александра большое расстройство финансовых дел. Борьба с Наполеоном и действие континентальной системы окончательно потрясли государственное хозяйство России. Усиленные выпуски ассигнаций были тогда единственным средством покрывать дефициты, из года в год угнетавшие бюджет. В течение десяти лет (1807—1816) было выпущено в обращение более 500 млн. руб. бумажных денег. Не мудрено, что курс бумажного рубля за это время чрезвычайно упал: с 54 коп. он дошел до 20 коп. на серебро и только к концу царствования Александра поднялся до 25 коп. Так и укрепился обычай вести двоякий счет деньгам: на серебро и ассигнации, причем один серебряный рубль стоил приблизительно 4 ассигнационных. Это вело ко многим неудобствам. При расчетах продавцы и покупатели обыкновенно условливались, какими деньгами (монетою или бумажками) произвести платеж; при этом они расценивали самые деньги, и более ловкий из них обманывал или прижимал менее догадливого. Так, например, в 1820 г. в Москве рубль крупным серебром ценили в 4 рубля ассигнациями; рубль мелким серебром — в 4 руб. 20 коп. ассигнациями, а за рубль медью давали на ассигнации 1 руб. 08 коп. При такой путанице люди бедные и мало понимавшие в расчетах несли убытки при каждой сделке и покупке. В государстве не существовало устойчивого курса ассигнаций; само правительство не могло установить его и сладить с произвольной расценкой денег (с "простонародным лажем"). Истинным злом для народного рынка был этот "простонародный лаж", произвольная оценка денежных знаков при торговых сделках. Крестьянин, продавая на рынке, например, сено, получал за него ассигнациями по 3 руб. 35 коп. за серебряный рубль; а покупая себе тут же, на рынке, например, сукно, платил за него в лавке ассигнациями по 3 руб. 60 коп. за серебряный рубль; иначе говоря, получив ассигнационный рубль за 30 коп., он должен был отдать его за 28 коп. Казна же держала на ассигнации свой курс и при приеме оттого же крестьянина казенных платежей считала ассигнационный рубль в 29 примерно коп. Таким образом, в один и тот же день, в одном и том же месте приходилось считаться с трояким курсом бумажных денег. Попытки правительства уменьшить количество ассигнаций не привели к хорошему результату. В последние годы Александра было уничтожено много ассигнаций (на 240 млн. руб.), но их осталось еще на 600 млн., и ценность их нисколько не поднялась. Надобны были иные меры.

Министром финансов при императоре Николае был ученый-финансист генерал Е. Ф. Канкрин, известный своей бережливостью и умелой распорядительностью. Ему удалось составить в государственном казначействе значительный запас золота и серебра, с которым можно было решиться на уничтожение обесцененных ассигнаций и на замену их новыми денежными знаками. Помимо случайных благоприятных обстоятельств (большая добыча золота и серебра), образованию металлического запаса помогли выпущенные Канкриным "депозитные билеты" и "серии". Особая депозитная касса принимала от частных лиц золото и серебро в монете и слитках и выдавала вкладчикам сохранные расписки, "депозитные билеты", которые могли ходить как деньги и разменивались на серебро рубль на рубль. Соединяя все удобства бумажных денег с достоинствами металлических, депозиты имели большой успех и привлекли в депозитную кассу много золота и серебра. Такой же успех имели и "серии", т. е. билеты государственного казначейства, приносившие владельцу небольшой процент и ходившие как деньги с беспрепятственным разменом на серебро. Депозитки и серии доставляли казне ценный металлический фонд, в то же время приучали публику к новым видам бумажных денежных знаков, имевших одинаковую ценность с серебряной монетой.

Меры, необходимые для уничтожения ассигнаций, составили предмет долгого обсуждения, в котором деятельное участие принимал, между прочим, Сперанский. Было решено (1839) объявить монетной единицей серебряный рубль и считать его "законною мерою всех обращающихся в государстве денег". По отношению к этому рублю был узаконен постоянный и обязательный для всех курс ассигнаций по расчету 350 руб. ассигнациями за 100 руб. серебром. (Таким образом была совершена "девальвация", т. е. узаконение пониженного курса бумажных денег). А затем (1843) был произведен выкуп по этому курсу в казну всех ассигнаций с обменом их на серебряную монету или же на новые "кредитные билеты", которые разменивались на серебро уже рубль за рубль. Металлический запас и был необходим для того, чтобы произвести этот выкуп ассигнаций и чтобы иметь возможность поддержать размен новых кредитных билетов. С уничтожением ассигнаций денежное обращение в государстве пришло в порядок: в употреблении была серебряная и золотая монета и равноценные этой монете бумажные деньги.

4. Начиная со времени императора Павла, правительство обнаруживало явное стремление к улучшению быта крепостных крестьян. При императоре Александре I, как мы знаем, был дан закон о свободных хлебопашцах, в котором как бы намечался путь к постепенному и полюбовному освобождению крестьян от власти их владельцев. Однако этим законом помещики не воспользовались почти вовсе, и крепостное право продолжало существовать, несмотря на то, что возбуждало против себя негодование прогрессивной части дворянства. Вступая на престол, император Николай знал, что перед ним стоит задача разрешить крестьянский вопрос и что крепостное право в принципе осуждено как его державными предшественниками, так и его противниками — декабристами. Настоятельность мер для улучшения быта крестьян не отрицалась никем. Но по-прежнему существовал страх перед опасностью внезапного освобождения миллионов рабов. Поэтому, опасаясь общественных потрясений и взрыва страстей освобождаемой массы, Николай твердо стоял на мысли освобождать постепенно и подготовил освобождение секретно, скрывая от общества подготовку реформы.

Обсуждение мер, касающихся крестьян, производилось при Николае в секретных комитетах, не один раз для этой цели образуемых. Началось оно в секретном "Комитете 6-го декабря 1826 г." и коснулось как государственных крестьян, так и крестьян владельческих. В отношении государственных крестьян были выработаны более существенные и удачные меры, чем в отношении крепостных. Положение первых было улучшено более, чем положение вторых.

В составе класса государственных крестьян были прежние "черносошные" крестьяне, населявшие государевы черные земли; далее — крестьяне "экономические", бывшие на церковных землях, секуляризованных государством; затем — однодворцы и прочие "ландмилицкие" люди, т. е. потомки того мелкого служилого люда, который когда-то заселял южную границу Московского государства. Разнородные группы казенного крестьянства были на разной степени благосостояния и имели различное внутреннее устройство. Предоставленные местной администрации (казенным палатам и нижним земским судам), казенные крестьяне были нередко угнетаемы и разоряемы. В "Комитете 6-го декабря 1826 г." Сперанский заговорил о необходимости "лучшего хозяйственного управления для крестьян казенных" и высказал мнение, что такое управление "послужило бы образцом для частных владельцев". Мысль Сперанского встретила одобрение государя, который привлек к этому делу графа П. Д. Киселева. Это был один из образованных русских людей, сделавших походы 1812—1814 гг. и видевших европейские порядки. Приближенный императором Александром, Киселев еще в его время интересовался крестьянским делом и представил государю проект уничтожения крепостного права. Как знаток крестьянского вопроса он обратил на себя внимание императора Николая и приобрел его доверие. Киселеву было поручено все дело о казенных крестьянах. Под его управлением временно возникло (1836) пятое отделение собственной Его Величества канцелярии для лучшего устройства управления государственными имуществами вообще и для улучшения быта казенных крестьян. Это пятое отделение скоро было преобразовано в Министерство государственных имуществ (1837), которому и вверено было попечительство над казенными крестьянами. Под влиянием Министерства государственных имуществ в губерниях стали действовать "палаты" (теперь "управления") государственных имуществ. Они заведовали казенными землями, лесами и прочими имуществами; они же наблюдали и над государственными крестьянами. Эти крестьяне были устроены в особые сельские общества (которых оказалось почти 6000); из нескольких таких сельских обществ составлялась волость. Как сельские общества, так и волости пользовались самоуправлением, имели свои "сходы", избирали для управления волостными и сельскими делами "голов" и "старшин", а для суда (волостной и сельской "расправы") — особых судей. Так было устроено, по мысли Киселева, самоуправление казенных крестьян; впоследствии оно послужило образцом и для крестьян частновладельческих при освобождении их от крепостной зависимости. Но заботами о самоуправлении крестьян Киселев не ограничился. При его долгом управлении министерство государственных имуществ провело ряд мер для улучшения хозяйственного быта подчиненного ему крестьянства: крестьян учили лучшим способам хозяйства, обеспечивали зерном в неурожайные годы; малоземельных наделяли землей; заводили школы; давали податные льготы и т. д. Деятельность Киселева составляет одну из светлых страниц царствования императора Николая. Довольный Киселевым, Николай шутливо называл его своим "начальником штаба по крестьянской части".

В отношении крепостных крестьян сделано было меньше, чем в отношении казенных. Император Николай не раз образовывал секретные комитеты для обсуждения мер к улучшению быта крепостных. В этих комитетах Сперанский и Киселев немало поработали над уяснением истории и юридической природы крепостного права и над проектами его уничтожения. Но дело не пошло далее отдельных мер, направленных на ограничение помещичьего произвола. (Была, например, запрещена продажа крестьян без земли и "с раздроблением семейств"; было стеснено право помещиков ссылать крестьян в Сибирь). Самой крупной мерой в отношении крепостного права был предложенный Киселевым закон 1842 г. об "обязанных крестьянах". По этому закону помещик получал право освобождать крестьян от крепостной зависимости, давая им земельный надел (в наследственное пользование на известных условиях, определяемых добровольным соглашением). Получая личную свободу, крестьяне оставались сидеть на владельческой земле и за пользование ею обязаны были (откуда и название "обязанных") нести повинность в пользу владельца. Закон об обязанных крестьянах был торжественно обсуждаем в Государственном совете, причем император Николай в пространной речи высказал свой взгляд на положение крестьянского дела в его время. "Нет сомнения, — говорил он, — что крепостное право в нынешнем его у нас положении есть зло, для всех ощутительное и очевидное; но прикасаться к оному теперь — было бы злом, конечно, еще более гибельным". Поэтому крестьянское освобождение государь считал делом будущего и думал, что оно должно совершиться лишь постепенно и с непременным сохранением права помещиков на их землю. В этом смысле и был дан закон 1842 г., сохранявший крестьянские наделы в вечной собственности помещиков. Однако и на таком условии помещики не стали освобождать своих крепостных, и закон об обязанных крестьянах не получил почти никакого применения в жизни.

Между тем общий ход русской жизни так влиял на всю систему крепостных хозяйств и крепостных отношений, что надобно было ждать скорого падения крепостного строя. Патриархальные формы крепостного труда уже не соответствовали изменившимся общественным условиям: крепостной труд вообще был малопроизводителен и невыгоден. Помещичьи хозяйства были почти бездоходны и впадали в задолженность, особенно в неурожайные годы, когда помещики должны были кормить своих голодных крестьян. Масса дворянских населенных имений была заложена в казенных ссудных учреждениях; считают, что к концу царствования императора Николая в залоге находилось больше половины крепостных крестьян (около 7 млн. человек из 11 млн. крепостных мужского пола). Естественным выходом из такой задолженности была окончательная уступка заложенной земли и крестьян государству, о чем и думали некоторые помещики. К экономическим затруднениям помещиков присоединялась боязнь крестьянских волнений и беспорядков. Хотя в царствование императора Николая не было бунтов, вроде пугачевского, но крестьяне волновались часто и во многих местах. Ожидание конца крепостной зависимости проникло в их массу и возбуждало ее. Вся жизнь складывалась так, что вела к ликвидации крепостного права.

5. Меры в области народного просвещения при императоре Николае I отличались двойственностью направления. С одной стороны, очевидны были заботы о распространении образования в государстве; с другой же стороны, заметен был страх перед просвещением и старания о том, чтобы оно не стало проводником революционных идей в обществе.

Заботы распространения образования выразились в учреждении весьма многих учебных заведений. Учреждались специальные учебные заведения: военные (кадетские корпуса и академии военная и морская), технические (Технологический институт и Строительное училище в Петербурге, Межевой институт в Москве); возобновлен был Главный педагогический институт для приготовления преподавателей. Все эти учебные заведения имели в виду удовлетворение практических нужд государства. Для образования общего сделано также немало. Учреждено было несколько женских институтов. Основывались пансионы с гимназическим курсом для сыновей дворян. Было улучшено положение мужских гимназий. По мысли министра народного просвещения графа С. С. Уварова, среднее образование, даваемое гимназиями, должно было составлять удел лишь высших сословий и предназначалось для детей дворян и чиновников. Оно было сделано "классическим", чтобы "основать новейшее русское образование тверже и глубже на древней образованности той нации, от которой Россия получила и святое учение веры, и первые начатки своего просвещения" (т. е. Византии). Для детей купцов и мещан предназначались уездные училища, причем правительство принимало некоторые меры к тому, чтобы лица из этих сословий не попадали в гимназии. Однако стремление к знанию настолько уже созрело в населении, что эти меры не приводили к цели. В гимназии вместе с дворянами поступали в большом числе так называемые "разночинцы", т. е. лица, уволенные из податных сословий, но не принадлежащие к дворянам потомственным или личным. Наплыв разночинцев в гимназии и университеты составлял интересное и важное явление того времени: благодаря ему состав русского образованного общества, "интеллигенции", перестал быть, как прежде, исключительно дворянским.

Опасения правительства относительно того, что учебные заведения станут распространителями вредных политических влияний, выразились в ряде стеснительных мер. За университетами должны были наблюдать попечители учебных округов. Устав университетов, выработанный (1835) графом Уваровым, давал университетам некоторые права самоуправления и свободу преподавания. Но когда на Западе в 1848 г. произошел ряд революционных движений, русские университеты подверглись чрезвычайным ограничениям и исключительному надзору. Преподавание философии было упразднено; посылка за границу молодых людей для подготовления к профессуре прекращена; число студентов ограничено для каждого университета определенным комплектом (300 человек); студентов стали обучать военной маршировке и строевым уставам. Эта последняя мера была введена и в старших классах гимназии. Министерство народного просвещения, которому была в то время подчинена цензура, чрезвычайно усилило строгости, запрещая всякую попытку в журналах, книгах и лекциях касаться политических тем. Последние годы царствования императора Николая I заслужили поэтому славу необыкновенно суровой эпохи, когда была подавлена всякая общественная жизнь и угнетены наука и литература. Малейшее подозрение в том, что какое-либо лицо утратило "непорочность мнений" и стало неблагонадежным, влекло за собой опалу и наказание без суда.

Отношение общества к деятельности императора Николая I. Знакомясь с правительственной деятельностью изучаемой эпохи, мы приходим к заключению, что первое время царствования Николая 1 было временем бодрой работы, поступательный характер которой, по сравнению с концом предшествующего царствования, очевиден. Однако позднейший наблюдатель с удивлением убеждается, что эта бодрая деятельность не привлекала к себе ни участия, ни сочувствия лучших интеллигентных сил тогдашнего общества и не создала императору Николаю I той популярности, которой пользовался в свои лучшие годы его предшественник Александр. Одну из причин этого явления можно видеть в том, что само правительство императора Николая I желало действовать независимо от общества и стремилось ограничить круг своих советников и сотрудников сферой бюрократии. На это мы уже указывали. Другая же причина сложнее. Она коренится в обстоятельствах, создавших попытку декабристов и репрессию 1825—1826 гг. Как мы видели, умственное движение, породившее заговор декабристов, имело и другие ветви. Когда одни из его участников устремились в практику, другие предались умозрению; когда одни мечтали о немедленной перемене жизненных условий, другие ограничивались критикой этих условий с точки зрения абсолютного знания и определением идеальных основ русской общественности. Настроение различных кружков было различно, и далеко не вся интеллигенция сочувствовала бурным планам декабристов. Но разгром декабристов болезненно отразился не на одном их круге, а на всей той среде, которая образовала свои взгляды и симпатии под влиянием западноевропейских идей. Единство культурного корня живо чувствовалось не только всеми ветвями данного умственного направления, но даже и самим правительством, подозрение которого направлялось далее пределов уличенной среды; а страх перед этим подозрением и отчуждение от карающей силы охватывали не только причастных к 14 декабря, но и не причастных к нему сторонников западной культуры и последователей европейской философии. Поэтому как бы хорошо ни зарекомендовала себя новая власть, как бы ни была она далека от уничтоженной ею "аракчеевщины", она все-таки оставалась для людей данного направления карающей силой. А между тем именно эти люди и стояли во главе умственного движения той эпохи. Когда они сгруппировались в два известных нам лагеря "западников" и "славянофилов", оказалось, что оба эти лагеря одинаково чужды правительственному кругу, одинаково далеки от его взглядов и работ и одинаково для него подозрительны. Неудивительно, что в таком положении очутились западники. Мы знаем, как, преклоняясь перед западной культурой, они судили русскую действительность с высоты европейской философии и политических теорий; они, конечно, находили ее отсталой и подлежащей беспощадной реформе. Труднее понять, как оказались в оппозиции славянофилы. Не один раз правительство императора Николая I (устами министра народного просвещения графа С. С. Уварова) объявляло свой лозунг: православие, самодержавие, народность. Эти же слова могли быть и лозунгом славянофилов, ибо указывали на те основы самобытного русского порядка, церковного, политического и общественного, выяснение которых составляло задачу славянофилов. Но славянофилы понимали эти основы иначе, чем представители "официальной народности". Для последних слова "православие" и "самодержавие" означали тот порядок, который существовал в современности: славянофилы же идеал православия и самодержавия видели в московской эпохе, где церковь им казалась независимой от государства носительницей соборного начала, а государство представлялось "земским", в котором принадлежала, по словам К. Аксакова, "правительству сила власти, земле — сила мнения". Современный же им строй славянофилы почитали извращенным благодаря господству бюрократизма в сфере церковной и государственной жизни. Что же касается термина "народность", то официально он означал лишь ту совокупность черт господствующего в государстве русского племени, на которой держался данный государственный порядок; славянофилы же искали черт "народного духа" во всем славянстве и полагали, что государственный строй, созданный Петром Великим, "утешает народный дух", а не выражает его. Поэтому ко всем тем, кого славянофилы подозревали в служении "официальной народности", они относились враждебно; от официальных же сфер держались очень далеко, вызывая на себя не только подозрения, но и гонение.

Таким образом установилось своеобразное отчуждение между властью и теми общественными группами, которые по широте своего образования и по сознательности патриотического чувства могли бы быть наиболее полезны для власти. Обе силы — и правительственная, и общественная — сторонились одна от другой в чувствах взаимного недоверия и непонимания и обе терпели от рокового недоразумения. Лучшие представители общественной мысли, имена которых мы теперь произносим с уважением (Хомяков, Киреевские, Аксаковы, Белинский, Герцен, Грановский, историк Соловьев), были подозреваемы и стеснены в своей литературной деятельности и личной жизни, чувствовали себя гонимыми и роптали (а Герцен даже эмигрировал). Лишенные доверия власти, они не могли принести той пользы отечеству, на какую были способны. А власть, уединив себя от общества, должна была с течением времени испытать все неудобства такого положения. Пока в распоряжении императора Николая I находились люди предшествующего царствования (Сперанский, Кочубей, Киселев), дело шло бодро и живо. Когда же они сошли со сцены, на смену им не являлось лиц, им равных по широте кругозора и теоретической подготовке. Общество таило в себе достаточное число способных людей, и в эпоху реформ императора Александра II они вышли наружу. Но при императоре Николае I к обществу не обращались и от него не брали ничего; канцелярии же давали только исполнителей-формалистов, далеких от действительной жизни. К концу царствования императора Николая I система бюрократизма отчуждавшая власть от общества, привела к господству именно канцелярского формализма, совершенно лишенного той бодрости и готовности к реформам, какую мы видели в начале этого царствования.

Внешняя политика императора Николая I имела своим исходным пунктом принцип легитимизма, лежавший в основе "Священного Союза". Сталкиваясь с обстоятельствами, волновавшими тогда юго-восток Европы, принцип легитимизма подвергался серьезному испытанию; приходилось, наблюдая брожение балканских христиан (славян и греков), поддерживать "законную" власть фанатических мусульман над гонимыми "подданными" — христианами, и притом православными, единоверными России. Император Александр так и поступал: он "покинул дело Греции, потому что усмотрел в войне греков революционный признак времени". Император Николай не мог сохранить такой прямолинейности и, в конце концов, жертвуя своим руководящим принципом, стал за христиан против турок. Вступая на престол, он застал отношения России и Турции очень недружелюбными; но все-таки сначала не видел необходимости воевать с турками из-за греков. Он согласился лишь на то, чтобы совместно с Англией и Францией принять дипломатические меры против турецких зверств и постараться примирить султана с греками. Только в 1827 г., когда стало ясно, что дипломатия бессильна и что нельзя допускать дальнейших истязаний греческого населения, Англия, Франция и Россия условились силой прекратить борьбу турок с греками. Соединенные эскадры — русская, английская и французская — заперли турецкий флот, действовавший против греков, в гавани г. Наварина (древний Пилос на западном берегу Пелопоннеса) и сожгли его после кровопролитной битвы (20 октября 1827 г.). Наваринская битва была турками приписана главным образом враждебному влиянию русского правительства, и Турция стала готовиться к войне с Россией. Война началась в 1828 г. Русские войска перешли Дунай и осадили турецкие крепости Варну и Шумлу. Взятие Варны позволило русским получать припасы морем, при посредстве своего флота, и открыло дорогу за Балканы. Но Шумла не сдалась и послужила оплотом для многих наступательных движений турок. Положение русской армии не раз становилось трудным. Только тогда, когда русскому главнокомандующему, генералу Дибичу, удалось выманить турецкую армию из Шумлы и нанести ей страшное поражение (уд. Кулевчи), дела изменились к лучшему. Дибич двинулся за Балканы и взял Адрианополь, вторую столицу Турции. В то же время в азиатской Турции граф Паскевич успел взять турецкие крепости Карс и Ахалцых и после удачных боев с турецкой армией занял Эрзерум. Победы русских получили решительный характер, и турки просили мира. Мир был заключен в 1829 г. в Адрианополе на следующих условиях: Россия приобрела левый берег нижнего Дуная, с островами в дунайских устьях, и восточный берег Черного моря (от устья р. Кубани до порта св. Николая, также г. Ахалцых с его областью). Кроме того, турецкое правительство давало свободу торговли русским в Турции и открывало свободный проход через Босфор и Дарданеллы кораблям всех дружественных наций.

Важным условием мира было еще и то, что подвластные Турции княжества Молдавия, Валахия и Сербия получили полную внутреннюю автономию и стали под покровительство России. По русскому настоянию, была также признана турками независимость греческих земель на юге Балканского полуострова (из этих земель в 1830 г., по соглашению держав, образовано было королевство Греция). Таким образом в силу условий Адрианопольского мира Россия получила право вмешательства во внутренние дела Турции как заступница и покровительница одноплеменных и единоверных ей подданных султана. Вскоре (1833) сам султан прибег к помощи России во время восстания против него египетского паши. Русский флот пришел в Константинополь и высадил войска на малоазиатский берег для защиты Босфора от египетских войск. Дело не дошло до боя, так как европейская дипломатия успела склонить восставших к покорности султану. Но султан в благодарность за защиту заключил с Россией особый договор, которым обязался запереть Босфор и Дарданеллы для военных судов всех иностранных держав. Этим договором создано было преобладающее влияние России в ослабевшей Турции. Из врага, наиболее грозного и ненавидимого Турцией, Россия превратилась как бы в друга и защитника "больного человека" — так император Николай называл разлагавшуюся Турецкую империю. Преобладание России в турецких делах, создавшееся очень быстро, произвело тревогу среди европейских правительств и придало острый характер "восточному вопросу". Под общим именем "восточного вопроса" тогда стали разуметь все вопросы, какие только возникали в связи с распадением Турции и с преобладанием России на Балканском полуострове. Европейские державы не могли быть довольны политикой императора Николая, который считал себя одного покровителем балканских славян и греков. Его притязаниями нарушалось политическое равновесие Европы, от его побед чрезмерно, в глазах европейских правительств, вырастали силы и влияние России. Европейская дипломатия поэтому постаралась парализовать успехи России и добилась того, что новые междоусобия, происшедшие в Турции, были переданы на суждение общеевропейской конференции. Эта конференция (собравшаяся в Лондоне в 1840 г.) установила общий протекторат над Турцией пяти держав: России, Англии, Австрии, Франции и Пруссии. С тех пор "восточный вопрос" стал общеевропейским и влияние России на Балканском полуострове начало падать столь же быстро, как быстро возникло.

Допустив в восточных делах уклонение от принципа легитизма, император Николай очень скоро о нем вспомнил: когда в 1830 г. произошла революция во Франции и Бельгии и разразилось польское восстание, принявшее вид упорной войны с Россией, Николай возвратился к старому принципу и сделал борьбу с революционным духом времени своей главной задачей. В 1833 г. между Россией, Австрией и Пруссией состоялось в этом смысле соглашение, повлекшее за собой непрестанное вмешательство России в дела Европы с целью "поддерживать власть везде, где она существует, подкреплять ее там, где она слабеет, и защищать ее там, где открыто на нее нападают". Право вмешательства, которое император Николай чувствовал за собой по отношению ко всем государствам и нациям, привело его к тому, что он считал нужным даже открытой силой подавить в 1849 г. венгерское восстание против законного правительства. Русская армия сделала очень серьезную "венгерскую кампанию" в интересах чуждой и даже враждебной нам австрийской власти. Неуклонность русского вмешательства во внутреннюю жизнь разных стран и в деятельность разных правительств стала, разумеется, тяготить тех, кого император Николай думал благодетельствовать, и потому при возникших между Россией и Турцией недоразумениях против России очень легко составилась коалиция, имевшая целью уничтожить тяготившее Европу преобладание России. Так произошла знаменитая Восточная война, в которой император Николай увидал против себя, можно сказать, всю Европу, но не только тех, кто поднял против него оружие, но и тех, кто якобы соблюдал нейтралитет (Австрия и Пруссия).

Постоянно противодействуя русскому влиянию, английская и французская (в особенности английская) дипломатия к середине XIX в. сумела достичь больших успехов в Константинополе. Турки не теряли своего страха перед русскими, но охотно уходили от русских дипломатов под защиту и влияние англичан и французов. Престиж русского имени падал в Турции. Это выражалось в ряде отдельных мелочей, пока, наконец, не произошло случайного, но крупного столкновения между русским и турецким правительствами по вопросу о святых местах в Палестине. Султан дал некоторые преимущества католическому духовенству в ущерб духовенству греческому, православному (между прочим, ключи от Вифлеемского храма были взяты от греков и переданы католикам). Император Николай вступился за православных и потребовал восстановления их привилегий. Султан под влиянием ходатайств французской дипломатии ответил отказом. Тогда император Николай ввел русские войска в находившиеся под властью султана автономные княжества Молдавию и Валахию — "в залог, доколе Турция не удовлетворит справедливым требованиям России". Турция протестовала. Державы, участвовавшие в протекторате над Турцией, создавали в Вене конференцию по турецким делам (из уполномоченных Франции, Англии, Австрии и Пруссии). Россия показывала склонность подчиниться решению этой конференции. Но когда султан обнаружил упорство, то и император Николай отказался от всяких уступок. Дело кончилось тем, что Турция объявила войну (осенью 1853 г.), а флоты Англии и Франции появились в Босфоре, как бы угрожая России.

Военные действия начались на Дунае и в Закавказье. На Черном море (в ноябре 1853 г.) русская эскадра под начальством адмирала Нахимова истребила после жаркого боя турецкий флот, стоявший в бухте города Синопа (в Малой Азии). После этой славной битвы английская и французская эскадры вышли из Босфора в Черное море, не скрывая, что имеют в виду помогать туркам. Следствием этого был открытый разрыв России с Англией и Францией. Император Николай увидал, что за Турцией стоят более грозные враги, и стал готовиться к защите на всех русских границах. К довершению зла даже и те державы, которые не объявили прямой войны императору Николаю, именно Австрия и Пруссия, обнаруживали неблагоприятное для России настроение. Приходилось держать войска и против них. Таким образом, император Николай оказался один против могущественной коалиции, не имея союзников, не возбуждая к себе сочувствия ни европейских правительств, ни европейского общества. Россия должна была теперь нести последствия своей политики "вмешательства", которая со времен Венского конгресса заставляла Европу бояться вторжения русских войск. В 1854 г. русская армия перешла за Дунай и осадила крепость Силистрию, но ввиду враждебных действий Австрия была вынуждена вернуться на левый берег Дуная. Австрия потребовала от России очищения княжеств Молдавии и Валахии, как автономных и нейтральных земель. Русским становилось невозможно вести войну на Дунае при том условии, что австрийцы будут грозить им в тыл и сбоку. Поэтому русские войска оставили княжества, и война на Дунае прекратилась. Россия везде, кроме Закавказья, перешла к оборонительному образу действий. Союзники же не сразу обнаружили место, куда решили направить свои удары. Они на Черном море бомбардировали Одессу, на Белом море — Соловецкий монастырь. В то же время на Балтийском море англо-французская эскадра взяла Аландские острова и появилась пред Кронштадтом; наконец, неприятельские суда действовали на Дальнем Востоке, даже у Камчатки (бомбардировали Петропавловск). Но нигде союзники не предпринимали решительных действий, заставляя русских очень разбрасывать свои силы и напрягать внимание. К осени 1854 г. обнаружилось, что главным театром войны неприятели избрали Крым, и в частности Севастополь. В этом городе находилась главная стоянка нашего черноморского флота; союзники рассчитывали, взяв Севастополь, истребить русский флот и уничтожить все военно-морское устройство России на Черном море. В сентябре 1854 г. близ Евпатории (на западном берегу Крыма) высадилось значительное количество французских, английских и турецких войск (более 60 тыс.), под прикрытием огромного флота. Флот союзников заключал в себе много паровых судов и потому был совершеннее и сильнее русского, состоявшего почти исключительно из парусных кораблей. Ввиду явного перевеса неприятельских сил русским судам нельзя было отважиться на бой в открытом море. Пришлось защищаться в Севастополе.

Так началась знаменитая Крымская кампания. Союзники, подвигаясь на юг к Севастополю, встретили 30-тысячное русское войско на р. Альме (впадающей в море южнее Евпатории). Русские были здесь побеждены и открыли врагу дорогу на Севастополь. Если бы союзники знали, что Севастополь с севера защищен слабо, они могли бы сразу овладеть им. Но враги не надеялись на скорый успех. Они прошли мимо Севастополя и укрепились на юго-западной оконечности Крымского полуострова. Оттуда они начали добывать Севастополь правильной осадой. Оборона Севастополя была поручена на первое время морякам под командой адмиралов Корнилова, Нахимова и Истомина. Они с горем решились затопить свои боевые корабли при входе в севастопольскую бухту, чтобы сделать невозможным вторжение в нее с моря. Пушки и прочее вооружение с кораблей были переданы на береговые укрепления. Вокруг Севастополя, не имевшего стен, военный инженер Тотлебен проектировал ряд земляных сооружений (бастионов и батарей), которые заменили собой сплошную крепостную стену. Эти бастионы и батареи были сооружены усиленной работой матросов, солдат и жителей города. Когда неприятель начал свои подступы, Севастополь уже мог защищаться. На бомбардировку неприятеля город отвечал такой же бомбардировкой из сотен орудий. Штурмы отбивались с отчаянным мужеством. Направив свои силы против самого южного бастиона (№ 4), неприятель не имел никакого успеха. Осада затянулась. Но и русским не удалось стянуть к Севастополю большие силы и выбить врага из его укрепленного лагеря. Войска были нужны на других театрах войны и на границах австрийской и прусской. Поддерживать далекий Севастополь и снабжать его всякими припасам и без хороших дорог и морского пути было очень трудно. Не особенно большая русская армия стояла вблизи Севастополя (под командой сначала князя Меншикова, а затем князя Горчакова). Она помогала гарнизону крепости, чем могла; но все ее попытки перейти в наступление и штурмовать неприятельский лагерь (сражения при с. Инкермане и на р. Черной) оканчивались неудачами. Обе стороны были бессильны одержать решительный верх одна над другой. Осада продолжалась многие месяцы (всего 350 дней). Погибли славные предводители русского флота, адмиралы Корнилов, Нахимов и Истомин, убитые на бастионах. Город был наполовину разрушен бомбардировками. Укрепления, разбиваемые неприятелем, едва держались. Но гарнизон не падал духом и действовал с необыкновенным мужеством. Тогда враги, оставив надежду овладеть южным, "четвертым", бастионом, перенесли свое внимание на восточную часть укреплений, на Малахов курган. Однако Тотлебен сумел и здесь укрепиться и надолго задержать неприятеля. Севастопольская осада сосредоточила на себе все усилия боровшихся сторон и стала предметом общего удивления. Император Николай, в воздаяние мужества и страданий севастопольцев, приказал считать за год каждый месяц службы в Севастополе. Так истек тяжелый 1854 год.

В начале 1855 г. (18 февраля) император Николай скончался, и 19 февраля началось царствование его преемника, императора Александра II. В ходе Крымской кампании ничего не изменилось. Крепость держалась. Каждый шаг вперед союзники покупали ценой больших усилий и потерь. Только в августе 1855 г. им удалось подвести свои траншеи совсем близко к боевой ограде Малахова кургана, и 27 августа они начали общий штурм Севастополя. На этот раз французам удалось ворваться на Малахов курган и овладеть им. Во всех же других местах штурм был отбит. Однако после потери Малахова кургана нельзя было держаться в городе, так как с высокого кургана враг видел весь город, легко мог войти в него и с тыла взять остальные его укрепления. Поэтому было решено оставить Севастополь (собственно, его южную сторону). Русские перешли из города по мосту через рейд (залив) на север и все, что могли, уничтожили в самом Севастополе. Неприятель не преследовал и не спеша занял развалины крепости. Так окончилась одна из самых славных кампаний в русской истории.

После падения Севастополя осенью 1855 г. русским войскам удалось достигнуть блестящего успеха на азиатском театре войны. Генералом Н. Н. Муравьевым была взята важная турецкая крепость Карс. Во всех остальных местах военные действия шли вяло и к зиме везде настало полное затишье. Александр II осенью посетил Крым и лично благодарил многострадальную севастопольскую армию за ее подвиги и труды. Личное знакомство с положением дел на юге убедило Александра в том, что продолжать войну очень трудно, а победа под Карсом давала ему возможность начать переговоры о мире без ущерба для чести его государства. Со своей стороны, император Наполеон [III] желал мира и даже сам искал случай начать переговоры. В начале 1856 г. (при посредстве Австрии и Пруссии) удалось собрать в Париже конгресс европейских дипломатов для заключения мира. Мирный трактат был подписан в марте 1856 г. на условиях, довольно тяжких для России. По Парижскому трактату Россия получала обратно потерянный ею Севастополь в обмен на Карс, возвращаемый Турции. В пользу Молдавии Россия отказалась от своих владений в устьях Дуная (и таким образом перестала быть в непосредственном соседстве с Турцией). Россия потеряла право иметь военный флот на Черном море; Черное море было объявлено нейтральным, и проливы Босфор и Дарданеллы были закрыты для военных судов всех государств. Наконец, Россия теряла право покровительства над христианами, подданными Турции, которые были поставлены под протекторат всех великих держав.
Обратно в раздел история