Рыжов К. Все монархи мира. Древняя Греция. Древний Рим. Византия

ОГЛАВЛЕНИЕ

АВИТ

Римский император в 455--456 гг. Умер 456 г.
Авит происходил из богатой галльской семьи. Более тридцати лет он
провел на римской государственной службе. Сидоний пишет, что он выдвинулся,
выполняя ответственные дипломатические поручения полководца Аэция, а потом
был возведен в звание преторианского префекта Галлии. Затем, удалившись от
всех дел, он некоторое время проживал на своей вилле в окрестностях
Клермона. Император Максим назначил Авита главным начальником кавалерии и
пехоты в Галлии. В короткий срок ему удалось прекратить опустошительные
набеги варваров. Для того, чтобы заручиться поддержкой вестготского короля
Теодориха, он в мае 455 г. отправился в Тулузу. Здесь его застигло известие
о смерти Максима и об опустошении Рима вандалами. Авит загорелся желанием
захватить престол. Теодорих согласился помогать ему в этом предприятии, и 10
июля в Арлеате на собрании представителей семи галльских провинций Авит был
провозглашен императором. Однако ни римский сенат, ни сами римляне не
одобрили этого выбора. Уступая их настоятельным просьбам, император
поселился не в Равенне, а в Риме, но от этого их ненависть и презрение к
нему не уменьшились. Часть сенаторов вступила в тайные переговоры с
полководцем Рецимером, све-вом по происхождению, на которого Авит возложил
оборону Италии. В 456 г. Рецимер поднял восстание. После непродолжительного
и безуспешного сопротивления Авит отрекся от власти. Рецимер разрешил ему
стать епископом в Плаценции, но сенат потребовал смерти низложенного
императора (Гиббон: 36). Авит попытался укрыться в Галлии, однако по дороге
умер от моровой язвы (Евагрий: 2; 7).

АВРЕЛИАН, Луций Домиций

Римский император в 270--275 гг. Род. в 214 г. Умер 275 г.
Аврелиан происходил из провинции Мезии. Отец его, по свидетельству
Виктора Аврелия, был колоном в поместье сенатора Аврелия (Виктор: "О жизни и
нравах римских императоров"; 35). Мать же его была жрицей храма непобедимого
Солнца. С раннего детства Аврелиан проявлял исключительные природные
дарования. Обладая выдающейся силой, он, не пропуская ни одного дня, даже
праздничного, упражнялся в метании копья, пускании стрел и во всем прочем,
что относится к военному делу. Он имел привлекательную внешность, отличался
мужественной красотой, был довольно высокого роста и обладал очень большой
физической силой. В молодости он служил в Иллирике и постоянно участвовал в
боях с сарматами и готами. Говорят, что в разных схватках им было перебито
больше девятисот врагов и что он заслужил среди товарищей прозвище "рубаки".
При Валериане он командовал шестым Галльским легионом и нанес под
Могонциаком сильное поражение франкам. К своим подчиненным он всегда был
безмерно строг и жестокими казнями внушал воинам такой страх, что при нем не
допускалось никаких нарушений дисциплины. Император Валериан, отдавая
должное заслугам Аврелиана, писал о его строгости: "Это строгость
чрезмерная, переходящая всякие границы, тяжкая и уже не соответствующая
нашему времени". Тем не менее он очень ценил Аврелиана, поручал ему
ответственные дела и обещал консульство. В дальнейшем Аврелиан был одним из
ближайших полководцев императора Клавдия, который доверил ему фракийские
войска и войну против эрулов.
После смерти Клавдия и его брата Квинтилла Аврелиан весной 270 г.
добился единоличной верховной власти и был провозглашен императором всеми
легионами. Новый правитель принял государство в очень тяжелом положении:
страна находилась во власти тиранов -- в Галлии и на Востоке уже много лет
правили самопровозглашенные императоры, полчища варваров грабили Фракию и
Македонию, проникли в Италию и угрожали самому Риму, отчего в столице
происходили сильные возмущения и мятежи. Необходимо было действовать твердо
и стремительно. Летом Аврелиан нанес поражение вандалам, а затем сразу
обратился против алеманов и разгромил их под Медиоланом. Но в следующем году
римляне потерпели тяжелое положение под Плаценией (Вописк: "Аврелиан"; 4,
6--8, 11, 16--18). Германцы неожиданно напали ночью на легионы, которые были
утомлены длинным переходом и не успели выстроиться в боевой порядок. После
страшной резни ценой огромных потерь Аврелиану удалось отразить нападение
(Гибон: 11). Сразу после этого в Далмации поднял восстание Септимий, а готы
ворвались во Фракию и Иллирию. Только после победы, которую Аврелиан одержал
на реке Тициане над объединенными силами германцев, опасность с этой стороны
на некоторое время миновала.
Окончив войну с варварами, Аврелиан устремился в Рим, преисполненный
гнева и охваченный жаждой мщения, которого требовала серьезность мятежей.
Всех зачинщиков беспорядков он казнил без всякой пощады. Были убиты даже
некоторые из родовитых сенаторов на основании легковесных обвинений, которые
более мягкий государь мог бы оставить без внимания. Добившись этими
жестокими мерами того, что в столице его стали бояться так же, как и в
армии, Аврелиан приступил к укреплению Рима. За долгие десятилетия, которые
Италия прожила в мире, старые крепостные стены пришли в негодность.
Император приказал возводить новые, более мощные и соответствующие
увеличившимся размерам города (Вописк: "Аврелиан"; 21--22). Он первый среди
римлян надел на голову диадему, украшенную золотом и драгоценными камнями,
что до того казалось совершенно чуждым римским обычаям (Виктор: "О жизни и
нравах римских императоров"; 35).
Осенью 271 г. Аврелиан начал большой восточный поход. Во Фракии и
Иллирике он нанес новые поражения готам, затем разбил готского вождя
Каннаба. Но несмотря на этот успех он ликвидировал провинцию Дакию за
Дунаем, образованную Траяном, ибо после разорения Мезии и Иллирии отчаялся
вернуть ее обратно. Он вывел римлян из городов и полей дакийских, расселил
их в центре Мезии и назвал это место Дакией (Евтропий: 9; 15). В начале 272
г. Аврелий через Византий прошел в Вифинию и занял ее без боя. Отсюда он
двинулся против пальмирской царицы Зенобии, которая после смерти своего
мужа Одената (провозгласившего себя императором еще при Галлиене), управляла
восточными провинциями империи. Под Эмесой произошел крупный бой с Зенобией
и ее союзником Забой. Одно время исход сражения был неясен. Конница римлян
обратилась в бегство, но пехота выстояла и в конце концов пальмирцы были
разбиты. В Эмесе Аврелиан с большим торжеством посетил храм Эль-Габала и
затем объявил, что именно благодаря поддержке этого божества он одержал свои
победы. Поэтому он и здесь заложил храмы, сделав необыкновенные приношения,
и в Риме позже соорудил храм Солнцу. Весной 272 г. он направился в Пальмиру,
чтобы завоевать этот город. В пути он много перенес от сирийских партизан,
которые не раз нападали на его войско, а во время осады подвергся большой
опасности, даже был ранен стрелой. Пальмирцы защищались с большим упорством:
на головы римлян обрушены были тучи стрел и копий. Сам Аврелиан писал в Рим,
что нет такого места на стене, где бы не стояли по две или три баллисты.
Метательные орудия выбрасывали даже огонь. Но ничего не могло уже спасти
осажденных: Пальмира была взята, а сама царица оказалась в плену.
Осенью 272 г. Аврелиан победителем вернулся в Европу и разбил карпов.
По его уходу в 273 г. сирийцы подняли большое восстание, вновь отложились от
Рима и вручили власть некоему Ахиллу, родственнику Зенобии. Аврелиан во
второй раз взял Пальмиру и на этот раз подверг ее полному разрушению. Тогда
же некий Фирм овладел Египтом. Аврелиан немедленно двинулся против него и
нанес ему поражение. Александрийцев он покарал за измену тем, что разрушил
Брухион. Покончив с делами на востоке, Аврелиан двинулся на Тетрика,
правившего отпавшей Галлией (Вописк: "Аврелиан"; 22, 25--26, 28, 30--32).
Здесь он легко одержал победу вследствие предательства самого вождя. Дело в
том, что Тетрик, неоднократно подвергавшийся нападениям со стороны солдат, в
письме просил защиты у Аврелиана, и, когда тот прибыл, выстроил для вида
против него строй и сдался ему, как бы в ходе сражения. Ряды его солдат, --
что естественно при отсутствии вождя, -- были смяты и рассеяны; сам он после
блестящего двухгодичного правления был проведен в триумфальном шествии, но
потом получил наместничество в Лукании. Тем временем в самом Риме были
разгромлены поднявшие восстание ремесленники-монетчики (Виктор: "О Цезарях";
35). Таким образом за четыре года был положен конец многолетней смуте:
империя восстановлена в прежних пределах, а варвары побеждены и отброшены за
ее границы.
В 275 г. Аврелиан во главе большой армии двинулся в новый восточный
поход -- на этот раз против персов. Но в пути, в местечке Кенофурии, между
Гераклеей и Византием, он был убит из-за козней своего письмоводителя
Мнес-тея. Этого Мнестея император подозревал в каких-то преступлениях. Зная
это, письмоводитель составил список лиц, якобы подозреваемых императором, в
который наряду с именами тех, на кого Аврелиан действительно гневался,
включил также имена тех, о ком тот не думал ничего дурного. Мне-стей добавил
к ним и свое имя, чтобы проявляемое им беспокойство вызвало больше доверия.
Он прочитал список отдельным лицам, имена которых в нем значились, добавляя,
что Аврелиан решил всех их убить и что они, если настоящие мужчины, должны
позаботиться о собственной жизни. Страх овладел теми, кто заслужил кару, а
скорбь -- теми, кто не имел вины, так как Аврелиан, казалось, не чувствовал
признательности за все оказанные ему благодеяния. Внезапно они напали на
государя и умертвили его (Вописк: "Аврелиан"; 33, 35--36).

АГАСИКЛ

Легендарный спартанский царь из рода Эврипонтидов в конце VII -- начале
VI в. до Р.Х (Павсаний: 3; 7; 5-7).

АГЕСИЛАЙ I

Легендарный царь Лаконики (IX в. до Р.Х.) из рода Агидов. При Агесилае
были приняты законы Ликурга (Павсаний: 3; 2).

АГЕСИЛАЙ II

Царь лакедемонян (398--361 гг. до Р.Х.) из рода Эврипонтидов. Род. ок.
444 г. до Р.Х. Умер ок. 360 г. до Р.Х.
Царь Архидам II, правивший лакедемонянами с большой славой, оставил
после себя сына по имени Агис от своей первой жены Лампидо, женщины
замечательной и достойной, и второго, младшего -- Агесилая от Эвполии. Так
как власть царя по закону должна была перейти Агису, а Агесилаю предстояло
жить как обыкновенному гражданину, он получил обычное спартанское
воспитание, очень строгое и полное трудов, но зато приучающее юношей к
повиновению. Детей же, которых ожидала царская власть, закон освобождал от
подобных обязанностей.
Когда Агесилай находился в так называемых агелах вместе с другими
мальчиками его возлюбленным был Лисандр, пленившийся, прежде всего, его
природной скромностью и сдержанностью, ибо, блистая среди юношей пылким
усердием, желая быть первым во всем, обладая крепостью тела и живостью
нрава, которую ничем нельзя было сдержать, Агесилай отличался в то же время
таким послушанием и кротостью, что все приказания выполнял не за страх, а за
совесть: его более огорчали упреки, чем трудная работа. Красота его в юные
годы делала незаметным телесный порок -- хромоту. К тому же он переносил ее
легко и жизнерадостно, всегда первым смеялся над своим недостатком и этим
как бы исправлял его. От этого еще более заметным делалось его честолюбие,
так как он никогда не выставлял свою хромоту в качестве предлога, чтобы
отказаться от какого-либо дела или работы.
Есть сведения, что Агесилай был небольшого роста и с виду ничем не
замечателен, но живость и жизнерадостность при любых обстоятельствах,
веселый нрав, привлекательные черты и приятный голос до самой старости
привлекали к нему людей.
После смерти Агиса II возник спор из-за царской власти между его сыном
Леонтихидом и Агесилаем. Агесилай обвинил Леонтихида в том, что тот
незаконнорожденный. В самом деле, всем было хорошо известно, что вскоре
после своего прибытия в Спарту, во время землетрясения, Алквиад в страхе
выбежал из спальни Тимеи, жены Агиса, и этому позору было множество
свидетелей. А Леонтихид родился как раз через десять месяцев после этого.
Сам Агис никогда не считал Леонтихида сыном. На это Леонтихид возражал, что
Агис, в присутствии многих свидетелей перед смертью отрекся от своих
заблуждений и назвал его сыном. Дело таким образом становилось не совсем
ясным. К тому же прорицатель Диониер вспомнил одно древнее прорицание:

Спарта! Одумайся ныне! Хотя
ты с душою надменной
Поступью твердой идешь, но
власть возрастишь ты хромую.
Много придется тебе нежданных
бедствий изведать,
Долго хлестать тебя будут войны
губительной волны.

Это пророчество прозрачно намекало на хромоту Агесилая, но Лисандр,
бывший в то время в зените своего могущества, возразил, что пророчество это
говорит скорее в пользу Агесилая, чем Леонтихида. "Ибо, -- сказал он, --
божеству безразлично, если царствует кто-либо хромающий на ногу, но если
царем будет незаконнорожденный и, следовательно, не потомок Геракла, то это
и будет "хромым пареньем"".
При таких обстоятельствах Агесилай и был провозглашен царем; он тотчас
вступил во владение имуществом Агида, лишив этого права Леонтихида, как
незаконнорожденного. Однако, видя, что родственники Леонтихида с материнской
стороны, люди вполне порядочные, сильно нуждаются, Агесилай отдал им
половину имущества; так, вместо зависти и недоброжелательства, он стяжал
себе славу и расположение граждан. Такую же предусмотрительность и
дальновидность Агесилай проявил в государственных делах. В то время самой
большой силой в государстве были эфоры и геронты; первые из них находились у
власти только один год, вторые же сохраняли свое достоинство пожизненно и
имели полномочия, ограничивающие власть царей. Поэтому цари с давних времен
жили с ними в раздорах, передавая эту вражду от отца к сыну. Но Агесилай
избрал другой путь. Вместо того чтобы ссориться с ними и делать их своими
врагами, он всячески угождал им, не предпринимая ничего без их совета, а
будучи призванным, всегда торопился явиться как можно скорее. Всякий раз,
когда эфоры подходили в то время, как он, сидя на царском троне, решал дела,
он поднимался им навстречу, каждому вновь избранному геронту он всегда
посылал в качестве почетного дара теплый дар и быка. Этими поступками он
хотел показать, что почитает их и тем возвышает их достоинство, в
действительности же незаметно для окружающих все более укреплял собственное
могущество и увеличивал значение царской власти благодаря всеобщему
расположению, которым он пользовался (Плутарх: "Агесилай"; 1--3).
Едва успел Агесилай вступить на царствование, как из Финикии прибыл
какой-то сиракузец Герод и сообщил, что видел там финикийские триеры: одни
приплывали из других мест, другие экипировались на месте, третьи еще только
строились. Всего их, как он слышал, должно было собраться триста. Этот флот
снаряжался царем и сатрапом Тиссаферном для похода неизвестно куда.
Лакедемоняне были очень обеспокоены этим, созвали союзников и стали думать,
что им делать. Лисандр, считая, что греки будут значительно превосходить
персов на суше и на море, убедил Агесилая взять на себя поход в Азию при
условии, что ему будут даны тридцать человек спартиатов, до двух тысяч
неодамодов и до шести тысяч союзнических контингентов. Когда Агесилай сделал
заявление о предпринимаемом им походе, лакедемоняне дали ему все, что он
просил, да еще на шесть месяцев хлеба и зерна. Совершив жертвоприношения,
Агесилай отправился в путь. Перед плаваньем в Азию, он решил отправиться в
Авлиду и принести жертву на том месте, где Агамемнон совершил
жертвоприношение перед отплытием в Трою. Но когда он туда прибыл, беотархи,
узнав о его намерениях, послали всадников с запрещением продолжать
жертвоприношение; всадники эти сбросили с алтаря части лежащих на нем
жертвенных животных. Агесилай пришел в страшный гнев и, призывая в свидетели
богов, сел на корабль и отплыл (в 396 г. до Р.Х.). Он прибыл в Гераст,
собрал там как можно больше войска и двинулся на Эфес (Ксенофонт: 3; 4;
1--2).
Сначала Тиссаферн, боясь Агесилая, заключил с ним договор, по которому
персидский царь обещал предоставить греческим городам в Азии свободу и право
жить по собственным законам. Однако позже, решив, что у него уже достаточно
сил, он начал войну. Агесилай охотно принял вызов, так как возлагал большие
надежды на свой поход. При этом он сделал вид, что собирается выступить в
Карию. Когда же там собрались воинские силы варваров, он неожиданно вторгся
в Фригию. Здесь он завоевал много городов и захватил большие богатства.
Когда подошло время для возобновления военных действий, Агесилай повел
войско в Лидию и прибыл на равнину у Сард (в 395 г. до Р.Х.). Тиссаферн
напал со своей конницей на воинов противника, которые разбрелись по равнине
с Целью грабежа, и многих из них уничтожил. Но Агесилай немедленно нанес
ответный удар: поставив легкую пехоту между всадниками, он приказал воинам
выступить на противника, не теряя ни минуты, а сам следом повел тяжелую
пехоту. Варвары были обращены в бегство, и греки, устремившись в погоню,
многих убили и захватили вражеский лагерь. Узнав о поражении своей армии,
Артаксеркс II велел отрубить Тиссаферну голову, а затем сразу обратился к
Агеси-лаю с просьбой прекратить войну и отплыть домой, предлагая ему за это
деньги, но тот ответил, что вопрос о мире может решить только одна Спарта.
Пока же Агесилай повел свои войска во Фригию, взяв у царского посла
Тиффраста тридцать талантов на путевые расходы (Плутарх: "Агесилай"; 9--10).
Тиффраст, ничуть не веря миролюбивым заверениям Агесилая, считал
несомненным, что лаконец надеется одержать окончательную победу над царем.
Не видя другой возможности выпроводить эллинов прочь из Азии, он решил
возбудить войну внутри самой Эллады. Итак, он отправил в Грецию
родосцаТи-мократа, дав ему с собой 50 талантов, и поручил ему подкупить
виднейших политических деятелей в греческих государствах. Тимократ побывал в
Фивах, Коринфе и Аргосе и раздал деньги виднейшим демагогам. Принявшие
взятку всячески старались опорочить лакедемонян в глазах своих сограждан.
Это не потребовало большого труда, так как грубая гегемония лакедемонян
вызывала возмущение во всей Элладе. Вскоре не без происков фиванцев началась
война между опунтскими локрами и фокей-цами. Когда фокейцы одержали победу,
фиванцы вступили в войну на защиту локров. Фокейцы обратились за помощью к
лакедемонянам. Лакедемоняне давно уже гневались на фиванцев и немедленно
отправили против них две армии -- во главе с Лисандром и царем Павса-нием.
Афиняне решили помогать фиванцам. Таким образом, через десять лет после
окончания Пелопонесской войны началась новая всеэллинская война и началась
неудачно для спартанцев -- войско Лисандра потерпело поражение, и сам он
погиб. Армия же Павсания с позором отступила из Беотии (Ксенофонт: 3; 5).
Тем временем в 394 г. до Р.Х. Агесилай отправился походом в земли
сатрапа Фарнабаза и дошел до самой Пафлагонии. Здесь он привлек на свою
сторону Пафлагонского царя Котия. Потом он возвратился во Фригию и предал ее
опустошению. За два года командования Агесилая слух о нем распространился по
всей Азии. При этом особенно прославлялись его рассудительность, простота и
умеренность. Среди многих тысяч воинов трудно было найти такого, у которого
постель была бы проще и дешевле, чем у Агесилая. К жажде и голоду он был
настолько безразличен, как если бы один лишь он был создан, чтобы переносить
любые перемены погоды, но самым приятным зрелищем для греков, населяющих
Азию, было видеть, как полководцы и наместники, обычно невыносимо гордые,
изнеженные богатством и роскошью, с трепетом угождают человеку в простом
поношенном плаще и беспрекословно меняют свое поведение, выслушав от него
лишь одно по-лаконски немногословное замечание.
В то время Азия сильно волновалась и склонна была к отпадению от
персов. Агесилай навел порядок в азиатских городах и придал им надлежащее
государственное устройство, не прибегая к казням и изгнаниям граждан. Затем
он решил двинуться дальше, чтобы, удалив войну от греческого моря, заставить
царя сразиться за его собственную жизнь и сокровища Суз и Экботан и таким
образом лишить его возможности возбуждать войну среди греков, сидя спокойно
на своем троне и подкупая своекорыстных искателей народной благосклонности.
Однако в это время к нему прибыл спартанец Эпикидид с известием, что Спарте
угрожает опасная война в самой Греции и что эфоры призывают его прийти на
помощь согражданам. Едва успела прийти к нему скитала, как Агесилай
отказался от блестящих успехов, от могущества и заманчивых надежд и, оставив
незавершенным дело, тотчас же отплыл. Он оставил своих союзников в глубокой
печали по нему.
Пройдя через Фермопилы, Агесилай двинулся по Фокиде, дружественно к
нему расположенной. Но лишь только он вступил в Беотию и встал лагерем у
Херонеи, пришло известие, что персидский флот под командованием Фарнабаза и
афинянина Конона разгромил ла-конский флот у Книда. Чтобы не внушать воинам
робости и отчаянья в то время, как они готовились к борьбе, он приказал
людям, приплывшим с моря, говорить противоположное действительности -- что
битва была выиграна спартанцами. Он сам появился с венком на голове, принес
жертвы богам за хорошее известие и отослал друзьям части жертвенных
животных.
Отсюда он выступил дальше и, оказавшись при Коронее лицом к лицу с
противником, выстроил войско в боевой порядок, поручив орхоменцам левое
крыло и став во главе правого. У неприятеля на правом фланге стояли фиванцы,
на левом -- агривяне. Битва была чрезвычайно ожесточенной, так как
лакедемоняне и фиванцы уже давно горели ненавистью друг к другу. Первое
столкновение не вызвало, правда, упорной и длительной борьбы: фиванцы
обратили в бегство орхоменцев, а Агесилай -- аргивян. Однако и те и другие,
узнав, что их левое крыло опрокинуто и отступает, повернули назад. Агесилай
мог бы обеспечить себе верную победу, если бы он не ударил фиванцам в лоб, а
дал им пройти мимо и бросился бы на них сзади. Однако из-за ожесточения и
честолюбия он сшибся с противником грудь с грудью, желая опрокинуть его
своим натиском. Враги приняли удар с не меньшей отвагой, и вспыхнуло горячее
сражение по всей боевой линии, особенно напряженное в том месте, где стоял
Агесилай, окруженный пятидесятые спартанцами, боевой пыл которых послужил на
этот раз спасением для царя. Ибо они сражались, защищая его, с величайшей
храбростью и, хотя и не смогли уберечь царя от ран, однако, когда его
панцирь был уже пробит во многих местах мечами и копьями, вынесли его с
большим трудом, сплотившись тесно вокруг него. Многих врагов они положили на
месте, но и сами потеряли многих. Когда выяснилось, что одолеть фиванцев
прямым ударом слишком трудно, спартанцы принуждены были принять план,
отвергнутый Ими в начале сражения. Они расступились перед фиванцами и дали
им пройти между своими, а когда те, увидев, что прорыв уже совершился,
нарушили строй, спартанцы погнались за ними и, поравнявшись, напали с
флангов. Но и тогда им не удалось обратить врагов в бегство: фиванцы отошли
к Геликону, причем эта битва преисполнила их самомнением, так как им удалось
остаться непобежденными, несмотря на то, что они были одни без союзников.
По возвращении в Спарту, Агесилай сразу же завоевал симпатии граждан и
всеобщее удивление своими привычками и образом жизни. Ибо, в отличие от
большинства полководцев, он не вернулся с чужбины другим человеком,
преобразившимся под воздействием чужеземных нравов, недовольным всем
отечественным, ссорящимся со своими согражданами; наоборот, он вел себя так,
как если бы никогда не переходил на другую сторону Эврота, уважал и любил
родные обычаи, не изменил ничего ни в пище, ни в купаниях, ни в образе жизни
своей жены, ни в украшении своего оружия, ни в домашнем хозяйстве. Даже
двери собственного дома, которые были настолько древними, что, казалось,
были поставлены еще Аристодемом, он сохранил в прежнем состоянии (Плутарх:
"Агесилай"; 11--20).
Война тем временем продолжалась. В 390 г. до Р.Х. лакедемоняне узнали,
что весь скот коринфских жителей находится в их владении и согнан в Пирей, а
многие также кормятся из запасов, имеющихся в самом городе; поэтому они
снова отправились походом на Коринф под предводительством Aгeсилая.
Защитники Пирея не стали думать о защите, но все устремились в святилище
Геры. Агесилай вступил в крепость и овладел всеми припасами (Ксенофонт; 4;
4--5). Когда Агесилай находился еще около Коринфа и наблюдал, как его воины
уводят пленных и уносят добычу, к нему прибыли послы из Фив с предложением
дружественного союза. Агесилай, всегда ненавидевший этот город, нашел этот
случай подходящим, чтобы выразить свое презрение к фиванцам, и сделал вид,
что не видит и не слышит послов. Но еще не успели фиванцы уйти, как к царю
прибыли гонцы с известием, что целая мора спартанцев изрублена коринфскими
наемниками во главе с афинянином Ификратом. Такое большое несчастье уже
давно не постигало лакедемонян: они потеряли многих славных воинов, причем
гоплиты оказались побеждены легкой пехотой, и лакедемоняне -- наемниками.
Агесилай тотчас поспешил на выручку, но, когда узнал, что дело уже
свершилось, быстро вернулся к Пирею и уже сам предложил явиться беотийским
послам. А фиванцы, платя ему той же монетой, теперь ни словом не упомянули о
мире, а лишь попросили пропустить их в Коринф (Плутарх: "Агесилай"; 22).
Между тем, после того как Ко-нон и Фарнабаз с помощью царского флота
завоевали владычество на море и стали опустошать берега Лаконики, а афиняне
на деньги, полученные от Фарнабаза, вновь укрепили свой город, лакедемоняне
решили заключить мир с царем. Они послали Анталкида к Тириба-зу с тем, чтобы
позорнейшим, несправедливейшим образом передать царю греков, населяющих
Азию, из-за которых и начата была вся война (Плутарх: "Агесилай"; 23).
Договор, заключенный между Артаксерксом II и Анталкидом, гласил: "Царь
Артаксеркс считает справедливым, чтобы ему принадлежали все города Азии, а
из островов -- Клазомены и Кипр. Всем же прочим городам, большим и малым, --
должна быть предоставлена автономия, кроме Лемноса, Имброса и Скироса,
которые по-прежнему остаются во власти афинян. Той из воюющих сторон,
которая не примет этих условий, я вместе с принявшими мир, объявляю войну на
суше и на море и воюющим с ними окажу поддержку кораблями и деньгами".
Этот мир несколько ронял престиж Спарты в глазах азиатских греков (что,
в сущности, было не так уж важно), но во всем остальном был ей на руку, так
как подрывал могущество ее главных врагов -- фиванцев и аргосцев. Ведь на
основании этого договора первые должны были отказаться от гегемонии над
Беотией, а вторые -- над Коринфом и предоставить автономию всем подчиненным
городам. Как и следовало ожидать, фиванцы возражали против условий мира и
хотели принести клятву от всех бео-тийцев, но Агесилай отказался принять
такую присягу и потребовал, чтобы фиванцы присягнули на точном основании
царской грамоты, -- что всякий город -- большой и малый -- станет с этих пор
автономным. Не дожидаясь возвращения послов, он стал демонстративно
готовиться к походу на Фивы. Однако, прежде чем он двинулся в Беотию,
приехали представители фиванцев и заявили, что они согласны на автономию
всех городов. Тогда лакедемоняне вернулись на родину, а фиванцы были
принуждены присоединиться к общей присяге и предоставить автономию
беотийским городам (386 г. до Р.Х.). В целом после Анталкидо-ва мира Спарта
сохранила гегемонию над Элладой и даже несколько усилила свои позиции,
поскольку взяла на себя роль блюстителя присланных царем мирных условий и
добывала автономию греческим городам (Ксенофонт: 5; 1; 29--36).
Унизив таким образом Фивы, Агесилай не успокоился на этом. В 382 г. до
Р.Х. лакедемонский отряд под командованием Фебида был отправлен в Халкидику
для того, чтобы вести войну против олинфян. В это время в Фивах шла борьба
между демократической партией Исмения и олигархами, возглавляемыми
Леонтиадом. И вот, когда Фебид проходил мимо города со своим войском,
Леонтиад убедил его внезапно захватить Кадмею (фйванский акрополь). Фебид
послушался и напал во время Фесмофорий на ничего не подозревающих фиванцев и
завладел твердынею. Исмений был схвачен, отправлен в Лакедемон и через
некоторое время казнен. Демократы, и в их числе Пелопид, бежали. Эпа-минонд
остался в городе: его не тронули, так как вследствие его научных занятий
враги не считали его способным к политической деятельности (Плутарх:
"Пелопид"; 5).
Когда весть о захвате Кадмеи лакедемонянами распространилась по Элладе,
все греки были охвачены негодованием; возмущались и сами спартанцы, особенно
противники Агесилая. В гневе они спрашивали Фебида, по чьему приказанию он
так поступил, и всеобщие подозрения были обращены на Агесилая. Но Агесилай
без колебаний открыто выступил на защиту Фебида, говоря, что важно выяснить
только, принес ли этот поступок какую-нибудь пользу. "Ибо все, что приносит
пользу Лакедемону, -- говорил он, -- вполне допустимо совершать на свой
страх и риск, даже без чьего-либо приказания". Он не только спас жизнь
Фебиду, но и убедил государство взять ответственность за это преступление,
разместить в Кад-мее караульный отряд и предоставить фиванские дела и
государственное устройство на произвол Архия и Леонтиада, с помощью которых
Фебид вошел в город и захватил крепость. Вот почему у всех явилась мысль,
что Фебид был только исполнителем, а зачинщик всего дела -- Агесилай.
Дальнейшие события с несомненностью подтвердили эти подозрения.
В 379 г. до Р.Х. изгнанники-демократы тайно возвратились в Фивы и убили
Архия и Леонтиада. После этого фиванцы восстали и изгнали из города
спартанский караульный отряд. В Фивах было восстановлено демократическое
правление. Агесилай обвинил фиванцев в том, что они убили своих полемархов
(хотя те были ими лишь на словах, а на деле правили как настоящие тираны), и
склонил лакедемонян объявить Фивам войну. В поход был отправлен второй царь
-- Клеом-брот I, который вернулся, не совершив ничего достойного.
До этого времени фиванцы вели войну с лакедемонянами в одиночку, даже
часть беотийцев выступала против них. Но вскоре на сторону Фив встали Афины,
и причиной тому была авантюра Сфодрия. Сфодрий был оставлен Клеомбротом в
качестве гармоста в Феспиях. Это был человек, не лишенный смелости и
честолюбия, но более преисполненный пустых надежд, чем благоразумия. Он
желал стяжать славу и, считая, что Фебид благодаря своему дерзкому поступку
стал знаменит, пришел к выводу, что приобретет имя еще более громкое, если
неожиданным нападением захватит Пирей и этим отрежет афинян от моря.
Передают также, что это была затея беотар-хов с Мелоном и Пелопидом во
главе. Они подослали к Сфодрию людей, прикинувшихся друзьями лакедемонян,
которые и побудили Сфодрия взяться за дело. Этот поступок по своей
несправедливости и противозаконности был подобен поступку Фебида, но в
исполнении его не было ни той же смелости, ни того же успеха. День застал
лакедемонян на Фриаскийской равнине, в результате чего замысел их
раскрылся. Афиняне отправили послов в Спарту, чтобы обвинить Сфодрия. Но еще
прежде сами спартанцы привлекли Сфодрия к суду по обвинению, грозившему
смертной казнью.
У Сфодрия был сын Клеоним, еще совсем юный и красивой наружности, к
которому пылал страстью сын Агесилая Архидам. Незадолго до суда Архидам
приступил к отцу с просьбой поддержать Сфодрия. Агесилай, хотя и порицал
очень сильно поступок Сфодрия, не оставил просьбы сына без ответа. Он вообще
очень любил своих детей. О нем даже рассказывали одну забавную историю, не
вязавшуюся с его суровым обликом: будто бы он дома играл со своими детьми,
когда они были еще маленькими, и ездил вместе с ними на палочке, а когда
один из друзей увидел Агесилая за этим занятием, Агесилай попросил не
говорить об этом никому, пока тот сам не станет отцом.
Итак, благодаря поддержке Агесилая, Сфодрий был оправдан, и возмущенные
афиняне объявили лакедемонянам войну (Плутарх: "Агесилай"; 23--25).
В 378 г. до Р.Х. Агесилай во главе войска лакедемонян вторгся в Беотию
и предал окрестности Фив опустошению. После он отступил, оставив в Феспиях
Фебида. В том же году Фебид потерпел поражение и сам пал в бою. В следующем
году Агесилай повторил свое вторжение и вновь предал страну систематическому
опустошению. Фиванцы оказались в очень тяжелом положении вследствие
недостатка хлеба; уже два года они не могли снимать с полей жатвы. Возможно,
действуя Агесилай против них прежним способом, он мог бы преуспеть в военных
действиях, но в 376 г. до Р.Х он тяжело и надолго заболел. На пути из Фив, в
то время как его войско находилось в Мегарах, он шел однажды из храма
Афродиты. Вдруг у него лопнула какая-то жила, и кровь потекла из тела в
здоровую, не хромую ногу. Голень необычайно раздулась и причиняла Агесилаю
невыносимую боль. Тогда какой-то сиракузский врач вскрыл ему жилу около
лодыжки. Кровь брызнула и, не переставая, текла целые сутки. Никакими
средствами не удавалось остановить кровотечение, пока Агесилай не впал в
беспамятство; тогда кровотечение само собой прекратилось. После этого
Агесилай был отвезен в Лакедемон, где долго пролежал больным, не будучи в
состоянии выступить в поход (Ксенофонт: 5; 4; 34--58). Тем временем, в 375
г. до Р.Х., фиванцы взяли Феспии, а затем разбили близ Тегиры в открытом
бою две спартанские моры, причем погибли оба спартанских полемарха (Плутарх:
"Пелопид"; 16--17). После этого они легко покорили Беотию и восстановили
свою гегемонию. Еще прежде афиняне разбили лаконский флот в проливе между
Накосом и Пиросом. Из 83 лаконских триер афинский наварх Храбрий захватил
49, а 24 потопил (Плутарх: "Фокион"; 6). В 373 г. до Р.Х. другой спартанский
наварх Мнасипп потерпел тяжелое поражение на Керкире и сам пал в бою. Но в
том же году фиванцы взяли и разрушили Платеи. Это до крайности возмутило
афинян, имевших с платейцами очень давнюю дружбу, и охладило их рвение. В
самом деле, пока афиняне вели войну со Спартой, фиванцы потихоньку прибрали
к рукам всю Беотию и приступили к завоеванию Фокиды. Могущество фиванцев
стремительно возрастало и теперь уже внушало опасение самим афинянам. Итак,
обе стороны стали искать путей к примирению.
В 371 г. до Р.Х. в Лакедемон съехались посольства из всех концов Эллады
для обсуждения условий договора. В числе фиванских послов был Эпаминонд --
муж знаменитый своей образованностью и познаниями в философии, но тогда еще
не проявивший себя как полководец. Видя, что все прочие пресмыкаются перед
Агесилаем, он один решился выступить с откровенной речью, в которой говорил
не только об интересах фиванцев, но и об общем благе всей Греции. Он указал,
что война увеличивает могущество Спарты, отчего все остальные терпят ущерб,
что мир должен быть основан на началах всеобщего равенства и справедливости,
что он будет прочным лишь в том случае, если все будут между собой равны.
Агесилай, замечая, что Эпаминонд пользуется вниманием присутствующих греков,
задал ему вопрос: "Считаешь ли ты правильным с точки зрения всеобщего
равенства и справедливости, чтобы беотийские города пользовались
независимостью?" Эпаминонд, не задумываясь и не смущаясь, ответил Агесилаю
тоже вопросом: не считает ли тот справедливым, чтобы и жители Лаконики
получили независимость (Плутарх: "Агесилай"; 27--28).
Затем был заключен мир, по которому стороны обязались вывести из
союзных городов гармостов, распустить сухопутные и морские силы и
предоставить автономию всем городам. На верность этим условиям мира
поклялись все участники конгресса. Фиванцы были занесены в список
государств, давших клятву, но на следующий день Эпаминонд вернулся и
потребовал, чтобы в списке поклявшихся слово "фиванцы" было заменено словом
"беотийцы" (Ксенофонт: 6; 3; 18--19). "Мы позволим беотийским городам
приносить клятву каждому от своего имени лишь тогда, когда и вы позволите
вашим пери-экам приносить клятву от каждого отдельного города", -- сказал он
(Павсаний: 9; 13; 2). Тогда Агесилай в страшном гневе вскочил с места и
потребовал, чтобы Эпаминонд заявил определенно, готов ли он предоставить
независимость Беотии. Эпаминонд в свою очередь опять спросил, предоставят ли
спартанцы независимость жителям Лаконики (Плутарх: "Агесилай"; 28). Агесилай
был возмущен и сказал, что не будет ничего исправлять в документе, на
верность которому они уже поклялись и под которым уже подписались. Если же
они не хотят участвовать в мирном соглашении, то он может их, если угодно,
вычеркнуть. Таким образом, все прочие заключили между собой мир и только
между лакедемонянами и фиванцами оставались враждебные отношения, и фиван-цы
удалились с конгресса в весьма мрачном настроении (Ксенофонт: 6; 3; 19-20).
В это время второй царь -- Клеомброт I стоял с войском в Фокиде. Эфоры
тотчас отправили ему приказ выступить против фиванцев. Очевидно, спартанцы
предполагали, что теперь, когда фиванцы лишились союзников, самое время
окончательно покончить с ними. Но на деле случилось обратное -- через
двадцать дней после окончания конгресса в битве при Левктрах войско
Клеомброта потерпело полное поражение от фиванцев, которыми командовал
Эпаминонд. Погиб сам царь и с ним тысяча лакедемонян -- цвет спартанской
молодежи. Никогда, за всю свою историю, Спарта еще не терпела такого
жестокого поражения (Плутарх: "Агесилай"; 28).
Первым следствием левктрской катастрофы был всеэллинский конгресс в
Афинах, происшедший в том же году. По-видимому, на нем подтверждены были
условия Ан-талкидова мира 386 г. до Р.Х. и решения предыдущего конгресса в
Спарте, но по существу он определил новое положение вещей. Если на
предыдущих конгрессах лакедемоняне приносили клятву за своих союзников
(считая их на деле и по форме своими подданными), то теперь каждому городу
на Пелопоннесе была предоставлена возможность приносить клятву за себя. Это
означало окончательный распад пелопонесского союза и конец гегемонии Спарты
на полуострове. Мантинейцы, воспользовавшись предоставленной им полной
автономией, сошлись на общее собрание и постановили сделать Мантинею одним
городом, как это и было раньше, до превращения ее спартанцами в четыре
деревни, и обнести ее стеной (Ксенофонт: 6; 5; 1--4). Эпаминонд, прибыв в
Аркадию, склонил аркадцев не останавливаться на этом и произвести полное
объединение (синойкизм) всех аркадских общин в единый союз и единое
государство. Когда решение по этому вопросу было принято, была основана
новая столица Аркадии -- Мегалополь, куда были переселены -- отчасти
добровольно, а отчасти по принуждению -- жители всех аркадских городов
(Павсаний: 8; 27--28).
Лакедемоняне с огромным беспокойством наблюдали, как непосредственно у
них под боком при содействии фиванцев возникает новое сильное государство.
Сразу же после того, как мантинейцы приступили к строительству стен, они
отправили к ним послом Агесилая.
Но когда Агесилай прибыл в Мантинею, члены правительства отказались
созвать для него народное собрание и предложили царю передать свою просьбу
им. Когда Агесилай завел разговор о постройке стены, мантинейцы отвечали,
что остановить постройку невозможно, так как соответствующее постановление
уже принято народным собранием. Агесилай в гневе удалился (Ксенофонт: 6; 5;
4--5).
В 370 г. до Р.Х. после создания Аркадского союза и основания Мегалополя
лакедемоняне вступились за аркадских изгнанников (противников союза) и
объявили аркадянам войну. Агесилай с войском и изгнанниками вторгся в
Те-гейскую область, считая тегейцев виновниками мятежа и изгнания. Он
опустошил страну и осаждал городскую крепость, наведя таким образом страх на
аркадян. Аркадяне в ответ заключили союз с аргивянами и элейцами, а в Фивы
послали предложение о союзе. Бео-тийское войско тотчас выступило в поход,
присоединив к себе союзных локров и фокейцев. Все это войско двинулось в
Пелопоннес под предводительством беотархов Эпаминонда и Пелопида. Остальные
беотархи добровольно уступили им командование над войском, зная военный
гений и доблесть этих мужей (Диодор: 15; 59; 62). Когда беотийцы прибыли в
Аркадию, был уже конец декабря 370 г. До Р.Х. На соединение с ними двинулись
всенародным ополчением аркадяне, элейцы, аргивяне и все прочие союзники.
Собралось не менее 70 000 человек. Начальники войска, собравшись на
совещание, Решили идти на саму Спарту и предать опустошению всю Лаконику.
Разделив войско на четыре части, союзники проникли в страну различными
путями. Беотийцы подступили к Селласию и склонили его жителей к отложению от
спартанцев. Аргивяне вступили в Лаконику из Тегейской области, разбив
гарнизон, охранявший горные проходы. Так же успешно действовали наступавшие
отдельными колонами аркадяне и элейцы. После того, как все войско собралось
в Селласии, оно двинулось на Спарту, предавая всю страну разорению и
сожжению (Диодор: 15; 62--64).
К этому времени доряне занимали Лакедемон уже в продолжении шестисот
лет, и еще ни разу враг не отваживался вступить в их страну: беотийцы были
первыми врагами, которых спартанцы увидели на своей земле и которые теперь
опустошали ее, дойдя до самого Эврота и города. Дело в том, что Агесилай не
разрешил спартанцам сразиться с таким, как говорит Феопомп, "валом и потоком
войны", но занял центр города и самые важные пункты, терпеливо снося угрозы
и похвальбы фиванцев, которые выкликали его имя, призывая его как
подстрекателя войны и виновника всех несчастий сразиться за свою страну. Но
не менее заботил Агесилая царивший в городе переполох, вопли и беспорядочные
метания пожилых людей, негодовавших по поводу случившегося, и женщин,
которые не могли оставаться спокойными и совершенно обезумели от крика
неприятелей и вида костров. Тяжелым ударом для его славы было и то, что,
приняв город самым сильным и могущественным в Греции, он теперь видел, как
сила этого города пошатнулась.
Когда Агесилай заметил, что враги намереваются перейти Эврот и силой
ворваться в город, он оставил все другие позиции и выстроил лакедемонян
перед центральными возвышенными частями города. Как раз в это время Эврот
из-за обилия снегов в горах выступил из берегов и разлился шире
обыкновенного, но переправу вброд не столько затрудняла быстрота течения,
сколько ледяной холод воды. Как ни старался Эпаминонд из честолюбия завязать
сражение в самом городе, он не смог выманить Агесилая или вызвать его на
бой, а потому снялся с лагеря, отошел от города и стал опустошать страну.
В Лакедемоне между тем около двухсот граждан, которые уже давно
составили заговор, захватили Иссорий, сильно укрепленный и неприступный
пункт, где находилось святилище Артемиды. Лакедемоняне хотели тотчас
кинуться на них, но Агесилай, опасаясь мятежа, приказал остальным соблюдать
спокойствие, сам же, одетый в плащ, в сопровождении одного лишь раба,
приблизился к заговорщикам, говоря, что они не поняли его приказания: он
посылал их не сюда и не всех вместе, а одних туда (он указал на другое
место), других в иные кварталы города. Те же, услышав его, обрадовались, что
их замысел не раскрыт, и, разделившись, разошлись по тем местам, которые он
указал. Агесилай немедленно послал за другими воинами и занял с ними
Иссорий. Ночью он приказал арестовать и убить около пятнадцати человек из
числа заговорщиков. Вскоре был раскрыт другой, еще более значительный
заговор спартанцев, которые собирались тайно в одном городе, подготовляя
переворот. Но при величайшем беспорядке было одинаково опасно как привлечь
их к суду, так и оставить заговор без внимания. Поэтому Агесилай,
посовещавшись с эфорами, приказал убить их без суда, хотя прежде ни один
спартанец не подвергался смертной казни без судебного разбирательства. Из
периэков и илотов, которые были включены в состав войска, многие перебежали
из города к врагу. Так как это вызывало упадок духа в войске, Агесилай
предписал своим служителям обходить каждое утро постели воинов в лагере,
забирать оружие перебежчиков и прятать его. Благодаря этому число
перебежчиков оставалось неизвестным.
Одни писатели говорят, что фиванцы отступили из Лаконики из-за
начавшихся холодов, а также из-за того, что аркадяне стали в беспорядке
уходить и разбегаться; другие -- что они и так провели там целых три месяца
и успели опустошить большую часть страны. Но все утверждают единогласно, что
спасением своим Спарта была обязана Агесилаю, который на этот раз отрешился
от присущих ему по природе качеств -- честолюбия и упрямства и действовал с
большой осторожностью. Тем не менее после этого падения он не мог поднять
мощь и славу своего города на прежнюю высоту. Хотя Эпаминонд не взял Спарты,
он нанес лакедемонянам невосполнимое поражение -- восстановил независимость
Мессении, находившейся триста лет под их полным владычеством. Когда Мессена
была вновь основана Эпаминондом и прежние ее граждане стали стекаться туда
со всех сторон, лакедемоняне не были в состоянии помешать этому и не
отважились выступить с оружием, но негодовали и гневались на Агесилая за то,
что в его царствование лишились страны, не уступавшей Лаконики по размерам и
превосходившей плодородием другие области Греции (Плутарх: "Агесилай";
31--34). Сам Агесилай отказался впредь от командования в походах из-за
своего преклонного возраста, предоставив военные дела сыну Архидаму. Когда в
366 г. до Р.Х. все воюющие стороны заключили между собой мир, Агесилай не
принял этого мира от фиванцев, так как не хотел признавать независимость
Мессении. Правда, в скором времени и бывшие союзники, которых прежде
объединяла только ненависть к лакедемонянам, перессорились между собой.
Афиняне первыми отступились от фиванцев и заключили союз со Спартой (еще в
369 г. до Р.Х.). Затем беотийцы поссорились с ахейцами и аркадцами, в 364 г.
до Р.Х. началась война между аркадцами и элейцами, а в 363 г. до Р.Х.
мантинейцы порвали союз с тегейцами и вновь обратились за помощью к
лакедемонянам. Аркадский союз распался. Фиванцы приняли сторону тегейцев, и
в 362 г. до Р.Х. Эпаминонд выступил в поход с войском, состоявшим из
беотийцев, эвбейцев и фессалийцев. В Пелопоннесе его союзниками были
аргивяне, мессеняне, а в самой Аркадии -- тегейцы и мегалопольцы. Союзниками
Спарты были элейцы, ахейцы и афиняне. Прибыв в Тегею, Эпаминонд стал
выжидать ответных действий противника. Тем временем Агесилай со всем войском
лакедемонян поспешил в Аркадию и стал лагерем близ Манти-неи. Получив это
известие, Эпаминонд повел войско прямо на Спарту, надеясь захватить город в
отсутствии его защитников. Если бы какой-то критянин не прибыл к Агесилаю и
не сообщил ему о приближении войска, Эпаминонд взял бы город. Но Агесилай,
узнавший о замыслах врага, успел вернуться в Спарту прежде прихода фиванцев
(Ксенофонт: 7; 1--5).
Агесилай с всевозможным тщанием позаботился об охране города. Детей
старшего возраста и стариков он расставил на крышах домов, приказав им
поражать врагов сверху; сам же выстроил под своей командой воинов цветущего
возраста и распределил их по проходам и теснинам, ведущим к городу; он
преградил все те места, через которые можно было подойти к городу, и
спокойно ждал наступления врага (Диодор: 15; 83). Немного позже фиванцы
перешли Эврот и напали на город. Агесилай отбивался не по возрасту
решительно и ожесточенно, так как видел, что спасение теперь уже не в
осмотрительной обороне, но в беззаветной отваге (Плутарх: "Агесилай"; 34).
Эпаминонд вел нападение в одно и то же время в разных местах, по очереди
угрожая всем отрядам, и всюду терпел поражение вследствие неудобства своей
позиции (Диодор: 15; 83). Между тем он стал опасаться, что мантинейцы придут
на помощь Лакедемону. Не желая воевать одновременно с двумя врагами,
Эпаминонд отправился с величайшей быстротой назад в тегейскую область
(Ксенофонт: 7; 5).
Несколько дней спустя произошла битва при Мантинее. Эпаминонд вновь
разгромил своих врагов, но сам пал в бою. После этой битвы и смерти
Эпаминонда греки заключили между собой мир. Агесилай хотел исключить из
мирного договора мессенцев, не признавая в них граждан самостоятельного
государства. Так как все остальные греки стояли за включение мессенцев в
число участников мирного договора, лакедемоняне отказались участвовать в
мире и одни продолжали войну. Вынужденные вербовать большое количество
наемников, они вскоре стали отчаянно нуждаться в деньгах, и Агесилай, не
зная, как еще помочь отечеству и где еще сыскать средства для войны, в 361
г. до Р.Х. передал власть сыну Архидаму, а сам с отрядом наемников поступил
на службу к египетскому фараону Таху. В это время ему было уже более
восьмидесяти лет. Тем более удивительна энергия, проявленная им в этом
последнем походе.
Когда Агесилай прибыл в Египет, его судно встречали важнейшие
полководцы и сановники царя, чтобы засвидетельствовать свое почтение. И
остальные египтяне, много наслышанные об Агесилае, ожидали его с
нетерпением, чтобы посмотреть на него. Когда же вместо блеска и пышного
оружия они увидели лежащего на траве у моря старого человека маленького
роста и простой наружности, одетого в дешевый грубый плащ, они принялись
шутить и насмехаться над ним. Еще более удивились они его странным вкусам,
когда из привезенных и принесенных даров гостеприимства он принял только
пшеничную муку, телят и гусей, отказавшись от изысканных напитков, печений и
благовоний, а в ответ на настойчивые просьбы принять эти дары, предложил
раздать их илотам.
По прибытии он соединился с Тахом, который был занят приготовлениями к
походу. Однако Агесилай был назначен не главнокомандующим, как он
рассчитывал, а лишь предводителем наемников; флотом командовал афинянин
Храбрий, а всем войском -- сам Tax. Это было первым, что огорчило Агесилая,
но, кроме того, и во всем прочем он вынужден был с досадой переносить
чванство и тщеславие египтянина. Он сопровождал Таха в морском походе в
Финикию, беспрекословно ему подчиняясь -- вопреки своему достоинству и
праву, пока, наконец, обстоятельства не сложились более благоприятно. Дело в
том, что Не-ктанебид, двоюродный брат Таха, отпал от него и был провозглашен
египтянами царем. Агесилай со всеми наемниками перешел на его сторону. Когда
наемники покинули его, Tax бежал, но вскоре против Нектанебида восстал новый
претендент на престол. Он также послал Агесилаю предложение о переходе на
свою сторону. Узнав об этом, Нектанебид перестал доверять Агесилаю и вопреки
его уговорам не дал сражения, а отступил в хорошо укрепленную крепость.
Враги окружили крепость рвами и валами и приступили к осаде. Когда ров почти
окружил город и осталось лишь небольшое свободное пространство, где можно
было развернуться с незначительным числом воинов, Агесилай вывел наемников
из крепости и после недолгого боя обратил осаждавших в бегство.
После этого Нектанебид укрепил и упрочил свою власть, а Агесилай с
деньгами, которые получил на службе, и частью наемников решил отплыть в
Спарту. Нектанебид отпустил его с большими почестями и сверх оговоренной
платы дал в подарок двести тридцать талантов.
Но Агесилаю не пришлось увидеть родину. По дороге он умер в возрасте 84
лет (в 360 г. до Р.Х.). Спартанцы залили его тело в расплавленный воск и
доставили в Лакедемон (Плутарх: "Агесилай"; 36--40).

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история