Моммзен Т. История Рима

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга пятая. ОСНОВАНИЕ ВОЕННОЙ МОНАРХИИ

Глава VI. БОРЬБА ЦЕЗАРЯ ПРОТИВ СЕНАТА И ПОМПЕЯ

Силы противников.— Движение Цезаря.— Отъезд Помпея в Грецию.— Цезарь в Испании, победа его при Илерде.— Курион в Африке, его гибель.— Переправа Цезаря к Диррахиуму.— Военные действия под Диррахиумом.— Поражение и отступление Цезаря.— Победа его при Фарсале.— Бегство Помпея в Египет и убиение его.— Цезарь в Египте, усмирение восстания в Александрии.— Борьба в Малой Азии, Иллирии и Испании.— Соединение противников Цезаря в Африке.— Победа Цезаря при Фапсе.— Конец республики

Трудно сказать, на чьей стороне было преимущество сил в начавшейся борьбе. В одних отношениях лучше было положение Цезаря, в других — Помпея. Цезарь имел ту выгоду, что он являлся единственным и безусловно признаваемым главою своей партии, а высшее единоличное руководство — одно из главных условий успеха. Никто из его пособников никогда и не претендовал на положение, сколько-нибудь близкое к его положению, а между тем около Цезаря было немало людей, дарованиями своими далеко превосходивших сторонников сената и Помпея.

Армия Цезаря, достигавшая 50 000 человек, была закалена в боях и отлично организована, ее способность к быстроте движений была неслыханною для того времени. Дисциплина была превосходна, во благоразумна: вблизи неприятеля она соблюдалась во всей строгости; если же была возможность облегчить солдат — дисциплина значительно ослаблялась. Когда было нужно — Цезарь требовал от своих войск величайшего напряжения и величайших жертв, но все знали, что он никогда не требует ненужного, что он заботится о солдатах, что он защитит всякого из них в чем только можно, все знали и видели, что по личной храбрости их полководец является одним из первых между храбрейшими. И солдаты Цезаря, как большинство людей, были более пригодны к тому, чтобы ими управляли и руководили. Но люди всегда любят понимать, чего и для чего от них требуют, и в этом отношении никто и никогда не умел более объединяться со своими подчиненными, чем этого, при всей своей строгости, достиг Цезарь.

Как никто другой, умел Цезарь вдохнуть в свою армию и дух корпоративности. Легионеры очень дорожили славою своих частей, и награды, дававшиеся всегда по справедливости самым лучшим, рассматривались каждым солдатом как лестные и для него. Цезарь был очень близок с солдатами: каждого он знал по имени, обращался с солдатами очень просто, но никогда как равный, а всегда как высший — и этим еще усиливал цену своего простого обращения. Такому вождю солдаты были преданы безгранично и каждому его слову повиновались безусловно. Армия Цезаря была бесспорно лучше, чем у его противника, но область, где Цезарь пользовался властью в

228

начале борьбы, была несравненно меньше: она ограничена была почти только одною Северною Италиею. Галлия повиновалась ему, но он долго не решался употреблять в серьезных боях кельтские контингенты войск. В самой Италии его ждали с нетерпением лишь худшие элементы общества, воображавшие, что Цезарь повторит сцены времен Мария и Цинны,— а такие союзники были, конечно, более опасны, чем враги.

Помпей начинал борьбу как признанный глава государства. Ему была послушна вся республика, за исключением незначительной части, стоявшей за Цезаря. Испания была вся и вполне надежно на стороне Помпея, на его же сторону решительно стали все подручные государства. В самой Италии Помпей располагал не менее чем 60 000 войска, правда не особенно еще хорошо организованного. В Испании было не менее чем 40 000 отличных и вполне надежных солдат. Зато невыгодно было положение противников Цезаря в том отношении, что в их среде не только не было выдающихся дарований, но не было и единодушия и взаимного доверия,— ведь так недавно еще враждовали между собою те люди, которые теперь оказались в одном лагере.

Цезарь выступил 24 ноября 50 г. Он мог двинуть только 5000 человек — остальные войска еще не подошли; он действовал как Ганнибал и расчеты свои основывал на быстроте и неожиданности своих движений. Несорганизованные еще отряды Помпеевых войск очищали пред наступавшим город за городом. Через несколько дней Цезарь был уже в двух-трех переходах от Рима. В столице все совершенно потеряли голову, войска здесь было не более 7000 человек, сенаторы и сторонники сената поспешно бежали.

Цезарь, однако, двинулся не на Рим, а в Пиценскую область, где собирались войска его противников. Мало-помалу сюда подошли и другие отряды Цезаря, так что вскоре под его начальством собралось уже до 40 000 человек, и в середине февраля Цезарю сдался город Корфиниум, где было гарнизону до 15 000 человек. Вскоре в другом городе сдались еще 7000 человек. Теперь у Помпея оставалось едва 25 000 человек. Он не счел возможным защищаться с ними в Италии и решился переехать по морю со своею армиею в Грецию, затем установить связь с испанскими войсками и тогда победить Цезаря.

17 марта отплыл из Брундузиума последний эшелон армии Помпея. Не имея кораблей, Цезарь не мог этому помешать, но вообще его успехи были чрезвычайны: не прошло еще 10 недель с начала действий, а он владел уже всею Италиею и лишил Помпея по крайней мере 35 000 солдат. В свои руки получил Цезарь и государственную казну, которую не успели вывезти. Это давало возможность подготовлять и дальнейшие действия, но в одном отношении положение Цезаря ухудшилось — в том именно, что он теперь не мог уже по-прежнему быстро двигать все свои силы, а значительную часть их должен был употреблять на охрану областей, полная покорность которых была очень сомнительна.

229

Первоначально все мирные жители, особенно в Риме, трепетали, ожидая, что повторятся сцены цинновских и мариевских времен, а подонки общества прямо и рассчитывали на это. Опасение первых Цезарь скоро рассеял: порядок повсюду был соблюдаем образцово, жизнь пошла обычною колеею, но если мирные элементы были довольны и искренно благодарны, то завоеванные Цезарем их чувства не уравновешивали неудовольствия элементов буйных, негодовавших, что обмануты их ожидания, с устранением одних затруднений возникали другие.

Сенат, созванный в начале апреля, вовсе не обнаружил доброго желания содействовать Цезарю, несмотря на то что самые ярые его враги не присутствовали. По формальным основаниям диктатура, которой желал Цезарь, не была ему дана, раздались даже робкие голоса, просившие не вести войны в Греции или Испании. Тогда Цезарь заявил, что он урегулирует дела и без сената, и поручил временно заведовать всеми делами в столице претору Марку Эмилию Лепиду. С изумлением, но без сопротивления смотрели жители, как единолично распоряжается кто-то в городе, в котором были и сенат, и один из консулов, и трибуны...

Цезарь спешил действовать. Совершенно непонятно, почему Помпей не соединился скорее с испанскими легионами,— вероятнее всего, он просто медлил, как всегда. Цезарь решил прежде всего уничтожить готовую военную силу противников, находившуюся в Испании. Он быстро прошел от Альп до Пиренеев и занял все горные проходы: Помпеевы военачальники опоздали. Промедлив некоторое время у Массалии, чтобы лично организовать осаду этого важного города, упорно державшегося Помпея, Цезарь прибыл в конце июня в Испанию и нашел свои войска расположенными против войск Помпеевых у Илерды на реке Эбро.

Цезарь попробовал окружить помпеянцев и проник между их лагерем и городом, как вдруг внезапно наступившее половодье задержало его войско как бы на острове между несколькими реками. Одно время все сообщения Цезаря были отрезаны, и в его лагере начинался голод. Чрезвычайно смелым и совершенно неожиданным движением Цезарь вывел свои войска из очень опасного положения. Теперь стало опасно положение помпеянцев, которые были уже совершенно уверены в победе и не приняли необходимых мер предосторожности. В скором времени они должны были отступать, Цезарь настойчиво преследовал их и заставил принять сражение в весьма невыгодной для них позиции. После нескольких неудач испанская армия в начале августа 49 г. сдалась Цезарю, и вскоре вся Испания отказалась поддерживать Помпея. Бывшие его войска Цезарь распускал по домам, только отбирая оружие.

Когда Цезарь, возвращаясь в Италию, прибыл к стенам Массалии, крепость эта была в крайности: жители не могли защищаться и не смели сдаться, потому что незадолго пред тем они вероломно нарушили перемирие. Цезарю город сдался на капитуляцию, в надежде,

230

что присутствие вождя удержит мстительность солдат. Так действительно и случилось. Массалия принуждена была выдать все свои военные корабли, потеряла некоторые привилегии, но новый властитель Римского государства сохранил этот цветущий город, рассадник эллинской культуры на Западе.

В то же время Курион подчинил Цезарю Сицилию и Сардинию, что было очень важно для обеспечения Италии хлебом. Затем Курион переправился в Африку. Здесь он удачно действовал против наместника провинции Вара, который сформировал два легиона из живших в Африке римлян. Но, преследуя один нумидийский отряд, Курион неосторожно углубился внутрь страны, был окружен полчищами нумидийского царя Юбы и после геройского сопротивления погиб со всем бывшим в походе отрядом в августе или сентябре 49 г., остатки высадившегося с ним корпуса сдались.

Это было серьезное поражение, особенно тяжела была для Цезаря потеря Куриона, который, по мере того как ему приходилось заняться более и более важными делами, обнаруживал все более и более блестящие дарования. Осенью же в Иллирии были рассеяны стоявшие там отряды Цезаревых войск и уничтожен незначительный флот, которым Цезарь располагал в водах Адриатического моря. Этим закончился первый год борьбы, очевидно в пользу Цезаря, хотя и не без значительных неудач.

В лагере Помпея в Македонии собрались все виднейшие представители аристократической партии: Катон, защищавший Сицилию, Домиций, защищавший Массалию, и много отличных офицеров из рассеянной испанской армии. В среде сторонников свергнутого правительства наиболее ярко выступали два настроения: большинство оплакивало гибель старого порядка, критикуя в то же время и все попытки его спасти. Люди этого склада сами решительно ничего не делали, всякую попытку вызвать их к деятельности рассматривали как злостное притеснение и своими вечными жалобами и унынием ослабляли настроение массы и лишали ее бодрости. Тут была слабость, другим настроением были проникнуты люди, которых в слабости упрекнуть было невозможно: другая партия, партия крайняя, ставила первым условием каких-либо переговоров присылку головы Цезаря, его посланцев беспощадно убивали. Лабиен — единственный из бывших подчиненных Цезаря, ему изменивший,— Бибул и другие предавали немедленно казни всех попадавших им как-либо в руки сторонников Цезаря, что, конечно, лишь усиливало решимость цезарианцев биться до последних сил. Эта партия не допускала сколько-нибудь спокойного отношения к вопросам, связанным с борьбою, и, кажется, самого Помпея ненавидела не меньше, чем Цезаря, потому что он не рвался ежеминутно в бой, не говорил постоянно о казнях и мести.

Есть все основания думать, что в Италии не вспыхнуло движение против Цезаря за время его отсутствия в Испании только потому, что все опасались самого безумного и слепого мщения со стороны олигар-

231

хов, которые возвратились бы в случае успеха. Катон тщетно боролся против таких крайностей озлобления, и однажды у него вырвались слова, что ему страшнее победа его партии, чем ее поражение- В лагере Помпея вообще ярко выступало настроение, свойственное всякой эмиграции: тут видим мы слепую ненависть к врагу, видим старые счеты, которыми были заслонены вопросы важнейшие, здесь царил дух мелкого самолюбия и мелкие чувства, совершенно не соответствовавшие величию решавшихся задач, здесь все требовали спасения республики, как они говорили, но каждый желал, чтоб это было сделано другими, со своей же стороны почти никто не хотел ничего делать. Разные ничтожества, увенчанные званием императоров и триумфами за мнимые или пустые успехи, не желали повиноваться Помпею, хотя все сознавали, что заменить его в главном командовании некем. Со своей стороны Помпей не доверял или завидовал Катону и предпочел весь флот отдать под команду заведомо бездарного и ничтожного Бибула, лишь бы не дать это важное поручение Катону.

Что касается чисто военных вопросов, то тут Помпей действовал как опытный военачальник. Он собрал из разных концов армию в 7000 всадников и 11 легионов, из которых пять были привычны к войне, остальных же деятельно обучали; кроме того, Помпей имел до 500 военных судов.

12 января 48 г. Цезарь отплыл из Брундузиума и благополучно высадил на эпирском берегу б легионов и 600 всадников. Трудно сказать, почему решился он на попытку переехать морем, почти безумно отважную: флот Помпея был несравнимо сильнее, но — как бы то ни было — Цезарь высадился около Диррахиума, где Помпей собирался сосредоточить свои силы. Скоро Бибул уничтожил транспортные суда Цезаря и установил такое бдительное наблюдение по всему побережью в Италии и Эпире, что не было решительно никакой возможности провезти из Италии подкрепления. Положение Цезаря становилось критическим, он искал случая хоть на каком-нибудь небольшом рыбачьем судне переехать в Италию, чтобы направить оттуда подкрепления,— не нашлось, однако, никого, кто решился бы с ним на эту безумную поездку. Но в это время Марк Антоний, командовавший в Брундузиуме, понимая, что положение Цезаря очень опасно, по собственной инициативе послал ему подкрепления. Не имея морских судов, он приделал кили к судам, не приспособленным для морских переходов, посадил на них 4 легиона и 400 всадников и с попутным ветром отплыл к берегам Эпира. Ветер не дал возможности флоту остановиться около Диррахиума, а гнал корабли дальше, из Диррахиума же вышла эскадра Помпея и бросилась преследовать Антония. Только в Лиссе, значительно севернее, удалось Антонию пристать. Помпеянцы шли следом — но едва они приблизились, как ветер внезапно переменился и отогнал их вновь в открытое море. Антоний счастливо совершил обходное движение и соединился с Цезарем.

Теперь Цезарь стал искать сражения, но Помпей уклонялся. Цезарь решился блокировать Помпея в его собственном лагере. Неожи-

232

данно занял он позицию между лагерем Помпея и морем, более половины своего войска он отрядил на то, чтобы охранять свой тыл, а с остальными повел против Помпея осаду. С обеих сторон неутомимо и искусно велись инженерные работы. Солдаты Цезаря копали траншеи, чтобы получить возможность штурмовать лагерь противника с близкого расстояния, солдаты Помпея разрушали эти работы. Наконец угрожающий недостаток воды и припасов заставил Помпея решиться на энергическую вылазку — и Цезарь был совершенно разбит. Результаты четырехмесячных усилий были уничтожены, Цезарь был окончательно отрезан от моря. Сын Помпея, Гней, частью сжег, частью захватил все его суда. Многочисленная конница Помпея получила полную свободу действий и угрожала уничтожить подвоз припасов к армии Цезаря.

Цезарю не оставалось ничего другого, как отступать внутрь страны. Помпей последовал за ним, но, по обыкновению, недостаточно энергично, и замечательная подвижность легионов Цезаря дала им скоро возможность настолько опередить преследующих, что непосредственной опасности уже не было.

Дав своему войску несколько отдохнуть и оправиться, Цезарь снова искал битвы. Должен был решиться на нее и Помпей, потому что после победы при Диррахиуме в лагере его все были совершенно уверены в победе, все требовали сражения и негодовали на обычную медлительность Помпея, намекая, что он просто умышленно стремится продлить свое положение нового Агамемнона.

Противники сошлись в Фессалии, на берегах рек Пенея и Энипея, у города Фарсала. 6 августа 48 г. произошла здесь битва. Помпей имел 47 000 пехоты и 7000 всадников, Цезарь — 22 000 пехоты и 1000 всадников. Нападение начал Помпей, план его состоял в том, чтобы прежде всего конницею уничтожить слабую кавалерию Цезаря, после того атаковать цезарианцев в тылу и в то же время напасть всею пехотою с фронта. Цезарь ожидал именно такого нападения, поэтому в том месте, куда должна была оттеснить его конницу конница Помпея, Цезарь искусно скрыл сильный отряд, и, когда действительно так и случилось, отряд этот внезапно ударил на конницу Помпея, совершенно не ожидавшую такого нападения. Всадники смешались и обратились в поспешное бегство, они внесли смятение и в ряды своей пехоты, в этот же самый миг легионеры Цезаря стремительно бросились на противников — и скоро замешательство сделалось общим. Помпей растерялся, он счел день проигранным и ускакал к морскому берегу, чтобы спастись на корабле. Команду принял помощник Помпея, Сципион, человек совершенно ничтожный. Он попытался отвести расстроенные отряды в лагерь, но Цезарь не дал противникам ни минуты отдыха, немедленно атаковал лагерь, выбил оттуда помпеянцев, преследовал их и при отступлении и к вечеру того же дня принудил сдаться весь остаток Помпеева войска. В войске Цезаря потеря не превышала 200 человек, помпеянцев было убито до 20 000 человек, а после битвы Цезарь казнил многих пленных офицеров.

233

Эта решительная победа имела огромные последствия. Теперь сторону Помпея оставили все те, кто держался ее только потому, что считал ее сильнейшею. Все восточные владетели и города отозвали отряды, посланные ими Помпею. Многие аристократы поняли, что дело проиграно окончательно, и примирились с Цезарем, в числе их был и такой человек, как Метелл,— он удалился в добровольное изгнание. Перешли на сторону Цезаря и Цицерон, и ему подобные люди, без твердых убеждений. Но в аристократии тлел еще тот огонек, который горел некогда ярким пламенем и озарял такие эпохи, как войны Самнитские и Ганнибалова. В среде аристократов были люди, которых можно было разбить, но нельзя было принудить отказаться от того, что они считали законным и обязательным и для себя, и для всех других. Во главе их Катон, который сам решился бороться до конца и в то же время предоставлял каждому волю покориться и идти к Цезарю. Помпей тоже не искал примирения с Цезарем, но готовился продолжать борьбу. После фарсальского поражения вожди разбитого войска собрались в Керкире и обсуждали, что делать. К определенному решению, однако, они не пришли. В Испании и Африке сторона сената и Помпея имела еще значительные ресурсы: в Африке Юба знал, что после гибели Куриона ему не будет пощады от Цезаря, а в Испании старые связи с Помпеем были так прочны, что ежеминутно приходилось опасаться там открытого движения в его пользу.

Цезарь решил преследовать Помпея во что бы то ни стало. Он особенно важным почитал овладеть его личностью: его одного из всех своих противников он уважал. Помпей после поражения спасся на остров Лесбос. По-видимому, мысль о приеме, какой ожидал его со стороны аристократии после катастрофы, удержала его от решения направиться в Африку, и он поехал морем в Египет. Там в войске служило много его прежних солдат, а огромные богатства страны обещали возможность возобновить борьбу. В Египте только что умер царь Птолемей Аулет. По воле его престол переходил к его сыну, десятилетнему Птолемею Дионису, обвенчанному на дочери Птолемея же, шестнадцатилетней Клеопатре, и уже началась распря в царском семействе. По совету одного вельможи решено было предложить Помпею гостеприимство и немедленно его убить — этим надеялись приобрести расположение Цезаря. Когда корабль Помпея остановился, подплыла богато убранная лодка принять проконсула — и, едва он ступил в эту лодку, он был заколот сзади ударом кинжала (28 сентября 48 г.). Скоро появился и Цезарь, по дороге взявший в плен целую эскадру Помпеевых кораблей, оцепеневшую при вести о Фарсальской битве и сдавшуюся без боя. Глубоко потрясенный, отвернулся Цезарь, когда ему поднесли окровавленную голову человека, которого так долго Рим называл Великим, который был долго ему близок и по своим нравственным качествам заслуживал уважения Цезаря. Несомненно, что, если бы Помпей попал в руки Цезаря, победитель никогда не предал бы его казни.

В Египте Цезарь немедленно приказал членам царского дома пре-

234

кратить междоусобицу. На страну за поддержку Помпея он не наложил никакого наказания, а только потребовал уплаты давно должных Египтом Риму сумм. Жители Александрии, многолюднейшего и богатейшего в то время города на всем Средиземном море, с неудовольствием смотрели на безапелляционные распоряжения Цезаря. Когда же в уплату контрибуции царские советники умышленно обратили фамильные драгоценности царей и сокровища храмов — зрелище, как все это относилось к римлянам, вызвало глубокое раздражение в жителях. Оккупационный римский корпус, давно уже стоявший в стране, сжился и сроднился с местным населением, да к тому же был огорчен запретом междоусобий, во время которого солдаты рассчитывали получить богатую добычу.

Недовольство было общим, и многие признаки предвещали вспышку. Цезарь распорядился вызвать подкрепления из Малой Азии и остался в Египте, зорко наблюдая за настроением, но по внешности вполне спокойный, веселый и как бы совершенно поддавшийся чарам юной и прелестной Клеопатры. Внезапно явилась у столицы оккупационная римская армия, стоявшая на границах,— оказалось, что ее тайно вызвали царь и его советники. В городе немедленно вспыхнуло восстание. Цезарь овладел особою царя и его министрами и укрепился во дворце и прилегавших к нему строениях. В его руках был также остров с маяком, лежавший посредине входа в Александрийскую гавань. Остров этот был соединен с материком плотиною, которая была во власти бунтовщиков. Египетский флот Цезарь успел сжечь, и потому сношения с морем он кое-как мог поддерживать, при всем том оборона была вообще очень нелегкою задачею, и нужны были весь гений Цезаря, вся его неутомимая бдительность и вся преданность ему его солдат, чтобы держаться. Одно время восставшие завладели маячным островом, Цезарь, однако, смелым нападением отнял его обратно и даже отбил в свою власть почти всю плотину. Во время этой битвы в том самом пункте, где сражался сам Цезарь, его сторонники неожиданно подверглись столь энергичному нападению, что были все сбиты в воду, и Цезарь спасся лишь благодаря тому, что доплыл до одного из своих кораблей, стоявших на довольно значительном расстоянии.

Наконец прибыли подкрепления, вызванные Цезарем. Египетское войско, выступившее против них, было совершенно разбито. Цезарь стал господином Александрии. Жители в траурных одеждах молили о пощаде. Победитель отнесся к побежденным очень великодушно, он ничем не наказал их и советовал обратить усиленное внимание на то, чтобы снова поднять торговлю и благосостояние города, сильно пострадавшего от последних событий. Затем он оставил в Александрии достаточный гарнизон из трех надежных легионов под начальством Руфиона, опытного воина и администратора, но сына вольноотпущенника, а сам отплыл в Малую Азию: его продолжительное отсутствие очень заметно отзывалось на ходе его дел во всех остальных частях государства.

235

В Малой Азии понтийский царь Фарнак, сын Митридата, сначала держался стороны Помпея. После битвы при Фарсале он покинул его и вздумал еще захватить несколько пограничных областей, принадлежавших Риму. Когда на требование вернуть их он ответил отказом, Цезарь велел наместнику Малой Азии Кальвину силою отнять захваченное. Кальвин, однако, был разбит, но как раз в это время прибыл из Египта Цезарь. Он собрал бывшие под рукой войска, пошел на Фарнака и совершенно разбил его в упорной битве при городе Циеле. Фарнак бежал, и царство его Цезарь отдал незаконнорожденному его брату. Державшие сторону Помпея властители получили выговор и должны были уплатить небольшие штрафы, не приступавших к помпеянцам Цезарь наградил, но вообще в устройстве Малой Азии он крупных перемен не произвел.

Пребывание Цезаря в Александрии, длившееся почти полгода, с октября 48 по март 47 г., значительно замедлило умиротворение государства: повсюду сторонники прежнего порядка получили возможность собраться с силами и укрепиться. Так, иллирийцы, которые всегда относились к Цезарю прямо враждебно, разбили значительный корпус Габиния, и только после того, как Ватиний в смелом нападении с рыбачьими судами разбил флот помпеянцев, военные действия в Иллирии получили сколько-нибудь более благоприятный для Цезаря оборот. В Испании едва удавалось удерживать армию от явного бунта в пользу Помпея, особенно же угрожающий ход приняли дела в Африке. Сюда собрались все, кто после Фарсалы не пожелал подчиняться, сюда прибыли Сципион, второй главнокомандующий, оба сына Помпея, Катон, Лабиен, Октавий и др. Здесь соединились остатки армии, разбитой при Фарсале, части войск из Испании, гарнизоны из Диррахиума, Керкиры и Пелопоннеса, остатки флота. Главнокомандующим был избран Сципион — как старший по положению, настоял на этом Катон, сам лично не любивший Сципиона, понимавший его бездарность, посчитавший необходимым действовать строго по букве старых законов. Рядом с главнокомандующим создался и сенат из трехсот членов, деньгами и всем нужным армия была обеспечена благодаря энергии Катона, в военном смысле она скоро представляла силу не менее значительную, чем при Фарсале: в пехоте было до 70 000 человек и конницы до 1600, кроме того, большие отряды всадников были с царем нумидийским Юбой.

Летом 47 г., когда Цезарь подготовлял в Риме экспедицию в Африку, внезапно взбунтовались стоявшие в Кампании легионы, предназначенные для этого похода. Солдаты перенесли столько трудностей, что теперь, после довольно продолжительного отдыха, предстоявшие труды и опасности казались особенно неприятными, к тому же они долго не видели Цезаря — единственного человека, имевшего влияние на этих железных людей. Легионы двинулись к Риму, требуя, чтобы им прежде всего выданы были обещанные награды, и заявили, что иначе они не пойдут в поход. Уже совершенно недалеко от столицы внезапно появился пред ними Цезарь и спросил, чего они желают.

236

«Отставки!» — закричали ему в ответ. Цезарь немедленно ответил, что они вольны воспользоваться ею хоть сию минуту и что подарки и награды им будут все равно выданы — только в день триумфа, когда закончится борьба и когда они могут быть в числе зрителей, но уже не участников в триумфе, так как получили отставку раньше, и при этом Цезарь и называл их уже не «воинами», как говорил он с солдатами, а просто «гражданами». Солдаты были поражены как громом: они не воображали, что Цезарь решится обойтись без них, они были пристыжены тем, что он не только не грозил уменьшить награды, а сам еще обещал их увеличить... Прошло несколько мгновений молчания и колебаний — и, видя пред собою того вождя, который столько раз водил их к победам, воины вдруг стали просить, чтобы им было позволено не расставаться с Цезарем и называться по-прежнему его солдатами. Цезарь заставил себя долго просить и тогда согласился, единственным наказанием было уменьшение на одну треть наград зачинщикам бунта. Этот эпизод, которому подобного не знает история, ярко рисует, каким влиянием пользовался Цезарь и как велико было обаяние его личности.

В начале января 46 г. Цезарь высадился в Африке. Буря замедлила соединение всех его кораблей, и первое время положение Цезаря было очень опасно. Лабиен нанес ему чувствительное поражение при Руспине, так что Цезарю пришлось укрепиться в лагере и обороняться. Всегда столь стремительный, быстрый в нападениях, он теперь удивил и своих сторонников и своих врагов упорством и осторожностью своей обороны. Наконец к нему присоединились шедшие из Италии подкрепления, и 6 апреля 46 г. при Фапсе он наголову разбил своих противников. Воины Цезаря, страшно обозленные продолжительною борьбою, вышли из повиновения и беспощадно избивали противников. Было убито и в войске Цезаря его же солдатами несколько офицеров, известных как скрытые сторонники противной партии. До 50 000 трупов оказалось на поле сражения. Противники Цезаря были уничтожены. Последние надежды республиканцев рухнули — и Катон, сделав необходимые распоряжения, чтобы облегчить бегство всем, кто хотел спасаться, удалился в свой дом в Утике и бросился там на меч...

По своим умственным качествам Катон был неизмеримо ниже многих своих современников, но среди событий, сопровождавших крушение республики, его личность выдвигается на первый план. Навеки он остался в памяти людей окруженный блестящим ореолом высокой честности, неподкупной верности своим идеалам. Его имя в течение веков прославлялось и почиталось, и не без основания: ведь, в конце концов, все величие, вся доблесть человечества — не в деяниях ума, не в мудрости, а в нравственном достоинстве. Катон же был, конечно, не мудрец, но нравственное величие его характера вне сомнений. От Катона осталось наследие, с которым столетиями борется монархическая власть: от него ведет свое начало республиканская оппозиция, горделивая и безнадежная, ри-

237

торически-отвлеченная и притязательно-строгая; он всегда был идолом всех безыдейных республиканцев, а также и всех тех, кто республиканизмом спекулирует; своим самоубийством этот высокочестный человек разбил в прах иллюзию всеобщего примирения, которое провозглашал Цезарь, и, как практический государственный человек, Цезарь одного Катона почтил даже загробною ненавистью — за то, что он противодействовал ему столь же опасно, как и недосягаемо, в области идеалов.