Лесны Иван. О недугах сильных мира сего (Властелины мира глазами невролога)

ОГЛАВЛЕНИЕ

КАРЛ VI
"Я должен рассказать вам о коронации молодого короля Карла, которая
проходила в то время в Реймсе.
Можете себе, конечно, представить, что французская знать не жалела
ничего, что могло бы способствовать пущему блеску и роскоши при коронации ее
правителя. Церемония проходила в воскресенье, в год 1380-й, когда Карлу было
двенадцать лет; в ней приняла участие почти вся могущественная верхушка
королевства.
Молодой король в субботу накануне прибыл в город и присутствовал при
богослужении в соборе девы Марии, где провел большую часть ночи при вигилии
вместе с другими молодыми господами, которые хотели стать рыцарями. В
воскресенье, на день Всех Святых, храм был богато убран.
И как собрались все, архиепископ реймсский начал служить торжественную
мессу. А потом подал королю помазание, как и святой Реми помазал в свое
время Хлодвига, первого христианского короля Франции...".
Жан ФРУАССАР. ХРОНИКА СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ

Так описывает коронацию французского короля Карла VI старинная "Хроника
Столетней войны" хрониста и поэта Жана Фруассара. Впрочем, надо сказать, что
"блеском" и "роскошью" отличалась каждая коронация. Юный Карл VI вступал на
престол после своего отца Карла V, именовавшегося Мудрым, и никто еще не
предполагал, что его правление станет для Франции одним из печальнейших
периодов ее истории. (В конце его древнему и славному королевству даже
грозила опасность присоединения к Англии).
Вернемся, однако, на два года назад, к январю 1378 года, когда Карлу
было десять лет и он был дофином, то есть наследником французского трона.
Его отца Карла V посетил тогда римский император и чешский король Карл IV.
Оба правителя были более чем близки между собой: с родом Валуа, к которому
принадлежал Карл V и который был правящей французской династией, Карла IV
связывали двойные родственные узы -- во-первых, его первой женой была Бланш
Валуа, а во-вторых, его сестра Йитка была супругой Иоанна II Доброго, отца
Карла V. Оба рода, Валуа и Люксембурги, практически владели в то время --
или хотя бы оказывали влияние -- на всю Европу, за исключением Балканского
полуострова и России.
При этой встрече оба правителя, как будто в предчувствии близ кой
смерти, представили друг другу своих наследников: десятилетнего француза
Карла и четырнадцатилетнего чеха Вацлава. Судя по всему, монархи гордились
своими потомками.
Французский летописец задает условный вопрос: Каково бы было
могущественным правителям, если бы они могли догадываться, как промотают эти
потомки их наследство?
Что касается Вацлава IV, тут Фруассар явно имел в виду гуситские войны.
Однако они разразились после смерти Вацлава и не только не означали для
чешского народа упадок, но и стали одним из славных этапов его истории. У
французского же короля Карла VI отцовское наследство действительно распалось
под руками, и -- не будь поворота в войне с англичанами, совершенного Жанной
д'Арк при осаде Орлеана, -- последовала бы неминуемая катастрофа.
В период, когда Карл VI вступал, после смерти своего отца, на
французский трон, до конца войны между Англией и Францией оставалось еще
более сорока лет. Историки назвали позднее эту войну Столетней, хотя она и
не была войной в буквальном смысле этого слова, -- скорее, это была длинная
серия боев и столкновений, нарушаемых недолгими перемириями. Их причиной
была борьба за французский престол.
ИЗ ИСТОРИИ СТОЛЕТНЕЙ ВОИНЫ. Она началась в 1337 году, однако повод к
ней задолго до этого дал косвенно король Филипп Красивый. В 1298 году,
заключив мир с английским королем Эдуардом I, он. желая показать добрую
волю, выдал свою дочь Изабеллу за английского наследника. В то время ему,
несомненно, казалось, что он сделал блестящий дипломатический ход, который
сблизит оба западноевропейских королевства и установит между ними
добрососедские отношения и прочный мир. До сих пор эти отношения оставляли
желать лучшего. Французские короли тщетно стремились вытеснить
соседей-островитян из южнофранцузской области Гиень, а со стороны англичан
яблоком раздора была Фландрия, где они хотели сохранить свое влияние.
Вскоре, однако, оказалось, что "дипломатический ход" Филиппа был
фатальной ошибкой. Когда три десятилетия спустя вымерла от меча вся
капетовская династия и ее сменили Валуа, английский король Эдуард III, сын
дочери Филиппа Изабеллы, выступил с претензиями на французский престол.
Французы отвергли его притязания, сославшись на Салическую правду -- древний
сборник обычного права, исключавший из наследственного права женщин.
Англичане, однако, не признавали этот закон -- у них право женщин на
наследование трона признавалось -- и началась Столетняя война. Началась
довольно неудачным образом для французов, нанося к тому же Франции куда
больший ущерб, чем противнику, потому что велась на ее территории.
В 1340 году французы проиграли морскую битву при Слейсе, а после
поражения в битве у Креси, где английские лучники наголову разбили
французских рыцарей (на стороне французов сражался и 26 августа 1346 года
погиб чешский король Ян Люксембургский), в 1349 году французы как слабое
утешение отвоевали южно-французское графство Дофине (которое получали
позднее французские наследники престола -- отсюда их титул "дофины"), однако
уже в 1356 потерпели следующее тяжелое поражение -- у Пуатье. В этой битве
попал в плен к англичанам французский король Иоанн II Добрый, так и
скончавшийся в плену в 1364 году.
Военные неудачи, следовавшие одна за другой и во многом происходившие
по вине тяжелой конницы (феодальных рыцарей), разумеется, оказывали
отрицательное влияние на общественное мнение самых широких кругов населения,
которое обернулось против знатных феодалов, -- дворянства и прелатов. Когда
дофин, позднее король Карл V, управлявший королевством от имени своего отца
Иоанна II Доброго, находившегося в плену, отверг требование генерального
штаба поставить ведение дел правительством под контроль специальной
комиссии, восстал Париж. Восстание продержалось почти два года (1357--1358).
Под давлением сословий дофин вынужден был ненадолго даже объявить
специальный акт, включавший в себя все требования по реформам
государственного управления и даже требование покончить с междоусобными
войнами отдельных феодалов (которые, надо сказать, были одной из главных
причин военных неудач французов в Столетней войне) и вооружить жителей для
защиты от мародерства и насилия, процветавшего как на французской, так и на
английской стороне.
Почти одновременно с парижским восстанием под предводительством Э.
Марселя в деревне тоже вспыхивает восстание -- жакерия (его название
образовалось от пренебрежительной клички, которую присвоили феодалы
крестьянам: Jacques simple -- Жак-простак). Жакерия охватила постепенно всю
северную Францию; она была направлена против непомерного бремени налогов и
гнета феодалов, разорявших и без того доведенную до крайней нищеты деревню.
Оба восстания были наконец подавлены, причем жакерия куда кровавее.
Крестьяне так и не сумели найти общий язык с восставшим Парижем.
Первый этап Столетней войны закончился миром в Бретиньи в 1360 году.
Англичане получили по мирному договору гавань Калэ и юго-западную часть
Франции, а Эдуард III отказался от своих притязаний на французский престол.
Второй этап начался девять лет спустя. На этот раз французам -- во
всяком случае, вначале -- везло больше. За пять лет им удалось отвоевать
почти все территории, захваченные англичанами. После заключения следующего
мира в 1377 году в руках англичан остались только города Калэ, Бордо и
Байонна. Однако это был странный мир: битвы с англичанами утихли, зато с
новой силой вспыхнули сражения внутри страны.
В этот период и вступает на престол двенадцатилетний Карл VI. За
несовершеннолетнего короля страной управляли его дядья -- герцоги
Бургундский, Анжуйский и Берри, братья покойного Карла V. Правили они плохо,
заботясь больше о своем благе, чем о делах королевства. Пользуясь перемирием
с Англией, регенты организовали военный поход во Фландрию, которая была в то
время вассальным графством Франции. Местные графы, однако, все чаще
оказывались в конфликте с возникающей городской буржуазией в Генте,
Антверпене и других городах, богатство которых зависело от производства
сукна -- а значит, от ввоза шерсти из Англии. Свою роль сыграл и
национальный, а также языковой вопрос. Графы и дворянство были французами,
горожане и простой народ -- фламандцами. Поэтому когда фландрский граф
обратился к герцогу Бургундскому (Филиппу Смелому) с просьбой о помощи
против восставших горожан, во Фландрию ворвалась вся французская рыцарская
конница во главе с юным королем. Поход закончился победой французов, после
которой последовали репрессии и казнь вождя фламандцев-горожан Филиппа ван
Артевельде.
Итак, дядья правили во Франции ретиво: за шесть лет им удалось
разворовать и растратить государственную казну, собранную благодаря
терпеливым стараниям Карла V, поэтому когда Карл VI взял наконец в 1388 году
правление в свои руки (довольно поздно -- в двадцать лет -- вероятно,
родственникам не хотелось расставаться с властью), Франция была нищей.
Молодой король начал неплохо. Он прислушивался к советам ученых мужей
из парижского университета (среди которых был, в частности, и Оноре Бонэ --
автор одного из первых учебников государственного искусства) и даже заключил
"постоянный" мир со своим -- тоже молодым -- английским партнером Ричардом
II, добившись этого с минимальными уступками. Оба молодых короля даже
договорились о совместном крестовом походе против турков и татар.
В 1392 году Карл VI женится, избрав по портрету себе в жены германскую
принцессу Изабеллу Баварскую. От этого брака рождается сын Карл (позднее
король Карл VII) и дочь Маргарита. В то же время, через несколько месяцев
после свадьбы, Карл VI, как говорят источники, сходит с ума.
Тут следует задаться вопросом: на достаточном ли уровне была
средневековая медицина, чтобы поставить столь определенный диагноз?
КАК ЛЕЧИЛИ В СРЕДНИЕ ВЕКА? Общий упадок всех областей культуры и
цивилизации после падения римской империи (разве что за исключением
Византии) постиг в Европе, разумеется, и медицину. Профессиональных врачей
почти не было, медицинских школ не существовало. Лечением занимались
преимущественно монахи в монастырях, некоторыми медицинскими познаниями --
чисто эмпирическими -- обладали священники. Это, конечно, не обошлось без
религиозных влияний: часто вместо лечения пациенту предписывалась молитва.
Когда заболевал король, молился весь народ. В медицине господствовали
суеверия; хватало и таких взглядов, что все болезни -- наказание божье за
грехи. Прежде всего такой болезнью считали "падучую", то есть эпилепсию.
К счастью, в деревнях удерживалось простое народное знахарство,
основанное на знании лекарственных растений и опыте в заживлении ран, и эти
знания передавались из поколения в поколение. Нередко знахарок приглашали и
ко двору феодалов.
В начале второго тысячелетия, когда возникали самые первые европейские
университеты, при них организовывались и медицинские факультеты. Самыми
старинными такими факультетами были три: Два в Италии (в Салерно и в Падуе)
и одна во Франции (Монпелье). Салернский факультет быстро прекратил свое
существование. В этих учебных заведениях, однако, не велось никакой научной
работы. Изучались только сохранившиеся учебники Галена и Гиппократа, которые
студенты должны были заучивать наизусть. Высшей степенью "научного мышления"
были комментарии к этим текстам.
Главными лечебными методами было кровопускание, а также прописывание
слабительного и рвотного. Неудивительно поэтому, что смертность в средние
века была очень высокой, несмотря на то, что в высоком и позднем
средневековье существовали и врачи-профессионалы. Но и они были беспомощны
перед частыми эпидемиями -- например, чумы.
В конце четырнадцатого -- начале пятнадцатого века, в период начала
Возрождения, врачи проявляют уже признаки самостоятельного мышления. Нам
известны замечательные чешские врачи Кржиштян из Прахатице и Альбик из
Уничова. Оба были магистрами Карлова университета, профессорами медицинского
факультета и оба лечили короля Вацлава IV. А Фруассар в "Хронике Столетней
войны" пишет о некоем Йиржике Пражском, который был замечательным врачом и
которого чешский король Карл VI послал французскому монарху Карлу V, когда
тот тяжело заболел. "Йиржик Пражский", которого, по Фруассару, "за
необычайную ученость называли вторым Аристотелем", действительно помог
своему высокому пациенту.
Кржиштян из Прахатице переводил медицинские трактаты с латинского на
чешский язык, став, таким образом, автором первых учебников по медицине на
чешском языке. Кроме того, он издал позднее и руководство для военфельдшеров
гуситских войск -- а значит, один из первых учебников по военной хирургии
написан по-чешски.
Альбик из Уничова, наоборот, писал только по латыни, зато пытался
прийти к собственным научным медицинским заключениям.
В средневековой медицине между врачами-терапевтами и военфельдшерами
(практически, хирургами) лежала огромная светская пропасть. В то время как
первые обладали, как мы сказали бы сегодня, высшим образованием и на
общественной лестнице находились почти на уровне священников (многие из них
и были священниками), вторые пользовались куда меньшим почетом: хирургия
считалась, скорее, ремеслом, и один фельдшер учился этому ремеслу у другого.
Врач-терапевт имел полное право призвать к себе хирурга и приказать ему, что
именно оперировать. Зато духовенству римская церковь запрещала проводить
хирургические операции и вообще любые вмешательства, при которых появлялась
бы кровь. Они могли лечить, но не имели право делать кровопускания и т. п.
-- и по тем же самым причинам, по которым сжигали на кострах еретиков и
"ведьм". (Как видно, средневековая медицина далеко ушла от того времени,
когда знаменитый Гален лично ухаживал за ранеными гладиаторами!).
Таким образом, средневековые хирурги часто оказывались на уровне
цирюльников, а цирюльники в то же время часто были и хирургами. И
продолжалось это практически до семнадцатого века.
К счастью, обширные познания врачей античных времен не были утрачены
безвозвратно. Вероятно, через Византию они попали в арабский мир. Арабы
переводили работы Галена, Гиппократа и других ученых врачей, творчески
перерабатывали их опыт и распространяли. В период, когда походы крестоносцев
приблизили Европе арабский мир, арабские врачи пользовались большим почетом.
В частности, при дворе римского императора и сицилийского короля Фридриха II
(1212--1250) было несколько арабских врачей. Впрочем, следовало бы называть
их не арабскими, а мусульманскими врачами: самый знаменитый из них, Авиценна
(Ибн Сина) был таджиком, а Аверроэс (Ибн Рушд) -- испанским мавром.
Европейская медицина начала избавляться от суеверий только с
наступлением Возрождения. И, пожалуй, дольше всего эти суеверия продержались
у врачей по отношению к душевнобольным. Собственно, их даже не считали
больными и обычно попросту бросали в темницу, где и держали в оковах до
самой смерти. В более легких случаях, в том числа и у больных эпилепсией,
считалось, что они одержимы дьяволом. В зависимости от этого их и "лечили"
-- преимущественно священники, изгоняя из тела пациента "нечистую силу".
Приблизительно так выглядела средневековая медицина.
НУ, А "БЕЗУМНЫЙ" ФРАНЦУЗСКИЙ КОРОЛЬ? Давайте вернемся к нему. После его
"сошествия с ума", на беду французского королевства, бразды правления снова
попадают в руки Филиппа Смелого, герцога Бургундского. Это был крупный
феодал, который, наряду с герцогством Бургундским, правил также во Фландрии
и Брабанте, полученных им благодаря брачной политике. Тем самым он в
определенной степени был независимым от французской короны, так как Брабант,
который в 1354 году чешский король и римский император объявил герцогством
(для своего брата Вацлава Люксембургского), был ленным владением римской
империи. Филипп Смелый снова опустошает государственную казну, которую Карлу
VI удалось с таким трудом немного дополнить. Однако здесь он сталкивается с
серьезным противником в лице своего племянника, младшего брата короля,
герцога Орлеанского. На рубеже XIV--XV веков этот герцог считался
законодателем мод по всей Европе. Он задавал тон в одежде при всех
королевских дворах. Его цветок (чертополох) дамы носили на платье, а рыцари
-- на доспехах. Естественно, он тоже чувствовал себя призванным править от
имени своего больного брата.
Конфликты между герцогом Орлеанским и бургундской стороной еще более
обострились, когда в 1404 году Филипп Смелый скончался и в его права вступил
сын Иоанн Бесстрашный. Через три года после смерти отца он подстроил заговор
против герцога Орлеанского, который и был убит 29 ноября 1407 года. Наемные
убийцы совершили это преступление в Париже, и оно было тем гнуснее, что
убийству предшествовали инсценированные торжества по случаю примирения
враждующих сторон, с мессой и совместным причащением.
Отомстить за смерть взялся тесть убитого, южно-французский граф Бернард
из Арманьяка. Развязалась гражданская война между "бургиньонами" и
"арманьяками", мотивированная не столько местью, сколько борьбой за власть.
Феодальный юг, относительно недавно присоединенный к землям французской
короны, восстал против политической власти старых северных провинций. Обе
стороны преследовали собственную выгоду. И, как обычно бывает в подобных
ситуациях, больше всего пострадали от этого бедные слои. Частная война между
"бургиньонами" и "арманьяками" требовала денег, и налоги опережали друг
друга. Такая политика вызвала целую серию местных восстаний, завершившихся в
1412 году так называемым восстанием кабошьенов (по прозвищу вождя Кабоша) в
Париже, которым удалось добиться от правительства некоторых временных
реформ.
Такой разлад во внутренних отношениях не мог ускользнуть от внимания
англичан, которые видели к тому же, что Карл VI, пришедший в себя после
душевного расстройства, склоняется в отечественных конфликтах то на одну, то
на вторую сторону...
Между тем в Англии происходят перемены на троне. Ричард II, заключивший
с Карлом VI "постоянный мир", был подвергнут заточению своим двоюродным
братом, графом Ланкастером. (По стечению обстоятельств, почти в тот же день,
когда высшая знать в Чехии бросила в заточение своего короля Вацлава IV,
который был родственником Ричарда II (Ричард был женат на сестре Вацлава
Анне). Однако в то время, как Вацлаву удалось вскоре избавиться от
заточения, Ричард II был убит, а граф Ланкастер взошел на трон под именем
Генриха IV. После его смерти в 1413 году его преемником становится Генрих V,
который, будучи правнуком Эдуарда III, снова выдвигает претензии на
французский престол, снаряжает флот и высаживается в Нормандии.
События этой короткой войны история запечатлела довольно искаженно.
Например, Генрих V -- по Шекспиру, честнейший принц Холл -- был все, что
угодно, только не положительный герой. Достаточно припомнить бойню
заложников после взятия Руана.
Единственная битва -- у Азенкура -- решила исход войны 1415 года. За
Францию здесь сражались только арманьяки. Бургиньоны держались в стороне.
Кроме того, эта битва навсегда похоронила славу тяжелой конницы: французские
рыцари были наголову разбиты английской артиллерией и лучниками. У Азенкура
погибло 10 000 французов -- огромное для того времени число воюющих.
Вся Франция оказалась во власти англичан.
Во главе арманьяков встает дофин Карл. 10 сентября 1419 года он
встречается с предводителем Бургиньоном Бесстрашным. В ходе этой встречи,
однако, происходит ссора, а потом и стычка, во время которой Иоанн
Бесстрашный был убит. И это ускоряет катастрофу Франции.
Сын Иоанна, герцог Филипп Добрый, открыто переходит на сторону Англии,
а вместе с ним и королева Изабелла, супруга Карла VI. В 1420 году в Труа
дофин Карл (позднее французский король Карл VII) объявляется лишенным права
на трон, а наследником признается английский король Генрих V, который
женится на сестре дофина.
На картинах, запечатлевших эту позорную сцену, изображается, как
правило, и Карл VI, однако в то время его разум был уже настолько помутнен,
что он не принимал участия в переговорах. Карл VI умирает в 1422 году -- как
и его нелюбимый зять Генрих V.
Во Франции, разоренной и разоряемой англичанами и бургундцами, начинает
править английский наместник герцог Бедфорд. Под властью дофина Карла VII
остается всего лишь несколько городов и замков на Луаре.
Судьба Франции кажется предрешенной, никто уже не верит в ее поворот. И
все же он наступает -- наступает в тот момент, когда на сцене появляется
Орлеанская дева, своей жертвой пробудившая во французах патриотизм и отвагу.
Но это уже другая история...
О ПРОИСХОЖДЕНИИ БОЛЕЗНИ КАРЛА. В разложении и глубоком упадке
французского королевства определенную долю вины несла, безусловно, болезнь
короля. И дело было не столько в его собственных поступках, сколько в
действиях тех, кто правил за него и кто развязал гражданскую войну, которой
воспользовалась наконец Англия.
Итак, совершенно здоровый, по всем свидетельствам, 24-летний король,
который вел себя до сих пор абсолютно нормально, недавно женился, соблюдал
все обычаи своего времени и придворные привычки, который хорошо справлялся с
обязанностями монарха (недаром среди людей он получил поначалу прозвище Карл
Любимый), вдруг внезапно превращается в психически больного человека.
"В том 1392 году, -- пишет французский хронист, -- Карл VI решил
предпринять военный поход в Бретань, потому что у бретонского герцога нашел
защиту убийца любимого полководца Карла, коннетабля де Клиссо. В городе Мане
собралось войско. Когда оно вышло из Манса и шло через лес, из чащи выскочил
человек в лохмотьях, схватил за узду королевскую лошадь и закричал:
"Вернись, благородный господин, ты предан!". Оборванца тут же схватили,
однако по королю было видно, что он возбужден. Немного погодя один
королевский паж стукнул невзначай копьем по шлему. Услышав звук металла,
король страшно закричал; выхватил меч и стал махать им над своими
спутниками. Короля обезоружили, посадили в карету и отвезли обратно в Манс.
Король Франции сошел с ума".
В действительности после этого инцидента Карл VI вел себя нормально,
однако время от времени он все же впадал в подобное состояние.
В 1393 году состоялась свадьба одной из придворных дам королевы
Изабеллы Баварской. По случаю торжества в королевском дворце состоялся
бал-маскарад. Во время бала в зал ворвалась буйная компания молодежи Из
знатных французских семей. Они называли себя les Ardents (страстные) и
выкидывали самые дикие номера. (Сегодня мы означили бы их за хулиганов,
"золотую молодежь" и т. д.). Молодые люди были переодеты в дикарей, прикрыты
соломенными нарядами и пугали присутствующих дам. Вдруг от лучины вспыхнула
солома на костюме у одного "дикаря", пламя перекинулось на других, возник
пожар, и несколько "страстных" даже угорело. В наступившей панике Карл VI
настолько перепугался, что даже спрятался под широкие кринолины одной
придворной дамы. Когда же все улеглось, у короля начался приступ ярости. И
хотя он вскоре прошел, как и в первый раз, все же с тех пор подобные
приступы стали повторяться все чаще. ("С тех пор болезнь значительно
ухудшилась", -- можно прочесть в Большой Французской хронике).
Итак, был ли король в самом деле совершенно нормальным до инцидента в
лесу у Манса?
По историческим источникам, да. И все же, несмотря на это, в летописях
можно найти и некоторые странные моменты в поведении Карла VI.
Так, например, однажды, по случаю торжественного ужина, король раздавал
своим дядьям и советникам кусочки мощей своего предка, французского короля
Людовика, который был канонизирован после смерти. Причем делалось это так,
что в конце концов присутствовавшие ломали на части одну бедренную кость...
Несколько неожиданно для средних веков, когда почитание святых не знало
границ!
Еще более удивительно, и к тому же несколько комично, упоминание
хрониста Ювенала Урсинского в связи со свадьбой Карла. (Как известно, она
состоялась в тот год, когда король "сошел с ума"). Карл VI наблюдал якобы за
приездом своей невесты Изабеллы Баварской, сидя переодетым на одном коне со
своим приятелем. В происшедшей давке началась ссора, и королю здорово
досталось от скандалистов...
Как бы там ни было, периоды ярости начали чередоваться у короля с
периодами, когда он казался совершенно нормальным. По утверждению того же
хрониста, во время одного из приступов Карл вел себя столь буйно, что
укрощать его пришлось с помощью хитрости: двенадцать одетых в черное ("под
дьяволов") человек с трудом отвели короля в баню... С другой стороны, в 1412
году Карл IV чувствовал себя настолько хорошо, что, вооружившись
национальным флагом капетовской Франции, даже возглавил военный поход против
изменников-бургиньонов, перешедших на сторону англичан. Это была, однако,
его
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ. Разум короля все более угасает. В 1420 году он даже не
способен подписать договор в Труа.
По небогатым сведениям, встречающимся в хрониках, можно заключить, что
французский король страдал приступами агрессии (более или менее
продолжительными), которые сменялись на долгое время совершенно нормальным
состоянием. По мере того, однако, как болезнь прогрессировала, наступило
слабоумие. Сначала приступы провоцировались сильными эмоциональными
переживаниями, позднее наступали независимо от них, как бы сами по себе.
Причем уже до происшествия в Мансе, считавшегося толчком к "безумию" короля,
в его поведении наблюдались симптомы некоторой аномалии.
Эта картина не отвечает, по сути дела, ни одному психическому
заболеванию, зато достаточно четко укладывается в рамки так называемой
очаговой, или парциальной эпилепсии. Если очаг эпилепсии находится в
височной доле головного мозга (височная, или темпоральная эпилепсия),
начинается так называемая психомоторная эпилепсия, когда больной не всегда
впадает в беспамятство, и его создание только замутнено. Зато он делает
странные, бросающиеся в глаза вещи: раздевается, лазит на четвереньках, или
стремглав убегает. Вариантов болезненного поведения много, и один из них --
насилие. В состоянии припадка больной нападает на окружающих и может даже
убить. Агрессивное поведение Карла VI во время происшествия у Манса очень
напоминает припадок так называемой психомоторной эпилепсии, с которой знаком
на практике почти каждый невролог. Известно, что височная эпилепсия является
довольно частым заболеванием; что же касается парциальной эпилепсии вообще,
нередко встречается и ее агрессивный тип. И уж тем более широко известно,
что нелеченная эпилепсия приводит к слабоумию.
Установить точный неврологический диагноз с временным интервалом в
несколько столетий чрезвычайно сложно; в лучшем случае, он будет весьма
правдоподобным предположением. Кроме того, мы не имеем понятия об этиологии
этой формы эпилепсии, которая, как известна, бывает вторичной. Чаще всего
причиной этого заболевания бывает воспалительный процесс или травма.
Экспансивный процесс можно исключить, так как король жил с припадками
тридцать лет. Свидетельства же о болезни типа энцефалита мы наверняка нашли
бы в хрониках. Зато травмы (падения с лошади, ранения в бою) были в средние
века столь обычным делом, что упоминания о них могло и не сохраниться.
Поэтому не исключено, что Карл VI перенес в свое время травму.
Как бы там ни было, так называемое "безумие" французского короля больше
всего напоминает височную, или темпоральную эпилепсию. Это один из первых
случаев такого заболевания, зарегистрированный в истории.

ГАБСБУРГИ
"Bella gerant alii, tu felix Austria nubet"
(Войны пусть ведут другие, ты, счастлива" Австрия, иди под венец!)
ИЗ СЛАВОСЛОВИЯ ГАБСБУРГАМ

Хотя мы и далеки от того, чтобы бросаться фразами типа: "Триста лет мы
страдали", все же следует сказать, что наши воспоминания о династии
Габсбургов -- далеко не из лучших. Потому что невозможно стереть из них
битву на Моравском поле и на Белой горе, невозможно забыть об
австро-венгерском соглашении, превратившем старинное чешское королевство в
австрийскую провинцию, и долгую безуспешную борьбу за равноправие -- хотя бы
языковое -- в собственной стране.
Впрочем, за небольшими исключениями, Габсбурги нас тоже не любили. Их
неприязнь вначале была обусловлена религиозными причинами, потом --
национальными.
Все это, однако, ничего не меняет в той исторической роли, которую
играли они в Европе. Она значительна уже хотя бы потому, что правление
Габсбургов исчислялось веками. В Чехословакии они властвовали триста лет, а
влияние на европейскую и -- в значительной степени -- на мировую историю
оказывали
БОЛЕЕ ШЕСТИ ВЕКОВ. При этом появление Габсбургов на европейской
исторической арене отнюдь не было ослепительным. Основоположник этой
династии Рудольф I был избран (в конкуренции с нашим Пржемыслом Отакаром II)
в 1273 году так называемым римским королем. Преимущество при выборе он
получил прежде всего потому, что показался курфюрстам и папе римскому менее
могущественным правителем (что соответствовало действительности) и менее
целеустремленным (что оказалось роковой ошибкой), чем "железно-золотой
король" из рода Пржемысловичей.
Гордый Пржемысл не пожелал с этим смириться, вследствие чего и
произошла печально известная для нас битва на Моравском поле, где Пржемысл
Отакар II потерпел поражение и был жестоко убит (по всей вероятности,
венгерскими союзниками Рудольфа I). Битва на Моравском поле стала для
чешского народа национальной травмой.
Оставим, однако, в стороне обстоятельства битвы, в которой
"железно-золотого короля" предали, вероятно, даже свои (Милота из Дедиц и
Ромжберки), и обратим внимание на ее, можно сказать, роковой характер. Это
была одна из немногих окончившихся победой битв под прямым командованием
Габсбургов. И при этом она сразу открыла их роду путь в Придунайскую область
и центральную Европу. Победой, свалившейся на него чуть ли не с неба,
Рудольф сумел как следует воспользоваться. Он немедленно свел Чешское
королевство к границам одной только Чехии и занял на время Моравию. Австрию
и Штирию он превратил в ленные владения своего рода. При Рудольфе I
зародилась и пресловутая габсбургская "брачная политика": он устроил брак
своей дочери Гуты с сыном Пржемысла Вацлавом.
Тем самым он основал -- в дипломатическом таланте у Рудольфа не было
недостатка -- род, который вскоре превратился в настоящий клан. Он
разрастался почти в геометрической прогрессии: семь, десять и более детей
было в семьях Габсбургов не редкостью. Кроме того, Габсбурги отличались
показательной сплоченностью, и именно она больше всего способствовала тому,
что этот род стал одной из самых долго правящих династий Европы. В отличие
от остальных королевских родов, не исключая Пржемысловичей, в истории
Габсбургов почти нельзя встретить кровавой борьбы за трон. Иерархия и
наследное право строго соблюдается ими, а если и происходят какие-то
эксцессы, они каждый раз с большей или меньшей ловкостью затушевываются.
Не последнюю роль в последующем восхождении Габсбургов сыграла их
прочная связь с Ватиканом. Рудольф I завоевал симпатии папы римского, скорее
всего, не потому, что пообещал ему крестовый поход в Святую землю, а
благодаря своему заверению, что он не будет вмешиваться в борьбу за власть в
Италии, чем со всем рвением занимались его предшественники.
Среди Габсбургов даже жила легенда (одна из многих), что когда Рудольф
I после своего избрания королем принимал поздравления курфюрстов и князей, у
него не оказалось скипетра. Тогда он якобы снял со стены крест и заявил:
Этот символ выкупил мир и да будет он нашим скипетром...
Однако несмотря на все усилия Рудольфа, путь Габсбургов наверх не был
ни легким, ни быстрым. Его сыну Альбрехту пришлось ждать после смерти отца
целых семь лет, пока он занял, наконец, римско-германский трон. Правда,
после того, как вымерли все Пржемысловичи, ему удалось посадить на чешский
трон своего сына Рудольфа, однако это был всего лишь короткий, меньше года
длившийся эпизод, сопровождавшийся к тому же постоянными столкновениями с
оппозицией знати. Альбрехт, впрочем, пытался во что бы то ни стало спасти
чешский трон для своего рода, однако прежде чем ему удалось набрать
необходимое войско, он был убит собственным племянником. Это единственное
убийство внутри "габсбургского дома" было, вероятно, организовано извне; по
мнению многих историков, за его кулисами стояли некоторые германские князья
и, в частности, Мангеймский епископ. Судя по всему, Габсбургов недолюбливали
не только в Чехии, но и в "Священной римской империи германской нации"...
В течение последующих ста лет Габсбургам пришлось приостановить свой
стремительный путь наверх. Место под солнцем занимают Люксембурга, и
Габсбургам остается только смириться со своей ролью "рядовых" европейских
монархов и благодарить предков за австрийские ленные владения (из Швейцарии
их все энергичнее вытесняют).
Эти обстоятельства, впрочем, никак не отразились на пресловутой гордыне
Габсбургов. Они никак не могли смириться с тем, что Карл VI не включил их
даже в курфюрсты... И вот, по инициативе австрийского герцога Рудольфа IV,
по европейским правящим дворам начинает распространяться сенсационная весть,
что в габсбургском архиве были обнаружены якобы древние документы,
свидетельствующие об исключительной знатности и древности этого рода,
который восходит якобы не только к римским императорам Цезарю и Нерону, но и
к основоположникам Рима, а также героям Трои.
Однако, хотя "украшение" родословных среди знатных родов было тогда не
редкостью, оказалось, что Габсбурги слегка переборщили. Среди голосов,
немедленно заявивших, что "сенсация" Габсбургов -- простое мошенничество,
был и голос прославленного Петрарки.
Впрочем, этот позор, как и многие другие, не помешал Габсбургам и в
дальнейшем, вплоть до девятнадцатого века, улучшать свою родословную. Надо
сказать, что эти опыты оборачивались порой против самих Габсбургов. В
частности, по одной версии, их линия восходила к древнеримскому роду
Колоннов и Пирлеонов; позднее, однако, выяснилось, что Пирлеоны происходили
из римского гетто, поэтому в период действия нюрнбергских законов Габсбурги
были объявлены чуть ли не евреями...
Все эти попытки, впрочем, никак не отрицают факта, что род Габсбургов
ведет свое документально подтвержденное происхождение из Швейцарии X--XI
веков...
Среди качеств, которыми, несомненно, обладали Габсбурги, можно назвать
НАСТОЙЧИВОСТЬ, УСЕРДИЕ И ТЕРПЕЛИВОСТЬ. Габсбурги, разумеется, не
преминули воспользоваться чешскими гуситскими войнами, во время которых
австрийский герцог Альбрехт тут же стал верным союзником Сигизмунда. И даже
Tu felix Austria nubet - женился на его дочери. В боях с гуситами он
оказался плохим помощником последнего Люксембурга, терпел поражения одно за
другим, причем гуситы мстили ему за усердие не одним нападением на его
"наследные земли". Однако еще при жизни Сигизмунда Альбрехт заполучил
Моравию, а после смерти своего тестя-императора он сумел пустить в ход свои
наследные права, став не только чешским и венгерским королем, но и римским
императором. Честолюбивая мечта основателя династии исполнилась, хотя и
ненадолго. Альбрехт пережил Сигизмунда всего на два года. Он скончался при
подготовке похода против турков. Судя по всему, он заразился чумой и по пути
в Вену умер в Комарно.
Не счастливее была и судьба его сына, который родился после смерти отца
и потому вошел в историю под именем Ладислав Погробек; он, как мы знаем,
скончался в Праге в юношеском возрасте.
И снова -- более чем на семьдесят лет -- остановился путь Габсбургов к
чешской королевской короне. В Чехии правит Йиржи Подебрад, а после него --
Ягеллоны.
Из европейской истории, впрочем, упорные Габсбурги не уходят. Они
прочно укрепляются на императорском троне римско-германской империи, который
и занимают до 1806 года. (Надо сказать, однако, что это был титул без
должной власти. Тем не менее Габсбурги очень гордились им, а после его
утраты возвели себя в ранг австрийских императоров).
После Фридриха III, которому достались главные австрийские земли и
титул императора римской империи, на римско-германский трон всходит его сын
Максимилиан, проявивший себя гениальным сводником -- организатором выгодных
династических браков.
Сам Максимилиан женился на Марии Бургундской, наследнице бургундского
герцога Карла Смелого. И хотя к тому времени наследству Марии было далеко до
былого величия и славы, все же оно было значительным, и, наряду с
Бургундией, включало все Нидерланды.
Еще более выгодным был брак сына Максимилиана и Марии Филиппа с
наследницей испанского трона Хуаной Арагонской и Кастильской, получившей
впоследствии прозвище Безумной. Свои брачные планы Максимилиан завершил
третьим династическим браком, точнее, двойным браком с Ягеллонами: его внук
Фердинанд женился на дочери короля Владислава II Анне, а внучка Мария вышла
замуж за брата Анны Людовика. В каждом поколении новый удачный брак! Только
последний из них нес в себе элемент риска: обе супружеские пары были
наследниками друг друга. С одной стороны, здесь были австрийские земли, с
другой стороны -- два мощных королевства: чешское и венгерское.
Наследственными, однако, были только австрийские владения -- в Чехии и
Венгрии короля избирали. Впрочем, и в случае не избрания Габсбургам
оставалась огромная испанская империя, над которой, как гласило пышное
изречение, солнце не заходило.
Чем кончилось дело в Чехии, знает сегодня каждый школьник. Людовик
Ягеллонский погиб в 1526 году в бою с турками, а Фердинанд стал сначала
чешским, а потом и венгерским королем. Ирония истории при этом в том, что
Фердинанду вряд ли помогла бы его супруга родом из Ягеллонов, если бы не
эгоизм и недальновидность чешской знати, по всем правилам избравшей его
королем...
О супруге Фердинанда до сих пор напоминает в Праге прекрасный
увеселительный дворец королевы Анны -- Бельведер. Впрочем, это единственное
доброе воспоминание об этом короле, относившемся к самым ханжественным,
честолюбивым и хитрым Габсбургам. Он умел ловко пользоваться эгоизмом и
наивностью чешских сословий, и весь период его правления был заполнен то
глухой, то более открытой борьбой с ними. В первую очередь, однако,
Фердинанд до смерти ненавидел протестантов.
Максимилиан II, сменивший его на чешском троне, был прямой
противоположностью своего предшественника. Будучи разумным и терпимым
политиком, он правил в полном согласии с сословиями как в Чехии, так и в
Венгрии.
После него чешским королем стал Рудольф II. Эта была сложная,
психически неуравновешенная личность, воспитанная к тому же высокомерными,
фанатически набожными испанскими Габсбургами. Несмотря на это, Рудольф
оставил после себя неплохую память, и мы многое прощаем ему за его любовь к
искусству, которым он обогатил Прагу.
Однако вернемся к внуку Максимилиана и брату Фердинанда I -- Карлу V.
Он родился в Генте и в шесть лет унаследовал от отца Нидерланды, в
пятнадцать лет -- испанскую империю от деда, а в двадцать -- корону
"Священной римской империи" (по некоторым сведениям, за огромные деньги).
Этот фанатически настроенный Габсбург "прославился", в частности,
бесчеловечной инквизицией, прежде всего, в Нидерландах. Об этой его страсти
говорит и Шарль де Костер в "Легенде об Уленшпигеле".
Когда же Карл V, доживая свою жизнь в монастыре Сан-Жюст, узнал, что
реформация дошла до Валладолида, он написал своей невестке Хуане, правившей
в Испании вместо Филиппа, занятого войной с Францией: "Передайте от меня
Великому Инквизитору и его совету, чтобы они находились на своем месте и в
корне вырубали зло, пока оно не разрослось". Карл рекомендовал им далее свои
прежние методы "искоренения зла" в Нидерландах, где все нераскаявшиеся
еретики сжигались заживо, а раскаявшиеся обезглавливались. Иначе, -- угрожая
Карл, -- ему пришлось бы выйти из монастыря и "взять все в свои руки". В
приложении к своему завещанию неугомонный король-инквизитор требует от
Филиппа без всякого милосердия наказывать еретиков и поддерживать
инквизицию. Надо сказать, что сын не только послушался, но и превзошел в
суровости своего отца.
Таким было начало правления Габсбургов в Испании и Нидерландах и их
"ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ" МИССИЯ. В соответствии с этим росла их гордость.
На австрийских Габсбургов испанские Габсбурги посматривали как на
бедных родственников. Но, как это часто бывает, гордость предшествует
падению. В 1579 году возникает так называемая Утрехтская уния, закрепившая
союз семи провинций Нидерландов. Габсбургов изгоняют из страны, возникает
так называемая республика Соединенных провинций. Постепенно начинает угасать
и слава испанских Габсбургов, сгущаться тучи над империей, где "не
закатывалось солнце". Золото и серебро из огромных колоний в Новом свете
быстро растворяется благодаря расточительной "экономике". К тому же роду
грозит вымирание. В 1700 году испанские Габсбурги заканчивают свою
родословную -- а последний Габсбург на испанском троне устанавливает в своем
завещании преемником Филиппа Анжуйского, Бурбона, внука французского короля
Людовика XIV. Через год в Мадриде его коронуют как Филиппа V.
Солнце над испанской империей Габсбургов заходит, и в этом уже ничего
не меняет последующая война за испанское наследство...
Между тем австрийская ветвь живет и крепнет. После вынужденного отказа
Рудольфа II от престола на чешский трон вступает Маттыас. Высочайшая
королевская грамота, гарантирующая в чешском королевстве свободу
вероисповедания, нехотя, но все же подтвержденная Рудольфом, ревнивого
католика Маттыаса отнюдь не устраивает. Вскоре, когда король склоняет на
свою сторону не один чешский дворянский род, до недавних пор исповедовавший
христианство, увеличивается давление на всех не католиков. Поэтому, когда
становится известно, что преемником Маттыаса на троне будет фанатично
настроенный католик испанско-габсбургского толка Фердинанд, протестантские
сословия бурно протестуют против этого. Тем не менее Фердинанд все же
избирается чешским королем, вскоре после чего происходит дефенестрация (акт
протеста: выбрасывание из окна Прим. пер.) королевских католиков-чиновников.
Начинается чешское сословное восстание 1618--1620 годов.
В ОКНАХ МАЯЧИТ, МАЯЧИТ ПРИЗРАК БЕЛОЙ ГОРЫ, - написал в прологе к своей
драме "Посол" Виктор Дык. Эта фраза, пожалуй, точнее всего отражает общие
чувства всех чехов при упоминании о трагической битве на Белой горе, в
которой войска Католической лиги разбили наголову чешское дворянство. Об
этой битве написано столько, что мы не будем разбирать здесь ее историю и
причины. Отметим только, что это поражение не было неизбежным, что чешские
сословия сами способствовали усугублению положения, избрав королем
Фердинанда II, не противостояли вовремя агрессивному напору католиков и,
наконец, борьбу за существование чешского народа как нации свели к делу
дворянской чести.
Большой "театр" казни на Староместской площади сильно напоминал методы
испанских Габсбургов. (Кстати, после битвы на Белой горе в Чехию поспешило
много испанских авантюристов, желающих поживиться победой габсбургского
католического Величества). Под секирой палача и на виселице погибли не
только представители дворянства и горожан, но и замечательные чешские
ученые, такие, как Гарант из Полжице и Бездружице (музыкант, писатель и
путешественник) и ректор Карлова университета Йесениус, словак по
национальности. Последующая массовая эмиграция чешских протестантов,
добровольная и вынужденная, лишила народ Коменского, Холлара, Странского и
многих других. Удар был нанесен, таким образом, и чешской культуре, уровень
которой был в то время довольно высок.
К этому еще следует добавить ущерб, возникший в результате конфискации
имущества чешского протестантского дворянства и в ходе Тридцатилетней войны:
в то время бесследно исчезли многие произведения искусства, которыми
обогатил Прагу Рудольф II. Печальная судьба постигла и литературу: почти
все, что было написано на чешском языке, объявлялось ересью...
Тридцатилетняя война, последовавшая после Белой горы, принесла чешским
землям -- даже для того неизбалованного времени -- много страданий и горя.
Историки до сих пор не могут прийти к общему выводу: насколько уменьшилась
после войны численность населения Чешского королевства -- на тридцать или
шестьдесят процентов? Кроме того, она закончилась печально известным
Вестфальским миром, по которому, как и триста лет спустя в Мюнхене, чешский
народ был принесен в жертву "европейскому миру". Ныне уже ничто не стояло на
пути у Габсбургов, и они начали жесткий курс на рекатолизацию.
Народный гений, однако, продолжал жить. Просто он перебрался из дворцов
(их тоже заняли, в основном, чужаки) в бедные жилища. Здесь процветал и
отовсюду гонимый чешский язык.
На этот раз Габсбурги прочно укрепились на чешском троне. Однако мир,
за который мы заплатили столь дорогой ценой, длился недолго. Европу начали
сотрясать войны с турками. В 1683 году огромная османская армия вошла в
Австрию. Правивший тогда король Леопольд I, которому принадлежали не только
чешский и венгерский троны, но и титул римского императора, бежал вместе со
своим двором в Линц, опасаясь приближающихся к Вене турков. На помощь Вене
поспешил польский король Ян Собеский, разгромивший турецкую армию,
осаждавшую Вену. За это Речь Посполита получила невиданную награду: на сто
лет она была стерта с карты Европы при так называемом первом разделе, из
которого Габсбурги, разумеется, выжали все, что могли...
При Леопольде I вымирает испанская ветвь Габсбургов. Что последовало
бы, займи он тогда еще и испанский трон? Но история, как известно, не
признает подобных вопросов.
Впрочем, через каких-то четырнадцать лет перед австрийскими Габсбургами
встает та же проблема. При Карле VI (годы правления 1711 -- 1740)
заканчиваются наследники по мужской линии. Король решает вопрос быстро и
чисто по-габсбургски: издает в 1713 году новый статут наследования трона,
подчеркивая в нем интересы единства империи и отмечая, что трон всегда
должен переходить к перворожденному сыну. Однако здесь он уже допускал и
наследование трона дочерьми. Под названием "прагматическая санкция" новый
статут был принят и одобрен сословным собранием, а после нелегких
дипломатических переговоров признан и главными европейскими державами.
Признание обошлось Габсбургу не даром. Например, прежде чем он выдал
свою дочь Марию Терезию -- самую вероятную кандидатуру в наследницы трона --
замуж за лотарингского герцога Франца, ему пришлось за это заплатить.
Впрочем, не столько ему, сколько Францу Лотарингскому: чтобы Франция
признала "прагматичную санкцию", он вынужден был отказаться от Лотарингии в
ее пользу... Когда в 1739 году освободился тосканский трон, супруг Марии
Терезии взошел на него в качестве герцога Франца III. Это было не бог весть
какое положение, однако, надо сказать, что брак Марии Терезии с Францем
Лотарингским был, безусловно, счастливым. Она была несчастна от сознания,
что он не может быть ее равноценным партнером при венгерской коронации, и
наоборот, счастлива, когда ей удалось продвинуть его хотя бы на
римско-германский императорский трон. Мария Терезия родила от Франца
шестнадцать детей!
После смерти отца она в двадцать три года заняла габсбургский трон. На
удивление, это был удачный шаг: в любом случае Мария Терезия правила куда
лучше своего отца, который питал слабость к военным действиям, неустанно их
проигрывая и пуская по миру государственную казну. К тому же ему и в голову
не приходило заранее готовить свою дочь к монаршей роли, так как он все
время надеялся, хотя и безуспешно, на рождение мужского потомка.
Начало правления Марии Терезии не было легким. Каждый предполагал в ней
слабость и хотел ею воспользоваться: ей пришлось воевать с Пруссией и
Баварией (и это с никудышными австрийскими генералами) и отстаивать свое
наследие. Конечный результат долгих сражений был весьма чувствительным --
Мария Терезия потеряла Силезию.
Австрийская эрцгерцогиня вошла в историю благодаря многим проведенным
ею, так называемым терезианским реформам. Они касались прежде всего
экономических и административных перемен и были достаточно смелыми в
габсбургскую эпоху. Первая из реформ означала существенное ограничение
власти феодалов (за исключением Венгрии), обложение налогами их владений и
учреждение института государственных сборщиков налогов. Вторая носила
унификационный и, по своим последствиям, централистский характер. Она
ограничивала права австрийских и чешских земель и их сословных собраний
(Венгрии это опять не коснулось), централизовала государственное управление
и создавала многочисленную австрийскую бюрократию. Марию Терезия занялась
даже реорганизацией армии по прусскому образцу.
Ее традиционная габсбургская гордыня не знала границ. Об истинном
отношении правительницы к ее подданным, "матерью" которых провозглашали
Марию Терезию, говорит лучше всего тот факт, что она приказала сжечь чешские
деревни, симпатизировавшие баварскому герцогу, ненадолго занявшему чешский
трон. Об отмене барщины эрцгерцогиня не хотела и слышать. Честолюбие и
гордость сыграли с ней наконец злую шутку: выдавая свою дочь Марию
Антуанетту замуж за французского короля, она была убеждена, что открывает ей
путь к славе и могуществу, -- а между тем это был путь на гильотину...
Тем не менее реформы и образ правления Марии Терезии, резко нарушавшие
косность прежних порядков, характерных для австрийской ветви Габсбургов (ее
дети относились уже к габсбургско-лотарингскому роду), бесспорно, были
подвержены влиянию идей просвещения, которые охватывали тогда Европу. Однако
в том, чтобы она могла безоговорочно принять эти идеи, ей мешали традиции
габсбургского католицизма, которые после смерти Франца Лотарингского сделали
ее почти ханжой. Это проявлялось не только в пуританстве, но и, в частности,
в требовании эрцгерцогини, чтобы ее двор время от времени облачался в
черное, а дамы отказывались от румян и белил...
Ее последние реформы, касающиеся, в частности, религии и образования,
несут на себе печать ее сына и преемника. Первая из них, по настоянию
советников, говорит об упразднении ордена иезуитов (в конце концов,
рекатолизация уже была доведена до конца), вторая вводит обязательное
начальное образование и ставит под государственный контроль гимназии.
Когда Мария Терезия, провластвовав сорок лет, наконец умирает в 1780
году, ее сменяет на троне Иосиф II, ставший римско-германским королем еще
при жизни своего отца, Иосиф II принадлежит, безусловно, к числу наиболее
интересных Габсбургов. Но образу мышления он был совершенно предан идеям
просвещения, хотя эта его преданность и была ограничена энергичными
централистско-абсолютистскими усилиями. Как будто предчувствуя, что ему не
уготовано долгое правление (он умирает в 1790 году), он стремительно
углубляется в реформы, которые далеко превосходят по смелости реформы его
матери. В отличие от нее, он не скован ханжеством, его католичество, скорее,
носит формальный характер. В этом, как и в прохладном отношении к
разрастающемуся габсбургско-лотарингскому дому, ему словно не хватает
каких-то присущих всем Габсбургам генов...
Из многочисленных реформ Иосифа наиболее существенной была отмена
крепостного права. Некатолические религии при нем снова обрели легальный
статус, хотя церковь чашников так и не была им разрешена. Серьезным шагом
Иосифа -- прямо революционным для Габсбурга -- было его наступление на
монастыри. В Австрии их было более чем достаточно. По распоряжению Иосифа,
из числа 2 100 монастырей с 65 000 монахов и монахинь было упразднено более
700 монастырей, а число монахов сокращено почти втрое. Наряду с
положительными результатами, это несло и отрицательные последствия, так как
при упразднении монастырей было уничтожено и разграблено много ценных книг и
предметов.
Реформы были страстью Иосифа. За свое относительно короткое правление
он успел издать более шести тысяч так называемых патентов, то есть
реформационных указов в самых разных областях жизни.
Иосиф усилил абсолютизм государства, причем вошел в историю и благодаря
тому, что создал обширную сеть тайной полиции и доносчиков. Современники
говорили, что эрцгерцог работает 18 часов в день.
В области международной политики и военных предприятий он не
пользовался успехом. В самом конце правления он потерял Бельгию, а также был
вынужден уступить требованиям венгерского дворянства вернуть им пожалованные
Марией Терезией привилегии.
Его смерть оплакивала не семья и не род (детей у Иосифа не было), не
дворянство и знать, а широкие народные массы, не слишком хорошо
информированные о его деятельности. Вскоре стали слагаться легенды о
человеколюбии и доброте эрцгерцога, которые заходили так далеко, что ему
приписывалась даже демократичность. В чем-чем, а уж в демократичности Иосифа
нельзя было заподозрить, хотя ему и не было чуждо понимание народных нужд.
Как бы то ни было, но Иосиф II и -- в определенной степени -- его мать
Мария Терезия -- выгодно отличаются от усредненной серости Габсбургов, и
полвека их общего правления отмечено некоторыми моментами, которые можно
назвать даже современными. Короче говоря, они пытались держать шаг с
остальной Европой. Их преемники и не пытались этого сделать. И хотя после
Марии Терезии и Иосифа II Габсбурги правили еще почти сто тридцать лет, все
же
СУДЬБА ГАБСБУРГСКОГО ТРОНА начинает казаться предрешенной. После
двухлетнего правления брата Иосифа Леопольда II на австрийский трон вступает
его старший сын Франц, побивший все рекорды этого трона: в бурлящей Европе
ему удалось удержаться на нем Сорок три года. Когда Наполеон окончательно
похоронил фикцию "Священной римской империи германской нации", Франц I
удовлетворил свое честолюбие титулом австрийского императора. Большая часть
его правления проходит под знаком меттерниховского абсолютизма. Это уже не
тот просвещенный абсолютизм, который проводил Иосиф II. Франц I возрождает
консервативную монархию. Как по мановению волшебной палочки, оживает знать и
усиливается ее влияние. Идеи просвещения выжигаются каленым железом.
Инсценируется процесс против австро-венгерских "якобинцев".
А Франц I -- один из самых серых габсбургских правителей -- все правит
и правит... Он торжественно извлекает из исторического небытия идею
божественного происхождения монаршей власти -- идею, которую Габсбурги будут
проводить до самого конца.
Удивительно, как ему удалось проплыть по бурным волнам Европы в конце
XVIII -- начале XIX века. Дважды он организовывал коалицию против
революционной Франции, опасаясь, как говорили тогда в Вене, "гидры
революции".
После поражения "трех императоров" в битве у Аустерлица (г. Славков в
Моравии) Братиславский мир 1805 года превращает Австрию во второстепенное
государство. Франц I лишается итальянских владений и Далмации, падает его
влияние в Германии, оскопляются собственно австрийские земли.
Начинается новая борьба и новые поражения. В 1809 году Наполеон
разбивает австрийские войска и занимает Вену. В 1811 году, после так
называемой финансовой реформы, Австрия фактически становится государством -
банкротом. С другой стороны, благодаря Меттерниху, устраивается брак
Наполеона с дочерью Франца Марией Луизой. Что, впрочем, не мешает Францу два
года спустя участвовать в битве у Лейпцига на стороне антинаполеоновской
коалиции...
По мере того, как Франц I старел, усиливалось и его фамильное
религиозное ханжество, консерватизм и реакционность. В завещании старшему
сыну и наследнику Фердинанду он писал: "Ничего не меняй в основах
государственного здания! Властвуй и ничего не меняй! Прочно стой на
незыблемых принципах, которые я соблюдал и благодаря которым не только вывел
монархию из бурь самых трудных времен, но и добился для нее места, которое
по праву ей принадлежит".
Трудно найти более гордые и менее правдивые слова: сколько раз за
правление этого Габсбурга "незыблемые" принципы менялись!
Фердинанд, старший сын Франца, вступивший после смерти отца на чешский
и австрийский трон под именем Фердинанда V, был, мягко говоря, психически
неуравновешенным человеком. В нашей памяти он остался как последний
коронованный чешский король, который получил эпитет Добросердечный (зато
венцы окрестили его Trottel -- идиот, глупец). В действительности, он
никогда не правил сам, да, кажется, и не стремился к этому. В драматическом
1948 году в Оломоуце (Вена еще бурлила) он отказался от трона в пользу
своего племянника Франца Иосифа. После чего уехал в Прагу и провел здесь и в
своих имениях 27 лет. В памяти пражан он остался добрым государем -- словом,
Фердинандом Добросердечным.
Франц Иосиф, которому Фердинанд уступил трон, перещеголял даже Франца
I, пробыв у власти почти семьдесят лет (точнее, 68).
Это уже недавняя история Габсбургов, и она достаточно хорошо известна,
поэтому мы не будем вдаваться в подробности правления этого императора.
Упомянем только, что Франц Иосиф был невыразительным монархом,
человеком бюрократического склада (недаром при переписи населения в Вене он
записал себя в анкете как "самостоятельного чиновника"), питающим почему-то
слабость ко всему военному. Франц Иосиф до самой смерти носил военный мундир
и, будучи верховным военачальником, ревностно следил за тем, чтобы солдаты
тщательно застегивались на все пуговицы и до блеска начищали сапоги...
Несмотря на свою военную манию, император ни разу не выиграл ни одну войну.
Хуже всего, впрочем, был удручающий консерватизм Франца Иосифа,
усиливающийся с возрастом. Все революционно-демократические течения,
растущие национальные и социальные проблемы проходили как бы мимо него --
для него же время остановилось. Остановилось оно -- увы! -- и для всей Вены,
которая упивалась балами, вальсами и собственной веселостью и восхваляла
"милого старого монарха".
И вот нагрянул 1914-й год. Не приходится и говорить, что сам Франц
Иосиф вовсе не добивался войны, памятуя свой неудачный военный опыт. Что,
конечно, отнюдь не служит ему оправданием.
Надо сказать, что мир и спокойствие конца прошлого -- начала нынешнего
века, о котором часто вспоминали позднее с умилением, не были ничем иным,
как отраженным теплом пламени, вспыхнувшего языками перед тем, как
погаснуть. Многое предвещало и падение габсбургского дома: судьба брата
императора Максимилиана, который дал согласие на коронацию в качестве
мексиканского императора и закончил свою жизнь под пулями военного
трибунала, и прежде всего судьбы двух наследников -- Рудольфа, покончившего
с собой, и Фердинанда д'Эсте, смерть которого в Сараево послужила поводом к
войне.
Чехам Фердинанд знаком особенно хорошо. Единственным местом, где он
чувствовал себя счастливым, был замок Конопиште у города Венешов, который он
купил у графа Кинского после того, как неожиданно разбогател (он стал
универсальным наследником последнего моденского герцога Франца V д'Эсте).
Фердинанд перестроил замок и окружил его прекрасным парком. Кроме того, он
женился на чешской дворянке, графине Хотковой, несмотря на протесты всего
габсбургского дома и на то, что вследствие этого "неравного" брака его дети
автоматически теряли право на трон.
Как и большинство Габсбургов, Фердинанд тоже питал слабость к военной
форме и кичился званием генерал-майора. Он готовился к своей будущей миссии
и с нетерпением ждал, когда, наконец, он сможет реформировать косное
самодержавие и устранить тот "кабинет мумий", которым был Франц Иосиф и его
двор.
Итак, Фердинанд ждал и ждал. Вот уже ему исполнилось 51, а мечты все
оставались мечтами. Их трагический конец всем известен.
Кроме солдафонства (Фердинанд даже учредил специальную "военную
канцелярию наследника трона"), д'Эсте увлекался охотой и коллекционировал
невероятное множество своих трофеев -- от рогов оленей до слоновьих клыков.
Его отношение к людям зависело от моментального настроения. В настроениях же
преобладал гнев. Что, естественно, вызывало ответные чувства к нему со
стороны других.
Иногда его невыносимый характер объясняют тем, что он был, в сущности,
глубоко несчастным человеком. В этом есть доля истины. Во всяком случае, не
приходится сомневаться в том, что он был агрессивный психопат. Он мог
отругать кого угодно и вместе с тем мог провести ночь у постели больного
лесника.
Стоит упомянуть, что Фердинанд перенес тяжелую форму туберкулеза
легких, которая тоже могла повлиять на его центральную нервную систему.
Двухлетний эпизод правления последнего Габсбурга на австро-венгерском
троне -- Карла I, уже ничего не мог изменить в судьбах габсбургского трона.
Мир был уже не тот, что при Франце I, и невозможно было безнаказанно
лавировать между враждующими сторонами. Поэтому все попытки Карла сохранить
монархию (впрочем, довольно половинчатые) заканчивались крахом. Его
трагикомические усилия захватить после войны хотя бы венгерский трон
(спровоцированные, вероятно, его болезненным честолюбием и фанатичной
супругой из рода Бурбонов) напоминали опереточную сценку. И уж совсем
нелепыми были подобные претензии его сына Отто.
Судьба габсбургского трона была завершена.
В связи с родом Габсбургов нередко говорят о их
НАСЛЕДСТВЕННОЙ ДЕГЕНЕРАЦИИ. Итак, какие же наследственные болезни
имеются в виду?
Стоит обратить внимание на то, что за весь период существования
габсбургского рода в нем ни разу не появилась не только выдающаяся личность,
но даже личность с повышенным интеллектом. Зато в нем было достаточно
чудаков, а также серых, ничем не примечательных людей. А несколько
представителей Габсбургов -- в частности, в шестнадцатом веке, -- явно
страдало патологией психики.
Среди них -- испанский король Карл V и чешский король Фердинанд I. У
обоих эта патология усиливалась с возрастом. Карл V, наконец, в состоянии
депрессии отказался от трона и провел остаток жизни в монастыре, где во
время приступов алкоголизма превращал "святое жилище" в трактир. У
Фердинанда I тяжелая депрессия возникла после смерти его жены, королевы
Анны, которую он искренне и горячо любил. Сын Фердинанда Максимилиан женился
на своей сестре Марии, дочери Карла V. От этого брака родился Рудольф II --
исключительно психопатичная личность. Пониженным интеллектом отличались и
оба его брата, в том числе и его агрессивный преемник Маттыас.
Не был психически нормальным и их дядя (брат их матери и двоюродный
брат их отца) Филипп II Испанский. Он страдал легкой формой маниакальной
депрессии и впадал в состояние меланхолии. Его католический фанатизм, не
останавливавшийся ни перед жестокостью, ни перед неразумными
военно-политическими шагами, выходил за рамки существовавших тогда порядков
и обычаев.
Однако ярче всего врожденное психическое расстройство Габсбургов
сказалось на сыне Филиппа II и на побочном сыне чешского короля Рудольфа II.
Сын Филиппа, инфант Дон Карлос, трактуется историками как фигура
противоречивая. Обладая слабым телосложением, он и развивался ребенком
медленно (до пяти лет не говорил). В семнадцать лет, в 1562 году, упав с
лестницы, он получил травму, после которой о нем стали говорить как о
психически больном человеке. У него начинают наблюдаться вспышки гнева,
злости и произвола. Происходят столкновения с отцом. Филипп II подозревает
его в связях с иностранцами и нидерландскими мятежниками. В январе 1568 году
его подвергают заточению и отбирают всю корреспонденцию. Трибунал расследует
степень его вины, однако прежде чем он приходит к какому-нибудь заключение,
23-летний Дон Карлос умирает в своей "домашней тюрьме". Самоубийство? Или
убийство по приказу отца? До сих пор историки ломают головы над этим
вопросом.
Определенно нам известно одно: Дон Карлос страдал неврологическим
заболеванием. У него была достаточно редкая комбинация симптомов:
эпилептические припадки и непроизвольные движения. С течением болезни
эпилепсия прогрессировала, наступало слабоумие. Вероятнее всего, инфант
страдал врожденным дефектом, повлекшим за собой отставание в развитии и
нарушение моторики. Легкая травма -- падение с лестницы -- вызвала, по всей
видимости, эпилептические припадки, комбинированные с агрессивным
поведением.
Побочный (внебрачный) сын Рудольфа II и Екатерины Страдовой был
шизофреником агрессивного толка со склонностями к садизму. Болезнь Юлио
д'Аустриа долго держалась в тайне ото всех, однако после того, как в
Крумлове нашли на улице истерзанную им и умирающую девушку, скрытый недуг
королевского потомка стал явным. Поэтому заточение Юлио в тюрьму принесло
наконец облегчение как жителям Крумлова, где он жил, так и его знатному
отцу...
В последующие столетия психические расстройства в габсбургском роду
тоже не исчезают, разве что проявляются в более легкой форме. Последний
Габсбург по прямой линии, император Карл VI (1711--1740), отец Марии
Терезии, был агрессивным психопатом. Как-то на охоте он без всякой видимой
причины застрелил одного из своих придворных. Фердинанд V (Добросердечный)
был явный олигофреник, то есть обладал сильно пониженным врожденным
интеллектом.
Олигофреником, физически и психически отсталым человеком был и
последний Габсбург на испанском троне Карл II. Самостоятельно он никогда не
правил: во-первых, потому что был несовершеннолетний, во-вторых, потому что
был болен.
Эти примеры можно было бы продолжать до недавнего прошлого. Наследник
трона Рудольф при загадочных обстоятельствах покончил жизнь самоубийством.
Не было никаких внешних причин для такого поступка. Фердинанд д'Эсте тоже
отличался многими странностями.
Откуда же взялись эти
БОЛЕЗНЕННЫЕ ГЕНЫ в некогда здоровом крестьянском
швейцарско-австрийскому роду?
Следы ведут в Испанию. Достаточно вспомнить об устроенной Максимилианом
свадьбе между его сыном Филиппом и Хуанитой Арагонской и Кастильской, по
прозвищу Хуана Безумная. Она страдала тяжелой меланхолией. После смерти ее
супруга ее собственный отец объявил ее неспособной править и сам стал
регентом внука Карла.
Стоит обратить внимание и на бургундского герцога Карла Смелого,
который был тестем императора Максимилиана. Это был исключительно
честолюбивый правитель, сравнивавший себя -- ни больше, ни меньше! -- с
Александром Великим, который хотел владеть огромной империей и воевал со
всеми, с кем только было можно, в том числе и со своим сюзереном, королем
французским. В конце концов над ним одержали победу швейцарцы, и Карл Смелый
пал в бою.
По всем свидетельствам современников, Карл страдал
маниакально-депрессивным психозом с ярко выраженными маниакальными фазами,
которые и заставляли его предпринимать самые дикие поступки (в частности, он
взял в плен своего сюзерена -- французского короля и хотел его судить).
Так называемый бургундский род, из которого происходил Карл Смелый, был
побочной линией французского рода Валуа. Причем в последнем роду наблюдался
целый ряд неврологических и психиатрических отклонений. (Ян Добрый, Карл VI,
Карл VIII).
Таким образом, представляется, что так называемая дегенерация
Габсбургов началась с его смешения с родом бургундским, поколение спустя к
этому добавились болезненные гены испанских королей. Внутренние браки еще
углубили эти негативные факторы. Достаточно взглянуть на портрет Карла
Смелого, чтобы понять, откуда взялась у Габсбургов их выпяченная нижняя губа
и тяжелая челюсть.
Брачная политика, благодаря которой габсбургский род добился такого
могущества, таила в себе зародыш упадка.