Ключевский В. История сословий в России: Полный курс лекций

ОГЛАВЛЕНИЕ

Лекция XII

Происхождение и ход общественного деления в Московском государстве
Политические основания этого деления. — Перемена в значении верховной власти. — Отличие власти московского государя от двух ей предшествовавших русских типов верховной власти. — Перемены в характере отношений государя к обществу: 1) возникновение идеи политического подданства, 2) исчезновение личного гражданского подданства; новое политическое значение звания «государевыххолопов», 3) превращение договорных сословных обязательств в государственные обязанности. — Общее основание сословной разверстки государственных обязанностей. — Выводы.

Политические основания общественного деления в Московском государстве. Из какого источника вышло столь дробное общественное деление, как оно началось и совершалось? Это деление вышло из очень сложного исторического процесса, начавшегося в жизни древней Руси с тех пор, как разбитая на уделы северо-восточная Русь соединилась под властью московского государя. Этот процесс не принадлежит к порядку крупных всемирно-исторических явлений, но он очень своеобразен. В нем вскрылись не только черты народного характера, но и общие мотивы исторического движения, пружины механики общежития, и если вы, подобно мне, придаете научный интерес явлениям такого рода, то терпеливо последуете за мной в микроскопических наблюдениях, в которые я хочу вас ввести. Прежде всего, я изложу общие политические основания этого деления, которые попытаюсь вывести из подробностей всего склада Московского государства, указывая на самые эти подробности только мимоходом.
Политическое объединение северо-восточной Руси решительно изменило характер отношений, установившихся в удельные века между князем и всеми классами удельного общества. Мы видели, что в удельные века эти отношения держались на частном гражданском договоре или на крепостном личном подданстве и состояли в обмене материальных услуг и выгод между обеими сторонами. Такой характер отношений вполне отвечал юридическому значению удельного князя, который был владельцем-хозяином удела, а не государем-правителем [44] удельного общества. Территориальное рассеяние власти по уделам и еще сохранявшееся воспоминание о родственном происхождении князей, между которыми она была разделена, давали свободным лицам возможность разрывать договор с одним князем и заключать его с другим. Таким образом, состав удельного общества, возникновение и прекращение его отношений с князем, зависели от чисто случайного условия — от воли самого князя и свободных частных лиц, с ним договаривавшихся. Самое пространство территориальной власти князя определялось волей его предшественника: каждый удельный князь обыкновенно владел лишь тем, что ему доставалось по духовному завещанию отца, брата или дальнего родственника.
Перемена в значении верховной власти. Сосредоточение рассеянной по уделам власти в лице московского государя изменило его положение в государстве с двух сторон, но в одном направлении.
1) Пространство и содержание его власти перестали зависеть от такого случайного условия, как воля отдельных лиц. Они определялись государственным требованием, политической необходимостью. Когда северо-восточная Русь соединилась под властью московского государя, последний очутился властителем всей Великороссии, т.е. целой великорусской народности. Мало того, он укрепил за собою титул «государя всея Руси», в котором громко звучало притязание и на другие части русской земли, еще не находившиеся в его обладании. Таким образом, московский князь становился в положение творца национального единства и блюстителя национальных интересов. Русское население, обитавшее в пределах Московского государства, подчинялось ему не в силу договора с ним, а в силу своей принадлежности к русскому народу и общности народных интересов. Владелец территории теперь стал и правителем общества. Пространство и характер его власти, как и состав управляемого им общества, теперь определялись уже не условиями и количеством гражданских сделок и не предсмертной волей его предшественника, а границами народности и целями народного блага.
2) Возникшая из столь повелительных условий зависимость подданных от московского государя не могла быть, и прекращаема с прежней легкостью старым удельным способом — уходом, выселением. В XVI веке, после того как Ярославль, Ростов, Новгород, Тверь, Псков, Рязань и княжества Черниговской линии вошли в состав Московского государства, рядом с ним на всем пространстве русской равнины не оказалось другой территории, которая принадлежала бы владельцу самостоятельному и родственному по крови и по вере московскому государю. Теперь из Московского государства стало некуда уйти, не совершая незаконного побега. Выселение, которое признавалось удельными князьями как право всех свободных обывателей русских княжеств, теперь получило характер политического преступления и национально-религиозной измены. Так власть, которой свободные лица подчинялись прежде условно и временно, стала для них, безусловно, обязательной.
Отличие власти московского государя от двух ей предшествовавших русских типов верховной власти. Получивши такой характер, московский государь явился в истории нашего государственного права новым типом верховной власти, отличным от типов, господствовавших в обоих предыдущих периодах. В XI и XII веках верховная власть на Руси принадлежала целому княжескому роду, который сообща владел всей русской территорией и правил жившим на ней разноплеменным населением. В XIII и XIV веках этот владетельный род распался на множество родственных и независимых друг от друга владельцев, которые были наследственными собственниками своих удельных территорий, но не считались политическими правителями удельных обществ. Составные единицы этих обществ — свободные лица — были не подданными его, а лишь контрагентами, вольными служилыми наемниками или вольными съемщиками земли в его уделе. Московский государь совмещал в себе некоторые признаки обоих этих типов: он был и наследственным владельцем всей государственной территории, и политическим правителем жившего на ней населения. Но к этим двум признакам, территориальному и политическому, в содержание власти московского государя присоединился еще третий — национальный. Власть княжеского рода XI и XII веков
не имела такого национального значения: она вытекала не из чувства народного единства, а из факта завоевания. Идея русской народности, едва начавшая зарождаться в умах, еще не была проведена в государственное право, в политический порядок. Такого значения не имели и удельные князья XIV века, потому что каждый из них владел лишь частью русской территории, и самая мысль о политическом единстве народа погибла среди удельного раздробления русской земли. Напротив, в лице московского государя эта национальная идея является не только основанием его действительной политической власти, но и оправданием его политических притязаний. Ставши блюстителем общих интересов великорусского племени, главной части русского народа, он стремился сделаться и творцом политического единства всего этого народа и поставил себе задачу распространить свою власть на все его ветви и на все области, когда-либо бывшие в обладании русского народа. Эти притязания и были заявлены в принятом московским великим князем титуле «царя и великого князя всея Руси». Таким образом, власть московского государя отличалась от власти княжеского рода XII века тем, что была единоличной, а не коллективной; от власти удельного князя — тем, что была не только территориальной, но и политической; наконец, от той и другой — тем, что была национальной.
Перемены в характере отношений государя к обществу. Такие перемены в значении верховной власти решительно изменили характер ее отношения и ко всему обществу, и к отдельным его классам. Я перечислю эти перемены, которые представляют ряд следствий, тесно между собою связанных и вытекающих из одного источника — из национального значения верховной власти.
I) Возникновение идеи политического подданства. Это новое значение верховной власти превратило вольных контрагентов удельного князя в политических подданных московского государя. Так воскресла мысль о политическом подданстве, слабо и на короткое время блеснувшая в нашем праве XI и XII веков и скоро погасшая среди разрыва княжеского рода на враждебные линии и среди одновременного распадения русской земли на обособленные области. Но эта мысль о политическом подданстве теперь вышла из другого источника — не из того, из которого она вышла в первом периоде. Тогда ее источником было завоевание и подданными считались покоренные. Теперь эта мысль вышла из чувства национального единства и сознания внешних опасностей, угрожавших народной свободе. Теперь подданным стал считаться русский, т.е. частный человек одного племени и веры с московским государем.
2) Исчезновение личного гражданского подданства. В связи с этой переменой стояла и другая. Личное подданство холопа удельного князя превратилось в подданство государственное. [45] В этом состояла одна из самых характерных особенностей московского государственного права: у московского государя не было частных, лично крепостных холопов, какие были у удельного князя, как и у князей XII века. В XV и XVI веках такие холопы слились со свободными подданными московского государя. Но здесь следует объяснить одно явление, которое может помешать установлению правильного взгляда на строение общества в Московском государстве и которое часто этому мешает. Новое политическое значение звания «государевыххолопов». Лично крепостные холопы государя, сливаясь с его свободными подданными, сообщили последним свое юридическое звание: свободные лица, преимущественно служилые люди, в удельное время отличавшиеся от холопов званием слуг вольных, обращаясь к московскому государю XVI и XVII веков, называли себя «его государевыми холопами». Не следует придавать этому того обостренного, шокирующего смысла, какой подсказывается нашим современным, несколько щекотливым политическим чувством. Не следует думать, что все свободные лица в Московском государстве стали такими же личными крепостными московского государя, какими были холопы удельных князей или какими и в XVI веке оставались холопы частных рабовладельцев. Такие холопы могли быть у князей XI и XII веков потому, что ни один из них не был носителем политической верховной власти. Верховная власть была сосредоточена в целом роде, а отдельные члены его были лишь местными представителями этой власти [46]. Поэтому они могли вступать в частные крепостные отношения с отдельными лицами. Такие холопы могли быть и у удельного князя, который считался не властителем удельного общества по закону, а только одной из сторон по договору. Московский государь XVI века не мог иметь таких холопов: последние были орудиями частного личного интереса, а московский государь, начав сознавать себя национальным властителем, был связан со своими подданными не личными интересами, а целями народного блага. Рассматриваемое явление относится более к политической терминологии, чем к государственному праву. Но не следует пренебрегать и терминологией: история политических терминов есть история если не политических форм, то политических представлений. Мысль о государственном подданстве, возникшая из политического объединения великорусской народности, была новой идеей, незнакомой русскому обществу прежних веков, разбитому на множество независимых политических союзов. В удельное время подданного знали только в юридическом образе холопа, укреплявшегося за своим господином средствами гражданского права. Когда возникла идея государственного подданства, новому политическому отношению присвоен был привычный термин гражданского права. Итак, звание государевых холопов, которым стали величаться в Московском государстве прежние бояре и слуги вольные, значило, что и они из временных вольных наемников государя превратились в его вечно обязанных подданных, и более ничего не значило это звание. Когда в умах рождаются новые представления, люди, силясь их выразить, роются в старом заученном лексиконе и хватаются за первое подходящее по смыслу слово, им подвертывающееся. Повторю: когда в Московском государстве возникла зависимость во имя общего народного блага, а не частного интереса, тогдашний язык стал обозначать новые политические отношения старыми терминами гражданского права. Но первые не следует отождествлять с последними. Этот вывод, извлеченный из истории одного сословного термина, надобно твердо запомнить, [47] чтобы не ошибиться в понимании явлений, по которым мы будем следить за строением нашего общества в XV и XVI веках. Значит, и превращение лично крепостных государя в государевых подданных было тесно связано как последствие с национальным значением государевой власти.
3) Превращение договорных сословных обязательств в государственные обязанности. Изменился источник отношений разных классов общества к государю. В материальном, хозяйственном смысле эти отношения остались прежними, но они вытекали теперь не из частного договора, а из общего закона. Служилые люди по преимуществу служили государю мечом или правительственным советом и получали от него доходные должности, кормление. Но они теперь обязаны были служить, хотя бы и не получали кормления, и если продолжали получать его, то только как средство, помогавшее им исправно служить. Прежде государь кормил их за то, что они служили; теперь он кормил их для того, чтобы они были в состоянии служить. Точно так же тяглый человек платил удельному князю тягло, если и пока пользовался в его уделе городским промысловым местом или пахотным участком; теперь он обязан был пользоваться таким «местом или участком потому, что без того не мог платить тягло.
Значит, виды условий и выгод, которыми обменивались государь и свободные обыватели государства, не изменились, но изменился характер обмена, связь между условиями и выгодами. Прежде эта связь была юридическая, устанавливалась обоюдным добровольным соглашением, т.е. актом гражданского права; теперь она стала политической, принудительной, устанавливалась односторонним требованием власти. Поэтому и договорные выгоды свободных лиц, бывшие прежде юридическим условием или юридическим последствием их договорных услуг князю, теперь стали лишь экономическими средствами для исправного несения государственных повинностей. Эти перемены в юридической связи условий и выгод, т.е. в источнике отношений государя к обществу, можно выразить такими словами: договорные обязательства со стороны свободных лиц превратились в государственные обязанности, а договорные выгоды со стороны князя — в казенное пособие для исправного исполнения этих обязанностей.
Общее основание сословной разверстки государственных обязанностей. Такое превращение в истории русского государственного права было коренным фактом, которым надолго определилось политическое положение русского общества. Этот факт сообщил всему строю Московского государства своеобразный характер. [49] В других странах мы знаем государственные порядки, основанные на сочетании сословных прав с сословными обязанностями или на сосредоточении прав в одних сословиях и обязанностей в других. Политический порядок в Московском государстве основан был на разверстке между всеми классами только обязанностей, не соединенных с правами. Правда, обязанности соединены были с неодинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а только экономическими пособиями для несения обязанностей. Отношение обязанностей к этим выгодам в Московском государстве было обратное тому, какое существовало в других государствах между политическими обязанностями и правами: там первые вытекали из последних как их следствия; здесь, напротив, выгоды были политическими последствиями государственных обязанностей.
Это различие отношения выражалось в том, что там сословные обязанности слагались с лица, отказавшегося от сословных прав; здесь, напротив, не позволено было слагать с себя обязанности даже подусловием отказа от выгод, и часто обязанность оставалась на лице, не пользовавшемся соответствующими выгодами. Так, обязательная ратная служба в Московском государстве соединена была с поместным владением, но иному служилому человеку не давали поместья, если он и без того имел средство служить, владел достаточной вотчиной. Такой своеобразный склад государственного порядка объясняется господствующим интересом, его создавшим. Этим интересом было ограждение внешней безопасности народа, во имя которой политически раздробленные прежде части его соединились под одною властью. Великороссия объединилась под властью московского государя не вследствие завоевания, а под давлением внешних опасностей, грозивших существованию великорусского народа.
Московские государи расширяли свою территорию и вооруженной борьбой; но то была борьба с местными правителями, а не с местными обществами. Поразив правителей княжеств или аристократию вольных городов, московские государи не встречали отпора со стороны местных обществ, которые большей частью добровольно и раньше своих правителей тянулись к Москве.

Выводы. Итак, политическое объединение Великороссии вызвано было необходимостью борьбы за национальное существование. Эта необходимость мешала установиться самому понятию о сословном праве. В первом периоде нашей истории, когда государственный порядок развился из завоевания, такое понятие установилось легко. Победители старались присвоить себе возможно больше прав, возложив на побежденных возможно больше обязанностей. В Московском государстве, все силы которого направлены были на внешнюю борьбу, усилия законодательства должны были сосредоточиться на том, какое участие принимать в этой борьбе разным классам общества, а не на том, какими правами будет пользоваться каждый класс. Предметом законодательной разработки и стала разверстка тяжестей национальной борьбы, которые налагала эта борьба, а не сословных прав, которые не
вели к цели.
Из сказанного видно, что все три перемены в характере отношений государя к обществу вытекли из национального значения, какое получила верховная власть в Московском государстве. Под влиянием этих перемен изменилось отношение экономического деления общества к политическому. В удельное время экономическое положение свободных лиц в уделе определялось родом обязательств, в которые они входили со своим князем. Служилый человек обыкновенно становился землевладельцем потому, что право приобретения земельной собственности было непременным условием его договора с князем, и потому что землевладение при тогдашнем состоянии народного хозяйства было единственным удобным средством материального обеспечения служилого человека. Подобно тому и черный человек становился либо городским промышленником, либо хлебопашцем, потому что непременным условием его договора с князем было пользование либо городским промысловым местом, либо пахотным участком. Теперь отношение экономического деления к политическому совершенно изменилось, стало обратным: так как государственные повинности стали обязательны сами по себе, а хозяйственные состояния служили только средством для их исполнения, то теперь экономическим положением класса должен был определяться род государственных повинностей, на него падавших. Московская политика теперь должна была согласовать сословную раскладку государственных обязанностей с теми экономическими состояниями, в которых она застала выходившие из удельного порядка общественные классы.
Этой переменой в отношении экономического деления к политическому указано было и общее основание разверстки повинностей между подданными. В устройстве общественных классов эта перемена связала неразрывно экономическое положение каждого из них с родом государственного его служения. Отсюда сложилось правило, которое и легло в основание общественного деления в Московском государстве разверстать государственные обязанности между классами общества по хозяйственному состоянию каждого из них.
На этом основании московская политика и строила государственное положение всех классов общества. [49] Из этого основания она выработала и специальные приемы разверстки, которыми руководилась при раскладке государственных повинностей между отдельными классами.