Наемники, террористы, шпионы, профессиональные убийцы

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ II. ТЕРРОРИСТЫ

ПОКУШЕНИЯ НА "ВОЖДЯ МИРОВОГО ПРОЛЕТАРИАТА"

В 1918 году эсеры начали вооружённую борьбу против советской власти,
которая по своей сути являлась диктатурой партии большевиков.
Вооружённая борьба против Советов закончилась достаточно быстро и
безуспешно.
Большевики победили в гражданской войне. После этого началась борьба с
идеями. Борьба идей - нормальное явление, но только не для партии
диктаторского типа. Коммунисты ставили перед собой цель - не допустить
смычку недовольного народа с оппозиционнными партиями.
Решение провести процесс против лидеров ПСР было принято ЦК РКП (б) в
декабре 1921 года, по предложению председателя ЧК Феликса Дзержинского.
В центре внимания на процессе стояло покушение Фанни Каплан на Ленина
во время его выступления на заводе Ми-хельсона.
Главным "вещдоком" на процессе против эсеров был пистолет, из которого
стреляли в Ленина.
Официальное объявление о предстоящем процессе было опубликовано в
печати в феврале 1922 года. Незадолго до этого в Берлине появилась брошюра
бывшего эсера Григория Семенова. В своей брошюре он "разоблачал" товарищей
по партии: ПСР якобы составила заговор против Советской власти вместе с
русскими контрреволюционными организациями и с представителями Антанты,
получала от них деньги, готовила мятежи и, самое важное, не исключала из
своей деятельности террор. В частности, по словам Семенова, ПСР организовала
покушение Фанни Каплан на Ленина 30 августа 1918 года.
"Разоблачения" Семенова, опубликованные в советской печати, спустя
несколько дней были подтверждены и дополнены его близкой сотрудницей Лидией
Коноплевой. Есть основание предполагать, что Семенов и Коноплева написали
свои статьи по поручению ЧК (с февраля 1922 года - ГПУ). Вслед этому ГПУ
объявило, что руководители ПСР, которые уже несколько лет сидели в тюрьме,
будут преданы суду.
Большевистское руководство не собиралось вести непредвзятого судебного
расследования. Это очевидно из инструкций, данных Лениным за неделю до
объявления о процессе народному комиссару юстиции Курскому: "Ни малейшего
упоминания в печати о моем письме быть не должно". Ленин настаивал на
организации ряда "образцовых процессов" с целью усиления репрессий против
меньшевиков и эсеров, образцовых "по разъяснению народным массам, через суд
и через печать, значения их", "образцовых, громких, воспитательных
процессов", сопровождаемых значительным шумом в печати. Ведь "воспитательное
значение судов громадно".
Судьи должны были руководствоваться "революционным правосознанием",
"считаться не только с буквой, но и с духом" коммунистического
законодательства и не отступить перед приговором к расстрелу. Партия должна
была воздействовать на судей и "шельмовать и выгонять" тех, которые
поступали иначе. Таким образом, целью процесса эсеров не было выявление
правды - он должен был служить средством пропаганды против политических
противников.
Следствие вел чекист Яков Агранов. Методы следствия в сравнении с 30-ми
годами еще очень "гуманные", но уже используются и давление, и угрозы. И еще
любопытный штрих к картине советской "законности" - эсеров судили по
законам, которые не существовали при совершении их деяний, так как новый
Уголовный кодекс вступил в силу лишь за неделю до начала процесса.
Объявление о процессе эсеров вызвало реакцию в международном
социалистическом движении. Эсеры и меньшевики в эмиграции требовали от
Второго Интернационала поддержать подсудимых. Обе организации во время
международной социалистической конференции в апреле 1922 года в Берлине
добились от Коммунистического Интеранацио-нала определенных гарантий. В
частности, им было обещано, что подсудимые не будут приговорены к смертной
казни. Второй Интернационал в качестве защитников послал в Москву известных
социалистов Эмиля Вандервельде и Артура Вотеса из Бельгии, Курта Розенфельда
и Теодора Либкнехта (брата Карла Либкнехта) из Германии. Большевики
оскорбились таким "давлением". И выставили в противовес "своих", проверенных
членов Коминтерна (например, Клару Цеткин). Таким образом, процесс эсеров
превратился в своего рода выяснение отношений между коммунистами и
социалистами на международной арене. Процесс эсеров проходил в Колонном зале
Дома Союзов в центре Москвы с 8 июня по 7 августа. Заседания шли шесть дней
в неделю, с полудня до 17 часов и вечером с 19 до полуночи. В нем принимали
участие некоторые высокопоставленные большевики.
Председателем трибунала был Георгий Пятаков, государственным
обвинителем - Николай Крыленко, по левую и правую руку от первого красного
покурора восседали первые красные интеллигенты Анатолий Луначарский и Михаил
Покровский.
Перед судом предстали двенадцать членов Центрального комитета ПСР и
десять рядовых членов партии. Из них самые известные - Абрам Гоц и Евгений
Тимофеев. Все они, по меньшей мере, уже два года отсидели в тюрьме. В число
обвиняемых следственными органами были включены еще двенадцать находившихся
на свободе бывших эсеров (Григорий Семенов, Лидия Коноплева и др.). Их
ролью, по сочиненному сценарию, было признать свою вину и обвинить своих
бывших товарищей по партии. Этих обвиняемых "второй группы", защищали
Николай Бухарин, Михаил Томский и другие, то есть защитники "второй группы"
на самом деле выступали обвинителями "первой группы".
Защитниками обвиняемых "первой группы" выступали вышеупомянутые
западные социалисты и несколько видных русских адвокатов: Николай Муравьев,
Александ Тагер, Владимир Жданов и другие.
С первого дня процесса возникли конфликты между ними и трибуналом.
Вандервельде и его коллеги ссылались не только на советские законы, но и на
берлинское соглашение между Социал-интеранационалами и Коминтерном, согласно
которому обвиняемые не могут быть приговорены к смертной казни. Защите сразу
стало понятно, что трибунал не слишком озабочен соблюдением правовых норм.
Большая часть просьб обвиняемых и защитников была отклонена. Трибунал вызвал
значительно меньше свидетелей защиты, чем свидетелей обвинения. Четыре
защитника, которые были приглашены по просьбе обвиняемых, судом не были
допущены. Публика в зале оказалась соответствующе подготовлена и постоянно
издевалась над обвиняемыми и защитниками. Кроме того, суд не считал себя
связанным. берлинским соглашением. Западные социалисты после первой недели
пришли к выводу, что их присутствие на суде бессмысленно, и уехали,
предоставив подзащитным "выкручиваться" самим (что, по всей вероятности,
вполне отвечало духу социалистической морали).
20 июня перед зданием суда проходила огромная демонстрация,
организованная Коммунистической партией. По данным советской печати, в ней
участвовали 300 000 человек Демонстранты требовали смерти обвиняемых; к ним
обращались председатель трибунала Пятаков и государственный обвинитель
Крыленко. На вечернем заседании, несмотря на протест защитников, суд пустил
в зал демонстрантов, которые при поддержке публики продолжили свой митинг. В
течение двух с половиной часов, до глубокой ночи, они обвиняли подсудимых в
чем попало и требовали смертной казни.
На следующем заседании защитники опротестовали происходящее. Они
указали, что суд грубо нарушал правопорядок, и потребовали прекращения
процесса, возобновления его при другом составе трибунала. Суд отверг протест
и ответил оскорблениями и угорозами в адрес защитников, после чего защитники
отказались участвовать в судебном процессе. Их за это на несколько месяцев
посадили в тюрьму,, а потом административным путем выслали из Москвы.
После этого обвиняемые "первой группы" сами взяли на себя защиту. Но их
цели отличались от целей адвокатов. Предотвратить смертный приговор не было
их первой заботой. Они также не стремились к исключительно юридической
защите - процесс, на их взгляд, был методом политической борьбы. Если
большевики смотрели на процесс как на политическую демонстрацию против
эсеров, то эсеры, наоборот, хотели превратите процесс в политическую
демонстрацию против диктатуры большевиков, обвинить обвинителей.
В центре внимания на процессе стояло покушение Фанни Каплан на Ленина:
обвинительное заключение, базируясь на показниях Семенова и других, гласило,
что покушение было совершено по поручению членов ЦК ПСР. Подсудимые отрицали
обвинение. Хотя доказательства были на стороне обвиняемых, суд все же принял
версию Семенова.
По версии Семёнова, в эсеровских партийных организациях
культивировались террористические методы. Эсеры Гоц, Рат-нер и Чернов
неоднократно выступали с заявлениями о необходимости террора. За применение
террора высказывались целые эсеровские организации (петроградская,
харьковская).
Наконец, в феврале 1918 года ЦК партии эсеров официально обсуждал этот
вопрос. На заседании выявились две точки зрения: одни (В.М.Чернов и др.)
высказывались за террор, другие (М.С.Сумгин) - считали невозможным
применение террора против Советского правительства и большевиков. Победили
сторонники террора. Однако принятое решение держалось в секрете. На суде
эсеровские руководители уверяли, что ЦК партии принял большинством голосов
отрицательное решение о терроре.
Первые попытки огранизовать антисоветский террор предпринимались
отдельными эсерами и местными эсеровскими партийными организациями. В
частности, в Петрограде зародился план - устроить взрыв поезда Совнаркома во
время переезда правительства из Петрограда в Москву, а эсеровская активистка
Коноплева обещала совершить покушение на В.И.Ленина.
Замысел у сотрудницы петроградского комитета партии эсеров Коноплевой
возник в феврале 1918 года. О своем намерении она сообщила руководителю
военной работы при ЦК партии эсеров Б.Рабиновичу и члену ЦК А.Гоцу. Заботясь
о том, чтобы партия не несла ответственности за покушение, Коноплева
предложила придать покушению форму "индивидуального акта". Это означало,
показывала позже на суде Коноплева, что "акт должен совершиться с ведома
партии, с. ведома ЦК, но я, идя на это дело, не должна была заявлять, что
это делается от имени партии, и даже не должна была говорить, что являюсь
членом партии".
Рабинович и Гоц от имени партии санкционировали задуманное Коноплевой
покушение. В марте Коноплева вместе с приглашенным ею эсером Ефимовым
выехала из Петрограда в Москву для осуществления своего замысла. В
организации слежки за В.ИЛениным, добывании оружия, финансировании
"предприятия" Коноплевой оказывали содействие находившиеся в Москве члены ЦК
партии эсеров В.Рихтер и Е.Тимофеев.
ЦК партии эсеров старался организовать дело так, чтобы на него не пала
ответственность за террористический акт. Гоца, который приехал в Москву,
очень испугало впечатление, произведенное на него Коноплевой. Она выглядела
"душевно удрученным и морально разбитым человеком". Такой человек мог,
конечно, "подвести".
Гоц, согласно его показаниям, сказал Коноплевой: "Бросьте не только
вашу работу, которую вы ведете, но бросьте всякую работу и поезжайте в семью
отдохнуть".
На этот раз покушение на жизнь В.И.Ленина не состоялось.
В мае 1918 года начальник эсеровской боевой дружины в Петрограде
Семенов предложил образовать при ЦК партии "центральный боевой отряд" и
начать организованный террор против представителей Советской власти. Члены
ЦК партой Гоц и Донской, с которыми Семенов вел переговоры об этом, дали от
имени партой санкцию на образование такого отряда под начальством Семенова.
Тот привлек в отряд эсеров, которые и раньше действовали в этом же
направлении (Коноплеву, Иванову-Иранову, Усова, Сергеева и других), и отряд
начал свою работу.
Решено было убить В.Володарского, М.Урицкого и других.
Эти цели были тайно санкционированы членами ЦК эсеровской партии. В
результате 20 июня был убит В.Володарский.
Не скрывая своей ответственности за это, начальник отряда Семенов на
суде показал: "Когда один из моих боевиков - Сергеев - направился на
очередную слежку на Обуховскую дорогу, он спросил меня, что, если будет
случайная возможность легко произвести покушение, как быть? Я указал что...
вопрос ясен, тогда нужно действовать, поскольку вопрос санкционирован ЦК, а
время и день действия, бесспорно, принадлежит боевой организации... Как раз
такая возможность представилась, и товарищ Володарский был убит. Сергееву
удалось благополучно бежать".
Не имея возможности опровергнуть показания Семенова и других членов его
отряда, подсудимые - члены ЦК и их единомышленники из эмигрантской группы -
вынуждены были признать, что они знали об убийстве В.Володарского членом
эсеровской боевой группы Сергеевым, который "не стерпел", встретившись
случайно, с В.Володарским. Тем не менее 22 июня 1918 года Гоц от имени
петроградского бюро ЦК партии эсеров опубликовал дезориентирующее извещение
о том, что "ни одна из организаций партии к убийству комиссара до делам
печати Володарского никакого отношения не имеет".
Центральный комитет партии социалистов-революционеров сохранил
террористическую группу Семенова и после убийства Володарского, лишь
перебазировав ее в Москву. Группа продолжала террористическую работу, готовя
покушение на жизнь В.ИЛенина.
30 августа 1918 года Ленин был тяжело ранен в результате покушения
Фанни Каплан.
Через 4 года на суде показаниями участников "центрального боевого
отряда" при ЦК партии эсеров Семенова, Коноп-левой, Усова, Федорова-Козлова,
Зубкова, Ставской, а также Дашевского и других было установлено, что
покушение на жизнь В.ИЛенина являлось делом "отряда". Они заявили, что члены
ЦК Гоц и Донской и июле 1918 года санкционировали великое покушение.
На суде выяснились такие подробности. Террористка Каплан начала
готовить покушение еще в феврале-марте 1918 года, приехав специально для
этого в Москву. Она считала, что "будничной работой" сейчас заниматься не
время, нужно "вспомнить старые заветы партии", и организовала небольшую
эсеровскую террористическую группу для совершения покушения на жизнь
В.И.Ленина.
Осуществить тогда этот план Каплан не удалось, она совершила покушение
только после вступления в отряд Семенова.
"Центральный боевой отряд" Семенова, переехавший в Москву, насчитывал в
то время около 15 человек. Каплан была принята в состав отряда по
рекомендации члена военной комиссии партии эсеров Дашевского. В начале июля
он узнал о твердом намерении Каплан совершить террористический акт против
Ленина.
Дашевский считал необходимым, чтобы такого рода покушения, могущие
иметь серьезнейшие последствия, совершались под контролем и руководством ЦК.
Поэтому он решил связать Каплан с Семеновым, работа которого
санкционировалась и проходила под контролем ЦК.
Отряд Семенова деятельно готовил покушение. В то время в Москве
еженедельно по пятницам проходили митинги на предприятиях города, и
В.И.Ленин часто выступал на них. Заговорщики разделили город на части и
назначили исполнителей, которые должны были стрелять в Ленина, когда он
прибудет на митинг.
На крупные предприятия посылались дежурные террористы, которые при
появлении Ленина должны были сообщить об этом исполнителю.
Один из членов террористической группы, подсудимый Усов, говорил на
суде: "Все наши руководящие лица: Семенов, Елена Иванова и Коноплева -
категорически настаивали, чтобы убийцей Ленина непременно был рабочий. Это,
мотивировали они, послужило бы большей агитацией против Коммунистической
партии...". Кроме Усова, исполнителями террористического акта были назначены
Федоров-Козлов, Каплан и Коноплева.
Усов, встретив на одном из митингов В.И.Ленина, не смог выполнить
задуманное. На суде он объяснил этр так: " Ленин был встречен громом
аплодисментов и восторженными криками, и конечно, вырвать Бога у
полуторатысячной рабочей массы я... не решился. Я стрелять не стал." Так же
поступил в другом случае и Федоров-Козлов.
Говорят, что Ленин обладал особого рода магнетизмом.Та-ким, что под
влияние его сильной воли попали даже террористы, которые как на сеансе
гипноза отказывались от собственных планов, подарив пролетарскому диктатору
жизнь. "Хоть я просто переплётчик, но всегда боялся массовых сборищ -
митингов, собраний (а я, конечно, был членом той партии, которая "ум, честь
и совесть эпохи", демонстраций... Всё это напоминало массовый психоз. Мне
совсем не хотелось быть психом, не хотелось растворять свою личность в
"народных массах,"которые следуют за своими вождями безвольно, как крысы за
крысоловом, играющем на дудке." 30 августа на заводе Михельсона дежурил член
террористической группы Новиков, который и сообщил Каплан о приезде Ленина.
Она явилась на завод.
Когда Ленин, окруженный рабочими, выходил из помещения, где только что
закончилось собрание, Новиков умышленно споткнулся и застрял в двери,
сдерживая выходящих людей. В это время Каплан произвела выстрелы.
Семенов рассказывал: "После покушения на Ленина в газетах появилось
сообщение от московского бюро ЦК о том, что партия эсеров непричастна к
этому покушению. Это произвело на наш отряд впечатление ошеломляющее... Я
предложил, чтобы кто-нибудь из боевиков вместе со мной пошел бы к
Донскому...
Донской сказал, что партия обратно не возьмет этого решения, что сейчас
идет красный террор, что если мы это решение возьмем обратно, то вся партия
в целом будет подвергнута разгрому... Он сказал, что единственная
возможность, которая осталась, - эта мысль ему понравилась, - действовать
как народные мстители, черные маски, вот это дело хорошее, тут партия будет
в стороне, и, с другой стороны, капитал приобретем, удар основательный
нанесем Советской власти...".
Причастность членов ЦК партии эсеров к покушению на жизнь В.ИЛенина
подтвержадали другие данные. Донской, Гоц, Тимофеев, Морозов признали на
суде, что Каплан являлась членом их партии, и подтвердили, что эсеровские
боевики, уверенные в том, что ЦК партии санкционировал применение террора,
выражали свое возмущение отказом признать покушение 30 августа "партийным
делом".
Коноплева рассказала о своей беседе в июле 1918 года с Гоцем, который
говорил: "Сейчас нужны террористические акты на Ленина и других... Партия
эти акты если сейчас не признает, то она их позже признает". Коноплева также
рассказала, что член ЦК партии Донской предложил Новикову, участвовавшему в
покушении, написать воспоминания об этом с тем, чтобы оставить их в архиве
партии. А позже, весной 1919 года, член ЦК.партии Морозов приобрел карточку
Каплан для партийного архива.
Когда Морозова спросили на суде, для чего ему понадобилась карточка
Каплан, он сказал: "Я был секретарем, и все бумаги, которые имели
касательство к партии, я всегда собирал".
Так эсеровские лидеры, официально отрицая причастность своей партии к
покушению, фактически руководили им.
На суде установили, что Каплан стреляла из револьвера, данного ей
Семеновым - командиром эсеровского "центрального боевого отряда". Вот почему
в 1918 году Капитан упорно не отвечала на вопросы следователей о том, где
она взяла браунинг.
Теперь стало понятно и то, почему у Каплан в портфеле находился
железнодорожный билет Томилино-Москва.
Из показаний участников семеновского отряда выяснилось, что на даче в
Томилино находилась конспиративная квартира отряда и там неоднократно бывала
Каплан, приезжавшая из Москвы.
Верховный революционный трибунал после 50-дневного тщательного
судебного разбирательства приговорил членов ЦК партии
социалистов-революционеров А.Р.Гоца, ДДДон-ского, Л.Я.Герштейна, М.Я.
Гендельмана-Грабовского, МАЛи-хача, Н.Н.Иванова, Е.М.Ратнер-Элькинд,
Е.М.Тимофеева, членов различных руководящих органов партии С.В.Морозова,
В.В.Агапова, А.И.Альтовского, члена ЦК партии народных социалистов
В.И.Игнатьева и членов "центрального боевого отряда при ЦК партии эсеров"
Г.И.Семенова, Л.В.Коноп-леву и Е.А Иванову-Иранову к расстрелу.
Десятерых подсудимых - ответственных деятелей партии эсеров, в том
числе членов ЦК ДФ.Ракова, Ф.Ф.Федоровича и М.А.Веденяпина, а также
непосредственных участников террористической и боевой деятельности партии
эсеров П.Т.Ефимова, КАУсова, Ф.В.Зубкова, Ф.Ф.Федорова-Козлова,
П.Н.Пелевина, И.С.Дашевского, Ф.Е.Ставскую - к разным срокам тюремного
заключения. Двое подсудимых - Г.М.Рат-нер и Ю.В.Морачевский - были
оправданы. Вместе с тем, Верховный трибунал обратился в Президиум ВЦИК с
ходатайством об освобождении осужденных Семенова, Коноп-левой, Ефимова,
Усова, Зубкова, Федорова-Козлова, Пелевина, Ставской, Дашевского и Игнатьева
от наказания, так как нашел, что эти подсудимые заблуждались при совершении
ими тяжких преступлений, а затем вполне осознали всю их тяжесть, поняли
контрреволюционную роль партии эсеров, вышли из нее и из стана врагов
рабочего класса.
Убийство М.СУрицкого тоже было партийной загадкой для большевиков.
Исполнитель этого преступления - Л.Канне-гисер - был пойман, расстрелян, но
возникал вопрос: кто его сообщники?
Как известно, в тот самый день, когда в Петрограде был убит
М.С.Урицкий, 30 августа 1918 года, в Москве на заводе Ми-хельсона Каплан
стреляла в Ленина и тяжело ранила его.
Естественно было предположить, что совершенные в один день в Петрограде
и Москве покушения представляют собою акты организованного террора и были
подготовлены одной политической группой. При расследовании выяснилось, что
Каплан в прошлом была анархисткой, затем эсеркой, а Каннегисер состоял в
партии народных социалистов. Центральный комитет партии правых эсеров и
другие социалистические партии выступают с официальными публичными
заявлениям о том, что их организации не имеют никакого отношенеия к убийству
М.С.Урицкого и покушению на жизнь В.ИЛенина. Еще раньше они заявляли то же
по поводу убийства В.Володарского. Конкретных данных, опровергающих
утверждения этих партий, ВЧК не имела.
Чрезвычайная комиссия обратила внимание на связи убийцы М.С.Урицкого с
Филоненко. В сообщении Петроградской чрезвычайной комиссии указывалось, что
Каннегисер являлся родственником Филоненко. Этот интерес к Филоненко не был
случайным.
М.М.Филоненко, по образованию инженер, поручик царекой армии. Он был
человеком огромного честолюбия, склонным к авантюрам, Керенский назначил его
военным комиссаром Временного правительства.
Материалы судебного процесса по делу эсеров выявили более подробные
данные о личности Каннегисера. Как выяснилось, последний постоянно вращался
среди антисоветски настроенных офицеров и юнкеров, участвовал в подпольных
военных группировках, создававшихся в Петрограде.
Он являлся сторонником активных методов борьбы с Советской властью.
Член ЦК партии народных социалистов В.И.Игнатьев показал, что Каннегисер,
как член партии народных социалистов, предложил ему использовать в партийных
интересах военные группы, в которых он работал. "Приблизительно в конце
марта, - рассказывал Игнатьев, - ко мне явился... Каннегисер, который
предоставил мне определенные рекомендации от знакомых мне лиц и после
некоторого разговора предложил мне сорганизовать или, вернее, оформить уже
существующую организацию беспартийного офицерства, которая поставила своей
задачей активную борьбу против Советской власти.
Он сказал, что свыше 100 человек разбиты по разным районам города.
Город разделен на комендатуры. Я осведомился, каково политическое кредо этой
группировки. Ответ получил такой, что они стоят на точке зрения идейного
на-родоуправства. Затем мы более детально обсудили этот вопрос... Я просил
более ответственных руководителей (организации) и комендантов прийти ко мне
на совещание. Около полумесяца пошло на эту организационную работу". В конце
концов, офицерские военные группы, в которых участвовал Каннегисер, перешли
в ведение партии народных социалистов, и член ЦК этой партии Игнатьев взял
на себя политическое руководство ими.
Между тем в городе существовали и военные группыпра-вых эсеров.
Впоследствии все городские военные группы слились в единую организацию,
ставшую военным костяком "Союза возрождения России".
В районах Петрограда были созданы низовые объединенные военные
организации "Союза" - военные комендатуры, большая часть которых
возглавлялась правыми эсерами. Комендантом же Выборгского района был
Каннегисер.
Игнатьев рассказал, что Каннегисер предлагал ему вступить от имени
партии народных социалистов также в связь с действовавшей в городе
самостоятельной организацией Филоненко. "Каннегисер неоднократно говорил
мне, - показывал Игнатьев, - о своих личных связях с Филоненко, о своей
прошлой работе с ним, о встречах с ним в период своей работы в "Союзе
возрождения".
От встречи с Филоненко я отказался, от вхождения в связь с его
организацией уклонялся, так как, по моей информации, организация его носила
правый уклон и слишком личный характер, служила не для достижения общих
целей, а для честолюбивых устремлений Филоненко к власти... Непременным
уловием для совместной работы с его организацией ставилось признание
Филоненко в качестве будущего премьера и военного министра". Отвечая на
вопрос о причастности Филоненко к убийству М.С.Урицкого, Игнатьев сообщил на
следствии, что он встречался с Филоненко в Архангельске во время господства
там "союзных" оккупантов, при этом "во время разговора с Филоненко у
последнего пробегала мысль о том, что он что-то знает по делу убийства
Урицкого, но, скорее, был склонен приписать ее желанию похвастаться своей
актуальностью в борьбе с большевиками перед правыми кругами и союзниками, с
которыми Филоненко был тесно связан".
Новые данные о личности Каннегисера, его связях с право-эсеровскими
организациями были рассмотрены следственными органами, которые пришли к
выводу, что они, однако, недостаточны для определенных суждений. В
обвинительном заключении по делу правых эсеров указывалось: "Следствием
установлено, что Каннегисер находится в тесной связи с организацией партии
с.-р., входил в организацию Филоненко и в свое время был одним из
назначенных военных комендантов партии с.-р. в Выборгском районе при
подготовке попытки восстания и был на одном из заседаний военного штаба на
Невской заставе".
В 1926 году в эмигрантском сборнике "Голос минувшего на чужой стороне",
издававшемся в Париже под редакцией С.П.Мельгунова и В.А.Мякотина, была
опубликована статья-воспоминание под названием "Белые террористы". Автор
статьи, бывший капитан лейб-гвардии Преображенского полка, принимавший
участие в борьбе с большевиками в Петрограде, скрывавшийся за инициалами
"КН.", рассказал в ней о Каннегисере и об обстоятельствах убийства
М.С.Урицкого.
По словам автора, в мае 1918 года по приглашению Каннегисера он вступил
в террористическую группу, возглавляемую Филоненко, которая поставила своей
целью "истребление видных большевистских деятелей".
"Слежка подвигалась медленно, - писал "Н.Н.", - хотя Кан-негисеру и
удалось проследить Урицкого до его квартиры, но оказалось, что он почти не
бывал дома, оставаясь даже ночевать в ЧК.
Вторым препятствием являлась малолюдность улицы. Я выходил на слежку
несколько раз в роли разносчика папирос, но безрезультатно, и первоначальный
план - убить Урицкого у его квартиры - нам пришлось оставить. Вскоре через
Филоненко были получены сведения, что Урицкий едет на совещание в Москву.
Эти сведения ему удалось добыть, пробравшись под видом маляра в саму ЧК".
Но и замысел убить Урицкого на вокзале не был проведен в жизнь (Урицкий
не поехал в Москву). Тогда в организации возник новый проект.
"На одном совещании, - продолжал автор, - Филоненко было предложено
несколько изменить тактику. Представлялось возможным произвести
террористический акт над целой группой лиц.
Филоненко удалось достать 5 баллонов с сильной кислотой, которые, по
его плану, должны были быть разбиты на предполагавшемся в скором времени
Всероссийском съезде Советов, результатом чего явилась бы смерть если не
всех, то большинства собравшихся".
Автор подробно рассказал, как шли приготовления к этому акту, как
чекисты арестовали рассказчика, как Урицкий допрашивал его и отпустил на
свободу под подписку о том, что он не будет в дальнейшем заниматься
контрреволюционной деятельностью.
Далее анонимный автор писал: "После выхода из ЧК я не принимал уже
активного участия в органзации, так как вскоре уехал из Петербурга. Работа
же там шла своим чередом. Кан-негисеру наконец удалось проследить Урицкого
и... он убил его 4 выстрелами в упор".
Владимир Ленин должен был выступать в этот день на заводе Михельсона.
Соратники, узнав о гибели Урицкого, пытались удержать, отговорить его от
поездки на митинг.
Чтобы их успокоить, вождь пролетариата сказал за обедом, что, может, он
и не поедет, а сам вызвал машину и уехал, разве могло что-нибудь остановить
Ленина? Он был безгранично самоуверен, как и все, кто наделён природной
способностью манипулировать людьми.
д в это время среди толпы рабочих завода, носящего впоследствии имя
Ильича, затаились террористы. После окончания митинга Ленин, сопровождаемый
криками рабочих, вышел на улицу, направился к машине и... упал, пронзенный
пулями террористки Каплан.

ЗАГАДКА СМЕРТИ ФАННИ КАПЛАН

Верный ленинец - комендант Кремля П.Мальков в своих не самых правдивых
мемуарах свидетельствовал: " Я работал у себя в комендатуре, как вдруг
тревожно, надрывно затрещал телефон. В трубке послышался глухой,
прерывающийся голос Бонч-Бруевича:
- Скорее подушки. Немедленно. Пять-шесть обыкновенных подушек. Ранен
Ильич... Тяжело...
- Ранен Ильич?.. Нет! Это невозможно, этого не может быть! Владимир
Дмитриевич, что же вы молчите? Скажите, рана не смертельна? Владимир
Дмитриевич!..
Отшвырнув в сторону стул и чуть не сбив с ног вставшего навстречу
дежурного, я вихрем вылетел из комендатуры и кинулся в Большой дворец. Там,
в гардеробной Николая II, лежали самые лучшие подушки.
Ворвавшись во дворец, ни слова не отвечая на расспросы перепугавшихся
служителей, я вышиб ногой запертую на замок дверь гардеробной, схватил в
охапку несколько подушек и помчался на квартиру Ильича.
В коридоре около квартиры растерянно толпился народ: сотрудники
Совнаркома, кое-кто из наркомов. Обхватив руками голову, упершись лбом в
оконное стекло, в позе безысходного отчаяния застыл Анатолий Васильевич
Луначарский...
Всегда плотно прикрытая дверь в квартиру Ильича стояла раскрытой
настежь: возле двери, загораживая собою вход, держа винтовку наперевес,
замер с каменно-неподвижным лицом часовой.
Увидев меня, он посторонился, и я передал находившемуся в прихожей
Бонч-Бруевичу принесенные мною подушки.
Потянулись томительные, долгие минуты. Я стоял, словно прикованный, не
в силах сдвинуться с места, уйти от этой двери. Взад и вперед проходили,
пробегали люди, а я все стоял и стоял...
Вот в квартиру Ильича вбежала Вера Михайловна Бонч-Бру-евич, жена
Владимира Дмитриевича, чудесная большевичка и опытный врач. Ни на кого не
глядя, ни с кем не здороваясь, стремительно прошел необычно суровый Яков
Михайлович Свердлов. В конце коридора показалась, поддерживаемая под руку
кем-то из наркомов, сразу постаревшая Надежда Константиновна.
Она возвращалась с какого-то заседания и до приезда в Кремль ничего,
ровно ничего не знала. Все расступились. Прерывисто дыша, с трудом
передвигая внезапно отяжелевшие ноги, Надежда Константиновна скрылась за
дверью.
Наконец появился профессор Минц, еще кто-то из крупнейших
специалистов... Наступил вечер, надвигались сумерки, надо было расходиться,
а толком все еще никто ничего не знал, не мог сказать, что с Ильичем,
насколько опасны раны, будет ли он жив.
Я вернулся в комендатуру, но работать не мог. Все валилось из рук. Мозг
упорно сверлила одна неотступная мысль: как-то сейчас он, Ильич?
Ночь прошла без сна, да и думал ли кто-нибудь в Кремле в эту ночь о
сне? Несколько раз за ночь я отправлялся к квартире Ильича. Все так же
неподвижно стоял перед дверью часовой. Царила глубокая, гнетущая тишина.
Там, в глубине квартиры, в комнате Ильича, шла упорная борьба со смертью,
борьба за его жизнь. Там были Надежда Константиновна и Марья Ильинична,
профессора и сестры.
Как хотелось в эти минуты быть рядом с ними, хоть чем-нибудь помочь,
хоть как-то облегчить тяжкие страдания Ильича!
Казалось, будь от этого хоть какая-нибудь, самая малая польза, самое
ничтожное облегчение, всю свою кровь до последней капли, всю жизнь до
последнего дыхания я отдал бы тут же, с радостью, с восторгом. Да разве один
я?
Но сделать я ничего не мог, даже в мыслях не решался переступить
заветный порог и уныло бродил из конца в конец пустынного коридора мимо
обезлюдевшей в ночные часы приемной Совнаркома, мимо дверей в кабинет
Ильича.
Из-под этой двери, за которой еще сегодня днем звучал такой знакомый,
такой бодрый голос, в полутемный коридор пробивался слабый свет. Там, за
столом Ленина, склонившись над бумагами, бодрствовал Яков Михайлович
Свердлов.
Жизнь продолжалась. Пульс революции дал глубочайший перебой, но ничто
не могло остановить его мощного биения.
Уже в день покушения на Владимира Ильича, 30 августа 1918 года, было
опубликовано знаменитое воззвание Всероссийского Центрального
Исполнительного Комитета "Всем, всем, всем", подписанное Я.М.Свердловым, в
котором объявлялся беспощадный массовый террор всем врагам революции.
Через день или два меня вызвал Варлам Александрович Ава-несов.
- Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в
Кремле, под надежной охраной.
Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль
и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной большого дворца.
Команата была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось
метрах в трех-четырех от пола. Возле дверей и против окна я установил посты,
строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал
лично, только коммунистов, и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в
голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан,
надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из
своего карабина.
Прошел еще день-два, вновь вызвал меня Аванесов, предъявил
постановление ВЧК: Каплан - расстрелять, приговор привести в исполнение
коменданту Кремля Малькову.
- Когда? - коротко спросил я Аванесова.
У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не
дрогнул на лице.ни один мускул.
- Сегодня. Немедленно.
- Есть!
Да, подумалось в тот момент, красный террор - непустые слова, не только
угроза. Врагам революции пощады не будет!
Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и отправился к себе в
комендатуру. Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых
лично.хорошо знал, я их обстоятельно проинструктировал, и мы отправились за
Каплан.
По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она
находилась, и мы приказали ей сесть в заранее подготовленную машину.
Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор
был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского
флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков,
собственноручно.
И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего
пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула
бы, спуская курок, как не дрогнула она тогда...".
На следующий день, 4 сентября 1918 года, в газете "Известия" было
опубликовано краткое сообщение: "Вчера, по постановлению ВКЧ, расстреляна
стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)".
Жизнь и смерть Фанни Каплан - загадка. Есть сведения, что и звали то её
вовсе не Фанни, а Дора.
Британский агент Роберт Брюс Локкарт писал в своём дневнике: "В пятницу
30 августа Урицкий был убит Каннегисе-ром, а вечером того же дня молодая
еврейская девушка Дора Каплан стреляла в Ленина. Одна пуля попала в лёгкое,
над сердцем. Другая попала в шею, близко от главной артерии..." Нет ничего
удивительного в этой путанице с именами. Дора или Фанни - какая разница.
Жившие в конспирации профессиональные революционеры сами забывали свои
настоящие имена. Вы лучше вспомните, кто нами руководил... Кто из вождей
осуществлял руководство массами под именем, данным ему при рождении
родителями? Большинство пользовались партийными кличками и псевдонимами.
Своеобразная игра? Прятки? От кого?
Летом 1994 года по радио "Маяк" передавали сенсационные воспоминания
историка, в своё время работавшего в карательных органах. Голос пожилого
человека объяснял, что утверждение коменданта Кремля П.Малькова о том, что
он собственноручно застрелил Фанни Каплан и сжег с помощью Демьяна
Бедного, - ложно.
Историк (бывший советский прокурор) рассказывал, что комендант Кремля
вернулся из ссылки сломленным, на него оказывали давление, и писал он свои
мемуары под чужую диктовку. Последнее не вызывает сомнений. Хотя диктовал,
может, и сам Мальков, но коррективы и акценты, конечно, вносили и
расставляли другие люди.
Выступающий утверждал, что Фанни Каплан не была расстреляна осенью 1918
года. До 1939 года она якобы содержалась в одном из лагерей под Свердловском
в особо секретной камере со всеми удобствами. Кому и зачем понадобилось это
тайное оружие в виде террористки, покушавшейся на Ленина - абсолютно не
ясно.
Но все-таки в данном случае мы склонны больше верить Павлу Дмитриевичу,
рука которого не дрогнула, спуская курок.

"ТЕРРОРИСТЫ БУДУТ СЧИТАТЬ НАС ТРЯПКАМИ!"

"2 сентября ВЦИК, заслушав сообщение Я.М.Свердлова о покушении на жизнь
В.И.Ленина, принял резолюцию, в которой предупреждал прислужников российской
и союзнической буржуазии, что за каждое покушение на деятелей советской
власти будут отвечать все контрреволюционеры и их вдохновители.
"На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти, - говорилось в
резолюции, - рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против
буржуазии и ее агентов". Народный комиссар внутренних дел Г.П.Петровский
подписал приказ, в котором требовал от местных властей положить конец
расхлябанности и миндальничанию с врагами революции, применяющими массовый
белый террор против рабочих и крестьян.
В приказе предлагалось взять из буржаузии и офицерства заложников и при
дальнейших попытках контрреволюционных выступлений в белогвардейской среде
принимать в отношении заложников репрессии, подтверждая законность
применения красного террора.
Совет Народных Комиссаров объявил 5 сентября 1918 года, что все лица,
причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, подлежат
расстрелу".
Итак, красный террор получил как бы законодательное обоснование. И еще
обратим внимание на логику большевиков: если 1 сентября "выстрел в Ленина
ВЧК с полным основанием расценила как преступление против рабочего класса в
целом", класса, понятно, многочисленного, то на другой день в приказе
Петровского уже клеймится "массовый белый террор против рабочих и крестьян".
За сутки к рабочим прибавились и крестьяне. Видимо, массовость белого
террора катастрофически нарастала. А на массовый белый террор надо отвечать
массовым же красным террором. Логично.
Надо только привыкнуть к мысли, что выстрел в Ленина равнозначен
стрельбе по рабочм и крестьянам "в целом".
О терроре стоит сказать немного подробнее. Вот, например, гневное
послание Ленина председателю Петроградского совета Зиновьеву. Письмо
написано 2б июня 1918 года, то есть спустя пять дней после убийства
Володарского и за два месяца до выстрелов Каннегисера и Каплан.
"Т.Зиновьеву и другим членам ЦК. Также Лашевичу.
Тов. Зиновьев! Только мы сегодня услыхали в ЦК, что в Питере рабочие
хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы
лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали.
Протестую решительно!
Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым
террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне
правильную.
Это не-воз-мож-но!
Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное.
Надо поощрять энергию и массовидность террора против
контрреволюционеров, и особенно в Питере...
Привет Ленин.
P.S. Отряды и отряды: используйте победу на перевыборах.
Если питерцы двинут тысяч 10-20 в Тамбовскую губернию и на Урал и т.п.,
и себя спасут, и всю революцию, вполне и наверное. Урожай гигантский,
дотянуть только несколько недель".
Причинная связь между ожидаемым урожаем и необходимостью террора
выражена в этом письме достаточно ясно. Ведь не собирать урожай, а отбирать
его в Тамбовской губернии и на Урале должны были 10-20 тысяч питерцев.
Итак, была дана команда, и "красный террор" начался.
В Киеве, например, расстреливаемых заставляли ложиться ничком на
кровавую массу, покрывавшую иол, стреляли в затылок и размозжали череп.
Заставляли ложиться одного на другого, еще только что пристреленного.
Выпускали намеченных к расстрелу в сад и устраивали там охоту на людей.
В отчете киевских сестер милосердия регистрируются такие факты. В
"лунные, ясные летние ночи", "холеный, франтоватый" комендант губ.ЧК
Михайлов непосредственно сам охотился с револьвером в руках за
арестованными, выпущенными в голом виде в сад.
Французская писательница Одетта Кён, считающая себя коммунисткой и
побывавшая по случайным обстоятельствам в тюрьмах ЧК в Севастополе, Харькове
и Москве, рассказывает в своих воспоминаниях со слов одной из заключенных о
такой охоте за женщинами даже в Петрограде (она относит этот, казалось бы,
маловероятный факт к 1920г.!) В той же камере, что и эта женщина, было
заключено еще 20 женщин-контрреволюционерок, ночью за ними пришли солдаты.
Вскоре послышались нечеловеческие крики, и заключенные увидели в окно,
выходящее во двор, всех этих 20 женщин, посаженных на дроги. Их отвезли в
поле и приказали бежать, гарантируя тем, кто прибежит первым, что они не
будут расстреляны. Затем они были все перебиты...
В Брянске, как свидетельсвует С.М.Волковский в своих воспоминаниях,
существовал "обычай" пускать нулю в спину после допроса. В Сибири разбивали
головы "железной колотушкой"... В Одессе - свидетельствует одна простая
женщина в своих показаниях - "во дворе ЧК под моим окном поставили бывшего
агента сыскной полиции. Убивали дубиной или прикладом. Убивали больше часа.
И он все умолял пощадить".
В Екатеринославе некий Валявка, расстрелявший сотни
"контрреволюционеров", имел обыкновение выпускать "по де-сять-пятнадцать
человек в небольшой, специальный забором огорожденный двор". Затем Валявка с
двумя-тремя товарищами выходили на середину и открывали стрельбу.
В том же Екатеринославе председатель ЧК "тов. Трепалов" ставил против
фамилий, наиболее ему не понравившихся, сокращенную подпись толстым
карандашом "рас", что означало - расход, т.е. расстрел; ставил свои пометки,
так что трудно было в отдельных случаях установить, к какой собственно
фамилии относятся буквы "рас". Исполнители, чтобы не "копаться" (шла
эвакуация тюрьмы), расстреливали весь список в 50 человек по принципу: "вали
всех".
Петроградский орган "Революционное Дело" сообщал такие подробности о
расстреле 60 по Таганцевскому делу.
"Расстрел был произведен на одной из станций Ириновс-кой ж.д.
Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму.
Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться.
Начались крики, вопли о помощи. Чаете обреченных была насильно столкнута в
яму, и по яме была открыта стрельба.
На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером.
После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей".
Вот палачи московские, которые творят в специально приготовленных
подвалах с асфальтовым полом с желобком и стоком крови свое ежедневное
кровавое дело.
Три палача: Емельянов, Панкратов, Жуков, все члены российской
коммунистической партии, живущие в довольстве, сытости и богатстве.
Они, как и все вообще палачи, получают плату поштучно: им идет оджежда
расстрелянных и те золотые и прочие вещи, которые остались на заключенных.
Они выламывают у своих жертв золотые зубы, собирают золотые кресты...".
С.С.Маслов рассказывает о женщине-палаче, которую он сам видел. "Через
2-3 дня она регулярно появлялась в Центральной-Тюремной больнице Москвы (в
1919 г.) с папиросой в зубах, с хлыстом в руках и револьвером без кобуры за
поясом. В палаты, из которых заключенные брались на раст-рел, она всегда
являлась сама.
Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи,
прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она
грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом... Это была
молоденькая женщина-лет 20-22".
Были и другие женщины-палачи в Москве.
С.С.Маслов как старый деятель вологодской кооперации и член
Учредительного собрания от Вологодсклой губ., хорошо осведомленный о
вологодских делах, рассказывает о местном палаче (далеко не профессионале)
Ревекке Плас-тининой (Майзель), когда-то скромной фельдшерице. Она
собственноручно расстреляла 100 человек
В Вологде чета Кедровых - добавляет ЕДКускова, бывшая в это время там в
ссылке - жила в вагоне около станции. В вагонах проходили допросы, а около
вагонов - расстрелы.
При допросах Ревекка била по щекам обвиняемых, орала, стучала
каблуками, иступленно и кратко отдавала приказы: "К расстрелу! К стенке!" "Я
знаю до десяти случаев, - говорит Маслов, - когда женщины добровольно
"дырявили затылки". О деятельности в Архангельской губ. весной и летом 1920
года этой Пластининой-Майзель, которая была женой знаменитого Кедрова,
сохранились и такие воспоминания: "После торжественных похорон пустых,
красных гробов началась расправа Ревекки со старыми партийными врагами. Она
была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных
матерей и жен шлют свое проклятие, в злобе превзошла всех мужчин ВЧК.
Она вспоминала все меленькие обиды семье мужа и буквально распяла эту
семью, а кто остался не убитым, тот был убит морально. Жестокая, истеричная,
безумная. Она придумала, что белые офицеры хотели привязать ее к хвосту
кобылы и пустить лошадь вскачь.
Уверовав в свой вымысел, она едет в Соловецкий монастырь и там
руководит расправой! Вместе со своим новым мужем Кедровым. Дальше она
настаивает на возвращении всех арестованных комиссией Эйдука из Москвы, и их
по частям увозят на пароходе в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, где,
раздев, убивают их на баржах и топят в море.
Целое лето город стонал под гнетом террора.
"Как ни обычна "работа" палачей - наконец, человеческая нервная система
не может выдержать. И казнь совершают палачи преимущественно в опьяненном
состоянии - нужно состояние "невменяемости", особенно в дни, когда идет
действительно своего рода бойня людей. В Бутырской тюрьме даже привычная к
расстрелу администрация, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к
наркотикам (кокаин и пр.), когда приезжал так называемый "комиссар смерти"
за своими жертвами и надо было вызывать обреченных из камер.
"Почти в каждом шкафу, - рассказывает Нилостонский про Киевские
чрезвычайки, - почти в каждом ящике нашли мы пустые флаконы из-под кокаина,
кое-где даже целые кучи флаконов".
В состоянии невменяемости палач терял человеческий образ.
"Один из крупных чекистов рассказывал, - передает авторитетно
свидетель, - что главный (московский) палач Мага, расстрелявший на своем
веку не одну тысячу людей, как-то закончив "операцию" над 15-20 людьми,
набросился с криком "раздевайся, такой-сякой" на коменданта тюрьмы Особого
Отдела ВЧК Попова, из "любви к искусству" присутствовавшего при этом
расстреле. "Глаза, налитые кровью, весь ужасный, обрызганный кровью и
кусочками мозга, Мага был совсем невменяем и ужасен", - говорил рассказчик.
"Попов струсил, бросился бежать, и только счастье, что своевременно
подбежали другие и скрутили Мага"...
И все-такие психика палача не всегда выдерживала. В отчете сестер
милосердия Красного Креста рассказывается, как иногда комендант ЧК Авдохин
не выдерживал и иегюведы-вался сестрам. "Сестры, мне дурно, голова горит...
Я не могу спать... Меня всю ночь мучают мертвецы"...
"Когда я вспоминаю лица членов ЧК: Авдохина, Терехова, Осмолова,
Никифорова, Угарова, Абнавера или Гусига, я уверена, - пишет одна из
сестер, - что это были люди ненормальные, садисты, кокаинисты - люди,
лишенные образа человеческого".
В психиатрических лечебницах зарегистрирована как бы особая "болезнь
палачей" - мучающая совесть и давящие психику кошмары захватывают виновных в
пролитии крови.
Одно время ГПУ пыталось избавиться от этих сумасшедших путем расстрела
их, и несколько человек таким способом были избавлены от кошмара душивших их
галлюцинаций.
Просмотрите протоколы Деникинской комиссии, и вы увидите, высшие чины
ЧК, не палачи по должности, в десятках случаев производят убийства своими
руками. Одесский Вих-ман расстреливает в самих камерах по собственному
желанию, хотя в его распоряжении было шесть специальных палачей. Атарбеков в
Пятигорске употреблял при казни кинжал. Роверр в Одессе убивает в
присутствии свидетеля некоего Григорьева и его двенадцатилетнего сына...
Другой чекист в Одессе "любил ставить свою жертву перед собой на
колени, сжимать голову приговоренного коленями и в таком положении убивать
выстрелом в затылок". Таким примерам нет числа...
Смерть стала слишком привычна. Мы говорили уже о тех циничных эпитетах,
которыми сопровождают обычно боль-шевисткие газеты сообщения о тех или иных
расстрелах. Так упрощенно-циничной становится вся вообще терминология
смерти: "пустить в расход", "разменять", "идите искать отца в Могилевскую
губернию", "отправить в штаб Духонина", "сыграл на гитаре", "больше 38-ми я
не смог запечатать", т.е. собственноручно расстрелять, или еще грубее:
"нацокал", "отправить на Машук - фиалки нюхать"; комендант петроградской ЧК
громко говорит по телефону жене: "Сегодня я везу рябчиков в Крондштадт".
Так же упрощенно и цинично совершается, как много раз уже отмечали, и
самая казнь. В Одессе объявляют приговор, раздевают и вешают на смертника
дощечку с номером. Так, по номерам и вызывают. Заставляют еще расписываться
в объявлении приговора.
В Одессе нередко после постановления о расстреле обходили камеры и
собирали биографические данные для газетных сообщений.
Эта "законность" казни соблюдается в Петрограде, где о приговорах
объявляется в особой "комнате для приежающих".
Орган Центрального Комитета коммунистической партии "Правда" высмеивал
сообщения английской печати о том, что во время казни играет оркестр военной
музыки. Так было в дни террора в 1918 году. Так расстреливали в Москве
царских министров, да не их одних. Тогда казнили на Ходын-ском поле и
расстреливали красноармейцы.
Красноармейцев сменили китайцы, Цозже появился как бы институт наемных
палачей - профессионалов, к которым время от времени присоединялись
любители-гастролеры.
Ряд свидетелей в Деникинской комиссии рассказывают о расстрелах в
Николаеве в 1919 году под звуки духовной музыки.
В Саратове расстреливают сами заключенные (уголовные) и тем покупают
себе жизнь. В Туркестане - сами судьи. Утверждают свидетели, что такой же
обычай существовал в Одессе в губернском суде - даже на ЧК. Я не умею дать
ответа на вопрос, хорошо или плохо, когда приводит казнь в исполнение тот,
кто к ней присудил...
К 1923 году относится сообщение о том, как судья В. непосредственно сам
убивает осужденного: в соседней комнате раздевают и тут же убивают...
Утверждают, что в Одессе в ЧК в 1923 году введен новый, усовершенствованный
способ расстрела.
Сделан узкий, темный коридор с ямкой в середине. С боков имеются две
бойницы. Идущий падает в яму и из бойниц его расстреливают, причем
стреляющие не видят лица расстреливаемого.
Не могу не привести еще одного описания расстрелов в московской ЧК,
помещенного в N4 нелегального бюллетеня левых с.-р. Относится это описание к
тому времени, когда велись прения о правах и прерогативах ЧК и Рев.
Трибунала", т.е. о праве ЧК выносить смертные приговоры. Тем характернее
картины, нарисованные пером очевидцев: "Каждую ночь, редко когда с
перерывом, водили и водят смертников "отравлять в Иркутск". Это ходкое
словечко у современной опричнины. Везли их прежде на Ходынку. Теперь ведут
сначала в N11, а потом из него в N7 по Варсонофьевскому переулку. Там вводят
осужденных - 30-12-8-4 человека (как придется) - на 4-й этаж. Есть
специальная комната, где раздевают до нижнего белья, а потом раздетых ведут
вниз по лестницам.
Раздетых ведут по снежному двору, в задний конец, к штабелям дров и там
убивают в затылок из нагана.
Иногда стрельба неудачна. С одного выстрела человек падает, но не
умирает. Тогда выпускают в него ряд пуль, наступая на лежащего, бьют в упор
в голову или грудь.
10-11 марта Р.Олехновскую, приговоренную к смерти за пустяковый
поступок, который смешно карать даже тюрьмой, никак не могли убить. 7 пуль
попало в нее, в голову и грудь. Тело трепетало. Тогда Кудрявцев
(чрезвычайник из прапорщиков, очень усердствовавший, недавно ставший
"коммунистом", взял ее за горло, разорвал кофточку и стал крутить и мять
шейные хрящи. Девушке не было 19 лет.
Снег на дворе весь красный и бурый. Все забрызгано кругом кровью.
Устроили снеготаялку, благо - дров много, жгут их на дворе и улице в кострах
полсаженями. Снеготаялка устроила кровавые жуткие ручьи.
Ручей крови перелился чрез двор и пошел на улицу, поперек в соседние
места. Спешно стали закрывать следы. Открыли какой-то люк и туда спускают
этот темный страшный снег, живую кровь только что живших людей..."

(Мельгунов Т. Красный террор в России. М., 1992)

"В Киеве чрезвычайка находилась во власти латыша Лациса. Его
помощниками были изверги Авдохин, "товарищ Вера", Роза Шварц и др. девицы.
Здесь было полсотни чрезвычаек, но наиболее страшными были три, из которых
одна помещалась на Екатерининской ул., N16, другая - на Институтской ул.,
N409 и третья - на Садовой ул., N5. В одном из подвалов чрезвычайки, точно
не помню какой, было устроено подобие театра, где были расставлены кресла
для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, т.е. на эстраде, которая
должна была изображать собою сцену, производили казни.
После каждого удачного выстрела раздавались крики "браво", "бис" и
подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот людей,
предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого было проделано
отверстие для головы.
Но стрельба в цель являлась для тех девиц только шуточной забавой и не
возбуждала уже их притупившихся нервов. Они требовали более острых
ощущений... выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросой, или же
забивали иод ногти тонкие гвозди.
В Киеве шепотом передавали любимый приказ Розы Шварц... когда уже
нельзя было заглушить душераздирающих криков истязаемых.
"Залей ему глотку горячим оловом, чтобы не визжал, как поросенок..." И
этот приказ выполняли с буквальной точностью".
"Применялись в киевских чрезвычайках и другие способы истязания. Так,
например, несчастных втискавали в узкие деревянные ящики и забивали их
гвоздями, катая ящик по полу".
В Москве был "садист Орлов, специальностью которого было расстреливать
мальчиков, которых он вытаскивал из домов, или ловил на улицах".
"В Одессе: Вера Гребенщикова лично застрелила 700 человек. Использовали
линейный корабль "Синоп" и "Алмаз", прикрепляли железными цепями к толстым
доскам и медленно, постепенно продвигали, ногами вперед, в корабельную
печь...
Чекисты Ямбурга на кол посадили офицеров Нарвского флота.
В Киеве жертву клали в ящик с разлагающимися трупами, потом объявляли,
что похоронят заживо. Ящик зарывали, через полчаса открывали и тогда
производили допрос. Удивительно ли, что люди действительно сходили с ума?"
Князь Н.Д.Жевахов. Воспоминания. Королевство С.Х.С., 1927.Т.2).

(НДЖевахов - тов. Обер-Прокурора св.Синода; воспоминания охватывают
март 1917 - январь 1920 г.г.)