Ибатуллин Т. Военный плен: причины, последствия

ОГЛАВЛЕНИЕ

IV. Военные обстоятельства начального и последующих периодов войны

Неудачи НПВ, приведшие к столь трагическим потерям наших ВС, в том числе военнопленными, объясняются давно известными факторами. Вот некоторые из них:
- ошибочность военной доктрины и серьезные просчеты в стратегическом планировании и развертывании ВС;
- преступно пренебрежительное отношение руководства страны и ВС к имевшимся достоверным сведениям о готовящейся агрессии немецко-фашистской Германии;
- неспособность Генштаба и штабов военных округов (фронтов) организовать управление войсками в предвоенное время и с началом войны;
- слабая подготовленность войск к войне;
- неорганизованность системы тылового обеспечения войск.
Коротко остановлюсь на этих факторах, хотя о них написано уже немало.
Руководство страны и ВС перед войной исходило из существовавшей тогда политической установки - "на удар ответим ударом и сразу пойдем в наступление". Военная доктрина не соответствовала ни условиям той войны, ни своим возможностям. Все были настроены, что любого врага мы разобьем на его территории. Нацелены были только на наступление. И мы не были готовы к обороне. Вследствие всего этого были допущены серьезные ошибки в стратегическом планировании и развертывании ВС, создании группировок сил и средств приграничных военных округов, размещении мобилизационных запасов материально-технических средств.
Г.К.Жуков как-то говорил: самая большая трагедия, что мы не знали способов наступления противника. Наркомат обороны и Генштаб считали, что новая война будет похожа на первую мировую: сначала завяжут бой передовые части, а только спустя какое-то время вступят в сражение основные силы [68].
Написано множество книг о том, что Сталину и военному руководству страны были известны политические и военные намерения Гитлера. Знали о восточной политике его еще со времен "Майн кампф", о подписании в декабре 1940 г. плана "Барбаросса", о сосредоточении немецких войск у наших границ. Больше того, знали о дне и часе нападения агрессора. Однако же ждали еще чего-то и тогда, когда изготовившегося к нападению врага было видно простым глазом. Да, Жуков и Тимошенко докладывали на подпись Сталину директиву на приведение войск приграничных военных округов в боевую готовность, но он тянул, боялся провокации, не хотел войны. Трудно понять сегодня и того, и других. Слишком большую цену заплатили за это наши народы.
Рано утром 22 июня немцы нанесли удары по 66 аэродромам, особенно там, где были сосредоточены наиболее современные самолеты. В течение этого черного дня наши ВВС потеряли 1200 самолетов: 900 уничтожены на аэродромах, 300 в воздухе. Западный фронт в этот день потерял 738 самолетов.
Вот один эпизод того дня. На аэродроме Ровно базировалась 23-я дивизия ВВС. Она только что получила с завода новые истребители МиГ. В 3 часа 20 мин. на аэродром налетели 3 самолета (Хейнкель-III Н-2) и на бреющем полете сбросили на шеренгу новых машин ливень двухкилограммовых бомб. Самолеты заполыхали с глухим ревом. Самолеты противника, развернувшись, прошли над аэродромом еще раз, поливая пулеметным огнем пылающие обломки. Менее чем за 2 минуты 23-я дивизия как боевая единица перестала существовать, не успев сделать ни одного выстрела в свою защиту. Командир дивизии полковник Ванюшкин стоял среди обломков и плакал [69].
Из-за больших потерь самолетного парка наши наземные войска оказались на долгое время без авиационного прикрытия и поддержки, а противник господствовал в воздухе.
Внезапное нападение немцев (для войск это действительно была внезапность) поставило в тяжелейшее положение и сухопутные войска. Стрелковые, танковые дивизии, артиллерийские части, будучи в лагерях, на полигонах, стрельбах, оказались на различном удалении от районов своего мобразвертывания, включая и тех, кто предназначался для прикрытия госграницы. Из-за запоздалого получения приказа (сигнала) почти все войска прикрытия к началу войны оказались в пути. К 22 июня войска приграничных военных округов в большинстве своем были рассредоточены на больших пространствах. Так, войска Прибалтийского ВО война застала разбросанными на глубину до 330 км от границы, Западного - 100-300 км, Киевского - до 400-600 км [70]. Сколько-нибудь приемлемого объяснения такого положения за несколько дней и часов до начала войны, когда противник подтянул свои сухопутные войска вплотную к государственной границе СССР, до сих пор найти нельзя. Ни один злоумышленник самого высокого ранга в стане врага не сумел бы придумать такую ситуацию, а советский Генштаб создал. Многие войска не были должным образом укомплектованы, не было транспорта. В бой вступали по частям в невыгодных условиях. А задачи имели выйти в районы, которые уже были захвачены врагом. Отмобилизование войск первого эшелона приграничных округов практически сорвалось.
Имея в виду нападение немцев, Г.К.Жуков говорил: главная опасность заключалась не в том, что немцы внезапно перешли границу, а в том, что для нас оказалось неожиданной ударная мощь немецкой армии; для нас оказалась неожиданной их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях; для нас оказались неожиданностью и масштабы сосредоточения их войск и сила их удара. Это и есть то главное, что предопределило наши потери первого периода войны [71].
Следствием этого были глубокие прорывы наземных войск противника на избранных направлениях. Именно в результате этого создавались условия для окружения крупных группировок Красной Армии в первые же дни и недели войны. Высокие темпы наступления врага и слабая моторизация наших войск не раз лишала их возможности своевременно выходить из-под ударов противника, занимать выгодные позиции для обороны или контрударов. Поэтому они часто попадали в окружение.
Первейшая обязанность командиров и штабов всех степеней - обеспечение твердого руководства и управления подчиненными войсковыми структурами. Однако этого как раз и не было ни в первые дни, ни в последующие недели войны. Причин тому множество. О некоторых уже говорилось. Прежде всего это полная неподготовленность Генштаба и штабов приграничных военных округов, а затем - фронтов и штабов низшего звена к войне с точки зрения управления. Планы прикрытия госграницы в ряде случаев не были утверждены Генштабом, сигналы приведения войск в боевую готовность не были доведены до них (исключение ВМФ), дублирующие способы связи не были предусмотрены. С первых же часов войны была потеряна связь во всех звеньях: оперативно-стратегическом, оперативном и войсковом. Директива Ставки о приведении войск в боевую готовность штабы армий, корпусов и дивизий получили, когда война уже началась. В первые дни войны Генштаб не имел от штабов фронтов точных данных о наших войсках и о противнике, не смог связаться с командующими северо-западным и западным фронтами. Штабы фронтов не имели ни проводной, ни радиосвязи с большинством армий и отдельных корпусов.
Полный развал управления во многих объединениях и соединениях наблюдался и в последующие месяцы войны и, пожалуй, до самой Московской битвы. Неизбежным следствием этого было незнание Генштабом, командующими и штабами фронтов и армий действительного положения, боевых возможностей подчиненных войск и противостоящего противника. Принимаемые решения и задачи войскам не соответствовали реальной обстановке. Несмотря на героические действия многих разрозненных частей и соединений и отчаянные меры со стороны отдельных командующих, войска были обречены на поражение за поражением.
На результатах НПВ сказалась слабая обученность наших войск. В частности, к причинам поражений 1941 г. Г.К.Жуков относил территориальную систему подготовки войск, с которой мы практически расстались только в 1939 году. Наши территориальные дивизии были подготовлены из рук вон плохо. Людской контингент, на котором они развертывались до полного состава, был плохо обучен, не имел ни представления о современном бое, ни опыта взаимодействия с артиллерией и танками. По уровню подготовки наши территориальные части не шли ни в какое сравнение с кадровыми [72].
При этом важно иметь в виду, что к лету 1941 г. значительная часть призывников не была обучена военному делу. Дело в том, что ежегодная численность призывного контингента по стране без ущерба для народного хозяйства и образования была до войны более 900 тысяч человек, но принять на службу из-за ограниченности призывной емкости армия и флот могли только около 300 тысяч красноармейцев и краснофлотцев. Получилось так, что каждый год до 600 тысяч человек оказывались в стороне от войсковой подготовки. Поэтому для многих командиров и бойцов первые уроки беспощадного "ликбеза" войны стали последними. Учиться воевать пришлось на большой крови [73].
Вот два конкретных примера из того времени. Для вновь формируемых танковых соединений не хватало танкистов. Пришлось срочно привлекать в танковые войска командиров, сержантов и солдат из пехоты и кавалерии. Однако из-за недостатка времени они не сумели овладеть техникой. Большинство механиков-водителей к началу войны имели всего лишь 1,5-2 часовую практику вождения танков [70].
В ВВС полеты на новых самолетах также не были освоены летным составом. К 22 июня летчики Прибалтийского ВО пробыли в воздухе всего по 15 часов, а летчики Киевского ВО - только по 4 часа. Цифры поразительны, если учесть, что, например, в американской авиации для участия в боевых действиях летчик должен был налетать 150 часов. Что касается летчиков немецкой авиации, то у них с 1939 до 1941 года было достаточно времени для подготовки.
Кстати, сейчас у нас в газетах нередко появляются статьи, в которых упрекают генералов в том, что они хотят "пропустить через казарму всю нацию" и, что надо делать ставку только на профессионалов и отказаться от призыва. Последствия такого решения легко прогнозируемы: через каких-то 5 лет у нас в стране не оказалось бы в запасе достаточного количества обученных военному делу граждан в случае необходимости развертывания Вооруженных Сил для защиты интересов страны. Это мы уже проходили.
Противоречивые чувства овладевают, когда речь заходит о дивизиях народного ополчения. Всего в начале войны было сформировано 60 дивизий (почти 2 млн. человек). Дивизии эти укомплектовывались людьми, освобожденными по возрасту и состоянию здоровья от воинской службы - добровольцами, патриотами, но плохо владевшими оружием и не имевшими необходимых для боя навыков. Они также были значительно слабее кадровых по многим показателям.
Армия вступила в войну с устаревшими уставами. В предвоенные годы в боевой учебе не отрабатывались такие сложные виды действий, как отход, бой в окружении. И это привело к самым печальным последствиям - командиры и штабы не имели представления, как организовать эти действия, боялись отхода и не знали, как вести бой в окружении и выходить из него.
Г.К.Жуков применительно к НПВ говорил: "У нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в НПВ. А войска бывали неустойчивыми и не только отступали, но и бежали, впадали в панику... В начале войны мы плохо воевали не только наверху, но и внизу. Не секрет, что у нас рядом воевали дивизии, из которых одна дралась хорошо, стойко, а соседняя с ней бежала, испытав на себе такой же самый удар противника. Были разные командиры, разные дивизии, разные меры стойкости" [74].
Вот как характеризует войска 2 ударной и 59 армий в Любанской операции (начало и лето 1942 года) К.А.Мерецков: "Вновь прибывшие части, сформированные в короткие сроки, не прошли полного курса обучения. Они были отправлены на фронт, не имея твердых навыков в тактических приемах и в обращении с оружием. Кроме того, некоторые части и подразделения были сформированы из жителей степных районов, многие из которых впервые оказались в лесах. Люди боялись потеряться, тянулись друг к другу... Слабо выглядели войсковые штабы, они, как и войска, не успели провести необходимые учебные мероприятия. Штабы не были сколочены. Командующий 2 УА генерал Соколов пришел с должности заместителя наркома внутренних дел и не соответствовал должности. (Впоследствии он был снят с должности, затем было несколько командармов, включая генерала Власова).
О том, как поступало в войска 49А пополнение в 1941 г. в боях на подступах к Москве, рассказывает генерал-лейтенант Антипенко Н.А. Из разговоров с прибывающими в госпитали ранеными (в сутки по тысяче и более) выяснилось странное явление: почти никто из них не знал ни армии, ни дивизии, ни даже подразделения, в составе которого он воевал. Дело в том, что в армию ежесуточно поступало пополнение по одному-два эшелона, преимущественно ночью. В темноте бойцов выгружали из вагонов, сажали в автомашины и везли на передовую. А с рассветом они вступали в бой, не успев узнать даже фамилию своего командира отделения. Таких были тысячи.
Сказанное очень важно, если учесть, что советские войска нуждались в пополнении людьми, вооружением и боевой техникой с первых же дней войны. Из 212 дивизий, действовавших от Баренцева до Черного морей, только 90 были полностью укомплектованы. Остальные имели 50 и менее процентов штатной численности [75]. Росли потери. В первые недели войны Красная Армия понесла большой урон. Из 170 дивизий вышли из строя 28 и более 70 дивизий потеряли половину своего состава в людях и боевой технике. Пополнения для армии требовалось все больше и больше.
Когда речь идет о слабой подготовке наших войск к войне, особенно в начальном периоде, некоторые, возражая, ссылаются на то, как героически дрались наши воины. При этом обязательно приводят в пример Матросова, Талалихина, Гастелло. Хорошо известно, что более 400 человек закрыли своим телом вражеские амбразуры, свыше 400 летчиков направили горящие самолеты на вражеские колонны и 590 совершили воздушные тараны, более 100 бойцов бросились под танки, десятки взорвали себя и фашистов гранатами.
Да, это герои, они ради спасения Родины и жизни товарищей не пощадили себя, и народ чтит их подвиг. Но не есть ли героизм одних результат неподготовленности других? Всегда ли были оправданы упомянутые героические поступки со смертельным исходом и всегда ли они были результатом высокой выучки? Мне представляется, смерть героев - следствие плохой подготовки боя, неумелого использования имевшихся боевых средств и слабого управления боем со стороны непосредственных командиров. На устах у многих был подвиг Александра Матросова, но мало кто знает, что на фронте он был всего несколько дней, а бой за деревню Чернушки в феврале 1943 г. был первым и последним в его жизни. И здесь не обошлось без фальсификации.
Ведь он не был первым, кто закрыл своим телом огневую точку врага, но именно его подвигу придали значение, хотя он был 59-м (по другим данным - 84-м) воином, совершившим аналогичный поступок. Реальная дата подвига - 27 февраля - подменяется другой, но зато красивой и удобной, приуроченной к славному 25-летию Красной Армии - 23 февраля 1943 года. И эта дата вошла во все учебники истории. Кстати, из общего числа установленных ныне "матросовцев" только 164 было присвоено звание Героя Советского Союза, 100 человек награждены орденами и медалями, 98 совсем не были отмечены наградами [76].
Больше того, как установили следопыты, Герой Советского Союза Александр Матросов на самом деле - татарин по имени Мухаметзянов Шакирзян Юнусович из деревни Кунакбай Учалинского района Башкортостана. Об этом сообщается в газете "НУР" № 4(16), апрель 1995 года, в рубрике "Наш народ должен знать своих героев". (Газета издается в Санкт-Петербурге с 1990 года).
Я предвижу, что мои попытки сказать правду о панфиловцах и Матросове, утвердившихся в сознании нескольких поколений по официальным версиям, будут восприняты болезненно и, пожалуй, найдутся люди, которые посчитают, что сохранение легенды важнее установления истины. Однако я отвлекся.
Известно по газетам [77], ни один фашистский летчик за все 4 года войны не решился пойти на таран и не направил боевой самолет на вражескую колонну; не знает таких прецедентов также ни американская, ни английская авиация. Ни одна из этих армий не знает и непонятного для них действия, как грудью закрыть амбразуру ДЗОТа или с гранатами - под танк!
И плохо ли это, когда люди, избегая смерти, вопреки лозунгу, "Мы за ценой не постоим", ищут в бою, проявляя прагматизм, и находят более оптимальное решение задачи? Таким образом, и в наземных войсках, и в авиации недостатки подготовки к войне искупались дорогой ценой - жизнями солдат, офицеров и генералов.
Чисто военные факторы, в том числе и перечисленные, во многом стали причиной неудач и поражения наших войск в первый год войны. За этот год мы потеряли не только бывшую к началу войны кадровую армию, но и значительную часть войск, сформированных за счет мобилизации военнообязанных из запаса.
Окружение противником крупных группировок войск Красной Армии - самая мрачная страница войны. Окруженные войска какое-то время сражались с немецко-фашистскими силами, а затем неумолимо наступал период, когда возможности организованного сопротивления наших соединений и частей исчерпывались, они теряли боеспособность, распадались и превращались в большинстве своем в неуправляемые растерявшиеся группы. И они становились добычей врага, превращались в толпы пленных, в безвозвратные потери Красной Армии.
Наиболее трагичные потери пленными были в следующих сражениях:
Белосток-Минск, август 1941 г. - 323 тысячи;
Умань, август 1941 г. - 103 тысячи;
Смоленск-Рославль, август 1941 г. - 348 тысяч;
Гомель, август 1941 г. - 30 тысяч;
Демянск, сентябрь 1941 г. - 35 тысяч;
Киев, сентябрь 1941 г. - 665 тысяч (в других публикациях - 616 тыс.);
Луга-Ленинград, 1941 г. - 20 тысяч;
Мелитополь, октябрь 1941 г. - 100 тысяч;
Вязьма, октябрь 1941 г. - 662 тысячи;
Керчь, ноябрь 1941 г. - 100 тысяч;
Изюм-Харьков, май 1942 г. - 207 тысяч.
Список "котлов" более мелкого масштаба можно продолжить - они были и в 1943 и 1944 годах. В плен попадали даже в феврале 1945 года (Венгрия) - 100 тысяч человек [6].
Когда думаешь об этих печальных событиях, невольно возникает вопрос: неужели важнейшая причина неудач заключается только в том, что прорвавшимся в глубь нашей территории силам противника удавалось охватить какие-то наши группировки с флангов, а затем замкнуть в их тылу кольцо, фронт окружения. Представляется, самое важное здесь - в каком состоянии многотысячные войска оказывались в окружении, какова была их боеспособность и как они вели себя там.
Мы уже говорили о том, что дивизии 6 и 12 армий, ведя ожесточенные бои с июня, кочуя из окружения в окружение, до 13 августа 1941 г. сковали силы 22 полнокровных дивизий вермахта. Героически сражались дивизии народного ополчения в октябре 1941 г. на подступах к Москве, в районе Вязьмы. Ополченцы, например, 7-й Бауманской дивизии по пять-шесть раз за день поднимались в контратаку, ведя бои в полном окружении.
Около двух недель части окруженных армий и народного ополчения вели борьбу, втянув в нее 28 вражеских дивизий, сковав силы врага, рвущегося к Москве. Г.К.Жуков в своих воспоминаниях писал: "Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиграли драгоценное время для организации обороны на можайской линии. Пролитая кровь и жертвы... оказались не напрасными [78].
Именно после провала наступления на Москву начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал Гальдер с сожалением констатировал 23 ноября 1941 г.: "Такой армии мы уже иметь не будем" [79]. Немецкий генерал имел в виду, что советские войска вывели из строя наиболее опытные соединения и части вермахта.
Так было не только под Вязьмой и Уманью. Однако возможности окруженных войск постепенно иссякали. В чем причины?
По численности живой силы и нередко по количеству вооружения, в том числе по танкам, наши окруженные группировки, как правило, не уступали окружавшим войскам противника. Но во всем остальном враг имел значительные преимущества: он был сыт, хорошо вооружен, имел боеприпасы, технически оснащен, обеспечен транспортом, в целом у него были высокие боевые и маневренные возможности.
Наши войска попадали в окружение будучи уже лишенными материально-технических средств. У них не было возможности для активной вооруженной борьбы: кончались боеприпасы, горючее, продовольствие.
Из 340 стационарных складов и баз Красной Армии, размещенных в западных военных округах, где было запасов на три месяца войны, около 200 крупных складов горючего, боеприпасов, вооружения и продовольствия в первые же дни оказались на захваченной противником территории. Например, Западный фронт лишился почти всех артиллерийских складов, в которых хранилось более 2 тысяч вагонов боеприпасов и вооружения различных видов. В полосе Северо-Западного фронта по состоянию на 9 июля 1941 было уничтожено баз и складов центрального подчинения - горючего 13, артиллерийских 6, продовольственных 7, автобронетанковых - по одному и два ветеринарных.
В 8А СЗФ, по донесениям от 30 июня и 20 июля 1941 г., многие части оставили противнику имущество, НЗ и склады текущего довольствия, бросили походные кухни, котелки (имелся один котелок на 20-30 человек), а 67 сд на 30 июня уже находилась без продуктов 2-3 суток. В частях - катастрофическое положение с боеприпасами. Снарядов нет. Транспорты с боеприпасами из тыла не прибыли. В войсках 27А пищу готовили в ведрах, т.к. походных кухонь не хватало (на дивизию осталось 5-6 штук). Соединения не имели тыловых частей и учреждений. До 30% личного состава не имело обуви [80].
Такая же участь постигла многие другие дивизии и армии. Войска, как правило, не смогли взять даже так называемые возимые запасы материально-технических средств. Не было транспорта: ни автомобильного, ни гужевого. Отмобилизование транспорта, как и всего остального, из ресурсов приграничных округов было сорвано быстрым продвижением механизированных и танковых войск противника, а ресурсы из внутренних округов не поступили.
Война застала тыл как войск, так и всей Красной Армии врасплох. Обычная система тылового обеспечения войск предполагает эшелонирование запасов материально-технических средств в их тылу. Ближе к частям первого эшелона размещаются войсковые (полковые и дивизионные) склады, глубже - оперативные (армейские и окружные - фронтовые) и еще глубже - склады центрального подчинения. Войска могут нормально функционировать, когда подвоз из тыла к фронту материальных средств осуществляется непрерывно от высшего звена к низшему, то есть постоянно, ежесуточно восполняются израсходованные войсками средства, прежде всего боеприпасы, горючее и продовольствие. Точно так же непрерывно должна осуществляться эвакуация раненых и больных от фронта к тылу. Для выполнения этих задач должны быть специальные тыловые части и учреждения.
Однако с началом войны многое сложилось наоборот. Склады разных звеньев оказались не в тылу обеспечиваемых войск, а впереди их, между ними и противником. (Войска к началу войны оказались на полигонах, в лагерях вдали от мест постоянной дислокации, где были их склады). Органы тыла, включая медицинские учреждения, не были отмобилизованы, не имели транспорта, поэтому не могли выполнять свои функции.
Войска также не имели транспортных средств, предусмотренных штатами военного времени, поэтому были лишены возможности маневрировать.
Израсходовав имевшиеся минимальные запасы боеприпасов, горючего и продовольствия, войска в первых же боях оказались на голодном пайке, а в окружении и вовсе без еды, воды, патронов и снарядов и т.д. У многих воинов не было даже винтовок. Не в чем было готовить пищу. Артиллерия, танки и автотранспорт превратились в ненужный балласт, их пришлось уничтожать или бросать. Раненым и больным, а их было тысячи, нельзя было ни оказать помощь, ни эвакуировать. Их тоже бросали вместе с медпунктами, медсанбатами или госпиталями, а часто - просто в поле, никто о них не заботился.
В этой обстановке части, соединения и армии теряли боеспособность, не могли как-либо оказать сопротивление окружавшим группировкам противника, а отойти также не могли - не было приказа, да и пути отхода были перекрыты.
И неудивительно, что полчища голодных, изнуренных многодневными боями, раненых людей стали неуправляемыми, оказавшись в безвыходном положении, попадали в плен или, кому повезло, разбрелись по лесам и деревням и стали так называемыми "окруженцами".
Можно с полной уверенностью утверждать: не случись такое с тылом и имей войска необходимое для боя в окружении, уже в начальный период войны враг был бы остановлен, силы его скованы и наступление его войск очень быстро застопорилось бы. И не было бы трагедии 1941 года.
Таким образом, тыл Красной Армии изначально не был приспособлен к войне, к обороне. Понадобился тяжелый жизненный опыт, чтобы понять значение слаженного тыла. Только 28 июня 1941 года Гос. Комитет Обороны принял решение о создании единой централизованной системы тылового обеспечения Красной Армии. Но чтобы реализовать это решение, понадобились многие месяцы в ходе войны.
Итак, одно вытекало из другого, одно зло порождало другое - завязался тугой узел.
Неготовность наших Вооруженных Сил и страны к войне привела к неудачам первого и особенно начального периода войны, быстрому распространению врага в глубь страны, к окружению крупных группировок наших войск на всех фронтах, лишению их необходимых для ведения боевых действий материально-технических средств и как результат - потеря ими боеспособности и, прежде всего, сухопутных войск.
Советское верховное командование не сумело найти соответствующее противодействие замыслам противника, в которых главным было прорыв танковых колонн на дорожных направлениях с целью глубокого охвата и окружения основных группировок наших войск. Потеряв инициативу, наши армии вынуждены были вести разрозненные беспорядочные и малоэффективные действия в невыгодных условиях, неся большие потери. В результате негибкого оперативного мышления и отсутствия управления со стороны Генштаба и фронтовых командований огромные массы войск оказались в окружении. Войска были лишены возможности маневрировать, армии и дивизии, несмотря на явно неблагоприятные условия, не могли занять более выгодные позиции, если это было связано с отходом. Отход считался преступлением. Высшее командование не давало приказа или разрешения на отход даже тогда, когда было очевидно и в центре и на местах, что войска обречены на окружение. Так было в Киевской оборонительной операции в августе-сентябре 1941 г. и под Харьковом весной 1942 г. (Прилагаемые схемы об окружении наших войск в этих операциях взяты из книги К.Типпельскирха "История второй мировой войны", т.1, 1994). Так бывало и во многих других случаях с некоторой разницей в деталях.
Нет сомнения в том, что в тех условиях отвод войск по приказу с организацией обороны на последовательно занимаемых рубежах был единственным, хотя и нелегким способом противодействия наступающему противнику. Это позволило бы вывести из-под угрозы окружения и сохранения какой-то части войск для последующей борьбы. Это тем более было важно потому, что в нашем ближайшем тылу не было готовых войск, которые можно было выдвинуть и противопоставить прорывавшимся группировкам противника. В результате отрицания командованием отвода войск, как вида маневра, враг дошел до Москвы, до Сталинграда. Войска все равно отошли, оставив противнику огромную территорию. Мы понесли неисчислимые потери.
До Московской битвы наши полководцы, как правило, не сумели овладеть ситуацией, мало влияли на ход событий. В результате почти вся кадровая армия и ополченцы погибли или оказались в плену.
Эти рассуждения понадобились для того, чтобы показать насколько слабыми в оперативном отношении оказались наши в последующем прославившиеся полководцы.
Да, война не бывает без потерь. Однако думая о наших огромных потерях в ВОВ, неизбежно приходишь к выводу, что в нашей военной практике военачальники разных рангов слишком большое значение придавали тактическим, оперативно-стратегическим и политическим соображениям и планам, и мало считались с тем, а какова может быть их цена. Вот несколько примеров из множества.
В первые месяцы войны в упоминавшейся Киевской оборонительной операции Красная Армия из 627 тыс. человек потеряла безвозвратно 616 тыс., т.е. 98,3% личного состава, участвовавших в операции [7]. Противник занял огромную территорию и взял Киев. (О численности группировки и потерях есть и другие данные).
При обороне Ленинграда нами удерживался небольшой плацдарм на левом берегу Невы, известный в истории войны как "Невский пятачок". По размеру плацдарм был равен району обороны стрелкового батальона (2 х 3 км), численность которого с подразделениями усиления могла быть 400-600 человек. Этот плацдарм в предвидении прорыва блокады Ленинграда упорно оборонялся около 400 дней и ночей. Он был буквально перепахан разрывами вражеских снарядов и мин. После войны подсчитали, что на каждый его квадратный метр обрушилось до 12 килограммов смертоносного металла. Каждый метр "Невского пятачка" принял на себя 17 убитых! Всего здесь погибло от 200 до 300 тысяч советских воинов [81]. Этого количества людей хватило бы для укомплектования в то время от 20 до 30 полнокровных дивизий или 3-4 общевойсковых армий. С плацдарма трудно было даже эвакуировать раненых, там нельзя было и похоронить убитых, они просто засыпались в окопах, траншеях. Весь плацдарм был огромной братской могилой. (Кстати, немцы не оставили здесь ни одного своего солдата). При прорыве блокады Ленинграда этот плацдарм практически никакой роли не сыграл, так что жертвы были совершенно напрасными. Каким же надо быть безграмотным, чтобы положить столько народа на маленьком кусочке земли. А ведь там были Жданов, Ворошилов, Жуков, Мерецков, Говоров и другие полководцы. И что удивительно, один из тогдашних командиров дивизий через 45 лет после тех трагических событий писал в "Красной Звезде": "боевой дух воинов, сражавшихся на "Невском пятачке", был очень высок... Он был символом несгибаемого мужества и стойкости..." Понять таких командиров трудно и нельзя, слишком велика цена символа.
Казалось бы четыре года войны должны были научить полководцев ценить людей, щадить их. Однако этого не произошло. Берлинская операция - завершающая операция Великой Отечественной войны свидетельствует об обратном. Прорыв обороны немецкой армии на Зееловских высотах восточнее Берлина и сам штурм Берлина стоили жизни и здоровья сотен тысяч советских воинов. Только по официальным данным, общее число потерь советских войск убитыми и ранеными превысило 350 тыс. человек, в том числе безвозвратные потери (убитые, без вести пропавшие) составили 101 тыс. 961 человек [82].
Нельзя не отметить, что к Берлинской операции Красная Армия подошла, если говорить о личном составе, как выжатый лимон, на пределе возможностей. К этому времени потери были огромны, в армию призывались уже юноши 1927 года рождения, многим из которых не исполнилось и 18 лет. О том, как выглядели воины в Действующей армии, красноречиво говорится в документе из архива Военно-Медицинского музея в Петербурге: "В 8 гв. армии, которой командовал В.И.Чуйков, накануне штурма Берлина практически не было солдата или офицера, которого не задела бы пуля или осколок. Иные были ранены по пять-шесть раз" [83]. Забегая вперед скажу, что в батальоне, который нес трофейные знамена на параде Победы 24 июня 1945 г., каждый фронтовик был ранен 2-3 раза.
Добавлю к этому описание еще одного эпизода - из воспоминаний генерала Н.Лященко. 90-я стрелковая дивизия после окончания боев стояла севернее Берлина. А рядом союзники - 51 шотландская дивизия. Союзники пригласили наших воинов сыграть в футбол. Никогда не забыть сцену, когда игроки начали раздеваться. Союзники пришли гладенькие, чистенькие, в футболках. Наши ребята были сначала в военной форме, потом ее сняли. И тут союзники увидели раны на наших солдатах. Что тут было! Они побросали свои майки и побежали к нашим, обнимали, расспрашивали: где, когда ранен? Командир шотландской дивизии даже обвинил нас: и здесь, мол, у вас политика [84].
Трудно было найти в то время солдата, офицера, который бы не был ранен, да по несколько раз.
И в этих условиях кощунством выглядит "соцсоревнование", устроенное нашими самыми выдающимися полководцами маршалами Жуковым и Коневым: кто раньше ворвется в Берлин [82]. Вот приказы командующих, отданные в один и тот же день - 20 апреля 1945 г.

Маршал Конев Маршал Жуков
Командующим 3-й и 4-й гв. Командующему 2-й гв.
танковыми армиями: танковой армией.
"Войска маршала Жукова в 10 км "Пошлите от каждого корпуса по одной
от восточной окраины Берлина. лучшей бригаде в Берлин и поставьте им
Приказываю обязательно сегодня задачу: не позднее 4 часов утра 21 апреля
ночью ворваться в Берлин первыми. любой ценой прорваться на окраину
Исполнение донести". Берлина и немедля донести для доклада
т.Сталину и объявления в прессе".

Фронтовики знают, что значат эти страшные слова "любой ценой". Прежде всего это массовые жертвы. А были ли в те дни так уж необходимы эти жертвы?
А что происходило при штурме Рейхстага со знаменами Победы? При этом врали маршалы, врали генералы, что знамя Победы уже водружено, когда этого еще не было. Кончилось тем, что первыми знамя над Рейхстагом водрузили одни, а звания Героя Советского Союза были присвоены другим. А сколько было жертв с этими девятью знаменами, которые заранее были розданы в разные дивизии. В октябре 1995 г., будучи в Музее ВОВ на Поклонной горе в Москве, пытался найти там это знамя. Но, увы, там, где оно должно было быть, его нет. Ничего вразумительного не смог сказать научный консультант музея, дежуривший в этот день.
На вопрос, кто же все-таки первым водрузил знамя на купол Рейхстага, также не нашел ответа. Хотя мне-то это уже давно было известно.
Да, в завершающей операции ВОВ большое значение имел политический фактор - надо было взять Берлин раньше союзников. Однако военное командование союзников подсчитало, что штурм Берлина, несмотря на почти беспрепятственное продвижение их на Восток, будет стоить англо-американским воинам 100 000 жизней. На такие жертвы они пойти не могли. Возможно, здесь были и другие причины, но факт остается фактом: одни действовали "любой ценой", другие считали - стоит ли. К сожалению, принцип "любой ценой" проходил красной нитью через всю войну. Нельзя не сказать о приказе № о428, подписанном Жуковым 17 ноября 1941 г. Он начинается словами: "1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск..." Страшно подумать о судьбе 73 млн. советских людей, оказавшихся в оккупации, если бы они послушно выполнили этот приказ.
Таковы некоторые факты, которые очень убедительно показывают с каким небрежением к человеку, человеческой личности относились наши военачальники. И в этом одна из причин огромных потерь Красной Армии.
Во время войны и долгие последующие годы о потерях не принято было говорить. В период учебы в военной академии им. М.В.Фрунзе в 1948-1951 годах, прослушав курс истории военного искусства - в основном об операциях ВОВ, преимущественно наступательных, я ни разу не слышал о цене, какой была оплачена та или иная операция. Не говорили и о количестве военнопленных в бегло упоминавшихся случаях окружения наших войск. Наверное, откровенность в этих вопросах не устраивала ни руководство страны, ни полководцев прошлой войны.
Когда речь идет о неудачах войны и потерях, бывшие полководцы не очень были самокритичны в своих объемистых мемуарах. Они признавали некоторые неприятные факты, эпизоды, но при этом часто, как правило, оказывался виноватым Сталин. Да, он был виноват в репрессиях, в том, что, пытаясь избежать войны, до последнего часа не разрешал приводить в боевую готовность войска приграничных военных округов и часто безграмотно руководил военными операциями. Все это безмерно дорого обошлось Красной Армии, народу.
Казалось бы, ссылка на Сталина оправдывает ситуацию, реабилитирует военных руководителей как в центре, так и фронтового масштаба, позволяя им как-то спрятаться за "вождя народов", уйти от собственной ответственности перед народом и историей.
Написано много книг о войне, где она показана с разной степенью правдивости. Вершиной беспристрастной "объективности" в освещении событий явилась 12-томная история войны. В ней, по словам писателя Виктора Астафьева, нет ни одной правдивой страницы. Так ли это, не знаю. Не читал все тома.
Именно военные обстоятельства начального и в целом первого периода войны обусловили массовое пленение военнослужащих Красной Армии в 1941-1942 гг. и позднее. Кто же в этом виноват прежде всего? Кто-то выдумал, что "победителей не судят". Однако честная оценка событий войны расставит все по своим местам и станет очевидным кто и в чем виноват.